"«След Лисицы»" - читать интересную книгу автора (Адамов Аркадий Григорьевич)

ГЛАВА 4 ТРЕТЬЯ ХИБАРА ЗА ОБРЫВОМ

Утром Виталий Лосев еще с порога возбужденно сообщил:

— Федор Кузьмич, помните ту кражу из ателье? Считайте ее почти раскрытой.

Цветков вопросительно взглянул на него, а Игорь Откаленко снисходительно усмехнулся и сказал:

— Ох, уж эта мне молодежь! Ты лучше следуй римской пословице. Торопись медленно. У Кузьмы Пруткова тоже на этот счет кое-что сказано.

— Что значит «почти»? — спросил Цветков. — И вообще выкладывай толком.

— Так некоторые сначала эрудицию свою должны продемонстрировать, — иронически ответил Виталий. — Что-нибудь еще из Сократа, Вольтера, потом пословицы разных народов тоже…

Цветков сухо оборвал его:

— Хватит. Оба хороши. Давай, что у тебя?

— Кражу из ателье совершил Косой, — с ноткой торжества сообщил Виталий. — Но он сразу убрался из Москвы. И тут есть идея, Федор Кузьмич.

— Сначала давай про кражу. А потом идеи.

— Пожалуйста. Насчет кражи я узнал от Васьки.

— Так прямо он и доложил? — ехидно спросил Откаленко.

— Нет, не прямо, — вспыхнул Виталий. — Совсем не прямо. Узелок тут сложный. Во-первых, Васька признался, что передал одну вещь Косому. Ясно, какую вещь. С ней тот и мотанул в другой город. Причем не куда-нибудь, а в Снежинск.

— Решил заранее акклиматизироваться, — сострил Игорь.

Виталий не обратил внимания на его реплику и продолжал:

— И приказал Ваське подбросить ему туда кое-что из оставшихся здесь вещей. Откуда они, Васька, по его словам, не знает.

— Что за вещи? И что значит «подбросить»? — спросил Цветков, неторопливо закуривая.

— Два чемодана на чердаке одного дома лежат. Васька в них заглянул. Костюмы, платья, отрезы. Одно платье и один костюм он мне обрисовал. Те самые! А «подбросить» — это вот что значит…

Виталий говорил торопливо, волнуясь и поминутно щелкая зажигалкой: папироса в зубах все время гасла.

— Косой велел привезти чемоданы Ваське. Тот отказался. Привел веские доводы. И тогда Косой… — Виталий сделал небольшую паузу, — велел, чтобы привез чемоданы Олег. Которого он в глаза не видел. Вы понимаете?

— И дал явку? — настороженно спросил Игорь.

На лице его уже не было и тени насмешки, голубые глаза сузились, выдвинулся вперед тяжелый подбородок. Он взволнованно провел рукой по черному ежику волос и тоже полез за сигаретами.

— И дал явку, — подтвердил Виталий, потом многозначительно добавил: — Причем Васька мне сказал: «Верю только тебе».

— Та-ак… Намечается интересная комбинация, — медленно произнес Откаленко.

И оба посмотрели на Цветкова. Тот молча курил.

— Но куда деть Олега? — спросил Откаленко.

— Это последнее дело, — задумчиво ответил Цветков.

— Между прочим, — заметил Игорь — Васька может поверить и мне в крайнем случае.

Виталий живо возразил:

— Сомневаюсь. И не надо рисковать.

— Хватит вам! — сердито сказал Цветков. — А рискнуть, может быть, и стоит. Все надо продумать, все. Потом доложим начальству. Свяжемся с местными товарищами.

— Они ничего не сделают! — воскликнул Виталий. — Их же там все знают!

— И один в поле воин? — нервно усмехнулся Игорь. — Ох, уж мне эти книжечки! Смурнова, ей-богу, права.

— Я говорю: надо продумать, — медленно повторил Цветков.

До отхода поезда оставалось еще полчаса, когда Откаленко и Лосев поздно вечером подъехали на машине к Ярославскому вокзалу и шофер предложил помочь донести чемоданы.

— Давай, — согласился Игорь. — А я — все. Больше с вами незнаком.

Не выходя из машины, друзья обнялись, и Игорь, скрывая за шуткой тревогу, с деланным смешком сказал:

— Ну, уж ты прости, если что не так было. Не поминай лихом. «Любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем», — и, сорвавшись, озабоченным тоном вдруг спросил: — С револьвером освоился?

Виталий невольно нащупал в кармане старенький наган, на который он сменил свой могучий «Макаров». Наличие такой «пушки» можно было в случае чего легко объяснить. Впрочем, объяснение было уже готово заранее. А наган работал безотказно. Опытный эксперт из научно-технического отдела проверил все, до последней детали, и Виталий отстрелял его вчера на славу.

Игорь заставил еще раз проверить карманы. Нет, ничего лишнего там не было, все, как условились.

— Мама меня так не проверяла, когда первый раз в школу вела, — пошутил Виталий.

— Иные времена — иные песни, — проворчал Игорь. — И смотри в оба, не землянику в лесу будешь собирать. Я тебя еще все-таки хочу повидать.

Он вышел из машины первым и мгновенно исчез в суетливой, безликой привокзальной толпе.

Тащить чемоданы было трудно, они оттянули все руки, пока Виталий и шофер оперативной машины добрались до нужного вагона.

— Камни у тебя там, что ли? — отдуваясь, спросил шофер, ставя, наконец, чемодан на перрон.

— Солидный пассажир, чего ты хочешь? — усмехнулся Виталий.

— Уж солидней некуда, — пробормотал шофер, критически оглядев на Виталии потрепанное пальто, мятую кепку и разношенные, неопределенного цвета ботинки. Наряд этот так контрастировал с тем, как обычно одевался Виталий, что шофер не нашел, что еще сказать, но, чувствуя, что этого парня ожидают какие-то неведомые ему события, торопливо и сочувственно закончил: — В общем, главное — счастливого тебе возвращения.

— Это верно, — серьезно согласился Виталий.

Он достал билет, показал его проводнику и, когда тот сделал пометку у себя в списке, прибавил:

— Помоги уж затащить их в вагон, что ли.

Они с трудом запихнули чемоданы на самую верхнюю полку, и шофер, попрощавшись, ушел.

Виталий закурил и стал у окна.

По перрону сновали люди, тащили багаж, вели детей, возбужденно кричали что-то, прощались, смеялись, плакали, говорили друг другу какие-то последние, торопливые слова. Носильщики в форменных фуражках катили доверху нагруженные тележки, зычно расчищая себе путь в толпе.

До отхода поезда оставалось минут пять.

Виталий попытался найти на перроне Игоря, но его нигде не было видно. А он, конечно, был где-то здесь, и он не уйдет, пока не тронется поезд. В этом Виталий был убежден, как и в том, что это совершенно напрасная трата времени. Ну кто его, в самом деле, надумает провожать?

И в этот момент он вдруг увидел Люду, Люду Данилову, вероломную Васькину подругу. В первый момент Виталий не поверил своим глазам. Как она могла тут оказаться, зачем? И невольно с тревогой забилось сердце. Неужели что-то случилось? Может быть, Васька испугался? Может быть, хочет предупредить о чем-то? Тогда надо подойти к Люде. Нет! Подойти он не может. И ни о чем спросить тоже не может. Ее заметит Игорь и, может быть, узнает, в чем дело. Но тут Виталий вспомнил, что Игорь не знает Люду Данилову. Что же делать?

Между тем девушка с явным нетерпением прохаживалась по перрону, то удаляясь, то приближаясь к вагону, где был Виталий. Но при этом она, казалось, никого не искала и никого не ждала. Это уже было совсем странно.

На секунду у Виталия мелькнула мысль все-таки выйти из вагона и подойти к Люде. Ну, словно бы случайно увидел ее. Надо же узнать, в чем дело! Может быть, там, в Снежинске, что-то произошло? Может быть, Косой уже в Москве? Или что-нибудь выкинул Олег? Или еще хуже, и его ждет в Снежинске провал?

