"Чёрный дом" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен, Страуб Питер)

Глава 19

Джек выезжает с автостоянки следом за Громобойной пятеркой, и на какое-то время мы оставим его одного на полосе шоссе № 93, ведущей на север, к смотровой площадке Джуди Маршалл и отделению Лютеранской больницы, в котором она сидит взаперти. Как и Джек, байкеры направляются на встречу с неизвестным, только в их случае неизвестное находится к западу от бара «Сэнд», на шоссе № 35, где происходит быстрая аккумуляция прошлого, и нам, конечно, хочется знать, что они там найдут. По этим людям не скажешь, что они нервничают: внешне они являют собой ту же уверенность, с какой обычно врываются в бар «Сэнд». По правде говоря, нервозность они вообще демонстрировали редко. В ситуациях, вызывающих у большинства тревогу или озабоченность, они предпочитают пускать в ход кулаки. И страх действует на них иначе, чем на других: они получают удовольствие от тех редких моментов, когда он заглядывал к ним на огонек. По их разумению, страх — дарованная Господом возможность собрать коллективную силу в кулак. Поскольку они очень близки, сила эта значительная. Для тех из нас, кто не является членом группы байкеров или морским десантником, солидарность означает не более чем желание утешить скорбящего друга. Для Нюхача и его друзей солидарность — гарантия, что кто-то всегда прикроет тебе спину. Они зависят друг от друга и это знают. Для Громобойной пятерки безопасность исчисляется количеством друзей и противников.

Однако предстоящая встреча не имеет аналогов и прецедентов. «Черный дом» — это что-то новое, и от новизны, а также от истории Мышонка, у каждого чуть-чуть, но сосет под ложечкой.

В восьми милях к западу от Сентралии, где поля вокруг строительного проекта, осуществленного Потей тридцать лет назад, уступают место длинной полосе леса, тянущейся до самого «Макстона», Мышонок и Нюхач едут бок о бок впереди остальных. Нюхач изредка вопросительно поглядывает на друга. Третий раз покачав головой, Мышонок взмахивает рукой, как бы говоря: «Хватит доставать меня. Когда увижу, скажу сам». Нюхач чуть приотстает. Сонни, Кайзер Билл и Док, решив, что Нюхач подает им сигнал, перестраиваются в колонну по одному.

Двигаясь в авангарде колонны, Мышонок смотрит не на шоссе, а на лес по правую от него сторону. Маленькую дорогу-просеку обнаружить нелегко, Мышонок это знает, тем более что за два года она, наверное, заросла еще больше. Но он надеется разглядеть помятый и заржавевший, когда-то белый щит с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Его тоже скорее всего частично скрывает новая поросль. Мышонок снижает скорость до тридцати пяти миль в час. Байкеры, следующие за ним, повторяют маневр — за долгие годы практики синхронность их действий отработана до автоматизма.

Из всей Громобойной пятерки только Мышонок видел дом, который они сейчас ищут, и в глубине души он просто не может поверить, что собирается увидеть его вновь. Поначалу легкость и быстрота, с какой удалось выудить из глубин памяти нужную информацию, порадовала его. Теперь же ему особенно не по себе от этих, казалось бы, совсем забытых воспоминаний. Серьезная опасность (а он не сомневается, что встретился с могучей и злобной силой, которая предупреждающе занесла над ним руку для разящего удара) по-прежнему поджидает в глубине леса. Воспоминания вернули из небытия и вывод, к которому он пришел после тех событий: это отвратительное сооружение, которое Джек Сойер называет «Черным домом», и убило Маленькую Нэнси Хейл. Уродливый «Черный дом» просто испускал смертоносные токсины.

И этот невидимый яд убил Маленькую Нэнси. Теперь Мышонок это понимает и не сомневается в правильности своего вывода. Он чувствует руки Нэнси на своих плечах, видит ее тоненькие косточки, покрытые гниющей плотью.

«Если б я был ростом в пять футов и три дюйма и весил сто пятьдесят фунтов вместо моих шести футов и двух дюймов и двухсот девяноста фунтов, я бы тоже сгнил, как она», — думает Мышонок.

Мышонок ищет узкую дорогу и щит рядом с ней глазами пилота истребителя, но засечь их сможет кто-то другой, так что у Мышонка ничего не получится. Его подсознание проголосовало, и решение принято: не видеть.

Каждый из остальных — Сонни, Док, Кайзер и даже Нюхач — тоже связали смерть Маленькой Нэнси с «Черным домом» и не оставили без внимания разницу в весе и габаритах Мышонка и Маленькой Нэнси. Однако Сонни Кантинаро, Док Амберсон, Кайзер Билл Стресснер и особенно Нюхач Сен-Пьер полагают, что яд, окутавший «Черный дом» — продукт рук человеческих, которые знали, что делали. Эти четверо мужчин твердо верят, что, пока они вместе, им ничего не грозит. Обществом друг друга они наслаждаются еще с колледжа. И причина, по которой им как-то не по себе, только одна: колонну возглавляет Мышонок Бауманн. И хотя Нюхач сам пропустил Мышонка вперед, это вносит легкий диссонанс в привычное им мироустройство.

В двадцати ярдах до границы «Центра Макстона» Сонни решает, что пора положить конец этому фарсу, вываливается из колонны, пришпоривает свой «софтейл», пристраивается рядом с Мышонком. Последний вопросительно смотрит на него, и Сонни указывает рукой на обочину.

Когда все останавливаются, Мышонок спрашивает:

— В чем проблема, Сонни?

— В тебе, — отвечает тот. — Или ты пропустил поворот, или все выдумал.

— Я же говорил, что не уверен, где находится эта дорога. — С безмерным облегчением Мышонок ощущает, что мертвые руки Маленькой Нэнси больше не сжимают его плечи.

— Разумеется, нет. Ты же «летал» на кислоте.

— Хорошей кислоте.

— Ладно, дальше дороги нет, это я точно знаю. Только деревья до заповедника старых пердунов.

Мышонок оглядывает оставшиеся до «Макстона» ярды, в надежде, что в них обнаружится просека, но тоже знает, что деревья стоят стеной.

— Черт, Мышонок, мы практически в городе. Я даже вижу Куин-стрит.

