"Сорвать розу" - читать интересную книгу автора (Мартен Жаклин)

ГЛАВА 28

В 1737 году большое количество швейцарских меннонитов, надеясь избавиться от мучений и религиозных гонений, которые они более века терпели от своих собратьев, оказались среди пассажиров отправившегося из Роттердама корабля, по иронии судьбы называвшегося «Очаровательная Нэнси».

В числе путешественников, соблазненных обещаниями земли обетованной в штате Пенсильвания, находились меннониты Джейкоб и Лизбет Люти и их четверо детей в возрасте до девяти лет; пятый ребенок, если Лизбет выносит его и благополучно родит, разделит с ними уже новую жизнь в Новом Свете.

«Очаровательная Нэнси» оказался на самом деле рассадником грязи, болезней и несчастий – судно источало зловоние, исходившее от больных людей, набитых на корабль, как селедки в бочку, отвратительной еды и инфицированной воды.

28 июня, за день до отплытия корабля, умерла четырехлетняя Рейчел Люти – ее похоронили в Роттердаме. «Очаровательная Нэнси» отправился в путь и прибыл в Англию только 8 июля. Во время девятидневной стоянки в порту Лизбет и Джейкоб потеряли своего младшего сына, еще младенца; старший сын, девятилетний Кристиан, стал жертвой дифтерии, и его похоронили в море во время опасного путешествия через Атлантику.

Долгие и ужасные мытарства закончились в Филадельфии в середине октября. На следующий день после прибытия у Лизбет родилась девочка; мать выжила, а ее маленькая дочь умерла – остался всего один ребенок.

Как только роженица поправилась, все трое отправились в округ Ланкастер в фургоне, набитом вещами и вновь приобретенным фермерским инвентарем.

Здесь уже было много поселений, основанных меннонитами, в которых Люти могли приобрести хорошую ферму и создать уютный дом, но то ли из-за трудных морских странствий, то ли из-за потери детей Джейкоб решительно не захотел сделать это.

– Положу начало собственному городу, – объявил он Лизбет, когда пришло время решать. Та тоскливо оглянулась на фермы, оказавшие им столь радушное гостеприимство, но, как покорная жена, не стала возражать.

Однако даже она вскрикнула от радости, увидев место, выбранное Джейкобом на следующий день: богатая и плодородная земля, для строительства дома нашлась удобная площадка, окруженная большими зелеными холмами.

Достав корзину с провизией, которой их накануне снабдили гостеприимные хозяева, они сели завтракать. Джейкоб сказал с необычной игривостью:

– Следует выбрать подходящее название для нашего прекрасного нового города. Есть какие-нибудь идеи, жена?

Лизбет зажала рот рукой, сдерживая легкомысленное хихиканье.

– Строберри[22] Шрэнк?[23] – предложила она Джейкобу.

– Шкаф? Земляника в ноябре? Что за название?

Лизбет показала на сына, серьезного семилетнего Ганса, сидевшего на деревянном шкафу и со счастливым видом уплетавшего земляничное варенье, размазывая его по всему лицу.

– Вон сидит наш Ганс на моем шкафу, – почти радостно сообщила она мужу, указывая на единственного ребенка, оставшегося от всех их надежд и мечтаний, – и наворачивает землянику, – какое лучшее название можно еще придумать?

– Тогда так, – с благодетельной улыбкой согласился Джейкоб с названием, – здесь, в Строберри Шрэнк, наш дом. Давайте поблагодарим Бога, от которого исходит все благодеяние.

Все трое в порыве благодарности Богу склонили головы, и, начиная с этого момента, все последующие годы благодарным родителям казалось, что провидение возместило им за все их предыдущие страдания.

Через год после прибытия у Лизбет родились два сына-близнеца: Джозеф и Джон, а в последующие четыре года – две здоровые дочери – Анна и Гретел. В Строберри Шрэнк поселились также их прежние друзья и соседи из Швейцарии и Германии, основав, таким образом, не только деревню, но и дружеское сообщество. Ферма Люти процветала, как и магазин, в котором они продавали привозимые из Филадельфии товары. Свою первую тесную хижину они заменили на красивый каркасный дом.

В 1750 году, в возрасте 20 лет, Ганс взял в жены дочь их ближайшего соседа Анну Бейлер; семья невесты обеспечила молодых мебелью, а Джейкоб Люти – уже человек состоятельный – подарил сыну сотни акров земли и прекрасный кирпичный дом в Ланкастере, имевший второй этаж и мансарду, с камином, расположенном внизу, десяти футов в длину и пяти в высоту, а также предмет гордости – подвал, выполненный в форме арки.

