"Идет розыск (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора (Адамов Аркадий Григорьевич)

Глава 3 Связи

Машину обнаружили утром. Она была еле видна за горой картонных коробок и деревянной тары, скопившихся во дворе, возле овощного магазина.

— Охраняете? — спросил Лосев дежурного местного отделения милиции, который по телефону доложил о находке.

— А как же! Наш участковый уже там. Ждут вас.

Виталий посмотрел на сидевшего за своим столом, напротив него, Откаленко.

— Съездим вместе, а? По-быстрому.

— Давай, — кивнул Игорь. — И не по-быстрому, а сколько надо. И вызови эксперта.

Потом каждый запер свой сейф, и, надевая на ходу пальто, они торопливо вышли из комнаты. Уже на лестнице их догнал эксперт. Внизу ждала «Волга» Цветкова. Все понимали, как важно быстрее оказаться на месте-пока обнаруженная машина хранила следы.

Минут через двадцать стремительной езды по улицам, мокрым от неутихающего дождя вперемешку со снегом, машина, разбрызгивая грязь и тяжело хлюпая по глубоким, полным воды выбоинам, медленно заехала во двор.

Возле овощного магазина стояли две грузовые машины, возле них суетились люди, вынося какие-то ящики. Чуть в стороне, за горами пустой тары, виднелась еще одна машина.

— Вот она, родимая, — потер руки Виталий.

— Черт его дери, этот дождь, — проворчал эксперт, — Наружные следы все погибли.

— Ничего, Леша, ничего, — успокоил его Виталий. — И внутренних должно хватить.

Подошел капитан и, козырнув, представился:

— Участковый инспектор Козырев.

— Здравствуйте, капитан, — первым выскочил из машины Лосев. — В целости-сохранности наша красавица?

— Так точно. Как приняли. Хотя далеко не красавица. Вон, битая.

Первым внимательно осмотрел внутренности кабины эксперт, то и дело приставляя сильную лупу то к рулевому колесу, то к обшивке дверец, к стеклам приборной доски, что-то рассматривал на полу и под сиденьями, и наконец, вздохнув, сказал:

— Нет пальчиков, братцы.

— Я, между прочим, особо и не надеялся, — сказал стоявший возле него Лосев, — Народ, видно, опытный. Давай смотреть остальное. Ты еще раз в кабине, а я в кузове.

В это время Откаленко, не обращая внимания на дождь, медленно обходил машину, разглядывая ее обшивку и асфальт вокруг. Он любил работать один, чтобы никто не отвлекал и можно было сосредоточиться, подумать и ничего не упустить.

— Ну, что, Игорек, есть улов? — подошел к нему Виталий.

— Машина здесь стоит примерно двое суток, — сообщил Игорь. — Вон капустный лист на колесе совсем высох.

Капуста есть. Где, спрашивается, короли?

— Надо работать, — сказал Игорь. — Тогда будут и короли. А начнем с того, что машина стояла тут двое суток. Это, милый мой, весьма интересно, я тебе скажу.

— Да, интересно, — согласился Виталий. — А ведь Леша все-таки пальчики нашел.

— Где?

— На ручке правой дверцы. Правой, — подчеркнул он. — Скорей всего не водитель оставил.

— Точно, — согласился Откаленко. — А еще чего нашли?

— Окурки. Их Леша заберет. Похоже, курили трое.

— А не двое?

— Нет, именно трое. Ну, Леша, конечно, уточнит. Да и сорта курили разные. Шоферяга — тот, видимо, «Беломор» тянул; второй, пижон в шляпе, скорей всего «Мальборо», ну, а кто-то третий — «Герцеговину», причем один только окурок ее обнаружили, а тех в пепельнице много оказалось, доверху забита была.

— Все верно, полагаю, — согласился Откаленко и спросил:

— Следователь-то где?

— Куда-то выехал, — ответил Лосев. — Так что будем считать, что по его поручению работаем. Кузьмич разрешил. Спешное ведь дело-то.

— А понятые видели пальчики, окурки?

— Вон они, орлы, стоят, — указал Виталий на двух парней. — Глаза молодые, все видели. Порядок знаем.

— Да-а, — вздохнул Откаленко. — Интересный вопрос: почему машина тут стоит?

— Здесь они, видно, груз на другую машину перебросили.

— Скорей всего. Но полагалось бы в таком случае с этого места отогнать.

— А знаешь, почему не отогнали? Ну?

— Не заводится. Слышал, я стартер гонял? Подачи нет. Ну, ничего не оставалось, как бросить. Вот, — Лосев назидательно поднял палец, — сколько случайностей людей ждет. Как ни рассчитывай, а все в жизни предусмотреть невозможно… Вокруг этого магазина надо будет поработать, как полагаешь?

— Так и полагаю. Участковый-то где? Они подошли к стоявшему поодаль участковому инспектору, и Откаленко сухо спросил:

— Почему, интересно, вы, товарищ Козырев, раньше эту машину не обнаружили, что помешало? Она тут уже чуть не двое суток стоит.

— Да был я тут, — виновато ответил инспектор… — Сразу, как нам объявили. Не было ее. Ну, а вчера, признаться, уже не забежал. Руки не дошли. Сегодня вот рабочие и указали. Говорят: «Приблудная». Я как взглянул…

— Товарищ Козырев, — вмешался Лосев, — а людей около нее рабочие не заметили случайно?

— Говорят, не заметили.

— А груз в ней был какой?

— Вот не спросил. Да можно сейчас…

— Не надо, — все так же сухо сказал Откаленко. — Теперь уж мы и сами спросим. Обо всем.

Оперативное совещание Цветков начал хмуро.

— Обыграли они нас, милые мои. Досадно.

— Это еще только первый период, Федор Кузьмич, — живо откликнулся Лосев. — Вся игра еще впереди.

— Не игру ведем, — проворчал Цветков, — Давайте думать. Какие у нас появились ниточки в этом деле? Машина отпадает. Раз они ее бросили, значит, где-то угнана, только и всего. Не сегодня, так завтра найдется хозяин. Но место угона нам ничего не даст. Что мы еще имеем?

— Вторую угнанную машину, — сказал Шухмин. — Уже московскую. Цветков кивнул.

— Верно. Здесь хозяин быстрее найдется. Если она, конечно, угнана. Если не по сговору получили, Так. Значит, машина. Что еще? Давай, Лосев.

— Есть все же ниточки, Федор Кузьмич, — убежденно сказал Лосев. — Первая-это тот самый Сева, хирург. Ему Маргарита Евсеевна все рассказывала.

— А про него что рассказала? — спросил молодой сотрудник Виктор Усольцев.

— Ничего она про него не знает, — покачал головой Лосев. — Только, что хирург…

— По его словам, — недоверчиво заметил Откаленко.

— Ну да, — согласился Лосев. — Еще знает, что зовут Сева. И номер телефона. Домашний. Кажется, я этого парня видел.

— И что? — поинтересовался Откаленко. — Ты ж психолог.

— Не понравился.

— Это уже кое-что, — съязвил Откаленко. — Вообще-то тебе все нравятся, как правило.

— Давай дальше, Лосев, — строго сказал Цветков. — Какие еще ниточки имеем?

— Еще две тянутся к тому самому Диме. Возможному Диме, я бы сказал.

— Почему «возможному»? — поинтересовался Усольцев.

— Слишком он легко себя назвал там, на заводе.

— А, просто трепач, — махнул рукой Шухмин.

— И это возможно.

— Что к нему тянется? — напомнил Цветков. — Вы, милые мои, не растекайтесь пока по сторонам.

— Тянутся к нему две ниточки, — продолжал Виталий. — Одна от «Березки», от администратора Нины. Она Диму знает, хоть и не призналась. Вот и Златова так считает. Она с Ниной говорила, Лена тоже присутствовала на совещании, снова, кстати говоря, превратившись в «училку», к решительному неудовольствию Лосева. И при последних словах Виталия все посмотрели на нее.

— Да, — подтвердила Лена. — Она его знает. Но признаться в этом почему-то боится. И это странно. Цветков кивнул.

— Верно. Значит, это, будем считать, первая ниточка. А вторая? — Он посмотрел на Лосева.

— Вторая вроде бы из театра, — с некоторым сомнением произнес Виталий, — Бывший помощник администратора. Его еще надо найти. Правда, адрес есть. Но тут вопрос открыт: знает он этого Диму или нет, неизвестно.

