"Дом мечты" - читать интересную книгу автора (Монтгомери Люси Мод)

Глава 36 Новые надежды

— Что там пишут из Грин-Гейблз, Энн? Какие новости?

— Ничего особенного, — ответила Энн, складывая письмо, которое она только что получила от Мариллы. — Они наняли Джека Доннела, он покрыл им крышу черепицей. Он сильно изменился с тех пор, как мы уехали. Похоже, он взялся за ум и стал добросовестно работать. Помню его маму. Она всегда мечтала, чтобы он стал профессором в колледже. Никогда не забуду, как она пришла в школу и сказала мне, что я должна называть ее сына не иначе как профессором.

— Ну и как, его теперь так кто-нибудь называет?

— Очевидно, нет. Он давно забросил учебу. Похоже, даже его мать смирилась с тем, что ее сын не будет профессором в колледже, и отказалась от идеи заставить всех звать его профессором. Еще Маршалл пишет, что у Доры есть жених. Подумать только, у этой маленькой девочки! Она еще совсем ребенок!

— Между прочим, Доре уже семнадцать, — заметил Гилберт. — Чарли Слоун и я были без ума от тебя, когда тебе было семнадцать лет.

— Да, Гилберт, — сказала Энн с улыбкой, — похоже, я отстала от времени. Мне, наверное, скоро придется смириться с тем, что шестилетние дети, вообразив себя достаточно взрослыми, будут иметь женихов и невест. Жених Доры — Ральф Эндрю, брат Джейн. Он запомнился мне, как маленький толстенький белокурый мальчуган, который всегда отставал от своих одноклассников. Я, конечно, понимаю, что он подрос, изменился и стал, наверное, очень красивым молодым человеком.

— Наверное, Дора рано выйдет замуж. Она относится к людям такого типа, как Шарлотта Четвертая. Она никогда не упустит свой первый шанс Из-за боязни, что другого у нее не будет.

— Ну, если она решила выйти замуж за Ральфа, то я только могу пожелать, чтобы Ральф был немного поэнергичнее, чем его брат Билли, — пропела Энн.

— Ну, тогда уж надо надеяться и на то, — сказал Гилберт, — что он будет рассчитывать только на самого себя. Энн, а ты вышла бы замуж за Билли, если бы он сам тебя об этом попросил? Ты сделала бы это, если бы он не послал Джейн просить твоей руки вместо себя?

— Да, я могла бы это сделать, — сказала Энн, захлебываясь от смеха при воспоминании о своем первом женихе, который стеснялся сам сделать ей предложение. — Я была бы шокирована тем фактом, что он сам делает мне предложение. Я ходила бы как загипнотизированная и сделала бы большую глупость, приняв его предложение. Мы должны радоваться, что он сватался ко мне через своего приятеля.

— Вчера я получила письмо от Джорджа Мура, — сказала Лесли. Она сидела в мягком кресле около книжного шкафа и читала книгу.

— Да? Ну, и как он? — с интересом спросила Энн. У нее опять появилось странное чувство, будто все происшедшее ей приснилось. Ей показалось, что Лесли говорит о человеке, которого она никогда не видела.

— У него все в порядке, хотя ему по-прежнему трудно приспособиться ко всем переменам в старом доме, где он раньше жил. У него есть кое-какие трудности и с друзьями, ведь они тринадцать лет считали его погибшим. Весной он собирается снова выйти в море. Море у него в крови, как он пишет. Он очень скучает без него. Кроме того, он сообщает кое-что, что дает нам право порадоваться за него. До того, как он, бедный парень, ушел в море на «Четырех сестрах», он был помолвлен с одной местной девушкой. В Монтреле он ничего не говорил мне о ней, потому что думал, что она давно забыла о нем и вышла замуж за кого-нибудь другого. А он по-прежнему сильно любит ее. Ведь то, что было тринадцать лет назад, казалось ему вчерашним днем. Ему было очень тяжело от этого. Но когда он вернулся домой, то обнаружил, что его невеста не замужем и по-прежнему очень любит его. Они должны пожениться на этой неделе. Я хочу предложить им совершить небольшое путешествие и посетить Четыре Ветра. Джордж пишет, что он хотел бы приехать сюда и посмотреть на место, где он провел тринадцать лет, о которых, к сожалению, ничего не помнит.

