"Фиолетовая гибель" - читать интересную книгу автора (Владко Владимир Николаевич)

2

Клайд вспоминал сейчас эти разговоры, и ему приходило в голову снова то же самое: удивительно странно, что они с Фредом Стапльтоном и Джеймсом Марчи так дружны. Ведь если вдуматься, то все они очень разные люди. Даже не просто разные, а прямо различные. Между тем их дружба началась еще в колледже. И продолжалась до сих пор, хотя внешне судьбы всех троих разошлись. Высокий, плечистый Фред Стапльтон, лучший бейсболист колледжа, оказался агентом по сбору объявлений, мечтающим о собственной конторе, которая обязательно была бы очень доходна и давала ему средства для самостоятельной биржевой игры. А пока он довольствовался изучением курсов не принадлежавших ему акций, азартно играл на их повышение или понижение, не имея, к сожалению, этих акций, не раз оказывался владельцем целого богатства, тоже, к сожалению, воображаемого. Но он не унывал и убежденно доказывал, что его время еще придет.

«Коротышка» Джеймс Марчи по воле судьбы стал механиком автозаправочной станции и честно приводил в порядок капризничавшие моторы автомобилей всех марок. И единственное, в чем его можно было упрекнуть, это то, что он всегда чересчур долго возился с новыми образцами машин. Нет, как правило, ремонт и в таких случаях не занимал у Джеймса много времени: механик он был действительно превосходный. Но когда у тебя в руках оказывается новенький «кадиллак» или «ягуар» со всевозможными приспособлениями и усовершенствованиями текущего года, то от него трудно оторваться, пока не пощупаешь самолично, как это все выглядит и действует. Чаще всего, правда, после таких осмотров Джеймс Марчи, махнув рукой, заявлял: «В общем, чепуха. Рекламные штучки!» Но посмотреть на все такие штучки ему обязательно хотелось. Впрочем, это касалось не только автомобилей. В газетах Джеймс интересовался больше всего статьями и заметками о научно-технических новостях и даже читал популярные книги по различным отраслям знания. Во всяком случае, он был для своих друзей почти непререкаемым авторитетом в научных делах и заслужил от Фреда Стапльтона иронический комплимент:

— Понимаете, Джеймс знает буквально все! Он может разобрать и заново собрать любой радиоприемник. Он не понимает только одного: как это говорят в Нью-Йорке, а слышат в Чикаго!…

Когда Джеймс впервые услышал эту фразу, он сначала немного опешил. А затем серьезно ответил:

— Ты, Фред, даже не отдаешь себе отчета, как это верно! Видишь ли, можно знать что-то разумом. И я кое-что знаю. Но одно дело разум, а совсем другое — чувства, эмоции. Для них многое всегда остается чудом, как бы ты его ни объяснял. Так, очевидно, и со мной. Разумом я все это понимаю, а чувствами — действительно нет. Ну, да, да, вот он — радиоприемник, а в Нью-Йорке — передатчик. Все понятно, если говорить о технике. А все равно это чудо. И его-то понять невозможно.

— Странный человек, чего ж тут понимать? — бросил Фред. — Радио и радио, вот и все.

— Нет, далеко не все, — задумчиво сказал Джеймс. — Наверно, такое отношение к вещам вообще присуще человеку… если он всерьез задумывается о них, а не просто поглощает все, что ему дают. Как корова, или лошадь, или другое млекопитающее.

— Понятно, понятно, ты всегда отличался тонкостью мышления и глубоко научным подходом. Нет, быть тебе выдающимся ученым, Джеймс!

— Может, и буду… — заключил Джеймс Марчи, пощипывая бородку. — Кто знает!..

Что касается Клайда Тальбота, то он был просто клерком в страховой фирме «Моррисон и сын». Ни преуспевающим биржевиком, ни ученым он быть не стремился, да и вообще не предавался никаким особым мечтаниям о будущем. В конце концов, человек может жить вполне прилично и без этого, если он занят обеспеченным делом и имеет шансы на нормальную карьеру. Страховая фирма, в которой работал Клайд Тальбот, была именно таким обеспеченным делом, которое аккуратно вручало ему за выполнение обязанностей старшего клерка еженедельно восемьдесят долларов. Люди здесь работали многие годы, фирма имела постоянную клиентуру и, естественно, интересовалась служащими, умевшими хранить секреты клиентов. Здесь когда-то работал и отец Клайда, погибший во время мировой войны; и Клайд знал, что своим местом он обязан хорошему отношению к отцу самого мистера Моррисона, теперь уже седого и властного старика, который неизменно повторял при редких встречах с ним:

— Мистер Тальбот, я хотел бы, чтобы вы не повторяли скверного примера своего отца. Он был прекрасным работником, и единственной глупостью, которую он сделал, оказался его уход на войну. К сожалению, это дало плохой результат. Патриотические порывы не всегда оплачиваются. Работайте, мистер Тальбот, дела гораздо надежнее, чем порывы!

Клайд Тальбот старался работать хорошо. Через два года после поступления в страховую фирму он был уже старшим клерком, и поговаривали, что вскоре этот способный молодой человек окажется заведующим отделом, как только уйдет старый Джордж Эптон, занимавший свое место уже добрый десяток лет. Может быть, в успешной карьере Клайда Тальбота имело значение и доброе отношение самого мистера Моррисона, но несомненно, говорили сослуживцы, основное было в его собственной энергии и работоспособности. А быть в двадцать восемь лет заведующим отделом в крупной и доходной страховой фирме — это кое-что значило.

Клайд был, что называется, серьезным молодым человеком: в меру вдумчивым, в меру способным и в меру инициативным. Ему казались смешными восторженные мечтания Фреда Стапльтона о невероятной биржевой карьере, которую тот когда-то сделает. Он превосходно знал, что для такой карьеры нужны прежде всего большие средства, даже если дело пойдет очень хорошо. Все эти рассказы о миллионерах, которые начинали чистильщиками сапог, чепуха. Может быть, когда-то были и такие возможности, но теперь для того, чтобы стать Рокфеллеромвнуком, нужно было предварительно запастись Рокфеллером-дедом. А без этого не станешь даже приличным маклером на бирже. Доллары — это, конечно, самое главное, это все, и тут Фред Стапльтон прав. Но только в этом, а не в способе их приобретения. Тут Фред рассуждает совсем наивно, так как из ничего и будет ничто, во всяком случае, в нашей преуспевающей стране.

Мечтания Джеймса Марчи, конечно, гораздо серьезнее, хотя и здесь дело в основном тоже в долларах. Ну, заведет себе Джеймс какую-нибудь лабораторию или физическую мастерскую, ладно. А что это может дать? Тоже ничего. Без помощников, без штата людей, которые ведут дополнительные исследования, дела не будет. Опыт работы в страховой фирме научил уже Клайда разбираться в том, что надежно, а что больше похоже на мыльный пузырь. Кроме того, все сколько-нибудь стоящие ученые давно приучены работать в превосходных лабораториях крупных фирм, где к их услугам и штат помощников, и великолепная аппаратура. Теперь все такие дела — и изобретения, и усовершенствования — делаются коллективно. Один человек ни черта не стоит, у него никогда ничего не выйдет. Прошли времена талантливых изобретателей-самоучек. Томас Эдисон давно уже понял это и, заработав первые доллары, обзавелся штатом помощников, хоть и считалось, что все изобретал он один. Ерунда!

Из всех таких рассуждений приходилось сделать неизбежный вывод, что Клайд Тальбот весьма критически относился к своим друзьям. Он явно не разделял их взглядов и считал легкомысленными. Впрочем, надо думать, что и они оба — каждый по-своему, конечно! — так же скептически оценивали некоторые свойства Клайда. С точки зрения Фреда Стапльтона, этот бедняга Клайд Тальбот всегда отличался рациональной сухостью и неспособностью увлекаться даже самыми головокружительными предложениями, что он неоднократно и излагал своему другу. Джеймс Марчи, более сдержанный в выражении своих чувств, на эти темы не говорил, но, очевидно, считал крупным недостатком Клайда его равнодушие к научно-техническим проблемам и вытекающую отсюда узость его кругозора.

Хорошо, но тогда все же почему они дружили, да еще далеко и не первый год? Неужто только потому, что и на этот раз, как говорится, сошлись противоречия и каждый из них в какой-то мере дополнял друг друга? Сказать так, понятно, можно, и все-таки это звучит неубедительно. По крайней мере, для Клайда, который привык раскладывать на полочку все свои взгляды, как утверждал Фред Стапльтон.

Спуск по склону, заросшему кустарником, давно уже закончился, густая тень кедров над речушкой охватила тело Клайда желанной прохладой. Он с наслаждением плеснул на руки остро-холодной водой, провел мокрыми ладонями по лицу и фыркнул от удовольствия. До чего приятно раз в году вплотную встретиться с природой! И не на каком-нибудь заплеванном модном морском курорте, а именно тут, в глуши благословенного штата Айдахо, где и люди-то редки — разве что забредет сюда какой-нибудь охотник, промышляющий на барсуков с длинноствольным карабином.

Шофер автофургона, который они наняли в Бойси, чтобы добраться до склонов Скалистых гор, к месту, уже за несколько месяцев облюбованному на подробной карте штата, сказал, выкидывая за борт машины окурок сигареты:

— Тут, джентльмены, вас и вправду никто не побеспокоит, если вы этого хотели. Как по мне, то через дватри дня я заскучал бы здесь. Ни кино, ни танцулек, ни живой души… Впрочем, это как кому нравится. Может, для вас это и удовольствие…

И он энергично сплюнул через окно, выражая этим полное неодобрение и глухой, запущенной старой дороге, которую, очевидно, давно уже никто не ремонтировал, и дикому лугу, и разворачивавшимся на горизонте синим волнам кедровых зарослей, спускавшимся с далеких горных отрогов.

Фред небрежно ответил ему:

— Не беспокойся, друг. Главное, чтобы ты вовремя приехал за нами. Как и говорили, ровно через месяц, значит — тридцатого июля. Понятно?

— Чего уж там не понять. Тридцатого июля, как уговорились, буду тут. Желаю успеха, джентльмены!

Он повторил это пожелание, когда они сгрузили палатки, снедь и прочие вещи с автофургона. И уехал, оставляя за собой сладковатый запах перегоревшего бензина, — последнее на целый месяц напоминание о радостях города, прах которого они отряхнули за собой.

Так начался первый день. Первый день создания ими своего собственного маленького мирка, призванного на месяц заменить им большой мир пыльных улиц, площадей, толпы прохожих, автомобилей и метро. Этот мирок состоял всего из трех маленьких палаток, разместившихся на полянке около леса, где безумолчно щебетали птицы и, как говорили, можно было увидеть даже бурого медведя. Ну, что касается медведей и других зверей, то штат Айдахо словно уговорился не выпускать их из лесу, будто из заповедника. Зато кроликов было неисчислимое количество. На следующий же день Фред Стапльтон, вернувшись после прогулки, без труда схватил какого-то ушастого бродягу, забравшегося в его отсутствие даже в палатку.

— Просто неприлично, — шутил Фред, показывая бивтуюся в его руках добычу, — не нужно никаких капканов и силков. Они сами лезут на вертел.