— Да, — кивает Мышонок. — Хорошо. — Если он сможет добраться до Куин-стрит, думает он, эти руки никогда больше не схватятся за его плечи.

Нюхач подводит к ним «электра глайд».

— Что хорошо, Мышонок? Ты согласен, что мы пропустили твою дорогу или она где-то в другом месте?

Хмурясь, Мышонок оборачивается, смотрит на шоссе, по которому они только что проехали.

— Черт побери, я думаю, она где-то здесь, если в тот день меня полностью не заглючило.

— Да как такое могло быть? — удивляется Сонни. — Я всматривался в каждый дюйм и чертовски уверен, что не видел никакой дороги. А ты, Нюхач? Как насчет щита с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН»? Ты, часом, его не заметил?

— Ты не понимаешь, — качает головой Мышонок. — Это дерьмо не хочет, чтобы его видели.

— Может, тебе следовало проехаться в отделение Д вместе с Сойером? — усмехается Сонни. — Тамошним обитателям постоянно что-то видится.

— Уймись, Сонни, — буркает Нюхач.

— Я там был, а ты — нет. Кто из нас знает, о чем речь? — спрашивает Мышонок.

— Я наслушался вас обоих, — обрывает дискуссию Нюхач. — Мышонок, ты по-прежнему думаешь, что дорога где-то здесь?

— Насколько мне помнится, да.

— Тогда мы ее проскочили. Возвращаемся назад и пробуем еще раз, если не находим, ищем в другом месте. Если ее здесь нет, она между двумя долинами, которые тянутся вдоль 93-го шоссе, или в лесах на холме, которые поднимаются к смотровой площадке. Времени у нас предостаточно.

— С чего ты так уверен? — спрашивает Сонни. Воинственность его обусловлена неизвестным, с которым они могут столкнуться. Он предпочел бы вернуться в бар «Сэнд» и выпить графин «Кингследского», одновременно мешая с грязью Вонючку, а не терять попусту времени, мотаясь по пустынным дорогам.

Нюхач смотрит на него, глаза превращаются в льдинки.

— А ты знаешь другие места, где достаточно много деревьев, чтобы назвать их лесом?

Сонни идет на попятную. Нюхач не собирается возвращаться в бар «Сэнд». Нюхач будет искать до конца. Главным образом из-за Эми, но частично и из-за Джека Сойера. Прошлым вечером Сойер произвел на Нюхача неизгладимое впечатление, вот что случилось, и теперь Нюхач думает, что любое слово этого парня — золото. Для Сонни же многое из сказанного Сойером лишено смысла, но командует парадом Нюхач, а потому Сонни смиряется с тем, что какое-то время они, как и положено хорошо вымуштрованным солдатам, будут исполнять приказы.

Однако, если эта история затянется дольше чем на пару дней, Сонни намеревается перекинуться парой слов с Мышонком и Кайзером. Док в любом вопросе встанет на сторону Нюхача, но остальные двое способны прислушаться к здравому смыслу.

— Значит, так, — командует Нюхач, — к Куин-стрит не едем. Мы знаем, что на этом участке никакая гребаная дорога от шоссе не отходит. Поворачиваем назад, делаем еще одну попытку. Сразу едем колонной по одному. Мышонок, ты опять первый.

Мышонок кивает и готовится к тому, что вновь почувствует эти руки на плечах. Газует на своем «Толстяке», разворачивается, занимает место впереди. Нюхач пристраивается к нему, за ним следуют Сонни и Док, замыкает колонну Кайзер.

«Пять пар глаз, — думает Сонни. — Если мы не сможем найти дорогу и щит на этот раз, то никогда их не увидим. И не увидим, потому что это гребаное шоссе тянется до середины штата. После того как Мышонок и его старушка закинулись Несравненной, они могли укатить за сотню миль, думая, что всего-то побывали в соседнем квартале».

Все смотрят на противоположную сторону шоссе и стоящий стеной лес. Пять пар глаз, как правильно подметил Сонни, ищут просвет в дубах и соснах. Мышонок едет чуть быстрее пешехода, но медленнее бегущего трусцой, и деревья проползают мимо.

На такой скорости они могут заметить мох на стволах и яркие пятна солнечного света на лесной подстилке, коричнево-серой и напоминающей бугристый войлок. За первым рядом деревьев, которые стоят, как часовые, мешанина стволов, сухостоя, полос света. В том мире неведомые тропы, проложенные ветром, ведут к невидимым полянам и прогалинам. Сонни вдруг замечает стаю воробьев, занимающихся своей воробьиной гимнастикой на ветвях, которые, переплетаясь, образуют зеленый полог. Кроме воробьев, в лесу полно и других птиц.

Все это напоминает ему о густых лесах Пенсильвании, по которым он бродил мальчишкой, до того, как его родители продали дом и перебрались в Иллинойс. Такого восторга, как в Пенсильвании, он больше не испытывал нигде. Убежденность Сонни в том, что Мышонок ошибся и они ищут не там, где следует, основана на душевной травме. Раньше Сонни говорил о плохих, гиблых местах, из которых одно он точно видел собственными глазами. Но, по опыту Сонни, плохие места, те, которые дают знать, что тебя там не ждут, располагаются на самой границе или около нее.

Летом, по окончании средней школы, он и двое его лучших друзей, все заядлые мотоциклисты, оседлали свои байки и поехали в Райс-Лейк, штат Висконсин, где жили две его кузины, достаточно симпатичные, чтобы показать их друзьям. Солу и Гарри девчонки очень понравились, а кузины нашли, что байкеры — это сексуально и экзотично. После пары дней, проведенных в роли пятого колеса (или пятого и шестого, в зависимости от того, что считать), Сонни предложил удлинить путешествие до недели и ради новых впечатлений смотаться в Чикаго и потратить оставшиеся деньги на пиво и тамошних проституток, а уж потом вернуться домой. Солу и Гарри идея понравилась. На третий вечер пребывания в Райс-Лейк они собрали вещи и с диким ревом унеслись на юг. К десяти вечера им удалось окончательно и бесповоротно заблудиться.

