"Александр I" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)Глава IX Французская кампания24 апреля 1813 года, в солнечный весенний день, Александр и король Пруссии – в парадных мундирах, верхом, в сопровождении блестящей свиты – вступают в Дрезден, столицу Саксонии. Русские и прусские войска встречают их под звуки труб и бой барабанов. Народ, запрудивший улицы на всем пути их следования, приветствует монархов радостными криками. Однако король Саксонии Фридрих-Август не разделяет восторга своих подданных: он не верит, что Александр и Фридрих-Вильгельм III действительно победили Наполеона, и, предусмотрительно покинув Дрезден, удаляется в Богемию, где ждет исхода военных действий. Александр, уведомленный о последних событиях во Франции, полон радужных надежд. Хотя заговор генерала Мале в Париже, происшедший в отсутствие Наполеона, и потерпел неудачу, он свидетельствует, полагает Александр, о неблагополучии в стране, истощенной беспрерывными войнами. Тайные агенты доносят ему, что большинство французов мечтает о мире, что последний рекрутский набор до предела обострил общее недовольство, что финансы расстроены, а рождение Орленка нисколько не упрочило союз Австрии и Франции. Разумеется, император Франц, отец Марии Луизы и дед Римского короля, не выступает открыто за низложение зятя, но Меттерних, действуя за кулисами, всячески затягивает переговоры с Наполеоном и незаметно сближается с Россией. С конца апреля Наполеон находится в Веймаре. Встав во главе армии, он заявляет: «Я буду вести эту кампанию не как император, а как генерал Бонапарт». И по мановению его руки 125 тысяч человек при поддержке многочисленной артиллерии двигаются по направлению к Лейпцигу. 29 апреля Александр и прусский король покидают Дрезден и присоединяются к армии (39 тысяч русских и 33 тысячи пруссаков), вовремя подоспев к разыгравшемуся при Люцене сражению. Под градом картечи царь отвечает тем, кто советует ему поскорее спрятаться в укрытие: «Моей пули здесь нет». Французы, сначала оттесненные, оправляются и отбрасывают неприятеля; союзники отступают к Эльбе. Из-за малочисленности конницы Наполеон не может развить успех и преследовать разбитые армии. Царь, удрученный новым поражением, ночью приходит в дом, где после тяжелого дня отдыхает прусский король, будит его и делится своими соображениями: потери слишком велики, не может быть и речи о том, чтобы утром возобновить сражение. Фридрих-Вильгельм III, злой и расстроенный, приподнимается на своем ложе и в сердцах произносит: «Я так и знал! Если мы начнем отступать, то не остановимся на Эльбе, а перейдем и Вислу. Если и дальше так пойдет, я снова окажусь в Мемеле. – И, вскочив с кровати, добавляет: „Это новый Ауэрштадт!“ Все-таки по политическим мотивам сражение под Люценом представляют как успех союзников. Витгенштейн награжден орденом Александра Невского, Блюхер – орденом Святого Георгия 2-й степени. А Наполеон велит прочесть солдатам напыщенную прокламацию: „Мы отбросим эти татарские полчища обратно в их страну с ее ужасным климатом, и никогда больше они не переступят ее границ. Пусть живут в своих ледяных пустынях, пребывают в рабстве, варварстве и разврате, низведенными до скотского состояния“». Союзники в полном порядке отступают за Эльбу, занимают стратегически выгодную позицию под Буаценом на реке Шпре, в то время как император Франции вступает в Дрезден под звон тех самых колоколов, которые недавно приветствовали вступление в город императора России. Разместившись в королевском дворце, Наполеон пишет королю Саксонии, приглашая его вернуться в «освобожденную столицу». Затем, окрыленный победой, посылает к Александру Коленкура с предложением начать мирные переговоры без ведома Австрии, вероломно его обманувшей. Но царь не принимает посланца и приказывает передать ему, что переговоры будут вестись через австрийский кабинет, на посредничество которого он согласен. Раньше он величал властелина Франции «сущий дьявол», а теперь перекрестил его в «современного Атиллу». Наполеон не остается в долгу и называет его «Византийский грек». Тем временем союзники получают подкрепление: Барклай де Толли, захватив Торн, подходит со своим корпусом к Бауцену, и теперь соединенные русско-прусские войска насчитывают 100 тысяч человек. Как тут удержаться от искушения и не нанести по противнику решающий удар? Бауцен повторит Бородино: что бы ни случилось, они не отступят. Но дело поворачивается не в их пользу. К вечеру первого дня сражения русские теряют несколько передовых позиций. На второй день Александр не покидает поля боя. Витгенштейн ни на шаг не отстает от него. Вражеский лагерь так близко, что Александр в зрительную трубу может рассмотреть серый сюртук и треуголку Наполеона. В четыре часа пополудни, увидев, как под натиском французов откатываются ряды русских и прусских войск. Александр оборачивается к Витгенштейну со словами: «Не хочу быть свидетелем поражения. Приказывайте отступать!» И, пришпорив коня, мчится прочь. Вечером оба государя-союзника верхом едут в Рейхенбах. Александр пытается ободрить короля Пруссии, но тот