"Нарушитель" - читать интересную книгу автора (Гуданец Николай Леонардович)

2

Он очнулся в тесной, гробовой тьме. Разлепил зудящие вспухшие веки, попытался встать. Мягкий груз наверху качнулся, Арч натужился, налег спиной. Тюки откатились, он поднялся, цепляясь за стенку пакгауза.

На щеках засохли потеки едкого порошка, смешанного со слезами. Лицо и руки саднили, в голове расплавленным слитком колыхалась боль. Вспомнились буфетная, чернявый Юхр, внезапное нападение. Сначала горсть жгучей гадости в глаза. Потом оглушили, отволокли в сторону, завалили тюками… Почему, зачем?

К горлу подкатился клубок тошноты. Арч согнулся, опираясь о стену; его вырвало. Он уселся на тюках, достал флягу, прополоскал рот. Взглянул на запястье — часов нет. Судя по всему, первая четверть пополуночи на исходе. Долго же он тут провалялся. На голове здоровенная шишка, не иначе, саданули каблуком. Череп не треснул, кости целы, и на том спасибо. Смешной малый этот Юхр, стоило стараться из-за старых часов на самодельном браслете. Не убил, не раздел, только приварил шишку, чтобы впредь умнее был.

И тут Арч сообразил, что не чувствует привычной тяжести в нагрудном кармане. Схватился рукой — так и есть, пусто. Кнопки расстегнуты, жизняк исчез. Дичь, бред. Кому он нужен, жизняк семнадцатой категории, да еще с нулевыми лимитами. Наверно, вывалился, когда его тащили за ноги.

Долго Арч ползал, шарил ободранными ладонями по шершавым плитам. Ага, вот рельсовая дорожка, здесь Юхр споткнулся. Надо прочесать каждую пядь отсюда и до тюков. Он пополз на четвереньках, достиг пакгауза, отправился обратно, взяв чуть в сторону. Глаза до сих пор болели, то и дело набегала слеза, однако они понемногу привыкли к темноте. Арч уже различал собственные руки в виде смутных, белесых пятен, даже улавливал на рельсе крохотный отблеск далекого уличного фонаря. Значит, мог заметить и фосфоресцирующий ободок жизняка. Он упорно, методично искал, расшвырял тюки на том месте, где его уложили. Не доверяясь глазам, ощупал плиты вокруг.

Нет, нет и еще раз нет. Нету нигде. Проклятье.

Он уселся, привалился к стене. Голова болела адски. Что ж такое получается. На кой ляд Юхру чужой жизняк. Если на этом застукают, десять лет сроку. Ничего не понять. Уж лучше бы убил, замесил ногами вусмерть, чем так. Ведь не докажешь, что отняли. А потеря по своей вине — параграф 41, до восьми лет. Злостному — все восемь. Танцы кончены, двери закрываются. Позвольте рекомендоваться, Арч Ку Эхелала Ди, внезак. Неявка приравнивается к оскорблению Верховного Разума. Добровольная явка с повинной гарантирует быстрое безболезненное устранение, не исключено помилование с отправкой на бессрочные работы для блага всех живущих. Под землей ли, под водой — как повезет.

Неужто впрямь конец. Арч обхватил голову руками, до скрипа стиснул зубы. Что ж такое получается. Позавчера оставалось тринадцать лет, вчера — семь, сегодня… ноль. Жизнь прошла, ничего не поправить.

«Солнышко светило прям над головой, отправлялся в шахту парень деловой.» Ведь не шлепнут, помилуют, сволочи. На каторгу засунут.

Из брючного кармана он вытащил сплющенный брикет, отломил кусок, съел, хлебнул воды. Спешить некуда, сдаться стражам спокойствия он всегда успеет. Еды и питья хватит до середины ночи. Но даже этот остаток вольного житья бесполезен. Найти чернявого не выйдет, никакой он не Юхр, и про соседний квадрат, конечно, вранье. Через турникет не пройти без жизняка. Остается сидеть за тюками, пока не замучают голод и жажда. Идти некуда, к тому же запросто нарвешься на патруль. Такую разукрашенную физиономию споки мимо не пропустят, остановят непременно.

В груди накалялась безысходная злость на себя, на судьбу, на Подземного Папу, на весь белый свет. Злись не злись, толку не видно. А чем сидеть и трястись, как норушка в западне, лучше сразу каюк. Никаких добровольных явок, прошений, замены приговора. Патрулю не дамся, пускай пристрелят.

Рывком он поднялся и зашагал к набережной.

Погруженный во тьму порт оживал — то тут, то там вспыхивали прожекторы, трещали лебедки, орали десятские. Шла вторая четверть пополуночи.

