"Планета отложенной смерти (сборник)" - читать интересную книгу автора (Покровский Владимир)

10

— Ничего не предпринимайте! — сказал Федер. — Ни в коем случае ничего без меня.

И со всех ног помчался к Аугусто.

В спину ему уставились злые глаза куаферов.

Сначала он быстро шел, сохраняя деловой вид и в такт своим мыслям решительно кивая головой. Но потом побежал, сам того не заметив. И тут же остановился, запыхавшись, когда увидел на своем пути Веру.

— Что случилось? — спросила Вера.

— Нападение. Мне некогда, извини.

— Вас поодиночке всех перебьют, а ты это позволяешь. Я не понимаю, в чем дело, Федер. Я уже давно не могу ничего понять вообще. Может, поговорим?

— Извини, милая. Сейчас совсем не до объяснений.

Он почти оттолкнул ее с дороги — так спешил.

Мамуты его уже ждали и моментально препроводили к Аугусто. Тот со встревоженным лицом мерил шагами свой всеми цветами радуги расцвеченный кабинет.

— Мне только что сообщили…

Молча, в упор глядя на Аугусто, выслушал Федер все его заверения в случайности происшедшего, в том, что виновные «несомненно будут наказаны — правда, не сейчас, сейчас по политическим соображениям вредно», в том, что такое ни при каких обстоятельствах уж точно не повторится…

Федер прервал его посреди слишком затянувшейся фразы — почти к облегчению Аугусто:

— Зачем вы так? Ведь вы умный человек!

Тот переменил лицо и зло улыбнулся.

— Я всегда считал, что это самый вежливый способ назвать человека идиотом, а? Что вы хотите этим сказать, дорогой Федер?

— Есть два варианта, — жестко чеканя слова, заявил Федер. — Или это сделано без твоего ведома…

— Именно без…

— …или был твой приказ.

Аугусто помолчал с покерно непроницаемой миной, затем удивленно приподнял бровь:

— Вот даже как!

Федер в ответ деловито кивнул, словно делая заметку в записной книжке, и продолжил:

— Первому я не верю, потому что они у тебя тут все по струнке ходят, не чихнут, разрешения не спросив. Здесь ты ошибся, Аугусто. Ты одинок. Ты хотел иметь вокруг себя идиотов, потому что умных боишься, но у идиотов есть не только преимущества — у них есть серьезные недостатки. Дурак всегда подставит куда хуже, чем умный. Правда, насчет дисциплины с дураками — полный порядок… Словом, остается второй вариант — что ты сам все это и затеял.

— Зачем бы мне затевать такое? — тихо спросил Аугусто. В его тихом голосе неприкрыто звучала угроза.

— Да я не знаю, зачем. И знать не хочу. Но то, ради чего ты всех нас в живых оставил, вот этот вот самый пробор ямайский — все это теперь под большим вопросом.

— Вот этого не надо! — быстро сказал Аугусто. — С пробором все остается, как договаривались.

Федер отрицательно покачал головой.

— Еще чего! На неделю, не меньше, твои ублюдки вывели из строя почти пятую часть команды — команды, заметь, малочисленной, в которой каждый — специалист и уже потому незаменим. Ты начал войну и теперь уж империю-то свою ты потеряешь точно. Ты, дорогой, кажется, не понимаешь, что вся затея с Ямайкой вот-вот рухнет. Вместе с тобой.

— Рухнет, значит, — задумчиво пожевав губами, заключил Аугусто. — И прямо-таки вместе со мной?

— У тебя есть какой-нибудь другой прогноз? — ядовито и агрессивно поинтересовался Федер. Инстинктом, чутьем, Бог знает чем еще он жестко держался за ту грань агрессивности, которую в разговоре с человеком типа Аугусто ни в коем случае переходить нельзя.

Аугусто словно не услышал вопроса.

— Надеюсь, — продолжил он угрожающе-вежливым тоном, — что ваши люди, дорогой Федер, не станут делать чего-нибудь такого, о чем впоследствии пожалеют. Надеюсь, они не станут строить планы кровавой мести. Было бы грустно превращать обыкновенный конфликт, которыми переполнен наш разнесчастный мир, в повод для войны на уничтожение. Тем более что виновные, повторяю, будут не-пре-мен-но наказаны. Они просто не оставят мне другого выбора.

— Я тоже надеюсь, — несколько неудачно копируя тон Аугусто, процедил Федер, — но вы сами сделали эту надежду мизерной.

Как многие властные люди, Аугусто не то что не любил, когда его перебивали, но даже и не замечал этого. Не один раз обещал он себе избавиться от этой привычки, не один раз наказан был судьбою за то, что не дослушал, когда надо было дослушать, но от дурных привычек так просто не избавишься — он продолжал в вежливых тонах долдонить свое, чувствуя себя донельзя оскорбленным за то, что его, самого Аугусто Благородного, беспардонно перебивают. Вот и сейчас он Федера тоже не услышал.

— И еще на одно питаю я большие надежды, дорогой Федер, — продолжал он, — еще одно всей душой своей хочу отмести как немыслимое. Заклинаю вас, дорогой Федер, а через вас соответственно и ваших куаферов заклинаю — полностью соблюдать договор о темпах и качестве нашего с вами, Федер, пробора.

— Вы ставите меня в чертовски сложное положение, — сказал Федер. — Я даже и не знаю теперь, как вывернуться из всего этого. И, главное, совершенно не понимаю, зачем это вам понадобилось.

Аугусто велеречиво понес прежнюю ахинею, но, в общем, все было ясно — зачем-то Аугусто решил показать зубы. Рискуя очень многим, он решил показать Федору и всей его команде абсолютную полноту своей власти. И заодно продемонстрировал, что о плане Федера — настоящем плане тайного пробора, еще даже не до конца продуманном, — он ничего не знает, и, кажется, даже подозрения такие у него пока не возникли. Единственный объяснимый повод избиения куаферов, который мог предположить Федер, сводился к тому, что Аугусто, детально осведомленный своими «стрекозами» и стукачами о продвижении куаферского плана бунта, стал потихоньку этого заговора опасаться и предпочел спровоцировать куаферов — тогда стихийно поднявшееся восстание можно задушить в зародыше.

Но так или иначе, то ли намеренно, то ли по незнанию всех проборных сложностей, он сделал успех пробора очень проблематичным. Все повисло на волоске, и, похоже, этот волосок устраивал Благородного Аугусто.

Хочешь не хочешь, а Федеру оставалось только одно — каким-то чудом уговорить куаферов отказаться от немедленных выступлений и продолжать пробор прежними темпами, как будто ничего не случилось.