"От любви не спрячешься" - читать интересную книгу автора (Гибсон Рэйчел)

Глава 2

Ну вот, благое дело закончено.

Себастьян Вон натянул белую футболку и поднял с дивана телефон. Быстро взглянул на дисплей: семь электронных писем и два пропущенных звонка. Небрежно сунул сотовый в задний карман джинсов. Это подождет.

Да, помогать Клер Уингейт, конечно, не стоило. В последний раз его помощь ей закончилась грандиозным скандалом и позором.

Себастьян подошел к тумбочке, где лежали его незаменимые часы. «Сейко» показывали не только время. Серьезный прибор из нержавеющей стали служил компасом и умел измерять расстояние. Правда, сейчас он показывал на час меньше: Себастьян еще не перевел стрелки в новый часовой пояс. Он вытащил круглую кнопку, покрутил… и вдруг время сместилось. Внезапно Себастьян вернулся в прошлое, к последней встрече с Клер. Тогда хозяйской дочке было десять или около того. Себастьян взял сачок, чтобы ловить лягушек и головастиков, и пошел на пруд неподалеку от отцовского дома. Ну а девчонка, конечно, увязалась следом. Встала на берегу под развесистой ивой и с интересом смотрела, как он неторопливо бродил по мелководью.

– А я знаю, откуда берутся дети, – вдруг сообщила она. За толстыми стеклами очков светло-голубые глаза казались еще больше, чем на самом деле. Темные волосы, как всегда, прятались в аккуратных тугих косичках.

– Правда, знаю. Папа целует маму, ив этот момент в ее животе поселяется малыш.

К этому времени Себастьяну уже пришлось пожить с двумя отчимами – это если не считать многочисленных маминых приятелей. Так что у него имелась абсолютно достоверная информация поданному вопросу.

– Кто это тебе сказал?

– Мама.

– В жизни не слышал ничего глупее, – категорически заявил Вон-младший и тут же поделился собственными знаниями. Самым исчерпывающим образом, с использованием необходимой терминологии изложил, каким именно путем в теле женщины встречаются яйцеклетка и сперматозоид.

Стекла очков не смогли скрыть застывшего в голубых глазах ужаса.

– Неправда! Не может быть!

– Правда. Все именно так и происходит. – Себастьян немного подумал и дополнил сведения собственными наблюдениями: – Секс – занятие шумное и происходит очень часто.

– Врешь!

– Нет, не вру. Мужчины и женщины постоянно этим занимаются. Даже если вовсе не собираются заводить детей.

– А тогда зачем?

Себастьян пожал плечами и вытащил пару головастиков.

– Наверное, приятно.

– Отвратительно!

Еще недавно он и сам считал секс отвратительным делом. Но месяц назад ему исполнилось двенадцать, и отвращение сменилось неукротимым любопытством.

Миссис Уингейт, разумеется, вскоре узнала о просветительской работе юного эрудита. Возмущению ее не было конца. Парня немедленно, без лишних разговоров отослали обратно в штат Вашингтон. Мать Себастьяна, в свою очередь, так обиделась на недружественное действие, что отказалась впредь отпускать сына в Айдахо. С этих самых пор отцу пришлось навещать сына в разных городах, ведь Кэрол подолгу на одном месте не засиживалась. Постепенно отношения между родителями перешли в стадию откровенной вражды, и случались периоды, когда Леонард не появлялся по нескольку лет подряд. Огромные черные дыры без отца.

Если бы потребовалось определить характер отношений Себастьяна с отцом, то правильнее было бы сказать об отсутствии этих отношений. И порой Себастьяну казалось, что во всех неурядицах виновата Клер.