— Так, — усмехнулся Цветков. — Значит, Сева, Нина, Дима. Детский сад какой-то. Все? — Он посмотрел на Лосева.

— Пока все, Федор Кузьмич.

— Еще овощной магазин, — заметил Откаленко. — Там, считаю, надо тоже поработать.

— Экспертиза дала заключение по машине? — спросил Цветков.

— Так точно, — подтвердил Откаленко. — Тут кое а чем разобраться надо.

— Ладно. Это отдельно. А теперь послушаем наших коллег. — И Цветков повернулся к молчавшему до сих пор Албаняну: — Что вы нам скажете?

— Если Албанян молчит, значит, ему сказать решительно нечего, — засмеялся Виталий. — И у него плохое настроение.

— Точно, — грустно согласился Эдик. — Ничего нового, понимаете. Одно ясно: похищенный груз в Москве сдан не был. Теперь его, очевидно, везут куда-то. Надо дать указание по трассам. Десять тонн лимонной кислоты не иголка, понимаете.

— Уже дали, — кивнул Цветков. — Утром еще. Что же, милые мои. Продолжаем работу. Мы ведь как бульдоги. Если вцепились, то не выпустим. А вцепились мы, считаю, крепко.

— Загрызем, — сумрачно пообещал Откаленко. — Пути тут есть.

— Конечно, пути есть, — поддержал Цветков. — Значит, старшим по этому делу остается Лосев. Ты, Откаленко, ему помоги. Вот ты машиной занялся, теперь переходи на магазин. Каким, в самом деле, ветром ее туда задуло, интересно знать. Вот ты и узнай. Как считаешь, Лосев?

— Так и считаю, — бодро ответил Лосев. — Там есть чего погрызть.

— Именно что, — подтвердил Цветков. — Теперь «Березка».

— Это бы за Леной оставить, — попросил Лосев. — Она уже объект знает.

— Не возражаю. Как, Златова? — Цветков посмотрел на Лену. — Очень бы вас попросили. С руководством вашего отдела договоримся.

С сотрудниками других отделов Цветков был всегда на «вы». Это свидетельствовало не просто о вежливости, но и о дистанции. К своим сотрудникам Федор Кузьмич привык, большинство из них знал не один год и смотрел, как на близких людей, на неизменных своих помощников, с которыми ежедневно делился мыслями, сомнениями, знаниями и опытом, за них он всегда отвечал, а порой, когда надо было, и защищал. Все это, правда, не мешало ему ворчать на них, причем самым чувствительным наказанием было, когда Кузьмич переходил с кем-либо на «вы», что свидетельствовало не только о промахе, ошибке или нерадивости сотрудника, а о том еще, что Кузьмич лично этим обижен. И потому каждый из сотрудников воспринимал его обычное «ты» как признак расположения, и никто еще никогда на это «ты» не обижался.

— Очень вас попросим, — повторил Цветков, обращаясь к Лене.

— С удовольствием, Федор Кузьмич. Мне самой интересно. К тому же это ведь приказ, как я понимаю?

— Нижайшая просьба, — церемонно ответил Цветков… И все кругом заулыбались.

— Ну-с, а дальше, Лосев, ты решай сам. — Цветков прихлопнул ладонями по столу и посмотрел на часы. — После обеда, полагаю.

После обеда Лосев пригласил к себе Усольцева.

— Вот что, Витя, — сказал он. — Займешься этим театральным деятелем, своим тезкой. Встречаться с ним сразу не надо. Поработай сперва вокруг, только осторожно, чтобы не спугнуть в случае чего. Парень-то, как выразился его бывший шеф, приблатненный. Ну, интересно знать и его связи, конечно. Словом, все, что можно. Ясно тебе задание?

— Ясно, — солидно ответил Усольцев. — Элементарный вопрос. Сколько даешь времени?

— Два дня.

— Ну, это несолидно. Тут для настоящей работы нужна неделя.

— Кому сколько. А ты человек динамичный и молодой — самое время быстро бегать и быстро соображать. А времени у нас, Витя, лишнего нет. Ни дня, помни.

— Но, Виталий…

— Давай о сроке больше не говорить, — нахмурился Лосев. — Два дня. Вот тебе его адрес. Запиши. — Он придвинул Усольцеву свой блокнот. — Если что надо, спрашивай, советуйся. Не стесняйся.

— Уже ученый, — недовольно проворчал Усольцев, переписывая адрес.

— Кстати, ты район Метростроевской, Кропоткинской знаешь? — спросил Лосев, игнорируя его тон.

— Найду.

— Не в «найду» дело, — покачал головой Лосев. — Это район в основном старинной застройки. Здесь многие семьи испокон века живут. Твой тезка мог тут родиться и вырасти на глазах у соседей. И приятели детства тоже могут найтись. Их тоже поищи и потолкуй — осторожно, конечно.

— Днем-то, небось, никого нет.

— Значит, вечером надо.

— На сегодня билеты у меня, жена ждет.

— Это уж сам соображай. У всех жены ждут, — заметил Лосев. — А вечером тут самая работа, между прочим. Учти.

— Ну, вечер, выходит, у меня остается всего один, — неуступчиво, возразил Усольцев, возвращая блокнот.

Виталий промолчал. А сидевший напротив за своим столом Откаленко неприязненно посмотрел на Усольцева и неожиданно сказал:

— У нас, парень, либо вообще не работать, либо вкалывать до упора и не смотреть на часы, понял?

— Давно понял.

— Не-а. Смотрю, еще не понял, — усмехнулся Откаленко. — Ты ко мне в помощники иди. Я тебя научу.

— Ты научишь… — проворчал Усольцев.

— Обязательно, Вот получил ты задание. С чего начнешь?

— Да знаю я, с чего начну.

— И я знаю. Посмотришь на часы. Решишь, сколько времени у тебя остается Для работы. Так ведь? Усольцев, не выдержав, вспылил:

— Слушай, чего ты ко мне все время цепляешься? Что я тебе такого сделал, а?

— Да ничего ты мне не сделал, — снова усмехнулся Откаленко. — И никому ты еще ничего полезного не сделал. Все у тебя еще впереди, парень, И учти, нам не «блатники» нужны, а ребята окопные, обстрелянные и трудяги. МУР — это МУР.

— Ты очень окопный…

— У нас, брат, свои окопы. Поглядишь еще. А вообще ты на меня не обижайся. Это я с тобой профилактикой занимаюсь, пока время есть. Ты откуда к нам пришел?

— Ну, из школы милиции.

— Вот. Редчайший случай. Ценить должен. Другие не один год сперва в районе вкалывают, пока к нам попадут. А ты… Может, поворожил кто, скажи?

— Да я… — начал было Усольцев, покраснев.

Но тут Лосев счел наконец нужным вмешаться.

— Прекратить прения, — миролюбиво сказал он, но в тоне его прозвучал приказ. — Виктор получил задание и будет его выполнять. Так, что ли, Виктор?

— Вот именно.

— Ну и все. Давайте работать. Я тоже, милые мои, на часы поглядываю. — У него порой явственно проскальзывали интонации Цветкова, Виталий и сам этого не замечал.

Когда Усольцев вышел, Виталий сказал Откаленко:

— Парень еще не привык к нашей работе-погоди жать.

— Он вообще к работе не привык, — проворчал Игорь.

— Это мы поглядим… Ну что ж, надо браться за красавца хирурга. Какие он операции делает, интересно знать?

— Что о нем вообще известно? — спросил Откаленко. — Кроме имени и телефона? Неужто ничего?

— Ничего. Кроме некоторых деталей поведения.

— А как эта самая Маргарита Евсеевна с ним познакомилась?

— Общий знакомый у них оказался. Какой-то Валерий.

— Кто такой?

— Пока не знаю. Сразу неудобно было обо всем расспрашивать, А меня в первую очередь Сева этот интересует. Для начала мы сейчас адресок его установим.

Лосев взялся за телефон.

… Итак, адрес неведомого Севы у него теперь был, как и фамилия — Глинский Всеволод Борисович. «Что ж, — бодро подумал Виталий. — В путь, так В путь, как сказал джентльмен…» Очень ему нравился этот диккенсовский неунывающий герой.

