"Интимные отношения" - читать интересную книгу автора (Олдфилд Элизабет)

Глава 8

— Вот я и говорю своей соседке Молли, она у нас в драматической студии была на главных ролях, это было — о! — уже пятнадцать лет назад. Не правда ли, как летит время!.. — Старушка замолчала, потеряв нить беседы, потом начала снова:

— Я говорю Молли: давно что-то не видно вашего мужа.

— Он уезжал по делам, приехал только вчера вечером, — объяснила Энни.

Она сидела в приемной у доктора и ждала своей очереди, и тут на нее налетела эта старушка, которую Энни едва знала, и начала болтать, как будто встретила давнюю подругу. Энни, нахмурившись, посмотрела на табло, где вот-вот должен был зажечься ее номер. Когда Гарсон уехал, она тешила себя надеждой, что он не сможет долго находиться вдали от нее, побыстрее закончит свои дела и прилетит домой хотя бы на выходные. Но ее надежды оказались напрасными. Мало того, он отсутствовал не шесть недель, как планировал, а все восемь.

— Берт Кокс рассказал мне, что они с вашим мужем собираются ехать на скачки, — продолжала сплетничать пожилая дама.

— Они как раз сейчас там, — сказала ей Энни.

— Надеюсь, Берт тепло оделся. Сейчас погода солнечная, но в воздухе уже пахнет зимой, и мы, старики, очень это ощущаем. — Старушка зябко подняла воротник пальто. — Я пришла из-за простуды. Я часто простужаюсь. В прошлом году дошло даже до гриппа, я себя тогда отвратительно чувствовала и…

Последовали бесконечные жалобы на недомогания, которые Энни была вынуждены выслушивать, но ее мысли были далеко — она не переставала думать о Гарсоне. Говорят, время лечит, так оно и случилось. После бесконечных дней и ночей, которые она провела, с грустью размышляя о своей безнадежной любви, она каким-то образом свыклась со своим положением.

Она прекрасно знала о его чувствах к ней, так чего же жаловаться? Сама во всем виновата, согласившись стать его женой. Но, даже не любя, Гарсон нежно заботился о ней, с ним она познала счастье чувственной любви. Не так уж мало!

Энни опустила голову. Пусть ее боль пластырем не вылечить, но она с ней справится. Кроме того, всегда есть надежда на то, что влечение Гарсона может перерасти в любовь. Она улыбнулась, вспомнив, какую страстную и бурную ночь они провели вчера. Так что она могла надеяться.

— Это не вас вызывают, дорогая? — подергала ее за рукав старушка.

Энни испуганно взглянула на табло.

— О, да, спасибо.

Оливер шумно вздохнул.

— Мамочка, ты совсем не слушаешь. Энни перестала нарезать грибы, которые она готовила к обеду.

— Что такое?

— Я говорю, что уже пять часов, а их все нет. Ты сказала, что они приедут и… — Малыш замолчал: за окном послышался шум мотора. — Вот они! — закричал он и выбежал из кухни.

Энни улыбнулась, услышав, как он открывает входную дверь. Она была в задумчивости, потому что, решив проблему неразделенной любви, получила взамен другую. Она положила руку на живот. В ней росла и развивалась новая жизнь.

Однако эта проблема ее мало тревожила. Пусть Гарсон не хочет заводить детей, она была уверена, что когда он привыкнет к этой мысли, то будет доволен. Гарсон любил детей. Он находил время не только для Оливера, но и для его друзей, которые приходили к нему играть. Он будет любящим отцом.

Энни разложила грибы в горшочки. Хотя ее беременность была совершенно неожиданной и довольно скорой, она была ей рада. Оливеру тоже будет хорошо расти с братишкой или сестренкой, но главное — этот ребенок был от Гарсона, от мужчины, которого она любила.

— Дедушка Берт выиграл много-премного денег! — сообщил Оливер, влетая в кухню.

За ним вошли Гарсон и Берт. Несмотря на темный ноябрьский вечер, их лица сияли. За ними на кухню ворвался холодный осенний воздух.

