"Серебряная ведьма" - читать интересную книгу автора (Кэррол Сьюзен)

ГЛАВА 8

«Медная лошадь», подобно многим гостиницам на берегах Шер, была скромным заведением, обслуживавшим в основном команды речных судов, купцов и рыбаков, которые перевозили грузы по реке. Но после страшных событий, связанных со смертью младенца Луки, над заведением, которым владели Пиллары, первые из тех, кто пострадал от зловещих планов Серебряной розы, нависла пелена невезения. Некогда веселый и жизнерадостный, Гаспар Пиллар медленно, словно во сне, вытер пивные кружки и поставил их на полку шкафа. Когда Симон и Мири вошли в пивную, в глазах корчмаря не мелькнуло ни искры гостеприимства.

Пиллар был невероятно благодарен Симону за то, что он единственный нашел в себе смелость не обратить внимания на местного священника и достойно похоронил его внука, вместо того чтобы сжечь его, как выродка колдуньи.

Но Симон был горьким напоминанием собственной трусости Пиллара, и трактирщик хотел бы никогда больше не видеть этого охотника на ведьм.

Если бы Симон был один, он остановился бы на ночлег где угодно, но теперь с наступлением темноты его единственной заботой было найти четыре стены, за которыми можно было переночевать Мири.

– Месье Пиллар…

Было бы оскорбительно спрашивать, как его дела, и Симон ограничился коротким поклоном.

– Господин охотник на ведьм, – грустно ответил хозяин гостиницы. – Каким недобрым ветром принесло вас к моему порогу на этот раз?

– Только необходимость отдохнуть и переночевать мне и… – Симон колебался, пытаясь решить, как представить Мири.

– Его кузен Луи, – произнесла Мири хриплым голосом, который, по мнению Симона, никого не смог бы провести.

– Э… да. Луи.

Симон нахмурился. Он приказал ей молчать и дать ему вести разговор. Девушка ниже надвинула шляпу, но беспокоиться не стоило. К облегчению Симона, Пиллар едва бросил взгляд в ее сторону. Казалось, что мужчина потерял всякий интерес ко всему, кроме своего горя с тех пор как его единственная дочь Люси продала душу дьяволу и бросила сына замерзать.

– Посмотрю, что осталось на кухне вам на ужин, – произнес трактирщик. – А что касается комнаты, можете сами выбирать. У нас постояльцев немного, с тех пор как…

Он замолчал, переполненный эмоциями.

– Первая комната наверху убрана и готова принять вас, – сипло закончил он.

Симон поблагодарил его. Он представлял, что Мири думает о них обоих, и поежился от неловкости ситуации. Девушка оглядела гостиницу, мрачные стены, столы и стулья, которые казались никому не нужными.

Симон быстро собрал их сумки и повел ее на лестницу. Появилась служанка с кувшином горячей воды и проводила их в комнату наверху.

Маленькую румяную блондинку Симон не помнил с прошлого визита. Несомненно, ее взяли вместо исчезнувшей Люси Пиллар.

Горничная повела Мири наверх, и Симон собрался последовать за ними, но кто-то потянул его за рукав.

– Месье Аристид?

Симон вздрогнул, когда, обернувшись, увидел женщину, возникшую из тени. Когда-то хорошенькая, как ее дочь, и моложавая, Колетт Пиллар выглядела словно красивое, но изношенное и застиранное платье, выцветшее на солнце. Симону тяжело было видеть дрожащие губы и несчастные глаза женщины. Он вежливо наклонил голову:

– Мадам Пиллар.

– Простите, но, может быть, в своих странствиях вы где-то слышали о… о…

Она испуганно посмотрели в пивную, где ее муж подавал вино корабельщикам: Гаспар Пиллар запретил произносить имя их дочери пол крышей его дома. Колетт перешла на шепот:

– Люси.

– Нет, мадам. Извините, не слышал.

Мири и горничная уже скрылись наверху. Симон хотел пойти за ними, но мадам Пиллар снова остановила его.

– Но если вы что-то узнаете… если найдете мою девочку…

Симон поправил тяжелые седельные вьюки на плече, сжав губы. Неужели эта несчастная женщина не понимала, что будет с ее девочкой, если он найдет Люси? Он будет вынужден привести ее в суд и повесить за колдовство и убийство ребенка.

