"Легенда любви" - читать интересную книгу автора (Райан Нэн)

Глава 9

В ту ночь Элизабет не спалось. Она лежала на своей узкой кровати и невольно сравнивала жизнь Кертэнов с той роскошной жизнью, которая окружала ее в доме отца до войны. Она тщетно пыталась заснуть, чтобы отогнать от себя нахлынувшие воспоминания о прошлом. Матрас, на котором лежала Элизабет, казалось, был набит булыжниками, а ее нежная щека касалась жесткой подушки в старой муслиновой наволочке. Элизабет перевернулась на другой бок и, так и не найдя удобного положения, тяжело вздохнула.

Как ей недостает – и всегда будет недоставать – прекрасного шелкового белья, которым застилали кровати в их доме на берегу Миссисипи.

Этот величественный особняк был построен давным-давно, еще при дедушке Элизабет, Эдгаре Монтбло… Сейчас им владеет один из богатейших авантюристов Севера. Подумать только, в ее доме живут янки! Они спят на ее постели!

А какой счастливой и беззаботной была юность… Но все это было до войны, до проклятой войны с янки.

В один прекрасный день 1861 года, закончив школу в Нью-Йорке, Элизабет вернулась домой. Воздух был наполнен нежным ароматом роз. Элизабет даже представить себе не могла, что этот чудесный день станет последним счастливым днем ее юности.

Улыбка тронула губы Элизабет при воспоминании о том восхитительном весеннем дне, когда вся семья вместе с прислугой собралась на пристани, чтобы встретить ее. Пароход «Восточная принцесса», сделав последний поворот, направился к причалу. Элизабет стояла на палубе и махала рукой всем встречающим. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от счастья и восторга.

Это был последний праздник, который она провела в компании старых друзей. Элизабет целовали, обнимали и прямо-таки засыпали подарками. Затем был шикарный обед, для Элизабет приготовили ее любимые блюда. А вечером, когда гости разошлись, Элизабет уселась на ступеньки веранды, наслаждаясь прохладными весенними сумерками. Возле Элизабет в своем любимом плетеном кресле мирно дремал ее седовласый отец. А рядом с ним, безмятежно улыбаясь, сидела красивая рыжеволосая женщина – ее мать.

Подталкивая друг друга и громко смеясь, на веранду с шумом выбежали братья Элизабет – Дэйв и Томми – статные молодые люди, одетые по последней моде. Они чмокнули мать, разлохматили волосы Элизабет и побежали вниз по лестнице к экипажу, торопясь на последнюю в их жизни вечеринку. Элизабет смотрела им вслед, мечтая о том дне, когда ей наконец исполнится шестнадцать лет и она тоже сможет выезжать в свет.

На следующий день Пьер Бюрегард дал команду начать наступление на форт Самтер в Южной Каролине. Началась война. Мужчины семейства Монтбло тотчас надели форму и, взяв в руки оружие, вступили в армию Конфедерации. Они покинули родной дом.

Проведя полгода в опустевшем особняке на берегу Миссисипи, Элизабет вместе с матерью отправилась в Атланту к сестре матери, тете Джулии. Там их настигла весть о гибели обоих мальчиков.

Младший, Томми, погиб первым в кровавом сражении под Геттисбергом первого июля, в день своего рождения. Ему исполнился двадцать один год. Томми повезло больше, чем Дэйву: пуля попала ему прямо в сердце.

Дэйв медленно и мучительно умирал в осажденном Виксберге, всего в ста милях от собственного дома. Он был крепким юношей и несколько мучительных недель, лежа в траншее и не имея сил подняться, боролся с голодной смертью.

Капитан Дэвид Эдгар Монтбло скончался от голода 4 июля 1863 года. К счастью, он не видел, как армия Союза входила в город, и не слышал, как оркестр Союза играл победный марш «Все в звездах знамя». Он умер на рассвете того злосчастного дня.

Элизабет изо всех сил старалась утешить мать, помочь ей пережить удары судьбы. Терпеливая, самоотверженная Хелен Монтбло довела себя до смерти изнурительной работой. Дни и ночи напролет она проводила в полевом госпитале Джорджии. Жарким летом 1864 года она умерла, настал черед тети Джулии утешать Элизабет.

Убегая от наступавших войск Шермана, Элизабет вместе с тетей Джулией подались на юг, в Новый Орлеан. Тетя Джулия считала, что там спокойнее. И действительно, в этом оккупированном янки городе жизнь текла тихо и размеренно, будто и не было никакой войны.

