"Дикая роза" - читать интересную книгу автора (Мердок Айрис)

Глава 4

— Молодец Феликс, он так мило относится к Энн, — сказал Хью.

Он задержался с Милдред Финч в большой оконной нише её гостиной, пока она ставила в синий фарфоровый кувшин старомодные розы, которые привезла ей Энн. За окном, по ту сторону лужайки, в тени огромного кедра сидели на скамье Энн с Феликсом, братом Милдред. Здесь солнце уже высушило сад, и в открытое окно лился теплый запах скошенной травы и ублаготворенной земли. Темно-зеленые тени деревьев только начали уплотняться и вытягиваться, а краски разгораться ярче в преддверии вечера. Позади кедра отливала темным лаком поверхность медлительной речки, пропадавшей из глаз там, где за густой бамбуковой рощицей еле виднелся мостик восемнадцатого века. На переднем плане, перед домом, Хамфри, сухощавый и элегантный, в белой рубашке без пиджака, осматривал клумбы, время от времени бросая взгляд за речку, где в чаще каштанов то появлялись, то исчезали Пенн и Миранда, причудливые полувзрослые создания, стесняющие друг друга, не умеющие ни отдохнуть вместе, ни поиграть.

— Да, он милый мальчик, — рассеянно отозвалась Милдред. Она воткнула белую с зеленым глазком Мадам Арди между двумя лиловатыми, розовыми по краям Луизами Одье и отступила, чтобы полюбоваться эффектом. — И все-таки надо признать, — сказала она, — что никто не составляет букетов изящнее, чем Энн. Я очень надеюсь, что она и в этом году будет участвовать в конкурсе Женского института на лучший букет. Мне доставляет истинное удовольствие, когда ей удается утереть нос этой Клер Свон.

Хью чувствовал себя очень усталым, его больше обычного мучил звон в ушах, казавшийся сегодня неумолчным ропотом далеких голосов, и он возразил обиженно:

— Клер была к нам очень добра это время. — Злословие Милдред, легкое, но почти никого не щадящее, иногда удручало его.

— А почему бы и нет? — сказала Милдред. — Ей это ничего не стоит и к тому же утоляет её любопытство. Но сколько бы она ни поджимала губы, на самом деле ей бы очень хотелось, чтобы её Дуглас был сильным, страстным мужчиной вроде Рэндла.

Верно ли, что Рэндл сильный, страстный мужчина? Трудно сказать, думал Хью. Присев на ручку кресла, он устремил взгляд в окно, на белоснежный, пышно волнящийся затылок Хамфри, непутевого, но счастливого Хамфри.

— Как вы думаете, Рэндл уйдет от Энн? — спросила Милдред и добавила к букету слева две Бель де Креси.

— Конечно, нет, — сказал Хью. — Он ерепенится, но никуда он не уйдет. Энн его раздражает, но только Энн способна его и утешить. — Равнодушное любопытство Милдред было ему неприятно. Но он не только хотел отмахнуться от нее, он верил в то, что говорил. Не первый раз он видел сына в таком состоянии. Взгляд его снова задержался на детях, резвящихся за рекой. В памяти возникли странные слова, которые утром произнес Рэндл: «Мне нужен другой мир, оформленный» — и еще: «Ты-то сумел не увянуть». На секунду он смутно почувствовал, что завидует Рэндлу. Потом мелькнула парадоксальная мысль, что, может быть, Рэндл завидует ему. Видит в нем человека, который справился со своими трудностями.

Чтобы прекратить разговор о Рэндле, он спросил:

— Как Берил? — верный способ завести Милдред.

Берил была дочерью Финчей, их единственным отпрыском, и Милдред, видимо, до сих пор не простила ей, что она не мальчик. Ей было уже за тридцать, она возглавляла педагогический колледж в Стаффордшире. Хью видал её редко, но она ему нравилась, он ценил её несомненный ум. Он простодушно допускал, что не может решить, искренне или нет Милдред выказывает к дочери презрение.

— Все так же, — сказала Милдред. — Эта девица никогда не выйдет замуж. Вечно ей нужно быть в авангарде чего-то там такого, мужчины этого терпеть не могут. Конечно, трудно было ожидать, что она станет нормальной женщиной, раз Хампо всю жизнь был со странностями. Впрочем, я ни в чем не уверена, надеюсь, что хоть какие-то радости ей доступны. — Она оборвала листья с розово-белой, словно бумажной, Розы Мунди и сунула её в середину букета.