Он рассеянно нацепил часы на руку и огляделся в поисках бумажника. Увидел кожаный прямоугольник на полу и наклонился, чтобы его поднять. Да, вчера вечером надо было просто оставить Клер в баре и не мудрить. Она сидела за стойкой через три места от него и если бы не назвала своего имени, то он ни за что бы ее не узнал. В детстве Клер, пискля и ябеда, была похожа на лягушонка из мультика: огромные глаза, большой рот. А вчера без привычных смешных очков с толстыми стеклами она показалась ему незнакомой. Но стоило заглянуть в светло-голубые глаза, стоило увидеть пухлые губы и копну темных слышных волос, как он сразу узнал ее. Конечно, это была она, и только она. То самое сочетание светлых глаз и темных волос, которое в детстве казалось неестественным, сейчас выглядело оригинально и пикантно. Нет, правильнее будет сказать – шикарно и потрясающе. Слишком пухлые для маленькой девочки губы сейчас первым делом вызывали вопрос: а что они умеют? Что обещают? Да, лягушонок вырос и превратился в красавицу. И все же, едва узнав Клер Уингейт, он должен был сразу уйти. Да, немедленно ретироваться и оставить ее на высоком круглом табурете – пьяную, зареванную, потерянную, одинокую. К черту! У каждого свои проблемы! Зачем ему лишняя головная боль?

– Хотя бы раз в жизни попытайся поступить правильно, – пробормотал Себастьян, засовывая бумажник в карман. Вчера он проводил ее до номера, чтобы убедиться, что бедолага не заблудится. А она пригласила его войти. Он немного посидел. Слезы лились в три ручья, но постепенно Клер затихла, а потом и уснула. Он, как святой, уложил ее в постель. Ну а потом совершил тактическую ошибку.

Часы показывали уже почти половину второго ночи. Укрывая Клер одеялом, Себастьян вдруг почувствовал, что слегка переборщил с виски и текилой. Перспектива провести остаток ночи в тюрьме славного города Бойсе не слишком его привлекала, а потому он решил тихонько посидеть в номере и посмотреть телевизор до тех пор, пока окружающий мир вновь не обретет четкие очертания. Тактический опыт пережидания опасности у него имелся – бывало, приходилось прятаться в пещерах вместе с партизанами и даже проводить ночи в до отказа набитом морскими пехотинцами танке М-1 «Абрамс». Себастьян был участником бесконечных пикантных историй и ему даже приходилось скрываться от особо назойливых женщин в пустыне Аризоны. Так что он надеялся без особого труда выдержать соседство полностью одетой, пьяной, пропахшей джином и к тому же крепко спящей девчонки. Какие проблемы? Никаких. И риска ровным счетом никакого.

Себастьян скинул башмаки, поудобнее подоткнул подушки и поближе положил пульт дистанционного управления. Подолгу спать он не привык, так что, когда Клер неожиданно встала и начала сражаться с платьем, он пропал окончательно. Наблюдать за ней оказалось куда интереснее, чем смотреть по телевизору очередную серию «Золотых девочек». Себастьян искрение насаждался происходящим. Стриптиз закончился на стадии розовых трусиков «танга» и предохраняющего от беременности квадратика пластыря. Да, кто бы мог подумать, что девочка в больших очках и с унылыми, безнадежно аккуратными косичками со временем преобразится до неузнаваемости?

Себастьян перешел в противоположный угол комнаты и сел на диван. Насколько он помнил, в последний раз часы показывали пятнадцать минут шестого. Должно быть, он заснул. Проснулся спустя несколько часов в кровати и с трудом сообразил, где находится. Теплая попка Клер прижималась к его ширинке, спина согревала живот. А рука Себастьяна по-хозяйски покоилась на груди Клер. Одним словом, нежная любовная сцена.

К реальности Себастьян вернулся, сгорая от желания и в полной боевой готовности. Но разве он позволил себе поддаться вожделению? Разве воспользовался полной беззащитностью той, которая лежала рядом? Черт возьми, конечно же, нет! Что и говорить, девушка действительно прекрасна: великолепное тело, чувственные тубы… но ведь он к ней даже не прикоснулся. Конечно, если не считать груди… но в этом, право, трудно себя винить. Просто заснул и поддался эротическим снам. А с тех пор как проснулся, даже пальцем не тронул. Сразу побежал в душ и включил холодную воду, чтобы вернуть пошатнувшееся самообладание. И какова же награда? Все равно он был обвинен в сексуальных домогательствах. Абсолютно безосновательно. А ведь он мог бы дать себе волю и… Но он этого не сделал. Потому что распущенность не в его духе. Он никогда не позволял себе лишнего, даже если женщина умоляла. Себастьян предпочитал иметь дело лишь с теми, кто отдает себе полный отчет в собственных поступках.