Виталий с бьющимся сердцем стоял у окна, не зная, на что решиться.

Нет, выходить нельзя. Будь что будет. Он приготовится ко всему, даже самому худшему. Не пропадет, черт возьми! И он пощупал в кармане наган. Холодный металл под пальцами почему-то вселил спокойствие.

Поезд медленно тронулся. Поплыл за окном ночной перрон. Виталий не отрывал глаз от Люды. Та остановилась в толпе провожающих и равнодушно помахала рукой вслед уходящему поезду.

Виталий отвернулся от окна и оглядел своих попутчиков.

Пожилой толстый человек в очках, хмурясь, что-то записывал в блокнот. Напротив шепталась молодая пара. Где-то рядом плакал ребенок и слышен был напряженно-ласковый голос матери, убаюкивающей его. На соседних полках расположилась шумная студенческая компания, оттуда неслись веселые голоса и взрывы смеха. У окна беседовали два офицера.

«Дела, дела, — подумал Виталий, — у всех людей свои. Но такого, как у меня, больше, наверное, ни у кого нет». Он вдруг подумал о своих там, в Москве. Отец в это время, конечно, читает «Известия», и мама не дозовется его ужинать. «Твое „сейчас“ меня когда-нибудь сведет с ума», — как обычно, говорит она ему. Мама, провожая Виталия, почему-то на этот раз особенно волновалась. И чего она только не совала ему в спортивную сумку, которую Виталий потом закинул через плечо! Эх, мамуля! Знала бы ты, куда и зачем поехал твой сын, умерла бы от страха.

Но Виталию страшно не было, только все время бил какой-то нервный озноб и без конца хотелось курить. Да чего это он, в самом деле? Все продумано до мелочей, и все будет в порядке! Это же редкая удача — проникнуть в то логово, и не только разыскать Косого, но и узнать черт знает сколько еще полезных вещей! Недаром так ухватились за эту комбинацию снежинские товарищи. Правда, адрес их смутил, и они ничего не могли сообщить о тех людях. Чем связан с ними Косой? Да, интересно, черт возьми! Скорей бы уж!

Бойкая, совсем молоденькая проводница, отвечая на шутки пассажиров, раздала мешочки с постельным бельем, предложила чай.

Было уже совсем поздно, когда постепенно затих вагон. Пригас свет, зажглись слабые ночные лампочки в проходе. В полутьме шепталась пара на нижнем полке, на другой сладко похрапывал пожилой пассажир, засунув руки под подушку, где лежал портфель.

Вагон покачивало, ритмично постукивали колеса под полом, из-за окна доносились свистки паровозов и пронзительно посвистывал ветер.

Виталий лежал на своей верхней полке и не мог уснуть. «Надо спать, — говорил он себе. — Непременно надо спать. Неизвестно еще, придется ли спать завтра, где и как. Надо сейчас же заснуть». Но как он ни ворочался, как ни устраивался на жестком матраце, сон не приходил. Виталий вспоминал книги, где наш разведчик мгновенно засыпал в любой момент, когда он это себе приказывал, вспоминал, как спокойно, по команде врача, засыпали наши космонавты накануне полета. А он? Еще ничего не случилось, еще все впереди, а он уже нервничает, уже не может заснуть. Хорош, нечего сказать! И какого черта он сунулся в эту операцию с такими дамскими нервами? Пусть бы уж ехал Игорь. Он по крайней мере сейчас спал бы каменным сном. И завтра был бы свеж, как огурчик, и готов ко всему.

Виталий еще долго распалял себя и злился.

Потом мысли незаметно перекинулись на другое. Интересно, какой из себя этот Косой? Это, конечно, сильный парень, хитрый и волевой, если так подчинил себе Ваську, и не только Ваську. И у него там, в Снежинске, конечно, большие связи. Все это тоже хитрые и опасные люди. И разные. Их надо быстро раскусить, найти подход. И еще найти остальные вещи, их много. Два чемодана, которые везет Виталий, — только приманка. Да, всему этому его не учили в институте. Ох, какими далекими казались сейчас те академические времена, когда все в его будущей работе представлялось простым и ясным, разбитым по параграфам учебников, и каждая полученная на экзамене пятерка вселяла убежденность, что теперь уже ничего не страшно, теперь он отлично знает, как и что надо делать в том или ином случае. И останься он при кафедре, как ему предлагали, он так бы и пребывал в этой убежденности, и, может быть, даже диссертацию написал бы. Федор Кузьмич, вероятно, как всегда, невозмутимо прочел бы ее и равнодушно отложил в сторону, а Игорь насмешливо бы заметил: «Ну и тундра этот кандидат!»

Сон подкрался незаметно…

В Снежинск поезд пришел утром.

Виталий жадно вглядывался в проплывавшие за окном дома, в большинстве деревянные, с наличниками и террасками, стоявшие за невысокими заборчиками, старался запомнить улицы. На всякий случай, мало ли что…

Поезд, наконец, остановился у низкого перрона. К вокзалу надо было идти через пути.

Виталия, как условились, никто открыто не встречал, но увидеть его должны были. И он старался угадать в толпе тех людей, незаметно приглядываясь к окружающим. Но никто не обратил на себя его внимания. «Молодцы ребята», — подумал Виталий с легкой досадой на себя. Видно, не хватает ему еще наблюдательности.

Он с трудом, то и дело меняя руки, дотащил и сдал в камеру хранения свои чемоданы, потом, облегченно вздохнув, вышел на привокзальную площадь и огляделся.

Площадь оказалась небольшой, со сквериком посередине. Огибая его, к вокзалу подкатывали автобусы. Их дожидалась длинная очередь пассажиров с московского поезда. В стороне несколько человек с вещами дожидались такси. В скверике на скамьях тоже сидели люди с вещами. Площадь жила обычной суетливой вокзальной жизнью. От нее уходили вдаль три улицы с деревянными тротуарами.

Виталий заметил, что на него посматривает милиционер, прохаживавшийся около широких дверей вокзала. Неужели и он предупрежден? Но тут же Виталий вспомнил о своей новой внешности и усмехнулся.

Он с независимым видом сунул руки в карманы потрепанного пальто и вразвалку двинулся наугад по одной из улиц, решив расспрашивать прохожих подальше от вокзала.

Только свернув за два или три угла, он, наконец, грубовато спросил у какой-то девушки, как пройти на улицу Некрасова. Та с опаской посмотрела на высокого взъерошенного парня в мятой кепке и, коротко объяснив дорогу, поспешила уйти. Виталий поглядел ей вслед и усмехнулся. Он начинал входить в роль.

Нужный дом оказался действительно третьим за глубоким оврагом, пересекавшим грязную, кривую улочку на самой окраине города. «Третья хибара за оврагом», — как сказал Васька.

Дом был и в самом деле маленьким, деревянным, за невысокой оградой, как и большинство зданий в городе. Перед домом росло несколько чахлых деревьев с голыми сучьями, на которых только еще набухали почки. За заборчиком, почти вровень с ним, щетинился кустарник.

Виталий толкнул незапертую покосившуюся калитку, и она со скрипом распахнулась, чертя низом по бурой, свалявшейся прошлогодней траве. Виталий поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь долго не открывали. Виталий сильно постучал. Ему показалось, что кто-то стоит за дверью, но медлит открыть. Наконец женский голос раздраженно спросил:

— Ну, кто там?

— Петр нужен. Из Москвы я.

Женщина помолчала, потом тем же тоном ответила:

— Нету его.

— Когда будет-то?

— Кто его знает. Не докладывает.

— Ну, хоть обождать пустите, — Виталию показался неуместным просительный тон, и он грубо добавил: — Давай, давай, поворачивайся. Не пустой небось приехал.

Женщина подозрительно спросила:

— Где ж твое богатство?