Хью часто шокировала в Милдред излишняя откровенность, граничащая, по его мнению, с вульгарностью. Правда, знакомы они были очень давно — с тех самых пор, как Хамфри, с которым он тогда вместе учился в Кембридже, представил её всем как свою невесту. Хамфри сдал выпускные экзамены лучше и жену взял богаче. Хью задумчиво посмотрел на нее. Она и сама не слишком-то женственна. Не то что Фанни, милая Фанни. У Милдред было резкое лицо, очень бледное, стянутое на лбу и у глаз ироническими горизонтальными морщинками, словно туго перевязанное тонкими нитками. Белая кожа щек по контрасту выглядела теперь мягкой и старой. Рот и ярко-синие глаза — длинные, смеющиеся, часто насмешливые. Изжелта-седые волосы она коротко стригла, что, впрочем, не помогало хоть сколько-нибудь укротить их природную пушистость, и прическа её, меняющаяся день ото дня, а то и несколько раз на дню, часто казалась попросту растрепанной — Милдред порой недостаточно заботилась о своей внешности. Однако и сейчас ещё это была интересная, умная, энергичная Милдред. И снова он стал отыскивать в памяти подробности того поцелуя, но так ничего и не вспомнил, кроме того, что было лето, Сетон-Блейз, и он целовал её. Случилось это перед тем, как начался его роман с Эммой, — пожалуй, и не удивительно, что все остальное стерлось. Милдред тоже была знакома с Эммой, очень давно, когда обе были немного эксцентричными студентками в жестких соломенных шляпах, тальмах с капюшонами и юбках до полу. Но потом они потеряли друг друга из виду, и Хью был уверен, что Эмма не поверяла Милдред своих сердечных тайн.

— Ну как, ничего? — сказала Милдред, осторожно водружая кувшин с розами на каминную полку. — До Энн мне, конечно, далеко, но при моей бездарности и это неплохо. Где же ваш бокал? Больше не хотите? Ну, тогда давайте играть, будто мы почтенная супружеская пара, и прогуляемся по дорожкам, хорошо? — Она церемонно взяла Хью под руку и повела его в сад.

С приездом в Сетон-Блейз все почувствовали облегчение. После чуть влажной, чуть зловещей и явственно насыщенной Рэндлом атмосферы Грэйхеллока здесь так и веяло невинностью и теплом. И лето здесь установилось более определенно и прочно. Прелестный дом эпохи королевы Анны, из шершавого розоватого кирпича с серой, сглаженной временем каменной отделкой, нежился на солнце, томно растянувшись во всю длину, отдаваясь во власть сада, безупречно ему соразмерного. Отсюда не открывались широкие просторы — усадьба лежала в низине, среди заливных лугов. Но в маленьком парке многое ласкало взгляд: просвет между каштанами, ведущий к озеру, излучина реки, миниатюрная заводь, приходившаяся между мостом и кедром, газон с разбросанными по нему пышными кустиками, спускающийся к главным воротам. Поместье было небольшое, но на редкость искусно распланированное, в нем было все, что нужно, и оно не казалось ни большим, ни маленьким, а только безупречным. Когда-то Хью мечтал его купить, но и это относилось к давно умершим мечтам и желаниям.

Под руку с Милдред он перешел подъездную дорогу. У бокового фасада дома нарядный темно-синий «мерседес» поблескивал в чистом вечернем свете около длинной клумбы, засаженной юкками и кустарниковыми пионами. Пока Милдред вела его наискосок по газону к уединенному садовому креслу, он увидел, что Миранда уже не носится по роще, а подобралась ближе к Энн и Феликсу. Вот она бросила на колени матери охапку скошенной травы. До ушей Хью донесся смех. За речкой на фоне густой листвы каштанов, ветви которых в этом месте начинались чуть не у самой земли, Хамфри беседовал с Пенном. Когда они двинулись в сторону озера, Хью едва ли не впервые заметил, что мальчик не лишен известной жеребячьей грации, но деревья тут же скрыли их обоих.