– Никогда не знаешь, что хуже, – стонала женщина. – Не сплю по ночам, все думаю, что с ней стало. Если бы вы пообещали мне любезно сообщить… если узнаете…

Симон подумал, что лучше раскаленные иглы под ногти, чем сказать матери, какая судьба ждет ее единственного ребенка. Но, как только глаза Колетт наполнились слезами, он тихо произнес:

– Обещаю.

Она проглотила слезы, попыталась улыбнуться и ушла в пивную. Симон поднялся по лестнице, в очередной раз проклиная свою профессию, ведьм, подобных Люси Пиллар, и эту проклятую Серебряную розу, которая сделала его работу такой нужной. Наверху он не увидел Мири, но из первой двери справа вышла горничная.

– Сюда, месье, – сказала она, присев в реверансе и изо всех сил стараясь не смотреть на его глазную повязку.

Симон чуть не одернул ее за долгий пристальный взгляд, но сдержался. Он привык к тому, что люди разглядывали шрамы на его лице, и его раздражала не девушка, а возвращение в это проклятое место. Надо было остановиться на ночлег в каком-нибудь другом месте.

Проведя Симона в комнату, горничная поспешила удалиться. «Медная лошадь» не была оживленным местом, как прежде. Когда дверь закрылась, возникшая тишина показалась Симону оглушительной. Оставшись с Мири наедине, он громко бросил сумки на пол.

Кто-то – Мири или горничная – уже зажег свечи, и они разогнали сумеречные тени. Скорее всего, это сделала служанка, потому что Мири стояла посередине комнаты с видом женщины, которая пока не решила, останется ли она здесь. Ее лицо по-прежнему наполовину скрывали поля шляпы, и казалось, что она разглядывает комнату.

А смотреть особенно было не на что, только на пару к деревянных табуретов, небольшой круглый стол, рукомойник и… кровать с толстым пуховым матрасом, накрытым потертым стеганым одеялом. Кровать была не очень широкая, с двумя подушками, лежавшими рядышком.

Возмутившись по поводу его решения остановиться на ночлег, Мири почти не разговаривала с ним, как только переступила порог гостиницы. Но теперь она повернулась к нему, нахмурившись.

– Ты действительно считаешь, что мы должны провести ночь в одной комнате?

– Было бы глупо, если бы я заявил, что юноше требуются отдельные апартаменты, не так ли, Луи? – ядовито произнес Симон. – Разве что тебе захотелось королевского обращения лишь потому, что ты взяла королевское имя.

– Нет, не хочу, и я выбрала это имя не потому, что оно принадлежит какому-то королю. – Она еще ниже нахлобучила шляпу, произнеся более тихим голосом: – Моего отца звали Луи.

Симон сморщился, почувствовав себя грубияном. Эта ситуация была для него такой же неловкой, как для нее, по это не оправдание. Надо было вспомнить. В первое лето их встречи Мири много рассказывала про своего отца, она так гордилась тем, что она дочь отважного рыцаря Луи Шене. Когда они бродили по берегам уютной бухты, она часто с тоской и надеждой смотрела на прилив, словно ожидая в любой момент увидеть паруса, несущие ее отца домой.

– Прости, – пробормотал Симон, прислонившись к закрытой двери. – Но при заключении нашего небольшого соглашения никто из нас не подумал, что на какое то время нам придется быть вместе и днем и ночью.

– Мы… мы как-нибудь справимся.

Симону хотелось быть таким же уверенным. Минуту поколебавшись, Мири сняла шляпу и бросила ее на кровать. Когда она наклонилась, чтобы взять свой седельный вьюк, ткань брюк плотно обтянула ее бедра, и Симон отчаянно стал искать, чем бы отвлечься, чтобы не смотреть на этот соблазнительный овал.

Он подошел к окну и выглянул во двор, чтобы разглядеть колодец и конюшню, где стояли Самсон и Элли. Все казалось тихим и приличным, но ему придется не спать всю ночь, карауля с заряженным пистолетом и готовым…

Симон одернул себя, сердито выругавшись, поняв, как он смешон. Никто из агентов Серебряной розы не был замечен здесь с тех пор, как исчезла Люси Пиллар. Маловероятно, что они появятся здесь этой ночью. Ведьмы никогда не нападали на него, когда он останавливался в гостиницах, где были другие люди.

Он плохо соображал и знал почему. Мири. Одно только ее присутствие действовало на него гораздо сильнее, чем он ожидал. Он кожей ощущал, как она передвигается по комнате у него за спиной, слышал всплеск воды, когда она стала умываться.