И Виталий догадался, что она успела рассмотреть его в окно, пока он шел к крыльцу.

— Долго я через дверь буду лясы точить? — со злостью спросил он. — Дернуло меня переться к вам!

Видимо, женщина, наконец, решилась. Виталий услышал звук отодвигаемых запоров. Потом дверь осторожно приоткрылась, и голос из темноты сказал:

— Проходи.

Только в комнате, чистой, с половиками на полу и цветами на подоконниках, Виталий рассмотрел хозяйку. Это была коренастая, средних лет женщина с грубоватым лицом, в очках и цветастом переднике.

— Как звать-то? — спросила она, не приглашая садиться.

Виталий сел сам, закурил и, выпустив струйкой дым, небрежно ответил:

— Олегом звать. А вас?

— Ага, — вместо ответа она кивнула головой, и Виталий понял, что имя ей знакомо.

— Как вас-то звать? — повторил он вопрос, хотя имя хозяйки дома было ему уже известно.

— Анисья.

«Так, — подумал Виталий, — начинается». Имя это было ему не знакомо. Значит, либо она скрывает свое настоящее имя, либо это не хозяйка.

В конце концов Анисья подобрела, принесла на стол холодную картошку, миску соленых огурцов, нарезала ломти сероватого хлеба.

— На, поешь. Чайничек поставила. А выпить успеешь еще, — и впервые усмехнулась.

Виталий не заставил себя упрашивать.

Анисья уселась напротив, подперла литыми кулаками щеки и стала расспрашивать, как живут в Москве, чем торгуют на рынке и по какой цене, какое идет «кино» и как с мануфактурой.

Виталий, набивая рот и громко жуя, в свою очередь, спросил:

— Ну, а вы тут как? Чем маракаете?

— Нешто у нас жизнь! — передернула крутыми плечами Анисья. — Штрафы одни. Намедни семечки торговала на рынке, так натерпелась.

— А мужик твой где? — спросил Виталий.

— А!.. — неопределенно махнула рукой Анисья и, тяжело поднявшись, пошла из комнаты.

Вернулась она с кружкой жидкого чаю.

— На, ополоснись.

В дверь два раза коротко позвонили. Анисья пошла открывать.

Было слышно, как она с кем-то шушукалась в темной прихожей, потом в комнату вошел, набычившись, громадный парень с широким, туповатым лицом, в кургузом пиджаке.

— А это, Котик, приезжий, — неузнаваемо ласково сказала Анисья, пряча руки под вздувшийся на животе передник: что-то передал ей вошедший, чего Виталию видеть не полагалось.

Анисья тут же прошла в соседнюю комнату, а парень, настороженно оглядев Виталия маленькими, заплывшими глазками, хрипловато спросил:

— Этого ждешь, Косого? — и вдруг ухмыльнулся.

— Ага. Скоро припрется?

— Будет, — туманно ответил парень, усаживаясь на стул, и лениво потянулся к миске с огурцами.

С хрустом жуя огурец, он спросил:

— Из Москвы мотанул?

— Привез кой-чего.

— А иметь сколько будешь?

— Авось не прогадаю, — усмехнулся Виталий.

Разговор тягуче петлял среди недомолвок, оба словно прощупывали друг друга. Парень производил впечатление туповатого и жадного. Кличка его была «Кот».

В доме было тихо, только где-то за стенкой возилась Анисья.

Прошло, наверное, часа два, прежде чем в дверь снова позвонили, и опять так же: два коротких звонка.

— Притопал, — криво усмехнулся Кот. — С кралечкой своей.

Пришедшим открыла Анисья, пройдя, видимо, какой-то другой дверью в переднюю. Оттуда опять донесся шепот и короткий девичий смешок.

В комнату вошли двое: худенькая девушка с бледным лицом и подкрашенными, смешливыми глазами и смуглый черноволосый парень, жилистый, подвижной и нахальный; из-под его коричневого пиджака виднелся расстегнутый ворот ковбойки. Один глаз его заметно косил.

Парень уверенно подошел к Виталию, смерил его веселым взглядом и протянул руку.

— Ну, здорово, Олежка, — он цепко и сильно поздоровался. — Будем знакомы.

— Ниночка, — кокетливо представилась девушка, с интересом оглядев Виталия.

Косой по-хозяйски объявил:

— Сегодня здесь гульнем в честь москвича.

— Не надо бы здесь-то, — хмуро отозвалась Анисья. — Шли бы себе опять к…

— Ну! — прикрикнул Косой. — Укороти язык! Сегодня здесь гулять будем. Кое-кто еще придет.

— А москвича мы разыграем, — засмеялась Ниночка. — Кому достанется.

Косой сверкнул глазами.

— А ты не клейся!

— Вот еще! — своенравно повела худеньким плечом Ниночка. — Я свободная. В законном браке не состою.

Но Косой уже не слушал ее. Он повернулся к Анисье и скомандовал:

— Готовь к вечеру беленькой. И на рынок смотай. Чтоб все честь по чести, — потом повернулся к Виталию и безразличным тоном спросил: — Делов у тебя здесь других нету?

— Какие-такие еще дела? Вот посмотреть город охота. Раз уж занесло сюда, — беззаботно ответил Виталий.

— Валяй, — согласился Косой, потом повернулся к Коту: — А нам топать пора. Вечером, значит, свидимся.

Кот, ухмыляясь, поднялся со стула и поправил что-то тяжелое в кармане брюк. «Неужели пистолет? — с беспокойством подумал Виталий. — Не хватает еще, чтобы они залепили чего-нибудь, пока я тут с ними».

Уже в дверях Косой небрежно бросил Ниночке, кивнув на Анисью:

— Ей подсобишь.

— Сама знаю, чего мне делать, — дерзко ответила Ниночка.

И опять Косой не обратил внимания на ее слова.

Когда парни ушли, Виталий сказал:

— Ну, пойду. Посмотрю, чего тут у вас.

И подумал про Косого: «Ничего о чемоданах так и не спросил».

Ниночка лукаво взглянула на него и, подмигнув, сказала Анисье:

— Хорош мальчик. Вот только причесать его надо. И лицо помыть.

Она приблизилась к Виталию и провела рукой по его волосам. Глаза ее блестели, трепетно приоткрылся рот.

— Пошли вместе, — негромко сказала она. — Я тебе все покажу, чего захочешь.

— Он тебе покажет, — неопределенно проворчала Анисья.

— Не. Я сам, — покачал головой Виталий.

В его расчеты не входило раньше времени ссориться с Косым. Кроме того, у него был еще один адрес, его там тоже ждали.

— А я вот хочу с тобой, — начиная сердиться, топнула ногой Ниночка. — Ох, и невежа ты!

Виталий пожал плечами.

— Ты ведь с Косым.

— Что это значит «с Косым»? Я сама по себе!

Виталий понял, что от нее не отвязаться.

— Не каждый день к нам из Москвы такие парни приезжают, — добавила Ниночка.

— Косой тоже из Москвы.

— Ну да! Он отсюда. А в Москву только наведывается. Родственник у него там, что ли.

«Вот почему нам не известна такая кличка, — подумал Виталий. — Но она почему-то не известна и здесь». Вообще нового и странного он уже узнал много. Чертова девка! Ему так надо было попасть по второму адресу, так не терпелось все рассказать и посоветоваться, получить новые данные. «Еще наломаю тут впотьмах дров», — с досадой и опаской подумал он и с отвращением вспомнил о предстоящей пьянке.

— Ну, пошли, пошли, — затормошила его Ниночка.

Виталий неохотно поднялся. Но сейчас он больше делал вид, что не решается идти с девушкой. В голове мелькнула мысль: «А она, наверное, много может рассказать про эту компанию».

На улице Ниночка бесцеремонно повисла на его руке и принялась болтать.

Они побывали в городском саду, где на пригретых солнцем скамьях дремали старики и читали книжки мамаши с колясками, потом по заросшим жухлой травой дорожкам спустились к реке.