— Поздравляю! — сказала Энни и перевела взгляд на Гарсона. Его глаза, улыбаясь, смотрели прямо на нее. У Энни потеплело на сердце. — А ты выиграл что-нибудь?

Он снял кожаную куртку.

— Ни цента, — ответил он, насмешливо подняв брови.

— В следующий раз обязательно выиграешь, — заявил Берт, не сомневаясь, что они будут все время ездить на скачки. Он посмотрел на Энни. — Я подумал, что если мы с одним молодым человеком пойдем сейчас в магазин, то я мог бы купить ему подарок.

— Подарок мне? — спросил Оливер, от счастья округлив глаза.

— Вы очень добры, — сказала Энни.

— Очень добр твой муж, который отвез меня на скачки, — ответил старик.

— Мне самому понравилось, — улыбнулся Гарсон.

Проводив Оливера в гардеробную, Энни застегнула на нем куртку поверх свитера и брюк, надела на него шапку и перчатки и отправила возбужденного обещанным подарком малыша со стариком.

— Тебе и правда понравилось? — спросила она, вернувшись на кухню.

Гарсон обнял ее голову и прижал к себе.

— Да, но я бы лучше провел этот вечер с тобой, — сказал он и поцеловал ее в губы. — Потом, — прошептал он, отступая назад.

Энни почувствовала сладкое томление.

— Потом, — согласилась она.

— Выпьешь вина? — спросил он.

Обычно они пили вино перед обедом, но сейчас Энни заколебалась. Доктор пока не ограничил ее ни в чем — это будет позднее, — но она читала, что от алкоголя лучше воздержаться.

— Нет, не буду, — сказала она.

Гарсон вопросительно посмотрел на нее.

— Почему?

Она хотела сообщить ему новость попозже, после того как уложит Оливера, и они смогут спокойно все обсудить, но вдруг поняла, что не сможет ждать. Она должна рассказать ему сейчас.

Улыбка плясала у нее на губах, когда она произнесла:

— Потому что у меня будет ребенок. Гарсон широко раскрытыми глазами посмотрел на нее, потом поднес руку к голове. Он выглядел как воплощенное изумление, и Энни была готова рассмеяться.

— Ребенок? — повторил он. — Ты уверена?

— Абсолютно. Сегодня доктор подтвердил. Я знаю, для тебя это шок, потому что я сама удивилась, — сказала она, а он все продолжал изумленно смотреть на нее. — Я постоянно принимала таблетки, но…

— Ты принимала таблетки?

Ничего не понимая, она посмотрела на него. Почему он спрашивает? Гарсон сам никогда не предохранялся, значит, мог бы догадаться. Может быть, он думал, что она предохраняется как-то по-другому?

— Да, но я однажды отравилась, и это свело на нет действие Таблетки, объяснила Энни. — А доктор мне сказал, что мы с тобой, видимо, оба очень плодовиты. Я знаю, ты не хотел ребенка — по крайней мере пока, — я тоже хотела подождать, но теперь…

— Ребенок не может быть моим, — гулко произнес Гарсон.

Сначала его слова повисли в воздухе, потом разорвались в ее ушах как граната. Энни перестала видеть, слышать. Она отпрянула. Точно так же его брат не признавал ребенка ее сестры, а теперь Гарсон отказывается признать своим ее ребенка!

Оглушенная, она смотрела на него, пока огромная волна отчаяния не захлестнула ее, — она выбежала из комнаты, схватила ключи со стола в холле, открыла входную дверь и вскочила в свой «фольксваген». Слезы застилали ей глаза, она завела мотор на ощупь.

— Энни! — услышала она крик Гарсона позади себя и увидела в зеркальце, как он появился в дверном проеме.

— Негодяй! — всхлипнула она, и ее голос утонул в рыданиях.

Энни промчалась по гравийной дорожке, потом по лужайке. Она не представляла, куда едет, ей было все равно. Единственное, что она понимала, ей надо отсюда уехать.

