"Разведывательно-диверсионная группа. «Индеец»" - читать интересную книгу автора (Негривода Андрей Алексеевич)Глава 7Японское море считается одним из самых коварных морей на нашей планете. Штормы, циклоны и ураганы свирепствуют здесь круглый год. Даже страшно себе представить, сколько кораблей покоится на его дне, сколько моряков утонуло в его негостеприимных водах, сколько прибрежных поселков было затоплено и разрушено его гигантскими волнами. И с каждым годом море продолжает забирать новые и новые жизни. Не зря его окрестили вторым Бермудским треугольником. Хотя, в отличие от Карибского, Японское море куда безжалостнее к тем, кто осмелился выйти в его воды. Для середины сентября небо над нейтральными водами Японского моря было на удивление ясным. Лишь кое-где на синеве просматривались небольшие обрывки белоснежных облаков. Слабый ветер неторопливо тянул их по небу. Он словно играл с ними – то разгонял их в стороны, то сбивал в большой ватный ком. Высоко в небе, цепляя крылом ошметки облаков, летел американский военно-транспортный самолет «Геркулес». По серебристому фюзеляжу самолета, подгоняемые встречным ветром, скатывались почти закристаллизовавшиеся капли воды. Ледышки хрустели и трещали, отбивая по металлу рассыпчатой дробью. В заиндевевший иллюминатор, наполовину завешенный шторкой, смотрело бледное лицо в роговых очках с толстыми линзами. Очкарик задумчиво кусал нижнюю губу, время от времени переводя взгляд на пожилого мужчину, сидевшего в кресле напротив него. Поседевший мужчина в генеральской форме с важным видом пыхтел сигарой, выдыхая клубы дыма прямо на табличку «No smoking». Он то и дело причмокивал толстыми губами, издавая похожие на коровье чавканье звуки. На гладко выглаженной военной форме без лишней скромности блестели ордена, врученные за военные кампании в Панаме, Ираке и Афганистане. Про таких принято говорить – прошел огонь и медные трубы. Рядом с высокорослым генералом худощавый и сгорбленный очкарик выглядел просто убого. Он не мог похвастаться ни мускулами, ни орденами, ни количеством убитых солдат противника. Но всего этого ему и не надо было. Очкарик всю свою жизнь посвятил совершенно другой работе, на первый взгляд не имеющей ничего общего с военным делом. Майкл (так его настоящее имя – Михаил – произносили теперь на американский лад) Бауман был ученым от бога. Он уже успел сделать в своей научной области – климатологии – не одно открытие. Правда, все его достижения, в отличие от открытий других ученых, не придавались огласке и не были известны всему научному миру. Все, чем он занимался, держалось в строгой секретности и являлось государственной тайной Соединенных Штатов Америки. Это немного угнетало Майкла Баумана, но для него, человека творческого, был важен сам процесс, а не конечный результат исследований. Хотя, без сомнений, попади его открытия на страницы научных журналов, выступи он на нескольких конференциях, ему непременно присвоили бы престижную премию. Одним словом, Бауман был одним из ученых-невидимок, темной лошадкой, проводящей для Пентагона секретные исследования. Его работа обязывала вести отшельнический образ жизни, который вмещался в простую трехзначную формулу: работа – дом – работа. Любое отклонение от этого графика было невозможным. Специально приставленные к нему люди следили за каждым его шагом, вели круглосуточное наблюдение, фиксируя все происходящее возле его дома на камеру и отражая в своих ежедневных отчетах. Такой работе точно не позавидуешь, пускай и получаешь за нее неплохие деньги. Но все же жаловаться на существующий порядок вещей Майклу Бауману было грешно. Вся его жизнь могла сложиться куда плачевнее, не согласись он в свое время на одну авантюру. По теперешним документам Майкл Бауман якобы родился в небольшом провинциальном городке штата Иллинойс, окончил университет в Филадельфии по специальности климатолога, прослужил в армии и был принят на работу в научно-исследовательский институт имени Джефферсона. Но так гласила лишь официальная версия и карточка