— Все-таки зря у Анисьи гуляете, — озабоченно заметил Виталий. — Заметный дом-то.

— Вот еще! А чего нам бояться? — передернула плечами Ниночка.

«Что она, притворяется или в самом деле ничего не знает?» — удивился Виталий.

— Дурой-то не прикидывайся, — сердито сказал он.

Ниночка промолчала, потом перевела разговор на другое.

Они вышли из сада и оказались на оживленной улице. Здесь были высокие каменные дома, в нижних этажах расположились магазины: «Гастроном», «Ткани», детский универмаг «Малыш» и еще какие-то. Улица была асфальтирована, по краям широких, тоже асфальтированных тротуаров были высажены деревья. С шумом проносились троллейбусы, сновали машины. Было много прохожих, у какого-то магазина стояла очередь. Это был словно другой город, в котором трудно было представить себе кривую улочку за оврагом.

Ниночка непрерывно и громко болтала о чем-то.

И вдруг Виталий увидел Светлану. Она шла ему навстречу с какой-то женщиной и оживленно говорила ей что-то, размахивая небольшим портфельчиком. Она была в знакомом ему черном костюме, через руку было перекинуто легкое серое пальто, золотистые вьющиеся волосы были собраны в пучок, их небрежно трепал ветер.

Первая мысль, которая пронеслась в голове Виталия, была: «Как я ей покажусь в таком виде? Что она подумает?» Но тут же Виталий сказал самому себе, что в любом виде он сейчас не может подойти к Светлане, не может даже показать виду, что знает ее. А она? Ну, ей даже не придется делать вида, она, вероятно, и в самом деле уже не помнит его и уж, во всяком случае, не узнает сейчас. Черт возьми! А с ним рядом еще эта крашеная выдра, воровская любовь! Да на нее, на эту Ниночку, только взглянуть! И Светлана сейчас взглянет!.. Что она только подумает, если… если узнает его!

Виталий невольно замедлил шаг, потом резко повернул к витрине какого-то магазина.

— Ты чего? — удивилась Ниночка.

— Ничего. Что это у вас там?

Ниночка усмехнулась.

— Консервы. Печень тресковая. Камбала…

В это время Светлана и ее спутница поравнялись с ними, и Виталий услышал знакомый голос за спиной:

— После обеда я к вам снова приду. У вас очень интересный музей, очень. И с такой любовью вы…

Музей! Значит, Светлана здесь в командировке! И наверное, живет в гостинице.

— Да чего это ты? — снова спросила Ниночка. — Увидел кого?

И тут вдруг у Виталия мелькнула счастливая мысль.

— Ага! — утвердительно кивнул он головой. — Знакомая из нашего дома. Узнала меня все-таки, чтоб ей…

— Это та, беленькая? — Ниночка оглянулась.

— Та самая. Эх, теперь будет! — он досадливо почесал затылок, сдвинув кепку на лоб. — Дома сказал, что в Рязань к тетке поехал. Теперь пойдет трепать.

— А ты ей чего-нибудь наверни.

— Да-а… Чего навернешь-то?

— Ну, ты ж лопух, — усмехнулась Ниночка. — А я всегда могу матери навернуть.

— Я матери один раз уже навернул. Сколько можно! А в общем… — Виталий сделал вид, что колеблется. — Попробую. Ты иди.

— Давай, — согласилась Ниночка.

Виталий быстро догнал Светлану, однако пришлось подождать, пока девушка не простилась со своей спутницей у остановки автобуса. Только после этого Виталий сказал:

— Здравствуйте, Светлана.

Девушка удивленно оглянулась, секунду всматривалась в его смущенное лицо, потом с изумлением спросила:

— Это вы? Вы из…

— Да, это я, — поспешно сказал Виталий. — И ради бога, не удивляйтесь больше. Вы в гостинице остановились?

— Да.

— Можно, я вас провожу?

— Пожалуйста. Но…

— Вы мне должны помочь. И не обращайте внимания на мой костюм. Так надо.

Светлана улыбнулась.

— Просто детектив какой-то, еще и с переодеванием.

— Я вам все объясню. А зовут меня сейчас Олег. Пойдемте.

— «Сейчас»? — Светлана засмеялась. — А вы мне тогда не показались таким… напористым, что ли.

— Светлана, пойдемте, — взмолился Виталий. — Нам нельзя так долго стоять. И так долго удивляться. Это опасно. Ведь я на работе.

Она стала вдруг серьезной. В больших глазах мелькнула тревога.

— Ну что ж. Пойдемте.

Виталий нагнулся, словно завязывая ботинок, и мельком взглянул назад. Ниночка стала у витрины магазина и смотрела ему вслед. Виталию не понравился ее ревнивый, подозрительный взгляд. «Что-то не так получилось», — подумал он.

— У вас странная работа, — заметила по дороге Светлана.

— Это не то слово. Работа трудноватая.

— Я теперь вспомнила. Вы ведь шли с девушкой?

— Да. Но… Я не могу вам всего объяснить, — он тепло поглядел на нее. — Вы не обидитесь, если к вам в номер зайдет еще один человек? Вы мне очень поможете.

— Конечно, нет, — Светлана улыбнулась. — Я рада вам помочь.

— У вас там есть телефон?

— Есть.

В вестибюле гостиницы Виталия подозрительно осмотрел швейцар.

— Этот товарищ со мной, — строго, без всякого смущения сказала Светлана.

Они зашли в номер, простенькую, со старыми обоями комнатку. На окне — тюлевые занавеси и горшок с цветком, на стене — пестрая олеография в потрескавшейся рамке.

Нужный номер телефона Виталий помнил наизусть. Ответил мужской голос.

— Лосев? — обрадованно переспросил он. — Сейчас буду. Жди.

Потом Светлана рассказывала о местном музее, о семье какого-то врача, у которого от деда сохранилось письмо, где автор рассказывал о встрече с Достоевским.

— Он передал его в дар нашему музею. Хотите, покажу?

Светлана вытащила из-под кровати чемодан. Виталий кинулся ей помогать.

— Он легкий, — засмеялась девушка.

Виталий был в таком счастливо-приподнятом настроении, так беззаботно и весело шутил, словно не предстояло ему сегодня вечером трудного и опасного испытания, словно не было загадочного появления на вокзале Люды Даниловой, подозрительного взгляда Ниночки и пистолета в кармане Кота. В эти минуты Виталий попросту забыл обо всем этом.

И только приход паренька из угрозыска вернул его снова на землю. Парня звали Костя Федоров, был он энергичный, быстрый, смешливый и сразу понравился не только Виталию, но и Светлане.

— Располагайтесь, — приветливо сказала она. — А я спущусь в столовую, пообедаю.

Костя одобрительно кивнул русой головой.

— Правильно. И вообще встречаться вам больше не стоит.

Виталий вдруг поймал тревожный взгляд девушки.

Он проводил ее до двери и, бережно пожав руку, сказал:

— Мы теперь с вами уже в Москве увидимся. Хорошо?

— Обязательно, — вырвалось у Светланы, она улыбнулась, но глаза смотрели по-прежнему тревожно. — Возвращайтесь только благополучно.

— И сразу позвоню, можно?

Виталий не узнавал себя. Еще день назад он ни за что не решился бы так говорить с ней. И вдруг испугался своей навязчивости: что она подумает?

Но Светлана с улыбкой кивнула в ответ:

— Конечно.

С Костей они сговорились быстро.

— Компанию эту мы не знаем, — с досадой сказал он. — Вот черт! Или мы работать разучились, или… Ничего не пойму!

— Ладно, — улыбнулся Виталий. — Постараюсь понять я. Для того и приехал.

— Это верно. Случай выдался исключительный.

Они обдумали план, уточнили детали. Под конец Костя усмехнулся и сказал:

— Только гляди в оба. Компания, по всему видно, опасная.

