"А я люблю женатого" - читать интересную книгу автора (Фолиянц Каринэ)

Победитель Киноповесть

Маленький провинциальный городок. Слякотная осень. Вечереет. Моросит мелкий дождь. Безлюдные улицы. Убогие нежилые дома с пустыми глазницами окон. Обшарпанный указатель у дороги на окраине. Надписи забрызганы грязью. Только одна чистая и обновленная – «Москва 502 км».

Мимо указателя пронесся красивый красный автомобиль.

Он победоносно въехал на главную улицу города.

…Женские руки с длинными пальцами и грязными ногтями окунули тряпку в мыльную воду и выжали ее. Девушка двадцати с небольшим лет, одетая в короткое платьице и передник, шла по небольшому залу пивной. Посетителей в тусклом помещении немного и сплошь серые личности.

– Александра! – выкрикнул один из них.

Девушка не обернулась, яростно терла стол.

Личность со строгой миной на небритом лице пыталась встать.

– Сашенька! Александра Васильевна! Я кому ору!

– Ну что тебе? – наконец отозвалась девушка.

– Ну чего мне еще! Пива! Не тебя же! На тебя у меня денег не хватит, – миролюбиво захихикал мужик.

Красный автомобиль, тот, что ехал по главной улице, остановился у пивной. Ярко накрашенная блондинка в дорогом пальто бросила водителю:

– Я быстро! – И вошла в пивную. Брезгливо огляделась и крикнула что есть силы девушке-официантке: – Сашуля, радость моя, здравствуй!

Сашенька бросилась ей на шею:

– Милочка, родная! Какая ты красивая! Прямо неземная!

– Стараемся! Шейпинг, шопинг, маникюр, макияж!

– А пальто – прелесть! – завизжала Саша.

– Так, старье! Чисто для провинции, в машине протирать, – отмахнулась блондинка. – А ты все в том же платье, что я год назад подарила.

– Только не смейся, оно единственное.

– Чего тут смеяться, тут плакать надо! Учишь тебя, учишь! Ладно, садись, поболтаем. Через час мой «кошелек» заявится! Я так мужика своего зову!

За окнами пивной совсем стемнело. Неяркий свет еле освещает опустевшее заведение. На столе у девушек недопитые чашки с кофе, пустая бутылка ликера и рюмки. Обе курят длинные милкины сигареты.

– В общем ничего не меняется, – вздохнула Саша. – Так и буду тут полы тереть до самой пенсии, если не сказать – до самой смерти.

– Рано себя хоронишь, подруга. Еще при соцреализме говорили: «Человек – кузнец своего счастья». Правильно, между прочим, хоть и пошло. Нет, Саш, я своей жизнью довольна. Мой-то хоть и не бог весть кто, а с голоду не умираю, да и работать приходится только… сама знаешь как. Работа, как видишь, не пыльная и не очень утомительная, – засмеялась Мила.

– А как же любовь? – не выдержала Саша.

– Любовь, как в том анекдоте говорится, придумали русские, чтоб денег не платить. А потом, Саш, я не проститутка, я порядочная женщина на содержании. Это две большие разницы! Это актуально, понимаешь? У мужика есть бабки, я ему нравлюсь, почему бы ему не поделиться со мной этими бабками?

– Все равно не любовь, – тихо сказала Саша.

– Экая ж ты дура! Кто тебя здесь любит? Кому ты тут нужна? Ты хоть раз думала об этом?

Мужик в углу снова заорал:

– Сашка, поди сюда!

Мила криво усмехнулась:

– Этот, что ли? Любимый клиент?

Саша засмущалась.

– Это сосед наш, дядя Боря, они еще с отцом дружили.

– Жив отец-то?

– Полгода назад похоронила. – Саша опустила глаза. – Одна я. Совсем одна.

– Тогда вообще не пойму, что тебя тут держит. Я вот по городу проехалась, господи, какая тут тоска! Как я тут жила раньше! Ума не приложу! Ты-то как выдерживаешь? Ведь отличницей была, книжки читала!

– А я и сейчас час читаю, – улыбнулась Саша, – когда время есть. Вот, часть сюда принесла.

На холодильнике за стойкой, стопка большущих книг в роскошных переплетах.

– Это папины. Есть минута свободная, полистаю…

– Да помню я твои книжки, – усмехнулась Мила. – Счастья они тебе не принесли. И не принесут. Эх, Сашка, умная ты, только дура. Поехали в Москву, пока у тебя есть что показать, а то вся молодость пройдет среди этих кружек да нищеты. В сорок лет кому ты понадобишься?

С улицы послышался сигнал автомобиля. Мила встрепенулась.

– Ой, это мой! Он тут по делам, ну я и решила родину навестить. Да больше дня не выдержу. Прощай, Сашуль. А пальто, вот, возьми, носи на здоровье, мне не жалко! Я себе еще десяток таких куплю!

Она сняла элегантное пальтишко и кинула его на руки Саше.

– Ой, Мила, спасибо! – только и успела сказать та, как в пивную ворвался крепыш в коже.

– Овца, ты чё, оглохла, что ли? – заорал он с порога.

– Иду, любимый! – испуганно побежала за ним Мила.

А Саша печально села за столик. И сколько ни звал ее сосед дядя Боря, не откликалась она на его рев. Просто молчала и думала – как быть?

На другой день ее жутко ругал хозяин пивной – бывший Сашенькин одноклассник. Кличка Хрюндель ему была в самый раз – толстый, рыжий, с заплывшими жиром глазками.

– Ты мне, Шурка, надоела, хуже горькой редьки! Сколько можно должников множить, а? Я те чего – благотворительный фонд?

– Гриш, да они отдадут, как только появятся деньги!

– Появятся у них – как же! Чтоб деньги были, работать надо! Весь город не работает, а как выпить – всегда готовы!

Масляные Гришины глаза при этом четко были направлены в вырез Сашенькиного платья. Девушка почувствовала этот взгляд и разозлилась:

– У кого есть работа, работают, просто им зарплату не платят. Получат – отдадут. Ты ж всех сам знаешь, Гриша!

– Ага, получат! После дождичка в четверг! Жди! Чтоб больше в долг никому. Лучше сам все выпью и съем!

– Да с тебя станется, Хрюндель! – не выдержала Саша.

Толстяк аж взвизгнул:

– Ты у меня, Шурка, про школу-то забудь! Быстро без работы останешься да еще в долгах как в шелках! Я подсчитал – за тобой долгу на всю зарплату, плюс кружки битые…

Он оттеснил Сашеньку в угол, оглядываясь на пустой зал:

– Будешь со мной дружить по-правильному, долг прощу! – Хрюндель прижал девушку к стене, пытаясь положить ей пятерню на грудь: – Умницей будь, Шурка!

Рука Сашеньки невольно потянулась к пустой пивной кружке.

– Пошли в подсобку! – хрипел Хрюндель. – Там света нет и… долги тебе все прощу! Ну пошли говорю, не корчь из себя царевну!

Он грубо дернул Сашу за руку. Вот тут-то она и не выдержала – заехала ему пивной кружкой по голове.

Хрюндель рухнул на пол.

Саша мгновенно прихватила книжки с холодильника и выскочила на улицу.

«Теперь уж дороги назад точно нет!» – сказала она себе сама.

Загородное шоссе было пустынным. Только по обочине дороги шла кошка. Совсем молодая. Почти котенок. Следом осторожно шагала Сашенька, пытаясь поймать животное. В руках у нее маленький, явно допотопный чемоданчик.

Кошка неожиданно рванула на дорогу. Девушка – за ней, машинально.

Взвизгнули тормоза. Иномарка еле успела притормозить. Саша поскользнулась, выронила чемодан, но успела схватить и прижать к себе едва не погибшую кошку.

Из машины вышел мужчина, неспешно приблизился. Увидев почти детское лицо, протянул руку, помог подняться:

– Что же тебе, жить надоело?

В ответ она неожиданно рассмеялась, так заразительно, что мужчина через секунду смеялся тоже, даже хохотал, хотя, глядя на его солидную внешность, никак нельзя было ожидать такого беспечного веселья.

Они ехали в машине. Девушка как-то неуклюже, по-мальчишески поправила волосы:

– Вас как зовут?

– Виктор. Виктор Борисович.

– А меня Саша. Александра Васильевна. Суворову тезка. Слыхали? Который Альпы переходил. История!

– Вон она – история, на заднем сиденье. Гляди!

Девушка обернулась и увидела там старинную шпагу с золоченым эфесом.

– Ух ты. Я поглажу, можно? Французская?

– Нет, наша, златоусского мастера Ивана Бушуева. 1823 года производства.

– Дорогая?

– Цены нет.

– Красота! Даром что наша.

– Ты, Александра Васильевна, мыслишь неправильно. Мастера из Златоуста почище немцев и французов были. А теперь?

– За державу обидно?

– Вроде того.

Сашенька тем временем вытащила шпагу из ножен. На сверкающем клинке золотом нарисовано: поле, усеянное трупами, и одинокая фигура французского солдата, опустившегося на землю в немом отчаянии. Лицо он закрыл руками.

– Вот бедолага, – вздохнула девушка. – Я историю в школе больше всего любила. Да кому теперь нужна та история!

– Покормить тебя? Ты ведь, наверное, голодная? – спросил мужчина.

– Ну да… То есть нет… То есть очень голодная!

…В маленьком придорожном кафе она жадно ела, не переставая болтать. Виктор Борисович внимательно на нее глядел – было что-то удивительно бесхитростное и обаятельное в ее облике.

– У нас дома только институт политехнический. Два завода, но оба не работают. Весело! А сабель у вас еще много?

– Много. Всю жизнь собираю.

– А детей?

Он отрицательно покачал головой. Она обрадовалась.

– Это хорошо. А вы… это… новый русский?

– Старый, – ответил он и вдруг спросил: – Поцеловать тебя можно?

Она запихала в рот большущий кусок пиццы и ответила, жуя:

– Ни за что!

И мужчина снова расхохотался. Добродушно, тепло.

Машина мчалась по шоссе. Когда показался дорожный знак «Москва», Сашенька вздохнула облегченно:

– Ну, наконец-то! – И зажмурилась.

– А глаза зачем закрыла?

– Загадала! Если въеду в Москву с закрытыми глазами, буду жить счастливо. Понятно?

Год спустя

На прекрасной благоустроенной кухне Сашенька, изрядно изменившаяся (похорошела, приобрела столичный лоск, изящно одета), пила кофе с подругой Милой. На лице Милы красовался плохо припудренный «фингал», она периодически всхлипывала.

– А хочешь ликер? – спросила Саша у подруги. – Мы из Италии привезли! Очень вкусный!

– Нет, я с утра не пью. Хотя давай!

Саша достала изящную бутылку, Мила налила себе полную рюмку, залпом выпила и стала размазывать слезы по лицу:

– Вот гнида! Хорошо тебе, твой культурный! В жизни не дерется. А ты еще ехать не хотела, еле уговорила тебя! И какого мужика отхватила сразу – не то что мой, быдло! Чуть что – в глаз.

– Ничего я не отхватывала. Это он меня отхватил, – грустно ответила Сашенька.

– Ну ты наглая, Шур! Мой когда-нибудь в перестрелке откинется, если раньше меня не выбросит, а твой пожилой, порядочный. Ты, главное, за его здоровьем гляди, чтоб не помер раньше времени.

– Он спортсмен, – тихо сказала Саша.

– Еще и спортсмен, – заныла Мила, – и умным вещам учит.

– Ну да! Пойдем чего покажу!

Девушки зашли в комнату. На стене, над диваном, висело великолепное старинное оружие.

– Это не все, только самая малость, – похвасталась Саша, – остальное в офисе. У него такие экземпляры есть – любой музей позавидует!

– Ой, это ж бешеные бабки! – всплеснула руками Мила.

– Да это красиво, понимаешь! – осадила ее Саша. – Не все ж бабками меряется.

Она мастерски вытащила клинок из ножен, встала в позицию фехтовальщика.

– Убери, Шур! – испугалась Мила. – Чего ты тут мне танец с саблями изображаешь!

Саша спрятала клинок.

– Темная ты, Мила, ничего не понимаешь. Совсем отупела со своими бандюками. Видишь, красота какая – клинок разрисован лазурью. Потом краску эту сушат и покрывают амальгамой из ртути и золота.

– Чем-чем?

– Амальгамой! Состав, которым покрывают клинок, держат в тайне! Без него золото не прилипает к стали. Ну вот, а после этой обработки клинок кладут на угли. Ртуть улетает – а золото остается. Знаешь, как это называется? Золочение через огонь! Здорово?

– Мда… – задумчиво пробурчала Мила. – Вы с ним этим, что ль, целыми днями занимаетесь? Ну тогда не завидую. Мой хоть и темный, хоть и образования три класса, а в сексе – бог! Ведь это главное для мужчины!

– Не думаю! – усмехнулась Саша.