— Это от любопытства, — сказал Джеймс. — Я где-то читал, что кролики невероятно любопытны. Вот и твой: бродил-бродил около лагеря, а потом его заинтересовала и палатка. Что ты с ним собираешься делать?

— Пока ничего. У нас есть кое-какие скоропортящиеся продукты. Отпущу его. Но, как верховный повар лагеря, с предупреждением: не попадаться больше, иначе он превратится в рагу. Или в жаркое.

И Фред бросил кролика в траву, подальше от палаток. Зверек от неожиданности присел и сначала только шевелил длинными ушами. А затем под веселый смех приятелей кинулся наутек и почти мгновенно исчез в кустах.

Кому из них впервые пришла в голову блестящая идея провести отпуск в этой глуши, не знал, правду сказать, никто. Но мысль понравилась всем сразу. Конечно, шли ожесточенные споры, каждый доказывал преимущества своего варианта: на Юг, поближе к Калифорнии, или Северо-Запад. В конце концов, победил Северо-Запад и его сердцевина, штат Айдахо, где были романтические остатки поселений золотоискателей и где уж наверно никто больше не искал бы приюта даже на время отпуска.

— А это самое главное, — внушительно заметил Фред Стапльтон на решающем заседании «клуба трех неунывающих», как окрестил их компанию Клайд Тальбот. — Мне, знаете, братцы-кролики, страшно надоел и город, и его обитатели. Понимаете, иду я по улицам — реклама так и гудит! Даже за городом, на шоссе, не отдохнешь от нее, от назойливых щитов и плакатов. И все время я примериваюсь: а как бы я сам соорудил эту рекламу, чтобы она была еще более звонкой? И не хочу, а примериваюсь… Это что, привычка у меня создалась такая, что ли, Коротышка?

— Условный рефлекс, — с готовностью ответил Джеймс.

— Ладно, пусть будет так. Но от этого условного рефлекса мне не легче, вот что. Наверно, так и с ума можно сойти. Нужно переменить обстановку, скажу я вам. Я как подумаю, что можно выйти в лес с ружьем да беззаботно поохотиться, ни о чем не размышляя, без всяких условных рефлексов, так мне кажется, что лучше и быть не может!

— Что-то я не замечал у тебя раньше охотничьих страстей, — заметил Клайд.

— Не замечал, так заметишь, — убежденно ответил Фред. — Конечно, мне заниматься этим не приходилось. Но об охоте я давно мечтал. А ты, уважаемый скептик, ты разве числился в рыболовах? Только честно! — Он лукаво прищурил один глаз, иронически поглядывая на Клайда.

Тот улыбнулся:

— Отвечу тебе вполне честно, Фред: не числился.

— То-то, — удовлетворенно сказал Фред.

— Но рыболовство легче, — продолжал Клайд. — Закинул удочку и можешь ждать, пока рыба сама придет к тебе. Не надо бродить по лесу и искать зверей или птиц. Правду сказать, я на это и надеюсь: можно сидеть на берегу и раздумывать о чем-нибудь, пока взбалмошная рыбешка не клюнет… Обязательно куплю удочки! И спиннинг тоже.

— Это который с катушкой? — осведомился Фред.

— Именно так. Мне всегда казалась пределом мечтаний рыбная ловля со спиннингом. Даже аристократично. Вроде игры в гольф: развлечение миллионеров. Только там нужны специальные площадки, а тут хватит любого берега речушки.

— И ты думаешь, что охота труднее твоего спиннинга? — возразил Фред. — Э, брат, я видел как-то эту штуку! Там на катушке столько витков, что ты сам запутаешься в них, пока освоишь это дело. Ружье — другое дело. Вложил патрон, прицелился — и стреляй. Без всяких катушек!

Клайд, очевидно, хотел опровергнуть легкомысленные доводы Фреда, но Джеймс Марчи примирительно сказал:

— А я вам обоим помогу.

И тот и другой вопросительно уставились на него: чточто, но уж ни рыболовом, ни охотником Коротышка никогда не был!

— Интересно, — процедил наконец Фред Стапльтон. — Обучишь, что ли?

— Нет, нет, что ты! — почти испугался Джеймс. — Я просто куплю для вас подходящие книжки, в которых будет рассказано все, что нужно знать охотнику и рыболову. Это, знаешь, очень помогает!

Фред небрежно махнул рукой:

— Ладно, я обойдусь и без твоих книг. Ты знаешь, как я месяц назад стрелял с Мэджи Бейкер в тире? Всо удивлялись, вот что!.. А ты говоришь — книжки. Все это чепуха. Кстати, а чем ты, Коротышка, будешь заниматься во время поездки?

— Я? — удивленно переспросил Джеймс. — Я буду… ну, буду что-то читать. Знаешь, мне надо так много прочитать, а в городе совсем нет времени, некогда и за книгу взяться…

— Это тебе-то? — изумился Фред. — А откуда же ты знаешь столько научных вещей? Или у тебя от рождения такая голова энци… энци…

— Энциклопедическая, — помог ему Клайд.

— Вот-вот, я так и хотел сказать!

Джеймс, видимо, сконфузился:

— Ну… кое-что я, конечно, читаю и в городе, но очень мало. А когда поеду, можно будет больше…

Таким образом, круг занятий во время отпуска был определен у каждого.

«Золота тут, естественно, нет, — подумал Клайд, усаживаясь на большой валун, вынесенный рекой в половодье, — но зато какие изумительные по красоте места!»

Над ним склонялась раскидистая вершина кедра, распростершего мощные узловатые руки ветвей вдоль берега реки, которая образовывала тут небольшую излучину со спокойной водой. Листья и ветки деревьев, мчавшиеся перед тем по течению, здесь замедляли свое движение и лишь медленно поворачивались, словно подставляя себя стремительным струям основного русла. Время от времени какая-нибудь ветка, подхваченная течением, будто вырывалась из зеркала излучины и быстро уносилась по реке. Но вместо нее новые и новые листья и ветки попадали в эту мирную западню и, теряя свое движение, начинали все так же медленно поворачиваться по ней, ожидая своей очереди унестись в стремительном течении.

Кедры, такие же могучие, как и тот, под которым сидел Клайд, взбирались по склону вверх, но постепенно становились уже не такими огромными, а потом исчезали вообще, словно им не хватало живительной влаги. Дальше шло колючее изобилие кустов, и снизу было хорошо видно, как эти кусты яростно впивались корнями в рыхлую землю, осыпавшуюся под их натиском. Но корни побеждали, мертвой хваткой они вцеплялись в неустойчивый грунт, сжимали его, тискали и придавали ему прочность, которой тут же овладевали тонкие зеленые стебельки травы. Жизнь шла от воды, от кедров; и может быть, вскоре здесь тоже появятся такие же могучие красавцы с разлапистыми ветвями.

«Не знаю, — подумал Клайд, — может, это будет так, а может быть, и иначе. То ли кедры постепенно подымаются вверх, а колючие кусты расчищают им дорогу, то ли наоборот: кедры исчезают, а на смену им приходит вот эта колючая гадость… Если бы я был ученым, тогда можно было бы и разобраться, что к чему… Кстати, где же Джеймс? Ведь он обещал прийти сюда!»

Он посмотрел на едва заметную тропку, по которой спускался вниз.

— Джеймс, алло!

Издалека донесся знакомый голос:

— Алло, Клайд! Я иду!

Через минуту сверху показалась фигура Джеймса Марчи, который вприпрыжку бежал по тропинке, размахивая геологическим молотком. На плече у него висела сумка: что и говорить, и вправду у Коротышки был вид заправского ученого, который и во время отпуска проводит привычные исследования, ставшие частью его натуры.

— Ну хорошо, — сказал Клайд, когда Джеймс остановился около него и вынул из кармана трубку, — что ты будешь класть в эту сумку?

— Как — что? — искренне изумился Джеймс. — Ясно, образцы.

— Образцы чего?

— Странный вопрос! Конечно, образцы различных минералов, которые, возможно, окажутся спутниками ценных залежей.

— А где ты их возьмешь? — не унимался Клайд.

— Чудак человек! Они ведь всюду. Ты просто отбиваешь вот этим молотком небольшой кусочек камня из встреченных тобою на пути. А потом исследуешь их, эти образцы, сравниваешь с рисунком. И вдруг выясняется, что один из них сопутствует, скажем, жилам драгоценного металла. Ведь это чертовски интересно!

— И для этого ты взял с собой еще и молоток? Тебе мало было нашего дорожного груза? Ей-богу, не я чудак человек, а ты! А рисунки, о которых ты сказал, где ты возьмешь?

— А они есть в книге, которую я тоже взял с собой. Называется «Спутник геолога-любителя». Я тебе дома покажу. Здорово занимательная штука! Фреда она, вероятно, не заинтересует, но тебя, Клайд…

— Перестань, пожалуйста, заниматься грубой лестью! Меня твоя книжка тоже мало интересует. Тем более, что уже давно установлено: в русле реки Снайк и ее притоков, вроде вот этой речушки, никаких следов драгоценных металлов нет. Значит, нет и их спутников.

Джеймс Марчи растерянно моргал своими голубыми глазами. Этого не могли скрыть никакие очки. Он пробормотал:

— Конечно, мне это известно. Но почему бы не провести дополнительные поиски? Тем более, что иной раз это может дать большие результаты. И делать-то мне особенно нечего: ведь я на отдыхе…

— А, да что с тобой говорить! — отмахнулся Клайд. Ему стало уже жаль, что он заметно огорчил простодушного Коротышку. — Если тебе нравится таскать с собой дополнительный груз, сделай одолжение. Мне это безразлично. Я геологом быть не собираюсь. Я просто отдыхаю и наслаждаюсь природой, вот и все.

Джеймс приободрился. Такой уж у него характер, у Коротышки Марчи, подумал Клайд, вечно он что-то выдумывает и сразу огорчается, когда ему доказывают, что все это ни к чему, и так же легко утешается, если его оставляют в покое, не мешают ему делать задуманное. А может быть, таким свойством и отличаются люди, которым суждено в конце концов стать выдающимися изобретателями, исследователями и вообще учеными?..

— Значит, ты будешь тратить время на такое отколупывание разных камней? Что ж, если тебе это интересно, то, возможно, ты и прав, — совсем уже примирительно сказал Клайд. — Только тут, кроме валунов, ничего и нет.

Он окинул взглядом берег речушки. Ничего, за исключением крупного гравия и валунов, маленьких и больших, на нем не было.

— А ты думаешь, что в валунах не может быть никаких вкраплений? — горячо возразил Джеймс. Теперь, когда он уже не встречал противодействия, ему очень хотелось сразу же доказать свои геологические познания. — Наоборот, обкатанные и обтесанные бурным течением воды куски камня, которые мы в просторечии называем валунами…

— Это что, цитата из твоей высокоинтересной книжки? — иронически спросил Клайд.

— Ну, допустим, что цитата, — покорно согласился Джеймс. — Что из этого? Я только хочу сказать, что в валунах можно отыскать иной раз очень интересные вкрапления. Ведь река приносит их из разных слоев… Вот, посмотри!

Джеймс положил обратно в карман так и не закуренную трубку и устремился с молотком в руке к валуну, на котором сидел Клайд.