Когда вдовы погибших солдат и офицеров начали составлять списки желающих работать в госпитале Конфедерации, Элизабет уговорила тетю Джулию отпустить ее. Вместе с другими мужественными женщинами Элизабет отправилась в Северную Луизиану ухаживать за ранеными. Ей хотелось хоть чем-то помочь своим. Она не могла оставаться в стороне.

Так Элизабет оказалась в Шривпорте, а потом…

Элизабет стиснула зубы. Она гнала от себя мучительные воспоминания о том, что с ней случилось в Шривпорте. Она заставила себя не думать об этом и мгновенно перенеслась к тому счастливому дню, когда наконец встретилась со своим отцом.

Элизабет нашла его в одном из восточных госпиталей. Он был тяжело ранен и беспрерывно стонал, но его потускневшие глаза засветились надеждой, когда он увидел свою дочь. Элизабет взяла ослабевшую руку отца. Теперь она будет заботиться о нем так же, как он всегда заботился о ней.

Элизабет тогда подумала о мисс Дугайр, директрисе женской гимназии в Нью-Йорке, в которой когда-то училась. Что, если мисс Дугайр нужны учителя?

Седовласая коренастая старая дева обрадовалась приходу Элизабет. Она с сочувствием и пониманием выслушала Элизабет, однако была вынуждена ей отказать. Мисс Дугайр сказала, что еще до начала войны прием учениц в академию молодых леди значительно сократился и ей пришлось уволить двух почтенных учителей, проработавших в академии более десяти лет.

Увидев, что Элизабет огорчилась, мисс Дугайр улыбнулась и сказала:

– Не волнуйтесь, моя дорогая. Директор Болтвуда – мой должник.

– Болтвуд? Ведь это гимназия для мальчиков, не так ли, мисс Дугайр?

– Верно. – Директриса поджала свои темные губы, затем улыбнулась и сказала: – Но, как мне известно, им очень нужен преподаватель.

– Это было бы хорошо, но…

– Элизабет Монтбло, вы станете первой учительницей за всю историю Болтвуда! Положитесь на меня, – хихикнув, как девчонка, сказала мисс Дугайр.

Элизабет так никогда и не узнала, о какой любезности шла речь, но в тот же день в академию на Мэдисон-сквер приехал джентльмен. Это был высокий, болезненно-худощавый мужчина с орлиным носом, маленькими глазками и жалкими остатками седых волос вокруг лысины.

Профессор Чарлз Ф. Дарвуд III, выпускник Гарварда, имеющий ученую степень бакалавра, вот уже двадцать пять лет был директором Болтвуда. Во время собеседования он произвел на Элизабет впечатление застенчивого, строгого и лишенного чувства юмора человека, поэтому ей было трудно поверить в то, что он тут же предложил ей место учительницы в академии для молодых джентльменов.

Она не сомневалась, что ей будут платить гораздо меньше, чем другим преподавателям Болтвуда, но была благодарна Чарлзу Ф. Дарвуду III за то, что он дал ей работу. Не меньшую признательность Элизабет испытывала и к мисс Дугайр.

На деньги, зарабатываемые в Болтвуде, она смогла снять небольшую двухкомнатную квартирку. Кроме того, ей хватало средств на еду, на лекарства для отца и на одежду. А главное – теперь они вновь были вместе.

Элизабет стало стыдно за тот приступ злобы и жалости к себе, который вызвало посещение роскошного дома Кертэнов.

Девушка громко зевнула и перевернулась на живот. Она взбила жесткую подушку и положила на нее голову.

Проваливаясь в сон, Элизабет решила, что, как только ей заплатят за обучение маленького Бенджамина, она тут же купит пару шелковых наволочек, отороченных тонким бельгийским кружевом.

Прошло несколько недель с тех пор, как Элизабет познакомилась с Дэйном Кертэном, но на все его предложения она неизменно отвечала: «Нет!» Дэйн приглашал ее то пойти с ним куда-нибудь пообедать, то поехать в театр, однако каждый раз Элизабет вежливо, но твердо отказывала. Однако нежелание красавицы учительницы выходить с ним в свет делало ее в глазах Дэйна лишь еще более привлекательной. Дэйн решил бывать в доме брата на Пятой авеню всякий раз, когда Элизабет приходила заниматься с маленьким Бенджамином.

Каждый раз Дэйн реагировал на отказы Элизабет по-разному – то поддразнивал ее, то начинал флиртовать, то оставался деланно-равнодушным. Когда же она наконец сказала «да», он не мог поверить своим ушам.