Оставив деревню далеко позади, она вдруг поняла, что Гарсону ничего не стоит догнать ее на своем «мазерати». Выжав из машины предельную скорость, она неслась так милю или две, постоянно глядя в зеркало. Но позади была только темная ночь, никаких огней догоняющей машины.

Энни внезапно задумалась: что же она делает? В слезах, совершенно обезумевшая, несется в темноте на полной скорости. Она представляет опасность для других водителей, и в первую очередь для себя. Для своего ребенка! Она сбавила скорость, съехала на зеленую лужайку у дороги и выключила мотор, положила руки на руль и опустила голову.

Гарсон сказал, что это не может быть его ребенок, но тогда чей, как он думает? Она почти истерично рассмеялась. Теперь, наверное. Гарсон пришел в себя и понял, что отцом может быть только он. Гарсон должен знать, что она испытывает к нему всепоглощающее чувство и в ее сердце нет места другому мужчине. Его первая реакция была чисто рефлекторной.

Она вытерла мокрые щеки. Рефлекторно или нет, но он среагировал именно так, а это означает, что хоть он и женился на ней и наслаждался ее телом, но в душе не доверяет ей и никогда не доверял.

Снова хлынули слезы. А ей казалось, что он заботится о ней, сегодня она даже мечтала о том, как он полюбит ее, — но забота и любовь основываются на доверии…

Подняв голову, Энни вслушалась в тишину. Нет, он не догоняет ее на своем сверкающем «мазерати». Почему? Потому что он только притворялся заботливым. Она тоже притворялась, правда сама перед собой, что этот брак по договоренности устраивает ее, но нет, не устраивает, не устраивал и никогда не будет устраивать.

Вытащив платок из кармана джинсов, Энни высморкалась. Женившись на ней без любви, Гарсон вырвал сердце из ее груди, а сегодня вечером наступил на него. Он еще отнял у нее часть души. Большую часть. Невосполнимую часть. Она ненавидит этого человека, с яростью подумала Энни. И она любит его. Как бы ни были противоречивы эти чувства, она испытывает оба.

Энни включила зажигание. Ее бегство из дома тоже было чисто рефлекторным инстинктивное бегство от нападающего, — но сейчас ей необходимо было встретиться с Гарсоном лицом к лицу. Она должна вернуться к нему и сказать, что хочет развода.

Щемящая боль наполнила ее. Оливер будет страдать, но выхода нет. Продолжать жить с Гарсоном — значит вконец разрушить сердце и разум. Хотя вполне может быть, что Гарсон сам теперь захочет развестись с ней — ведь своей беременностью она нарушила его приказ.

Через несколько минут она подъехала к «Ферме». «Мазерати» во дворе не было. Значит ли это, что Гарсон погнался за ней, но не по той дороге? Или просто поставил машину в гараж? В конце концов, он догадается, что раз она уехала только в джинсах и свитере, не взяв с собой денег, то скоро вернется. Энни заперла «фольксваген», вошла в дом и крикнула:

— Я вернулась.

На ее крик выбежал Оливер с коробкой строительных кубиков в руках.

— Посмотри, что купил мне дедушка Берт, — сказал он.

Энни заставила себя улыбнуться.

— Очень хорошо.

— И еще конфеты. Пойди посмотри, — сказал он, взяв ее за руку.

Когда она вошла вслед за малышом в гостиную, ее нервы были напряжены до предела, но в гостиной оказался только Берт. Он сидел на диване и пытался сконструировать что-то такое, что издалека напоминало кривобокий самолет.

— Привет! — бодро воскликнул он.

Энни кивнула в ответ, обдумывая, чем объяснить свое бегство.

— Мы с Гарсоном поссорились, — неловко произнесла она, усаживаясь на ручку кресла.

— А папы нет, — сообщил Оливер.

— Вот как! — Она обратилась к Берту:

— Он был здесь, когда вы вернулись из магазина?

— Только одну минуту, — ответил старик.

