"Оноре де Бальзак" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)

Глава тринадцатая «Человеческая комедия»

Для полного собрания сочинений Бальзака, озаглавленного «Человеческая комедия», Этцель потребовал ранее не публиковавшегося предисловия. Решили обратиться к Шарлю Нодье, тот отказался, сославшись на усталость. Не дала прямого ответа и Жорж Санд. Оноре предложил воспользоваться текстами Феликса Давена, которыми открывались «Философские этюды» и «Этюды нравов». Но издатель настаивал теперь на авторском предисловии, из которого стало бы ясно, что вдохновило Бальзака на этот титанический труд: «Ни в коем случае нельзя воспроизвести предисловия Давена… Это будет отвратительно во главе столь фундаментального творения, как наше собрание сочинений… Невозможно, чтобы полное собрание ваших сочинений, самое дерзновенное из ваших творений, было представлено читателям без нескольких страниц во главе, написанных вами. Создастся впечатление, что вы, отец, бросили свое детище… Итак, за работу, папаша… Так как ваши сочинения впервые появятся под общим заголовком „Человеческая комедия“, не начать ли так: „Я назвал так („Человеческая комедия“) полное собрание своих сочинений, потому что…“? Впрягайтесь. Мы – колеса, вы – пар».

Аргументы Этцеля убедили Бальзака, он подчинился. На двадцати шести страницах он изложил свои взгляды так, чтобы его книги не попали в список тех, что запрещены католической церковью, и одновременно чтобы смягчить нападки легитимистских изданий. Писал о том, что единственно возможной религией считает христианство, сформировавшее современные народы и служащее надежной защитой от будущего; что его освещают две истины – религия и монархия, что каждый здравомыслящий писатель на благо своей родины должен стремиться своим творчеством призывать к ним; что всеобщие выборы приведут к власти правительство, отвечающее интересам большинства и потому ни за что не отвечающее, а отсюда недалеко и до тирании.

В «Человеческой комедии» он прежде всего стремился сравнить «человеческое» и «животное», так как уверен, что наряду с зоологическими видами существуют и человеческие. Менталитет и поведение рабочего и банкира, денди и священника делают их более несхожими, чем слон и ворона. Но человеческий мир гораздо сложнее мира животного. В этом последнем самка и самец всегда принадлежат одному виду, и лев ищет себе пару только среди львиц. У людей подобное – редкость. Да, женщина и мужчина, оба принадлежат роду человеческому, но противостоят друг другу порой, словно волк и ягненок. И не только вследствие половых различий, немалую роль играет образование, воспитание, темперамент, прошлое. А потому жена торговца иногда достойна быть герцогиней, тогда как герцогиня не стоит ногтя подруги художника.

В среде этой цивилизованной с виду фауны правят самые дикие инстинкты, противоречащие всяким законам и традициям. Завороженный этим миром, автор решил запечатлеть его, став летописцем целого народа и целой эпохи. Возникли сотни персонажей с разными характерами, устремлениями, занятиями, заботами. Бальзак с одинаковым удовольствием всматривается в бедных студентов и бездеятельных герцогинь, сладострастных куртизанок и хитрых финансистов, милосердных врачевателей и бывших каторжников. Париж с его салонами, конторами, магазинами, трущобами, провинциальные закоулки с их нравами изображены с такой точностью, будто автор пожил во всех городах и городках Франции, перепробовал все профессии, постоял, подслушивая, под каждой дверью.

И тем не менее любопытство свое насытить никак не может – новые замыслы переполняют его. Он откладывает в сторону работу, только чтобы написать Ганской, чьи ответы все реже, все рассеяннее. Бальзак в отчаянии – неужели это конец их любви? А причина – расстояния и неудовлетворенная страсть? Готов этому поверить, когда пятого января 1842 года получает письмо, запечатанное черным сургучом: Венцеслав Ганский скончался десятого ноября 1841 года. Понимая, что это кощунство, Оноре тем не менее обрадовался давно желанной смерти. Как бережнее сказать вдове, что огорчен за нее и рад за них двоих? Сколько лет он мечтал о том, как исчезнет с лица земли этот замечательный человек, бывший препятствием их соединению! Путь свободен! Теперь Ева – его, почти его! Но в таких случаях следует соблюдать такт. Бальзак несколько раз начинает ответ, прежде чем приходит к окончательному варианту: «Обожаемая моя, хотя событие это позволяет мне рассчитывать добиться того, чего я страстно желал последние десять лет, перед вами и перед Богом не могу не воздать себе должное: никогда в моем сердце не было ничего, кроме полной покорности, и даже в самые жестокие минуты моей жизни я не запятнал свою душу дурными желаниями. Да, были невольные порывы, и я часто говорил себе: „Как легко мне жилось бы с ней!“ Но без надежды не сохранишь веру, сердце, все свое существо… Я был рад узнать, что теперь могу писать, не скрываясь, и говорить о том, о чем раньше приходилось молчать».

