Одо Сьюзан Грехи и грешницы

АННА

За окном вновь загудела машина, на этот раз с такой настойчивостью, что Анна чуть не рассыпала на стол все, что лежало в ее сумке.

— Что это ты так перепугалась? — проговорила она себе под нос, в последний раз взглянув в зеркало.

Бип, бип.

Она глубоко вздохнула, с удовлетворением огляделась по сторонам и открыла дверь. «Ключи, сумка, карточка, мобильный телефон», — спускаясь по ступенькам к воротам, мысленно пробежалась она по списку самого необходимого. За спиной, в квартире, зазвонил домашний телефон. Анна на миг обернулась, но, вспомнив, что Мэнди ждет ее в машине, двинулась вперед. Автоответчик все запишет.

— Поторапливайся, — бросила Мэнди, высовываясь из окна белого «эскорта». — Я сказала, что мы будем к девяти, а скоро уже десять.

Анна с удивлением посмотрела на подругу. Вот уж не думала, что у нее может быть спортивная машина! Мэнди скорее подошла бы «кортина» или «кавалье».

— Они опоздают, — успокоила ее Анна, усаживаясь рядом. — Они всегда опаздывают.

— Может быть, — отозвалась Мэнди, рванув с места прежде, чем Анна успела пристегнуть ремни. — Но я обещала быть к девяти.

Стараясь скрыть озабоченность, Анна пристегнула ремни и откинулась на сиденье. Когда Мэнди вела машину, на душе у Анны всегда было тревожно.

— Хорошая машина, — сказала она. — Новая?

— Новая игрушка Пита. Купил две недели назад. Я хотела «сегун» знаешь, вроде уменьшенного «рейнджровера», но он решил, что эта практичнее. Как же, практичнее! Лично я думаю, что у него преждевременно начался кризис среднего возраста. У него всегда все преждевременно. — И она засмеялась.

Анне нравились шутки в адрес Пита. И что Мэнди нашла в своем муже? Полное ничтожество! Все равно что бунгало: очень мало в верхней части и, если верить Мэнди, и в нижней так же мало!

Впереди загорелся красный свет. Анна с ужасом подумала, что они прибавят газу, чтобы проскочить, но машина резко остановилась.

— Ну? — повернувшись, спросила Мэнди и поправила очки. Лицо ее внезапно озарилось широкой улыбкой.

— Что «ну»?

— Ну, что ты обо всем этом думаешь?

— О чем «об этом»? — с недоумением спросила Анна.

Мэнди уставилась на огни светофора.

— Ну… насчет Сюзи. Она встречается с этим парнем, влюбилась в него по уши и… В общем, все это немного печально, правда? Я вот все думаю…

— О чем?

— Нужно ли так спешить?

— Почему спешить? Я бы сказала, ей повезло. Мы отнюдь не становимся моложе…

— Спасибо, что напомнила!

— Я хочу сказать, что после тридцати пяти большинство мужчин или уроды, или гомосексуалисты, или, наконец, женаты, а если и разведены, то озабочены какими-то проблемами. Уж поверь мне! Если этот исключение, то я бы тотчас тащила его к алтарю!

— Угу, я все понимаю, — кивнула Мэнди. — Но я не это имею в виду.

Светофор переключился, и машина устремилась вперед. Мэнди, словно заправский гонщик, склонилась к; рулю. Анна еле успела схватиться за ручку дверцы.

— Я вот думаю, может быть, она залетела…

— Сюзи беременна? — удивилась Анна.

— Почему бы и нет? Ты же знаешь, она очень плодовита.

— Нет, ты точно знаешь? — упорствовала Анна.

— Да, скорее всего так оно и есть. Мы ведь даже не встречались с этим парнем!

— Может быть. Но значит, они по уши влюблены.

Прямо как некоторые… — сказала Анна, впрочем, тут же пожалела о своих словах.

А Мэнди как будто и не обратила внимания.

— Я знаю, — широко улыбнувшись, сказала она. — К тому же мне нравятся свадьбы, а тебе? Прекрасный повод надеть шляпку и напиться до чертиков!

Анна протяжно вздохнула, уже не в первый раз думая о том, что написали бы о ее подругах нынешние коллеги.

Большинство журналистов, с которыми она трудилась бок о бок, происходили из среднего класса и с психологией рабочих были знакомы только по фильмам.

«Боже, мы стареем! — подумала она. — Время бежит».

Она встрепенулась и вновь посмотрела на Мэнди, только сейчас сообразив, что та не умолкала ни на мгновение.

— Пардон?

— Я о подарках, — терпеливо, как маленькому ребенку, повторила Мэнди. Подумала о том, что ты ей купишь. Пит хотел спихнуть ей ту ужасную вазу, которую его мама подарила нам на прошлое Рождество. Ты ведь знаешь, какой он скупердяй! Только что задница не скрипит! Но я решительно сказала: «Нет». В конце концов, она моя давняя подруга. Мы знакомы двадцать шесть лет.

Двадцать шесть! Подумать только — с ума можно сойти!

Анна тихо застонала: она не чувствовала себя даже на двадцать восемь, не говоря уж о тридцати восьми. По правде говоря, она ощущала себя так же, как в восемнадцать лет — такой же неуверенной в себе, такой же сомневающейся и… такой же молодой. За исключением того, что тогда оптимистично смотрела на жизнь и на что-то надеялась. Теперь все изменилось.

Анне на миг представилось, как пять подруг — она, Мэнди, Сюзи, Дженет и Карен — уже старухи, сидят в ресторане, пьют бренди и кока-колу и беседуют о своем здоровье. От этой мысли ее передернуло.

-..так что в конце концов я купила ей графин. «Джон Льюис» делает неплохие графины. Настоящий хрусталь.

«Господи, — подумала Анна, — единственное применение, которое Сюзи найдет этому графину, — заменитель вибратора, если сядут батарейки».

— Странно, что она до сих пор не была замужем, — меняя тему разговора, выдавила она. — Я имею в виду — у нее было много мужчин.

— А еще больше здравого смысла! — выпалила Мэнди. — Ведь каждый второй из них был женат. Помнишь, как она всегда говорит…

-..нельзя терять ни крошки из разрезанной булки! — разом воскликнули обе и засмеялись, впервые за весь вечер почувствовав, что они, как и прежде, близки.

— А как ты? — спросила Мэнди. — Я-то думала, рассылать приглашения будешь ты. Мы уже планировали, как все вместе рванем в Штаты!

Анна опустила глаза.

— Мы были всего лишь друзьями. Когда я впервые пришла редактором в журнал, то знала только нескольких внештатных корреспондентов и авторов. Я была там новенькой, и он составил мне компанию. Вот и все.

Мэнди пожала плечами:

— Как скажешь. Просто я думала…

Она вдруг осеклась и надавила на тормоза. Машина резко остановилась. Анну швырнуло вперед, затем откинуло назад.

— Извини, — смутилась Мэнди. — Чуть не проехала.

Стоит мне заговорить, как я обо всем забываю.

— Ничего, — перевела дух Анна. — Главное — никуда не врезались.

Мэнди засмеялась, сняла очки и, нагнувшись, отстегнула ремень.

— А даже если и врезались, то никто не закричал!

На улице было полно туристов, разглядывающих витрины, и лондонцев, бродящих в поисках развлечений. Над входом в ресторан красовалась вывеска с изображением пальм и манхэттенских небоскребов; на фоне бледного неонового неба оранжевым, зеленым и красным цветами пульсировали два слова: «Ап вест» [1].

Взглянув на свое отражение в стеклянной двери, Анна на минуту остановилась. Отработанным движением взъерошила свои длинные рыжеватые волосы, пригладила надетое под черный жакет облегающее черное платье и накрасила губы.

Мэнди наблюдала за ней своими кошачьими зелеными глазами. В кремовом жакете и черной лайкровой блузке она выглядела куда консервативнее подруги.

— Пойдем, старая шлюха! — проворковала наконец она, мягко ткнув Анну под ребра. — Готова?

Анна кивнула и, тяжело вздохнув, двинулась за Мэнди.

И тут же услышала взрыв смеха в глубине зала и увидела улыбки на лицах подруг, машущих руками, чтобы привлечь к себе внимание.

— Вам помочь?

Обернувшись, она прямо перед собой увидела молодого официанта: высокий, чуть за двадцать, он всем своим видом демонстрировал, что способен на большее.

«Наверное, тоже мечтает стать актером», — цинично подумала Анна.

— Все в порядке, — ответила она, ощущая некоторый интерес к этому парню. — Мы вместе с ними. — Она указала на столик в углу. Проигнорировав обращенные к ней взгляды, Анна дружески улыбнулась молодому человеку:

— В любом случае спасибо…

— Тогда приятного аппетита!

Повернувшись, она встретила понимающий взгляд Мэнди.

— Тебя заметили, детка, — наклонившись, прошептала та.

Вместо ответа Анна двинула ее локтем под ребра и стала пробираться в дальний угол.

«Ап вест» было из тех заведений, что любили посещать ее подруги, просторный бар с черным потолком, на нем красные и зеленые неоновые трубки. В списке коктейлей преобладают сексуальные названия. Стеклянные стены с выгравированным на них стилизованным манхэттенским пейзажем и крошечными черными пальмами. Для четверга в баре было довольно людно. Двигаясь вслед за Мэнди между квадратными столиками с яркими розовыми скатертями, Анна явно испытывала дежа-вю — как будто все это уже тысячу раз проделывала.

Музыка, тихая и спокойная, усиливала впечатление.

— Что-то вы рано. — Она обняла всех по очереди и постепенно дошла до Сюзи. — Мы надеялись прибыть первыми.

— Как же! — улыбаясь, ответила Сюзи. Она была вся в белом, бюст, как обычно, выставлен напоказ. — Джерри одолжил фургон и благополучно нас доставил.

— Фургон? — Анна с ужасом посмотрела на нее, затем наклонилась, как бы принюхиваясь. — Ты имеешь в виду овощной фургон?

Сюзи засмеялась:

— Да нет, глупышка. Фургон принадлежит спортивному клубу. Там может разместиться целая команда регбистов. — Она тут же приложила палец с ярко-красным ногтем к губам. — А что, это мысль!

В ответ раздался дружный смех. Считалось, что как-то раз Сюзи переспала с десятью игроками футбольной команды, в которую входил ее тогдашний дружок, даже с двенадцатью, если брать запасных. Дело дошло бы и до тринадцати, если бы вратарь не оказался гомосексуалистом. Случилось такое на самом деле или нет — неизвестно; как и во всех историях, связанных с Сюзи, истина была где-то посередине, но каждый раз, сталкиваясь с рассуждениями о мужчинах-гомосексуалистах, Анна вспоминала эту байку. Одни говорили, что геем является каждый четвертый, другие заявляли, что каждый восьмой, а вот Сюзи знала точно — один из тринадцати. Анна хихикнула, устыдившись своих мыслей. В первые два месяца пребывания в Нью-Йорке она встретила много свободных мужчин, из которых буквально каждый казался гомосексуалистом.

Она села рядом с Карен — с другой стороны опустилась Мэнди — и потянулась к пустому бокалу на столе.

— Разрешите наполнить?

Анна обернулась. Снова он! Подруги за столом вмиг притихли и уставились на нее в ожидании реакции.

— Да… пожалуйста, — подчеркнуто улыбнулась она ему в ответ. Официант нагнулся, чтобы взять бутылку, и Анна уловила запах его одеколона. Спасибо, — бросила она и приветственно подняла бокал. Официант кивнул и отвернулся с видом человека, исполнившего свой долг, а за столом раздалось одобрительное «О-о-о!».

— Тебе очень повезло, — наклонилась к Анне Дженет. — Если ты сыграешь правильно, то потом сможешь вместе с ним мыть тарелки.

— Причем очень нескоро, если тебе действительно повезло!

— Ну, — вздохнула Анна, игнорируя комментарии, и положила локти на стол. — Как у всех дела? Замечательно выглядишь, Сюзи! Любовь пошла тебе на пользу.

Сюзи просияла.

— Угу, я просто счастлива, — откликнулась она. — Он очень милый. Все время обо мне заботится — это такая приятная перемена в моей жизни.

— Вот уж точно! — сказала Линдсей. Старшая сестра Сюзи (каких-то три года разницы!) всегда отличалась благоразумием, но ее приверженность к умеренности крайне раздражала авантюристку-младшую. Линдсей и выглядела гораздо старше: короткая стрижка вполне соответствовала ее статусу мужней жены и матери двоих детей.

Сюзи бросила на сестру многозначительный взгляд, как бы говоря: «Только не сегодня! Сегодня, меня не трогай!»

— А как дела у тебя? — тут же спросила она. — Прекрасно выглядишь, Анна. Волосы блестят, помолодела лет на десять!

— Ну и слава Богу! — засмеялась Анна. — На самом деле я начинаю седеть.

— Рассказывай! Что-то не заметно. — Сюзи, всматриваясь в волосы подруги, наклонилась вперед, и ее светлые локоны разметались по столу.

— Потому что я их крашу. Не могу оставить все как есть — их слишком много.

— Ха! — фыркнула Дженет, проведя рукой по своим каштановым с проседью волосам. — Вот погоди, скоро и на заднице волосы тоже станут седыми…

Все расхохотались.

— Шутишь? — уточнила Мэнди.

— Ничуть. Совершенно седыми.

— Тогда почему бы их не подкрасить?

— Ну да, я прямо-таки вижу, как прихожу в салон и прошу подстричь, сделать завивку и подкрасить волосы на заднице!

Снова раздался смех. Анну охватило смешанное чувство восхищения и раздражения. Иногда она завидовала откровенности своих подруг, иногда ее коробили их грубость и вульгарность.

— О ком вы? — спросила она, спохватившись, что прослушала.

— О Линде Гиффорд…

Анна недоуменно посмотрела на Сюзи.

— Ну, она окончила школу на год позже. Вышла замуж за парня, у которого «Два пивовара».

Она по-прежнему не понимала, о ком идет речь, и тем не менее кивнула, как поступала всегда, когда Сюзи вспоминала о каких-то малоизвестных Анне людях.

— Она еще флиртовала с чуваком, который делал у них пристройку, а ее старик их застукал.

— Меня это не удивляет, — сухо сказала Карен. — Она якшалась с половиной мужиков в округе. С каменщиками, столярами, подносчиками… наверное, пыль на стройке действует на нее возбуждающе! Да и вообще говорят, в пабе она перетрахалась со столькими чуваками, сколько ее мужик налил пинт пива, и все у него под самым носом.

— По словам Пита, с ней развлекался его брат, — наклонившись вперед, заговорщическим тоном добавила Мэнди. — Это еще раз доказывает, какая она стерва!

Раздались возгласы одобрения. Кто-то опрокинул бокал, но происшествие осталось без внимания.

— Кстати, — добавила Мэнди, стараясь подогреть интерес к своему рассказу, — он говорил Питу, будто у нее столько складок, что трахать ее все равно что тыкать палкой в гору теста!

Охваченная неудержимым смехом, Анна поперхнулась.

— Кстати, о складках, — объявила Сюзи. — Видели, что мне купила Линдсей? — Порывшись в сумке, она вытащила видеокассету.

— Дай-ка взглянуть, — сказала Мэнди. — «Складки», — с довольной улыбкой прочитала она. — Название мне нравится. Но о чем это, черт возьми?

— О, тут такие штучки у мужчин!.. — восхитилась Сюзи.

— Кое-что наверняка покажется ей знакомым, — саркастически заметила ее сестра.

— Ну ты и сука! Запомни: теперь, когда я стану респектабельной замужней леди, видео мне не помешает.

Анна не сомневалась, что за соседними столиками к их разговору прислушиваются, забавляясь непристойными шутками. Так было всегда, когда она оказывалась в компании своих старых подруг. Если те и знали, что вызывают к себе повышенный интерес, то никак этого не проявляли. В общем, вели себя так, будто были в ресторане одни.

— Ну-ка, давай расскажи нам, — живо подхватила Мэнди. — Кто тот человек, который собирается сделать тебя честной женщиной?

— Да, — вставила Анна, — и где мне взять такого же?

— Он просто великолепен, — сказала Дженет. — Давай, Сюзи, покажи им фото. Он вылитый Кевин Костнер в «Телохранителе», только волосы чуть-чуть длиннее.

Сюзи потянулась к своей сумочке.

— Ну, раз настаиваете, сейчас покажу…

— Как ты с ним познакомилась? — спросила Анна, подперев подбородок.

— Нас познакомил его друг. Зовут Саймон Паксман.

Ты его не знаешь.

— А чем он занимается, Сюзи? — спросила Мэнди — Он…

— Только не говори, что это еще один грязный шимпанзе!

Сюзи почему-то всегда тянуло к механикам.

— Собственно, он бизнесмен, — с достоинством ответила она, задрав нос.

— Ого, как здорово! — сказала Мэнди. — И что у него за бизнес?

— Купля-продажа, — ответила Сюзи и засмеялась. — Я в первый раз связалась с парнем, который надевает на работу рубашку!

— Ты его видела, Линде? — наклонившись вперед, спросила Мэнди.

— Ага, — вместо нее откликнулась младшая сестра. — Столкнулась с ним нос к носу, когда он пришел знакомиться с родителями.

Представив себе эту сцену, все засмеялись.

— А что у него за семья? — спросила Анна. Ситуация ее немного забавляла. По крайней мере на Сюзи это было совсем не похоже.

— Ну, в общем, так. Возможно, я не идеальная невестка, но не собираюсь портить им бутылку с джином.

Все снова засмеялись. Речь шла об истории с двоюродной сестрой Сюзи, Люси, которая так ненавидела родителей мужа, что прежде чем с улыбкой передать им джин с тоником, плюнула им в бокалы.

В этот момент появился официант.

— Хотите сделать заказ, леди?

Сюзи тотчас прекратила поиски фото жениха и поставила сумку на пол, рядом со стулом, сказав;

— Я потом вам покажу.

— Ну? — спросил официант, выжидательно глядя на нее. — Так чего бы вы хотели?

В глазах Сюзи заплясали озорные огоньки. Она открыла рот…

— Ты замужняя женщина, — поспешно предупредила ее ответ Карен.

Засмеявшись, Сюзи перегнулась через стол и похлопала ее по руке:

— Пока еще нет, черт побери!

Опустив глаза, Карен недоверчиво покачала головой.

— Ой, не надо! — сказала она, прервав на самом интересном месте рассказ Сюзи. — Лучше скажи правду.

Даже она не стала бы так поступать!

— Говорю тебе, она так и сделала! — настаивала на своем подруга, оглядываясь на других в поисках поддержки. — Она даже заставила меня стоять на стреме у дверей!

— Не может быть! — Дженет даже рот раскрыла от изумления.

— Клянусь яйцами моего старого папочки! — выпалила Сюзи, заставив Анну вновь поперхнуться. — Это истинная правда. Мэгги сказала стюарду, что уронила одну из своих контактных линз, и, как только он вошел туда, она захлопнула дверь, прижала его к стене и стянула с себя трусы!

— Не может быть… — снова сказала Дженет тоном шкипера, чей корабль только что выбросило на мель. — И он сделал свое дело?

Сюзи кивнула:

— Судя по звукам, которые доносились из туалета, они пыхтели как два паровоза. Старушка, стоявшая за мной в очереди, никак не могла понять, в чем дело!

— И что ты сказала? — спросила Мэнди, опершись подбородком на руку.

— Что, как вы думаете? «Турбуленция», — сказала я ей.

— Тур?.. — Последовал взрыв хохота.

— В некотором роде, — подмигнула Сюзи, как всегда наслаждаясь тем, что находится в центре внимания. — Ну, Мэгги скоро появилась, совершенно невозмутимая, и сказала мне: «К вашим услугам, дорогая». И знаете что?

Она была в полном ажуре. И выглядела так же безупречно, как тогда, когда туда входила. — Сюзи восхищенно помотала головой. — Вот это я называю класс! Высший класс!

— А стюард? — спросила Анна.

Сюзи засмеялась.

— Ну? — спросила Карен. Несмотря на некоторый скептицизм, она, похоже, с нетерпением ждала продолжения.

— Ну… проходит две минуты, три, а его все нет. Я уже начала подумывать, что из-за Мэгги с ним стало плохо — ну, мы все-таки на высоте пять миль. И вот я по-настоящему заволновалась, но тут мимо меня протиснулась одна из стюардесс и громко постучала в дверь. «Энди, — сказала она, — тут тебя уже целая толпа спрашивает». Ну, в ответ раздался тяжелый стон, и из-за двери показалась голова парня. «С тобой все в порядке?» спросила стюардесса. Он только покачал головой. «Что такое?» забеспокоилась она. Ну… он же не мог сказать, что на него только что напала восемнадцатилетняя нимфоманка! Ну и забормотал что-то, мол, заболел.

Взяв бокал, Сюзи сделала большой глоток и продолжила:

— К этому времени появились еще две стюардессы.

Они там постояли немного, потом одна поворачивается ко мне и очень вежливо спрашивает, не дожидаюсь ли я очереди войти. Ну что я могла сказать? Я смотрю ей прямо в глаза и говорю: «Нет, спасибо, любовь моя. Для меня он недостаточно хорош!»

Анна уселась поудобнее при новом взрыве хохота и в который уже раз за вечер попыталась во всем разобраться. Нельзя сказать, чтобы она сомневалась в том, что Сюзи способна на такое. Просто иногда трудно поверить, что можно иметь столь беспорядочные связи и в то же время пребывать в полном здравии.

Откинувшись на спинку кресла, она расслабилась: пища была обильной и сытной, кроме того, Анна чуточку опьянела. Не настолько, чтобы спотыкаться и вести себя как дура, но голова у нее все-таки кружилась., - Так что сейчас делает Мэгги? — спросила она, чувствуя себя совершенно умиротворенной.

— У нее шестеро детей. — Сюзи со значением кивнула. — Правда. Она встретила этого парня-ирландца, Кевина, и угомонилась. В последний раз, когда я ее видела, она совсем раздалась и весила стоунов двадцать [2].

— Из-за детей всегда так, — авторитетно заявила Мэнди.

— Мы о ком говорим? — недоверчиво переспросила Анна. — О Мэгги О'Дауэлл? Которая была пять футов четыре дюйма [3] ростом и худая как щепка?

— О ней, — подтвердила Сюзи. Перебрав одну за другой три бутылки, она все-таки нашла такую, где осталось немного вина. — Только сейчас она пять футов четыре дюйма ростом и толстая как свинья.

— Господи! — покачала головой Карен. — Вот радость-то — заниматься сексом с тем, кто весит двадцать стоунов!

— Есть за что подержаться! — захихикала Мэнди.

— Ну, ее мужику все равно, — хмыкнула Сюзи. — Он и сам как бочка. Мы их называем «Ребята, полегче!».

— Нет, вы только представьте! — с изумлением протянула Карен.

Некоторое время все только и делали, что качали головами да хихикали.

— Говорят, фигуру теряешь уже на четвертом, — проговорила Мэнди. После этого не остается никаких шансов! Мышцы становятся дряблыми, все обвисает…

— Нет, думаю, пора их стерилизовать, — поморщилась Карен. — Шестеро детей! Кошмар!

— Плодятся как кролики, — согласилась Мэнди.

— Двухтонные кролики, — добавила Сюзи, что вызвало новый взрыв смеха.

Смеялись все, только Дженет почему-то, склонив голову, молча смотрела вниз.

— Я вот думаю о том, какие они счастливые, — тихо сказала она. Шестеро детей! Это несправедливо, правда?

— Эй! — Карен дотронулась до ее плеча. — Послушай, я не хотела…

Посмотрев на нее, Дженет улыбнулась:

— Я знаю. Просто… ну, иногда бывает так обидно.

Вокруг полно людей, у которых есть дети и которым они не нужны — ну вот нисколечко! — а мы со Стивом…

Она замолчала. Спохватившись, подруги разом переглянулись. Бездетность Дженет была чем-то вроде болезни, о которой не принято упоминать. Линдсей поспешила переменить тему разговора:

— Вы слышали, что случилось с Гэри Хэммондом?

— Это тот рыжий чудак, с которым брат Мэнди ходил в школу?

Линдсей кивнула:

— Тот самый. Я всегда думала, что в нем есть что-то нехорошее. Ну, в общем, он устроился на работу в детском доме. Там содержат тех, кто убежал из дому или у кого были неприятности с полицией. В общем… однажды ночью в полицию позвонили, они приехали и застали этого подонка в постели с двумя малышами. Мальчиками. Двенадцать и девять лет.

— Бедные крошки! — Мэнди чуть не заплакала от жалости.

— Ага. В общем… кажется, он дрючил всех мальчиков, которые туда попадали.

— Его нужно кастрировать! — жестко проговорила Дженет. — Я бы своими руками… А знаете, что случится?

Готова спорить: к этому типу приставят какого-нибудь социального работника, какую-нибудь хнычущую бабу с гнилыми представлениями среднего класса. Такую, знаете ли, старую деву. И она будет с ним нянчиться и стараться понять…

— Ага, получит восемь лет, а через пять его оправдают, — с горечью добавила Линдсей. — Правосудие у нас гуманное, верно?

— Ну, лично я заперла бы его в одной комнате с их родителями, — сказала Сюзи. — Может, это чему-то его научило бы.

— Но разве в этом проблема? — спросила Анна, удивившись, что подруги пришли в такую ярость. — Я имею в виду… что родители этих мальчиков о них не заботились. Если бы заботились…

Сюзи тут же ее перебила:

— И слушать не желаю! Меня не колышет, чем там люди занимаются у себя дома. Собаки, ослы — кого это волнует? Но дети… Нет, есть такие вещи, которые нельзя делать ни при каких обстоятельствах.

— Лично я против ослов, — лукаво сказала Карен.

— А против собак не возражаешь? — подняв брови, спросила Сюзи.

— С некоторыми я знакома, — включилась в игру Карен.

— Ты что, переходишь на личности?

Карен засмеялась:

— Ты серьезно? Я имею в виду — насчет того, чем люди занимаются?

— Конечно! — непринужденно отозвалась Сюзи. — Живем-то один раз, так что надо наслаждаться жизнью, пока можешь. Это не репетиция, девочки, это уже само представление!

— Главное, не говори об этом своему Джо, — хмыкнула Мэнди, — а то наденет на тебя пояс верности.

— Я буду только счастлива.

Анна едва сдержала улыбку: слишком уж стремительным был переход от смеха к ярости и снова к смеху. В тех кругах, где она вращалась последние десять лет, так себя не вели. Конечно, у каждого было свое мнение — причем по «всем» вопросам, — но вот настоящих, глубоких чувств и убеждений этим людям не хватало. Те же, кто окружал ее с рождения, были настоящими, живыми.

Странно, что они до сих пор дружат, ведь даже в школьные годы это был довольно необычный союз. Анна вспомнила день, когда они встретились, первый день обучения в средней школе. Всем им тогда было не больше одиннадцати. Одна за другой по журналу зачитывались фамилии, каждый вставал… Сквозь упавшую на глаза челку Анна наблюдала за девочками, такими одинаковыми в своей школьной форме — темно-зеленая юбка, белая блузка и галстук — и в то же время такими разными.

Удивительно, но не забылись даже мельчайшие детали. Анна улыбнулась, припомнив, как Сюзи, представляясь классу, прижимала руку к боку — хотела скрыть, что ее юбка лопнула по шву. Как потом узнала Анна, юбка досталась ей от старшей, более худой сестры. Возможно, именно уязвимость Сюзи и привлекала. Как бы то ни было, они очень скоро крепко подружились.

Но не только Сюзи ходила в то время в поношенной одежде. Когда встала Мэнди, Анна заметила, что пуговицы ее рубашки застегиваются на другую сторону — как у мальчиков, а когда та нагнулась, чтобы поднять карандаш, стало заметно, что рубашка слишком длинная и едва ли не высовывается из-под юбки. Через много лет Мэнди рассказала Анне, что мать просто не удосужилась укоротить рубашку ее двоюродного брата Филиппа. Мэнди тогда здорово комплексовала, так как в те первые дни очень боялась быть непохожей на других.

«Ну вот, опять та же уязвимость», — подытожила Анна.

Что же касается Карен — они сразу понравились друг другу и, усевшись за одну парту, просидели вместе пять лет, до шестого класса, когда обстановка уже стала более непринужденной.

Из них всех только Дженет обладала благоприобретенным вкусом и острым как бритва языком. Сначала она дружила лишь с Сюзи, но после одного случая отношение к ней изменилось.

А дело было так. Как-то маленькая, словно мышка, девочка из их класса проговорилась о своей любви к Клиффу Ричарду и призналась, что не может раздеваться в своей комнате, потому что на нее со всех сторон с фотографий смотрит Клифф. Признание это навлекло на нее множество грубых шуток и издевательств со стороны девочек годом старше. Большинство так называемых подруг тут же отвернулись от нее, не желая, чтобы их самих дразнили. В конце концов именно Дженет подошла к старшеклассницам и заявила им в глаза, что если они не прекратят издевки, то после школы она им покажет! Только тогда от бедняжки отстали.

Та история, как и многие другие, раскрыла Анне подлинные качества подруг — их смелость, справедливость, порядочность и — прежде всего чувство юмора.

Анна вздохнула, радуясь тому, что снова среди своих девчонок, что за все эти годы не утратила связи с ними.

— Я вот недавно написала статью о сексуальной жизни, — призналась Анна. — Она стала настоящей сенсацией.

— Правда? — заинтересованно откликнулась Карен. — И о чем там речь?

— О всяких извращениях? — просияла Сюзи.

Как будто нет ничего более увлекательного, чем рассказ о том, что люди делают в постели.

— Ничего подобного. Собственно, я пришла к выводу, что нельзя назвать извращением то, на что люди соглашаются сознательно. Но тем не менее я нарвалась на парочку чудаков…

— То есть?

— Ну, был там один тип, который мог заниматься этим только при полной луне и обвалявшись в коровьем дерьме!

Подруги расхохотались.

— Небось обманываешь! — хмыкнула Мэнди. — В коровьем дерьме!

— Нет, уверяю тебя! Была еще девушка, которая могла кончить только в том случае, если представляла себе одну сцену. Будто стоит она во время футбольного матча на трибуне под зонтиком вместе с тремя подругами. Народу полно, а дождь хлещет как из ведра. Тут сзади подходит какой-то болельщик и задирает ей юбку. Она же продолжает следить за игрой. Этот друг тихонько стягивает с нее трусы и вставляет сзади. И вот, когда она уже близка к оргазму, Эрик Кантона выходит один на один к воротам. «Давай, давай, Кантона! Давай, давай, Кантона!» — кричит она и кончает, в то время как старый добрый Эрик забивает очередной гол. Парень сзади натягивает на нее трусы, поправляет юбку и вновь исчезает в толпе, так и не показавшись ей на глаза. — Анна откинулась на спинку стула и с видом победителя оглядела слушательниц.

Дженет скривилась:

— На месте ее мужа я бы нашла немного неуместными крики «Давай, Эрик, давай!», особенно если бы меня звали Роджер или еще как-нибудь в этом роде.

— Чепуха, — отмахнулась Анна, наслаждаясь произведенным впечатлением. Эта фантазия была нужна ей при мастурбации. Похоже, она предпочитала это сексу со своим мужем.

— Ее можно понять, — сухо сказала Мэнди.

— Я только удивляюсь, как это люди говорят с тобой о таких вещах, прервала ее Карен. — В конце концов, ты совершенно посторонний им человек.

— Потому-то они и доверяют мне! Гораздо труднее рассказать то, чего ты немного стыдишься, человеку близкому. Ты будешь беспокоиться, что тебя осудят или косо посмотрят, ну и так далее. А в данном случае мы с этой девушкой, вероятно, больше никогда не увидимся, потому на самом деле не важно, что она мне расскажет. Пожалуй, для нее это как психотерапия.

— Доктор Анна! — лукаво улыбнулась Сюзи. — Я прямо-таки вижу, как ты это делаешь. Тебе надо заняться этим профессионально. Будешь получать хорошие деньги.

Анна засмеялась и придвинулась ближе, собираясь что-то сказать, но Сюзи уже приступила к очередной истории. Она оживилась, голос ее стал громче.

— Ты напомнила мне об одном малом, с которым я когда-то встречалась. У него получалось только тогда, когда женщина его ругала. Он все повторял: «Давай же, выругайся», а я как назло напрочь забыла все ругательства.

Он мог с таким же успехом уговаривать монахиню — в голове у меня было совершенно пусто. И чем больше я думала об этом, тем сильнее мне хотелось смеяться.

— И что же ты сделала? — спросила Карен.

— Ну, его Джон Томас начал увядать, так что волей-неволей пришлось выдавить из себя несколько банальных ругательств типа «козел» или «педик» и тогда он сделал свое дело.

— Вот здорово! — с иронией сказала Линдсей. — А не проще было его послать?

Сюзи задумчиво уставилась на свои ногти.

— Даже не знаю. Наверное, проще. Он оказался такой задницей. Знаете, что он сказал, когда я спросила его насчет презерватива? — Она окинула присутствующих взглядом. — Он сказал; «Это не для меня, детка. Я скачу только без седла». Можете себе представить? Скачет только без седла! Пьянь чертова!

Подруги дружно закивали в знак согласия.

— Майк тоже был таким, когда мы поженились. — Дженет имела в виду своего бывшего. — Он говорил, что надевать резинку — все равно что принимать душ в плаще. — Она скривилась. — Все время стонал насчет этого.

Если бы мы только знали, что беспокоиться не о чем, то могли бы сэкономить на презервативах целое состояние!

Просто смешно! — Никто, однако, не засмеялся.

— Ты с ним видишься? — спросила Карен.

— Нет. Время от времени разговариваю с его сестрой; мы всегда с ней ладили. Кажется, он живет где-то в Кенте со своей женщиной и ребенком.

Она подняла голову и улыбнулась, полная решимости отвергнуть жалость подруг. В конце концов, теперь, когда у нее есть Стив, жалость ей больше не нужна. Ее жизнь теперь снова обрела смысл. Теперь по крайней мере у нее есть надежда.

Анна не проронила ни слова. Даже сейчас она чувствовала все унижение, которое испытала тогда Дженет.

Когда Майк ее бросил, она, конечно, винила себя, находила для него оправдания, вернее, заставила себя как-то оправдать его обман, его эгоизм. Бесплодие вынуждало рассматривать его предательство как нечто неизбежное.

Анна и остальные, однако, были склонны повесить Майка за яйца и держать так до тех пор, пока эти сверхактивные органы не почернеют и не отвалятся. А потом подруги достигли неписаного соглашения никогда больше не обсуждать происшедшее. Было невыносимо видеть, как Дженет защищает его, как выражает свое понимание. Настоящее предательство по отношению к ним, к их женской солидарности!

Мэнди наклонилась к Анне, обдала ее ухо теплым дыханием:

— О чем задумалась?

— Так, размышляла.

— О чем?

— О сексе, о детях, о жизни. В общем, как обычно.