— Заметь, как это просто, — объяснял он. — Я нахожу подходящее углубление около выступа и точно, уверенно ударяю молотком, чтобы сбить этот выступ в качестве образца. Вот так! Один удар — и… Понимаешь, молоток немножко сорвался. Сейчас я точнее намечу удар. Ага… Раз…

Клайд рассмеялся. На валуне остался едва заметный след молотка. Это было все.

— Боюсь, что так тебе придется долго стучать по камню, — проговорил он, смеясь. — Оказывается, получить образец вовсе не так просто, как ты только что уверял.

Джеймс сконфуженно заморгал глазами.

— Вероятно, сказывается недостаток практики, — объяснил он. — Видишь ли, в книге говорится именно так… но практически я еще ни разу не пробовал. Может быть, он очень большой, этот валун? И масса моего молотка слишком мала для него? Сейчас я попробую другой.

Он осмотрелся по сторонам.

— Ага, вот этот, например.

Это был небольшой валун, размером примерно в крупный арбуз, неправильной округлой формы, лежавший неподалеку от них. Единственным его отличием казалось то, что он был почти черным, не в пример массе других валунов, желтых, серых и буроватых.

Клайд шутливо бросил:

— Слушай, ты выбрал оригинальный камушек. Только я сомневаюсь, чтобы в нем были ценные металлы, — очень уж он черный. А почему ты думаешь, что тебе удастся его расколоть? Этот орешек, должно быть, еще крепче первого.

Джеймс даже не обратил внимания на замечание Клайда. Он очень долго разглядывал валун, опустив молоток. Затем он обернулся к другу. На его лице явно выразилось изумление.

— Клайд, это не валун, — сказал он.

— А что же? — лениво ответил Клайд. Правду сказать, ему было совершенно безразлично, как именно назовет этот булыжник Джеймс.

— Это… это метеорит!

— Что?

— Метеорит, я говорю.

— Это почему же?

— Посмотри сам, — протянул руку с молотком Джеймс. — Прежде всего он не обтесан, не отшлифован водой, как остальные валуны…

— А по-моему, он такой же обкатанный и круглый, как и другие, — возразил Клайд. — Только что черный, вот и все. — Ему не хотелось подниматься из-за какого-то булыжника.

Но Джеймс почему-то был очень возбужден:

— Нет, нет, ты посмотри! И увидишь сам, в чем разница.

Клайд вяло приподнялся с валуна, на котором он сидел, и подошел ближе к Джеймсу.

— Вот… вот, видишь? — Голос Джеймса даже прерывался от волнения.

— Пока что ничего не вижу. Обыкновенный крупный булыжник черного цвета, И ничего интересного в нем нет. Вывалился откуда-то с гор, попал в реку, и его солидно обкатало, как и все валуны. С чего ты взял, что это метеорит, Коротышка? — Клайд небрежно махнул рукой и хотел уже отойти в сторону, но Джеймс нетерпеливо потянул его за рукав рубашки и остановил.

— Нет, погоди, погоди! — снова торопливо заговорил он. — Ты даже не посмотрел как следует. Он не обкатан водой, понимаешь? У него оплавленные — оплавленные края! Вот, видно даже наплывы и наслоения. Он, этот метеорит, с огромной скоростью пролетал через нашу атмосферу. И нагревался от трения, ну это же так понятно! Поэтому его края сплавились. Смотри, разве ты не видишь?

Кудрявая бородка Джеймса вздрагивала от напряжения, с которым он все это говорил, глаза возбужденно сверкали, а молоток в руке, словно подчеркивая его слова, описывал невероятные зигзаги и кривые. Клайд удивленно глядел на него и искренне недоумевал: почему Коротышка так разгорячился? Ладно, пусть это будет метеорит, черт с ним, не все ли равно? Как ни назови, камень и есть камень, да к тому же и внешне мало привлекательный…

А Джеймс Марчи не унимался:

— Гость из далеких, далеких миров, понимаешь, Клайд? Здесь могут быть совершенно иные элементы, неизвестные нам. И это страшно ценно для науки! Ведь каждый найденный на Земле метеорит даже имеет особое название, я читал об этом. Теперь это будет метеорит Джеймса Марчи и Клайда Тальбота, вот что!

— Ты забыл Фреда, — укоризненно отметил Клайд.

— Ну ладно, и Фреда Стапльтона, — охотно сгоряча согласился тот, но тут же спохватился: — Так ведь Фред не имеет к метеориту никакого отношения, он его не находил?

— Скажем прямо, я тоже имею мало отношения к твоей находке… если это действительно метеорит, — возразил Клайд.

— Ты все еще сомневаешься? — подхватил Джеймс. — Я заранее знаю, как тебе доказать, что это настоящий метеорит! Подними его!

Клайд наклонился и тут же подумал: «Честное слово, Коротышка заразил меня своим пылом! Ну ладно, чтобы увековечить себя в науке, можно пойти на это». Он взялся обеими руками за округлый черный камень и хотел его легко приподнять. К своему удивлению, Клайд обнаружил, что этот камень был слишком тяжелым для такого размера. С большим усилием он немного приподнял его и опустил снова на землю, изумленно поглядывая на Джеймса, который торжествующе рассмеялся.

— Ну, теперь веришь? — сказал он. — Тяжеловат, а?

— Послушай, он вроде как бы из свинца… А может быть, из золота? Вот было бы здорово — целый золотой самородок! — Глаза Клайда заинтересованно блеснули.

Джеймс снова рассмеялся.

— Пожалуй, не надо увлекаться, — наставительно заявил он затем. — Золотых метеоритов никто еще никогда не находил. А тяжелый он потому, что состоит, вероятно, из железа и никеля. Я, конечно, не знаю, но метеориты часто бывают такими. А тебе не кажется, что ты и сам уже начинаешь понемногу заинтересовываться нашим метеоритом?

Клайд пожал плечами:

— Не скажу, чтобы слишком, но ведь ты, Коротышка, кого угодно можешь увлечь своим жаром, когда тебя что-нибудь сильно захватывает. Разве не так? А по мне, все это не слишком важно. Пусть будет метеорит, если тебе так хочется. Для науки, может быть, все и будет занимательно, а для практической жизни какое значение имеет, метеорит это или какой-то другой камень с гор? Это ведь не золото, не алмазы, словом, находка не очень существенная…

— И ты осмеливаешься так говорить? — с возмущением возразил Джеймс Марчи, всплеснув руками и чуть не выронив молоток. — Но ведь это просто ужасно, такое непонимание ценности научных открытий! Если бы я слышал это от Фреда, куда ни шло. Но ты, Клайд…

— И снова, заметь, я не люблю грубой лести, — прервал его Клайд. — Скажи прямо, чего тебе нужно, Коротышка, а не финти.

— Мне хотелось бы, чтобы мы с тобой отнесли этот метеорит в наш лагерь, — честно сознался Джеймс, доверчиво глядя своими голубыми глазами на усмехавшегося Клайда. — Там я его изучу, сравню с рисункамл в книге и вообще обследую. Знаешь, он ведь будет носить наше имя. Ты только представь себе, как это звучит!

— Ладно, ладно, я готов пожертвовать собою для науки, — снова остановил его Клайд. — Скажи, между прочим, откуда, по-твоему, взялась эта штука… метеорит, что ли, здесь, на берегу безымянной речушки? Не упал же он с неба прямо сюда? Лежит мирно, спокойно, среди других камней.

Джеймс замялся. Поправляя сползавшие очки, он ответил:

— Ну, здесь может быть много догадок. Понятно, он не упал прямо сюда, иначе при его скорости здесь образовалась бы большая воронка… и мы не заметили бы его так легко, он зарылся бы в землю. Я думаю, что наш метеорит упал где-то на склонах гор, далеко отсюда. Должно быть, он лежал там очень давно, и вода постепенно вымывала его. А тогда его подхватило течение реки, и он, скажем, в половодье, был вынесен в русло, катился, как валун. И где-то застрял… собственно говоря, даже не где-то, а именно тут, на этом берегу. Как тебе нравится моя идея? Правда, вполне подходит?

Клайд неопределенно свистнул. Идеями Коротышка был всегда богат, он мог походя изложить экспромтом любую гипотезу и обосновывать ее потом часами. Впрочем, словно для того, чтобы завтра изобрести новую идею и так же настойчиво защищать ее, забыв и думать о первой. С ним лучше было не спорить. Поэтому Клайд вернулся к предыдущей теме.

— А каким образом ты собираешься тащить в лагерь метеорит? — спросил он.

— Хм… ну, на руках, что ли…

— Сомневаюсь. — Клайд еще раз попробовал поднять черный валун и безнадежно махнул рукой.

— Это не пройдет, Джеймс, — исключающим всякие сомнения тоном сообщил он Коротышке, беспокойно переминавшемуся с ноги на ногу.

— Почему?

— Камушек слишком тяжел, чтобы нести его в руках на крутой склон. Один не дотащит, а двоим не за что взяться. Возьми попробуй.

Джеймс с готовностью наклонился. Но через несколько мгновений он выпустил метеорит из рук и снова выпрямился, огорченно вздыхая.

— Что ж, ты прав, Клайд. Немножко тяжеловато… А что же тогда делать? — осведомился он, будто решение зависело от его друга.

— Оставить его пока тут.

— Это невозможно! — с пылом ответил Джеймс. — А вдруг его смоет вода… или вообще он как-нибудь пропадет? Такая научная ценность, а ты — «оставить»!

— Он лежал тут давным-давно, и никто его не тронул, — резонно объяснил Клайд. — Ты сам только что говорил об этом. И половодья сейчас как будто не предвидится, во всяком случае, в ближайшие дни. В лагере ты смастеришь ремни или какие-нибудь носилки, тогда и перенесем его, если тебе так уж хочется. А иначе не выйдет. Разве что ты упрячешь его в свою сумку, если она может растягиваться, как резина.

— Нет, видишь ли, сумка маловата, — вполне серьезно ответил Джеймс, с деловитым видом показывая свое снаряжение.

— Поэтому я предлагаю: давай перекатим эту штуку подальше от берега, допустим, к стволу кедра. Ее никто не тронет, и вода не снесет, раз уж ты так боишься. А завтра или хоть сегодня к вечеру, если ты изобретешь носилки, перенесем в лагерь.

— Нет, нет, обязательно сегодня же! — горячо возразил Джеймс. — Но у тебя светлая голова, Клайд! Ты сразу находишь практическое решение.

Вдвоем они с трудом перекатили странный валун метра на четыре дальше от берега речушки, пока он не оказался под стволом огромного кедра, гордо поднимавшегося к небу среди других деревьев. Обхватить этот кедр могли бы разве что человека три, да и то едва дотягиваясь друг до друга руками.

Клайд с восхищением посмотрел на великолепный кедр.

— Эх и природа же здесь, в этой айдахской глуши! — воскликнул он, оглядываясь. — Не то что на каком-то модном курорте. Конечно, там и пальмы, и всякое другое. Но все это мелкое, культивированное, посаженное в шахматном порядке, как, скажем, в Майями. Ходи и осторожно обозревай. А тут!.. Если кедр, так уж такой великан, что и не скажешь. Даже эта колючая гадость, — указал он на кусты, усеявшие склон, — и то разрослась почти как лес… Что ты собираешься делать, Коротышка? — прервал он свой восторженный монолог, видя, как Джеймс, будто примериваясь, внимательно приглядывается к черному валуну и обходит его с разных сторон.