— Он поехал за мной?

— Нет, он уехал в Лондон.

— В Лондон? — в изумлении повторила Энни. — К себе на квартиру? Берт покачал головой.

— Он поехал к Изабель Дьюинг.

— Хочешь конфетку, мама? — спросил Оливер, протягивая ей большой пакет ирисок.

— Нет, спасибо. К Изабель?

— Гарсон сказал, что если не застанет ее дома, то поедет на телестудию. Мне кажется, он был очень взволнован. — Берт поднялся и надел пальто. — Он попросил меня остаться с Оливером, пока ты не вернешься. Так что я пойду перекушу чего-нибудь, а потом отправлюсь в паб. — Он потрепал ее по руке. — Не переживай. В каждом браке есть взлеты и падения. Подумай лучше о том, как вы снова будете целоваться-миловаться.

Энни натянуто улыбнулась в ответ.

К счастью, Оливер был слишком занят своим новым конструктором, чтобы заметить, насколько рассеянна была Энни за обедом. Они пообедали омлетом: горшочки с грибами было уже некогда ставить тушить, — потом Энни помыла Оливера и уложила спать. Он не сомневался, что Гарсон к завтрашнему утру уже будет дома.

Позднее Энни, сидя на диване в гостиной, листала журнал. Она не разделяла уверенности Оливера. Гарсон, несомненно, вернется, чтобы обсудить с ней все вопросы, но вряд ли это произойдет сегодня ночью. Ледяной холод сковал ее сердце. В самый критический момент он не погнался за ней, а поспешил к своей бывшей жене.

Энни отложила журнал. То, что у Гарсона возникла необходимость поплакаться на плече у Изабель Дьюинг, говорило только об одном: он все еще любил эту женщину. Если задуматься, некоторые его высказывания могли еще раньше насторожить ее.

Например, он говорил о том, как трудно, когда много путешествуешь, установить с кем-то взаимоотношения. Но, видимо, храня верность Изабель, он и не пытался это сделать. Пока на сцене не появилась мисс Прескотт, которая и дом обустроила, и обеспечила домашней кухней и неограниченной возможностью секса!

К тому же Гарсон говорил о том, что настоящая любовь встречается не часто, наверное, он имел в виду, что однажды уже встретил свою любовь и останется ей верным всегда. А что означает его железная убежденность в том, что больше он ни в кого не влюбится? Он сказал ей об этом, когда делал предложение. Она-то говорила то же самое, думая о будущем, а он — просто потому, что и тогда был влюблен в Изабель. Теперь понятно, почему Гарсон не хотел рассказывать о своем первом браке: слишком болезненным было воспоминание о неразделенной любви его любви.

Но осталась ли его любовь неразделенной до сих пор? — пришло внезапно ей в голову. Его порыв вернуться к женщине, которую он не видел три года, достаточно странный, но становится понятным, если их связь восстановлена. Наверное, их встреча в Лондоне — как сладко Изабель тогда улыбалась, как нежно поцеловала его, называла его «дорогой» — подтолкнула Гарсона к новой попытке возобновить их отношения. Мог ли он снова начать ухаживать и завоевать сердце блондинки? Может быть, вместо переустройства своих компаний он занимался переустройством своих отношений с ней?

Но если так, вернулся бы он домой, чтобы с такой страстью заниматься с ней любовью вчера ночью? Да. Нет. Вполне возможно. Энни повертела обручальное кольцо на пальце. Слишком много противоречий в их взаимоотношениях и слишком много незаданных вопросов.

Слава Богу, что она не рассказала Гарсону — этому сердцееду — о своей любви. Он никогда не узнает о том, как вчера ночью, когда соединились их тела, эти слова были уже готовы слететь с ее губ. Не узнает он и о том, что потом она лежала в темноте, наблюдая, как он спит, восхищаясь им. Энни поднялась. Но сам Гарсон восхищается Изабель и уехал к ней. Так что ей лучше лечь спать.

