"Роковой мужчина" - читать интересную книгу автора (Мейерсберг Пол)

ОТЗВУКИ УБИЙСТВА

Кровь стучала у меня в висках. Мужчина смотрел на Галу. Она медленно пошевелилась, осознав его присутствие, поглядела на него и улыбнулась. Улыбка Урсулы была настоящим чудом. Я никогда не видел ничего подобного. Ее улыбка, когда она разбудила меня после ночевки в офисе, была свежей и милой. Но сейчас это было что-то новое. Она была рада видеть, меня, то есть этого мужчину, у себя в комнате. Она высвободилась из объятий девушки, не разбудив ее. Девушка перевернулась на спину. Ее груди шевелились. Гала положила руку на ее левый сосок и успокоила ее.

Затем Урсула подошла к мужчине. Он снял свою легкую куртку, она забрала куртку у него, понюхала и аккуратно повесила на стул. Они не произнесли ни слова. В этом фильме никто не произнес ни слова – кроме меня. Я разговаривал с самим собой, мое внимание разделилось между обнаженным телом Урсулы, освещенным свечами, и мужчиной, который был мной.

Она начала раздевать его. Чертова камера перестала следить за его лицом, и сфокусировалась на ее пальцах. Они двигались, как будто исполняя ритуал, расстегивая пуговицы и молнии, снимая с мужчины одежду. Затем просунула руку через отверстие в его боксерских трусах. Ее ладонь двигалась внутри трусов. Лица мужчины не было видно. Но он реагировал точь в точь, как я. Я корчился от удовольствия.

Теперь одежда мужчины грудой лежала на полу спальни. Сам он лежал рядом на меховом ковре. Гала наклонилась над ним, целуя его соски, – скорее как голодный ребенок, чем похотливая женщина. Лицо мужчины по-прежнему было нечетким, и это выводило меня из себя. Правда, для зрителя мужского пола, для которого предназначался фильм, это не имело ни малейшего значения. Они хотели видеть Галу, а не какого-то анонимного типа. И Гала была перед ними.

Она раскрывалась перед этим человеком так, как не раскрывалась ни перед одним другим мужчиной в фильме. Цепочка, связывающая нас, начиная от коридора в отеле и кончая этим фильмом, была непостижимой, необъяснимой никакими совпадениями. Пока Гала с жаром обрабатывала мужчину, не давая ему дотронуться до себя, девушка на кровати постанывала во сне.

Наконец, мужчина издал длинный замирающий крик. Он, не я. Со мной случилось нечто иное, то, чего не случалось со мной с детства. Я плакал.

– Понравился фильм? – Джо заглянул в дверь, когда я перематывал кассету.

– Мерзость, – ответил я глухо, избавляясь от накопившихся эмоций.

– Так что ты теперь думаешь о своей секретарше?

Возвращаясь в офис, я даже не замечал пробок на дорогах. Она заставила меня заплакать, но я не понимал как это произошло.

Когда я вошел в офис, Урсула говорила по телефону. Я не мог заставить себя долго смотреть па нее. Картины, порождаемые воображением, застилали мне зрение. Все казалось хуже, чем я предполагал. Каждый ее жест, каждый взгляд напоминали о Гале. Теперь я мог понять, какой эффект я производил на Алексис, сам того не подозревая. «La Belle Dame Sans Merci». Вероятно, Урсуле я был неинтересен. Так же, как Алексис была неинтересна мне.

Входя в свой кабинет, я едва не споткнулся о собственный чемодан. Урсула появилась в дверях.

– Его принесла Барбара. Она сказала, что если вы хотите позвонить ей, то обычно она по вечерам дома.

– Спасибо, Урсула, – я едва не сказал «Гала». Она понимала, что я чем-то возбужден. Возможно, решила, что это вызвано известиями о Барбаре.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо. Но думаю, что сегодня уйду пораньше. У меня есть кое-какие дела.

– Не беспокойтесь. Вы выглядите уставшим. Я закрою офис.

Снова эта улыбка! Я должен знать, что ее вызвало. Черт! Вот оно! Улыбка! Улыбка Урсулы, испытываемое ею удовольствие – вот что заставило меня зареветь.

Конечно, это абсурд, чтобы босс провожал свою секретаршу домой. Когда Урсула только начала работать, она дала мне свой телефонный номер – но не адрес. В то время я не думал об этом. Она говорила, что живет в доме у подруги, которая уехала в Европу. Только сейчас я сообразил, что судя по номеру телефона, она жила в Беверли-Хиллз.