Длиннейший новый дом на Смоленской набережной с бесчисленным количеством подъездов и квартир вобрал в себя необычайно пестрое и случайное население со всех районов Москвы. Всеволод Борисович Глинский занимал двухкомнатную квартиру в четырнадцатом подъезде на восьмом этаже. Там же была прописана и его мать. Судя по записи в домовой книге, работал Глинский в одном из институтов Академии медицинских наук в должности… ночного сторожа. Владелец новых «Жигулей». К чему-то подобному Виталий был уже готов, учитывая некоторые особенности в образе жизни Севы, о которых не очень охотно поведала Рита, вроде частых отъездов, тяге ко всякого рода развлечениям и легкости в обращении с деньгами.

Из конторы жэка Виталий вышел во двор, протянувшийся узкой полосой вдоль всего дома с тесными «карманами» для машин возле подъездов, где асфальт был расчерчен белыми полосами.

Холодный ветер с реки вольно свистел во дворе, и Виталий плотнее запахнул пальто.

Он не спеша прошел вдоль всего дома, отметив про себя отсутствие красных «Жигулей» Глинского возле четырнадцатого подъезда. Зашел в стеклянную будку телефона-автомата и на всякий случай, позвонил Глинскому. К телефону подошла, видимо, мать, сказала, что Всеволода Борисовича нет дома, будет не скоро, и настороженно спросила, что ему передать и кто звонит. «Нет, уж вы скажите, — настаивала она. — Всеволод просит узнавать». Виталий еле от нее избавился, и эта настойчивость ему не понравилась.

Потом он зашел в четырнадцатый подъезд и в каморке возле лестницы обнаружил старуху лифтершу, вязавшую толстый темный носок. Старуха была грузная, в пальто, на голове был повязан теплый платок, на кончик носа съехали очки.

— Можно к вам, бабушка? — спросил Виталий. — Погреюсь только.

— Это кто ж ты будешь? — Старуха с любопытством взглянула на него поверх очков, не переставая, однако, вязать.

— Да из милиции. Охрану проверяем квартир/ Который уж дом обхожу, — вздохнул Виталий, — Вот и ДО вас дополз, да вроде поздно уже.

— О, господи, — ответно вздохнула старуха. — Охрана. Мы, что ли, не охраняем? Да ты садись, садись, отдохни. И верно, устал, — взглянула она на лицо Виталия. — Ноне какие нахалы-то пошли, страсть. На обед боюсь отойти. Вон в одиннадцатом подъезде квартиру обокрали.

— Небось на охрану квартиру не отдали?

— Не. Те пока не трогают. Да ведь и непросто. Вот тута, — она кивнула на оконце, за которым видна была площадка с двумя лифтами, — пять квартир на охране. Недавно совсем на восьмом у Глинских поставили. Уж как добивались. А все же, почитай, год ждали.

— Часто уезжают?

— Ну, сам-то, ясное дело. А мать-старуха, как сыч, сидит. Добро бережет. За хлебом и то не выйдет. Я и молоко, я и хлеб. Ну, правда, ноги у нее, — вздохнула лифтерша, — Да и какие у нас, старух, моги? — Она махнула рукой. — А мне, видишь, всех жалко. И что это за нервы такие, ты мне скажи.

— Хороший вы человек, значит.

— Вчерась, когда уезжал, сказал: «За мамой, Анна Петровна, присматривайте». А то я не знаю.

— Не женат, значит?

— Да зачем ему жена-то? — подхватила лифтерша. — У него девок тьма, всех водит, матери не стесняется. Год назад у него Нина была, видная такая, вея в кольцах, душистая. Как, бывало, пройдет, в лифте потом полчаса ее дух стоит. «Нина», — отметил про себя Виталий.

— … Ну, а потом козочка такая появилась. Верочка. Веселенькая. Раз на такси прикатила, а его дома нет. Ну, посидели, покалякали. Бухгалтером она на трикотажном производстве. «Вера, — снова отметил про себя Виталий. — Это что-то новое».

— Тоже бросил?

— Ясное дело. Девки-то дуры. Потом уже приходила, записку оставляла. Сказала: «Пожалеет». Как же, ваш брат пожалеет, а вот мне, ужас, как жалко ее стало. В глазах-то слезы, я же вижу. Ну, я ей варежки связала. Отнесла.

— Куда?

— Домой. Она от меня, считай, рядом живет. На Плющихе тоже.

— В одном доме?

— Не. Рядом, говорю. Мой семнадцать, а ее тринадцать.

Виталий стал прощаться.

— Завтра зайду, — сказал он. — Устал. Да и время уже…

— Ну и ладно и ладно, — закивала старуха лифтерша.

Выйдя во двор, Виталий плотнее запахнул пальто, оглядел небольшую стоянку возле подъезда и посмотрел на крайний левый номер, выведенный на асфальте. Место это было по-прежнему пусто. Потом он задумчиво направился к воротам, ведущим на набережную.

Темная вода неслышно колыхалась и рябила внизу, в ней отражались бесчисленные огни. Ветер дул с прежней силой.

Виталий, размышляя, сунул руки в карманы пальто и медленно двинулся вдоль каменного парапета набережной.

Итак, Сева прорисовывается все больше. Подозрительный тип. Но ухватить его пока не за что. Придется ловить, никуда не денешься. И вот выявились некоторые связи, интересные связи. Во-первых, некий Валерий. Его называла Маргарита Евсеевна. Кто такой, пока неизвестно. Затем Нина. Очень похожа на ту, из «Березки». Скорей всего она и есть. Еще одна женщина, Верочка. Эту связь можно было бы не исследовать, сугубо, кажется, личные отношения-и личная драма, если бы не два обстоятельства. Первое, что настораживает, — это место работы Верочки: бухгалтерия какого-то трикотажного предприятия. Правда, к лимонной кислоте это отношения не имеет. И все-таки… Ведь Эдик тоже говорил о каком-то трикотажном предприятии. Но главным было попа второе обстоятельство. Верочка считает, что Глинский должен бояться ссоры с ней. Возможно, она знает про него что-то нехорошее, опасное? Это уже может представить оперативный интерес. Да, Пожалуй, из всех выявленных пока связей Глинского эта самая интересная. Но как к той Верочке подступиться? Расскажет ли она все, что знает? Верочка сердита на Глинского, обижена им, оскорблена, даже, может быть, озлоблена. Но…

Виталий вдруг заметил, что непроизвольно двигается уже в сторону Плющихи, и усмехнулся. Ну, правильно. Туда и надо ему сейчас.

Вот и дом тринадцать. Виталий внезапно остановился. Около подъезда стояли красные «Жигули». Виталий посмотрел на номер. Тот самый.

Задача внезапно осложнилась. Выходит, отношения их не порвались? Точнее, Глинский, видимо, восстановил отношения. Испугался? Скорее всего. Ведь теперь-то он увлечен Маргаритой Евсеевной.

Виталий снова вышел на набережную и брел по ней, не замечая крупных хлопьев мокрого снега, вдруг поваливших с черного неба.

Утром, сразу после оперативки в отделе, [Лосев надолго исчез из Управления.

Первый визит его был в контору жэка, где жила Вера. Там он, однако, не задержался, лишь перелистал домовую книгу и почерпнул оттуда самые необходимые первичные сведения. И из ближайшего автомата позвонил Цветкову.

Уже через час Виталий оказался в комитете комсомола трикотажного комбината.

По дороге он еле сдерживал переполнявшее его нетерпение. Виталий даже не ожидал такой удачи. Подумать только, оказывается, Верочка Хрисанова работала в бухгалтерии того самого комбината, о котором говорил Эдик Албанян, — здесь произошло хищение пряжи тоже по фальшивой доверенности. Нет, это была не случайная удача. Все связано в этой жизни, только надо докопаться.

Из комитета комсомола Лосев уехал во втором часу дня. А под вечер Петя Шухмин привез перепуганную Верочку.

Виталий не успел раскрыть рот, как она выпалила:

— Ну вот, я так и знала!.. Так и знала!.. И расплакалась.

— Что вы знали? — удивился Лосев.