Энни приняла душ, почистила зубы и надела халат. Забравшись в постель, она легла на живот, а подушку положила на голову. Она не желала лежать без сна, прислушиваясь, не едет ли «мазерати», и думая, думая, думая. Она будет спать, сказала себе решительно Энни, пусть для этого понадобится считать овец.

Она насчитала 120 овец, но так и не уснула, когда вдруг услышала, что открылась дверь спальни. Подняв подушку, Энни повернулась. Она думала, это Оливер пришел пожаловаться на жару или холод или же он захотел пить, но из темноты к ней шагнула высокая фигура в коричневой кожаной куртке и темных брюках. Она села, чувствуя, как при виде Гарсона кровь прилила к голове.

— Ну-ну, посмотрите, кто пришел. Не нашел свою сногсшибательную Изабель? - язвительно спросила Энни.

Гарсон нагнулся и зажег ночник с кремовым абажуром, стоявший на прикроватной тумбочке.

— Нашел, — сказал он с мрачным выражением лица. — И теперь я знаю, что ребенок мой.

— Так что теперь ты не будешь воскрешать свои домыслы относительно того, что я соблазнила Роджера Эдлама и он стал отцом моего ребенка? — спросила она резко. Он нахмурился:

— Конечно, нет.

— Почему же «конечно»? Признайся, Гарсон, ты никогда не переставал думать, что я — как и моя сестра — морально неустойчива!

— Ты не права, — возразил он. — Когда я сказал, что понимаю, почему Дженни стала жить с Люком, я именно это и имел в виду. Но что касается тебя — черт, я прекрасно знаю, как ты относишься к любовным связям. Я знаю, что ты не спишь с кем попало.

— Вот уж точно. У меня было только двое мужчин до тебя.

— Дирк, а еще кто?

— Парень в университете. Но мы просто играли в любовь. Мы были слишком молоды. — Энни помолчала. — Но ни он, ни Дирк не использовали меня.

— Я тебя не использовал.

— Нет? А я думаю, что тебе было удобно удовлетворять со мной свои несбывшиеся желания. Или можно так сказать, ты использовал мои желания. Как бы там ни было, я просто заменяла тебе Изабель.

— Ты опять не права.

— Ну да, у меня еще был Оливер, это сыграло решающую роль, — продолжала Энни, в ней боролись гнев, отчаяние и боль. — Если бы не он, ты никогда бы и не подумал жениться на мне. Но теперь принимать решения буду я, — заявила она с горящими глазами, — и, что бы ты ни сказал, как бы ни старался надавить на меня, я не буду — повторяю, не буду — избавляться от этого ребенка!

— А ты думаешь, я этого хочу? — возразил он голосом, полным ярости.

— Не хочешь? — неуверенно спросила Энни.

— Боже мой, конечно, нет! Она нахмурилась.

— Но когда появится ребенок, это отразится на твоих отношениях с Изабель.

— Нет никаких отношений, — мрачно сказал Гарсон.

Энни сидела в ореоле золотистого цвета, напряженная и настороженная. Она ждала, что он скажет еще. Он молчал. Молча смотрел на нее. Время шло. Энни вдруг увидела себя его глазами. Пена кудрей окружала ее голову, шелковая ночная сорочка дымчатого цвета почти полностью обнажала грудь. Она была очень соблазнительна.

Пытаясь убедиться в этом, она посмотрела ему в глаза и увидела с трудом сдерживаемое желание. Сердце ее забилось. Любовь к мужчине заставляет женщину совершать странные поступки, подумала она. Несмотря на то что Гарсон помчался к своей ненаглядной Изабель, она хотела его. Может быть, опустить бретельку и пусть рубашка соскользнет до талии? Может быть, откинуться назад, чтобы явственнее проступила грудь?

Рассердившись на себя, Энни подтянула бретельку. Она сошла с ума. Гарсон, может быть, и хочет ее, но не любит — и нечего ее использовать.

— Мне кажется, нам давно надо поговорить, — заявила она. — Я хочу знать, почему ты помчался к Изабель. Я хочу знать всю правду.