Возможно, сказалось пиво, возможно, невнимательность, но по той или иной причине они свернули к автостраде и на подходе темной сельской ночи очутились на окраине покинутого людьми городка Харко. Харко не значился на их карте, но, должно быть, находился на самой границе штатов, то ли еще в Висконсине, то ли уже в Иллинойсе. Состоял он из заброшенного мотеля, разваливающегося магазина и пустого элеватора. Когда они добрались до элеватора, Сол и Гарри заявили, что устали, проголодались и хотят повернуть назад, чтобы провести ночь в мотеле.

Сонни, который вымотался не меньше их, вернулся вместе с ними. Как только они въехали в темный двор, у него появилось дурное предчувствие. Воздух вдруг стал гуще, ночь — темнее, чем следовало. Сонни понял: здесь обитает что-то невидимое и злобное. Он изо всех сил пытался увести их с территории мотеля, но Сол и Гарри только посмеивались, называя его трусишкой, гомиком, девчонкой. Потом взломали дверь и расстелили спальники в пустой, пыльной прямоугольной комнате. Он же отнес свой на другую сторону дороги и провел ночь в поле.

Проснулся на заре, с мокрым от росы лицом. Поднялся, справил малую нужду в высокой траве, посмотрел на мотоциклы, которые оставались во дворе мотеля. Все три стояли в ряд перед сломанной дверью. Во дворе темнела вывеска с названием мотеля: «ПРИЮТ НОВОБРАЧНЫХ». Он пересек дорогу, провел рукой по влаге, поблескивающей на сиденьях мотоциклов.

И тут странный звук донесся из комнаты, где спали его друзья.

Предчувствуя беду, Сонни распахнул взломанную дверь. Если бы он сразу отказался верить в то, что увидел в комнате, точно лишился бы чувств.

Сол Турсо сидел на полу, его лицо блестело от слез и крови.

Отрезанная голова Гарри Райлли лежала у него на коленях.

Кровь залила пол и забрызгала стены. Тело Гарри осталось на пропитавшемся кровью спальнике. Голое тело. На Соле была лишь кроваво-красная футболка. Сол поднял обе руки. Одна сжимала охотничий нож с длинным лезвием, ладонь второй покраснела от крови. Он повернул перекошенное лицо к застывшему как изваяние Сонни. «Я не знаю, как это произошло, — пронзительно, не своим голосом выкрикнул он. — Я не помню, как я это сделал, как я мог это сделать? Помоги мне, Сонни. Я не знаю, что случилось».

Лишившись дара речи, Сонни попятился и умчался на мотоцикле. Куда едет — не знал, лишь бы выбраться из Харко.

Через две мили дорога привела его в маленький городок, на этот раз настоящий, с людьми, и кто-то отвел его к шерифу.

Харко — гиблое место. По существу, там погибли оба его школьных друга, потому что Сол Турсо повесился через шесть месяцев после того, как попал в тюрьму штата, получив пожизненный срок за убийство. В Харко Сонни не видел ни дроздов, ни дятлов. Даже ласточки, и те предпочитали держаться подальше от Харко.

Этот короткий участок шоссе № 35? Ничего, кроме милого, уютного лесочка. Позвольте сказать вам, сенатор, Сонни Кантинаро видел Харко, и этот лес не имеет ничего общего с Харко. Близко не лежал. Просто находится в другом мире. Пристальному глазу Сонни и его нетерпеливой душе открывается лишь лесной массив, протянувшийся вдоль шоссе на милю с четвертью. Он думает, что здорово поехать туда одному, поставить «харлей» под деревьями, погулять меж дубов и сосен, чувствуя, как пружинит под ногами прошлогодняя листва, чирикают над головой птицы.

Сонни смотрит на и сквозь деревья-часовые по другую сторону шоссе, предвкушая удовольствие, которое испытает, войдя под их сень. Вдруг что-то белое бросается ему в глаза из темноты за огромным дубом. Видя себя гуляющим под зеленым шатром, он принимает это белое за игру света, иллюзию. Потом вспоминает, что должен искать, притормаживает, опускает голову и видит выглядывающую из подлеска у основания дуба ржавую дыру от пули и над ней слово «ПОСТ». Сворачивает на полосу встречного движения, и «ПОСТ» расширяется до «ПОСТОР». Он не верит своим глазам, но нет, перед ним чертов щит Мышонка. Он проезжает еще фут и видит уже всю надпись.

Сонни переводит байк на нейтральную скорость, ставит одну ногу на землю. Темнота рядом с дубом тянется как паутина к соседнему дереву, тоже дубу, но не такому огромному. Док и Кайзер, которые ехали следом, пересекают разделительную полосу и останавливаются. Он не обращает на них внимания, смотрит вслед Нюхачу и Мышонку, которые уже в тридцати футах впереди и не отрывают глаз от деревьев.

— Эй! — кричит он. Нюхач и Мышонок не слышат. — Эй! Остановитесь!

— Ты нашел? — спрашивает Док.

— Догони этих говнюков и приведи сюда, — бросает ему Сонни.

— Это здесь? — Док всматривается в деревья.

— А ты думаешь, я нашел труп? Разумеется, здесь.

Док подъезжает, останавливается у Сонни за спиной, смотрит на лес.

— Док, ты видишь? — кричит Кайзер Билл, подъезжая к Доку.

— Нет, — отвечает Док.

— Оттуда не увидишь, — говорит ему Сонни. — Пожалуйста, не стой столбом, поезжай за Нюхачом, а?

— А почему бы не поехать тебе? — спрашивает Док.

— Потому что, тронувшись с места, я, возможно, больше не найду эту гребаный щит.

Мышонок и Нюхач уже в шестидесяти футах, продолжают бесплодные поиски.

— Но я все равно ничего не вижу, — гнет свое Док.

Сонни вздыхает.

— Иди сюда. — Док подводит «Толстяка», ставит его параллельно байку Сонни, продвигает вперед еще на пару дюймов. — Вот. — Сонни показывает на щит.

Док щурится, наклоняется над рулем байка Сонни:

— Где? Да, теперь вижу. Крепко же ему досталось.

Верхняя половина щита наклонена вперед и бросает тень на нижнюю. Какой-то юный хулиган, проезжая мимо, отделал щит бейсбольной битой. Его старшие братья, более изощренные в преступных делах, еще раньше попытались убить щит, расстреляв из винтовок двадцать второго калибра, а он лишь нанес coup dе grace.[95]

— И где должна быть дорога? — спрашивает Док.

