"Сорвать розу" - читать интересную книгу автора (Мартен Жаклин)

ГЛАВА 35

В течение нескольких следующих лет неподдающиеся прогнозированию приливы войны омывали Райленд несколько раз. Дом держался, хотя поля, амбары, льдохранилища и кладовые были опустошены подчистую. Опустели также и конюшни, в которых осталась одна старая полуслепая лошадь.

Ранней весной 1779 года дюжина людей верхом на лошадях проскакала через ворота и по подъездной дороге приблизилась к дому. Джон Генри отправил дочь и племянницу наверх с обычным предупреждением:

– Заприте дверь и держитесь подальше от окон.

Сам спустился вниз, встретить новую команду мародеров, многие из которых были ему уже знакомы. В последний раз они объявлялись здесь под предводительством генерала Кортландта Скиннера. Он и его добровольцы из Нью-Джерси попутно приторговывали на стороне, поняв, что изъятие ценностей насильственным путем – более выгодное дело, чем рисковать шкурой за какую-то там американскую свободу.

Когда скиннеры, получившие это прозвище по имени генерала, осадили лошадей у дома, Джон Генри Райленд, открыв парадную дверь, вышел на крыльцо, приветствуя их.

– Джентльмены, – обратился он с иронией, – добрый день. Приношу извинения, но по-другому не могу удовлетворить ваши нужды, и вы, господа, – поклонился он тем всадникам, которых узнал, – должны помнить это по результатам вашего последнего визита. Забрали все: лошадей, домашний скот, цыплят, сыры, зерно, приправы – одним словом, ничего не осталось.

– Не вешай лапшу на уши, старый дурак!

– Убедитесь сами, – спокойно пригласил Джон Генри, показывая на амбары и конюшни.

По сигналу офицера в американской военной рубашке и британской гренадерской шляпе полдюжины всадников поскакали к хозяйственным постройкам позади дома. Оставшиеся поднялись на крыльцо, оттолкнув Джона Генри в сторону.

– В таком доме всегда найдется, чем поживиться, – злорадно заметил один из них.

– Где твое серебро?

– Ушло вместе с британской армией.

– Покажи, где прячешь деньги.

– У меня нет денег, кроме нескольких шиллингов, а может и фунтов. В последние два года нечего было продавать.

– Посмотрим, что есть.

Джона Генри втолкнули в дом. Мародеры рассыпались по первому этажу, как колония муравьев, жадно хватая все более или менее ценные вещи в столовой и гостиной: миниатюру в золоченой рамке, висевшую у двери, серебряный наперсток Фебы, лежавший на столе. Дошла очередь и до оловянных кружек и посуды в серванте, а в библиотеке – до обнаруженных на письменном столе Джона Генри серебряного чернильного прибора и ножа для разрезания книг с инкрустированной драгоценными камнями рукояткой, выполненной в форме меча.

Следуя их указаниям, Джон Генри с показной неохотой открыл ящик письменного стола и вытащил маленький кошелек с монетами, специально хранимый там для этих целей.

– Все, что у меня есть, – сказал он.

– Открой другие ящики.

– Там только мои записи и документы.

– Так мы и поверили!

Выдвигались ящики, и высыпалось их содержимое на выгоревший восточный ковер. В самом нижнем – обнаружился другой кошелек с банкнотами и монетами на сумму около пятнадцати фунтов. Джон Генри еще ранее пришел к выводу, что, дав возможность найти один кошелек, а затем изобразив испуг при обнаружении второго, обычно отбивалась охота искать третий – настоящий тайник с деньгами, закопанный под одним из стойл в конюшне.

Продолжая ругаться, скиннеры весело заявили, что старый бунтарь – настоящий сукин сын – лжет, и в наказание стали вытаскивать с полок книги и выбрасывать их через окно.

Разбитые стекла, возможность потери собственности ничего не значили для Джона Генри по сравнению с порчей и уничтожением дорогих ему книг. Подойдя к скиннерам и используя тяжелую медную лампу как орудие мести, он умудрился пробить ею несколько голов, прежде чем совместными усилиями был сбит с ног.

Покидая библиотеку с награбленным добром, скиннеры небрежно переступали через Джона Генри – все, кроме одного, чья голова еще кровоточила после удара медной лампой. Он остановился, пробормотав: «Старый ублюдок!», и мстительно ударил ногой сначала по ребрам, а затем по голове распростертое на полу неподвижное тело.