— Я смотрю… смотрю… — рассеянно бормотал тот, — нет ли здесь какой-нибудь… А, ну конечно, есть, есть!

— Да что такое? — подошел к нему Клайд.

— Есть трещинка! — победоносно ответил Джеймс. — И, значит, я тут же могу взять образец метеорита. Сейчас, Клайд, сейчас! Видишь, по трещинке от него можно отколоть кусочек. Так и в книге говорится. Сейчас!

Клайд увидел, как Джеймс размахнулся молотком и с силой ударил по валуну. Раздался стонущий глухой звук, как если бы тот состоял из одной сплошной глыбы металла. Молоток в руках Джеймса отскочил.

— Опять не выходит, Коротышка? — сочувственно спросил Клайд.

— Нет, нет, все в порядке! Нужно еще ударить, — убежденно ответил Джеймс, — оно уже откалывается. Но, знаешь, тут очень много металла, прямо удивительно…

Он снова ударил молотком. Стонущий звук повторился. И вместе с ним на землю упал отколотый кусок камня. Он был небольшим, размером всего в два-три сантиметра. Выпуклый наружный край осколка был таким же черным, как и весь камень. Но на изломе…

На неровном изломе в извилистых трещинах и углублениях осколка виднелась словно бурая плесень необычного вида. Рыжеватая и рыхлая, она казалась живой. Ее рваные отростки слегка шевелились, как будто стремились отделиться от камня. И она заметно изменяла свою окраску. Только что эта плесень была бурого цвета, а через несколько мгновений она приобрела зеленоватый, почти синий оттенок. И такою она оставалась и дальше.

— Джеймс, что это такое? — почему-то шепотом спросил Клайд. Он не отрываясь глядел на это странное зрелище, ничего не понимая.

— Н-не знаю, — так же шепотом ответил Джеймс, чуть заикаясь от волнения.

Он снял очки и пристально всматривался в излом осколка, как бы стараясь сообразить, с чем можно сравнить эту необычную плесень, которая оказалась внутри черного камня и произвольно меняла свой цвет.

А синяя плесень почти застыла и больше не шевелилась. Джеймс Марчи и Клайд Тальбот также не шевелились, охваченные острым любопытством.

Клайд наконец перевел взгляд на то место камня, от которого откололся кусок. Там тоже были трещины и углубления. Но удивительно: в них не заметно было и следа странной плесени. Как будто вся она оказалась только на этом осколке. Клайд протянул руку, чтобы прикоснуться к излому камня, но тут же почувствовал резкий рывок. Джеймс схватил его руку и задержал ее.

— Не смей! Не смей трогать! — выкрикнул он. — Это… это может быть опасным!

— Почему? — изумился Клайд, убирая все же руку.

— Ни ты, ни я не знаем, что это такое, — возбужденно говорил Джеймс, показывая на излом снятыми очками. — Мы можем сказать только одно: эта штука не похожа ни на какие другие живые организмы. Ну, другие, живущие на нашей Земле. Понимаешь? «Оно» прилетело к нам из других миров! Прилетело внутри метеорита, разве тебе не ясно?.. А что это такое, мы понятия не имеем. Может быть, оно окажется полезным, а может быть, и вредным, кто знает?

— Чепуха все это, просто какая-то цветная плесень, — пробовал отшутиться Клайд. Но в глубине души он и сам не мог побороть странного волнения: черт его знает, может быть, и в самом деле эта штука чем-нибудь вредна? И Коротышка прав, предостерегая его?.. — Ладно, а как же ты проверишь, в чем тут дело? — с сомнением спросил он наконец.

— Я еще не знаю, — признался Джеймс, постепенно успокаиваясь. — Но обращаться с «ним» надо очень, очень осторожно. Ведь эта плесень, что ли, может оказаться микроорганизмами, которые смогут размножаться… Погоди, погоди! Размножаться! Я решил, что надо делать! Вот!

Он вынул из кармана газету. Разостлал ее на земле. Затем подобрал два сухих прута из принесенных на берег течением речушки и при их помощи, не прикасаясь руками, с трудом передвинул осколок камня с плесенью на газету. Клайд с интересом наблюдал за ним.

Осколок лежал книзу выпуклой поверхностью, плесень была наверху. Джеймс Марчи с ловкостью опытного исследователя прикрыл ее картонкой от пачки сигарет, взятой у Клайда, и аккуратно, бережно завернул весь осколок оставшейся частью газеты.

— Вот так будет лучше, — удовлетворенно отметил он, беря в руки получившийся сверток и кладя его не менее аккуратно в свою сумку. — Там, в лагере, мы посмотрим, что это может быть.

— А весь этот камень? Метеорит, что ли? Может быть, выбросить его в реку, чтобы не было никаких новых искушений? — спросил полушутя Клайд.

— Ты с ума сошел! — испугался Джеймс. — Пусть он пока лежит. Как тебе не стыдно говорить такое? Метеорит, в котором оказались живые микроорганизмы из других миров, — и вдруг выбросить! Ужасно! А вдруг там будут И другие колонии? Ведь это страшно важно для науки.

— Значит, уже микроорганизмы, а не плесень? — насмешливо осведомился Клайд. — Это что, новая гипотеза Джеймса Марчи?

— Ну, я, конечно, еще не знаю, — сознался Коротышка, — но и это вполне возможно…

Сверху, со склона, заросшего колючими кустами, раздался далекий свист и измененный расстоянием голос долетел до них:

— Клайд! Джеймс! Где вы?

— Это Фред, — отметил Клайд. — Ну что ж, поделимся с ним новостью. Кстати, пора и обедать. Пошли, Джеймс!

И они начали взбираться по склону.

В этот вечер Клайд долго ворочался в своей палатке перед тем, как уснуть. То ли ночь была слишком душной, то ли на него так подействовали восторженные рассказы Джеймса об удивительном метеорите с не менее странной начинкой. Здраво говоря, все свежеиспеченные гипотезы Коротышки о происхождении черного камня были несколько сомнительными. И это Клайд превосходно понимал, даже без иронических замечаний, которые отпускал по адресу Джеймса Фред Стапльтон. Впрочем, Коротышка мало прислушивался к такого рода возражениям, чаще всего он пропускал их мимо ушей, увлеченный собственными идеями, на которые он был такой мастер.

Прежде всего Джеймс предоставил Клайду описать для Фреда их приключение и даже не вмешивался в его рассказ. Это обозначало, что Джеймсу было гораздо интереснее немедленно начать свои исследования, которые он твердо решил провести еще тогда, когда они возвращались в лагерь с осколком метеорита. Насколько понял Клайд, Джеймсу не терпелось узнать, будет ли синяя плесень размножаться. Он считал это решающим для того, чтобы установить, имеет ли он дело с живыми существами или с какими-либо причудливыми неорганическими образованиями.

— Я убежден, убежден, понимаете ли, что это живые микроорганизмы, — только и сказал Джеймс Марчи тоном, не допускавшим возражений, — но проверка все же необходима. И я сейчас же берусь за нее. А вы можете разговаривать сколько угодно.

И пока Клайд пересказывал недоверчиво слушавшему Фреду историю с неожиданно найденным черным метеоритом и о том, как была обнаружена в нем синяя плесень, Джеймс с головой погрузился в свою проверку. Прежде всего он взял у друзей три фаянсовых блюдечка и тщательно промыл их. Затем откупорил банку с консервированными цыплятами и положил на каждое блюдечко по нескольку ложек прозрачного желе, которым были залиты цыплята, разгладил той же ложкой поверхность желе и удовлетворенно отметил:

— Вот и получились три чашки Петри!

Затем он бережно развернул газету, в которой хранился принесенный осколок метеорита.

Фред с интересом заглянул поверх головы Джеймса на содержимое свертка. Он увидел небольшой кусок черного камня и чуть примявшуюся под давлением газеты синеватую плесень на нем.

— Только и всего? — разочарованно спросил он, пожимая плечами.

— Что «только и всего»? — возмущенно отозвался Джеймс.

— Да вот… об этой штуке такие разговоры, как будто вы сделали невероятное научное открытие. А тут я вижу просто паршивую синюю плесень самого обыкновенного вида. Решительно ничего интересного нет! А я-то думал…

— Что, что ты думал? — вскипел Джеймс.

— Да ты не оскорбляйся, Коротышечка, не лезь в бутылку, — примирительно сказал Фред. — Никто тебя не хочет обижать, и, кроме того, ведь ты же и не виноват, что все это имеет такой ерундовый вид. Тебе хочется возиться с твоей плесенью, возись, пожалуйста. Но, видишь ли, когда речь идет о метеорите, то представляешь себе что-то серьезное, внушительное. Да еще если в нем оказывается склад неизвестных микроорганизмов. А тут… — Он презрительно махнул рукой. — Кстати, должен тебе сказать, что твои теории не очень убедительны. Почему это — метеорит, а не какой-то обломок породы, сорвавшейся в верховьях реки с горных склонов? А может быть, там существуют именно такие черные слои, ведь ты не знаешь? Дальше, почему твоя плесень космическая, а не занесена в трещину камня где-то на земле? Нет, нет, ты не волнуйся, если говорить начистоту, то все это требует серьезных доказательств. Я даже удивляюсь, что Клайд так сразу взял и поверил твоим теориям. Понятно, ты всегда был немного одержимый, но тут уж чересчур…

— Ах, вот как!

На этот раз Джеймс был возмущен не на шутку. И не столько возражениями по поводу своих предположений и идей, сколько потому, что Фред говорил все это снисходительно-добродушным и поэтому особенно пренебрежительным тоном. А этого Коротышка не переносил. И все же он сдержался: уж очень ему хотелось заняться своей проверкой.

Он посмотрел еще на Клайда, будто пытаясь найти у него поддержку; но, увидев, что тот равнодушно чистит себе ногти травинкой, словно его вовсе не касается весь разговор, пробормотал:

— Ладно. Сейчас мне некогда. Общеобразовательная лекция состоится потом. Хотя, конечно, скажем сразу, что никакой коммерческой выгоды ты, Фред, из всего этого не извлечешь, это правда.

— Как сказать, — загадочно ответил Фред Стапльтон, закуривая сигарету. — Деловой человек никогда ничем не пренебрегает, дорогой мой братец-кролик!

Джеймс Марчи сердито фыркнул, но промолчал, снова берясь за обломок метеорита. Он столь же бережно отделил двумя щепками крохотные кусочки синей плесени и положил их на поверхность куриного бульона в блюдечки. Затем он слегка прижал эти кусочки так, чтобы они немного погрузились в желе, и отнес блюдечки в палатку.

Клайд спросил Фреда:

— Ты и правда думаешь, что вся эта чепуха может иметь какое-то значение… ну, в дальнейшем?

Фред неопределенно ответил, задумчиво выпуская из носа дым от сигареты:

— Кто знает? Пока что все это вполне несерьезно, забава. И все же… — Он задумался.

— Но тогда зачем же ты обижал Коротышку, говорил всякие неприятные вещи о его теориях? — удивился Клайд.

— А разве это не правда? — не менее удивленно ответил Фред. — Я как раз хочу, чтобы он все доказал и развил. Кто его знает, может быть, и стоит подумать обо всем этом… если дело окажется серьезным. Во всяком случае, я с интересом прослушаю, как сказал Джеймс, его общеобразовательную лекцию. А что это за проверку он устраивает, ты не знаешь? И зачем ему эти блюдечки? Что он будет с ними делать?

