"Алеша" - читать интересную книгу автора (Труайя Анри)V– А я думаю, – сказала Елена Федоровна, – что нужно приготовить русский обед. Борщ, кулебяку, битки со сливками… Алексей недовольно запротестовал: – Нет, мама! Только не это! – Почему, – возразила она, – мальчику будет интересно попробовать не то, что он ест обычно. Ему понравится. – Мать права, – сказал Герогий Павлович, вытирая тарелку. – К тому же ей удается кулебяка с капустой! Каждый раз, Алеша, когда она ее делает, тебя первого не оттянешь за уши. – Меня – может быть, – ответил Алексей с улыбкой. – Но он – другое дело. – Откуда ты знаешь? Попробуем! – Нет, папа. Алексей и сам не мог понять, почему он не хотел, чтобы в следующее воскресенье в честь прихода Тьерри накрыли праздничный стол по-русски. Это, конечно, была реакция сопротивления всему русскому, сопровождавшему ежедневно его жизнь. Они же живут во Франции, черт побери! Зачем это отрицать при каждом удобном случае. Подыскивая объяснение своему отказу, он громко сказал: – Тьерри очень болезненный… Он придерживается диеты… Ему нужны легкие блюда… – Жаль, – сказала Елена Федоровна. Она гордилась своей кухней, премудрости которой пришлось осваивать в эмиграции. В России она никогда не подходила к плите. Убирая после обеда посуду, они продолжали обсуждать меню. – Тогда что же? – продолжила Елена Федоровна. – Жаркое из говядины с жареной картошкой?.. – Прекрасно, – сказал Алексей. – И никакой водки! Вино! – Ужасно! – возразил Георгий Павлович, пожимая плечами. – Это по-твоему, папа! Вы для кого готовите обед – для себя или для него? Уверен, что Тьерри очень понравится! Мама делает такое вкусное жаркое! Убрав посуду, они вернулись в столовую. Елена Федоровна села в кресло, чтобы починить подкладку пиджака мужа. Георгий Павлович разложил на столе портфель и достал тетрадку со счетами. Он подводил итоги дня. Алексей, растянувшись на диване, читал «Кренкебилль» Анатоля Франса. Эту книгу дал ему Тьерри, сказав: «Увидишь, написано кратко, но очень иронично!» Время от времени Алексей посматривал на родителей – кротких, смирившихся, озабоченных. Только бы не быть похожим на них! Увлекшись чтением, он думал о своем будущем – деятельном, заполненном риском и удачами. В какой области? Он пока не знал. Тьерри сказал ему, что настоящее имя Анатоля Франса – Анатоль Тибо. Франс[5] – странно! Нужно быть святой наивностью, чтобы выбрать подобный псевдоним! Алексей подумал, что и он хотел бы писать под настоящим французским именем. Но разве недавно он не отказался от литературных планов? Он, конечно, принял решение слишком поспешно. Разволновавшись, он посмотрел на блестевшую позолотой в углу комнаты икону. Этот взгляд, устремленный в минуты переживаний к святому образу, был благочестивой привычкой, восходившей к детству. Он никогда не сможет от нее избавиться. На какое-то мгновение ему показалось, что русская Богоматерь с узким темным ликом, обрамленным богатым серебряным окладом, – как это ни парадоксально, поддерживала его в желании торить свою дорогу среди французов. Он вновь погрузился в чтение. Этот Анатоль Франс и в самом деле талантлив! Ведь не случайно же дали ему два года назад Нобелевскую премию. Только его имя и мелькало на страницах газет в то время. «Нужно попросить у Тьерри другие книги этого писателя», – решил он. Георгий Павлович закрыл портфель. Елена Федоровна встала – она закончила починку. – Тебе пора спать, Алеша, – сказала она. – Да, мама, сейчас… Ему почему-то вдруг захотелось слушаться ее. Оттого, наверное, что он ее любил. А может быть, потому, что она уступила при обсуждении меню. В воскресенье 3 февраля 1924 года газеты вышли с большими заголовками: Англия признала СССР. И по мнению корреспондентов, Италия и Австрия собирались сделать то же самое. Франция, к счастью, казалось, еще колебалась. Но она отправила в Москву коммерческого посланника. Георгий Павлович, погрузившись в утренние газеты, не скрывал своего разочарования. – Сотрудничать