"Оноре де Бальзак" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)

Глава одиннадцатая Обманутые надежды

Неужели Лафонтен, как и Мольер, вышел из моды? Книги не продавались, долги росли, компаньоны Оноре в панике разбежались. Но его это нисколько не заботило, он был рад оказаться один и при поддержке отца, госпожи де Берни и господина Дассонвилля решает отныне быть редактором и владельцем типографии в одном лице. Пятнадцатого июля 1827 года он договаривается с Андре Барбье, бывшим мастером в типографии Тасту, и считает собственное предприятие готовым к работе. Но прежде необходимо получить свидетельство, выдаваемое Министерством внутренних дел после предусмотренного полицейского расследования. Господин де Берни, сама любезность, используя связи в высоких сферах, добивается благоприятного отклика о заинтересованном лице: господин Оноре де Бальзак, «благовоспитанный молодой человек, правильно мыслящий, из обеспеченной семьи, учившийся праву, а также литератор». Оставшиеся экземпляры Мольера и Лафонтена были с убытками проданы владельцу книжного магазина Бодуэну, обязавшемуся позаботиться о том, чтобы удовлетворить часть кредиторов. Типография, расположенная на улице Марэ-Сен-Жермен и полностью оснащенная, была куплена за шестьдесят тысяч франков благодаря ссуде, полученной от госпожи Жозефины Делануа, дочери банкира Думерка, верного друга Бальзаков. Родители Оноре выступили его гарантами.

Госпожа де Берни тоже не оставила его, готовая помочь материально, если выйдет какая-то заминка. Правда, выдвинула условие: он не должен больше видеться с герцогиней д’Абрантес, она слишком страдала от того, что появилась соперница, и теперь в обмен на свою преданность могла рассчитывать на верность Оноре. Как поступить? Какое-то мгновение ветреный любовник не знает, на что решиться: одна возлюбленная хранит воспоминания о наполеоновских походах, другая – искренне любит, да и ее финансовая поддержка никогда не будет лишней. Наконец, здравый смысл и благодарность берут верх, но не без сожаления отказывается Оноре от женщины с историческим именем ради не столь именитой вкладчицы в его предприятия. Брошенная из коммерческих соображений, герцогиня метала громы и молнии: «Этот разрыв смешон. Чтобы рассеять ваши опасения, скажу без гнева, что полное безразличие пришло на смену всему, что было до сих пор… Но не забудьте, что я женщина, и оставайтесь по крайней мере вежливы со мной, как всякий мужчина должен быть по отношению даже к падшему созданию. Если вы настолько слабы, что вынуждены защищаться, мне вас жаль. Это достойно только сострадания. Не потрудитесь ли вы вернуть мне книги, которые я брала в библиотеке Версаля и которые вы получили только благодаря моему имени».

Теперь надо было запустить машину, которую обслуживали тридцать шесть рабочих, что по тогдашним меркам было мизерным: у Дидо работали двести, у Эвера – пятьсот человек. Первый этаж дома занимала собственно типография, окна которой выходили на улицу Марэ-Сен-Жермен. По винтовой лестнице с железными перилами можно было подняться на второй этаж, где находилась квартира Бальзака: прихожая, столовая, спальня (огромная кровать скрывалась в алькове, стены, обитые голубым перкалем, сообщали этому уголку нечто серафическое). Госпожа де Берни наведывалась сюда каждый день, терпеливо сносила присутствие рабочих, шум машин, запах краски, бумаги, клея. Вместе с Оноре она склонялась над книгами счетов, выслушивала его сногсшибательные планы – Бальзак не умел размениваться на мелочи. Первого августа 1827 года он приобретает шрифтолитейную мастерскую, теперь, помимо Бальзака и Барбье, появляется третий компаньон – Жан-Франсуа Лоран. Госпожа де Берни мужественно субсидирует новое начинание.