Действительно, пока жив был господин Ганский, Оноре приходилось сдерживаться из опасения, что письма попадут к нему. Теперь – и это первое преимущество – перо его свободно! Этот шаг может стать решающим в завоевании Иностранки. Но оказалось, что та опечалена кончиной супруга больше, чем он предполагал. Да, ее муж был значительно старше, но прекрасно воспитан, во всем разбирался, умело управлял поместьем. Теперь ее окружает враждебно настроенная его семья и тысячи неприятностей: супруг оставил ей все состояние, но его дядя, старый сварливый оригинал, прозванный Бальзаком «Тамерлан», против ее вступления в права наследования, а русская бюрократия всегда недолюбливала польское дворянство Украины. Один неверный шаг со стороны Ганской – и для нее все потеряно. Поэтому Бальзаку вовсе не следует приезжать в Россию, пока не будут улажены все эти неприятные вопросы: вместо того чтобы поддержать ее в несчастье, он скомпрометирует свою Еву в глазах и света, и самого царя. Опасаясь пересудов, Ганская настойчиво спрашивает его о своих письмах: если они вдруг исчезнут, ими смогут воспользоваться против нее самой и против дочери, опеку над которой мать должна сохранить во что бы то ни стало. «О ваших письмах, обожаемая моя, – отвечает ей Бальзак, – беспокоиться не стоит. Не опасайтесь моей внезапной смерти. Они хранятся в коробке, похожей на ту, что у вас, и моя сестра, не заглядывая в нее, должна ее уничтожить, в моей сестре я уверен».

Размышления о положении, в котором оказалась его Ева, – бедная женщина должна противостоять бессовестным наследникам и недоброжелательным судьям, – настолько измучили его, что он почти забросил работу. В каждом письме ждет ее приглашения приехать в Россию, сам тем временем пытается накопить денег, чтобы провести несколько месяцев в этой стране. В который раз обращается к театру. Виктор Гюго ободряет его, говорит, что это золотая жила и надо только написать «верную» пьесу, которая заденет публику. Бальзак предлагает театру «Одеон» комедию в испанском духе «Надежды Киньолы» об изобретателе Альфонсо Фонтанаресе и его слуге Киньоле, не уступающем Фигаро. Есть роль и для Мари Дорваль. Автор читает актерам четыре первых акта, преображаясь в каждого персонажа, вкратце пересказывает содержание пятого, пока не готового. Все это ему плохо удается, он не слишком уверен в себе, что-то мямлит. Чтение заканчивается вежливыми похвалами. Мари Дорваль уклоняется от участия в спектакле под предлогом голландского турне, договор о котором подписан. На деле ее совсем не устраивает роль. Несмотря на это, пьеса принята к постановке. Мари Дорваль заменит бесцветная Элена Грассен. Начинаются репетиции. Бальзак настолько уверен в успехе, что сам берется за «практическую» сторону дела: у него не будет платной клаки, в этом нет необходимости, когда пьеса хороша; билеты на первые три представления он продаст сам, цена будет довольно высокой; в этом великолепном зале будут кавалеры ордена Святого Людовика, пэры Франции, послы, банкиры, дамы из высшего общества. Он обойдется без журналистов, тем более что они стремятся охаять пьесу, даже не видя ее. Узнав об экстравагантных распоряжениях автора, газеты разразились статьями, озаглавленными: «Бальзак – продавец контрамарок» или «Драматические и романтические спекуляции»…

В день премьеры, девятнадцатого марта, зал был наполовину пуст. Завсегдатаи «Одеона», возмущенные неучтивостью Бальзака, решили не приходить. Зато редкие настоящие зрители затерялись в толпе тех, кто купил непроданные билеты, к тому же уцененные. Голоса актеров терялись в шиканье и свисте. Оноре был без сил от стыда и ярости – его публично высекли. Этого он не мог перенести, к тому же катастрофа литературная сопровождалась финансовой. Критика была беспощадной, пьесу сняли после девятнадцати представлений. Хотя она не так плоха и будь подписана другим именем, имела бы успех. «Что до меня, я – на пределе сил, и душевных, и физических, – делится Бальзак с Ганской. – Если сойду с ума, причиной этому будет истощение. „Киньола“ стала предметом жестокой схватки, наподобие той, что развернулась вокруг „Эрнани“. Она была освистана от начала до конца, публика не захотела ее слушать… „Киньола“ не принесет мне и пяти тысяч франков. Все мои враги, а их немало, набросились на меня из-за „Киньолы“. Все газеты, за двумя исключениями, пустились во все тяжкие, ругали меня и клеветали на пьесу».