с этими бандитами, – горячился он. – Какая глупость! Советы экспортируют революцию во все страны, которые признали их. Я рассчитываю, что мудрость Пуанкаре поможет избежать этой катастрофы! Все это ошибки дурака Рамсея Макдональда и английских лейбористов!.. Алексей расстроился оттого, что плохая новость пришлась на день, когда к ним на обед был приглашен Тьерри. Из-за политической ошибки встреча могла пройти в атмосфере разочарования и горечи. Лицо отца постарело от переживаний. Мать также казалась озабоченной. Алексей украдкой посматривал на нее. Может быть, она повеселеет к приходу Тьерри? Занятая приготовлением обеда, она не пошла на воскресную службу в церковь на улицу Дарю. Георгий Павлович отправился туда один, чтобы встретиться с друзьями и поговорить о «событиях». Оставшийся с матерью, Алексей помог ей убраться и накрыть на стол. Потом хлопотали вместе на кухне. Уступив в главных блюдах меню, Елена Федоровна решила тем не менее начать обед с русских закусок: малосольных огурцов, белых маринованных грибов, балтийской сельди, приготовленной по собственному рецепту… – Французы изобрели закуски, – сказала она. – Уверена, что нашему гостю понравится! Она занялась огурцами и селедкой, начала готовить соус. Ее лицо вновь осветилось улыбкой. Она уже забыла, что Англия признала СССР. – Я рада, что Тьерри – твой друг, – сказала она. – Это хороший мальчик. Но его горб! Он, наверное, так страдает! – Да, – ответил Алексей. – Но Тьерри никогда не жалуется. Он говорит, что физические радости он заменяет радостями интеллектуальными. Знаешь, мама, он необыкновенный. Он столько читает! И все знает!.. Улыбка Елены Федоровны ободрила его. – Поверь! – продолжил Алексей. – Ты можешь говорить с ним о чем угодно, он в курсе всего. Даже политики… – Мы не станем говорить о политике, если хочешь. – Почему? – Чтобы не расстраивать отца. Он так сегодня переживает!.. Однако Георгий Павлович вернулся из церкви воодушевленным. Он виделся на улице Дарю с хорошо осведомленными людьми. Скандальное решение Англии было пройденным этапом. В лагере эмигрантов возрождалась надежда. Болотов рассказал, что на Украине прошли мятежи, в Красной армии известны акты неподчинения. – Это хороший знак! – сказал Георгий Павлович. – Начинается! Если Европа им не поможет, они сдохнут как крысы! Он потирал руки, вдыхая запах жаркого, которое Елена Федоровна поставила в духовку. Алексей радовался неожиданному просветлению после угрозы бури. Праздник мог начаться. Все было готово, когда Тьерри позвонил в дверь. Он держал в руках букет. Девять роз чайного цвета. Елена Федоровна порадовалась красоте цветов и поставила их в вазу. Сели за стол. Алексей и мать подавали блюда. Тьерри похвалил закуски и попросил еще мяса. Он казался счастливым в обществе людей, так непохожих на его окружение. Может быть, это было лишь проявлением «вкуса жизни», как говорила мама? В любом случае Алексей был признателен другу за то, что он так легко принял странности семьи Крапивиных. В оживленном разговоре даже не коснулись советско-британских отношений. После кофе родители собрались уходить. Им надо было присутствовать на лекции в русском литературном кружке. Алексей с радостью остался наедине со своим другом. Они сели на диван. Тьерри вздохнул: – Я объелся! Так вкусно! – А что бы ты сказал, если бы я разрешил готовить матери? Она хотела накормить тебя русской едой! – Мне, конечно, понравилось бы! – уверенно сказал Тьерри. «Вновь „вкус жизни!