"Поцелуй горца" - читать интересную книгу автора (Монинг Карен Мари)

Глава 5

Почти пятьсот лет – грустно размышлял Драстен. Как такое могло быть? Он чувствовал себя словно только вчера вечером скакал верхом в затопленных цветами вересковых лугах его дома. Его сознание закружилось от шока и испытания, хотя он мог отрицать это, он знал, что все что происходит – правда. Он знал с гностической уверенностью, что все это бесспорно. Ее время чувствовалось по-другому, естественный ритм элементов был неистовый, раздробленный. Ее мир был не здоров.

Прошли века, и у него не было идеи, как он сюда попал.

Проверка памяти не дала никаких дополнительных фактов. Пять веков сна, похоже, отключили его память, затуманили события, что произошли не задолго до похищения. Все что он знал это то, что он был заманен в какую-то западню, в которой участвовало много народу. Там были вооруженные люди….там были ритуальные песнопения и ароматический дым, который исп при колдовских или Друидских обрядах. Он, конечно, был опоен, но что потом? Околдованный заклинанием сна? И если он заколдован, то кем??

Еще более важно, почему? И если его клан был мишенью?

Ледяные пальцы ужаса пробежались по его позвоночнику, когда он учел возможность, что они атаковали знания, что их защищали.

Кто-то, в коне концов, поверил слухам и пришел искать доказательства?

Кельтарские мужчины были друидами, так же как и их предки на протяжении тысячелетий. Но не многие знали, что они были простые друиды, главным образом борющиеся с неполнотой знания, с тех пор как потеряли многие из них в роковой войне тысячелетия назад. Кельтары владели всеми знаниями и были единственными стражами "Стоящих камней"

Если бы после того как он был похищен, его отец, Сильван, был убит его похитителями, священное знание было бы утрачено на всегда, и познания которые они защищали – применяющееся только когда мир остро нуждается в нем – разбито дотла.

Он посмотрел на Гвен. Если бы она не пробудила его, он возможно спал бы вечность! Он пробормотал тихую молитву благодарности.

Оценивая свое положение, Драстена понял, что сейчас измышления как и почему он был похищен – излишни. Он не хотел найти ответы в ее времени. Действие– вот, что имело значение. Он был достаточно осчастливлен, тем что разбужен и имел шанс и власть изменить порядок вещей. Но, чтобы сделать это, он должен быть в Бан Дрохан в полночь в Мабон.

Драстен посмотрел на Гвен снова, но она отказалась смотреть на него. Сумерки уже давно сгустились, и они хорошо воспользовались временем, проложив мили между ними и ужасной, шумной деревней. В свете луны ее гладкая кожа светилась теплотой и яркостью жемчуга. Он позволил себе удовольствие представить ее нагой, что было не трудно сделать, когда она носила так мало одежды.

Она воплощала всех женщин и пробуждала в нем примитивнейшего самца, безумную необходимость обладать. Ее соски были четко видны по ее тонкой рубашкой, и он жаждал ощутить их вкус. Гвен была горячая маленькая девушка с прямым позвоночником и хорошенькой фигурой, что будет привлекать даже взгляд благочестивого священника Невина. У него случился неприятный момент, он открыл глаза и с тех пор тревожно возбудился. Один ее игривый взгляд вернет его в болезненное состояние, но Драстена не слишком беспокоился, что она может бросить такой взгляд. Она не разговаривала с ним в течении долиг часов, ни с тех пор, как он в сотый раз отказался отпустить ее. Ни с тех пор как он сказал ей, что перебросит ее через плечо и понесет так если будут вынужден. Он игнорировал все, что бы она ни кричала, ни потери сознания, ни просьбы об освобождении. Его первой впечатление о ней было не совсем точным: хотя было сложно различить, что-то в ее необычной манера речи, но она обладала каплей интеллекта. Гвен продемонстрировала отличные способности к рассуждению, пока пробовала отговорить его брать ее с собой, и когда она осознала, что не было никакой возможности что он смилостивится, она обращалась с ним, как, будто его просто не существовало. Браво, Гвен, думал он. Кейсиди по ирландски – умная. Гвендолин означает Богиня луны. Довольно таки привлекательная девушка, оказывается.

Хотя первоначально он подумал, что она сирота или, пережившая расправу над своим кланом, женщина готовая обменять свое тело на защиту – таким образом объясняя ее одежду и поведение. Но теперь ему пришло на ум, что она просто может быть нормальной для своего времени. Может через пять столетий женщины изменились так сильно, стали держаться независимо. Тогда почему, думал Драстен, он ощущал тихую печаль, легкое прикосновение уязвимости в ней, что изобличало ее браваду.

Драстен знал, она считает, что он взял ее с собой, потому что хотел, и нуждался в ней, но это было бы слишком просто. Не было спору, что он нашел ее очаровывательно и ему не терпелось уложить ее в кровать, но неожиданно вещи стали намного сложнее. Однажды он обнаружил, что выброшен на берег в будущем, он понял, что нуждается в ней. Когда они приидут к камням – если худшее окажется правдой, и его замок разрушен – есть ритуал, который он должен выполнить, и его совести будет проклята. Существовала возможность, что ритуал пройдет не правильно и если это произойдет, ему надо, что бы Гвен Кейсиди стояла рядом.