погружен в мрачные размышления и едва слушает его. Наконец он прерывает молчание и с тяжким вздохом произносит: «По правде сказать, я надеялся на иной исход. Мы намеревались идти вперед на запад, а отступаем на восток… И если Всевышний благословит наши общие усилия и мы все же снова двинемся на запад, мы признаем перед лицом всего мира, что Ему одному принадлежит вся слава победы». Эти слова поражают Александра: они словно вырвались из его собственного сердца. С некоторых пор он тоже во всем происходящем видит проявление Божьей воли. Чем выше он возносится над людьми, тем более ничтожным чувствует себя перед Создателем. Наклонившись в седле, он с силой пожимает руку королю Пруссии и клянется исполнить этот обет. Достигнув Рейхенбаха, Александр приказывает Витгенштейну продолжать отступление до Швейдница и там соединиться с подходящими из России резервами. Через несколько дней он назначает Барклая де Толли главнокомандующим соединенными армиями союзников. Наполеон, хоть и победитель, не может воспользоваться плодами победы: малочисленность конницы не позволяет ему закрепить успех пехоты. И он прекрасно знает, что людские ресурсы – как во Франции, так и в завоеванных им странах – не безграничны. Снова он предлагает перемирие. На этот раз союзники с готовностью соглашаются. По общей договоренности местом встречи уполномоченных выбран город Плейсвиц. На переговорах Россию представляет генерал граф Шувалов, Пруссию – генерал Клейст, Францию – генерал Коленкур. Наполеон поручил Коленкуру попытаться расколоть коалицию, предложив России значительные территориальные компенсации. Но Коленкуру, несмотря на все его усилия, не удается побеседовать наедине с Шуваловым, соблюдающим верность коалиции, ни тем более добиться аудиенции у Александра. После долгих проволочек подписывают соглашение о прекращении огня до 4 июня. Перемирие будет продлено и продлится два месяца. «Дипломатам почти нечего делать в наше время, – замечает Александр. – Исход событий решает меч». Однако, ратуя за войну, он не пренебрегает и политическими демаршами. Переговоры едва закончились, как Александр понимает, что перемирие, на условия которого Наполеон так опрометчиво согласился, позволит партнерам по коалиции усилить свою боеспособность: пополнить армию свежими силами и, главное, привлечь к союзу страны, которым ненавистно французское владычество. Александр не ошибся: в этой паузе Меттерних, оставив роль посредника, склоняется на сторону России и Пруссии и принимает план совместных операций против Франции. Англия присоединяется к коалиции и посылает в ставку союзников для переговоров с Австрией генерала лорда Каткарта и для переговоров с Пруссией генерала Стюарта. Англия обязуется оплатить военные расходы при условии, что «высокие договаривающиеся стороны» не пойдут на сепаратные переговоры с врагом. За Рейхенбахским перемирием последовал конгресс в Праге, где центральной фигурой стал Меттерних. Чтобы побудить его считаться с интересами России, Александр прибегает к чарам своей сестры, «обаятельной безумицы» Екатерины, – она тоже приехала в Прагу. 20 июля/1 августа 1813 года он пишет ей: «Я тронут усилиями, которые Вы употребляете на пользу Русско-прусские войска двигаются в сторону Дрездена. Союзники теперь располагают вместе с австрийской армией и корпусом, присланным Бернадоттом, полумиллионом человек и, кроме того, значительными резервами против 300 тысяч французов. Но силы союзников раздроблены, и в сражении под Дрезденом они выставляют против примерно 100 тысяч французов всего 250 тысяч своих солдат.[42] Несмотря на численное превосходство, союзники, в штабе которых нет единства, ибо каждый заботится в первую очередь о своих интересах, в беспорядке отступают под непрекращающемся дождем. Увязая по колено в грязи, солдаты ропщут и бранятся на всех европейских языках. Моро, придя в ярость от бездарности Шварценберга, кричит ему в лицо: «Черт возьми, сударь! Я не удивлюсь, если и через семнадцать лет вас снова побьют! – И, повернувшись к Александру, добавляет: – Государь, этот человек все погубит». В тот миг, когда царь отъезжает на лошади на несколько шагов, французское ядро разрывается там, где он только что стоял. Моро, оказавшийся на его месте, смертельно ранен. Ему ампутируют обе ноги. Александр, который от сражения к сражению набирается боевого опыта, тем не менее «очень расчувствовался» у постели умирающего. Однако, присутствуя при агонии человека, который пал как раз на том месте, где сам он находился минуту назад, он поглощен мыслями о Боге. «Это событие, – пишет он князю Голицыну, – заставив меня горько оплакивать судьбу генерала, произвело на меня и другое впечатление. Оно укрепило мое убеждение в том, что все в руках Божьих, и После Дрездена Наполеон по-прежнему остается непобежденным. Сколько же надо объединить народов, чтобы его одолеть? И вдруг – о чудо! – десница Божья разгоняет мрак, забрезжил свет надежды: военное счастье переменило лагерь. О разгроме у Дрездена больше не вспоминают: у Грос-Берена пруссаки наносят поражение Удино, у Кацбаха – Макдональду, под