Сонни, которому от мысли об этой дороге как-то не по себе, указывает на простыню темноты, начинающуюся справа от щита и тянущуюся к соседнему, размером поменьше к дубу. Когда он всматривается в темноту, она теряет двухмерность и углубляется в лес, словно пещера или черная дыра, пробивающая воздух. Стенки пещеры — черной дыры растворяются, расходятся, и его взгляду открывается проселок, шириной примерно пять с половиной футов, который, должно быть, всегда там и был.

— Черт знает что! — восклицает Кайзер Билл. — Не понимаю, как мы могли не заметить эту дорогу, когда проезжали мимо в первый раз.

Сонни и Док переглядываются: Кайзер подошел слишком поздно, чтобы увидеть, как дорога словно материализовалась из черной стены толщиной в лист бумаги.

— Все не так просто, — говорит Сонни.

— Глаза должны приспособиться, — добавляет Док.

— Ладно, — кивает Кайзер Билл. — Если вы и дальше будете спорить, кому ехать за Мышонком и Нюхачом, то позвольте мне освободить вас от этого важного дела. — Он включает передачу, резко газует и срывается с места, словно курьер времен Первой мировой войны с важным донесением с фронта. Уехавшие достаточно далеко вперед Мышонок и Нюхач останавливаются и оглядываются, должно быть, услышав рев мотора.

— Наверное, в этом все дело. — Сонни смущенно смотрит на Дока. — Глаза должны приспособиться.

— Другой причины просто не может быть.

Не убедив в этом друг друга, оба оставляют малоприятную тему, наблюдая за Кайзером Биллом, который уже догнал Нюхача и Мышонка. Кайзер показывает на Сонни и Дока. Нюхач что-то показывает Кайзеру. Мышонок что-то показывает им обоим. Кайзер вновь показывает на Сонни и Дока. Похоже на разговор глухонемых. Наконец, Кайзер разворачивает мотоцикл и с ревом направляется к ним. Нюхач и Мышонок не отстают.

Обычная история: если Нюхач не во главе, воцаряется беспорядок.

Кайзер останавливается по другую сторону найденной дороги. Нюхач и Мышонок — рядом, Мышонок — напротив узкого проселка.

— Вроде бы заметить дорогу не так уж и сложно, — размышляет вслух Нюхач. — Но, так или иначе, мы ее нашли. А то я уже начал сомневаться, Мышонок.

— Ага. — Мышонок, всегда жизнерадостный, привыкший воспринимать мир с улыбкой, заметно сник. И загорелая, выдубленная ветром кожа как-то побледнела.

— Парни, хочу сказать вам правду, — продолжает Нюхач. — Если Сойер не ошибается насчет этого дома, вонючий недоносок, который построил его, наверняка понаставил ловушек и всяких сюрпризов. Конечно, дом строился давно, но, если его хозяин — Рыбак, у него еще больше оснований не подпускать людей к своему логову. Поэтому мы должны прикрывать спину. Лучшая тактика — ударить со всей силы, но надо быть настороже. А потому приготовим оружие, чтобы оно было под рукой, идет?

Нюхач открывает один из багажных ящиков, достает кольт калибра 9 мм с рукояткой из слоновой кости и вороненым стволом. Вставляет обойму, снимает с предохранителя. Сонни вытаскивает «магнум» калибра 357, Док — кольт, такой же, как у Нюхача, Кайзер Билл — старый «смит-вессон» 38-го калибра, с которым не расстается с конца семидесятых. Револьверы и пистолеты, которые ранее использовались только в тирах, перекочевывают в карманы кожаных курток. Мышонок, у которого Стрелкового оружия нет, рассовывает ножи по карманам джинсов, за голенища сапог. Один отправляется на поясницу, под пояс.

— Отлично, — кивает Нюхач. — Те, кто там живет, услышат о нашем приближении, что бы мы ни делали, скорее всего уже знают о нас, поэтому нет смысла маскироваться. А потому действуем быстро, напористо… вы в этом доки. Используем скорость в качестве союзника. В зависимости от того, как будут разбиваться события, постараемся как можно ближе подобраться к дому.

— А если ничего не произойдет? — спрашивает Кайзер Билл. — Если мы так и доедем до дома? Я вот не вижу причин ожидать встречи с чем-то сверхъестественным. Да, с Мышонком случилось что-то плохое, но… вы знаете. И это не значит, что нас ждет то же самое.

— Тогда просто насладимся поездкой, — отвечает Нюхач.

— И ты не захочешь заглянуть в дом? — не отстает Кайзер. — Возможно, он держит там детей.

— Возможно, он в доме. Если да, то, что бы я ни обещал Сойеру, мы выкурим его оттуда. Живым лучше, чем мертвым, но я не буду возражать против того, чтобы причинить серьезный ущерб его здоровью.

Ему отвечает одобрительный гул голосов. Только Мышонок имеет на этот счет собственное мнение: он лишь наклоняет голову и еще крепче сжимает руль.

— Поскольку Мышонок там уже бывал, он едет первым. Док и я — за ним, Сонни и Кайзер прикрывают наши задницы. — Нюхач смотрит на них. — Держитесь в шести-восьми футах, понятно?

«Не ставь Мышонка первым, ты должен возглавить колонну», — раздается в голове Сонни внутренний голос, но он кивает:

— Понятно, Нюхач.

— Построились.

Они передвигают байки, занимая указанные Нюхачом позиции. Всем, кто едет по шоссе № 35, пришлось бы затормозить, чтобы не наехать на здоровяков на мотоциклах. Но ни одного автомобиля не появляется ни справа, ни слева. Все, включая Мышонка, газуют и готовятся рвануть с места. Сонни ударяет кулаком в кулак Кайзера и вновь вглядывается в черный тоннель в лесу.

Большая ворона садится на одну из нижних ветвей, наклоняет голову, вроде бы пытается встретиться взглядом с Сонни.

Ворона, должно быть, смотрит на всех, Сонни это понимает, но не может отделаться от ощущения, что она уставилась именно на него. Ее блестящие глазки полны насмешки. Осознание, что ворону забавляет его вид, заставляет Сонни, нависшего над рулем байка, вспомнить о «магнуме».