Себастьян встал с дивана ив последний раз обвел взглядом комнату. Посмотрел на огромную кровать со сбитым в комок покрывалом. Вдруг в луче света сверкнули едва заметные искры: синяя, красная… Он подошел поближе. Прямо посреди подушки Клер лежала сережка с бриллиантом. Себастьян осторожно поднял блестящую капельку: два карата, не меньше. На какое-то мгновение он усомнился в подлинности. Но тут, же улыбнулся и старательно засунул драгоценность в маленький кармашек у пояса. Разумеется, бриллиант настоящий. Женщины, подобные Клер Уингейт, не носят искусственных украшений. Видит Бог, он имел достаточный опыт общения с богатыми дамочками и прекрасно знал, что они скорее перерезали бы себе горло, чем согласились нацепить подделку.

Себастьян выключил телевизор, вышел из номера и спустился к выходу. Он понятия не имел, сколько пробудет в Бойсе. Черт возьми, он ведь вовсе не собирался навещать отца до той самой секунды, когда вдруг обнаружил, что складывает вещи в дорожную сумку. Да, так и случалось: только что сидел и просматривал материалы статьи о доморощенных террористах для «Ньюсуик», а потом неожиданно вскочил и начал собираться.

Черный «лэндкрузер» терпеливо ждал хозяйка недалеко от входа – там, где его оставили еще вчера вечером. Себастьян привычно уселся за руль. Он не понимал, что произошло. До сих пор написать статью для него не составляло никакого труда. Во всяком случае, когда весь необходимый материал уже собран и осталось лишь изложить историю красивыми словами, внятно и логично. Но на сей раз работа почему-то не двигалась с места. Он садился и печатал откровенную чушь. Читал и тут же в ярости жал на клавишу с жестокой надписью «Delete» – «удалить». Стирал все написанное с начала и до конца. Впервые в жизни на горизонте возникла реальная угроза провала – сдать работу в срок вряд ли удастся. На приборный щиток села муха, и Себастьян с досадой ее смахнул. Все дело в усталости. Ему тридцать пять, и он очень устал. Очень.

Себастьян надел солнечные очки и повернул ключ зажигания. В Бойсе он второй день. Приехал прямо из Сиэтла. Если бы удалось, как следует выспаться – положенные восемь часов кряду! Но, даже убеждая себя в этом, Себастьян прекрасно понимал, что проблема не в восьми часах сна. Он привык недосыпать и в то же время всегда справлялся с работой. Писал в любых условиях, будь то песчаная буря или гроза, а иногда, как в южном Ираке, и то и другое вместе. Заканчивал статьи вовремя и никогда не подводил редакцию.

Себастьян выехал со стоянки. Стрелки часов еще не подобрались к полудню, а жара в Бойсе уже набирала привычную высоту – было почти тридцать. Себастьян включил кондиционер и направил струю прохладного воздуха прямо в лицо. Меньше месяца назад он прошел полный медицинский осмотр. Исключил все возможные опасности, от гриппа до ВИЧ. Здоровье отменное. Так что сваливать неудачи на физическое состояние было нечестно.

Да и голова вроде была полном порядке. Работу Себастьян всегда любил. Не жалел ни сил, ни времени, так что нынешнего положения – и профессионального, и материального – он добился честным трудом. Сражался за каждый дюйм пути и сумел стать одним из самых успешных журналистов страны. На этой вершине народ не толпится. Добираются сюда лишь те, кто прокладывает себе путь не родословной, не рекомендациями и даже не престижными дипломами Колумбийского или Принстонского университетов. Нет, сюда приводит лишь сила характера. Конечно, одаренность и любовь к профессии играют не последнюю роль. И все же главное, что привело Себастьяна к успеху, – это упорство, убежденность в правильности избранного пути и вера в себя. Недруги нещадно обвиняли Вона в самонадеянности и надменности – надо признаться, не без основания. Однако больше всего завистников нервировало то обстоятельство, что, правда жизни ничуть не мешала журналисту спокойно спать по ночам.