Задумчиво посмотрев на Анну, Мэнди кивнула:

— Это случается в нашем возрасте, верно? Грустишь о том, чего не успел в молодости.

— Например?

— Например… ну, например, о том, о чем мы только что говорили. О детях. Знаешь, я вот сейчас смотрю на тебя и думаю: ты своего не ценишь, Анна Николе. Сделала карьеру, и на твоем пути не стояли дети. Я хочу сказать, ведь они отравляют всю сексуальную жизнь, губят фигуру, привязывают к себе лет на двадцать, а потом отчаливают! Если бы можно было начать все сначала…

— Вероятно, ты сделала бы то же самое.

— Пожалуй, — улыбнувшись, согласилась Мэнди. — Но не с Питом. — Она немного помолчала. — Жалею, что невозможно раздвоиться. Тогда одна я рожала бы детей, а другая бродила бы по свету.

— Беда в том, — отозвалась Анна, — что наверняка именно ты была бы привязана к дому. И может быть, получилось бы еще хуже — знать, что твой двойник где-то развлекается?! Ты бы еще и ревновала.

Внимательно посмотрев на нее, Мэнди рассмеялась.

— Знаешь, я никогда об этом не думала. О том, что можно ревновать к самой себе. — На миг эта идея полностью овладела ею, но вот выражение лица Мэнди снова изменилось. — Просто иногда на меня что-то находит.

По правде говоря, довольно часто. И тогда… ну, я начинаю на них злиться.

— Ну что ты! — Анна осторожно взяла ее за руку.

Мэнди заглянула ей в глаза.

— Не то чтобы я их не любила. Просто… ну, иногда я чувствую себя так, будто жизнь проходит стороной. Вот взять, к примеру, тебя. У тебя все хорошо. С самого начала. Ты никогда не была чьей-то игрушкой. Нет! Ты знала, чего хочешь, и шла к своей цели. А парни… ну… — Она засмеялась. Знаешь, я тебе всегда завидовала. Ты никогда не попадала на крючок — у тебя была хорошая работа, ты ездила по свету, была свободна и делала что хотела.

А я… что получила я?

— Питера Эванса, — громко сказала Сюзи, и все — включая Мэнди засмеялись.

— У него совсем нет фантазии, — кивнула Мэнди. — Знаете, как он представляет себе прелюдию? — спросила она, обращаясь уже ко всем сразу.

Сюзи внезапно заинтересованно покачала головой:

— Нет. Скажи нам как…

— Ну, прежде чем забраться наверх. Пит спрашивает, нравится ли мне секс!

— По крайней мере хоть интересуется, — сказала Линдсей, в голосе которой звучала горечь. — Единственная причина, по которой оба мои ребенка родились в сентябре, — это то, что Дерек считает, будто сексом надо заниматься только в дни рождения и на Рождество!

— Не волнуйся, Линде. Санта-Клаус скоро спустится к тебе по дымоходу! Сюзи весело засмеялась от радости: наконец-то можно отпустить шутку и в адрес сестры.

— Когда доходит до дела, все они не так уж хороши, — печально произнесла Карен. — Эгоисты.

— Я не согласна, — сказала Дженет. — Есть и приятные парни.

— Где? — спросила Линдсей. — За углом?

Словно призывая собрание к порядку, Сюзи постучала ножом по бокалу.

— Минутку внимания! Лично мне мужчины нравятся.

— Естественно! — саркастически заметила Линдсей. — И лучше сразу двое.

Прищурившись, Сюзи со злостью посмотрела на сестру, затем, улыбнувшись, перевела взгляд на остальных.

— Я хочу сказать, что, несмотря на все их недостатки, они все, что у нас есть — благослови их Господь! Без них… ну, я просто не смогла бы прожить остаток жизни одна.

Знаете, я на прошлой неделе была в «Сэйнзбериз», стояла у кассы и смотрела, как один мужик разгружает свою корзинку. Там были маленькие баночки с бобами, знаете, такие — на одну порцию, а потом он вытащил один за другим прозрачные пакетики с овощами — одна морковка, одна луковица, одна свеколка. Я стояла и думала: «Бедный ублюдок!» Нет уж, мне совсем не хочется остаться одной.

— Все зависит от того, насколько ты отчаялась, — сказала Карен.

Сюзи тотчас повернулась к ней:

— А этот твой новый парень, Крис — он что, тоже ублюдок?

— Я не имела в виду…

— Ну а что тогда? Через два дня я выхожу замуж. Если бы я не верила, что Джо… если бы не думала, что на этот раз у меня есть шанс — ну, я бы, я бы… застрелилась!

— Может, и так, — не стала настаивать Карен. — Просто… — Она улыбнулась. — Ведь может быть, а? Во всяком случае, я надеюсь, что тебе повезет.

— Ну да, — вмиг усмехнулась Сюзи. От ее недавнего гнева не осталось и следа. — Впрочем, открою маленький секрет.

Откликаясь на заговорщический тон Сюзи, все пятеро разом придвинулись к ней.

— Какой?

— Когда мы с ним занимаемся сексом, мне так хорошо, как никогда!

Прошло два часа. В центре стола уже высились семь пустых бутылок. Анна как раз рылась в сумочке в поисках ручки, чтобы записать новый адрес Сюзи, когда молодой официант принес еще четыре бутылки — одну с красным вином и три с белым. Поставив их на стол, он искоса взглянул на Анну и, широко улыбнувшись, подмигнул ей, а затем вновь вернулся к своей работе.

Она опустила взгляд, одновременно смущенная и взволнованная этими знаками внимания. Анна не вполне понимала, какие чувства испытывает к этому парню. Нет, конечно, она польщена — ведь он по меньшей мере лет на десять ее моложе, хотя некоторым молодым людям такое нравится. Они тогда чувствуют себя… зрелыми.

Правда, она почти не встречала тех, кого можно было бы назвать действительно зрелым. Отметив, что официант время от времени на нее посматривает, Анна вновь обратилась к Сюзи:

— Так где это?

Та повторила свой адрес.

— Я работаю по соседству. — Анна сунула ручку и блокнот обратно в сумку. — Как-нибудь заскочу вечерком.

— Разрешите наполнить ваш бокал?

Вздрогнув, она обернулась. Почтительно склонившись, он стоял рядом. Одеколоном пахло сильнее, чем прежде.

— Да, конечно… — нарочито равнодушно ответила она. — «Шардоннэ»…

— Я знаю, — шепнул он, наклонившись к самому ее уху. Глядя, как бледная, прозрачная жидкость льется в бокал, Анна чувствовала, что он рядом, дышит в ее плечо. По спине ее пробежала нервная дрожь.

— Спасибо, — сказала она чуть дрогнувшим голосом.

Но это было еще не все.

— Вот, — сказал он и сунул ей в руку клочок бумаги.

Взгляды всех подруг устремились на нее.

— Ну? — наконец спросила Сюзи, когда официант удалился. — Ты собираешься читать, что там написано?

Они смотрели на Анну выжидающе, но она по-прежнему не разжимала кулак.

— Знаешь, все это здорово напоминает одну историю, — проговорила Дженет слегка заплетающимся языком. — О Кэрол Стоувер. Она работала в аптеке в Везерби.

— Где, возле рынка?

— Да, именно там. В общем… ее поставили за прилавок, где продают презервативы. Ну, некоторые девушки обычно робеют, даже просят, чтобы их перевели в другой отдел, но только не она. Она, наоборот, постаралась этим воспользоваться.

Сюзи наклонилась к Дженет.

— Что ты хочешь сказать? Она их воровала?

Подруга покачала головой.

— Нет. Ничего такого. Эта наглая корова писала на упаковках свой телефон, прежде чем отдать их покупателям. Очевидно, это срабатывало неплохо, пока в один прекрасный день в аптеке не появилась некая женщина.

Похоже, ее муж даже не заметил, что на упаковке что-то написано. Ну, Кэрол и уволили.

— Так ей и надо! — воскликнула Сюзи.

Анна разжала кулак и принялась читать записку.

— Ну что? — спросила Мэнди, заглядывая ей через плечо. — Что там? Перепихнуться хочет или как?

— Мэнди! — вскричала Анна, шокированная такой откровенностью.

Мэнди пожала плечами:

— Извини. Но ты ведь сама знаешь, какие они эти молодые.

Пристально посмотрев на нее, Анна засмеялась:

— На.

Изучив клочок бумаги, Мэнди передала его остальным.

Сюзи тотчас громко прочла: «Я заканчиваю в полночь. Может, прогуляемся?»

За столом раздалось многозначительное «О-о-о!».

— Ну и что ты думаешь? — спросила Карен, глядя на Анну. — Пойдешь?

— Я думаю… я думаю, — тихо сказала Анна, внезапно опустив глаза, что мне нужно пойти в туалет.

Со всех сторон раздались иронические возгласы.

— С тобой все в порядке? — прошептала ей на ухо Мэнди, когда Анна встала.

— Конечно. Все прекрасно, — ответила та, с благодарностью посмотрев на давнюю подругу.

Люминесцентная лампа над зеркалом мигала так, будто находилась при последнем издыхании, в помещении отвратительно пахло, но Анна все стояла и стояла в туалете, уставившись в серую мраморную раковину, не в силах вернуться к подругам.

Она злилась на себя за то, что так расчувствовалась.

Выпивка сделала ее не в меру сентиментальной, а песня и вовсе выбила из колеи. Посмотрев на свое отражение в зеркале, Анна вспомнила, где услышала ее впервые — в Нью-Йорке, несколько месяцев назад.

Анна была польщена, когда ей позвонил Гай Поркаро, издатель «Фифти стейтс мэгэзинз» [4], и попросил прилететь в Америку. Была польщена, но всерьез его предложение не приняла. В конце концов, она родом из Лондона, здесь ее работа, ее дом, ее друзья — и так было всегда. Хорошо, конечно, когда тебе предлагают ответственную работу, но относиться к этому всерьез?.. По крайней мере подругам Анна сказала:

— Пожить за чужой счет несколько дней в шикарном отеле — что может быть лучше?

Но все оказалось совсем, совсем не так. И дело было не только в черном лимузине, ожидавшем ее в аэропорту имени Кеннеди, и не в манхэттенском пейзаже с небоскребами — дело было в самом городе. Она была очарована другого слова не подберешь. Нью-Йорк ее околдовал…

Гай сам встретил ее в облицованном мрамором вестибюле компании на Таймс-сквер и проводил в свой кабинет, находившийся на самом верхнем, двадцать восьмом, этаже.

Там они примерно с час поболтали, а потом он представил ее членам правления. Именно тогда, стоя у окна и глядя на великолепие Нью-Йорка, Анна и приняла решение — задолго до того как Гай изложил ей условия.

Ее собственный журнал. Она сама определяет его «лицо». Ну как отказаться от такого предложения?! Конечно, она уже занималась этим раньше в Англии — вот почему на нее и вышли, — но сейчас совсем другое дело.

Здесь рынок в десять, может, даже в двенадцать раз больше, причем, если верить членам правления, она совершенно самостоятельно будет проводить редакционную политику.

Надо быть сумасшедшей, чтобы отказаться. Через две недели Анна с одним чемоданом и копией контракта, которую Гай доставил ей экспресс-почтой, вновь вернулась в Нью-Йорк.

Сто двадцать тысяч долларов в год плюс машина и оплата издержек. Она даже рассмеялась, когда прочла условия. Ведь кто она такая, в конце концов? Всего лишь Анна Николе, которая родилась в Айлингтоне и обучалась в обычной средней школе. Какое право она имеет занимать престижные должности в Нью-Йорке и, словно какая-нибудь кинозвезда, разъезжать в громадных лимузинах?

Она вспомнила, что сделала в первый же день по прибытии, даже не взглянув на свои апартаменты. Она пошла и купила четыре открытки, а затем, сидя в кофейном баре на углу 34-й улицы и Мэдисон-авеню, сообщила каждой из четырех своих давних подруг о том, куда попала.

Написала — сама не веря в происходящее, — что для нее сказка стала былью.

Ее поселили в «Алгонквине», маленькой, но роскошной гостинице в двух минутах ходьбы от Таймс-сквер — на то время, пока она подыскивает себе квартиру. Сначала ничего подходящего не находилось, но как-то раз после встречи в северной части штата ей приглянулась квартира на пятнадцатом этаже дома на Пятой авеню с видом на Центральный парк и далее на Гудзон. Заплатив арендную плату за год вперед, она сразу же вселилась туда.

В тот первый месяц все было как в тумане. Оглядываясь назад, Анна не могла понять, как со всем управилась. Нужно было нанимать сотрудников, составлять калькуляцию, договариваться с распространителями. Глотая кофе ночи напролет и просматривая папки одну за другой, она пыталась найти все время ускользающий от нее идеальный вариант верстки. Как потом говорила Анна, она тогда питалась только воздухом и чистым адреналином, но при этом чувствовала себя королевой. Королевой Нью-Йорка!

К концу месяца на шестнадцатом этаже принадлежащего издательству небоскреба уже сидело несколько сотрудников журнала, которых с натяжкой можно было назвать редакцией. Осталось лишь подготовить для издателей сигнальный экземпляр.

Именно тогда это и случилось.

Анна хорошо запомнила тот момент. Она только что поговорила с редактором отдела мод и на мгновение застыла у окна, глядя на одинаковые здания Центра всемирной торговли. В дверь неожиданно постучала Жанна, директор по художественному оформлению.

— У нас проблемы. Парень, который должен был завтра снимать, отказался от съемок.

— Ну так возьмите кого-нибудь еще. Посмотрите по списку.

— Я так и сделала. К сожалению, все заняты. Теперь, выходит, не раньше четверга.

— Черт побери! Только этого не хватало! И так Джек Николсон отказался от интервью, а из отдела по связям с общественностью «Форда» сообщили, что снимут рекламу, если мы не увеличим размер снимка на обложке. Да вдобавок ко всему проблемы с модами! — Она посмотрела на Жанну. — Он только что звонил?

Девушка кивнула.

— Позвонить в агентство и отменить?

— Ну да, а потом мы заплатим безмозглой дуре две тысячи баксов только за то, что она весь день просиживала задницу у себя дома? Ни в коем случае!

Она со злостью набрала номер.

— А еще называют себя профессионалами… — Она убрала руку. — Алло! Это Каллум О'Нил?.. Да, это Анна Николе. Да-да, та самая Анна Николе… Извиняетесь! Что толку в ваших извинениях? Это обойдется нам в четыре тысячи долларов, не говоря уже о сроках! Ну конечно, вы не хотели причинять нам неудобство! Но вот что мне очень хотелось бы знать: каково это чувствовать, что собственными руками разрушаешь свою карьеру?.. Ваша мать? Да при чем тут ваша мать?

Да, она хорошо запомнила тот момент. Запомнила, каким слабым и усталым был его голос, запомнила, какие чувства испытала, когда услышала те слова, которые вначале пропустила мимо ушей.

— Моя мать умерла. Умерла сегодня утром. Прошу прощения, если мой ассистент не ввел вас в курс дела, но… у нас здесь полный беспорядок. Я…

Анна накрыла ладонью трубку и тихо отдала распоряжение:

— Отмените съемки, Жанна. Проведете их потом. — Затем, глубоко вздохнув, сказала О'Нилу:

— Ради Бога, извините. Я не знала… Конечно. Я понимаю. Я… Я понимаю, что вам нужно многое сделать. Я… Да, до свидания.

Она потом долго сидела и злилась на себя. Злилась на то, что позволила работе вытеснить из своей души все прочие чувства.

Значит, королева Нью-Йорка? Сука, а не королева.

Записав на листке бумаги адрес, Анна прошла к секретарше и велела послать цветы.

Прошла неделя, прежде чем он напомнил о себе. Она как раз собиралась на обед, когда зазвонил телефон.

— Кто это? — спросила она.

— Каллум О'Нил. Я хотел поблагодарить вас за цветы. Весьма любезно с вашей стороны.

— Нужно же было что-то сделать. Я чувствовала себя…

— Вы очень злились. О, как вы злились!

— Правда? — засмеялась она.

— Конечно. И вы имели на это право. Я вас подвел.

— Ну нет! Если бы это была моя мать…

— Все равно я чувствую себя в долгу. И хотел бы загладить свою вину.

— Это что, приглашение?

Он от души рассмеялся:

— Вообще-то я так не планировал, но…

— Тогда что?

— У вас приятный голос, — У вас тоже.

— Так как? Поужинаем?

Она повернулась вместе с креслом и посмотрела на город — туда, где находилась его студия.

— Когда?

— Сегодня.

— Сегодня не могу.

— Из-за приятеля?

— Нет.

— В таком случае когда?

Она открыла свой ежедневник и бегло просмотрела записи.

— В пятницу вечером. В восемь часов, годится?

— Отлично. Где?

— Как насчет… — Она попыталась вспомнить название ресторана, в котором обедала по приезде, — такой милый итальянский ресторан в Сохо.

— Как насчет «У Аманчи»? — спросил он.

Боже, именно его она и имела в виду!

— Вы что, читаете мысли, мистер О'Нил?

— Нет. Но умею показывать фокусы.

Она засмеялась и, уже успокоившись, сказала:

— Ладно. Значит, в пятницу в восемь. «У Аманчи». Я встречу вас в баре.

— Прекрасно, но как я вас узнаю?

Она озабоченно замолчала — может, надо приодеться? — но тут же решила сделать все гораздо проще.

— Я сообщу вам детали по факсу, мистер О'Нил, — деловым тоном проговорила она. — Ладно?

— Ну, это совсем другое дело.

— А вы?

— Я? — Он засмеялся душевным, по-ирландски раскатистым смехом, который ей сразу понравился. — Ну, я-то вдену красную розу в петлицу, мисс Николе. Что еще?

Она опоздала — и не на пять минут, а на целый час и десять минут. Тем не менее он был на месте, действительно с красной розой. Когда Анна открыла дверь, он встал и, протянув руку, пошел ей навстречу. Вылитый Крис Кристофферсон! Черная тенниска под белым пиджаком только подчеркивала это сходство.

— Что ж, мисс Николе, — улыбнулся он, сверкнув зелеными глазами и крепко пожав ей руку. — Рад наконец познакомиться с вами.

— Пожалуйста, зовите меня просто Анной. Прошу меня извинить. Вы получили сообщение? Совещание все продолжалось, и продолжалось, и продолжалось…

Он покачал головой:

— Не имеет значения. Правда. Вы здесь, я здесь, вечер только начался, и… — Он лукаво улыбнулся, затем повернулся и указал на бар:

— Между прочим, неплохо бы что-нибудь выпить. У вас такой вид, вам явно не помешает.

— «Джек Дэниэлс», — ответила Анна, усаживаясь рядом с Каллумом.

— Вы всегда это пьете? — спросил он, подзывая к себе бармена.

— Нет, — ответила она. — Но когда в Риме…

Он вопросительно посмотрел на нее:

— Вы были в Риме?

Она утвердительно кивнула.

— А я — нет. — Он рассмеялся. — Зато был в Лондоне. Приятный город. Я останавливался в Кенсингтоне. В отеле на Бромптон-роуд — забыл его название. — Сделав заказ, он снова повернулся к Анне. — Факс мне понравился. Кто вас снимал? Может, я его знаю?

Она засмеялась, чувствуя, как напряжение спадает.

— Один мой друг, в Лондоне. Я рада, что вы не прислали мне фотографию.

— Вот как? — Он приподнял бровь. — И почему же?

— Это испортило бы сюрприз.

— Сюрприз? — Он посмотрел на нее, будто не мог взять в толк, о чем она говорит, а потом улыбнулся. — За что пьем? — спросил он, подав Анне бокал.

— Может, за грубых редакторов и за ирландское очарование? — смеясь, предложила она.

— Замечательное сочетание! За начало прекрасной дружбы!

Подняв бокал, она чокнулась с ним.

— И за «Фифти стейтс мэгэзинз», без которого…

Они сидели в темном углу заведения и оживленно беседовали. Все было съедено, в ведерке со льдом стояла вторая бутылка вина.

— Итак, — приблизившись к Анне, проговорил он со своим приятным среднезападным акцентом, — вы все еще не рассказали мне, почему решили переехать в Нью-Йорк.

— Я получила предложение, от которого не смогла отказаться.

— Вы имеете в веду работу?

Анна кивнула:

— Интересно — собственный журнал, денег больше, чем я в состоянии потратить, ну и вообще что-то новое.

Кроме того, меня ничто не держало в Лондоне.

— Вы рады, что приехали?

— Да, — неожиданно смутившись, кивнула она. — Да, рада.

— А ваши родители, ваши друзья… вы по ним не скучаете?

Она пожала плечами.

— По родителям я не скучаю. Я хочу сказать, что не так уж часто с ними виделась, даже проживая на соседней улице. А вот подруги… Скучала бы, если бы не приходилось так много работать, — уточнила она.

— А братья или сестры?

Она покачала головой:

— К сожалению, я единственный ребенок. И привыкла все делать сама. А как у вас? У вас-то, наверное, полно братьев и сестер.

— Никого. — Он поерзал и одним глотком осушил бокал бургундского. — По крайней мере сейчас. — Помолчав, Каллум поднял голову и посмотрел в удивленные глаза Анны. — Мой брат погиб во Вьетнаме.

— О Господи! Ради Бога, извините…

— Ничего, вы ведь не знали. — Он тепло, по-дружески улыбнулся, и смущение Анны моментально прошло. — Пожалуй, у нас много общего. Единственные дети. Одиночки.

— А ваш отец… — рискнула спросить она. — Он жив?

— По всей видимости, — обронил он, наполняя ее бокал.

— Вы не знаете?

— Нет.

Заинтригованная, Анна на секунду замолчала, чувствуя, что поставила собеседника в неловкое положение — И не хотите знать? — пересилив себя, наконец спросила она.

Каллум сразу стал задумчивым, весь облик его изменился, перед ней словно сидел другой человек — гораздо старше. Внимательно наблюдая за ним, Анна вдруг обратила внимание на его руки. Такие большие и с таким изяществом обхватывают бокал.

— Мы с отцом не разговариваем. Он не простил мне, что я пренебрег службой в морской пехоте, в которой была вся его жизнь, как и жизнь его отца, — несмотря на гибель родного сына. — Каллум покачал головой, на лице его мелькнуло недоумение. — Знаете, он тогда даже не заплакал. Ни разу. Не пролил ни одной слезинки…

Перегнувшись через стол, Анна взяла его за руку.

Он поднял голову, желая заглянуть ей в глаза, но она, внезапно смутившись, уставилась на свою руку. Казалось, ее парализовала чисто английская нерешительность.

Каллум большим пальцем мягко провел по ее ладони.

— И вместо этого вы стали фотографом, — сказала Анна, убирая свою руку и надеясь, что это не будет воспринято как отказ.

Он слегка подвинулся, внезапно напустив на себя деловитость. Минута откровенности, казалось, прошла.

— Я уехал из Чикаго, когда мне исполнилось восемнадцать. Упаковал вещи и двинул на восток. Некоторое время жил на переводы от мамы, а потом мне повезло — устроился на работу помощником фотографа.

— Но разве ваш отец не гордится тем, что вы достигли успеха?

Он горько засмеялся и покачал головой. В глазах его читалась боль.

— Стань я сутенером, он и то воспринял бы легче. В конце концов, это же мужская профессия. Но ведь его сын избрал такую сомнительную профессию, как фотограф. Настоящее предательство, по его мнению.

— А мама? — спросила она, удивленная и в то же время тронутая его откровенностью.

Лицо Каллума озарилось теплой, хотя и не без грусти, улыбкой.

— О, мама всегда мною гордилась. Особенно когда наша фамилия начала появляться в журналах и она могла показать ее подругам. Папа же запретил мне даже приближаться к дому, а после смерти Джона их уже ничто не связывало. В конце концов они развелись.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Правда. — Однако такая реакция казалась ей совершенно неадекватной.

— Ничего. — Он снова опустошил свой бокал. — Это было давно. Я уже все пережил. — Не глядя на нее, он подозвал официанта, чтобы тот принес счет.

Желтое такси везло их домой. Глядя на залитые дождем улицы и блестящие в неоновом свете тротуары, Анна лихорадочно обдумывала, что делать дальше. Пригласить его к себе? И если да, что сказать? Должна ли она переспать с ним? Она была не прочь, однако проблема заключалась в том, следует ли так поступать. Боже, это полное безумие — в таком возрасте все еще думать о своей репутации «хорошей девочки»! И все-таки, все-таки…

Когда они вышли из машины, он снял свой пиджак и накинул ей на плечи, чтобы защитить от дождя. Испытывая некоторую неловкость, она посмотрела на него и улыбнулась.

— Не зайдете? — спросила она, глядя куда-то в сторону, на облака пара, поднимающиеся из люка посреди мостовой. — Может быть, хотите выпить? поспешно добавила она.

Он коротко рассмеялся.

— Думаю, на сегодня уже достаточно, — ответил он. — Как-нибудь в другой раз.

Анна посмотрела на него и улыбнулась, внезапно ощутив жуткое волнение. Черт побери! Зачем она предложила зайти? Нужно было всего лишь сказать «Спасибо за чудесный вечер», чмокнуть в щеку и уйти.

— Прекрасно. Я только за, — произнесла она.

«Что я говорю! — подумала она. — Как будто я уж совсем лишилась рассудка».

— Я хочу только сказать, — добавила она, — что это было бы прекрасно.

— Да… конечно, — отозвался он, глядя на нее смеющимися глазами.

— Вот. — Анна сняла с плеч его пиджак. — Спасибо.

Забрав пиджак, Каллум перебросил его через плечо, а другой рукой смахнул с ее лица дождевую каплю. От этого теплого прикосновения внутри у нее что-то дрогнуло.

— Спокойной ночи, Анна, — просто сказал он и, наклонившись, поцеловал в губы. Затем повернулся и ушел в ночь.

Она лежала на кровати, одежда и обувь грудой валялись у двери. Шелест дождя за стеклом странным образом успокаивал ее. Не в силах заснуть, она решила восстановить в памяти прошедший вечер, попытаться вновь увидеть этого мужчину, вновь услышать его голос. Улыбаясь своим воспоминаниям, она снова и снова проигрывала в памяти те или иные ситуации. Что-то случилось, все как-то разом изменилось. Этот человек пробудил в ней те чувства, которые она уже давно не испытывала, — страсть, желание. Да нет, пожалуй, такого она еще никогда и ни к кому не испытывала. Может, это обычная похоть? Она этого не знала. Наверняка можно было сказать только одно — она хотела бы узнать.

В выходные Анна постаралась загрузить себя работой, злясь на то, что не додумалась дать Каллуму номер своего домашнего телефона. Его номер, конечно, у нее был, но первый шаг должен сделать он. «Хорошие девочки» так не поступают.

В воскресенье к обеду, не в силах сосредоточиться, Анна оделась и отправилась на улицу, решив, что прогулка пойдет ей на пользу — развеет хандру.

Не сознаваясь в этом даже самой себе, она направилась к студии Каллума. Подойдя ближе, с бьющимся сердцем замедлила шаги и, словно школьница, осторожно двинулась вдоль коричневого здания, где он жил, надеясь… на что? Увидеть его? Случайно встретить? Каковы бы ни были эти надежды, ясно, что они просто нелепы.

Анна вспомнила те давние годы, когда она, Мэнди и Дженет были увлечены тремя парнями, продавцами из местной мясной лавки. Девочки могли простаивать часами, наблюдая за ребятами через окно и мечтая о том, как возились бы с ними за прилавком. Подруги обманывали себя, считая, что никто ничего не замечает — как будто трое подростков могли проявлять такой исключительный интерес к сосискам и ободранным кроликам.

После мясников был период страстной влюбленности в одного мальчика, который жил в доме Дженет. По выходным он играл в музыкальной группе и в глазах девочек был знаменитостью. Весь вечер они буквально просиживали на каменных ступеньках, ведущих к его лестничной площадке. Когда дверь его квартиры открывалась, они сразу сбегали вниз, будто бы случайно на него наталкивались и заводили разговор. Если мальчик и знал об их засаде, то ничем себя не выдал. Однажды он подвез Анну домой на своем мотороллере. Она чувствовала себя наверху блаженства, обняв его сзади и уткнувшись носом в его шею. Какое счастье! Так продолжалось до тех пор, пока они не остановились возле дома и Анна не увидела лицо своей матери. Сердце девочки оборвалось, и она попыталась поскорее отправить мальчика восвояси, пока тот не стал свидетелем неизбежной сцены. Но не успела она и глазом моргнуть, как услышала голос матери: «Анна!

Где твой корректор?» Покраснев как рак, дочь вытащила из кармана сложное проволочное сооружение и, стряхнув приставшие к нему крошки, сунула в рот.

Униженная и оскорбленная, она осмелилась-таки оглянуться и увидела, как мальчик исчез за углом в облаке пыли.

Очнувшись от воспоминаний, Анна вслух расхохоталась и двинулась назад, думая о том, не посмеется ли она вскоре и над сегодняшним приключением.

— Ладно, Жанна, остановимся на этом, — сказала Анна и по транспаранту очертила прямоугольник. — И проследите, чтобы фото было обрезано правильно и чтобы вошли шея и плечи. Здорово! — Она отодвинула снимки.

Директор по художественному оформлению лишь молча улыбнулась.

— Что-нибудь еще?

— Мне просто интересно узнать, как прошло ваше свидание с Каллумом О'Нилом, — откликнулась Жанна.

— Свидание?

— Джоэл сказала, что видела вас «У Аманчи».

— Ах, да… Собственно, это было не совсем свидание.

Я просто решила извиниться за то, что вела себя неадекватно, когда умерла его мать. Помните?

— Ну да, конечно. А вы разве не знаете, что здесь все женщины в него немного влюблены?

Сообразив, как нужно реагировать на подобное известие, Анна громко рассмеялась.

— Так вот почему вы так часто к нему обращаетесь! — Заметив, однако, что Жанна не двинулась с места, добавила:

— Собственно, все было очень мило.

— Мило! Господи, как это похоже на вас, англичан!

Было время, когда я готова была заложить собственную мать ради свидания с Каллумом О'Нилом!

— Свою мать?

— Конечно! — подмигнула Жанна. — И бабушку в придачу!

— А теперь уже не готовы?

— Ни в коем случае. Я уже избавилась от этой навязчивой идеи у своего психотерапевта и не собираюсь вновь платить ему по шестьдесят баксов в час!

Анна покачала головой. Она никак не могла привыкнуть к такой откровенности. То ли дело старая добрая английская традиция держать себя застегнутым на все пуговицы! Нет, некоторая сдержанность все же не помешает. Особенно в компании.

— Как бы то ни было, — продолжила Жанна, — я скоро ознакомлюсь с его версией.

— Скоро? — переспросила Анна, неприятно поразившись тому, что сотрудница сможет переговорить с Каллумом раньше нее.

— Конечно. Он сегодня снимает для нас моды — серию «Тысяча и одна ночь». Неужели не помните?

Анна не помнила. Съемки были назначены месяц назад — задолго до того, как они встретились с О'Нилом, то есть задолго до того, как возникла необходимость вникать в такие детали.

— И где проходят эти съемки? — как бы между прочим спросила Николе.

— Конечно, в его студии, — улыбнулась Жанна, наслаждаясь замешательством своей начальницы. — Адрес дать?

Анна засмеялась:

— Нет, адрес у меня есть. Я просто так… поинтересовалась.

— Поинтересовались… — Улыбка девушки стала еще шире. — Что-нибудь еще?

Анна покачала головой.

— Ладно, тогда я побегу.

Анна тихо закрыла дверь и незамеченной прошла в студию. По дороге сюда на языке ее все время вертелся нарочито небрежный ответ на неизбежный вопрос Каллума «Зачем вы здесь?». Однако сейчас, когда сердце ее вовсю колотилось, а во рту пересохло, она поняла, что не сможет выговорить и двух слов.

Жанна уже увидела начальницу и собралась было окликнуть, но та быстро поднесла палец к губам.

Пышноволосая и круглощекая фотомодель тем временем приняла соответствующую позу в парчовом шезлонге, стена за которым была задрапирована разнообразными кусками ткани. Вокруг суетились парикмахер, гример и стилистка, в то время как Каллум в ожидании стоял возле камеры.

— Ну, все готовы? — спокойно спросил он, подавая сигнал освободить съемочную площадку. Затем склонился к камере и начал снимать.

Анна следила, как он работает — передвигает кусок ткани или меняет форму складки на юбке, щелкает затвором, произносит ободряющие слова и снова щелкает затвором.

Только к концу съемок, когда уже были отсняты три пленки, О'Нил заметил Анну. Непонятно, как он отреагирует — может, это его стеснит, а может, и вовсе рассердит.

— Привет! — подойдя к ней, кивнул он. — Какой приятный сюрприз!

— Привет! — робко отозвалась она. — Я пришла посмотреть, как работает новая стилистка. Раньше мы не пользовались ее услугами.

— А! — понимающе протянул он и снова улыбнулся. — В любом случае рад вас видеть.

— А я вас, — радуясь, что напряжение спадает, сказала она.

— Приятный получился вечер.

— Согласна, — кивнула она, не сомневаясь, что Жанна на них смотрит.

Каллум бросил взгляд на Жанну и вновь перевел на Анну.

— Послушайте, вы сегодня вечером свободны?

— Сегодня вечером? Ну, я…

— Дело в том, — что я свободен и… в общем, я подумал, не захотите ли вы пойти куда-нибудь?

— Например, на свидание? — чуть насмешливо уточнила она.

— Конечно.

Она улыбнулась.

— Что ж, я не прочь.

Он улыбнулся как-то странно, с облегчением — будто ждал, что она откажет.

— Вот и прекрасно. Нет, правда. Я заеду за вами в восемь. На работу. Ладно?

— Ладно, — сказала она, не в силах скрыть радость. — Сегодня в восемь. — И решив, что промедление только все испортит, вышла, на ходу подмигнув Жанне.

В лифте он поцеловал ее в первый раз — долгим, упоительным поцелуем. Когда кабина остановилась на пятнадцатом этаже, он посмотрел на нее такими зелеными, такими прекрасными глазами, что внутри у нее все перевернулось. Не говоря ни слова, он взял ее за руку и вывел на лестничную площадку.

Нервно улыбнувшись, она кивнула в сторону одной из дверей и полезла в сумочку за ключами. Сердце ее бешено колотилось.

Закрыв дверь, она нажала на выключатель. К жизни тотчас пробудились две люстры, отбрасывая на стены и потолок гостиной тень от миниатюрных пальм.

Он мягко коснулся ее спины, заставив вздрогнуть. Она повернулась:

— Хочешь выпить?

Они говорили еле слышно, боясь испортить словами очарование вечера.

О'Нил снова взял ее за руку и покачал головой.

— Еще что-нибудь?

Каллум поднес ее руку к губам и мягко поцеловал, не отрывая взгляда от ее глаз.

— Я хочу любить тебя.