— Что подумают на меня…

Виталий внимательно посмотрел на девушку. Она была недурна собой, маленькая, изящная, с копной совсем светлых, прямо-таки льняных волос, нежное и правильное, бледное личико и большие, слегка подведенные темно-карие глаза. «Ведь милая девушка, — подумал Виталий. — Но рядом с Маргаритой Евсеевной проигрывает, конечно. Вот только глаза…» Да, глаза вдруг сказали ему что-то новое об этой девушке, что-то не укладывающееся в тот образ, который Виталий уже нарисовал себе. Эта девочка неглупа, жизнерадостна и добра. Но сейчас ей страшно, и вообще она измучена чем-то. Впрочем, ясно, чем измучена.

— Для начала имейте в виду, я вас ни в чем не подозреваю и ничего такого о вас не думаю, — сказал Виталий.

— Правда? — Вера слабо улыбнулась. — Я вам почему-то верю.

— А почему же мне не верить? Ведь я вас ни разу не обманул. — Виталий тоже улыбнулся, — А вы, между прочим, верите порой даже тем, кто вас уже однажды обманул, — многозначительно заключил он.

— Я не понимаю… — Она пожала плечами.

— Сейчас поймете. Вы знаете, где находитесь?

— В милиции.

— Здесь уголовный розыск. Вот сейчас, например, мне предстоит разыскать опасных преступников, которые совершили хищение. Очень крупное.

— Это у нас?

— Не только у вас, но и еще в одном месте. И тоже, по фальшивой доверенности. Но там они еще убили человека.

— Ой, какой ужас! — с искренним испугом воскликнула Вера.

— Теперь понимаете, как важно их быстрее, найти?

— Конечно!

— Тогда скажите, почему вы перестали ходить с ребятами в клуб? — неожиданно спросил Виталий. — И дружить с Сережей Морозовым?

— Но это…

— Вы обещали говорить правду.

— Ну, хорошо. Я познакомилась с другим человеком.

— Он называет себя хирургом?

— Он хирург.

— Нет. Вы знаете его фамилию?

— Конечно.

— Тогда посмотрите справку с его работы.

Из лежащей на столе папки Виталий достал бумагу и протянул Вере. Та удивленно пробежала ее глазами.

— Вахтер?.. Не может быть.

— Оказывается, может, — пожал плечами Виталий. — Он назвал себя хирургом, познакомившись недавно и с этой женщиной.

Лосев достал из той же папки фотографию Маргариты Евсеевны. Вера бросила на нее неприязненный взгляд, но в руки не взяла.

— Какая красивая…

— Да. Кстати, и она работает в бухгалтерии. В том самом месте, где тоже произошло хищение и подсунули фальшивую доверенность. Странно, правда? Вера, что-то соображая про себя, рассеянно произнесла:

— Да, странно… Неужели поэтому он перестал… Но… он вчера говорил… Что вы сказали? — переспросила она.

— Я говорю, странное совпадение. С этой женщиной.

— Это не странное совпадение. — Глаза Веры налились слезами. — Это… это подлость! Он мог мне прямо сказать. По-честному.

— Тут все не по-честному, Вера. Вы же видите… А может быть, он вас боится? Виталий напряженно ждал ответа. Поворот в разговоре был рискованный. Вера сейчас могла не пойти на откровенность, если была хоть чуточку в курсе дел Глинского и участвовала в них. Тут Виталия вело только непонятное ему самому чутье, какое-то особое ощущение неестественности такого контакта для Веры.

— Конечно, боится, — сказала Вера и с горечью усмехнулась. — Я только не знала, что она такая красивая… Ведь все время чувствовала, что он что-то скрывает.

— Чем же вы его напугали?. — спросил Виталий, Она снова покосилась на фотографию, лежавшую на столе. Эта фотография не давала ей покоя. Вера, опустив глаза, молчала.

— Скажите, — попросил Виталий, — Ведь мы условились.

— Однажды я увидела у него на столе бланк доверенности… — тихо, не поднимая глаз, произнесла Вера. — С печатью. А подписи не было. Я тогда жутко почему-то испугалась.

— А на кого была эта доверенность, куда? — спросил Виталий.

— Я не разглядела. Она из-под книги высовывалась.

— И что вы сделали?

— Я ничего ему тогда не сказала. Подумала: ну, мало ли что? В общем, успокаивать себя стала. А когда он… изменился, — Вера опять бросила взгляд на лежавшую в стороне фотографию, — я разозлилась и опять про это вспомнила.

— И сказали ему?

— Ну, не сказала… просто… намекнула. И он вот прискакал.

— Значит, вы уже поняли и… молчали?

— А что я могла понять?.. Ну, правда, у нас уже произошло это… — Она опустила голову. — И… и я не могла решиться. Ну, не могла.

— Понимаю… — Виталий поразмышлял минуту, потом снова спросил: — А из друзей его вы кого-нибудь знаете?

— Из друзей?.. Ну, вот Игорь. Он где-то под Москвой живет. Потом Валерий. Он, кажется, тоже хирург.

— Такой же? — невольно усмехнулся Виталий.

— Ой, я уже ничему не верю, — вздохнула Вера. «Игорь», — подумал Виталий и спросил:

— А к Этому Игорю вы не ездили?

— Он звал, но… я не поехала.

— Скажите, а когда вы видели у него дома ту доверенность, не вспомните?

— Давно. Еще осенью.

— Вы только познакомились?

— Мы уже, наверное, месяц были знакомы.

— Он часто расспрашивал вас о работе?

— Часто, конечно.

— И о ваших фондодержателях тоже?

— Я ему вообще все рассказывала, — пожала плечами Вера. — Жаловалась. У нас же беспорядков…

— А он?

— Сочувствовал. Вообще был очень внимательный. Поначалу. Цветы дарил. Как все. Сами знаете.

— Не знаю, — сдержанно ответил Виталий и посмотрел на часы: — Пора вам домой, поздно уже. Обещайте мне никому о нашей встрече не рассказывать. Хорошо?

— А вы не расскажете?

— Нет, — покачал головой Виталий. — Наш разговор — это служебная тайна.

— Ну, и я не скажу никому, — твердо обещала Вера.

… Накануне днем Откаленко снова обошел тот двор, где была обнаружена машина.

Почему они именно сюда машину загнали, интересно? Скорее всего, пожалуй, наткнулись просто на удобный двор. Да, место вполне подходящее.

Машину за грудой ящиков и коробок почти не видно, тем более вечером и ночью. А днем все время подъезжают другие машины, привозят овощи, фрукты. Среди них тоже стоять незаметнее. Да и не собирались они тут долго стоять. А перекинуть груз с машины на машину, видно, решили сразу, как только сорвался ремонт.

Однако перебросить с машины на машину груз в десять тонн… Нужны рабочие. Тяжелые мешки-то. Вдвоем не справишься. Даже втроем. С тем, который курил «Герцеговину». В этот момент за его спиной раздался насмешливый голос:

— Нюхаешь, милок? Небось, из милиции? Игорь оглянулся.

Перед ним стоял неопределенного возраста низенький, щуплый и небритый человек с испитым лицом и хитрющими маленькими глазками. Был он в старых, заляпанных грязью сапогах и синем, рваном халате поверх ватника, на всклокоченной голове еле держалась мятая кепка. Глазки его уже с утра подозрительно блестели, в свекольно-красный с прожилками нос не оставлял сомнений в склонностях его владельца.

— А тебе интересно знать, откуда я? — усмехнулся Откаленко.

— Хе! Страсть, как интересно, — презрительно ответил тот. — А то я на вас не нагляделся. Как зовут-то тебя, ежели не секрет?

— Игорь. А тебя?

— Федя-Квас, все при нас.

— Ты, гляжу, шутник. Слышь, Федя. Тут, говорят, порченая машина стояла.

— Вчерась еще стояла, — Федя хитро посмотрел на Откаленко. — И есть тут кое-кто — все про ту машину знает.

— А чего про нее знать-то?

— Эх, — вздохнул Федя и подмигнул, — Добрый я человек. Ужас просто. Ну, дай сигаретку. Постой! — Он склонился над протянутой Игорем пачкой. — Я уж… три возьму, не обидишься? Федя взял сигареты, бережно положил их в верхний карман халата и таинственно понизил голос:

— Вечером приходи, попозже. Бурда тут беспременно будет. Вот с ним и потолкуй. Ежели, конечно, сумеешь… — Он коротко хихикнул. — Они тут кое-чего делали, сам видел, Туда-сюда, одним словом. Только гляди, меня, в случае чего, не заложи…, — Глаза его стали жалкими и грустными.