Виталий не спеша шел по малознакомым улицам и нарочно не спрашивал дорогу: надо тренировать зрительную память.

Завтра, самое позднее послезавтра он уедет отсюда. Но до этого времени предстоит многое узнать. Кто такой Косой? Где притон, в котором они обычно собираются? По каким каналам уходят украденные вещи? И где все вещи, взятые этой шайкой в ателье? Они не появлялись здесь ни на рынке, ни в комиссионных магазинах, ни в скупке. Почему? Где хранятся, у кого? В доме Анисьи их нет, это ясно. Все надо узнать сегодня же…

Косой осторожен. Как он заткнул рот Анисье, когда та упомянула о другом месте, где они обычно встречаются! И Ниночка замкнулась, когда он коснулся этого. Боится Косого? Нет, она боится его, Виталия. Она тоже враг.

Виталий усмехнулся. Враг! Он вспомнил ее худенькую, мальчишечью фигурку, узенькие плечики с выступающими ключицами, хитрый, откровенно зовущий взгляд… Откуда такая, как стала такой? Работает или учится? Где? Кто родители?

Тысячи вопросов роились в голове. А ответов пока нет. Их надо добыть.

Но Виталий чувствовал, что не может сосредоточиться. Его било, словно в лихорадке. Встреча со Светланой, такая неожиданная, не выходила из головы. Мысли летели в Москву, к их новой встрече. И он невольно замедлял шаг, ругал себя, заставлял думать о главном сейчас, ради чего приехал сюда, ради чего велась вся эта трудная и опасная игра…

Стемнело. Виталий посмотрел на часы. Всего лишь пятый час. Еще совсем не поздно.

И тут он заметил, что солнца нет. Небо обложили тяжелые, чугунные, словно накаленные, тучи с красноватыми подпалинами на краях. Вдали погромыхивали раскаты. Небесные домны громоздили чугун на чугун. Тяжело становилось дышать. Рубаха на спине стала влажной от пота.

В фиолетовом меркнущем свете изменилась улица. Домики будто в ожидании удара прижались к земле, прячась за голыми ветвями деревьев. Прохожих стало мало, они торопились.

Виталий остановился, вытер со лба пот и огляделся. Не заблудился ли он? Что-то не помнит он такой улицы.

И тут вдруг откуда-то из-за угла появился Косой, гибкий, жилистый, под расстегнутым воротом ковбойки видна была смуглая кадыкастая шея, цыганские глаза, левый с сильным прищуром, смотрели на Виталия как будто дружески. Он шел навстречу быстро и уверенно, словно знал, что именно тут и встретит Виталия.

— Нинка где? — спросил он.

— Ушла. Я тут одну встретил. Из Москвы. Потемнил малость.

— Кто такая?

— Из нашего дома. Знакомая.

— Не брешешь? Гляди у меня!

У Виталия накипала злость. От этой безбоязненной, самоуверенной наглости, от этой исходящей от Косого злой, напористой силы, от черт его знает чего еще враждебного, темного в его душе.

— Барахло где? — снова спросил Косой.

— На вокзале, где же еще!

— Пошли.

— Не, — отрицательно мотнул головой Виталий. — Сначала гони, что обещал.

— У Анисьи получишь.

— Не, — упрямо повторил Виталий. — Сейчас.

— Нету у меня сейчас. Понял?

— Не мое дело.

— Ты мужик, видать, деловой, — прищурился Косой. — Ладно. Доставим барахло в одно место, там получишь.

Последние слова прозвучали угрозой.

— Со мной не шути, — посоветовал Виталий. — Гони все сполна, потом барахло получишь.

— А ты не такой, как Васька тебя обрисовывал.

— Васька — прыщ. Много он понимает.

Косой, видно, ожидал другого и сейчас раздумывал, на что решиться.

— Ладно, — тряхнул он черной вихрастой головой. — Киляй со мной.

Они зашагали молча и быстро.

Косой уверенно вел Виталия по путанице каких-то переулков и закоулков, мимо покосившихся заборов, перепрыгивая через канавы. Потом спустились в глубокий овраг и, цепляясь за кустарник, по крутой тропе выбрались на другую его сторону. «Тот самый овраг», — отметил про себя Виталий.

Наконец задами подошли к одинокому домишке, спрятавшемуся за деревьями. Вокруг по неровностям поля угадывались прошлогодние огороды.

Косой уверенно подошел к дому и постучал в окно. За стеклом дрогнула, но не открылась занавеска.

— Дядя Осип, я это, — прижавшись к окну, глухо сказал Косой.

Не дожидаясь ответа, он обогнул дом, бросив на ходу Виталию:

— Здесь обожди.

И скрылся за углом дома.

«Вот она, воровская хаза, — радостно подумал Виталий. — Правильный я с этим гадом тон взял. Но как запомнить сюда дорогу?»

Он огляделся. В стороне темнел ряд домишек. За ними, видимо, была улица. По другую сторону дома огороды полого спускались в лощину и уходили неоглядно, к черной гряде далекого леса. В поле за лощиной одиноко и деловито урчал трактор. Вглядевшись, Виталий увидел его. Черным жучком трактор полз по склону. Потом далеко в стороне Виталий различил невысокую головастую башенку, она еле выглядывала из-за косогора. «Водокачка», — догадался он. По дороге к ней прошла машина.

Появился из-за угла дома Косой. А в окне снова дрогнула занавеска. Виталия кто-то рассматривал. А Косой, словно невзначай, подвел его к окну и протянул мятую пачку денег.

— Держи.

Виталий пересчитал и бережно спрятал деньги во внутренний карман пиджака.

— Теперь пошли, — объявил он.

По дороге Косой разболтался — видно, безбоязненным упрямством своим Виталий внушил доверие.

— А Васька — прыщ, это точно, — говорил он. — Мы с ним в колонии встретились. Меня туда сунули спервоначала. Ошибочка вышла, — усмехнулся Косой. — Ночами он мне все про свою жизнь трепал. У него отец какой-то враг народа был. Доктор. Замели в пятьдесят втором.

— Сейчас небось реабилитировали, — не удержавшись, сказал Виталий.

Его душила ненависть: этот гад еще говорит о врагах народа! Виталий никогда не думал, что он способен на такую лютую, туманящую мозг ненависть. «Перевоспитывать надо их», — заученно сказал он себе, чтобы хоть чуть-чуть остыть, и тут же со злобой подумал: «Кого чем перевоспитывать. Этого, например, только пулей». Он знал, что перебарщивает, но ничего не мог поделать с собой в этот момент.

— Может, и реабилитировали, — насмешливо согласился Косой. — На том свете из адской зоны в райскую кинули. Он, между прочим, Васькиной матери говорил, что, если придут за ним, застрелится. С фронта еще машинку приволок. А пришли, так разом скис. Тоже мне враг народа! Таких воры в лагерях делали знаешь как? Подошвы лизать заставляли, парашу жрать…

— Врешь! — не помня себя, воскликнул Виталий. — Врешь, гад!

На его счастье. Косой не придал значения этой вспышке и беспечно сказал:

— Ну, вру. А и такие были. Вон и Васька. Ну, я этому трухляку мозги вправил. Воровской закон преподал. Как бобик за мной бегал. Кусать вокруг стал.

Виталий, с трудом овладев собой, осторожно заметил:

— Он и сейчас покусывает, кажись!

— Тю! Полусвет, — презрительно сплюнул Косой. — В авторитете ему не быть.

— Он тебе вещицу одну передал…

— Ну и што? — насторожился Косой.

— Подвести может, гляди.

— Ты за кого меня держишь, тухарь? Кое-что понимаем. — И, усмехнувшись, хвастливо добавил: — Я у Васьки много чего потянул.

— На дело водил? — скрывая тревогу, спросил Виталий.

— Это ты его води, если свобода надоела.

