"НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 2" - читать интересную книгу автора (Днепров Анатолий, Войскунский Евгений,...)

ЧУЖИЕ СЛЕДЫ

Труп Гржимайло нашли на седьмой день после исчезновения. Кто-то предложил открыть бронзовый люк вакуум-камеры космотрона и посмотреть, что сделали Гржимайло и Терехин во время вечерней работы. Тяжелая крышка почему-то не отвинчивалась. Сразу все почувствовали неладное. Открыв соседний люк, следователь вместе с экспертами и представителями института влезли внутрь. Наконец из люка торопливо выполз следователь Василий Каримов, а затем… затем появилась голова мумии, ее тонкое сморщенное тело с болтающимися, как плети, высохшими руками и ногами…

— Вот вам и ваша масс-спектрометрия, — произнес Каримов, оглядывая испуганные и недоуменные лица сотрудников, которых ему прислало руководство для технической помощи. — Кто говорил, что в масс-спектрометр все время лезет органика?

Саша Самарский подумал: «Вот что может произойти с человеком в космосе». Кошмарная картина преступления стала проясняться: когда Гржимайло работал внутри тороида, кто-то захлопнул люк, после чего могучая насосная станция начала выбирать из камеры воздух…

— Хитро придумано, — сквозь зубы процедил Каримов. — Тонко, научно, бесшумно…

Он продолжил, лишь когда пришел доложить о первых результатах следствия полковнику Базанову:

— Это пока только самые предварительные наметки. Мне кажется, что преступник, убивший Гржимайло, в павильон космотрона и не заходил и оттуда не выходил…

— Что же он, до утра где-то прятался?

— Конечно, не прятался. Территорию института он покинул минут через десять после своего злодеяния.

Базанов внимательно посмотрел на следователя.

— Вы когда-нибудь были внутри «баранки»? Нет? — продолжал Каримов. — До сегодняшнего дня я тоже не бывал внутри таких машин. Я буквально ошалел, когда увидел, что там, внутри, можно не то что гулять, но даже ездить на велосипеде. Огромнейшее помещение. Простор. Равномерно искривленный металло-керамический пол…

— Да, а как пол?.. Там ведь, насколько я знаю, должна быть идеальная чистота…

— Конечно же, первое, что я увидел внутри камеры — следы на полу. Они идут к тому месту баранки, где она соединяется со вторым космотроном. Им придется долго драить и чистить внутренние стенки, пока не будет восстановлена вакуумная гигиена!

— А куда же ведут следы? Давайте разберемся, — сказал Базанов. — Нарисуйте мне, пожалуйста, схему сочленения обоих космотронов… — Каримов тщательно начертил схему, проставив все размеры. — Да, размерчики! Действительно, можно ездить на велосипеде.

— Я думаю, нет необходимости еще раз бродить по камерам, — сказал Каримов, глядя на эскиз. — Если мы там побываем, работа, которая у них и так застопорилась, задержится еще больше. Это, насколько я понимаю, форвакуумные рубашки и вентили. Они такие же, как и на первом ускорителе. И двери наружу расположены симметрично. Смотрите, сразу за вторым павильоном находится гараж. Знаете, как я представляю себе примерную картину того, что произошло с Гржимайло?

Когда Терехин ушел за замазкой, Гржимайло остался в камере и продолжал свою работу над трещиной. Так вот, как только Гржимайло остался один, преступник внезапно появился из темноты, прямо из трубы, и ударил его по голове ключом, тем самым, при помощи которого он открыл люк первого космотрона. Потом он закрыл дверь в павильон, втащил Гржимайло подальше внутрь баранки, завинтил люк изнутри и отправился обратно. Покинул баранку он так же, как и вошел, тщательно задраив люк. Потом он позвонил на насосную станцию и сообщил, что можно начинать вакуумные испытания. Я узнал мощность этих насосов. Три минуты и… все.

— Надо выяснить главное: за что он убил Гржимайло.

— Да, этого мы пока не знаем… Может, за то, что он видел его в теоретическом кабинете?..

Преступление в институте прикладной физики не давало покоя Базанову, занимало все его мысли. Вот и сегодня — не успел он утром усесться за свой стол, как тут же потянулся к материалам экспертизы, которые еще вчера принес ему Каримов.