Милдред опустилась в садовое кресло. Хью, подстелив плед, сел рядом на траву и отвел глаза, пока она расправляла юбку, — Милдред нередко умудрялась оставить на виду не слишком опрятное кружево комбинации. Он мрачно потыкал себя пальцем в ухо в тщетной надежде умерить изводивший его звон.

— Простите, что вы сказали?

— Я сказала: Хью, поедем с нами в Индию.

Он в удивлении поднял голову.

— В Индию? Разве вы едете в Индию?

— Едем мы с Феликсом. Во всяком случае, собираемся. Хампо я никак не могу уговорить. Он хочет опять в Рабат, когда там будет не так жарко, погостить у одного старого приятеля-дипломата, а заодно, наверно, и ещё с какой-нибудь злодейской целью. А у Феликса сейчас перерыв в работе, вы же знаете. Теперь его, скорей всего, пошлют вербовать гуркхов. Это он обожает. И я решила поехать с ним. Вот бы и вы с нами поехали. Я была бы так рада.

— Вы очень добры, — сказал Хью. — Но боюсь, я никак не смогу… — И тут же подумал: а что, собственно, мне мешает?

— Глупости, мой друг, — сказала Милдред со спокойной улыбкой, словно читая его мысли. В её длинных ярко-синих глазах светилась насмешка и знакомое ему выражение дружелюбного тиранства.

Хью засмеялся. Потер свою лысую макушку.

— Конечно, это можно бы устроить. И мысль сама по себе привлекательная. Но денег уйдет много. И потом, мне кажется, что я должен быть здесь, чтобы… чтобы, так сказать, все держать в поле зрения.

— Дорогой Хью, — сказала Милдред, — пожалуйста, не приводите мне этих казенных доводов. Денег у вас вполне достаточно — хватит и себя побаловать, и детям оставить больше, чем нужно. И не так уж много времени у нас в запасе. А насчет того, чтобы все держать в поле зрения — под «всем» вы, надо полагать, разумеете Энн и Рэндла, — так вы же только что говорили, что опасаться тут нечего. И вообще, вы прекрасно понимаете, что ни вы, ни кто другой им не поможет. Оставьте их в покое — «вернутся овечки сами, и с шерстью и с хвостами».

Хью молчал. Да, соблазнительно. Он мало путешествовал на своем веку. Фанни терпеть не могла ездить за границу. И оказаться свободным, уехать от всего на свете… Но хочется ли ему пуститься в путешествие с Милдред?

— Мы увидим Тадж-Махал при лунном свете, — сказала Милдред. — Неужели плохо?

— Индия — трагическая страна. Она произведет на вас гнетущее впечатление, Милдред.

— Не читайте мне лекций, — сказала Милдред. — Индия — замечательная страна, ужасно интересная. Вы знаете, что Хамфри должен был получить назначение в Дели, когда случилась эта история в Марракеше? Это был бы его первый высокий пост.

Хью этого не знал и подумал, что если он никогда не воспринимал загубленную карьеру Хамфри как трагедию, то в этом, безусловно, заслуга Хамфри.

— Я накупила столько книг об Индии, — продолжала Милдред, — целую библиотеку. А потом мы туда не поехали. Для меня это было страшное разочарование. Я так по-настоящему и не утешилась. С тех пор я просто брежу Индией.

А если ему не приходило в голову, что Милдред может испытывать тяжелое разочарование, что её вообще можно чем-то обескуражить, в этом, безусловно, ее заслуга.

— Мне ведь необязательно решать сейчас? — спросил он. — Едва ли это выполнимо. Но подумать я подумаю.

— Ну разумеется, это не спешно! — воскликнула Милдред. — У Феликса ещё все висит в воздухе. Я думала так: если у него останется время от отпуска, можно будет поехать пароходом. Для вас это был бы хороший отдых. Во всяком случае, вы подумайте. А теперь пройдемся до моста, пока верная долгу Энн не заторопилась домой, к своему супругу. Она и так уже пересидела — грозилась уехать раньше.

Хью с усилием поднялся. Индия. А почему бы и нет? Милдред права — им недолго осталось путешествовать. И все же за вихрем возможностей, поднятым её приглашением, маячила, пока ещё неуловимо, какая-то серьезная причина, мешающая ему уехать.

— Комары у реки кусают просто зверски, — сказала Милдред. — Давайте я вас смажу цитронеллой, они этого не любят.

