"Знамя Журнал 6 (2008)" - читать интересную книгу автора (Знамя Журнал Журнал)

Олег Дозморов.Шотландия.

Об авторе

| Олег Дозморов родился в 1974 году в Свердловске. Поэт. Филолог. Автор книг: “Пробел” (1999), “Стихи” (2001), “Восьмистишия” (2004), вышедших в Екатеринбурге. Стихотворные подборки печатались в журналах “Арион”, “Звезда”, “Новая юность”, “Таллинн”, “Урал”; в “Знамени” (см. 2003 N 5 и 2005 N 10). Проза нон-фикшн “Премия “Мрамор”” публиковалась в “Знамени” 2006 N 2. С сентября 2004 года живет в Москве, работает журналистом.

Олег Дозморов

Шотландия

* * *

Когда бы больше не было меня,

а были бы - за горизонтом - горы,

и ближние холмы и зеленя

ничьи бы не притягивали взоры,

когда бы круглосуточно бурун
катил, переворачивая, воды,
и анонимно средь ветвей певун
сходил с ума от страсти и свободы,
и весь, теперь действительно ничей,
мир отрицал бы наименованье,
каких ещё тебе, поэт, очей,
какой ещё поры очарованье?

* * *

Шотландский лес, шотландская река,

впадающая в Северное море,

ещё не образумились пока,

теряя время в бесконечном споре.

Здесь замка зуб действительно торчит,
как буква некоего алфавита.
Трава от слёз действительно горчит,
Мария С. - действительно убита.

* * *

Скрипит на склоне мокрая трава,

белеет цветом местная рябина,

простые парни с раннего утра

чего-то чинят, фыркает машина.

Я жил в шотландском замке тридцать дней,

сквозняк гудел в камине что торнадо,

под окнами росла скала, под ней

река бурлила бешено, как надо.

Шотландская неслась из-за окна
простая жизнь, она не прекращалась,
я радовался, если вдруг она
в какую-нибудь песню превращалась.

* * *

В дневном экспрессе Лондон-Эдинбург

не спи, раскрой какое-нибудь чтиво,

желательно попроще, например,

путеводитель “Пти Фюте”, узнай,

что в Лондоне в ближайший выходной

ты не увидишь, разверни “Тайм-аут”,

“Обсервер” или на худой конец

техническое описание

лаптопа, но его не открывай

и не проси адаптер у стюарда,

побереги до будущего счастья.

А главное - за окна не смотри.
Разглядывай присутствующих: спящих,
жующих, пьющих и читающих
простых британских граждан и гадай:
вот англосакс надменный - он по делу
в провинцию собрался, вот студент
к мамаше едет кушать сладкий пудинг,
вот эмигрант из Никарагуа,
вы с ним примерно равные в английском,
вот явно идиоты футболисты.
О, не гляди в окно, не то напишешь,
позорище, как подражатель Рейна,
пустые путевые обозренья,
о том, как пил коньяк и сколько стоил
коньяк, без слёз, без жизни, без любви.
Хоп! Мимо шелестящего экспресса -
закладывает уши, съешь конфетку,
глотни кофейной дряни из стакана
пластмассового, сбегай в туалет, -
с остатками средневековых стен,
рутиною хозяйственных построек
летят уже шотландские поля,
кровавые шотландские поляны
с пасущимися овцами. Деревня!
Шотландия моя, моя невеста!
Я б воспевал тебя, как Роберт Бёрнс,
я б пел тебе, а временами пил
твои напитки, ну же, сдвинем чарки,
не покоримся Англии вовек!
О, вымысел прекрасный, над которым
слезами обольёшься ты один.
Упейся одиночеством, возьми
носки, здесь и в июне холодрыга.

* * *

С утра был дождь, к обеду потеплело,

и я, съев ланч, оправился гулять.

Выглядывало солнце то и дело,

чтоб путнику дорогу освещать.