— Ах, как романтично, — сказала Энн, которая до смерти любила романтику. Страшно подумать, — прибавила она со вздохом раскаяния, — если бы все случилось так, как я хотела. Джордж Мур никогда не вернулся бы к своей невесте. Он никогда бы не выбрался из могилы, в которой был заживо похоронен, ведь я была против предложения Гилберта. Я изо всех сил старалась отговорить его от намерения рассказать Лесли о возможности излечения. Я ошибалась, и наказана за это. Я никогда больше не буду перечить Гилберту, теперь мое мнение будет точной копией его мнения. Когда я буду снова с ним не согласна, то вспомню о том, что случилось с Джорджем Муром, и это заставит меня воздержаться от споров.

— Если только что-нибудь может остановить женщину, — усмехнулся Гилберт. Нет, Энн, не надо быть моим эхом. Споры придают мне жизненную силу. Я не хочу, чтобы моя жена стала такой же, как жена Джона Мак-Алистера, что живет за гаванью. Что бы он ни сказал, она тут же отвечает серым безжизненным тоном: «Все это сущая правда, мой дорогой Джон».

Энн и Лесли засмеялись. Смех Энн был серебряным, а смех Лесли — золотым. А вместе они звучали, как удачное сочетание звона колокольчиков. Из кухни на смех вышла Сьюзан и вздохнула.

— Что случилось, Сьюзан? Почему вы вздыхаете? — спросил Гилберт.

— С маленьким Джимом все в порядке, не так ли, Сьюзан? — взволнованно воскликнула Энн.

— Нет, нет, не волнуйтесь, миссис доктор, дорогая. Но что-то действительно случилось. На этой неделе у меня все идет не так, как надо. У меня, как вы помните, подгорел хлеб, так что его пришлось выбросить. Я сожгла лучшую рубашку доктора, я разбила вашу большую красивую тарелку. А сейчас в довершение всего пришло известие, что моя сестра Матильда сломала ногу и хочет, чтобы я приехала к ней и пожила там некоторое время. Одной ей теперь тяжело будет справиться со всеми делами.

— Ах, мне очень жаль, я имею в виду, мне очень жаль, что с вашей сестрой случилось такое несчастье! — воскликнула Энн.

— Человек создан для того, чтобы страдать, дорогая миссис доктор. Это звучит как из Библии, но, говорят, это написал человек по фамилии Берне. И он прав. Мы созданы, без сомнения, для того, чтобы преодолевать различные трудности. Что же касается Матильды, то я не знаю, что и подумать. Раньше в нашей семье никто никогда не ломал ног. Не знаю, как она умудрилась это сделать. Чем же это надо было заниматься, чтобы сломать ногу? Но что бы она ни натворила, она остается моей сестрой, и я чувствую себя обязанной поехать к ней, если вы отпустите меня на несколько недель, дорогая миссис доктор.

— Конечно, конечно, Сьюзан. Я могу найти кого-нибудь, кто помогал бы мне, пока вас не будет.

— Если не найдете, я могу не уезжать, дорогая миссис доктор. Ничего не случится с Матильдой. Я не оставлю вас одну с ребенком, всякое бы количество ног ни было сломано.

— Нет, нет, Сьюзан, вы должны немедленно поехать к вашей сестре. Я найму какую-нибудь девушку из деревни.

— Энн, не позволишь ли ты мне пожить у тебя, пока Сьюзан не будет? Я буду помогать тебе, — воскликнула Лесли. — Пожалуйста, мне бы очень хотелось, сделай милость. Мне так ужасно одиноко в моем огромном доме. Мне нечем заняться. А по ночам мне бывает очень страшно, несмотря на запертые двери. Два дня назад вокруг дома кто-то бродил.

Энн с радостью согласилась, и на следующий день Лесли устроилась в маленьком «доме мечты». Мисс Корнелия одобрила поступок Энн.

— Ты правильно поступила, — сказала она Энн по секрету. — Мне, конечно, очень жаль Матильду, но раз уж ее угораздило сломать ногу, то время для этого она выбрала самое подходящее. Лесли будет жить у тебя, пока не приедет Оуэн Форд, и эти старые вороны из долины не будут каркать, как они сделали бы это, если бы Лесли жила одна и Оуэн Форд приходил бы навещать ее. Они и так достаточно сплетничают, потому что Лесли не оплакивает Джорджа Мура. Мне кажется, что он скорее воскрес, чем умер. Если же иметь в виду Дика Мура, то зачем оплакивать мужчину, который умер тринадцать лет назад, и правильно, между прочим, сделал. Как-то раз Луиза Балдвин сказала мне, что, по ее мнению, это очень странно, что Лесли никогда не подозревала, что это не ее муж. На это я ей ответила, что она, их ближайшая соседка, прожила рядом с ними всю жизнь и тоже никогда не подозревала, что вместо Дика Мура в Четырех Ветрах живет его брат, хотя она по сравнению с Лесли более подозрительная особа. Но людям не заткнешь рты, дорогая Энн. Поэтому я очень рада, что, когда приедет Оуэн, Лесли будет жить под твоей крышей.