Гарсон поднял голову.

— Ты ее узнаешь, но, разговаривая здесь, мы разбудим Оливера, поэтому давай спустимся вниз. — Он зашагал к двери. — В конце концов, я хочу выпить свой джин с тоником. Тебе приготовить что-нибудь?

— Чашку шоколада. — Она еле выговорила эти слова от напряжения, которое сковало ее горло.

— Обычно ты его не пьешь. Энни ослепительно улыбнулась в ответ.

— Нет, но я беременна — помнишь?

— Как будто об этом можно забыть, — серьезно ответил Гарсон и вышел.

Энни выбралась из постели и подошла к гардеробу. Надо было одеться, но только не в ту ночную рубашку, которую он ей подарил. Она надела розовый банный халат. Он был старый, местами из него торчали нитки, и он полностью скрывал ее фигуру. Она не хочет выглядеть соблазнительно, ей это ни к чему, думала Энни, завязывая кушак.

Сунув ноги в шлепанцы, Энни провела расческой по волосам. Нахмурившись, она поглядела на свое отражение в зеркале. Она сама потребовала, чтобы Гарсон рассказал ей всю правду о своей бывшей жене, но как мучительно будет выслушать ее из его уст!

— Я поехал к Изабель вовсе не потому, что хотел ее видеть, а потому, что мне надо было встретиться с ней, — начал Гарсон, когда они уселись на диване в гостиной, каждый со своим напитком.

— И как часто за последние два месяца тебе необходимо было встречаться с ней? — поинтересовалась Энни.

— Что?

— Сколько раз ты побывал в Лондоне за это время?

— Пару раз, когда мне надо было заехать в свой офис, — ответил он, — но ты ведь знаешь об этом.

Ты прекрасно знаешь, что, когда я звонил тебе, все звонки были международные.

— Да, ты говорил, что звонишь из-за границы, но ты мог быть в это время в Лондоне с Изабель, — заявила Энни и вдруг почувствовала такую ярость при мысли о том, как он полетел к этой женщине, что готова была закричать. И кричать громко и долго. Взяв себя в руки, она сказала:

— Я не считаю себя похожей на нее, но скажи: когда ты покупал это белье, ты хотел, чтобы я выглядела так же, как она?

Гарсон замотал головой, как будто отказывался верить в такую чушь.

— Ты сошла с ума, — сказал он.

— Когда ты занимаешься любовью со мной, — она уставилась на какую-то точку ниже его плеча, — ты разве не представляешь, что вместо меня — она?

Он с грохотом поставил свой стакан на столик.

— Сама эта мысль мне кажется омерзительной и непристойной. Я даже не хочу отвечать на твой вопрос! Я не видел Изабель.

— Ты видел ее сегодня вечером.

— Энни, я должен был с ней встретиться, чтобы прояснить некоторые веши, резко ответил он.

— Какие? — заинтересованно спросила Энни.

— Прежде чем я объясню тебе, я хотел бы извиниться перед тобой за то, что сказал и чем обидел тебя. Бог свидетель, я этого не хотел. Но когда ты сказала, что беременна, я был в таком шоке, что, — он откинул волосы со лба, ничего не соображал. Вообще ничего. Когда ты убежала, я минуты две не мог сообразить, в чем дело. Оказывается, я говорил вслух то, что думал. — Он облизал пересохшие губы. — Я не сказал, что ребенок не мой, я сказал, что он не может быть моим.

— А какая разница?

У него внезапно осунулось лицо.

— Разница в том, что я думал — у меня не может быть детей.

— Ты так думал? — Ей потребовалось несколько минут, чтобы переварить эту новость. — А почему ты мне об этом никогда не говорил?

— Я считал позорным говорить об этом.

— Тебе нечего было стыдиться. Это случается, это просто ошибка природы.