Кульмом русские дают отпор генералу Вандаму. Двухдневный бой при Кульме заканчивается блестяще: Вандам взят в плен вместе со всей свитой, захвачено 10 тысяч пленных и вся артиллерия (82 орудия). Александр ликует – это первая победа, одержанная над французами в его присутствии и благодаря его распоряжениям. До последних дней жизни воспоминания о славных часах сражения под Кульмом будут наполнять его душу счастьем. Перед ним проходит длинная серая колонна пленных. Наконец, верхом на лошади, окруженный казаками появляется Вандам. Спешившись, генерал, прощаясь с конем, целует его. Александр встречает генерала холодно, но, когда Вандам делает масонский знак «помощь»,[43] смягчается и обещает облегчить его участь. На следующий день пленник отправлен в Москву. В течение нескольких недель противники переводят дух и подсчитывают потери. В лагере французов отчаявшиеся маршалы оправдываются, сваливая поражение на недостаток сил. В лагере союзников первые успехи в войне еще теснее сплачивают партнеров по коалиции. Каждый из них обязуется бросить в эту битву гигантов стопятидесятитысячную армию. 16 октября 1813 года их объединенные силы стягиваются к Лейпцигу: 360 тысяч человек против 185 тысяч французов.[44] Тем временем Бавария выходит из Рейнского союза и присоединяется к союзникам. Для Наполеона это тяжелый удар. Он сам командует военными операциями. Александр мечтает о том же и выговаривает Шварценбергу, диспозицию которого находит нелепой. «Что ж, господин маршал, – говорит он ему, – раз вы остаетесь при своем мнении, то вы и австрийская армия можете поступать, как вам будет угодно, – но русские войска великого князя Константина и Барклая перейдут на правую сторону Плейсы, где им следует быть, и больше никуда!» Император Франц и король Пруссии не вмешиваются в спор, как люди, в деле не сведущие. Развитие событий подтверждает правоту царя. В течение всего дня атаки и контратаки следуют одна за другой. Наполеон бросает в бой кавалерию, но ее натиск отбит русскими казаками и гусарами. Не обращая внимания на рвущиеся вокруг ядра, Александр пристально следит за ходом сражения. Атака, которую по его приказу предпринял Блюхер, увенчивается огромным успехом: захвачено 53 пушки и 2 тысячи пленных. Напротив, атака австрийцев, которыми командует упрямец Шварценберг, захлебывается. В этот день каждая из сторон потеряла по 30 тысяч человек. Австрийский генерал Мервельд взят в плен и вечером обедает вместе с адъютантами Наполеона. «Мне жаль вас, господа французы, – говорит он. – Вы заперты в мышеловке». На следующий день Наполеон посылает его к Александру с предложением о перемирии. Царь не удостаивает его ответом. День проходит в перестрелке. 18 октября баталия возобновляется с удвоенным ожесточением. Александр удивляет свиту своей твердостью и храбростью. Его не пугает свист пуль и разрывы картечи, и он переезжает с одного фланга на другой, отдает приказы, воодушевляет упавших духом. В разгар сражения саксонцы оставляют свои позиции и переходят на сторону союзников. Вскоре обращают свое оружие против французов и вюртембержцы. На покрытое трупами поле битвы спускается вечер. Наполеон потерял 20 тысяч убитыми, ранеными и пленными, союзники – 50 тысяч…[45] Во время боя царь вместе с Фридрихом-Вильгельмом III, императором Францем и генеральской свитой находится на возвышенности, которую потом назовут «Холм монархов». В наступающих сумерках он наблюдает за концом сражения. Его затаенное желание – преследовать бегущего врага, но военачальники коалиции докладывают ему, что полки истреблены, солдаты измучены – войска нуждаются в отдыхе. Он подчиняется и, когда наконец-то побежденные французы отступают к Рейну, пишет Голицыну: «После четырехдневного сражения под стенами Лейпцига Всемогущий Господь послал нам блестящую победу над этим пресловутым Наполеоном… 27 генералов, почти 300 пушек и 37 тысяч пленных – результат этих незабываемых дней. Мы сейчас в двух переходах от Франкфурта-на-Майне. Вы догадываетесь, что творится в моей душе». И графине Зинаиде Волконской: «Сам Всевышний направлял нас, и Ему одному мы обязаны нашим блестящим успехом». Король Баварии также отзывает свои войска из армии Наполеона и переходит в лагерь союзников. Но ему не повезло: победители в битве под Лейпцигом вяло и беспорядочно преследуют побежденных, и у Ганау Наполеон рассеивает изменивших ему баварцев, а затем переправляет через Рейн и с остатками своей армии отступает на территорию Франции. Теперь главная забота Меттерниха – опередить русских и дать возможность императору Францу как победителю первым войти во Франкфурт – естественную столицу освобожденной Германии. Но Александр, охваченный азартом игрока, обгоняет австрийцев, раньше их вступает в город и на следующий день злорадствует, встречая, как хозяин, своего не умеющего скрыть недовольство союзника. Гак он демонстрирует всей Европе свое превосходство над Австрией и Пруссией. Отныне он – вождь коалиции, и уже немецкие князья и дипломаты осаждают его приемную, как вчера осаждали приемную Наполеона. Вскоре после прибытия во Франкфурт Александр