Эти слова вызвали в ней лихорадочное возбуждение. Анна вся затрепетала, ноги ее подкосились, и она подалась к нему, желая прижаться всем телом. Поднеся руку к его лицу, она медленно провела по небритой щеке и коснулась губ, которые тотчас раскрылись, чтобы поцеловать ее пальцы.

Одной рукой он притянул ее к себе, другой приподнял вверх подбородок. Их губы слились в долгом поцелуе.

Не прерывая поцелуя, он сбросил на пол пиджак. Неотрывно глядя ему в лицо, она провела пальцами по его груди, очерчивая контуры упругих мышц, затем через голову стянула с него тенниску.

Тело Каллума показалось ей божественным: налитым и загорелым, дорожка темных волос вела вниз, под пряжку ремня.

Она его хотела. Теперь в этом не было сомнения. При каждом его прикосновении она изнывала от желания, но ей хотелось продлить это сладостное мучение.

Он принялся расстегивать платье у нее на спине. Вот он с сосредоточенным и серьезным выражением лица спустил бретельки с ее плеч, и платье соскользнуло на пол.

Под темными кружевами лифчика отчетливо выделялись набухшие соски. Привычным движением он расстегнул крючок, высвободив ее груди, обхватил их руками и принялся ласкать и целовать так, что Анне почудилось: она вот-вот кончит. Но в этот момент Каллум решительно подхватил ее на руки.

— Где у тебя спальня?

— Вон там. — Она кивнула в сторону двери.

Он улыбнулся, наклонившись, вновь покрыл поцелуями ее лицо и грудь и понес ее в темноту.

Осторожно опустив Анну на кровать, он почему-то отстранился. На один ужасный миг она решила, что он передумал.

— Каллум!

Он ответил ей поцелуем, затем вновь принялся ее ласкать. Анна протянула руку и захихикала, поняв, что он совершенно голый.

— Что тебя рассмешило, девочка?

— Ничего… — Она вздохнула. — Абсолютно ничего.

Чудесно! — И обняв Каллума, она притянула его к себе и принялась страстно целовать.

Проснувшись на рассвете, она как была, голышом, подошла к окну и стала смотреть на Центральный парк.

Каллум молча обнял ее сзади и покрыл поцелуями плечи и шею.

— Привет! — сказала она, прижимаясь к нему и наслаждаясь теплом его тела.

— Привет. Ты всегда встаешь так рано? — Он зевнул и потерся носом о ее волосы, стараясь насладиться их запахом.

— Мне не спится.

— Значит, надо расслабиться.

— Ты о чем? — хмыкнув, спросила Анна.

— Я думал, все англичанки всегда чопорные и правильные, — развеселился он.

— После этой ночи ты по-прежнему так думаешь?

Он улыбнулся.

— Ладно. Признаю свои ошибки. Но, в общем, я говорил о ванне, может быть, о массаже, ну и о своем собственном лекарстве от бессонницы.

— М-м-м, звучит неплохо. — Анна повернулась к нему лицом и взъерошила волосы у него на груди. — Пожалуй, это мне подходит.

— Надеюсь.

Следующие несколько недель они были вместе каждую свободную минуту, хотя, учитывая рабочую нагрузку, это часто означало встречу в полночь в постели. И когда бы они ни занимались любовью, Анну каждый раз охватывала такая сильная, такая всепоглощающая страсть, что она совершенно теряла голову и была не в состоянии задуматься, к чему это может привести.

Ночевать в студии Каллума Анне вскоре расхотелось; раздражало отсутствие по утрам привычных вещей. О'Нил приспосабливался к обстановке гораздо легче, поскольку привык передвигаться по свету с одной зубной щеткой в портфеле. Вскоре эта самая щетка уже стояла в ванной комнате Анны. Стопки его теннисок, словно термитники, возвышались в ее спальне, пока прислуга не получила указания отправлять их в стирку, а потом убирать в надлежащий ящик В общем, хотя никто никаких конкретных решений не принимал, Каллум в конце концов переселился к Анне.

И никаких проблем не возникло. Анне нравилось возвращаться домой, зная, что там кто-то есть. А главное — ей доставляло удовольствие немодное ныне ощущение, что она кому-то принадлежит.

Для Каллума страховочной сеткой служила его студия. Он знал, что, если дела пойдут плохо, ему всегда есть куда уйти. Так что всеобщий бич совместного проживания — понимание того, что выбора нет, — над ними не висел, в то время как с каждой неделей общество друг друга доставляло им все больше удовольствия. Ему не нужно было быть с ней вместе, он хотел этого.

Они провели много часов в прогулках по Нью-Йорку.

Он сводил ее на бейсбольный матч, на выставки и на бродвейские шоу. Он представил ее своим друзьям и несколько раз водил на вечеринки, но самые лучшие, самые счастливые времена наступали, когда они оставались вдвоем развалившись перед телевизором на диване или прогуливаясь по Центральному парку. Впрочем, бывали и сюрпризы.

Та неделя прошла в тяжелой, изнурительной работе: в понедельник утром Анна должна была представить макет журнала возможным рекламодателям. Нужно было правильно разместить фотографии, выверить тон заголовков и так далее, и так далее — в общем, направить талант сотрудников редакции в нужное русло и при этом не выбиться из графика. К вечеру пятницы работа тем не менее была закончена. Но когда довольная Анна позвонила Каллуму, чтобы порадоваться вместе с ним, он отреагировал как-то вяло, явно не разделяя ее восторга. Впервые за все это время она ощутила острое разочарование, впрочем, как оказалось, ненадолго — исключительно до того момента, когда она вышла из здания и обнаружила, что Каллум ждет ее возле взятого напрокат лимузина.

— В чем дело? — удивилась она, когда Каллум приказал шоферу трогаться с места.

— Небольшой сюрприз, — ответил он, опускаясь на мягкое сиденье рядом. Ты много работала. По-моему, ты заслужила небольшой отпуск.

— Отпуск?

Он наклонился и открыл дверцу портативного бара, вмонтированного в стенку лимузина. Подав Анне бокал «Джека Дэниэлса» со льдом, он чокнулся с ней.

— Что скажешь насчет Багамов?

Она посмотрела на него с изумлением.

— Потрясающе!

Вечером Анна уже стояла рядом с ним на балконе в гостинице «Ксанаду», глядя на залитый лунным сиянием залив. Из расположенного в глубине причала для яхт бара доносились звуки карибской музыки. «Хорошо бы прожить с ним всю свою жизнь, — подумала Анна. — Состариться вместе с ним». Вздрогнув, она прижала его к себе и нежно поцеловала. Потом, когда они занялись любовью, между ними как будто рухнул еще один барьер.

Это была настоящая идиллия. Каллум взял напрокат джип, и они разъезжали на нем по острову, останавливаясь только для того, чтобы искупаться в море или купить что-нибудь на рынке. А потом они целыми часами сидели в барах под сенью пальм, разговаривая друг с другом и ничего вокруг не замечая.

Идиллия, однако, скоро кончилась. Нужно было возвращаться в Нью-Йорк, к грубой реальности.

Встреча с рекламодателями прошла хорошо. Кажется, им понравилось то, что она представила.

Страницы журнала дышали жизнью, сочетание качественных фотографий и рисунков делало его весьма привлекательным. Такого рода издание Анна и сама стала бы читать, что, пожалуй, уже немало!

Она сидела за своим столом, подперев рукой подбородок, и смотрела на лежавшие перед ней бумаги. Тут же находились недоеденный сандвич и стакан с минеральной водой.

В комнату заглянула Жанна:

— У тебя есть минута?

— Все что угодно, лишь бы не заниматься этими сметами, — сказала Анна и захлопнула папку. — Что ту принесла?

Девушка положила перед ней три различных варианта обложки первого номера. Теперь самое главное — принять решение. Именно Анна посеяла семена, лелеяла всходы, и теперь за ней оставалось последнее слово. Она любила эти волнующие минуты.

— А что ты сама думаешь? — спросила она, просмотрев все три варианта.

— Мне нравится вот это. — Жанна указывала на пленку, что лежала в середине.

— Ну конечно! — добродушно посмеиваясь, сказала Анна — Ни разу не видела директора по оформлению, который не считал бы, что можно обойтись без текста на обложке! Нет, кроме шуток, я согласна, это лучший вариант, но хотелось бы, чтобы ты использовала вот эту графику, — указала она на правый макет, — и внесла вот эти изменения.

Она провела по пленке синим карандашом. Жанна смотрела на нее с восхищением — ей нравились редакторы, которые способны принимать решения.

— Новую версию покажешь на сегодняшнем совещании.

— Прекрасно! — Жанна сложила пленки и собралась было идти, но Анна кивнула на соседний стул:

— Садись, поговорим немного.

В тот же миг на столе зажужжал селектор Николе нажала кнопку послышался голос ее секретаря:

— Анна, звонит доктор Левис. Говорит, по личному делу.

— Какой доктор? Ах да, соедините. Это из медицинского страхования, пояснила она Жанне и сняла трубку. — Алло! Доктор Левис? Да, это Анна Николе. Как там, все в порядке?

Она говорила уверенным, немного шутливым тоном.

Пожалуй, Анна никогда еще не чувствовала себя так хорошо и не выглядела так прекрасно.

— Пардон? Что вы сказали? Я что? — Игривый тон внезапно пропал. — Вы уверены? — упавшим голосом произнесла она — Нет, нет… конечно. Я понимаю. В три часа. Хорошо, буду.

В молчании она ошеломленно повесила трубку.

— Анна, с тобой все в порядке? — обеспокоенно спросила Жанна.

Все еще держа в одной руке телефонную трубку, другой Анна потянулась к стакану с водой. Отпив глоток, она остекленевшими глазами посмотрела на подругу. Лицо Анны было белым как полотно.

— Я беременна.

— Черт побери! Как же это?

Она попыталась отшутиться, но не смогла и только покачала головой.

— Не знаю. Я думала, что все в порядке. Я думала… О Господи!

— И что ты собираешься делать?

— Не представляю. Сегодня я должна встретиться с врачом, чтобы выяснить, какой у меня срок.

— А ты сама не знаешь? — удивилась Жанна. Она дважды была беременна и каждый раз знала об этом с самого начала.

— С тех пор как я здесь, месячные у меня были нерегулярными. Я приписывала это стрессу и перемене места жительства. Я не думала…

— А ты сама-то хочешь? Как я понимаю, ребенок от Каллума.

Готовая вот-вот заплакать, Анна опустила глаза. Только сейчас она поняла весь ужас ситуации.

— Я ведь только начала здесь работать, журнал еще нужно поднять и… черт возьми, Жанна, почему это случилось сейчас? Почему именно сейчас?!

— Что ты здесь делаешь, милая?

Анна открыла глаза. Из окна лился серый свет хмурого утра, но она чувствовала себя так, будто только что заснула.

— Сколько времени? — игнорируя его вопрос, спросила она.

— Семь часов. Эй, с каких это пор ты решила, что мы будем спать в разных комнатах? — смеясь, сказал он и сел на диван рядом.

— Я не могла заснуть, а тебя беспокоить не хотелось.

— Ну и в чем проблема?

— Я думаю, все дело в предстартовой суете. — Скрестив ноги, она села. Наверное, немного перенервничала.

— Может, чем-нибудь помочь?

Она отвела взгляд, не в силах сказать правду.

— Нет. Я сама справлюсь. Но все равно спасибо. — Не решаясь взглянуть ему в глаза, она попыталась улыбнуться и снова отвернулась, уставившись в окно.

Он по очереди поцеловал обе ее ступни и встал.

— Я принесу тебе кофе.

— Нет, я…

— Апельсиновый сок?

— Нет, спасибо.

— Это полезно. Тебе нужны витамины.

— Оставь меня в покое! — неожиданно закричала она. — Я не ребенок!

Он посмотрел на нее с обидой.

Мельком взглянув на него, она снова опустила взгляд.

— Я беременна, Каллум.

Она не смела смотреть на него — боялась его реакции. Классическая безвыходная ситуация. Если он скажет, что все прекрасно, она будет чувствовать себя последней сукой, которая собирается убить его ребенка; если же хмыкнет: «Эй, я здесь ни при чем», значит, просто ее не любит.

Отчаянно желая провалиться сквозь землю, она застонала.

В окутанной полумраком комнате голос ее звучал холодно и безжизненно.

— Я записалась на аборт. Сегодня Жанна сказала, что пойдет со мной Похоже, она тертый калач.

Как из тумана до нее донесся собственный смех — горький, разочарованный. А Каллум все стоял и смотрел на нее, не в силах заговорить, не в силах поверить в то, что услышал.

— Скажи же что-нибудь! — вскричала она, страшась его молчания больше, чем любых слов — Ну пожалуйста, скажи что-нибудь! Хоть что-нибудь!

Каллум заговорил. Голос его звучал тише обычного, был каким-то… убитым.

— Что сказать? Ты ведь уже записалась на аборт, словно на прием к зубному врачу, и теперь еще хочешь, чтобы я высказался на этот счет?

— Да, — испуганно прошептала она.

— Ты объявила о том, что собираешься убить нашего ребенка.

— Он в нерешительности замолчал. — Надеюсь, что это мой ребенок…

— Подонок!

— Ага, конечно, теперь я злодей. Ты решила убить нашего ребенка, даже не посоветовавшись со мной, и…

Боже милосердный, женщина! Что я должен чувствовать? Господи, Анна! Наверное, не только Жанна, а вся твоя проклятая контора узнала об этом раньше меня — разве нет?

— Но нужно же мне было с кем-то поговорить…

— Так говори со мной, ради Бога! Говори со мной Он опустился на софу рядом. Анна старалась не смотреть на него — не хотела видеть боль в его глазах Нельзя позволять себе думать о том, как сильно она его любит.

— Сейчас не время, Каллум. Мы знакомы только три месяца. Ребенок все испортит, разве ты не понимаешь? Это так,, непрактично. И потом журнал…

— О, конечно, главное — не забыть о журнале! — саркастически хмыкнул он. Голос Каллума звучал уже громче. Он встал и принялся расхаживать по комнате. — Разве можно, чтобы такая ничтожная вещь, как ребенок, повредила твоему драгоценному журналу?! Ну да, конечно, лучше всего его убить. Пусть бедный маленький ублюдок никогда так и не увидит свою мамочку!

— Каллум! Пожалуйста… не надо… — Боль была невыносимой. Анна дрожала, слезы лились по ее щекам, но О'Нил на нее даже не смотрел. Он весь ушел в себя, не замечая ничего вокруг.

— Что не надо? Не надо говорить тебе правду? Нет уж, я скажу все начистоту. Если ты это сделаешь, то совершишь убийство. Убьешь нашего ребенка. — Он замер и гневно сверкнул глазами. — Это ты понимаешь?

Анна уткнулась лицом в колени.

— Анна! — уже спокойнее и мягче позвал он. — Ты меня любишь?

— Да, — шепотом ответила она.

— Тогда не делай этого. Если ты меня любишь, не делай эту… эту ужасную вещь.

— Если ты меня любишь, не проси меня об этом.

Глядя на Каллума полными слез глазами, Анна страстно желала, чтобы он обнял ее, утешил, сказал, что любит и хочет ребенка, что он понимает, почему она должна так поступить.

Но по лицу Каллума она видела, что боль слишком остра, а любовь слишком хрупка, и потому на понимание с его стороны можно только надеяться когда-нибудь в будущем. Не говоря ни слова, он повернулся и прошел в спальню. Через несколько минут он выскочил оттуда — уже в тенниске, джинсах и туфлях, пиджак переброшен через плечо.

— Каллум! — рыдая, крикнула Анна, но он, даже не взглянув на нее, решительно направился к двери. — Каллум! Пожалуйста! — Но дверь за ним уже захлопнулась.

Анна ехала с Жанной на такси, склонив голову ей на плечо и морщась при каждом толчке. Впрочем, нежный запах дорогих духов и мягкое прикосновение кашемира действовали на нее успокаивающе.

— Мы уже почти дома, — ободряюще произнесла Жанна, как будто разговаривала с ребенком. — С тобой все в порядке?

— Конечно, — нарочито бодро отозвалась Анна. — Может, позвонить ему по мобильному?

— Ты звонила ему из клиники ровно десять минут назад. Вероятно, он на съемках. Позвонишь из дома. Мы уже почти приехали.

Небо снаружи было серым, на улице моросил мелкий дождь, окутывая такси туманом. Анна устроилась на сиденье поудобнее, чувствуя себя здесь в безопасности, как будто была в полной изоляции от внешнего мира.

Стоило ей закрыть глаза, как на нее сразу навалилась усталость. Снова и снова она вспоминала ту беседу, то, как он смотрел на нее, как обвинял. Вспоминала даже тогда, когда лежала на каталке в клинике перед операционной. «Если ты меня любишь, не делай этого…» — сказал он. Глаза Анны наполнились слезами, и медсестра спросила, все ли с ней в порядке. В ответ она кивнула и попыталась улыбнуться. Нет, все правильно, скоро он тоже это поймет. Боже, как она его ненавидит за то, что он не пришел сюда!

Сонная от обезболивающего, она пыталась почувствовать ребенка, находящегося внутри. Положив руку на живот, она снова и снова гладила его, желая как-то дотронуться до малыша и в то же время причинить себе боль — за то, что хочет убить дитя Каллума. Слезы катились по ее лицу и капали на подушку.

Такси остановилось возле здания. Предчувствуя хорошие чаевые, шофер-азиат вышел из машины и распахнул перед пассажирками дверцу.

Опустив ноги на тротуар, Анна обернулась и посмотрела на подругу.

— Я прекрасно себя чувствую, Жанна. Тебе не стоит подниматься.

— Обязательно поднимусь. Мне надо убедиться, что с тобой все в порядке.

— Послушай, я правда чувствую себя хорошо, — слабо улыбнулась Анна. Я… я хотела бы немного побыть одна.

Кивнув, Жанна пожала ей руку:

— Если я понадоблюсь, сразу звони — хоть днем, хоть ночью. Обещаешь?

Анна кивнула:

— Ты просто прелесть, Жанна…

— Эй, убирайся отсюда… — отозвалась та и поцеловала начальницу в щеку.

Закрыв за собой дверь, Анна осмотрела комнату. Ничего не изменилось с тех пор, как она ушла отсюда, — подушка лежит на софе, на полу валяются скомканные бумажные шарики. Прислонившись к двери, Анна закрыла глаза, чувствуя невероятную усталость. Какой длинный день! Но самое ужасное заключалось в том, что он еще не кончился.

Утром в больнице она представляла, как Каллум ждет ее возвращения. В мечтах он покупал ей букет цветов — ее любимых лилий — и, обнимая, со слезами на глазах просил прощения за то, что оказался таким дерьмом.

Анна вздохнула и вновь открыла глаза. В потемках комната выглядела мрачной и безжизненной. Смахнув слезы рукой, Анна бросила на пол сумку и пальто и рванулась к телефону.

На автоответчике горела лампочка индикатора. Сев на софу, Анна положила устройство себе на колени. За время ее отсутствия поступили четыре сообщения. Анна нетерпеливо нажала на кнопку воспроизведения, надеясь, что автоответчик принесет ей какие-то обнадеживающие новости.

Раздался щелчок, и в полутемной комнате зазвучали чужие голоса голоса, которые ей совсем не хотелось слышать. Когда запись кончилась, Анна отложила автоответчик в сторону и в отчаянии рухнула на подушку. Затуманившимся взором она посмотрела на свое тело со слегка выдающимся животом и начала медленно поглаживать его рукой — вперед-назад, вперед-назад.

— Прости меня! — хныкала она. — Прости! — Анна повторяла эти слова снова и снова, обращаясь к своему неродившемуся ребенку, к Каллуму, к самой себе, — повторяла до тех пор, пока не забылась беспокойным сном.

Когда она наконец проснулась, в комнате было темно — только вдалеке светились огни Вест-Сайда. Включив настольную лампу, Анна посмотрела на часы. Два часа ночи. Нагнувшись, она снова пододвинула к себе автоответчик и вновь включила воспроизведение в надежде на сообщение, которого, как она прекрасно знала, там не было.

Во рту пересохло, и Анна устало доплелась до холодильника и налила себе сока.

«Выпей апельсинового сока… тебе нужны витамины…»

Казалось, она слышит его голос. Желание видеть Каллума мгновенно перешло в ненависть. Как смеет он ее так наказывать! Почему он ее не утешает, почему его здесь нет?

Немного успокоившись, она вернулась к телефону и набрала номер Каллума. На четвертом гудке его автоответчик сработал, и в трубке зазвучал знакомый голос.

— Подонок! — завизжала Анна и бросила телефон на пол. — Бессердечный гребаный подонок!

Чувствуя страшную усталость, она нагнулась, подобрала телефон и, поставив его на место, двинулась в спальню. Глядя в темноту, она вспоминала, как все было в первый раз — как он нес ее сюда на руках, прижимаясь губами к ее груди. От этих воспоминаний ей стало совсем плохо. Почему его сейчас здесь нет? Почему?!

Щелкнув выключателем, она тут же заметила на столе связку ключей. Его ключи. Ключи от ее квартиры!

Она представила себе, как он стоит здесь, играя ключами, а затем бросает на стол с таким видом, будто ему все равно, будто она для него ничего не значит.

Медленно, пересиливая себя, она подошла к шкафу, где он хранил свою одежду. Пусто! Анна повернулась и посмотрела на туалетный столик. Вместе с двумя фигурками из слоновой кости, которые Каллум оставлял здесь, исчез лосьон после бритья.

Она тяжело опустилась на кровать. Уехал. И забрал все с собой.

Все выходные она просидела у телефона, ожидая звонка и повторяя про себя те слова, которые ему скажет. Анна не сомневалась, что Каллум позвонит… когда-нибудь — когда захочет услышать ее мнение. Однако он не звонил, а на оставленные на автоответчике сообщения никак не реагировал.

Жанна приходила ее проведать, одновременно излучая сочувствие и оптимизм. Анна была благодарна ей за участие, хотя и не хотела, чтобы кто-то вторгался в ее личную жизнь.

В понедельник утром она пришла в редакцию позже обычного. Ей это показалось или на нее действительно смотрели как-то странно? Неужели все знают, что она сделала аборт? Неужели они сидят и втихаря обсуждают ее поступок? Анна сказала секретарше, что проходит тесты для медицинской страховки, однако девушка вполне могла подслушать ее разговор с доктором Левисом. Или же Жанна проболталась.

Опустившись в кресло, Анна безучастно посмотрела на разложенные на столе бумаги. Затем включила компьютер и стала просматривать текст, одну страницу за другой, абсолютно не понимая, что там написано.

За полупрозрачной стеклянной дверью можно было видеть целую очередь желающих получить аудиенцию.

Анна нажала на кнопку селектора.

— Да, Анна?

— Кто хочет меня видеть?

— Люси нужно, чтобы вы одобрили разворот, — после короткой паузы ответила секретарша. — Майку срочно необходимо переговорить с вами относительно второго номера, а Жанна принесла обложки, которые вы хотели видеть.

— Ладно. Попросите Жанну войти и скажите остальным, что мы их вызовем по селектору, когда я освобожусь.

— Будет сделано!

Снаружи послышались приглушенные голоса, и очередь рассеялась. Постучав по стеклу, Жанна просунула голову в дверь.

— Можно?

— Конечно, — кивнула Анна. — Что принесла?

Положив перед начальницей новый вариант обложки, Жанна ждала ее реакции. Пристально посмотрев на пленки, Анна подняла взгляд и улыбнулась.

— Вот эта подойдет, — проговорила она, отодвигая одну из них в сторону.

— Точно? Может, сделать заголовки покрупнее или еще что-то? настаивала Жанна, не привыкшая к легким победам.

— Тебе хочется поспорить?

— Нет. Все получилось великолепно. Я пущу это в ход.

Опустив глаза, Анна начала перебирать бумаги, лежащие на столе. Когда она вновь подняла голову, Жанна все еще была здесь.

— Что-нибудь еще?

Не ожидая приглашения, Жанна села и наклонилась вперед.

— Каллум! Он звонил моей секретарше. Похоже, О'Нил решил отменить съемки, о которых договаривался с нами. Сказал, что на время уедет собирается в Восточную Европу для работы над каким-то книжным проектом или что-то в этом роде.

Анна ничего не ответила. К горлу подступила тошнота. Она смотрела перед собой невидящим взглядом.

Наклонившись, Жанна сжала ее руку.

— Мне очень жаль, Анна. Может, ему просто нужно время. Ты знаешь, как это бывает…

— Все в порядке, — через силу ответила та. На ее ресницах повисли слезы, и она очень надеялась, что они не упадут. — Со мной все хорошо, прошептала она и стиснула руку Жанны.

Не желая смотреть в глаза подруги — возможно, боясь заметить в них жалость к себе, — Анна отдернула руку, отвернулась к компьютерному экрану и сделала вид, будто что-то ищет в тексте.

Когда за директором по оформлению наконец закрылась дверь, Анна поникла в кресле и глухо застонала, мучаясь от терзавшей ее нестерпимой, нечеловеческой боли.

В следующие дни и недели Анна находила спасение в работе. В промежутках между редакционной суетой и мучительными ночными часами ей было безразлично, куда идти и что делать. Память, словно палач, безжалостно пытала ее, заставляя признаться в допущенной ошибке. Она снова и снова, словно старый видеофильм, мысленно прокручивала одни и те же сцены и каждый раз находила в них новый смысл, хотя слова оставались прежними, да и конец тоже.

Примерно через месяц после аборта ей пришлось отчитываться перед правлением. В ней заметили перемену — она как будто стала рассеянной; поговаривали, что это связано с личными проблемами. Последний номер получился не слишком удачным, не так ли? В нем нет искры, нет того свежего взгляда, которым отличался предшествующий. В общем, члены правления недовольны тем, как идут дела. К концу недели они пожелали просмотреть планы трех следующих номеров.

Анна понимала, что они правы. Да, минувшие четыре недели она работала не в полную силу, причем об этом знали все. Но положение еще не безвыходное. Многое можно изменить.

Полагаясь на свое чутье, она с головой ушла в работу. До пятницы еще четыре дня. Она успеет! К несчастью, в среду последовал еще один звонок, лично от Гая Поркаро, — ее вызывали в пентхаус. Там без всяких церемоний ей вручили чек и объявили, что в ее услугах больше не нуждаются.

Выйдя из лифта, ошеломленная Анна направилась в женский туалет, где ее вырвало прямо на пол.

— Черт! Черт, черт, черт! — закричала она, глядя на плавающее на полу содержимое своего желудка.

Добравшись до своего кабинета, она велела секретарю собрать всех в конференц-зале, где и объявила о своем уходе. Последовали замешательство и гнев, слезы и объятия — в общем, весь спектр эмоций, а потом Анна удалилась, полная решимости не давать воли своим чувствам.

Жанна догнала ее в коридоре и проводила до первого этажа.

— Что теперь? — спросила она, взяв бывшую начальницу за руки, когда они оказались в вестибюле перед вращающимися дверями.

— Не знаю, — призналась та. — Наверное, вернусь в Англию.

— Нет, тебе надо остаться, Анна. Подыщешь что-нибудь еще.

— Вряд ли, Жанна. Меня теперь здесь ничто не держит.

— Но…

— Нет. Все кончено. — Анна вытерла рукой глаза и протянула руку, чтобы смахнуть слезу со щеки подруги. — Я сообщу тебе свой адрес, как только устроюсь. Ладно?

Жанна кивнула.

— И спасибо тебе. Ты была мне настоящим другом.

Они обнялись, затем Анна повернулась и, не оглядываясь, вышла из здания.

Анна сидела в темноте салона, невидящим взглядом уставившись в спинку стоящего впереди кресла. В наушниках звучала какая-то незнакомая классическая пьеса. В девяти километрах под ней проплывали обширные необитаемые пространства Гренландии. Домой, она едет домой, но не с триумфом, как ей хотелось, а испытав горечь поражения. Домой, чтобы зализать раны, увидеться со старыми друзьями и попытаться — одному Богу известно, как она этого желает! — оставить прошлое позади.

На вмонтированном в спинку сиденья крошечном экране две фигуры о чем-то ожесточенно спорили. Анна не могла понять, о чем они говорят. «Да и какое это имеет значение? — спросила она себя, наблюдая за перебранкой. — Что сейчас вообще имеет значение?»

Глубокая апатия, вселенская усталость пропитывали каждый атом ее существа. «Все будет хорошо, — сказала ей в аэропорту Жанна. — Обещаю тебе, все будет хорошо.

Просто соберись, ладно? А когда захочешь поговорить, просто позвони, ладно?»

Но Анна знала, что не позвонит — как бы плохо ей ни было. Этот период ее жизни уже позади. Сейчас ей хотелось только забыться… Как будто такое возможно.

Как будто можно прекратить эту пытку.

Заметив, что к ней обращается стюардесса, Анна, вздохнув, стянула с головы наушники.

— Пардон?

Тощая как щепка молодая стюардесса наклонилась ниже.

— С вами все в порядке? — на безупречном английском спросила она.

Анна слабо улыбнулась и покачала головой:

— Нет. Но жить буду.

— Хотите выпить?

Она хотела отказаться, но затем передумала.

— Пожалуй. Давайте «Джек Дэниэлс»… Нет, джин с тоником, пожалуйста.

— Двойной?

Анна засмеялась:

— Ну если так надо…

Стюардесса кивнула и исчезла, а через минуту вернулась с двумя бокалами со льдом, двумя маленькими бутылками джина и четырьмя бутылками тоника.

— Вот, — сказала она, улыбнувшись, — вам наверняка поможет.

Через несколько часов Анна уже стояла в зале прибытия.

— Анна, Анна! Сюда!

Карен улыбалась ей такой знакомой ободряющей улыбкой, что вчерашняя американка залилась слезами.

Она стояла возле высокой балконной двери и смотрела на обсаженную деревьями площадь, которую окружали дома георгианской эпохи. Над головой быстро проплывали облака, отбрасывая тени на здания и мостовую. В окно лился сладкий, пьянящий аромат жимолости. Втянув в себя воздух, Анна зажмурилась от наслаждения.

Приподняв нижнюю часть рамы, она вышла на крошечный железный балкон и взглянула на цветущие сады.

Внизу заурчал двигатель фургона для перевозки мебели.

Низкий жилистый человек лет пятидесяти в кепке, сбитой на затылок, захлопнул заднюю дверцу, помахал Анне рукой и скрылся в фургоне. Машина проехала по улице и, завернув за угол, пропала из виду.

«Вот и все», — подумала Анна. Мысли ее текли вяло, да и вообще состояние — как у греющейся на солнце кошки. Повернувшись, она поднырнула под раму и снова очутилась в комнате. Немного постояла, озираясь по сторонам. Среди уюта квартиры разбросанные повсюду упаковочные ящики выглядели довольно неуместно. Высокий потолок, резные карнизы и мраморный камин требовали спокойствия и порядка. Улыбаясь, Анна двинулась на кухню, чтобы заварить себе чаю. Она то и дело дотрагивалась до стен и думала: «Это все мое».

Анна Николе влюбилась в эту квартиру, как только ее увидела. Она с самого начала знала, что должна вернуться в Айлингтон, под защиту тех мест и тех людей, которых знала с детства. Агентства по продаже недвижимости на Аппер-стрит предложили ей широкий выбор вариантов, но стоило ей оказаться в этой светлой, со вкусом обставленной прихожей, как она почувствовала себя дома.

Квартира была гораздо больше той, что она занимала до отъезда в Штаты, но благодаря выходному пособию «Фифти стейтс» она могла позволить себе нечто такое, к чему не привыкла, и Анна не чувствовала себя стесненной в средствах. «Пусть это будет, — твердила она, — моим утешительным призом».

Первые недели после возвращения в Лондон она снимала квартиру в Блумсбери. Оттуда и звонила своим знакомым, сообщая, что вернулась и готова выслушать предложения о сотрудничестве. Это были горькие дни.

Кое-кто даже не потрудился ответить на звонок, другие ее просто избегали. «Прошу прощения, но сейчас идет совещание. Может быть, я помогу?» — говорили ей секретарши.

Как часто она сама предлагала собственным секретарям воспользоваться этой отговоркой, чтобы избавиться от нежелательных просителей. Но теперь отшивали ее. Тем не менее Анна, не падая духом, просто вычеркивала имена этих людей из своего списка и переходила к следующим.

Правда, через четыре дня она едва не пришла в отчаяние, подумав, что кто-то из «Фифти стейтс» ее опередил и рассказал о ее фиаско, однако вскоре положение стало меняться к лучшему. К концу недели она уже стала получать предложения о работе сдельно и знала, чем занять себя до конца месяца. Конечно, она хотела чего-нибудь поинтереснее — при таком послужном списке Анна могла надеяться на пост редактора в одном из малотиражных журналов, но пока и так сойдет. На первое время.

Кроме того, после провала в Нью-Йорке ей вряд ли удалось бы сразу вернуться к подобного рода деятельности. Руководство даже небольшим журналом требовало большой самоотдачи, на что Анна сейчас отнюдь не была способна. В любом случае подработка дала ей время на поиски квартиры, ведь не будь у нее времени, она никогда не нашла бы эту квартиру, а если бы никогда не нашла эту квартиру…

Она вдруг замерла, хорошее настроение вмиг улетучилось. В соседней комнате звонил телефон.

С минуту она мучила себя мыслью о том, что это звонит Каллум, звонит для того, чтобы сказать «здравствуй!» и поздравить ее. Наконец, выйдя из оцепенения, она приблизилась к плите и поставила чайник. «Перестань, сказала она себе. — Это не он. Если бы он хотел, то давно бы уже позвонил». Но едва звонки прекратились и включился автоответчик, она напряженно прислушалась к голосу звонившего.

Мать, поняла Анна, и ее охватило разочарование. «Когда наконец это кончится? — закусив губу, со слезами на глазах спросила она себя. — Когда наконец прекратится эта боль?»

Ответа не было. Только щелкнул отключившийся автоответчик да через мгновение засвистел закипевший чайник.

Опершись на умывальник, Анна приблизилась к зеркалу. В свете люминесцентных ламп знакомые черты казались почти чужими. Вокруг глаз появились морщинки.

Морщинки смеха, как называл их Каллум.

Она подвела глаза, вновь накрасила губы и отступила, чтобы увидеть себя в зеркале в полный рост. У нее все еще хорошая фигура — груди не обвисли, как у Мэнди, правда, ее подруга своими выкормила двоих детей. Анна повернулась боком и провела ладонью по животу. Сейчас она была бы на девятом месяце беременности — не прошло и дня, чтобы она не вспомнила об этом, а плоский живот служил постоянным напоминанием о добровольно выбранном бесплодии.

Когда Анна вышла из туалета, музыка и шум вернули ее к действительности. У стойки бара сидел тот самый молодой официант и о чем-то болтал с барменом.

Галстук у него сбился набок, рубашка вылезла из черных брюк. Узнав Анну, собеседник официанта кивнул, и молодой человек обернулся в ее сторону. Возможно, они только что говорили именно о ней, может быть, отпускали шуточки в ее адрес, но на лице юноши это никак не отразилось.