В эту пятницу я рано ушел с работы, примерно в полпятого, и зашел в кофейную лавку через улицу. Из предосторожности я откатил машину от офиса и припарковал ее в подземной стоянке ближайшего супермаркета. Должен признаться, что хотя я крайне интересовался этой женщиной, я не пытался исследовать ее жизнь. Я не слишком-то умелый детектив. Мне хватало того, чтобы воображать события, придумывать сцены, воссоздавать происшедшее. Постоянное присутствие Урсулы в моей жизни, ее физическая близость в течение дня, были достаточным стимулом.

Она вышла из офиса в полшестого и направилась по улице в сторону «Уилшира». Я вышел из магазина и последовал за ней по другой стороне улицы. Рабочий день кончался, на улицах было довольно много пешеходов, и увидеть меня было не так-то просто. Урсула перешла улицу и взяла такси, стоявшее у отеля «Беверли Уилшир». Плохо дело. Как мне поймать такси и последовать за ней, так, чтобы Урсула меня не заметила?

Я подождал, чтобы увидеть, куда поедет ее такси. Пришлось рисковать. Я пересек улицу и подошел к стоянке такси точно в тот момент, когда ее машина повернула на запад. Я надеялся, что она не заметила меня. К счастью, напряженное движение было мне на руку. Я сел в такси и мы поехали на запад, следуя за Урсулой. Нас разделяли две машины. Транспорт еле двигался. Но пробки, которые я обычно проклинал, теперь были моим союзником.

Мы то и дело останавливались. Я следовал за Урсулой к западу вплоть до Санта-Моники, держа направление точно на закатное солнце. Это казалось путешествием во сне – медленное, рывками, движение навстречу разгоравшемуся над океаном пурпурному свету. Внезапно такси Урсулы остановилось рядом с ювелирным магазином Барбары. Я почувствовал приступ паники, когда она вышла из такси и подошла ко входу в магазин. Она попробовала открыть дверь, но та была уже заперта. Барбара ушла домой. Урсула вернулась в такси, которое направилось на север через Санта-Монику в сторону Венеции.

Быстро темнело. О чем Урсула говорила с Барбарой? Очевидно, они не договаривались о встрече, раз Барбары не оказалось в магазине. Урсула хотела сказать ей что-то, но что? Возможно, что-нибудь насчет Фелисити. Нет, не может быть. Барбара, вероятно, говорила обо мне. Но что она сказала? Должно быть, она также рассказала Урсуле, где находится ее магазин.

«Заходите в любое время. У меня есть всякие забавные штучки», – мог я представить себе слова Барбары. Меня окружали сплошные тайны. Но все же ничего из того, что случилось на моих глазах, не беспокоило меня так, как зрелище раздвинутых ног Урсулы, ковра, расширяющейся щели, пальцев лысого человека, погружающихся в ароматную плоть. То, что я испытал при просмотре «Галы», было безумным приглашением к каким-то извращениям, к ужасному погружению в бездну. Я оправил брюки, ерзая на заднем сиденье такси – у меня снова началась эрекция.

Мы ехали вдоль Мэйн-стрит в Венеции, этой причудливой свалки, населенной художниками и преступниками, где живописец с мольбертом сталкивается с наркодельцом.

Такси Урсулы снова повернуло на запад и остановилось у «Ребекки», фешенебельного бара и ресторана, где подавали мексиканскую кухню. Урсула вышла из машины, расплатилась с водителем и направилась внутрь ресторана, проталкиваясь сквозь толпу.

Я решил ни в коем случае не отпускать такси. В Венеции не так-то просто найти свободное такси, а если Урсула закажет машину из бара, я буду не в состоянии проследить за ней. Поэтому я стал ждать на другой стороне улицы. Мой шофер начал нервничать. Он неотрывно глядел на меня в зеркало заднего вида. Тогда я вручил ему стодолларовую бумажку, чрезвычайно обрадовав беднягу, и тот начал читать книжку.

После пятнадцати минут ожидания мне захотелось пойти покурить. Мое терпение истощалось. Не зная, правильно ли поступаю или нет, я вышел из такси и вошел в ресторан. Я знал, что там будет полно народу. Пока я сидел в машине, туда вошло сотни две посетителей. Прикрытие мне обеспечено. Если она случайно увидит меня, то решит, что это совпадение. У меня было готово объяснение.

В ресторане было хуже, чем в зверинце. Шум музыки и разговоров оглушал. Я бывал в «Ребекке» раза два или три, но никогда не видел здесь столько народу. Мне потребовалось десять минут, чтобы найти Урсулу. Нужно было соблюдать осторожность. Я не видел ее со своего места, и было вероятно, что я могу натолкнуться на нее, не желая этого. Но я мог найти ее, поднявшись на балкон ресторана и осмотрев помещение сверху во вспышках зеленого и оранжевого света. Там-то я принялся наблюдать.

