"Сорвать розу" - читать интересную книгу автора (Мартен Жаклин)

ГЛАВА 19

В последнюю неделю июня Лайза узнала, что муж, вместо того чтобы оставаться в Нью-Йорке в составе оккупационных сил армии под командованием генерала Клинтона, недавно вернувшегося из Англии, уезжает с экспедиционными войсками генерала Хоу.

– Экспедиция куда? Можешь сказать?

– Это военная тайна.

На лице Лайзы отразилась насмешка.

– Маленькая военная тайна, – с издевкой сказала она, – известная половине Нью-Йорка – как друзьям, так и врагам. Ваш генеральный план – захватить Филадельфию.

– Скажем так, – Торн улыбнулся, не отвечая на вопрос прямо, – что буду не на очень большом расстоянии от тебя, и мы скоро снова будем вместе.

– Будут сражения?

– Скорее всего, нет.

Даже перспектива поехать в Англию не приводила ее в такой ужас, как мысль о его участии в сражениях.

– Ты собирался подать в отставку. Почему бы тебе не сделать этого немедленно? – умоляюще попросила она.

– Находиться в безопасности в Нью-Йорке с тобой, любовь моя, в течение более года и подать в отставку в тот момент, когда армия отправляется в поход… Не имеет значения, что нам хорошо известны мотивы, – дразнил он Лайзу, пытаясь вывести из подавленного состояния, – можешь себе представить, что будут обо мне говорить?

– Тебя беспокоит, что думают другие люди?

– Честно говоря, любимая, да. Я бы не особенно хотел стать героем таких вот сочинений. – Он начал напевать популярную песенку о генерале Хоу и его возлюбленной, которую распевали обе армии – и британская, и американская.

– Пусть сочиняют какие угодно стихи, – убеждала жена надменно, – а тебе нечего участвовать в сражениях. – Я боюсь не только за тебя, – добавила она с примесью отчаяния, – ты будешь воевать с моим народом, возможно, даже против моего брата; разве забыл, что в последнем письме, полученном из дома, сообщалось, что Аренд вступил в армию?

– Дорогая, зря беспокоишься: если Аренд находится в войсках Вашингтона, то маловероятно, что мы можем встретиться там, куда я собираюсь. Обещаю, что стану дезертиром после окончания военных действий этой кампании и отвезу тебя надолго в Холланд-Хауз, прежде чем отправимся в Англию. Но сейчас не могу подать в отставку, Лайза. – Он взял ее за плечи, глядя прямо в глаза. – Я провел в армии все свои зрелые годы, и, как ты однажды сказала, когда речь шла о заключенных, – напомнил он мягко, – у меня тоже есть собственное понятие о чести и долге.

Лайза вытерла мокрые глаза кружевным носовым платком и выдавила из себя слабое подобие ее обычно сияющей улыбки.

– Если поступаешь так не по-джентльменски и используешь мои слова против меня же… Это просто…

– Что, Лайза?

– Боюсь. – Она говорила так тихо, что Торн с трудом разбирал слова. – Несмотря на все обстоятельства, которые будто ополчились на нас, мы были удивительно счастливы. Боюсь, это больше не повторится никогда.

– Не глупи, – возразил он сердито. – У нас впереди целая вечность – любовь и счастливая совместная жизнь.

Она подняла руки и сомкнула их на его шее.

– Люби меня, – попросила она, притягивая его к себе. – Люби сейчас. Здесь. Долго.

Лайза увидела удивление в его глазах, которое через мгновение переросло в страсть – зрачки затуманились и, разомкнув ее объятия, Торн обнял сам; в следующую минуту она уже лежала на ярком коврике ручной работы возле открытого окна, ощущая всем телом его руки, срывавшие с нее одежду, ласкавшие ее и знакомыми способами настраивавшие на любовь.

Прошло немало времени, прежде чем, очутившись на обнаженном теле мужа, Лайза вспомнила, что не заметила, когда же он успел раздеться.

– Это произошло здесь и сейчас, – пробормотал он со смехом, а в хриплом голосе еще звучала недавняя страсть, – но длилось ли это достаточно долго?

– М-м-ммм.

– Если нет, пойдем в постель и начнем все снова.

– Пусть Бог простит меня, – прошептала она, закрывая глаза. – Ты довел меня до изнурения. Пойдем спать.

Первого июля 1778 года несколько часов Лайза стояла на набережной, наблюдая пышность парада отплывающих из нью-йоркской гавани кораблей генерала Хоу, затем вернулась к Тилли, терпеливо ожидавшей ее возле нанятого экипажа.