В это время открылась дверь и торопливо вошел Горшков.

— Вот, — положил он на стол полоску бумаги.

Базанов быстро пробежал глазами по напечатанному на машинке тексту. Лицо полковника сделалось напряженным, он машинально взял сигарету и начал разминать ее.

— Как вам нравится? — спросил Горшков.

— Да, н-не очень… Когда это получили?

— Вчера, поздно вечером. Мы прочитали и долго спорили — ребята никак не могли понять вот это словечко. Мне кажется, несерьезное слово в таком важном шпионском донесении. Вот смотрите: «Удалось выудить следующие два уравнения Котонаева об антижелезе», — громко прочитал Горшков. — И все. Дальше эти уравнения. Почему «выудить» — не понятно.

Оба задумались. Вдруг лицо Горшкова прояснилось, и он быстро заговорил:

— Товарищ Базанов! Может, это намек на связь! Ведь мы не знаем, как этот человек получил свои сведения из института, как он связывается со своими сообщниками.

Базанов нахмурился, потом засмеялся.

— Ну, батенька, и фантазия же у вас! Удить-то можно только в воде. А самая близкая вода от института — болотце Комар, пять километров.

По дороге домой Базанов не переставал думать о непонятном слове в сообщении.

После ужина Базанов прошел в кабинет и достал толковый словарь русского языка. Он открыл его на слове «удить» и стал внимательно вдумываться во все его значения. Чем больше он читал, тем больше убеждался, что ни одно из значений к тексту телеграммы не подходит.

Недовольно посапывая, он разделся и лег. Несколько минут он ворочался с боку на бок, а затем тронул жену и спросил:

— Лена, ты спишь?

— Почти, а что?

— Сколько лет ты знаешь Рощино?

— Господи, да что это на тебя нашло? Ты ведь знаешь. С самого рождения.

— Скажи, в Комаре рыба водится? Караси какие-нибудь или плотва?

— Ты совсем спятил. Спи, пожалуйста, уже второй час…

— Нет, ты мне скажи, есть там какая-нибудь рыба?

Елена Антоновна широко раскрыла глаза и посмотрела в темноту.

— Водилась. Когда-то там было очень много карасей. Рощинские мальчишки вытаскивали их из ила руками. Особенно в засушливые годы.

— Хорошо, — сказал Базанов.

— Что хорошо?

— Что там водятся караси.

— Теперь нет никакого сомнения в том, что человек, убивший Гржимайло, тот самый, который списал с доски уравнение профессора Котонаева.

Василий Каримов подробно рассказывал Базанову о ходе следствия. Полковник лишь изредка перебивал его замечаниями и вопросами.

— Вы интересовались, кто был на том семинаре?

— Интересовался. Были все, кроме Молчанова и Самарского. В этот вечер они что-то обсуждали у профессора Соколова. Говорят, что-то очень важное…

— Важное. А скажите, пожалуйста, что у них не важное? В этой сумасшедшей ядерной физике все важное — каждая буковка, каждая стрелочка, каждая черточка. Значит, говорите, ни Самарского, ни Молчанова на семинаре не было?

— Нет.

— Жаль. Тогда доска не осталась бы невытертой. Существуют же еще люди, которые не понимают, что их идеи — это не их личная собственность, а общественная. Взять, например, Котонаева. Кстати, как он вас принял?

— Хорошо принял. Посадил и вежливо сказал: «Только, будьте добры, побыстрее, а то у меня через семь минут…»

— Все ясно. Стопроцентный Котонаев! Вы ему намекнули, что доску нужно вытирать?

— С этого я начал…

— Ну, а он?

— Он сказал, что, наверное, после рабочего дня имело бы смысл вытирать и все то, что находится в мозгах.

Базанов невесело усмехнулся…

Профессор Соколов дома ядерной физикой не занимался. Любой другой наукой, но не ядерной физикой. Это правило он соблюдал для «самосохранения», чтобы не выродиться в узкого специалиста.