Нет, в последнее время уснуть ему не давало что-то иное. Вот только понять бы, что именно… Он исколесил весь мир, не переставая удивляться бесконечным чудесам. Писал на самые разнообразные темы – от доисторического искусства в пещерах Северного Борнео до опустошительных лесных пожаров в Колорадо. Проехал по Великому шелковому пути и стоял на Великой Китайской стене. Повсюду встречался с самыми разнообразными людьми – обычными и выдающимися – и не переставал восхищаться неповторимостью характеров и судеб. Ну а когда удавалось улучить минутку и взглянуть на собственную жизнь, Себастьян снова и снова удивлялся ее темпу и насыщенности.

Что и говорить, бывали и черные полосы. В составе первого батальона пятого корпуса морской пехоты ему пришлось пройти триста миль по территории Ирака до огненного Багдада. Да, тогда Себастьян попал на самое острие копья, познал близость смерти. Ощутил во рту вкус пороха и страха.

Он познал ужас голода и насилия, видел фанатичный огонь в глазах террористов-самоубийц. Но встречал Себастьян и несокрушимую надежду бесстрашных мужчин и женщин, готовых до конца отстаивать безопасность семьи и родного дома. Не раз люди в отчаянии ждали помощи и спасения, но Вон мог сделать лишь одно: рассказать правду о них. Цель работы репортера – привлечь внимание мира. Но одного лишь внимания, пусть и пристального, мало. Для решения судеб мира этого средства никогда не хватало. Ведь по большому счету каждого всерьез заботит лишь то, что происходит на его собственном пороге.

За два года до страшных нью-йоркских событий 11 сентября 2001 года Себастьян написал большую статью о Талибане с интерпретацией законов шариата, основанной на сведениях, полученных им от муллы Мухаммеда Омара. Себастьян рассказал о публичных казнях и истязаниях невинных граждан – тогда как могучие государства, гордо называвшие себя оплотами демократии, сдержанно наблюдали со стороны и молчали. А потом издал книгу с красноречивым названием: «На изломе: двадцать лет войны в Афганистане». В ней он рассказал о собственном опыте познания мусульманства и внутренней логики чуждого мира, взгляд которого направлен в иную сторону. Критики книгу хвалили, однако читательский интерес оказался скромным.

Жизнь на земле резко изменилась ясным сентябрьским утром, когда террористы захватили четыре пассажирских самолета. Люди наконец-то обратили внимание на Афганистан и на жестокости, совершаемые во имя ислама.

Спустя год после выхода книга Себастьяна неожиданно заняла первое место в списке бестселлеров, и автор мгновенно оказался знаменитостью. Все средства массовой информации, начищая с «Бостон глоб» и заканчивая программой «Доброе утро, Америка», стремились взять интервью у героя дня. Иногда он соглашался, однако по большей части отказывался. Его не привлекли ни свет софитов, ни политика и политики. Известный журналист оставался независимым одиночкой и не собирался вставать в ряды – все равно, какие. Больше всего его заботила правда, и он старался открыть ее миру, именно это считал своей работой. Себастьян помнил, таким трудным был путь наверх, когда приходилось отталкивать враждебные руки, а иногда даже наносить ответные удары. А потому он знал цену победы и умел дорожить достигнутым.

Но сейчас почему-то все стало сложнее. Постоянная бессонница истощала и физически, и морально. Казалось, что нажитый упорным трудом опыт ускользает, просачивается сквозь пальцы. Священный творческий огонь, который всегда так ярко горел в его душе, потускнел. И чем отчаяннее сражался Себастьян, тем немощнее становилось пламя. Обратная связь не на шутку пугала его.

Дорога от «Сдвоенного дерева», на которую коренной житель города Бойсе потратил бы не больше пятнадцати минут, заняла у него целый час. На перекрестке Себастьян ошибся, свернув направо, и в результате начал крутиться вокруг подножия холма. В конце концов, ему пришлось признать поражение и ввести необходимые данные в навигационную систему. Вообще-то он старался не прибегать к помощи заумных приборов и предпочитал делать вид, что прекрасно обходится силой собственного интеллекта. Ему казалось, что обращаться за советом к спутнику-навигатору унизительно – это почти тоже самое, что узнавать дорогу у прохожих. А останавливать людей на улице Себастьян не любил даже в чужих странах. Признание не слишком оригинальное, но вполне соответствующее истине. Так же как и то, что он страшно не любил ходить по магазинам и не выносил женских слез. Был готов на все, лишь бы их избежать. Что ж, некоторые утверждения могут показаться стертыми и банальными лишь в силу неопровержимой жизненной справедливости.