Она подняла с травы пузырек, оставленный возле кресла, и легко мазнула пробкой по шее Хью. Сильный специфический запах проник ему в ноздри, проник в мозг. Милдред опять взяла его под руку, и они медленно прошествовали к реке. Запах цитронеллы не давал ему покоя. Что-то с ним сегодня творится неладное. И почему именно этот запах именно здесь так странно его тревожит?

Они дошли до горбатого серого мостика на двух миниатюрных полукруглых арках, с осыпающимися, желтыми от лишайника перилами. С середины моста заглянули в маленькую заводь, где голубая сетка незабудок, растущих прямо из воды, цеплялась за высокие камыши, почти скрывавшие от глаз лужайку. Вид на дом загораживала рощица стройных бамбуков: стоящие тесно друг к другу стебли, прямые, как копья, и поникшие перистые верхушки, непрерывно трепещущие даже в такой тихий вечер. На другом берегу сочная листва каштанов дотягивалась до камней моста. Вода в тихой бухточке, укрытой от посторонних глаз, едва слышно что-то нашептывала.

Хью облокотился о перила и поглядел вниз. В прозрачной воде колыхались длинные зеленые косы водорослей. Потом он перевел взгляд, фокус переместился, и он увидел свое отражение и отражение Милдред, которая стояла рядом с ним и тоже смотрела в воду. И тут в нахлынувшем внезапно смятении ускользавшее воспоминание поднялось на поверхность — он вспомнил тот поцелуй. Это случилось здесь, на этом самом месте, и в ту самую минуту, когда они вот так же остановились и увидели внизу, в зеркальной воде, свои отражения. Они увидели свои отражения и, словно по подсказке этих теней, в полном молчании повернулись друг к другу и страстно поцеловались. Должно быть, это цитронелла помогла ему вспомнить, и теперь он уже понимал, хотя и не видел глазами памяти, что в тот вечер двадцать пять лет назад Милдред, видимо, точно так же спасала его от комаров. Но поцелуй он теперь вспомнил во всех подробностях.

Хью все смотрел в воду. Их лица, чуть искаженные рябью, снова казались молодыми. Потом он разом выпрямился и отошел от перил. Его резкое движение как будто удивило Милдред. Конечно же, она не могла вспомнить. Волшебная сила цитронеллы подействовала только на него. Он почувствовал минутную обиду. Ее сменило облегчение. Они двинулись обратно к дому.

Теперь Энн пересекала лужайку, Миранда изо всех сил тянула её за руку, а она, смеясь, пыталась продолжать разговор с Феликсом, который шел за ней по пятам.

— О, они уже собрались домой, — сказала Милдред, замедляя шаг. Хью тоже пошел медленнее.

— Хью, — сказала она, — можно мне как-нибудь зайти к вам в Лондоне? В ближайшие недели я почти все время буду там. Я так давно не видела вашего Тинторетто. Так хочется на него посмотреть.

— Вы очень добры ко мне, Милдред. Вот приеду в Лондон и позвоню вам, тогда мы назначим день, хорошо?

— И ещё вот что, Хью… Поедем в страну Вишну!

Он не находил себе места от тревоги, ему хотелось одного — распрощаться. Индия, да, надо будет подумать. И в полном расстройстве чувств, нельзя сказать, чтобы только мучительном, он снова пытался нащупать ту причину, ту важную причину, почему он не может поехать.

Они обогнули дом, и в блестящей стенке темно-синего «мерседеса» Хью увидел отражение Энн и Феликса Мичема, которые их догоняли. Миранда, пребывавшая сегодня в особенно веселом и озорном настроении, примчалась на место первая и уже раскачивалась на дверце его машины, рискуя сильно её погнуть.

— Вы на похоронах Фанни видели Эмму Сэндс? — неожиданно спросил он у Милдред.

— А-а, — протянула Милдред, — моя подруга по колледжу. Разве она там была? Нет, я её не видела.

— Да, была. Как-то странно. Я в том смысле, что они с Фанни уже столько лет не видались.

— Эмма всегда проявляла на редкость дурной вкус, — задумчиво произнесла Милдред. — Кроме разве одного раза. Вы меня простите, мне нужно разыскать наших «младенцев в лесу».

Слова эти, позволявшие ему сделать вывод, что Милдред известно больше, чем он предполагал, были последними, какими она в этот день удостоила его с глазу на глаз.