Оуэн Форд пришел в маленький дом теплым августовским вечером. Лесли и Энн были погружены в разглядывание младенца. Они все никак не могли налюбоваться им. Оуэн замер в дверях гостиной, так что его не было видно, и уставился жадными глазами на представшую перед ним красивую картину.

Лесли сидела на полу, держа ребенка у себя на коленях. Она слегка касалась его маленьких толстеньких ручек, которыми он махал у нее перед носом.

— Ох ты, маленький, ах ты, крошка, — лепетала она, покрывая ладошки малыша поцелуями.

— Он просто прелесть, — просюсюкала Энн, беря ребенка у Лесли. — Во всем мире нет таких красивых ручонок. А эти глазки… Ух ты, маленький…

За месяц до рождения маленького Джима Энн прочитала несколько книг, посвященных детям. Особенно ее внимание привлек труд под названием «Сир Оракль по поводу воспитания и ухода за детьми». Автор настоятельно рекомендовал родителям не повторять при детях произнесенные ими не правильно слова. Родители не должны копировать детскую речь. С детьми с момента рождения надо говорить только на классическом языке. Таким образом, они с первых дней начнут изучать правильный английский.

«Как, — не унимался Сир Оракль, — любящая мать может предполагать, что ее ребенок будет говорить правильно, если она продолжает приучать его к не правильному произношению, каждый день давит на него допущенными им же ошибками, обрушивая на малыша, может быть, бездумно, ураган искажений? Разве это можно назвать заботой о беззащитном создании? Может ли ребенок, которого день за днем называют „у-ти маенький“, повторяют за ним „агу“, „мямя“, „этя“, вместо того, чтобы учить его говорить „мама“ и „это“, так вот, как можно в этом случае ожидать от ребенка успехов в языке?»

Все это произвело на Энн сильное впечатление, и она сообщила Гилберту, что собирается строго соблюдать все рекомендации и никогда не говорить с ребенком на ломаном языке. Гилберт согласился с ней, и они договорились, что никогда не будут портить речь своего ребенка. Но всякий раз, как только маленький Джим оказывался на руках Энн, она, к своему стыду, этот договор сразу же нарушала.

«У-тю-тю, маенький», — пищала она.

И в дальнейшем Энн нарушала установленные ею же самою правила. А когда Гилберт делал ей замечание, она начинала ругать Сира Оракля и говорила, что все его советы — просто чушь.

— У него просто никогда не было своих детей, Гилберт, я почти уверена в этом, иначе он никогда не написал бы такой ерунды. Невозможно не повторять слова своего ребенка, разговаривая с ним. Это получается само собой, естественно, а значит, все в порядке, я поступаю правильно. Было бы бесчеловечно разговаривать с этим крошечным мягким пухлым созданием так же, как мы разговариваем со взрослыми мальчиками и девочками. Младенцам нужна любовь и ласка. Звуками они выражают свои чувства, свою любовь. Они поймут, что мы их любим, только если мы будем отвечать им на том же детском языке. Я не хочу лишать маленького Джима такого счастья.

— Это самое худшее, что я когда-либо от тебя слышал, — протестовал Гилберт, который был всего лишь отцом и еще не понял, что Сир Оракль не прав. — То, как ты разговариваешь с ребенком, просто ужасно. Никогда не слышал ничего подобного.

— Очень возможно, что ты не слышал ничего подобного. Уходи отсюда, уходи отсюда, уходи. Разве я не воспитала три пары близнецов Хаммондов, когда мне было одиннадцать лет? Ты и Сир Оракль — просто бессердечные теоретики. Гилберт, да ты только посмотри на него! Он улыбается мне. Он понимает, о чем мы говорим. И ты должен со мной согласиться, Гилберт.

Гилберт обнял Энн и Лесли.

— Ох уж эти матери! — сказал он. — Да, вы матери, и Бог знал, что делает, когда создавал вас.