Русская мечта отдалялась, надо было срочно снова приниматься за романы. Писать, писать и писать, чтобы заработать себе право наслаждаться: попав в Россию, он останется там до тех пор, пока Ева не согласится выйти за него замуж. Но почему Иностранка молчит? Наконец, столь ожидаемое послание приходит. Увы! Вместо страстного призыва – отказ: с ледяным спокойствием она сообщает, что Оноре свободен. Ни слова о предстоящем путешествии, разделенной любви и торжестве супружества, только о своих запутанных делах, четырнадцатилетней дочери, которой хочет посвятить всю себя, об омерзительной «тетушке Розалии» (на самом деле ее кузине), которая советует держаться подальше от французов. Эту «тетушку» Бальзак объявляет своим «заклятым врагом». Она невзлюбила Париж после того, как ее мать, княгиня Любомирская, была обезглавлена санкюлотами во время революции. «Париж – никогда!» – эти ее слова Ева не замедлила передать Бальзаку. Тот ошеломлен. Его «небесный цветок» отказывается ехать к нему во Францию и не желает, чтобы он ехал в Россию. Что это? Неужели окончательный разрыв? Невозможно! Оноре уверяет себя, что, как только уладятся дела с грозным дядюшкой Тамерланом, Иностранка подаст ему знак. «После вашего жестокого письма я должен выждать некоторое время, – заключает он. – Вы нанесли мне слишком глубокие, страшные раны. Они перечеркнули те семь лет, в течение которых вы были для меня возведенной на трон святой, на которую бедный человек смотрит каждый раз, когда ему выпадает его крошечное счастье или очередная беда».

Переписка продолжилась, сдержанная и осторожная со стороны Ганской, полная восторженного нетерпения – Бальзака, который никак не хотел понять, что, живя в России, она не может сбрасывать со счетов мнение окружающих, для которых союз с погрязшим в долгах писателем – определенно мезальянс. Брак с человеком без состояния, не слишком надежным, может лишить ее обожаемой дочери. Да и уступи настойчивости Бальзака, вдруг он найдет ее после семи лет разлуки постаревшей, поблекшей, тогда как столько молоденьких и хорошеньких окружают его в парижских гостиных? И не проиграет ли графиня свое дело, вступив в связь с писателем, чьи политические убеждения тем более подозрительны, что сам он – из Франции? Поляки на Украине находятся под постоянным наблюдением властей. Их терпят, но не любят. Киевский генерал-губернатор всевластен здесь и в любой момент может приказать наложить арест на имущество. Гражданский суд отказался признать законность завещания, слишком выгодного для вдовы. Ганская обратилась в Сенат, лично к Государю, благо у нее есть некоторые связи при дворе: ее брат, Адам Ржевузский, адъютант царя. Плохо ли, хорошо ли, но теперь ей надо самой ехать в Петербург защищать свои интересы. Бальзак одобряет этот шаг: «Дорогая, во всем, что касается вас, вы абсолютно правы: поезжайте в Санкт-Петербург и приложите весь ваш ум, все ваши силы, чтобы выиграть дело. Используйте все средства: встречу с царем, доверие, которым пользуются у него ваш брат и его жена. Все, что вы писали мне по этому поводу, все имеет смысл. Теперь вас преследуют так же, как меня, у нас появилось сходство». Его распирает желание посвятить себя любимой женщине, он подумывает о том, чтобы, покинув Францию, броситься ей на помощь и – почему бы нет – даже сменить гражданство: «Я стану русским, если вы не видите к тому препятствий, и попрошу у царя разрешение, необходимое для нашей свадьбы. Это не так уж глупо! За первые две недели моего визита будущей зимой, воспользовавшись всеобщим увлечением, я сумею многого добиться».

Желание удалиться куда-нибудь подальше связано с провалом «Киньолы»: он больше не верит ни публике, ни литературным критикам. Да и что, собственно, такое – национальность? Условность, как и многое другое. И разве привязанность к земле, языку сильнее, чем зов души и сердца? И надо ли предпочесть страну, где родился, но которая отталкивает тебя, той, что раскрывает свои объятия? Не лучше ли быть оцененным в России, чем презираемым во Франции? Не лучше ли быть писателем вне национальности, чем французским писателем? «Уже два года я раздумываю над тем, чтобы заниматься литературой и театром в Санкт-Петербурге и оттуда взирать на европейскую литературу. Последние дни я снова вернулся к этой мысли. Скажите, что вы об этом думаете. Я хотел бы во время первого своего путешествия осмотреться, поглядеть на людей. Останавливает меня, главным образом, незнание языка». Возвращаясь к своему поражению на поприще драматургии, добавляет: «Вы не можете представить себе, до чего актрисы глупы и некрасивы. Из-за двух актрис, игравших в „Киньоле“, пришлось опускать занавес, так они были чудовищно плохи, я испытываю ко всем, кто поднимается на подмостки, глубочайшее отвращение, которое не знаю как выразить. Мой брат и его индианка живут в страшной нищете. Мой шурин воюет со своими мостами и собирается построить обводной канал в нижнем течении Луары. „Урсула Мируэ“ посвящена моей племяннице Софи, которая через некоторое время должна выйти замуж. Вот вам и все ответы! Но все это должно быть вам безразлично, и только слова „Я вас люблю, как никогда раньше“ должны наполнять ваше сердце, как мое наполняют ваши горести и радости».