– А я думаю! – стояла на своем Мила. – Есть такая книга с правильным названием, «Горе от ума» называется. Ты про это помни! Денег-то он тебе дает?

– Зачем? – удивилась Саша. – Он же все покупает – продукты, одежду мне. Мы с ним в Париж ездили. И в Италию. Видишь, это маска с венецианского карнавала.

Мила надела маску, украшенную перьями, высунула из прорези язык:

– Дура ты была, дурой и осталась. На черный день надо бабки откладывать. Не век же вам вместе жить! У него жена есть?

– Да она ушла от него, кажется.

– Сегодня ушла, а завтра вернется! Она жена, а ты так, поэтому и говорю – о будущем думай хоть немного!..

Зал фехтовального клуба. День. На нескольких подмостках идут поединки. Звенит сталь, слышны яростные крики. А вокруг другая жизнь: дефилируют люди в костюмах и с оружием, с фехтовальными масками под мышкой, беседуют, пьют воду и соки, обсуждают как бои, так и посторонние проблемы.

У одного из помостов стоит Виктор Борисович в полном обмундировании. Строен. Ежик седых волос. Синие холодные глаза.

К нему подошел черноволосый высокий парень с красивым тонким и смуглым лицом. Форма сидела на нем щегольски, хотя видно, что владелец ее в бои не вступает, только форсит. Он элегантно опирается на рапиру.

– Здравствуйте, уважаемый! – поздоровался он с Виктором Борисовичем.

– Привет, звезда востока! Нашла ли ты, Лейла, своего Меджнуна?

Щеголь злобно оскалился, но тут же взял себя в руки – улыбнулся:

– Я вам режиссера классного нашел!

– В театре погорелом?

– В родном кинематографическом вузе. Лучший из лучших, подающий надежды и пользующийся спросом.

– У кого? У кого сейчас кинематограф пользуется спросом? Только домохозяйки смотрят сериалы. Ладно. Не ной. Давай сюда своего спеца! Если знакомство дельное – и тебе с этого перепадет!

Щеголь убежал, обрадованный.

Минуту спустя он говорил симпатичному парню:

– Вот что, Витька, он тебе тезка. Зовут этого папика Виктор Борисович. Большой человек!

– Запомню! Только ты про каждого, с кем меня знакомишь, говоришь, что это нечто особенное, а на деле одно фуфло! Не получишь у меня никогда ни одной роли!

– Ты чего, Витя! Когда я обманывал? – заныл щеголь. – Ты меня еще будешь благодарить за такое-то знакомство!

– Поглядим!

– Только с ним не панибратствуй, это такая хитрая сволочь! Подойдешь вон туда, скажешь, что от меня! Ну то есть от звезды востока.

Витя двинулся туда, где в ожидании стоял Виктор Борисович. Подошел, протянул руку:

– Здравствуйте, я от…

Мужчина, не глядя на Витю, усмехнулся:

– Понятно. Фехтуешь?

Витя молча кивнул.

– Не откажи старику!

Они зашли на помост. Отсалютовали друг другу клинками. Разговор шел во время поединка.

– Вам режиссер нужен?

– Терпение, мой друг, терпение!

С неожиданной яростью Виктор Борисович бросился вперед, но получил четкий грамотный отпор.

– Туше! – скомандовал он.

– Зачем я вам? – спросил Витя. – Я студент. Третий курс. На профессионала денег жалко?

– Жалко… Впрочем, дело не в деньгах. У профессионала глаз замыленный, а для тебя все в первый раз. Свежий взгляд – вот что важно! – Он опустил оружие: – Во власть меня приглашают. В официальную.

– А! – догадался Витя. – Репутация? Создание потрясающего имиджа? Этим мы уже занимались! Это можно! Любую заказную ленту делаем качественно и быстро, дешевле в пять раз, чем любая фирма!

– Продолжим, – сказал Виктор Борисович, – ты не против?

Вите удалось серьезно потеснить партнера.

– Герой дня безо всего! Лучшие ракурсы на работе и дома! – чуть насмешливо комментировал он предполагаемую работу.

– Быстро соображаешь! И работаешь быстро?

– А то!

– Значит, начнем с понедельника! Звезда востока, он же мечта домохозяек, приведет тебя к нам в офис!

Виктор Борисович сделал неожиданный выпад. Кончик его шпаги – в двух сантиметрах от тела Вити. Парень первым снял маску.

– Думаю, надо начинать не с офиса, а с фехтовального зала. Пусть избиратели видят, какой вы замечательный дуэлянт. Есть в этом что-то красивое, благородное, а? Люди так соскучились по красивому и благородному! Верно ведь?

– Верно, – согласился Виктор-страший. – Тебя как зовут?

– Витя. Тезки мы. Виктор – победитель значит. Пока можно без отчества.

– Нравишься ты мне, тезка-победитель. И оружие любишь.

– Люблю. Но вы рубитесь классно. Это пока единственное, что могу сказать о вас.

– А что поддался мне – молодец, – вдруг сказал Виктор-старший, – психологически точный ход.

– Когда это я поддавался? – вспыхнул Витя.

– Не кипятись, – Виктор Борисович похлопал его по плечу. – Считай, что проверку прошел! Сегодня никто из нас не вышел победителем, сегодня ничья.

Он протянул Вите визитную карточку.

– До понедельника!

Витя снял перчатку, подал руку противнику. Тот пожал ее крепко:

– Только на будущее учти – в поддавки я не играю! Не привык!

Комната в общежитии ВГИКа. В этой комнате живут Витя и его друг казах Тима, сценарист.

На сегодняшний вечер состояние комнаты можно определить так – слегка убранный «богемный беспорядок».

В комнате трое. Тима жарит яичницу с колбасой на большой электроплитке. Не первой свежести молодой человек, аспирант по кличке Робертино, в коротеньких штанах, обтягивающих его мощное тело, самозабвенно поет оперную арию. Крупный (в смысле габаритов) оператор Серега, больше похожий на спортсмена, чем на оператора, молча разгадывает кроссворд.

Серега прервал пение Робертино:

– Слышишь, ты вот умный – что это за стиль в архитектуре на букву «м», шесть букв?

– Темнота! – возмутился Робертино. – Модерн. Ты фантастически необразованный юноша! Вот что я сейчас исполнял?

– Откуда мне знать? – пожал мощными плечами Серега.

– Арию моего коллеги, художника Каварадосси из оперы Пуччини «Тоска». Ты кинооператор, а не знаешь, что такое модерн!

– А чё мне это? – отмахнулся Серега. – Ты покажи модерн, я тебе его сниму.

– Не злись, Робертино, он талантливый, – вступился за Серегу Тима. – Ты лучше еще спой, пока Витьки нету.

– Хорошо, – согласился художник, которого пол-общаги ненавидело за громкое оперное пение, – я спою арию герцога Мантуйского из «Риголетто» Верди. Для вашего же культурного развития, негодники!

– Вечность ты тут поешь! Ты ж во ВГИКе уже десятый год числишься! – закрыл уши Серега.

– Пятнадцатый, если быть точным, – поправил Робертино.

– Все-таки поразительный у нас институт, – вздохнул Тима, – попасть в него тяжело и вылететь невозможно.

– Зубы не заговаривай, что там с яичницей! – перебил его оператор. – Когда есть-то будем?

– Это когда Витька придет. Ждем режиссера! – ответил Тима.

– Она ж остынет! – заныл Серега. – Ты своему Витьке готов кофий в постель носить!

– Он талантливый, гению все позволено.

Тима не шутил. Он и впрямь так думал.

– Мы здесь все гении! – засмеялся Робертино.

– Нет, Витька гений особенный. И он друг. Вчера меня без документов поймали, сказали, что я нелегальный вьетнамец, так меня кто отмазал? Он! – гордо сказал Тима. – Полчаса ментам мозги пудрил анекдотами про то, как кино снимается. Меня и отпустили, даже денег ни копейки не взяли. У меня паспорт просроченный, а домой никак не съезжу!

– Бедняжка!

Робертино подсел к плитке и незаметно, как бы ненароком, съел половину яичницы. Вернее, просто проглотил.

– Ехать далеко, денег нет. Там у меня мама и три брата. Маленькие, – вздохнул Тима и вдруг увидел жующий рот аспиранта. – Что ты сделал, ты Витькин ужин сожрал!

– Милый Тима, прости! Чем я могу искупить свою вину? – сделав вид, что чуть плачет, жалобно проговорил Робертино.

– Эх, отец! – стукнул его по плечу мошной лапой Серега. – Говоришь, что я не культурный! Это в тебе нету никакой культуры, хоть и диссертацию пишешь. Как можно сожрать чужой ужин, не поделившись с голодным товарищем, а? Нет, ты ответь! Ответь!

В эту минуту в комнату ворвался уже знакомый нам восточный красавец. Звали его Фарик.

– Мужики, где я был! Я на такой клевой презентации был! Крутизна! Девочки с ногами, шампанское фонтаном, икра тазами! – громко и радостно орал он на всю комнату, доедая все, что оставалось на сковородке. – Звезды эстрады, политики. Я там познакомился кое с кем, имен называть не буду.

Друзья оцепенели от наглости красавца.

– Еще пара встреч для обсуждения деталей и все – сиди кури бамбук и получай дивиденды, – продолжал он врать.

– Ты зачем Витькин ужин съел? – наконец пришел в себя Тима.

– Кстати. О вашем командире. До того как съесть его ужин, сегодня днем я познакомил его с мощным спонсором. Если будет вести себя по-умному, скоро прогремим! Я это чувствую! Что вы на меня смотрите? Не верите? Вы же знаете – я медиум!

– Нет, Фарик, ты не медиум, ты сволочь. Когда прошлый раз мы по твоей рекомендации делали рекламу одному салону красоты, то мало того что нам не заплатили, так хозяйка еще месяц домогалась нашего Витьки и даже исчез! – Тима указал на Серегу.

– Я ж еле сбег! – с ужасом вспомнил Серега.

– Правда? Ну позвали бы меня, женщины – мой конек! – улыбнулся Фарик.

– Позовешь тебя! Ты бы ее увидал, на край света сбег! На нее хоть всем салоном сутки работай, бесполезно, – буркнул Серега.

– Я бы сыграл! – театрально захохотал красавец, воруя у Сереги из пачки сигареты. – Я артист!

– Вот не люблю артистов! Совсем не люблю! – Серега сплюнул. – И сейчас докажу это!

Он двинулся к красавцу. Робертино кинулся наперерез.

– Умоляю вас, дорогие, немедленно прекратите!

Серега уже схватил медиума за рубашку и толкнул на диван.

– А ну, запевай, Робертино! – скомандовал он.

Робертино запел. Фарик попытался закрыть лицо руками. Серега же мощным движением плеча развалил гору книг у дивана. Падая, они повалили за собой электроплитку со сковородой, где покоились жалкие остатки большой яичницы.

В дверях появился Витя. Робертино оборвал свое пение. Воцарилась пауза.

– Азиаты, мавры и сарацины, что здесь было? – грозно спросил режиссер.

– Отец, мы ж тебя ждали! – жалобно простонал Серега. – Эти две сволочи ужин сожрали!

– Яичница была! – сказал грустно Тима.

– Спасибо, я не голодный, – вдруг улыбнулся Витя. – И вот что, этого бить не надо, – он указал на восточного красавца, – потому что благодаря ему на нас клюнула крупная рыба. Сначала мы снимем «заказуху» – какой из нашего героя офигенный депутат получится, а потом он даст денег на наше кино!

– Это он так сказал? – поинтересовался Робертино.

– Это я так думаю. А я редко ошибаюсь!

Витя и Тима не спали.

– А может, он сволочь, этот твой будущий депутат? – предположил Тима.

– Какая тебе разница? Ты сценарист, напишешь для него текст. Получишь бабки.

– Я вранья не люблю! – заметил Тима.

– Да, а домой ты хочешь поехать? А кушать не меньше двух раз в сутки! Ради осуществления мечты надо идти на все, даже снимать фильмы про дебилов. А уж умные разберутся, кто чего стоит! – завелся Витя. – Ладно, спи давай! Может, еще все обломается…

Но ничего не обломалось.

Фехтовальный зал. День. Серега с видеокамерой на плече, Тима с микрофоном и командующий парадом Витя интервьюировали Виктора Борисовича на фоне боев. Говорил он четко, камеры не боялся. В руках держал шпагу.

– Есть что-то удивительно благородное в этом оружии. Сегодня мы, к сожалению, забыли, что есть благородство и честь. Что наши деды и прадеды ставили ее выше жизни. Ошибки смывались кровью. Дуэли были не забавой, но показателем того, что жизнь духа – превыше жизни плоти. Приходя в этот зал, я словно попадаю в те прекрасные времена. Я ностальгирую по ним.

Они снимали его на улицах Москвы.

На Воробьевых горах, откуда весь город виден как на ладони.

В каких-то офисах…

«Герой дня» говорил слова о любви к родине, о чувстве собственного достоинства и о других «высоких материях».

