"Знак расставания" - читать интересную книгу автора (Райан Лиз)

Annotation

Что хорошего может предвещать горячая влюбленность Эран Кэмпион, скромной провинциальной девушки, в честолюбивого парня Бена Хейли? Она мечтает о семье и радостях материнства, а он готов посвятить всю свою жизнь музыке и, несмотря ни на что, стать звездой, как его кумиры — Элвис Пресли и Джон Леннон. Они с Эран — разные люди, и им лучше расстаться…

Это книга о том, как стать музыкальной звездой, не имея никаких связей, финансовой поддержки и полагаясь только на себя в мире, где талант — всего лишь товар, который должен приносить прибыль, музыкант — пешка в игре магнатов шоу-бизнеса, а любовь низведена до секса с «нужными» людьми. И только любовь Эран, преодолевшая все испытания — незаслуженные обиды и измены Бена, разлуку и боль непонимания; ее безграничная преданность и самоотверженность, с которой она отдала всю себя ради исполнения мечты любимого человека, наконец принесли Бену такую долгожданную и оплаченную столькими потерями славу…

Лиз Райан

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

Лиз Райан

Знак расставания

Посвящаю книгу моему отцу Джону Гринхалу,

память о котором живет

в моей душе и вдохновляет меня;

также посвящаю ее Лил, Робу, Лоррен и детям,

всем членам семьи, проявившим

к моей работе живой интерес.

ГЛАВА 1

— Мистер Кэмпион, не делайте этого. Пожалуйста, не надо!

Голос Аймир Рафтер был умоляющим, и Конора Кэмпиона это всегда обезоруживало. Он сам ненавидел все, что говорил, и прекрасно понимал несуразность того, что он делает. Но они уже все это обсуждали с Молли сотни раз, и он не видел другого выхода. Он вертел в руках кепи, уставившись в пол, плечи его были опущены.

— Да мы бы ни за что так не поступили, миссис Рафтер, будь у нас другой выбор. Но последние два года наши дела идут все хуже. Еще и мальчиков поднимать надо… Не можем мы позволить себе, мэм, всех троих.

Аймир невольно вздрогнула, так необычно было, что ее называл «мэм» человек на двадцать лет старше ее. Но как бы он сейчас ее ни назвал, он наверняка знал, что в этой ситуации его уважать не за что. Образование конечно же прокладывает дорогу в будущее, это всем известно. Лишать ребенка образования было бы совершенно неоправданным поступком, завтра эта потеря окажется невосполнимой. Мистер Кэмпион мог попросить помощи у церкви и сообщить общине, что нуждается в поддержке ее членов.

За спиной Кэмпиона молча стояла его дочь, опустив голову. Ее глаза закрывала густая светлая челка, и эти глаза, как догадывалась Аймир, были полны слез. Понимая, как неловко себя чувствует девушка, Аймир подбирала слова, чтобы как-то успокоить ее.

— Но, мистер Кэмпион, образование бесплатное, вы же знаете — вам не надо платить за обучение Эран. Если же вопрос стоит в обеспечении ее книгами, завтраками и прочими вещами, то не беспокойтесь. Всегда найдется способ, чтобы…

Аймир подумала — хорошо бы здесь оказалась директор, миссис Кэлли, которая бы мягко и дипломатично поддержала ее. Надо, чтобы Кэмпион принял помощь, не чувствуя себя униженным. Но директор ушла сегодня необычно рано, поэтому Кэмпион и настоял на встрече с миссис Рафтер, любимой учительницей своей дочери. Обдумав ситуацию. Аймир решила не откладывать на завтра этот непростой вопрос, чтобы не вынуждать отца повторять этот разговор на больную для него тему в присутствии директора.

Кэмпион покачал головой:

— Нет, миссис Рафтер, дело вовсе не в этом. У Эран и так есть учебники ее сестры, одежда и все такое… Дело в том, что мы больше не можем поддерживать ее. Она должна работать и приносить в дом деньги.

Вот так! Кэмпион сказал это очень просто. Признал — одним махом — свою отцовскую несостоятельность. Сгорая от чувства унижения, он склонил голову перед тремя этими женщинами: своей женой, дочерью и учительницей, которая всегда утверждала, что Эран — самая способная ученица в школе Данрасвея.

Миссис Рафтер уверяла Кэмпиона, что через три недели Эран блестяще сдаст экзамены на аттестат незаконченного среднего образования — на восемь или даже на все девять баллов. Эран действительно была очень способной. Кэмпион гордился дочерью. Но и при всем этом он не может больше содержать ее. Времена изменились с тех пор, как учились Валь и Шер, и, кроме того, еще надо доучить Акила и Дерси, пока им не исполнится по шестнадцать лет. Эран сейчас уже шестнадцать, и вот она покидает школу. Придет и такое время, когда закон разрешит покинуть школу и скорее начать работать ее братьям…

Девушка и сама все это понимала. Она часто видела огромные иностранные траулеры, заходящие в их гавань, видела смеющуюся команду, когда таможенник-ирландец взвешивал их сети с рыбой и сообщал им о дате следующего планового выхода в море после того, как рыбаки получали скудные суммы денег, заранее заложенные в бюджет. Не нуждался в комментариях и новый закон, запрещающий рыбакам уходить более чем за двенадцать миль от берега, навязанный Англией якобы потому, что за этой границей находятся в рейде охранные субмарины. Испанцы и русские были основными конкурентами, и за указанным водоразделом они вылавливали за один час больше рыбы, чем их маленькие ирландские траулеры за целую неделю. Ситуация была очень напряженная, выживал сильнейший, и Кэмпион, как и его дочь, понимал, что сам он не борец.

Глядя на Кэмпиона. Аймир вспомнила то, что ее мать рассказывала об этом рыбаке, когда учила двух его старших дочерей. Ее мысли совпали с мыслями Эран. Да, он был не из сильных духом людей. Конор Кэмпион никогда не был борцом! Даже за тридцать пять лет занятия рыболовством он не попытался завести свое собственное судно. У него никогда не было особых амбиций, он был человеком скромным и честным, но разве теперь эти качества ценятся? Государство предало их, не смогло защитить этих простых людей. Они строили планы уехать в Дублин или в Брюссель, если бы это оказалось возможным. Конор Кэмпион был далеко не единственным, у кого возникли финансовые затруднения. Но ведь пока только он один пришел в школу, потеряв всякую надежду на дальнейшее образование для дочери…

Или это просто первая ласточка?

Рядом в напряженной позе стояла жена Кэмпиона, держа перед собой сумочку в обеих руках, словно та могла защитить ее от негодования Аймир.

Аймир часто встречала Молли, и она казалась учительнице несчастной женщиной, не видавшей в жизни ничего, кроме своей прачечной. Худая, поблекшая, с лицом и голосом, выражавшими непоколебимую приверженность идеалам церкви, слепо верящая средствам массовой информации… Молли и читала-то немного, а больше слушала соседей и верила «праведным» проповедям. Вот на таких невзрачных женщинах и держится общество! Как только кто-то начинал утверждать, что такое хорошо и что такое плохо, Молли тотчас начинала в это верить. Она, подобно несмышленому птенцу, безоговорочно заглатывала любого червячка, которым ее пичкали.

Даже в молодости, еще не придавленная бедностью. Молли редко смеялась и даже улыбалась. Она всегда трудилась в поте лица, чтобы хоть как-то приумножить мизерный доход семьи: держала кур, выращивала овощи, вязала свитера, которые покупались рабочими или туристами в летний сезон. Она была, как и ее муж, честной и работящей, но совершенно не задумывалась над жизнью. Аймир повернулась к ней, чувствуя себя дантистом, выдергивающим больной зуб, и спросила:

— Ну, а как же ваше вязание, миссис Кэмпион? Лето ведь только начинается, разве вам не удастся немного подзаработать?

— Удастся, но недостаточно, чтобы содержать троих детей в течение года, — ответила Молли.

— Но если бы Эран поучилась еще хотя бы два года, она бы смогла зарабатывать значительно больше, чем с аттестатом о незаконченном среднем образовании. Это выгодное вложение денег, — возразила Аймир.

Но мысли Молли немедленно обратились к тому, что «говорят».

— Говорят, что на школьные аттестаты скоро и вовсе смотреть не будут, миссис Рафтер. Эран еще несколько недель поучится в школе до получения аттестата, но в сентябре она уже в школу не придет. Даже если она и еще два года поучится, к тому времени работодателей уже и полное среднее образование не устроит. Им тогда уже университетский диплом подавай. Так зачем все это? — Молли пожала плечами.

— Но старшие же девочки у вас получили полное среднее? Обе закончили нашу школу, — сказала Аймир.

— Да уж! Нам-то что с того пользы? Обе замуж сразу выскочили и ни копейки в дом не принесли, — проворчала Молли.

Это было правдой — Валь и Шер никогда не утруждали себя ничем, кроме поиска мужей. Но, может, они смогли бы помочь семье теперь?

— Ну, миссис Кэмпион, вы говорите, что они вышли замуж, Валь за агента в Корк, а Шер, кажется, за довольно состоятельного американца. Разве теперь они не могут вам помочь? Ведь для них это капля в море, — заметила Аймир.

Аймир говорила с таким отчаянным энтузиазмом, что ее слова не могли не тронуть Кэмпионов. Но глава семейства только вздохнул и поднял на нее голубые глаза.

— Конечно, мэм, вы правы. Но мы не станем их просить. Это несправедливо. Они не обязаны…

— Несправедливо забирать Эран из школы! — воскликнула Аймир.

— Мы очень сожалеем, мэм. Но Эран надо найти работу, и чем скорее, тем лучше. Сообщите ли вы миссис Келли о нашем решении, или нам надо изложить все письменно? — Тон Кэмпиона был неумолим. Лицо его жены ничего не выражало. Они сделали все, что могли, для своего среднего ребенка. Аймир тоже, казалось, могла облегченно вздохнуть. Взглянув на девушку. Аймир почувствовала ее немую мольбу не принимать этот жестокий приговор. Ясно, что у них дома уже состоялся разговор, в котором Эран потерпела фиаско.

— Хорошо, мистер Кэмпион, если я никак не могу повлиять на ваше решение, я расскажу обо всем директору. Нет нужды писать заявление. Мы дадим Эран все необходимые рекомендации, чтобы она начала искать работу, и сделаем все, что только в наших силах, чтобы помочь ей, — произнесла Аймир.

Поблагодарив учительницу, рыбак откланялся и вышел. Жена и дочь последовали за ним. Они уходили по коридору, и Аймир показалось, что она слышит, как разбитые мечты хрустят под ногами Эран равнодушными хрустальными осколками.

Тем же вечером Аймир рассказала дома Дэниэлу о том, как школа потеряла блестящую ученицу. Она почти не удивилась реакции мужа. Дэн всегда был прагматиком, что и уравновешивало их взаимоотношения.

— Она же их ребенок. Аймир, а не твой. Если это разрешено законом и они на этом настаивают, тебе ничего не остается, как согласиться с их решением, — сказал он.

— Я не могу вот так просто отпустить ее. Дэн! Она заслуживает хотя бы среднего образования, как ее сестры, никак не меньше! — воскликнула Аймир.

Учителям не следует иметь любимчиков, и Аймир тщательно скрывала свое особое расположение к Эран Кэмпион с тех самых пор, как три года назад стала ее учительницей. Но она не могла скрывать это от Дэна.

— А что говорит миссис Кэлли? — спросил он.

— Я еще не успела ей сказать. Но, наверное, она еще поговорит с родителями Эран, прежде чем позволит им это сделать, — вздохнула Аймир.

— Надеюсь, что так и будет. Эран — лицо ее школы. Но если родителям требуется, чтобы дочь зарабатывала деньги, что можно на это сказать? Рыбная ловля больше не приносит никакого дохода, и ты это знаешь не хуже меня. Аймир.

— Но ведь есть специальные пособия и льготы налогообложения. А Конор Кэмпион даже не потрудился об этом узнать! — возразила Аймир.

— Но Эран уже шестнадцать, и Молли Кэмпион не намерена больше ее кормить, — заметил Дэниэл.

— Да, но пока Эран учится, Конору не надо платить за нее налог, — возразила Аймир.

— Да какой налог, он и так гроши зарабатывает! — засмеялся Дэниэл.

— Ах, Дэн, но как же другие-то рыбаки живут? Посмотри на Джоя Дэвлина, который построил большой дом на холме Феннер, и на Ровена Фармера, который ездит на новой «ауди», — сказала Аймир.

— Ровен и Джой совсем другие, чем Конор. Они понимают, что плохие времена надо просто переждать, а в хорошие — спекулировать. Понимают, что надо требовать и выбивать любую субсидию, стипендию или грант, который они только могут получить, чтобы потом выплачивать по чуть-чуть или вообще не выплачивать. А Конор отказывается от пособий, которые ему сами в руки идут! У него нет ни ума, ни фантазии! — Дэн махнул рукой.

Однако дочь Конора не была похожа на отца. Ее младшие братья хотели просто стать рыбаками, как и их отец. И вот ради такой «карьеры» жертвовали образованием Эран! Да, по закону их было рано забирать из школы. Одному было двенадцать, другому четырнадцать, но ни у Акила, ни у Дерси не было и Доли способностей их сестры!

— Да уж. Конор лишь однажды проявил фантазию, когда попросил священника окрестить детей, назвав их непривычными именами. — И Дэн улыбнулся, подумав, что Валенция, Шеркин, Эран, Акил и Дерси — все дети Конора были названы в честь какого-то острова. Когда же священник заметил, что детей обычно называют в честь святых, а не островов, Конор ответил, что тогда их вообще можно не крестить. И пусть детей называют тогда как угодно. Отец Кэрролл был потрясен, но все же получилось хорошо, что детей назвали именно так — сразу становилось понятно, что они родом из островной зоны. Если бы у Кэмпионов родились еще дети, их бы наверняка назвали Видди, Бласкет или Спайк.

Как говорила Аймир, имена были единственным протестом Конора против их тусклого образа жизни, всего их уклада, и Дэн вполне разделял негодование жены по этому поводу. Но как можно было вложить столько средств и сил в такую бестолковую мелюзгу и не обращать внимания на то, что действительно важно, — на способности Эран? Но море давно наложило свой отпечаток на рыбака, усыпив в нем всякое желание к перемене образа жизни.

— Но, может, у Эран еще что-то и получится, Аймир? Возможно, она пойдет в вечернюю школу и будет бороться несмотря ни на что? — спросил Дэн.

— Да ведь ближайшая вечерняя школа в тридцати милях отсюда, Дэн! А у Кэмпионов нет машины. Я бы и сама помогла Эран продолжить образование, но ведь знаний одного английского языка и истории недостаточно. Я обсуждала возможность открыть местную вечернюю школу, но далеко не каждый желает сделать это обучение бесплатным. Да что говорить, одна я и хотела бы открыть такую школу, — ответила Аймир.

Это было вполне оправданно: у других учителей были дети, домашнее хозяйство, полные хлопот и забот вечера. У Аймир не было причин так громко укладывать тарелки в буфет, но она сердилась.

— Послушай, Аймир, тебе еще целых тридцать шесть лет работать до пенсии. Многие твои самые блестящие ученики за это время вынуждены будут отказаться от образования и пойти работать в официанты и на бензозаправки; но нельзя же принимать все так близко к сердцу, — заметил Дэн.

— Я принимаю это так, как могу! Пойми, на мне лежит ответственность! Да, меня безумно разозлила сегодняшняя сцена с «благородным» папашей и молчаливой покорной мамашей. Да я бы просто заорала на них, если бы они и без того не выглядели так жалко. А бедняжка Эран вообще чуть не разрыдалась, — резко ответила Аймир.

— Но это же не их вина. Они старались изо всех сил, а больше они действительно ничего сделать не могут, — сказал Дэн.