Около одиннадцати Себастьян, наконец, свернул в поместье Уингейтов и проехал мимо внушительного трехэтажного дома. Импозантное здание было построено из известняка, некогда добытого узниками старой тюрьмы, расположенной в нескольких милях отсюда. Себастьян хорошо помнил впечатление от первой встречи со старинным викторианским особняком. Тогда ему только что исполнилось пять лет, и он считал, что за толстыми стенами огромного дома должно жить многочисленное семейство. И вдруг оказалось, что семейство состоит лишь из двух человек: хозяйки поместья миссис Уингейт и ее маленькой дочки Кларесты. Изумление граничило с шоком.

Себастьян обогнул дом и остановился перед солидным вместительным гаражом. Джойс Уингейт и Леонард Вон стояли в саду и что-то увлеченно обсуждали, то и дело показывая на роскошные кусты роз. Отец, как всегда, был в накрахмаленной бежевой рубашке и коричневых брюках. Темные с проседью волосы прикрывала желтая панама. Само собой пришло воспоминание: Вон-младший всегда любил помогать отцу в садовых работах, с раннего детства. Правда, на первых порах помощь ограничивалась беготней да охотой на пауков. Зато удовольствие не уступало азарту. Да и отец казался ему настоящим героем. Знал и умел все на свете, начиная с обрезки растений и мульчирования почвы и заканчивая рыбалкой и запуском причудливого змея. Но внезапно восторгу пришел конец, а поклонение сменилось горечью и разочарованием.

Однако когда Себастьян окончил школу, отец прислал ему билет на самолет. Пункт назначения – город Бойсе, штат Айдахо. Но сын билетом так и не воспользовался. А когда учился на первом курсе университета штата Вашингтон, Леонард написал, что хотел бы приехать повидаться. Себастьян ответил отказом. Он не чувствовал внутренней потребности общаться с отцом, который долгие годы не мог найти для него пары дней. Ко времени окончания университета отношения между родителями окончательно разладились, так что Себастьян даже попросил отца не приезжать на торжественную церемонию вручения дипломов.

Ну а потом настало время работы, осуществления честолюбивых планов, упорного восхождения к вершинам профессии. Остановиться и вырвать из жизни день-другой для общения с отцом казалось просто немыслимым. Себастьян стажировался в газете «Сиэтл тайме», потом несколько лет служил в информационном агентстве «Ассошиэйтед пресс». И беспрестанно писал, писал и писал – сотни репортажей, статей, обзоров, книг.

Взрослая жизнь проходила в свободном полете. В разнонаправленном, ничем не ограниченном движении. В постоянных перемещениях по миру – без привязанностей и даже без особых предпочтений. Себастьян снисходительно, сверху вниз смотрел на озабоченных хлюпиков, которые всегда и везде выкраивали несколько минут, чтобы позвонить домой по спутниковому телефону. Его собственное внимание никогда не распылялось. Вон оставался неизменно собранным, сосредоточенным и целиком погруженным в работу.

Мать искрение поощряла любые начинания целеустремленного талантливого сына. Всегда оставалась преданной его сторонницей и даже восторженной поклонницей. Себастьян не имел возможности уделять ей столько времени, сколько бы хотел, но она все понимала и никогда не обижалась. Во всяком случае, на словах.

Кэрол всегда была его семьей; любую действительность она умела сделать яркой, до краев наполненной впечатлениями и эмоциями. А вот отец оставался далеким, абстрактным образом – настолько туманным, что активного желания встретиться и поговорить с ним просто не возникало. Правда, Себастьян считал, что когда-нибудь, в зрелые годы, ближе к сорока, придет время остановиться и оглянуться назад. Вот тогда-то и настанет пора возобновить отношения с отцом.

Все изменилось в тот день, когда Себастьян похоронил мать.