У Анны Бейлер Люти после шестнадцати месяцев замужества родился сын, названный Дэниелом, и гордый дедушка подарил ему в день крещения один из первых экземпляров опубликованной в Америке книги «Martyrs Mirror». В переплете из толстой кожи, застегивающийся на пряжки, этот огромный документ, описывающий страдания предков за свою веру, занял в гостиной почетное место на красивой сосновой подставке, вырезанной специально для этого Гансом.

Юный Дэниел Люти, сколько себя помнит, почти каждый вечер слушал чтение отрывков из этой книги. И только когда ему исполнилось шесть лет, осмелился задавать вопросы о мудрости или святости описываемых в книге мучеников.

– Пап, а он знал, что его казнят, если шериф поймает его?

– Конечно, знал.

– Значит, когда пошел по льду, а шериф провалился, был бы спасен, если бы пошел дальше?

– Да, так.

– Зачем же тогда ему понадобилось возвращаться и помогать человеку, который замышлял убить его?

– Такова наша мораль – христианская мораль. Дэниел хотел бы знать, правильная ли она: злой шериф намеревался подвести невинного человека на плаху, правильно ли всезнающие святые надеялись, что тот сам поможет шерифу убить его? Месяцами Дэниел ломал голову над этими вопросами, но был слишком благоразумным, чтобы высказывать их вслух.

Затем в одну из безлунных сентябрьских ночей 1757 года в семье Люти снова разыгралась трагедия.

Небольшой отряд делаверских индейцев, среди которых недавно начались беспорядки, напал на их дом; тела двух девочек, Анны и Гретел, а также одного из близнецов лежали, проткнутые томагавками, возле сожженного дома; Джейкоба и другого близнеца индейцы забрали с собой.

– А что с матерью? – спросил Ганс у соседа, рассказавшего им эту зловещую историю, и все содрогнулись, услышав ответ.

Когда дом горел, мать пыталась вылезти через трубу, но годы благополучия и изобилия превратили Лизбет из стройной девушки в дородную матрону – она застряла в кирпичной трубе, и нападающие использовали высунувшуюся часть ее тела как мишень. Но она, милостью Божьей, наверно, умерла до того, как томагавк в конце концов попал ей в голову.

Лизбет, обе девочки и брат Джозеф отправились на покой на маленькое меннонитское кладбище.

– Они теперь дома среди мучеников, – объявил дьякон Каумффман на заупокойной службе, и Дэниел удивился снова.

Больший смысл для него имели слова отца, сказавшего однажды: «Сейчас надо искать живых».

Он тотчас же начал переговоры об освобождении отца и брата Джона. Ганс в это время обрабатывал ферму Джейкоба вместе со своей, а вся община восстановила каркасный дом, оставив и трубу, в которой умерла Лизбет, – все верили, что Бог вернет Джона и Джейкоба, а они должны иметь дом, вернувшись домой.

Отец и брат пробыли в плену два года, прежде чем переговоры Ганса и выкуп принесли им освобождение. Настал этот день, но радость семьи Люти омрачилась: Джон отказался жить с ними, ожесточившись против отца и перестав верить в Бога.

– У нас были ружья, но отец не разрешил использовать их. Что это за вера… если позволила убить у него на глазах всю семью, а он даже не шевельнул пальцем, чтобы помешать этому? Девочки так кричали… видел, как они убивали Джозефа… а мама… Боже праведный, мама… каждую ночь с того дня слышу ее.

– Она сейчас находится среди благословенных мучеников, – напомнил ему мягко Ганс, а сам побледнел от потрясения.

– Лучше иметь живую мать, чем благословенную мертвую.

Соглашаясь с последним замечанием, Дэниел кивнул белокурой головой: кажется, дядя Джон рассуждает так же – значит, он не одинок в своих сомнениях. Завтра должен где-нибудь застать дядю одного, чтобы тайно переговорить с ним.

Но когда наступил завтрашний день, дяди Джона уже не было, он уехал от семьи и образа жизни меннонитов. До тех пор, пока однажды не вернулся, чтобы раскаяться и принять снова единственно правильную веру. Но он оставался таким же мертвым для всех них, как Джозеф, его брат-близнец, уже два года лежавший в могиле.

Дэниелу было почти девять с половиной лет, когда дядя Джон ушел из их жизни. Спустя шесть месяцев Джейкоб привел новую жену, вдовствующую Гульду Кропп, настолько тощую, насколько бабушка Лизбет была толстой. Дэниелю нравилась Гульда, но он был согласен с Джоном: его улыбающаяся бабушка, угощающая яблочным пирогом, оказалась бы лучше, чем мученица на кладбище меннонитов.

Он принял и другое решение, такое же еретическое: человек, вытащивший шерифа из воды и знавший, что тот тащит его на казнь, – круглый дурак!

Начав однажды, Дэниел больше сомневался, чем верил, и, как результат, его жизнь, как и жизнь семьи, должна была еще раз круто измениться.