— Да уж точно! Ведь они не из тех, кто поднимает детей или работников ночью вычищать свиной помет, а потом платит этак месяцев через шесть — десять, — ответила Аймир.

— Но ведь и фермерство не легче рыболовства, ты прекрасно знаешь это, Аймир. Ведь ты сама решила остаться здесь после университета, поэтому должна все это знать, — сказал Дэн и подумал, что, если у них когда-нибудь будут дети, им тоже придется нелегко, и когда-нибудь Аймир перестанет думать о проблемах других родителей. Дэниэл отложил газету и приблизился к жене, увидев, как закатный свет отразился в ее озабоченных карих глазах.

— Семестр почти закончен, дорогая. Когда придет лето, обещай мне хорошенько отдохнуть и перестать переживать за Эран. Хочешь, мы снова возьмем напрокат машину и отправимся во Францию? — предложил он.

Аймир слабо улыбнулась мужу и отвернулась к окну, где на лужайке их спаниель Сэмми ловил бабочек. Сэмми был подарком фермера взамен оплаты за уроки. Фермер сказал тогда, что собачонка принесет молодоженам удачу и станет чудесным другом их детям. С тех пор прошло пять лет, но детей у Рафтеров до сих пор не было.

— Да, я отдохну, Дэн, но никуда не поеду, пока все не уладится с Эран, — ответила Аймир.

Он мягко обнял ее за талию, и они молча взглянули на закат над морем. На горизонте были видны силуэты знакомых траулеров, возвращающихся в гавань по золотистой в лучах вечернего солнца воде. Трюмы даже самых удачливых были лишь наполовину наполнены рыбой.

Со смешанным чувством облегчения и беспокойства Эран Кэмпион шла по коридору в учительскую, куда ее вызвала миссис Рафтер. Девушка постучала, и дверь тотчас же отворилась. Но миссис Рафтер не пригласила ее зайти, а вышла в коридор. Она была в пальто.

— Бери куртку, Эран. Съедим бутерброды на берегу, — сказала Аймир.

Удивленная Эран прихватила свою куртку и пакетик с бутербродами, завернутыми в простую пергаментную бумагу. Сверток выглядел неуклюже по сравнению с аккуратной пластиковой коробочкой миссис Рафтер. Да и жакет на девушке был не из лучших; хорошо еще, что ее сестра Валь носила тот же размер. Эран чувствовала, что будет неудобно ей самой начинать разговор на щекотливую тему о ее вынужденном уходе из школы, поэтому шла молча. Они миновали школьный двор, вышли из ворот и направились к белой линии песчаного пляжа.

Выдавали ли девушку красные, заплаканные глаза? Догадывалась ли миссис Рафтер, что девушка проплакала всю ночь в подушку, слушая приглушенный разговор родителей о том, что они сделали единственно возможный правильный выбор?

Хорошо, что хотя бы Валь и Шер не было рядом! Сестры вечно смеялись над ней, называли «книжным червем», а теперь вся спальня принадлежала ей одной. Но даже самому отъявленному злыдню не пришло бы в голову посмеяться над ее теперешним положением. Несмотря на то что миссис Рафтер была намного старше, она была в большей степени сестрой для Эран, чем Валь и Шер.

Дойдя до большой скалы, закрывавшей вид на школу. Аймир села на камень и жестом предложила Эран присесть рядом.

— Ты любишь сыр. Эран? Съешь-ка бутерброд с сыром.

Аймир выложила свою коробку, и Эран взглянула на ее содержимое: четыре больших бутерброда с сыром — и все это для одного человека! Хлеб был какой-то особенный. Эран раньше такого и не видела. Да и сыр не был похож на серые невкусные куски из здешнего магазина. Не в силах противостоять искушению. Эран протянула руку и взяла один бутерброд, скромно предложив учительнице взамен свою пищу:

— У меня только латук и помидоры. У нас дома этого добра хватает.

Эти слова не были полной правдой. Все же овощи вносили некоторое разнообразие в монотонный рацион Кэмпионов. Конечно, в этот сезон завтрак девушки редко состоял из чего-то другого, но миссис Рафтер вряд ли об этом догадывалась. А зимой бывало и того хуже: все, что Эран могла бы предложить учительнице тогда, — бутерброд с рыбой, а всю деревню тошнило до смерти от одного запаха рыбной пищи. Наверное, рыбу кто-то и любит: ведь ее отправляли в Дублин огромными грузовиками, а порой даже и в Лондон на пароме. Недавно в Данрасвей переехали французы, чтобы разводить креветки и моллюсков, на которых быстро рос спрос в Европе. В этом была и хорошая сторона торгово-экономического соглашения, которое отменило запрет на экспорт. Это было выгодно, несмотря на приход сюда больших кораблей, загрязняющих чистые воды, в которых все увеличивался масштаб улова рыбы. Отец всегда говорил, что главное — это соблюсти баланс. Но эта задача была не из легких.

Убирая свою коробочку для бутербродов. Аймир подумала, почему столько людей, в том числе и миссис Кэмпион, предпочитают покупать плохой заводской хлеб вместо того, чтобы выпекать свой. Ее соседка Энни Мак-Гован выпекает чудесный хлеб, а также делает отличные сыры. Но ее попытки организовать местный сбыт продуктов были встречены с полным равнодушием. Люди покупали только те товары, рекламу которых они видели по телевизору, — в ярких упаковках, фабричного серийного выпуска.

— Ммм, как вкусно! — воскликнула Эран.

Хорошо, хоть этот латук выращен на собственном огороде Кэмпионов, но, если Молли слышала по телевизору, что надо удобрять огород пестицидами, то… Аймир вдруг осознала, что именно она ест. Заставляя себя доесть уже начатый кусок, она внимательно посмотрела на Эран, удивляясь, как у такой матери могла получиться такая дочь. В майских лучах солнца волосы девушки отливали серебром, кожа ее была чуть тронута весенним загаром. Море и ветер не придали шершавости ее коже, а сообщили ей какой-то внутренний блеск. В то время как ее родители были вечно угрюмы от вечных трудов и забот, серые глаза этой девушки излучали радость. Она с удовольствием поглощала вкусную пищу, и Аймир ясно видела, что Эран просто голодна. Но это было естественно: все дети часто испытывают голод, даже дети Джоя Дэвлина и Ровена Фармера.

Детство здесь рано заканчивалось, как и в большинстве местных деревень. Мало здесь можно было найти мальчишек, которые не помогали бы отцам с рыбалкой, мало девчонок, которые в свои двенадцать — тринадцать лет не вырастили многие поколения домашней птицы. И конечно, дети видели, как рождались телята и ягнята, знали все о периоде случки, которую их родители вряд ли объясняли им в нормальных выражениях. Для большинства детей жизнь сама расставляла четкие акценты, но Аймир хотела для Эран не такой жестокой судьбы.

— Что ж, Эран, похоже, нам придется расстаться, — сказала Аймир.

— Да, миссис Рафтер. Спасибо, что не устроили вчера сцену с моими родителями. Для них это было нелегко, — подавленно ответила Эран.

— Ты на них не злишься? Например, за то, что они не попросили помощи у Валь и Шер? — спросила Аймир.

— Нет. Шер в Америке, она беременна, и мама говорит, что ей вредно волноваться. Да и Валь к нам нечасто наведывается, — ответила Эран.

Это было правдой. Аймир знала мнение Валь Кэмпион о Данрасвее — теперь, когда она переехала в Корк, оставив «невыносимый» запах рыбы в своей прошлой жизни. Той самой рыбы, благодаря которой Валь доучилась в школе до восемнадцати лет, выросла до замужнего возраста и выскочила замуж за этого агента, которого, по слухам, четырежды в неделю кормила настоящими бифштексами. От Корка был едва ли час езды до Данрасвея, но Валь предпочитала, чтобы семья навешала ее в городе, чем приезжать домой. Так она видела их всех лишь по отдельности, ведь у всей семьи никогда не было столько денег на автобус. Поэтому в Корк ездила одна Молли, и Валь торжественно встречала ее — в белой мини-юбке, красуясь в своем благополучном гнездышке. А уж как все это нравилось Молли! Даже если ее соседи еще не знали, что такое мини-юбка, у Валь она уже была!

— Могу ли я чем-то тебе помочь. Эран? — спросила Аймир.

— О нет, миссис Рафтер! — Эран выглядела немного встревоженной. — Родители и слышать ни о чем таком не хотят! Со мной все будет хорошо, правда.

— Что ты думаешь делать?

— Попробую устроиться в отель. Все лето буду работать, горничные всегда нужны, — сказала Эран.

С тяжелым сердцем Аймир подумала об отеле — мрачном, уродливом здании, построенном еще в шестидесятых годах человеком, который просто не понимал — что эти туристы забыли в Ирландии? Оказалось, что такое жуткое здание привлекает их меньше всего остального. Отель дважды продавался и перекрашивался, но у менеджера было очень мало надежд. Даже если бы он и принял Эран на работу, нельзя было позволить девушке так безрадостно начинать свою молодую жизнь.

— А скажи, Эран, чем бы ты вообще хотела заниматься, если бы у тебя был выбор? — спросила Аймир.

Эран доела вкусный бутерброд с сыром и принялась за свой скудный завтрак.

— Я бы, конечно получила аттестат о полном образовании, а потом пошла бы учиться в колледж. По бизнесу, — ответила девушка.

По бизнесу?! Аймир просто опешила. Конечно, отличные оценки Эран дали бы ей эту возможность, но… А как же стихи, которые девушка писала, как же гобой, на котором она так чудесно играла на уроках музыки у мистера Лейвери?

— Вот так сюрприз! А я-то думала, что в моем классе учится юный Китс, а у мистера Лейвери — юный Моцарт! — сказала Аймир.

— Да, я очень люблю поэзию, миссис Рафтер, но ведь люди обычно только смеются над стихами. Что от них проку? И даже если бы я осталась в школе, я бы вряд ли осмелилась попросить попрактиковаться в игре на гобое у мистера Лейвери. Ведь инструмент у него один на всю школу. Люси Рейли играет на нем намного лучше меня. И ее мама не говорит такие вещи, как моя, — сказала Эран.

— А что же говорит твоя мама? — спросила Аймир.

— Что у нее от музыки болит голова, особенно когда я играю. Музыка для нее не как математика или география, а какая-то бестолковая «затея», — ответила девушка.

— Но для Бетховена или группы «Битлз» музыка не была бестолковой, — сказала Аймир.

— Конечно, но если бы у меня был такой талант, как у них! Но ведь это же не так, миссис Рафтер. Я неплохо играю, пишу слова к мелодиям, но музыка… она не звучит постоянно в моем сердце. Самое большее, что я могу, — просто петь или играть чьи-то песни, но я этого не хочу. Я хочу создавать что-то свое, — сказала Эран.

— Например, что? — спросила Аймир.

— Что-то, что не зависит от погоды, как рыбалка. То, что будет подвластно мне одной! — твердо заявила Эран.

— Значит, это какого-то рода бизнес? Сидеть за столом в офисе? — Аймир внимательно смотрела на Эран.

— Да, — просто ответила та.

Такой откровенный прагматизм поразил Аймир. Эран говорила почти как Дэн! Она-то думала, что Эран гораздо более романтична. А какие девушка писала сочинения, полные самых неожиданных фантазий! Но, возможно, недостаток фантазии — у самой Аймир, поэтому она всегда и считала бизнес скучным занятием? Ведь многие находят в коммерческой деятельности прямой вызов судьбы, да и деньги… они весьма привлекают людей. Некоторые даже скажут, что преподавать — значительно менее интересно. Повторять из года в год одно и то же, со скуки помрешь! Но Аймир любила всех своих учеников, даже несообразительных и медлительных. Они компенсировали отсутствие таланта своим упорством и трудолюбием. Правда, те предметы, которые они изучали, уже значительно устарели. Последние программы составлялись в 1975 году.

— Ну, а замужество пока не входит в твои планы? — спросила Аймир.

Эран обезоруживающе улыбнулась.

— Если бы мне встретился такой муж, как у вас, я, конечно, вышла бы за хорошего человека. Но сначала бы устроила свою карьеру.

— Ну, Эран, это ведь не так просто. Ты можешь лишь решать, за кого ты не выйдешь, но только Провидение посылает тебе человека, кто станет твоим суженным, — улыбнулась и Аймир.

— Вам же оно послало мистера Рафтера. Он чудесный! Все девочки в школе так думают, — сказала Эран.

— Правда? Ах, маленькие болтушки!

— Простите, я лишь хотела сказать, что… — Девушка смутилась.

Аймир рассмеялась.

— Ничего. Эран, я буду считать твои слова комплиментом. Дэниэл и вправду чудесный человек, и благословен тот день, когда мы встретились! — сказала она.

— А это была любовь с первого взгляда? — наивно спросила Эран.

Эран вдруг испугалась собственной бестактности. Миссис Рафтер все еще была ее учительницей. Как же могла она задать Аймир такой открытый вопрос! Но Аймир лишь вновь рассмеялась.

— Нет, это случилось не прямо в тот самый момент, когда я его увидела. Но как только он заговорил, я поняла, что мы просто созданы друг для друга, — ответила она.

Эран вовремя остановилась, чтобы не задать еще более бестактный вопрос: «Все знают, что у вас нет детей, миссис Рафтер, но почему? Вы же прекрасная учительница, и из вас вышла бы отличная мать. На ваших уроках бывает трудно, вы весьма строги, но всегда интересно, и вы всегда протянете ближнему руку помощи, как мне сейчас. Но я не смею влезать в вашу личную жизнь, это не мое дело».

— Надеюсь, я тоже пойму, мой ли это суженый, когда он со мной заговорит, — сказала девушка.

— И что потом? У вас будут дети? — спросила Аймир.

— О нет! — воскликнула Эран.

— Нет? — переспросила Аймир.

— Нет, ведь не все женщины хотят иметь детей, да и нет в этом особой необходимости. Мама часто говорит, что маленький Дерси был ее большой ошибкой. Лучше кошку бы вместо него завели: содержать дешевле, — усмехнулась девушка.

— Но, Эран, нельзя же ставить деньги на первое место, когда речь идет о детях! — воскликнула Аймир.

— Но взгляните сами, к чему привел меня недостаток средств! — возразила Эран.

— Ох, Эран, если бы твои родители всегда так думали, тебя, возможно, и на свете бы не было, — сказала Аймир.

— Может, и так. Но поскольку я все же живу, я хочу прожить так, чтобы не отказывать ни в чем своим детям. Сначала уж я прочно встану на ноги, выйду замуж, а вот потом подумаю и о детях. И не стану я нищету плодить! — хмуро сказала Эран.

«И ведь на это не возразишь, — подумала Аймир. — Неудивительны такие притязания у этой девушки, к ним привела ее сама жизнь. Но ей пока всего шестнадцать, она и понятия не имеет о превратностях судьбы. Она не знает, как важны бывают дети для счастья женщины или для сохранения брака. Она сейчас не поймет этого так, как понимаем Дэн и я, и не мне учить ее, не мне разбивать ее амбиции. Десять лет назад я, пожалуй, думала так же».

— Ну, Эран, вот мы и начнем, — сказала Аймир.

— Мы? — переспросила девушка.

— Конечно, мы вместе! Не позволю же я своей лучшей ученице вот так скитаться по свету! Если я не могу помочь тебе закончить колледж, так могу хотя бы помочь тебе найти работу и научиться чему-то в бизнесе, — заявила Аймир.

— Правда, миссис Рафтер? — Эран затаила дыхание.

— Конечно. Но я пока что не очень хорошо представляю себе, как мы это осуществим. Ты пока сосредоточься на экзаменах, а я к их окончанию постараюсь найти тебе работу, — сказала Аймир.