Вон расследовал запутанное дело в штате Алабама, когда внезапно получил страшное сообщение о смерти Кэрол. Днем мать обрезала в саду клематис. Внезапно потеряла равновесие и упала со стремянки. Ни переломов, ни порезов, ни даже царапин. Всего лишь синяк на ноге. А ночью она умерла в полном одиночестве. Оторвался тромб, добрался до сердца и убил ее. В пятьдесят четыре года.

Сына рядом не было. Он даже не знал, что она упала. А узнав о случившемся, впервые в жизни растерялся. Сколько лет он бродил по миру, считая себя свободным от всех и всяческих пут? Смерть матери давала ему полную и окончательную свободу и в то же время заставила почувствовать свою неприкаянность. Только теперь Себастьян понял, что годами обманывал себя. На самом деле он путешествовал по миру вовсе не безоглядно. У него была пристань. Всегда. И эта пристань дарила ощущение спокойствия и защищенности. Каждый день и каждый час, вплоть до страшного известия.

Теперь у него остался лишь один-единственный родственник на всем свете. Отец, с которым Себастьян был едва знаком. Черт возьми, можно сказать, совсем чужой человек. Так сложились обстоятельства, что искать виновных не имело смысла. Но может быть, настало время что-то изменить? Провести со стариком хотя бы несколько дней и попытаться узнать его поближе? Остаться ненадолго и завязать легкие приятельские отношения, свободные от застарелого напряжения?

Себастьян вышел из машины и по безупречному изумрудному газону направился к пылающему яркими красками цветнику. В его кармане лежала бриллиантовая сережка, которую предстояло отдать миссис Уингейт, чтобы та вернула ее дочери. Но ведь при этом придется объяснить, где и при каких обстоятельствах он обнаружил потерянное сокровище. Забавная ситуация. Себастьян улыбнулся.

– Здравствуйте, миссис Уингейт, – вежливо произнес он, подходя.

Первое время после отлучения от дома он ненавидел хозяйку до глубины души. Ведь это она оборвала и разрушила его отношения с отцом. Но постепенно острота неприязни притупилась, так, же как ушла в прошлое детская обида на ябеду Клер. Нет, любви к Джойс Себастьян, конечно, не испытывал. Но и ненависти тоже. Впрочем, до сегодняшнего утра он не вспоминал и о самой Клер. Теперь, правда, кое-что вспомнилось, но назвать мысли о ней приятными было бы большой натяжкой.

– Здравствуй, Себастьян, – ответила миссис Уингейт и положила в корзину только что срезанную алую розу. На тонких пальцах сверкнули рубины и изумруды. Светлые брюки, блузка цвета лаванды и широкополая соломенная шляпа. Джойс всегда отличалась исключительной стройностью фигуры. Тем изяществом, которое произрастает лишь на почве абсолютного владения обстоятельствами собственной жизни. Резкие черты лица, несомненно, отражали характер – при этом ее большой рот, как правило, неодобрительно кривился.

Во всяком случае, так обычно бывало в присутствии сына садовника. Оставалось лишь догадываться, что именно заставило мистера Уингейта покинуть штат Айдахо и прочно укорениться на восточном побережье Соединенных Штатов – язвительный нрав супруги или ее властные манеры? Скорее всего, и то и другое.

Джойс никогда не выглядела привлекательной, даже в молодости. Но если бы какой-нибудь злодей засунул Себастьяну в ухо дуло пистолета и потребовал сказать этой женщине комплимент, он, пожалуй, отметил бы интересный светло-голубой оттенок глаз. Под цвет пышных ирисов в се саду. И глаз дочери. Клер унаследовала от матери большой рот, но, к счастью, пухлые губы полностью изменили его очертания. Нос ей достался маленький, а вот глаза почти такие же, как у матери. Правда, чуть живее и чуть лучезарнее.

– Твой отец сказал мне, что ты намерен вскоре уехать. Тебе не стыдно не хотеть побыть с ним подольше?

Себастьян посмотрел на розу в корзинке, потом переключил внимание на лицо хозяйки. Даже заглянул в глаза, которые в детстве безжалостно испепеляли его голубым пламенем. Над полями шляпы прожужжал пушистый шмель, и Джойс нетерпеливо отмахнулась. В эту минуту глаза ее выражали лишь вежливый вопрос.