получает известие, что на другом конце мира, в деревне Гюлистан его послы подписали с Персией договор, закрепивший за Россией все ее завоевания на Кавказе. Он предвидит: легче заключить мир на востоке, чем добиться согласия союзников на продолжение войны на западе. В этом вопросе его самый непримиримый противник – Меттерних. Он опасается, с одной стороны, новой победы Наполеона, с другой, если Наполеон будет разбит, гибельного для Австрии военного и дипломатического торжества России. Министр императора Франца в глубине души – сторонник соглашения с общим врагом, лишь бы умерить амбиции царя, который становится все более высокомерным, властным и воодушевленным к дальнейшим победам. По инициативе Меттерниха союзники посылают к Наполеону официального эмиссара, графа Сен-Эньяна,[46] предлагая мир при условии, что Франция вернется в свои «естественные границы». Наполеон соглашается обсудить эти условия. Между тем во Франкфурте, где собрались монархи-союзники, одерживают верх приверженцы продолжения войны. За несколько недель передышки союзники сумели организовать управление освобожденными территориями и снабдить войска экипировкой и провиантом. В совместном заявлении союзные державы объявляют о возобновлении войны, но не против Франции, а против ее императора: «Союзные державы считают необходимым заявить, что ведут войну не с Францией, а противоборствуют желанию Наполеона господствовать в Европе… Союзные государи желают видеть Францию сильной и процветающей». Тем временем неаполитанский король Мюрат, подстрекаемый Меттернихом, переходит на сторону коалиции, предоставив в ее распоряжение пятидесятитысячное войско. Остается лишь определить маршрут вторжения. Согласно выработанному плану первая цель союзников – захват операционной базы в Швейцарии. Этот маневр позволил бы ускорить движение войск в сторону Франции, но его осуществление предполагает нарушение территориальной неприкосновенности Гельветической республики. Поначалу Александр энергично протестует, потом начинает колебаться и тут узнает, что австрийцы, не дожидаясь его согласия, перешли границу Швейцарии. Он с досадой восклицает: «Это несчастнейший день моей жизни!» Однако позже говорит Меттерниху: «Успех оправдывает все… Что сделано, то сделано… С военной точки зрения операция хороша». И пишет своему дорогому Лагарпу, изливая огорчение и перекладывая ответственность «на этих господ из Берна», которые завлекли войска союзников в свою страну, дабы при их поддержке задушить порыв к независимости более свободолюбивых кантонов: «Позвольте сказать Вам, что, если некоторые настойчивость и энергия, которые мне посчастливилось выказать за последние два года, послужили делу независимости Европы, то этим, кроме помощи Божественного Провидения, я обязан Вам и Вашим наставлениям. В трудные минуты, которые выпали на мою долю, я мысленно всегда обращался к Вам, и желание оправдать Ваши попечения и заслужить Ваше уважение поддерживало мой дух. Теперь мы, оставив берега Москвы, дошли до берегов Рейна, который на днях перейдем. Находясь вблизи от Вас, я утешаюсь тем, что скоро смогу обнять Вас и лично высказать Вам всю ту признательность, которую до гроба буду хранить в моем сердце». При переправе через Рейн Александр задерживает русскую гвардию и пропускает вперед австрийские войска. Он хочет перейти мост в первый по юлианскому календарю день нового, 1814 года, и тем придать символический смысл вступлению на землю Франции. Мистическое настроение снова охватывает его. Он действует, повинуясь магии знаков и чисел и, полагает он, Божьей воле. Разместив главную квартиру в Базеле, Александр 1/13 января 1814 года находится у моста и, невзирая на ветер, на дождь, смешанный со снегом, лично следит за переправой русских войск. Перед своим новым дипломатическим советником И. А. Каподистрией, уроженцем острова Корфу, он развивает программу, которую сам начертал себе на будущее: «Вернуть каждой нации целиком и полностью ее права и учреждения; вверить защиту их и нашу собственную общему союзу; защищать себя и защищать другие народы от властолюбия завоевателей: таковы принципы, на которых с помощью Божьей мы надеемся основать нашу новую систему. Всевышний указал нам путь к цели. Мы уже прошли часть пути. Путь, который нам еще предстоит пройти, усеян преградами. Нам предназначено их преодолеть». 16 января он покидает Базель и наконец ступает на французскую землю. Его волнение достигает предела. Это волнение не только победителя, но и ученика: мыслить и чувствовать он учился у Франции! Всеми силами души он желает быть достойным своей победы. Приученный Екатериной Великой с раннего детства переносить непогоду, он едет верхом без плаща, в одном мундире, не обращая внимания на порывы ледяного ветра, всем своим видом излучая счастье. На ночлег останавливается в деревнях, и нередко он вскакивает среди ночи, бежит по темным грязным улочкам в сопровождении адъютанта, несущего фонарь, будит кого-нибудь из генералов и передает донесение или отдает приказание. На всем пути от Рейна до Марны союзники почти не встречают сопротивления и один за другим занимают города Страсбург, Саверн, Эпиналь, Тул, Шомон, Люневиль, Нанси. 