— О миссис Рафтер, не знаю, как и благодарить вас! Вы вряд ли сделали бы для меня большее, даже если бы были моей матерью, — запинаясь, пролепетала Эран.

Эти слова были высшей благодарностью для Аймир.

Конор Кэмпион положил на стол кусок хлеба, который уже поднес было ко рту. За столом напротив него сидела его дочь, такая аккуратная и подтянутая в своем голубом свитере и простой серой юбке. Одной рукой девушка держала ложку, которой ела кашу, а другой рукой перелистывала страницы учебника. Сегодня утром у нее был первый экзамен, и она пыталась еще что-то запомнить получше в эти последние моменты.

— Детка, — пробормотал Конор, но она не слышала отца. Погрузившись в книгу, она была словно в каком-то другом мире. Отец не хотел отвлекать ее, но чувствовал, что должен это сказать.

— Детка! — повторил он.

— Да, папа. — Эран подняла на него глаза.

— Удачи тебе. Постарайся изо всех сил, и все будет хорошо.

— Постараюсь, папа, спасибо. — И она вернулась к книге, так и не дав ему досказать. Конор всегда был немногословным человеком, а теперь вообще не мог подобрать нужные слова.

— Ты знаешь, мы бы оставили тебя в школе. Если бы только был другой выход, — пробормотал он.

— Знаю, папа. Не думай об этом, ведь нельзя ничего изменить, — ответила дочь.

Эран улыбнулась отцу без злости и горечи, даже без тени сожаления, которое она испытывала все эти дни.

— Ты славная девушка, Эран. Ты найдешь хорошую работу и новых друзей. — Конор вздохнул.

— Конечно, папа. Миссис Рафтер за меня похлопочет. Она знакома со многими хорошими людьми, — сказала Эран.

— Труд может быть весьма тяжел, Эран. Но он всегда почетен. — Конор опять вздохнул.

— Я знаю, папа. Вы с мамой всегда работали для нас не покладая рук, и как-то же нас вырастили. — Она улыбнулась.

Конор в свое время бросил школу в тринадцать лет, как и его жена. Тогда это было вполне законно. «Почетен» было одно из самых «ученых» слов, какие он знал.

— А ты помнишь, как мы ездили в Дангарван? — спросил Конор.

Эран прекрасно помнила — это было одним из самых дорогих ее воспоминаний. Тогда ей было всего лет девять, но этот день ей не забыть никогда! Тогда Конор взял лодку и повез куда-то всю семью на закате — просто кататься. Повернули они на восток от гавани, и их ждало увлекательнейшее путешествие, полное солнца и прекрасных пейзажей, один поразительнее другого: Роскаберри, Кортмакшери, Кинсейл, Балликоттон и Йогал. Каждый был своеобразен, и они как бы перетекали друг в друга. В отдалении было видно людей на берегу, спешащих по своим делам: кто шел пешком, кто ехал на велосипеде. Кто-то весело махал их лодке, когда она подходила ближе к берегу…

Казалось, теперь отец насильно сужал горизонты, раскрытые перед Эран, но она непременно раздвинет их снова! Придет день, и в ее стране наступит общее благополучие! Она увидит и другие страны — члены Европейского Сообщества, в котором она живет! Ее родители были только во Франции…

Вспомнив о путешествии в Дангарван. Эран только сейчас вполне осознала, чего стоило ее отцу на целый день отпроситься с работы и заплатить за топливо для лодки.

— Я все помню, папа. Я всегда буду это помнить. И я тоже свожу тебя куда-нибудь, о чем ты потом никогда не забудешь. Когда у меня будут деньги, я устрою всем незабываемую поездку, — сказала Эран.

Незабываемую! Ни Конор, ни Молли уже давно не ездили никуда дальше Корка, чтобы навестить Валь. Эран, может, и удастся немного больше, чем им, но не намного. Однако Конор был тронут ее вдохновленностью, тем, как она сказала: «когда у меня будут деньги», в то время как все остальные в этой семье всегда говорили «если» вместо «когда».

— Деньги — великая вещь, Эран. Но с ними надо быть осторожным, — сказал Конор.

— Что ты имеешь в виду, отец? — спросила Эран.

— На них можно купить множество вещей. Но проблема в том, что люди быстро к этому привыкают. У них есть что-то, но им хочется и чего-то другого. И так до бесконечности, еще и еще, — вздохнул Конор.

— Так разве в этом проблема? Нам ведь и правда очень многое нужно, — заметила дочь.

— Верно. Но наступает такой момент, когда человек уже не может точно сказать, что из вещей ему действительно нужно, а что — просто его прихоть, — сказал Конор.

— Но я очень многого хочу, — возразила Эран.

Эран сказала это без задней мысли обидеть отца. Конечно, у нее не было многого из того, что имели многие ее сверстницы — красивых платьев, новых пальто, пары модных танцевальных туфелек. И Конору так хотелось бы дать дочери все это, но, раз уж он не мог этого сделать, он должен был компенсировать это как-то иначе.

— Знаешь, дочка, что самое лучшее, что только может быть куплено за деньги? — спросил Конор.

— Что? — Эран взглянула на отца.

— Свобода, — твердо ответил Конор.

— Свобода… от чего? — Эран задумалась.

— От холода и голода, от дождя и ветра, но главное — от того, чтобы делать то, чего ты не хочешь. От людей, для которых ты не хочешь что-то делать, — пояснил Конор.

Что же Конор имел в виду? То, что ему просто не нравилось ловить рыбу, или Педди Клафферти, который был хозяином судна?

— Но тебе же нравится твоя работа, правда? — спросила дочь.

— Да, но не так, как мне хотелось бы… Мне не нравится необходимость вставать в любое время суток, выходить в море в любую погоду, жить без права сказать свое слово, не знать, что станет с нами в старости… Если бы у меня была своя лодка, я бы сам все решал, сам бы все планировал. Ведь это совсем другое дело, дочка! Это что-то только твое, ты можешь сам этим распоряжаться! Даже если у тебя просто лежат какие-то сбережения в банке, люди больше уважают тебя и по-другому к тебе относятся. Они знают, что ты можешь послать их к черту в любой момент! — Конор даже разгорячился.

Самоопределение? Вот что он имел в виду! Свобода действий и право выбора — это то, что Эран тоже хотела иметь. Но Конор не имел этого и уже не надеялся получить. У него была благородная душа, и Эран очень любила отца. Поэтому она твердо знала, что уж у нее-то свобода и выбор будут!

— Я куплю тебе лодку, папа. И это произойдет еще до того, как ты состаришься. И знаешь, что еще? — спросила Эран, лукаво прищурившись.

— Что? — улыбнулся Конор.

— Это будет вовсе не траулер! Это будет пароход для летних туристов! И ты сможешь катать их вдоль берега, как когда-то катал нас в детстве. Покажешь им, где можно поймать акулу. И заработаешь достаточно, чтобы потом безбедно прожить всю зиму, — сказала Эран.

Туристы? Да, они здесь бывали. И частенько спрашивали про ловлю акул. Но, проведя день-другой в Данрасвее, туристы уезжали ни с чем, и нельзя было их за это осуждать. Ведь Данрасвей — простая рыбацкая деревня, с мерзким старым обшарпанным отелем. Нельзя было представить себе, что туристов приедет достаточно много, чтобы Конор заработал себе на жизнь. Эран говорила детскую чушь. Но не стоило теперь ее разочаровывать. Ей и так достаточно огорчений. Конор сам устал от бесчисленных разочарований в жизни! Девочка скоро подрастет и сама все поймет, избавится навсегда от своих детских иллюзий. Конор смотрел в ее горящие мечтой глаза, а дочь — на морщинки вокруг усталых глаз отца, на «зацепки» на его свитере, на заплаты на локтях. Раньше на этом стуле сидела Шер…

— Лучше давай займемся делом, папа. У тебя работа, у меня школа, — сказала Эран.

— Дай Бог, чтобы у тебя все получилось, дочка, — вздохнул Конор.

— Конечно, у меня все получится, так или иначе. Получится так, как мы оба задумали, — кивнула Эран.

— А что мы задумали? — удивился Конор.

— Ты сам только что сказал: свободу! — ответила дочь.

Это было уже выше его сил! Конор Кэмпион встал, перекинул через локоть свою промасленную куртку, а другой рукой обнял дочь за плечи.

— Значит, ты простишь нас? Меня и мать, что не смогли дать тебе доучиться? — тихо спросил он.

— Тут нечего прощать. И больше не думай об этом. — Эран улыбнулась ему.

Но Конор думал об этом по пути в гавань. Отношение Эран к проблеме, с одной стороны, облегчило его душу, но вот, с другой… Конору стало намного хуже.

Новое здание школы в деревушке Данрасвей было намного лучше прежнего, в котором мать Аймир Рафтер воспитала целое поколение школьников. Прежняя школа была устроена исключительно для девочек, но теперь здесь были классы и для мальчиков, в другом крыле здания. Классы часто смешивались на занятиях физкультурой, драматическим искусством и на уроках труда, когда девочки получали элементарные навыки столярного дела и обращения с электричеством, а мальчики учились готовить и шить. Это казалось несколько необычным, но было необходимо, так как мужчины часто подолгу бывали в море. Учителя с пониманием относились к обучению своих воспитанников не совсем привычным для них вещам. Однако и с дисциплиной шутить не приходилось. Отец Кэрролл был наслышан об учителях Дублина и Корка, воспитанники которых превратили их жизнь в сущий кошмар, потому своим ребятам никаких шалостей не спускал. Да и другие учителя с ним были согласны, поэтому у них в школе царили порядок и согласие.

Аймир любила свою работу и понимала, что ее сегодняшнее дурное настроение никак не связано с детьми, которые сосредоточенно писали экзаменационную работу. Когда они закончат, начнутся долгожданные летние каникулы — десять недель свободы! С такой же радостью и учителя обсудят свои планы на отпуск и с облегчением запрут свои кабинеты. Но планы Аймир были далеко не радужными…

После трех недель поиска она так и не нашла ничего подходящего для Эран Кэмпион. У нее ныло под ложечкой от сознания собственного провала.

Но вот прозвенел звонок, возвращая Аймир к ее обязанностям. Она собрала работы, уверяя детей, что наверняка они все прекрасно справились, и быстро ушла в учительскую, не дожидаясь, пока встретится взглядом с полными надеждой глазами Эран. Завтра, когда у Аймир будет более хорошее настроение, она сама пойдет к Кэмпионам и подберет нужные слова, чтобы хоть как-то их поддержать.

С тех пор как Эран сказала родителям, что миссис Рафтер поможет ей найти работу, те всем сердцем надеялись на удачу. Молли уже дважды останавливала Аймир на улице и почти с упреком спрашивала, нет ли новостей.

Ох уж эта Молли! Аймир решила незаметно ускользнуть домой, покормить Сэмми и пойти поговорить со своей матерью. Дом Ханнак был высоко на холме Феннер, «под крышей небес», как говорили люди, и Аймир этот дом всегда нравился. Выздоровев от недавней болезни, Ханнак, возможно, будет еще больше рада видеть дочь.

Ханнак действительно обрадовалась, но оказалось, что она занята.

— Входи, дорогая, и познакомься с мистером Алленом, — сказала она.

Мистер Аллен с хозяйским видом сидел в кресле. Но когда Аймир вошла, он встал, дружески протягивая ей руку. Его твердое рукопожатие выдавало делового человека. На столе стояли пустые чайные чашки, письменный стол Ханнак был завален бумагами.

Он, должно быть, что-то продает? Страховку? Договоры о наследстве? Но Ханнак не нуждалась в первом и уже оформила второе.

— Мистер Аллен — юрист, дорогая. Я обнаружила, что у меня не все в порядке с некоторыми делами, и мне потребовалась его помощь. Да и болею я, — сказала Ханнак.

— Но, мама! У тебя была всего лишь ветряная оспа. И ты быстро поправилась, — возразила Аймир.

— Конечно, но мне ведь уже шестьдесят восемь! — улыбнулась мать.

Аймир вздохнула. Мать Ханнак, бабушка самой Амир, умерла в полном здравии и никому не позволяла за собой ухаживать, а ей было девяносто шесть или девяносто семь лет. Долголетие было их семейной чертой, так же как и привычка так организовывать дела, чтобы все было разложено «по полочкам». Потому и профессия Ай и ее матери была адекватна их складу характера. О семейных делах Аймир не беспокоилась, ей все автоматически переходило по наследству, как единственной дочери.

К приходу Аймир они уже завершили дела. Однако Аймир сделала над собой усилие и завязала вежливый разговор с мистером Алленом. Он имел частную практику в Лиманвее, так что его даже удивило, почему Ханнак не нашла никого поближе. Лиманвей был островом протяженностью в двадцать миль. Аймир поинтересовалась, как идут дела у Гарри Сиджерсона, чей дом с длинной трубой был виден из их окна. Ханнак жила обособленно и не хотела, чтобы кто-то знал о ее делах, даже Гарри, из которого обычно и слова не вытянешь.

Так они болтали какое-то время, и Аймир с раздражением обнаружила, что мистер Аллен, похоже, не собирается уходить. Удобно устроившись в кресле, он говорил обо всем и ни о чем, избегая, однако, вопросов о самом себе.

— Миссис Лоури сказала мне, что вы учительница, миссис Рафтер? По маминым стопам пошли? — спросил он.

— Да. Я начала работать незадолго до того, как она ушла на пенсию. Я работаю в школе общины, — ответила Аймир.

— О да. Я слышал об этом. Неплохая школа, не так ли? — Его равнодушный голос сердил Аймир.

— Да, у нас есть хорошие ученики, — сдержанно ответила она.

Ханнак обернулась к дочери.

— А как там дела у дочери Кэмпионов. Аймир? Нашли для нее работу? — спросила она.

— Нет, мама. Никому она не нужна, с такой-то светлой головой! Похоже, придется нашей умнице Эран в отеле посуду мыть, — вздохнула Аймир.

— Кто это — Эран? — Казалось, мистер Аллен не хотел уводить разговор от своей персоны.

— Одна из моих учениц. Ей шестнадцать, и теперь она ищет работу, — ответила Аймир.

Аймир ответила таким тоном, чтобы показать, что на эту тему с юристом говорить не намерена. Однако мистер Аллен нетерпеливо заерзал в кресле.

— Толковая девушка? — спросил он.

— Она очень умна, если вы это имели в виду, — сухо сообщила Аймир.

— Но все же не слишком, верно? Не скучно ли ей будет печатать, выполнять различную канцелярскую работу?

Аймир вдруг осознала, что Эран даже печатать не умеет. Однако этот человек вроде бы намеревался что-то предложить? Аймир должна бы была радоваться этому, но почему-то не могла. Чем-то ей этот мистер Аллен не нравился. Но у попрошаек нет выбора. Надо узнать, что же он хочет предложить.

— Она не умеет печатать, но могла бы быстро научиться. А почему вы спрашиваете? У вас есть вакансия? — спросила Аймир.

— Нет, но я слышал, что у Филипа Миллера из Ферлига есть свободное место. Я думаю, он с радостью возьмет выпускницу школы Данрасвея, ведь у вашей школы хорошая репутация, — кивнул мистер Аллен.

Аймир колебалась.

— Скажите, мистер Аллен, а чем занимается Филип Миллер? — спросила она.

— Он тоже юрист. Я не очень хорошо знаю его, но мы часто встречаемся по делам в суде, — ответил юрист.

— А какой он человек? — Аймир пристально смотрела на него.

Мистер Аллен удивленно моргнул. Конечно, подобное «интервью» должен был бы проводить сам Филип Миллер, а не эта женщина, которой он просто предложил оказать небольшую услугу — в благодарность за то, что ее мать пригласила его вести ее дела.