Вздохнув, он почувствовал, что комната наполнена ее запахом, чем-то теплым, очаровательно женским. Слишком соблазнительный аромат. Он высунулся из окна, чтобы отдышаться. Легкий ветерок с реки слегка потрепал его бороду. В сумерках воздух стал прохладным, но недостаточно, как показалось Симону.

Надо было старательнее отговаривать Мири от путешествия с ним. Но упрямство женщины было ему отлично знакомо. Она добилась своего, когда пригрозила, что отправится за Серебряной розой одна.

Однако его волновало не только это. На него подействовала искренность, с которой она произнесла: «Я истинная Дочь Земли, и эта зловещая женщина не только угрожает жизни невинных младенцев, она оскверняет добро и гармонию, в которые я верю, каждый принцип которой мне дорог. Мой долг, так же как и твой, остановить ее. Как мне заставить тебя понять?»

Ей удалось это сделать. Симон никогда не видел истинной разницы между мудрыми женщинами и ведьмами. Любое общение с магией и древними учениями казалось ему опасным и запретным. Но Мири с такой страстью говорила об истинном пути Дочерей Земли, готова была рисковать собственной жизнью ради их защиты. Он мог не любить и не понимать этого, но, Господь свидетель, он уважал ее за это.

И она была права, когда сказала, что ему нужна ее помощь. В одиночку он не сможет победить Серебряную розу, а у Мири было больше способностей и связей среди мудрых женщин, чем он догадывался. Она была нужна ему, как бы долго ни пришлось охотиться за этой колдуньей.

Мири расплела и распустила волосы, и шелковые пряди каскадом лунного света рассыпались по ее плечам. Пока она копошилась под рубашкой, он смог рассмотреть полоску нежной белой кожи. Она пыталась развязать полоску ткани, которой забинтовала свою грудь. Наконец ей удалось это сделать, и, облегченно вздохнув, она вытащила полоску из-под рубашки. Этот вздох показался ему таким же соблазнительным, как ласка.

Когда она развязала тесемки на груди, разрез рубашки и разошелся, обнажив долину ее грудей. Желание пронзило Симона, словно стрела. Он знал, что надо отвести глаза в сторону, но продолжал зачарованно смотреть на нее.

Отлично понимая то впечатление, которое она на пего производит, Мири опустила губку в тазик с водой и стала вытирать прохладной водой шею, закрыв от удовольствия глаза. Капельки воды падали ей за ворот, мимо серебряной цепочки, исчезая среди нежных холмов.

Когда Мири вытиралась полотенцем, она, казалось, вспомнила, что не одна в комнате. Повернувшись к нему лицом, она прикрыла распахнутый ворот рубашки.

– Не надо было заходить сюда, Симон, – произнесла она мрачно. – В этой гостинице плохая аура.

Он с недоумением посмотрел на нее. Они начали охоту, которая могла стать роковой для них обоих. Они теперь находились в спальне, которая с каждой минутой становилась все меньше для них, а она беспокоилась о какой-то ауре?

Мири вздрогнула:

– Словно в каждой щелке сидит горе.

Симон удивился, что она это почувствовала, но решил, что удивляться нечему. Мири всегда была особенно восприимчива к своему окружению. Симон ничего не сказал ей о Пилларах и их трагедии. Ему не хотелось новых споров, и он боялся, что Мири попытается убедить его, что дочь Пилларов, как Кэрол Моро, была лишь обманута. Симон знал, как все было. Но хотя бы обсуждение недостатков «Медной лошади» отвлечет его от пожара, который разгорался у него внутри.

– Согласен, это место не из веселых. Но здесь чисто, удобно и, самое главное, безопасно. Кроме того, это всего на одну ночь.

– Все же не понимаю, почему ты вообще решил остановиться на ночлег. Самсон почти не устал, чтобы продолжать путь, и Элли тоже. – Она повесила полотенце на умывальник. – Я думала, что ты обычно путешествуешь под покровом темноты.

– Только не с тобой. Послушай, мне казалось, мы договорились, что я главный. Наш союз развалится, если ты уже обсуждаешь мои решения.

– Дело не пойдет, если ты будешь относиться ко мне, как… как к какой-то беспомощной женщине, которой нужна защита.