22 января Александр уже в Лангре вместе с королем Пруссии и императором Францем. В Лангре он бурно радуется встрече со своим дорогим Лагарпом, прибывшим разделить триумф воспитанника. Но Александру некогда предаваться воспоминаниям о детстве в обществе того, «кому он всем обязан»: у него есть дела поважнее. Между ним и его партнерами по коалиции вновь обостряются противоречия при обсуждении вопроса о том, как закончить кампанию: заключить мир или продолжать войну. Один только Александр твердо стоит за войну, все остальные – среди них Каслри, Шварценберг, Меттерних и даже Нессельроде, Барклай де Толли и Волконский – за мирные переговоры. Все они, не признаваясь себе в этом, боятся революционного взрыва во Франции – повторения Вальми. Принимается компромиссное решение: продолжать войну, но одновременно вступить в переговоры с Наполеоном. Представителем французов выбирают Коленкура, а местом переговоров – Шатийон. Накануне конгресса в Шатийоне Александр получает тревожные рапорты о моральном состоянии своего войска. Ему доносят, что русские солдаты перестали понимать, за что они воют. В России они защищали свое Отечество, в Германии их встретили как освободителей, но во Франции с первых же шагов они наталкиваются на враждебность населения. Здесь все боятся и ненавидят их. Крестьян пугает гортанная речь этих пришедших с севера людей, особенный же страх внушают им казаки, киргизы, калмыки – косматые свирепые всадники, примчавшиеся сюда из диких степей. Они с гиканьем проносятся по улицам, хватая кур и свиней, расправляются с мужчинами, насилуют женщин. Разумеется, по приказу царя в городах соблюдается строгая дисциплина, но на окраинах хижины и целые деревни подвергаются опустошительным набегам. Крестьяне защищаются, вооружившись ружьями и вилами. Отряды этих франтиреров скрываются в лесах, устраивают засады и неожиданно нападают на врага. Все это тяготит царя в дни Шатийонского конгресса. Он по-прежнему стоит на своем и без стеснения заявляет: «Пока Наполеон на троне, я мир не заключу». Он предписывает своему представителю на конгрессе графу Разумовскому занять уклончивую позицию и затягивать переговоры, пока события на театре военных действий не прояснят политическую картину. Таким образом, если большинство участников конгресса – сторонники мира на почетных условиях, посланец царя уполномочен завершить переговоры только после полной, без всяких условий, капитуляции «тирана». Кроме того, со всех сторон раздаются голоса, что Александр, одурманенный абстрактными теориями, собирается предоставить французам самим выбрать форму будущего правления. «По моему мнению, – докладывает Каслри в Лондон, – в настоящее время нам всего опаснее рыцарские побуждения императора Александра. Его отношение к Парижу не соответствует ни политическим, ни военным интересам. Русский император лишь ждет случая во главе своей блестящей армии триумфально вступить в Париж для того, несомненно, чтобы противопоставить разорению Москвы свое великодушие к покоренной столице». Тем не менее сражения за столом продолжаются, страсти накаляются, и каждая сторона печется о своих выгодах. Прусский министр Гарденберг записывает в дневнике: «Видел короля и императора России. Спор о плане операции и разногласия. Штейн интригует за немедленное выступление на Париж, чего хочет и император Александр. Австрийская партия против этого. Другие сами не знают, чего хотят». Последняя фраза – намек на нерешительность короля Пруссии. В конце концов Фридрих-Вильгельм III уступает авторитету Александра: итак, идут на Париж и там по-братски примут решение, которое предпишут обстоятельства и Божья воля. По настоянию царя конгресс в Шатийоне прерван, и его участники съезжаются в Труа, куда перенесена главная квартира. Впрочем, еще до окончания конгресса в Шатийоне военный совет государей в Шомоне завершился подписанием особого договора, подтверждавшего продолжение войны. Четыре договаривающиеся стороны (Россия, Пруссия, Австрия, Англия) обязались выставить каждая по 150 тысяч человек, не вступать в сепаратные переговоры с врагом, избавить Европу от господства завоевателя и после победы установить справедливое равновесие между державами. Кроме того, Каслри обязуется от имени Англии в 1814 году предоставить союзникам субсидию в размере 5 миллионов фунтов стерлингов, дабы внести свой вклад в торжество общего дела. Тем временем война снова разгорается. Наполеон, назначив регентшей Марию Луизу, покидает Париж и едет в армию. С самого начала военных действий он, «надев итальянские сапоги», ошеломляет союзников быстрым и смелым наступательным движением. Шварценберг и Блюхер совершают ошибку, разделив свои силы и направившись в разные стороны: один идет к Обу и Сене, другой к Марне и Пти-Морену. Наполеон без промедления атакует сначала одного, потом другого. Он наносит подряд четыре чувствительных поражения Блюхеру у Шампобера, Монмирайля, Шато-Тьерри и Вошане. Шварценберга, преграждающего путь к Фонтенбло, побивает при Монтере