На каждого мужчину тут приходилось не меньше чем по три женщины. Здесь сошлись будущие актеры, мнимые художники, люди из музыкального бизнеса, возможно, даже парочка детективов. Как и в моей жизни, в «Ребекке» властвовали женщины. Мимо меня протолкнулись две женщины, занятые спором. Пара сисек задела мой пиджак. Даже не извинилась. Я ответил тем, что нарочно уставился взглядом ей в грудь. Это было ошибкой. Я снова начал думать о «Гале». И тут же увидел ее.

Она сидела за одним из немногих столиков для тех, кто не брал еду, разговаривая с бородатым мужчиной лет пятидесяти. Говорил только он. Она слушала. Между ними лежали какие-то бумаги, но услышать или увидеть что-нибудь было невозможно. Урсула постоянно кивала. Похоже, что мужчина, выглядевший как архитектор или дизайнер, давал ей советы. Урсула непрерывно курила. Затем она перегнулась через столик, прикоснулась к его руке и сжала ее. Она была обеспокоена. Что он сказал ей? Очевидно, что-то серьезное.

Мужчина встал из-за стола, вероятно, чтобы выйти в уборную. Пока его не было, Урсула сделала глоток из его стакана. Свой она уже допила. Внезапно она бросила взгляд в мою сторону. Я поспешно отвернулся, делая вид, что разговариваю с группой людей, стоявших рядом со мной. Вероятно, она не заметила меня. Я молил Бога, чтобы это было так.

Когда я снова поглядел в ее сторону, мужчина уже возвращался к столику. Урсула указала ему на гигантского крокодила, висевшего у них над головой. Похоже, они обсуждали интерьер «Ребекки», показывая друг другу на причудливые украшения вокруг бара. Там были развешены маски, черепа и прочие предметы из папье-маше, напоминавшие о карнавале смерти.

Наконец, Урсула встала, чтобы позвонить по телефону. Я решил, что она заказывает такси. Настала моя очередь двигаться. Наблюдая, как она пробирается к телефону, я заметил, что она болезненно, даже смертельно бледна. Во вспышках зеленого света она казалась призраком. Я думал о ее наготе в «Гале», сексуальных излишествах, как она ждала партнеров – ее тело было еще большей маской, чем лицо. Зная почти каждую морщинку на ее теле, я по-прежнему ничего не знал о ней самой. Но в конце концов, «Гала» – это всего лишь кино.

Наконец, приехало такси. Она распрощалась со своим другом, расцеловав его в обе щеки на французский манер. Бумаги, которые они обсуждали, она забрала с собой. Мой водитель отложил книгу, и мы направились во вторую часть ночной поездки.

– Вы не возражаете, если я включу музыку?

– Нет, нисколько, – разрешил я.

– Я очень люблю оперу, – сказал водитель. И под мелодию Верди мы ехали за Урсулой в сторону бульвара Сансет. Темное шоссе вело нас прочь от океана. Мы выехали на Сансет, снова приближаясь к Беверли-Хиллз. Урсула повернула на Бенедикт-Каньон.

– Не слишком приближайтесь к ним, – предупредил я шофера.

Находясь ночью на второстепенной дороге, очень легко выслеживать другой автомобиль. Теперь мы оказались на Ла-Сьело. Странно. Раньше на этой улице жил Оз, но потом переехал, не в силах вынести постоянных туристов-зевак. Конечно, они смотрели вовсе не на него, но может быть, это и была настоящая причина его переезда. Они глазели на соседний дом, где Шарон Тейт и ее друзья были убиты бандой Мэнсона.

Урсула свернула в проулок в дальнем конце извилистого шоссе, в двух сотнях ярдов от злосчастного дома. Она вышла, заплатила шоферу, и сама открыла ворота. Мы же проехали мимо, как будто направлялись куда-то дальше. Урсула не обернулась, когда фары такси выхватили ее из темноты. Я дал своему водителю двадцать долларов вдобавок к сотне.

– Я бы ни за какие деньги не согласился жить здесь, – сказал он вместо благодарности. – Жуткий район.

Я остался один. Я не знал, где найду такси, но это меня не волновало. Пока я шел к дому, звук собственного Дыхания казался мне очень громким. Я играл в опасную игру. Любой патруль принял бы меня за вора, а полиция в Беверли-Хиллз любит сначала стрелять, и только потом разбираться.