В Гвен медленно нарастало раздражение, и Драстена чувствовал укор раскаяния поражденный ее страданием. Когда она споткнулась за корень дерева и упала на него, только что бы шипеть и оттолкнуть, он смягчился. Он даст ей эту одну ночь, а после завтра его будет не остановить. Она упала почти, где стояла, поэтому он схватил одной рукой позади плечей, другой рукой под колени, и оберегающе положил ее на покрытый мхом громадный ствол дерева, что упал на землю в лесу. Взгомаздившись на массивный ствол, с ногами болтающимися в нескольких дюймах над землей Гвен выглядела маленькой и хрупкой. Сердце воинов не всегда бьются в воинственно-сильных телах, и хотя он мог пройти пешком тря дня без отдыха или еды, но ей будет неудобно в таких условиях.

Драстен сел на ствол рядом с ней.

-Гвен,– нежно сказал он.

Ответа не последовало.

-Гвен, я действительно не причиню тебе вреда, – сказал он

-Ты уже причинил,– резко возразила она.

-Ты снова разговариваешь со мной?

-Я привязана к тебе. Я собиралась не говорить с тобой никогда, но я решила, что у меня нет желания облегчать тебе жизнь, таким образом, я собираюсь говорить тебе постоянно и в ярких красках насколько я несчастна. Я собираюсь наполнить твои уши пронзительными жалобами. Я заставлю тебя пожалеть, что ты не потерял слух, когда ты родился.

Он засмеялся. Это был снова пренебрежительный Английский. – Ты свободна мучить меня при каждом удобном случае. Мне жаль причинять тебе неудобства, но я должен. У меня нет выбора.

Гвен вскинула бровь и рассматривала его с презрением:– Позволь мне удостовериться, понимаю ли я ситуацию. Ты думаешь, что ты из шестнадцатьго века. Какого года, точнее?

-Пятьсот восемнадцатого.

-И в тысяча пятьсот восемнадцатом году ты жил где-то недалеко от сюда?

-ДА.

-И ты был лордом?

-Да.

-И как так оказался спящий в пещере в двадцать первом веке?

-Вот то, что я должен узнать.

-МакКельтар, это не возможно. Ты мне кажешься относительно здравомыслящим, это бредовая идея не возможна. Немного шивинестичекий, но не слишком из ряда вон выходящий. Человек никак не может заснуть и проснуться почти пять столетий спустя. Физиологически не возможно. Я слышала о Рип Ван Внкле (В книге - Рипе Ван Винкле автор использовал европейский бродячий сюжет о - спящем красавце – его герой, проспав в пещере 20 лет, просыпается и не узнаёт родную страну) и Спящей красавице, но это казки.

-Я, сомневаясь, что эльф ничего не сделал с ними. Я подозреваю, цыган или колдовство,– признался он.

-О, да. Сейчас это сильно обнадеживает,– сказала Гвен слишком сладко, – Спасибо, что разъяснил.

-Ты смеешь на до мной?

-Ты веришь в Эльфов?– парировала она.

-Эльфы – просто другое имя для Туата Да Данаан. Да, они существуют, хотя они и держаться на расстоянии от смертного человека. Мы, скоты, всегда понимаем это. Ты жила в закрытом мире, не так ли?

Когда Гвен закрыла глаза, он улыбнулся. Она была такой наивной.

Она открыла глаза, удостаивая его покровительственной улыбкой, и меняя вопрос, словно не имела обыкновения слишком сильно нажимать на его слабый рассудок. Он прикусил губу, что бы не фыркнуть иронично. По крайней мере она снова с ним говорила.

-Зачем ты собираешься в Бан Дрохан, и зачем ты настаиваешь на том, что бы взять меня с собой?

Он взвесил то, что он мог бы без последствий сказать, не отпугивая ее:– Я должен добраться до камней, потому что, там стои-гм мой замок…

-Стоит или стоял? Если ты собираешься убедить меня, что ты действительно из шестнадцатого столетия, тебе стоит лучше пользоваться временами.

Он смотрел на нее с упреком.

-Стоял, Гвен. Я молю, что стоит до сих пор. Это должно быть так, поскольку, если бы они добрались до камней и не было никакого признака его замка, ситуация была бы действительно страшной.

-Таким образом ты надеешься навестить своих потомков? Предполагая, конечно, что я играю одна в этой абсурдной пьесе, заключила Гвен.

Нет, если не его отец, в шестьдесят два, так или иначе, удалось зачать другого ребенка после того, как Драстен был похищен, что было мало вероятно, с тех пор, как мать Драстена умерла, Сильван не спал ни с одной женщиной, на сколько знал Драстен. То, на что он надеялся найти были некоторые вещи из замка. Но он не мог сказать ей. Он не мог рисковать отпугнуть ее, когда он так отчаянно в ней нуждается. Ему не было нужды трудиться искать уклончивый ответ, потому что, когда он слишком долго медлил, Гвен просто опередила его с другим вопросом

-Почему ты нуждаешься во мне?