— Я знаю, знаю, — прервал ее Гарсон. — Но именно поэтому я сказал тебе, что у нас не будет детей, и никогда не говорил о предохранении. Я просто надеялся, что со временем ты смиришься с тем, что не сможешь забеременеть, Оливер заменит нам сына и когда-нибудь ты простишь меня.

От жалости у нее сжалось сердце.

— О, Гарсон, — прошептала она.

— Мне никогда даже в голову не приходило, что ты принимаешь противозачаточные таблетки, — проговорил Гарсон, пытаясь улыбнуться.

— А почему ты решил, что у тебя не может быть детей?

— Я узнал это от Изабель. — Помолчав, он продолжил:

— Когда мы поженились, то решили пару лет не обзаводиться детьми, хотя Изабель работала над детскими программами и это не помешало бы нам иметь детей. Через два года, по ее словам, она перестала принимать таблетки — и ничего.

— А она тогда все еще продолжала вести детские передачи?

— Да, но я не знал, что она поставила себе целью стать ведущей теленовостей. И она добилась этого.

— Это то, чем она занимается сейчас? — спросила Энни.

— Не совсем. Сначала ведущих было трое, но за несколько лет она смогла разными способами избавиться от двух других.

— Разными способами?

— Стала красивее, решительнее, чем они, иногда шла на обман. Подлизывалась к продюсеру, распространяла слухи, например о том, что одна из ведущих тайно пьет и поэтому на нее нельзя положиться.

— Даже так?

— Да. Спустя шесть месяцев она вдруг забеспокоилась по поводу предохранения и пошла к врачу. Мне она сказала, что врач порекомендовал ей еще некоторое время принимать таблетки. Прошло несколько месяцев. Мы перестали предохраняться, она пошла к врачу еще раз и, по ее словам, сдала все анализы, и доктор якобы сказал ей, что причина не в ней, а стало быть, во мне. При этом она ссылалась на моих родителей, у которых тоже были проблемы до рождения Люка. Она проявила такт и понимание, когда говорила о нашей семейной низкой способности к деторождению.

В его голосе слышалась горечь.

— Она и вправду сдавала анализы? — спросила Энни.

Он покачал головой.

— Изабель, как оказалось, ни разу не была у врача. Она призналась мне в этом сегодня вечером. Она призналась также и в том, что никогда не прекращала принимать таблетки.

— Так она все время обманывала тебя, а потом еще и обвинила? Это жестоко. Гарсон кивнул.

— А ты не думал сам сдать анализы?

— Думал, но Изабель сказала, что не хочет, чтобы я мучился, и очень благородно заявила, что может отказаться от мысли иметь ребенка и заняться только своей карьерой. — Гарсон криво усмехнулся. — Чем она и занялась с большим удовольствием.

— То есть Изабель решила не иметь детей?

— Сегодня вечером она призналась, что никогда и не хотела их иметь. Цель ее жизни — занять видное место на телевидении.

— Но зачем столько лжи? Почему нельзя было сразу сказать, что она не хочет иметь детей?

— Потому что в таком случае у нее не было уверенности, что я на ней женюсь.

— А она любила тебя, — сказала Энни, думая о том, как она сама любит Гарсона.

— Думаю, да. — У него забилась жилка на виске. — Но кроме того, я удачливый бизнесмен, как обо мне пишут в газетах, и она надеялась, что наш брак обеспечит ее нужными для карьеры связями. Но как она ни старалась, я к этому не стремился.

Гарсон сделал глоток из своего стакана.

— Ну и другая моя привлекательная черта — большой счет в банке. Хотя заставить тебя принять от меня подарки практически невозможно. Изабель же без конца намекала то на прекрасный золотой браслет, который она недавно видела, то на платье, а то говорила, что ее автомобилю уже два года. Дело кончалось тем, что я открывал бумажник и выполнял все ее прихоти. Но скоро до меня дошло, что она делает это просто из жадности. А когда мы разводились, она забрала все, что могла, до единого пенни.

— Из-за ее поведения ты решил, что и я охотница за золотом? — предположила Энни. Он сжал губы.

— Может быть, — признался он.