Три недели спустя Джон Генри первый раз за это время открыл глаза и с недоумением стал осматриваться по сторонам, пока его взгляд не остановился на Шошанне, стоявшей у стола и готовившей новое лекарство.

– Мама, – позвал он.

Шошанна, к этому времени уже почти не надеявшаяся, что он когда-либо придет в сознание или заговорит, чуть не уронила поднос с лекарствами.

Слезы навернулись ей на глаза, дочь подошла к нему и взяла за руки.

– Папа. Папа, как я счастлива!

– Мама, – Джон Генри снова обратился к дочери. – Джонни хочет пить. – Его губы по-детски недовольно надулись. – Мама, Джонни больно, прогони боль.

Превратившись с этого дня в ребенка, Джон Генри остался им навсегда.

Юный Том из конюшни стал его слугой, а Феба – постоянным компаньоном.

Теперь он обычно часами сидел тихо, сосредоточенно слушая ее чтение, вряд ли понимая хоть слово, – казалось, его успокаивает само звучание любимых им классических языков.

Пока Феба читала, Шошанна занималась хозяйством: как и догадывались скиннеры, у них, конечно, было припрятано зерно, домашний скот и немного продовольствия, которые удалось сохранить от прожорливых отрядов, совершавших постоянные набеги. И ей нужно было подумать о будущем – не вечно же будет длиться война.

К счастью, Джон Генри имел отличного управляющего в лице Билла Лукаса, бывшего раньше его арендатором. И к еще большему счастью, мистер Лукас не возмущался женским управлением – вдвоем с Шошанной они собирались дружно работать на благо Райленд-Холла и земли Райлендов, если в стране снова наступит мир.

К несчастью, однако, поверенный Джона Генри в Ньюарке мистер Сойер был настроен менее оптимистично по поводу того, что какая-то девчушка приобретает слишком много власти.

– Дорогая, это выше ваших сил, – настаивал он всегда во время их встреч. – Забота о вашем дорогом отце, управление домом и поместьем, и все на такие хрупкие плечи, – он похлопал по крепким плечам Шошанны, – а они не предназначены для такой тяжелой ноши.

Когда в этот день они ложились спать, Шошанна со своим прежним весельем подробно рассказала Фебе о последней встрече с поверенным.

– Он думает, что я, будучи женщиной, могу растаять, когда попаду под дождь, или стану визжать, если полевая мышь выскочит на меня.

– Твои хрупкие плечи! – Феба хохотала, пока слезы не потекли из глаз.

Но после еще нескольких встреч назойливость мистера Сойера стала действовать Шошанне на нервы.

– Да, сэр, – резко ответила она ему однажды, потеряв терпение. – Я тоже хотела бы иметь удивительно сильного, мудрого и красивого мужчину, который смог бы принять все мои тяжкие заботы близко к сердцу. Но у меня его нет. В Нью-Джерси также нет родственников-мужчин, а мой отец, как ни прискорбно, не способен работать. В связи с тем, что мне приходится выкручиваться в этих обстоятельствах самостоятельно, давайте отложим бесполезные стенания и будем делать то, что следует сделать.

Однажды днем в конце июля Шошанна осматривала владения фермы с Биллом Лукасом, а Феба, как всегда, читала. Джон Генри неожиданно приложил руку к своей голове.

– Мама, – сказал он. – Мама, здесь болит… ужасно.

Когда Феба вскочила и подбежала к нему, он бросил на нее удивленный взгляд и стал тяжело заваливаться на бок. Она успела подхватить его, не дав свалиться на пол, и, осторожно опустив на ковер, бросилась к двери, чтобы позвать на помощь.

Вернувшись домой, Шошанна увидела слуг, вытиравших слезы фартуками, и Фебу, стоявшую на коленях возле Джона Генри и державшую его неподвижную руку.

– Шэнни, я думаю… – Феба поднялась с колен, когда Шошанна вошла в комнату.

Шошанна, как и Феба, встав на колени возле отца, взяла его за руку, пытаясь нащупать пульс, приложила ухо к груди, после чего нежно закрыла ему веки.

– Да, – произнесла она наконец, прижимая его руку к своей щеке, затем поцеловала ладонь. – Он покинул нас.