Виталий почувствовал, как отлегло у него от сердца: Васька был ему уже чем-то дорог, уже какую-то ответственность чувствовал он за судьбу этого парня, уже боялся за него. Васька должен был стать его другом, а не Косого. И станет!

— Чего же ты с него тянул?

— Ножа боится, прыщ, — усмехнулся Косой. — Крови боится. Все с себя отдал. А матери трепанул, что пропил. Ха! Тоже мне петух! Вот и эта штучка. Придем к Анисье, покажу, если хочешь.

— Чего ж, покажи, — еле сдерживая волнение, отозвался Виталий и безразлично спросил: — К ней барахло попрем?

— Не. Там все чисто.

Они уже шли по знакомым улицам, когда упали с черного неба первые тяжелые капли. А уже около самого вокзала с треском, как тугое полотнище, разорвалось небо, и на город обрушился ливень.

Совсем мокрые вбежали они в вокзал.

Виталий получил в камере хранения чемоданы, и они с Косым больше часа сидели на них и курили, пережидая грозу.

Наконец небо посветлело и дождь стал редеть. Решили идти.

По дороге Виталий спросил, придав голосу интонации уважительные, почти восхищенные:

— И с какого дела ты столько барахла унес?

— Грабанули одно ателье. С Котом ездили. И шоферягу одного подцепили. Он как увидел, сколько тянем, в штаны наклал.

— Без мокрого обошлось?

Косой остро глянул на него через плечо.

— Работаем чисто. А что, шум пошел?

— Шума не было. А про сторожа какого-то малость слышал.

— Стукнул его Кот, не удержался, — сердито сказал Косой.

Виталий вспомнил щуплое старческое тело у порога ателье, седые, перепачканные в крови волосы. Хотелось схватить Косого и бить, бить тоже в кровь. И ярость на секунду затуманила голову. Он так взглянул на Косого, что, поймай тот его взгляд, все было бы кончено.

Долго шли молча. Виталий боялся, что голос выдаст его. Косой озабоченно думал о чем-то своем, потом зло процедил:

— Гнида старая. Все чужими руками норовит.

— Кто?

— Есть один такой.

«Небось про дядю Осипа, — догадался Виталий. — Хоть взглянуть бы на него».

Когда подошли уже в темноте к домику на огороде, за занавешенным окном тускло горел свет.

— Обождешь тут, — снова распорядился Косой и потащил чемоданы сам.

Однако через минуту он появился из-за угла и позвал:

— Олежка, топай сюда. Пропустим кой-чего.

Через темный коридор зашли в захламленную комнату. У длинного стола, заваленного вещами, стояла ножная швейная машина, пол был усеян обрезками тканей. «Портной, — догадался Виталий. — Вот в чем дело».

В комнате никого не было. Потом в дверях появился пухлый румяный старик в какой-то залатанной на локтях длинной рубахе, поясок надвое перерезал толстый живот.

— Ну, субчики-голубчики, за удачу, — веселым тенорком сказал он и достал из старенького буфета початую бутылку водки.

Ее разлили в стаканы, хозяин поставил на стол, сдвинув рукой вещи, миску соленых помидоров. Все чокнулись и выпили.

Старик довольно крякнул, громко хрумкнул помидором и с хитринкой спросил Виталия:

— А ты, субчик-голубчик, как прозываешься по-нашему?

— Стриженый, — вспомнил первую попавшуюся кличку Виталий.

— Так, так. Не похоже что-то, — старик, не мигая, смотрел на него, потом визгливо приказал: — Покажь карманы!

Виталий невольно отступил на шаг и угрюмо сказал:

— Ты в моих карманах не хозяин.

Старик обернулся к Косому:

— Ты чего смотришь? А? Кого привел, паскуда?

— Заговариваться стал? — криво усмехнулся Косой.

Старик, не мигая, посмотрел на него.

— Ага. Понятно, — и сухо приказал: — Глянь, что у него там, — он кивнул на Виталия.

Обстановка неожиданно накалилась. Хотя в карманах у Виталия ничего подозрительного не было, но позволить обыскать себя означало сразу подорвать престиж.

— Не подходи, — глухо произнес он. — Бить буду.

Его высокая, мускулистая фигура не сулила быстрой победы. И Косой примирительно сказал:

— Отцепись, дядя Осип. Что у него там, клад, что ли?

— И то ладно, — неожиданно согласился старик. — Характерный какой, скажи на милость.

Он заулыбался.

Так, улыбаясь, он и проводил их через минуту. На пороге он задержал Косого и шепнул ему что-то. Тот кивнул головой.

— Ага. Ну, бывай.

Через огороды шли молча, в темноте поминутно спотыкаясь и осторожно нащупывая ногой тропу.

Косой сосредоточенно обдумывал что-то, и это беспокоило Виталия. Он чувствовал, что инцидент с неудавшимся обыском не прошел бесследно. Что же шепнул старик Косому, что приказал? Виталий уже знал много, очень много. Вот только портсигар. Косой обещал его показать. Значит, Васька его украл? Зачем же он вывел на след Косого? Непонятно. И почему он не признался Виталию в краже? Значит, он не был до конца откровенен? Значит, надо опасаться удара в спину? А тут еще Люда Данилова на вокзале…

Виталий почувствовал, что запутывается в бесконечных вопросах. Ладно! Все это потом. А сейчас надо думать о другом. Чем он мог вызвать подозрения у старика? Пожалуй, ничем. Он вел себя правильно.

И, словно подтверждая этот вывод, Косой озабоченно произнес:

— От Анисьи уходить надо. Глаза там мозолить нечего.

— Куда уходить-то?

— Куда, куда! Куда надо! Больно много сразу знать хочешь.

— Чего темнишь?

— Ты помалкивай. Я наш воровской мир люблю. Его беречь надо. Ясно?

— Ясно.

Они уже шли по улице, рядом, стуча каблуками по деревянному тротуару. Редкие фонари желтыми бликами ломались на грязных досках. Было пустынно и тихо.

«Взять бы его сейчас, — подумал Виталий. — Скрутить, и конец его кодле, его делам, его преступлениям». Но понимал, что нельзя это делать, что рано. И в то же время он понимал, что план рухнет, если вся эта компания не будет гулять у Анисьи. Что же делать? «Там будет видно», — решил он, наконец, и сунул руку в карман. Холодная сталь опять вернула спокойствие. «Там будет видно…»

Но события развернулись стремительно и опасно, совсем не так, как предполагал Виталий.

Около дома Анисьи Косой остановился, прижался к забору и рукой притянул к себе Виталия. Они долго и чутко прислушивались. Откуда-то доносились звуки музыки, далекие паровозные гудки, шум проносившихся где-то автобусов, в каком-то из домов играло радио, с дальнего конца улицы слышались звуки баяна и голоса людей. Ночной неугомонный город был полон звуков — мирных, трудовых, веселых. И только здесь, у этого проклятого дома, как казалось Виталию, притаилась опасность. И он, Виталий, словно держал руку на этом гнилом нерве окраины, словно от него зависело оборвать этот страшный нерв. А где-то там, в гостинице, в своем уютном номере Светлана пишет, или читает, или думает, может быть, о нем, об их встрече. И в памяти вдруг всплыли строки далекой фронтовой песни, которую Виталий никогда не пел, он только слышал ее как-то по радио: «До тебя мне идти далеко, а до смерти четыре шага…»

Косой оторвался от забора и буркнул:

— Потопали. Все вроде тихо.

Они вошли в дом.

Первый человек, которого увидел Виталий, была Ниночка. Он увидел ее ненавидящий, лихорадочный взгляд и понял, что случилось что-то непредвиденное и страшное.

А сзади, за спиной его, уже возникла тяжелая, как глыба, фигура Кота. Он нехорошо усмехался.

— Качать права будем, — услышал он вдруг кем-то произнесенные слова и инстинктивно отпрянул в сторону, к окну.

Он увидел озадаченное выражение на лице Косого.

— Чего надумали? — напряженно спросил он.