— Ну что? Неужели вы откажетесь от моего предложения? — улыбаясь, спросил он.

Анна засмеялась:

— Я польщена, но…

— Польщены? Почему польщены?

Смутившись, она опустила глаза;

— В общем, есть проблемы.

— Какие? Почему? — не отставал официант.

— Так получается. Сегодня девичник в честь моей лучшей подруги, и отсюда мы отправимся еще куда-нибудь.

— Тогда, может быть, я позвоню?

— Не стоит.

— Ну пожалуйста! Просто выпьем немного. — Он снова улыбнулся.

— Я сама вам позвоню, — отозвалась Анна. — Дайте номер своего телефона.

Он взял с прилавка салфетку и что-то на ней написал.

— Джеймс, — прочитала Анна и улыбнулась ему.

— Никогда не думал, что мое имя звучит так прекрасно.

Девушка громко засмеялась.

— Должна сказать, что вы оригинал, — произнесла она. — Меня зовут…

— Анна. Я знаю.

Секунду они смотрели друг на друга, затем она перевела взгляд в сторону своего столика.

— Слушайте, мне пора. Подруги уже собираются уходить.

— Тогда, раз уж мы называем друг друга по именам, как насчет прощального поцелуя? — И, не дожидаясь ответа, он взял ее за руку, мягко притянул к себе и запечатлел на губах нежный поцелуй.

Когда он ее отпустил, Анна, смутившись, в то же время пришла в возбуждение. Ее соски под платьем отвердели, и она знала, что он это заметил. Обрадованный тем, что произвел подобный эффект, молодой человек, осмелев, положил руку ей на бедро.

— Вы точно не передумаете? — спросил он, сквозь одежду поглаживая ее ногу.

— Точно, — ответила Анна, шутливо шлепнув его по руке и отстранившись.

Он с улыбкой пожал плечами.

— Может, после того как вы «продолжите»? Позвоните. Я не буду возражать, если вы меня разбудите.

При мысли об этом по телу Анны пробежала волна желания, но она покачала головой и, улыбнувшись ему через плечо, двинулась к своему столику.

— Ты старая шлюха! — ласково встретила ее Мэнди. — В твоем-то возрасте устраивать такое в общественном месте?!

Анна рассмеялась и шутливо толкнула ее локтем.

— А меня ему долго упрашивать бы не пришлось, — заметила Сюзи.

— Ганнибалу Лектору тоже не пришлось бы тебя долго упрашивать, подхватила Линдсей.

— Ну, тебя бы он вообще не стал упрашивать, мисс Железные Трусики, ответила сестра.

Подруги, чувствуя, что вот-вот разразится очередная семейная ссора, сразу принялись требовать счет и полезли в сумочки за кошельками и чековыми книжками.

— Так, куда теперь? — спросила Карен, втайне надеясь, что кто-нибудь скажет: «Домой!»

— В одно замечательное место, — с энтузиазмом выпалила Мэнди. — Мы с Сюзи были там месяца два назад.

Вам там понравится!

— О Господи! Это где же? — спросила Дженет.

— Да… вам понравится! — согласилась Сюзи. — Определенно понравится!

— Так где это? — пораженная ужасной догадкой, спросила Анна.

— Это заведение специализируется на девичниках, — ответила Сюзи, поочередно окидывая всех взглядом. — Знаете, — заговорщически продолжила она, — там есть мужской стриптиз.

— О нет, Сюзи! — запротестовала Карен.

— Не будь такой старомодной. В конце концов, это мой девичник. Тебе понравится. Я обещаю. — И в ожидании поддержки она посмотрела на Мэнди. Мэнди, уже явно навеселе, с радостью закивала.

— Господи, какие вы обе прилипчивые! — засмеялась Анна. — Ладно, пошли. — И она подтолкнула Мэнди к выходу.

— Ты не разочаруешься, — не оборачиваясь, бросила Мэнди. — У малого, которого мы с Сюзи видели, был такой инструмент!

— Мэнди! — с ужасом воскликнула Анна, уверенная в том, что вокруг все слушают их разговор, и мягко подтолкнула подругу вперед. Но Сюзи было уже не остановить — видимо, тема задела ее за живое.

— Ну да! Когда он начал им размахивать, то заслонил даже свет прожекторов!

— Господи! И что же ты сделала? — вырвалось у Линдсей.

— Я сказала: «Спасибо, я вегетарианка, но вон та старая толстая шлюха заказывала гриль!» — и показала на одну очкастую мымру, которая от восторга сжимала кулачки.

— И что тогда? — спросила Линдсей, остановившись у двери. С нее уже слетело напускное равнодушие. — Он к ней подошел?

— Ага! Конечно, подошел. Должно быть, понял, что она легкая добыча.

— И что? — загорелась Дженет.

— Ну… — Сюзи огляделась по сторонам. На нее устремили взоры абсолютно все посетители заведения, с замиранием сердца ожидая, что она скажет. — Он взял ее за руку, вытащил на сцену, заставил смазать детским кремом свой хрен, а потом — можете себе представить? — расстегнул ей блузку, вытащил наружу ее сиськи четвертого размера и принялся тереться между ними своим крупнокалиберным. Мы все прямо под столики повалились от смеха!

Взвизгнув напоследок от восторга, она отправилась искать такси.

Сюзи быстро провела всех в бар, где сразу же заказала выпивку. В большом квадратном зале, оформленном с некоторой претензией на изящество, было темно. Деревянные столики пустовали. Возле бара стояли несколько мужчин в кожаных летных куртках и белых теннисках.

Выпивая, они глазели на женщин, проходивших в следующий зал, где должно было начаться представление.

— Как стервятники, правда? — прошептала Сюзи, наклонившись к Анне.

— Не знаю, — ответила Анна. — Стервятники обычно лучше выглядят!

Хихикнув, Сюзи взглянула на Мэнди:

— Нам это подойдет, да, Мэнд?

Столики здесь стояли вдоль стен с трех сторон, образуя таким образом в центре свободное пространство — нечто вроде сцены. В глубине висел черный занавес, из-за которого вот-вот появится Сказочный Фрэнк.

— Не выпуская из рук водку с тоником, Сюзи провела подруг к заранее заказанному столику.

— Я не сяду с краю. — Карен заняла стул, стоявший в углу.

— Я тоже, — подхватила Анна и села рядом с ней.

— О Господи! — засмеялась Сюзи. — Кто бы мог подумать!

— Предоставим возможность увидеть все как можно лучше тебе, — сказала Линдсей, усаживаясь рядом с Анной.

Остальные расположились к сцене спиной, чтобы можно было разговаривать. Зал наконец заполнился. Когда верхний свет погас и зажегся одинокий прожектор, который сразу же выхватил из темноты середину занавеса, подруги повернулись к сцене. Нагнетая напряжение, музыка — что-то из репертуара Элвиса Пресли — звучала все громче и громче.

Внезапно луч прожектора осветил высокую фигуру.

Со всех сторон раздались крики, истерический смех.

Стройный мужчина в черном плаще принялся дефилировать по сцене, размахивая полами одежды, словно гигантская летучая мышь крыльями.

Зажглись разноцветные огни; перекрывая шум толпы, музыка зазвучала еще громче.

Карен сидела в углу, прикрыв глаза ладонью, и наблюдала за происходящим в щелки между пальцами, как будто смотрела фильм ужасов. Рядом с ней Анна и Линдсей, заходясь в неудержимом смехе, сползали под стол каждый раз, когда Фрэнк направлялся в их сторону, в то время как Сюзи и Мэнди, сидевшие по сторонам от Дженет, наоборот, свистели и хлопали, подбадривая Фрэнка.

Глядя на сцену, Анна вдруг осознала, что представление доставляет ей огромное удовольствие. Забавно было наблюдать, как толпу женщин — по большей части замужних и имеющих детей — сводит с ума ничего собой не представляющий Сказочный Фрэнк, на которого они даже не взглянули бы на улице. В общем, поглазеть на публику — да, а остальное явно не для нее. И не для Карен судя по выражению ее лица.

Ритм мелодии замедлился, и Фрэнк начал покачиваться перед одной из зрительниц, подстрекая ее развязать. зубами завязки своего плаща. Анне стало жаль бедную женщину, пристыженную и смущенную оттого, что она стала участницей шоу.

Раздетый Фрэнк здорово смахивал на боксера. Его гибкое мускулистое тело двигалось в такт музыке, узкая набедренная повязка почти ничего не скрывала. Выбрав в зале очередную жертву, он сжал ее в страстных объятиях, поглаживая груди и засовывая язык в раскрытый в ожидании рот.

Разумеется, рано или поздно должна была дойти очередь и до Сюзи. После недолгих уговоров она позволила вывести себя на середину зала и освободила Фрэнка от остатков одежды. Произошло это так. Взяв ее за руки, он принялся водить ими по своему телу, а затем опустил на завязки своих трусов. Сюзи потянула за тесемки, узкая черная полоска упала на пол, а на ее месте появился гордо устремленный к небу старый дружок Фрэнки.

Давясь от смеха, Сюзи поцеловала свой указательный палец, хлопнула им по концу пениса стриптизера и под бурные аплодисменты вернулась на место, в то время как Фрэнк исчез за занавесом.

— О Боже… как ты решилась? — воскликнула Карен.

— А, просто немного повеселилась! — ответила Сюзи и смахнула с ресниц навернувшиеся от смеха слезы, при этом стараясь не размазать тушь.

— А те женщины, чьи титьки он лапал? Это надо же! — никак не могла прийти в себя Карен.

— Ага, но ты, наверное, заметила, что он проделывал это с толстыми, безобразными бабами, и они просто балдели! — сказала Мэнди, стараясь защитить Фрэнка — ведь это она его открыла.

— Подумать только — он еще и получает за это деньги! Да я знаю десятки мужиков, которые стали бы делать это бесплатно! — в полном недоумении выпалила Дженет. — Пожалуй, я даже знаю одного-двух, которые сами заплатили бы за такую работу!

— Ну да, а если их не одарила природа? — усомнилась Сюзи. — Когда его маленькие трусики упали на пол, я испугалась, что его конец попадет мне прямо в глаз!

— Ну ладно, — поднялась с места Мэнди. — Может, подлить еще, пока не началось следующее представление? Что там у вас? Карен!

— У меня все в порядке, — ответила Карен, приподняв полупустой бокал. Собственно, вряд ли мне стоит продолжать курс лечения. Я совершенно измучилась. Ты не возражаешь, если я сейчас отчалю, Сюз?

— Ты хочешь уйти?! — Но, взглянув на лицо подруги, Сюзи поняла, что суетиться не стоит. — Конечно, не возражаю. Если ты будешь в субботу.

— Меня не остановит даже табун диких лошадей! — с почти неприличной поспешностью вставая со стула, воскликнула Карен.

— Или ослов, — подхватила Сюзи, тоже вставая, чтобы обнять подругу, которая уже целовалась и обнималась со всеми по очереди.

— Бедная Карен! — заключила Мэнди, когда та исчезла за дверью. — Это зрелище не для нее.

— Точно. Я испугалась, что она умрет, когда этот тип подошел и помахал перед нами своей штукой. — Линдсей осушила бокал и передала его Мэнди.

— Кто-нибудь видел ее парня? — спросила та, собирая оставшиеся бокалы и прикидывая, кому что заказать.

— Он учитель, как и Карен, — отозвалась Анна. — По крайней мере она вроде говорила, что он работает в школе.

— Она его как будто скрывает, правда? — продолжала Мэнди.

— Точно! — согласилась Сюзи. — А может, она его придумала? Хотя мы должны увидеть его на свадьбе в субботу. Она обещала привести.

— Вот это новость! — сказала Дженет. — Ведь мы еще ни разу не видели ни одного из дружков Карен.

— Ну, по правде говоря, — с пьяной доверительностью сообщила Сюзи, — у нее их было немного. Я насчет того, что в школе у нее дружка не было. Помните, как мы ее тогда лечили?

Подруги закивали и захихикали, вспоминая ту давнишнюю историю.

— Пока они обнимались, этот грязный мерзавец ухитрился вытащить из штанов свою хотелку. Он собирался незаметно положить ей хрен в руку, но тут кто-то вошел и зажег свет. Карен опустила глаза и с криком выбежала из комнаты.

— Правда-правда, — подхватила Дженет, когда смех утих. — Я была на кухне, когда она выскочила оттуда и забилась в истерике. Кричала, что он сунул ей в руку такую большую багровую штуку, всю в венах. Прямо как после фильма ужасов!

— Ну, насчет «большой» — это некоторое преувеличение, — с притворной серьезностью сказала Сюзи.

— Само собой, — ответила Линдсей.

— Просто у нее были очень маленькие руки, — пояснила Сюзи, и обе, задыхаясь от смеха, упали на стол.

Анна повернулась и посмотрела в зал, сразу отдалившись от своих подруг. Последнюю историю она выслушала молча, с застывшей улыбкой на лице. Надо же, все эти сто раз слышанные байки для них то же, что старая сказка для маленького ребенка.

За столиками рядом женщины, склоняясь друг к другу, пили, смеялись и делились самыми интимными секретами. По крайней мере так казалось.

Сюзи снова наклонилась вперед.

— Помните того парня, с которым она ходила, когда, мы ездили в лагерь? — Она захлебывалась от смеха. — Господи, когда на следующее утро он заглянул в палатку, я решила, что откуда-то сбежала лошадь! Никогда прежде не видела таких уродцев!

— Бедная Карен! — вытерла слезы Дженет. — Все было бы неплохо, но они так долго тискались, что он щетиной исцарапал ей все лицо. Оно потом несколько дней было красное и все в пятнах!

— Ага, — добавила Сюзи, — а когда она вернулась домой, ее папа решил, что с ней что-то случилось, и отправил к доктору. Тот поставил диагноз аллергия.

— Единственная аллергия, какая у нее была, — на таких козлов, как тот, — заявила Мэнди, потянувшись к бокалу. — По-моему, она потом никак не могла от него отделаться.

— Не очень ей везло с парнями, верно? — сказала Дженет. — Да и кому везло?

— Во всяком случае, не мне, — сказала Сюзи. — До недавних пор, конечно.

— Счастливая корова! — притворно проворчала Дженет, встала и, расправив юбку, стала оглядываться по сторонам в поисках заведения «Для леди».

— Это вон там. — Сюзи кивнула в сторону бара.

— Если честно, Сюзи, — сказала Линдсей, когда Мэнди и Дженет ушли, — ты уже достаточно побесилась. В твоем возрасте пора бы и остепениться.

Увидев, как Сюзи посмотрела на сестру, Анна не удержалась от улыбки. Хотя Линдсей была в принципе права — у Сюзи действительно хватало приключений, больше, чем у них у всех, вместе взятых! — Анну всегда коробило от того, как та об этом говорит. Не один раз Сюзи признавалась: ее просто убивает, что сестра всю жизнь поступает правильно, а она всегда делает черт-те что. Но теперь ситуация изменилась. Теперь Сюзи нашла своего Мистера Совершенство. Мужчину, которому может доверять. Мужчину, рядом с которым хочет провести остаток жизни. Это одновременно и радовало, и печалило Анну она радовалась за подругу, которая заслужила немного счастья, и печалилась потому, что не смогла сохранить свое.

Она вздохнула и, оглядевшись по сторонам, увидела возвращавшихся Мэнди и Дженет.

— Подвиньте свои задницы! — Мэнди поставила поднос на стол. — Да, сообщила она, — я ведь только что видела стриптизера. В баре.

— Он уже надел трусы? — пошутила Анна. Мысль о том, что он стоит сейчас в окружении всех этих самцов, вызвала у нее улыбку. Она сразу представила, как они выпячивают груди и поправляют снаряжение.

— Я не уверена, — откликнулась Мэнди, выставляя на стол выпивку. — На нем был плащ. Хочешь, чтобы я вернулась и спросила?

— Делай как знаешь! — ответила Сюзи. — Лично я предпочитаю салями!

— Кстати, — сказала Мэнди, усаживаясь за стол, — я вам говорила о вечеринке у Барри на прошлой неделе?

Барри звали старшего брата ее мужа Пита — почти такого же серого и убогого, как и сам Пит. Тот факт, что свой первый оргазм Анна испытала, тискаясь с ним на вечеринке — тогда ей было пятнадцать лет, — служил для нее источником постоянного смущения.

— Ну и как там наш очаровашка? — саркастически спросила она.

— Прекрасно, — сказала Мэнди, протягивая руку за двойной водкой с лимонадом. — Знаешь, я как раз сидела в садике за домом с ним и его приятелем Колином — ну, у которого все эти магазины, — и тут Барри начал рассуждать на свою любимую тему…

— Не надо, не говори, — перебила Сюзи. — Дай я сама угадаю. О философии…

— Чего? — нахмурившись, сказала Мэнди. — Нет. О сексе. Он всегда говорит о сексе.

— Да не может быть! — хором воскликнули Сюзи.

Дженет и Линдсей.

— Ну да… В общем, он каждый раз болтает о том, как мечтает поменяться женами, когда на горизонте появляется Пит. «Эй, Пит! — кричит ему Барри через весь сад. — Скажи мне честно, ты будешь трахать Эллен?»

— Эллен? — переспросила Линдсей.

— Ну, это его жена. Она регулировщица уличного движения. Ну, раз Пит видит, что я здесь сижу, он не может ничего такого сказать, верно? Зато Колин тут как тут. «Я с удовольствием, — говорит он. — Если надеть на нее черные чулки и форменную фуражку — будет то, что надо Только скажи, Барри, и мы приедем на следующие выходные. Ты обеспечиваешь черные чулки, а я — шлем викинга и кожаные ремешки для моей старушки!»

— Не может…

— Еще как может! — Мэнди повернулась к Дженет. — И знаешь что? Я думаю, они оба не шутили. Ты только представь себе! Шлем викинга!

Второе упоминание о шлеме викинга окончательно доконало Дженет. Громко расхохотавшись, она с шумом испортила воздух и, покачнувшись на стуле, упала на пол.

Истерически смеясь — так, что от смеха по щекам потекли слезы, остальные подняли ее на ноги. И как раз вовремя, поскольку вновь зазвучала музыка, а свет погас. На сцене вот-вот должен был появиться второй стриптизер.

— Это самый лучший, — наклонившись к Анне, конфиденциально сообщила Мэнди. — Его зовут Великолепный Джордж. Говорят, он бывший тяжелоатлет. Здоровый такой негр. Очень милый. Весь смазан маслом.

— Маслом? — переспросила Анна — не потому, что это ее действительно интересовало, а скорее для того, чтобы поддержать беседу.

— Именно, — кивнула Мэнди. — И если тебе повезет, сможешь сама растереть его этим маслом — он носит бутылочку с собой. Везде, где хочешь.

Анна улыбнулась:

— А если не хочу?

— Тогда отдашь бутылку мне!

Внезапно раздался звук фанфар, и из-за занавеса появился Джордж во всем своем великолепии, оскалив в хищной улыбке ослепительно белые зубы.

«О Боже! — испуганно глядя на него, подумала Анна.

Одна мысль о том, что Джордж может выбрать ее, повергала в ужас. Только не меня! — молила она, страстно желая нырнуть под стол. — Господи, только не меня!»

Дома… она почти дома. Сидя в такси и глядя на сияющую витринами пустынную Тоттенхэм-корт-роуд, Анна решила, что уже достаточно долго ждала того телефонного звонка.

Вытащив из сумочки мобильный телефон, она включила питание. Как только загорелся желто-зеленый экран, она быстро набрала написанный на салфетке номер молодого официанта.

После второго гудка она решила отключиться. Уже четвертый час. Он наверняка спит. Он…

— Алло?

Голос был сонным. Нервно сглотнув, она едва не нажала сброс.

— Это я, Анна, Из ресторана. Я…

Он заметно оживился:

— Анна? Черноволосая? Красивая?

Она улыбнулась, не желая раздумывать о том, искренен он или просто льстит ей.

— Я…

— Вы приедете?

— Если хотите, — помолчав, тихо ответила она.

— Если я… — Он засмеялся приятным возбуждающим смехом, которого она прежде не замечала. Возможно, потому, что в ресторане он не смеялся. — Где вы? — спросил он.

Она посмотрела в окно:

— Сейчас я в такси, которое направляется на восток по Юстон-роуд.

— Отлично! Здесь недалеко. Знаете Ричмонд-авеню?

«Что я делаю? — подумала Анна. — Боже, что я делаю?»

— Знаю, — с трудом ответила она.

— Хорошо. Ну, я живу в доме номер сто двадцать шесть. Квартира наверху. Это… — Снова удивительный смех. — Ну, в общем, сами увидите. Через десять минут, ладно? Да, Анна…

— Что?

— Я говорил вам, что у вас очень красивые глаза?

«Какая чепуха! — подумала она. — Правда, очень приятная. Та, что любят слушать женщины».

— Через десять минут, — повторила она и отключилась.

Откинувшись на сиденье, Анна попыталась отдышаться, размышляя о том, что из этого разговора услышал водитель такси, затем, улыбнувшись — внезапно вдруг очень довольная собой, — наклонилась вперед и постучала в стекло.

— Планы изменились, — объявила она. — Подбросьте меня на Ричмонд-авеню. Дом сто двадцать шесть.

— Как скажете, дорогая, — ответил водитель, посмотрев на нее в зеркало. — Это прерогатива леди, как говорит моя старушка.

Анна добродушно засмеялась.

— Должно быть, вы тут насмотрелись на всякое, — сказала она, внезапно испытывая желание поболтать.

Мысль о приключении, которое ждало ее впереди, побуждала отбросить привычную манеру поведения.

Таксист засмеялся:

— Мягко сказано, куколка. Такая уж у меня работа.

Некоторые, когда сидят на вашем месте, совсем не стесняются!

— Продолжайте, продолжайте! — заинтересовавшись, сказала она.

— Ну, например, на прошлой неделе я подобрал одного джентльмена строгий костюм, зонтик, в руках номер «Тайме» — как раз возле Леденхолл-маркет. В общем, в Сити. Я уже собирался отъезжать, когда он открыл дверцу и свистнул — ага, свистнул, как уличный мальчишка. Через секунду появляется молодая шлюшка, должно быть, секретарша — ну, вы знаете этот тип, тощая такая, — запрыгивает в машину и захлопывает дверь.

Я спрашиваю: «Куда ехать?» «В Юстон», — говорит он и сажает ее к себе на колени. Ну, я стараюсь сосредоточиться на дороге. Это ведь не мое дело, верно? В общем, следующие десять минут они там сзади резвятся вовсю, его Джон Томас прыгает там, где солнце не светит. А я что? Я веду себя как ни в чем не бывало. Останавливаюсь на красный свет, спокойно сижу за рулем, но если кто-то пытается привлечь мое внимание, начинаю им подмигивать.

Так или иначе, мы приехали в Юстон. Этот тип выпрыгивает из машины, такой же щеголеватый, как и был, и подает мне десятку. Через секунду вылезает девка и прихорашивается, как кошка, которая только что съела полную миску сметаны. Я отсчитываю сдачу — два двадцать — и подаю ему, а сам надеюсь, что он скажет: «Нет, оставьте себе». Но он берет сдачу, возвращает мне двадцать пенсов и, сияя, как начищенный таз, говорит: «Всего хорошего!»

Ну… они уже совсем было отошли от машины, и тут я высовываюсь из окна и, размахивая тряпкой, которой протираю ветровое стекло, кричу: «Эй, мисс! Вы забыли трусики!» И что вы думаете? Эта глупая сучка полезла под платье проверять!

Анна захохотала. Кажется, сегодня у нее выработался иммунитет к подобным рассказам. Она совсем уже было собралась повторить одну из историй Сюзи, когда такси свернуло на обочину и остановилось.

— Приехали, милочка. Номер сто двадцать шесть. — Он повернулся. Дружок?

Она засмеялась:

- Что-то в этом роде.

— А смахиваете на хорошую девочку.

— Я и есть хорошая девочка.

Достав кошелек, она взглянула на таксиста. Тот как-то странно смотрел на нее.

— Между прочим, — вдруг спросил он, — почему вы не замужем? Такая хорошенькая! Молодая. Привлекательная. Все зубы свои!

В другое время Анна отмахнулась бы, мол, не лезь не в свое дело, но сейчас…

— Не нашла достаточно богатого, — пошутила она.

— Ерунда! — отозвался он. — На самом деле вы просто не нашли Мистера Совершенство. Однако, позвольте заметить, милая, его просто не существует! Беда в том, что все вы, женщины, забиваете себе головы романтической чепухой! Это только делает нас несчастными, потому что мы, мужики, отнюдь не идеальны. Все, чего мы хотим, — это пинту или две пива по вечерам, футбол по субботам, хороший секс и обед на столе. Не так уж и много, верно?

Она засмеялась:

— Похоже, вы тоскуете по прежним временам, когда еще не было движения за равноправие женщин.

— Освобождение женщин? Вот уж не смешите! Я еще не встречал ни одной женщины — кроме разве что психованных лесбиянок, — которая в глубине души не стремилась бы всего к трем вещам.

Анна, всего лишь минуту назад пораженная его невежеством и старомодным мужским шовинизмом, теперь была весьма заинтригована.

— Трем вещам?

— Ага. — Он принялся загибать пальцы. — Хороший дом, муж, который ее не бьет, и дети.

Она повесила сумочку на плечо и взялась за ручку дверцы.

— Мне… мне надо идти.

— Возьмите сдачу, — сказал шофер.

— Оставьте себе, — улыбнулась она. — Я ведь не хочу, чтобы вы размахивали мне вслед тряпкой.

Он засмеялся:

— Спасибо. Да… и еще одно.

Анна хлопнула дверцей и повернулась к таксисту. Сейчас она впервые разглядела его как следует. Он был лет пятидесяти пяти, лысый и страшный как грех.

Он поманил ее к себе и шепотом сказал:

— Просто запомните… мужчина очень ценит женщину, которая красит губы до того, как отсосать!

И он отъехал, посигналив ей, когда заворачивал за угол. Она смущенно помешкала, затем повернулась и увидела огромное здание. По сторонам ведущей к входной двери лестницы стояли на страже каменные сфинксы. В окнах было темно, только в квартире наверху горел свет.

Открыв калитку, Анна пошла по дорожке, громко стуча каблуками по каменным плитам — пожалуй, даже слишком громко. Не успела она протянуть руку к звонку, как входная дверь распахнулась.

— Джеймс?

— Почему ты задержалась? — спросил он и, не дожидаясь ответа, схватил ее за руку и втянул в темную переднюю.

— Я…

Но ответ его совсем не интересовал. Он привлек Анну к себе и поцеловал — так же как в ресторане, правда, на этот раз поцелуй длился дольше и прижимал он ее к себе крепче, не боясь, что она вырвется.

Поражаясь собственным ощущениям, она отстранилась и увидела, что он улыбается. И улыбнулась ему в ответ.

— Хорошо повеселилась? — тихо поинтересовался он.

Она кивнула.

— Не думал, что ты приедешь.

— Нет, я…

— Ты ведь не собиралась приезжать, правда?

Поколебавшись, она покачала головой, чувствуя, что сердце у нее колотится, как у школьницы.

— Так почему же?

Вместо ответа она прижалась губами к его губам Ее поцелуи стали агрессивными, руки ощупывали его спину и бока.

Теперь настала его очередь удивляться.

— Мама предупреждала меня насчет таких женщин — Неужели?

Он, улыбаясь, кивнул.

— А отец предупреждал, чтобы я их не упускал!

Она шутливо толкнула его в бок, внезапно почувствовав симпатию к этому незнакомцу, этому… в общем, к этому продвинутому молодому человеку.

— Мы что, будем стоять здесь всю ночь? — спросила она.

Он вгляделся в темноту и пожал плечами.

— У тебя есть идея получше?

Кивнув, она повернулась и закрыла дверь. «Это не я, — думала она, толкая его к ступенькам. — Я хорошая девочка!

Из тех, кто выходит замуж, хорошо ведет дом и рожает детей». Однако правда заключалась в том, что она его хотела.

Хотела узнать, каков он без одежды. Узнать, как он пахнет, когда занимается любовью, и как меняется его лицо в минуту страсти. Знать, что его возбуждает.

«Это только я такая? — спрашивала она себя, игриво подталкивая его вверх по лестнице. — Или мы все такие?

Всегда хотим невозможного?»

Ответа, конечно, не последовало.

На верхней площадке, возле двери его квартиры, он повернулся и вновь заключил ее в свои объятия. Она с готовностью страстно поцеловала его и на этот раз, когда он положил руки ей на бедра, не оттолкнула, а наоборот, крепче прижала к себе. Когда его пальцы принялись ласкать ее гладкую кожу у самых трусиков, она вздохнула и засмеялась.

— Давай сначала войдем.

— Но…

— Войдем! — настойчиво повторила она.

— Ладно. — Он шутливо поднял руки в знак капитуляции. — Я все понял.

— Вот и хорошо. — Она снова обняла и поцеловала его. — Потому что я думала об этом весь вечер.

Это была чистая правда. Она все время думала о нем.

Однако думать — одно, а произносить вслух — совсем другое. Он внезапно переменился в лице, как-то посерьезнел.

— Почему же ты все-таки приехала?

Анна пристально посмотрела на него, не зная, что ответить. Потому что одинока? Потому что в отчаянии? Или дело в чем-то другом? Может, она от чего-то бежит? Тем не менее за этим его вопросом скрывалось что-то такое…

— Значит, ты часто пытался это делать и ничего не получалось?

Она ожидала, что он соврет и будет все отрицать, но, к ее удивлению, молодой человек засмеялся и кивнул.

— Ага. Все время. Это как… тренировка, что ли. Тренирую свои первобытные инстинкты.

— Но иногда тебе везло, верно?

— Иногда… — Он замолчал, пристально глядя на нее, и покачал головой. — Слушай, это же просто чудо, ты не находишь? Перед тем как ты позвонила, я как раз думал о тебе. О твоей походке, о твоих волосах, твоих глазах. Я… ну, обычно такого со мной не бывает. В тебе что-то есть.

Она тихо засмеялась:

— Это из песни.

— Я что-то не понял.

— «В тебе что-то есть». «42-й уровень».

Он пожал плечами. Наверное, слишком молод, чтобы знать. А кроме того, она, кажется, перебила его в самый неудачный момент. На лице Джеймса отразилось разочарование.

— Ну? — сказала она, вновь взяв его за руки. — Ты собираешься меня впускать или нет?

— Я…

Теперь он вовсе не походил на того самоуверенного юнца, который обслуживал их в ресторане. Каким-то чудом он превратился в чувствительного юношу, волнующегося, как перед первым свиданием.

Повернувшись, он распахнул дверь и отступил, пропуская Анну.

Войдя в квартиру этого незнакомца, она осмотрелась.

Квартира выглядела неплохо — гораздо лучше, чем она ожидала, и гораздо опрятнее. В большой комнате на полу лежал бежевый ковер, у правой стены стоял коричневый кожаный диван. Слева располагалась «стенка» в стиле японского черного «техно». В ней размещались стереосистема, телевизор и большие динамики, а остальное пространство заполняли книги — сотни книг. Казалось, это квартира человека с достатком, хотя на самом деле хозяин ее был всего лишь официантом.

Анна перевела взгляд на молодого человека. Словно желая произвести на нее хорошее впечатление, он поспешно наводил порядок. Странно!

— С тобой кто-нибудь живет?

Он покачал головой, затем, поправив последнюю подушку, посмотрел на Анну:

— Хочешь кофе?

«Зеленые глаза», — подумала она, удивленная тем, что не замечала этого раньше.

— Я хочу лечь в постель, — сказала она. — А ты?

— Я… — Он внезапно смутился. — Обычно я так не делаю. Я…

Она подошла к нему, обняла и принялась целовать, пытаясь вновь разжечь тот огонь, который ощущала в нем раньше. И он ей ответил.

Прижавшись губами к его уху, она медленно провела по нему языком и тихо прошептала:

— Раздень меня, Джеймс.

Она испытывала странное чувство — как будто была на месте, скажем, Сюзи, но в то же время прекрасно понимала, что это именно она.

Его руки расстегнули ее платье, и оно упало на пол.

«Капитуляция, — подумала она. — Когда доходит до этого, мы все капитулируем перед той тьмой, которая внутри нас».

Их губы опять слились в восхитительных поцелуях, и вот он уже целует ее обнаженные груди, пощипывает их зубами, вырывая у нее стоны. Он обхватил ее бедра, а она гладит большими пальцами его набухший пенис.

Когда Джеймс оторвался от ее губ и посмотрел на нее страстным взглядом, его голос больше напоминал хриплый шепот:

— Хочешь перепихнуться?

Она вздрогнула и чуть заметно кивнула.

— Тогда пошли. — Он, пятясь, повел ее за руку в спальню.

Через несколько минут они уже лежали на кровати лицом друг к другу. Его пальцы гладили ее груди и внутреннюю поверхность бедер, а она ласкала его пенис. Их губы то и дело сливались в коротких горячих поцелуях, возбуждавших их обоюдное желание. Наконец Анна, не выдержав, потянула его на себя.

И хотя ее руки мяли его ягодицы, побуждая войти в нее, Джеймс медлил.

— Ты…

— Все в порядке, — протянула она, глядя на него умоляющим взглядом. Пожалуйста…

Приподняв голову Джеймса, она поцеловала его долгим интимным поцелуем, поглаживая руками его спину. Затем снова нашла его пенис и осторожно направила в себя.

Она наблюдала за его лицом, в котором, как в зеркале, отражалась ее собственная страсть. Ритм соития, лихорадочный и неистовый, захватил их, отделяя от окружающего мира, и так продолжалось до тех пор, пока наконец в горячей, потной темноте они оба одновременно не кончили, издав крик облегчения.

Потом она лежала рядом с Джеймсом, задыхаясь и удивляясь тому, как завершился этот вечер; тому, что она совершила поступок, абсолютно нехарактерный для нее.

Хорошая девочка. Ну, даже и хорошие девочки иногда делают подобные вещи. А Каллум? Она молча вздохнула. Каллум ушел. Он покинул ее, бросил как раз в тот момент, когда больше всего был ей нужен. И все это время она винила себя. Может, она и не права, может, она должна была оставить этого ребенка — Господь знает, как она сейчас хочет ребенка! — но это не оправдывает то, что он ее оставил. Бросил. Ничто не может его оправдать. Долгое время она этого не понимала. Долгое время жила ожиданием, что он позвонит, простит ее и примет обратно. Но теперь с этим покончено. Наконец-то она перестала ждать. Теперь она снова будет жить своей собственной жизнью.

И почему бы не развлечься?

Повернув голову, она посмотрела на мужчину, который лежал рядом. Джеймс тоже смотрел на нее, глаза его, как и прежде, были странно задумчивыми. Заметив это, она улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.

Протянув руку, он осторожно дотронулся до ее живота. Пожалуй, это было куда интимнее, чем то, что уже произошло, поскольку то было просто совокуплением.