Через неделю, когда он позвал их к себе, Витя сказал Тиме:

– Вот там-то отведу его на кухню и предложу профинансировать наш заветный проект!

– Какой?

– А ты угадай!

– «Победителей не судят» по моему сценарию?

– Вот именно!

– Ура! – завопил Тима на всю общагу, как будто съемки были уже делом решенным.

Ровно в назначенный срок они явились в дом Виктора Борисовича и сели работать. Спустя какое-то время стукнула входная дверь, и в комнату вошла девушка. Тоненькая, изящная, с потрясающими глазами – это Витя отметил сразу.

– Добрый всем вечер!

– Накрывай на стол, Сашуля, это мои гости! Молодые талантливые кинематографисты.

Сашенька кивнула, через минуту принесла чай и закуски, домашнее варенье.

– Я варила его сама! – похвасталась она.

Все пили и ели с удовольствием – дом был уютным, еда вкусной. Только непонятно – кто эта Сашенька. Витю она просто поразила. Он не мог объяснить, чем именно. То ли глазами своими глубокими, то ли голосом ласковым. И ведь не красавица…

– А где у вас курить можно? – нервно спросил он старшего тезку.

– В комнатах у нас не курят, но раз вам так уж хочется…

– Нет, нет, если можно, то я на кухне! – вскочил Витя, потому что знал – она сейчас там.

…– Покурить можно? – взволнованно спросил он, увидав девушку.

– Можно! – Саша спокойно протянула ему пепельницу.

Они посмотрели друг на друга – глаза в глаза. И ее спокойствие кончилось. Навсегда.

– Кто ты? – медленно спросила она.

Он взял из ее рук пепельницу. Понял вопрос.

– А… я? Я режиссер. То есть буду режиссером. Третий курс. Витя. Романов моя фамилия. А вы, то есть ты, то есть…

Он никогда так не волновался.

– А я Саша. Александра Васильевна.

– Как Васильевна? Почему Васильевна? Вы что ему не… То есть вы ему не дочка?

Сашенька отрицательно покачала головой. Улыбка сползла с Витиного счастливого лица. Он сделал еще одну попытку.

– Наверное, племянница?

– Нет, опять не угадали.

– А кто?

– Дайте, пожалуйста, сигарету, я покурю с вами! – вдруг попросила девушка. В голосе ее слышалась печаль.

И ему все стало ясно. Не жена – это точно. Любовница. Понятно… Богатый мужик – и молодая девочка! Все как дважды два! Ему бы развернуться и уйти, но это было уже невозможно, его тянуло к ней как магнитом. И ее, похоже, тоже. С первой секунды. С первого взгляда…

Он медленно вытащил сигарету из пачки, протянул ее Сашеньке. Потом дрожащей рукой щелкнул зажигалкой. Она наклонилась к огню. На миг их лица оказались так близко друг к другу! Они снова встретились глазами.

– Почему? – еле слышно спросил Витя. – Почему?

Он потянулся к ней. И поцеловал ее в губы. Она не оттолкнула его – это был первый поцелуй по любви. Настоящий.

Ей бы надо было оттолкнуть его, уйти… Но она не могла. Она закрыла глаза от счастья – вот как, оказывается, это бывает!

Они упоительно целовались, когда Виктор-старший зачем-то зашел на кухню.

В ту же секунду их выгнали из дома. Всех, кроме Сашеньки. Денег, конечно, не заплатили и ни о каком дальнейшем сотрудничестве не могло быть речи. Тима с Серегой вообще не поняли, с чего вдруг такая перемена настроения. Хозяин то пел им дифирамбы, а то вытолкал взашей…

– Больной он, что ли? – недоумевал могучий оператор.

– Нет, не больной. Я целовался с Сашей на кухне. Больной – это я, – признался Витя.

– Ты? С его бабой?! – возмутился Серега. – Ну ты козел! Ты ж нас всех подставил! Что, баб мало? – зло сплюнув, он развернулся и ушел.

– Зачем? Зачем ты это сделал? – робко спросил Тима.

– Я люблю ее, – сказал Витя.

– Но ведь так не бывает!

– Оказывается, бывает!

Друзья думали, что это просто недоразумение и завтра Витя забудет о Саше.

Но случившееся не забывалось. Лицо Сашеньки все время стояло у Вити перед глазами. Он впервые влюбился по-настоящему. Несколько дней он пролежал на кровати, почти не двигаясь – до того непонятным было для него это состояние, когда весь мир замкнулся на одном-единственном человеке.

Витя приехал из провинции. Мечтал о карьере, о славе, о деньгах. Женщины мало занимали его. И вдруг… Сашенька, перевернувшая все на свете в одну минуту. А в сущности, он ведь даже не знал ее – кто она, какая, откуда. Почему живет с этим стариканом (Виктора Борисовича он именовал именно так)? И что ему теперь делать, ведь он ничего не может дать ей…

Тима готовил ему еду, пытался как-то поддержать, ободрить друга, прекрасно понимая, что происходит в его душе.

Когда однажды сказал: «Хочешь, я тебе новый сценарий почитаю?» – Витя запустил в него подушкой.

Через неделю «валяния» на диване, Витя понял – надо что-то делать.

– Деньги нужны! – сказал он Тиме.

– Сколько?

– Много.

– Купить чего хочешь?

– Не твое дело.

Тима вздохнул и отдал все, что у него было.

Двор затих к вечеру, лишь гуляли хозяева с собаками.

Витя притаился за углом, рядом с подъездом. Он ждал.

Наконец, машина Виктора Борисовича въехала во двор и мягко остановилась. Виктор Борисович отдал какие-то распоряжения водителю, потом вышел, открыл заднюю дверь. Появилась Сашенька!

В подъезд он зашел первым. Саша остановилась, будто что-то почуяла. Витя вышел из укрытия. Они не могли пошевелиться, вновь встретившись глазами.

– Саша, ты где там? Лифт пришел! – послышался голос Виктора-старшего.

Она испугалась и быстро забежала в подъезд, а Витя еще долго стоял во дворе, смотрел на осветившиеся окна их квартиры.

Наутро он снова был в этом дворе. Видел, как Виктор-старший отправился на работу. Понял – она дома одна. Но как войти в подъезд – ведь не знал кода. На его счастье довольно скоро вышла дама с собачкой и он сумел попасть внутрь. По лестнице вверх. Бегом. Быстрей!

Вот он у заветной двери. Нажал кнопку звонка.

Она открыла не сразу. Заспанная, в нежно-розовом пеньюарчике, Сашенька казалась совсем девчонкой.

– Здравствуй, – сказал Витя, – это я.

– Я вижу! – она, казалось, не была рада.

– Может, пустишь?

– Нам не надо видеться, – девушка опустила глаза.

– Тебе здорово в тот раз влетело от… этого?

– Нет. Представь себе, вовсе не влетело. Просто он стал более осторожным. Виктор очень любит меня.

– А ты?

– Я ценю его.

– А как же я?

– Я тебя совсем не знаю. Уходи, пожалуйста! Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Сейчас уйду! – сказал Витя и разжал ладони.

Две огромные яркие бабочки впорхнули в квартиру.

Сашенька ахнула, побежала за ними. Наконец, поймав одну из них, повернулась к нему.

– А как я объясню это Виктору?

– Скажешь, что просто залетели!

– Но ведь зима! Это невозможно! Ты же купил их за бешеные деньги!

– Все на свете возможно. Вот, собственно, хотел сделать тебе сюрприз и посмотреть на тебя. А теперь пойду… – И он действительно направился к двери.

– Погоди! – остановила его девушка. – Я, наверное, поступаю неправильно… Но по-другому не получится, я знаю.

– Я люблю тебя, – вдруг тихо сказал Витя.

– Никогда не появляйся тут, – умоляюще шепнула она и написала на обрывке листочка мелким почерком свой телефон, – вот, позвони мне, я приду сама… Обещаю!

И она стала приходить в общагу. Чаще всего днем.

Витя бессовестно прогуливал занятия, но это не волновало его, Сашенька заполнила всю его жизнь, не осталось места даже честолюбивым планам. А ведь он был честолюбив!

Она приходила и садилась на диван в своем ярко-красном пальто. Пахло от нее не духами, а, как ему казалось, яблоками. Он робел перед ней. Он не мог найти подходящей темы для разговора, не мог приблизиться к ней и даже – стыдно сказать – ни разу не поцеловал ее. Они сидели вдвоем и молчали, он держал ее руку в своей ладони. Желал он ее страстно – и боялся… Его ужасно тяготило это.

Тимур в такие часы не появлялся дома. И никогда ни о чем не расспрашивал. Только вздыхал вечером, видя, как Витя не может уснуть, ворочается.

Однажды Тима пришел не вовремя, они как раз сидели вдвоем. Сашенька ласково попыталась с ним заговорит:

– А ты, говорят, пишешь? – спросила она у Тимы.

– Ну пишу. Профессия у меня такая. Будущая.

– А про меня напишешь что-нибудь? – лукаво улыбнулась она.

– Не могу же я описывать всех встречных-поперечных, – буркнул Тима.

Сашенька не обиделась, а вот Витя скандалил с соседом целый вечер.

– Как ты мог ляпнуть такую чушь! Как у тебя язык только повернулся! Да теперь она не придет вовсе!

…Но она пришла. И принесла целый пакет вкусных вещей – дорогую колбасу, пирожные, бутылку французского вина и фрукты.

– Зачем? – Вите было неловко.

– Ну я же остаюсь у вас пить чай!

Но к общажному чаю даже сахар не всегда подавался, не говоря уже о том, что заварку занимали у соседей, а о сладостях и речи не шло… В достатке был, как говорится, только кипяток.

– Это же она все на его деньги! – бесился Витя. – Понимаешь ты, Тима, на его! Мне в глотку все это не лезет!

– Значит, не ешь!

– Но есть-то хочется!

– Обходились же раньше без ее подачек, – спокойно ответил Тима.

– Как ты сказал – «подачек»? Да она от чистого сердца!!!

Теперь они ругались каждый день. Вернее, Витя орал, а Тима слушал. В конце концов он стал уходить писать свои рассказы на общую кухню, чего раньше никогда и не делал.

Однажды, не выдержав, сказал:

– Зачем она тебе? Брось. Хочешь я экономисток позову? Они веселые!

Витя молча покачал головой.

– Она богатых любит, с деньгами, с машинами. С выгодой живет. Так привыкла уже за эти годы в Москве. Этого старикана обманывает. К тебе приходит. Не честно же! – продолжал Тима.

– Нет у нас с ней ничего! Ты это хотел узнать.

– Да нет… Просто хотел сказать – оставь ее, тебе курсовую снимать надо.

– Не могу…

Так все и тянулось бы, если бы не один вечер…

Аспирант Робертино пел арию на плохом итальянском, а вокруг него не в такт, просто сами по себе плясали, пели и хлопали абсолютно пьяные арабы.

Тима и Витя в уголке играли в нарды.

– Буржуи! – сказал Тима, глядя на беснующихся арабов. И вздохнул: – Кушать хочется!

– Ты как крот, – обозлился Витя. – Крот когда двенадцать часов еды не находит, сдыхает.

– Крот с утра до ночи писал, ослеп почти.

– Не всем быть гениями, – сыронизировал Витя.

– Я по тебе не равняюсь, ты гений, я крот. Только есть все равно хочется.

– Давай с арабами в нарды на деньги сыграем? Я хоть Сашу в ресторан свожу! Уверен, что выиграю. Потому что есть пошлая поговорка – не везет в любви, повезет в игре! Давай! Я, точно, кучу бабок огребу! И тебя с нами в ресторан возьму! – обещал Витя. – Ты в ресторане когда-нибудь был?

– Не, – засмеялся Тима, – зачем?

– Темный ты, цыгане с медведями там будут плясать, – не то что эти!

«Эти» пели русские народные песни и водили хоровод вокруг Робертино.

– Там и цыганки будут, – подмигнул Витя. – У тебя когда-нибудь цыганки были? А негритянки? А блондинки?

Тима смущенно мотал головой. Потом улыбнулся:

– Не спишь с ней, потому и злой.

– Умолкни, Фрейд!

Но «Фрейд» продолжал:

– Была бы красавица, я бы понял, а так…

– Чукчам слова не давали, – окончил партию Витя, – а ну давай зови копченого!

Огромный араб, пристроившись в углу, сортировал обувь на продажу, вынимая ее из мешка. Левый, правый – отложил в сторону, потом еще раз левый, правый…

– Сыграешь, брат? Ставлю его ботинки и свитер (ботинки и свитер подразумевались Тимины).

Араб радостно согласился.

Робертино затянул новую арию, да такую жалостливую, что Тима чуть не прослезился. Огромный араб тем временем активно обыгрывал Витю и одновременно жаловался:

– Сестра у меня большая в Лондоне учится, брат большой в Париже, а я себя плохо вел, папа мало денег дал, поэтому я тут торгую.

Витя проигрывал и злился:

– Так тебе и надо! Чтоб не одни мы в дерьме жили!