На ходу Арч все-таки избегал открытых и освещенных мест, придерживался высокой сплошной ограды, где фонарей поменьше — то ли перегорели, то ли разбиты. Так он добрался до крайнего пакгауза, пересек рельсовый путь, нырявший под наглухо запертые ворота, осторожно выглянул из-за угла. Набережная оказалась безлюдной, как и следовало ожидать. Неподалеку, в проеме парапета, торчала лесенка причала для катеров. По ней Арч спустился к воде. Волны легонько лизали край железной площадки, глухо бились внизу, под ногами. Он встал на колени, сполоснул руки и лицо соленой влагой. Ссадины защипало, Арч отерся рукавом.

Вдалеке, у горизонта, чуть заметно ползла цепочка огоньков — караван барж следовал на разгрузку. С черного безоблачного неба светили звезды. Арч отыскал взглядом Северное Коромысло, оно уже повернулось стоймя, значит, на исходе третья восьмушка. Небесный свод неуклонно вращался, время шло, солнце входило в зенит над океаническим полушарием; когда его лучи снова коснутся материка, Арча уже не будет на свободе, а может, и вовсе не будет среди живых. Продержаться хотя бы до восхода не выйдет.

И звезды эти уже не для него, внезака, он лишен права смотреть на них. Ему суждена иная, беззвездная и нескончаемая ночь каторжника.

Неподалеку, за оградой и турникетом, пустует его рабочий стол в ремонтном бюро. Мастер созвонился с домовым надзирателем, узнал от того, что Эхелала Ди не явился на ночлег. Еще два дисциплинарных проступка, но они не в счет, взыскать не с кого. Экая бессмыслица.

Оцепенело Арч сидел на ржавой ступеньке, и если бы не огоньки барж, медленно продвигавшихся вдоль волнолома, могло показаться, что само время застыло, сгустилось в единый пустой и черный миг без конца, начала, смысла. Наконец, продрогнув, он встал и передернулся, словно стряхивая озноб.

Никакого выхода не предвиделось. Он мог лишь выбирать между двумя смертями — быстрой, от пули патрульного, либо медленной, в сумраке и духоте каторги, от изматывающей работы, побоев, скудного пайка. А потому все едино, затаиться ли, разгуливать ли без опаски; сколько ни доведется еще протянуть, этот крохотный остаток жизни окажется отравленным неотвратимостью конца.

Если человек потерял право жить, у него и тогда остается право умереть человеком, а не амбарным слизнем. Примерно так рассуждал Арч, шагая по захламленным портовым закоулкам.

Сзади послышалось тарахтенье движка, брызнул прожекторный свет. Арч посторонился, мимо прокатила дрезина с двумя гружеными вагонетками, отъехала шагов на полтораста, свернула за угол и, судя по визгу тормозов, остановилась. Движок покряхтывал на холостом ходу.

И тут из-за ближнего пакгауза появились двое патрульных, они направились навстречу Арчу обычной ленивой походочкой, от которой у кого хочешь душа уйдет в пятки. Неожиданно для самого себя Арч не почувствовал страха. «Вот, все» — только и подумал он, когда луч фонарика полоснул его по глазам.

— Стой, пошкрябанный, — скомандовал патрульный. — Что, с гулянки пилишь?

Второй спок, с пнемачом наперевес, вразвалочку двинулся, чтобы зайти проверяемому за спину. Вымуштрованные ражие детины действовали в точности по уставу, но, похоже, и в мыслях не допускали, что этот фрукт в грязном комбинезоне, ослепленный фонарем, исцарапанный и жалкий, вздумает сопротивляться. Поэтому полусогнутый палец второго патрульного лежал на гашетке свободно, безо всякого напряжения, и на мгновение запоздал с выстрелом, когда Арч ухватился за ствол, резким тычком отвел дуло от своей груди.

Все случилось как бы само собой — Арч понимал, что выбирает немедленную смерть, и остается лишь напоследок хорошенько врезать этой самодовольной сволочи по морде. Еще не вернулось отраженное стенками пакгаузов эхо выстрела. Еще не цвикнул о плиты выброшенный затвором баллончик. Обе руки Арча вцепились в пневмач, мотнувшийся на шее патрульного, рванули его на себя, а тело распрямилось из приседа, вкладываясь целиком в свирепый удар головой, снизу, по подбородку. От боли в темени перехватило дыхание. Арч наугад ударил коленом, отпрянул вбок. Оружие осталось у него — ремешок слетел с шеи оглушенного спока, попутно сорвав незастегнутую каску.

Это происходило в ясном предчувствии смерти, в ожидании пули, справа, в упор. Развернувшись к ней лицом, Арч увидел, что другой патрульный стоит, нелепо расставив ноги, согнувшись, зажав руками рану в животе. Вот он покачнулся, выронил фонарик, медленно завалился на спину. Тупо стукнула каска.