-Я не знаю твоего века, и местность от сюда и до моего дома могла поменяться,– Драстен спокойно предложил не всю правду.– Мне нужен проводник, который знает пути этого столетия. Я, возможно, должен пройти через ваши деревни, и там может ожидать опасности. Я не распознаю их пока не станет слишком поздно,– это прозвучало довольно убедительно, по его мнению.

Гвен разглядывала его с явным скептицизмом.

-Гвен, я знаю, ты думаешь, что я потерял память или я болен, и у меня лихорадочное воображение, но посмотри на это: Что если ты ошибаешься, и я говорю тебе правду? Я причинил тебе вред? Кроме того, что заставил тебя идти со мной, я так или иначе обидел тебя?

-Нет,– неохотно согласилась она.

-Посмотри на меня, Гвен.

Драстен взял в чашу своих рук ее лицо, так что ей пришлось постотреть прямо ему в глаза. Звенья цепи загрохотали между ее запястьями.

-Ты действительно веришь, что у меня злой умысел?

Она сдула прядь волос с лица мягким порывом дыхания.

-Я привязана к тебе. Это меня беспокоит.

Он взял на себя риск. Нетерпеливым движением, он освободил путы, полагаясь на связывающий их жар, что бы удержать ее от побега.

-Хорошо. Ты свободна. Я недооценивал тебя. Я верю, что ты добрая и сострадающая женщина, не малодушная девица, которая не может вынести того, чего не понимает…

– Я не малодушная!

– … и если факт не вписывается в твое видение того, какие должны быть вещи, значит этого не может быть.

Драстена иронически фыркнул:– Какое узкое у вас представление о мире.

-Что!– Гвен сердито посмотрела, пробегаясь от него по упавшему стволу дерева. Она перекинула одну ногу поперек него, охватывая с двух сторон массивный ствол и оказываясь лицом к Драстенау.

-Как ты смел, заставить чувствовать меня неловко не веря твоей истории? И я тебя уверяю, у мне не узкий кругозор. Я, возможно, одна из немногих, кто тебе поверит. Ты, может быть, изумишься как широко и полно мое видение мира, – Она массажировала кожу на запястье, впиваясь взглядом в Драстенаа.

-Какие вы противоречивые,– мягко сказал он:– Иногда, я думаю, что вижу в тебе мужество, а в другую секунду я не вижу ничего кроме трусости. Скажи мне, ты всегда в ладах с собой?

Рука взлетела к ее горлу, а глаза расширились. Он задел кое-что чувствительное. Безжалостно он следовал намеченному пути:– Будет ли это слишком нахально попросить, что бы вы выделили немного вашего драгоценного времени , что бы помочь кому-то в нужде – способом, которым они хотят, что бы им помогли, а не способом, которым вы желаете помочь?

-Ты заставляешь все звучать как будто это все моя вина. Как будто из нас Я –сумасшедшая,– возразила Гвен.

-Если то, что я говорю верно, а я клянусь, что это так, ты действительно кажешься мне наиболее неблагоразумной,– спокойно сказал Драстен.– Тебе не пришло в голову, что я нахожу ваш мир – без каких либо знаний древности, с безрукими, голыми деревьями и с формально обозначенной одеждой– таким же противоестественны, как ты находишь эту историю?

Сомнение. Он мог видеть его на ее выразительном лице. Ее предвещающие бурю глаза еще больше распахнулись, и он мельком увидел ту таинственную вспышку уязвимости под ее стойким фасадом. Ему не нравилось провоцировать ее, но Гвен не знала, что было под угрозой, и у него не было возможности сказать ей. У него не было времени, что бы войти в ее мир и искать другого человека. Кроме того, он не хотел другого. Он хотел ее. Она обнаружила его, она пробудила его, и его убеждение, что ей было суждено быть вовлеченной помогать ему, правильные вещи увеличивались с каждым проходящим часом. В этом мире нет совпадений, Драстен, говорил его отец. Ты должен видеть глазом орла. Ты должен отделить, возвыситься над загадкой, и отобразить ее очертания. Все происходит не случайно, однако ты можешь только различить контур.

Гвен по массажировала ее виски, хмуро смотря на него.

-Из-за тебя у меня головная боль.

Через мгновение она покорно вздохнула, смахнув челку со своих глаз.

-Хорошо. Я сдаюсь. Почему ты не рассказываешь мне о себе. Я имею в виду, как ты думаешь, кто ты?

Довольно скупое поощрение, но он был готов работать со всем, что он мог получить. Он еще не осознал как напряжен был, ожидая ее ответа, пока мускулы не расслабились под его кожей.