и отбрасывает на правый берег Сены. Перепуганные государи коалиции держат военный совет в Бар-сюр-Об. Король Пруссии и император Франц, вконец деморализованные, заговаривают об общем отступлении, но царь, решительный как никогда, требует, чтобы армии Блюхера был дан приказ не отступать, а двигаться на Париж и осадить его. В случае отказа союзников Александр грозит отделиться от них и все свои войска бросить на Париж. Александр неутомим в спорах с партнерами, которые, по свидетельству очевидца, рядом с ним выглядят простыми адъютантами. Александр набрасывает карандашом по-французски мысли об общем плане операции, приходящие ему в голову при обсуждении статей договора: «1. Не давать сражения при Бар-сюр-Об. 2. Блюхеру по-прежнему действовать отдельно. 3. Главным силам двигаться через Шомон к Лангру. 4. Продолжительность этих движений зависит от обстоятельств». В конце концов все склоняются перед волей Александра. Измученная, оборванная армия Блюхера выступает по раскисшим дорогам. Потерпев поражение у Краонна, она занимает позицию у Лаона, откуда Наполеону, несмотря на упорные атаки, не удается ее выбить. Французы овладевают Реймсом, но теряют крепость Суассон, сданную трусливым и бездарным комендантом Моро, однофамильцем генерала. Падение города расстраивает стратегически превосходный план Наполеона, но силы союзников раздроблены, и движение на Париж кажется вождям коалиции чересчур рискованным. В этот момент Александру наносит визит представитель французских легитимистов барон де Витроль, тайно посланный Талейраном. Витроль передает записку, написанную симпатическими чернилами герцогом де Дальбергом[47] под диктовку князя Беневентского: «Вы двигаетесь как на костылях. Станьте на собственные ноги и пожелайте всего, что в ваших возможностях». Витроль уверяет, что весь Париж против Наполеона и, едва завидев на горизонте армии союзников, с радостью откроет им ворота. Но когда он заговаривает о восстановлении на троне Бурбонов после низложения корсиканского тирана, Александр его прерывает. «Если бы вы их знали, – говорит он, – вы были бы убеждены, что бремя короны им не по силам… Может быть, разумно организованная республика больше соответствовала бы духу французской нации? Не могли же идеи свободы, давно зародившиеся в вашей стране, исчезнуть, не оставив следа?» Витроль не верит своим ушам. «Император Александр, царь царей, объединившихся для спасения Европы, стоит за республику!» – восклицает он. Опомнившись от испуга, он с удвоенной энергией заклинает царя ускорить наступление, как можно быстрее овладеть столицей и восстановить монархию. В сущности, эти речи не так уж неприятны Александру. Его фраза о возможности республиканского правления во Франции – всего лишь словесная уступка вольнолюбивым мечтам юности, поклон в сторону Лагарпа. В основе его убеждений – монархический принцип. «Господин Витроль, – произносит он, – в тот день, когда я вступлю в Париж, у меня будет только один союзник – французская нация. Обещаю, что наш разговор будет иметь серьезнейшие последствия». Однако в данный момент между Парижем и Александром стоит все тот же непредсказуемый, неуловимый Наполеон. 20 марта 1814 года Александр направляется в Асир-сюр-Об, где, как считают, должна решиться судьба кампании. Ранним утром он в сопровождении брата Константина и многочисленной свиты прибывает на место, спешивается, поднимается на высоту, с которой легко обозреть поле сражения, и произносит: «Что ж, Шатийонский конгресс распущен, дипломатам указано на дверь, посмотрим, что будет дальше». Сражение из-за нераспорядительности и медлительности Шварценберга, этого чемпиона полумер, упустившего из рук победу, никому не дает перевеса. Между тем Наполеон, не веря, что союзники рискнут идти на Париж, двигается к Сен-Дизье с целью ударить в тыл союзным армиям. Но допускает промах, раскрыв свои намерения в письме к Марии Луизе. Письмо перехвачено казаками и передано Блюхеру, переславшему его Александру. Царь только что вернулся из церкви, где отслужил панихиду по отцу: ровно тринадцать лет назад Павел I был убит при молчаливом согласии сына. Мрачная годовщина. Поглощенный воспоминаниями о той трагической ночи, Александр, прочитав перехваченное послание, созывает военный совет. Австрийцы настаивают на отступлении к Рейну, чтобы уберечь арьергард армии. Царь не скрывает возмущения этой чрезмерной осторожностью. На следующий день в его руки попадает еще одно перехваченное письмо, в котором Савари уговаривает Наполеона вернуться в Париж, где роялисты готовят переворот. Теперь Александр принимает окончательное решение и собирает в мэрии городка Сомпью, где остановился на ночлег, военный совет. «Наши армии соединились. Будем ли мы преследовать Наполеона и атаковать его превосходящими силами, – спрашивает он генералов, – или пойдем прямо на Париж?» Генерал Толь считает, что в данных обстоятельствах возможно только одно решение. «Надо двигаться к Парижу форсированными маршами со всей армией, – предлагает он, – а десятитысячный кавалерийский корпус послать вслед за Наполеоном, маскируя движение