Его библиотека поражала всех обилием редких книг, монографий и журналов. Если к нему приходили знакомые, он с хитроватой улыбкой, достав из своих книжных завалов томик, многозначительно стучал по нему пальцем и говорил:

— Вот, добыл еще штучку…

«Штучка» оказывалась книжкой Реми Шовена о жизни и нравах насекомых, или Джексона «Мозг как вычислительная машина», или какое-нибудь заумное философское сочинение вроде Геллнера «Слова и вещи»…

Мало кто знал, что одним из самых частых посетителей его дома был Коля Молчанов. Могло показаться удивительным, что человеку с эрудицией и опытом Алексея Владимировича было интересно проводить время с таким молодым собеседником. И тем не менее для этого были причины. Однажды Соколов обмолвился:

— В моем возрасте можно поражать знаниями, но не идеями.

В другой раз эту формулу он переиначил:

— Знания делают мышление консервативным, но добротным. Недостаток знаний и опыта имеет свою прелесть: он восполняется смелостью гипотез и выводов. Правда, их нужно всегда тщательно проверять.

Сегодня разговор между Николаем и Алексеем Владимировичем не клеился. Они углубились в чтение.

— Алеша, Александр Андреевич к тебе пришел, — сообщила жена Соколова.

В кабинет вошел Базанов. Он постоял у двери в нерешительности.

— Бог мой, быть тебе миллионером! — Соколов пошел навстречу Базанову. — Сколько не виделись, дружище? Совсем забывать меня стал. Как жизнь, Александр Андреевич?

— Ничего… — Базанов запнулся. — Трудная.

Он смущенно улыбнулся. Потом махнул рукой, мол, была не была:

— До того трудная, что пришел к тебе за… как бы это лучше сказать, за советом или консультацией.

— Я к твоим услугам. А Колю Молчанова…

— Да ну, что ты. Пусть останется. Вот, хотел бы я послушать ваше мнение, как, используя современные физические способы, можно из одного пункта в другой передать, скажем, письмо… Вообще-то это не письмо, а скорее коротенькая записочка…

Соколов чувствовал, что Базанов не может раскрыть им полностью суть дела, и невольно думал не над его вопросом, а над тем, что ему нужно переслать.

— Знаете, на островах Полинезии туземцы сообщаются при помощи барабанного боя…

— Понимаю, — оживился Соколов. — Ну, что же, можно передать сообщение акустическим путем. Помните американскую кинокартину, в которой шпионы передавали сообщения при помощи джазовой музыки?

— Отпадает, — решительно заявил Александр Андреевич.

Соколов кашлянул. Он всегда кашлял, когда вдруг что-то становилось очень понятным. Покашлял и замолк.

— Стуком каким-нибудь… Через стену, или… Нет? Гм. Странный случай, действительно…

Базанов печально вздохнул. Его широкое скуластое лицо стало грустным. И тут в разговор вмешался Молчанов:

— Есть еще оптический способ. Световыми сигналами.

Базанов внимательно посмотрел на Колю и снова покачал головой. «Господи, да какая же у них адская работа…» — подумал Соколов.

— Тогда гидроакустический метод…

— Какой, какой? — Базанов привстал.

— Гидроакустический. Звук очень хорошо распространяется в воде. Все гидролокаторы на этом принципе работают.

Базанов встал и медленно подошел к Коле.

— Какая же вы умница!

— Угадал? — Коля по-мальчишески заерзал на стуле, и лицо его засияло.

— Угадал! Ей богу, угадал…

Космотроны начали работать в новом режиме, и вскоре всем стало ясно, что если следовать по пути, предложенному Котонаевым, то даже один грамм антижелеза придется изготавливать несколько лет. Лет! В институте об этом знали только директор профессор Львов и профессор Хлебников. Они консультировались с руководящими физиками института, и мнение было одно: нужно срочно строить новые, еще более, мощные приборы. А это значит, не только приборы, но и силовые установки и, может быть, целые энергоцентрали…

На обеих консультациях профессор Котонаев был раздраженным, вспыльчивым, кричал, что его заставляют заниматься черновой работой, что ему не доверяют.

— Энергия, приборы, проволока и все остальное меня не касается. Думайте сами! Раз нужно антижелезо, значит, необходимо организовать его производство. Это не мое дело.