-Я говорил тебе, что я глава клана, не смотря на то, что мой отец, Сильван, все еще жив. Он отказывается быть лордом в шестьдесят два года, и я его не виню. Так долго нести такую ответственность,– Драстен закрыл глаза и глубоко вдохнул: –У меня был брат Дэйгис, но недавно он умер.

Он не упомянул о том, что его невеста была убита, пока Дэйгис сопровождал в замок Кельтар на свадьбу. Чем меньше говорить о любой из его невест другой женщине, тем лучше. Это была его наболевшая тема.

-Как? – нежно спросила Гвен.

-Он возвращался из владения Эллиота, когда был убит в клановой битве, которая не была даже нашей, а между Кемпбелл и Монтгомери. Скорее всего, он увидел, что Монтгомери численно сильно уступали, и решил оказать содействие.

-Мне так жаль,– мягко сказала она.

Он открыл глаза, что бы найти мерцающее сочувствие в ее взгляде, и это воодушевило его. Когда он отклонился от ствола упавшего дерева и потянул ее ногу через ствол так, что они оказались лицом к лицу, и она не возражала. С ним, стоящим на земле, и ней развалившейся на дереве, их глаза были на одном уровне, и это, казалось, помогло ей чувствовать себя спокойнее. –Дэйгис был таким – ответил он ей со смесью горя и гордости, – Для него было естественным сразиться в чужой битве. Его сердце проткнули мечом, и в одно горькое утро я проснулся, что бы обнаружить своего брата, привязанного поперек крупа его лошади, сопровождаемого домой охраной Элиота.И горе разрывает мое сердце. Брат мой, я подвел тебя и отца.

Она нахмурила брови, отражая его горе.

– Твоя мать?– она мягко спросила.

– Мой отец вдовец. Он умерла в родах, когда мне было пятнадцать. Ни она ни малыш не выжили. Отец не женился второй раз. Он клянется, что для него это была одна истинная любовь ,– Драстена улыбнулся. Чувство его отца было понятно Драстену. Брак его родителей был совершен на небесах: он – Друид, она – дочь эксцентричного изобретателя, который насмехался над правилами поведения и обучал свою дочь лучше, чем большинство – своих сыновей. К сожалению, образованные девушки были едва ли в изобилии в Высокогорье, или впрочем, где-либо еще. Сильвану действительно повезло. Драстен долго ждал такого же брака, но время сломило его, и он бросил надежду найти такую же женщину.

-Ты женат?

Драстен встряхнул головой

-Нет. Я бы не пробовал целовать тебя, если бы был обручен или женат.

-Хорошо, один ноль в пользу мужчин вообще,– сказала Гвен сухо:– Разве ты не в том возрасте, что бы ни разу не быть женатым? Обычно, когда мужчина не женат в твоем возрасте, значит с ним что-то не так,– с вызовом сказала она.

-Я был обручен,– с негодованием запротестовал Драстен, не собираясь сообщать ей количество раз. Это был не лучший довод в его пользу, и она была ближе к истине, чем ему бы хотелось. С ним действительно что-то не то. Как только женщины проведут с ним немного времени, они собирают свои вещи и убегают. Этого было достаточно, что бы заставить мужчину усомниться в своем очаровании. Он уже видел как она собиралась добиваться разъяснениу, поэтому торопливо сказал, надеясь что это закончить обсуждение.– Она умерла перед свадьбой.

Гвен взвизгнула.– Мне так жаль.

Они замолчали на некоторое время, затем она сказала.– Ты хотел бы жениться?

Он вопросительно изогнул бровь

-Девчушка, ты предлагаешь себя?– он промурлыкал. Только если бы она захотела, как он бы подхватил ее и женился пока она не передумала. Он обнаружил, что разговаривает с ней больше, чем когда либо с любой из своих невест.

Гвен вспыхнула.

-Конечно, нет. Мне просто интересно. Я только пробую выяснить, какого ты сорта.

-Да, я хочу жениться и иметь детей. Я просто нуждаюсь в доброй женщине,– сказал он озаряя ее его самой очаровательной усмешкой.

Она не осталась равнодушной. Он видел, что ее глаза немного расширились в ответ, и она, казалось, забыла вопрос, который собиралась задать. Он выдохнул тихое спасибо богам, которые одарили его красивым лицом и белыми зубами.

-И как такой мужчина, как ты рассматривает добрую женщину?– она сказала после минутного колебания.

-Подожди– она подняла руку, когда он хотел заговорить:– позволь мне предположить. Послушная. Обожающая. Определенно не слишком умная,– дразнила она,– О, и она определенно должна быть самой великолепной женщиной вокруг, не так ли?

Он поднял его голову, прямо встречая ее пристальный взгляд.

-Нет. В моем представлении добрая женщина была бы такой, на которую я бы любил смотреть, но не потому что другие нашли ее прекрасной, а потому что ее единственные в своем роде черты обратились ко мне.

Он провел по уголку ее рта своими пальцами. Может у нее была бы ямочка над уголком рта, когда она улыбалась. Может у нее была бы ведьменская метка. Он провел рукой к ее маленькой родинке на правой скуле, высоко над одной щекой. Может у нее были бы штормовые глаза, что напоминали бы мне о море, которое я так люблю. Но есть другие более важные черты, чем ее внешний вид.

