"Доверяя только сердцу" - читать интересную книгу автора (Торнтон Элис)

Глава первая

Начало марта 1809 года

Серенький день почти уже подошел к концу, когда Анжелика Леннард подъехала к усадьбе «Остролист». В течение долгих часов она с нетерпением ожидала этого момента, но теперь, оказавшись наконец у цели своего путешествия, не спешила выходить из кареты.

– Я постучу в дверь, миледи, – предложил ей кучер.

– Спасибо.

Ожидая, когда дверь откроется, Анжелика быстро осмотрелась по сторонам. Было уже темно, и она мало что сумела увидеть, однако сразу заметила, как уединенно расположен дом. Усадьба находилась в нескольких милях к юго-западу от Арундела, посреди плоской, насквозь продуваемой ветрами равнины. На расстоянии полумили кругом не было ни единого дома. Идеальное место для главаря контрабандистов, решившего устроить тут свой штаб.

Анжелика почувствовала, как ее начинает охватывать дрожь. Она привыкла к многолюдной суете Лондона и здесь, в безлюдной местности, невольно стала испытывать страх. По всей вероятности, она оказалась в самом логове контрабандистов. Окна дома были темны, ниоткуда не пробивалось ни единого лучика света – впечатление такое, что в усадьбе никто не живет.

Собирался дождь. Анжелика вышла из кареты. Порывами налетавший ледяной ветер начал трепать в разные стороны ее широкую юбку и норовил сорвать с головы шляпу. Девушка изо всех сил старалась удержаться на ногах. Всюду следовавшая за ней горничная Марта всем своим видом старалась показать, что решительно не одобряет эту безрассудную поездку.

Дверь дома приоткрылась, в щель осторожно просунулась женская голова. Слабый свет, падавший из коридора, осветил Анжелике путь, и она храбро шагнула вперед.

– Добрый вечер, – приветливо сказала девушка. – Я не ошибаюсь, мистер Бенуа Фолкнер действительно живет здесь?

– Да, мэм, – ответила служанка, с подозрением глядя на незнакомку.

– Отлично! Я – леди Анжелика Леннард. Мне хотелось бы переговорить с вашим хозяином, если вы ничего не имеете против, – на одном дыхании выпалила Анжелика.

– Но хозяина нет дома…

– Тогда, может быть, вы будете столь добры, что позволите мне дождаться его? – Анжелика приблизилась еще на один шаг. Она проделала такой долгий путь и теперь не могла допустить и мысли о том, что придется повернуть назад, когда до цели поездки уже рукой подать.

– Ну, я не знаю…

– Что там такое, Тилли? – позади служанки появилась женщина постарше. Тилли посторонилась, пропуская ее вперед.

– Добрый вечер, мэм. – Анжелика снова представилась. – Я была бы вам очень благодарна, если бы вы разрешили мне подождать мистера Фолкнера.

– А мой сын знает, что вы должны приехать? – Женщина говорила с едва уловимым французским акцентом. На вид ей было чуть более пятидесяти лет, в темных волосах уже проглядывала седина. Она рассматривала Анжелику проницательными карими глазами.

– Нет, мэм, – ответила девушка, чувствуя, как бешено заколотилось от волнения сердце. – Мы с ним незнакомы. Я приехала, чтобы передать ему письмо от моего отца. Дело очень важное.

Несколько секунд миссис Фолкнер задумчиво смотрела на нежданную посетительницу. Падавший из прихожей свет озарял лицо девушки и играл золотистыми бликами на ее светлых волосах. Незнакомка была бледна, лицо ее казалось усталым, но доверчивые голубые глаза встретили пристальный взгляд миссис Фолкнер с необыкновенной, почти детской непосредственностью. Француженка слабо кивнула.

– Должно быть, дело действительно очень важное, коль вы проделали такой нелегкий путь, – сказала она. – Входите, миледи. Тилли, покажи кучеру, куда отвести лошадей.

– Благодарю вас. – Испытывая настоящую радость при мысли о том, что путешествие завершается, Анжелика последовала за хозяйкой в гостиную, расположенную в глубине дома.

– Вы, верно, озябли. Садитесь вот сюда, поближе к огню. – произнесла миссис Фолкнер приветливым тоном. – Не хотите ли чашечку чая? – Она дернула за сонетку.

– Вы очень добры, – проговорила Анжелика, почувствовав, что ее охватывает в незнакомой обстановке все большее смущение.

Гостиная, где они расположились, была уютной, но без претензий на какую-либо роскошь. По обе стороны от камина стояли большие кресла, невдалеке виднелся низенький комод, а к одному из кресел был придвинут столик. На кресла были надеты чехлы рыжевато-коричневого цвета, однако ткань, из которой они были сшиты, выглядела старомодной и ветхой. Царивший в комнате покой располагал к размеренной беседе. Но Анжелика никак не могла собраться с духом, она продолжала испытывать неловкость за свое неожиданное вторжение.