Она вздрогнула, внезапно испытав желание больше узнать о том, кто лежал с ней рядом. Взяв его за руку, она подтянула ее вверх, к своей груди.

— О чем ты думаешь? — тихо спросила она.

— Ну… — Его пальцы мягко ущипнули ее все еще чувствительный сосок. Я как раз думал о том, кто ты такая. О том, почему ты приехала.

Она тихо засмеялась:

— Потому что ты об этом просил.

Его пальцы замерли.

— Я имел в виду не это. Я…

Он приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее. Затем откинул волосы с ее лица.

— Знаешь, ты красивая, Анна.

Она улыбнулась:

— А ты молодой.

Он засмеялся. Смех его был отнюдь не резким и самонадеянным, а приятным, почти застенчивым.

— Надеюсь, не слишком молодой. — Он, наклонившись, поцеловал ее в нос.

Этот порыв опять показался до странности интимным — так мог бы поступить только любовник. Вздрогнув, она быстро отвела взгляд.

— Что такое?

Она снова взглянула на него и улыбнулась.

— Ничего. Просто все это очень странно.

— Странно? — Он пожал плечами. — Что здесь странного? — Затем, подумав, кивнул. — А, понятно, что ты имеешь в виду. Снимая одежду, ты вместе с ней удаляешь и все внешнее, наносное. Когда мы лежим вот так — когда мы голые, мы просто обязаны быть честными друг с другом и избегать всего мелочного и несправедливого.

Она внимательно посмотрела на него, удивленная не столько его словами, сколько проглядывавшим за ними интеллектом.

— Чем ты занимаешься? — поинтересовалась она.

— Работаю официантом.

— Почему?

Джеймс непринужденно рассмеялся.

— Знаешь, ты мне и вправду нравишься, — сев, заключил он. — В тебе есть что-то такое…

— Зрелое?

Положив руку ей на колено, он начал поглаживать его большим пальцем.

— Тебя это беспокоит?

— А тебя?

— Не знаю. Я об этом не думал. Но думаю, что нет. Я хочу сказать, что вряд ли стал бы заигрывать с тобой только поэтому…

— Честно?

— Честно.

Анна закрыла глаза, довольная как кошка, наслаждаясь его прикосновениями. Может, этого достаточно? Но она хорошо знала ответ. Если бы на ее месте оказалась Сюзи, это было бы так. А ведь нет, все по-другому. Может, таксист и прав. Может, она слишком многого хочет от жизни и надо умерить свои требования? А может, и не надо. Вероятно, она обречена быть такой, как есть.

Она открыла глаза и улыбнулась.

— Так чем ты все-таки занимаешься? Когда не работаешь официантом.

— Учусь.

— Правда? И на кого?

— На кого… — Он помолчал точно так же, как и она, и это развеселило Анну. — Я учусь на архитектора.

— Архитектора? — Она искренне удивилась. — В самом деле?

— Конечно. — Он приподнял бровь. — А ты что думала? Думала, что трахаешься просто с молодым официантом?

Это замечание застало ее врасплох. Действительно, что она думала? Опять приходится возвращаться к этому вопросу. Почему она приехала? Просто затем, чтобы перепихнуться? Или что-то еще?

— Мне… мне понравилось с тобой трахаться.

— Но?

«Но я хотела большего, — мысленно ответила она. — Это моя беда — я всегда хочу большего».

— Так что же? — сказал он, подвигаясь поближе и прижимаясь к ней всем телом. — Может, попробуем что-нибудь еще? Может, снова займемся любовью?

Она вернулась домой после семи. Вставляя ключ в замок, уставшая и ошеломленная происшедшим, она улыбалась. Проснувшись, она оставила рядом со спящим Джеймсом записку, тихо выскользнула из его квартиры и зашагала по пустому проспекту до своей площади, радуясь спокойствию раннего утра.

Анна поставила сумку на стол в прихожей и посмотрела на себя в зеркало, испытывая нелепое довольство собой. Чувствуя себя моложе… Не было никакого сомнения — с этой улыбкой Чеширского кота она выглядела помолодевшей, хотя всю ночь не спала.

Что сказали бы ее подруги насчет того, что осторожная Анна способна на такие авантюры? А она и не собирается им ничего говорить, потому что… ну, потому, что они не поймут, решат, будто это объясняется чистейшей физиологией.

Припоминая то, что случилось, она прикрыла глаза.

Перепихнулись… Нет, вряд ли. Потом было что-то еще.

Нечто большее.

Она вздрогнула, вспомнив о том, каким внимательным, каким любящим он был.

Анна кивнула своему отражению и попыталась заглянуть ему в глаза. Да, сомнений нет. Все началось сначала.

Несмотря на неблагоприятные обстоятельства, она нашла того, кто ей нужен.

Не в силах стереть с лица улыбку, она прошла в гостиную, думая о том, как он проснется и найдет ее записку.

«Джеймс! — было написано в ней. — Спасибо за чудесный вечер. У меня дела, но я позвоню тебе позднее, перед тем как ты уйдешь на работу. Любящая тебя Анна».

Она оглянулась по сторонам с таким видом, как будто оказалась здесь впервые, затем, повинуясь привычке, подошла к автоответчику и нажала кнопку водпроизведения.

Раздался щелчок, потом после небольшой паузы послышался знакомый голос. Сердце ее оборвалось.

— Анна? Это я, Каллум…

МЭНДИ

— Ты немного опоздала! — саркастически сказал Джонатан Болл, пропуская ее в квартиру.

— Извини-. — Мэнди, сняв пальто, озиралась в поисках вешалки. Хотя на протяжении всей их трехмесячной связи они встречались исключительно в такого рода квартирах — Джонатан продавал их через агентство по недвижимости, — она никак не могла привыкнуть к тому, что входит в чужие дома без приглашения. Мне нужно было забрать машину, — пояснила она.

В конце концов бросив пальто прямо на пол, она повернулась к Джонатану.

Он выглянул в окно:

— Так где ты припарковалась?

— Мне пришлось оставить ее у Пита, — откликнулась она и положила ему руки на плечи.

Закрыв дверь, он обернулся.

— О Боже! — воскликнула Мэнди. — Ты ужасно выглядишь!

Засмеявшись, он поправил галстук.

— Извини. Мне пришлось провести ужасную ночь с одними ребятами. Кстати, ты тоже выглядишь немного замученной.

— Замученной? Вот спасибо! Ты умеешь очаровывать женщин!

Он привлек ее к себе и, обхватив руками ягодицы, крепко прижимал до тех пор, пока она не почувствовала напряжение в его паху.

— Ну, тебя-то я очаровал, верно?

Нежно и чувственно целуя Мэнди, он гладил ее по спине, с почти болезненной медлительностью опускаясь от шеи к пояснице.

— Господи, как я по тебе скучала! — хрипло прошептала она, когда он опустил ее на пол прямо в прихожей. — А ты?

— Ну конечно, — ответил он, до неприличия поспешно расстегивая молнию. — Я прямо-таки ломал себе руки, когда о тебе думал.

Она хрипло засмеялась, представив эту картину.

— А что делала я… ну, когда ты думал обо мне?

Расстегнутые брюки сползли ниже колен. Он нетерпеливо поставил ее на четвереньки. Мэнди горела от желания, отвердевшие соски ныли. Джонатан рывком задрал ей платье, и от этой грубости у нее снова, как обычно, перехватило дыхание.

— Вот так… — выдохнул он, окинув ее взглядом. На губах Джонатана плясала торжествующая улыбка. В следующее мгновение он вошел в нее характерным для него резким движением.

— О Боже, Боже! — вскрикнула она.

— Ты плохая девочка, — ухмыляясь, проговорил он, вонзаясь в нее снова и снова. — Очень плохая девочка.

Она лежала на полу, раскинувшись в блаженной истоме, и прислушивалась к его шагам. Джонатан шагал по комнате с блокнотом в одной руке и серебряной ручкой в другой, описывая особенности домовладения. Она улыбнулась и закрыла глаза.

В течение двадцати лет вся ее жизнь вращалась вокруг семьи, и это было хорошо. Именно этого она и хотела — иметь свой дом, детей. Но теперь мальчики стали взрослыми, независимыми, и от семьи остались лишь она и Пит.

Вспомнив об этом, она вздрогнула. Теперь, когда мальчики в ней больше понуждались, на нее навалились пустота и одиночество, ощущение того, что она выполнила свою миссию. Месяцами она хандрила, зная, что впереди ничего нет, что это начало конца… Взгляд в будущее наполнял ее душу ужасом.

День или два она даже подумывала о том, чтобы разом со всем покончить. Мрачная такая фантазия: она представляла себе, как ее оплакивают подруги, как люди приносят цветы, а ее дети понимают, насколько теперь им будет ее недоставать. Кстати, о цветах: она всегда ненавидела хризантемы и надеялась, что на ее похороны хризантемы никто не принесет. Конечно, до дела так и не дошло. Ко всему прочему в ней до сих пор жило нерастраченное желание испытать нечто новое — ведь должно же быть в жизни что-то неизведанное. Да, она хорошо помнила, как тогда, сидя на кухне, в первый раз пришла к выводу о том, что за эти годы многим себя обделила. И почувствовала в себе желание узнать, что значит быть с другим мужчиной, что значит ощутить в себе кого-то другого, кроме Пита. Знать, что кто-то ее хочет, кто-то желает… может быть, даже любит.

Именно тогда, когда она решила продать свой дом, чтобы купить другой, поменьше, она и встретила Джонатана. С этого момента ее жизнь круто изменилась и теперь никогда не будет прежней. Джонатан зажег в ней искру, вернул ее к жизни.

К концу первого месяца их связи Мэнди уже потеряла счет столам, полам и кроватям, на которых занималась с ним любовью. Располагая ключами от многочисленных домов, Джонатан без труда находил место, куда мог ее привести. Наконец-то она открыла для себя, что такое страстная любовь, и теперь никак не могла ею насытиться.

— Мэнди!

Она открыла глаза. Он стоял у лестницы и смотрел на нее, нервно поигрывая галстуком. Блокнота в руках уже не было.

— Ты не хочешь ко мне присоединиться?

Поколебавшись, он помотал головой:

— Я не могу. Я…

— Давай, — сказала она, приподнимаясь на локте. — Давай еще раз.

Он отвел взгляд.

— Слушай, ты знаешь, что я хотел бы, но… В общем, у меня сегодня много дел.

Она смотрела на него с изумлением. За все время он ни разу не отказал ей в этом. Второй раз предназначался для нее. Первый всегда был для него скоротечный, взрывной, но вот во второй удовольствие получала именно она. Второй раз бывал долгим, упоительным… Предвкушая удовольствие, она вздрогнула.

— Джонатан!

Он коротко взглянул на нее и снова отвел взгляд.

— Я не могу. Честно, Мэнди.

Не отрывая от него глаз, она медленно встала, стянула через голову платье и бросила его на пол. Теперь на ней ничего не было, кроме чулок. Он снова взглянул на нее и отвернулся. Он хотел ее. Она это точно знала.

Приблизившись, она взяла его за руку, поднесла ко рту и принялась нежно играть его пальцами, по очереди хватая их губами. Не отрывая взгляда от глаз Джонатана, она взяла его вторую руку и положила себе на грудь. От его прикосновения сосок сразу отвердел.

— Давай! — хриплым голосом прошептала она, прижимаясь к нему и возбуждаясь от прикосновения грубой ткани его костюма к своей коже. Пятнадцать минут.

Ты ведь можешь уделить мне пятнадцать минут?

Она провела рукой по его животу и спустилась ниже.

Ну вот! Если он сейчас не хочет ее трахнуть, то она Мэри Уайтхаус.

Поцеловав Джонатана в шею, она продолжала его поглаживать. Он тихо застонал, и тогда, зная, что теперь ему от нее никуда не деться, она расстегнула брюки и вытащила оттуда напрягшийся пенис.

— Десять минут! — прошептала она.

— Нет… — слабо запротестовал он. — Мне нужно идти.

Правда…

Но он уже никуда не спешил. Она держала в руке его член, и теперь вероятность его ухода была такой же, как вероятность появления у дверей полковника Каддафи, предлагающего купить дешевые полотенца.

— Наверх, — проговорила она. — Пойдем наверх. — И, не отнимая руки, шаг за шагом повела его вверх по узкой лестнице, чувствуя на себе его взгляд и наслаждаясь своей нынешней властью.

Это был миг ее триумфа. «Если бы меня сейчас видел Пит», — подумала она и улыбнулась.

Но Пита здесь не было. Только она… и Джонатан.

Потом она лежала рядом с ним и лениво осматривала комнату. Симпатичная спаленка, со вкусом украшенная множеством белых и розовых цветов и пышными шторами — она точно так же украсила бы свою собственную, если бы не Пит. Он вообще не любил ничего лишнего и уж точно не стал бы тратить деньги на то, чтобы обустроить комнату, предназначенную только для сна. Бедный Пит! Когда раздавали фантазию, он явно стоял в самом конце очереди. Не то что Джонатан — у того воображение было просто необузданным! До встречи с ним Мэнди считала, что секс — это когда пару минут с закрытыми глазами лежишь на спине, прикидывая в уме, что нужно достать из холодильника, чтобы приготовить ужин на завтра. Теперь все изменилось.

Мэнди тихо вздохнула.

Поддразнивая ее, Джонатан слегка провел пальцем по ее груди.

— Мне в самом деле нужно идти.

— Правда? — прошептала она, мягко покусывая его ухо.

— Черт возьми, ты просто ненасытная женщина! — засмеялся он, быстро поцеловал ее и встал с кровати.

— Просто наверстываю упущенное.

— Рад был услужить вам, мадам, — широко улыбнувшись, сказал он.

У нее перехватило дыхание.

— Можете обслуживать меня в любое время.

В притворном отвращении он запустил в нее подушкой и принялся собирать разбросанную по комнате одежду. Глядя, как он одевается, она думала о том, какой он красивый. Она всегда мечтала о высоком, темноволосом, красивом любовнике, и теперь у нее был именно такой, только гораздо лучше.

Соскользнув с кровати, она подобрала валявшийся на полу галстук и со смехом накинула его на шею Джонатана. Затем, потянув на себя, нежно поцеловала его в губы.

— Когда я тебя снова увижу? — спросила она, завязывая галстук.

— Не знаю. — Он виновато отвел взгляд, занявшись запонкой на манжете. Я должен уехать на пару недель по делам.

Она недоверчиво засмеялась:

— По делам? Но ты же агент по продаже недвижимости! Все твои дела здесь.

Слегка покраснев, он посмотрел на нее в упор:

— Мы подумываем о том, чтобы заняться недвижимостью за границей. В Испании. Мне надо съездить туда, чтобы все организовать.

Ее вдруг охватила ярость.

— Когда ты об этом узнал?

— Два дня назад.

— Врешь! Ты знаешь об этом уже несколько недель, ведь так? Ты все знал и даже не позаботился о том, чтобы сказать мне.

— Клянусь тебе. — Он поднял руки вверх, как будто она собиралась его ударить. — Не мог же я сказать тебе раньше, чем сам об этом узнал.

— Сказал бы мне по телефону.

— И тогда ты бы сегодня не пришла! — раздраженно фыркнул он.

Она отпустила концы галстука и обиженно отвела взгляд.

— Послушай, Мэнди, я правда сказал бы тебе, если бы сам знал, но вопрос был не решен. До вчерашнего дня. — Он обнял ее за плечи и поцеловал в шею сзади. — Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.

— Кое-что ты мог бы сделать, — тихо сказала она.

Он отодвинулся и недоуменно посмотрел на нее;

— Что?

Она повернулась и, коротко взглянув на него, почти прошептала:

— Ты мог бы взять меня с собой.

Он засмеялся и покачал головой.

— Мэнди! Это несерьезно. Ты ведь замужем.

— Я знаю, что я замужем! — К ее горлу подступил комок. Но тут гнев оставил Мэнди; внезапно она почувствовала, что вот-вот заплачет. — Не надо напоминать мне, что я замужем!

Он тяжело вздохнул.

— Послушай… ты ведь знаешь, что я взял бы тебя с собой, если бы было можно, но… — Он пожал плечами. — Я буду по тебе скучать. — С этими словами он провел пальцами по ее груди и бокам, ненадолго задержавшись у бедер, а затем с легкостью бабочки перескочил к их внутренней части. Прикосновение было таким нежным, таким возбуждающим, что Мэнди томно закрыла глаза, изнывая от желания.

— Ты подонок, — чуть слышно простонала она. — Грязный подонок…

Наслаждаясь окружающей обстановкой, Мэнди в одиночестве сидела в салоне красоты. На деревянных кольцах с двух сторон висели занавески пастельных тонов, две другие стены были обшиты светлыми сосновыми панелями; вдоль одной из них на полках стояли многочисленные бутылочки и баночки, кремы и лосьоны. Сбросив на пол чулки и туфли, она положила ноги на кровать. Поерзав, легла почти горизонтально и закрыла глаза. Впервые за этот день можно было расслабиться.

Домой она явилась уже после трех, вдрызг пьяная, но каким-то образом ухитрилась встать в семь, чтобы забрать из Вест-Энда машину Пита, которую оставила там ночью. К тому времени, когда они покинули ресторан, она уже здорово набралась и была не в состоянии сидеть за рулем, а посещение увеселительного заведения со стриптизом ее доконало окончательно. Она смутно помнила, как танцевала перед могучим черным жеребцом, его ноги возвышались перед ней, словно колонны из эбенового дерева, а его конец дергался над ней, словно взбесившийся угорь.

Под приветственные крики толпы они извивались друг перед другом, в то время как зрительницы в экстазе топали, словно стадо бизонов.

При этом воспоминании Мэнди съежилась и сильнее зажмурилась, будто пыталась стереть его из памяти В последний раз, когда она там была — вместе с Сюзи пару месяцев назад, — вечер закончился совсем по-другому, с полицией. Какой-то придурок, приревновав к роскошным причиндалам одного из танцоров, затеял с ним драку в баре. К делу подключились дружки с обеих сторон, по всей комнате летали столы, стулья и стаканы. В общем, там почти все разнесли. Одна из воскресных газет потом описала эту историю в статье под заголовком «Большой динь-дон». При этом воспоминании Мэнди слегка хохотнула.

Нет, в этот раз все было спокойно, и, когда Анна и Карен ушли, они могли спокойно оттянуться — их больше не сдерживало молчаливое неодобрение подруг.

«Хорошо мы повеселились, — усмехнувшись своим воспоминаниям, подумала она. — Очень хорошо повеселились».

Клацанье деревянных колец прервало ее размышления. Мэнди мгновенно открыла глаза. Из-за занавески появилась высокая стройная блондинка с безукоризненным цветом лица и наманикюренными ногтями. Белая куртка свидетельствовала о ее профессиональном статусе. Улыбнувшись Мэнди, она задернула за собой занавеску.

— Ну, как вы там? Сто лет вас не видела. — Она как будто не говорила, а пела, выделяя последнее слово каждого предложения.

— Спасибо, хорошо. Я была очень занята. — Мэнди посмотрела на свои голые ноги. — Хотя они явно требуют внимания.

Нагнувшись, девушка провела холодной ладонью по икре посетительницы, заросшей короткими грубыми волосами, и покачала головой, выражая свое неодобрение.

— Я их брила, — оправдываясь, сказала Мэнди.

— М-м-м… — Девушка еще раз провела рукой по ее ноге и улыбнулась. Непослушная девчонка!

— Вы считаете, они слишком длинные?

— Да уж конечно. — Похлопав Мэнди по колену, девушка отвернулась, чтобы помешать воск, который растапливали здесь же, в металлическом контейнере. В воздухе витал запах отвара ромашки. — Подождем еще пару минут, ладно? бросила девушка и исчезла за занавеской.

Мэнди критически окинула взглядом свое тело. Платье было задрано до пояса, и теперь только узкие черные трусики прикрывали ее наготу. Она провела рукой по животу. Оставшиеся на нем следы неопровержимо свидетельствовали о тех жизнях, что она выносила, о детях, которых родила. Ей не хотелось думать о том, что Джонатан видит эти полоски; они относились к другой жизни, принадлежали другой Мэнди, той женщине, чья сексуальность еще не проснулась. Она улыбнулась, вспомнив о том, как они встретились.

Тогда мысль о продаже дома еще только зарождалась, и Мэнди даже не пыталась поведать ее Питу. Разглядывать витрины агентств по продаже недвижимости на Аппер-стрит ее толкало не только праздное любопытство.

Мэнди представляла себе, как покупает дом, о котором мечтала. Их нынешний дом они когда-то приобрели с большой скидкой в соответствии с программой муниципалитета «Право на покупку». Впоследствии этот район заселили состоятельные представители среднего класса, и теперь он считался престижным, а ее дом называли «виллой». Таким образом, если бы они продали нынешнее свое жилище и перебрались в дом поменьше, то получили бы приличную прибыль. Когда придет время, именно это должно убедить Пита в выгоде затеи с переселением.

Мэнди робко толкнула тяжелую стеклянную дверь конторы одного из агентств. Молодой человек без пиджака и какие-то женщины мельком взглянули на нее и вернулись к своей работе.

— Чем могу быть полезен?

Обернувшись, она увидела мужчину — где-то около сорока, который, улыбаясь, смотрел на нее.

— Я… я хотела бы посмотреть список домовладений.

— Пожалуйста. — Он подошел к стоявшему возле двери столу, накрытому дымчатым стеклом, взял с него пачку листков и подал ей. — Вы ищете дом или квартиру?

— Дом.

— Большой или маленький? — спросил он, вернувшись на место и жестом предлагая ей сесть напротив. Открыв ящик, он достал оттуда белую учетную карточку, а из кармана пиджака вытащил ручку.

— Небольшой. Пожалуй, с двумя спальнями.

— А какой район? — спросил он, сделав пометку.

— Точно не знаю. Я только начала поиски. Просто хотелось бы разобраться что почем — ну, цены и все такое. — Понимая, что впустую тратит его время, она робко сдвинулась на край стула.

— А какая максимальная цена вас устроила бы? — ничуть не смутившись, спросил он.

— Ой, не знаю.

— Ваше собственное домовладение еще не выставлено на продажу?

Она помотала головой.

— Ну, тогда, может быть, хотите, чтобы мы его оценили? Если пожелаете, я могу заскочить к вам завтра утром. — И он принялся листать лежавший перед ним ежедневник. — Скажем, около одиннадцати?

Мэнди кивнула:

— В одиннадцать подойдет.

— Я только опишу некоторые детали, — улыбаясь, сказал он. Наслаждаясь проявленным к ней вниманием, Мэнди уселась поудобнее. — Да, и вот вам моя визитка.

— Джонатан Болл, — прочла она вслух и сунула карточку в свою сумочку. А меня зовут Мэнди Эванс.

Так вот все и началось. Он пришел, как и обещал, измерил комнаты, уточнил некоторые детали, они поболтали за кофе и через час расстались, называя друг друга по имени. А когда на следующий день он позвонил с предложением посмотреть дом, который может ее заинтересовать, она вдруг заволновалась.

Соблюдая правила игры, они обошли весь дом, стоявший на Матильда-стрит, осмотрели каждую комнату и посетовали, что сад выходит на северную сторону. В кухне, протискиваясь вместе с ней в дверь, он прижал ее к косяку и не стал извиняться. А в коридоре, когда Мэнди зацепилась за ковер, он, подхватив ее, задержал ее руку в своей дольше, чем было необходимо.

Когда он позвонил в конце дня и спросил, не хочет ли она завтра утром посмотреть еще одно домовладение, Мэнди интуитивно почувствовала, что за этим кроется нечто большее. Конечно, она согласилась, хотя лишь позднее поняла в точности, что к чему. Но к тому времени желание снова увидеть его уже стало непреодолимым; мысль об этом одновременно и страшила, и волновала.

Как только Пит и мальчики ушли из дома, она начала готовиться к свиданию, кончив тем, что продела в уши фальшивые серьги от Шанель и щедро облилась туалетной водой «Коко». Посмотрев на себя в зеркало, она пришла к выводу, что выглядит весьма элегантно.

Когда Мэнди подъехала к дому на машине, он уже ждал ее в дверях. Пройдя мимо него в прихожую, она сразу же почувствовала повисшее в воздухе напряжение.

Молча они обошли комнаты первого этажа, молча поднялись в спальни. Шторы в хозяйской спальне были опущены, тяжелая ткань роскошными складками спадала на деревянные доски пола. Джонатан включил стоявшую возле кровати лампу, и ее теплый свет озарил стены и потолок. Медленно обойдя покрытую белым покрывалом большую медную кровать, Мэнди погладила рукой холодную металлическую поверхность. Она посмотрела на стоящего напротив Джонатана, и их глаза в первый раз за этот день встретились. В них отражалась неизбежность того, что должно было сейчас произойти.

Встав коленями на кровать, он протянул руку к Мэнди. Она позволила себя увлечь, чувствуя себя посторонним наблюдателем или актрисой, играющей роль, которая ждет, когда кто-нибудь крикнет «Снято!».

Но здесь никого больше не было. Только они одни.

Она знала, что он ее хочет, и была не прочь доставить ему удовольствие. Но в то время как ее тело отвечало на его прикосновения, душу снедало чувство вины и страха, перед глазами проносились Пит, мальчики, мать. Даже когда они целовались, ее не оставляло беспокойство — что же будет дальше? Расстегнув платье, он провел пальцем по груди Мэнди, и соски ее тут же отвердели. Засунув руку под лифчик, он нежно обхватил ее грудь, и Мэнди застонала от удовольствия. С каждым его прикосновением ее нерешительность таяла. Медленно раздевая Мэнди, Джонатан не переставал ее ласкать и все время призывно смотрел на нее.

По его просьбе она помогла ему снять галстук, рубашку, а затем и брюки. При виде его мускулистого тела, его длинного и твердого члена она ахнула. Сделав шаг вперед, Джонатан положил руки на обнаженные плечи Мэнди и медленно повалил ее на спину. Он улыбался, явно наслаждаясь своей властью. Ощутив его наготу, она затрепетала. Некоторое время он просто лежал на ней, лаская ее руками и целуя лицо и грудь, затем коленями резко раздвинул ей ноги. Она вскрикнула, ожидая, что сейчас он овладеет ею, но он сначала покрыл поцелуями ее шею, грудь, живот и только потом осторожно вошел.

Она едва не кончила в ту же секунду, внезапно почувствовав ужасное, нестерпимое желание.

Его вид, его запах — все так странно и непривычно.

Вырывавшиеся у них крики наслаждения она слышала как бы со стороны. Обхватив его ногами, она вцепилась ему в ягодицы, понуждая проникать в нее как можно глубже. И тут — на ее взгляд, слишком быстро — он кончил, толчками выбросив в нее свое семя.

— Не останавливайся, — умоляюще прошептала она ему на ухо, когда он стал расслабляться, и принялась ласкать его ягодицы. — Ну пожалуйста… пожалуйста…

Медленно, очень медленно, он начал снова двигаться так, будто ощущал каждое движение ее мышц. Руки Джонатана гладили ее груди и бедра, трогали соски, легко касались живота, и каждое прикосновение заставляло ее стонать от удовольствия. И все это время он смотрел на Мэнди, с улыбкой одобряя ее усилия…

Сама мысль о том, чтобы заняться сексом с Питером теперь, после того что она испытала с Джонатаном, доставляла Мэнди мучение. Странно, что она позволяла ему заниматься с собой любовью, ведь любовью тут и не пахло. Если бы она решилась на разговор с ним, то, возможно, даже предложила бы ему ходить к проституткам, но тогда пришлось бы опасаться какой-нибудь заразы.

Стоя в дверях гостиной, она некоторое время наблюдала за Питом, который пока не замечал ее появления.

Видя, как он сгорбился в кресле, она вдруг почувствовала к нему что-то похожее на жалость. Ощутив ее присутствие, Пит обернулся, недовольно хмыкнул и вновь уставился на телеэкран, где в очередной раз показывали «Кэгни и Лэйси»..

— Я пошла спать. Тебе что-нибудь еще нужно?

— Нет, я сейчас поднимусь, — не отрывая глаз от телевизора, ответил он.

Сердце у нее упало. За прошедшие годы она все же научилась кое в чем разбираться.

Поднявшись наверх, она легла в холодную постель; ночная рубашка окутывала ее, как саван. В темной комнате раздавалось громкое тиканье стоящих на столе часов. Когда дверь в спальню открылась, Мэнди в ужасе вздрогнула и закрыла глаза, притворившись спящей.

Пит стал раздеваться — послышалось звяканье мелочи в кармане, шорох падающих на пол джинсов и стаскиваемой через голову рубашки. Мэнди с отвращением стиснула зубы.

Вот он откинул край одеяла, и ее обдало холодом, затем она ощутила жар его тела и прикосновение его грубых рук.

— Сними рубашку.

Глядя прямо перед собой, чтобы не встречаться с ним глазами, она села, быстро стянула через голову ночную сорочку и бросила ее на пол.

Ничуть не заботясь о ее реакции, Пит сделал свое дело.

Впрочем, Мэнди была только благодарна ему за то, что он быстро отвалился. Теперь она лежала, свернувшись калачиком на краю постели, и молча плакала, уткнувшись лицом в подушку, пока наконец не провалилась в сон, видя перед собой лицо Джонатана.

Улыбаясь, юная косметичка откинула занавеску и вошла в кабинку. Нерешительно, как после тяжелого сна, Мэнди открыла глаза.

— Итак, готовьтесь, — сказала девушка.

Подойдя к контейнеру с воском, она помешала содержимое деревянным шпателем. Достав из пластмассовой коробки какую-то влажную ткань, она удалила с ног Мэнди остатки крема, а затем наложила несколько кусков ткани на края ее трусиков, чтобы защитить их от воска.

— Приступим! — Улыбнувшись, косметичка кивнула своей клиентке, взяла шпатель и короткими, точными движениями, будто наносила сахарную глазурь на торт, стала накладывать на голени Мэнди горячий воск.

Через некоторое время с помощью толстой оберточной бумаги она принялась его удалять. На боль Мэнди не обращала внимания — она к ней привыкла. «Это не поможет тебе поймать мужиков, — морщась от боли, думала она, когда косметичка отрывала полосу воска от внутренней части ее бедра. — Но, может быть, у них все-таки больше здравого смысла?»

Девушка уже удаляла волосы вдоль линии бикини, хотя Мэнди давно не осмеливалась его надевать, когда в холле послышался громкий голос Сюзи. Как же она непринужденно себя ведет, позавидовала Мэнди и улыбнулась.

— Привет, Мэнд! Мне сказали, что ты здесь. — Сюзи в мгновение ока появилась в кабинке.

Юная косметичка посмотрела на нее и улыбнулась.

— Готово! Теперь, — пожалуйста, в кабинку номер шесть для обработки лица, — кивнула она Мэнди и мимо Сюзи вышла в коридор.

Мэнди повернулась на спину и поправила платье.

— О Господи, ты выглядишь как дерьмо! — воскликнула Сюзи, опуская занавеску.

— Спасибо, я тоже тебя люблю!

— Извини, но ты действительно выглядишь не очень, — хмыкнула подруга. Но ведь это была замечательная ночь, правда? Один черный чудак чего стоит!

И, вспомнив вчерашние проделки, обе расхохотались.

— С каких это пор ты носишь чулки? — взглянув на ноги Мэнди, спросила Сюзи.

— Так, надеваю время от времени ради разнообразия.

А вообще-то терпеть не могу возиться с резинками.

— Кстати, о резинках — как тебе нравится вот это? — Сюзи сунула руку в стоявшую у ее ног сумку и вытащила оттуда белый кружевной пояс, с которого свешивались четыре резинки для чулок. — Я купила к нему шикарные чулки. «Кристиан Диор»! Это стоило мне целого состояния! — воскликнула она, демонстрируя покупку Мэнди.

— Ну, при таком хозяйстве он от тебя никуда не денется!

— Во всяком случае, долго оно на мне не останется. — Сюзи ткнула Мэнди под ребра, и обе захихикали, словно девчонки.

— Пожалуй, нам пора заняться своими лицами. Если не рассиживаться, то мы успеем еще заскочить выпить в «Краун». Да, надо еще забрать цветы. Мама и тетя Бэбс вечером будут делать бутоньерки. Голова идет кругом — столько всего нужно!

— Что-нибудь обязательно получится не так. Это уж как водится.

— Ну спасибо, утешила! Звучит так ободряюще! Пойдем наклеим тебе пластырь на лицо. Тогда ты хоть немного помолчишь.

Подруги сидели рядышком в глубоких креслах, тишина и полумрак действовали на них расслабляюще. Маленькие круглые пластыри защищали нежную кожу вокруг глаз от бьющего в лицо горячего пара.

Лица покрывала испарина. По шее Мэнди ручейком стекал пот.

— Чтоб мне провалиться! Сколько нам еще здесь париться? — проговорила она, борясь с потоком горячего воздуха, бьющего прямо в рот.

— Думаю, минут пять, не больше. Потом они вернутся и станут выдавливать нам прыщи с угрями.

— Прелестно!

— Не могу поверить, что тебе раньше этого не делали.

— Ну, если после такой обработки я не буду выглядеть как Мишель Пфайфер, то вряд ли приду сюда снова.

— Ты ведь потратила всего пятнадцать фунтов. А чудеса стоят не меньше тридцати!

— Ой, не смеши! — тщетно стараясь удержаться от смеха, фыркнула Мэнди. — У меня сползают наклейки возле глаз.

Придерживая обеими руками пластыри, Сюзи расхохоталась.

— Между прочим, помнишь ту толстую пташку возле стриптизера? Похоже, она никогда не ограничивала себя в еде.

— Бедная корова! Мне ее даже немного жалко. Наверное, она решила, что понравилась ему.

— Понравилась? Да ты шутишь! Кто ж на такую польстится?

Не в силах удержаться от смеха, Мэнди тоже схватилась за пластыри.

— Ой, не надо! Тем не менее, — добавила она серьезно, — наверное, у нее это было самое сильное впечатление за весь год.

— Ну, самое большое — это уж точно!

Они вновь расхохотались, наклейки у Мэнди сползли на щеки.

— Черт бы их побрал! — Она досадливо поморщилась, водружая их на место.

— Ты тогда забрала машину? — Сюзи вытерла пот с верхней губы и наманикюренным пальцем почесала нос.

— Ага. Я чуть не умерла, но Питу нужна была машина, потому что фургон в ремонте, а он сегодня работает в Южном Лондоне. Если бы я попросила его самого забрать машину, поднялся бы страшный шум, а мне не хотелось нарываться на скандал.

— Он придет на свадьбу?

— Сказал, что придет. Лучше бы не Приходил.

— Не волнуйся. Посадишь его рядом с Барри, и пусть они до смерти надоедят друг другу.

— О Боже, Сюзи! Ты что, пригласила и его братца?

— Только на вечер. Я не могла его не пригласить.

— Почему?

— Ну, он бывший…

— Так ты что, пригласила всю округу?