Всеобщая пляска достигла своего апогея – все кружилось перед глазами: хоровод пляшущих арабов, бутылки, несчастное лицо певца.

Результат был предсказуем – Витя програлся в пух и прах.

…Тима и Витя шли по пустынному коридору общаги:

– Ты не переживай, – успокаивал Витя, – расплатимся с долгами, купим тебе новые ботинки. Да и свитер у тебя был – туши свет. А что сами нарды тоже проиграл, так это классно – меньше соблазнов теперь. Слушай, а у нас что еще осталось?

Тима вывернул карманы, достал последнюю купюру.

– Дай! – взмолился Витя так, что отказать было нельзя.

– Ей? – глухо спросил Тимур.

– Ей, – безнадежно отозвался Витя. – Знаешь, если уж мне в игре не везет, должно повезти в любви!

Он снова стоял у ее подъезда – просто невыносимо хотелось увидеть Сашеньку.

Он купил ей одну-единственную розу – на букет денег не хватило. Стоял с этой розой и ждал, когда подъедет машина, ведь в окнах свет не горел.

Машина действительно подъехала через пару минут.

Витя быстро заскочил в подъезд, чтобы его не заметили.

Шофер открыл дверцу – выпорхнула Сашенька. За ней вышел Сам.

Витя стоял в подъезде у окна и все это видел. Он замер, притих. Шаги на лестнице.

– Увижу еще раз твоего Ромео, пущу ему пулю в лоб из старинной аркебузы, – полушутя – полувсерьез вещал Виктор Борисович. – Надеюсь, он здесь больше не шляется?

Сашенька промолчала.

– Нет, пули на него жалко, спущу с лестницы – и баста.

Витя вышел из укрытия и перегородил им путь:

– Сами спустите или охрану будем вызывать? Это вам, Прекрасная Дама, – протянул он розу Сашеньке, – и отойдите в сторону, пока мы с Кащеем Бессмертным будем выяснять отношения.

Сашенька задумалась, а потом робко протянула руку, взяла цветок.

– Брось эту дрянь, – скомандовал Виктор Борисович. – Кому говорят, брось! Нахальный щенок! Какого черта ты приперся сюда, когда тебя уже однажды выставили? Неужели ты на что-то надеешься?

– Развалина, – сказал Витя сопернику. – Три пролета лестницы прошагал, а уже плохо дышишь! Что, Саша, горшки за ним будешь выносить к старости?

– Щенок паршивый! – замахнулся на парня Виктор Борисович, но тот перехватил его руку:

– А щенки, знаете, что умеют? – Он изо всех сил впился зубами в запястье мужчины, рядом с дорогими часами.

Виктор Борисович взвизгнул и отскочил, а Сашенька захохотала – очень уж смешно визжал ее кавалер.

– Домой! – закричал Виктор-старший Сашеньке. – Домой, дрянь такая!

Ее смех оборвался:

– Не пойду!

И вдруг… благодетель дал ей пощечину, да такую, что она отлетела к стене как мячик. В ту же минуту Витя бросился на обидчика, повалил его с ног.

…Из подъезда они выбежали вдвоем – Витя и Сашенька.

– Что ж ты натворил? У меня же никого тут нет! Он тебя убьет, если встретит!

– Не встретит, – смеялся Витя, утирая лицо, – он теперь поехал уколы против бешенства делать. Сорок штук, как минимум, в брюхо свое волосатое. Оно у него очень волосатое, а? Ты должна это помнить, ты же с ним спала!

– Идиот! – крикнула она. И заплакала.

Он обнял ее за плечи:

– Прости, сорвалось, я же не это имел в виду!

– А что?

– Я…

– Так вот, спала! – перебила Сашенька. – За то, что в Москве мне жить очень нравится, за то, что дома, в Мухосранске, меня никто не ждет, работать негде и жрать нечего. Думаешь, в жизни все бывает как хочешь? Во! – она поднесла прямо к его носу маленький кукиш. И двинулась вперед. Решительно. Такой он видел ее впервые.

– Куда ты? – крикнул Витя, догнал и снова обнял: – Я теперь тебя не отпущу. Никогда. И ни за что!

Тима сидел в углу комнаты со своими бумажками. Компьютера у него не было, писал он от руки.

– Входи, – торжественно провозгласил Витя, широко распахнув дверь перед Сашенькой.

– Здравствуйте, – весело поздоровалась девушка и прошла на середину комнаты. – А я к вам, кажется, насовсем!

Тима недовольно поджал губы и накрыл писанину одеялом.

– Проходи, проходи, – радостно подталкивал Сашеньку Витя. – Вживайся в общее житье. Тима, она теперь будет с нами жить. Мы Кащея Бессмертного бросили!

Тима криво усмехнулся.

– А здесь у нас, – Витя стукнул в стену три раза, – музыкальный центр фирмы Робертино. Днем ты его не услышишь, а вот ночью – пожалуйста!

Вошел поющий аспирант Робертино, остановился перед Сашенькой, закончил музыкальную фразу и поклонился.

Неожиданно Сашенька расхохоталась. Она смеялась почти до слез, в полный голос, смеялась и над ними, и над собой. Это была почти истерика.

Ребята переглянулись.

– Вам не понравилось, как я пою? – расстроился Робертино и присел перед Сашенькой.

Витя подбежал, оттолкнул его и обнял девушку.

– Ты чего, маленькая? Тебя напугали? – гладил он ее по голове. – Они что, такие страшные?

Тима в растерянности почесал затылок, ничего не сказал и углубился в свои бумаги.

– Маленький, мы тебя все любить будем, холить и лелеять, – нежно говорил Саше на ушко Витя. – И не плачь о своем Кащее! Мы лучше! Мы моложе! С нами весело, вот увидишь!

– Вам определенно мое пение не понравилось. – совсем сник Робертино.

– Вы все мне понравилась, – сквозь смех сказала Сашенька и хлебнула воды, – просто я не знаю, как теперь буду жить!

– А зачем пришла? – зло спросил ее Тима.

Все удивленно взглянули на него. Он аж трясся от гнева – сжал губы, ноздри раздувались, казалось, даже волосы встали дыбом.

– Зачем пришла? – повторил он свой вопрос. – Можешь уходить.

Сашенька удивленно вскинула бровь, было заметно, что она растерялась.

– А мне некуда идти, – с вызовом ответила она.

– Тогда терпи и молчи, – жестко, как приказ, сказал Тима.

– Э, – наконец ожил Витя, – ты чего? – он потряс Тиму за рукав. – Она ко мне пришла, понятно? Остальным – терпеть и молчать.

– Да, только пусть знает – если она тут живет, то дежурить будет со всеми наравне, – крикнул из своего угла Тима с обидой.

– Дежурить так дежурить, – согласилась Сашенька. – Что, думаешь, я тряпки в руках никогда не держала?

Она подошла к Тиме и тихо сказала:

– Меня в этой жизни тоже часто обижали. Так что и терпеть я умею!

Тима и Сашенька дежурили – стирали белье. Машинки не было, все приходилось делать вручную.

– А ты чего такой малоразговорчивый? – спросила она.

– Нас, нанайцев, молчать приучили. И работать, между прочим. И вообще, неизвестная, отвечать я тебе не обязан. Ты для нас кот в мешке.

– Тогда уж лучше кошка.

– Вот-вот, приблудная кошка, – уточнил Тима. – Давай помогай вешать.

– Приблудная от слова «блудить», ты на это намекаешь?

– А чего там намекать, и так ясно. И чего ты хочешь, кошка?

– Хочу богатой быть, – честно ответила Саша. – Этого каждая девушка хочет. Богатой и ухоженной.

– Зачем тогда от старика ушла? Что у нас делаешь?

– Это так, временно. Проучить его хочу. Он еще приползет, никуда не денется, вот увидишь!

– И ты обратно пойдешь? – усмехнулся Тима. – Как переходящее красное знамя. На что тебе тогда наш Витька? Он что, игрушка?

– Рыба ищет где глубже, человек где лучше. Слыхал? – съязвила она. – А с Витей я сама разберусь!

– Я как рыба – ищу где вода чистая, – поправил ее Тимур.

– Ну и где же? – спросила Сашенька.

– А на родине у меня, – вздохнул Тимур. – Родина у меня очень красивая. Поднимешься на высокую гору, а под тобой долина, и опять горы, горы, много, и чем дальше, тем голубее.

– А еще что у вас есть?

– Кони у нас есть, сильные и быстрые. На них уехать можно, куда ни трамвай, ни машина не дойдет. Там, где вода и воздух чистые.

– Ну и что! – пожала плечами Саша. – В кране тоже вода чистая.

– В кране не вода, – деловито возразил Тима, – жидкий хлор.

– А что ты сюда приехал, там не остался? – уколола его девушка.

– Учиться хотел, – вздохнул Тима и вдруг его прорвало: – Голодно там, зарплату не платят. Отец пьет с утра до ночи. Выучиться можно только на шофера. Тоска страшная…

Сашенька примирительно вздохнула.

– Теперь мне кажется, мы с одного города…

Это было в первые дни ее житья в общаге. Однажды вечером Витя вдруг сказал:

– Выпить надо. У кого что есть? У меня сотня.

– Не, я не пью, – пробубнил Тима.

– А я буду, – сказала Сашенька и протянула деньги. – Кто побежит?

– Будем тянуть жребий! – велел Витя. – Тяни.

– Длинная, – радостно подпрыгнула Саша.

– И у меня длинная, – хмыкнул Витя. – Тима, тебе бежать.

– Ты просишь? – многозначительно взглянул он на Сашеньку.

Она кивнула. И Тима, собрав деньги, выскочил за дверь…

Они впервые остались вдвоем вечером. Витя потушил свет, оставил только настольную лампу.

– Хочешь, скажу честно, боюсь я тебя. Боюсь, что ты исчезнешь! Что ты просто видение…

– А ничего другого сказать мне не хочешь? – прошептала Саша и тихо добавила: – Поцелуй же меня.

– А можно?

– Нужно!

Она не выдержала и сама притянула его к себе.

Это был их второй поцелуй.

…Тима толкал дверь в их комнату, но она оказалась запертой. Он прислушался: тихая музыка, шепот. Тима все понял, вздохнул. Из соседней двери выглянуло хитрое лицо Робертино.

– Что, без ключа? Так заходи!

– Петь будешь? – хмуро проворчал Тима и, не дождавшись ответа, сказал: – Лучше водку пить.

Устроившись за столом в келье аспиранта, он разлил водку по стаканам:

– За твою музыку. Вообще, за все прекрасное.

– Понимаю, – вздохнул Робертино, слушая шепоты и ахи за стеной…

…Сашенька и Витя сидели в постели обнявшись. За окном брезжил рассвет.

– Ты когда-нибудь любила?

– Нет еще.

Она тихо гладила его волосы, лицо, плечи, а он смотрел на нее и не мог пошевелиться.

– Ты самый красивый, самый умный, ты лучше всех на свете. Я никогда и никого не любила, потому что ждала тебя…

Тима тупо сидел, уставившись на бутылку. Заметив, что Робертино не спит, часто вздыхает, протянул ему стакан:

– Будешь еще?

Певец кивнул, отхлебнул глоток, поморщился.

– Чего ж ты на сцену не пошел? Поешь хорошо. Тебе петь нравится?

– Таланта маловато. Я люблю сцену, а она меня – нет…

– Главное, что ты любишь, – улыбнулся Тима своим мыслям.

– Не знаю, не уверен, – сказал Робертино. – Безответной любви не бывает. Безответная одна нелюбовь. Это я не сам придумал, а только где-то вычитал. Давай за тебя!

– За них! – Тима кивнул на соседнюю стену. – За Витьку и Сашу. Зря я на нее наезжал, наверное…

…– Я в детстве имя придумала – Илона. Мое же смешное – Сашенька. Папа всегда смеялся, когда я называла себя так. Хороший у меня был папа. Книги читал по истории. И меня научил… Всю историю человечества можно выучить по войнам. Все всегда с кем-то воюют, и нет на свете ни гармонии, ни покоя. А ты воин?

– Я – конкистадор, – ответил Витя. – Если ты помнишь историю, были такие авантюристы испанские, давно, в XV–XVI веке, ездили они в Мексику, в Южную Америку, завоевывали новые земли и порабощали местное население. Конкретные мужики со шпагами. Все им нипочем.

– А ты что завоевываешь? – улыбнулась Саша.

– Новое время и новое пространство. Новыми методами. И без шпаг. Они устарели. Я кино хочу снимать. Просто у меня пока нет денег. Но они будут!

– А для тебя я кто, конкистадор? – Сашенька вздохнула.

– Моя добыча. Ты первая женщина, которой я в постели читаю лекции.

– А ты – первый мужчина, которому мне совсем не хочется изменять. Я никогда ни с кем не буду теперь, кроме тебя.

– Знаю, – прошептал Витя.

Они уснули обнявшись, рассвет уже заполнял комнату. На спинке стула висело красивое платье Сашеньки.