Оноре располагает семью печатными станками, лощильным прессом и хорошим набором свинцовых букв, знаков, виньеток. Он готов принять любой заказ, печатает исторические мемуары, каталоги коммерческих фирм, рекламные объявления, дешевенькие брошюры, произведения Мериме, третье издание «Сен-Мара» де Виньи, который будет вспоминать о нем как об очень грязном, очень худом, чрезвычайно разговорчивом молодом человеке, путавшемся в своих речах и брызгавшем слюной из-за отсутствия всех передних зубов в его слишком влажном рту.

Несмотря на столь неприглядную внешность Бальзака, госпожа де Берни продолжала видеть в нем сверхчеловека, гениального, хотя и несколько несерьезного, суматошного. «Госпожа де Берни была для меня божеством, – будет он вспоминать годы спустя. – Была матерью, подругой, семьей, другом, советчиком, она сделала из меня писателя, она утешала молодого человека, плакала как сестра, смеялась, приходила каждый день как целительный сон, во время которого забывались все горести». Но и под нежным ее наблюдением Бальзак не замедлил запутаться в делах: он не умел считать, еще менее – предвидеть, управлял хаотично и, как всегда, видел только глобальное, двигался слишком быстро.

К началу 1828 года средства почти иссякли, забыв о хороших отношениях, потребовал вернуть долг господин Дассонвилль, заказчиков становилось все меньше. Госпожа де Берни начала подумывать, не ошиблась ли, поощряя любовника ввязаться в авантюру с типографией: ей было спокойнее, когда тот писал романы. И, будучи женщиной рассудительной, она скорее готова была простить неверность, чем пережить позор банкротства. В феврале, предвидя финансовую катастрофу, типографию покинул Барбье. Товарищество «Бальзак и Барбье» уступило место товариществу «Лоран, Бальзак и де Берни». Dilecta принесла с собой девять тысяч франков, теперь капитал составил тридцать шесть тысяч, восемнадцать из которых стоило оборудование, предоставленное Лораном. На счету Оноре был лишь долг в четыре с половиной тысячи франков. Извещения кредиторов заполонили его квартиру, лежали на столе, креслах, под часами. Ночами ему снились счета, днем он старался не смотреть в глаза рабочим, которым давно не платили.

В конце концов пришлось оставить квартиру, где слишком очевидны были свидетельства банкротства, и перебраться к другу, писателю Анри де Латушу. Потом, скрываясь за именем Сюрвиля, Бальзак снял квартиру на третьем этаже в доме по улице Кассини: так, казалось ему, будет спокойнее, никто не станет его тревожить. Но скоро положение товарищества стало внушать столь серьезные опасения, что он уступил Барбье за шестьдесят семь тысяч франков всю типографию – с оборудованием и даже разрешением на ее работу. Это позволило заплатить долги самым «голодным» кредиторам. В результате Оноре остался должен еще пятьдесят тысяч франков, сорок пять из которых – родителям. Те волновались, что сына посадят в тюрьму как злостного неплательщика, и госпожа Бальзак упросила своего кузена Шарля Седийо, помощника судьи, уладить дело полюбовно. Шестнадцатого апреля 1828 года он распустил шрифтолитейное товарищество «Лоран – Бальзак». Сын госпожи де Берни Шарль-Александр, которому только исполнилось девятнадцать и которого спешно объявили юридически дееспособным, возглавил предприятие.

Бальзак не был теперь ни шрифтолитейщиком, ни печатником, ни издателем, он и писателем-то едва ли себя ощущал. Тем не менее пребывал в уверенности, что знакомство с миром деловых людей было небесполезным: научился плавать среди акул. Это вспомнится, когда будут создаваться персонажи, сражающиеся за жизнь в неумолимом водовороте финансов. Действительно, даже чудная госпожа де Берни, безгранично преданная своему любовнику, сумела извлечь выгоду из ликвидации товарищества, добившись назначения новым руководителем своего сына, который со временем сумеет поправить ситуацию. Но Бальзак, уступивший место, ничего не получит.

