"Свадебное меню" - читать интересную книгу автора (Хатчинсон Бобби)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Фрэнки была теплой и гладкой на ощупь и состояла из выпуклостей, мягких равнин и соблазнительных впадин, а Эрик налит силой и каменно-тверд, его мышцы вибрировали под изучающими прикосновениями ее пальцев.

– Долой эту одежду…

Несмотря на силу желания, обуревавшего их обоих, он раздевал ее медленно, с нежной осторожностью; ему пришлось сесть, чтобы расстегнуть ее шелковую рубашку и снять ее.

– Проклятье, мои пальцы слишком толсты для этих пуговиц.

Его руки немного дрожали, и расстегивание крошечных пуговиц стоило ему немалых усилий. Он губами прослеживал медленно открывающуюся дорожку, заставляя ее делать резкий вдох каждый раз, когда его горячий рот скользил по ее чувствительной коже.

– Вот это… – выдохнул он, проводя пальцами по шелковистой ткани ее камизоли. – Испорченная девчонка, так ты нарочно выставляла это, просто чтобы свести меня с ума?

Фрэнки кивнула, и зеленый оттенок его глаз сгустился до изумрудного. Его губы отыскали соски, едва прикрытые теперь шелковым кружевом, и он языком стал щекотать каждый набухший бутон, пока она не начала извиваться.

– Мне нужно, чтобы ты хотела меня, Фрэнки.

– Я хочу. Хочу тебя так, что не могу сказать словами…

Наконец и этот последний предмет одежды соскользнул к ней на талию, и у него перехватило дыхание, когда он стал пожирать глазами ее округлые, роскошные груди.

– Боже, как ты прекрасна! Просто невероятно, какая ты красивая.

Его слова доставили ей особое удовольствие, потому что она всегда считала единственной красавицей у них в семье свою младшую сестру.

С величайшей нежностью он развязал шарф, которым были связаны ее волосы, пропустил пальцы сквозь их густую массу темного золота и распустил их по ее обнаженным плечам. Потом взял ее набухшие груди в чаши ладоней и стал большими пальцами ласкать ее соски, заставляя их сжиматься и пульсировать под его прикосновениями.

Он был чудесным любовником, неторопливым и нежным.

А в ней росло нетерпение. Желание превратилось в подгоняющую боль, в необходимость, неимоверно распиравшую ее изнутри.

– Эрик, скорее…

– Терпение, любовь моя. Давай не будем торопиться. Я хочу насладиться каждым дюймом твоего тела.

Но она больше была не в силах терпеть. И, ухватившись за подол его рубашки, быстро стащила ее через голову, потому что хотела контакта с его обнаженным телом.

Его широкая грудь была покрыта густой порослью мягких завитков, и она провела по ней руками, наслаждаясь ощущением его горячей плоти под шелковистыми волосами и чувствуя, как ходят под кожей мощные мышцы. Нащупав затвердевшие кончики его сосков, она стала массировать их пальцами, повторяя то, что он делал с ней.

Его резкий, свистящий вдох показал ей, как это на него подействовало.

Руки Эрика опустились, нашли молнию ее джинсов. Он сел, и через секунду джинсы оказались снятыми вместе с крошечными кружевными трусиками, которые были на ней. Потом он встал и расстегнул свои брюки, не спуская с нее горящих страстью глаз.

Вид его эрекции послал новую волну желания в самые потаенные ее глубины.

– Иди сюда, ложись рядом, – приказал он, притягивая ее к себе, и вот они уже в объятиях друг друга на мягком ковре перед огнем камина, и его прикосновения перестали быть нежными.

– Эрик, mio саro[10]…

Она гладила его лицо, волосы и тело, бормоча какие-то отрывочные фразы, не замечая, что говорит на мягком и мелодичном языке своих предков, в неведении того, что ее руки трясутся, а прижатое к нему тело дрожит, словно в лихорадке.

– Эрик, пожалуйста. Я просто не выдержу, если ты не поторопишься…

Собрав последние крохи самообладания, он отстранился на несколько секунд, нужных для того, чтобы надеть презерватив, а потом ее длинные беспокойные ноги обвились вокруг него, ее нежные руки взяли его в плен, приковали его к ней для танца любви.

Желание росло и росло с каждым его движением.

Внезапно он остановился, удерживая ее на самом краю, почти обезумевшую от желания.

– Тихо, Фрэнки, не двигайся, – приказал он с яростной настойчивостью. – Ты веришь… – он дышал громко и прерывисто, черты его лица приобрели суровую красоту от сдерживающих усилий и вескости того, о чем он собирался спросить, – в любовь… – она застонала и шевельнулась совсем чуть-чуть, а он на мгновение крепко зажмурился и задержал дыхание и лишь потом смог продолжать охрипшим голосом, – с первого взгляда?