Судя по аккуратной стопке белья, ножницам и подушечке для булавок, что лежали на столике, миссис Фолкнер до приезда Анжелики занималась штопкой и починкой. Анжелика никак не рассчитывала увидеть в доме контрабандиста столь мирную бытовую обстановку, потому смущение ее все возрастало. Когда она так безрассудно уехала, вознамерившись переговорить с Бенуа Фолкнером, ей и в голову не могло прийти, что при их встрече будет присутствовать кто-то еще. Точно так же она не могла предполагать, что ей придется в ожидании хозяина дома обмениваться светскими любезностями с членами его семейства.

– Мне очень жаль, что я ворвалась к вам таким образом, – порывисто сказала Анжелика. – Просто дело в том, что…

– Однажды мне довелось познакомиться с вашим отцом, – спокойно ответила ей миссис Фолкнер. – Это было несколько лет назад, когда он гостил у сэра Уильяма. Мой покойный муж работал тогда врачом в Арунделе. Эрл – настоящий джентльмен, благородный и обходительный. Кстати, Тилли, – миссис Фолкнер повернула голову, увидев, что в комнату вошла служанка, – миледи переночует у нас. Будь добра, приготовь для нее комнату, а потом принеси нам чаю. И позаботься о горничной нашей гостьи.

– Да, мэм. – Тилли с любопытством посмотрела на Анжелику, а затем тихо вышла.

– О нет! – От волнения девушка даже вскочила на ноги. – Уверена, мне вовсе незачем доставлять вам столько хлопот! Мне надо только переговорить с мистером Фолкнером, а потом…

– Вы ведь приехали из самого Лондона, верно? – Миссис Фолкнер вопросительно подняла бровь. – А Бенуа, возможно, вернется домой только через несколько часов. Не можете же вы отправляться в обратный путь посреди ночи!

– Здесь, должно быть, где-нибудь есть трактир… – беспомощно проговорила Анжелика.

– И даже несколько, – ровным голосом подтвердила миссис Фолкнер. – Однако у нас вам будет намного удобнее.

Анжелика после смерти матери была полновластной хозяйкой в доме своего отца, ей приходилось самостоятельно принимать решения, отдавать распоряжения и строго спрашивать, но здесь, в доме Фолкнеров, она порядком оробела.

– Я буду очень рада, если вы поужинаете со мной, – улыбнувшись, сказала миссис Фолкнер, и улыбка смягчила довольно суровые черты ее лица. – Вряд ли Бенуа вернется вовремя, а я всегда так скучаю, если мне приходится есть одной…

Пробило девять, а Бенуа Фолкнера все еще не было. Анжелика получила настоящее удовольствие от неспешной трапезы в компании миссис Фолкнер. Француженка оказалась приветливой и радушной хозяйкой и, к величайшему облегчению Анжелики, не задавала бестактных вопросов. Однако после ужина, когда они снова вернулись в гостиную, девушка почувствовала, что ее снова начинает охватывать волнение.

Спустя некоторое время, когда хлопнула входная дверь и в коридоре послышались приглушенные голоса, Анжелике пришлось с немалым трудом сдержать дрожь. Миссис Фолкнер успокаивающе кивнула ей и быстро вышла из комнаты.

Анжелика поспешила встать и повернуться лицом к двери. Во рту у нее пересохло. Она несколько раз провела кончиком языка по нижней губе, а затем нерешительно прикусила ее.

Несмотря на струящиеся по плечам светлые волосы, которые когда-то, в далеком младенчестве, подсказали родителям, как назвать малышку, и со временем так и не потемнели, в наружности Анжелики не было ничего ангельски неземного. Сейчас она была бледна от волнения, однако обыкновенно на ее щеках играл яркий румянец, а голубые глаза смеялись.

В обществе Анжелику любили, но никогда не относили к числу классически утонченных красавиц. Ее характер, по мнению многих, был чересчур твердым. Тем не менее выражение ее лица часто было таким, будто она вот-вот готова весело рассмеяться. Ее фигуру находили слишком крепкой и полной жизни. Это верно: у Анжелики была тонкая талия и длинные, стройные ноги, однако двигалась она всегда чересчур быстро и решительно – одним словом, Анжелику Леннард никак нельзя было причислить к числу воздушных, готовых растаять и раствориться в воздухе сверстниц. Да и едва ли ей бы понравилось подобное парение в воздухе – она куда увереннее чувствовала себя, обеими ногами твердо стоя на земле.

Сейчас на Анжелике было весьма элегантное, но все же скромное – под стать ее миссии – платье из голубого шелка, казавшееся неожиданно ярким на фоне темных панелей и рыжевато-коричневого цвета чехлов мебели в гостиной. Марта настояла на том, чтобы хозяйка, отправляясь в столь безрассудно рискованное путешествие, позволила ей уложить достаточный запас одежды, и теперь Анжелика была рада такой предусмотрительности.