— Ха-ха! Очень смешно! В общем, неделю назад я случайно встретила его, и он еще тогда напросился.

— Надо же! — рассвирепела Мэнди. — Каков наглец!

— Ну… как бы то ни было, он составит компанию Питу. — Сюзи почесала вспотевшую шею. — Мальчики придут?

— Я им сказала, но, наверное, не придут. Да они бы только жаловались, что музыка старая.

— Благослови их Боже! — Сюзи всегда питала слабость к детям Мэнди, особенно к младшему. Люку. Когда Мэнди предложила ей стать его крестной, Сюзи даже всплакнула. Конечно, подруги прохаживались насчет того, как Сюзи будет учить Люка морали, но она только отшучивалась. Никому, кроме Мэнди, она не призналась, как ее тронуло это предложение.

— А кстати, как будет с музыкой? Это что, дискотека?

Сюзи фыркнула.

— Ну, я постаралась угодить всем. Ясно, что старик захочет попеть, поэтому в холле поставили пианино и предупредили дядю Билла, что ему придется играть. Кроме того, я заказала дискотеку, так что потом мы всласть попрыгаем. Ди-джея попросили, чтобы он принес побольше старой музыки.

— Вот здорово! Я уже сто лет не танцевала!

Танцы входили в число тех утрат, которые приходят с возрастом и о которых Мэнди сожалела. В молодости они с подругами появлялись на танцплощадке несколько раз в неделю, растворялись в музыкальных ритмах долгие часы.

Знакомства с мальчиками были своего рода побочным эффектом такого времяпрепровождения; причем их ничто не огорчало — познакомились и, если парень не слишком страшен, — прекрасно, не познакомились — тоже хорошо, удалось потанцевать!

— Хорошо бы отец не хватил лишку. Ты ведь знаешь, какой он.

Мэнди засмеялась, вспомнив, как на свадьбе Линдсей отец Сюзи с таким энтузиазмом подпевал своему любимому Фрэнку Синатре, что свалился с эстрады прямо на восхищенно наблюдавших за ним двух пожилых леди.

— А как ему понравился Джо?

Сюзи засмеялась:

— Они встречались всего пару раз. Мама приняла меры, так что Джо не видел его во всем блеске.

— А мама? Что она говорит о Джо?

— Говорит, он милый. — Вспомнив об их первой встрече, Сюзи громко рассмеялась. — В первый раз он пришел на воскресный обед. Принес ей охапку цветов и наговорил кучу комплиментов, хотя она ужасно готовит, — он всегда знает, что нужно сказать, этот Джо! Просто очаровашка!

— Прямо не терпится его увидеть. Знаешь, когда ты вернешься после медового месяца, надо будет собраться — пообедать там или что-нибудь еще.

— Ага, это будет неплохо, Мэнд. Я думаю, он тебе понравится. Он, ну… очень хороший.

— Похоже на то. Я помню, как ты мне позвонила, когда он сделал тебе предложение…

Сюзи снова рассмеялась, припомнив, как получила тогда коробку, развернула упаковку, открыла — и под потолок плавно взлетел надутый гелием шарик, на котором было написано «Выходи за меня замуж!» — на одной стороне розовыми буквами, а на другой — голубыми.

— Ага… — Глаза Сюзи вмиг повлажнели. — Я сразу проверила имя и адрес на коробке — а вдруг служба доставки ошиблась.

— Здорово!

— Да уж, — вздохнула невеста. — Если он задерживается на работе допоздна, то всегда приносит домой цветы или бутылку хорошего вина.

— Ну прямо как Пит, — хмыкнула Мэнди, и обе засмеялись.

Пару минут они сидели молча.

— Так что тебе осталось сделать? — наконец спросила Мэнди. — Платье готово?

— М-м-м… — ответила подруга, слизывая пот с верхней губы. — У меня все схвачено. Продукты, музыка. Джо заказал машины, а я вчера подобрала платья, туфли и все такое прочее.

— Ух, скорей бы! Какого цвета платье будет у Карен?

— Красное.

— Красное?

— Ага, мне не хочется наряжать Карен в пресные пастельные тона. Она же все-таки подружка невесты, а не цыпленок. Думаю, лучше всего подойдет что-нибудь потемнее и посексуальнее. Примерно как у Полы Йитс, когда она выходила замуж.

— Ну надо же! А твой цвет какой? Нет, помолчи — я сама угадаю. Черный!

— Не говори глупостей! Кремовый. Очень утонченно.

Я купила его в «Харродз».

— Да ну?

— Ага. Я обошла «Харви Ник» и еще несколько магазинов для новобрачных, но в «Харродз» самый лучший выбор. Во что это мне обошлось — с ума сойти!

— Надо было взять платье напрокат, Сюзи. В конце концов, это только на один день.

— Нет, я хочу, чтобы у меня было свое, — отозвалась та, водружая свои пластыри на место. — И потом, я же всегда могу толкнуть его в один из магазинов, где подвенечные платья сдают напрокат, и вернуть часть своих денег. Вернее, денег Джо.

— За него заплатил Джо?

— Ну да, платить приходится ему. Сама я не потянула бы, а моего старика ты знаешь — у него короткие руки и глубокие карманы, так что денег от него не дождешься Джо так мне и сказал: «Покупай все, что нужно для свадьбы». Наверное, ему помог отец. Похоже, денежки у них водятся.

— Ну, — смахнула с носа каплю пота Мэнди, — думаю, для тебя это все было неожиданно, Сюз.

— Ага, — ответила та, — все произошло так стремительно, что иногда мне кажется, будто это сон.

Мэнди на ощупь отыскала руку подруги и пожала ее.

— Очень рада за тебя, Сюз.

— Я знаю. — Она ответила ей пожатием. — Понимаешь, я думаю, это судьба, Мэнд. Я наконец его нашла. — Она вздохнула. — А ведь сколько времени ушло зря!

— Не надо быть такой сентиментальной, — фыркнула Мэнди. — Я сейчас заплачу!

Сюзи тотчас сменила тему:

— А что ты думаешь об Анне?

— Тот парень из ресторана не заставил бы меня просить дважды. Анна, должно быть, сошла с ума. Она ни с кем не встречается, нет?

— Она рассказывала тебе, что случилось в Америке?

— Нет. Думаю, там все было серьезнее, чем она говорит. Может, она хотела ребенка, а он — нет — видела ведь, какая она была подавленная. Их это всегда пугает.

Вряд ли американцы чем-то отличаются от наших.

— Недавно звонила Дженет, — перескочила на другую тему Сюзи. Спрашивала, не нужна ли помощь.

— Она сегодня работает?

После окончания школы Дженет работала в строительной организации, и даже сильное похмелье вряд ли удержало бы ее дома.

— Ага, но у нее теперь новая должность, и по пятницам она работает только до трех. Хочет встретить меня на своей машине, чтобы помочь мне с бутоньерками.

— Не знаешь, как там у нее с врачами? Я не хочу ее спрашивать, чтобы не расстраивать. — Мэнди избегала говорить с Дженет о ее бесплодии, почему-то чувствуя себя виноватой за то, что сама имела двоих детей и не особенно благодарила за это судьбу.

— Она ждет каких-то новых тестов. Видимо, надеется на новый способ ИВ… забыла, как называется. — Сюзи поудобнее уселась в кресле.

— ИВФ. Я знаю одну женщину, которая пробовала его четыре раза, и ничего не получилось…

— Ага, но пусть она попробует. Наверное, она сойдет с ума, если у нее это не получится.

— А что Стив? Что думает он?

Среди подруг Дженет ее приятель пользовался большой популярностью, особенно он нравился Сюзи.

— Благослови его Господь! Он просто сокровище. Ради нее Стив готов на все. Другого такого трудно отыскать!

— Это точно! — согласилась Мэнди. — Кстати, если уж пошел разговор о женском счастье — представляешь, что я недавно слышала в парикмахерской? Ты ведь знаешь этого парня, Брайана, который женился на Морин Хейлз? Ну, того, который прижил одного ребенка с ней и еще одного с подружкой…

— Джейни Смит…

— Ага, Джейни. Ну, он вроде поссорился с Морин, Джейни об этом прослышала и стала ждать его у себя дома с распростертыми объятиями, думая, что теперь он поспешит к ней. А он все не идет и не идет, и тогда она решила сходить сама и встретиться с ним в присутствии его старушки. Ну, Джейни застала бедную Морин врасплох — ее вообще можно сбить с ног одним пальцем, и тут выясняется, что та выкинула его из-за того, что он завел интрижку еще с одной…

— Ты хочешь сказать, не с Джейни? — удивилась Сюзи.

— Нет. С одной пташкой, которая живет неподалеку и которая только что родила от него ребенка! Представляешь?

— Ну он и мерзавец!

— Ага. Это же надо, а?

— Не могу поверить, что жена об этом не знала. У него, должно быть, очень много энергии или слишком длинный конец!

— Если бы братья Джейни его поймали, у него не осталось бы никакого! подвела итог Мэнди, и обе засмеялись. Ситуация была настолько нелепой, что казалась нереальной.

— Да, уж они обслужили бы его как следует, этого грязного маньяка.

Открылась дверь.

— Как интересно! О ком это вы? — направляясь к ним, спросила молодая светловолосая косметичка.

— Вы его не знаете, — ответила Сюзи, испугавшись, что та как раз точно знает, о ком они говорили. — Ну, мы уже закончили? — Сняв свои шоры, она, моргая, смотрела на девушку, которая возилась с феном.

Та взглянула на часы.

— Еще несколько минут, — проговорила она, вынимая из ящика свежие пластыри. Поместив их на глаза Сюзи, косметичка проделала то же самое с Мэнди и исчезла за дверью.

— Карен приведет на свадьбу своего нового мужика? — спросила Мэнди, отвернувшись от горячего потока.

— Не думаю, что он новый — она просто не показывала его, и все. Скорее всего она приведет его на вечер; днем он вроде бы занят. Чем он занимается?

— Анна говорит, что он учитель, — отозвалась Мэнди. — Карен встретила его на какой-то конференции.

Представь себе, какие у них умные были бы дети, раз они оба учителя! Мэнди всегда винила гены Пита за то, что ее собственные дети учились неважно. Если когда-нибудь удастся выделить ген тупости, у него наверняка будет лицо Пита.

— Ты немного забегаешь вперед, — сказала Сюзи. — По крайней мере раз нам позволили с ним встретиться, значит, это серьезно. По-моему, его зовут Крис.

— Может быть, скоро состоится еще одна свадьба. — Несмотря на жизненные обстоятельства, Мэнди оставалась безнадежным романтиком. — Знаешь, я люблю хорошие свадьбы…

Положив сумку на стойку бара, Сюзи повернулась к Мэнди:

— Так что тебе заказать?

— Ничего. Теперь моя очередь.

— Не глупи, — отмахнулась Сюзи, не позволяя Мэнди вытащить кошелек. Вчера ты оплатила два последних заказа!

— Да ну? Боже мой! Тогда это все объясняет!

— Что объясняет?

Положив руку на плечо Сюзи, Мэнди рассмеялась.

— Когда я сегодня утром заглянула в кошелек, он оказался пустым! Я-то подумала, что дала таксисту слишком большие чаевые.

— То-то бы он обрадовался! Нет… — протянула Сюзи, — это двойные бренди тебя опустошили!

— Вот лучший способ подорвать семейный бюджет!

Прислонившись друг к другу, они расхохотались.

— Что будете пить, леди? — поинтересовался бармен. — Или вам уже достаточно?

— Я еще ничего и не пила, — с улыбкой сказала Сюзи и повернулась к нему, привычно выпячивая грудь., - Водку с тоником, пожалуйста.

— А вам? — Обращаясь к Мэнди, он не сводил глаз с Сюзи.

— Водку с лимонадом, — зло отозвалась Мэнди. — И не забудьте про лед.

Бармен поднял руки:

— Хорошо, хорошо!

Когда он отвернулся, Сюзи поймала взгляд подруги.

— Только по одной, ладно?

— Только по одной, — подмигнув, ответила Мэнди.

Хихикая, они стали ждать заказ. Пока Сюзи расплачивалась. Мэнди прошла к свободному круглому столику, стоявшему в углу неподалеку от бильярда. Через минуту к ней присоединилась Сюзи.

— Опохмелимся! — вздохнув, она приветственно подняла бокал и отпила прозрачной прохладной жидкости.

Посмотрев по сторонам, Мэнди засмеялась:

— Знаешь, я здесь сто лет не была. Последний раз приходила сюда на пятую годовщину Дуга и Люси.

— Боже мой! Это же бог знает когда было! Ты еще помнишь?

— Как я могу забыть? Я как раз сидела между ними, когда они начали драться. Я тогда здорово напилась.

— Ну, не так, как они!

Мэнди засмеялась:

— Да уж. Юбиляры тогда взялись за дело основательно. Потом в пределах видимости не осталось ни одного целого бокала! Неудивительно, что им до конца жизни запретили здесь появляться!

— Вряд ли это справедливо. Они ведь никому вреда не причинили. И за все заплатили, верно?

— Ага. Только после того, как один из барменов приковал Дуга наручниками.

— Ну да… но он все равно бы заплатил. Я знаю Дуга.

Он совершенно безвредный.

— Уж конечно!

— Ну да… — Сюзи засмеялась. — Знаешь, он ведь один раз ко мне клеился. Гладил меня по заднице на крестинах.

— Где, в церкви?

— Нет. — Услышав подобное, Сюзи даже поперхнулась. — Конечно, нет. Уже потом. Этот наглый козел пристал ко мне в буфете и ну шептать на ухо. Дескать, он хочет мне кое-что показать.

— И что же? — склонившись к ней, с интересом спросила Мэнди.

— Ну, я сказала, чтобы через пять минут он встретил меня наверху.

— Не может быть!

— Может. — Сюзи взяла бокал и принялась разглядывать его, словно хрустальный шар. — В общем, я пошла наверх, в ванную. Через три минуты он тоже там появился, как раз когда я вытащила свежий тюбик с губной помадой. «Ладно, — говорю я ему, развернувшись, — что ты там хотел мне показать?» Он, сияя как начищенный таз, расстегивает ширинку и вытаскивает на мое обозрение своего Джона Томаса. Конечно, тот начал понемногу увеличиваться. И здоровая же у него была штука! Прямо как сарделька!

— Да ну?!

— Ей-богу. Бедная старушка Люси, подумала я, наверное, не знает, то ли ей залезть на эту штуку, то ли съесть с булочкой.

— И что же? — с любопытством спросила Мэнди. — Давай рассказывай!

Сюзи засмеялась, — Ну, я посмотрела на это секунду или две и говорю ему: «Ты, должно быть, шутишь, Дуги. Этой штукой ты удалишь мне аппендикс. Ты же не человек!» «Я человек, — говорит он, — пощупай». И пытается сунуть его мне в руку.

«Выше пояса — может быть», — отвечаю я ему, быстренько разворачиваюсь и выхожу в коридор. И представляешь себе? Этот глупый козел, держа хрен в руке, бежит за мной и появляется на лестничной площадке со спущенными штанами. Вот и рассуждай теперь — может кровь взыграть или нет!

Игнорируя недоуменные взгляды посетителей, Мэнди громко захохотала. Немного успокоившись, она снова наклонилась к Сюзи.

— Должно быть, это ужасно. Люси ведь твоя хорошая подруга?

— Была. — Сюзи пожала плечами. — Время от времени они все пытаются… Все женатые мужики.

— Все?

— Ну ладно, не все. Твой Пит…

Мэнди сделала большой глоток.

— Можешь забрать его, Сюзи!

— Нет уж, спасибо. Оставь его себе.

— А я-то надеялась, что сплавлю его кому-нибудь.

— Что, так плохо? — участливо спросила Сюзи, взяв Мэнди за руку.

— Нет. Гораздо хуже.

Обе захихикали и, улыбнувшись друг другу, отхлебнули из бокалов.

— Знаешь, это так здорово! — сказала Мэнди.

— Что?

— Что мы снова вместе. Все вместе, Я уже почти забыла, как это было. Вчера вечером… ну, в общем, я все поняла. Как это было здорово и как мне этого не хватало.

— Да, прошло немало времени. — Сюзи откинулась на спинку стула и лениво отхлебнула водки. — Последний раз мы собирались перед тем, как Анна уехала в Штаты. Год назад, что ли?

— Больше! — поправила ее Мэнди. — Время летит, правда?

Сюзи кивнула, затем, поставив бокал на стол, постучала по нему указательным пальцем.

— Просто позор, что мы так и не собрались ее навестить. Мне всегда хотелось посмотреть Америку.

— Уж не знаю, так ли тебя там ждали, Сюз!

— Ну да, но при такой замкнутой и чувствительной натуре, как у нее, Анна сама на помощь не позовет. Я-то всегда считала, что надо брать быка за рог.

— Ты имеешь в виду — за рога?

— Имей в виду что хочешь, девочка, — я знаю, о чем говорю. Взгляни на тех троих возле бара.

Мэнди посмотрела в ту сторону. Она даже не заметила, как они вошли, хотя именно она сидела лицом к бару.

— Ну и что?

Наклонившись к ней, Сюзи понизила голос:, я.

— Толстяка без шеи зовут Джефф. Он рыночный Торговец. Торгует овощами и фруктами Рядом с ним — с усиками и в клетчатой рубашке — сидит Малкольм. Не знаю точно, чем он зарабатывает на жизнь, но явно чем-то незаконным. Третьего — в майке «Арсенала», который пьет коричневое пиво, — зовут Бен. Он владелец видеомагазина на углу. Ну, того, мимо которого мы проходили Мэнди кивнула и вновь перевела взгляд на Сюзи.

— И что же?

— Теперь скажи мне — кто из них гомик, кто от меня без ума и с кем я трахалась в сортире под Новый год?

— Да ну?! — Мэнди поднесла руку ко рту. — В туалете? Здесь?

Сюзи кивнула и перекрестила левую грудь.

— Клянусь. Давай угадывай. Сначала гомик.

Сделав для вдохновения глоток, Мэнди снова посмотрела в сторону бара.

— Тип с усами, — тихо сказала она.

— Не угадала. Теперь попробуй определить, кто в меня влюблен.

— Джефф?

— Опять не угадала. Давай третью категорию.

— В мужском или в женском?

— Что?

— Я просто хочу знать — ты это делала в мужском туалете или женском?

Сюзи расплылась в широкой улыбке:

— Угадай.

— Что это — животное, овощ или минерал?

— Животное, — ответила Сюзи и расхохоталась.

— В женском, — после недолгих размышлений произнесла Мэнди.

Сюзи кивнула:

— Правильно. Теперь отгадай, кто безобразничал.

— Ты хочешь сказать, что это правда? — изумленно спросила Мэнди. — С одним из этих трех, в женском туалете, здесь?

Сюзи снова кивнула:

— Как я уже говорила, надо брать быка за рог. Ну? Мэнди растерянно пожала плечами:

— Бен?

Сюзи чуть не поперхнулась.

— Не смеши меня! Бен ни на что не годится — разве ты не видишь? Нет, угадать ты не сможешь. — Она улыбнулась и снова накрыла своей рукой руку подруги. — Между нами есть одно различие, Мэнд. Ты замужем, а мне приходится менять одного мужика за другим. Все равно что пересаживаться с одного автобуса на другой.

— Не знала, что шестьдесят девятый ходит через Айлингтон!

— Вот наглая корова!

Осушив бокал, Мэнди со стуком поставила его на стол и задумчиво посмотрела на подругу.

— Сколько же у тебя было дружков, Сюз?

— Дружков или мужчин?

— А какая разница?

— Большая! Возьми тот случай в сортире. Мы просто позабавились. Я была полупьяная, и тот парень мне понравился. Но я не стала бы с ним гулять. Во-первых, он женат и у него трое детей.

— Это тебя останавливает?

Сюзи посмотрела на нее с возмущением:

— Конечно! Немного позабавиться — еще куда ни шло, но я же не совсем безответственная!

— Так сколько же?

— Ну, больше, чем у Девы Марии, и меньше, чем у старого герцога Йоркского.

— Нет, я серьезно…

— Не знаю… Может быть, двести.

Мэнди ошеломленно замолчала. Невозможно представить! Для нее и двух много.

— А как ты?

— Я? — Мэнди засмеялась и опустила глаза, сразу залившись краской.

— Неужели Пит и вправду единственный, с кем ты спала?

— Пожалуй, — помявшись, ответила Мэнди. — Ну…

— Черт побери! — прервала ее Сюзи. — И что, ты даже не задумывалась о том, как это может быть с другими?

— Конечно, задумывалась. А тебя не беспокоит, что ты можешь что-нибудь подцепить?

— Нет, не особенно. До сих пор ничего не случилось — тьфу-тьфу-тьфу! И она постучала по столу. — Ну, если не: считать бородавок.

— Бородавок?

— Ага, генитальных бородавок. Пришлось их прижечь.

— Кошмар! — Мэнди разом осушила бокал. — Хочешь еще?

Сюзи кивнула, но когда Мэнди поднялась, потянула ее обратно.

— Сейчас моя очередь, — встав со стула, сказала она. — Ты можешь оплатить номер три!

— Номер три? Но…

— Не спорь, Мэнд. Плыви по течению.

— Как ты, что ли?

Кивнув, Сюзи уже двинулась к стойке, но Мэнди ее остановила:

— Так кто же из них?

Сюзи нагнулась, на подругу пахнуло духами.

— Увидишь. Один из них положит мне руку на задницу.

— Он?

— Нет. Тот, кто в меня влюблен. Одноразовый мистер — тот, кто вежливо мне кивнет, как будто мы встретились в очереди на автобус.

Мэнди засмеялась:

— Шутишь?

— Нет. Он всегда так делает. Особенно когда с ним жена.

С этими словами она ушла.

А Мэнди осталась наблюдать. Стоило только Сюзи подойти к бару, как мужчины прекратили свой разговор и переключили все внимание на нее. Один из них — Малкольм — с видом собственника положил руку ей на задницу. Стоявший рядом Бен улыбался и говорил любезности. А Джефф только кивнул — неуклюже, почти робко.

«Джефф!» — подумала Мэнди, досадуя на себя за ошибку. По правде говоря, она никогда не смогла бы представить себе Сюзи, развлекающуюся с ним в заведении «Для леди». Он был таким… таким непривлекательным.

Ну, положим, не хуже Пита, а ведь она сама спит с ним довольно часто.

Она смотрела на Сюзи и слегка завидовала ей, ее способности так легко сходиться с мужчинами, завоевывать их. Для Мэнди это всегда было проблемой. Всегда. Даже когда они еще вместе учились в школе.

Улыбнувшись, она вспомнила, как все это было, каким безоблачным все казалось…

С того времени Сюзи сильно изменилась, хотя и тогда уже пользовалась огромной популярностью, несмотря на то что у нее были проблемы с лишним весом.

Мэнди улыбнулась, вспомнив, как они тогда развлекались — просто «смеху ради». В шестнадцать они считали себя достаточно взрослыми — ведь, в конце концов, они уже давно посещали пабы, и Мэнди хорошо помнила, в какое возбуждение их привела перспектива впервые провести каникулы без родителей.

Из них пятерых лишь одна Сюзи уже ездила в летний лагерь, а Мэнди вообще никогда и никуда не выезжала.

Когда она спросила у матери разрешения поехать с подругами в Майнхед, ей пришлось объяснять, где это, поскольку мама никогда не выбиралась дальше Маргейта — там они по субботам иногда устраивали пикники.

Едва они слезли с автобуса и двинулись к лагерю, как Мэнди испытала настоящее волнение, хотя открывшийся взору пейзаж производил не особенно сильное впечатление. В брошюре все выглядело ярким и красочным, солдаты казались красавчиками. В действительности же комплекс зданий больше смахивал на один из концентрационных лагерей, какие Мэнди видела в старых военных фильмах.

«Добро пожаловать в лагерь номер семнадцать. Труд сделает вас свободным!»

Перед приемным отделением простиралась зеленая лужайка. Двое молодых солдат криками подбадривали детей, перетягивавших канат. Время от времени одна из команд падала на землю, образуя кучу-малу, в то время как их соперники оглашали воздух победными криками.

От лужайки асфальтированные дорожки вели к скоплению двухэтажных строений. Всюду, куда хватало глаз, рядами располагались деревянные домики типа швейцарских шале. При более внимательном рассмотрении можно было обнаружить облупившуюся краску и покосившиеся двери, но девочки этого не замечали Они уже распаковывали вещи, переставляли кровати и валялись на диванах, наслаждаясь полной свободой от родительской опеки, — Это для тебя, Сюзи! — крикнула Мэнди, просматривая программку. — В понедельник вечером конкурс на звание «Круглолицая и Веселая Мисс Очарование»! — Перевернувшись на спину, она разразилась смехом.

— Да ну тебя! — Сюзи вырвала программку из рук Мэнди. — Ух ты, здесь сказано, что победительница получает талоны на пять фунтов!

— С пятеркой она станет важной персоной — сыронизировала Карен.

— Да уж конечно, Мисс Железные Трусики! — последовал быстрый ответ.

Однако возможность выиграть призы вызвала у всех живой интерес, и девочки склонились к Сюзи.

— Здесь есть конкурс «Мисс Узловатые Колени»! — воскликнула Карен, указывая на первую страничку программки. Это для тебя, Джен… — Последовал взрыв смеха.

— Очень смешно! — добродушно отозвалась Дженет, взяв программку в руки. — Мы всегда можем выдвинуть тебя на конкурс «Очаровательная бабуля». Кто знает, может, там ты подцепишь очаровательного дедулю!

— Я не такая отчаянная, — сказала Карен и слегка толкнула Дженет, отчего та, к удовольствию остальных, скатилась с постели и упала на пол.

— Эй! Смотрите-ка! «Тайный вдохновитель»! Надо послать туда Анну! Если выиграешь, то получишь десять фунтов, и к тому же в конце сезона сможешь приехать со своей семьей на суперфинал. Это просто блеск!

— Да кто тебе сказал, что я выиграю! Нет уж, если мы останемся без денег, то всегда можем пустить в дело Сюзи.

— Ну ты и кобыла! У меня не будет никаких шансов.

Вы не слышали, что тот чудак на регистрации говорил насчет патрулей? Все покачали головами. — После полуночи тут ходят ребята со сторожевыми собаками…

— Шутишь! Главное, чтобы не овчарки! Терпеть не могу овчарок. — В детстве на Дженет набросилась одна из них. Ненависть к этим чудовищам укрепило и испытанное затем унижение, когда мать девочки в гневе демонстрировала владельцу собаки следы зубов на голой ягодице дочери.

— Ну, я так слышала. — Сюзи встала с кровати. — Ага! — сказала она, посмотрев на часы. — Кто хочет выпить? Чур, я первая в ванную…

К тому времени, когда все пятеро были готовы к выходу, прошло больше двух часов. Одежда, на момент прибытия аккуратно сложенная, теперь была разбросана по кроватям, везде валялись флаконы с туалетной водой, накладные ресницы и прочие предметы макияжа.

Вечер они начали с бара «Эмпайр» [5], располагавшегося в дальнем конце лагеря, где познакомились с двумя парнями. Единственное, что понравилось в них Мэнди, — это смелость; если бы она была парнем, у нее никогда не хватило бы духу познакомиться с девочками, хотя нельзя сказать, что она была толстой и некрасивой. С другой стороны, возможно, для них это не имело особого значения…

В конце концов они оказались на дискотеке и вскоре разбились на пары, потеряв друг друга в толпе. Тот, с кем танцевала Мэнди, был в общем-то неплох, хотя разглядеть его внешность в деталях не представлялось возможным, поскольку в зале царила тьма, а в воздухе витал густой табачный дым. Только на танцплощадке Мэнди обратила внимание, что у парня очень круглое лицо обрамлявшие его длинные, до плеч, каштановые волосы не позволяли заметить это сразу. Мэнди понравилась привычка парня откидывать со лба волосы, понравилось его мускулистое тело под тонкой цветастой рубашкой.

Они почти не разговаривали. Мэнди, правда, заметила, как он пару раз взглянул на нее, и, смущенная таким вниманием, поспешно отвела взгляд. Когда начался медленный танец, половина танцующих ретировалась, отступив за край площадки. Парень же, наоборот, взял Мэнди за руку и повел танцевать.

Крепко прижав ее к себе, он решил попытать счастья.

Руки его медленно, почти незаметно, скользнули вниз и обхватили Мэнди за ягодицы. Она тут же вернула их на талию. При этом оба не промолвили ни слова. Постепенно он вновь опустил руки вниз и вцепился Мэнди в ягодицы. На этот раз она не сделала никакой попытки его одернуть; ее возбуждал его отвердевший пенис, прижавшийся к ее телу. Рука парня тем временем медленно поднялась вверх и принялась поглаживать грудь Мэнди, с каждым разом все больше приближаясь к ее отвердевшему соску.

Когда танец закончился, они еще некоторое время постояли рядом, не желая отрываться: их тела жаждали новых прикосновений. Следующий танец, однако, оказался слишком быстрым.

— Пойдем. — Парень решительно взял Мэнди за руку и повел прочь от танцевальной площадки.

По дороге она высматривала своих подруг, но они, очевидно, уже ушли. Последней, кого видела Мэнди на танцплощадке, была Сюзи, целующаяся взасос; остальных она давно уже потеряла из виду. Мэнди повернулась к своему спутнику и улыбнулась.

— Ты хочешь проводить меня домой?

Они долго обнимались в темном проходе между шале.

Ничего особенного они не делали, но парень сумел расположить Мэнди к себе. Он хорошо целовался, к тому же ей понравилось, как он поглаживал ее грудь сквозь блузку, обхватывал руками ягодицы и водил пальцами по лобку. Мэнди чувствовала, как ее охватывает возбуждение, она как будто уже была готова позволить ему пройти весь путь до конца, однако, когда рука парня принялась расстегивать ей джинсы, Мэнди, не прерывая поцелуя, мягко отвела ее в сторону. Тогда его рука скользнула под блузку и обхватила грудь, сосок вмиг отвердел под лифчиком И снова она убрала его руку, по-прежнему не отрываясь от его губ и все глубже просовывая ему в рот язык. Парень вновь попробовал расстегнуть ей молнию, но Мэнди вновь не позволила.

Резко отстранившись, он прижался спиной к холодной кирпичной стене.

— Что случилось? — тяжело дыша, спросила она.

— Ты меня дразнишь, вот что! — сурово глядя на нее, выпалил он. — И я готов поспорить, что ты еще девственница.

Мэнди не ответила. Опустив голову, она смотрела вниз, на землю, не смея взглянуть на него. Тело ее все еще трепетало от возбуждения, ожидая его прикосновений, но ощущения постепенно гасли, сменяясь чувствами стыда и вины.

Какое-то время они молчали, потом он произнес:

— Пойдем. Я тебя провожу.

И, оторвавшись от стены, двинулся к свету.

Страсть прошла. Мэнди всегда мечтала, чтобы этот момент стал каким-то особенным, захватывающим и в то же время… прекрасным. Теперь же единственное, чего она хотела, — это вернуться к своим подругам.

Карен и Анна были уже дома; сидели на кроватях, сжимая в руках пластмассовые чашки с водкой и апельсиновым соком. Когда Мэнди появилась на пороге, они пьяно захихикали.

— Ну что? — широко улыбаясь, спросила Карен — О чем вы? — Мэнди захлопнула за собой дверь, сбросила туфли, улеглась на койку и уставилась в потолок.

— Ты была с ним?

Мэнди рассмеялась и повернулась на бок, опершись на локоть.

— Плесни немного. Кар.

— Счастливая корова! Он там единственный хоть немного походил на человека! — Анна нетвердым шагом направилась к стоявшей на окне бутылке.

— Угу, тут уж так — или тебе повезет, или нет. А что у вас? — Мэнди забросила ноги на кровать и глотнула обжигающей горло бесцветной жидкости.

— Ну, после того как вы с Сюзи ушли танцевать с теми двумя парнями, один наглец…

— Это с ублюдочной стрижкой? Ты пошла с ним?

— Нет, с ним пошла Дженет. Мы с Карен получили утешительные призы.

Мэнди разразилась громким смехом, расплескав при этом выпивку. Наконец, вытерев губы покрывалом, она спросила:

— А кому достался маленький? Он вроде ничего.

— Если тебе нравятся гномы.

Анна и Мэнди со стоном повалились на койки.

— А уши! В конце концов я ему сказала: «Послушай, солнышко, теперь точно известно, куда звонить, если вдруг пропадет кубок федерации футбола!»

— Неужели ты так сказала, Карен? Вот бедняга!

— Ну, мне очень действовало на нервы, как он кладет руку мне на плечо…

— Так уж и на плечо! — воскликнула Мэнди и, не в силах удержаться на ногах, прислонилась к изнемогавшей от смеха Анне.

— Угу, ведь чтобы все было нормально, ему пришлось бы сначала поставить стремянку!

И Карен повалилась на них сверху.

— Каждый раз, когда я на него смотрела, у него голова была вровень с моими сиськами и он так бодался, будто собирался зарыться между ними лицом…

— Ему нужно было глотнуть кислорода.

— Ладно, ладно, девочки. — Мэнди, выбравшись из кучи-малы, потянулась к бутылке и наполнила чашки.

Затем все трое сели на край кровати, и Мэнди подала каждой апельсинового сока.

- А что у тебя было не так, Анна?

— Не считая того, что он уродливый карлик?

Мэнди чуть не заплакала от смеха.

— Ага, — наконец с трудом проговорила она, — не считая этого.

— Он все время пердел.

Все трое зашлись в настоящей истерике.

— Все бы ничего, если бы он пердел громко, но без запаха. А у него получалось бесшумно, но зато хоть противогаз надевай! Мне пришлось все время делать вид, что я кашляю, и прикрывать рот и нос рукой.

— Слишком уж ты вежливая, — заключила Мэнди. — А надо было просто сказать: «Послушай, уродливый ублюдок, если ты не заткнешь задницу пробкой, то я зажгу спичку и ты взлетишь вверх, как ракета!»

— Ага, — пытаясь принять серьезный вид, сказала Анна. — Теперь мне понятно. Спасибо, Мэнд, я все запомню и в следующий раз обязательно скажу.

— Ты хочешь сказать, что и в следующий раз выберешь себе вонючку? ткнув ее под ребра, спросила Мэнди и вновь рухнула на кровать в приступе неудержимого смеха.

— Ой, отстань! — Анна повалилась на нее сверху, пустые чашки покатились на пол.

Внезапно сверху послышался громкий стук, потолок затрясся от ударов.

— Что это? — испуганно спросила Карен.

— Какой-то наглый мерзавец жалуется на шум. — Дома Мэнди тоже прибегала к такому способу. — Отвяжись! — крикнула она неизвестному жалобщику, оглядываясь по сторонам в поисках орудия мести. Не найдя ничего подходящего, она подняла с пола туфлю и, забравшись на кровать, забарабанила по потолку.