Не успел Арч опомниться, как деловито затарахтел движок, из-за дальнего угла показались вагонетки. Дрезина пошла в обратный путь. Он нагнулся, подобрал фонарик, бросился бежать. Прожекторный луч настиг его и отбросил на плиты непомерно длинную тень. Арч свернул в боковой проход, почти сплошь заставленный громадными кабельными катушками, вжался меж ними, перевел дыхание.

Слышно было, как дрезина сбавила ход, затормозила. Видимо, ошарашенный водитель обдумывал, то ли поднимать тревогу, то ли проехать мимо и не впутываться понапрасну. Наконец он решился, ночную тишину распорол рев гудка. Боком Арч протиснулся между катушек на соседнюю рельсовую линию и что есть духу побежал. Вокруг поднялась суета, раздавался топот, со всех сторон люди спешили на гудок.

Завидев впереди группку бегущих, Арч метнулся в первый попавшийся закоулок, пробежал по нему до поворота и увидел, что оказался в тупике. По бокам складские ворота, впереди глухая высокая ограда с колючей проволокой по верху.

Лучом фонарика он пошарил вокруг себя и заметил в углу квадратный чугунный люк. Недолго думая, ухватился за откидное кольцо, поднял крышку на ребро, заглянул вниз, посвечивая фонариком. Так и есть, кабельный узел. Арч повесил пневмач на шею, по ступенькам-скобам спустился в колодец, закрыв за собой крышку.

Достиг дна, попробовал сориентироваться. Из колодца вели бетонированные ходы — два вправо и влево, вдоль ограды, третий — перпендикулярно, к центру квадрата. Повсюду густо лепились соединительные коробки. Толстые силовые кабели, освинцованные многожильные провода связи, пухлые многоцветные жгуты прихотливо изгибались, пересекались, ныряли в тоннели и убегали вдоль крепежных боковин вдаль, в сужающуюся тьму. Арч выбрал средний, перпендикулярный ход, опустился на четвереньки и пополз в четырехугольной тесноте, освещая путь надтреснутым фонариком.

Когда он потерял всякое представление о времени и пройденном расстоянии, а колени и локти мучительно заныли, тоннель привел его к новому распределительному колодцу, покрупнее предыдущего. Отсюда выходило уже пять тоннелей, и Арч растерялся. На всякий случай он выцарапал дулом пневмача метку на бетоне возле хода, из которого вылез, потом забрался по скобам наверх, приложил ухо к люку. Где-то неподалеку погромыхивали контейнеры, урчал погрузчик. Здесь выбираться на поверхность не стоит, рискованно.

Спустившись вниз, он погасил фонарик, чтоб сэкономить батарейки. Уселся, привалившись в стене, доел остаток брикета, запил водой. Фляга уже опустела больше чем наполовину.

Ни с того ни с сего вспомнился чернявый. Тоже загадка в своем роде. Тихо-мирно сидели, нажевались, поморосили, вроде, никаких обид и заплетов. Арч не мог уразуметь, зачем понадобилось красть жизняк, и какая в том корысть. А ведь Юхр знал, что отправляет его прямиком на каторгу. Злейшему врагу — и то не устроишь такую подлость. Выходит, чернявый избил его и обчистил просто так, без умысла, ради собственного удовольствия. Другого объяснения нет.

В конце концов, тут нечего ломать голову, что было, уплыло, не воротишь. Главное, как дальше-то быть. Еда кончилась, вода на исходе. Куда деваться, неизвестно, по этим кабельным норам ползать можно до бесконечности, а что проку. Наверху шум, тарарам, споки наверняка устроили облаву, прочесывают квадрат. Правда, есть оружие, но как из него стрелять, поди разберись.

На всякий случай Арч зажег фонарик, осмотрел пневмач. Нажал защелку, снял магазин, осторожно извлек из него верхний баллончик с никелированной игольной пулей, повертел в пальцах, вставил обратно. Потрогал неподатливый, тугой рычаг затвора. Потом взялся за рукоять, положил палец на гашетку. Что ж, если дойдет до дела, выстрелить он сумеет. Штука в общем нехитрая. Он присоединил магазин, положил оружие на пол и выключил фонарик.

Ему пришло на ум, что здесь, в порту, склады ломятся от съестных припасов. Покуда не рассвело, можно рискнуть, попробовать разжиться едой и питьем. Только бы отыскать люк, из которого можно вылезти незаметно, тихо, в укромном закутке.