“» – подумал Алексей. Он собирался было ответить шуткой, но друг опередил его: – Ты что-нибудь помнишь о России? Вопрос обескуражил Алексея настолько, что он не сразу смог ответить. Тьерри вызывал его на доверительный разговор, и он должен быть искренним. Трудная задача. Наконец он тихо сказал: – Помню ли? Да, немногое. Но я не знаю, мои ли это воспоминания или их подсказали мне родители. – Расскажи. – Это не очень интересно! – А я уверен, что да. – Хорошо. Ты сам хотел. И Алексей рассказал, путаясь, о том, что пришло ему на память о жизни в Москве в большом доме, о бегстве из России, о приезде во Францию. Увлекшись рассказом, он удивлялся удовольствию, с которым восстанавливал забытые картины. Ну вот, как и его родители, он с грустью барахтался в своем русском прошлом. – Великолепно, – сказал Тьерри. – Почему бы тебе не написать об этом в «тетради-дневнике»? «Тетрадь-дневник» – еще одно изобретение месье Колинара. Раз в неделю, в среду, ученики должны были в тетради ad hoc рассказывать об одном из событий в своей жизни: каникулах, посещении церкви, спортивном соревновании, впечатлениях от чтения или спектакля, прогулке в лес… Упражнение предназначалось для развития пера. – Нет, – отрезал Алексей, – я никогда ничего не напишу о России. – Почему? – Родители слишком много говорили со мной об этом! Надоело! – Ты еще более убогий, чем я! – сказал Тьерри, смеясь. – Мне кажется, что если бы я был русским, то кричал бы об этом на всех перекрестках. – Да! Жизнью в изгнании нельзя гордиться! – Можно! «Каждый необычный человек достоин того, чтобы его лелеяли как редкое растение» – как сказал старый лис Вольтер. Алексей насторожился. Почему Тьерри приписывал великим людям большинство оригинальных мыслей, рождавшихся в его голове? Однако хитрость была такой изящной, такой убедительной, что он не посмел упрекнуть его. Он даже поверил в нее. Как если бы на самом деле Вольтер, или Гюго, или Монтень говорили с ним голосом его друга. – Я удивлю тебя, – продолжил Тьерри, – но я считаю, что твоя принадлежность двум странам – священный дар. У тебя есть возможность читать великих русских писателей в оригинале. Это потрясающе! – Я очень плохо читаю по-русски. – Тогда учись. Достоевский, Толстой стоят труда. – Мне осточертела русская литература, хватит французской! – Ты и в самом деле придурок! – Я дочитал «Дело Кренкебилль». Довольно красиво! – Это безделушка по сравнению с «Преступлением и наказанием»! Но этой книги я тебе не дам. – Почему? – Потому, что надеюсь, что ты прочтешь ее по-русски. – И не думай! У тебя есть еще что-нибудь Анатоля Франса? – Да. «Боги жаждут». Это один из его лучших романов. Действие происходит во времена Террора. Увидишь, как благородные политические идеи могут перерасти в кровавое безумство. Может быть, это напомнит тебе русскую революцию! – Тогда это меня не интересует! – Ты что, дурак? Алексей взорвался: – Когда ты наконец поймешь, что мне наплевать на революцию, на Россию, на все, что исходит оттуда? – Ну, ты даешь, старик! Уверен, что ты совсем не знаешь историю своей страны! – Не знаю! И не хочу знать! Мне преподают историю Франции в лицее. Этого достаточно! – Родители не пытались тебя приобщить?.. – Пытались. Но я не захотел. Петр Великий, Екатерина Вторая, Александр Первый, Николай Второй – мне наплевать на них! Мне нужны Людовик Четырнадцатый, Наполеон, Гамбетта, Клемансо!.. Это прошлое – мое. Я сделал свой выбор. Я хотел бы родиться во Франции, говорить только на французском. Даже моя фамилия мне не нравится – Крапивин… Это смешно! – Ты хотел, чтобы тебя звали Дюпон? – Прекрасно! – воскликнул Алексей. – Дюпон, отлично! Дюпон. Дюпон, как всех! Потом, успокоившись, сказал тихо: – Прости. Я говорю то одно, то другое. Я верну тебе «Кренкебилль» и прочту «Боги жаждут», потому что, как ты говоришь, это настоящая вещь! – Я принесу тебе книгу завтра в школу. И ты можешь себе ее оставить. – Как это оставить? – Я отдаю ее тебе. – Спасибо, старик, а я тебе ничего не могу дать. Этим мы всегда будем отличаться друг от друга. Они замолчали. Как будто бы разговор истощил их последние силы. Им, казалось, больше нечего было сказать друг другу. После тяжелого молчания вновь заговорили о лицее. Им вновь было по четырнадцать с половиной лет. В шесть вечера Тьерри посмотрел на часы и громко сказал: – Пора отчаливать. Я назначил шоферу время. Он, наверное, ждет меня внизу. Они подошли к окну. «Делаг» бутылочного цвета стоял у кромки тротуара. |
||
|