Симон взглянул украдкой на шелковистый блеск ее волос, на проступившую сквозь ткань рубахи нежную грудь и шумно выдохнул.

– Ты женщина. Как еще, черт побери, я должен к тебе относиться?

– Как соратнику по оружию.

Симон огрызнулся:

– Кажись, для этого надо гораздо больше воображения, чем есть у меня, несмотря на твои попытки казаться тише.

Он с неодобрением посмотрел на ее:

– Неужели ты действительно думаешь, что все это может кого-то обмануть?

– Довольно часто у меня это получается. Люди редко присматриваются. Я просто нахлобучиваю шляпу пониже, понижаю голос и удлиняю шаг.

Мири сделала несколько шагов, превосходно имитируя походку юноши.

– Это срабатывает.

– Пока ты не нагнешься, – пробормотал он.

– Что?

Симон поежился, чувствуя, что лучше оставить наблюдения при себе, но женщину надо было предупредить, черт побери.

– Когда ты нагибаешься, задняя часть твоих брюк… ну, в общем… она натягивается… – Симон неуклюже покачал рукой у себя сзади. – Ткань натягивается и видна…

Он замолчал, разозлившись на себя за то, что покраснел.

Мири сделала большие глаза. Она изогнулась, пытаясь, заглянуть через плечо, словно разглядывая это явление. Он ожидал, что она смутится, придет в ужас или оскорбится. Но, к его удивлению, она неожиданно залилась звонким смехом.

– Ты считаешь это забавным? – сурово спросил он.

– Нет, просто удивительно. Я всегда считала, что слишком плоская. Даже переживала по поводу своих форм. Но прости, если вид моего… э-э… зада тебя смутил. Постараюсь держаться прямо в твоем присутствии. Я забыла, какие чопорные охотники на ведьм.

– Я не чопорный, проклятие…

– Да, чопорный, – сказала Мири, и глаза ее заблестели. – Ты всегда таким был. Даже в юности ты брезгливо сжимал губы, когда видел, как я бегаю по острову Фэр и мешковатых мужских штанах.

– Потому что для девушки так одеваться было неприлично.

– Я из семьи проклятых ведьм, и моя сестра Габриэль когда-то была одной из самых известных куртизанок Парижа. Думаю, респектабельность распрощалась со мной давным-давно. Кроме того, попробуй-ка попутешествовать верхом в корсете, долго посидеть в дамским седле или свесив ноги по бокам лошади, задрав юбки до коленей. Однажды я уже отказывалась от удобной мужской одежды ради тебя, Симон Аристид. И не собираюсь делать это снова.

– Я не призываю тебя к этому.

Она прижала руки к губам в смешливом негодовании и заявила:

– Я терпела муки в юбках, а ты этого даже не заметил.

Но Симон вдруг отчетливо вспомнил. Это были напряженные и трудные дни для него. В то первое лето ни острове Фэр он разрывался между обожанием Мири и верностью своему хозяину Вашелю ле Визу.

Граф Ренар преуспел в разрушении большей части братства охотников на ведьм. Беспощадный колдун буквально разрывал остров на части в попытке прикончить тех немногих, кто остался. Мири помогла Симону спрятаться в пещере в бухте, принося ему пищу и вино каждый день. Она одолжила ему свою мужскую одежду, чтобы избавиться от монашеского капюшона, который заставлял их носить господин ле Виз.

Мири не только перестала одеваться как мальчик, она каждый день надевала платье, заплетала волосы лентами. Он был заносчивым молодым петушком и отлично понимал, что она совершенно очарована им. Он тоже ее обожал, но с высоты своего пятнадцатилетнего возраста считал, что в ее двенадцать лет она еще ребенок.

Симон состроил гримасу. Его жизнь была бы гораздо легче в предстоящие дни, если бы он мог относиться к Мири как прежде и не сознавал мучительно, какой вожделенной женщиной она стала.

Играя губами и глазами, она продолжала его дразнить:

– Полагаю, если ты так сильно волнуешься, я могла бы избавить тебя от смущения и попыталась бы купить их у одной из женщин в деревне. Если ты действительно этого хочешь.

Она заставила Симона улыбнуться, он ответил:

– Я хочу, моя дорогая, чтобы ты была подальше от этого опасного дела. Сидела бы дома на своем острове в полной безопасности.

Шутливый огонек в ее глазах погас.

– В полной безопасности, – задумчиво повторила она. Я искала такое место всю свою жизнь, ты действительно веришь, что оно есть?