Таким образом, Энн продолжала сюсюкать с Джимом, ласкать и баловать его. Он рос быстро, как и положено ребенку в «доме мечты». Лесли дурачилась с ним не меньше, чем Энн. Когда со всеми домашними делами было покончено, а Гилберт уходил на работу, они устраивали целые оргии, в которых выражали свои чувства к маленькому созданию, демонстрировали, как они обожают его и преклоняются перед ним. Как раз в один из таких моментов и застал их Оуэн Форд. Он стоял в дверях и с удивлением смотрел на происходящее.

Лесли увидела его первой. Даже при плохом освещении Энн заметила, как резко побледнело ее красивое лицо, как с губ и щек сбежал румянец.

Оуэн сделал порывистое движение, не замечая никого, кроме Лесли.

— Лесли, — сказал он, протягивая к ней руки. Первый раз он назвал ее по имени. Но рука, которую Лесли подала ему, была холодной. Она была очень сдержанна в тот вечер, когда Энн, Гилберт и Оуэн разговаривали все вместе и смеялись. Еще до того, как визит Оуэна в тот вечер закончился, Лесли извинилась и поднялась наверх, и Оуэн сразу сник. Вскоре он тоже ушел, совсем подавленный.

Гилберт посмотрел на Энн.

— Энн, что происходит? Здесь что-то явно не так, я ничего не понимаю. Воздух сегодня был насквозь пропитан электричеством. А Лесли выглядела как муза трагедии. Оуэн шутил и смеялся, а глаза его при этом оставались грустными и все время смотрели на Лесли. А ты весь вечер пыталась изобразить на лице удивление. Что происходит? Какие секреты ты снова скрываешь от своего мужа?

— Ой, вот только не надо быть гусем, Гилберт, — сказала Энн, не отвечая на заданный вопрос. — Что же касается Лесли, то я считаю ее поведение абсурдным. Сейчас я как раз собираюсь подняться наверх и сказать ей об этом.

Когда Энн вошла в комнату, Лесли сидела у окна и смотрела на море. Волны с силой ударяли о камни, издавая ритмичные звуки. Услышав, что вошла Энн, Лесли скрестила на груди руки и посмотрела на луну. При таком освещении ее лицо казалось особенно красивым.

— Энн, — сказала она низким голосом, — ты знала, что приезжает Оуэн Форд?

— Ну да, знала, — ответила Энн.

— Ах, почему же ты мне ничего не сказала? Ты должна была рассказать мне об этом, — чуть не плача, воскликнула Лесли. — Если бы я знала, то уехала бы отсюда. Это нечестно с твоей стороны, Энн, это несправедливо!

Губы Лесли дрожали, ее переполняли эмоции. Но Энн весело рассмеялась. Затем она подошла к Лесли и поцеловала ее.

— Ну и гусыня же ты, Лесли, но, правда, очень красивая гусыня. Оуэн Форд совершил такое утомительное и рискованное путешествие через Тихий и Атлантический океаны не для того, чтобы увидеть меня. Я также отказываюсь верить, что у него были какие-либо неотложные дела к мисс Корнелии. Хватит убиваться, сними с себя трагедийную маску, дорогая. Скомкай ее и брось куда-нибудь подальше, вон в ту клумбу с лавандой, например. Тебе она больше никогда не понадобится. Есть люди, которые могут видеть, что в каменной маске на лице есть трещины, даже если ты сама этого не замечаешь. Я не ясновидящая, но, пожалуй, рискну и попробую предсказать, что будет в будущем.

Несчастьям в твоей жизни пришел конец. Впереди тебя ждет радость и, я осмелюсь сказать, неприятности, которые иногда случаются в жизни счастливых женщин. Все это так и будет, Лесли. Тебе уготовано самое лучшее — любовь Оуэна Форда. А теперь отправляйся в постель и хорошенько выспись.

Лесли повиновалась и исполнила первую часть приказания. Она быстро легла в постель. Но вот спала ли она в ту ночь? Это спорный вопрос. Вряд ли она поверила всему, что сказала Энн. Она вообще не была склонна к мечтаниям.

Ведь до этого жизнь бедной Лесли была так тяжела. Судьба, которая выпала на ее долю, была такой суровой, что она даже втайне не могла предаться мечтам или шепнуть сердцу о своих надеждах, которые она возлагала на будущее. Лесли смотрела на звезды, и ее глаза наполнялись слезами. Когда на следующий день Оуэн Форд попросит ее прогуляться с ним по берегу, она не скажет ему «нет».