– Нужно ли что-нибудь закупить для завтрашнего супа? – спросила она служанку, выдавливая слабую улыбку.

– У нас нет овощей и цыплят. – Тилли похлопала по руке свою госпожу. – Правильно, мисс Лайза, лучшее лекарство от душевной боли – это работа.

– Ну, Тилли, не говори возвышенно.

– Когда-то у меня тоже был возлюбленный, – вспомнила служанка с тоской в голосе, – как раз перед тем, как я начала работать у вашей бабушки, – это было десять лет назад. Он отправился в Аллеганы купить дешевую землю, обещая вызвать меня.

– А что случилось потом? – глаза Лайзы светились сочувствием. – Он погиб?

– Наверное, – весело ответила Тилли. – Больше ничего не слышала о нем. Может, индейцы или лихорадка прибрали его, а то и нашел себе другую девушку. Предпочитаю думать, что виноваты индейцы. Таким образом убеждаю себя, что он не врал мне.

– О, Тилли. – Лайза засмеялась тоже. – Это ужасно. – Затем поцеловала служанку в щеки. – Конечно же, это индейцы, – преданно заявила она. – Любой мужчина, находясь в здравом уме, вернулся бы к тебе.

– То же самое повторяла и я, – согласилась служанка, довольная, что вернула мисс Лайзу в ее обычное состояние.

Всю оставшуюся часть лета, будь то солнечный день, затяжной дождь или палящая жара, Лайза и Тилли, закупив продукты и приготовив еду для заключенных, совершали обход тюрем, сопровождаемые двумя солдатами, приставленными к ним Торном. Очень часто им отказывали в посещениях.

– Но я все равно попытаюсь, все равно, – настаивала Лайза даже тогда, когда чувствовала себя ослабевшей, усталой и обескураженной. – Если уж я, окруженная комфортом, чувствую себя так плохо, то подумай, каково приходится им.

Британские военные испытывали невольное уважение к Лайзе, видя такую заботу со стороны леди, да еще жены офицера, к обычным солдатам, пусть даже и проклятым бунтовщикам. Тилли же относилась к ней с молчаливым сочувствием и больше не уговаривала быть благоразумной, инстинктивно чувствуя, что все эти посещения тюрем для Лайзы – добровольная кара, которой она хоть в какой-то степени хотела искупить вину за брак с британским солдатом.

Но даже Тилли была вынуждена решительно запротестовать, когда Лайза стала чувствовать тошноту и ее ежедневно рвало после походов в тюрьмы, становилась с каждым днем все слабее и апатичнее, но служанка не могла ничего сделать, кроме как встревожиться.

Однажды в конце августа Тилли принесла в гостиную вкусную еду, которую Лайза собиралась вернуть в кухню нетронутой.

– Так не пойдет, мисс Лайза, – заворчала Тилли. – Вы совсем ничего не едите и становитесь такой худой, что скоро не сможете отбрасывать тень. Капитану это не понравится, если я расскажу ему. И, конечно, какая польза будет заключенным, если вы серьезно заболеете?

Лайза утомленно отвернулась от окна.

– Причина не в посещении тюрем, Тилли. Не хочется завтракать независимо от того, хожу я в военную тюрьму или нет. Думаю, у меня будет ребенок, – закончила она тоскливо.

– Ну так что ж, мисс Лайза, отчего вы так печалитесь, это же замечательно, и капитан обрадуется.

– О, Тилли, это вовсе не замечательно – боюсь иметь сыновей, которые будут расти в замках, да к тому же не их собственных, а затем отправятся в школу в возрасте семи лет и никогда после этого уже не вернутся домой!

– Вы с капитаном придумаете что-нибудь, я уверена, – заметила Тилли благоразумно. – Мужчина потерял от вас голову – не поверю, что вы не сможете убедить его в чем угодно.

– Если речь не идет о долге. Он до мозга костей англичанин, – пожаловалась Лайза.

– У вас просто сдают нервы, – мудро заметила Тилли. – Это из-за вашего состояния. Пойдемте наверх, мисс Лайза. Расчешу вам волосы и помассирую затылок, а потом уложу в постель.

Предложенное Тилли средство немного успокоило Лайзу. На следующий день, когда пришло приглашение от генерала Клинтона, она не отказалась нанести ему визит в штаб-квартиру, появившись там в приподнятом настроении.

– Рад видеть вас, миссис Холлоуэй, – приветствовал ее Клинтон с любезностью, не соответствующей его репутации. – Может быть, было бы правильнее называть вас леди Водсвортской?

– Леди Водсвортской?