Кто знает, вдруг «Киньола» завоюет Петербург и Москву, несмотря на полный провал в Париже? Но долой нездоровые мечтания! С остервенением возвращается он к своим рукописям – только благодаря им сможет отправиться в путь: «Не думаю, что проживу следующий год благополучно, без финансовых неприятностей и неполадок со здоровьем. После пятнадцати лет непрерывной работы одному мне не выдержать этой борьбы. Творить, все время творить! Бог творил только шесть дней. И больше, чем мысль о величии, в чем вы меня упрекаете, меня занимает другая: расплатиться с долгами, жить в тихом уголке России или Франции, не обращая внимания на досужие разговоры, рядом с любовью, наподобие вашей. Согласитесь, что, хотя душа моя утомлена, ум устал, сердце осталось по-детски чистым». В том же письме Бальзак сообщает, что почти закончил «Путешествие на кукушке» (окончательное название «Первые шаги в жизни»), к созданию которого его подтолкнула коротенькая история, записанная сестрой Лорой по рассказам ее дочерей; что виден конец «Альбера Саварюса», что от него требуют «Крестьян», что остались последние несколько страниц «Двух братьев»: «Есть от чего потерять голову! О, когда же настанете вы и покой? Никто еще не был так, как я, приготовлен к счастью своими страданиями!»

«Первые шаги в жизни» повествуют о юноше, наивном хвастуне, который ломает свое будущее, неосторожно дав обещания своему попутчику по дилижансу, человеку могущественному и страшному. Фабула обрастает описаниями Июльской революции 1830 года и перипетий той эпохи, войны в Алжире, где герой потеряет руку, но храбростью искупит свою ложь. В «Альбере Саварюсе» речь идет о блестящем честолюбивом адвокате, который, обосновавшись в Безансоне, влюбляется в прекрасную вдову-итальянку, герцогиню. В него, в свою очередь, влюблена девушка, которая, узнав, что отвергнута, с помощью подложных писем добивается разрыва адвоката и герцогини, та в конце концов выходит замуж за другого. Лишившись последней надежды, адвокат поступает послушником в монастырь. Во время работы над этим романом, посвященным тому, как раненный в своей любви мужчина удаляется от мира, Бальзак пытается понять, что будет с ним самим, откажи ему Ганская. Он ощущает такую близость к своему герою, что наделяет его собственной внешностью: та же тяжелая голова с высоким лбом, тот же пламенный взгляд, та же сильная, круглая, белая шея. Он не может отказать себе в удовольствии устроить встречу героев в Швейцарии. А их злого гения зовут Розали, как ненавистную «тетку Ржевузскую». Ева должна понять, читая эту грустную историю, что и автор уже устал сопротивляться. Оноре кажется порой, что он никогда не завершит начатое, его никогда не коснется счастье, о котором он столько думал: «Каждый день стоит мне года жизни, боюсь, что не дотяну до счастливейшего дня, о котором тысячи раз мечтал за эти десять лет». Сумела ли она извлечь урок из его романа? Ее отзыв о книге удивил: Ганской она показалась чересчур «мужской». Бальзак протестует: «Я огорчен, что вам не понравился „Альбер Саварюс“. И еще: „Вы недостаточно знаете современное французское общество, чтобы оценить „Альбера Саварюса“… Я удивлен, что единственная в своем роде, пламенная любовь и разрушенная жизнь Альбера не потрясли вас“».

Некоторое время спустя решает смягчить свой суровый приговор и уточняет: «Я очень устаю, у меня дергается веко, в этом я вижу предвестие нервной болезни, что не может меня не расстраивать. Мне нужен полный отдых, я должен отвлечься, но не могу себе этого позволить, так как должен работать».

Вызванный для консультации доктор Наккар констатировал, что крупные сосуды сердца несколько пережаты, и в этом, по его мнению, причина головокружений его пациента. Обеспокоенный Бальзак согласился провести в постели две недели. Надо продержаться хотя бы до первого поцелуя в России!