В комнате были еще два парня. В углу сидела, словно спала, Анисья.

— Вот этот, — Кот тяжело указал на Виталия, — в гостинице с уголовкой встречу имел. Она сама видела, — и он мотнул головой в сторону Ниночки.

Косой спружинился, словно для прыжка, и, по-волчьи взглянув на Виталия, хрипло спросил:

— Верно говорят?

Виталий, пытаясь унять нервную дрожь, медленно покачал головой.

— Брешет.

— Я сама, сама видела! — вмешалась Ниночка. — Приходил туда этот, из гормилиции! Я нарочно пошла посмотреть, куда он ее поведет. А потом и тот пришел. А вышли порознь. Я видела!.. Сама!.. Подослали его!..

И тут Косой, развернувшись, словно пружина, кинулся на Виталия. В руке у него блеснул нож.

На ориентировку не осталось и секунды. Повинуясь больше отработанному рефлексу, чем разумному расчету, Виталий нырнул навстречу Косому, ему в ноги. И когда тот уже падал на него, Виталий заученным ударом, сам потом удивившись разумности своего расчета, обрушил Косого вправо, головой вниз, на угол стола.


Стремительно вскочив на ноги, он снова отпрыгнул к окну, успев схватить нож, выпавший из руки Косого. Высоко подняв его над головой, Виталий уже собирался высадить плечом раму окна, но тут его обожгла мысль: «Васька!»

— Не подходи! Убью! — крикнул он.

Ни Кот, ни двое остальных парней еще не успели сообразить, что произошло, когда раздался истерический крик Ниночки:

— Кот, Кот! Он сейчас в окно выскочит!

На полу стонал Косой, пытаясь подняться. Кровь сочилась по смуглой щеке, черные глаза были полны бешенства.

— Дай ему, Кот, — прохрипел он.

И Кот глыбой двинулся на нож. Парни зашли с боков.

— Стой, ребята, — угрожающе предупредил Виталий. — Бежать мне некуда. А она… — ему вдруг пришла новая мысль. — Она же дешевка! — он с презрением посмотрел на Ниночку. — Она же липла ко мне всю дорогу и плевала на тебя, Косой! Хотела, чтобы затащил ее под любой куст, паскуда! А я чужих баб не трогаю! Понял?

Он сказал это с такой силой и яростью, что взгляды всех обратились на Ниночку, и та залилась краской, задрожали губы, она съежилась, как от удара, под неостывшим взглядом Косого. Да, Виталий не врал, это было сейчас всем ясно.

— Гнида… — прошипел Косой, тяжело поднимаясь с пола и утирая рукой кровь со щеки. — Теперь попомнишь меня… — и он грязно выругался.

Видно, Ниночку тут знали.

Кот, сопя, отошел от двери, парни замерли. Все ждали, что скажет Косой. А тот мутно посмотрел на Виталия и, повернувшись к Анисье, которая испуганно жалась в своем углу, хмуро приказал:

— Водку давай, зараза! — и только потом бросил Виталию: — Опускай нож.

Все уселись за стол.

Выпив, Косой вдруг задумчиво сказал, глядя куда-то мимо Виталия:

— Ну, ты даешь, Олежка! Но откуда все-таки эта… — он опять выругался, кивнув на Ниночку, — откуда она про гостиницу взяла, а?

Виталий не увидел, а скорей почувствовал, как снова насторожились парни вокруг. Косой уставился в пространство, и только желваки круто перекатывались под смуглой кожей на скулах.

— Я в гостиницу ту девчонку проводил, — как можно беспечнее ответил Виталий. — Почем я знаю, кто еще туда заходил?

«Неужели не все? — с тревогой подумал он. — Неужели еще что-то будет?» Голова горела, минутами накатывала вдруг странная слабость. И Виталий подумал: «Что со мной? Трушу, что ли?»

— Почем знаешь? — переспросил Косой, не поворачивая головы. — А мы почем знаем, брешет она или нет?

— Первый раз она вам брешет, что ли?

— Ну, не первый… А все-таки…

Косой, прищурившись, оглядел своих дружков и кивнул одному, длинному, рыжему, в синей мятой рубашке с закатанными рукавами.

— Слышь, Нос. Кто у тебя там в гостинице есть?

— Дядька, — сумрачно ответил рыжий.

— Чего делает?

— Двери открывает.

При этих словах Виталий чуть заметно вздрогнул: рыжий говорил о швейцаре, тот видел его и Светлану, и, конечно, видел Костю, и знает его, и, может быть, даже поинтересовался, к кому Костя пришел. Да и выходили они с Костей… Нет, выходили они по очереди, сначала ушел Костя… Нет, сначала ушел он, Виталий… Да нет же… Мысли почему-то путались. Стало трудно дышать. Что еще задумал этот Косой?

А тот все с той же напускной ленью проговорил:

— Двери, значит, открывает? Подходяще. А ну, подкатись к нему, поспрошай. Кого и что видел. — И, внезапно блеснув глазами, резко бросил: — Живо! Одна нога тут, другая там! А мы пока гостя этого того… постережем. Живо, говорю!

Рыжий неохотно поднялся из-за стола.

— Ха, — зло усмехнулся Виталий. — Проверочка, значит?

— Для порядка, — ответил Косой, все так же не поворачивая головы в его сторону, и с угрозой добавил: — Давай смирно сиди. Больше такой номер не пройдет. — И кивнул Коту: — К окну валяй. А ты, — кивнул он другому парню, — у двери. Все как у больших, будь уверен, — многозначительно подмигнул он Виталию. — Может, дядя Осип не зря глаз на тебя положил.

Рыжий ушел. Кот, переваливаясь, двинулся к окну. Пересел к двери и третий парень. За столом остались Косой, Виталий и обе женщины. Ниночка всхлипывала, а Анисья еле слышно с испугом пробормотала:

— Господи, да что же это такое?..

Ей никто не ответил. Потом Косой сказал, коротко глянув на Виталия:

— Если что, живой отсюда не уйдешь. Попомни.

Виталий, пытаясь унять предательскую дрожь в руках, хмуро ответил:

— Тогда лучше в Москве не показывайся…

— Грозишь… — Косой рванулся было к Виталию, но тут же остановился. — Ладно. Обождем сначала.

И снова все умолкли. Тягуче потянулось время.

«Почему так болит голова? — думал Виталий. — Почему дрожат руки? А Светлана уже там, в гостинице… А мама уже вернулась с работы, и отец…» Потом он решил, что глупо сейчас не думать о главном. Что узнает рыжий в гостинице? Что будет, если… если тот швейцар все видел? Драка? И придется стрелять? А Васька? Ведь Косой отомстит и Ваське. Нет, что-то надо придумать. Может, отрицать все, что расскажет рыжий? Но он не Нинка, ему поверят. И глупо погибать от бандитского ножа. Но как вырваться отсюда? Костя с группой подойдет часа через два. Рыжий вернется раньше, конечно. Значит, рассчитывать надо только на себя. Что же делать все-таки? Стрелять? Это еще не спасение. Озвереют. Убьют. Надо пробиться к окну. Но там Кот. Его не своротишь. Может, взять на прием?

И опять Виталий ощутил предательскую слабость во всем теле. «Да что же это со мной?»

Он незаметно посмотрел на ходики, висевшие над кушеткой. Прошел уже час, как ушел рыжий. Еще бы протянуть один час, и тогда…

Резкий звонок у двери оборвал его мысли. За первым звонком последовали два других, коротких, условных.

— Нос притопал, — удовлетворенно сказал Косой и бросил Анисье: — А ну, открой!

Когда рыжий, запыхавшись, появился в дверях, все разом повернулись к нему, и Виталий решил: «Сейчас надо кинуться к окну. Именно сейчас! Потом будет уже поздно!»