Она стояла среди торговок на маленьком импровизированном рыночке у станции метро. В руках у нее было то самое платье, окутанное целофаном.

– Девушка, возьмите платье, оно вам очень подойдет, – предлагала Сашенька прохожим. – Возьмите, очень дешево, я еще уступлю! Приложите к себе, видите, как здорово?

Девушка равнодушно посмотрела на платье:

– Да, красивое, но ведь оно ношеное.

– Ношеное, – согласилась Сашенька, потому что совсем не умела торговать. – Тут даже есть пятнышко маленькое, но его можно свести. Может, купите? Оно мне счастье принесло. Может, и вам принесет.

– Не надо, – отвернулась несостоявшаяся покупательница, – мне платье нужно, а не чужое счастье.

– Извините, – прошептала Сашенька, – простите, пожалуйста.

Соседняя торговка заорала на Сашеньку.

– Ну ты и дура! Кто ж так работает? «Ношеное», «извините»! Не умеешь – дома сиди!

Девушка смутилась, скомкала платье и исчезла в толпе.

Она завернула за угол и столкнулась с той девушкой, что приценялась к ее платью.

– Погодите!

– Да не нужно мне ваше платье, – раздраженно сказала та.

– Постойте! Не платье!

– А что?

– Кольцо, – решительно сказала Сашенька и торопливо сняла с пальца колечко. – Золотое.

– А ну-ка.

Девушка разглядывала кольцо, Сашенька умоляюще смотрела на нее. Обе не заметили, как вырос перед ними здоровенный омоновец с дубинкой.

– Золотом торгуем? Знаешь, какая это статья?

Девушка испарилась, а омоновец крепко схватил Сашеньку за локоть.

– Документики давай. Отправлю тебя сейчас куда следует.

– Оно тебе нравится? – вдруг решительно спросила Сашенька и разжала ладошку, в которой лежало кольцо.

– Ничего, – буркнул тот.

– Вот и носи на здоровье, – отдала ему кольцо девушка.

– Чтоб я тебя здесь больше не видел, понятно? – крикнул ей вслед омоновец.

…Она шла вдоль рынка, чуть не плача. Остановилась, увидев торговку соленьями. Огурцы и капуста лежали расфасованные в целлофановые пакетики. Сашенька для вида закурила. Сигарета была ей противна. Она морщилась от дыма, оглядываясь – не смотрит ли на нее кто? А торговка рассказывала что-то увлеченно своей товарке. Сашенька еще раз обернулась – нет, никто не смотрит. Бросив сигарету, подошла близко-близко к прилавку.

Ее рука быстро схватила пакет с капустой.

Она забежала во двор, жадно разорвала пакет и стала есть капусту руками, судорожно глотая. И не могла насытиться.

И вдруг остановилась. Замерла. Прекрасная мысль пришла ей в голову! Она нащупала золотые сережки в ушах и быстро расстегнула замочки.

Сашенька накрывала на стол, предвкушая, как обрадуются два вечно голодных друга – Витя и Тима. Теперь она была похожа не на красивую даму, а на Пеппи Длинный Чулок. Заношенные джинсы, чей-то старый свитер, волосы небрежно собраны в пучок. Но как глаза сияют!

Тима и Витя вошли в комнату и, ошарашенные великолепием, синхронно сели.

– Фантастика! Это откуда?

Тима на секунду задумался и что-то понял. Он молча поднес руки к ушам: мол, серьги продала, да?

– Ага, – беззаботно сказала Сашенька, – в ломбарде. Витька когда с долгами расплатится, выкупит.

– Конечно, без разговоров, – подтвердил Витя и потянулся за бутербродом с ветчиной.

Минут десять трое молча жевали.

– Когда заживем своим домом, – сказал Витя с набитым ртом, – тебя, Саша, назначим шеф-поваром. Заметано?

– Лучше наймем кухарку, – сказала Сашенька, – старую и страшную, чтоб я не ревновала.

– Просто старую, – поправил жующий Тима. – Старую и добрую. А вечерами будем сидеть у камина.

– А над камином повесим всякие прибамбасы, шпаги там всякие испанские, ружья, кинжалы… – мечтала Сашенька.

– Откуда такая страсть к антиквариату? – поинтересовался Витя.

– У Виктора…Ну у Кащея Бессмертного в офисе коллекция старинного оружия. На лимон баксов потянет.

– Ничего себе! – присвистнул Витя. – А чего ты раньше не рассказывала? Дома-то у него, как я помню, всего несколько кинжальчиков висело!

– Наш дом построим далеко от Москвы, – сменил тему Тима. – Мне тут не нравится.

– А мне тут нравится, – хлопнул ладонью по столу Витя. – Мы еще завоюем этот город!

– Ни с кем я воевать не хочу, – сказал Тима. – Просто жить хочу. Писать свои сценарии. Чтобы потом Витька по ним кино ставил. А тебя, Саша, он будет в этом кино снимать!

– Нет, – не согласилась Саша, – не надо меня снимать в кино! Мне ваше кино не особо и интересно. Я врачом хотела стать. А Витьку я просто буду ждать с работы и готовить ему ужин… И нарожаю ему детей!

– Стоп-стоп! Про детей это не ко времени! – испугался Витя. – А готовить ужин ты не будешь, потому что у нас будет старая кухарка. Ты будешь моей Музой, это гораздо важнее!

– Да! – сказал Тима, и глаза его просияли.

Ночью, когда Саша спала, Витя с Тимой вышли в коридор.

– Послушай, – сказал Тима, – она вещи свои распродает, чтобы нас накормить. Так нельзя больше. Надо что-то делать.

– Попробую еще раз сыграть с арабами на деньги!

– Брось! Проиграешь.

– Это еще почему?

– Сам говорил, кому в любви везет – в игре не катит! А она… – Тима опустил глаза, – она тебя любит. Да еще как любит!

– Это я и сам знаю, – огрызнулся Витя. – Может, у Сереги занять? У могучего?

– Что ты заладил – занять да занять! Чем расплачиваться будем? Надо работу искать!

– Так ты же подрядился сериал какой-то писать для неведомого мне молодежного канала!

– Во-первых, аванс проели мы все вместе, – напомнил Тима, – во-вторых, сериал накрылся, а я этого и ожидал…

– Это я виноват, что он накрылся? Что мне прикажешь делать? Вагоны грузить? – разозлился Витя. – Я не разнорабочий! Дай денег, все, что осталось дай! – затряс он Тимура.

– Куда ты?

– В казино пойду. Не развлекаться. Вкалывать. Посмотрим, любит меня Фортуна так же, как Сашенька, или нет.

– Не дам я тебе денег, – тихо сказал Тимур, – ты в ответе за тех, кого приручил. Ты за Сашу в ответе. Она ради тебя все бросила. А ты иди, заработай, если ее любишь!

– Что ты сказал? Ты меня еще учить будешь? – Витя впервые кинулся на друга с кулаками. – А ну повтори!

– Не дам я тебе денег на казино! – четко повторил Тима. – Ищи работу!

Витя размахнулся и ударил его. Тот еле устоял на ногах, но упрямо повторил:

– Не дам!

В ту ночь Витя не ночевал дома. «Вытряс» все запасы Робертино и ушел туда, куда грозился…

Под утро он вернулся усталый, пьяный и счастливый.

– Вот как любит меня Фортуна! – хохотал он.

Целая гора денег красовалась на столе. Тима испуганно поежился.

– Ой, откуда? – обрадовалась Саша.

– Да делал я тут одну работенку, тебе раньше времени не говорил…

Тима посмотрел на него выразительно. Витя умолк.

– Ну, в общем, неважно. Налетай, хватай! Тебе, Сашка, туфли новые куплю. И платье! Ты совсем обносилась!

– Может, не надо?

– Как это не надо? Женщина конкистадора должна быть самой красивой!

Это было началом игры, в которую он втягивался все больше и больше. Разные дни давали разные результаты. Порой он действительно приносил горы денег. Порой ходил смурной по целой неделе – в игре не везло.

А долги все копились и копились.

Он должен был всем. Робертино. Сереге Могучему. «Звезде востока» – красавцу по имени Фарик. Всем ребятам из группы. И даже нескольким педагогам, которые отличались особой сердобольностью.

Проигравшись однажды в пух и прах, он занял денег у натуральных бандитов, познакомившись с ними в баре казино.

Он долго лгал им, не отдавая долгов, перекладывая все на завтра да на послезавтра. А потом… потом они нагрянули в общагу.

И день этот совпал с еще одним визитом.

Накануне Виктор Борисович встретил в фехтовальном зале красавца-актера. Тот поклонился приветливо, но мужчина поначалу не хотел его замечать, болело у него сердце по Сашеньке. Поздняя любовь, она сильная. Меньше говоришь, меньше, кажется, думаешь, а вот чувствуешь ее глубже.

Он не выдержал. Сам подошел к Фарику.

– Ну и скажи, как там… моя девочка? – спросил со смешком.

– Ваша? А я и не знал, что она ваша, – сыграл под дурачка актер.

– Ну, скажем так, бывшая моя…

– А! Вы ведь ее бросили, – тактично вывернулся «звезда востока». – Нелегко ей, бедной. Витя-то играет.

– Во что играет? В футбол?

– Да нет, в рулетку и другие азартные игры. Живут они не бог весть как, а ваша бывшая девочка…

– Постой-постой, – перебил его Виктор Борисович, – я… хотел бы…

– Может, что передать, я бы сам передал, – живо откликнулся актер.

– Нет, я ее навестить хочу. В какой, говоришь, они комнате живут?

Из комнаты выскочил испуганный Робертино, быстро-быстро на цыпочках побежал по коридору. Виктор Борисович посторонился, пропуская его, с любопытством посмотрел вслед. Сверившись с бумажкой, на которой был записан номер комнаты, он остановился перед дверью. За ней стоял страшный шум. Виктор Борисович толкнул дверь и вошел без стука.

Два «качка» держали Витю и Тиму, заломив им руки за спины, Сашенька бегала вокруг них и кричала, пыталась расцепить руки, державшие ее возлюбленного.

– Пустите! Он не виноват! Мы все отдадим! Это какое-то недоразумение!

Один из «качков» двинулся к Сашеньке, на минуту выпустив Витю.

– Не трогай ее! – кричал Витя. – Не смей!

– Александра! – громко позвал Виктор Борисович, вдоволь налюбовавшись происходящим.

Все оглянулись на него.

– Ничего-ничего, продолжайте, – сказал Виктор Борисович «качкам». – Я не помешаю, мне девушка нужна, – указал он на Сашеньку и поманил ее рукой.

Сашенька растерянно посмотрела на Витю, который от злости закусил губы, и пошла к Виктору Борисовичу. Они вышли в коридор.

– Ну хватит, – мягко сказал он и хотел взять ее за руку. – Пойдем домой.

Она, глядя в пол, молчала, отвела руку.

– Ну повздорили, возможно, я тебя обидел, прости. – Виктор Борисович привлек ее к себе. – Пойдем домой, хватит дуться.

Сашенька отстранилась от него, отошла к окну.

Виктор Борисович достал из кармана коробочку, раскрыл. В ней лежало обручальное кольцо. Он подошел к ней сзади, обнял, держа коробочку перед ее лицом, и тихо прошептал:

– Выходи за меня замуж. Прошу. Я давно должен был это сделать! Прости меня!

Она выскользнула из-под его рук.

– Здесь мой дом и муж.

– Какой он муж! – поморщился Виктор Борисович. – Нищий студент, сопливый мальчишка! А я тебе дам все. Все мое будет твоим! Люблю я тебя, очень люблю, – прошептал он, – все для тебя сделаю!

Сашенька покачала головой.

– Голая буду, голодать буду, камни грызть буду, но к тебе никогда не вернусь. Никогда. – Она закрыла за собой дверь.

Виктор Борисович захлопнул коробочку, взвесил в руке, посмотрел, куда бы кинуть, и… положил в карман.

Дверь комнаты открылась. Вышли «качки», один из них обернулся:

– Даю вам три дня, молокососы, чтоб деньги вернули, – крикнул он. – Больше разговоров не будет.

Они пошли по коридору.

– Одну минуточку, – окликнул их Виктор Борисович.

Незванные гости остановились.

– Сколько эти студенты должны вам? – Он вытащил толстый бумажник. – Называйте сумму, только врать и преувеличивать не надо!

Витя уснул пьяный. У его дивана – недопитая бутылка и стакан. Сашенька в углу вязала. Серьезным и сосредоточенным было ее лицо. Тима сидел рядом, скорбно молчал. Потом вдруг сказал:

– Я прочитал в каком-то журнале: «Счастье есть, но его не может быть слишком много».

– А разве ж его много? – усмехнулась Сашенька, отложив вязание. – Сидим в нищете, перспектив – ноль, через три дня нас зарежут эти бандиты, а они зарежут, раз обещали.

– Витя протрезвеет и что-нибудь придумает, – успокаивал ее Тима.