— Кто его знает, — пожал плечами Клайд. — Кажется, он хочет узнать, могут ли его микроорганизмы размножаться…

Он не успел закончить мысль, как раздался победоносный крик Джеймса из палатки:

— Я ведь говорил! Говорил!

Клайд приподнялся, но Джеймс уже выбежал из палатки. Он остановился у входа в нее, торжествующе подняв обе руки. Его лицо сияло, весь вид выражал полное удовлетворение.

— Они пускают корни, — возбужденно заговорил он. — Они укрепляются в питательном составе! Нет, нет, не трогайте их! Потом я вам все покажу. Но они растут, растут!

— Как, вот так сразу? Ведь ты говорил, что это микроорганизмы? — поразился Клайд, снова усаживаясь на свое место. Он взглянул на Фреда, тот невозмутимо попыхивал сигаретой.

— Не знаю, не знаю, пока что ничего не знаю, — увлеченно говорил Джеймс, усаживаясь около них. — Может быть, это не микроорганизмы, а какая-то бурно развивающаяся плесень, откуда мне сейчас знать? Важно то, что это живые организмы, как я и говорил! Погодите, они еще себя покажут!

— А что ты делаешь с ними? — спросил как бы мимоходом Фред.

— Как — что? Развожу нормальную культуру. Чашек Петри, настоящих лабораторных чашек, у меня, конечно, нет. И настоящего питательного состава тоже нет. Но блюдечки вполне заменяют чашки Петри. А вместо состава из агар-агара я взял куриное желе. В нем все равно немало питательных веществ. Я посадил кусочки плесени на состав. Если это живые организмы, они должны развиваться и размножаться. А, да что я говорю — должны: ведь они уже пускают корешки в состав, понимаешь? И никаких сомнений быть не может!

— Откуда ты все это знаешь? — задал привычный вопрос Фред.

— Что я знаю? — удивленно спросил Джеймс.

— Ну, об этих самых чашках… Петри, что ли… и о всяких питательных составах, агар-агарах…

Джеймс еще больше удивился.

— Как — откуда? Да это все знают, — с искренним убеждением, простодушно ответил он. — Разве мало сейчас пишут о всяких лабораторных исследованиях? Не только в журналах и книгах, но даже и в газетах. Чего ж тут надо особенно знать?

— Просто надо читать не только о курсах биржевых акций, Фред, а и все остальное, — наставительно сказал Клайд. — И тогда ты тоже будешь все знать. И о чашках Петри, и о трансформаторах, и о межпланетных ракетах. Как Коротышка, например. Или даже как я.

— Как ты? — иронически протянул Фред.

— Да, как я. Спроси Коротышку, он тебе подтвердит. Я иногда читаю всякие научные статьи. И Джеймс разговаривает со мной вполне уважительно, ему не надо отвечать на глупые вопросы. Правда, Коротышка?

Джеймс Марчи растерянно поморгал глазами. Как честный человек, он не решался ответить утвердительно. Хотя, конечно, Клайд все же знал о научных делах несколько больше, чем Фред Стапльтон, который мог рассуждать тоном, полным уверенности, о влиянии трансформатора или конденсатора на пищеварение. Джеймса выручил сам Фред. Он весело признался:

— Ладно, я согласен. Наука и техника никогда не влекли меня. Я, братцы-кролики, живу на уровне этакого пещерного человека. Кое-что в своих делах я понимаю, и вы спорить об этом не будете, надеюсь. А в науке и технике — извините! Потому я так и ценю тебя, Коротышка, что ты не оставляешь меня полным невеждой и благосклонно льешь свет истинного знания* на мои туго соображающие мозги. А что, разве плохо завинтил?

— Да уж куда там, — согласился Клайд

Джеймс только смущенно переводил недоумевающий взгляд то на одного, то на другого: он всегда терялся в такого рода пикированиях.

Фред тем временем продолжал:

— Поэтому я и прошу тебя сейчас, дорогой Джеймс, пролей на меня еще немного света знания. Ты обещал что-то вроде общеобразовательной лекции о метеоритах и прочих микроорганизмах, ведь правда? Клайду, как я вижу, это не очень нужно, он и так все знает. Ну, а мне сам бог велел задавать глупые вопросы. Вот я их и повторяю: почему ты считаешь, что это именно метеорит? Почему ты убежден, что твоя плесень — космическая, а не какая-нибудь другая? Давай, Коротышка, давай, я обещаю тебе слушать внимательно и серьезно.

Клайд слушал легко лившуюся речь Фреда Стапльтона и думал: а ведь и правда, нет ничего удивительного в том, что у него установилась репутация опытного и толкового агента по сбору объявлений! Что ни говори, Фред мастак по части разговоров. Когда он хочет, у него появляется и мягкий тембр голоса, и проникновенная убедительность тона, да и жесты становятся какими-то округленными. Когда он хочет… Да, тогда у него возникает предупредительный наклон красивой головы с коротко подстриженными ежиком светлыми волосами, выпуклые карие глаза смотрят ласково из-под нависших темных бровей и даже мало заметны упрямые, жестко прорезанные складки, которые идут от прямого, с едва заметной горбинкой носа к углам тонкого рта.

Но Клайд знает и другое выражение лица Фреда Стапльтона. Оно осталось навсегда в его памяти еще с давних времен больших бейсбольных матчей в колледже, когда Фред вел мяч. Клайд помнит, каким яростным и напряженным становилось тогда лицо Фреда Стапльтона, как его плечистая, атлетическая фигура устремлялась в прорыв и как «бешеный Фред» вел мяч, отметая все попытки помешать ему, задержать его стремительный бег по площадке. Нет, тогда это было лицо человека, который готов преодолеть все препятствия ради того, чтобы вырваться и победить! И с таким выражением лица Фреда Клайд не хотел бы встречаться, о нет! Интересно, бывает ли теперь то, другое выражение лица у Фреда Стапльтона, когда он не хочет быть заведомо ласковым и предупредительным?.. Когда перед ним стоит какая-то упорная цель, к которой он стремится во что бы то ни стало?..

Джеймс сказал:

— Я сейчас, Фред. Только зайду посмотрю еще на синюю плесень, как она там. И возьму в палатке одну-две книги, чтобы ты сам мог увидеть, в чем дело.

Фред откинулся на спину и, заложив руки за голову, засмотрелся на вечереющее небо, по которому медленно проплывали легкие голубовато-серые облака, напоминающие разбросанные обрывки ваты. Клайд подбросил в костер веток и с удовольствием смотрел, как из него сначала выбросились темные клубы дыма, а потом вдруг ветки охватил жаркий, стреляющий вверх огонь, от которого сразу стало жарко лицу.

Оба они молчали, ожидая Джеймса.

Джеймс Марчи возвратился к костру, неся две какие-то книги и журнал. Он несколько разочарованно сообщил:

— Как было, так и есть. Корешки углубились в питательный состав, но больше ничего я не заметил.

— А ты хотел, чтобы твоя плесень за несколько минут превратилась уже в целые кусты? — сказал Клайд.

— Нет, конечно, нет. Но мог бы быть какой-то новый процесс… не знаю, какой именно, но уж очень мне хочется, — с детской откровенностью заметил Джеймс, садясь у костра.

— Немножко рановато хочешь, Коротышка, — засмеялся Клайд. — Даже если твоя плесень и сильно растет, все равно срок очень маленький.

— Да я и сам знаю, — огорченно ответил Джоймс, засматривая почему-то в костер.

Фред сел и лениво потянулся.

— Итак, дорогой Джеймс, — сказал он, — ты хотел рассказать, почему твой камень…

— Метеорит, — поправил его Джеймс.

— Хорошо, допустим, что метеорит. Какие у тебя основания думать, что это именно так?

— У меня нет оснований думать, что это не так.

— Пожалуйста, объяснись, Джеймс, и не крути нам голову!

И это также похоже на Фреда Стапльтона, невольно подумал Клайд. Ласковый, мягкий тон — и вдруг при попытке возразить в голосе появляются вот такие металлические нотки, при которых еще минутку — и можно услышать от Фреда заведомую грубость.

Как-то они сидели в ресторане с приятельницами. Всех троих девушек пригласил Фред, вероятно, для того, чтобы подыскать себе замену: с одной из них он бывал уже не раз, и она ему, надо думать, просто наскучила, а две ее подруги были новенькими. Фред Стапльтон в таких случаях не церемонился, и его друзья знали об этом.

После очередного коктейля Фред собрался рассказать какой-то анекдот. Должно быть, он уже рассказывал его Мэджи (так звали девушку, за которой он раньше ухаживал), и она весело заметила:

— Э, Фред, не так! Дело обстояло следующим образом: когда пуэрториканец заметил, что…

— Помолчи, будь добра, — грубо перебил ее Фред. — Если мне нужно будет что-то спросить у тебя, тогда ты и скажешь. Поняла?

И он продолжал рассказывать анекдот, не обращая внимания ни на смущение опешившей Мэджи, ни на укоризненные взгляды, которые бросал на него Джеймс Марчи, ни на холодок, вдруг возникший за столиком и заметный не только Клайду Тальботу, но и девушкам. Не заметил его только сам Фред, который, рассказав свой анекдот, первым же оживленно рассмеялся грохочущим смехом, как он это всегда делал.

Действительно, никакие церемонии, или, как он сам презрительно называл это, «сантименты», не были свойственны Фреду, если он даже терял интерес к девушке, за которой ухаживал. «А Мэджи… Ведь она действительно очень милая и душевная», — подумал Клайд. Синеглазая, с вечно растрепанной шапкой вьющихся бронзовых волос — впрочем, теперь это модно, такие растрепанные прически, — с почти изломанными под углом широкими и пушистыми бровями, она охотно смеялась, весело шутила в компании. Но, как сказал вскоре после знакомства с Мэджи Бейкер Коротышка Джеймс, у нее по временам появлялась «какая-то грустинка». Она становилась задумчивой, ее синие глаза притухали под полуспущенными ресницами, она говорила так, будто мысли ее блуждали где-то в стороне от собеседника и она оберегала их от ненужных вопросов. «Очень приятная и симпатичная девушка, и грубиян Фред совершенно не стоит ее», — сказал тогда в заключение Джеймс и как будто даже испугался той горячей убежденности, с которой он произнес эти слова. Он искоса посмотрел на Клайда, сделавшего вид, что ничего не заметил, и перевел разговор на другую тему.

Но Клайд Тальбот заметил. «Эге, Коротышка, ты, кажется, сильно заинтересовался синеглазой Мэджи, — подумал он, — и не окажется ли ее „грустинка“ для тебя крепким крючком?..» Однако он видел, что Мэджи и дальше с обожанием смотрит на плечистого, уверенного и сильного Фреда Стапльтона, который развязно похлопывал ее по плечу и ослепительно улыбался, когда они заходили время от времени поболтать с нею в медицинский пункт большого небоскреба, где помещалась и страховая фирма «Моррисон и сын», и контора по сбору объявлений Фреда Стапльтона, и многие другие предприятия, включая и находившуюся в подвале ремонтно-заправочную станцию, где работал Джеймс Марчи.