Это случилось в один прекрасный солнечный день. Спрятавшись за балконную дверь, Дэйн подглядывал за тем, как Элизабет занималась с Бенджамином. Учительница и его племянник сидели на полу по-турецки и занимались. Они скорее напоминали старых добрых друзей, чем учительницу и ученика. Элизабет вела себя так, будто была ровесницей мальчика.

Дэйн с умилением наблюдал, как учительница то подбадривала Бенджамина, то за что-то хвалила его. Щеки мальчика пылали от усердия. В последнее время в академии он получал лишь отличные отметки.

Когда урок закончился, Дэйн вошел в спальню племянника. Он наклонился, обнял Бенджамина и похвалил за труды. Дэйн знал, что Элизабет это будет не менее приятно, чем малышу.

Элизабет и впрямь было приятно это слышать. Она посмотрела на Дэйна и улыбнулась. Дэйн улыбнулся ей в ответ и как бы невзначай предложил:

– Вы не поужинаете со мной сегодня «У Дельмонико»?

Продолжая улыбаться, Элизабет ответила:

– Хорошо.

Глаза Дэйна округлились от удивления.

– Я правильно понял или мне послышалось?

– В восемь пойдет? – сказала Элизабет, собирая книги. – Мне бы хотелось быть дома не позднее десяти.

Вечер доставил Элизабет большое удовольствие. Ужин в шикарном ресторане был настолько изысканным, что она не заметила, как пролетело время.

– Нам пора идти, если вы хотите вернуться домой к десяти, – сказал Дэйн.

Когда они подошли к дому Элизабет, Дэйн попросил:

– Мисс Монтбло, скажите, что мы еще куда-нибудь пойдем вместе? – И поцеловал ее в щеку.

– Хорошо, мы пойдем, мистер Кертэн, – ответила Элизабет. – Мне бы этого хотелось. Мне бы очень этого хотелось.

Улыбнувшись, он еще раз поцеловал ее в щеку и медленно пошел по переулку. Элизабет стояла и смотрела ему вслед. Завернув за угол, Дэйн вдруг со всех ног пустился к своей карете.

– Ты знаешь, куда теперь ехать, Дарси, – сказал Дэйн кучеру.

Несколько минут спустя Дэйн уже звонил в колокольчик одного из самых роскошных зданий на Пятой авеню. Дворецкий впустил его в вестибюль и безмолвно указал рукой в белой перчатке на мраморную лестницу. Дэйн устремился наверх, перескакивая через две ступеньки.

Она ожидала его наверху в своей спальне, готовая к выходу в свет. Дорогое парижское платье из желтого шелка так плотно обтягивало ее широкую талию, что казалось, вот-вот разорвется по швам. Блестящий желтый корсаж сжимал полную грудь, на которой поблескивали капельки пота.

Ее вьющиеся черные волосы были убраны в высокую прическу, но некоторые пряди, выбившись, свисали на короткую шею.

Поборов неприязнь, Дэйн Кертэн поспешил подойти к двадцатичетырехлетней Анне Бишоп.

– Дорогая, простите меня. Я безбожно опоздал. Могу себе представить, как мой ангел сердится на меня.

– Я зла на вас, Дэйн Кертэн, – подбоченившись, визгливо произнесла дама. – Я не желаю вас больше видеть.

Дэйн знал, что нужно сделать, чтобы вновь заслужить благосклонность этой расплывшейся уродины. Перед его глазами встала рыжеволосая красавица Элизабет, и он ринулся вперед, чтобы заключить в свои объятия единственную наследницу владельца одного из крупнейших банков Америки.

Очутившись в объятиях Дэйна, Анна Бишоп мгновенно смягчилась. Она тяжело и шумно задышала в ухо Кертэна, как только он коснулся руками ее обнаженных плеч.

– Раздень меня, Дэйн, – в страстной истоме бормотала она. – Сорви с меня одежду.

На скулах Дэйна заходили желваки. Боже, если б можно было отвернуться, если б она разделась, залезла в постель и выключила свет! Так нет! Он знал, что от Анны Бишоп так просто не отделаешься.

Дэйн секунду помедлил, затем глубоко вздохнул и приготовился начать игру, от которой богатая толстушка всегда приходила в восторг.

Но прежде он спросил, готова ли она. Была ли она пай-девочкой и надела ли под свое желтое бальное платье те украшения, которые он просил ее сегодня надеть?

– Да, да, конечно, – задыхаясь, уверяла она. – Часть украшений я взяла в сейфе матери.

Последняя сказанная ею фраза заинтересовала Дэйна. Он решил, что, разглядывая драгоценности и представляя на месте Анны Бишоп рыжеволосую прелестницу, сможет пережить эту любовную игру.