— Он отличный парень, миссис Рафтер. Он работает в защите, к нему недавно присоединился и его сын. Им сейчас нужен помощник, — ответил юрист.

Ферлиг… Это небольшой городок в пятнадцати милях на северо-восток от Данрасвея. Но ведь туда каждое утро ходит автобус. Это по дороге в Дублин. Да и офис адвоката — это не скользкая коммерческая афера. Эран научится там, как надо вести свои дела. А может, и об основных законах кое-что узнает? Неплохое начало. Аймир улыбнулась мистеру Аллену.

— Не затруднит ли вас переговорить с ним? Или, если вы дадите мне его телефон, я сама позвоню и сошлюсь на вас, — предложила она.

— Конечно, — кивнул мистер Аллен.

Юрист достал ежедневник из своего кожаного чемодана, открыл его и протянул Аймир ручку и листок бумаги.

— Ну вот, Филип Миллер, дом 24, Мейн-стрит, его телефон…

— Огромное спасибо, мистер Аллен. Так мило с вашей стороны! — Аймир благодарно улыбнулась.

— Не за что. Если будете звонить ему, передайте, что на следующей неделе я тоже с ним побеседую, — сказал юрист.

— Скажите ему, что он не пожалеет! Эран очень трудолюбива и исполнительна, она из хорошей семьи и очень хочет учиться. Если он согласится с ней встретиться, я сама ее к нему привезу, — сказала Аймир.

— Ну вот и прекрасно, милые дамы. А теперь я пойду по своим делам. Разрешите откланяться. — Мистер Аллен встал.

Опыт работы в суде научил Томаса Аллена тому, что всегда надо удаляться в момент пика своего триумфа. Вначале он не понравился дочери миссис Лоури, но теперь она была явно расположена к нему. Поэтому ее расположение должно сохраниться и в будущем.

Филип Миллер не мог поверить в такую удачу. Он даже не потратил деньги на рекламу в местной газете, не поместил объявление в витрине местного магазина, а юная блондинка уже сама попалась в его ловушку! Однако опекунша девушки была начеку, поэтому Филипу пришлось сменить игривый тон на деловой.

— Вы говорите, у вас девять баллов на экзамене? — спросил он.

— Да, мистер Миллер, — ответила Эран.

— Но вы не умеете печатать? — Филип вопросительно смотрел на нее.

— Но я научусь за неделю, если вы подключите меня к делам, — ответила девушка.

— Юристы часто берут служащих на процессы, ха-ха! — засмеялся адвокат.

Ответственная улыбка девушки была просто замечательной, а явное отсутствие у нее жизненного опыта было ему на руку. Он может ей не платить слишком много, пока она не докажет, что чего-то стоит.

— Пятнадцать фунтов в неделю вам подойдет? — деловито спросил Филип.

Эран неуверенно взглянула на миссис Рафтер: она не имела понятия, сколько ей должны предложить за такую работу. Но Аймир-то знала!

— Только в первый месяц, а затем — семнадцать, когда Эран научится печатать, — заявила Аймир.

— Шестнадцать, — быстро произнес адвокат.

Конечно, он согласился бы и на семнадцать, если бы его приперли к стенке. Девушка умна, красива, она будет для него чудесной рекламой. Но нельзя же так легко уступать!

— Хорошо. И премия на Рождество, — заявила Аймир.

— Договорились. — Филип кивнул.

Аймир улыбнулась, довольная, что не перегнула палку. Если бы он стал возражать, они бы и на пятнадцать согласились. Нужда Кэмпионов была весьма острой, а желание Аймир помочь им — слишком очевидным. Но Аймир бы не позволила Эран устроиться на эту работу, если бы хоть что-то оказалось не так. Аймир навела справки о мистере Миллере. Он считался вполне респектабельным человеком: давно работал адвокатом, состоял в прочном браке. У него был ухоженный офис, а автобус останавливался прямо у здания. Все идеально подходило. Вставая. Аймир пожала ему руку, и Эран последовала ее примеру.

— В понедельник в девять, юная леди. Не опаздывайте! — улыбнулся Филип.

Мистер Миллер проводил их до двери. Они отошли от офиса на значительное расстояние и одновременно рассмеялись.

— О миссис Рафтер, вы просто прелесть! Я бы никогда не решилась попросить прибавки после первого месяца! — воскликнула Эран.

— В этот раз, возможно, и не стоило так сразу это делать, но в будущем ты просто обязана так поступать. Ты очень скоро поймешь, чего ты стоишь, и должна будешь отстаивать свои интересы. Через год в это же время скажи ему, что хочешь двадцать фунтов, и уж тогда восемнадцать он тебе наверняка даст, — сказала Аймир.

— Хорошо, если вы так советуете! — улыбнулась Эран.

— Ну ладно, а теперь давай пройдемся по магазинам, — предложила Аймир.

— Но у меня нет денег, — вздохнула девушка.

Эран покраснела, подумав, что миссис Рафтер, должно быть, хотела купить что-то для себя или своего мужа. Ну почему она не могла просто помолчать!

— Ты же не можешь начать работать в той же одежде, в которой ходила в школу, — заметила Аймир.

Это было правдой.

— Но что же мне делать? А он не подождет недельку, пока я не получу свою первую зарплату и тогда куплю хорошую одежду? — заволновалась Эран.

Первую зарплату… Это звучало так по-взрослому, так здорово!

— Может, и так, но… Ты таким молодцом держалась на интервью, могу же я тебя как-то вознаградить? — засмеялась Аймир.

И вот протестующую Эран крепко взяли за руку и повели в самый большой магазин одежды в Ферлиге! Аймир остановилась у отдела платьев.

— Посмотрим вот на это лиловое платье с белым воротничком… Тебе нравится? — спросила Аймир.

— Да, но… — Эран растерялась.

— Примеряй, — велела Аймир.

А через полтора часа Эран сидела за столом с белой скатертью с вышитыми цветами, с меню в руках. Обед в ресторане! По ту сторону стола сидела миссис Рафтер и тоже смотрела в меню, а рядом лежали огромные свертки покупок, совсем как в Рождество! Платье, пара туфель на небольших каблучках, шесть пар колготок, тюбик розовой губной помады. Такого великолепия Эран себе и вообразить не могла. А что скажет мама про новую блузку, купленную ей в подарок, а как отреагируют Акил и Дерси, когда увидят шикарную коробку конфет? Она и до конца жизни отблагодарить не сможет миссис Рафтер! Невозможным казалось и научиться заказывать по карте меню все эти невообразимые закуски, вторые блюда и десерты. От огромного количества неизвестных манящих названий у Эран просто голова шла кругом. О каких-то блюдах она слышала когда-то, припоминала замысловатые французские названия, но большинство было ей незнакомо. Девушка осознавала, что, когда придет официант, надо будет заказывать, и понимала, что все это невообразимо дорого.

Аймир взглянула на нее.

— Почему бы нам не попробовать бефстроганов по-веллингтонски, Эран? Я и сама его иногда готовлю дома, это очень вкусно.

Впервые за последние два месяца Эран ела мясо. Она съела обе тарелки до крошки. Кусочек семги стоил здесь полтора фунта! Педди Клафферти не стал бы пробовать его и за десятую часть такой цены. А что вообще волновало этого Педди? Эран знала — он беспокоился в основном о том, чтобы доходы Кэмпионов были минимальными. Эран поддерживала беседу с Аймир, но в ее подсознании быстро прокручивались цифры. Как можно ставить в ресторане такую цену на рыбу, если ее ловят всего за пятнадцать миль отсюда? Транспортировка, заморозка, приготовление, электричество, стирка скатертей и салфеток, мытье посуды, сами скатерти, цветы, официантки в белых передниках… Да все равно, все это столько явно не стоило!

Конечно, плюс доход. Сложная это процедура… А что, если отель покупает рыбу в расчете на тридцать человек, а заказывают ее всего двадцать? А что, если…

— Ты же будешь продолжать, Эран, правда? — Аймир удивилась. Девочка никогда не отвлекалась на ее уроках, а тут вдруг прослушала ее слова. Девушка виновато посмотрела на Аймир.

— Простите, миссис Рафтер, что вы сказали?

— Я спросила, не бросишь ли ты писать стихи, — повторила Аймир.

Стихи показались вдруг Эран сущей ерундой, но ей нравилось их писать, хоть и бестолковое это занятие. И если миссис Рафтер хотела, чтобы Эран продолжала писать, так она и не бросит. Это будет для них лишним поводом пообщаться.

— Конечно, буду. Обещаю вам, — сказала Эран.

— И пока ты работаешь, сосредоточься абсолютно на всем. Научись максимуму, чему можешь, — произнесла Аймир.

— Как раз это я и собираюсь сделать, — кивнула Эран.

Аймир была довольна твердостью тона девушки. С первого взгляда люди могли ошибаться на ее счет. Эран могла показаться им необразованным подростком или же просто стандартной милой блондинкой. Но они сильно ошибались. Милые светлые кудряшки обрамляли умную голову, и у девочки настойчивое сердце. Эран добьется своего. И дай Бог, чтобы это заняло не слишком много времени.

Если Филип Миллер едва мог поверить в свою удачу, то Молли Кэмпион была в настоящем экстазе. Неужели целых шестнадцать фунтов в неделю! И миссис Рафтер накупила ее дочери все эти вещи, включая и кремовую блузку, которая, похоже, была из чистого шелка! Разглядывая этикетку. Молли взглянула на дочь и ее учительницу.

— Не возьму в толк, миссис Рафтер, что вас заставило все это сделать? — спросила она.

— А нам с Эран понравилось, правда, Эран? — улыбнулась Аймир.

Девушка сияла от восторга. С тех пор как Эран вышла из машины миссис Рафтер, она тараторила без умолку. Ну, ничего, несколько недель тяжелой работы вернут ее обратно на землю, подумала Молли. А миссис Рафтер следует угостить чаем. Моля Бога, чтобы мальчишки не пришли и не накинулись на конфеты на глазах у учительницы. Молли достала из буфета бутылочку пунша, подаренную ей дочерью Валь на Рождество. Валь всегда больше всех значила для Молли. Эран продолжала ошарашивать мать рассказами о посещении магазина и ресторана. Миссис Рафтер присела и подумала — какая маленькая комнатка… Поблекшие стены кухни были изъедены паром от вечной стирки и приготовления пищи. И хотя это была просто типичная рыбацкая кухня, в других домах такую убогость хозяйки старались скрыть хотя бы изобилием комнатных растений, пестрыми занавесками, вазой со свежим букетом цветов, которые в таком интерьере казались творением кисти Ван Гога. Здесь же единственной отрадой для глаз была корзиночка с вязанием Молли. Ярко-красный и желтый цвет ниток привлекали внимание, как огни светофора.

— Вы вяжете, миссис Кэмпион? — спросила Аймир.

— Да. — Молли поставила на стол чайные приборы.

— Вы много выручили в этом году? Хороший на свитера спрос? — продолжала беседу Аймир.

— Неплохой. Рабочие в основном берут, — ответила Молли.

Магазины для рабочих были только в соседних деревнях, и Аймир тоже знала, что в Данрасвее нет своего магазина. Молли полезла в стоящий в углу сундук, наклонилась и извлекла оттуда груду связанных вещей. И если миссис Рафтер когда-то смела предполагать, что эта женщина недостаточно трудилась, чтобы прокормить семью, то она сильно ошибалась. Это были десять или двенадцать великолепных изделий, все разных цветов, и Аймир восхитилась каждой вещью, ощущая приятную тяжесть шерсти, ровность петельного ряда. Однако эти вещи были связаны без особой любви. Да, технически они были выполнены безупречно, не к чему было придраться. И они, должно быть, прослужат достаточно долго.

Эран просияла:

— Мама чудесно вяжет.

Теперь настала очередь Молли поблагодарить Аймир за то, что она помогла найти ее дочери работу, а Эран похвалила за то, что та безупречно выдержала интервью. Но Молли почему-то этого не сделала.

— Да, твоя мама и вправду молодец. Я бы, наверное, и шарфа сама не связала, — сказала Аймир.

— Да, и у меня тоже не получается. Не могу маме в этом помочь. — Эран развела руками.

Они обе улыбнулись, и Молли впервые заметила их взаимную симпатию. Это были не просто отношения учительницы и ученицы. Вернее, бывшей ученицы. Почему же Аймир делала столько для девушки, проявляла такой интерес к их семье? Конечно, у Молли не было своей машины, чтобы свозить дочь в город, и она бы никогда не позволила себе купить ей столько дорогих вещей, но эта миссис Рафтер даже не извинилась за то, что взяла на себя так бесцеремонно роль матери!

Ну да ладно. Все как-то устроилось. Работу для Эран нашли, и миссис Рафтер больше не станет приходить сюда каждый день пить чай и вести пустые беседы. Пусть отправляется домой и заведет наконец собственных детей после пяти или шести лет замужества. В этом доме нет места для устроенной обеспеченной женщины, позволяющей себе длинный летний отпуск, за каждый день которого ей платят так, как будто она работает!

Вытирая руки о фартук. Молли убрала вязание обратно в сундук. Конечно, эта женщина помогла им немного, да и блузка была симпатичной, но куда бы такую вещь сама Молли могла надеть? Кормить цыплят, чистить детскую обувь или полоть огород?

Ей самой было нужно намного больше, чем шелковая блузка, так думала Молли. Но когда кто-то поможет и подумает о ней?

ГЛАВА 2

Эран быстро поняла, что отец был прав. Труд действительно почетен. Ей приносило огромное удовлетворение видеть гордость на его лице и удовольствие на лице матери, когда она по пятницам отдавала им свою еженедельную выручку. Правда, подоходный налог был для Эран чем-то вроде ночного бандита, но все равно оставалось достаточно, чтобы помочь семье, чтобы ощутить свое положение в обществе. Из иждивенца Эран превратилась в добытчицу.

Она не знала, как открыть свой счет в банке, да и боялась этого, и Филип платил ей наличными каждую неделю. Молли тщательно пересчитывала деньги и откладывала все бумажки в коробочку из-под чая, только четыре из них, самого мелкого достоинства, она выдавала Эран на проезд и на прочие нужды. Эран же нужно было крайне мало, и после покупки дополнительной блузки и юбки для работы девушка обнаружила к концу августа, что у нее скопилось уже четырнадцать фунтов, заложенные между страницами книги. Эран взяла с собой Акила и Дерси в Ферлиг в одно субботнее утро и купила каждому брату новую пару брюк для школы, мороженое и пару книжек-раскрасок, которым мальчики были несказанно рады.

Миссис Рафтер открыла Эран радость получать подарки, но радость их дарить была несравненно большей! На лицах своих братьев девушка прочитала восторг и уважение. Они ехали домой, осознавая, что сестра стала новой поддержкой в их жизни. Но дальше круга семьи Эран это уважение пока не распространялось. В офисе мистер Миллер называл ее «взрослой малышкой», а его секретарша Мойра не предлагала Эран свою помощь с печатанием или еще с чем-то, что могло ее «скомпрометировать». Лоркан, сын и младший помощник мистера Миллера, был весьма дружелюбен, но мог повести себя довольно резко, если ему подавали недостаточно горячий кофе или если бумаги на столе были разложены не по его вкусу. Приводить все в порядок было довольно скучно для Эран, но содержание бумаг очень занимало ее. Вот, оказывается, каким образом люди покупают дом или ферму, вот как все это делается! Конечно, покупать в кредит в конечном счете выходило дороже, но зато было реальнее. Это делалось вовсе не так, как ее отец выплачивал свои долги, и были очевидны преимущества как для продавца, так и для покупателя. А потом, были еще и завещания. И кто бы мог подумать, что эти маленькие старушки, которые, как серые мышки, приползали в офис и подобострастно улыбались мистеру Миллеру, владели такими огромными суммами! И где они такие деньги брали? Эран понятия не имела об этом, однако ей стало ясно, что внешность обманчива. Одна бабулька даже расплакалась, всех разжалобив так, что пришлось напоить ее чаем, но Мойра быстро все разнюхала и поняла, в чем было дело.