Моей жене было бы интересно все в мире, и хотела бы учиться. Она хотела бы детей и несмотря ни на что любила бы их. Она имела бы бесстрашное сердце, была храброй и сострадающей.

Он говорил от сердца, его голос со страстью углублялся. Он освободил то, что было заперто в нем и сказал ей именно то, чего хотел.

Она была бы такой, которая бы разговаривала со мной в предрассветные часы обо всем, которая бы наслаждалась всеми гранями красоты высокогорья, которая бы дорожила семьей. Женщина, которая могла найти красоту в мире, во мне, и в мире, который мы создали вместе. Она была бы моим почитаемым соратником, обожаемой возлюбленной и лелеянной женой.

Гвен глубоко втянула воздух. Скептический взгляд исчез из ее глаз. Она неловко пошевелилась, смотря куда-то вдаль, и притихла на время. Драстен не беспокоил ее, желая видеть, как она отреагирует на его честное признание.

Он криво улыбнулся, когда Гвен прочистила горло и бойко сменила тему.

-Так, если ты из Высокогорья шестнадцатого века, почему ты не говоришь на Гельском?

Не уступает, девушка, подумал он. Кто или что причинило тебе боль, что заставляет тебя так прятать свои чувства?

-Гельский? Ты хочешь Гельский?

С волчьей улыбкой, он сказал ей то, что хотел бы делать с ней, как только избавится от ее одежды, вначале на Гельском, затем Латинском и в наконец на языке, который не употребляется века, не только в ее время. Это возбудило его, отдавало команду.

-Это могло быть тарабарщиной,– сказала она сквозь зубы. Но она дрожала, как будто ощутила намерения за его словами.

-Тогда зачем ты проверяла меня? – мягко спросил Драстен.

-Мне нужно было что-то, что бы удостовериться в этом,– сказала она.– Я не могу просто полагаться на слепую веру.

-Да,– он согласился.– Ты не кажешься женщиной, которая поверит.

-Ну, у тебя есть доказательство,– она возразила, затем торопливо добавила.– конечно, притворяясь, что то, что ты заявил, правда. Ты видел машины, деревню, мой телефон, мою одежду.

Он показал на его одежду, меч, и пожал плечами.

-Это может быть костюмом.

-Что ты бы рассматривала достаточно правдивым?

Она скрестила руки на груди

-Я не знаю,– призналась она.

-Я могу доказать тебе у камней,– он наконец сказал.– Без сомнений, я смогу доказать тебе там.

-Как?

Он встряхнул головой.– Ты должна идти и увидеть.

-Ты думаешь, что твои предки могли иметь какой-нибудь твой портрет или что-то в этом роде?– предложила она.

-Гвен, ты должна решить для себя, безумен я или говорю правду. Я не могу доказать тебе, пока мы не доберемся к месту назначения. Как только мы придем в Бан Дрохан, если ты все еще не будешь мне верить, там, у камней, когда я сделаю то, что может представить тебе доказательство, я больше у тебя ничего не попрошу. Что ты потеряешь, Гвен Кейсиди? Твоя жизнь такая энергичная и полная, что ты не можешь потратить на нуждающегося человека несколько дней?

Он победил. Он видел это в ее глазах.

Она долго смотрела на него в тишине. Он уверенно встретил ее пристальный взгляд, ожидая. Наконец, она напряженно кивнула.

-Я удостоверюсь, что ты безопасно доберешься к своим камням, но это ни на секунду не значит, что я верю тебе. Мне интересно увидеть, что за правду ты можешь предложить мне, что твоя невероятная история правдива, потому что, если оно…– она затихла и встряхнула головой. – Достаточно сказать, такое доказательство стоит перехода через высокогорье, что бы увидеть его. Но как только ты показываешь мне то, что ты должен показать мне, и если я все еще не буду верю тебе, я остаюсь умываю руки. Лады?

-Лады?– он повторил. Слово, ни на одном языке не имело, смыла для него.

-Ты согласен на нашу сделку?– разъяснила она.

-Сделка, которую ты согласен полностью соблюдать,– подчеркнула Гвен.

-Да, как только я покажу тебе доказательство, если ты все еще не будешь верить мне, ты будешь свободна от меня. Но ты должна обещать остаться со мной пока ты фактически не увидишь доказательство– Глубоко внутри, Драстен вздрогнул, ненавидя тщательно подбираемую двусмысленность слов.

-Я принимаю. Но ты не будешь связывать меня, и я должна есть. И прямо сейчас я собираюсь прогуляться в лес, и если ты последуешь за мной, это сделает меня очень и очень несчастной: – Она спрыгнула со ствола и обошла вокруг него.

-Как пожелаешь, Гвен Кейсиди.

Она наклонилась и схватила свою сумку, но он стремительно рванулся и обхватил рукой ее запястье.

-Нет. Если ты пойдешь, это останется со мной.