«А не превратить ли тебя в комок окровавленных перьев, крошка?»

Не расправляя крыльев, ворона отпрыгивает по ветви назад и исчезает среди дубовых листьев.

— ПОЕХАЛИ — кричит Нюхач.

В тот самый момент, когда байк Мышонка трогается с места, гниющие руки Маленькой Нэнси опускаются на его плечи.

Ее тонкие кости жмут с такой силой, что на коже под курткой наверняка останутся синяки. И хотя Мышонок знает, что такое невозможно, нельзя избавиться от того, чего нет, внезапная боль в плечах приводит к попытке скинуть нежелательную наездницу. Мышонок дергает плечами, выворачивает руль из стороны в сторону, отчего байк едва не заносит. Как только байк начинает тянуть вбок, Маленькая Нэнси еще сильнее вцепляется в Мышонка. А когда Мышонок выравнивает байк, обнимает костлявыми руками шею, прижимается телом к спине. Ее череп трется о его затылок, зубы впиваются в кожу.

Это уже чересчур. Мышонок знал, что она появится, но не ожидал, что это будет так. И несмотря на скорость, у него ощущение, что воздух заменила более плотная и вязкая субстанция, густой сироп, который задерживает его, тянет назад. И он, и байк стали гораздо тяжелее, словно на этом проселке сила тяжести неизмеримо возросла. Голова гудит, из леса по его правую руку уже доносится рычание собаки. Мышонок полагает, что он бы все это выдержал, если бы не тот же трюк, каким его остановили в прошлый раз, когда он попал на эту тропу: мертвая женщина. Тогда это была Киз Мартин; теперь мертвая женщина — Маленькая Нэнси, и она ни на секунду не оставляет его в покое: бьет по голове, по бокам, рвет уши. Он чувствует, как ее зубы оставляют шею, чтобы тут же впиться в левое плечо. Одна из рук болтается перед ним, и ужас еще сильнее охватывает Мышонка, когда до него доходит, что он видит эту руку. Лохмотья кожи висят на длинных костях, белые черви копошатся в оставшихся ошметках плоти.

Рука, судя по прикосновению, губчатая и костлявая одновременно, хватает Мышонка за щеку, ползет ко лбу. На том Мышонок ломается: паника белым взрывом врывается в мозг, он теряет контроль над байком. Когда он вписывался в поворот, выводящий к «Черному дому», байк уже опасно кренился, а тут Мышонок дергается от отвращения и вместе с байком валится на землю.

В этот самый момент слышит, что собака рычит в каких-то нескольких ярдах от него. «Харлей» придавливает ногу Мышонка, инерция тащит байк вперед, вместе с седоками, реальным и призрачным. Когда Мышонок видит «Черный дом», затаившийся среди деревьев, костлявая рука ладонью ложится ему на глаза. Его крик тонет в яростном лае собаки.

Через несколько секунд после съезда с шоссе Нюхач чувствует, как воздух сгущается и становится липким. «Это какой-то фокус, — говорит он себе. — Иллюзия, вызванная действующими на мозг токсинами, распыляемыми Рыбаком». Надеясь, что остальных эта иллюзия не собьет с толку, он поднимает голову и смотрит поверх плеч и головы Мышонка. Примерно в пятидесяти футах проселок поворачивает налево. Густой воздух давит на руки и плечи, в голове поселяется тупая, нарастающая боль, начинается за глазами, медленно продвигается вглубь. Нюхач бросает короткий взгляд на Дока и видит, что тот в порядке. Смотрит на спидометр: уже тридцать пять миль в час, и скорость растет. К повороту они могут разогнаться до шестидесяти.

Где-то справа рычит собака. Нюхач выхватывает из кармана пистолет, слышит, что рычание движется к повороту с той же скоростью, что и они. Зона боли расширяется. Боль выдавливает глаза из орбит. Большая собака (конечно, собака, кто же еще?) приближается, и леденящее кровь рычание заставляет Нюхача увидеть огромную голову, сверкающие злобой, налитые кровью глаза, раскрытую пасть, полную акульих зубов, капающую на землю слюну.

Две причины мешают ему сконцентрироваться. Первая — Мышонок, который, входя в поворот, мотается на своем байке из стороны в сторону, словно стараясь оторвать от спины сгустившийся воздух. Вторая — утроившееся давление, с которым боль пытается выпихнуть глаза из глазниц. И как только он видит, что падение Мышонка неминуемо, сосуды в его глазах лопаются. Кровавая краснота быстро переходит в абсолютную черноту. А в голове раздается отвратительный голос: «Эми зидить на моем колене и обнимать меня. Я решить ее зесть. Как она брыкатза и царапатза. Я пришлоз задушить…»

— Нет! — ревет Нюхач, и голос, выталкивающий его глаза, превращается в хриплый смех. Но долю секунды Нюхач видит кого-то высокого и худого, с одним глазом, с зубами, блеснувшими из-под шляпы или капюшона…

…мир вдруг кренится, и вот он уже лежит на спине, а байк давит ему на грудь. Все, что он видит, замарано черным, сочится красным. Мышонок кричит, и, повернув голову на крики, Нюхач видит красного Мышонка, лежащего на красной дороге, и бегущую к нему огромную красную собаку. Нюхач не может найти пистолет, он куда-то отлетел. Крики, вопли, рев моторов наполняют уши. Он выкарабкивается из-под байка, крича непонятно что. Красный Док проскакивает мимо на красном байке и едва не сбивает с ног. Он слышит выстрел, потом другой.

Док замечает взгляд Нюхача и старается не показывать виду, как ему херово. Грязная вода булькает в желудке, кишечник скручивает. Ему представляется, что движется он со скоростью пять миль в час, такой густой и противный воздух. По какой-то причине его голова весит тридцать или сорок фунтов, и это хуже всего; даже интересно, сможет ли он остановить революцию, начинающуюся в его внутренностях. Плотность воздуха все усиливается, а потом — бум, словно исчезает, и его голова, воздух ее больше не поддерживает, превращается в сверхтяжелый шар для боулинга, который так и норовит упасть на грудь. Оглушающее рычание доносится из леса, и Док с трудом подавляет рвотный рефлекс. Краем глаза он видит, как Нюхач достает пистолет, чувствует, что должен сделать то же самое, но вспоминает Дейзи Темперли, и это воспоминание парализует его волю.