Дом оказался на удивление большим, построенным в испанском стиле двадцатых годов. Сзади находился небольшой сад с пустым плавательным бассейном. Несмотря на заброшенность этого места, за садом явно следили, но без особого интереса; такие дома в Беверли-Хиллз принадлежат старикам, и местные дельцы с недвижимостью не спускают с них глаз, ожидая, когда владельцы умрут.

С холмов донесся крик совы. В одном из окон первого этажа зажегся свет. Я подошел к окну по тропинке через газон. Снаружи дом не освещался, что было и хорошо и плохо. Хорошо, потому что меня трудно увидеть, и плохо, потому что я тоже почти ничего не видел.

Я подошел к окну и через ажурные шторы увидел Урсулу, перемещающуюся по комнате. Она была в халате, похожем на мужской. Она открывала буфет. Комната, вероятно, предназначавшаяся для гостей, была почти не обставлена. Значит, это не спальня Урсулы, но глядя на то, как она здесь ходит, у меня сложилось отчетливое впечатление, что это ее дом, даже если она жила здесь не одна.

Из буфета она достала кожаный костюм, свалила его на кровать и исчезла из поля зрения. Когда она вернулась, на ней были только красные трусики и черные носки. Это было что-то новое. Я испытал странный шок. Урсула была почти голой, но это происходило не в фильме и не в моем воображении. Во-первых, это не производило никакого эффекта. Странно, но я не испытывал возбуждения, пока Урсула не начала надевать черную кожаную одежду.

Сперва она натянула брюки. Они были очень узкими, и она влезла в них не без труда. Может быть, она принимала ванну, и ее кожа еще не обсохла. Она едва не проиграла битву и обессиленно присела на край кровати. Раньше я никогда не видел и не воображал Урсулу в брюках. Она сидела на кровати, глядя едва ли не в мою сторону. Я отступил от окна на пару шагов. Наконец, она натянула брюки и встала, разглаживая черную кожу на ляжках. Она повернулась ко мне спиной, и я услышал звук застегиваемой молнии. Затем она наклонилась и покрутила задом, чтобы разместиться в штанах поудобнее. Это было более эротично, чем в кино, потому что я видел реальное, бессознательное и неуклюжее движение.

Затем настала очередь куртки. Она надела ее, по очереди просовывая руки в рукава. Молния застегнулась, спрятав ее грудь. Когда она надела черные кожаные перчатки, я понял, что наблюдаю стриптиз наоборот. Она полностью спрятала свое тело от меня, и я остался с одними лишь воспоминаниями.

Наконец, Урсула, влезла в кожаные ботинки, потопталась, чтобы они получше сидели на ноге, и вышла из комнаты. Свет погас.

Следующие две минуты ничего не происходило. Я терялся в догадках. Отойдя от окна, я оказался с другой стороны от темного дома. Затем я услышал, как распахнулась дверь гаража и бесшумно направился на звук. Кто-то приехал? Но я не слышал звука подъезжающей машины.

Наощупь двигаясь вперед в поисках позиции, откуда мог бы незаметно наблюдать за гаражом, я начал воображать, зачем она одевалась в кожаный костюм. Я представил, что она, как та героиня Джейн Фонды, по ночам приезжает к богатым клиентам и развлекает их сексуальными фантазиями.

Затем я услышал пулеметный треск мотоциклетного мотора. Подойдя к воротам гаража, я увидел Урсулу, в шлеме, подобно ангелу смерти, выезжающей из гаража на мотоцикле. В этом не было ничего эротического. Никто бы не мог сказать, что машиной управляет женщина. Она выехала в проулок и свернула на шоссе. Рев мотора затих вдали вместе с мерцающим светом единственной фары.

Наступила тишина. Звери, ночные птицы и далекие автомобили создавали причудливый звуковой фон. Решение родилось немедленно. Я должен проникнуть в дом. Дверь гаража осталась открытой. Я уверенно направился к ней. Это и мой дом, – говорил я себе, – Я имею право войти в него. Я хотел видеть интерьер дома так же страстно, как хотел видеть Урсулу.

Я вступил в темноту гаража. Там стояла машина, красная «хонда-сивик». В задней стене гаража оказалась дверь, ведущая в дом. Я надеялся, что она не заперта, и нажал на ручку. Ручка была тугой – ею редко пользовались. Наконец, она медленно повернулась, и я вошел в дом. Издалека донесся женский крик, за которым последовала тишина. Реакция на насилие, на известие о неверности, начало родовых схваток? А может быть, это прилетел крик из прошлого, отголосок безумного убийства, которое сделало Ла-Сьело знаменитым.