"Знаменитая танковая" - читать интересную книгу автора (Ляленков Владимир)Земля горела, но врага задержалиМиновала короткая ночь. Утром ждали атаку. Взошло солнце. Немцы не шевелились. У вырытых окопов поперёк склонов стояло шестнадцать машин. Возле них и в окопах никакого движения наши не заметили. Час прошёл, второй. Это было странно. В штабе ждали донесений от Никитина. Ни он, ни его люди не появлялись. Из штаба корпуса известий тоже не поступало. Вдруг объявился Павел Никитин. Он пришёл со стороны Касторного. Сообщил в штабе, что против позиций фронт не перейти. Километров на десять по фронту выставлены вражеские наблюдатели. И он сделал крюк километров в пятнадцать. Вброд перешёл через Олым. Люди его целы, пропал один Якин, который прежде остался возле ветряка. В лесу рядом с дорогой, ведущей к Старооскольскому шоссе, как доложил командир разведчиков, враги сосредоточили около шестидесяти средних машин. Тридцать машин они поставили северней Горшечного. Двадцать один танк чинится и заправляется в лесу против нашей бригады, километрах в четырёх за холмами. Расположение танков он указывал на карте. – Окружить хотят бригаду, – рассуждал комбриг. – А, сержант? Как вы думаете? – Должно быть, так, товарищ комбриг, – ответил Павел Никитин. – Обойдут с флангов, потом уж опять в лоб ударят. – Выводи своих людей сюда, – сказал ему комбриг. У командиров ни папирос, ни махорки уже не было. Никитин нашёл дедушку. Дедушка и Колосов дали ему махорки. Родом Никитин был из Серпухова. Он отдал дедушке листок бумажки со своим домашним адресом и сказал: – Если не вернусь, отец, напиши моим. Вы, старики, живучие. Только напиши так, не раньше, чем через месяц. Думаю, что всем отходить придётся. Как уйдёте, месяц не будет меня, тогда и напиши. И Никитин опять ушёл вдоль железной дороги. Разведчики Зобнин, Яковлев, Куличенко и Савельев сидели в окопчиках на холмике. Сам холмик, местность вокруг него были покрыты прошлогодними подсолнухами. Прошлой осенью колхозники не убрали подсолнух, он простоял всю зиму. Теперь зарос бурьяном, повиликой. С этого холмика, если высунуться из подсолнухов, были видны дороги на Горшечное и Касторное. По ним изредка проползали машины с боеприпасами от Луневки. Такое удобное место разведчики нашли случайно. Пробирались они через подсолнухи. Заметили родничок. От него местность повышалась. Павел Никитин забрался на холм, глянул поверх подсолнухов и сразу заметил машины. Главное, на холмике ни кустов, ни деревьев не было. И, заросший бурьяном, будыльями, он не выделялся на местности. Здесь Никитин оставил своих разведчиков и ушёл с последним донесением в бригаду. Зобнин и Яковлев следили за дорогой в Горшечное. Куличенко и Савельев – за дорогой в Касторное. Две пустые машины вернулись обратно от Горшечного. А в сторону Касторного помчалась машина с ящиками. По подсчётам разведчиков, в саду под Луневкой оставалось ещё танков двадцать. И обоз оттуда не появлялся. Разведчики ждали Никитина. Ночью там, где выбивается из земли родничок, трещали подсолнечные будылья. Думали, что это сержант вернулся, но треск стих, а Никитин не появился. Утром Зобнин прополз к роднику. Ничего особенного не заметил. – Может, зверь какой пробегал, – говорил Яковлев. – Какой там зверь, – ответил Зобнин, выглядывая из подсолнухов, – волк или собака с таким треском не бегают. А лошадь откуда здесь возьмётся? Кто-то из них прошёл, – сказал он, имея в виду фашистов. – И не один. А вот куда? Яковлев не ответил. Он оглядел чистый небосвод. Солнце уже поднялось над горизонтом метра на полтора. – Опять пекло будет, – сказал Яковлев. – Надо бы холодной водицы набрать, пока тихо. Зобнин подал ему свою фляжку, и Яковлев уполз. Вернулся он минут через двадцать и без воды. – Братва, тревога, – зашептал он, присев на корточки. – За родником, шагах в трёх от него, провода протянуты: один зелёный, другой серый! И следы сапог с шипами! Зобнин, оставленный Никитиным за старшего, велел Куличенко и Савельеву оставаться на месте. Сам пополз следом за Яковлевым. Два провода тянулись по земле от Луневки к линии фронта. – Это наблюдатели ихние прошли, – шептал Зобнин. – Связь протянули. – Куда? – Чёрт их знает! Сержанта нет! – Зобнин ругался. – Если обрежем, они пойдут по проводу. Бой будет. А если придётся отойти, где сержант найдёт нас? С холмика сбежал, пригнувшись, Савельев. – Зобнин, на высотке, где