Лосев не прошел бы мимо таких глаз. Но Откаленко в ответ лишь коротко бросил:

— Будь спокоен.

— Пока, Игорек, — залихватским тоном сказал Федя. — Авось свидимся еще. Поклон супруге и деткам.

Он сделал приветственный жест и вихляющей походкой направился к разгружавшейся рядом машине.

… Вечером двор показался Игорю еще более грязным и угрюмым, чем днем, хотя над подъездами окружавших его домов горели яркие лампочки. Только возле магазина все было окутано темнотой. Над высокой грудой пустой тары виднелась одна сиротливая, неяркая лампочка: казалось, вокруг нее темнота еще больше сгущалась.

До него донесся гомон пьяных голосов, хотя самих парней видно не было. «За ящиками сидят», — догадался Игорь.

Ему не впервые было встречаться с такими шальными компаниями, и потому особого страха он не испытывал. Откаленко ненавидел это разнузданное, жестокое и темное племя и не понимал своего друга Лосева, который был готов возиться с самым последним и отпетым из них, пытаясь отыскать некую «болевую точку в душе». «Какая тут душа? — враждебно думал Игорь. — Давить надо каждого, чтобы боялся высунуться».

Подойдя поближе и обогнув гору картонных коробок, он увидел в тусклом свете единственной здесь лампочки компанию человек в пять или шесть, расположившихся вокруг опрокинутого ящика, на котором стояли стаканы, бутылки, а на развернутой бумаге лежала какая-то снедь. Самих парней разглядеть было трудно. Гомонили все, но как будто прислушиваясь к одному, который сипло гудел, перекрывая их голоса:

— … Тайга-мачеха, братва, сгубить может враз. Собьешься, и хана тебе…

Игорь оттолкнул ногой какой-то лежавший на его пути ящик и приблизился. Голоса смолкли. Все повернулись в его сторону.

— Ну-ка, специалист по тайге, подойди, — резко приказал Откаленко.

— Ты откуда, зараза, взялся? Сам подойди, раз я тебе нужен, — В голосе прозвучала насмешка.

— Подойди, Бурда, разговор есть, — повторил Игорь. — Не пожалеешь.

— Ты бы не пожалел, что сюда сунулся! — угрожающе заявил все тот же голос. — Тащи его сюда, ребятки. Живо.

Но первый же из подскочивших к Откаленко парней получил такой удар, что, завертевшись на месте, не устоял и повалился на груду ящиков, верхние из которых обрушились на него. Парень отчаянно, с подвыванием закричал, и второй из нападавших в нерешительности остановился.

— Ну, иди сюда, иди, — позвал его Игорь. — Пока Бурда подойдет, я с тобой успею поговорить.

— Слышь, ты! Тебе, зараза, чего надо? — все еще не поднимаясь со своего места, но уже миролюбивее спросил Бурда. Этот сиплый голос принадлежал ему.

— Есть разговор, — повторил Откаленко, — С глазу на глаз. Неужто боишься, Бурда? Или, по-другому, Николай Спивак, как хочешь.

— Ха! Все-то он знает, зараза — воскликнул Бурда, и в голосе его проскользнула озабоченность. Ом вразвалку подошел к Откаленко. В темноте он был плохо виден даже рядом.

— Отойдем, — резко сказал Откаленко. — Лишних ушей не требуется. Вон туда, — и махнул рукой а сторону невидимых в глубине двора скамеек.

Не дожидаясь ответа, Игорь уверенно зашагал в темноту, чувствуя, что Бурда заинтригован и теперь уже никуда от него не денется.

Дойдя до первой из скамеек, он остановился и сказал:

— Вот тут и потолкуем, Я тебя не вижу, ты меня. Откровенный разговор у нас получится.

— Это еще поглядим. Смотря об чем разговор поведешь. Гляди, не споткнись. Не на фраера напал.

— Знаю, на кого напал, дело к тебе есть, Закурим…

Они опустились на скамью, и Бурда поспешил первым чиркнуть спичкой, близко поднес ее к Игорю, чтобы тот прикурил.

— Фото твое на всяк случаи теперь имеется, — удовлетворенно предупредил Бурда, гася спичку.

— Валяй, — согласился Откаленко. — Снимай. Стену тебе теперь сниться. Может, поаккуратней вести себя будешь.

— Ты откуда такой взялся? — подозрительно спросил Бурда.

— А тобой только мы пока и интересуемся. Так что помни и не спотыкайся лучше… А разговор у нас с тобой вот о чем будет. Вчера вечером с машины на машину мешки перегружали?

— Ну…

— Кто просил?

— Шоферяга один. И его экспедитор. Машина у них забарахлила.

— Как их звать, знаешь?

— А чего такого? Экспедитора — Дмитрий Михайлович.

— Хорошо рассчитались?

— Все наши. Тебе-то что? Люди попросили. Не ворованное, небось, И директор разрешил, — солидно добавил Бурда. — Сам сказал: «Выручайте, мол, приезжих. Хорошо заплатят». Ну, и верно. Столько не украдешь, сколько они отвалили. Спешили здорово. Эх, подвалило. Пошли, угощу. Хрен с тобой.

— А мы друг друга не видели, — жестко ответил Откаленко. — Закон такой знаешь? В темноте встретились, в темноте разошлись. Все.

— Тики-так, — согласился Бурда. — Мутное дело, видать.

— Одно хорошо, что не твое. Так что пока молчать будешь, ясно? И своим там тоже…

— Тики-так, — уже серьезно повторил Бурда, — По новой идти неохота.

Откаленко поднялся и мгновенно растворился в темноте. Уже по пути домой он подумал: «Завтра надо будет повидаться с директором».

… Утро, однако, принесло всякие неожиданности. Зайдя в овощной магазин, Откаленко в толпе покупателей вдруг столкнулся с Леной, Встреча их произошла так внезапно, что они даже не успели сделать вид, что не знают друг друга.

— Ты что здесь делаешь? — растерянно спросила Лена.

— А ты?

— Я?.. Вот хочу… Бананы тут дают. Зеленые, правда! — И тихо добавила: — Но моя подопечная, кажется, не такие получит.

— Твоя… А! — Игорь насторожился. — Сюда пришла? К кому?

— Сейчас посмотрим. Приятельниц у нее тут куча. А ты тут зачем?

— Да вот думал… Это хорошо, что я тебя встретил, — туманно ответил Игорь. — Кажется, все-таки есть судьба.

— Есть, — убежденно кивнула Лена и лукаво взглянула на Игоря.

— Ладно. Потом, — чуть смущенно ответил он. — Где твоя?

— Вон, около кассирши. Полная такая, в синем пальто.

— А-а. Холеная. Ну, ладно. Я пошел. До вечера? Лена улыбнулась.

— Это уж как судьба решит.

Игорь отошел и тут же заметил, что Нина Сергеевна — он сразу вспомнил, как зовут администратора из «Березки», о которой докладывали на оперативке у Цветкова, — решительно направилась к узкой двери за прилавком, ведущей, видимо, в подсобные помещения. Еще не отдавая себе отчета, почему он это делает, Игорь устремился вслед за Ниной Сергеевной. За дверью оказался узкий коридор. В этот момент двое рабочих катили по нему груженую тележку, и Нине Сергеевне, а затем и Откаленко пришлось прижаться к стене, чтобы ее пропустить. За тележкой шла полная женщина в белом халате с какими-то бумагами.

— Валерий Геннадиевич у себя? — спросила ее Нина.

— Да.

Тележка проехала, и Нина Сергеевна уверенно двинулась дальше по коридору. Откаленко последовал за ней. На одной из дверей, выходивших в коридор, висела табличка «Директор». Нина, не постучав, распахнула дверь.

— Привет, — небрежно сказала она.

Дверь закрылась.

Теперь Игорь уже не спешил встретиться с директором. Во-первых, его имя показалось знакомым. Ну, и потом эта Нина. Как она зашла к нему! Видимо, приятели. Еще она знакома с тем самым Севой. И с неведомым пока Димой… «Дмитрий Михайлович», — сказал про него Бурда. Теперь дальше. Где он совсем недавно слышал это имя — Валерий Геннадиевич, Валерий?.. Нет, такого человека он не знает. Выходит, кто-то это имя упоминал. Лосев?.. Кажется, он. Но в связи с чем?.. Лосев докладывал… О ком же он докладывал?.. Ах, да! О той бухгалтерше, Маргарите Евсеевне. С ней познакомился Сева. Так-так… А познакомил их… Вот! Неужели это тот самый Валерий? Да, связи усложнялись, переплетались, и поспешный шаг тут грозил серьезной ошибкой. Нет, с этим директором нельзя говорить так, как собирался было Откаленко. А познакомиться с ним все-таки следовало. И, между прочим, поглядеть на его стол. Но вот повод нужен другой. Другой… Игорь поспешно погасил сигарету и огляделся. Кажется, никто не заметил, что он тут курит. Затем он неторопливо подошел к двери с табличкой и вежливо постучал.