Но она уже ничего не могла объяснить словами. Притянув к себе его голову, она поцеловала его с неистовым отчаянием, через поцелуй давая ему понять, какое неземное блаженство начиналось для нее.

Для слов было уже слишком поздно.

И они оба по безумной, головокружительной спирали низринулись в бушующий вулкан наслаждения.

– Эрик, здесь у тебя настоящая зона бедствия. Сколько же раз тебе оперировали колено? – Фрэнки с нежной осторожностью прикоснулась к его ноге, наслаждаясь ощущением грубой, покрытой волосами кожи и ужасаясь количеству шрамов.

Они лежали, растянувшись на ковре, и Эрик только что положил еще одно полено на пылающие в камине угли.

– Четыре. В футболе коленные проблемы вполне рядовое явление, что-то вроде профзаболевания. Тебе не холодно, нет? – Он протянул руку, взял мягкий плед с края дивана и укутал ее, потом сел, прислонившись спиной к дивану, и взял ее на руки. – Вообще-то, если я не играю в футбол как профи и не участвую в лыжных гонках, колено работает довольно неплохо. Оно не сделает меня инвалидом или чем-то вроде того, когда мы состаримся.

Фрэнки находилась в состоянии эйфории, ее переполняли умиротворенность и счастье, и она не позволила себе встревожиться от его слов.

– Заниматься любовью оно тебе определенно не мешает. Это было потрясающе, – промурлыкала она, и его руки крепче сжали ее в объятиях.

– И даже еще лучше, – согласился он, совершенно пренебрегая скромностью.

Она хихикнула и шлепнула его, но когда он снова заговорил, то поняла, что теперь он говорит вполне серьезно.

– Я не думал, что это случится с нами так скоро. Видишь ли, я хотел убедиться, что ты понимаешь, что для меня это не случайная связь, Фрэнки. Ты ведь это понимаешь, да?

У нее в мозгу прозвенел сигнал тревоги, и она попыталась засмеяться.

– Эй, мне не нужны твои уверения, я уже взрослая леди. И это ведь я первая… – начала она, но он перебил ее:

– Не надо шутить, это очень важно. Ты помнишь, о чем я спросил тебя несколько минут назад, когда мы занимались любовью? – Она задвинула те слова в самый дальний уголок сознания, потому что побоялась вникнуть в их смысл. Но сейчас отлично поняла, о чем речь, и до смерти перепугалась. – Я спросил тебя, веришь ли ты в любовь с первого взгляда, – с упрямой настойчивостью напомнил он. Взяв ее за подбородок, он ласково повернул ее лицо таким образом, что ей пришлось посмотреть на него. Большим пальцем он нежно водил по ее припухшей нижней губе. – Я влюбился в тебя, как только увидел, разве ты не поняла? Разве ты этого не почувствовала? Я хочу прожить с тобой всю жизнь, Фрэнки.

Придя в ужас, она открыла рот, чтобы сказать что-то, но он положил два пальца ей на губы и покачал головой.

– Не делай такое лицо. Я знаю, что мы должны были провести вместе еще много времени, прежде чем обсуждать такой важный вопрос, – тихо и серьезно сказал он. – Понятно, что нам нужно узнать друг друга и в других отношениях. Но раз уж это случилось сегодня – и, судя по всему, будет продолжаться и впредь, – то я считаю, что ты заслуживаешь того, чтобы знать о моих чувствах с самого начала.

Красивые глаза Эрика, казалось, светились мягким светом, а его честность и благородство проникли ей в самое сердце. Таких, как он, больше нет – объявляет о своих намерениях, словно джентльмен из другой эпохи… Что-то щелкнуло у нее внутри, и она попыталась сесть прямо, чтобы подумать, не поддаваясь чувствам. Он говорит ей, что не хочет с ней расставаться, ведь так?

Женитьба. Замужество.

И этот дом, эти пустые спальни наверху – он же захочет целую толпу детей.

Она никогда не расплатится с отцом, если будет все время ходить беременная.

Выпутывайся прямо сейчас, Фрэнки, советовал ей голос благоразумия. Он милый, смешной и щедрый и чертовски честный, а ты под конец сделаешь ему больно.

Ты и себе сделаешь больно. Его руки снова обняли ее, губы легонько ущипнули за мочку уха, и невольная дрожь тотчас прошла по ее телу. Эти любовные ласки, такие затягивающие, взрывные, невероятно прекрасные! Она не может уйти от него, пока не может. Не сейчас. Не сегодня, во всяком случае.

Но и вводить его в заблуждение она тоже не может. Ведь так?