Он не держит зла на плохих советчиков или сотрудников и в восторге от своей новой квартиры. Добрый Латуш позаботился о ее убранстве: деревянная обшивка была тщательно вымыта, стены обиты голубым блестящим коленкором. Драпировка скрывала потайную дверь в ванную комнату с белыми оштукатуренными под мрамор стенами, которая освещалась окном с красными матовыми стеклами. Спальня, бело-розовая, приглашала заняться любовными играми. Главной заботой Бальзака стала покупка мебели и безделушек: за сорок франков приобретены были три ковра, за сто сорок – часы с желтым мраморным цоколем, книжный шкаф из красного дерева, на полках которого выстроились томики в темно-красном сафьяновом переплете. «У меня не слишком роскошно, – пишет он Лоре, – но чувствуется вкус, который всему сообщает гармонию». У обладателя столь элегантной квартиры и внешний вид должен быть соответствующим: Оноре заказывает у Бюиссона, улица Ришелье, 108, черные брюки за 45 франков, белый пикейный жилет – 15, синий редингот из тонкого сукна – 120, брюки из тика цвета маренго – 28 и пикейный светло-желтый жилет – 20. Желание хорошо выглядеть и восхищать столь сильно, что его не заботит вопрос стоимости покупок. Пусть другие, вроде честного Седийо, разбираются с векселями, он намерен наслаждаться жизнью, даже если придется умереть молодым. Тем более что портной Бюиссон оказался человеком понимающим и сочувствующим: уступив напору заказчика, соглашался на все отсрочки, верил обещаниям, не получая ни су, не сомневался, что однажды этот великодушный человек вернет все до последнего сантима.

Оноре считал вполне естественным, что столько людей стараются ради того, чтобы жизнь его была восхитительной: голова полна новых планов, сердце – любовью, довольствоваться обычной судьбой ему не годится. Он вновь продолжал соблазнять двух женщин одновременно: неизменную госпожу де Берни и настойчивую герцогиню д’Абрантес. Его удивило, что интрижка была и у отца в его восемьдесят с лишним лет. По словам госпожи Бальзак, ее муж обрюхатил деревенскую замарашку, родные опасались, как бы та не стала его шантажировать. Отец же был несказанно горд своей мужской силой, о чем, не таясь, делился с дочерью Лорой несколькими годами раньше: «У меня молодая, красивая и сильная любовница, к которой я привязан… Мне уже семьдесят семь, а я все еще силен в любви». Его супругу мало заботила измена этого полусумасшедшего старика, но как противостоять последствиям его похождений. Свою озабоченность она высказывает Лоре: «Во время родов его преспокойно облапошат, заставив сделать все, что угодно, напирая на его честолюбие и страх».

Дабы избежать скандала, всегда возможного в подобной ситуации, и чтобы быть поближе к Сюрвилям, Бальзаки решают переехать в Версаль. Оноре забавляет бегство потешного старика-волокиты. Отец представляется ему чудовищным эгоистом, стремящимся лишь к наслаждениям, смешным и уродливым эпикурейцем, персонажем какого-то романа. Хотя Бальзак больше не уверен в том, что ему хочется писать – он сыт по горло тем, что печатал произведения других. Случайному корреспонденту, барону Лёве-Веймару, который пытался привить на французскую почву немецкую литературу, он с горечью признается: «Уже давно я сам приговорил себя к забвению, публика грубо доказала мне мою посредственность. Я встал на ее сторону и забыл о литераторе, который уступил место печатнику».

Но, по правде говоря, именно теперь, разделавшись с типографией, он вновь подумывает о том, что лучшая в мире профессия – сидеть в одиночестве в тиши кабинета перед белым листом бумаги, с пером в руке и придумывать истории, за перипетиями которых будут следить тысячи незнакомых автору читателей.