— Да, да! — раздалось из-за двери.

Игорь вошел в кабинет директора.

За небольшим письменным столом сидел молодой, худощавый человек в модных дымчатых очках на узком лице, рыжеватые волосы были гладко расчесаны на пробор. «Вполне современный директор», — иронически отметил про себя Игорь.

По другую сторону стола расположилась Нина Сергеевна, перекинув ногу на ногу, расстегнув пальто. Какая-то озабоченность не успела стереться с их лиц, она еще стояла в глазах. О чем они тут говорили? На столе лежала пачка «Герцеговины Флор».

— Вы заняты, товарищ директор? — официально осведомился Откаленко.

— Как видите. В чем дело? Директор явно не собирался заканчивать разговор с посетительницей.

— Пожарная инспекция, — все тем же тоном сообщил Игорь.

— Слушаю вас.

— Будем составлять акт. Скопление горючих материалов у вас во дворе. Не вывозите пустую тару. А кроме всего, там вечерами Хулиганствующий элемент собирается. Распивает, понимаете, спиртные напитки. Курят, огонь, значит. Пожарная опасность.

— Да вывезем мы все. Обещаю вам, товарищ. Как-никак передовой магазин. По всем показателям, обратите внимание. — Директор со значением посмотрел на Откаленко. — Надо учитывать. А вы сразу акт.

— По фактическому положению, — возразил Игорь и сурово добавил: — Вот и удостоверением не интересуетесь. — Он похлопал себя по карману.

Что-то в его тоне вдруг насторожило директора. Он внимательно посмотрел на Игоря и, спохватившись, сказал:

— Да вы присаживайтесь, товарищ. — Он кивнул на второй стул возле своего стола. — Сейчас все и обсудим. Закуривайте. — Он придвинул к Игорю лежавшие на столе сигареты. — Прошу. «Его», — подумал Игорь и решил, что директора следует, пожалуй, успокоить.

Он вежливо взял сигарету и добродушно сказал:

— С актом, ясное дело, можно и подождать. — И вышел из кабинета.

В торговом зале Игорь поискал глазами Лену, но не обнаружил ее в толпе покупателей и, нахмурившись, направился к выходу.

Лена уехала из овощного магазина сразу после разговора с Игорем. Цель приезда в магазин Нины Сергеевны оказалась понятной, стоило только узнать имя директора.

Да, это были давние знакомые. У Нины когда-то был пылкий, хотя и недолгий роман с Валерием, а потом установились ровные дружеские и деловые отношения, что случается, как известно, весьма редко. Но оба они были людьми трезвыми.

Многое из этих бесценных сведений Лена получила весьма быстро и просто. Достаточно было только узнать парикмахерскую, куда, как обычно, отправилась накануне утром Нина, а там мастерицу, у которой она всегда стриглась, часто приглашала ее к себе домой. Мастерицу эту Лене удалось зазвать к одной из своих подруг, которая, кстати, как, впрочем, и сама Лена, осталась чрезвычайно довольна ее работой. Потом, естественно, пили чай. Словом, за два с лишним часа непрерывной болтовни немолодой, экспансивной мастерицы, которую звали Липа, были рассказаны десятки всяких историй о ее клиентках, в том числе, конечно, и о Нине.

Кстати, что касается Валерия — Липа не удостоивала его отчеством, — то сведения о нем у Липы оказались весьма расплывчатыми.

Липе так понравилось новое общество, что она обещала забежать назавтра, чтобы занести какой-то необыкновенный крем, который она сама изготовляет по рецепту знаменитой косметички, своей близкой приятельницы.

Вот на новую встречу с Липой Лена сейчас и спешила, покинув овощной магазин после неожиданной встречи с Откаленко.

Когда она приехала, Липа только успела снять пальто и поправить прическу возле зеркала. Правда, говорить она начала уже в передней. Ее всегда переполняли потрясающие новости и слухи самого разнообразного свойства.

— Вы помните, девочки, я вам вчера рассказывала о своей приятельнице, Ниночке? Так вот. — Липа бессильно опустилась на диван. — Ах, это просто кошмар какой-то! Приезжаю я вчера вечером к ней, а у нее сидит этот Валерий, помните? Ну, ее Другом когда-то был. Оба, знаете, такие взволнованные, ужас! При мне, конечно, замолчали. Тогда я вышла, — Липа лукаво улыбнулась и выставила перед собой розовые ладошки. — Мы тоже кое-что понимаем. Ну, я вышла как будто бы на кухню и слушаю. А он ей говорит, шипит просто: «Я тебя в тюрьму упеку и твоего драгоценного тоже». Как вам нравится? Это же…

— А кто такой ее драгоценный? — с нескрываемым любопытством спросила Лена.

— Ах, один вполне солидный человек. Лев Константинович: Уж кого-кого, знаете, в тюрьму, только… Ну, правда, немолодой. Но стиль, манеры! Вообще Ниночка не может жить одна. Просто не выносит. Знаете, так бывает.

… А вечером к Нине Сергеевне пришли уже известный Валерий Геннадиевич Бобриков, директор овощного магазина, и какой-то немолодой, солидный человек в темном модном пальто, с изящным кожаным «кейсом» в руке. Человек этот не мог, естественно, долго оставаться неизвестным.

Через час из дома вышел Бобриков. Выглядел он обозленным и испуганным, поспешно уселся в свою машину и досадливо, с силой хлопнул дверцей.

А спустя еще часа два из подъезда появился гость Нины Сергеевны. Оглядевшись по сторонам, он неспешно двинулся по тротуару, то и дело посматривая назад, на проезжую часть улицы, в тщетной, видимо, надежде поймать такси.

Так он добрался до шумной и суетной даже в этот поздний час Преображенской площади. Тут человек повел себя немного странно: постоял несколько минут возле закрытого уже газетного киоска, потом неожиданно выскочил из-за киоска на край тротуара, махнул какой-то темной «Волге», та подъехала к нему и через минуту, пропустив отошедший в этот момент от остановки троллейбус, устремилась вниз, в сторону центра.

Наконец машина подъехала к гостинице «Москва». И тут оказалось, что никакого пассажира в ней нет. Водитель служебной «Волги» клялся, что никого подвозить не собирался и гражданину на Преображенской площади он решительно отказал.

— А тот очень просил? — поинтересовался один из оперативников.

— Просить-то просил, но… как сказать? — замялся водитель. — Короче, приказал, а не попросил. Нужен мне такой пассажир! То есть мне никакой не нужен, — спохватился он.

— Понятно, — усмехнулся оперативник, хотя на душе у него было невесело: задание он провалил. — Так что же он вам сказал?

— «А ну, на Смоленскую площадь. Живо». Тут уж каждый, знаешь, его пошлет. Своего хозяина хватает командовать.

— Да-а… Видно, садиться он к тебе не собирался. Надо было только подозвать.

— А тут как раз и троллейбус, — досадливо вставил другой оперативник.

— Его и ждал, — кивнул первый. — Ловко это он.

Иначе сложились дела у Виктора Усольцева. Своего неведомого тезку он установил быстро, ибо адрес, полученный Лосевым в театре, оказался правильным. Да и самые первые сведения об этом непутевом парне Усольцев получил тоже легко: тот жил широко, открыто и даже шумно.

Бывший помощник администратора театра оказался Виктором Петровичем Коменковым, ныне он руководил самодеятельностью в заводском клубе. Это был пустой парень, пижон, весельчак и бабник.

Усольцев решил, что с таким церемониться и хитрить нечего и нужные данные от него можно получить за полчаса. И потому на следующий день, часов в одиннадцать утра, когда все добрые люди уже давно трудились, Усольцев, зная особый режим работы Коменкова, позвонил к нему в квартиру.