– Ты… ты слишком забегаешь вперед, – с усилием выдавила она из себя. – Мне… я еще не готова думать ни о чем серьезном. Я говорила тебе, что значит для меня магазин? Ну так вот, у меня на него закладная в пользу отца, и, пока я не расплачусь по ней полностью, мне придется все силы отдавать «Шляпнику»…

Его губы прокладывали дорожку из поцелуев вдоль ее позвоночника, и она никак не могла вспомнить, что собиралась сказать. Одеяло соскальзывало все ниже и ниже.

– Конечно, ты еще не готова, – охрипшим голосом сказал он, покусывая губами чувствительное место ниже ее лопаток. – Мы больше не станем об этом говорить до тех пор, пока ты не будешь готова, обещаю. Но я хочу быть частью твоей жизни, Фрэнки. Этого пока достаточно…

Его руки прокрались вперед, накрыли ее груди, и она почувствовала, как все внутри тает, а соски твердеют от его прикосновений. Судорога неописуемо сильного желания сотрясла ее тело, а у него вырвался глухой, мучительный стон.

– Фрэнки, повернись ко мне и поцелуй меня.

Впоследствии Фрэнки мало что могла припомнить об остальных днях того волшебного месяца апреля. Зато ночи навсегда врезались ей в память – долгие ночи в объятиях Эрика, ночи, наполненные пьянящим ароматом их любви, пронизанные звуками их страсти и смеха…

Он был романтичным, любящим, страстным и нежным. И заботливым. Когда она сказала ему, что какое-то время не сможет с ним встречаться, потому что ее счета в ужасно запущенном состоянии и ей во что бы то ни стало нужно привести их в порядок, хотя она ненавидит и презирает бухгалтерию, то он пришел и все ей сделал, работая в ранние рассветные часы, а потом они занимались любовью.

Он здорово разбирался в счетах и обнаружил два пункта, по которым ее неправильно облагали налогом, и сэкономил ей значительную сумму денег.

И в довершение всего он действительно любил готовить. Он даже привел в порядок кухню в ее квартире и дополнил ее запас супов мгновенного приготовления всякими специями, незнакомыми ей банками и коробками.

Это составляло положительную сторону Эрика Торпа.

У него была и отрицательная сторона, и к середине мая, когда все зацвело, его поведение стало все больше беспокоить Фрэнки. Например, он преспокойно продолжал говорить о женитьбе и обязательствах при каждом удобном случае. Продолжал выспрашивать у нее, что конкретно ей не нравится в его доме, и какой дом ей хотелось бы вообще. Говорил, что купит тот, который ей понравится. Продолжал считать, что впереди их ждет вечное счастье.

Фрэнки упорно обходила и оставляла без ответа любое его упоминание об их будущем, но делать это становилось с каждым разом все труднее и труднее.

В досаде Фрэнки говорила себе, что Эрик упорен, настойчив и упрям и что долго обходить этот вопрос не удастся. От него просто сбеситься можно, и тонкости у него не больше, чем у самосвала. Все время говорит открытым текстом, что любит ее, и все тут! И что самое ужасное, она все больше и больше убеждалась, что начинает влюбляться в него.

Ему она, разумеется, об этом даже не намекнула.

Более того, если не врать себе самой, то ей придется признаться, что она уже влюблена в него, и давно.

Возможно, с того момента, когда впервые увидела Эрика Торпа – десятого апреля, у него в офисе, войдя туда вместе с матерью, которой не давало покоя это распроклятое меню к свадьбе Ника.

Однако этим вечером в середине мая ей позвонила не мать. Позвонил ее отец, Дом Гранателли.

После закрытия магазина Эрик привез ее домой, чтобы она переоделась к ужину, но одеться ей не удалось.

– О, привет, папа. – Фрэнки вырвалась из объятий Эрика с такой скоростью, что едва не сшибла телефон с ночного столика. – Да, папа, у меня все прекрасно. Дела в магазине идут хорошо – ты ведь получил чек, который я послала?.. А, хорошо… Нет-нет, никаких проблем, просто я ужасно… занята. – Она натянула простыню, чтобы прикрыть груди, словно Дом мог не только слышать ее голос, но и видеть ее пунцовое лицо. – Да, я знаю, что в пятницу мы справляем мамин день рождения. София звонила мне сегодня утром… Разумеется, я буду обязательно, папа, а ты как думал?

Она ощущала знакомое раздражение, пока отец опять говорил то же, что и всегда: она давно не заходила к ним в ресторан или домой, родные о ней беспокоятся, он знает, как это бывает, когда человек молод и не замечает времени. Но мама – дело другое. Она нуждается в том, чтобы видеться с детьми время от времени, верно?

– Пап, ну я же разговариваю с мамой по телефону раз по десять в день.

Главным образом об этом чертовом меню, из-за которого они все могут угодить в психушку. Они с Эриком только что отработали двадцать третий вариант, но и он не удовлетворил маму.