Вырез на платье был неглубоким, но сборки, подхваченные под грудью девушки узкой голубой лентой, намекали на ее соблазнительные размеры. На плечи Анжелика набросила длинную накидку с оборкой. Волосы ее ниспадали каскадом локонов. Хотя сама Анжелика об этом и не догадывалась, в полумраке небольшой комнаты она, казалось, светилась, словно огонек свечи.

Девушка готовилась встретиться лицом к лицу с таинственным контрабандистом, причем в его собственном доме, и испытывала робость. Вдруг припомнив что-то, она ахнула и торопливо взяла в руки ридикюль, достала из него пару писем и отложила сумочку в сторону. Тут послышались приближающиеся шаги, и Анжелика круто повернулась лицом к двери, которая в следующее мгновение широко распахнулась. Свечи затрепетали от внезапного сквозняка, и по стенам заметались длинные черные тени. На пороге стоял мужчина. Анжелика почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Ее пальцы крепче сжали письма, когда она обратила все свое внимание на хозяина дома.

Бенуа Фолкнер спокойно прикрыл дверь и встретил взгляд Анжелики с выражением не меньшего любопытства, однако с куда более меньшим напряжением на лице. Он был довольно высок – наверное, чуть выше шести футов, – строен и мускулист. В нем чувствовалась скрытая живость и сила, словно в сжатой пружине или неподвижно лежащей плети. Волосы его были черными как вороново крыло, а кожа – смуглой от загара. У него были довольно высокие скулы и нос с легкой горбинкой. В уголках глаз виднелись мелкие морщинки, словно он привык щуриться от яркого солнечного света и мелких соленых брызг. Красиво очерченные чувственные губы были плотно сжаты.

За исключением белоснежного шейного платка и пышных рукавов рубашки безукоризненного покроя, Бенуа был одет во все черное, отчего казался выше и стройнее. Именно такой образ и рисовался в воображении Анжелики. После того как отец поведал ей о своей драматической встрече с бесстрашным юношей на берегу рокочущего во тьме моря, Анжелика не переставая думала об этом юноше.

Бенуа Фолкнер больше походил на пирата, нежели на контрабандиста. Анжелика не удивилась бы, увидев у него в ухе золотую серьгу, на голове – красный платок, а в зубах – абордажную саблю.[3] Ей показалось, что вместе с Бенуа Фолкнером в комнату ворвался напоенный солью простор океана. Едва лишь этот человек переступил через порог, как уютная гостиная сразу же стала тесной и душной.

Глядя на него, Анжелика слегка даже приоткрыла рот. В течение нескольких секунд она продолжала смотреть на Бенуа Фолкнера как зачарованная, по-прежнему судорожно сжимая в руках письма, которые привезла из Лондона.

В живом взгляде наблюдательных карих глаз контрабандиста мелькнуло нечто, похожее на мягкую иронию.

– Добрый вечер, леди Анжелика, – вежливо сказал Бенуа, отвесив в ее сторону легкий поклон. – Мне очень жаль, что вам так долго пришлось дожидаться меня. Если бы я знал о вашем приезде, то, разумеется, постарался бы приехать раньше.

Анжелика растерянно моргала. После долгого вечера, проведенного с миссис Фолкнер, до сих пор говорившей с акцентом и сохранившей манеры настоящей француженки, она ожидала, что выговор Бенуа будет столь же грассирующим. Однако он говорил по-английски очень чисто.

– Я привезла вам письмо от отца, – произнесла Анжелика, хотя собиралась начать разговор с ним совсем не с этого: привычное самообладание почему-то вдруг покинуло ее.

– Так и сказала мне мама. Прошу вас, – он галантно указал ей на кресло и прошелся по комнате, остановившись у комода.

Взгляд Анжелики следовал за ним, не отрываясь ни на секунду. Она прекрасно знала, что нехорошо так пристально рассматривать незнакомого мужчину, но ничего не могла с собой поделать. Бенуа двигался с изящной грацией, вызывавшей в ней восхищение. Из всех мужчин, с которыми ее сводила судьба, он казался, пожалуй, наиболее уверенным в себе. Может быть, он сумеет помочь ей?..

– Не хотите ли немного бренди? – любезно предложил Бенуа. – У вас был длинный день, и я подозреваю, то поручение, с которым вы прибыли сюда, непростое.

Анжелика не сразу вернулась к действительности. Лишь увидев в руке Бенуа хрустальный графин, она собралась с духом и выпалила:

– А этот бренди ввезен контрабандой?

Бенуа бросил на гостью задумчивый взгляд. В его темных глазах мерцали огоньки. Потом на его губах медленно появилась улыбка. Похоже, несдержанность Анжелики лишь позабавила его. Щеки девушки залило краской.

– Пожалуй, из всех напитков, что согревают нам душу и тело, едва ли треть попадает на наш стол после уплаты законной пошлины, – вежливо отозвался Бенуа. – Разумеется, за исключением напитков в доме сэра Уильяма Хопвуда.

– Благодарю вас. – Анжелика взяла бокал, который он, наполнив, протянул ей, и постаралась как можно спокойнее выдержать взгляд хозяина дома. Нельзя было допустить, чтобы он догадался, какое смятение царит в ее душе.