главных сил». Генерал Дибич, сделав несколько замечаний, со вздохом заключает: «Если Вашему Величеству угодно восстановить на троне Бурбонов, тогда лучше со всеми силами идти на Париж». – «Речь идет не о Бурбонах, – возражает Александр, – а о низложении Наполеона». Однако когда приходит время принять решение, он колеблется: может быть, он недооценивает опасность? Он делится своими сомнениями с князем Голицыным: «В глубине моего сердца затаилось какое-то смутное чувство ожидания, непреодолимое желание положиться во всем на Божью волю. Заседание совета продолжалось, но я на время покинул его и поспешил в свою комнату. Там колена мои сами собой подогнулись, и я излил перед Господом мое сердце». Озарение нисходит на Александра – он уверовал, что повинуется Божьей воле. Всевышний, став русским, указывает ему образ действий. Отныне прочь сомнения! Царь встает, одергивает мундир, возвращается в зал заседаний и объявляет свою волю – немедленно идти на Париж. По окончании совета он велит подать себе коня, скачет за королем Пруссии и Шварценбергом, догоняет их, спешивается и, приказав расстелить карту прямо на земле, разъясняет свой план. Шварценберг принимает его против воли. И вот наконец армиям союзников дан приказ – двигаться на Париж, а кавалерии генерала Винцингероде – направиться к Сен-Дизье и, введя в заблуждение Наполеона, задержать его. Военная хитрость удается. Легко опрокинув кавалерию противника у Сен-Дизье и Витри, Наполеон из перехваченных депеш узнает, к своему ужасу, что сражался не с авангардом главных сил союзников, как полагал, а с кавалерийским отрядом, посланным отвлекать его, пока армии русских и пруссаков быстрыми переходами приближаются к столице. «Превосходный шахматный ход, – восклицает он. – Никогда бы не поверил, что кто-нибудь из генералов коалиции способен такое придумать!» И устремляется к Парижу через Труа и Фонтенбло. Но этот обходной путь требует много времени. Преимущество на стороне союзников, они становятся хозяевами положения. Между ними и столицей Франции только небольшие корпуса маршалов Мармона и Мортье, прикрывающие подходы к городу. 25 марта Шварценберг сталкивается с ними у Фер-Шампенуаз. Присутствие Александра на поле боя воодушевляет русских. Исход сражения решает конница. Пехота не делает ни одного выстрела. Режут друг друга холодным оружием. Вокруг царя и короля Пруссии идет рукопашный бой. Разгром французов очевиден. В руки союзников попадают генералы Пакто и Амэ, пять бригадных генералов, а также 75 пушек, 4800 рядовых и весь обоз. Мармон и Мортье, отброшенные к Парижу, 29 марта подходят к нему со стороны Шарантонских ворот. Вечером того же дня Александр устраивается на ночлег в замке Бонди, в нескольких километрах от Парижа. Близость цели и воодушевляет, и пугает Александра. Он еще не осмеливается поверить в столь великий триумф. А вдруг город окажет сопротивление? А вдруг Наполеон подойдет раньше, чем город капитулирует? Если Шварценберг вечно дрожит за свои коммуникации, то царь вечно дрожит за свой престиж. Он, освободитель Европы, не должен допустить, чтобы его разбили у самых ворот Парижа. В сотый раз он взвешивает свои шансы: у него 100 тысяч человек, из которых 63 тысячи русских, против примерно 40 тысяч короля Жозефа, брата Наполеона; в это число входят потрепанные корпуса Мортье и Мармона, а также 12 тысяч национальных гвардейцев. С другой стороны, политическая обстановка сложилась не в пользу французов: Веллингтон выгнал их из Испании и занял Бордо, австрийцы уже в Лионе; в самом Париже поднимают голову противники режима, искусно руководимые хитроумным Талейраном. Вопреки приказу своего императора, Талейран не последовал за Марией Луизой и Римским королем, покинувшими столицу и укрывшимися в Рамбуйе. Вот с этим изворотливым хромым и надо договариваться, заключает свои размышления Александр. На рассвете 30 марта завязывается сражение. Пушки палят с высот Роменвилля, а к царю приводят французского пленного, инженер-капитана Пейра, атташе при главном штабе национальной гвардии. Расспросив его о настроениях парижан, Александр поручает ему передать главнокомандующему французскими войсками, что численный перевес на стороне союзников и они требуют сдать город; царь подчеркивает, что воюет не с Францией, а с Наполеоном. Полковнику Михаилу Орлову[48] поручается как парламентеру сопровождать Пейра в расположение французов. Доверив Орлову эту миссию, царь торжественно напутствует его по-французски:[49] «Ступайте, я даю вам право остановить огонь везде, где вы сочтете это нужным. И для того, чтобы предупредить и отвратить все бедствия, облекаю вас властью, не подвергаясь никакой ответственности, прекращать самые решительные атаки, даже обещающие полную победу. Париж, лишенный своих рассеянных защитников и своего великого мужа, не будет в состоянии противиться. Я твердо убежден в этом. Богу, который даровал мне могущество и победу, угодно, чтобы я воспользовался тем и другим только для дарования мира и спокойствия Европе. Если мы можем приобрести этот мир, не сражаясь, тем лучше; если же нет, то уступим