Но разговор по телефону совсем не то же самое, что обед за одним столом, стоял на своем Дом. Они скучают по Фрэнки. И кроме того, добавил отец с лукавством в голосе, он слышал, будто существует некий молодой человек, с которым она встречается. Кто-то из родственников случайно видел их в бакалейном магазине. Почему бы ей не приходить с ним, и чем чаще, тем лучше?

Вот, значит, из-за чего он позвонил. Родственники сочли, что их лишают лакомого куска сплетен по поводу ее и Эрика.

Фрэнки подавила в себе досаду и раздражение, отвечала отцу уклончиво, стараясь не дать Эрику догадаться, о чем идет речь, хотя внутренне злилась на отца за вмешательство в ее личную жизнь.

Наконец Дом попрощался. Фрэнки швырнула трубку на место и шлепнулась обратно в постель, закатив глаза и испустив тяжелый вздох.

– Твой отец? – Эрик полулежал, опираясь на подушки и заложив руки за голову, и смотрел в потолок.

– Да. – Она все еще не успокоилась после телефонного разговора и сначала не заметила необычного напряжения в его голосе.

– Как я понял, он звонил по поводу дня рождения твоей матери.

– Да.

После нескольких секунд напряженного молчания она наконец повернулась, посмотрела на него и озадаченно нахмурилась. Он всегда был настолько уравновешен и добродушен, что она не сразу поняла, как он рассержен. Он тяжело дышал, а его губы были сжаты в тонкую линию.

– В чем дело, Эрик?

Но она уже и так все поняла, можно было и не спрашивать.

– Ты не собираешься приглашать меня с собой, чтобы познакомить с остальными членами твоей семьи, Фрэнки. Это так? Я здесь, в твоей квартире, в твоей постели вместе с тобой, но ты ни словом не обмолвилась отцу, что не одна.

Она разозлилась.

– А по-твоему, я должна была сказать отцу, что в эту самую минуту ты лежишь со мной в постели? Да он тут же примчится сюда с дробовиком. Не глупи, Эрик!

Но она понимала, что он прав. Она действительно не хотела ни упоминать о нем, ни знакомить его с родными. Ей и в голову не приходило, что он до такой степени в курсе ее тактики уклонения и что его это так сильно задевает.

Внезапно ей стало жарко от ощущения неловкости и вины. Она протянула руку, собираясь погладить его по щеке, но он остановил ее стальной хваткой и повернулся к ней, и она увидела по его лицу и глазам, как ему больно и обидно.

Это удивило и испугало ее, и она залепетала, заикаясь:

– Дело не в том… просто они… мои родственники, Эрик, – ты должен понимать, как они это воспринимают…

– Я пытаюсь понять, как ты это воспринимаешь, Фрэнки. Именно это меня и задевает. – Он резким движением спустил ноги с кровати и стал натягивать белье, потом джинсы.

– Куда ты уходишь? – Она ожидала, что он останется на всю ночь, и сейчас чувствовала себя испуганной, покинутой, вынужденной оправдываться.

– Ты поступаешь так, что я чувствую себя каким-то жиголо – неплох для постели, но недостаточно хорош для того, чтобы связать со мной жизнь. Недавно ты и с сестрой говорила по телефону точно так же и, хотя я был здесь, рядом с тобой, ни разу не упомянула моего имени. А на прошлой неделе я слышал, как ты отказалась от приглашения на обед к дяде. Мы могли бы пойти, но ты отговорилась под каким-то предлогом. Почему, Фрэнки? Может, у меня дурно пахнет изо рта или руки в бородавках? В чем дело, Фрэнки? Ты что, стыдишься меня?

– Нет. – Она вылетела из постели, набросила на голое тело махровый халат. – Разумеется, нет. Эрик, не городи чепухи, ты тут совершенно ни при чем. Ради Бога, ты просто не понимаешь, как к этому относятся мои родственники. Они делают скоропалительные выводы, сплетничают, предъявляют требования, предполагают…

– И что же тут можно предположить? – Его голос был угрожающе спокоен. Он уже полностью оделся, а она не хотела, чтобы он уходил. Да еще в таком состоянии – рассерженный и обиженный. Мысль о его уходе пугала ее. Ужасно, если он будет думать, что она может стыдиться его.

Матерь Божья, она же любит его! Это чувство обрушилось на нее, словно удар в солнечное сплетение.

Она открыла рот, чтобы сказать ему об этом, но он стоял и смотрел на нее с таким каменным, замкнутым лицом, что у нее отнялся язык.

– Я не веду с тобой никакой игры, Фрэнки, – сказал он наконец тихим голосом. – Может, тебе самой стоит поточнее определить, чего именно ты хочешь от меня. Видит Бог, о своих чувствах я говорил тебе не раз и не два.

Он резко повернулся и схватил со стула свою куртку. Через мгновение она услышала, как за ним закрылась входная дверь. Он ушел.