– Полагаю, вы знакомы с сэром Уильямом, – непринужденно заметил Бенуа, усаживаясь напротив Анжелики и вытягивая длинные ноги в черных бриджах поближе к камину. – Ведь он один из друзей вашего отца. Но мне кажется, вам никогда раньше не доводилось бывать в наших краях, не так ли?

– Вы правы, – ответила Анжелика. – Как-то весной мы собирались навестить сэра Уильяма, но не получилось: умерла мама, – добавила она.

В обычных обстоятельствах Анжелика ни за что не поделилась бы с незнакомцем столь личным воспоминанием, однако сейчас она чувствовала себя совсем потерянной.

Просить об одолжении человека, которого она совершенно не знает, хотя он и находится в практически неоплатном долгу перед ее отцом, оказывалось гораздо труднее, чем представлялось Анжелике по дороге из Лондона.

– Мне очень жаль, – тихо проговорил Бенуа.

Анжелика бросила на него быстрый взгляд и поспешила отвернуться. Она уставилась на огонь, призывая себя собраться с мыслями. Ведь она приехала сюда, чтобы выполнить довольно простое поручение, а вместо этого устраивает спектакль… Помедлив несколько секунд, она с тихим стуком поставила бокал на выступ у камина, подняла голову и посмотрела прямо в глаза сидевшему напротив нее человеку.

– Благодарю вас за сочувствие, – быстро проговорила она, – однако все это произошло несколько лет назад, и я уверена, что в данный момент вас куда больше интересует причина моего приезда сюда.

– Полагаю, вы приехали, чтобы потребовать от меня уплаты долга вашему отцу, – как ни в чем не бывало ответил Бенуа и сделал глоток. Он держался совершенно свободно. – Или я ошибаюсь?

– Так вы намереваетесь сдержать свое обещание?! – воскликнула Анжелика. Ее удивлению, казалось, не было предела. Направляясь сюда, она была почти уверена, чтомальчик, много лет назад бросивший дерзкие, необдуманные слова, давно о них забыл. По дороге Анжелике пришлось поломать голову над тем, что ей следует сказать ему, чтобы убедить в необходимости исполнить обещанное.

Бенуа встретился с ней взглядом. И Анжелика вдруг со всей ясностью осознала внутреннюю силу этого человека. Он напомнил ей волка: с виду мирный, спокойный, но горе тому, кто заставит его показать клыки.

– Я всегда держу свое слово, миледи, – холодно, словно сверкнула сталь, отозвался Бенуа. – Однако мне пока неизвестно, какой именно услуги требует от меня эрл. Может быть, вы будете столь любезны и передадите мне его письмо? – Он резко протянул к Анжелике руку с длинными пальцами.

Сердце девушки дрогнуло от неожиданности, и она инстинктивно прижала письма к груди.

– Миледи, – нетерпеливо проговорил Бенуа, сверкнув глазами, – едва ли разумно с вашей стороны проделать такой утомительный путь, а затем отказываться передать мне письмо.

Анжелика медлила. Сейчас она испытывала то же чувство, которое иногда охватывало ее при звуке приближающихся раскатов грома, – боязливый восторг, смешанный с упоением. Грозы обыкновенно бывали непредсказуемыми и неистовыми, однако после удушающе бесконечной тишины, что предшествовала им, вспышки молний и грохотание грома казались Анжелике просто упоительными.

– Я знаю, что написано в этом письме, – сказала она неожиданно для себя самой, по-прежнему не торопясь отдавать Бенуа конверт. – Папа продиктовал мне его вчера вечером. Может, будет лучше, если сначала я попытаюсь объяснить, в чем дело? – Анжелика встала и быстро прошлась по комнате, однако гостиная была тесновата для того, чтобы начать здесь расхаживать взад и вперед, как она привыкла дома.

– Продиктовал? – Бенуа посмотрел на девушку с недоумением.

– Прошло уже больше года с тех пор, как мой отец ослеп, – отрывисто проговорила Анжелика. Было видно, что подобное признание далось ей с трудом.

– Очень жаль. Эрл был превосходным человеком.

– Он и сейчас такой!!! – Анжелика круто повернулась к Бенуа, и в ту же секунду вокруг нее взметнулся вихрь голубого шелка и ослепительно золотистых локонов. Глаза ее гневно пылали, как сияющие сапфиры. Слова сочувствия, произнесенные Бенуа, вызвали в ней довольно бурную негативную реакцию. – Мой отец – смелый и благородный дворянин, а не какой-то там заурядный контрабандист или грабитель! Не забывайте, он сохранил вам жизнь! Да как вы смеете говорить о нем так, словно он умер?! – Она быстро отвернулась, чтобы смахнуть с ресниц непрошеные слезы, одновременно пытаясь овладеть собой. Разве можно объяснить незнакомцу, какое горькое, непроницаемо отчаянное уныние поглотило эрла с момента, когда он понял, что зрение никогда больше не вернется к нему?..