Долгое время, однако, никто ему не открывал. Виктор позвонил еще раз, уже понастоичивей. Наконец за дверью послышалась какая-то возня и сердитый полусонный голос спросил:

— Кто там?

— Откройте, Коменков! — потребовал Виктор.

— А я спрашиваю, кто там? — еще сердитее повторил человек за дверью. — Я занят.

— Все равно откройте, Милиция.

— Врешь. Сергея Митрофановича голос я, слава богу, знаю.

— Вот теперь и мой узнаете. Открывайте, а то я слесаря вызову.

— А по конституции не имеете права врываться, — нахально заявил уже окончательно проснувшийся Коменков. — Постановление прокурора у тебя есть?

— Я тебе дам постановление! — разозлился Усольцев. — Открывай немедленно!

— Не открою. А запаса продовольствия у меня на три дня, учти. Так что любую осаду выдержу. Давай сюда Сергея Митрофановича, если ты из милиции.

Усольцев растерялся. Что же делать? Неужели и правда, идти за участковым? Ребята в МУРе на смех поднимут. А главное, какой же после всего получится разговор с этим сукиным сыном?

— Ну, ладно, Витя, — примирительно сказал Усольцев, сделав над собой немалое усилие. — Пошумели и хватит. Давай открывай, Я тебе удостоверение покажу. В самом деле поговорить надо.

— Вот такой тон я признаю, — снизошел Коменков. — Приходи через час, будет разговор.

— Но…

— Через час. Все.

И Виктор услышал удаляющиеся шаги.

Он вскипел от бессильной ярости. Но что делать? Приходилось принимать условие. И Виктор зашагал вниз по лестнице.

Ровно через час Усольцев снова позвонил в знакомую уже дверь.

На этот раз она открылась мгновенно. На пороге стоял невысокий белобрысый парень с круглым улыбчивым лицом и голубыми глазами. На Коменкове были потертые «фирменные» джинсы и ярко-желтая рубашка, расстегнутая и завязанная узлом на животе.

— Давай, давай входи, — весело пригласил он. — И ты меня, брат, извини, открыть никак не мог. Дама была. Сам понимаешь.

Он подхватил пальто гостя, повесил на вешалку и сделал широкий жест в сторону комнаты.

— Заходи. Прошу.

Комната была кое-как прибрана.

— Что будем пить? — осведомился Коменков. — Виски, коньяк?

— Боржом, — усмехнулся Виктор.

— Вас понял. При исполнении, значит? Он держался доброжелательно и непринужденно, словно и не было той ссоры час назад.

— Ты, правда, из милиции? В тоне его не было ни испуга, ни смущения, как рассчитывал Виктор, одно только любопытство.

— Из милиции, — солидно кивнул Усольцев. — Нужен мне один человек. И ты его знаешь. Так что помоги.

— Давай, давай, — оживился Коменков. — Я, брат, верный помощник милиции. Всегда готов, если что. Сергей Митрофанович ко мне, как к себе, приходит. «Ну, наглец, — подумал Усольцев, — Надо его все же укоротить». Он и самому себе не мог признаться, как эта встреча его обескуражила.

— Ну, выкладывай, — продолжал Коменков, — Я, знаешь, ясность люблю. — Но тут он вскочил со стула. — Слушай, давай все-таки выпьем, а? По маленькой. Ты учти, — он весело погрозил пальцем, — комиссар Мегрэ тоже выпивал на работе, Это я лично читал. А как работал? Нам бы так работать! «Нам бы, — поразился Усольцев столь откровенной наглости. — Вот дает». Теперь он уже и вовсе не знал, как начать разговор. Может, выпить рюмку? Он же теперь не отстанет, и разговора не получится.

— Ладно, наливай, — снисходительна согласился он.

Они чокнулись и выпили за дружбу, как объявил Коменков.

— Тебя как звать? — спросил он, ставя пустую рюмку на стол.

— Виктор.

— Ого! И мена! Мы с тобой братики, Витя, — с воодушевлением объявил Коменков, обнимая Виктора за плечи.

А Усольцев, обретя было почву под ногами, вдруг почувствовал, как она снова ускользает из-под него. Серьезный разговор решительно не получался.

— Я тебе все скажу, Витя! Я тебе по-братски все скажу! Ей-богу! — Коменков попытался снова наполнить рюмки.

— Погоди, — закрыл ладонью свою рюмку Усольцев. — Вот скажи, ты в театре работал?

— Точно. Работал. Администратором.

— А Диму помнишь?

— Это какого Диму, откуда? — наморщил лоб Коменков и даже отставил в сторону бутылку.

— Ну, Дима… Такой… — Усольцев назвал приметы.

— А-а! Что, задымился? Ты, Витя, все можешь мне сказать, понял? Могила! Будь спокоен! Значит, задымился? Ай, ай, ай! Ах, утенок! Ах, котенок! Ах, поросенок! Выходит, добегался? Я ж говорил…

Коменков, казалось, совсем развеселился.

— Да с чего ты взял, что задымился? — сердито остановил его Усольцев. — Мне с ним просто поговорить надо. У тебя телефон его есть?

— Что ты, родимый! Откуда у меня его телефон? Прибежит, убежит, и все дела, Слушай, — деловито объявил он. — Есть идея. Оставь мне свой телефончик и фамилий. Как этот Фигаро появится, я тебе звякну. Лады? Вместе хватать его будем.

— Да зачем мне его хватать! — досадливо поморщился Усольцев. — Я тебе уже сказал, мне только поговорить с ним надо. Запомни ты наконец.

— Витя, не блефуй. Я твои карты насквозь вижу, — хохотнул Коменков. — Ты не знаешь, с кем дело имеешь. Сказал — помогу, значит, помогу. Все. И не трясись. Давай телефон.

Усольцеву ничего не оставалось, как продиктовать телефон и свою фамилию. При этом слабая надежда все же теплилась у него: вдруг да этот прохвост и в самом деле позвонит — вроде бы Усольцев его к себе расположил.

Записав телефон и фамилию своего нового знакомого, Коменков внушительно сказал:

— Но, Витя, учти. Если милиция теперь будет меня обижать, я к тебе. Так сказать, услуга за услугу. Договорились? Слушай!

— Его вдруг осенила новая мысль. — Ты мне бумагу выхлопочи, а?

Ну там, помощник милиции, внештатный, словом. Витя, я прошу, — он прижал руки к груди. — Во, как надо. А?

— Ты сначала помоги, я потом проси, — хмуро ответил Усольцев, все больше сомневаясь, что от его визита будет толк.

— Что ты! — воскликнул Коменков. — Тебе просто не хватает проницательности. Ко мне нужен только подход, понимаешь? Меня, Витею, надо заинтересовать. Ну, давай по последней, а? За дружбу, чтобы не ржавела. Я для тебя.

Он снова схватился за бутылку, Усольцев уже не знал, как от него избавиться. И испытал неслыханное облегчение, оказавшись, наконец, на лестнице.

Стремительно скатившись по ней вниз, словно этот неуемный Коменков гнался за ним со своей бутылкой, Усольцев выскочил на улицу.

По дороге он размышлял, что же все-таки сообщить Лосеву, вернее, как сообщить, чтобы не выглядеть в его глазах уж полным профаном и лопухом. А, впрочем, почему профаном и лопухом? В конце концов он вел себя в данных сложных обстоятельствах вполне правильно, и не его вина, что этот тип ничего не знает про того Диму.

Так он по приезде и доложил Лосеву. К сожалению, в комнате в этот момент присутствовал и Откаленко. Это портило Усольцеву настроение во время доклада, и почему-то он невольно отошел еще дальше от истинных обстоятельств.

Лосев слушал внимательно, не перебивая вопросами, а Откаленко, казалось, и вовсе не слушал, уткнувшись в какие-то бумаги.

Когда Усольцев закончил, Лосев спросил:

— Значит, этот Коменков ничего про Диму не знает?

— Он и его самого еле вспомнил. Когда-то тот выклянчил у него контрамарку на спектакль. И больше вообще не появлялся.

— А верить ему можно?

— Думаю, да. Пустой, конечно, парень. Но в данном случае скрывать ему было нечего. К тому же милиции боится, — зачем-то добавил Усольцев.

— Значит, разговор получился откровенный?

— Абсолютно. Я его, знаешь, как расположил.

— Так-так… — задумчиво произнес Лосев и неожиданно спросил: — Значит, два раза он был женат?