– Нет, но тебе было бы гораздо безопаснее на острове Фэр, чем здесь со мной.

Казалось, она догадалась, что он говорит не только об угрозе Серебряной розы. Склонив голову набок, она с любопытством посмотрела на него своим особым взглядом.

– Мне небезопасно в твоем обществе, Симон? – спросила она. – Есть кое-что, о чем я хотела бы тебя спросить. О том, как мы расстались на острове Фэр. Тот поцелуй…

О господи! Он ждал, когда же она упрекнет его, и очень этого боялся.

– Это была ошибка. Я хотел сказать, я… не знаю, какой дьявол вселился в меня. – Он покраснел. – Прости. Не хотел тебя обидеть.

– А ты и не обидел. Просто испугал меня. – Она опустила ресницы, стыдливо признавшись: – Не помню, чтобы меня так целовали… так неистово.

У Симона перехватило дыхание. Неужели она всегда собирается быть такой дьявольски честной? Понимает ли она, в какой опасной ситуации оказалась, находясь наедине с мужчиной в одной комнате? Особенно когда сама добавляет масла в огонь, облизывая губы, делая их более алыми, соблазнительными, желанными.

– Не беспокойся об этом поцелуе. Ничего подобного никогда больше не случится, – хрипло произнес он, хотя сам не знал, кого в действительности пытался убедить – ее или себя. – В ту ночь я был сам не свой и совершенно уверен, что это наша последняя встреча. Был уверен, что скоро погибну.

Она посмотрела на него с любопытной улыбкой:

– Ты боялся, что скоро умрешь, и ничего не придумал лучше, как поцеловать меня?

– Похоже, что не придумал.

Понимая, как важно сохранять дистанцию, он все же подошел к ней ближе и провел кончиками пальцев по ее нежной щеке. Жизнь этой женщины была так странно, так неизбежно связана с его судьбой. Смертная женщина с волшебными глазами.

В тот жемчужно-серый день, когда он покидал остров Фэр, не было никакой надежды увидеться с Мири снова, но теперь она смотрела на него, немного смущенная, усталая, но с гораздо большим доверием, чем он ожидал. Когда он коснулся ее лица, она прижалась к нему, неосознанно принимая его ласку.

Осознание истинной причины, по которой он не попытался настойчивее отговорить ее от путешествия вместе с ним, пронзило его с необычайной силой. Он вовсе не боялся, что она попытается заняться поисками самостоятельно, и не хотел воспользоваться ее знаниями и связями, он просто хотел… ее.

Когда Симон опустил руку, Мири заморгала, словно очнулась ото сна.

– Ты всегда была моей единственной слабостью, Мири Шене, – прошептал он.

Его признание, казалось, взволновало ее так же, как его самого. Не успела она что-либо сказать, как он продолжил:

– Думаю, мне лучше провести ночь в дозоре. С другой стороны двери.

– Но… но тебе надо немного отдохнуть, – проговорила она. – Конечно, речь не идет о том, чтобы разделить кровать, но ты мог бы лечь на полу и…

– Не думаю, что это очень хорошая идея, – прервал он ее.

Она покраснела и стала теребить цепочку у себя на шее.

– Да, возможно, ты прав.

– Не беспокойся. Я буду совсем рядом, – сказал он. – Тебе нечего бояться.

– Я не боюсь, но…

Она отошла, нахмурившись.

– Конечно, ты не боишься. – Симон попытался улыбнуться. – Это одна их самых восхитительных твоих черт – отсутствие страха. Ты упрекнула меня в том, что я не ценю твою храбрость, но я всегда думал, что ты самая отважная девушка, какую я когда-либо знал. Никогда не забуду ту ночь, когда мы впервые встретились. Ты в одиночку пыталась сражаться с толпой ведьм, чтобы спасти кота от жертвоприношения.

Хотя Мири слегка улыбнулась воспоминанию, она возмутилась:

– Они были не ведьмами, а всего лишь глупыми, невежественными девчонками.

– А как насчет Парижа, когда я был таким грубияном. Ты прошла сквозь армию безжалостных охотников на ведьм, чтобы увидеться со мной. Я все еще не понимаю, зачем надо было так рисковать.

– Потому что я верила в тебя, Симон. – Посмотрев на него, она добавила: – До сих пор хочу верить.