– С воинской почтой пришло письмо, в котором сообщается, что дядя вашего мужа, четвертый виконт Водсвортский, неожиданно умер.

– Я полагала… у него молодая жена… предполагалось, что в браке появятся дети.

– Выяснилось, что это невозможно. По моей информации, нет сомнений в том, что ваш муж наследует титул и поместье дяди. Поздравляю вас, леди Водсвортская. Я уже переслал вашему мужу письма, которые, уверен, содержат ту же информацию. Он может сразу же уволиться из армии.

Лайза вернулась домой в близком к панике состоянии и нашла другое письмо из замка Водсворт, адресованное персонально мужу сюда, в Нью-Йорк, а не в Филадельфию. Было ясно, что во время его написания в замке Водсворт еще не знали, что капитан Холлоуэй отбыл из Нью-Йорка с войсками генерала Хоу.

После минутного колебания Лайза вскрыла конверт. Возможно, в письме содержатся известия, настолько важные для Торна, что лучше не пересылать его скверно работающей почтой. В этом случае можно попросить генерала Клинтона отправить его с нарочным.

Письмо, обведенное черной рамкой, датировалось вторым июля, а на следующий день она пожелала мужу доброго пути и видела, как отплывал британский флот.

Мой дорогой Торн!

Я обращаюсь к тебе с тяжелым сердцем, потому что мое вдовство свалилось на меня так недавно и неожиданно, что все еще не могу поверить в свое изменившееся положение. Ты уже, наверное, знаешь от адвокатов и управляющего поместьем, что твой дорогой дядя, а мой дорогой муж, взрастивший тебя, ушел в мир иной. Кто бы мог поверить, что человек такого крепкого здоровья свалится, а его жизнь так внезапно оборвется от какого-то апоплексического удара?

Если бы только мой муж до того, как скончался, сумел осуществить желание своего сердца, то у него родился бы сын! Увы, этому не суждено случиться.

Я далека от мысли, что дядя возражал бы против тебя как его наследника, дорогой Торн, но принять какую-то мисс из колонии, не имеющую знатного происхождения и не представляющую из себя ничего значительного, как следующую леди Водсвортскую, согласись, печально и огорчительно.

Моим первым побуждением было уехать из Водсворта, потому что тогда я могла бы жить в Лондоне на свою долю вдовьего наследства вполне комфортно. Кроме того, тебе должно быть известно, что мне разрешено остаться в принадлежащем по наследству доме здесь, в Водсворте, всю свою жизнь или пока снова не выйду замуж.

Однако убеждена, что должна пожертвовать своими собственными желаниями ради стремления увидеть, что ничто не запятнает наше знатное имя. Останусь в замке до твоего возвращения, чтобы госпожа, равно как и господин, ни в чем не нуждались.

И даже после этого готова остаться до тех пор, пока твоя жена, которая, должно быть, хотя и не по своей вине, ужасно невоспитанна, не научится вести себя соответственно ее титулу. Сразу после своей женитьбы ты поблагодарил меня за мою готовность обучить ее манерам, умению вести себя и всем мелочам, которыми она должна овладеть, чтобы занять соответствующее положение. Помогу сгладить неотесанные углы, и ты можешь быть уверен, что под моей опекой ты вскоре получишь виконтессу, которой не надо будет стыдиться.

Мы должны сотрудничать, мой дорогой Торн, исходя из обоюдной заинтересованности в том, чтобы выполнить желания твоего дорогого дяди.

Преданная тебе Летиция

Оксбери Холлоуэй

Виконтесса Водсвортская.

Когда Тилли вошла в гостиную с чайным подносом, она нашла свою хозяйку сидящей прямо в кресле и слепо уставившейся на исписанный мелким почерком листок, который она держала в руке.

– Плохие новости, мисс Лайза? – спросила служанка, увидев побледневшее лицо хозяйки и ее дрожащие руки.

Лайза сложила письмо.

– Нет, – ответила она спокойным, но безжизненным голосом. – Довольно, я бы сказала, решающее письмо. Во всяком случае, оно помогло мне принять решение. Завтра, – голос ее зазвучал энергичнее, – начнем укладывать вещи, Тилли.

Она оглядела гостиную, пронзенная болью горьковато-сладких воспоминаний. Ночи, проведенные за игрой в пикет, до того, как… доверительные разговоры… споры, приводившие к острым ощущениям удовольствия в спальне…

Закрыв глаза и покачав головой, Лайза постаралась отогнать воспоминания.

– Едем домой, Тилли.

– Хотите сказать, в Англию, мисс Лайза?

– Нет, Тилли, домой, к бабушке, в Грейс-Холл.