«Вообще, — подумал Клайд, — если уж действительно что-то внешне связывает их троих, то это был именно небоскреб Оффис-Сейнтр, соединивший по воле случая их учреждения. Предположим, что все они оказались бы не там, а врозь: в таком городе, как Чикаго, это было бы не только нормально, но даже более естественно. А вот судьба!» И во время перерыва они чаще всего встречались друг с другом в очереди за обедом в шумной столовой самообслуживания на первом этаже. Клайд и Джеймс почти всегда приходили вместе, что же касается Фреда, то он иной раз оказывался занятым в других частях города. «Такая работа, — шутил он, — волка ноги кормят, братцыкролики!»

Мэджи Бейкер работала на том же первом этаже медицинской сестрой в пункте неотложной помощи; вероятно, поэтому вездесущий и энергичный Фред Стапльтон и познакомился с ней. И конечно, немедленно начал за ней ухаживать. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: администрация пункта хорошо знала, как подбирать кадры медицинских сестер для Оффис-Сейнтра. В белом накрахмаленном халате, со скромной, также накрахмаленной повязкой на голове, из-под которой кокетливо выглядывали ее бронзовые пушистые волосы, Мэджи Бейкер была очаровательна. Могла ли она не обратить на себя внимание такого знатока женской красоты, каким был Фред Стапльтон? И могла ли она сама остаться равнодушной к его ухаживаниям? Конечно, нет.

Но все зто было уже несколько месяцев назад. С тех пор Фред изменился, хотя внешне он и был таким же шумливым и разбитным парнем и даже все еще встречался с Мэджи. Но все это было уже не так. Он охотнее проводил время вечером в компании других девушек, которых он приглашал потанцевать, оставляя Мэджи на попечении своих друзей. И Клайд, и Джеймс хорошо понимали это, а Коротышка даже молча вздыхал. Но Мэджи словно не видела, что Фред относится к ней прохладнее. Не видела она также, вероятно, и того, как Джеймс Марчи краснеет, разговаривая с ней, и старательно протирает очки носовым платком, хотя они и без того безукоризненно чисты. «Эх, Коротышка ты мой, Коротышечка, — сочувственно думал Клайд, — ну куда же тебе тягаться с обольстительным Фредом Стапльтоном с его чарующей улыбкой? Пусть Фред грубиян, пусть Мэджи не стоит его, но ведь она-то уверена в другом, и девушка всегда остается девушкой…»

Джеймс неторопливо набил свою трубку, зажег ее от тлеющей ветки и сказал:

— Прежде всего, это не камень и не каменный метеорит, которых встречается больше всего. Он металлический, возможно, с разными примесями. Помнишь, Клайд, как звенел метеорит, когда я ударял по нему молотком? — обратился он к Клайду Тальботу.

Тот утвердительно кивнул головой.

— Такой звук может издавать только металлический метеорит. Вы сами понимаете, что река не могла вынести такую штуку с гор хотя бы потому, что там нет ничего похожего.

— Но ведь ты не знаешь, какие породы могут быть в горах? — возразил Фред.

— Какими бы они ни были, все равно нигде не может быть сплошь железных камней, — ответил Джеймс решительно. — Значит, это несомненный метеорит, небесный гость, прилетевший к нам из какого-то другого мира.

— Какого? — осведомился Клайд.

Джеймс пожал плечами:

— Если бы я мог, я охотно ответил бы тебе. Думаю, что с какой-то иной планеты и, как подсказывает логика, вероятно, не с Фаэтона.

— Это еще что за странное название? — уставился на него Фред.

Джеймс снисходительно улыбнулся.

— Если бы ты интересовался научными сведениями, — ответил он, — то мог бы знать, что в Солнечной системе есть не только обычные для нас планеты, вроде Земли, Марса, Венеры, Юпитера и так далее, но и одна загадочная, когда-то рассыпавшаяся на части. Ученые дали ей имя Фаэтон. Неизвестно, какая именно катастрофа постигла эту планету, но она распалась на мелкие обломки, и из них образовался тот «пояс астероидов», который ныне проходит между орбитами Марса и Юпитера и из которого на Землю прилетают астероиды.

— Черт его знает, что такое, — возмутился Фред. — Мы говорили о метеорите, а ты вдруг завел о каких-то астероидах! При чем тут они?

Теперь усмехнулся и Клайд: поистине Фред был недалек от истины, когда говорил о своем уровне пещерного человека!

— Дело в том, Фред, — сказал он по возможности мягко, — что все это одно и то же. Астероиды крутятся вокруг Солнца, а когда какой-то из них падает на Землю, его называют уже метеоритом. Так, Коротышка?

Джеймс Марчп подтвердил кивком головы, а Фред с недоумением заметил:

— Но зачем же тогда два названия? Только путают человека! Ну ладно, давай дальше, Джеймс. Почему твой метеорит, который раньше назывался астероидом, прилетел к нам не с Фаэтона?

— Потому что астероиды, образовавшиеся в результате катастрофы с Фаэтоном, по своему составу не отличаются от земных пород. И это, кстати, доказывает, что все планеты Солнечной системы схожи, так как они образовались, вероятно, из самого Солнца…

Клайд невольно посмотрел на небо, где уже зажглись первые крупные вечерние звезды. На востоке они были яркими, и казалось, что в них начинают обрисовываться знакомые контуры созвездий; на западе все еще тлела красная полоса — прощальный привет ушедшего с неба солнца; она постепенно превращалась в фиолетовую, а дальше синеватую, пока не сливалась целиком в глубокий синий фон, на котором уже не были видны легкие рваные облака. Из-за склонов, за которыми снизу доносилось мирное журчание безымянной речушки, потянуло холодком. Клайд поежился. «Как быстро тут сумерки сменяются ночью!» — подумал он и подбросил в костер ветвей.

— Так что же вытекает из того, что планеты схожи? — услышал он голос Фреда Стапльтона.

— Вытекает, что такой металлический метеорит, какой мы нашли, не типичен для Фаэтона, как не типичен и для Земли, — спокойно ответил Джеймс. — Следовательно, наш метеорит происходит с какой-то иной планеты, может быть, и очень далекой от Земли. А то, что это именно метеорит, подтверждается еще и оплавленностыо его поверхности, страшно нагревшейся при прохождении сквозь земную атмосферу. Вот и все. Больше мне сказать нечего, тем более что я и сам больше ничего не знаю, — скромно закончил он.

Фред молчал. В его выпуклых карих глазах отражались языки пламени костра; казалось, что он раздумывает над тем, что говорил Джеймс, усваивает это, как трудную для пищеварения пищу. Клайд зевнул: правду сказать, он не услышал сейчас от Коротышки ничего нового по сравнению с тем, что знал до сих пор.

Фред вдруг встрепенулся.

— Ну, а как насчет твоей плесени? — спросил он, усаживаясь удобнее. В глазах у него снова появился интерес к тому, что скажет Джеймс.

Клайд засмеялся.

— Чего ты? — недоумевающе спросил Фред.

— И вовсе ты ничего всерьез не понял из объяснений Коротышки, — все еще смеясь, сказал Клайд. — Смотрел я сейчас на тебя и думал: как приятно видеть, что Фред Стапльтон крепко размышляет на научные темы.

— А что, я не размышлял? — оскорбился Фред.

— Да нет, размышлял. Но тебе явно надоели рассуждения о метеоритах, и ты очень рад, что вспомнил вдруг о плесени. Скажи, разве не так?

Фред задумчиво почесал затылок.

— Нет, конечно, я и размышлял, — ответил он. — Но, понимаешь ли, все это чертовски сложно для меня. И я пришел к выводу, что Коротышка, наверно, прав. Тем более, что мне совершенно безразлично, как в действительности обстоит дело.

— Ну, а плесень?

— Э, братец-кролик, плесень особое дело, — убежденно ответил Фред. — Тут пахнет чем-то практическим. Я еще не знаю, чем именно, но все же это интересно. Что-то совсем новое, понимаешь? А все новое занимательно.

— Даже если это относится к науке? — язвительно осведомился Джеймс.

Клайд удивленно взглянул на него: откуда у простодушного Коротышки столько иронии, да еще и ядовитой?

Но Фред даже не заметил ее.

— А почему бы и нет? — спокойно отозвался он. — Очень занимательно, если, конечно, не надо сильно думать и утомляться. Мне в научном плане это противопоказано. Так что давай, Коротышечка, как можно популярнее. Итак, о твоей плесени. Она тоже космическая?..

Джеймс вздохнул.

— Да, я убежден, что она космическая, — сказал он твердо.

— И ты можешь это доказать?

— В пределах твоей возможности воспринимать доказательства, — улыбнулся Джеймс. — Впрочем, я думаю, что и тебе это будет интересно, Клайд, — обратился он к тому. — Чтобы не быть голословным, я кое-что припас. Вот, видишь? Это последние номера «Популар сайенс», журнала хотя и очень популярного, но толково излагающего научные проблемы… Что?

Фред хлопнул себя по колену, словно убил надоедливого комара, и выразительно заявил:

— Понимаю, понимаю… А я-то удивлялся, почему в сумках моего друга Джеймса Марчи будто набиты кирпичи! Оказывается, он изволил везти с собою духовную пищу — книги и журналы. Слушай, Коротышка, неужели тебе недостаточно того, что ты уже знаешь? Неужто ты не можешь хоть месяц обойтись без душеспасительного чтения? Посуди сам, ты и без того до отказа напичкан всяческими неудобоваримыми научными данными. Для чего ты брал с собой в отпуск, на природу, лишнюю тяжесть? Ну скажи?

Джеймс смущенно поморгал глазами и ответил:

— Но если бы я не взял с собой эти журналы, тогда не смог бы доказательно объяснить тебе относительно плесени…

— Выходит, ты знал заранее, что найдешь ее? — саркастически осведомился Фред.

— Нет, конечно, — совсем растерялся Джеймс, — я не знал этого. Но на всякий случай… мне, понимаешь ли, это всегда интересно… и потом, не такая уж тут тяжесть, чтобы стоило говорить о ней. Зато сейчас я все докажу!

Клайд решил вмешаться, чтобы выручить Джеймса, иначе Фред мог бы еще долго изводить его.

— Хватит разговоров! — заявил он безапелляционно. — Коротышка, давай доказательства. А ты, Фред, не приставай зря! Будто человеку нельзя взять с собой на отдых книги. Помалкивай, не суди по себе!

— Да я ничего… я к слову, — пробормотал Фред, который не ожидал такого решительного отпора.

Джеймс благодарно взглянул на Клайда. Он полистал страницы журнала, а Клайд невольно подумал: «Расчудесная ты божья коровка, милый Коротышка! Вот тебя чуточку поддержали, а ты уже и растрогался. Потому что для тебя нет ничего важнее твоей безудержной страсти к науке, потому что ты хороший, бесхитростный парень и, честное слово, тебя совсем нельзя обижать». И тут же вспомнил: а разве он сам еще днем не подшучивал над Коротышкой?.. «Нет, нет, не буду и я», — решил он в приступе вдруг овладевшей его нежности к голубоглазому ребенку с кудрявой бородкой.

— Прежде всего, — начал Джеймс, доверчиво глядя на Клайда Тальбота и заложив пальцем нужную страницу журнала, — я хочу сказать, что в метеоритах уже не раз находили загадочные микроорганизмы, которые можно было считать только космическими, принесенными на Землю извне. Это для того, чтобы вы не думали, будто произошло что-то совершенно необычайное…

— А мне-то казалось… — разочарованно произнес Фред.