– Ага. Витя расплатится с долгами. И дом нам купит. И камин у нас будет, и бассейн, и большая библиотека. – Сашенька заплакала.

Тима робко по-дружески обнял ее.

– Не плачь. Бог велик. И не важно, как его зовут. Он един. И он добрый! Он не даст нам пропасть! Вот увидишь, у нас еще будет дом!

Сашенька всхлипнула, утерла слезы:

– А ты женишься на хорошей девочке. Мы с ней по вечерам будем болтать на кухне и огурцы солить.

Тима опустился перед ней на колени. Он держал в руках нитку, которую спицы Сашеньки превращали в вязание. Нить переходила из его пальцев в ее – медленно, незаметно.

– Нет, Сашенька, в этом доме хозяйкой будешь только ты. Птичка ты наша с подбитым крылышком.

Сашенька надела недовязанную шапочку себе на голову, засмеялась.

– Все мы найдем работу, – продолжал Тима, глядя ей в глаза. – И мы, и другие тоже.

– Всем повысят пенсию, а самолеты перестанут разбиваться. Ты, Тимка, сентиментальный романтик. Я тоже так думала, когда была маленькой и глупой.

– А теперь поумнела?

– Да, – жестко и коротко сказала она. – Надо уметь у жизни вырвать то, что тебе нужно. Меня теперь ничто не остановит.

– Это тебе кажется.

– Я люблю его, – сказала Сашенька, – и я все смогу сделать ради него! – Она посмотрела на спящего Витю. – Я докажу это! – прошептала она.

Сашенька вошла в небольшой ювелирный магазин, стала разглядывать витрины. Покупателей было мало. Под стеклом на черном бархате лежали золотые украшения, освещенные ярким светом. Она прошла вдоль витрины, остановилась у цепочек.

– Вам помочь? – подошел к ней расторопный вежливый продавец.

– Да, покажите мне цепочку, вот эту, – Сашенька ткнула пальцем на самую длинную.

Продавец поднял стекло, подал ей цепочку.

Сашенька внимательно осмотрела ее.

– Мне бы чуть потолще, с необычным плетением, – взглянула она вновь на витрину.

– Могу предложить эту, – продавец достал еще одну цепочку.

Сашенька осторожно осмотрела магазин. Рядом никого не было.

– Не могли бы вы подобрать браслет к этой цепочке, мне для подарка, – мило улыбнулась она.

Продавец слегка замялся, взглянув на цепочки в руках Сашеньки.

Она улыбнулась еще шире, стала доставать кошелек из сумочки.

Успокоенный продавец наклонился к витрине за браслетами.

Сашенька метнулась к двери…

…Два охранника ввели Тиму в небольшой кабинет.

– Этот? – спросил один из них, вталкивая Тиму.

– Сашенька! – рванулся Тима, но его удержали.

– Нет, – ответила испуганная Сашенька, зажатая в углу столом.

– Как нет? – не понял бритоголовый. – Заказывали Витю, он говорит, что это он. Я не прав, шеф?

– Витьки нет, – оправдывался Тима. – Но я за него. Что случилось? – опять рванулся он к Сашеньке.

Его не пускали.

– Отпусти, – распорядился шеф.

Кроме него в кабинете сидел продавец и еще один охранник в камуфляже.

– Ну вот что, заместитель, – строго сказал шеф Тиме. – Уж не знаю, чья из вас это девочка…

– Наша, – перебил его Тима.

– Общая? – усмехнулся шеф.

Все засмеялись.

– Наша, – упрямо повторил Тима.

Все засмеялись еще громче.

– Короче, она пыталась обворовать ювелирный отдел. – Шеф взглядом приказал прекратить смех. – При задержании порвала изделие, – кивнул он на стол, на котором лежали золотые цепочки. – Платить надо.

– Сколько? – растерялся Тима. – Это неправда? – обратился он к Сашеньке. Она испугано смотрела на него и молчала.

– Правда, правда, – ответил за нее шеф. – А платить надо много. У тебя есть деньги?

Тима отрицательно помотал головой, продолжая смотреть на Сашеньку.

– Это плохо. – Шеф встал, наклонился над Сашенькой. – Тогда мы будем продавать ее. – Он посмотрел на Тиму через плечо. – Кавказцам на рынке продадим.

– У меня нет денег, но я достану, – встрепенулся Тима. – Нет! Я за нее посижу, а она принесет деньги.

– Она? – шеф оценивающе посмотрел на Сашеньку. – Если успеет за час заработать, то…

Охранники заржали.

– Меняйтесь, – отошел от стола шеф. – Но у нее всего час, потом мы начнем отрезать тебе уши, пальцы и кое-что другое. Понял? – подошел он к Тиме вплотную.

– Понял, – закивал Тима.

– Поняла? – повернулся шеф к Сашеньке.

– Поняла, – сказала она. – Я принесу, я достану.

…Тима сидел в углу, зажатый столом, и неотрывно смотрел на дверь. Охранники курили, вполголоса переговаривались. Шеф разговаривал по телефону.

Дверь распахнулась, вбежала Сашенька.

– Вот! – она положила на стол большую пачку денег.

– Молодец, – усмехнулся шеф, посмотрев на часы. – Успела. Пересчитай, – кивнул он продавцу. Тот стал считать.

– Все? – спросила Сашенька.

Продавец кивнул шефу.

– Отпускай, – приказал шеф охраннику.

Охранник отодвинул стол, освобождая Тиму.

Сашенька и Тима вышли из магазина.

– Я так тебя ждал, – радовался Тима. – Ты где нашла деньги?

Сашенька молча шла впереди.

– А я правда испугался, – продолжал Тима, – думаю, вдруг не найдешь.

Сашенька подошла к машине, открыла дверцу. Тима наткнулся на нее, удивленно осмотрел автомобиль, заглянул в него. В машине сидел Виктор Борисович. Он даже не посмотрел на Тиму, перегнувшись, открыл изнутри дверь. Сашенька села в машину.

– Ты куда? – удивился Тима.

– Прости! – сказала Сашенька. – И Витьке скажи – пусть простит меня!

Машина тронулась.

– Стой! – попытался руками остановить ее Тима. – Подожди, ты куда? Не надо, Сашенька! Не надо!

Догнать машину он не мог…

Сашенька стояла посередине комнаты в квартире Виктора Борисовича. Она была смущена и подавлена. Виктор Борисович расхаживал, засунув руки глубоко в карманы брюк.

– Ну что будем делать? – прервал он молчание.

Девушка пожала плечами, рассматривала ковер под ногами.

– Как теперь будем расплачиваться? – Виктор Борисович остановился возле нее.

Она молча стала медленно раздеваться. Виктор Борисович нахмурился, молча наблюдая за ней.

Сашенька почти совсем разделась. Оставшись в трусиках и тоненькой маечке, она поежилась и взглянула на него.

В дверь позвонили. Сашенька вздрогнула.

Виктор Борисович пошел открывать дверь. На пороге стоял Витя.

Виктор Борисович недобро усмехнулся.

– Мадам, ваш Ромео пришел за вами. Я правильно понял? – повернулся он к Вите.

Тот молчал и продолжал смотреть на Сашеньку.

– Как говорится, вечер перестал быть томным. – Виктор Борисович поднял одежду Сашеньки, бросил ей. – Оденься и собери свои вещи.

Сашенька прикрылась скомканной одеждой и выбежала в комнату.

Виктор Борисович остановился напротив Вити.

– Забирай ее, – сказал Виктор Борисович. – Она предпочитает тебя. Женщины очень странные, – пожал он плечами, – выбирают слабых, убогих, нищих. Жалеют, видимо.

– Да, они очень странные, – в тон ему ответил Витя. – Пренебрегают старыми, немощными. – Он засмеялся.

– Чем гордишься? – усмехнулся Виктор Борисович. – Молодость – проходящая штука, причем проходящая очень быстро. В моем возрасте ты будешь в лучшем случае скучным клерком на твердом окладе. Связей в киношном мире у тебя нет. Мальчик ты, может, и талантливый, да не пробивной. И чего ты предложишь, кроме своей смазливой мордахи? Ты забрал ее у меня и стал играть в казино. Так? Ты нажил кучу врагов и долгов, которые, кстати, я погасил. О! Не благодари меня. Еще неделя-две – и ты снова пойдешь играть. Щенок, – беззлобно бросил Виктор Борисович. – Никчемный, глупый щенок. Способный тявкать от страха и гоняться за своим хвостом. Забирай ее! Она все равно от тебя уйдет.

У Вити желваки заходили, сжались кулаки.

– Да я… – заскрипел он зубами.

– Что ты? – откровенно насмехался Виктор Борисович. – Что ты можешь? Ты ноль, пустое, бесполезное ничто. Ты девку прокормить не способен, воровать отправляешь. Что ты можешь?! Кусаться? Щенок! Хоть раз докажи, что у тебя в штанах не морковка, что ты мужик, докажи! – Было понятно, что он бросает вызов, провоцирует парня.

– Я докажу! – сквозь зубы процедил Витя. – Я докажу тебе – в этот раз ничьей не будет! Я докажу, потому что я – победитель!

– Не забывай, что меня тоже зовут Виктором, – смеялся Виктор Борисович. – Я тебе даже заплачу, если докажешь мне, если переплюнешь меня хоть в чем-нибудь. Хорошо заплачу. Денег тебе дам на твое кино, во! Не, правда дам, только ты соверши поступок!

– Хорошо! – криво улыбнулся Витя. – Вы у меня еще увидите!

Вошла Сашенька, одетая, с сумкой в руках.

– Уходим. – Она взяла Витю за руку, потянула к выходу.

Он вырвал у нее свою руку, но к выходу пошел. У распахнутой двери квартиры остановился и оглянулся на Виктора Борисовича:

– Я докажу, обязательно докажу, чего бы мне это ни стоило!

– Значит, пари? – ухмыльнулся Виктор-старший. – Саша, я прощаюсь с тобой, но ненадолго. Он все равно проиграет этот спор!

Витя стоял на крыше общаги. Ветер трепал его волосы. Он зло курил и смотрел вверх, в небо. Рядом уныло тянул очередную арию Робертино.

– Умолкни, – приказал Витя, не оборачиваясь.

– Может быть, вот это?

Робертино попытался запеть другую.

За большой трубой на крыше прятались Тимур и Сашенька, тревожно поглядывая из-за угла на Витю.

– Холодно тебе, иди, – уговаривал ее Тима.

– Не уйду, – отмахнулась Сашенька.

– Замерзнешь, ветер.

– Я замерзну, ладно, а вот он замерзнет, уже хуже. – Сашенька погладила себя по животу, который, конечно же, еще не был заметен.

– Кто «он»? – ошалел Тимур.

– Мальчик или девочка. Я раньше думала, это уродство страшное и я не смогу, а теперь это уже совсем мне не кажется уродством.

– Са-ша! – ошалело прошептал Тимур, подполз к ней ближе, обнял, как ласковый брат.

– Не вовремя, – оправдывалась она, – я знаю, но в жизни же все так.

– Можно… Можно теперь поцеловать тебя? – спросил Тимур.

Он прикоснулся к ее щеке.

– Я куплю ему детскую железную дорогу, когда он подрастет. У меня ее не было, а я мечтал, – улыбнулся Тима. – У него все-все будет. Я, Саша, почему-то думаю, что у тебя родится мальчик!

– Я тоже, – грустно улыбнулась она.

Витя в это время медленно двинулся к краю крыши. Робертино шел за ним, шагал опасливо, но не прекращая петь.

Там внизу уныло спешили люди, ползли по рельсам трамваи.

Витя подошел к самому краю, тогда Робертино издал испуганный писк. Саша и Тима выскочили из-за трубы, кинулись к Виктору.

– Витя, – орал Тимур, – стой, стой, тебе говорят!

– Витенька, не надо, – кричала Сашенька.

Он резко и зло обернулся, пошел им навстречу:

– Шпионите? А ну пошли отсюда, оба! И ты пошел, – кивнул он Робертино. – Что, думали, вниз полечу? Во! Убирайтесь к чертовой матери, чтоб рож ваших не видел. Я – победитель! Имя у меня такое – Виктор!

Витя вошел в большой пустой лифт общежития, нажал кнопку. Дверь закрылась, цифры медленно менялись по возрастающей.

Витя ударил кулаком по стене лифта.

– Дерьмо, – шептал он. – Старый хрен, я тебя сделаю, сделаю. – Он бил кулаком в стену, удары сыпались один за другим. – Ублюдок, тварь!

Неожиданно лифт остановился, дверь открылась, вошли трое. Они удивленно взглянули на Витю и продолжили весело о чем-то разговаривать.

Витя стоял лицом к стене. Лифт вновь остановился.

– Вы не выходите? – окликнул его женский голос.

Витя повернулся, посмотрел на улыбающееся девичье лицо. Взгляд его скользнул ниже и остановился на красивой броши в виде шпаги, пронзающей ткань блузки. Витя замер.