налогоплательщика. Настоящую же, полную правду знали только два человека – он сам и седовласый генерал Хаутауэр. На самом деле ученый родился не в каком-то там провинциальном городишке штата Иллинойс, а в самой что ни на есть столице, к тому же не Соединенных Штатов Америки, а России. Некогда коренной москвич Михаил Новосядов, переехавший после распада Советского Союза в США и получивший там документы на имя и фамилию Майкла Баумана, трудился в одном из столичных НИИ. Такую фамилию – Бауман – он выбрал себе сам. Ее носила до замужества его мать. В начале девяностых, когда страну охватил кризис, институт расформировали. Как это обычно бывает, оставшийся без работы человек пристрастился к спиртному. Хватило всего одного года, чтобы ученый превратился в хронического алкоголика. А когда от него ушла жена с ребенком и пришлось разменять квартиру, Михаил Новосядов вообще запил по-черному. За долги ему пришлось даже продать свою комнату в коммуналке и переехать жить на дачу. Казалось, что на этом нормальная жизнь ученого закончилась, и началось бесцельное существование. Но в одно прекрасное утро, проснувшись после очередной попойки, Михаил твердо решил начать новую жизнь. В те времена в России и на просторах бывшего Советского Союза активно проводил свою спонсорскую деятельность небезызвестный фонд Сороса. Американский миллиардер целенаправленно искал талантливых, творческих людей, труд которых на родине стоил сущие копейки. Взамен жалкого существования он предлагал им гранты на продолжение уже готовых разработок. В перспективе, если разработки находили желающих их финансировать в полном объеме, появлялся шанс получить хорошую работу, зарплату, жилье, но, естественно, при условии, если ученый переезжал на постоянное местожительство за границу. В этот фонд в далекие девяностые и подал заявку Михаил Новосядов. Не прошло и месяца, как ему пришел положительный ответ. Не раздумывая, ученый тут же покинул родину. В США его таланты по достоинству оценили и взяли на высокооплачиваемую работу. Тогда он еще и предположить не мог, что его исследованиями заинтересуются ЦРУ и высокие военные чины из Пентагона, один из которых сидел сейчас напротив него. – Кто бы мог подумать, мистер Бауман? Это просто превосходно, – не мог нарадоваться генерал, – у русских начались серьезные проблемы. – Военный протянул ученому стопку распечаток-фотоснимков, от которых попахивало свежим картриджем: – Полюбуйтесь, мистер Бауман. Это настоящий прорыв в деле развития климатического оружия. Майкл молча и без особого энтузиазма пролистал фотографии, после чего понуро опустил голову. – Что с вами? Разве не над этим вы трудились последние годы? Разве вам не приятно видеть все это? – удивился генерал. – Хотя, подождите... кажется, я знаю, в чем тут дело. – Он подался чуть вперед и положил руку на плечо ученого. – Я понимаю – жалко. Мне тоже очень жаль всех этих людей. Но вы же ученый, и кто, как не вы, должны понимать, что во имя науки можно пожертвовать многим. – Но люди ведь не подопытные крысы и кролики, – возразил ученый и с неприязнью дернул плечом. – Прекращайте переживания, мистер Бауман. Люди – людьми, а наука – наукой. И второе всегда выше первого. Ведь, не будь науки, человечество никогда бы не достигло таких технологических высот, которыми оно пользуется сегодня. А вооружение всегда было приоритетом научных изысканий. Из-под толстых линз на генерала смотрели полные усталости глаза. Испытание взглядами могло длиться еще очень долго, если бы военный примирительно не улыбнулся и не произнес: – Подумайте лучше о том, как вы распорядитесь этой кругленькой суммой, – генерал Хаутауэр порылся в нагрудном кармане и положил на стол синеватый банковский чек, – он хранится у меня уже целую неделю. Но я отдаю его вам только сейчас, потому что вы только что доказали мне свою состоятельность. Теперь я действительно верю в ваши способности. – Вы уверены? – В чем? – В своей вере. – Безусловно. – Вы человек слова. И постарайтесь вспомнить все свои обещания, данные мне. – Я