— Помолчи, Фред, — остановил его Клайд. Что касается его самого, то ему даже понравилось вступление Джеймса, которое исключало сенсационность их находки.

— Вот, посмотрите, что напечатано по этому поводу в журнале, — продолжал Джеймс. — «Большой интерес вызвало, например, открытие в осколке метеорита, упавшего во Франции в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году, отпечатков одноклеточных водорослей размером около двухсот пятидесяти микронов. Всего было обнаружено пять видов таких водорослей, из которых четыре похожи на земные, а один решительно отличается от известных на Земле видов. Профессор Бернал считает, что мыслимы две гипотезы, объясняющие эту удивительную находку. Согласно первой, метеорит некогда был выброшен с поверхности какой-то планеты, на которой существовала жизнь. Значительно интереснее вторая его гипотеза. Некогда, предполагает Бернал, вместе с пылью при вулканическом извержении в межпланетное пространство могли быть выброшены микроорганизмы и споры. Блуждая в Солнечной системе, такие пылинки прилипли к какому-нибудь метеориту и вместе с ним попали на Землю…»

— Не знаю, мне кажется, что, наоборот, интереснее первая гипотеза, — задумчиво сказал Клайд.

Он смотрел на совсем уже ночное небо и с новым, неизведанным еще интересом вглядывался в привычные учоры созвездий. Вот эта, например, яркая звезда, меряющая неспокойным голубоватым светом: кто знает, может быть, она представляет собою затерянное в глубинах Вселенной иное Солнце, вокруг которого вращаются неведомые планеты… и среди них есть одна, где существует жизнь… и метеорит, найденный ими, был каким-то образом выброшен с нее… Бог мой, а сколько же может быть таких планет на далеком небе! Тысячи, миллионы, миллиарды!..

— И мне думается, что первая более интересна, — ответил Джеймс. Он проследил взглядом, куда были направлены глаза Клайда, и вдруг заметил: — А у тебя тоже бывает так, Клайд?

— Что именно?

— Ну вот когда ты смотришь на небо и начинаешь раздумывать о том, как бесконечна Вселенная, и нет у нее ни конца ни края, и сколько ни смотри, везде рассыпаны звезды, и дальше звезды, и еще дальше… то у тебя начинает кружиться голова. Просто в голове какой-то туман, и уже ничего нельзя сообразить, все путается… Или это бывает только у меня?

Голос Коротышки звучал удивительно беспомощно, как у запутавшегося ребенка, который с изумлением и страхом смотрит на непонятные, необъяснимые для него явления.

Клайд снова посмотрел на небо, пробуя представить себе то, что говорил Джеймс, эту поразительную бесконечность Вселенной и глубину, из которой долетают до него маленькие лучики звезд, и широту, наполненную сиянием неисчислимых созвездий. Он вздрогнул: действительно кружится голова!

— Нет, это не только у тебя, Коротышка, — ответил он убежденно. — Это, наверно, у всех. Понимаешь, слишком уж велик мир… а человек в нем такой крохотный, такой ничтожный… И пожалуй, самое поразительное то. что такое маленькое сущестзо, как человек, считает себя всегда самым центром Вселенной: все происходит только для него: и солнце светит для него, и звезды… А сам-то он ведь прямо ничто! Как поймешь это, как сообразишь, насколько велик весь мир, так волей-неволей и закружится голова.

Фред неожиданно зашевелился, будто проснулся.

— Опять вы занялись теоретическими разговорами? — недовольно проговорил он. — Пошла такая заумь, что и в самом деле может закружиться голова. Охота вам мозги сушить: «бесконечность, Вселенная»!.. Коротышка, давай дальше, про твою плесень, а то так и заснуть можно…

— Что ты, кажется, уже и сделал, — отметил между прочим Клайд, неохотно возвращаясь к действительности.

Фред фыркнул, но промолчал.

— Вот еще один пример, — снова заговорил Джеймс Марчи без особенного пыла, как по обязанности. Перед этим он внимательно, как бы недоверчиво смотрел на Фреда, будто удивляясь, что ему может казаться неинтересным их разговор с Клайдом. Потом он чуть-чуть, очень деликатно пожал плечами и вернулся к теме. — Это тоже из журнала, слушайте. «Микроорганизмы из космоса живут и сейчас, сегодня, в одной из лабораторий Геологического управления Соединенных Штатов. Здесь, в термостатах с неизменной и наиболее благоприятной температурой им предоставлена жилищная площадь в виде нескольких чашек Петри с питательной средой. Их предки прилетели на Землю из межпланетного пространства внутри большого метеорита, известного под именем Муррейского. Стремясь найти следы жизни в космических объектах, научный сотрудник Геологического управления микробиолог доктор Сислер отбил кусок этого метеорита…»

— Совсем как ты, Коротышка, — с удовлетворением заметил Клайд. — Ну и умница!

— Ничего особенного, — отмахнулся Джеймс. — Да, так вот: «Он раздробил его внутреннюю часть, не подвергавшуюся воздействию высокой температуры, возникшей при полете сквозь атмосферу, и „поселил“ полученную пыль на питательный студень. Вскоре после посева на поверхности студня среди безжизненных каменных пылинок появились и стали расти колонии живых клеток — организмов внеземного происхождения. С тысяча девятьсот шестьдесят первого года, времени первоначального посева пыли, эти колонии развиваются дальше и дальше уже в земных условиях».

— А ты, Коротышка, не раздроблял внутреннюю часть твоего метеорита, — заметил внимательно на этот раз слушавший Фред Стапльтон.

— Зачем же мне было это делать, если плесень была прямо на изломе осколка? — резонно возразил Джеймс. — Я ее просто пересадил. И, заметь, она растет! Кстати, неплохо бы посмотреть, как она там, — вдруг забеспокоился он.

— Успеешь, успеешь. Есть у тебя что-нибудь еще? — настойчиво осведомился Фред.

— Да, успеешь, — озабоченно пробормотал Джеймс. — А вдруг там что-нибудь новое?.. Ну ладно, у меня осталось немного. Вот еще интересные сведения, на этот раз уже из Советской России…

— Большевики тоже занимаются этим? — искренне поразился Фред.

— А почему бы и нет? — возразил Клайд. — Делают же они ракеты, спутники и запускают космонавтов в межпланетное пространство.

— Ну, это все для пропаганды, — отмахнулся Фред. — А что большевики занимаются наукой — впервые слышу!

— Если они делают ракеты и запускают космонавтов, то тут, видишь ли, без науки не обойдешься, — вразумительно сказал Джеймс.

— Будем еще об этом спорить! — воскликнул Фред. — Ты мне про плесень давай!

— Так вот о чем тут речь, — начал Джеймс, дымя трубкой. — «Ученые из Туркменистана Байриев и Мамедов провели в тысяча девятьсот шестидесятом году очень интересный эксперимент с обломками Сихотэ-Алинского метеорита, упавшего на Землю в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Они также раздробили один из осколков и посеяли полученную пыль в питательный бульон. После вторых суток в бульоне появилась едва заметная тонкая микропленка. Под микроскопом было установлено, что в ней находятся подвижные микробы, живые существа из космоса. Они похожи на так называемые озокеритовые палочки. Ученые назвали их „метеоритные палочки“. Они выделяют жироподобное вещество матово-белого цвета с особым блеском. А их колонии образуют даже генеративные нити, отчетливо заметные под микроскопом. Метеоритные палочки продолжают успешно развиваться уже во многих поколениях». Следовательно, — заключил Джеймс, — находка живых микроорганизмов в метеоритах вовсе не исключительна, что я и хотел вам доказать,

У костра воцарилось молчание. Прогоравшие ветки покрывались серой золой, под которой все еще просвечивали багровые жаркие угли. От леса надвигалась заметная прохлада, будто деревья влажно дышали медленно распространявшимся холодком. И небо, казалось, опустилось ниже и глубже, раскрыв темно-синюю чашу над лесом и склонами, откуда все так же безумолчно журчала вода безымянной речушки. Только теиерь это журчание стало намного слышнее, будто речушка приблизилась к костру. От зенита к горизонту промелькнула яркая, огненная линия. Она прочертила все небо, как неожиданно возникшая ракета, и так же неожиданно закончила свой путь за темным лесом.

— Тоже метеорит, — тихо сказал Клайд. — И может быть, тоже с какими-то космическими микроорганизмами, а, Джеймс, как ты думаешь?

— Что я могу думать? — так же вполголоса ответил тот, не отрывая взгляда от неба, словно стремясь все еще увидеть какой-то след промелькнувшей огненной линии. — Это происходит не по расписанию. Тем интереснее наша находка…

Фред недовольно поморщился.

— Интереснее, интереснее, — пренебрежительно заметил он. — Пока ты, Коротышка, не наговорил всего этого, мне и в самом деле казалось, что твоя плесень чего-то стоит. А если, как ты утверждаешь, дело оказывается совсем обыкновенным и похожим на всякие научные штучки, то, знаешь, скажу тебе по-дружески: грош всему этому цена. Я-то думал, что вот, мол, мы всех поразим, убьем наповал невероятным сообщением. А выходит, тут вообще не о чем разговаривать. Пойду-ка я лучше спать, — закончил он, утратив, очевидно, всякий интерес к метеориту и его содержимому.

Джеймс Марчи немного помолчал. В гаснущих отблесках костра Клайд заметил, как изменилось выражение его лица — стало вдруг напряженным, будто он что-то хотел сказать и не решался. «Удивительно, — подумал Клайд, — а ведь у нашего Коротышки, оказывается, есть в рукаве еще какой-то фокус! Только какой?..»

Фред уже поднимался с земли все еще с видом напрасно потревоженного человека, когда Джеймс протянул к нему руку с трубкой и спросил:

— А тебе и вправду хотелось необычного? Этакого сенсационного, о чем никто даже и не догадывается?

— Ну, я не знаю, — пожал Фред плечами, — но в таких делах сенсация никогда не вредит. Это я знаю по собственному опыту. А ты что, хочешь пересмотреть свои позиции?

— Нет, — серьезно ответил Джеймс. — Мои позиции остаются такими же самыми. Но…

— Да в чем дело, Коротышка?

— Тебе хочется обязательно сенсации, — будто все еще взвешивая свои слова, сказал Джеймс. — Ладно, получай ее!

Эти его слова прозвучали резко и стремительно, как неожиданный удар, тем более неожиданный, что нанес его Джеймс Марчи.

— Что?

— О чем ты, Джеймс?

Оба восклицания выражали крайнее удивление. Фред настыл вполоборота к Джеймсу, Клайд оперся руками о землю. Ну, ну, Коротышечка, покажи-ка ему!

Джеймс размеренно и четко повторил:

— Тебе хочется сенсации, Фред? Ну что ж, сейчас ты ее получишь!

Фред снова уселся на землю около костра. В самом деле, он был изумлен настолько, что даже забыл о своем намерении идти спать. Клайд подкинул ветвей в костер, не потому, что ему было холодно, а для того, чтобы лучше ридеть лицо Коротышки. Пламя сразу же вспыхнуло.