Будучи резидентом в университетской больнице Урбаны, Док провел, разумеется, под контролем опытных специалистов, около сотни различных операций и ничуть не реже был ассистентом. До появления в операционной Дейзи Темперли все они прошли хорошо. Предстояла операция на ноге, сложная, но не угрожающая жизни. Дейзи попала в автоаварию, или с ней произошел несчастный случай, а теперь ее по частям собирали вновь. Она уже перенесла две операции, и эта, связанная с установкой штифта и еще несколькими рутинными мероприятиями, была далеко не последней. Через два часа после начала операции заведующего отделением, который курировал Дока, срочно вызвали в другую операционную. То ли из-за того, что в последние сорок восемь часов он практически не спал, то ли потому, что он уже представлял себе, как мчится по автостраде с Нюхачом, Мышонком и другими своими новыми друзьями, но Док ошибся. Не во время операции — после. Назначая медикаментозное лечение, не правильно рассчитал дозировку, и двумя часами позже Дейзи Темперли умерла. Он мог бы спасти свою карьеру, возможности были, но не стал этого делать. Ему позволили окончить резидентуру, после чего он навсегда ушел из медицины. А в разговоре с Джеком существенно упростил мотивы, побудившие его к этому.

Док больше не может сдерживать ураган, разбушевавшийся в животе. Поворачивает голову и блюет на ходу. Это не первый раз, когда ему приходится расставаться с содержимым желудка, не сбавляя скорости, но самый болезненный и грязный. Вес головы, шара для боулинга, не позволяет вытянуть шею, а потому блевотина покрывает правые плечо и руку. А то, что вылетает изо рта, похоже, отрывается с корнем. Его не удивляет, что в блевотине кровь. Боль в желудке только усиливается.

Сам не замечая того, Док притормаживает, а когда вновь смотрит перед собой и прибавляет газу, то видит, как Мышонок валится набок и вслед за мотоциклом его тащит в поворот.

В ушах стоит гул, словно рядом расположился небольшой, но шумный водопад. До него доносится вопль Мышонка. Он слышит приглушенный крик Нюхача: «Нет!» И тут же Нюхач натыкается на большой булыжник или какую-то другую преграду, потому что его «электра глайд» отрывается от земли, перескакивает через эту самую преграду, летит по сгустившемуся воздуху, чтобы опуститься на Нюхача. Доку приходит в голову, что в своей миссии они потерпели сокрушительное поражение.

Нормальный мир остался за обочиной шоссе, а они по уши влезли в дерьмо. Он принимает единственно логичное решение: выхватывает из кармана пистолет калибра 9 мм и пытается определиться с первой целью.

Уши прочищаются, звуки жизни обрушиваются на него.

Мышонок все кричит. Док не может понять, как он не слышал рычания собаки, ведь его не могут перекрыть ни рев мотоциклетных моторов, ни крики Мышонка. Движущееся рычание — самый громкий в лесу звук. Гребаная собака Баскервилей бежит к ним, а Мышонок и Нюхач вышиблены из седла. Судя по рычанию, размером она не меньше медведя. Док выставляет пистолет перед собой и ведет мотоцикл одной рукой. Проскакивает мимо Нюхача, который пытается вылезти из-под своего байка. Жуткий звук — Док представляет себе, как собака размером с медведя раскрывает пасть, чтобы сомкнуть ее на голове Мышонка, но это видение тут же исчезает. Ситуация меняется с калейдоскопической быстротой, и, если он будет отвлекаться, эти челюсти могут сомкнуться и на его голове.

Он только успевает подумать: «Это не обычная собака, речь даже не о размерах…»

…когда что-то огромное и черное выскакивает из леса справа от него и по диагонали несется к Мышонку. Док нажимает на спусковой крючок, и грохот выстрела заставляет животное наполовину развернуться и зарычать на него. Док видит два красных глаза и открытую пасть с длинным языком и множеством острых зубов. Молния ужаса пронзает Дока от темечка до мошонки, его байк разворачивается поперек дороги, замирает. Внезапно Доку кажется, что вокруг глубокая ночь. Разумеется, собаку он не видит: как можно разглядеть черную собаку в ночной тьме?

Но тварь вновь разворачивается и бежит к Мышонку.

«Она не бросилась на меня из-за пистолета и потому, что за моей спиной еще двое парней», — думает Док. Его голова и руки, кажется, набрали еще по сорок фунтов каждая, но он борется с избытком массы, выпрямляет руки и стреляет вновь. На этот раз знает, что попал в тварь, которая лишь на мгновение сбивается с курса. Морда опять поворачивается к Доку. Тварь громко и протяжно рычит, из пасти брызжет слюна. Хвост или его подобие мотается из стороны в сторону.

Когда Док смотрит в раскрытую красную пещеру, его решимость слабеет, руки становятся еще тяжелее, ему с трудом удается держать голову. Ощущение такое, что он падает в эту красную пасть. Пистолет почти вываливается из ослабевших пальцев. Тех самых пальцев, которые выписали роковую дозу лекарства прооперированной Дейзи Темперли. Тварь бежит к Мышонку. Док слышит Сонни, выкрикивающего ругательства. Громкий взрыв справа вырубает оба его уха, вокруг устанавливается блаженная тишина, «Приплыли, — говорит себе Док. — Полночь в полдень».