В тот злополучный день, когда опрокинулся его экипаж, лорд Эллевуд утратил не только способность видеть свет, но и умение радоваться жизни. Это обстоятельство причиняло невыразимую боль всем тем, кто его окружал. Иногда Анжелика с тоской спрашивала себя, станет ли ее отец снова тем человеком, которого она горячо любила и которым восхищалась всю свою жизнь?..

Несколько минут после неожиданной вспышки гнева со стороны гостьи в комнате царило молчание. На полке мерно тикали часы, в камине с треском упало полено, подняв сноп искр, но ни Анжелика, ни Бенуа не обращали никакого внимания на то, что происходило вокруг них.

Хозяин дома не отрывал от Анжелики своих слегка прищуренных глаз. Похоже, ее внезапный приступ ярости его вовсе не обидел и не оскорбил. Затем он поднялся и подошел к Анжелике, по-прежнему пристально глядя на нее. Она же так и не смогла заставить себя посмотреть ему прямо в глаза. Ей было страшно, что Бенуа увидит в них боль и тоску, которые царят в ее душе, и которые она отчаянно попыталась замаскировать гневом.

– Мне следует попросить у вас прощения, – тихо проговорил Бенуа. – Я вовсе не желал оскорбить вашего отца. Не сомневаюсь, он все тот же превосходный и благородный джентльмен, каким я его знал. Однако потеря зрения стала для него, человека подвижного, должно быть, настоящей катастрофой…

– Так оно и есть, – прошептала Анжелика. То, что Бенуа моментально проникся печальной участью лорда Эллевуда, очень взволновало ее.

Тем временем хозяин дома взял из рук Анжелики письма, положил их на столик, а ее подвел к креслу, на котором она не так давно сидела, и подал ей ее бокал с бренди. Сам уселся напротив, скрестив ноги.

– Мне невероятно жаль разочаровывать вас, – произнес Бенуа, – но я уже почти пятнадцать лет не имею никакого отношения к контрабандному промыслу. Сейчас я почтенный, всеми уважаемый и весьма далекий от романтики деловой человек.

Анжелика подавилась бренди и закашлялась так, что на глазах у нее выступили слезы. Дрожащей рукой она потянулась за ридикюлем и торопливо начала в нем копаться.

Бенуа протянул ей безупречно чистый льняной платок.

– Боюсь, сегодня ночью вам не доведется услышать, как под окном вашей комнаты цепочкой пройдут «джентльмены»[4] со своими пони, – продолжил Бенуа, когда Анжелика вытерла глаза, – и вы не увидите никаких таинственных огней, мерцающих в месте выгрузки запрещенного товара. Собственно говоря, пребывание в этом доме покажется вам столь же скучным и спокойным, как и ночевка в доме сэра Уильяма… Хотя, с другой стороны, – задумчиво добавил Бенуа, – может быть, здесь вам будет гораздо спокойнее, чем под кровом Билли Мушкетона. Если не ошибаюсь, у него есть милая привычка переворачивать все в доме вверх дном всякий раз, как ему вздумается выйти поохотиться на моих бывших соратников по преступному промыслу.

Анжелика невольно улыбнулась его шутливому замечанию.

– Могу себе представить, – сказала она, стараясь теперь говорить добродушно-ироническим тоном, – как я расстроила вас своим криком. Я должна извиниться перед вами, сэр. У меня не было никакого права бранить вас. Папа рассказал мне о своей встрече с вами только вчера. Честно говоря, я не вполне себе представляла, чего мне следует ждать от вас, однако заверяю вас, что буду хранить ваш секрет так же надежно, как все эти годы делал мой отец.

– Благодарю вас, миледи, – с легким кивком ответил Бенуа. – Надеюсь, во всем остальном ваш отец чувствует себя неплохо?

– Да. – И Анжелика, вздохнув, продолжила: – Это был несчастный случай, с экипажем. Карета перевернулась, и осколки стекла попали ему в глаза. – Говоря это, она недоумевала: что заставляет ее быть столь откровенной – ведь Бенуа не выспрашивал у нее детали? – Папа сломал руку и несколько дней страдал от жестокой лихорадки, но теперь все уже прошло. Вот только глаза…

Анжелика старалась говорить спокойным и непринужденным тоном, но сама обратила внимание на то, как тоскливо звучит ее голос. Возможно, физически эрл сумел оправиться от катастрофы, однако душа его страдала от незаживающей раны.

Бенуа по-прежнему внимательно смотрел на Анжелику и молчал. Пауза длилась долго. Затем он произнес:

– Итак, что же такое требует от меня ваш отец?

– Он просит спасти моего брата из Битша, – коротко ответила она.

За окном усилился ветер, по стеклу забарабанили тяжелые капли дождя. Разыгравшаяся непогода, видимо, стремилась еще больше изолировать усадьбу «Остролист» от всего мира. Было такое ощущение, что на всем белом свете остались в живых и бодрствуют всего два человека. И один из них, подумала Анжелика, поможет ей.