Мужчины, по наблюдениям Эран, имели дело со значительно большими суммами денег, чем женщины, но они к юристам обращались значительно реже. Это обычно случалось, когда у них дела шли насмарку, так что они просто вынуждены были обращаться за помощью к мистеру Аллену из Лиманвея. Мойра называла мистера Миллера в шутку «мистером Тефлоном», и когда Эран поняла, что именно секретарша имела в виду, то восхитилась способностями босса четко контролировать условия, в которых он работал. Поняв, что здесь она постигает то, чему никогда ее не научили бы в школе бизнеса, Эран просто засыпала коллег вопросами, и те вопросы, на которые ей почему-либо не отвечали, становились для нее наиболее интригующими.

Многое узнала Эран и о других вещах. Каждый день мистер Миллер приносил две газеты: «Исследователь Корка» и «Ирландскую независимую», а вечером он позволял Эран забирать их и почитать в автобусе. Для Эран вскоре стало очевидным: все, что происходило в стране в целом, и превратило Данрасвей в такую ничтожную маленькую деревушку. Слово «Дублин» звучало так отчужденно, как будто он был на другой планете, а Корк, оказывается, захлебывался в волнах преступности. Самое страшное преступление, произошедшее в Данрасвее на памяти Эран, было случайное убийство одним человеком своего брата, и то это произошло по причине пьянства и глупости. Лично Эран с проблемой пьянства пока не сталкивалась. Приятно было осознавать, что в ее родной деревне жить в целом безопасно. Каждый вечер девушка просила водителя автобуса высадить ее за милю от дома, чтобы насладиться пешей прогулкой, далекими огнями моря, соленым воздухом, чайками, кружащими над гаванью до появления первых траулеров. Тогда птицы шумно покидали насиженные места. Ее бывшие одноклассники рассказывали о чудесно проведенных летних каникулах, но и Эран собой была довольна. Только когда ребята вновь пошли в школу, Эран почувствовала некоторую горечь. И в тот же день она решила сделать нечто, что не смог бы осуществить никто из ее друзей.

— Мистер Миллер, как надо открывать банковский счет? — спросила она.

— О, да проще ничего и на свете нет! — засмеялся он.

И вот она отважилась зайти внутрь внушительного гранитного здания и подошла к стойке запросов.

— Срочный или депозитный вклад? — спросил клерк.

— Депозитный.

Это прозвучало солидно и весомо. Конечно, шесть фунтов — не такие уж большие деньги. Эран чувствовала, что клерк скрывает улыбку. Но были ли у него собственным трудом заработанные шесть фунтов в ее-то возрасте? И сколько у нее будет денег, когда она достигнет его лет? Включая проценты, как их учили в школе. И вот что-то из того, чему их учили так абстрактно, теперь становилось реальным. Но по какой-то причине она не хотела говорить родителям о своем взрослом шаге. Зато хотела рассказать Аймир. Этим вечером она навестит свою учительницу, позвонит ей прямо с дороги.

Аймир… Эран было до сих пор непривычно называть ее по имени, но она и Дэн на этом настояли, объяснив ей, что теперь они просто друзья. Дэн был самым дружелюбным человеком в Данрасвее, и их дом казался Эран очень теплым. Из окна их кухни была видна гавань, холм Феннер и дом, в котором жила мать Аймир, и еще дом Джоя Дэвлина, который, говорят, заказал ковер с вышитыми на нем его инициалами. Это была глупейшая сплетня, которую когда-либо доводилось слышать Эран. Как будто он мог забыть собственное имя или позволить кому-то другому его забыть? И где он доставал такие деньги? Неужели от такой же рыбной ловли, как и все остальные. Но это ее не касалось. В доме Рафтеров не было ковров, были лишь маленькие половички, чтобы как-то украсить полы. И еще белый кафель в ванной, с красивыми узорами. Эран подозревала, что у них в доме была еще одна ванная, но не осмеливалась спросить. И лучшее, что было в этом доме, — это полки с книгами, которые ей предложили брать почитать. Глиняные вазы были полны желтых роз, которые Дэн и Аймир выращивали сами. И еще у них были дивные пластинки. Часто, приходя к ним. Эран слушала музыку. Это была не та серьезная музыка, которую должна была бы слушать учительница, а песни, которые мать Эран всегда выключала, услышав по радио: Кэрли Саймон, Боб Дилан. «Роллинг Стоунз». Эран не могла бы раньше представить себе, что «Роллинг Стоунз» слушает женщина, преподающая Шекспира и истолковывающая идеи творений Элиот.

Удивил Эран в этот сентябрьский вечер внешний вид Аймир. Та стояла у плиты, босая, в джинсовых шортах с «махрой», и снимала розоватую пенку с какого-то варева. Эран удивленно уставилась на нее, а Аймир улыбнулась:

— Заходи. Эран, ты как раз к ужину.

Эран последовала за мелькающими босыми пятками Аймир, и, к еще большему своему удивлению, увидела на столе открытую бутылку белого вина. Эран еще ни разу не пробовала алкоголя, и Аймир наверняка это знала.

— Ты бы хотела чуть-чуть попробовать? — спросила учительница.

Эран сглотнула. Ей исполнится семнадцать только в апреле, и если мама узнает, то просто убьет ее. Но если ей предлагала это сама Аймир, значит, она была уверена, что мама Эран не будет против.

Но это все же было нечто неизведанное, манящее и опасное. Детом одноклассники Эран попали в беду, «нагрузившись» пивом до агрессивного состояния, так что отцу Кэрроллу пришлось составлять акт. Но какая беда могла случиться здесь, когда ее учительница сама предлагала просто чуть-чуть попробовать?

— Да, капельку, пожалуйста, — неуверенно сказала Эран.

Аймир налила ей немного вина в бокал, похожий на тюльпан, а затем взяла свой.

— Чокнемся. Эран. Пожелай мне чудесного дня рождения! — сказала Аймир.

— О Аймир, у тебя сегодня день рождения? — удивилась Эран.

Если бы Эран об этом знала заранее, она бы обязательно купила подарок, хотя бы шоколадку или открытку, то, что она могла себе позволить. Сколько же Аймир лет? В этих смешных шортах, с заколотыми в узел волосами и без макияжа она выглядела на восемнадцать — двадцать, не больше.

— Мне уже двадцать девять, — словно угадав мысли Эран, сказала Аймир.

«Надо же, хорошо бы и мне выглядеть так же здорово, когда я буду в таком возрасте! Аймир намного старше Валь и Шер, но она носит шорты, слушает «Роллинг Стоунз», и у нее прекрасные ноги, стройная фигура. Наша Шер раздалась, как на дрожжах, после рождения ребенка, судя по присланным ею фотографиям, а Валь вообще выглядит на все сорок. Да и разве Валь когда-нибудь надела бы шорты?» — подумала Эран.

Эран неуверенно попробовала вино, подумав в первый момент, что вкус его просто ужасен, но, проглотив, она решила, что привыкнуть, в принципе, можно. Должно быть, миссис Лоури было уже много лет, когда она родила Аймир. Она и замуж-то вышла только в тридцать шесть, и, ко всеобщему ужасу, ее муж умер всего лишь четыре года спустя. Сколько тогда было Аймир? Малышка росла без отца.

Неудивительно, что Аймир рано вышла замуж за Дэна, которому было уже далеко за тридцать. Вот почему она так часто навещала мать, брала ее с собою в Корк — пройтись по магазинам. Однако Аймир почему-то не торопилась заводить собственных детей. Может, она боится, что у Дэна вдруг тоже случится сердечный приступ, как у ее отца? Но Дэн выглядел вполне здоровым. Может, ей просто хватало детей в школе и не хотелось своих. От одного взгляда на хулигана Билли Дэвлина могло расхотеться иметь детей!

Чем-то очень вкусно пахло.

— Что ты готовишь. Аймир? — спросила Эран.

— Болонские спагетти с дыней, для начала. Ведь твоя мама не станет возражать, если ты останешься у нас на ужин? — Аймир облизала палец, как маленькая.

— Нет, она поймет, где я. Но все равно лучше мне добраться до дому до темноты, — заволновалась Эран.

— Ну тогда у нас еще много времени. Дэн тебя подвезет. Он сейчас придет, с большим праздничным тортом в руках! — Аймир улыбнулась.

Эран внимательно изучала Аймир. Как радостно блеснули ее глаза, когда она упомянула Дэна, как свободно и удобно было ей бегать босиком по своему просторному дому! Эран тоже всегда было хорошо здесь, когда она усаживалась в мягкое кресло, а спаниель Сэмми ложился у ее ног, принимая ее как члена семьи.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спохватилась Эран.

— Нет, спасибо. У меня было много времени на приготовление праздничного ужина. Дэн хотел повести меня в ресторан в Корк, но это так далеко, к тому же он не сможет там ничего выпить — он же за рулем. И я подумала, что уютный ужин дома будет лучше.

Наверное. Рафтеры хотели устроить романтический ужин на двоих. И Дэн приедет с подарком или с цветами… У него есть машина, он не будет выглядеть глупо, когда понесет все это по улице. Наверное, подумала Эран, ей лучше уйти.

— Аймир, лучше я зайду в какой-нибудь другой вечер… — пробормотала она.

— Не глупи, Эран. Лучше вечера и придумать нельзя! А то мы и так каждый вечер одни да одни. Послушай, если хочешь мне помочь, доставай-ка приборы и накрывай на стол. А я поднимусь наверх переодеться. — И Аймир тут же ушла, не дав Эран и слова вставить.

Эран заглянула с любопытством в кастрюлю, из которой пахло чем-то острым.

— Это соус, — внезапно сказал кто-то у нее за спиной.

Эран даже подпрыгнула от неожиданности.

— О мистер Рафтер! Дэн! Я и не слышала, как вы вошли.

В одной руке Дэн держал огромный букет, перевязанный красной лентой, а в другой — коробку с тортом.

— Как дела. Эран? А где моя очаровательная жена? — спросил Дэн.

У него была привычка так говорить: с юмором и одновременно романтично. Эран не могла представить себе, чтобы ее братья так обходились с девушкой.

— Она переодевается наверху. Скоро должна спуститься, — ответила Эран.

Переодеваться к ужину — это было нечто такое, чего в доме Кэмпионов и представить нельзя. Когда отец приходил к ужину, от него так пахло макрелью, что вся пища моментально начинала отдавать вкусом рыбы. Аймир наконец появилась и была еще очаровательнее, чем прежде: на ней была белая юбка с абрикосовым рисунком, дымчато-белая блузка и простые кожаные сандали. Ее волосы были распущены по плечам. Едва уловимый аромат духов наполнил комнату с ее появлением, и Эран заметила, что она слегка подкрасила глаза. Подойдя к мужу. Аймир подставила ему лицо для поцелуя.

— С днем рождения, дорогая, — ласково сказал Дэн.

Боже, разве женатые мужчины разговаривали так со своими женами, целовали их так нежно? Эран почувствовала горечь, подумав о своих родителях. Только один раз она видела, как отец поцеловал мать. А та даже не подняла на него глаза от гладильной доски, а лишь пробормотала: «Бог в помощь», так как он шел рыбачить в ночь, а море было неспокойно. Когда же он вернулся невредимым, поцелуев вообще больше не было. Отец никогда не принес матери цветов, а Молли никогда не выглядела, как сказочная нимфа.

Конечно, разница между этими двумя парами была разительной. У Дэна и Аймир не было столько тягот и забот, как у ее родителей, пятерых детей на руках, да и были они намного моложе. Но возможно ли представить, что у Конора и Молли была хоть когда-то давно такая любовь, как у Рафтеров теперь? Должно быть, была, иначе почему тогда они поженились? И Эран знала, что ее родители до сих пор любили друг друга, но как-то по-своему, не говоря об этом вслух. Эран ощущала эту незримую связь между ними. Просто не в характере Конора было демонстрировать свои чувства, так же как не в характере Молли было носить такие юбки и делать макияж. И это был скорее вопрос не материального достатка, а общего отношения к жизни.

Такое отношение, откуда бы оно ни взялось, окрепло у Молли с годами. Но даже ребенком Эран не помнила, чтобы мать играла с ней, как другие матери со своими детьми, чтобы Молли ласково смеялась над ее детскими шалостями или брала Конора за руку, когда они шли на субботнюю мессу. Чего-то важного в матери Эран не хватало, чего-то доброго и светлого. Она словно вся поблекла и посерела, как и ее волосы, и когда люди приближались к ней, они не ощущали ни женского, ни человеческого тепла.

В последние недели Эран тщетно пыталась сблизиться с матерью. Но она еще острее ощутила этот барьер между ними именно сейчас, когда превращалась из ребенка в женщину. Эран замечала вещи, на которые раньше не обращала внимания, но общение с матерью не могло заполнить эмоциональную пустоту. Молли не желала видеть дальше своего носа, не утруждаясь давать объяснения некоторым щекотливым вещам. Ее маленький мирок начинался с входной двери и заканчивался на заднем дворе — Молли не воспринимала ничего, что нельзя увидеть или потрогать.

В результате ее разговоры с дочерью становились все более отстраненно-вежливыми и бессмысленными. Эран оставалась непонятой и разочарованной. Когда Эран пыталась спросить мать о чем-то важном. Молли переводила разговор на тривиальные вещи, превращая обычные трудности в надуманные проблемы. Только вчера, когда они писали письма Шер и Эран спросила, как лучше изложить случившееся с ней. Молли вдруг взорвалась:

— Да откуда я знаю! Оставь, наконец, меня в покое, посмотри в своих умных книгах!

Все неприятности, которые происходили с Молли, воспринимались ею как тяжкие испытания, обрушивающиеся ей на голову и от нее самой не зависящие. Словно какой-то злой демон мстил лично ей. Молли никогда не слушала ничьих советов, не думала, что другие люди могут рассматривать ту же проблему под другим углом. Боги просто избрали ее своей жертвой, безропотной, невинной и беспомощной. Когда Эран была младше. Молли стеснялась своего отношения к жизни, всячески скрывала его, но теперь все это бурно прорвалось наружу. Не будучи требовательной к себе. Молли очень легко, даже свысока критиковала других.

— Говорят, что Энни Мак-Гован делает сыр, в то время как в магазинах его полно. Слышали эту чушь?.. Если ты, Эран, подвяжешь волосы назад, как Валь, ты будешь выглядеть просто уродиной.

Эран привыкла обращаться за советом к отцу. И если Конор не любил много говорить или просто не мог ничего умного посоветовать, то, по крайней мере, он слушал. Аймир слушала совсем иначе, специально подчеркивая острые углы проблемы, заставляя Эран поразмышлять саму. Даже теперь, когда Эран смотрела на нее, на Аймир словно была невидимая защитная мантия, поддерживающая ее авторитет, ту дистанцию, которая была между ними в школе. Ничего не утаивая от девушки. Аймир позволяла Эран взглянуть на свою личную жизнь, увидеть суть ее взаимной любви с мужем. Например, когда она подносила Дэну бокал вина, а он принимал его, словно один игрок команды принимал мяч у другого — без осуждения и излишнего подчеркивания своих вкусов, просто как нечто естественное.

— Пора продолжить? — улыбнулся Дэниэл.

Эран с интересом наблюдала, как Дэн высыпал в кипящую кастрюлю что-то из пакета, который принес с собой. Хотел ли он в действительности помочь готовить? И что это были за длинные штуковины?

— Вот так, Эран, выглядят настоящие спагетти, даже в кастрюлю целиком не входят, — сказал Дэн.