Девушка засмеялась вместе с другими, отчего шпага зашевелилась, искусственные камни на ней заискрились.

– Эй, – слегка толкнула в плечо Витю девушка, – потрогать не хочешь?

Витя очнулся, стремительно вышел из лифта, сопровождаемый смехом. Он шел по коридору четкими твердыми шагами принявшего решение человека.

Сашенька и Тима шли по парку. Ярко светило солнце.

– Ты домой не торопись, – сказал Тима, – пусть он побудет один.

– А я и не тороплюсь! Сегодня очень счастливый день. У меня только в детстве был один такой день, когда на елке мне куклу подарили. Счастливый потому, что теперь, кроме меня, мою тайну знаешь ты. И ты ее раньше времени никому не расскажешь!

– Нет, конечно! А день сегодня очень хороший, – согласился Тима. – И тайна твоя замечательная! Давай запомним этот день крепко-крепко. – Он даже зажмурил глаза. – Как мы гуляли, как в магазин ходили.

– И как потерялись в магазине, – засмеялась Сашенька.

– И как нашлись, – тоже засмеялся Тима. – Как хорошо, что мы вообще нашлись в жизни… И как хорошо, что ты мне все рассказала! Теперь нам всем понятно, для чего мы живем!

Сашенька мягко улыбнулась и взяла Тиму под руку.

Витя мерил шагами комнату.

– Где ты была? – закричал он на вошедшую Сашеньку.

– Мы… мы… – растерялась она.

– Не мы, где ты была?! – кричал Витя.

– Гуляла. – Сашенька испуганно оглянулась на Тиму.

– Ты чего? – удивленно выглянул из-за ее плеча Тима. – Мы в магазин ходили, гуляли немножко.

Витя зло взглянул на него.

Сашенька стала распаковывать покупки.

– Ты что там говорила про оружие? – подойдя к ней, Витя развернул ее к себе за плечо.

– Какое оружие? – испугалась Сашенька.

– Ну старинное, у хрыча твоего, – поморщился Витя раздраженно.

– А… – удивилась Сашенька. – Коллекция у него есть, старинного оружия – аркебузы, кинжалы, мушкеты всякие.

– Ты уверенна, что коллекция дорогая? – глаза Вити загорелись.

– Он ерунды не держит. Дорогая. А зачем тебе? – она вся потянулась к Вите, обрадовалась вниманию, ведь последнее время он почти ее не замечал и почти не говорил с нею.

– Надо, – жестко остановил ее Витя. – Где коллекция хранится?

– В офисе, – сникла Сашенька. – Охраняют ее. Ограбить решил?

– Неважно.

Витя грубо взял ее за руку, подвел к столу, кинул лист бумаги.

– Рисуй, где коллекция, где охрана.

– Не помню я, – сопротивлялась Сашенька. – И рисовать не умею.

– Как умеешь, – крикнул Витя. – И вспомнишь, поняла! Ты меня хорошо слышишь?

Сашенька обиженно отвернулась от него, но рисовать стала.

На бумаге появлялся неумело нарисованный план здания.

Витя стоял за деревом и наблюдал за воротами небольшого особняка. В ворота въехала иномарка его противника. Виктор Борисович вошел в офис. Охраны не было видно. Витя что-то отметил на листке с планом, пошел в обход здания.

С другой стороны дома был глухой забор, виднелись только освещенные окна второго этажа, закрытые изнутри жалюзи. Но сквозь полоски было заметно перемещение людей. Витя достал театральный бинокль, посмотрел на окна. Сделал еще пометки на листке.

– Я не пойду с тобой, – орал Серега – могучий оператор. – Мне нельзя в тюрьму, у меня мама пенсионерка в Саратове.

– Я тебя не в тюрьму приглашаю, – огрызнулся Витя. – Дело верное. Мы так все спланировали – комар носу не подточит! Это же не уголовное воровство! Мы просто стырим коллекцию, а потом отдадим. Главное, что если это удастся, он профинансирует наше кино! Будь уверен!

– Я уж видал твои планы! – рыкнул Серега. – Мы уже и в гости к нему домой ходили! Ну и чего – привез ты к себе его бабу. А толку? Ни сам с ней не живешь по-людски, ни ему не отдаешь.

– Не твое дело!

– Вот и офис грабить – не мое дело. Не пойду.

– Тьфу, – в сердцах плюнул Витя. – А с кем я пойду, с бабой или с этим, который ни на что не способен, – кивнул он на Тиму. – Хорошо. А машину достать можешь? Легковушку, но вместительную!

– Могу, – вздохнул Серега, – Слышь, ты б лучше снимал детективы, чем играть в них в натуре!

– Еще успею! – огрызнулся Витя. – Ты за меня не волнуйся!

Машину вел молодой человек с «непробиваемым лицом». В машине играла музыка.

– Будете? – он предложил сигарету своей спутнице, сидящей на переднем сиденье.

– Нет, нет, спасибо, я не курю! – сказала Сашенька.

– Мне нравятся некурящие женщины. У американцев здоровый образ жизни прежде всего. Прямо культ здорового образа жизни.

– Ага, – кивнула Сашенька, – в здоровом теле – здоровый дух. На самом деле – одно из двух.

Парню понравилось, он рассмеялся от души.

– Ну вот и приехали, – сказала Сашенька, указывая на громоздкую «сталинку» с огромным дверями подъезда.

Машина притормозила, но выходить Сашенька не торопилась.

– Я позвоню как-нибудь? – нерешительно спросил водитель. – Диктуйте свой мобильный!

– Нет, – сказала Саша, – лучше я вам! Давайте я запишу ваш телефон!

Она отбросила юбку с колена и молниеносно, без стеснения записала его телефон на колготках. Парень явно повеселел, он смотрел на нее ошалевшими глазами.

– Позвонишь, да? Я буду ждать.

– Только не разыскивай меня. У меня родители строгие, ужас.

– А мне нравятся строгие родители, – улыбнулся парень. – У тебя папа что, профессор?

– Нет, – обиделась Сашенька, – профессор – мама, а папа академик, почти нобелевский лауреат. – И выпорхнула из машины, кинув «позвоню».

Машина отъехала, и по мере ее удаления улыбка сходила с лица девушки.

Водитель, который подвез ее к «родительскому дому» был не кто иной, как охранник офиса Виктора Борисовича. Знакомство с ним было первым шагом их дерзкого плана. Благо, этот парень недавно работал у ее бывшего. Если он и видел Сашу с Виктором Борисовичем, то только однажды и лица не вспомнил.

Она была для него просто симпатичной девицей, что «проголосовала» на улице и попросила подбросить до дома.

Так было задумано…

Стол был усыпан сигаретами, разорванными пачками. На расстеленной газете – горка табака. Тима старательно потрошил сигареты. Сашенька сидела рядом, вязала.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она, понаблюдав за Тимой.

– Чтоб следы замести, – прошептал заговорщически Тима. – Собаку пустят по следу, а она не учует запах.

– Ты где этому научился? – улыбнулась Сашенька.

– Дома, у нас же граница рядом. С детства рассказы про нарушителей слышал, они всегда так делают.

– Надо же, – удивилась Сашенька, – никогда не слышала. А страшно у границы жить?

– Нет. Граница от нас не очень близко. Я ни одного пограничника не видел, тем более шпиона. Но рассказывали о них много.

Дверь резко распахнулась, стремительно вошел Витя.

– Клофелин достала? – требовательно, почти с угрозой спросил он Сашеньку.

– Достала, – испуганно кивнула она.

Витя резко захлопнул за собой дверь.

Сашенька вздрогнула.

– А зачем клофелин? – не понял Тима.

– Охранникам подлить, – шепотом пояснила Сашенька, – чтоб уснули.

– Не надо клофелин, – испуганно зашептал Тима. – От клофелина помереть могут, я слышал.

– А как же без клофелина? – все так же шепотом растерялась Сашенька. – Нас же схватят.

– Ты не ходи, – взмолился Тима. – Саша, милая, не нужно! Скажи ему, что не нужно! Лучше уедем, Саша! Все вместе! Ко мне домой поедем, на край света поедем! Мир большой, Саша! Еще много всего будет… может быть…Ты ребенка родишь, мы его воспитаем – хорошего мальчика! Только скажи, что ничего делать не будем, никуда не пойдем!

– Ты запомни, – тихо сказала Сашенька, – куда Витька – туда и я. Как прикажет, так и сделаю. Я люблю его, понимаешь?

– Тогда и я с тобой, – сник Тима. – Только… Не надо клофелин, давай снотворное дадим, сильное. Я однажды таблетку выпил – три дня спал, родедорм называется. Я принесу, Саш!

– Ладно, – кивнула она. – Витьке ни слова. Точно, сильное?

– Башкой клянусь!

Легковушку, которую на день достал им Серега, вел Витя. Сзади сидели Тима и Сашенька. И еще там лежал большой пустой чемодан.

– С этим чемоданом, – сказал Тима, – я пять лет назад в Москву приехал. Тогда была весна, цвели вишневые деревья.

Витя криво усмехнулся. Сашенька сидела ни жива ни мертва. Она была сильно накрашена и разодета, как в пору житья с Виктором Борисовичем.

– Знаешь, – продолжал Тима, – есть такой японский поэт Басё, у него все стихи в три строчки. Он пишет: «В гостях у вишневых цветов я пробыл ни много, ни мало – двадцать счастливых дней».

– Ты на Басё только глазками и похож, – обозлился Витя.

– И на том спасибо, – согласился Тима. – А японцы говорят: «Вишневый цвет – это сердце мужчины». Почему не сливовый, не яблочный, а именно вишневый? Мне кажется, мы едем в отпуск на Черное море, которое я ни разу не видел.

– Кончай базар! – отрубил Витя.

– Остановись, – сказала Сашенька, – я здесь такси поймаю.

Выходя из машины, она молча и крепко сжала руку Тимы.

– Я буду за тебя молиться! – сказал он тихо.

Сашенькин «ухажер», охранник офиса Слава, тот самый, что подвозил ее пару дней назад, смотрел в окно. Он увидел подъезжающее такси:

– Мужики, приехала!

Несколько ребят подошли к окну.

– Ничего, – оценил кто-то выходящую из машины Сашеньку.

Она шла к дверям – необыкновенно эффектная и очень уверенная в себе.

– Скажешь тоже – «ничего», – обиделся Слава, – баба класс!

– А это попробовать надо, – хохотнул напарник.

– Э! Баба моя, я с ней познакомился! – отрезал Слава.

Старший из охраны проходил по комнатам офиса, гремя ключами. Мягкие тяжелые шаги по ковровому покрытию.

Сашенька, Слава и еще двое ребят-охранников сидели в одной из комнат на диване у работающего видика. Шел захватывающий боевик, где супергерой за пару секунд перестрелял половину своих врагов.

– А где обещанное? – спросила Сашенька.

– Ой, Володя, сгоняй в холодильник, – вспомнил Слава.

– Щас, – и Володя, пятясь, чтобы не пропустить кровопролитие на экране, двинулся к холодильнику.

Супергерой на экране остался один и перестрелял всех начисто, опустил автомат и утер пот со лба. Он улыбался широко и радостно. И также широко улыбался счастливый Володя, держа в руках девственную, завернутую в целлофан упаковку пивных банок.

– Это, между прочим, не дерьмо из киоска, а настоящее баварское. Из настоящей Баварии, – Слава подсел к Сашеньке поближе. – Вот, попробуй! Нам шеф привез, он туда часто по делам мотается.

– А вы, – спросила Сашенька, – вы будете?

– Да можно, – пожал плечами один, – завтра выходной.

– Можно, – согласился Володя. – Немного.

– Ну, – Слава открыл баночку, – только аккуратно, без следов. Фирма у нас серьезная, пьянок не любит. Дисциплина.

– Понимаю, – кивнула Сашенька.

– Слушай, – повернулся к ней Слава, – меня преследует одна мысль. Где-то я тебя видел.

– Во сне, – сказала она, улыбаясь.

И чокнулась с ним пивной баночкой…

Витя сосредоточенно держал руль, на дорогу смотрел с остервенением.

Тима жевал большой бутерброд.

– Жри, – сказал Витя, – тебе предстоит тяжелый активный труд. Это не стихи читать чужим бабам.

Тима поперхнулся и долго не мог откашляться.

Охранники пили пиво. Банка открывалась за банкой.

На экране видео пела и танцевала чернокожая певица.

Сашенька, поняв, что ее час пробил, встала и, танцуя, пошла по комнате. Она копировала движения певицы и получалось у нее ничуть не хуже. Парни хлопали в такт музыке. Она подходила то к одному, то к другому, словно поддразнивая их. Бдительность, пусть ненадолго, покидала стражей порядка. Они кайфовали. Улыбаясь, Сашенька брала из их рук пивные баночки и, также улыбаясь, возвращала их обратно. Именно в танце творила она свое главное действие – быстро насыпала снотворное. Охранники продолжали пить пиво.