Пальцы Дэйна поползли вверх, коснулись ее черных кудряшек и сжались в кулак, захватив густую прядь жестких волос. Он с силой потянул руку вниз, и ее голова запрокинулась.

Дэйн тотчас закрыл глаза, чтобы не видеть большой красный рот своей партнерши. Он резко наклонился к ней, грубо поцеловал и почувствовал, что ее мягкое полное тело прилипло к нему.

Все было готово для игры.

Он откинул голову, оттолкнул даму и проговорил приказным тоном:

– Раздевайся! Снимай с себя всю одежду!

Теряя рассудок от возбуждения, Анна Бишоп проговорила привычную, не раз повторенную прежде фразу:

– Нет! Я не буду, сэр! Я леди, и вы не можете…

– Тогда я сам сорву с вас одежду, – прорычал свою реплику Дэйн.

Анна игриво захихикала, когда, вцепившись зубами в ее тугой корсаж, Дэйн стащил его вниз до талии. Когда тяжелая пышная грудь вывалилась наружу, Дэйн был не так уж разочарован. Анна прекрасно подготовилась к ночным утехам – на ее белой груди сверкали голубовато-белые бриллианты, изумруды и кроваво-красные рубины.

Минутой позже они уже лежали на огромной, установленной на возвышении кровати. У противоположной стены стоял мраморный камин, в котором весело потрескивали поленья, а над камином висело зеркало, в котором отражалось каждое движение любовников, возлежащих на белой постели.

Оба были наги, возбуждены и готовы к игре.

Белая, как сметана, Анна Бишоп лежала на спине, закинув пухлые руки за голову. Ее короткие полные ноги были согнуты в коленях и разведены в стороны, простыня прикрывала лишь пальцы ног.

Все ее тело было усыпано драгоценными камнями. Служанке Перл потребовалось несколько часов, чтобы приклеить к телу своей хозяйки множество камешков. Они занимались этим с самого утра. Сначала Анна нежилась в ванне, наслаждаясь пряным ароматом пены, затем Перл обтерла полотенцем ее тело, посадила ее на обтянутый бархатом пуфик перед зеркальной стеной розовой туалетной комнаты и принялась выполнять диковинное задание.

Работа у них шла медленно – Анна тщательно отбирала каждый камень. Найдя тот, что был ей по сердцу, она вытаскивала его из коробочки, подносила к глазам, рассматривая на свету, и решала, куда приклеить бриллиант, куда – рубин, куда – изумруд.

И теперь, растянувшись у себя на кровати и бесстыдно поглядывая на свое отражение в зеркале, Анна улыбнулась, довольная тем, что восхитительная игра, которая доставляла ей такое удовольствие, началась.

Цель игры заключалась в том, чтобы этот нагой белокурый Адонис нашел все камни до единого. А уж она проявила незаурядную изобретательность, спрятав сияющие драгоценности в самых укромных уголках своего дородного тела.

Обнаружив очередной камушек, Дэйн должен был осторожно отклеить его от кожи… губами…

Когда все мерцающие бриллианты, рубины и изумруды будут собраны и положены обратно в коробочки, игру можно считать почти завершенной.

Бывали вечера, когда Дэйн настолько возбуждался, отыскивая сокровища, что с бешеной страстью набрасывался на Анну, вновь и вновь доводя ее до исступления. Но порой Анна была вынуждена довольствоваться лишь тем наслаждением, которое она испытывала во время «охоты за сокровищами».

В этот теплый весенний вечер Дэйн Кертэн был безумно возбужден. Однако его пылкое желание не имело никакого отношения к этой изнывающей от страсти женщине. Губы и язык Дэйна забавлялись с бесценным голубым бриллиантом, спрятанным под левой коленкой Анны, а в воображении его всплывали образ златовласой учительницы и ослепительная улыбка, которой она одарила его за ужином в ресторане.

В своих фантазиях он видел нагую Элизабет лежащей на столе в ресторане «У Дельмонико». Ее божественное тело было усыпано бриллиантами, переливающимися всеми цветами радуги.

Огромный бриллиант голубой воды упал и покатился под рыхлую ляжку Анны. Дэйн неистово набросился на свою даму и, подмяв под себя, глубоко вошел в нее. Сделав несколько судорожных движений, он вдруг резко закончил… любовную игру, имевшую столь продолжительную прелюдию.

Дэйн лежал с закрытыми глазами и иступленно твердил:

– Учительница, учительница… О Боже! Учительница!