– Понятно, – произнес наконец Бенуа голосом, лишенным всякого выражения. – Вы хотите, чтобы я проехал более двухсот миль в глубь Франции и вытащил вашего брата из крепости, где Бонапарт держит военнопленных, – между прочим, пользующейся самой дурной славой…

– Но ведь папа пощадил вас и вашу семью. Теперь мы в свою очередь просим спасти жизнь члену нашей семьи. – Анжелика протянула вперед руку, надеясь, что этот умоляющий жест поможет ей убедить Бенуа. Золотистые локоны у нее на голове слегка шевельнулись.

Она страстно желала, чтобы брат поскорее вернулся домой. Ведь было совершенно ясно, что хандра эрла во многом связана с тревогой за судьбу сына. Гарри… Всегда такой жизнерадостный, подвижный… Может, именно ему удастся помочь лорду Эллевуду хотя бы частично примириться с утратой зрения – Анжелике это так и не удалось.

– Едва ли есть необходимость в таком драматическом спасении, – сухо ответил ей Бенуа с мрачным и неприступным видом, хотя голубые глаза Анжелики по-прежнему с мольбой были устремлены на него. – Все, что должен сейчас делать ваш брат… как его имя, кстати?

– Гарри. Он корабельный курсант.

– Все, что сейчас нужно делать Гарри, так это сидеть тихо и примерно себя вести, и рано или поздно его обменяют на какого-нибудь пленного француза, – сказал Бенуа и сделал глоток бренди, бросив на Анжелику взгляд поверх краешка бокала. – Так что едва ли нужно устраивать такую мелодраму в ситуации, когда все должно само собой уладиться…

– Да ничего тут не уладится! – отчаянно воскликнула Анжелика. – Может быть, вы об этом еще не знаете, но французы прекратили обмен пленными. Они стали задерживать даже гражданских лиц: женщин и детей. Многие из них томятся в плену в Вердене. Папа говорит, что такое беззаконие – это нарушение принятого во всех цивилизованных странах кодекса ведения военных действий.

– Я уверен, так считает немало достойных людей, – мягко откликнулся Бенуа, все так же пристально рассматривая Анжелику. В его глазах появилось теперь какое-то загадочное выражение. – Однако мне известно, что в Вердене есть коллеж, среди студентов которого несколько молодых курсантов. Почему Гарри не в их числе?

– Он отказался дать французам честное слово, что не попытается бежать, – быстро ответила Анжелика. – Однажды он уже это предпринял – правда, безуспешно. Именно потому его перевели в Битш. Там у французов нечто вроде исправительного лагеря – так, кажется, это называется? Похоже, вы все это знаете лучше меня.

– Я знаю лишь то, что доходит до меня по слухам, – тихо произнес Бенуа и нахмурился, видимо что-то припоминая. Анжелика отметила это с удовлетворением: значит, принялся обдумывать сложившуюся ситуацию. – Если не ошибаюсь, эта крепость построена Вобаном,[5] – после минутного молчания проговорил Бенуа. – И расположена она на вершине довольно обширного горного массива. Не самое подходящее место для побега…

– А Гарри уже сумел бежать оттуда один раз, – с гордостью, произнесла Анжелика. – Смотрите! – она взяла со столика и протянула Бенуа письмо. – Мы только вчера получили это от одного из detenues[6] в Вердене.

– Благодарю вас. – Он отставил в сторону бокал, осторожно развернул лист бумаги и принялся читать.

– Вот нужный абзац! – нетерпеливо сказала Анжелика, опускаясь на колени рядом с креслом Бенуа так, чтобы письмо было видно и ей.

«Гарри и его друзья находились на свободе примерно три месяца. Преодолев немало трудностей и препятствий, они добрались до побережья, однако не смогли найти корабль, чтобы переправиться через пролив. Французы очень бдительно следят за своими лодками по ночам. Гарри был схвачен недалеко от Этапля и в кандалах проделал обратный путь до Вердена…»

– Вот видите: сложнее всего для них было достать лодку, чтобы добраться до Англии, – вот почему папа подумал о вас! – живо воскликнула Анжелика, снова тряхнув головкой. – Судя по словам сэра Уильяма, война не внесла никаких изменений в жизнь контрабандистов.

– Но я-то уже давно не контрабандист, – напомнил ей Бенуа, с явной симпатией заглядывая в ее румяное от волнения лицо. – Нет, подождите! Мне бы хотелось дочитать письмо до конца, – остановил он Анжелику, когда та открыла рот, готовясь что-то торопливо возразить.

Девушка нетерпеливо прикусила губу. Она не привыкла, чтобы ее одергивали, однако ей не хотелось раздражать Бенуа, который, возможно, сумеет помочь Гарри.

Улыбнувшись, Бенуа продолжил чтение.

Анжелика с беспокойством наблюдала за ним. Если он действительно больше никак не связан с контрабандистами, то переправиться во Францию ему будет трудно. В то же время Бенуа, должно быть, до сих пор поддерживает отношения со своими родственниками-французами, и если захочет, то обязательно найдет какой-нибудь способ вызволения Гарри.