дубки растут, солдаты! – доложил он. – Человек пять! Разведчики вернулись к окопчикам. В километре от них, ближе к нашим позициям, на голой горушке с четырьмя деревцами, копошились солдаты. Их было пятеро. Не понять было, что они делают. Отсюда до наших позиций было километров пятнадцать. В воздухе появились самолёты. Разведчики насчитали двадцать штук. Десять из них пошли к Касторному. Остальные – на Горшечное. Вскоре послышались разрывы бомб. Появились ещё самолёты. Отбомбившиеся пролетали обратно. Стороной. Солдаты на высотке вели себя спокойно. Присаживались, вставали. Один из них забрался на дерево и тут же слез. Потом начала бить откуда-то из-за Луневки артиллерия. – Обрезать провод надо, – сказал Зобнин. Он понял, что где-то ближе к нашим позициям сидит корректировщик. Сообщает, куда падают снаряды этим, под дубками. А они сообщают дальше своим артиллеристам. Куличенко и Савельев остались наблюдать. Зобнин и Яковлев вырезали метров пятьдесят провода, отбросили их в сторону. Вырыли окопчики в густом бурьяне и затаились. На позициях шёл бой. Сержант Павел Никитин спешил к своим разведчикам. Он благополучно добрался до подсолнечного поля. Пошагал смелее. Вдруг короткая автоматная очередь заставила Никитина присесть. По звуку он понял, что стреляли из нашего автомата. Как раз там, где должны были сидеть на холмике разведчики. Что такое? Раздался пистолетный выстрел. Ещё и ещё. И застрочили, застрочили автоматы, наши и вражеские. Но пули вблизи не свистели, и Никитин пополз к холмику. Стрельба разом стихла. За густым бурьяном послышались голоса. Никитин прислушался. Говорили. Он даже узнал голос Зобнина. – Эй, мужики! – крикнул Никитин. – Меня не убейте! – Осторожней, сержант! – ответил Зобнин. Никитин понял, что поблизости вражеские солдаты. А раз уж Зобнин крикнул, то солдат мало, один или два. Никитин пополз на голос Зобнина. – Ты, сержант? – спросил Зобнин, услышав шорох в бурьяне. – Я… Что тут? – Связь протянули фрицы. Мы обрезали. Одного связиста уложили. А их на высотке, где дубки, человек шесть оказалось. Прибежали выручать своего. – Люди целы? – Вон Яковлев, Куличенко и Савельев на высотке. Берегись! – вдруг крикнул он. Граната с длинной ручкой мелькнула в воздухе. Упала рядом в бурьян. Никитин знал, что такие гранаты не сразу взрываются. И брошена она была не издалека. Он схватил её и швырнул обратно. Граната взорвалась в воздухе. Разведчики быстро отползли в сторону. Тут же две гранаты упали в то место, где они только что лежали. С холмика скатился Куличенко. – Сержант, от дороги бегут сюда человек тридцать солдат! К своим позициям путь был отрезан. – Отходим к Луневке, – решил Никитин. – Тихо отходим. Без нужды не стрелять! В подсолнухах взорвались ещё несколько гранат. В небе всё время гудели самолёты. Никитину казалось что они зависли и стоят на одном месте. Враг бомбил позиции. За подсолнечником начинался овраг. Разведчики скользнули в него. Кусты боярышника и терновника скрыли их. Враги отстали. Видимо, шарили в подсолнухах. Когда разведчики выбрались из оврага, подсолнухи горели. Фашисты подожгли. Изредка доносились короткие очереди. Разведчики пересекли дорогу, ведущую к Касторному. Решили пробраться к своим, сделав крюк. Но это не удалось. Едва выбрались на холм, увидели на дороге мотоциклистов. Одни стояли на месте, другие ползали медленно, просматривая местность. Сплошного фронта там не было. Враги высматривали, не появятся ли откуда наши части. В стороне наших позиций у Касторного разгорался бой. Пушки ухали. Казалось, по всей линии от Горшечного до Касторного идёт бой. Разведчики решили отойти ещё назад. – И попробуем слева обойти, – говорил Никитин. Они наметили лесок на горизонте. Добравшись до него, дождались потёмок. И опять повернули к линии фронта. Танки нашего первого батальона ещё ночью сменили позиции – затаились за подбитыми танками. Пехотинцы рассредоточились между ними. Сменили позиции второй батальон и резервные тяжёлые КВ. И когда ровно в девять немцы начали бомбить, бомбы падали уже в пустые окопы. Потом начался обстрел. В час дня наступило затишье. Бригада приготовилась к смертельной схватке. Помощи не ждали. Со стороны Касторного доносилась канонада. Значит, там тоже дрались. Вот из-за холмов начали выползать вражеские танки. Несколько зелёных ракет взлетело над холмами. Появившиеся танки пристраивались к стоявшим с ночи