Он напружинился, готовясь сорваться с места, незаметно отодвинул с пути чей-то стул и внезапно поймал на себе злой и настороженный взгляд Ниночки. «Не углядишь», — стиснул зубы Виталий и хотел уже вскочить, как вдруг с порога раздался возбужденный голос рыжего:

— Порядок! С девкой туда пришел, с девкой и ушел!

Виталий застыл на месте, не веря своим ушам. «С девкой ушел!» Откуда они это взяли? Что случилось? Может, он ослышался? Лоб покрылся холодной испариной. Неужели тот швейцар…

Он не успел додумать до конца. Косой придвинулся к нему, обхватил за плечи и, не скрывая ликования, возбужденно сказал:

— Ну, ты даешь! Такого кореша иметь в Москве — лучше ничего не надо!

Потом Косой поглядел на всхлипывавшую Ниночку и, закипая новой злостью, крикнул:

— Катись, гнида! С глаз катись! Я с тобой потом посчитаюсь!..

Матерно ругаясь, он схватил со стола стакан и с размаху швырнул в нее.

Со звоном разлетелись осколки, Ниночка дико вскрикнула и опрометью, опрокинув стул, кинулась к двери.

— Нет баб! — яростно, взахлеб закричал Косой. — Одни суки! Убью всех!..

Он схватился руками за голову и застонал.

— Слышь, Косой, — проговорил рыжий. — Писулька пришла от Попа.

— Покажь, — оживился Косой.

Парень передал ему сложенный вчетверо грязноватый листок. Косой развернул его, но буквы прыгали у него перед глазами.

— Давай читай, — вернул он парню письмо.

И тот со вкусом прочел:

«Привет почтенной бражке из снежной Сибири. Объявил себе амнистию подчистую…»

— Утек, холера! — восхищенно пробасил Кот.

— Этот откуда хошь утекет, — подтвердил Косой. — Нет еще таких решеток.

Виталий настороженно слушал.

«Амуницию достал классную и бумагу тоже, — продолжал читать рыжий. — Теперь инженер. Командировочный с Севера. Курс держу на столицу. Имею там дело. Такси и рестораны к нашим услугам. Косой, встреча на старом месте. На веки ваш. Поп».

— Во дает! Артист! — опять восхищенно пробасил Кот.

Виталий лихорадочно соображал, только мысли почему-то потеряли ясность. Его бил озноб. «Нервы», — подумал он. Усилием воли он заставил себя обдумать новую обстановку. Надо дать условный знак Косте: сейчас эту компанию брать нельзя. Косого надо непременно проводить до Москвы. Там у него встреча. Из заключения бежал, видно, опасный преступник.

Он поднялся из-за стола. Голова кружилась. Виталий подошел к окну, потянулся к форточке, чтобы ветер обдул разгоряченное лицо и, словно невзначай, отодвинул горшок с цветком.

На него уже никто не обращал внимания.

«Что-то надо еще сделать, что-то я хотел узнать, увидеть», — подумал Виталий, возвращаясь к столу, но вспомнить не мог.

Спали вповалку, кто где. Виталий очутился в углу, на кушетке, и словно провалился в душную темноту.

Клокочущий храп и бормотанье наполнили темноту комнаты. За стеной постанывала сквозь сон Анисья.

Наутро Виталий проснулся совсем больной. Голова разламывалась и пылала, запеклись губы.

В комнате никого, кроме Косого, не было. Он сидел в продавленном кресле, держась за голову, и зло матерился сквозь зубы.

Вошла Анисья, положила мокрую тряпку ему на лоб.

Виталий приподнялся и с трудом сказал, поймав на себе взгляд Косого:

— Расхворался я, кажись.

— Отсюда мотай, — сипло приказал Косой. — Тут сгоришь, как свеча.

— Может, в Москву на пару рванем?

— А чего ж. Сегодня вечерним. Здорово же ты меня приложил!

— Не суйся.

— Я те дам «не суйся»! — ощетинился Косой.

Виталий поднялся с кушетки, машинально ощупал карманы. Все было цело. И неуверенно сказал:

— Пошел я. Значит, едем вечерним. Билет возьмешь?

— Ладно уж. А в случае чего привет получишь через Ваську.

Виталий, пошатываясь, вышел из дома. В окно следила за ним Анисья. «Все-таки она хозяйка здесь», — подумал Виталий.

На улице он остановился, соображая, куда ему идти. В милицию нельзя, за ним могли следить. В гостиницу? Нет, нет, тоже нельзя. Да еще в таком виде.

— Где тут у вас больница? — спросил он какую-то женщину.

Та взглянула на него и торопливо стала объяснять, потом махнула рукой и сказала:

— Давайте провожу.

— Нет, я сам…

— Вы не дойдете.

— Дойду, — стиснув зубы, упрямо сказал Виталий.

В голове стоял гул, и улица плыла перед глазами.

Он шел долго, казалось, целую вечность. И вдруг почувствовал: пришел.

Виталий взглянул на здание, перед которым стоял, и медленно прочел: «Гостиница „Северная“». Из последних сил он толкнул тяжелую дверь. Навстречу ему двинулся старый швейцар.

— Тут… остановилась… моя… — Виталий еле шевелил пересохшими губами.

— Знаю, — неприязненно сказал швейцар и зачем-то совсем близко придвинулся к нему, словно принюхиваясь, потом взял Виталия под руку и уже совсем по-другому, дружески и заботливо, прибавил: — Пойдем, милый. Ишь, как тебя скрутило!

«Только не потерять сознание, — подумал Виталий. — Только успеть все сказать».

— А она-то как раз ушла, — донесся до него откуда-то голос швейцара.

— Позвоните… в гормилицию… Федорову… пусть срочно… придет…

Костя примчался через полчаса. Виталий был в каком-то полузабытьи. Он то вскрикивал, бормотал что-то, то стискивал зубы и стонал. Потом он затих, дыхание стало ровнее. Костя решил его не будить. Он сидел тихо, не сводя глаз с исхудавшего, пылающего лица Виталия. Сидел, боясь пошевелиться, и думал о том, какая же у них чертова работа, но расстаться с ней можно, только расставшись с жизнью.

Вскоре пришел знакомый старик врач из санчасти. Он осмотрел больного, сердито покачал головой и сделал укол, потом заставил Виталия проглотить какие-то пилюли.

— Семен Ильич, что с ним? — спросил Костя.

— Всего лишь простуда, но… — старик сдвинул на лоб очки и внимательно посмотрел еще раз на больного, — но наложилась нервная реакция, сильнейшая. Откуда этот юноша?

— Из Москвы. Наш сотрудник. С очень сложным заданием.

— Так чего вы удивляетесь, я вас спрашиваю? — И, подняв палец, он строго добавил: — Учтите, сейчас ему необходим абсолютный покой. Вы меня понимаете? Абсолютный!

— Мне необходимо с ним поговорить.

— Поговорите завтра.

— Семен Ильич, сейчас надо, — взмолился Костя. — Хоть два слова чтобы сказал.

— Вы русский язык понимаете? — окончательно рассвирепел тот. — Не трогать! Через час я пришлю за ним. Госпитализируем.

В это время в комнату неслышно вошла Светлана. Видно, швейцар ее уже предупредил о случившемся.

Старик удивленно посмотрел поверх очков на девушку.

— А вы, извините, кто будете?

— Я?.. — смешалась Светлана. — Я…

— Это его друг, — быстро сказал Костя. — Она тоже из Москвы.

— Ага, — удовлетворенно кивнул головой старик. — Ну, так я пока на вас надеюсь. Именно на вас. А то эти молодые люди забывают обо всем на свете со своей сумасшедшей работой.

В ту же ночь Косой один уехал в Москву. Его никто не провожал.

Виталий очнулся только утром, уже в госпитале. Он сразу подумал обо всем, что с ним случилось, и вспомнил вдруг то, что мучительно не мог вспомнить в ту памятную ночь в доме Анисьи, вспомнил и в отчаянии зажмурил глаза.

Портсигар Достоевского исчез вместе с Косым.