– Пытаюсь уговорить его остаться хотя бы на неделю, – заметил отец, неторопливо вытаскивая из заднего кармана большой носовой платок и вытирая со лба капли пота.

Леонард Вон оказался на несколько дюймов ниже сына. Некогда темные волосы заметно посеребрила седина. В уголках глаз веером залегли глубокие морщины. Кустистые брови, заметная щетина на щеках. В конце недели Леонарду исполнялось шестьдесят пять. Себастьян обратил внимание на то, что движения отца уже не отличались прежней легкостью. Впрочем, он не мог похвастаться богатством детских воспоминаний. Месяц летом да изредка проведенные вместе выходные – вот и все общение. Но вот руки отца Себастьян помнил очень ясно. Большие, сильные, они с легкостью ломали ветки и даже не слишком толстые палки. И в то же время умели ласково обнять сына и погладить по вихрастой голове. Загорелые, мозолистые, твердые руки, привыкшие к постоянной работе. Возраст изменил их: кожа потемнела и покрылась пятнами, а суставы пальцев словно распухли.

– Честно говоря, я и сам пока не знаю, сколько пробуду, – сказал Себастьян, не желая определять сроки, и решил сменить тему: – Вчера вечером я совершенно случайно встретил Клер.

Джойс наклонилась, чтобы срезать еще одну розу.

– Да?

– Где? – поинтересовался отец и спрятал платок.

– Сидел с университетским приятелем в баре отеля «Сдвоенное дерево». Он собирает материал о каком-то фонде. А Клер сказала, что была подружкой невесты на свадьбе.

– Да, вчера выходила замуж ее подруга Люси. – Джойс кивнула, и огромная шляпа сползла на лоб. – Впрочем, Клареста и сама вскоре выйдет замуж за своего молодого человека, Лонни. Они так счастливы. Собираются устроить свадьбу в июне здесь, в саду. О, это будет прелестно! Свежий газон, цветы во всей красе, чудесный аромат! Лучшее время для праздника!

– Да, по-моему, она упоминала имя Лонни.

Последние новости явно не дошли до у шей Джойс. Повисла неловкая пауза. Впрочем, вполне возможно, что неловкой она показалась только Себастьяну – ведь он-то уже знал, что в июне свадьба в этом саду не состоится.

– К сожалению, я не успел расспросить Клер о ее работе. Чем она занимается? – поинтересовался он, чтобы прервать молчание.

Джойс отвернулась к розам.

– Пишет романы. Но они совсем не похожи на твою книгу.

Себастьян не знал, чему удивляться больше: тому ли что Джойс настолько в курсе его дел, что даже знает о книге, или тому, что Клер стала писательницей.

– Неужели? – Он скорее бы понял, если бы дочь пошла по стопам матери и стала профессиональным волонтером. Однако смутные воспоминания о бесконечных нудных приключениях воображаемой собаки все-таки сохранились в его памяти.

– И что же она пишет? – заинтересовался он. – Женскую литературу?

– Что-то в этом роде, – ответила Джойс, и в глазах ее вспыхнул знакомый Себастьяну с детства голубой огонь раздражения…

Позже, когда отец с сыном остались одни и сели обедать, Себастьян повторил вопрос:

– Так чем же все-таки занимается Клер?

– Пишет романы.

– Это я понял. Но какие именно?

Лео подвинул сыну блюдо с зеленой фасолью.

– Исторические сентиментальные романы.

Себастьян потянулся было к блюду, но рука застыла в воздухе. Маленькая Клареста? Та самая девочка, которая верила, будто дети заводятся от поцелуев? Лягушонок в очках с толстыми стеклами, неожиданно превратившийся в красавицу? Изрядно перебравшая с горя очаровательная девушка в розовых трусиках «танга», умудрившаяся даже в сомнительных обстоятельствах не выглядеть вульгарно? Это она сочиняет сентиментальные романы?

– Не может быть!

– Профессия дочери совсем не радует Джойс.

Себастьян положил себе на тарелку немного фасоли и не смог удержаться от смеха. Чудеса, да и только!