и не двигались. Вдруг слева, совсем близко, где-то за поворотом Старооскольского шоссе, загремели пушки. И тут же ударили пушки справа – казалось, где-то на окраине станции. Что же случилось? Командование фронта по данным разведки окончательно уяснило замысел врагов. Связав наши войска боями под Касторным и Старым Осколом, немцы собрали силы между этими станциями. Решили через Горшечное прорваться к Воронежу. От Старого Оскола наши срочно перебросили к Горшечному танковый корпус. Штаб 17-го корпуса послал к Горшечному ещё одну свою бригаду. С обеих сторон танки мчались к Горшечному на предельной скорости. Это было 30 июня. Враги не ждали наших танков ни с севера, ни с юга. И когда уже начали обходить Горшечное, подоспевшие наши танкисты буквально смели их передовые машины. Выстрелы этих боёв и услышали в дедушкиной бригаде. В этот день, как узнал он потом, произошла танковая битва за Воронеж. Танки устраивали друг с другом дуэли, сшибались лоб в лоб. Лезли друг на друга. Пехотинцы, танкисты повреждённых машин дрались ножами, прикладами. И враги были отброшены. Стоявшие против дедушкиной бригады немецкие танки в три ноль-ноль поползли в наступление. Видимо, враги не знали, что на флангах подоспевшие наши части отбросили их машины. И по расписанию пошли в наступление. Атаку их отбили сравнительно легко. Ещё двенадцать вражеских машин остались на поле боя. А затем прошла ещё одна ночь. Уже ранним утром над нашими позициями повисли самолёты. Сколько их было, дедушка не мог сказать. – Казалось, враги со всех фронтов направили на нас авиацию. Земля, воздух, дым и гарь – всё перемешалось. Даже нам дышать было нечем, а танкисты в машинах просто задыхались. Открывали люки… Думалось мне, все наши позиции уничтожены. После бомбёжки немцы пустили в атаку лёгкие танки с огнемётами. Толстые полосы пламени всё выжигали перед собой. Земля горела. Но и эту атаку мы отбили… Так продолжалось весь день. Ремонтники дрались вместе с пехотинцами. Один раз дедушку завалило землёй. Механик Колосов откопал его, и дедушка тут же помог ему откопать двух своих бойцов. Ночью от пламени горевших танков было светлей, чем днём. От дедушкиной бригады остались только пять тридцатьчетверок и три KB из резерва. К утру остатки бригад объединились. Только южнее, за поворотом Старооскольского шоссе, отдельно продолжала драться с немцами группа танков, пришедших от Старого Оскола. Пробиться танкам к Горшечному так и не удалось. – Одна рация работала, и фашисты уже почему-то не глушили её. Из штаба корпуса нам передали, что нужно продержаться ещё сутки. Подкрепление пришлют. И в двенадцатом часу проползли, хоронясь за железнодорожной насыпью, девять машин. Каждый танк был набит до отказа снарядами. Быстро выгрузили снаряды. Самолёты уже не бомбили. Проплывали над позициями куда-то южнее. Ждали очередной атаки, но немцы не атаковали. Уже все наши бойцы сидели в окопчиках под разбитыми танками, прятались за ними. Выбить их было оттуда невозможно. А враги считали, что участь наших танкистов решена, своей живой силой не рисковали. Танки их подходили метров на пятьсот к нашим позициям, отстреливались и уползали. На их место ползли новые. Наши берегли снаряды. На пять, десять выстрелов отвечали одним. Пехота вражеская продолжала укрепляться на холмах. Едва стемнело, наступила тишина. Южнее от позиций за близким горизонтом тоже стало тихо. Небо в той стороне освещалось заревом. За прошедший день у нас не погиб ни один боец. Троих ранило. Но танкисты очень устали. Один из них был контужен. Бродил пошатываясь. Подходил близко к горевшим машинам. Был хорошо виден врагам. Его могли убить. Бойцы оттаскивали товарища из освещенного места. Теперь танкисты лежали вповалку рядом со своими машинами. Из ремонтников остались в живых только дедушка, механики Василич и Колосов. Остальные погибли. Старики помогали танкистам чинить гусеницы – заменяли траки. В эту же ночь старики отремонтировали подбитую бэтушку (лёгкий танк БТ-27). Башня её свернулась на сторону и не поворачивалась. Но пулемёт был цел, имелись диски с патронами. Старики наладили мотор. Бэтушка стояла вся в дырках, больших и маленьких. Дыры забили деревянными пробками. Старики знали, что придётся отойти, подтянуться к соседним бригадам. На танках повезут раненых. И они приготовили себе машину. Да ещё и с пулемётом. Чтобы от пехоты надёжнее отбиться. |
||||||||
|