– Не стоит, я только разочарую тебя. – Он поцеловал ее в лоб. – Спокойной ночи, моя дорогая. Запри за мной дверь.

Симон откинулся на стуле с бокалом вина. Странно! Он считал, что ночь – его время, такое удобное, когда тишина и длинные темные тени отгораживают его от остального человечества. Только он, Элли и бледная лента пустой дороги.

Но в эту ночь темнота и одиночество обступили его со всех сторон. Возможно, это были стулья и столы в опустевшей пивной. Пиллары убирались на кухне, оставив ему остатки ужина и несколько свечей.

Обычно Симон сидел спиной к стене, но теперь поставил свой стул так, чтобы видеть верх лестницы. Он сам отнес ужин Мири, но в комнату не вошел, а передал ей через дверь. Он предположил, что Мири уже крепко заснула, и пытался не думать о том, как она, теплая и нежная, уютно лежит в кровати, рассыпав шелковистые волосы по подушке.

В какой-то момент ему захотелось отдохнуть, чтобы подготовиться к завтрашнему дню, когда начнется опасная погоня. Он решил улечься перед дверью Мири, не заботясь о том, что подумают Пиллары о его странном поведении, и сильно сомневаясь, что кто-нибудь из них заметит что-либо.

Сняв кошелек с пояса, он распустил тесемки и отсчитал достаточно монет, чтобы заплатить за ужин и ночлег. Хотелось расплатиться с Пилларами, чтобы они с Мири могли уйти с первыми лучами солнца.

Но, положив монеты на стол, он заметил предмет, лежавший на дне кошелька. Нечто, к чему он сам редко присматривался, кроме тех ночей, которые казались такими же мучительно одинокими, как эта.

Со дна кошелька он вынул шестигранную коробочку, в которой хранилось то, что он украл несколько лет назад. От прикосновения к замочку крышка коробочки открылась, и Симон увидел в бархатной колыбели локон волос лунного цвета.

Он поморщился, вспомнив, как грубо забрал у Мири этот локон, прижав ее к стене гостиницы и отхватив ножом волосы. Он сделал это, чтобы напугать ее, чтобы она отстала от него подальше, чтобы не могла ослабить его видом своих нежных губ и пытливых глаз, чтобы не разубедила его следовать своему предназначению, которое, как думал надменный юноша, заключалось в том, чтобы преследовать зло и освободить Францию от колдовства.

Но это не объясняло, почему он хранил все эти годы локон ее волос. Возможно, это было его наказание, постоянное напоминание и упрек за все зло, которое он причинил ей, за то, что неоднократно предавал ее доверие. Господи, она должна его ненавидеть. Почему же она не испытывала ненависти? Он никогда не знал никого, подобного ей, с такой способностью к прощению, стремлением видеть только хорошее даже в таком безжалостном подонке, как он. Это его потрясало, умиротворяло и стыдило.

«Потому что я верила в тебя, Симон. До сих пор хочу верить».

О, проклятое искушение обнять ее и убедить сделать то же самое. Он заметил в ее лице достаточно желания, чтобы догадаться, как легко будет ее соблазнить. Утолить свою темную, израненную душу, выпив немного ее света, наполнить свою пустоту, спрятавшись глубоко в ее гостеприимной теплоте.

Несмотря на то, что ей было уже двадцать шесть лет, он чувствовал, что она еще девственница, ничего не знающая о том, как может поглотить ее огонь страсти.

Мысли Симона были прерваны тяжелыми шагами. Он поднял голову и вздрогнул, сообразив, что, задумавшись, потерял бдительность и не заметил появления другого путника, с виду благородного происхождения, несмотря на его испачканный в пути плащ, камзол и короткие штаны.

Симон внимательно рассмотрел гостя, но не заметил ничего настораживающего. Путешественник оглядел пивную, словно ища хозяина гостиницы. Потом увидел Симона и отвесил низкий поклон.

– Добрый вечер, месье.

Симон ответил коротким вежливым кивком и нахмурился, что означало исключение дальнейших любезностей. Незнакомец все понял и приблизился к его столу.

– Имею ли я удовольствие разговаривать с великим Ле Балафром, господином охотником на ведьм?

Голос прозвучал вежливо и деликатно, словно зашевелились кончики его светлых усиков. Но светло-карие глаза смотрели умно и внимательно.