Автор письма к эрлу продолжал:

«Я видел Вашего сына, когда он появился в Вердене, но в тот день мне удалось перекинуться с ним лишь парой слов. После неудачной попытки побега французы считают Гарри mauvais sujef,[7] дерзким преступником, способным на любую рискованную выходку. Его препроводили в Битш, где находится исправительный лагерь, однако я уверен, что он попытается бежать и оттуда, как только ему представится удобный случай.

Не правда ли, есть какая-то горькая ирония в том, что, если бы французы предложили Гарри дать им честное слово никогда больше не предпринимать попыток к бегству, честь удержала бы его в крепости надежнее всяких кандалов? Однако французы не вполне осведомлены о том, какое место занимают курсанты в военно-морской иерархии званий. Довольно часто они не предоставляют им одинаковые с вышестоящими офицерами привилегии. Разумеется, все было бы иначе, если бы только им стало известно, что Гарри – Ваш сын, однако до сих пор они ничего не выяснили, и я надеюсь, что так оно и будет дальше. На сем остаюсь Вашим покорным слугой – Джеймс Корбетт».

– Вот видите! – воскликнула Анжелика, не в силах далее хранить молчание. – Это дело жизни и смерти. Гарри, конечно же, снова попытается бежать, и на этот раз его могут убить. Я знаю, что несколько военнопленных были убиты при попытке к бегству. Все, что нужно сделать, – это немного помочь ему: в определенный час в определенном месте его должна ждать лодка, и только. – Анжелика, по-прежнему стоя на коленях, обеими руками ухватилась за подлокотник кресла Бенуа. – Вам не придется даже пробираться во Францию, – горячо добавила она, не отрывая взгляда сияющих голубых глаз от лица Бенуа и изо всех сил стараясь убедить его в необходимости помочь ее семье. – Джеймс Корбетт отправил свою любовницу в Англию, чтобы та сделала тут кое-что по его поручению, и достойная женщина сумела провезти это письмо, спрятав его под платьем, – похоже, французы довольно часто бывают удивительно небрежны. Скоро она планирует вернуться в Верден.

В данный момент нам нужно только одно – имя какого-нибудь надежного человека, к которому Гарри сможет, ничем не рискуя, прийти, рассчитывая на благополучную переправу через Ла-Манш. Фанни могла бы передать нужные сведения Джеймсу Корбетту.

– А каким образом Джеймс Корбетт свяжется с Гарри? – скептически поинтересовался Бенуа, приподняв черную бровь. – И что будет, если имя этого «надежного человека» попадет в чужие руки? За какие несчастья мне придется нести ответственность, если я поступлю так, как предлагаете мне вы?

Анжелика вспыхнула, проглотив готовые сорваться с губ слова возмущения. Она поняла, что замечание Бенуа вполне справедливо, и осознала также, что из-за своего беспокойства потеряла способность здраво мыслить. Однако что тут медлить? – решила девушка.

– Но ведь должен же быть какой-то выход! – сердито ударила она по подлокотнику кресла. – Если вы сами отказываетесь ехать во Францию…

– А разве я сказал, что отказываюсь? – Бенуа положил ладонь на ее пальцы, и Анжелика вздрогнула, неожиданно поняв, как свободно, прямо-таки развязно она держится в его присутствии.

Бенуа сидел в кресле, а она стояла на коленях, на полу, да еще в позе, которую нельзя назвать ни грациозной, ни подходящей урожденной леди. Даже в самых пылких мечтах Анжелика и представить себе не могла, что ее разговор с контрабандистом будет проходить подобным образом.

Его рука с красивыми, гибкими пальцами была смуглой от загара. Анжелика сразу заметила, какие тепло и сила исходят от Бенуа, и неожиданно почувствовала, как в глубине ее души затеплилась в ответ на его прикосновение какая-то искорка, высечь которую не удавалось до сих пор ни одному из знакомых ей мужчин.

Воспитанная в правилах строгого этикета и неукоснительного соблюдения внешних приличий, Анжелика тем не менее жила в обществе, где ложный блеск и ухищрения последней моды составляли столь же неотъемлемую часть жизни, как и бесконечные интриги и откровенная лесть. С тех пор как Анжелика начала выезжать в свет, в ее адрес было произнесено множество комплиментов, и немало вполне достойных. Не единожды джентльмены склонялись над ее ручкой, но никто из них не вызывал в ее сердце столь мгновенный отклик и ожидание неведомого блаженства.

Зато сейчас она была не в силах отвести взгляд от лица Бенуа. Его внимательные карие глаза завораживали ее, хотя она и не могла разобрать, что скрывается в глубине его взора. Анжелика разрывалась между желанием убрать свою руку с подлокотника и желанием оставить ее там, чтобы продлить эту минуту магнетического воздействия на нее Бенуа. Затем она встрепенулась: ее долг перед Гарри – и перед отцом – сделать все возможное, чтобы убедить Фолкнера помочь им.