Стук в дверь прервал ее занятие. Мэнди слезла с кровати и пошла открывать, ожидая прихода Сюзи или Дженет. Но перед ней стоял невысокий, крепко сбитый мужчина в красной форменной куртке, которая едва сходилась на его мощной груди. Шея у него почти отсутствовала, как и волосы на голове, а лицо исказилось в свирепом оскале.

— Перестаньте шуметь! — приказным тоном проворчал он.

— Кто-то жалуется?

Обернувшись на голос, он увидел Анну, сидевшую на постели.

Лицо мужчины немного смягчилось.

— Какое тут жалуется! Ваши крики слышны на другом конце лагеря.

Мэнди тотчас взглянула на подруг и подмигнула.

— Мы очень сожалеем, — извиняющимся тоном сказала она. — Мы постараемся вести себя хорошо.

— Ладно, — сказал страж порядка, и на его лице появилось некое подобие улыбки. — В противном случае я вернусь и отшлепаю вас.

Пожелав подругам спокойной ночи, он закрыл за собой дверь и удалился под их истерический смех.

— Слышали? — возмутилась Карен. — Вот наглец!

— Господи, точь-в-точь кирпичный нужник! — Для сравнения Анна выпятила вперед свою скромную грудь.

Внезапно раздался резкий стук в дверь.

— Боже, он возвращается! — воскликнула Анна и, бросившись на кровать, с головой накрылась одеялом. Карен последовала ее примеру, Мэнди осталась у двери. Осторожно отодвинув занавеску, та посмотрела в окно и только тогда открыла дверь.

— Быстрее! Там громадная собака! — В комнату ворвалась Дженет и бросилась на свободную кровать.

Закрыв дверь, Мэнди подошла к Дженет:

— Ну что? Как ты?

Лицо Дженет расплылось в широкой улыбке.

— Угу, все в порядке. — Она откинула длинные темные волосы. — Он действительно очень милый.

— Ну и как ты с ним? — высунулась из-под покрывала Карен.

Улыбка по-прежнему не исчезла.

— Повезло же тебе, — присоединилась к Карен Анна. — Неужели ты прошла с ним до конца?

— Конечно, нет. Хотя он и пытался…

— Все они так! — Мэнди принесла свежий набор чашек и разлила остатки водки. Апельсиновый сок уже закончился.

Дженет повернулась на бок и, опершись на локоть, поднесла чашку к губам.

— Сюзи еще не вернулась?

— А ты как думала? Хотя одному Богу известно, с кем она ушла. Я видела, как она отшила того парня, с которым танцевала. Он ведь приятель того, с кем была ты, Мэнд? Как бишь его…

— Пит.

— Ну да. Пит.

— Доброе утро, отдыхающие!

Проснувшись, Мэнди потянула одеяло на себя. Ночью они заснули там, где упали, даже не раздевшись, сраженные усталостью и водкой.

Сквозь занавески светило солнце, ярким светом озаряя спартанскую обстановку комнаты. Мэнди осторожно освободила свои волосы из-под головы Анны, затем, вытащив руку из-под Дженет, приподнялась на локте и одним глазом окинула комнату — второй открываться отказывался.

— Откуда, черт возьми, взялась эта штука?

Карен осторожно свесила ноги с нижней койки, потерла глаза и ткнула пальцем в сторону свисавшего с потолка провода.

Мэнди облизала губы, но они так и остались сухими.

— Господь всемогущий! У меня во рту как в заднице Али-Бабы! Апельсиновый сок остался?

— Нет. Подожди, сейчас я принесу тебе воды.

Пытаясь встать, Карен стукнулась головой о верхнюю койку.

— О черт!

— Ради Бога, не смеши. Голова у меня просто раскалывается. — Мэнди стала осторожно массировать виски.

— Я вовсе тебя не смешу. Просто очень больно! — Подойдя к раковине, она наполнила чашки водой и подала одну Мэнди. Сделав два больших глотка, та опустила пальцы в воду и принялась брызгать ею на спящих.

— Вставайте, ленивые коровы! Травка зеленеет, солнышко блестит!

Анна и Дженет поспешно вскочили.

— Когда пришла эта Спящая Красавица? — Мэнди кивнула на верхнюю койку, где мертвым сном в одних трусах и лифчике спала Сюзи.

— Я впустила ее около трех, — отозвалась Карен. — Ты не слышала, как лаяла эта проклятая собака? Гнусное животное только посмотрело на Сюзи и тут же бросилось за ней. Перепугало ее до смерти. — И она засмеялась, представив себе, как за пьяной Сюзи гонится сторожевая собака.

— Господи, сейчас бы чашку чая! — простонала Мэнди. — Может, пойдем позавтракаем?

Она уже совсем было встала с постели, когда в дверь постучали.

— Кого это черт несет? — проговорила она, ныряя обратно, в постель и натягивая одеяло до подбородка. — Открой, Кар, у тебя приличный вид…

Набросив поверх тенниски жакет, Карен слегка приоткрыла дверь.

— Сюзи здесь? — спросил кто-то скрипучим голосом.

Лежащие на постелях девушки насторожились. Карен открыла дверь чуть шире, и в проеме показалась чья-то голова.

— Кто вы? — протирая глаза, спросила Анна и приподнялась. Хлипкая спинка кровати затрещала под тяжестью трех девушек.

— Меня зовут Фил. Вчера вечером я был с Сюзи на дискотеке. Она здесь? Он широко улыбнулся, обнажив огромные желтоватые зубы. На длинном худом лице светились глазки-бусинки, а курчавые каштановые волосы обрамляли его лицо, словно мох.

Расплывшись в улыбках, девочки переглянулись и хором позвали Сюзи. Скоро сила звука стала такой, что Сюзи даже в нынешнем ее состоянии не могла игнорировать призыв, и с кровати свесилась ее голова.

— Что случилось? — хриплым голосом пробормотала она, взирая на окружающих мутными глазами.

— К тебе пришли. — Карен кивнула в сторону двери.

Мельком взглянув на посетителя, Сюзи махнула рукой и вновь уронила голову на подушку. Подруги только засмеялись.

Злосчастный гость, похоже, совсем растерялся; наконец Карен выпроводила его, объяснив, что по утрам Сюзи чувствует себя неважно.

Девочки хохотали как сумасшедшие.

— Ну, от одного пока избавились, — прислонившись к закрытой двери, вздохнула Карен. — Кто он, черт возьми?

— Наверное, он из фильма ужасов, — заключила Мэнди. — Никогда еще не видела такое страшилище! — И она вытерла слезы, размазывая по лицу тушь для ресниц.

— Должна тебе сказать, Сюз, — подмигнув остальным, сказала Анна, — мой по сравнению с твоим выглядит как Дэвид Кэссиди.

— А эти глаза! — с трудом проговорила Дженет. — Что-то среднее между Марти Фельдманом и Триггером!

— Мне не терпится услышать, чем ты занималась с этим типом, Сюз. Карен протянула бедняге стакан воды. — Вот, выпей, Сюзи вылезла из-под одеяла, и все разом притихли, поскольку с нетерпением ждали ее рассказа. Но когда она уселась поудобнее и одеяло сползло к ногам подруги, девочки вновь повалились друг на друга и истерически захохотали.

— Что такое? В чем дело? — В голосе Сюзи звучало раздражение. Никто не любит, когда над ним смеются.

Карен подошла к маленькому столу, на котором была разложена косметика, нашла там зеркало и подала Сюзи.

Все притихли, ожидая ее реакции.

— Боже мой! — завопила она. Точно посередине ее шеи красовался огромный багровый след, впечатлявший не только своими размерами, но и очевидной симметрией. Сюзи тут же принялась энергично его растирать, как будто это могло помочь. — Черт возьми! — завопила она. — Что же мне теперь делать?

Стараясь сохранять серьезное выражение лица, Карен предложила заклеить синяк куском «Эластопласта», отчего все, кроме пострадавшей, вновь зашлись неудержимым смехом.

— Что мне хотелось бы знать, — еле выговаривая слова, прохохотала Мэнди, — так это где в тот момент был его конец — внутри или снаружи.

— Конец был снаружи, а зубы внутри! — отозвалась Анна, и деревянная спинка кровати вновь заходила ходуном.

— Только представьте себе! — По лицу Карен пробежала волна отвращения. — Весь багровый, в венах…

— Как у Гарри Холла! — взвизгнула Мэнди, и девочки вновь истерически захохотали, вспоминая этот инцидент.

— Ха-ха! — Карен подняла подушку и швырнула ее в Мэнди. — Как смешно!

Всю неделю они спали до полудня и затем отправлялись в бар обедать. Поев, шатались по территории лагеря, а к пяти возвращались в шале, где готовились к грядущим испытаниям в дискотеке.

За эту неделю они уже здорово примелькались и перезнакомились с большинством солдат. Организаторам нравились такого рода отдыхающие — всегда веселые и с энтузиазмом участвующие в любых мероприятиях. Как, например, Сюзи в конкурсе «Круглолицая и Веселая Мисс Очарование».

Сюзи едва не победила в конкурсе, уступив титул только потому, что судьям стало жалко несчастную, которая выступала следующей. Каждой претендентке задали ряд банальных вопросов, а затем заставили сделать перед публикой сальто. Несмотря на полноту, Сюзи аккуратно перевернулась через голову и встала на ноги. Выступавшая же за ней толстушка сначала, подобно борцу сумо, скорчилась на мате, затем, подбадриваемая криками аудитории, попыталась перекатиться вперед. Ее толстые волосатые ноги повисли в воздухе словно два аэростата, платье опустилось до талии, открывая взорам зрителей жуткие розовые панталоны, обтягивавшие огромную задницу размером с Антарктиду. Но это было еще не все — когда толстушка с трудом поднялась на ноги, то обнаружилось, что у нее с головы слетел парик и лежит теперь у ног, словно мертвая белка. Зрители подняли невероятный шум и тем самым, естественно, сыграли на руку сопернице Сюзи. Она просто не могла проиграть!

В мальчиках здесь недостатка не было. После той первой ночи, поняв, что лагерь представляет собой большой дом свиданий, подруги решили держаться вместе.

Мэнди снова встретилась с Питом, когда до отъезда оставался всего один день. Случайно вернувшись в шале за кремом для загара, она сидела одна на кровати и рылась в сумочке для туалетных принадлежностей. Мельком взглянув в приоткрытую дверь, она вдруг узнала в проходящем мимо парне Пита. Он поднялся по лестнице на второй этаж, а затем попросил кого-то подождать его в бильярдной.

Мэнди юркнула обратно в шале и закрыла за собой дверь. Бросившись в ванную, она быстренько почистила зубы, причесалась и щедро полила духами шею и подол юбки. Держа в руке тюбик с кремом для загара, она вернулась к двери и застыла в ожидании. Сердце ее бешено колотилось, кровь стучала в висках. Через несколько мгновений появился Пит, и тогда Мэнди как бы случайно открыла дверь, вышла и буквально наткнулась на него, выронив из рук тюбик с кремом.

Не разобрав, кто перед ним, Пит извинился и нагнулся, чтобы поднять тюбик.

— Привет! — воскликнула Мэнди.

Вздрогнув, он посмотрел на нее и со смущенной улыбкой поднялся на ноги.

— Спасибо, — проговорила она.

Теперь они молча стояли и смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. — Давно я тебя не видела, — наконец выдавила из себя Мэнди.

— Ага, — озираясь по сторонам, кивнул он. — И я тебя тоже. А где твои подруги? — спросил он, глядя на пустое шале.

— Они на лужайке, принимают солнечные ванны, — вертя в руках тюбик, ответила она. — А твои друзья?

— Играют в бильярд. — Избегая ее взгляда, он упорно смотрел по сторонам, как будто попал сюда впервые.

— Как тебе здесь?

— Не особенно. — Он помолчал. — Правда, мы вдоволь повеселились.

— Ага, и мы тоже. — Оба коротко рассмеялись.

И вновь наступило молчание. Мучительно подыскивая слова, Мэнди чувствовала, как ее лицо заливает краска.

— Выпить не хочешь? — наконец выдавал он.

— Можно, — с облегчением выдохнула она и захлопнула за собой дверь. — Я только предупрежу девчонок.

Он кивнул, и они зашагали к лужайке — слегка смущаясь, не в ногу, но уже вместе.

Звон разбитого стекла вернул Мэнди к действительности. За соседним столиком два старика обсуждали достоинства Дэвида Джека и остальных героев старого «Арсенала».

— Он был великим игроком, этот Дэвид Джек. Помнишь гол, который он забил «Ньюкаслу»? Это было как раз перед войной. В тридцать четвертом…

— Ну да, я знаю, о чем ты говоришь…

— Третий…

— Блестящий был удар! Даже болельщики «Ньюкасла» ему аплодировали. Мяч влетел в сетку, как торпеда!

— А Алекс Джеймс…

— Крошка Алекс…

— Лучший левый крайний за все время.

— Да. Подумать только, ведь тогда забивали по сотне голов за сезон! А какие были нападающие! Бастин, Дрейк…

Нынешние игроки им в подметки не годятся!

И так далее в том же духе.

Футбол. Мэнди никогда не разделяла пристрастия мужчин к этой игре — в конце концов, это всего лишь игра. Для подростков. Двадцать два взрослых мужика бегают по полю за кожаным мячом, а тысячи других, словно дети, с волнением за ними наблюдают. Вот и Пит такой же. Сейчас он оживает только тогда, когда «Скай» показывает хорошую игру с «Тоттенхэмом». Надо сказать, такое бывает нечасто!

Как и занятия сексом. Хотя она не жалуется. Чем реже они будут спать с Питом, тем лучше. Особенно теперь.

Ее слегка передернуло.

Мэнди осмотрелась по сторонам. Сюзи все еще стояла возле бара, флиртуя с мужиками. В каждой руке она держала по полному бокалу. А вот позади нее, в углу, сидела пара, привлекшая к себе внимание Мэнди.

Мужчина был гораздо старше женщины. Зачесанные назад черные волосы с проседью, круглое лицо.

«Пожалуй, ему под шестьдесят пять», — подумала Мэнди. Поверх белой рубашки с расстегнутым воротом надет красный джемпер с глубоким вырезом. Бросились в глаза полувоенного покроя бриджи и начищенные до блеска коричневые туфли. Женщина была крашеной блондинкой — у корней волосы уже приобрели естественный темный цвет — и лет на двадцать моложе своего спутника. Несмотря на потрепанный вид, женщина была одета аккуратно, даже почти модно. Словно подростки, они нежно улыбались друг другу. Мэнди заметила, как женщина прикурила и вставила сигару в рот мужчины.

Со стороны все это могло показаться грустным, даже жалким. Будь Мэнди помоложе, она, пожалуй, и засмеялась бы. Но сейчас смеяться совсем не хотелось. Наоборот — этот незначительный жест тронул ее до глубины души.

«Что здесь плохого? — спрашивала она себя. — Что плохого в том, что эти двое нашли свое счастье? Немного любви — вот чего мы все ищем. Немного любви. А каким путем — не важно».

Она поднесла к глазам салфетку и прочитала: «Мистер Гарри».

— А еще Том с Диком, — приблизившись, добавила Сюзи и поставила бокалы на стол. — О чем задумалась?

— Да так, — хмыкнула Мэнди. — О счастье.

— О, это слишком серьезно, Мэнд. Единственное, что я могу тебе сказать, — что оно бывает в различной упаковке, всех сортов и размеров.

— Кажется, ты села на любимого конька!

Сюзи улыбнулась:

— Ты насчет секса? Ничего подобного. Я вовсе не думаю, что секс как таковой приносит счастье. — Она вытащила из сумочки пачку сигарет. — Только пойми меня правильно, иногда это бывает просто замечательно, но, если по правде, большей частью все совсем не так, как кажется. Линдсей говорит, что ежедневному сексу она предпочла бы плитку шоколада — гораздо питательнее и хватает надолго! — Улыбнувшись, Сюзи поднесла к губам сигарету и закурила.

— Я думала, ты бросила.

— Бросила. Но это так приятно.

Мэнди посмотрела на нее и засмеялась:

— У тебя есть хоть немного силы воли?

— Немного есть. Достаточно для того, чтобы избежать неприятностей. И недостаточно для того, чтобы перестать забавляться.

Мэнди захихикала. На ее взгляд, неплохой баланс. Самой ей никогда такого не добиться. Тяжело вздохнув, она сделала большой глоток.

— А что случилось? — наклонившись к ней, спросила Сюзи.

— Ох, не знаю. — Мэнди посмотрела ей в глаза. — Просто… ну, я завидую тебе, Сюз. Тому, что ты делаешь то, что хочешь. Я бы… ну, например, я бы хотела вести себя как ты. В общем… я бы хотела, чтобы меня пригласил какой-нибудь парень и просто…

— Что просто? — перебила ее Сюзи, сверкнув глазами.

Мэнди шутливо толкнула ее локтем:

— Перестань! Ты знаешь, что я имею в виду.

Сюзи откинулась на спинку стула, затянулась и кивнула в сторону бара.

— На самом деле это легко. Просто не надо останавливаться. И не обращать внимания.

— На что не обращать внимания?

— На то, что скажут люди. — Сюзи поставила бокал на стол и, обхватив его руками, стала разглядывать прозрачную жидкость. — Я знаю, что люди говорят обо мне, как меня называют.

— Но…

— Все ерунда, Мэнд. Правда. Потому что я не придаю этому значения. Шлюха, дрянь, подстилка — я же все слышу. И знаешь, мне смешно! Потому что большинство женщин думает так же, как ты. Они хотели бы делать то, что делаю я, но им не хватает решимости.

— А разве чувства не имеют значения?

— Вовсе нет! — Она по-прежнему не отрывала глаз от бокала. — Наверное, я завожусь от того, что меня хотят. — Наступило недолгое молчание, затем Сюзи посмотрела на Мэнди и улыбнулась. — Так или иначе, до сих пор меня интересовала у них только одна штука.

— До того, как появился Джо?

— Да, Джо. — При упоминании о нем на губах Сюзи заиграла довольная улыбка.

Мэнди почувствовала, что на ее глаза навернулись слезы.

— Но ведь в свое время мы славно повеселились с парнями. Ну, когда были моложе, верно? — Мэнди рассмеялась своим воспоминаниям.

Сюзи ответила не сразу:

— Я терпеть этого не могла.

— То есть как — терпеть не могла? — недоверчиво переспросила Мэнди. Ты же всегда была душой компании! Всегда всех смешила!

— Ага, именно — шутила и всех развлекала. Конечно, на отсутствие популярности я не жаловалась. Но когда вы отрывались со своими дружками, мне приходилось довольствоваться теми, кто не брезговал толстыми. Мне всегда доставались какие-то уроды или мерзавцы.

— Но ты же не была толстой!

Сюзи посмотрела на нее и широко улыбнулась. Она уже справилась с болью.

— Конечно, была! И ужасно страдала. Все время страдала. С вами такого не было.

Мэнди покачала головой:

— А я и не знала.

— Никто из вас не знал. — Она криво улыбнулась и быстро отвела взгляд. — Как бы ты определила хорошего любовника, Мэнд? — внезапно спросила Сюзи, глядя на отиравшихся возле бара трех мужиков.

— Пожалуй, вопрос не ко мне, — задумчиво ответила Мэнди. — Наверное, тот, который, прежде чем лечь в постель, снимает носки и который не пердит под одеялом?

— Тепло! — смеясь, отозвалась Сюзи. — В общем, тот, о котором думается после того, как с ним переспала.

Мэнди не могла припомнить, чтобы Сюзи когда-нибудь бывала такой. Правда, до сих пор она не собиралась замуж.

— Ну хорошо. А ты можешь заранее угадать, каким он будет?

Сюзи погасила сигарету и залпом осушила бокал.

— По правде говоря, это в большинстве случаев невозможно. Те, которые выглядят настоящими красавцами, часто оказываются самыми плохими любовниками — наверное, потому, что слишком высокого мнения о себе.

В то же время чуть менее привлекательные — ну, те, которых ты считаешь так себе, — могут преподнести сюрприз, да еще какой! — Она двинула Мэнди по ребрам, и обе заулыбались.

— Тогда каков же был вот он? — Мэнди кивнула в сторону бара. — Этот Джефф?

— Типичный хорек в курятнике.

Мэнди чуть не поперхнулась.

— Да, — с трудом выдавила она, вытирая губы, — каждому свое. Я не сомневаюсь, что миссис Хорек счастлива с ним. Все зависит от того, чего ты хочешь.

— Ну, я-то точно знаю, чего хочу. — Сюзи посмотрела на Мэнди и широко улыбнулась. — Я хочу ребенка.

Мэнди разинула от удивления рот:

— Ты хочешь сказать…

— Нет. Я не беременна — если ты это имеешь в виду.

Но я бы хотела родить ребенка. Или двух, если смогу.

Пока не состарилась. Чтобы было кому за мной ходить в дряхлом возрасте.

Мэнди улыбнулась:

— Здорово! Я хочу сказать, тебе бы это пошло, Сюз.

— Ну да, — отозвалась та и приподняла руками груди. — Раз мои активы падают в цене, пора пускать их в дело.

— Ты еще не знаешь, как это бывает! Вот подожди, забеременеешь! Сиськи свешиваются на живот, живот опускается до колен, и в результате девять месяцев ты толком не видишь собственных ног! Да еще каждую минуту бегаешь в туалет…

— Дождаться не могу! — с притворным отвращением сказала Сюзи.

— Это просто замечательно! Говорю тебе, нет ничего лучше детского взгляда! Ребенок смотрит на тебя с таким обожанием! Жаль, что они потом вырастают! — Мэнди громко фыркнула. — Господи, что я говорю!

— Не поздно завести еще одного, Мэнд, — лукаво произнесла Сюзи.

— Ну не от Пита же! Вот если бы…

— Что?

Долю секунды Мэнди молча смотрела на нее.

— Так, ничего. Присмотри за сумками, — сказала она, подвигая их к Сюзи. — Мне нужно в сортир.

Смущенно улыбнувшись молодому человеку, выходившему из мужского туалета, она скрылась в заведении «Для леди». Быстро оглядевшись по сторонам, попыталась представить себе Сюзи с этим Джеффом, запершихся в одной из кабинок. Они занимались этим стоя? Или она сидела, а он стоял? Или все было как-то по-другому? Она попробовала мысленно воспроизвести все действо, но тут же отказалась от этой идеи. Тем не менее перед глазами все равно смутно маячили пара коленей и волосатая задница плюс почему-то короткая шея Джеффа. Дальше этого ее воображение не шло. Она содрогнулась и, зевая, направилась к самой дальней кабинке. Пусть Сюзи и была пьяна — все равно непонятно, что подвигло ее на такое? Ей-богу, ничего привлекательного.

Когда Мэнди вернулась на место, один из тех троих, что торчали возле бара, — Малкольм, в клетчатой рубашке, — теперь стоял у стола и, опершись на него руками, что-то шептал на ухо Сюзи. Увидев Мэнди, он подмигнул собеседнице и ушел, Мэнди посмотрела ему вслед.

— Жаль мне твоего парня, — усевшись за стол, сказала она.

— Ерунда, — отмахнулась Сюзи, доставая из сумочки губную помаду. — Все равно я не собираюсь принимать его предложение.

— Какое предложение?

Сюзи наклонилась к ней и что-то прошептала на ухо.

— Не может быть!

— Точно!

— Вот козел!

И они рассмеялись.

— Какая наглость! — успокоившись, произнесла Мэнди. — Надо же, какие бывают мужики!

— Слава Богу, что они есть! — Сюзи приветственно подняла бокал с водкой.

Задумчиво посмотрев на нее, Мэнди наконец задала вопрос, который давно уже вертелся у нее на языке:

— Думаешь, сможешь обойтись?

— Без чего обойтись?

— Ну, без мужиков.

— Надеюсь. Во всяком случае, попробую. Он то, что надо, — усмехнувшись, добавила она. — В этом я уверена. И если я не смогу хранить ему верность, то, значит, я на такое совсем не способна. А вообще-то чего мне еще искать?

— Ну, не знаю. Многие считают, что в других местах трава зеленее.

— Их дело. Я считаю, что моя трава совершенно зеленая!

Мэнди коротко рассмеялась, подумав о том, что ее собственная лужайка совсем засохла, как будто на нее регулярно писали все окрестные бродячие кошки.

— А что Джо? Как складывалась его жизнь?

— Ну, когда-то он искал свое счастье, несколько раз завязывались серьезные отношения. Нет, я не думаю, что стала для него последним шансом, быстро добавила она. — Просто раньше он был не готов к браку. А теперь готов. Ему ведь уже почти сорок.

— Да? И когда исполнится?

— Когда мы уедем. Я предложила ему пожениться в день его рождения, но он отказался. Не хочет никаких вечеринок или что-то в этом роде. Сказал, что мы просто тихо выпьем — только он и я — во время медового месяца.

— Ну что же, я его понимаю. — Мэнди вздохнула — Вступление в средний возраст — не бог весть какой праздник. Когда настанет мой черед, я на пару дней скроюсь где-нибудь в профилактории.

— Ну что ты, Мэнд! Тебе не помешает немножко развлечься. Надо обязательно отметить.

Очередное проявление вечного оптимизма Сюзи невольно вызвало у Мэнди смешок. Если бы можно было разливать оптимизм в бутылки, подруга заработала бы большие деньги.

— А когда у него были такие отношения? — спросила Мэнди, когда Сюзи поднесла к губам свой бокал.

— Что? А, ты имеешь в виду — у Джо? Последний раз года два назад. Они были даже помолвлены.

— И что же случилось?

Сюзи пожала плечами:

— Говорит — просто разошлись. Видимо, оба были не готовы к браку.

— А теперь он готов?

— Говорит так. Во всяком случае, — добавила Сюзи, — теперь уже поздно!

Мэнди промолчала.

— Черт возьми, — вдруг воскликнула Сюзи, в голове которой явно развивался некий мыслительный процесс, — а что, если он бросит меня на пороге церкви?!

Мэнди дружески обняла подругу.

— Не сходи с ума. Это уже слишком. Кроме того, он уже должен был оценить твои достоинства. Считай, что это ему повезло. Все будет хорошо, Сюз, вот увидишь.

Сюзи поцеловала ее в щеку.

— Я знаю. — Затем посмотрела на пустые бокалы и подмигнула. — Посошок на дорожку?

— Вообще-то мне некогда, Сюз, — неуверенно промямлила Мэнди. — Надо еще заскочить в магазин.

— Ради Бога. Мы по-быстрому. Мне и самой уже пора идти. Еще нужно кое-что доделать.

— Ну ладно, давай. Только по-быстрому.

— Вот и чудненько! — Сюзи стремительно выскочила из-за стола. Из-под короткой блузки над узким кожаным пояском сверкнула полоска бледной кожи; под туго обтягивающей бедра юбкой угадывались очертания трусиков.

Но, в общем, все в рамках приличия. Мэнди покачала головой и улыбнулась, с восхищением и любовью глядя на подругу.

Подойдя к автобусной остановке, Мэнди поставила сумки на тротуар и с тоской посмотрела на серое небо.

Она часто думала о том, что если бы за каждую принесенную домой сумку с покупками ей платили хотя бы по фунту, то на эти деньги она смогла бы отправиться в кругосветное путешествие.

Сильный порыв ветра заставил ее плотнее запахнуть пальто. На лицо упали первые капли дождя, и Мэнди с надеждой вгляделась вдаль — не идет ли автобус, а еще лучше такси.

Внезапно кто-то положил руку ей на плечо.

— Мэнди? Вы ведь Мэнди?

Вздрогнув, она резко обернулась и сразу же узнала этого мужчину, хотя прошло почти двадцать лет. Несколько секунд они молчали, затем Мэнди в замешательстве произнесла:

— Ник?

Несмотря на возраст, глаза его остались такими же голубыми и ясными, а лицо, пусть и несколько погрубело, по-прежнему было красивым.

Лихорадочно подыскивая слова, оба в упор смотрели друг на друга.

— Что ты здесь делаешь? — спросила наконец Мэнди, и на ее лице заиграла та самая улыбка, которую он так любил. — Я думала, ты в Австралии!

— Да я ненадолго. Моя старушка неважно себя чувствует. Я решил приехать и поддержать ее, чтобы она снова встала на ноги.

— Очень жаль, — искренне огорчилась Мэнди. Она всегда ладила с матерью Ника. Это ее родителям он не нравился — их раздражали сила его характера, прямота и честное отношение к жизни.

— Ты ничуть не изменилась, — улыбаясь, произнес он, и Мэнди тотчас покраснела.

— Хотелось бы в это верить! — со смехом отозвалась она. — Я только что извела кучу денег в салоне красоты, чтобы выглядеть на двадцать лет моложе. Завтра Сюзи выходит замуж. Ты ведь помнишь Сюзи?

Не отводя от нее глаз, он засмеялся.

— Разве ее забудешь! А ты, как я слышал, все еще замужем. — Ник смущенно пригладил мокрые от дождя светлые волосы.

Мэнди вопросительно уставилась на него.

— Это все моя мама, — пояснил он. — Она гораздо лучше газеты.

Оба засмеялись.

— Ну да, — ответила она. — А как ты?

— Развелся. Два года назад.

— Извини. А дети?

— Нету. Твои, должно быть, теперь большие?

— Уже почти взрослые. Господи! Стоит мне заговорить об этом, и я чувствую себя ужасно старой.

— Конечно, никто из нас не становится моложе, но я пока на живодерню не собираюсь. А ты?

Мэнди и не заметила, как подошел автобус, но, когда народ на остановке зашевелился, машинально взялась за сумки. Глядя на Ника, она разрывалась от желания уехать и в то же время остаться.

— Мой автобус. Мне пора.

— Разве? — как в старые времена, спросил он. Ник всегда пытался все подвергать сомнению, чтобы понять суть вещей. — Я на машине. Стоит вон там, за углом.

Если хочешь, могу тебя подбросить. А по дороге поговорим.

— Лучше не надо, — откликнулась она, не желая задумываться почему.

— Все та же прежняя Мэнди, — произнес он без всякого осуждения, хотя она чувствовала, что он огорчился. — Тогда позвони по крайней мере. Вспомним молодость. — Написав на клочке бумаги номер телефона, он сунул его в карман Мэнди.

Едва двери автобуса закрылись, отделяя их друг от друга, она испытала странное облегчение. Но когда фигура Ника исчезла вдали, к голове Мэнди вдруг прилила кровь — ее как будто подняли в воздух, перевернули вверх тормашками и хорошенько встряхнули. Сидя на втором этаже автобуса, Мэнди вспомнила тот миг, когда они с Ником виделись в последний раз.

Это было двадцать лет назад. Она ждала в подъезде у входной двери, когда мама позвала ее наверх:

— Мэн-ди! Ты мне нужна!

Оставив дверь слегка приоткрытой, дочь летела вверх по ступенькам, но уже через несколько секунд вновь скатилась вниз.

— И не опаздывай! — крикнула ей вслед мама.

— Ладно, ладно!

Где-то наверху хлопнула кухонная дверь. Улыбнувшись, Мэнди шагнула из подъезда и увидела выросшего перед ней Ника.

— Привет! — сказала она.

На ней сегодня были обновки, которые она купила себе на деньги, заработанные по субботам в булочной Светлые джинсы обтягивали бедра, облегающая черная тенниска подчеркивала каждый изгиб ее стройного тела.

Длинные темные волосы, расчесанные на прямой пробор, обрамляли лицо, с которого на Ника смотрели подведенные черной тушью глаза.

— Привет! — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее в губы. — Ты прекрасно выглядишь!

Мэнди довольно улыбнулась. Заглянув в темноту подъезда, Ник мягко подтолкнул ее внутрь.

— Что ты делаешь? — притворно возмутилась она и захихикала, когда Ник закрыл за собой дверь.

— Собираюсь потискаться с тобой, перед тем как выйти.

— Да что ты? — Она засмеялась и, обняв его руками за шею, притянула к себе и прильнула к любимым губам Чтобы их не обнаружили, они объяснялись вполголоса.

— Я очень сильно тебя люблю, но нам все-таки лучше пойти на вечеринку, — уговаривал он, пощипывая губами ее нежную шею.

— Я тебя люблю, — серьезно отозвалась она.

— И я тебя. — Он пристально посмотрел ей в глаза. — Обещай, что я буду первым. — Теперь он запустил большие пальцы под ее кожаный пояс.

— Тебе-то что, раз ты собираешься учиться в университете?! — внезапно огрызнулась она. Глаза юной Мэнди переполняли страх и сомнение.

— И зачем ты это делаешь? — отстранился от нее Ник.

— Что?

— Сама знаешь что! Каждый раз одно и то же.

— Что делаю?

— Заговариваешь о моем отъезде в университет. Только создаешь из этого проблему. Ты почему-то считаешь, что наши отношения изменятся.

— А разве нет?

— Конечно, нет! Каждые выходные я буду наведываться домой, и потом, ведь есть еще и каникулы. Да и сама ты сможешь приезжать ко мне, если захочешь.

— Как же! Я не собираюсь сидеть в углу и помалкивать, видя, как ты сшиваешься со своими шикарными новыми дружками!

Он поднял руки вверх:

— Все, мне здесь не выиграть. Все, я так не играю!

— Ну, если тебе так не нравится, то ты всегда можешь поразвлечься с куколками из колледжа. Уж они-то наверняка не девственницы!

Он тяжело вздохнул.

— Мне не нужны куколки, Мэнди, мне нужна ты!

— Это все разговоры.

— И почему ты мне не веришь? Почему? — Повернувшись, он вышел на крыльцо и вгляделся в темневший на горизонте парк. Потом, покачав головой, сказал, не оборачиваясь:

— Если ты собираешься идти, то пойдем.

Поколебавшись, она ступила на тротуар. Они шли в ногу, но порознь, молчание разделяло их словно стеклянная стена в тысячу миль высотой.

Едва свернув на улицу, где жила Сюзи, они услышали доносящуюся из открытых окон громкую музыку.

— Господи, надеюсь, нам не придется весь вечер слушать эту дрянь! вполголоса пробормотал Ник, когда Мэнди постучала в дверь. Она ответила ему презрительным взглядом.

В доме Сюзи, смешавшись с толпой и поболтав с подругами, Мэнди почувствовала себя лучше. Ник сидел в углу с кружкой пива с откровенно скучающим видом.

Вставал он только затем, чтобы вновь наполнить кружку или покопаться в лежавших на стереопроигрывателе пластинках.

Компания по большей части состояла из тех, кого Мэнди знала в лицо, это были в основном завсегдатаи паба, где околачивалась Сюзи. В комнате стояла кромешная тьма, лишь из кухни лился слабый свет. Там то и дело наливали себе выпивку или обшаривали буфет в поисках съестного. Сейчас гости дружно топали в потемках в такт музыке Слейда, Клэптона и Боуи.

— Что с Ником? — спросила танцевавшая рядом с Мэнди Анна.

— У него задница разболелась! — Мэнди коротко взглянула на Ника, и тот ответил ей злым взглядом.