-Мне нужны некоторые вещи,– она прошипела.

-Ты можешь взять одну вещь с собой,– он сказал, вынужденный вмешаться, если у нее были женский потребности. Может это было время ее лунного цикла.

Гвен сердито покопалась в сумке и достала две вещи. Какую-то полоску и сумочку. Нахально, она положила полоску в сумочку и сказала: – Видишь? Теперь это одна вещь.

Она развернулась и зашагала к лесу.

-Извини, девушка,– он прошептал, когда он был уверен, что она была далеко и не могла услышать. У него не было выбора, кроме как сделать ее его невольной жертвой. Самая большая проблема в том, что его собственная жизнь зависит от этого.

****

Гвен торопливо использовала "вещь" с тревогой оглядывая лес вокруг себя, но не казалось, что он пошел за ней. Все еще, в сложившейся ситуации она ни чему не верила. После, облегчившись, она поглотила протеиновую пластинку, что она захватила. Она порылась в косметичке, нашла зубную нить, затем намазала зубную пасту на язык. Вкус мяты приподнял ее дух. Пробег гигиенической салфеткой по носу, щекам и лбу практически сделал ее полуобморочное состояние удовлетворительным.

Потная и истощенная, она чувствовала себя живее, чем когда либо еще. И она начала бояться за свое психическое состояние, потому что одна часть ее, что хотела верить ему, отчаянно хотела испытать что-то из вне ее все-может-быть-объяснено-наукой существования. Она хотела верить в магию, в мужчин, которые сделают ее горячей и слабовольной и в сумасшедшие вещи, такие как заклинания и чары.

Характер или воспитание: Какой фактор определяющий? в последнее время Гвен задавалась этим вопросом. Она знала, что воспитание сделало для нее. В двадцать пять она имела серьезные проблемы с интимными отношениями. Жаждя того, чему не могла дать названия, и одновременно боясь этого.

Но кокой характер у нее был? Была ли она истинно гениальной и холодной как ее родители? Она слишком хорошо помнила время, когда была достаточно глупой, что бы спросить отца, что такое любовь. "Любовь – цепляющаяся иллюзия, оспариваемая с точки зрения финансов, Гвен. Она заставляет чувствовать людей, что жизнь стоит прожить. Выбирай своего мужчину по уровню IQ, амбициям и средствам. Еще лучше, позволить нам выбрать его для тебя. Я уже имею виду несколько подходящих браков.

Перед тем как она увлеклась Большим Припадком Восстания, она покорно назначала свидания некоторым из претендентов отца. Сухие, интеллектуальный мужчины, они чаще рассматривали ее не глазами, покрасневшими от постоянного рассматривания чего-то в микроскопе или учебнике, мало интересуясь ею как личностью, а больше тем, что ее важные родители могли бы сделать для их карьеры. Не было страстных объяснений в бессмертной любви, только пылкие гарантии, что они составят блестящую команду.

Гвендолин Кейсиди, обеспеченная дочь знаменитых ученых, которые поднялись из абсолютной бедности, как дети, занимавшие уважаемые должности в Национальной лаборатории Лос Алмоса, работая над совершенно секретным квантовым исследованием для Министерства обороны, получила почти невозможный шанс иметь свидание с кем-то из вне научного сообщества, в котором была воспитана. В колледже было хуже всего. Парни приглашали ее на свидание по трем причинам: попытаться близко познакомиться с ее родителями, посмотреть, имела ли она какие-нибудь теории, что бы украсть, и, последнее, но не в последнюю очередь, для престижа назначит свидание "чуду". Те не многие, кто был увлечен ее другими достоинствами долго не выдерживали после того, как понимали, кем она была и какие дисциплины она брала одним ударом, в то время, когда они едва умели кататься на коньках.

Она была пугающе цинична в свой двадцать один год.

В двадцать три она бросила докторантуру, разверзая глубокую пропасть между собой и родителями.

Одинокая, как черт, в двадцать пять. Одинокий остров.

Два года назад она думала, что смена работы – хорошо, нормально, средняя работа с приятными, нормальными, средними людьми, которые не были учеными, решающими ее проблемы. Она так старалась приспособиться и построить новую жизнь. Но, наконец, она поняла, что не выбор карьеры был ее проблемой.

Хотя она говорила себе, что приехала в Шотландию избавиться от девственности, маленький обман был в том, что она скрывала свои глубокие и намного больше тонкие мотивы.

Проблема была в том, что Гвен Кейсиди не знала – было ли у нее сердце.

Когда Драстена говорил так чувственно о том, что он искал в женщине, она чуть не бросилась к нему, сумасшедшему или нет. Семья, разговоры, тихое удовольствие в простоте пышной красоты Высокогорья, дети, которые будут любимы. Верность, единение и мужчина, который бы не целовал других женщин, если бы он был женат. Она ощутила, что Драстена был чем-то вроде ее острова.

Она понимала, почему она действительно приехала в Шотландию – ей нужно было узнать, была ли любовь действительно иллюзией. Она отчаянно пыталась изменить, найти что-то, что бы встряхнуло ее и заставило чувствовать.