необходимости, станем сражаться, потому что волей или неволей, с бою или парадным маршем, на развалинах или во дворцах, но Европа должна ныне же ночевать в Париже». Орлов и Пейр скачут в селение Пантен, где уже завязалась перестрелка. Тщетно оба парламентера пытаются прекратить кровопролитие: от Венсенна до склонов Монмартра идет ожесточенный бой. Продвигаясь вперед по западной дороге вдоль Урского канала, союзники захватывают Монтрей, Бельвилль, Менильмонтан, Сен-Шомон, позже Обервиллье и Ла Виллет. С высоты Шомонского холма царь, король Пруссии, Шварценберг, Блюхер, Барклай де Толли в зрительные трубы наблюдают за наступающими по всей линии полками. На таком расстоянии трудно различать мундиры. Сражающиеся перемешались, образуя подвижные зеленые, красные, синие полосы. Сверкающие штыки прорывают дымовую завесу точно булавки. Знамена плещутся на ветру, как крылья бабочек. Монмартрский холм с его очаровательными ветряными мельницами взят приступом войсками генерала Ланжерона, французского эмигранта, перешедшего на русскую службу. У заставы Клиши маршал Монсей вместе с воспитанниками Политехнической школы строит баррикаду. Но очень скоро защитники города осознают бесплодность сопротивления атакующим, число которых беспрерывно возрастает. Наконец во второй половине дня в кабачке на бульваре де ла Шапелль Мармон подписывает капитуляцию Парижа.[50] Союзников представляют граф Орлов, граф де Парра и Нессельроде. По условиям капитуляции французские войска, находящиеся в Париже, не считаются плененными и имеют право свободно покинуть столицу. Курьеры мчатся во все концы города, разнося новость сражающимся. Одна за другой смолкают батареи. В наступающих сумерках глубокая тишина воцаряется вокруг Парижа. Из рядов русских раздается громкое «Ура!» – Александр объезжает позиции возле Бельвилля и Сен-Шомона и поздравляет свои войска с победой. На рассвете следующего дня в замок Бонди прибывает депутация парижского муниципалитета во главе с префектом полиции бароном Паскье. Орлов входит к царю, который принимает его, лежа в постели. «Ну, что вы привезли нового?» – спрашивает Александр. «Вот капитуляция Парижа», – отвечает Орлов. Александр берет документ, пробегает его глазами, складывает, прячет под подушку и требует подробного рассказа о происшедшем. Узнав, что Орлов встречался с Талейраном, он с улыбкой произносит: «Теперь это еще анекдот, но может сделаться историей».[51] Затем, обессилев от волнений, закрывает глаза и еще до того, как Орлов переступает порог комнаты, крепко засыпает. Проснувшись, Александр тщательно занимается своим туалетом, а депутация парижан ждет в соседней комнате. В этот великий день он хочет предстать перед французами во всем своем блеске. Теперь он уверен – игра выиграна. Наполеон, встретив передовые части Мармона и Мортье, которые только что оставили Париж, возвращается в Фонтенбло. Отречение тирана неизбежно. Наконец барон Паскье и его спутники допущены к царю. Нервно шагая взад и вперед по комнате, Александр обращается к ним по-французски с удивляющей их горячностью. «У меня только один враг во Франции, – говорит он, – и этот враг – человек, который недостойно обманул меня, злоупотребил моим доверием, нарушил наши общие клятвы и начал с моим государством самую несправедливую, самую гнусную войну. Примирение между нами невозможно. Но, я повторяю, во Франции у меня только один враг. Ко всем французам, кроме него, я отношусь благосклонно. Я чту мужество и славу храбрецов, против которых сражаюсь уже два года… Я готов отнестись к ним с той справедливостью и оказать им те почести, которых они заслуживают. Передайте парижанам, что я вступаю в стены их города не как враг и желаю лишь одного – пусть они видят во мне друга». Произнеся эту речь, царь уточняет условия занятия Парижа войсками союзников: город поставляет провиант, выделяет места для солдатских бивуаков. Александр предоставляет охрану порядка национальной гвардии и гарантирует уважение как жителям, так и их собственности. Переполняющие его чувства он изливает в письме к матери: «Если что-то и радует меня, так это поворот, которым по соизволению Божьему все завершилось: я пришел не как враг, а как друг». Отпустив депутатов, Александр поручает Нессельроде об остальном договориться с Талейраном. Потом он принимает Коленкура, который от имени Наполеона предлагает мир на условиях, выработанных в Шатийоне. Александр высокомерно отвечает, что ни он, ни союзники не собираются вести «с этим человеком» какие-либо переговоры. Не время вести пустые разговоры в тот час, когда он готовится как победитель вступить в столицу. Конюший подводит Александру коня, которого он выбрал для въезда в Париж – это великолепная чистокровная серая лошадь по кличке Эклипс. С горечью Коленкур узнает кобылу, подаренную несколько лет назад царю от имени «человека», голос которого сегодня никто не желает слушать. Царь вскакивает в седло. Лицо его сияет благородством, добротой, счастьем. Погода великолепная. Настает исторический день. В восемь часов утра Александр трогает поводья и держит путь в Париж. |
||
|