— А ты женился бы на Изабель, если бы знал, что она не хочет иметь детей? — спросила она.

— Да, потому что любил ее. Вернее, я любил Изабель Дьюинг такой, какой ее себе представлял. Но я ошибся в ней так же, как твоя сестра ошиблась в Люке. Со временем я понял, что она вышла за меня замуж ради карьеры, и моя любовь начала угасать. Вот почему я дал уговорить себя отказаться от анализов. Я не был уверен в прочности нашего брака, — объяснил он. — А до Изабель к этому времени дошло, что я не собираюсь брататься с нужными ей людьми, и она тоже любила меня все меньше.

— А сейчас она встречается с режиссером в надежде на то, что он может оказаться полезным? — спросила Энни.

Он кивнул:

— Наверняка.

— А она кажется такой милой.

— Да, внешне. Она нравится всем, кто видит ее в первый раз. Но к сожалению, ее поведением управляют амбиции, и порой она может быть очень жестокой. — Гарсон нахмурился. — Она ведь не стала разубеждать меня в моей неспособности иметь детей даже после развода, а это очень жестоко.

— Но сегодня она призналась?

— Да, когда я прижал ее к стенке. — Он криво ухмыльнулся. — Я побелел от ярости, и она, видимо, решила, что лучше во всем сознаться, а то я мог бы выйти в эфир, и получился бы скандал в национальном масштабе.

— Значит, твои деловые поездки никакой роли в разводе не сыграли? - спросила Энни. Он покачал головой.

— Я знаю, меня считают честолюбивым, но, когда мы только поженились, я взял за правило приходить домой не позже пяти, а за границу вообще редко ездил. Не я, а Изабель занималась только своей карьерой, проводя все время в студии. Это уже потом, когда наш брак затрещал по всем швам, я, чтобы дать выход своей энергии, стал больше заниматься бизнесом. — Гарсон отпил еще из своего стакана. — Из-за всего этого и моя сексуальная активность пострадала.

Энни с удивлением взглянула на него.

— Пострадала? Но мы…

— Не бери нас с тобой. Для Изабель секс мало что значил. Она, конечно, занималась любовью, если мужчина мог оказаться полезным, но она была равнодушна. После того как мы с тобой позанимаемся любовью, мы еще долго лежим вместе, целуемся, ласкаем друг друга, а Изабель сразу шла в ванную. Она не любила беспорядок, который вносил секс.

— Она хотела быть совершенной?

— Да. Хоть я и женился бы на Изабель в любом случае, но я всегда хотел иметь ребенка, — продолжал он после минутной паузы. — Когда я увидел Оливера и узнал, что Люк действительно был его отцом, но не пожелал даже видеть его, я страшно разозлился и — позавидовал. А теперь… — Он неожиданно потерял контроль над собой, и Энни увидела слезы в его глазах. — Энни, у тебя будет ребенок. Наш ребенок, — сказал он и замолчал, чтобы успокоиться. — Это замечательная новость. Я так счастлив!

Она улыбнулась.

— И я.

Он осушил свой стакан.

— Может быть, примем ванну вместе, чтобы достойно завершить этот вечер, а потом пойдем спать?

При этих словах счастливое настроение Энни улетучилось. Для нее было огромным облегчением узнать, что Гарсон не испытывает никаких чувств к Изабель, но трещина в их собственных взаимоотношениях никуда не делась. Он доверяет ей и счастлив иметь от нее ребенка, но он так ни разу и не сказал, что любит ее. Если она оставит все как есть, то это неминуемо приведет к катастрофе.

— Ты боишься, что Оливер может услышать и растрезвонить по всей школе? - спросил Гарсон, заметив ее колебание.

— Дело не в этом. — Энни потянула за свисающую с халата нитку. — Я знаю, ты сдержишь слово и не расторгнешь наш брак. Ты очень добр, и не считай меня неблагодарной. Ты хороший друг, и с тобой очень приятно проводить время и… Она перевела дух. — Но я хочу развода.