— Валерий Антонович, посмотрите на проблему другими глазами. Живем-то мы на земле, с земными трудностями и с земными возможностями. Я уверен, что мы, случайно напав на факт рождения тяжелых антиядер во встречных пучках, решили, что это — единственный метод. Наверное, существуют какие-то другие…

— Ну, что ж, может быть. Что до меня, то мне картина предельно ясна. Физика явления вытекает с железной логикой из наших уравнений…

— Не только наших, — мягко подсказали ему.

— Конечно, несколько человек в мире релятивистскую квантовую механику хорошо…

Увидев открытую неприязнь к себе со стороны присутствующих, он осекся и нехотя сказал:

— Ладно, я подумаю еще…

То, что он предложил, не изменило существа процесса, хотя и несколько улучшило его. Небольшой успех удался за счет очень напряженной работы находившейся под его руководством теоретической группы. Институтская вычислительная машина была передана ему в полное распоряжение, и многие сотрудники потеряли возможность в течение рабочего дня выполнять текущие расчеты. Они перешли на ночную работу. Эксперименты ставились десятками и сотнями, но под какими бы углами ни встречались пучки протонов, ничего радикально нового не происходило. Было ясно, что эффективность производства антижелеза упирается в энергетику приборов.

К этому времени были созданы первые магнитодинамические ловушки, и группе Самарского наконец удалось впервые в земных условиях получить несколько микрограммов антижелеза.

Неземная крупинка металась в сложном электромагнитном поле и, как показывали приборы, постепенно таяла. Нужен был очень высокий вакуум, нужны были сосуды из материала, который бы совершенно не испарялся, и никто не знал, как ко всему этому подступиться.

Аэродром, с которого Коля Молчанов и Базанов должны были вылететь в свою необычную командировку, находился далеко за Рощином.

Самолет был обыкновенный «кукурузник», а пилотировал его совсем молодой паренек, почти мальчишка. Он указал на места сзади себя и передал два кожаных шлема. Перед самым стартом он спросил:

— Значит, мошкару травить будем?

Коля Молчанов удивленно посмотрел на парня и удивился еще больше, когда услышал суровый базановский голос:

— Да, давно пора.

Летели на небольшой высоте, не более ста метров. Вскоре показался институт, за ним железнодорожное полотно и еще дальше озеро Комар.

— Я вас, Коля, очень прошу внимательно осмотреть озеро и речку с точки зрения того разговора, который у нас был у Соколова.

Самолет три раза облетел озерко, по требованию Базанова один раз совсем низко и полетел на восток, вдоль речушки, которая тоже называлась Комар, крохотная, уютная речка, с поросшими густой травой заболоченными берегами. Русло было почти прямое.

Пролетев километров пять, они оказались над небольшой деревянной плотинкой, за которой виднелся пруд и постройки колхоза. Через плотинку струйкой сбрасывалась бирюзовая вода.

— Теперь обратно.

Молчанов догадался, почему Базанов решил повторить маршрут в обратном направлении. Дело в том, что километрах в трех от плотины, прислонившись к иве, у самого берега сидел человек.

— Ниже, совсем низко, а у дерева поверните в сторону луга и там начинайте рассыпать парижскую зелень.

Летчик так и сделал. Николай заметил, что человек на берегу поднял голову и посмотрел вверх. За самолетом потянулся густой зеленый хвост. Порошок плавно оседал на болото.

— То же самое в обратном направлении… — скомандовал Базанов.

Летчик выполнил приказ. Теперь было видно, что человек поднялся на ноги, сворачивал удочки. Во время третьего захода самолета рыболов уже шагал к плотине.

Самолет рассыпал парижскую зелень еще минут пятнадцать и, наконец, повернул к аэродрому.

Только в автомобиле Базанов спросил:

— Скажите, Коля, можно вдоль этой речки гидроакустическим методом передавать сообщения?

— Конечно, можно. До самой плотины. Дальше нельзя.

— Добро. Придется полетать над этой местностью еще денька два…

— Не понимаю, причем здесь мошкара?

— А при том, что без парижской зелени полеты покажутся подозрительными.

— Кому?

— Ну, например, рыбакам, которые удят рыбу.