Неожиданно среди кромешной тьмы колодца забрезжил свет. Арч схватил пневмач, поднялся на ноги. Слабое свечение шло сбоку, из ближнего тоннеля — кто-то с фонариком полз в сторону колодца. Если это споки догадались проверить подземные ходы, дело дрянь. Однако, скорей всего, какой-нибудь кабельщик делает проверку либо чинит обрыв.

Человек с фонариком приближался. Арч прислонился к стене возле освещенного прямоугольника тоннеля, взял пневмач наизготовку.

Из отверстия высунулась взлохмаченная голова, обильно припорошенная цементной пылью. Арч уткнул дуло в затылок.

— Стоп, не шевелиться. Получишь пулю.

Голова вздрогнула, замерла.

— Кто таков? — спросил Арч.

Ответа не последовало.

— Я спрашиваю, кто ты такой.

— Никто.

Приставив к мозжечку собеседника дуло, не приходится рассчитывать на теплый доверительный тон. Однако человек из тоннеля умудрился вложить в одно-единственное слово удивительную, неописуемую дозу ненависти.

— Та-ак, — обескураженно протянул Арч. — А чего ты тут ползаешь, мил друг?

Последовал шквал отборных выражений, из которых самым лестным было «спок вонючий».

— Ошибаешься, приятель, — возразил Арч. — Я не вонючий. И даже не спок. Вставай, знакомиться будем.

Он отвел пневмач в сторону, и красноречивый незнакомец вылез из тоннеля. Малоросый, щуплый, выглядел он лет на сорок или немногим больше. Грязные отрепья опоясывал кусок электропровода, за ним наискось торчала остро заточенная отвертка. Локти и колени обмотаны толстым слоем паковой ткани. На шее болтался мощный аккумуляторный фонарь.

— Меня зовут Арч Ку Эхелала Ди. А тебя?

Оборванец не спешил отвечать. Он оглядел Арча с головы до ног, задержался взглядом на пневмаче.

— Откуда хлопушка?

— Одолжил побаловаться.

— Между прочим, наверху стоит большой хай. Видимо-невидимо споков, и броневики, штук пять. Ты случайно не знаешь, чего они так взбесились?

Арч кивнул.

— Случайно знаю. Там двое патрульных очень плохо себя почувствовали. Да еще хлопушка пропала. Как не заволноваться.

Щуплый незнакомец широко ухмыльнулся.

— А ты мне нравишься, Эхелала. Можешь звать меня Тил.

Сверху донесся рев мотора, по люку прогрохотали колеса броневика.

— Как думаешь, Тил, они сюда не заглянут?

— Раньше вроде не совались. Хотя такого могучего шухера я не припомню.

— То-то и оно. Не худо бы перебраться куда-нибудь, где потише и поуютнее. Тут сыщется такое местечко?

— А я как раз туда направлялся, — сказал оборванец. — Двигай за мной.

Он опустился на четвереньки и юркнул в ход, противоположный тому, из которого вылез. Арч последовал за ним.

По тоннелю Тил передвигался с завидной быстротой и сноровкой. Как Арч ни старался, дистанция между ними понемногу росла. Началась ломота в суставах и пояснице, кожу саднило, да так, словно холодного бугристого бетона касалось обнаженное мясо.

— Э-эй, не так шибко, — взмолился Арч.

— Хочешь жить — пошевеливайся, — огрызнулся Тил, однако смилостивился, поубавил прыти.

— Далеко еще?

— Чуток осталось.

Наконец они добрались до следующего колодца. Арч растянулся на полу в изнеможении. Тил уселся рядом и, сопя, начал возиться со своей амуницией. Потом толкнул Арча в бок.

— Ну-ка, подставляй костыли.

Оказалось, он снял с себя обмотки из тюковины.

— А ты как же? — запротестовал Арч. — Брось. Доползу.

Тил оголил руку и показал ему локоть с заскорузлой кожной мозолью.

— Понял? Давай, намотаю — легче будет.

Арч послушался, и вскоре его истерзанные колени и локти были плотно забинтованы.

Следующий переход оказался короче, а колодец — крупнее, с десятью ходами.

— Пришли, — объявил Тил.

Он вытащил из-за пазухи связку причудливых отмычек. В полу колодца обнаружился небольшой никелированный люк с замком.

— Ты никак собрался к Папе в гости? — спросил Арч.

— Угадал, — буркнул Тил, орудуя отмычкой. — До него самого, правда, не доберемся. Но это каналы спецсвязи. Там шмонать не будут, нипочем.

— В самом деле? — усомнился Арч.

Послышалось короткое хихиканье.

— То-то и оно. Совершенно секретно, доступ закрыт.

Замок скрежетнул, и Тил с натугой поднял крышку.

— Залезай, Эхелала. Выкрутились.