На Сонни темнота сваливается одновременно с рвущей болью в голове и животе. Такой сильной боли он никогда не испытывал и понимает: именно из-за нее свет померк у него перед глазами. Он и Кайзер Билл в восьми футах позади Нюхача и Дока и в пятнадцати от поворота узкого проселка. Кайзер отпускает руль и обеими руками хватается за голову. Сонни прекрасно понимает, что тот сейчас чувствует: раскаленный кусок железной трубы длиной четыре фута вонзился в макушку и опускается все ниже, добираясь до яиц, сжигая все, что встречается по пути. «Эй, парень», — говорит он и тут замечает, что воздух превращается в густой сироп, словно атомы кислорода и углекислого газа стали такими липкими, что приклеиваются к коже. Тут Сонни видит, что у Кайзера закатываются глаза, и понимает, что тот вот-вот отключится. Боль разрывает и его, но он знает, что должен помочь Кайзеру. Сонни протягивает руку к рулю его байка, наблюдая, как зрачки Кайзера исчезают под верхними веками. Кровь струйками вырывается из ноздрей, тело откидывается назад, потом сваливается в сторону. Пару секунд байк тащит своего наездника, потому что один сапог зацепился за руль. Потом сапог соскальзывает, а рука Сонни останавливает байк.

Раскаленная докрасна труба тем временем протыкает Сонни желудок, и выбора у него уже нет; он позволяет байку Кайзера свалиться на землю, стонет, сгибается пополам и выблевывает всю еду, которую съел за свою жизнь. Когда внутри ничего не остается, желудку определенно становится легче, но боль вгоняет в голову одну огромную спицу за другой. Руки и ноги становятся ватными. Сонни смотрит на свой байк. Вроде бы стоит на месте. Он не понимает, как можно двинуть его дальше, но окровавленная рука поворачивает ручку газа. Ему удается сохранить равновесие, когда мотоцикл трогается с места. «Это моя кровь?» — гадает он, вспоминает две красные струйки, вырвавшиеся из ноздрей Кайзера.

Шум, который набирал силу, превращается в рев «747-го», идущего на посадку. Сонни думает, что сегодня у него нет ни малейшего желания смотреть на животное, которое может издавать такие звуки. Мышонок был абсолютно прав: это гиблое, гиблое место, двойник очаровательного городка Харко, расположенного на границе с Иллинойсом. Сонни больше не хочется попадать в Харко. Одного раза для него больше чем достаточно.

Так зачем ехать вперед, когда можно развернуться и умчаться к солнечному миру шоссе № 35? Он не позволит этой псине, рычание которой громкостью не уступает реву самолетных двигателей, откусить ему яйца. Как бы ни было больно.

Спицы продолжают втыкаться в голову Сонни, когда тот прибавляет скорость и смотрит вперед, пытаясь понять, что происходит на дороге. Кто-то кричит, но он не может разобрать, кто именно. Сквозь рычание он безошибочно узнает звук удара подпрыгнувшего мотоцикла о землю, и у него екает сердце. «Нюхач всегда должен ехать первым, — думает он, — иначе жди беды». Гремит пистолетный выстрел. Сонни заставляет себя продавливаться сквозь слипшиеся атомы воздуха и через пять или шесть секунд видит Нюхача, который с трудом поднимается на ноги рядом с лежащим на земле байком. В нескольких футах дальше в поле зрения попадает массивная фигура Дока. Он сидит на застывшем байке, поставив ноги на землю, и целится из пистолета во что-то находящееся перед ним. Док стреляет, из ствола вылетает язык красного пламени.

Из последних сил Сонни соскакивает с движущегося байка и бежит к Доку, стараясь разглядеть, что находится впереди. Сначала видит байк Мышонка, лежащий плашмя в двадцати футах от него, на изгибе проселка. Потом самого Мышонка, отползающего от какого-то зверя. Что это за зверь — не разобрать. Сонни видны только зубы и глаза. Не замечая ругательств, которые потоком срываются с языка, Сонни выхватывает револьвер и стреляет в чудовище, пробегая мимо Дока.

Док не просто стоит. Док вышел из игры. Странный зверь смыкает челюсти на ноге Мышонка. Он собирается вырвать из нее немалый кусок мяса, но «магнум» Сонни всаживает в него пулю с полым наконечником (спасибо практике в тире, стрелок он меткий). Но против ожидания и законов физики, разрывная пуля Сонни не проделывает в боку зверя дыры размером с футбольный мяч. Она только отталкивает его и отвлекает от ноги Мышонка, даже не сбивает с лап. Мышонок вопит от боли.

Собака разворачивается и смотрит на Сонни красными глазами размером с бейсбольный мяч. Пасть открывается, обнажая множество острых белых зубов. Пасть резко захлопывается. С челюстей слетает слюна. Собака наклоняется, движется вперед.

Рычание усиливается. Сонни предупреждают: если он не повернется и не убежит, быть ему очередным блюдом.

— Хрена с два, — рычит Сонни и стреляет зверю в пасть.

Разрывная пуля должна превратить всю голову в кровавое месиво, но после выстрела ничего не меняется.

«Дерьмо», — думает Сонни.

Глаза псевдособаки сверкают, голова вдруг начинает вылезать из сгустившейся тьмы. Черный полог словно оттягивается назад, и Сонни уже видит мощную шею, переходящую в огромный торс и сильные передние лапы. Может, ситуация меняется к лучшему, думает Сонни, может, это чудовище все-таки уязвимо. Сонни сжимает запястье правой руки левой, целится псевдособаке в грудь, нажимает на спусковой крючок. Грохот выстрела забивает ему уши ватой. Все спицы, воткнутые в голову, разом раскаляются добела. Боль пробивает голову насквозь, от виска к виску.

Темная кровь бьет из грудины зверя. Сонни Кантинаро охватывает восторг первобытного человека, сразившего пещерного медведя. Все большая часть чудовища становится видимой. Широкая спина, задние лапы. С такой тварью, высотой четыре с половиной фута, он сталкивается впервые. Она напоминает гигантского волка. Когда волк начинает приближаться к нему, Сонни стреляет вновь. Словно эхо, у него за спиной гремит еще выстрел. Пуля с осиным жужжанием пролетает совсем рядом.

Тварь отступает, прихрамывая на раненую лапу. Сверкающие яростью глаза буравят Сонни. Он оглядывается и видит Нюхача, стоящего посреди узкой дороги с кольтом в руке.

— Не смотри на меня, стреляй! — орет Нюхач. — Его голос оживляет Дока, который поднимает руку с пистолетом и целится. Потом все трое жмут на спусковые крючки, и проселок уже напоминает тир. Псевдособака («Адский пес», — думает Сонни) отступает еще чуть-чуть, раскрывает жуткую пасть, воет в ярости и злобе. Приседает на задние лапы, прыжок — и дорога открыта.