Хорошо, это конечно годилось. Если она хотела стать новым человеком, что может быть лучше, чем заставить себя полностью отбросить недоверие. Отбросить все, чему она была воспитана, что бы верить и погрузиться в жизнь, беспорядочную как она есть. Отменить контроль всего, что происходило вокруг нее и поручить управление сумасшедшему. Выросшая в среде, где интеллект ценился, прежде всего, здесь был ее шанс действовать импульсивно, положиться на инстинкт.

Вместе с великолепным сумасшедшим.

Это было бы хорошо для нее. Кто знал, что могло получиться из этого?

Она чувствовала, что совершенно порочная сигарета жаждала задымиться, напоминала о себе.

****

-Подойди,– сказал Драстена, когда она вернулась. Он развел огонь в ее присутствии, и она подумала попросить вернуть ее зажигалку, но была слишком усталой, что бы собрать энергию для потенциального диспута о собственности. Совершенно нарушая неприкосновенность ее личной жизни, он рылся в ее сумке и расстелил маленькую кровать разложив предварительно ее чистую одежду по земле. Недавнее приобретение – ярко пурпурные стринги, украшенные черными бархатными силуэтами возящихся котят, выглядывающие между трикотажной рубашкой и парой джинсов. Она провела момент высчитывая возможности, что он вытащит одни единственные стринги, которые она купила, но никогда не носила – стринги, которые она собиралась надеть, когда потеряет девственность.

Немыслимый. Она свирепо смотрела на него, определенно, что он нарочно показал ее трусики, если же это так, внешне он был воплощением невинности.

-Я не могу приготовить еду для тебя этим вечером,– он извинился:– но мы поедим утром. Сейчас ты должна спать.

Она не сказала ничего, просто перевела раздраженный взгляд на одежду, разложенную на ветках, листьях и грязи. Раздражая Гвен дальше, он стоял в свете костра, мешая ясно видеть его. Но она не пропустила тот лениво чувственный, львиный кивок головы, что заставило его темные шелковистые волосы упасть на плечи.

Он встретил ее взгляд с провокационной улыбкой и указывая на ее одежду.

-Я сделал что-то вроде соломенного тюфяка, на котором спят. В свое время, я бы предложил тебе расстелить мой плед. И я согрел бы тебя своим нагим телом. Я могу снять свой плед?

-Не стоит беспокоиться,– она пробормотала торопливо. – Моя одежда хорошая. Замечательная. Действительно.

Не смотря на плачевную низость своих эмоций и лихорадочное возбуждение ее гормонов, она до смерти устала и отчаянно нуждалась в горизонтальной поверхности, что бы поспать. За сегодня здесь у нее было больше нагрузок, чем за месяц дома. Маленькая куча ее одежды около огня вдруг показалось чем-то вроде приглашения в постель. –А ты где будешь?– спросила она, отказываясь спать, если он собирался бодрствовать.

-Хотя ты не веришь мне, я спал очень долго и нахожу, что я весьма не охотно сделаю это снова. Я буду наблюдать.

Она осторожно рассматривала его и не двигалась.

-Я был бы рад чем-нибудь помочь тебе отдохнуть,– он предложил.

Она нахмурилась.– Например, что? Наркотик или что-то еще?– с негодованием спросила Гвен.

-Я говорил тебе, у меня руки обладают успокаивающим эффектом. Я растер бы твою спину, ласкал бы твои волосы, пока ты мирно не задремлешь.

-Я так не думаю,– холодно сказала она.

Быстрая белая вспышка зубов была единственным признаком, что он был удивлен.

-Тогда я предлагаю тебе, ложись на кровать, пока ты не упала туда. Завтра мы должны много пройти. Хотя я могу нести тебя, но я думаю, ты этого не оценишь.

– Чертовски правильно, МакКельтар,– пробормотала она, поскольку она смягчилась и опустилась на землю рядом с костром. Она сложила ее рубашку в виде подушки и положила под голову.

-Тебе тепло,– мягко спросил он из темноты.

-Мне правда тепло,– солгала она.

По правде, она дрожала только перед тем как медленно передвинуться к огню, проваливаясь в глубокое и лишенное снов забвение.

*****

Драстена смотрел, как Гвен Кейсиди спала. Ее светлые волосы, с прядями темных и светлых оттенков, мерцали в свете огня.

Ее кожа была гладкой, ее губы пухлые и розоватые, нижняя была чуть более полная. Поцелуй-полный-наслаждения. Над миндалевыми глазами, ее темно-светлые брови верхний край, которых изгибался вверх, добавляя аристократическое презрение к ее хмурому выражению лица, которое она так часто носила. Она лежала на боку, и ее пышная грудь сложились в опасно соблазнительном изгибе, но это была не одна ее черта, которая возбуждала его.