— Минимум, — подтвердил Усольцев. — А что такого?

— Да нет, ничего. А сколько раз его с работы вышибали? Усольцев махнул рукой.

— Не сосчитать. А уж девок у него, между прочим…

— М-да. — Лосев недоверчиво покачал головой. — И такой парень на полную откровенность с тобой пошел?

— Пошел, пошел, не сомневайся.

— Брешешь ты что-то, Усольцев, — неожиданно произнес Откаленко, не отрывая глаз от бумаги, которая лежала перед ним на стопе.

— Что значит «брешешь»? — вскипел Усольцев. — Ты все-таки выбирай выражения.

— Вот я и выбрал.

— А я, между прочим, не тебе докладываю. Старший у меня Лосев, а не Откаленко.

— Скажи спасибо.

— Ну, хватит, — примиряюще вмешался Виталий. — Если Виктор и преувеличивает, то в частностях. Главное же ясно: до этого чертового Димы добраться нам таи и не удалось.

В конце дня все снова собрались в кабинете Цветкова.

— Глядите, милые мои, что получается, — сказал Федор Кузьмич, по привычке крутя в руках очки. — Сколько же у нас выявлено людей, так или иначе, видимо, причастных к преступлению? Видимо, причастных, — с ударенном повторил он, подняв палец. — Пока это нам только оперативное чутье подсказывает, не более того.

— Ну, кое-какие факты все же есть, — живо заметил Лосев. — Информация-мать интуиции.

— Пожалуй, что есть и факты, — согласился Цветков. — Вот и давайте разбираться. Начинай, Лосев.

— Слушаюсь. Первым идет всем известный Сева, Это Всеволод Борисович Глинский, вахтер, — Лосев сделал ударение на последнем слове. — Получает информацию о фондах и фондодержателях от женщин, работающих в бухгалтерии предприятии, где потом произошли хищения. Знакомится. Неотразимый красавец. Заводит романы. А одна из этих женщин, Вера, видела у него дома бланк доверенности, заполнен был не до конца. Так что, возможно, он и изготовил те фальшивые доверенности.

— Надо достать свободный образец почерка, — заметил Откаленко.

— Это не проблема, — кивнул Лосев и продолжал: — Теперь его связи. Первая — это некий Валерий, Им Откаленко занимается. Вторая — Нина из «Березки». Тут Златова работает. Еще есть какой-то Игорь, под Москвой живет. Тут пока совсем темно. Вот пока все по Глинскому.

— Та-ак. — Цветков посмотрел на Откаленко. — И, что это за Валерий?

— Валерий Геннадиевич Бобриков, — ответил тот. — Директор овощного магазина. Тоже связан с Ниной из «Березки». Сидел в машине, которую около его магазина бросили. Его там окурок остался, «Герцеговина Флор». Больше того, организовал переброску кислоты с машины на машину. Есть свидетели.

— Как бы он тоже не скрылся, — сказала Лена. — Как вчера этот Лев Константинович, Очень уж Бобриков, говорят, испуганный ушел от Нины.

— М-да. Тараканы обычно чуть что разбегаются, — проворчал Цветков.

— Эх, прошляпили с этим Львом Константиновичем, — досадливо вздохнул Лосев и спросил у Лены: — Кто же он такой, неизвестно?

— Нет, — покачала головой Лена. — Пока нет. У Нины, видно, роман с ним. Бобриков ей сказал: «Твой драгоценный». И Липа подтверждает, что роман. А вот о Льве Константиновиче и она ничего не знает.

— Даже Липа не знает, — иронически протянул Лосев, — Представляете? Но этот самый Дима, которого мы ищем, по связям Бобрикова, видимо, проходит. Раз Бобриков в машине с ним сидел. И по связям Нины Дима проходит, так ведь? — Он посмотрел на Лену.

— Она Диму знает, — подтвердила Лена.

— Ну-ну. Эту работу, милые мои, надо продолжать, — заключил Цветков. — Ищите новые подходы к объектам, новые способы, пути. Выдумка нужна. Смелость нужна. Людей надо понимать. Из этого и работа наша складывается. Из этого, — он погрозил кому-то очками. — А то думают, одна у нас стрельба да погони. Так и пишут, так и кино снимают. А на самом деле, если хотите знать, — Федора Кузьмича на минуту вдруг «повело», как выражался Лосев, это случалось с ним теперь чаще, чем раньше, — на самом деле, стрельба да погоня чаще всего означают нашу ошибку, или когда ничего другого не придумали, или те оказались умнее нас. Я вот так полагаю.

— Однако иногда стрелять все же приходится, — самолюбиво заметил Лосев. — Все-таки не с учениками церковноприходской школы дело имеем.

— Какой-какой школы? — заинтересовался из своего угла Шухмин.

— Была такая при царе, — ответил Лосев. — Тихие детки учились.

— Ну, хватит, — вмешался Цветков. — Вечно ты, Лосев, чего нибудь скажешь. Какие еще связи изучили?

— Вот Усольцев отыскал помощника администратора театра, у которого Дима контрамарки брал, — сказал Лосев.

И все посмотрели на Усольцева.

— Ну, давай, Усольцев, — кивнул Цветков, — Чего тебе там удалось?

— Не знает он того Диму, — через силу выдавил из себя Виктор, сам удивляясь охватившей его вдруг неуверенности.

— А контрамарки все-таки давал ему? — спросил Цветков.

— Один раз. Чуть не год назад.

— Гм… — хмыкнул Цветков. — Но Диму этого, выходит, все же запомнил?

— Не очень твердо…

— Что-то, Усольцев, ты сам не очень твердо говоришь. Беседа-то у вас получилась?

— Самая задушевная, мне кажется, — иронически вставил Откаленко.

— Получилась, — хмуро ответил Усольцев, проклиная себя за свою неуверенность.

— Ладно, — кивнул Цветков. — Ты, Лосев, разберись с этим делом. Чувствуется какая-то недоработка. А теперь послушаем коллегу. — Он посмотрел на Албаняна. — Что-то он все молчит.

— Причем загадочно, — усмехнулся Лосев. — А это кое-что означает.

— Да, дорогой, означает, — со скромной гордостью согласился Эдик. — Картина обрисовывается такая. Преступники явно москвичи, так?

— Ну, так, — согласился Лосев.

— А вот обе угнанные ими машины-из Рязанской области. Ту, первую, которая сейчас у нас, сегодня опознали.

— А насчет второй откуда ты знаешь? — спросил Откаленко.

Албанян хитро улыбнулся, сверкнув белками глаз.

— Представь себе, дорогой, догадываюсь.

— Это почему?

— Вот почему. — Эдик сразу стал серьезен. — Такая картина наблюдается: почти на границе с Московской областью, но, однако же, обычно в соседней, чтобы нам на глаза не попадаться, расположились некие колхозные цехи. Это вообще-то разрешено, это законно, это полезно. Но! Производство в таком цехе должно быть налажено на отходах или, скажем, на сырье самого колхоза. Ясно? А там порой делают, что угодно. Председатель смотрит сквозь пальцы: колхозу выгодно, цех большую прибыль дает. Пусть себе изготовляет, допустим, целлофановые пакеты даже или там косынки, леденцы, губную помаду…

— Постой, постой! А финансовые органы, а госконтроль?! — воскликнул Лосев. — Они зачем?

— Вот, — удовлетворенно произнес Албанян и снова хитро улыбнулся. — Слова не мальчика, но мужа. Отвечаю. Организаторы таких цехов-тоже не мальчики. Ловкость рук, дорогой, чтоб ты знал. И, конечно, неслыханный барыш.

— Ну, а почему у границы с Московской областью? — снова спросил Лосев.

— Потому что дельцы из Москвы. Им далеко ездить на работу, — Эдик саркастически подчеркнул последнее слово, — неохота. Так вот, мы установили, что некоторым из этих цехов требуется для их незаконной продукции лимонная кислота. Пока назову тебе три пункта, дорогой. Горелое, Сухой Лог и Лялюшки.

— Значит, надо вокруг этих цехов поработать, — сказал Лосев. — Осторожно, конечно.

— Верно говоришь, — ответил Эдик. — А для этого тебе нужна командировка, — Албанян посмотрел на Цветкова. — И возможно, не на один день. Там люди серьезные. А потом подключимся и мы.