Так же бывало и дома: Эран могли начать объяснять что-то, что она и без того знала. Эран отчаянно стремилась закрепить чувство собственного достоинства.

— Угадайте, что сегодня произошло? Я открыла счет в банке, — сказала Эран.

Дэн усмехнулся, а Аймир просияла.

— Вот и отлично! У каждой женщины должно быть пятьсот фунтов в год и собственная комната, — сказала учительница.

— Что? — переспросила Эран.

— Это слова Вирджинии Вульф. Это нужно ей было, чтобы стать писателем, — пояснила Аймир.

— Правда? И ей это удалось? — спросила Эран.

— Да. — Аймир кивнула.

— А теперь ей это все еще очень нужно или просто… хочется? — нахмурилась Эран.

— Ух ты! Кто тебе о таком желании сказал? — засмеялась Аймир.

— Отец, — сказала Эран.

Эх, если бы самому Конору хотелось в жизни хоть чуточку большего, то он непременно этого бы и достиг.

Закупорив белое вино, Аймир поставила его в холодильник и достала красное.

— А вот это хорошо пьется с болонским мясом. Хочешь попробовать? — спросила миссис Рафтер.

Неужели не все равно, что пить с бараниной?

— Да, пожалуй, — неуверенно сказала Эран.

Дэн разложил еду по тарелкам, а Аймир закончила с последними тонкостями сервировки. Они принялись за первое блюдо из дыни, которое было подано в маленьких стеклянных тарелочках в виде аккуратненьких шариков. Эран подумала: чтобы приготовить это, надо много терпения и времени. Она с удовольствием съела первое блюдо, но совершенно не знала, как обращаться со спагетти.

— Наматывай их на вилку, Эран, вот так, — показал Дэниэл.

Но Эран неуклюже выронила спагетти из тарелки на пол, где их сразу же подобрал Сэмми. О ужас! Мама за такое ругалась бы, доесть бы никому спокойно не дала. Но Аймир лишь засмеялась.

— Сэмми сегодня повезло. Давай, Эран, попробуй еще раз, — сказала она.

Наконец, Эран удалось попробовать спагетти, и они показались ей такими вкусными, что она даже не заметила, как испачкала себе подбородок. Особый вкус придавал макаронам сыр «пармезан».

— Где вы покупаете этот сыр? В Корке? — спросила Эран.

— Да, этот купили там. Но Энни Мак-Гован сказала, что попробует и «пармезан» сама приготовить. Здесь на ее сыры спроса нет, но в Корке магазин деликатесов сделает ей заказ, — сказала Аймир.

— Какой-какой магазин? — переспросила Эран.

Аймир объяснила, а Дэн улыбнулся.

— Мы как-нибудь отвезем тебя в Корк, и ты сама увидишь. Может, решишь вкладывать свои деньги в сеть сырных магазинов, а не в банк, — пошутил он.

Дэн явно ее поддразнивал, но Эран не обижалась. Ей не нравилось, как злобно и безжалостно ее дразнили собственные братья, хотя в последнее время они почти не приставали к ней. И что, интересно, это значило — вкладывать деньги в сеть сырных магазинов?

Дэн рассказывал ей что-то о продуктовом бизнесе, пока убирал со стола, думая при этом, какая же Эран забавная. Но он знал, что именно Эран хотелось услышать больше всего, и позвал ее в соседнюю комнату, где стоял проигрыватель. И через мгновение чудесный «рок» разливался в воздухе по всему дому, пели два мужских голоса, чистые и сильные, но в то же время грустные, словно дополняя друг друга.

Эран сидела как завороженная.

— Как чудесно! Что это за произведение? — спросила она.

— Это дуэт из «Ловцов жемчуга» Бизе, — ответил Дэниел.

Слушая музыку, Эран видела данрасвейских рыбаков из большого окна, которые вели свои лодки домой, их маленькие одинокие фигурки мельтешили на палубах. Как же тяжела была здесь жизнь, и в деревне, где жил этот Бизе, наверняка тоже!

— А кто такой Бизе? Он уже умер? — спросила Эран.

Странно, если это так, потому что такая музыка бессмертна. Мистер Лейвери объяснял, что в том-то и сила великих композиторов, что их музыка бессмертна. Так и можно отличить классику от простой однодневки. А о музыке, которая ему не нравилась, мистер Лейвери вообще не говорил.

— Да, он умер сто лет назад, в тридцать шесть лет. А когда он написал это произведение, ему было всего двадцать четыре года, — ответил Дэн.

Господи, всего двадцать четыре! Эран наивно думала, что все композиторы доживали хотя бы до шестидесяти — семидесяти, если не до ста лет. Кроме разве что Моцарта. Но Бизе, оказывается, был всего на год старше Валь, когда написал это! Эран отрешенно слушала музыку, даже позабыв про Дэна и Аймир, пока пластинка не закончилась и Дэн не пригласил их в соседнюю комнату.

— А теперь оторвемся от музыки на минутку, Эран. Мы с тобой, Эран, споем вместе, а капелла! — сказал он.

Мысленно Эран поблагодарила мистера Лейвери, который в свое время объяснил ей, что а капелла — значит петь без аккомпанемента. И что же они собираются петь без аккомпанемента?

— С днем рождения, дорогая Аймир, с днем рождения, дорогая… — начал Дэниэл.

Дэн триумфально вынес торт из кухни. Торт был украшен свечами, и Дэн держал его высоко над головой.

— Задувай свечи, Аймир! — приказал он.

— Нет, мистер Рафтер, то есть Дэн, она должна сначала загадать желание, — возразила Эран.

Желание должно быть очень серьезным. Но что могла пожелать Аймир? Казалось, у нее все и так было.

Аймир медленно взглянула на Дэна, а затем повернулась к Эран.

— Ты права, Эран. Я загадаю желание, — сказала она.

Она закрыла глаза и, на мгновение сосредоточившись, склонилась над свечами, как делала ее мать на мессе. Эран не очень-то верила в исполнение желаний, но ей было любопытно.

— Что ты загадала? — спросила девушка.

Тихо и серьезно Аймир ответила ей:

— Я не могу сказать тебе, иначе желание не сбудется.

Вдруг на ее лице проступили такое сильное огорчение и разочарование, такая боль, что Эран инстинктивно наклонилась к ней, обхватив руками за плечи, прежде чем смогла осознать, что она делает.

— Оно обязательно сбудется, Аймир, я обещаю! — пылко воскликнула Эран.

Дэн осторожно поставил торт на стол и сел рядом с женой.

— Давай, дорогая, задувай свечи. Если Эран пообещала, твое желание обязательно сбудется, — сказал он.

Дэн тоже выглядел ужасно расстроенным. Что же так внезапно изменило их хорошее настроение? И что Эран на самом деле могла обещать? Она ведь не имела ни малейшего понятия, что именно загадала Аймир!

Аймир резко задула свечи с гримасой разочарования, и Эран ощущала эту боль, как свою собственную.

— Темнеет, Дэн. Давай поедим торт, и ты проводишь Эран домой, — устало сказала Аймир.

Домой? До настоящей минуты Эран была так счастлива, что совсем забыла, что все хорошее должно когда-то заканчиваться.

В туманных осенних сумерках Эран вновь и вновь мысленно возвращалась к дню рождения Аймир. До этого она не могла себе представить, что существуют мужчины, которые дарят женам цветы, прямо как актеры, выступающие по телевидению. Мужчины, которые умеют готовить спагетти и всегда рады помочь. Мужчины, которые предпочитают вино пиву и не убивают из ружья своих братьев, изрядно выпив. Здесь, в этой деревне, живет мужчина, который обожает свою жену, радостно бежит домой, но каким-то странным образом он тоже несчастен…

Если бы Эран хоть как-то могла помочь Аймир, то она все бы сделала для нее! Но если и вправду Аймир было что-то нужно, то Дэн уже давно бы все уладил. Дэна любили все, даже те, кто завидовал ему. Он не сразу оплачивал счета, зато моментально приходил людям на помощь. Он мог проехать ночью несколько миль, если срочно требовалась его помощь, никогда не жалуясь и не проявляя недовольства. Он часто навещал миссис Лоури, когда Аймир задерживалась в школе, и даже сдавал кровь на донорской станции. Эран была уверена, что Дэн сделает все возможное для своей жены. Значит, выполнить то, чего так хотела Аймир, было свыше его сил?

Возможности самой Эран за последнее время резко возросли, она работала, и ее родители и братья принимали ее помощь как должное. На работе она стала побаиваться, что еще не скоро узнает все, что возможно узнать на этом месте. Это получилось из-за того, что Мойра слишком ревностно выполняла свои обязанности. Ни один клиент, ни одно дело не ускользали от внимания Мойры, положение же Эран в офисе было ничтожным. Только Лоркан воспринимал ее всерьез, как взрослую женщину, за что Эран была ему благодарна.

— Ты сегодня вечером занята. Эран? — спросил Лоркан.

Это был один из унылых и темных ноябрьских вечеров, в который вряд ли можно было чем-то себя занять.

— Нет, а что? Ты хочешь, чтобы я поработала допоздна? — спросила Эран.

Просьба, в общем-то, не была необычной, ее автобус уходил только в шесть, и она часто задерживалась на работе. Но Лоркан часто задерживался дольше нее, потому что не любил утруждать себя работой по утрам. Он редко появлялся в офисе раньше десяти и редко уходил раньше семи часов вечера.

— Да, надо привести в порядок документы по делу Ригана, у меня с ним встреча завтра утром, — ответил Лоркан.

В офисе было тихо после ухода Филипа и Мойры. Эран работала методично, приводя в порядок папки, наклеивая ярлыки, размещая бумаги в файлы. Теперь темнело намного раньше, и девушке не удавалось бывать у Аймир и Дэна так часто, как ей хотелось бы. Все новости она приберегала на выходные. Мама обещала сегодня приготовить рагу, которое дождется ее прихода. Непонятно было, почему вдруг Лоркан решил ее задержать? Когда он задерживал ее после шести и автобус уезжал, он сам подвозил Эран домой. Маме нравилось, что дочь приезжала на автомобиле «рено», но она никогда не приглашала Лоркана зайти.

Было уже без десяти шесть, когда Эран услышала, как дверь офиса открылась, вошел Лоркан и подошел к ее столу.

— Ты голодна? — спросил он.

— Да, немного, — ответила девушка.

— Почему бы нам не пойти поужинать в ресторанчик при отеле, когда мы закончим все дела? — предложил Лоркан.

Идея поужинать в ресторане была сама по себе заманчивой, это напомнило Эран о походе в ресторан с Аймир в первый день, когда ее приняли на работу. Но идти в ресторан с сыном мистера Миллера ей не очень хотелось. Разговор вряд ли будет складываться, а потом ему еще придется везти ее домой в Данрасвей, Бог знает, как поздно.

— Спасибо, Лоркан, но мама ждет меня на ужин дома, — ответила Эран.

— Так позвони и предупреди, что ты не придешь, — сказал Лоркан.

— Не могу. Дома нет телефона. — Эран покачала головой.

Почему-то Эран стало неприятно. Лоркан был симпатичным, но его ответная улыбка ей не понравилась.

— Да ладно тебе. Эран. Ты же на всю жизнь не останешься маменькиной дочкой. Почему бы просто не поступить, как тебе хочется, и не пойти со мной? — спросил он.

К удивлению Эран, парень обошел вокруг ее стола, взял ее за руку и заставил подняться на ноги.

— Но мне этого не хочется. Я обещала быть дома вовремя, помочь Дерси сегодня, и все такое… — запротестовала она.

— Серьезно, Золушка? — усмехнулся Лоркан.

Вдруг его тон стал холодным, а рука твердо сжала кисть Эран.

— Лоркан, отпусти меня, пожалуйста, — вымолвила Эран.

На мгновение Эран испугалась. Но нельзя же ему этого показывать, ведь завтра им снова работать вместе!

Его правая рука сжимала ее запястье, а левой Лоркан взял ее за подбородок.

— Ты слишком хорошенькая, Эран, чтобы так просто тебя отпустить, — пробормотал парень.

Лоркан крепко прижался к ней, сдирая с нее блузку, так что Эран слышала, как затрещала ткань. Каким-то образом девушка вырвалась, пытаясь высвободить и запястье изо всех сил.

— Лоркан, не надо, перестань! — закричала Эран.

Она обежала вокруг стола, стараясь, чтобы хоть какое-то препятствие оказалось между ними. Но Лоркан настиг ее с такой проворностью, что она вынуждена была поднять руку и отвесить ему крепкую пощечину.

Он словно оцепенел.

— Это больно, Эран. Действительно больно. Тебе не стоило этого делать, — сквозь зубы процедил он.

— Ты сам меня вынудил! — воскликнула Эран.

— Ну что ты, я тебя никогда ни к чему не принуждал. Никто ведь в это не поверит. Я юрист! А ты — просто дочь рыбака, которая пыталась совратить юриста. Пыталась совратить его! Вот чему все поверят, — злорадно ухмыльнулся Лоркан.

«Совратить»? И все в это поверят? Эта мысль заставила Эран вцепиться изо всех сил в стол Мойры. И как только Лоркан снова приблизился к ней, именно эти его слова заставили девушку швырнуть в него пишущую машинку Мойры. Лоркан упал на пол с громким воплем, хватаясь за свои ребра, но Эран это нисколько не тронуло. Она выскочила из офиса, громко хлопнув дверью, кубарем слетела со ступенек и побежала по улице к отъезжающему автобусу.

— Простите, я потеряла сумочку, я вам завтра заплачу, — еле выговорила она.

Водитель автобуса был знакомый парень, обычно благодушно к ней расположенный, но сейчас он был чем-то явно обеспокоен.

— С тобой все в порядке, малышка? — с тревогой спросил он.

— Да, да, я просто… — Эран не хватало воздуха, чтобы говорить. — Я подумала, что опоздаю на автобус.

— Да не стоит об этом волноваться, я всегда жду пару минут. Садись, отдышись, — предложил водитель.

Эран неподвижно просидела всю дорогу до Данрасвея, где не стала выходить, чтобы пройтись, как обычно делала, а доехала до самой гавани. Когда девушка наконец сошла с автобуса, она машинально пошла по направлению к дому Аймир. Аймир будет в ужасе, но зато она знает, как поступить с Лорканом в этой ситуации. Но тут же Эран подумала, что ведь именно Аймир нашла ей эту работу. Как она расстроится, и что же скажет мама об учительнице, которая устроила дочь Кэмпионов на работу, где ее домогаются? Может, и не стоит ничего говорить, по крайней мере, пока она не успокоится и не соберется с мыслями?

И Эран направилась домой. Ее била сильная нервная дрожь, так что зуб на зуб не попадал. Ее пальто осталось на работе, а было уже очень прохладно. Она пыталась придумать, что же делать дальше. Если рассказать все маме. Молли ужасно разозлится, но она не заставит Эран идти на работу завтра утром, скорее даже не пустит дочь, независимо от того, какой ущерб это нанесет семейному бюджету. Хотя для них это будет ощутимый урон.

Но что конкретно предпримет мама? Эран была уверена, что она начнет ругаться и обвинять Эран, скажет, что та сама спровоцировала такую ситуацию. Скажет, что Эран должна была быть осторожнее, что она сама все это разыграла, потому что такой человек, как Лоркан Миллер, не стал бы так себя вести по собственной воле. Но если убедить мать, что Лоркан стал бы в любом случае, то Молли отправит Конора в Ферлиг, чтобы тот поговорил с Лорканом по-мужски. А потом Молли ястребом напустится на Аймир, так что Эран просто со стыда умрет! Сцены эти будут длиться бесконечно, и в результате Эран все равно придется порвать отношения со многими близкими ей людьми.