помню все до единого. Синеющий на белой столешнице чек магнитом притягивал взгляд ученого. Желание схватить его и посмотреть на сумму было столь велико, что Бауман чуть было не поддался искушению. Но в последний момент, когда рука уже сама тянулась к заветной бумажке, он резко откинулся на спинку кресла и закинул ногу за ногу, сделав безразличный вид. Генерал даже немного растерялся, не ожидая от ученого подобной выдержки и терпения. – А вы крепкий орешек, мистер Бауман, – скрестив руки на груди, произнес генерал. – Но двести тысяч – это только аванс, – и Хаутауэр перевел взгляд на чек. – Только аванс, – повторил он. Названная генералом сумма пьянила разум. Ради таких денег можно было простить многие обиды и унижения. А их у Баумана к Хаутауэру за время их продолжительного сотрудничества накопилось ох как много. Но на то они и большие деньги, чтобы решать любые проблемы, в том числе и такого толка. – Представьте, что вас ждет в будущем. Ведь это только начало, – генерал испытующе смотрел на ученого. – Вам предстоит создать свою научную школу, подготовить талантливых учеников. А там можете идти и на покой. Если, конечно, захотите. Каменное лицо Баумана, казавшееся до этого непроницаемым, поддалось эмоциям: на губах появилась еле заметная усмешка, щеки покраснели, а глаза суетливо забегали по сторонам. – Я ценю вашу заботу обо мне и понимаю, как важны для вас мои исследования. И было бы глупо отказываться от предложенной суммы, – осторожно начал ученый, медленно дотягиваясь рукой до заветного чека, – но вы обещали, что я буду заниматься исключительно фундаментальной наукой – климатологией. Я и предположить не мог, что мои разработки применят в иных целях. Тем более на российской территории. – Люди – людьми, а наука – наукой, – рассуждал генерал. – И второе всегда выше первого... Или я не прав? И не надо притворяться, что вы не знали о последствиях. Ученый краем глаза посмотрел на чек и, убедившись, что там действительно значится упомянутая генералом сумма, выписанная на предъявителя, тут же спрятал его в карман. Теперь обратного пути у него не было. Этим поступком он окончательно согласился со всем тем, что уже произошло. Бауман мило улыбнулся собеседнику: – Вы не подумайте, что я недоволен тем, как со мной здесь обходятся. В частности, ваши люди. – В чем проблема? – Иногда они слишком навязчивы в том, как опекают меня. Хотелось бы, чтобы они были более, как бы это сказать… – Ненавязчивы? – Вот именно. – Тут уж я ничего не могу поделать. Ненавязчивым может быть только официант в очень дорогом ресторане. Он будет стоять у вас за спиной в течение всего вечера. Угадывать ваши желания. А вы просто не будете его ощущать. Он умеет вести себя, как мебель. – Понимаю ход вашей мысли, сэр, – Бауман поудобнее устроился в кресле. – Вы имеете в виду, что только дорогой ресторан может позволить себе держать на работе дорогих официантов? – И это тоже. Мои же люди получают не такие уж и большие деньги. Правительство вечно экономит на армии. Но каждый на своем месте стремится делать свою работу честно, Других у меня просто нет. Я ставлю задачу, а они ее выполняют, как умеют. Ваша безопасность для них превыше всего. – Вы не станете отрицать, что это иногда утомляет? Определитесь, кто вам важней. Работоспособный ученый или же те, кто за мной присматривает? – Я определился с самого начала. Мне важно, чтобы проект, над которым мы все работаем, стал жизнеспособным, и вы это отлично доказали. – Проект, проект… не люблю этого слова. В науке есть открытия и рутина. – Я что-нибудь придумаю, чтобы скрасить вашу серую жизнь, – пообещал генерал. – Только не забудьте, что я стараюсь избегать шумных мест. Слишком оживленных компаний. – Мне говорили, живя в России, работая против нас на Кубе, вы придерживались других взглядов. – Грехи молодости. Там у меня было больше желаний, но меньше возможностей. Издержки возраста. – Не скажите, желания с годами никуда не исчезают. И старые грехи иногда дают о себе знать. По себе знаю. А я прожил насыщенную жизнь. |
||
|