Только Слава не пил и все смотрел на нее, пытаясь вспомнить – где же он видел это лицо!

…Было уже совсем темно, когда Витя с Тимой затормозили недалеко от офиса.

Витя спрыгнул, оглянулся, вокруг – никого. Машину поставили за густыми деревьями, ее практически не было видно.

– Рановато, – сказал Витя и посмотрел на окна офиса.

На втором этаже горел свет. Витя посмотрел на часы.

– Да нет вроде, не рано. Что же она там копается?

Тимур угрюмо молчал.

– Что, язык скушал? Не молчи.

Видно было, что Витя нервничает.

– Черт, да что же она так долго?

– Делает, что было приказано, – тихо отозвался Тимур, – она тебя всегда слушает.

На экране видика шла теперь крутая эротика. Однако охранники зевали и глядели невнимательно. Упаковка пива была опорожнена. Только Слава бодрствовал. Он неотрывно глядел на Сашеньку, а она на экран. В руках у него была баночка пива.

– Что ж ты не пьешь? – спросила она.

– Да не люблю я его.

– А что ж ты любишь?

– Тебя, – усмехнулся Слава.

– Так быстро?

– Ты красивая.

Он подсел к Сашеньке, погладил ее шею пальцами, но она не двинулась с места.

– Гляди, как ребят с пива разморило, – усмехнулся Слава и вдруг встал.

– Куда? – спросила она.

– Пошли. Есть кое-что получше пива. Для тебя.

– А ты будешь? – поинтересовалась Сашенька.

– Я пью за победы в жизни, и то не на работе.

– Пойдем, – сказала она и резко встала.

Он шел первым, она за ним. На секунду она остановилась у окна, вгляделась в темноту деревьев. А потом шагнула в комнату вслед за Славой.

Это был маленький уютный кабинет с большим диваном и не ярко горевшим торшером. На столе – шампанское, конфеты и два бокала.

– У вас все предусмотрено, – усмехнулась Сашенька.

– Заходи, дорогая Илона.

Саша не сразу поняла, в чем дело, а потом вспомнила, что надо откликаться на это имя, ведь она именно так представилась Славе и его товарищам.

…– Черт, еще одно окно загорелось, – удивился Витя. – Что бы это значило? Время, время! У нас его мало! Чего она там копается?

– Сам ты черт, – взорвался Тима, – настоящий черт! Шайтан проклятый! Куда ее втянул, зачем? Она тебя любит, а ты – говно!

– Что?!

– Ударь, ну, попробуй!

Витя замахнулся:

– Сволочь! Операцию сорвать хочешь? Всю жизнь мне исковеркать? Думаешь, я не вижу, как ты на нее смотришь своими узкими глазками? Думаешь, я слепой? Но только не видать тебе ее никогда как собственных ушей!

– Мне главное, чтобы ей было хорошо! – крикнул Тима. – А тебе на нее плевать!

Тима первый кинулся на обидчика, опрокинул его. Они почти беззвучно катались по земле прямо возле колес машины, вцепившись друг в друга насмерть…

…А в комнате Слава, повалив Сашеньку, пытался сорвать с нее платье.

– Нет, пожалуйста, прошу тебя, уйди!

– А кто мой телефон на колготках записывал? – заводился Слава. – Кто звонил, умолял о встрече? Кто приехал ко мне ночью? И вдруг не хочешь? Что за глупости, Илона?

Она лежала на диване, он крепко пригвоздил ее, держа запястья ее рук.

– Может, ребят позвать? Мне-то будет полегче, а тебе труднее. Ну как?

– Не надо, – глухо сказала она и перестала сопротивляться.

– Умница девочка.

Он навалился на нее всем телом, быстро расстегивая одежду на себе и на ней. В полутьме было видно ее лицо, искаженное ужасом. Но Слава этого не замечал…

…Сашенька встала покачиваясь. Разомлевший Слава лежал на диване. На секунду он отвернулся к стене. Девушка вытащила из кармашка еще один пакетик с порошком и сыпанула его в бокал. Потом откупорила шампанское, пена стекла к ее ногам. Налила полный до краев бокал, протянула.

– Ну, за победу!

Она стояла перед ним растрепанная, в растерзанной одежде, дышала тяжело. Он взял фужер.

– А ты?

– А я так, – и жадно стала пить шампанское прямо из горлышка. – До дна, – сказала она Славе, увидав, что он только отпил глоток.

Он хитро посмотрел на нее.

– А повторим?

– До дна, я сказала. Повторим.

Потом она двинулась к окну и не заметила, как Слава ловко выплеснул содержимое бокала на ковер.

…Тима и Витя тяжело дышали после схватки.

– Эх ты, она же сына ждет, – вздохнул Тима.

– Какого сына? – не понял Витя.

– Обыкновенного! Маленького! Который потом научится говорить! – Тима встал отряхиваясь. – Твоего!

– Врешь! – Витя вскочил.

– Зачем врать? Сам спросишь.

– Стой! Смотри, свет потух.

И действительно, свет на втором этаже погас. Это было сигналом.

…Сашенька открыла им дверь офиса.

– Все в порядке? Ну, веди! – Витя даже не посмотрел на нее, но Тима увидел Сашенькино лицо, полуразорванное платье…

– Саша, Саша, что такое?

– Прекрати, не до этого, – грубо оборвала она. – Прямо по коридору, на второй этаж.

Они взбежали по лестнице, быстро миновали длинный коридор. Сашенька шла впереди, замыкал шествие Тима с огромным чемоданом.

Она отворила дверь кабинета.

Первым вошел Витя. Он увидел… стену, увешанную старинным оружием. Великолепные шпаги, ружья, кинжалы…

Витя присвистнул:

– Молодец, старик! Губа не дура. Ну что, конкистадоры, вперед!

Они грузили оружие в чемодан и в две дорожные сумки, извлеченные из чрева чемодана. Одну из шпаг Сашенька задержала в руках.

– Смотри, – тихо сказала она Тиму.

Вытащила шпагу из ножен и показала рисунок на клинке.

Это было поле, усеянное трупами. И одинокая фигура. Французский солдат, опустившийся на землю, в немом отчаянии закрывал лицо руками.

– Мастер из Златоуста Иван Бушуев сделал. Наш, не немец какой-то.

– Вы что, офанарели? – рявкнул Витя. – А ну быстрее!

– Донесете? – спросила Сашенька, когда сумки и чемодан были наполнены оружием. – Я проверю спящих красавцев.

Парни взвалили на себя ношу и двинулись к выходу. Бушуевскую шпагу Тима почему-то нес в руках.

Сашенька бежала по коридору.

Охранники спали у телевизора.

Она заглянула в маленькую комнату, где лежал Слава. Но Славы не было. Сашенька в ужасе метнулась из комнаты. Слава выскочил из-за угла внезапно, зажал ей рот ладонью, прижал к себе. В другой руке у него был заряженный пистолет.

– Что, сучка, клофелин мальчикам добавила? Теперь я вспомнил, в каком сне тебя видел. Ты баба нашего шефа, приезжала сюда с ним, а как он тебя кинул, так грабануть решила?

Сашенька мычала, вырывалась.

– Погоди, – Слава поволок ее за собой обратно в комнату. Потянулся к телефонной трубке. – Сейчас позвоним куда надо.

Она укусила его ладонь, вывернулась, успела закричать.

Крик услышал Тима.

– Витя, там Сашенька!

– Да брось ты, неси!

Но Тима со шпагой уже несся по офису на ее крик. Его нельзя было остановить.

В комнату он ворвался неожиданно, словно черт из табакерки.

– Саша!

Охранник выстрелил.

Тима упал. Шпагу он выпустил не сразу. Сашенька видела, как медленно разжались пальцы, держащие золоченный эфес. От неожиданности Слава застыл на мгновение, и девушка успела изо всех сил ударить его по голове бутылкой шампанского.

В комнату вошел Витя. Сашенька не слышала, что он говорил. Все было как в тумане.

Красное пятно возле груди Тимы расползалось по полу.

Витя просил о чем-то, умолял, тащил ее за собой, но она ничего не видела.

Только клинок шпаги, лежащий в лужице крови.

Автомобиль несся по шоссе. Витя гнал. Она ничего не могла произнести. И пошевелиться не могла. Говорил он – длинно, путано, бессвязно. Пытаясь заглушить рев мотора и свистящий ветер, врывающийся в окна.

– Саша, миленькая, он сам виноват. Додумался дать им просто снотворное. Я это понял. Потерпи же, родная, все будет хорошо. Мы ему памятник поставим. И дом свой все равно построим. Я все сделаю, чтоб ты не ушла от меня. Я сумел, понимаешь, сумел доказать твоему Кащею, что я тоже на что-то способен! И я еще докажу – всем, всем! Я знаю про сына, он, Тима, мне сказал. Саша, теперь я буду жить для него и для тебя… Честно!

– Нет, – покачала она головой.

– Почему – нет?

– Останови! Купи мне поесть. И воды. Только сюда принеси.

На дороге кафе, где торгуют шашлыками и напитками. Оно всегда открыто – днем и ночью.

– Я сейчас, – обрадовался Витя и выскочил из машины.

Он подбежал к шашлычнику, колдующему над углями мангала.

– Шашлыка две порции. Пепси. И если есть – сладкое.

– Почему нет? Все будет.

Мясо аппетитно жарилось на углях. Витя рассчитывался с шашлычником.

– Сдачи не надо, оставь себе.

Груженный едой и бутылками, он понесся обратно к машине.

Но там Сашеньки не было.

– Саша! – закричал он, поняв все сразу. – Саша!

Нигде не было Сашеньки – ни в машине, ни на дороге. Нигде. Он остался один. Внезапно его осенило. Он бросил на дорогу еду, кинулся в машину, открыл чемодан, быстрым движением дернул «молнию» сумки.

Оружие лежало на месте.

Клинки холодно и зловеще светились в темноте салона автомобиля.

– Саша!!!

Оружие лежало на полу в квартире Виктора Борисовича.

– Две любви у меня в жизни было. Она и эти клинки. Тебе этого не понять.

Они сидели за кухонным столом – Виктор Борисович и Витя. Напротив друг друга.

И старались не смотреть друг другу в глаза.

– А пари ты выиграл, – сказал Виктор-старший. – Держи, победитель!

Он положил на стол деньги. Много денег.

– Я всегда плачу свои долги. Такое вот воспитание. Хватит, надеюсь?

Витя отвернулся.

– Все будет нормально, – понизил голос хозяин дома. – Друг твой убит при попытке ограбления – официальная версия. Он был один. Не нервничай, милиция уже дело свернула. А Саша… Глупо, но я ведь даже адреса ее не знаю.

Витя поднял глаза. Они впервые поглядели друг на друга. Ненавидя, понимая, сочувствуя.

– Ее больше не будет, – сказал Витя.

– Я знаю. Ни для тебя, ни для меня…

Витя медленно вошел в свою комнату, осмотрелся.

На диване лежали свитер и джинсы Сашеньки, из-под вещей выглядывало неоконченное вязание. В углу валялись рукописи Тимы. Титульный лист сценария «Победителей не судят».

В коридоре раздался шорох. Витя резко обернулся.

– Робертино!

Тот появился в проеме двери, посмотрел на Витю, как на чужого.

– Робертино!

Витя вынул из карманов пальто пачки денег и протянул ему. Но сосед быстро скрылся.

– Робертино! – умоляюще прокричал Витя. – Робертино! – отчаянно звал Витя. – Робертино! – он кинулся к стене и колотил в нее кулаками. – Открой мне, пожалуйста! Поговори со мной! Пусти меня!

Но сосед не открывал. Точно знал о нем всю правду.

Витя швырнул деньги на пол и топтал их ногами, а потом снова колотил в стену. Но тщетно.

Он метался по комнате, бил и крушил все, что попадалось под руку – стулья, посуду, рвал вещи, беснуясь…

И наконец сел на пол, закрыл лицо руками. Точно тот нарисованный на клинке солдат…

Сашенька ехала в рейсовом автобусе. Без вещей, налегке. Было раннее утро. На шоссе пусто. Сашенька сидела рядом с водителем. взрослая, мудрая женщина. Она закрыла глаза, потому что на дороге должен был появиться знак «МОСКВА». Открыла их, когда они выехали за черту города.

– Ну вот и все! – вздохнула она. И перестала глядеть на дорогу, повернулась к водителю.

– Домой, что ли, едешь? – спросил водитель. – Соскучилась по дому-то?

Девушка кивнула.

– У нас воздух чище и вода…

– Так ведь в сто раз скучней, чем в Москве! – улыбнулся водитель.

– Это не страшно. У меня сын скоро родится. Я ему железную дорогу куплю, чтоб он игрался.

– А почем знаешь, что пацан родится, не девочка?

– Знаю. Точно знаю. Я загадала.

– Чего, и имя придумала? – засмеялся водитель.

Сашенька опять посмотрела на дорогу. Помолчала. И тихо ответила:

– Конечно. Тимкой я назову его. Тимуром…