Неуверенно глядя на него, Анжелика слабо улыбнулась, и в ее искренних, как у ребенка, голубых глазах замерцал огонек надежды.

– Вы хотите сказать, что согласны поехать во Францию? – почти умоляюще проговорила она.

– Может быть.

– Может быть! – воскликнула она, отнимая у него руку, и на лице ее появилось упрямое выражение. – Но ведь…

– Отдайте мне письмо вашего отца! – резко сказал Бенуа.

– Зачем? Я и так рассказала вам все, что там написано, – возразила Анжелика.

– Тем не менее я хотел бы прочитать его. – Бенуа встал.

Анжелика оказалась застигнутой врасплох. Она тоже попыталась подняться, но то ли потому, что долго стояла на коленях, то ли от длительного сидения в тряской карете во время поездки сюда ей показалось, что в ее ноги вонзились раскаленные иголки и булавки, и она со стоном снова опустилась на пол.

Бенуа наклонился и, взяв девушку за обе руки, без малейшего усилия поднял на ноги. Анжелика поморщилась, так как в левой ноге все еще покалывало, и с трудом сохранила равновесие. Бенуа поддержал ее, легонько обхватив за талию. Анжелика инстинктивно отшатнулась в сторону и, подняв на него глаза, испугалась, увидев, как близко друг к другу они стоят. Причем такую близость она не назвала бы неприятной.

Карие глаза Бенуа смотрели на нее все так же внимательно, но довольно приветливо, почти по-дружески.

– Вы совершенно правы, – сказал он настолько низким голосом, что Анжелика невольно вздрогнула и вся затрепетала. – Я действительно обязан жизнью вашему отцу – и я отплачу ему, спасая жизнь вашего брата. Однако лучше всего будет, если вы предоставите мне самому решать, как мне поступить. Я напишу лорду Эллевуду, и завтра утром вы сможете отвезти ему мой ответ.

– Но что же вы собираетесь делать? – требовательно спросила Анжелика. – И когда вы собираетесь начать?

– Это уже мое дело, – твердо ответил Бенуа. – Кстати, а вашему отцу известно, где вы находитесь? Должно быть, со дня моего краткого знакомства с ним он сильно изменился, если, не говоря ни слова, позволяет вам загнать меня в угол в моем же собственном доме.

– Разумеется, ему все известно! – возмущенно воскликнула Анжелика. На самом деле она не нашла в себе сил сообщить отцу о своих намерениях лично, лишь трусливо оставила ему записку.

Лорд Эллевуд хотел, чтобы Бенуа получил это письмо из рук секретаря, однако Анжелика с изрядным подозрением отнеслась к намерению эрла просить какого-то контрабандиста спасти Гарри. Ей было неприятно думать, что она подвергает сомнению слова отца, правильность его решения, однако после катастрофы эрл нередко давал путаные распоряжения, а иногда и просто неразумные. Жизнь Гарри была для Анжелики и ее отца слишком драгоценна, чтобы можно было доверить ее незнакомцу, пусть и отважному, с которым эрл случайно встретился шестнадцать лет назад, потому Анжелика и решила сама разобраться, что за человек этот Бенуа Фолкнер.

Бенуа улыбнулся. Анжелике показалось, что она тонет в его вопросительно глядящих на нее глазах, и она зажмурилась. Теперь, когда наконец ему все рассказано и он, судя по всему, согласился помочь ей, Анжелика неожиданно почувствовала, как ее охватывает неимоверная усталость.

Бенуа коснулся ее волос – сквозняк от окна, заставлявший пламя свечей колебаться и вздрагивать, встревожил бы ее в данную минуту больше. Затем он положил руку ей на плечо.

– Вы клонитесь, как осинка на ветру в летний день, – произнес он, явно забавляясь. – Вам выпал нелегкий и утомительный день, миледи. Не хотите отправиться спать? Ведь вы уже выполнили свою миссию. А завтра сможете спокойно вернуться к отцу.

Анжелика резко открыла глаза, оскорбленная его предположением о том, что поездка в экипаже из Лондона может утомить ее, и раздраженная тем, как снисходителен был с ней Бенуа, предлагая поскорее удалиться на покой.

– Не смейте говорить со мной таким снисходительным тоном, сэр! – ледяным голосом проговорила она. – Я действительно немного устала, однако вполне ясно сознаю свои обязанности. Если ваши туманные намеки и увиливания означают, что вы предпочитаете не обсуждать со мной свои планы, – что же, так тому и быть. Однако в таком случае вам нет нужды притворяться, что вы ведете себя так только потому, что я не способна понять, с какими трудностями вам предстоит столкнуться!

Выслушав ее, Бенуа не произнес ни слова возражения, он лишь отступил к двери, открыл ее и жестом предложил Анжелике покинуть гостиную.

– Идите спать, миледи. Я уверен, что завтра, когда мы хорошенько выспимся и отдохнем, нам все будет ясно.

Анжелика стиснула зубы и вышла из комнаты, стараясь держаться с возможно большим достоинством.