— Я сказал вам, — начал Джеймс Марчи, — что открытие микроорганизмов в метеоритах вовсе не ново. И это, конечно, именно так…

— Так в чем же тут сенсация? — нетерпеливо спросил Фред.

— Погоди, погоди, не перебивай, — оборвал его Клайд.

Фред недовольно засопел, но промолчал.

— Но я сказал вам еще не все, — продолжал Джеймс. — Все находки, о которых я говорил, были сделаны в каменных метеоритах, которые называются углистыми хондритами…

— Опять новые названия, — пробормотал Фред.

Клайд выразительно толкнул его ногой.

— Нет, тут дело не в названиях, — спокойно объяснил Джеймс. — Дело в том, что никогда и никто не находил микроорганизмы в железных метеоритах. И это потому, что такие железные метеориты не могли содержать живые организмы, так как когда-то раньше они были в расплавленном состоянии. Температура их была около двух тысяч градусов. И конечно, в них не могли быть никакие микроорганизмы, это совершенно понятно: они все сгорели бы еще перед тем, как метеорит оказался в межпланетном пространстве. А в нашем метеорите такие живые организмы есть, они в его середине, и это противоречит всем научным данным. Вот тебе, Фред, и сенсация. Я не хотел пока что говорить об этом, так как мне хотелось сначала все проверить. Но ведь они уже пустили корешки — значит, живые! И потом, уж очень ты, Фред, добивался необычного… Вот я и решил сказать.

— Да-а, — неуверенно ответил Фред Стапльтон, — это, конечно, меняет дело… если ты не ошибаешься, Коротышка.

Джеймс вспыхнул.

— Я достаточно все обдумал, чтобы ошибаться, — обиженно сказал он. — Это ясно, как дважды два-четыре!

— Подожди, Джеймс, — вмешался Клайд. — У меня есть несколько вопросов относительно того, что ты сказал.

— Какие именно?

— Прежде всего вообще откуда в твоем метеорите могли взяться микроорганизмы… ну, эта плесень, что ли, если, как ты говоришь, он был в расплавленном состоянии? Почему эта штука не сгорела тогда?

Джеймс развел руками.

— Этого я пока что и сам не понимаю, — ответил он сокрушенно. — Может быть, это были термофильные организмы…

— Какие? — удивился Фред.

— Ну, это, значит, такие, которые любят тепло и могут переносить очень высокие температуры. Знаешь, есть такие бактерии и разные микроорганизмы, которые прекрасно чувствуют себя даже в кипящей воде.

— Черт тебя знает, Коротышка, тебе известно буквально все! — поразился Фред. — Как у тебя в голове помещается столько никому не нужных сведений?

— Не такие уж они ненужные, — отпарировал Клайд за Джеймса, который, он это видел, уже готов был обидеться. — Не такие ненужные, если могут что-то объяснить даже тебе, самоуверенному дикарю… Но, но, только не оскорбляйся! — добавил он внушительно, так как Фред возмущенно хотел было возражать. — Ведь ты сам недавно декларировал свою «пещерность», я только сделал необходимые выводы… А теперь вот что, Джеймс, по сути. Одно дело — температура кипящей воды, она достигает всего…

— Ста градусов, — ответил с гордостью Фред. — Думаешь, я этого не знаю? В термосах «Бульвер и компания» в рекламном проспекте прямо так и написано: «Налейте кипящую стоградусную воду в наш термос — и за двенадцать часов она практически не изменит своей температуры». Не такой уж я дикарь, чтобы не знать элементарных вещей!

— Ладно, ладно, — усмехаясь, сказал Клайд, — ты не дикарь, ты просто практик, не терпящий теоретических рассуждений.

— Совершенно точно сказано, дорогой Клайд, — удовлетворенно ответил Фред, одаряя собеседника чарующей улыбкой.

— Я уже понял твой вопрос, Клайд, — сказал тем временем Джеймс Марчи. — Сто градусов — не две тысячи, да?

— Именно так.

— А почему не допустить, что плесень проникла в метеорит, уже когда он охладился? В ту самую трещинку, по которой я разбил его? — выразил предположение Джеймс, у которого, казалось, был всегда приготовлен нужный ответ.

— И она способна была перенести адский холод в межпланетном пространстве, да еще бог знает какой срок? — с сомнением заметил Клайд.

— Почему бы и нет? — живо возразил Джеймс. — Могут быть организмы, которые превосходно переносят и очень сильный холод. Кроме того, посмотри… — Он лихорадочно перелистал страницы журнала, приблизив его к самому огню костра. — Вот, вот! «Немецкий бактериолог Домбровский опубликовал недавно свою работу, в которой пишет, что ему удалось выделить из пермских наслоений и оживить бактерии, сохранявшиеся в щелях соединений известняка более двухсот двадцати пяти миллионов лет. Эти оживленные бактерии очень схожи с ныне существующими под названием „бациллус циркулянс“, но значительно активнее: они могут расщеплять сахар, тогда как современные нам разновидности делать это не в состоянии». Как видишь, дело тут не в сроках, так как наш метеорит мог путешествовать во Вселенной и значительно меньше…

— Но и больше тоже?

— Ну конечно, — согласился Джеймс, откладывая журнал. — Но, в общем, сроки тут ничего не решают.

— Хорошо, допустим, что это так, — возобновил свою атаку Клайд. — Почему ты считаешь, что твоя плесень обязательно пришла к нам на Землю из других миров?

— То есть как это? — обеспокоенно поднял брови Джеймс.

Фред громко свистнул и с любопытством уставился на Клайда.

— Вот уж не ожидал, что ты снова будешь все подвергать сомнению, — сказал он недоуменно. — Это что же, вроде сказочки про белого бычка? Что ты хочешь сказать, в самом деле?

— А вот что, если уж на то пошло, — продолжал наступление Клайд, словно не замечая встревоженноеT Джеймса и удивления Фреда. — Вопрос номер один. Почему плесень не могла попасть в метеорит уже тогда, когда он пролетал в земной атмосфере? Скажем, в ту же самую трещинку на его боку, о которой ты говорил? Попали в него какие-то споры, носившиеся в атмосфере, а потом они размножились, возникла плесень, самая что ни на есть земная, только что случайно пересевшая на метеорит. И нет никаких сенсационных загадок!

Клайд глядел прямо в глаза Джеймса. В полумраке, освещаемые только светом гаснувшего костра, эти глаза поражали своей чистотой и ясной голубизной, их пристальный взгляд, устремленный на Клайда, казалось, говорил: ну зачем, зачем ты споришь, когда все это так понятно! Ты же не Фред, милый Клайд, которому нужно все разжевать, если это не касается излюбленной им рекламы и всего остального, где главное — так называемый здравый смысл стопроцентного молодого бизнесмена. Потому что ему просто решительно не интересны разговоры, от которых не пахнет выгодной сделкой, пусть это будет круглая сумма долларов или расположение какой-либо Мэджи Бейкер — все равно, лишь бы Фреду перепала реальная польза, иначе зачем же тратить время на бесполезную болтовню?.. А ты, Клайд, ведь умный, ты понимаешь все с полуслова, даже те мысли, которые Фред считает пустопорожней научной абракадаброй. Только ты немножко суховат и временами зачем-то требуешь ненужных объяснений…

Все это Клайд читал во взгляде Джеймса Марчи, задумчиво пощипывавшего бородку. «Э-э, Коротышка, не так-то уж ты прост, как иной раз кажешься», — сердито подумал он. И, чтобы не выдать свое вдруг появившееся смущение, он нетерпеливо добавил:

— Ну, говори, что ли, Джеймс. Наверно, у тебя уже готова еще одна гипотеза, так?

— Нет, пожалуй, это даже не гипотеза, — ответил неторопливо Джеймс, все так же смотря прямо на Клайда. — Тут все ясно и просто. Плесень или ее споры не могли попасть в метеорит, так как он в земной атмосфере сильно оплавился от трения. Оплавилась и трещинка: она сначала казалась мне просто небольшим рубцом. Это первое. Второе: никакая плесень земного происхождения не могла бы так быстро и резко менять свой цвет после того, как мы ее обнаружили. Помнишь: она сначала была бурой, потом превратилась в зеленоватую, а затем оказалась синей. И это всего за несколько мгновений, заметь! Разве такое изменение не поразительно?

— А почему это произошло? Ты можешь объяснить?

— Вероятно, от соприкосновения с воздухом. В трещине его не было. А когда я отколол кусок метеорита, то плесень под воздействием наружного земного воздуха стала быстро менять цвет. И это тоже совсем необыкновенно, так как доказывает, что в земном воздухе есть какие-то другие составные части, которых нет там, откуда пришла плесень… Ну, если ты удовлетворен, то мне, наверно, можно уже пойти посмотреть, как она себя ведет.

Джеймс сделал движение, чтобы встать. Клайд задержал его.

— Погоди, Коротышка, — сказал он. В голосе его чувствовалась настойчивость.

Джеймс удивленно посмотрел на него.

— У меня был еще и вопрос номер два, — заметил Клайд.

— Разве уже не все?

— Нет. Твоя плесень, как ты говоришь, странно ведет себя. Помнишь, как ты остановил меня, когда я протянул к ней руку?

— Да, помню. Это было неосторожно, — признал Джеймс. — В ней могли таиться неизвестные опасности. Ты и сам понял это.

— Правильно. Теперь, мне кажется, надо остановить тебя.

— Меня? — В голосе Джеймса прозвучало изумление.

— Да, тебя! Откуда тебе знать, какие именно свойства приобретет твоя плесень дальше? А может быть, она окажется очень вредной? То она меняет цвет, то пускает корешки… Мало ли что может оказывать на нее влияние… если она и вправду прилетела из космоса…

— А ты еще сомневаешься?

В вопросе Джеймса чувствовалась прямая обида.

Клайд невольно улыбнулся:

— Нет, нет, что ты! Я потому и говорю, что не сомневаюсь в этом. Не надо держать плесень около себя, Джеймс! Ведь ты поставил ее прямо в палатке? И собираешься спать там? Не нужно делать этого, Коротышка! Никто не знает, какие у нее свойства, как она может подействовать на тебя, особенно когда ты заснешь.

— Но я не могу выставить ее наружу, — возразил Джеймс. — Термостата, правда, у меня нет, но там хоть не надо опасаться резких колебаний температуры.

— И не выставляй! Пойдем спать ко мне, ладно?

Джеймс задумался. Видно было, как на его лице отражаются самые противоречивые чувства. Вероятно, он и сам понимал, что Клайд прав, предостерегая его; и вместе с тем ему не хотелось расставаться с драгоценной плесенью. Наконец он решился:

— Ладно, Клайд. Я только посмотрю, как там, и пойду к тебе. — И он направился к своей палатке.

Клайд посмотрел на Фреда. «Удивительный человек, — подумал он, — уже спит! И даже слегка похрапывает, откинув голову на согнутую в локте руку».

— Фред! Спать пора! — окликнул его Клайд.

Фред встрепенулся и сел, лениво почесываясь.

— От ваших рассуждений ничего не остается, кат; спать, — недовольно пробормотал он. — Завели всякую бесконечную говорильню… мне, кажется, даже приснились какие-то бактерии или плесень, черт его знает… А какой толк от всего этого? А ну вас, только зря время потратил!

Он, пошатываясь, пошел к своей палатке.