Аймир наверняка будет чувствовать себя ужасно, как будто она несет ответственность за поведение Лоркана! В то время как сам Лоркан будет все мило отрицать, в конце концов предложив обиженным работникам и вовсе не возвращаться на работу к таким «ужасным» работодателям. Отец, конечно, поддержит сына, в результате чего Эран все равно потеряет работу.

Не все ли равно, как ее потерять? В таком месте и так уже невозможно оставаться работать! В лучшем случае, можно постараться как-то продержаться, пока не найдется другое место. Но уж это она сделает тайком. Несправедливость своего положения заставила Эран почувствовать, что ей хочется кого-то ударить или что-то разбить.

По крайней мере, хоть завтра Лоркана в офисе не будет! Он будет дома зализывать свои раны и объяснения этому не сможет никому дать. Машинка была тяжелой, как тонна кирпичей. Все же рано или поздно Лоркан вернется и сделает существование Эран невыносимым, даже опасным. Может, стоит заявить на него в полицию? Но это будет вызов общественному устройству: ничтожный клерк заявляет на молодого перспективного адвоката!

Эх, если бы от мамы можно было дождаться хоть какой-то помощи!

Молли была в кухне, когда Эран вошла, она подавала рагу Акилу и Дерси.

— Эран, посмотри на себя в зеркало! Где твое пальто и сумочка? И что случилось с твоей блузкой? — закричала Молли.

Ее тон был обвиняющим, и Эран была рада, что за последние несколько минут привела хотя бы мысли в относительный порядок.

— Вещи остались в офисе. Я не заметила, что уже пора уходить, подошел автобус, и я выбежала, чтобы успеть на него. Я порвала блузку, зацепившись за дверь, когда выбегала, — ответила девушка.

— Ну так поднимись наверх и приведи себя в порядок. Надеюсь, тебя никто в таком виде не видел? — проворчала мать.

— Нет, — сказала Эран.

Наверху в своей спальне Эран стала бить дрожь так, что она чуть не разрыдалась. Почему же мама не могла догадаться, что произошло, чисто по-матерински? Почему не могла просто обнять и успокоить дочь, позаботиться, чтобы все как-то уладилось? Почему до нее не доходило, что с Эран что-то произошло? Аймир всегда угадывала, когда с кем-то из ее учеников было неладно, она вела их в столовую, поила чаем с печеньем. Помогала советом или просто беседовала по-дружески.

Может, мама все-таки догадается? Просто ей надо подумать пару минут. Эран медленно оделась, причесалась, умылась, словно пыталась смыть малейший след прикосновения Лоркана Миллера, и вернулась в кухню.

— Вот, Эран. Почти уже холодное, ешь, — буркнула Молли.

Молли протянула ей тарелку с рагу. Когда Эран неловко брала ее, тарелка выскочила из ее дрожащих пальцев и разбилась об пол.

— Да нет, вы только посмотрите! Ты хуже мальчишек! Разбила такую хорошую тарелку! — закричала Молли.

— Прости, мамочка. Я куплю новую, — пробормотала Эран.

— Ну да, на деньги теперь можно купить все! Так что можно бить все подряд! Новые тарелки растут на деревьях, а блузки по пенни за десяток! — выкрикивала мать.

Вдруг Эран не узнала собственного голоса — она буквально заорала на мать:

— Замолчи, мама! Замолчи! Я сказала, что сожалею, чего же еще ты хочешь?

Впервые за всю жизнь Эран назвала Молли «мамой», и осознание этого чуть не заставило ее зареветь в голос. Но она не заплакала, почувствовав только, что у нее в душе словно захлопнулась какая-то потайная дверца. «Дорого же будет стоить когда-нибудь вновь открыть эту дверь», — отрешенно подумала Эран.

Молли склонилась над раковиной, побледнев и почти теряя сознание от шока. Мать и дочь неуверенно взглянули друг на друга. Эран почувствовала, что у нее внутри что-то надломилось. Когда она заговорила вновь, ее голос был жестким, почти безразличным.

— Если ты собираешься пойти на свой кружок по вязанию, мама, лучше поторопись. Уже почти восемь.

Не проронив ни слова. Молли подмела осколки тарелки и сняла фартук.

— Да. Немного рагу осталось в кастрюле. Разогрей, если хочешь. Я приду к одиннадцати, — тихо сказала она.

Удивившись безразличному тону матери. Эран почувствовала, как возвращается гнев. Но она подавила его, так же как и неловкое чувство вины. Просто у Молли — камень вместо сердца, и кто мог знать, что сделало этот камень таким прочным! Если уж она не может простить дочь, то и винить Эран Молли тоже не имеет права. Ей самой, когда она начала работать, было не шестнадцать лет, и Молли не приходилось буквально бороться за выживание и отстаивать свою честь, как Эран. В эти несколько яростных секунд между ними установилось равновесие, и все заняло какие-то новые места.

Акил и Дерси удивленно глазели на сестру. Эран холодно повернулась к ним.

— Что это с вами обоими? Доедайте быстрее и убирайтесь отсюда. А ты, Акил, никуда не выйдешь, пока не перемоешь всю посуду. Мама, сегодня холодно, лучше надень сапоги, — резко сказала Эран.

Домочадцы так взглянули на Эран, словно над ее головой был портрет папы римского, который вдруг ожил и заговорил.

— Доброе утро, мистер Миллер. Доброе утро. Мойра, — сухо бросила Эран, входя на следующее утро в офис.

— Доброе утро. Эран, — ответила Мойра.

— А где Лоркан? Еще не пришел? — спросила девушка.

Эран так выразительно взглянула на часы и говорила так многозначительно, что Филип насторожился.

— Лоркан плохо себя чувствует. Он по неосторожности упал с лестницы вчера вечером. Так много работал допоздна. Я дал ему выходной до конца недели, — ответил Филип.

— О Боже! Бедняжка Лоркан. Передайте, как я ему сочувствую, — вымолвила Эран.

Она знала, что ее тон отнюдь не прояснял ситуацию, также Эран знала, что Мойра уже умирает от любопытства и хочет знать, почему пальто Эран было уже с утра на вешалке, а сумочка валялась на полу со вчерашнего дня. Да хоть ты сдохни. Мойра, от любопытства! Эран села за свой стол и погрузилась в гору писем с таким выражением лица, что ни Мойра, ни даже Филип больше не осмелились задать ей ни единого вопроса. Но мысли Эран постоянно возвращались к газете Филипа, которую он перелистывал: нет ли там рабочих вакансий? Если там будет что-то хоть сколько-нибудь подходящее, то она уволится сегодня же, чтобы нервы больше не трепать! Но время, казалось, тянулось бесконечно, пока наконец не настал ленч, и тогда Эран представился случай взять газету. Как только Эран осталась одна, она сразу схватила «Обозреватель Корка».

В офисы требовались люди на разные вакансии, но ничего из того, что ей подходило бы. Сиделки, гувернантки, прачки, фермеры… Нет, ничего из этого не подходит! Тут взгляд Эран упал на рубрику «Надомный труд».

«Требуется эмигрантка для проживания в семье и помощи с мальчиком Оливером двух лет и еще одним малышом, который родится в феврале. Отдельная комната, оплата 20 фунтов в неделю. Няня нужна энергичная, бодрая, ответственная. Звонить Холли Митчелл, Лондон…»

Дальше был указан номер телефона с лондонским кодом. Оставив страницу раскрытой. Эран обдумывала это предложение. Двадцать фунтов в неделю с бесплатным питанием и проживанием? Чтобы заработать такую сумму здесь, потребуется значительно больше времени! Ведь мама не уставала напоминать, что здесь еда и электричество стоили десять фунтов в неделю на каждого члена семьи. В Лондоне это, скорее всего, стоит еще дороже.

Лондон… Он расположен так же далеко, как и любой другой город на карте; на уроках географии у миссис Мак-Кензи они изучали это: Рио, Найроби, Барселона. В эти города можно было добраться только на самолете, но до Лондона ведь значительно ближе. Те, кто ехал туда, садились на поезд до Дублина, потом на паром до Уэльса, а потом на другой поезд. Все же дорога была долгой, поэтому и казалось, что Лондон недосягаем, как и другие города мира…

Но на сегодняшний день это как раз то, что ей нужно! Подальше от этого Лоркана Миллера, от нудной Молли, от всего, что словно запирало ее в какую-то ловушку! Даже милый сердцу Данрасвей уже казался Эран подобием тюрьмы — с тех пор, как она покончила со школой, ей была отведена здесь столь незначительная роль. Все, что здесь от нее ждали, — что она подстроится под общепринятые вкусы поселка: ранний брак с простым рыбаком, дети, которых она будет выращивать в той же нищете, как и все, однообразная пища, вечные обноски, и смотреть придется определенные телепередачи. Здесь было важно только выжить физически. Духовная сторона жизни мало кого волновала. Если Эран не вырвется отсюда сейчас, пока она еще молодая, она врастет с корнями в эту рутину будней, затеряется, как песчинка в пустыне. Через лет пятнадцать от сегодняшней Эран Кэмпион с ее мечтами и следа не останется!

Эран еще не знала точно, чего хочет, но зато знала, что ей совсем не нужно. И уж точно не нужна ей такая жизнь, как сейчас!

Она должна уехать. Ничто не удерживает ее от того, чтобы позвонить этой миссис Митчелл прямо сейчас. Если она получит эту работу, то будет отправлять деньги почтой домой, и ее родителям будет не хуже, чем теперь. Ее заставила задуматься только мысль о Коноре. И еще Эран подумала, что скажут Дэн и Аймир. Она их любила теперь почти так же, как и своего отца. Но она бы все равно не осталась здесь даже из-за них. Ведь Лоркан придет на работу уже на следующей неделе!

Рассердится ли Аймир? Или она даже обидится после всех неприятностей, причиненных ей Эран? Будет ли по ней скучать Конор? Конечно, да и Аймир тоже будет. Но это не значит, что Эран должна вечно жить только для них, по их воле. Она могла бы писать им, поддерживать с ними связь, может быть, даже потом приехать навестить их, когда скопит достаточно денег. Может вернуться в Ирландию, когда здесь будет достаточно работы. Лондон — огромный город, там много вечерних школ, множество автобусов, которые осуществляют хорошее сообщение между разными частями Англии. Телефон стоял на столе Мойры. Раньше Эран никогда им не пользовалась, только отвечала на некоторые звонки. Но это было делом нехитрым: надо просто набрать напечатанный в газете номер. Конечно, мистер Миллер будет вынужден оплатить счет, когда он придет. Но если Эран получит работу, это уже не будет ее волновать: когда счет придет, она будет уже за много миль отсюда. Ведь в конце концов, во всем виноват его сын! Эран подумала о Лоркане и вновь отчетливо почувствовала его пальцы на своем подбородке.

Она решительно подошла к телефону и набрала указанный в газете номер.

— Алло?

Эран удивилась тому, как быстро ей ответили. Миссис Митчелл была за много миль отсюда, но ее голос слышался так отчетливо, как будто она была где-то совсем рядом.

— Здравствуйте, миссис Митчелл. Меня зовут Эран Кэмпион. Я звоню из Ферлига, что в районе Корка, по поводу вашей рекламы в «Обозревателе Корка» насчет…

Боже, как же это называется? Эран знала, что это связано с уходом за ребенком, но простое слово от волнения вылетело у нее из головы.

— О да! У нас тут уже было несколько звонков, но как чудесно слышать снова родной диалект! Я сама родом из Клонакилти, я хорошо знаю Ферлиг. — Ее голос был таким приветливым, что рука Эран, судорожно сжимавшая трубку, расслабилась. Но миссис Митчелл сказала, что были и другие звонки?

— Вы уже нашли кого-нибудь, миссис Митчелл? — спросила Эран.

— Да хотелось бы, мне надо будет ложиться в больницу через восемь недель. Но, к сожалению, я еще никого не нашла. Никто не подходит. Расскажите о себе… Эран, правильно? Сколько вам лет? Какой у вас опыт? — спросила миссис Митчелл.

— Мне восемнадцать лет, и у меня два младших брата. Я присматривала за ними с младенчества. — Эран боялась, что ее обман раскроется. Ей ведь было всего шестнадцать, а когда родился ее первый младший брат, ей самой едва исполнилось четыре года.

— Два младших брата? Отлично! Значит, вы знаете, как управляться с малышами. Олли сейчас как раз в возрасте «почемучек» и очень забавен. Но сможете ли вы работать сверхурочно пять дней в неделю? И умеете ли вы готовить? — спросила женщина.

— О да. Я отлично готовлю спагетти, — ответила Эран.

— Правда? Олли их очень любит! Но учтите, вы будете нести за него полную ответственность, я ведь весь день на работе. И за второго малыша тоже, когда он родится. Мне нужна ответственная, умная девушка, которой не надоест заниматься домашним хозяйством и которую не потянет внезапно на родину, как это было с предыдущей. Нужен человек, который не будет жаловаться на усталость, когда я вечером вернусь домой, кто сможет хорошо присматривать за детьми, развлекать их, когда понадобится, и управляться с приготовлением пищи и стиркой по необходимости. Вы готовы к таким условиям? — спросила миссис Митчелл.

— Да, я прекрасно обхожусь с детьми, и мне не важно, сколько часов подряд работать, — сказала Эран.

— Отлично! Почему бы вам тогда не выслать письмо с подробностями о себе, фотографию и рекомендации? Запишите мой адрес, — предложила женщина.

Рекомендации! Эран в отчаянии вспомнила об Аймир.

— Да, конечно, миссис Митчелл. Я вам отправлю документы сегодня же вечером, — ответила девушка.

— Хорошо. Я буду ждать. Спасибо за звонок. Эран, — попрощалась миссис Митчелл.

Со смешанным чувством волнения и даже ужаса Эран не могла дождаться вечера, чтобы поскорее увидеться с Аймир.

* * *

— Лондон? Но, Эран, почему? Ты всего шесть месяцев работаешь у мистера Миллера. Разве тебе там не нравится? — Аймир никак не могла опомниться от изумления.

— Нравится, конечно, но… Аймир, я не знаю, как тебе все объяснить! Пожалуйста, напиши мне рекомендательное письмо и сфотографируй меня, чтобы я могла отвезти проявить пленку завтра в Ферлиге, — с отчаянием сказала Эран.

— А с родителями ты об этом уже говорила? — спросила Аймир.

— Нет, но я знаю, что они меня отпустят. Дом слишком мал для всех нас… — пробормотала Эран.

— Но ты же ничего не знаешь о доме этой миссис Митчелл, да и что вообще она за человек? Тебе надо сперва побольше разузнать о ней, — сказала Аймир.

— Она из Клонакилти и по телефону разговаривала очень мило, — ответила Эран.

Аймир видела, что с Эран что-то произошло. Нечто, что заставляет ее та к внезапно уехать, бросив все — работу, семью…

— Эран, у тебя все в порядке? — спросила учительница.

— Да, все хорошо. Аймир, когда ты будешь меня фотографировать, не наложишь ли ты мне немного макияжа, чтобы я выглядела хоть чуточку постарше? — Эран нервничала.

— Ах, ты слишком молода? Вот где камень преткновения! — воскликнула Аймир. — Ты слишком молода, чтобы ехать в Лондон вот так, совсем одной!

— Но я же буду жить в семье. Посмотри, вот газета, ты можешь сама позвонить миссис Митчелл и поговорить с ней, — сказала Эран.

— Конечно, я поговорю с ней, если твои намерения так серьезны, но твоей матери следует тоже это сделать, — заметила Аймир.

Ну почему же Аймир чинит ей столько препятствий? Просто она очень беспокоится об Эран. Ее будущее Аймир не безразлично. Эран понимала это.

— Хорошо, я скажу маме, попрошу ее прийти сюда, чтобы вы вместе поговорили с миссис Митчелл, — сказала девушка.