Анна посмотрела на сгорбившуюся в кресле фигуру и улыбнулась.

— Как побитая собака. — Она вновь повернулась к Мэнди. — Вы поссорились?

— Можно сказать и так, — Она еще раз посмотрела на Ника, но на этот раз не поймала его взгляд. В соседнем кресле какая-то девица задрала колени вровень с глазами Ника. — Ты только посмотри! — прошипела Мэнди. — В университете он будет вести себя точно так же!

Анна обернулась, чтобы убедиться в преступлении Ника.

— Он не виноват, Мэнд! — покачала головой она. — Эта Лайза — самая настоящая проститутка!

— Ты еще будешь его защищать! — Мэнди глаз с Ника не сводила, мучаясь от ревности, которая овладела ею с той самой минуты, когда она впервые узнала о его планах учиться в университете. — И не надо отрицать, что сама не прочь познакомиться с ребятами из университета! — гневно воскликнула она, как будто Анна была в чем-то виновата.

— Конечно, хочу! Но ведь у меня-то нет такого парня.

Ты прекрасно знаешь, что Ник любит тебя до безумия!

— Да уж! — презрительно фыркнула Мэнди и подвинулась поближе к Нику, чтобы, увидев ее, он понял, что она думает о нем.

Танец кончился. Анна и Мэнди решили подождать, пока начнется новый. Вот послышался резкий звук, это иголка царапнула по пластинке, и в комнате раздался мягкий голос Джонни Нэша: «Теперь я ясно вижу, что дождь кончился. Я вижу все преграды на моем пути…»

Под вкрадчивые звуки песни все устремились на кухню за выпивкой. Анна с Мэнди уже собрались было сделать то же самое, но тут к ним подошли парни и пригласили танцевать. Ребят этих Анна заметила давно, и один из них, с длинными светлыми волосами, который сейчас держал за руку Мэнди, ей очень даже понравился.

С обычной во время танцев фамильярностью парень положил руки на талию Мэнди и притянул ее к себе. Положив руки ему на плечи, она в такт музыке начала покачивать бедрами и тут же почувствовала, как стал твердеть его пенис. А парень уже опустил руки ей на поясницу и прижался к ее грудям.

Мэнди чувствовала на себе взгляд Ника, но по-прежнему дразнила незнакомца, хотя он ее отнюдь не интересовал. Танец кончился, и парень наклонился, чтобы поцеловать ее в губы — взять то, что, как он считал, ему уже принадлежит по праву. Однако Мэнди тут же резко отвернулась, так что его губы только скользнули по щеке, и коротким отработанным движением высвободилась из объятий парня под тем предлогом, что ей нужно в туалет.

Она собиралась подойти к Нику, заглянуть ему в глаза, сказать: «Что хорошо для гуся…» Но Ника уже не было.

Больше Мэнди его не видела. Она долго ждала его звонка, но он все не звонил и не звонил. Когда же наконец, признавшись себе, что была не права, Мэнди отважилась позвонить сама, то оказалось, что он уехал. Он решил поработать перед началом занятий.

Это было двадцать лет назад. Двадцать лет…

Мэнди вздохнула и, заметив, что уже почти приехала, подхватила покупки и двинулась вниз по ступенькам.

Двадцать лет…

«Обещай, что я буду первым», — проговорил он тогда в темном подъезде, и эта сцена навсегда запечатлелась в ее памяти. Но первым он не стал. Им так и не довелось заняться любовью.

Подойдя к окну, Мэнди принялась задергивать шторы. За окном было сыро и противно, пелена дождя, словно пот, облепила здания и тротуары. В черноте ночи тускло светили уличные фонари.

Через дорогу из машины высаживалась молодая пара.

Подхватив с сиденья ребенка, женщина поцеловала его в лобик, натянула на голову капюшон. Ее муж, выгрузив из багажника покупки, повернулся и стал строить малышу рожицы, радуясь его смеху. Наконец, захлопнув дверцы машины, они в обнимку направились к дому.

Почувствовав, как ком подступает к горлу, Мэнди тяжело вздохнула. Глядя в темноту, она видела там себя — юную семнадцатилетнюю девушку — и отчаянно желала вернуться туда, в свою молодость, а не прозябать здесь.

Шум хлопнувшей входной двери вернул Мэнди к действительности, и она быстро задернула шторы.

— Ты? — громко спросила она.

— А кто же еще?

Вопрос не требовал ответа — от Пита прямо-таки веяло отчуждением. Выйдя в прихожую, Мэнди наткнулась на широкую спину мужа: он вешал на плечики свой пиджак. Как же она ненавидела эту спину, этот затылок с отвратительными завитками — чтобы скрыть растущую лысину, Пит делал перманент.

— Что к чаю? — все еще не поворачиваясь, спросил он.

— Сосиски с картошкой. Придется немного подождать, — словно официантка из дешевого кафе, ответила она и прошла мимо него на кухню.

Пока Пит сидел в гостиной и читал вечернюю газету, Мэнди возилась с шипящими на сковородке сосисками; в соседней кастрюле варилась картошка. Брызнувшая с горячей сковородки капля жира обожгла Мэнди щеку, и она в отместку ткнула ножом одну из сосисок. Удовлетворенно скривив губы в улыбке, она взглянула на сморщившуюся сосиску, вспомнила о муже и снова в ярости ткнула ее ножом.

— Во сколько это завтра будет? — крикнул Пит, щелкнув пультом дистанционного управления и переключившись на телетекст, чтобы посмотреть результаты скачек.

— В полтретьего в церкви! — крикнула в ответ Мэнди.

— Ничего себе! В церкви! Готов поспорить, она будет в белом. Проклятая лицемерка!

— Ради Бога, перестань! Не хочешь — не ходи.

— Нет уж приду, не беспокойся! — выпалил он. — Что ты собираешься ей подарить?

— Набор бокалов из универмага. — Если бы Мэнди сегодня была в боевом настроении, она обязательно сказала бы ему о дорогом хрустальном графине, но сейчас ругаться ей не хотелось.

Воцарилось молчание, затем Пит спросил:

— Мой костюм в порядке?

— Который?

— От Армани. Коричневый.

— Наверное. Не я же его ношу.

Сняв с плиты сковородку, она переложила сосиски на тарелку и потянулась за картошкой.

— Ужин готов! — крикнула Мэнди. И вполголоса добавила; — Чтоб ты подавился!

Ужин прошел в полном молчании. По одну сторону стола была раскрыта «Ивнинг стандард», по другую — «Хаус энд гарден» [6].

Покончив с едой, Пит отодвинул тарелку, встал, сложил газету и сунул ее под мышку.

— Я пошел.

Молча взглянув на него, Мэнди вновь уткнулась в журнал.

— А где мальчики?

— Гуляют где-то. На футболе, может быть, — не отрывая глаз от страницы, ответила она.

— Я верну Брайану инструменты и заскочу в паб, ладно?

— Угу, — с полным безразличием отозвалась Мэнди.

Она проводила его взглядом. Хлопнула входная дверь, ноги ей окатило волной холодного воздуха. Мэнди вздохнула с облегчением, хотя ее не отпускало привычное уже раскаяние в том, что она так сильно и так явно его презирает. Она взяла кружку с кофе и, разомлев от приятного тепла, покачала головой.

Так было не всегда. Сначала она думала, что любит Пита.

После летнего лагеря Мэнди больше с ним не встречалась, хотя, как оказалось, у них были общие знакомые и жили они в одной и той же части Северного Лондона.

Просто Мэнди была влюблена в Ника. Когда же Ник уехал, Мэнди замкнулась в себе. Она не хотела никого видеть, не хотела никуда ходить. Не в состоянии смириться с потерей, она исходила от жалости к самой себе. Впрочем, подруги постепенно стали таскать ее по вечеринкам. Именно там она снова увидела Пита, который был таким внимательным, таким предупредительным, что, когда он предложил ей встречаться, она не смогла ему отказать.

Приятно было ощущать себя нужной.

После свадьбы они шесть месяцев жили с его родителями. Невозможно было ощущать себя женой, хозяйкой, и Мэнди все время чувствовала себя там незваной гостьей. Мать разве что задницу Питу не вытирала. Когда он приходил с работы, ужин уже ждал его на столе; стоило ему щелкнуть пальцами, как мать, оторвавшись от любимой телепередачи, мчалась гладить ему рубашку. Стрелками на джинсах после ее глаженья не мудрено было и порезаться. У ее драгоценного Пити не должно было быть никаких проблем. Каждый раз, когда Мэнди предлагала свою помощь, ей говорили «посиди, отдохни» — и она всегда оставалась в стороне.

Мэнди приходилось извиняться, когда они удалялись в свою комнату. Довольные, что остались наконец одни, они валялись на односпальной кровати Пита, слушая музыку, или смотрели купленный по случаю старый черно-белый телевизор. Заниматься любовью в этом доме было совершенно невозможно. Когда они достигали оргазма, обоим приходилось сдерживать крики из страха, что через тонюсенькую стену их может услышать мать Пита или его брат Барри. Кончив, Пит утыкался в шею Мэнди, и она удовлетворенно улыбалась.

По воскресеньям она стояла у бровки грязного футбольного поля в Хэкни-Маршиз и наблюдала, как взрослые парни двадцати с лишним лет воображают себя новыми Джорджами Бестами. После игры все — игроки, их жены и подружки — отправлялись в местный трактир и вместе с другими завсегдатаями сидели там до полудня — женщины болтали, а парни группировались возле бара.

Она так радовалась, когда у них наконец появилось свое гнездо четырехкомнатная муниципальная квартира на верхнем этаже старого здания, сложенного из красного кирпича. По вечерам всю неделю оба были заняты — он ходил на футбольные тренировки или играл в дартс в пабе, она тоже старалась поддерживать форму — и часто встречались поздно вечером в пабе или дома уже перед сном. А вот по пятницам Мэнди после работы заходила в «Сэйнзбериз», делала закупки на неделю и обязательно покупала к чаю что-нибудь особенное, а потом пешком шла домой, предвкушая вечер вдвоем. Когда она звонила в дверь парадного, он спускался вниз, а потом тащил покупки наверх, в их маленькую квартиру на восьмом этаже.

Вот и сейчас она, закрыв глаза, представила себе, как они, усталые, лежат на своей первой маленькой тахте. Он читает газету — всегда с конца, а она уткнула нос в журнал или книгу, довольная тем, что они вместе. А бывает, знакомый запах тостов и кофе нет-нет да и напомнит о тех счастливых субботах, когда по утрам они валялись в постели или что-то вместе делали по дому. Как счастливы они были тогда!

Трудно сказать с точностью, когда все переменилось.

Может быть, когда появились дети? Правда, когда она сообщила ему, что беременна, он стал таким ласковым, таким заботливым. Мэнди вспомнила, как лежала в постели, а он, тыкаясь носом в ее шею и спину, нежно гладил округлившийся живот и восхищался чудом, которое они создали. Он ничего не говорил, но она знала, что он гордится этим, знала, что любит ее.

Однако к родительским обязанностям оба оказались не готовы. Через два года после свадьбы они обнаружили, что живут в тесной квартире, что им вечно не хватает денег, а радость Пита по поводу рождения ребенка довольно скоро иссякла. Он стал задерживаться в пабе, поздно приходить домой, надеясь, что ребенок уже заснул и можно будет заняться любовью. Однако если ребенок спал, то спала и Мэнди: измученная постоянными криками младенца, она зачастую мечтала отнюдь не о сексе, а о том, чтобы просто выспаться. А если Мэнди еще не спала, то была занята ребенком, и потому недовольство Пита обрушивалось на нее сразу, едва он переступал порог.

Вспоминая прошлое, она поняла: судьба давно уже посылала им тревожные сигналы. Например, когда они перестали целоваться. У Мэнди болело горло, и она боялась заразить мужа. Или по крайней мере так говорила.

Потом они больше никогда уже не целовались, даже когда занимались любовью. Поцелуй почему-то казался чересчур интимным актом. А еще Мэнди попыталась вспомнить, когда они в последний раз разговаривали. Нет, вначале они, конечно, беседовали друг с другом, но, по правде говоря, все сводилось лишь к вежливому обмену фразами. Теперь же не было даже и этого. Им нечего сказать. По крайней мере — друг другу.

В полном отчаянии Мэнди закрыла лицо руками. Горло сдавило, она едва могла дышать. Какой кошмар! Думая о Пите, она не испытывала ничего, кроме печали.

Вспоминая Джонатана, она испытывала желание, но было ли в этом что-то еще? Что там вообще было, кроме секса, не считая сладости мести? Она вытерла ладонью глаза и сунула руку в карман пальто, висевшего на спинке стула.

Положив смятый листок бумаги на стол, она разгладила его кулаком, цифры то и дело расплывались в ее переполненных слезами глазах.

Оставался еще Ник. Ей не хотелось думать о своих чувствах к Нику.

Хлопнула входная дверь, и в коридоре послышались тяжелые шаги.

— Ма-ам! Ты не видела мою спортивную рубашку?

Вернулся ее старший, Джейсон.

Мэнди быстро смахнула слезы и высморкалась.

— В твоей комнате! — крикнула она. — Висит на двери!

Топ-топ-топ — послышалось наверху, затем пауза и затем вновь: топ-топ-топ. Джейсон направлялся в ванную.

— Хочешь чаю? — крикнула Мэнди. — Есть сосиски!

— Нет! — последовал ответ. — Я сейчас ухожу. Вернусь поздно.

Хлопнула дверь ванной, щелкнула задвижка.

«Десять слов…» — подумала она, возвращаясь к раковине с грязной посудой. Это гораздо больше обычного.

Джейсон молчун, как и его отец. Когда с ним разговариваешь, он только хмыкает в ответ.

Мэнди представила себе их типичный разговор.

— Хороший был день, милый? — спрашивает она.

В ответ он кривится, пожимает плечами и хмыкает.

Или:

— Что нового в прессе, дорогой? Есть что-нибудь интересное? приветливо улыбаясь, спрашивает она.

В ответ дебильное выражение лица и вновь хмыканье.

И так изо дня в день. Неудивительно, что она разучилась разговаривать. Впрочем, нельзя сказать, что она когда-нибудь владела искусством беседы. Например, так, как, Анна. Беседовать у нее получается только с девчонками.

Только им она может сказать то, что думает.

Снова хлопнула входная дверь. Теперь это Люк. Долговязый и длинноволосый шестнадцатилетний юнец ворвался в кухню, бросил спортивную сумку в угол к посудомоечной машине и прямиком направился к холодильнику.

— Что, нельзя подождать? — Мэнди замахнулась на сына кухонным полотенцем.

— Нельзя, — буркнул он, схватил что-то съестное. — Убегаю.

— Где был? — спросила она, желая удержать сына хоть на минуту.

— На тренировке, — улыбнулся он и поцеловал ее в лоб. — И через минуту опять убегаю. Вот только переоденусь.

— Это не дом, а просто гостиница какая-то! — крикнула она ему вдогонку. — Никакого общения!

— Оно умерло! — крикнул Люк с лестничной площадки. — Арнольд Шварценеггер его изничтожил!

— Это точно, — пробормотала она себе под нос. Хотя вряд ли его, это самое общение, когда-нибудь ценили в их доме. Пит служит прекрасным примером для своих сыновей. Правда, им удается выудить из него гораздо больше, чем ей, — пусть даже это всего лишь разговор о футболе, гольфе или, к ужасу Мэнди, обмен информацией о скачках между Джейсоном и его отцом.

Опершись руками о край раковины, она посмотрела на раскинувшийся за окном сад и снова подумала о Джонатане — о его мускулистом теле и о том, что они творили с ним в то утро. При мысли об этом она вся затрепетала, внизу сразу все повлажнело. Да, он прекрасно знает, как ее ублажить. По правде говоря, ей не раз приходило в голову, что если бы она до встречи с Питом занималась любовью с кем-то вроде Джонатана, то все могло бы сложиться по-другому.

Она словно застыла в трансе, погрузившись в воспоминания.

— Ма-ам! — В комнату в расстегнутой рубашке вошел Джейсон, от него разило одеколоном. — Можешь дать десятку?

— Что ты сделал со своими волосами? — спросила она, глядя на его зачесанные назад блестящие волосы.

— Ой, мама, не заводись! — досадливо поморщился он, отстраняя ее руку.

— Слушай, вид у тебя как у настоящего жулика! Как у Аль Пачино в «Крестном отце»!

— Да перестань ты! — Он стал застегивать рубашку.

— И не задерживайся!

— Как тебе известно, мне восемнадцать лет. В моем возрасте ты уже вышла замуж.

— И не вспоминай! — несколько смягчившись, отозвалась она.

Достав из коробки десять фунтов, она протянула их сыну. Тот взял банкноту и радостно подмигнул матери.

Она принялась считать про себя. На счете «семь» входная дверь хлопнула.

Девушки…

Когда-нибудь он приведет одну из них домой. Как бы она его ни любила, ей жаль бедную телку — кто бы она ни была. Джейсон воистину сын своего отца.

Она огляделась по сторонам. «Вот царство, — подумала она, — которым я управляю… мойка, плита, микроволновая печь, посудомоечная машина и холодильник».

Может, и холодильника-то нет. Такое впечатление, что им владеет Люк.

А что будет, когда мальчики уйдут?

Она тряхнула головой, желая избавиться от страшной картины — они с Питом вдвоем в этом доме. «Пока нас не разлучит смерть…»

— Дайте мне пистолет, — прошептала она. — Сейчас я разом со всем покончу.

— Что, мама?

Она обернулась. Из дверей на нее смотрел Люк.

— Я просто подумала о тех чудесных временах для нас с папой, когда вы оба вылетите из гнезда.

— Но я-то еще здесь, — пробасил он и обнял ее. Из-за великоватого, не по размеру, джемпера, надетого поверх мешковатой рубашки, мальчик неожиданно показался ей очень большим.

— Нет. — Она на секунду прижалась к нему, радуясь, что он такой большой, а она может его обнять. — Все происходит так быстро!

Люк поморщился.

— Что такое? — встревожилась она.

— Нет, ничего, — отстранившись, сказал он и схватился за живот. Просто немного болит, вот и все. Ладно, мне пора.

Мэнди улыбнулась.

— Не зря все время твержу — не ешь слишком быстро. Ладно. Веди себя хорошо. И не задерживайся.

— Около одиннадцати буду, — бросил он и исчез в дверях кухни.

Затем опять хлопнула входная дверь.

Мэнди вздохнула и прошла в гостиную: посмотрела в окно — Люк вприпрыжку мчался по дороге.

Пять минут. Это максимум того времени, что они ей уделяют. А когда возвращаются домой, то сразу расходятся по комнатам, закрывают за собой двери, и все. То же самое по утрам. Быстро спускаются в туалет, затем торопливо съедают по тарелке кукурузных хлопьев и прочь из дома. И так день за днем. Год за годом…

Пит сейчас наверняка уже принялся за вторую пинту [7]. Она так и видит, как он перед очередным глотком долго всматривается в кружку, словно пытается на глаз определить качество напитка. Как будто его это волнует Она попыталась засмеяться, но вместо этого только вздохнула. Боже, что ей делать? Что делать?! Мысль о том, чтобы прожить вот так еще тридцать лет, была для нее совершенно невыносима. Да что там тридцать лет, провести с Питом тридцать минут — уже полнейший кошмар!

Мэнди вернулась на кухню и поставила чайник.

— Похоже, тут ничего не поделаешь, — заключила она, подойдя к холодильнику, чтобы достать оттуда упаковку «Диетического питания». — Таков уж мой крест.

Прошло всего пятнадцать минут, как в дверь позвонили.

«Наверное, кто-то из мальчиков, — подумала она и, не доужинав, встала. — Они так когда-нибудь головы свои забудут!»

Она с улыбкой открыла дверь, но улыбка тут же увяла.

— Тебе-то что здесь нужно?

На пороге стоял брат Пита, Барри. По-хозяйски прислонившись к косяку, он нагло улыбался.

— На два слова.

— Пита нет дома.

— Знаю. Я как раз к тебе.

— Я занята. — Она попыталась закрыть дверь, но он успел проскользнуть в дом.

— Говорю же — заскочил немного поболтать, и все.

Это ей не понравилось. Отношения у них были не те, чтобы он вот так, запросто, заскочил поболтать. Она терпеть не могла Барри, и он прекрасно знал об этом; собственно, они уже давно не разговаривали.

Мэнди закрыла дверь.

— Ладно, пойдем на кухню, — сказала она. — Но только быстро. У меня дела.

— Я понимаю, — ответил он. И как бы между делом спросил:

— Пит в пивнушке, что ли?

— Ага, как обычно. Если поспешишь, то застанешь его там. — Она прислонилась к посудомоечной машине. — Ну, так в чем дело? У тебя неприятности? Деньги нужны или еще что-нибудь?

— Еще что-нибудь, — ответил он и посмотрел на нее странным взглядом.

— Тогда тебе лучше поговорить с Питом. — Непонятно почему, но этот взгляд ей не понравился.

— Может, и поговорю.

Она нахмурилась. Ерунда какая-то!

— Слушай, — решила выяснить она, — чего ты хочешь?

Приблизившись, он положил руки ей на бедра.

— Поиметь тебя для начала.

Стряхнув руки Барри, она зло оттолкнула его.

— У тебя сегодня кобелиное настроение!

— У меня? — Он засмеялся. — Я не трахаюсь со всеми подряд.

Мэнди почувствовала, как внутри у нее все похолодело.

— Что ты имеешь в виду?

Наслаждаясь ее замешательством, он мерзко улыбнулся.

— Я тут проследил за твоей машиной. Оказывается, ты часто бываешь в пустых домах…

Он уже нагло ухмылялся, оскалив свои неровные зубы.

Мэнди пристально смотрела на него — на его пробивающуюся лысину, на его пивное брюхо — и пыталась разобраться, что к чему. Он все знает. Раз он видел ее машину, то мог обнаружить неподалеку и машину Джонатана. Может, он даже видел их вместе. Что ж, все равно нужно по-наглому все отрицать.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь? — Он снова сделал шаг вперед и положил руки ей на плечи. — Думаешь, Пит этому поверит?

Она нервно сглотнула.

— Так чего ты хочешь?

Его руки скользнули вниз, обхватив ее груди.

— Того, что получает агент по продаже недвижимости.

Она встретилась с ним взглядом. В глазах Мэнди читалось такое отвращение, такая ненависть, что просто непонятно, как ему удавалось не замечать этого. Да он, по всей видимости, не замечал. Ну в точности как Пит — занят только собой. Сейчас он едва обращал внимание даже на Мэнди. Для него она была всего лишь куском плоти — вещью, которую можно использовать.

Гнев придал ей силы. Не убирая его руки, Мэнди улыбнулась.

— Ладно… но для начала покажи мне, что там у тебя.

Я хочу посмотреть.

Барри торжествующе улыбнулся — грязной, отвратительной улыбкой. Он решил, что дело в шляпе. Самодовольно ухмыляясь, он расстегнул ширинку.

— Дай потрогать, — сказала она. Тошнота подступала к горлу, хотелось пронзительно завизжать.

— Вот хорошая девочка! — обрадовался он. — Я знал, что ты сделаешь по-моему.

Мэнди больше не колебалась. Глядя на него в упор, она взяла его пенис в руку и улыбнулась.

— Доволен? — спросила она.

— Еще буду, — усмехаясь, ответил он; его пенис заметно увеличился в размерах.

«Черта с два будешь!» — подумала она и резко дернула член на себя, вложив в рывок все свое отвращение и ненависть.

Барри пронзительно завизжал, лицо его исказилось от боли.

— О черт! Что ты со мной сделала?

Мэнди отступила назад. Барри повалился на пол и стал кататься, корчась от боли и держась за свой бессильный конец.

— Ну, теперь-то ты доволен! — похолодев от ярости, спросила Мэнди. Она не испытывала к нему ни капли жалости.

— Сука! Подлая корова! Ты мне все сломала!

— Поделом тебе! — наклонившись над ним, сказала она. — Грязный подонок! Лезть к жене брата! Родного брата! Какая же ты скотина!

Хныча, он на коленях попятился назад, и в его глазах Мэнди прочла то, о чем давно подозревала, — он бесхарактерная, ничтожная дрянь. По сравнению с ним Пит просто образец добродетели.

— Можешь говорить Питу все, что захочешь, — угрожающе придвинулась к нему она, — но помни: если проболтаешься, я тут же расскажу ему про твои домогательства.

И твоей старушке тоже. Пусть брат узнает, что тебе мало своего, он наверняка оторвет тебе яйца и вобьет в твою широкую, грязную глотку! Думаешь, я стала бы с тобой трахаться? — выпрямившись, с презрением бросила Мэнди. — Я скорее легла бы в постель с каким-нибудь извращенцем, чем стала бы трахаться с тобой, жалкая задница!

Он отшатнулся. В глазах Барри застыл страх — он решил, что перед ним сумасшедшая.

— Мэнди, я…

— Да ты просто комок слизи! Со своей женой ты обращаешься как с последним дерьмом, а детей вообще не замечаешь. Сам ты толстый, лысый, а твой хрен… — Она покачала головой и, засмеявшись, согнула мизинец. — Если бы это был стручок, я бы вернула его обратно и потребовала деньги назад.

Добравшись до двери, Барри поднялся и, держась за свое пострадавшее мужское достоинство, попятился к выходу.

— Да, кстати! Парень, с которым я встречаюсь… он просто класс! Три, четыре часа — для него это пустяки. И он очень большой. Понимаешь? Там, где надо.

По правде говоря, ей на это было наплевать, но она знала: для Барри, как и для большинства мужчин, размеры имели огромное значение. Она задела его за живое.

Любуясь собой, Мэнди придвинулась к нему поближе.

— Да как ты мог подумать, — вновь наклонившись, сказала она, — что я позволю тебе хотя бы приблизиться?

Тебе?

Последнее слово она произнесла так выразительно, что Барри дернул головой, как боксер, уклоняющийся от удара. Внезапно Мэнди стало смешно. С трудом удерживаясь от смеха, она отвела взгляд в сторону.

— Что, больно?

— Больно? — Он вытаращил глаза. — Да ты его почти оторвала!

Она захохотала. Мэнди смеялась и смеялась, ее презрительный смех жутким ливнем обрушился на Барри, добивая его и окончательно уничтожая.

И он пополз прочь, пятясь, поджав хвост, словно нашкодившая собака.

— Убирайся! — скомандовала она. — Давай, веселее!

В эту минуту зазвонил телефон. Мэнди слышала звонки, но никак на них не реагировала, словно это ее не касалось. Сейчас она видела только Барри, державшего свой пострадавший член, видела его глаза, полные боли и страха. Через некоторое время звонки прекратились.

— Ну, чего ждешь? — буркнула она, внезапно почувствовав усталость. Усталость от Барри, от Пита, от всей этой проклятой чехарды. — Убирайся и оставь меня в покое!

Он кивнул, затем, отвернувшись, бросился к двери и исчез.

Мэнди проводила его взглядом и, полностью опустошенная, тяжело опустилась на пол.

— Да пошел ты! — чувствуя, как к глазам подступают слезы, выпалила она. — И надо же было все испортить!

Поднявшись наверх, Мэнди села на кровать и красными от слез, невидящими глазами уставилась на свою ночную рубашку. Дождевые облака за окном рассеялись, полная луна залила комнату своим призрачным светом.

Просидев так довольно долго, она наконец встрепенулась и вытерла рукой слезы.

— Что за день! — пробормотала она. — Что за ужасный день!

Едва потянулась к лампочке, как в дверь заколотили.

«Он вернулся! — подумала Мэнди, зная, что для мальчиков еще слишком рано. — Этот подонок вернулся!»

Она испугалась. А что, если он воинственно настроен? В конце концов, она нанесла удар по его мужскому самолюбию, а Барри Эванс не из тех, кто может спустить такое. Он обязательно захочет как-то отомстить, а от такой крысы всего можно ожидать.

«Слава Богу, свет не горит», — подумала она. Подкравшись к подоконнику, Мэнди попыталась разглядеть незваного гостя. Но так ничего не было видно, а вставать Мэнди не решалась — вдруг заметит? Кто знает, на что он способен? Выломает дверь или разобьет окно.

Мэнди села на кровать и принялась нервно грызть ногти. Сердце ее бешено колотилось. Стук в дверь повторился, на этот раз уже громче, настойчивее.

— Мэнди! Ты здесь? Мэнди!

Вздрогнув, она тихо застонала. Это он! Барри!

— Черт! — Мэнди испуганно огляделась по сторонам, желая только одного спрятаться. Глаза ее остановились на телефоне.

«Полиция! — подумала она. — Надо позвонить в полицию!»

Внезапно наступило зловещее молчание.

«Возьми себя в руки, девочка! Он не посмеет. Пит его убьет».

Тем не менее напряжение ее не спало, она сидела, прислушиваясь к малейшему шороху — не раздастся ли звон разбитого стекла или треск дерева. Но вместо этого через минуту на каменных ступеньках крыльца послышались чьи-то шаги, затем скрипнула закрываемая калитка.

Мэнди испустила долгий вздох и дрожа опустилась на кровать.

Телефонный звонок пробудил ее ото сна. Мэнди даже не заметила, как уснула. Она подняла трубку и собралась с духом, чтобы отбрить как следует, но голос оказался высоким, явно женским.

— Мэнди! Ты?

Она никак не могла понять, кто говорит.

— Кто это? — спросила Мэнди и потянулась к лампе.

— Это я! Карен!

Лампа вспыхнула, озарив комнату мягким приглушенным светом. Мэнди почувствовала, что вот-вот заплачет.

Голос подруги был для нее все равно что соломинка для утопающего.

— Ой, Кар! — воскликнула она. — Слава Богу, это ты!

— С тобой все в порядке, Мэнд? — озабоченно спросила Карен. — Голос у тебя какой-то не такой…

Мэнди вздрогнула и неожиданно ударилась в слезы.

— Это было ужасно. Кар! Просто кошмар! Я думала, что ты — это он! Правда! Он колотил в дверь, кричал на меня! Я думала, что он меня убьет!

— Постой, постой… Что случилось? Говоришь, Пит пытается тебя убить?

— Да нет, не Пит! — фыркнула Мэнди.

— Тогда о ком ты? Не о мальчиках?

— Нет…

— Ну, успокойся. Расскажи все по порядку.

Мэнди судорожно вздохнула, затем, собравшись с силами, приподнялась и прислонилась к спинке кровати.

— Это долгая история…

— Ну и ладно. Вытри носик и поведай все своей тетушке Карен.

Приняв душ, Мэнди села перед зеркалом и решительно принялась накладывать макияж.

Все, хватит, она сыта по горло. Питом, Барри, всеми ими. Даже Джонатаном. О да, секс — это здорово. Секс — это просто фантастика, но что они будут делать, когда пройдет влечение? Что у них общего?

— Ничего, — ответила она себе и, вывернув губы, толстым слоем наложила на них карминово-красную губную помаду.

Итак, решено. Она сегодня же Питу все скажет, когда он вернется из паба. Встретит его и скажет, что все кончено. Финита ля комедия. Кранты.

Мэнди судорожно вздохнула. Сама мысль об этом приводила ее в ужас, бросала в холодный пот, но сейчас она была полна решимости. Если она не скажет ему сегодня, то не скажет никогда — это она точно знала. «А жизнь у тебя только одна…» Этому ее научил Ник.

На миг она подумала о записке в кармане пальто. Здорово было снова увидеть Ника, посмотреть на него после стольких лет разлуки.

Она вновь взглянула в зеркало и, повертев головой из стороны в сторону, критически оценила свою внешность.

Да, Сюзи была права. «В последнее время я действительно лучше выгляжу. Как сказала бы Сюзи, можно голову дать на отсечение».

Всю жизнь она играла по правилам. Всю жизнь она позволяла своим страхам брать верх над желаниями, и что из этого получилось?

— Черт побери! — не выдержала она. — Это просто несправедливо. Ужасно несправедливо!

«А мальчики? — напомнил ей внутренний голос. — Что подумают мальчики, когда я вышвырну вон их папу?»

— Пусть думают все, что захотят, — задрав подбородок, ответила она своему отражению. — В конце концов, они уже взрослые. Как-нибудь стерпят.

Если вообще заметят отсутствие отца. А если и заметят — неужели это ее остановит? Нет. Будь она проклята, если это так!

Мэнди посмотрела на кольцо на левой руке — обычное золотое — и, повинуясь внезапному порыву, принялась стаскивать его с пальца.

— Вот черт! — через несколько секунд ругнулась она.

Сустав с возрастом разбух. Сколько ни пытайся, кольцо через него не протащить. — Мыло! Нужно взять мыло…

Она встала, затем снова села и попыталась успокоиться.

«Не спеши, — сказала она себе. — Тише едешь — дальше будешь, а, детка?»

Тем не менее ее бесило, что она не смогла стащить кольцо. Теперь, когда она уже все решила, ей хотелось быстрее со всем покончить.

Протяжно вздохнув, Мэнди встала и принялась одеваться. Когда она застегивала платье, зазвонил телефон.

Глядя на него как кролик на удава, она замерла — а вдруг это Барри? но вовремя вспомнила совет Карен: «Не бойся его, Мэнд. Если он поймет, что ты его боишься, всему конец. Пусть он думает, что тебя не испугать. Пусть сам тебя боится. Действуй грубо и нагло и, что бы ты ни делала, ни в чем ему не уступай!»

Оправив юбку, она решительно сняла трубку:

— Да?

Сначала она не поняла, о чем речь. Поняла только, что звонит Пит, но какого черта он, собственно, звонит?

Он все еще в пабе?

— Что? Повтори еще раз!

— Приезжай, Мэнд, Тут Люк заболел.

Заболел? Но… это невозможно! Она ведь видела его всего два часа назад, и он был совершенно здоров. Нет, это какой-то розыгрыш. Наверное, дружки Пита настроили его так пошутить.

— Где ты? — уже вне себя от злости спросила она. — Ты все еще в пабе?

Однако голос Пита звучал обеспокоенно:

— Слушай, тебе надо обязательно приехать. С ним действительно плохо. У него вроде перитонит.

«Перитонит!» До Мэнди сразу дошел весь ужас ситуации: она тотчас вспомнила, как Люк жаловался тогда в кухне, что у него болит живот.

— Где он? Куда его увезли?

— В «Ройял-фри». Я звоню оттуда. Где, черт возьми, ты была? Я уже уйму времени пытаюсь с тобой связаться.

Барри посылал, но он сказал, что тебя нет дома.

Мэнди вздрогнула. Так вот чего он хотел…

— Я сейчас буду, — выдохнула она. — Я возьму такси.

Я… — Она вдруг не на шутку испугалась. — Скажи ему, что я еду. Пит! Скажи, что я уже в пути!

— Давай приезжай. Ладно?

Телефон замолк. Мэнди осторожно положила трубку.

Люк… В горле у нее пересохло, руки дрожали. Поспешно схватив пальто и сумочку, она выключила свет и бросилась вниз по ступенькам.