Лес весь темнел, ущелье угрожало
мне, оступившемуся, крутизной
провала, ничего не выражало
посвистыванье пеночки лесной.
Зачем я здесь? Что всё же разглядела
в Шотландии замолкшая душа?
На дне оврага пело и кипело,
медитативной лирикой глуша.

* * *

Покой и воля. Воля и покой.

Как сладко повторять: покой и воля.

Шотландское тревожит ветер поле,

и вьются мошки тучей над рекой.

Все превратятся в горные ручьи
весной крутые горные дороги.
Хрустя по гальке, берегите ноги,
они, однако, ваши, не ничьи.
Я жил в шотландском замке, здесь уют
не отменял суровости природы.
Шумят в ущелье дождевые воды.
Написанное не даёт уснуть.

* * *

Осматривать замок на том берегу

и древнюю церковь на этом.

В окне ресторана узнать на бегу

угрюмого дядю с приветом.

Вертеть головою, крутить объектив,
запечатлевая в натуре
гробы тамплиеров, таки сотворив
жертвоприношенье культуре.

Обедать пора, и проснуться пора,

подохнуть, перевоплотиться,

уехать осматривать Глазго с утра,

в Ньюкасле в стекле отразиться.

* * *

Холодно. Окно в библиотеке

нараспашку. Старого камина

странного гудения в том веке

вот и обнаружилась причина.

Скучно. Липы. Сны. Дагерротипы.
Синие обои полиняли.
Все, прости за рифму, прототипы
бунинской присутствуют печали.
Нас с тобой волнует ли всё это?
Мы с тоскою столько лет знакомы.
Среди всех картинок и портретов
вряд ли здесь отыщется искомый.
Я не пью, камина нет, собаки
даже в планах, мало фотографий
дома, но не избежал, однако,
извини за рифму, эпитафий.

* * *

От долгих прогулок болит голова

не меньше, чем от сновидений.

На склоне холма вырастает трава

овечьих быстрей поколений.

От скверного кофе шумит в голове,
а тут ещё дождь да дремота.
Как пишутся книги, не видно траве,
в которой не видно кого-то.
Все кролики очень боятся лисиц,
не менее, чем человека,
которому взор оторвать от страниц,
что Вию поднять своё веко.

* * *

Когда распадётся “Дозморов и Ка”

и существовать прекратит ДНК

за номером сто миллиардов один,

закроется недорогой магазин,
подвальная лавка, дешёвый лабаз,
который открыт для клиентов сейчас,
но мало рекламы, маркетинг дурной,

и автор качает в окне головой.

* * *

Оторопев, завидовать смертельно

самоорганизации дождя.

Из этих, набухающих раздельно,
родится скоро общее дитя.
Есть абсолютность некая в природе,
есть сумма черт, конкретность, прямизна
в любом произведённом ей уроде,
в любой сосне есть дерево, сосна.
Нет относительности, а одно баранье
в предмете каждом равенство себе.
А тут банальность, лень, самокопанье,
марш похоронный, жалобы судьбе.

* * *

С конца чужой войны четвёртая весна.

Снег по-саврасовски на полдороге к морю.

Очнись, как богатырь от сказочного сна,

в котором горе.

Жги, будто жизнь прошла. Да, в общем, и прошла.
Забыть нехорошо, а плакать неприлично.
Один ты знаешь, где запрятана игла.
И чистый воздух остр. И дышится отлично.

* * *

Я одинокий друг рассеянных друзей

по всем земным мирам и облачному небу.

Храню за пазухой, печальный ротозей,

и горечь проигрыша, и общую победу.

Воспоминаний сад возделан, и цветут
три дымчатых куста сирени в знак печали.
Я телевизор с глаз долой, поскольку тут
нисходят отдохнуть друзья-однополчане.
Обедали? Чайку? Пожалуй, и чайку.
За мыслями и сном день безупречно прожит.
Расформирован полк, но мы ещё в полку.
Тревожить рану хлад воспоминаний может.
Примерный ветеран с медалью и тоской.
Без связи сотовой, в пределах отдалённых
я вижу вас, друзья. И потому живой,
покуда жду вестей нетелевизионных.