Сонни с трудом подавляет желание опуститься на землю, столь велики облегчение и усталость. Док поворачивается и стреляет в темноту под деревьями, пока Нюхач не кладет ему руку на плечо и не говорит: «Хватит!» Воздух пропах порохом и каким-то приторным животным мускусом. Светло-серый дым, поднимающийся в темном воздухе, кажется ослепительно белым.

Осунувшееся лицо Нюхача поворачивается к Сонни, белки его глаз красные.

— Ты попал в этого гребаного зверя, да? — Голос Нюхача едва проникает в заткнутые ватой уши Сонни.

— Черт, да. Как минимум дважды, может, трижды.

— И мы с Доком попали по разу? Откуда взялась эта тварь?

— Из ада, откуда же еще? — отвечает Сонни.

Плача от боли, Мышонок в третий раз кричит: «Помогите мне!» — и остальные наконец-то его слышат. Медленно, ощупывая руками те части тела, которые болят больше всего, идут по проселку и опускаются на колени рядом с Мышонком. Правая штанина джинсов изодрана и пропитана кровью, лицо перекошено от боли.

— Вы что, оглохли?

— Практически, — отвечает Док. — Скажи мне, пуля тебе в ногу не попала?

— Нет, но только чудом. — Его лицо дергается, не расцепляя зубы, он втягивает сквозь них воздух. — Учитывая, как вы стреляли. Жаль, что вы не открыли огонь до того, как она ухватила меня за ногу.

— Я открыл, — отвечает Сонни. — Только поэтому ты с ногой.

Мышонок смотрит на него, качает головой.

— Что с Кайзером?

— Потерял литр крови, которая вытекла из носа, и отключился, — отвечает ему Сонни, Мышонок вздыхает, сожалея о слабости человеческих существ:

— Как я понимаю, нам пора выбираться из этой дьявольской дыры.

— С ногой все в порядке? — спрашивает Нюхач.

— Она не сломана, если ты об этом. Но и не в порядке.

— Что с ней? — спрашивает Док.

— Не знаю. Я не отвечаю на медицинские вопросы заблеванным людям.

— Ехать сможешь?

— Да пошел ты, Нюхач… или ты не знаешь, когда я не смогу ехать?

Нюхач и Сонни встают по бокам и с огромным усилием поднимают Мышонка на ноги. Когда отпускают, Мышонок, хромая, делает несколько шагов.

— С ногой далеко не все в порядке.

— Это плохо, — говорит Нюхач.

— Нюхач, дружище, знаешь, какие у тебя глаза? Ярко-красные. Ты выглядишь как гребаный Дракула.

Они торопятся, насколько это возможно. Док хочет взглянуть на ногу Мышонка, Нюхач хочет убедиться, что Кайзер Билл жив, все они хотят выбраться из этого места туда, где нормальный воздух и солнечный свет. Головы гудят, мышцы болят от нечеловеческого напряжения. Никто не уверен, что адский пес не готовится ко второй атаке.

Пока они разговаривают, Сонни поднимает «Толстяка» Мышонка и катит к владельцу. Мышонок берется за руль и катит байк к шоссе, хотя при каждом шаге лицо перекашивает от боли.

Нюхач и Док поднимают свои байки, Сонни, пройдя по проселку шесть футов, проделывает то же самое.

До Нюхача вдруг доходит, что он не взглянул на «Черный дом», когда стоял в повороте, помогая Мышонку подняться.

Вспоминает слова Мышонка: «Это дерьмо не хочет, чтобы его видели», и признает его правоту. Рыбак не хочет, чтобы кто-то заходил на проселок, не хочет, чтобы кто-то смотрел на его дом.

Уверен Нюхач и в другом: теперь Джеку Сойеру придется рассказать все.

Потом ужасная мысль пронзает его, и он спрашивает:

— С вами произошло что-то необычное, очень странное, перед тем, как этот адский пес выскочил из леса? В голове?

Смотрит на Дока, и Док краснеет. Похоже, произошло, думает Нюхач.

— Пошел ты на хер, — бурчит Мышонок. — Я не собираюсь об этом говорить.

— Я полностью согласен с Мышонком, — вырывается у Сонни.

— Как я понимаю, ответ — да, — подводит итог Нюхач.

Кайзер Билл лежит на краю проселка с закрытыми глазами, подбородок, грудь, живот влажные от крови. Воздух по-прежнему серый и липкий, тела весят не меньше тысячи фунтов, байки катятся на свинцовых колесах. Сонни останавливает байк рядом с Кайзером Биллом, ногой не так уж и нежно бьет по ребрам.

Кайзер открывает глаза, стонет.

— Сонни, твою мать! Ты меня пнул. — Он приподнимает голову и замечает, что залит кровью. — Что случилось? Меня подстрелили?

— Ты вел себя как герой, — отвечает Сонни. — Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно. Куда меня ранили?

— Откуда мне знать? — отвечает Сонни. — Вставай, пора выметаться отсюда.

Остальные проходят мимо. Кайзеру Биллу удается подняться, а потом, ценой невероятных усилий, поднять и байк. Он толкает его к выезду с проселка, удивляясь как жуткой головной боли, так и количеству крови в его теле. Когда выходит из-под деревьев и присоединяется к друзьям на шоссе № 35, неожиданно яркий свет бьет по глазам. Земля начинает уходить из-под ног, он вновь едва не теряет сознания.

— Думаю, я не ранен, — говорит он.

На Кайзера никто не обращает внимания. Док спрашивает Мышонка, не хочет ли тот сразу поехать в больницу.

— Только не в больницу. Больницы убивают людей.

— По крайней мере позволь мне взглянуть на твою ногу.

— Хорошо, смотри.

Док приседает. Прикасается к ноге удивительно нежными движениями. Мышонок морщится от боли.

— Мышонок, — говорит Док, — таких собачьих укусов мне видеть не доводилось.

— Так и такую собаку ты никогда не видел.

— Рана очень странная. Тебе нужны антибиотики, и немедленно.

— Разве у тебя нет антибиотиков?

— Конечно, есть.

— Тогда едем к Нюхачу, и там ты сможешь колоть меня, сколько влезет.

— Как скажешь, — отвечает Док.