Симон насторожился от расспросов незнакомца, хотя особенно не удивился. В этой части страны он был хорошо известен, часто к нему обращались за советом священники, магистрат и землевладельцы по вопросам колдовства. Обычно это были несущественные дела, основанные на истериках какой-нибудь нервной жены или суеверных страхах местных священников. Но иногда, учитывая активность Серебряной розы в последнее время, страх оказывался вполне обоснованным.

Усталый Симон ответил:

– Обращаетесь ли вы к Ле Балафру, зависит от обстоятельств.

– От каких, месье?

– От того, кто им интересуется и зачем.

Мужчина снова поклонился.

– Капитан Амбруаз Готье. Офицер королевской гвардии ее величества королевы Екатерины к вашим услугам, месье Аристид.

Хотя Симон не выдал своей тревоги, он опустил руку под стол и взялся за рукоятку кинжала.

«Королевская гвардия, чтоб я лопнул», – подумал Симон, осматривая неописуемый наряд Готье. Это был один из лакеев Темной Королевы, которых она посылала по личным делам, не предназначенным для общественной огласки, была ли это тайная переписка, шпионские задания или уничтожение врага.

Заставив себя непринужденно пожать плечами. Симон отхлебнул вина.

– В самом деле, месье? Так что же надо от меня королевскому гвардейцу ее величества? – произнес он с сарказмом.

– У меня для вас послание от ее величества, – сообщил Готье, любезно улыбнувшись. – Она желает видеть вас как можно скорее.

– До Парижа путь неблизкий.

– Ах, к счастью, королева совсем рядом, не более десяти лье отсюда, в резиденции Шенансо. Если мы отправимся прямо сейчас, обещаю, что очень скоро вы вернетесь в эту гостиницу. Даже останется время отдохнуть несколько часов до рассвета.

– Я не общался с ее величеством в течение многих лет. И она готова увидеться со мной сегодня ночью? Что, в самом деле, за спешка?

– Ее величество меня в это не посвятила, но… – Готье наклонился и тихо произнес: – Думаю, это имеет отношение к некоторым донесениям, которые вы присылали в Париж.

Симон скрыл удивление, беспокойно заерзав на стуле. Готье, должно быть, говорил про его донесения о Серебряной розе, которые он слал королю. Его величество уделял им столько внимания, что, вполне возможно, донесения отправлялись прямо на дно Сены. Возможно, Генрих вовсе их не видел, и они попадали в другие руки… к Темной Королеве.

Конечно, Симону хотелось, чтобы кто-нибудь прочел его рапорты, но только не она. Далее он был не настолько глуп, чтобы консультироваться с одной опасной колдуньей по поводу уничтожения другой.

Симон сжал в руке кинжал, от всей души желая не попасть, врасплох теперь, когда есть время обдумать ситуацию.

– У меня был долгий трудный день в седле, – медленно начал он. – Сообщите ее величеству, что я прибуду к ней в течение одного или двух дней…

– Месье Аристид, королева не должна ждать. Особенно наша королева. Мои инструкции были совершенно четкими: я должен привести вас к ней, как только найду – днем или ночью.

– А если у меня нет желания отправляться сегодня ночью?

Улыбка Готье никогда не гасла, но глаза его сузились.

– Увы, я должен доставить вас в любом случае, или своим ходом, или без сознания, перекинув через седло коня. Я бы не хотел доставлять вам неприятностей, но выбор за вами.

Готье поднял руку в перчатке, и Симон услышал топот ног за спиной. Люди Готье вошли в пивную следом за ними, несомненно, только ждали его команды. Симон не знал, сколько их, заметил лишь краем глаза двоих и догадался, что еще один стоит неподалеку.

Крепче сжав рукоятку ножа, Симон взвесил свои возможности. Если оказать сопротивление, то численное преимущество не на его стороне, шансов отбиться почти ист. Драка только привлечет Пилларов с кухни и, возможно, подвергнет их опасности. Еще хуже, что будет повлечена Мири. Если она проснется и прибежит ему на помощь…

Симон бросил быстрый взгляд на дверь ее комнаты. Темная Королева всегда была такой же угрозой для Мири и ее семьи, как Серебряная роза. У капитана Готье были все основания думать, что Симон путешествует, как всегда, один.

Подняв руки, показывая, что не вооружен, Симон медленно встал и иронично улыбнулся в ответ на улыбку Готье.

– Как всегда, я в полном распоряжении ее величества.

Оставалось только надеяться на ее милосердие.