Она была самой необычной женщиной, с которой он когда-либо сталкивался. Никто не имел ее характера, она была любопытной смесью осторожности и смелости, и он начал понимать, что у нее сообразительный и быстрый ум. Такая маленькая, она не была запуганной, потому что задирала свой подбородок и кричала на него. Он подозревал, что смелость была у нее природная, в то время как к осторожности она была приучена.

Ее смелость хорошо послужит ей в испытаниях, который скоро придут, и их будет много. Он копался в фрагментах своей памяти, которые были все еще пугающе разрозненными. У него было два дня, что бы все вспомнить. Было важно, что бы он отделил и изучил каждую деталь того, что случилось до того как его околдовали.

С тяжелым вздохом, о повернулся спиной к огню и пристально посмотрел в ночь мира, которого он не понимал и частью которого он не хотел быть. Он нашел век Гвен тревожным, чувствовал себя поглощенным неестественным ритмом ее мира. Он успокоился знанием того, что не должен провести здесь много времени. Он слушал незнакомые звуки ночи, жужжание в воздухе, которое не многие слышат, странный, прерывистый гром в небе, он раздумывал на его подготовкой, отсеивая через четко разделенные хранилища знаний в его голове.

Точность была обязательна, и он подавил волну неловкости. Он никогда не делал того, что он вскоре вынужден будет сделать, и хотя его воспитание подготовило его к этому, возможность ошибки была огромна. Его память была потрясающей, все же цель для которой он готовился никогда не включала возможность того, что он будет не в Замке Кельтар, когда он выполнит обряд, и таким образом не будет иметь доступа к табличкам или книгам.

Хотя предполагалось, что Друиды слабели, остались всего-навсего глупое использующие заклинания, и что древние ученые запретили любое письмо, оба из этих утверждения были мифами, которые были выращены и распространены непосредственно не многими оставшимися Друидами. Это было то, чему они желали, мир поверил, и Друиды были искусны по части иллюзий.

Напротив, Друиды процветали, хотя склонные-к-мелодраме Британские Друиды владели скудным знанием, что бы ввергнуть в сон заклинанием, по оценке Драстенаа.

Много тысячелетий назад, после того как Тауда Да Данаан оставили смертный мир ради других необитаемых мест, их Друиды – смертные и не в состоянии сопровождать их– соперничали между собой за власть.

Последовало долгое противостояние, которое практически разрушило мир. В ужасающих последствиях был выбран один род, что бы сохранить самые священные из знаний Друидов. И такое предназначение было уготовлено для Драстенаа. Излечить, учить, охранять. Обогащать мир для зла, и они сделали это.

Невероятное и опасное знание, включая священную геометрию и звездные справочники, были осторожно переписаны в тридцати томах и на семь каменных табличках, и Друиды Кельтара охраняли тот склад знания с их душами. Они заботились о Шотландии. Они использовали камни только, когда было необходимо для всеобщей пользы, и они приложили все усилия, чтобы искоренить все слухи о них.

Ритуал, который он собирался выполнить в Бан Дрохан, требует определенных действий, что должны быть безошибочны, и он был не уверен в трех из них. Решающие три движения. Но кто когда-либо полагал бы, что он будет пойман в ловушку в будущем веке?

Если они прибудут к камням и Замок Кельтар будет разрушен и таблички будут потеряны, ну, вот почему он и нуждался в Гвен Кейсиди.

Бан Дрохан, его любимые камни были белым мостом, мостом четвертого измерения: времени. Тысячелетия назад, Друиды заметили, что человек может передвигаться в четырех направлениях : вперед и назад, поперек, вверх и вниз. Тогда они обнаружили белый мост, после чего они смогли двигаться в четвертом направлении. Четыре раза в год мост был открыт: во время двух равноденствий и солнцестояний. Ни один простой человек не мог воспользоваться белым мостом, но ни один Кельтар не был простым. С начала времен, они были рождены, чтобы быть другими.

Такая сила – способность переноситься сквозь время– была огромной ответственностью. Таким образом они неизменно следовали многим клятвам.

Сейчас Гвен считала его безумным, она бы конечно оставила его, если бы он перегрузил ее мозг своими огромными планами. Он не мог рисковать, рассказывая ей что-нибудь еще. Его путь Друида заставил уже многих женщин сторониться его.

За то время, что они провели вместе в ее веке, он захотел продолжить видеть, что желание мерцает в ее взгляде, а не отвращение. Он хотел чувствовать себя простым мужчиной с любимой женщиной, которая хочет его.

Поскольку в то мгновение, когда он закончит ритуал, она будет бояться его и возможно – нет-конечно будет ненавидеть его. Но у него не было другого выбора. Только ритуал и его глупые надежды.

Его клятвы требовали, что бы он возвратился, что бы предотвратить уничтожение его клана.

Он закрыл глаза, ненавидя этот выбор.

Если Гвен просыпалась ночью, она видела его: с запрокинутой головой, пристально смотрящего небо, мягко разговаривающего самим с собой на уже несколько тысяч лет мертвом языке.

Но как только он произнес слова заклинания , что бы усилить ее сон, она мирно заснула до утра.