Теперь еще ее мама! Аймир подумала, что ей снова придется объясняться с Молли. Но еще больше ей было жаль, что она будет очень скучать об Эран. Какими тихими и пустыми покажутся вечера без частых посещений Эран, без ее веселой болтовни и наивных вопросов, милой детской улыбки. Но сегодня вечером улыбка девушки казалась совсем другой. Это уже была улыбка не ребенка, а взрослой женщины. Человека, решившего по какой-то личной причине уехать подальше отсюда.

Но что же все-таки случилось? Что скрывалось за этой внезапной спешкой? У Аймир зародилось ужасное подозрение, и Дэн, похоже, тоже об этом подумал. Эран стала в этом доме своей, и Рафтеры ясно почувствовали внезапное беспокойство Эран. Почему в глазах девушки сегодня затаился такой испуг? И в то же время ее взгляд был твердо устремлен в будущее, во взрослую жизнь в чужой стране. Эран не хотела отвечать на их вопросы, значит, и не стоит их задавать. Но так поспешно, так опрометчиво она поступает — просто трудно поверить!

— А можно сейчас сфотографировать меня. Аймир? У твоего фотоаппарата есть вспышка? — нервно спросила Эран.

Вспышка… Эран улетала от них, подобно вспышке ракеты. Она бы уехала сегодня же к этой женщине в Лондон, если бы только ей позволили, это очевидно!

— Да успокойся же. Эран! Все равно на это потребуется какое-то время, — отозвалась Аймир.

— Но тогда работа уйдет от меня! Ее получит кто-то другой! — Девушку уже просто колотила нервная дрожь.

— Это не так, Эран. Если они считают тебя подходящим вариантом, то подождут. Люди всегда ждут в таких случаях, — попыталась успокоить ее Аймир.

Это заняло целых две недели, но все же — произошло. Аймир беспокоилась не меньше Эран, но заставляла себя не подавать виду. Эран теперь приходила к ним каждый вечер, задавая бесчисленные вопросы про большой город, который вскоре должен был стать ее домом. Аймир часто бывала в Лондоне в студенческие годы и была рада помочь девушке полезным советом. Она беспрерывно предупреждала и предостерегала свою подопечную.

— Лондон очень красивый. Эран, но он поистине огромен. Люди не знают друг друга так близко, как в деревне. Ты не должна сильно огорчаться, если никто не захочет уделить тебе свое время, чтобы всласть поговорить с тобой, — говорила Аймир.

— Ну, тогда я сама поговорю с ними. Мне же надо узнать, где находится вечерняя школа и курсы по бизнесу. Я наверняка встречу там много друзей, — заявила Эран.

— Хорошо. Если тебя спросят, что значит девять баллов в аттестате о среднем образовании, скажи на курсах, что это девятый уровень. Они тогда смогут взять тебя без экзаменов. И я напишу тебе еще одно рекомендательное письмо, в качестве твоей бывшей учительницы, — предложила Аймир.

— Я тоже буду писать тебе, Аймир. Все время! Я боюсь ехать, и мне очень жаль расставаться с тобой и с Дэном. — Эран вздохнула.

— Правда? — переспросила Аймир.

— Да. Вы были так добры ко мне! И мне так нравится у вас дома. Я чувствую себя здесь вашей родной дочерью, — всхлипнула Эран.

Аймир склонила голову над рождественским пудингом, который она размешивала. Так она и простояла несколько минут, чтобы скрыть от Эран непрошеные слезы.

— Я рада, что ты не уедешь до Рождества. Эран. Для твоих родителей это было бы очень огорчительно, — тихо сказала Аймир.

Послышалась ли Эран горькая тоска в голосе Аймир? Действительно ли учительница будет так скучать по ней? Спустившись с лесенки, на которой она украшала рождественскую елку. Эран подошла к Аймир.

— Ну так бы я никогда не поступила, Аймир! Ни по отношению к родителям, ни по отношению к тебе с Дэном. Я приду к вам с утра в Рождество с подарками, и мы чудно проведем время, — сказала Эран.

— Надеюсь. У нас с Дэном тоже есть для тебя подарок. Он тебе очень понравится. — Аймир уже могла говорить спокойно.

— О Аймир! Ты и так сделала мне кучу подарков! Мне так жаль, что я ушла с работы, которую ты мне с большим трудом нашла. — Эран отвернулась.

— Там что-то случилось, Эран? Тебя кто-нибудь обидел? — тихо спросила Аймир.

— Нет, просто я почувствовала, что меня там никогда не повысят, пока там сидит Мойра, и что я там уже больше ничему не научусь, — ответила Эран.

— Но ты ничему не научишься и на своей новой работе. А потом, ты сама говорила, что не очень любишь малышей, — заметила Аймир.

— Нет, я только сказала, что сама пока не хочу иметь детей. А вообще-то я детишек люблю. Забавно, я сегодня пошла в церковь, специально посмотреть на младенца Иисуса в колыбели, и спросила себя, похож ли будет на него маленький Олли, — сказала Эран.

— Будь осторожна в Лондоне, Эран, обещаешь? — настойчиво спросила Аймир.

— Да. Мама говорит, что Лондон полон мошенников и злоумышленников и что мне надо везде носить с собой острую булавку и смотреть, чтобы меня не обчистили карманники. Сумочку надо носить под мышкой, крепко зажав локтем, и всегда запирать все двери, — сказала Эран.

— Так вы с ней обо всем поговорили? Больше ты ничего не хочешь у меня спросить? — Аймир пристально взглянула на девушку.

Эран с минуту подумала, набрала побольше воздуха, зачем-то спрятала руки в карманы и неуверенно спросила:

— Не можешь ли ты объяснить мне, Аймир… Ну, насчет мужчин…

Ее лицо горело таким любопытством и в то же время светилось такой наивностью, что Аймир невольно рассмеялась.

— Конечно, только с чего лучше начать?

— С самого начала. Я только знаю, что Акил ужасный лодырь, а у Дерси портится характер, и он не ладит с другими ребятами, — сказала Эран, смутившись.

— Ну, тогда давай присядем и поговорим. Мужчины не все такие уж ужасные, но и не все такие, как твой отец или мой Дэн. Некоторые из них — просто переросшие дети, обуза себе и всем окружающим, — улыбнулась Аймир.

Эран подумала, что уж это точно — про Лоркана Миллера. «Я знаю, что то, что он собирался сделать, — это прелюбодеяние, но точно не представляю себе, что же это такое? Что-то ужасное, если ты не замужем и не хочешь этого сама. Кто-то из девушек говорит, что они хотят быть с другими мужчинами, а Дейдр Девлин даже говорит, что уже была с мужчиной! Конечно, я бы могла почитать дорогие журналы, которые читают эти девушки, но лучше спросить у Аймир. Если они с Дэном этим занимаются, значит, это не так уж плохо», — подумала Эран.

Час спустя пришел Дэн и обнаружил, что его жена буквально захлебывается от смеха, сидя на софе рядом с Эран Кэмпион и вытирая набегающие на глаза слезы. Хорошо, что хоть кто-то может так рассмешить Аймир, но все же этот безудержный смех выходил за допустимые границы.

— О чем была такая смешная шутка, девочки? — спросил Дэниэл.

Эран не смогла вымолвить ни слова и снова захохотала, предоставив Аймир объясняться самой.

— Я боюсь, это о тебе, Дэн! — еле вымолвила Аймир.

— Обо мне? Что же я такого натворил? — удивился Дэн.

Они обе захохотали вновь, потом Эран поднялась и, немного успокоившись, сказала:

— Думаю, я лучше пойду. Спасибо за чудесно проведенный день. Аймир.

Дэн подумал, что Эран выглядит очень мило в своем новом розовом свитере, так подходящем к ее румянцу. Эран редко хохотала так громко и так долго. И Дэн никак не мог взять в толк, что заставило Эран так быстро уйти? Очевидно, это из-за его прихода?

Ранним рождественским утром Эран тихо выскользнула из дома и направилась к гавани. В Рождество всегда было весело и кругом полно народу, но Эран чувствовала, что ей хочется немного побыть одной. Засунув руки поглубже в рукава, как в муфту, она подошла к воде. Вдруг она услышала характерный всплеск и увидела двух дельфинов, которые подплыли совсем близко к берегу. Поняв, что девушка не представляет для них опасности, они начали так резвиться и играть, как будто знали, что сегодня Рождество и все веселятся и празднуют. Эран захотелось подплыть к ним, как она могла бы это сделать летом. Животные были такие доверчивые, что летом она плавала рядом с ними, хватала их за плавники, чувствуя, как от них исходят свобода и дружелюбие. Вся деревня знала этих дельфинов, звали их Фред и Барни. Но Эран считала, что такие простые, земные имена не подходят вольным великолепным животным. Девушка знала, что, пока она стоит на берегу, дельфины не уплывут. Они подпрыгивали из воды на десять — двенадцать футов, рассыпая в стороны мириады разноцветных кристалликов брызг. Но люди часто пользовались добрым нравом животных, поощряя их выпрыгивать вновь и вновь, до полного изнеможения, своими криками. Странно было, что они приплыли сюда именно сегодня.

С улыбкой Эран помахала им рукой и отошла от берега, думая, что эти дельфины были словно символом Данрасвея, одним из самых приятных воспоминаний, которые потом останутся у нее. И были они, правда, и символом надежды и радости, что должно было стать путеводной звездой в ее новой жизни. Когда-нибудь она снова увидит этих дельфинов, но этот день будет еще очень нескоро, и она станет совсем другой.

Когда Эран вернулась домой, пора было идти в церковь, о чем возвещали колокола на большой католической и более скромных размеров протестантской церквях. Из этих двух зданий Эран больше нравилось последнее, из серого камня. Строгое и аккуратное, оно было хоть и поменьше, но доминировало над первым. Церковь была полна народу, все были разодеты в лучшие наряды и обменивались приветствиями, галдя как воробьи. Вышел отец Кэрролл, и началась месса. Эран особенно любила рождественскую мессу: горели огромные белые свечи, играл орган, наполняя всех вокруг ощущением общности и бесконечности продолжающейся жизни. Она начала петь с хором, красиво и четко, и так продолжалось в течение часа, пока не дошли до ее любимой «Тихой ночи». В школе она пела в церковном хоре и обычно стояла на кафедре, теперь она была тут вместе с семьей, но все равно пела. Эран была и рада и печальна, потому что, возможно, это последнее Рождество, которое они встречали вместе.

Валь и Шер уже ушли из семьи, и Эран знала, что Конор тихо всплакнул прошлой ночью по этому поводу. Она просунула свою руку в жесткую ладонь отца и пожала ее, на что он крепко сжал ее руку в ответ. Конор выглядел так неуклюже в своем праздничном костюме, который изредка надевал по особым случаям и снимал сразу же после праздника.

Месса отвечала состоянию души Эран, она чувствовала, что находится в церкви даже не из-за содержания мессы, скорее музыка была ее религией. Бог был не в церкви, а словно возносился в небо с поющими голосами.

Дома Эран взяла маленький подарок, приготовленный для Аймир и Дэна, и сказала матери, что скоро придет.

— Ты что, не собираешься помочь мне со всей этой готовкой? — заворчала Молли.

— Я все приготовила вчера вечером, мама. Надо только поставить в духовку. Акил тебе поможет, а я приду через полчаса, — ответила Эран.

Не дожидаясь слов Молли. Эран побежала к гавани, к дому Рафтеров, где в окне нарядно блестела елка. Дэн приветливо открыл дверь, и Эран неуверенно остановилась, услышав множество незнакомых голосов. В гостиной устроили небольшую вечеринку. Эран узнала нескольких своих предыдущих учителей, включая мистера Лейвери, учителя музыки. Там были также трое незнакомцев и высокая элегантная женщина — мать Аймир. Ханнак Лоури. Все улыбнулись ей, но Эран почувствовала себя непрошеной гостьей.

— Счастливого Рождества, Эран!

Аймир подошла обнять ее, словно ставя девушку в центр событий. Лицо Аймир было приветливо и немного разгорячено. Эран нервно пожимала всем присутствующим руки, отметив про себя изысканность женских туалетов, заметив огромную янтарную брошь у Ханнак и удивившись, что мужчины не оттягивают пальцами внутреннюю часть своих воротничков, как это часто делал Конор. Звучали какие-то рождественские песнопения. Дэн тоже выглядел очень изысканно и элегантно в костюме-тройке.

— Выпьешь с нами немного шерри, Эран? Сухой или со сливками? — спросил Дэн.

— Ну, Дэн, — сказала Аймир осуждающе, — нельзя задавать сразу столько вопросов. Налил бы просто сухого.

Шерри был холодным и обжигающим, и Эран старалась не поперхнуться, чувствуя на себе пристальный взгляд Ханнак. Хорошо, что ей нельзя задерживаться надолго.

— Я хотела вам подарить вот это, дорогие Аймир и Дэн, — сказала девушка.

Она достала маленький неуклюжий сверток, и, к ее ужасу. Аймир стала открывать его здесь же, на глазах у всех.

— Посмотрите, не правда ли, это мило? — воскликнула Аймир.

Это была маленькая каменная урна, на которую облокачивался сатир, озорно заглядывая в углубление для цветов.

— Это для твоего сада. Я не знала, какие именно цветы тебе нравятся, поэтому купила несколько пакетиков семян, чтобы ты сама могла выбрать. Продавец сказал, что в таком горшочке будут хорошо смотреться азалия или маргаритки, — сказала Эран.

Эран обрадовало, что Аймир и Дэну ее подарок, похоже, понравился. Они показывали урну гостям, обсуждая, какие цветы в ней будут лучше смотреться.

— Замечательный подарок. Эран. И у меня как раз есть для него место. Это подставка, которую Дэн купил на аукционе прошлым летом. Видишь, вон там в уголке сада? Там высоко, и Сэмми ее не собьет. Большое тебе спасибо! — сказала Аймир.

Улыбка Эран была смущенной, а Аймир улыбнулась широко, поворачиваясь к Дэну.

— Ну, давай. Дэн, веди Эран к новогодней елке.

Дэн подвел Эран к елке, под которой девушка обнаружила подарок со своим именем. Друзьям всегда было принято просто дарить подарки, но те, что предназначались для очень близких друзей или родственников, всегда клали под елку. Эран взяла в руки сверток: он был массивным и тяжелым.

— Что это? — спросила девушка.

— Открывай — и увидишь, — засмеялся Дэниел.

Эран взволнованно развернула волнистую золотую ленту и зеленую бумагу и увидела тяжелую черную коробку. Всем было любопытно, и, не желая задерживать внимание окружающих, Эран подняла крышку.

— О! — На белой сатиновой подушечке лежал сверкающий серебристый гобой.

— Но, Боже мой, это же… это… — Она еле могла говорить. — Это же гобой!

Эран почувствовала, что сейчас расплачется, взяв его в руки и ощущая приятный вес музыкального инструмента. Она не представляла, что такое чудо вообще может существовать! У мистера Лейвери гобой был совсем другой! Простенький и обшарпанный, и им пользовалась вся школа. Зачарованная, Эран во все глаза смотрела на подарок, почти не слыша, что говорит ее бывший учитель музыки. Но тут Дэн взял ее за руку и остановил мистера Лейвери.

— Нет, Люк, дайте ей хоть на мгновение самой почувствовать его. Что ты думаешь. Эран? Сможешь извлечь из него пару-другую гамм? — спросил Дэн.

Гаммы? Но такой инструмент был не для гамм! Он был действительно для мастера, способного достичь уровня, достойного этого инструмента. Для Эран он, пожалуй, слишком хорош! Только практикуясь ежедневно, можно было, пожалуй, извлечь настоящую мелодию из этого дивного подарка.

Люк Лейвери сгорал от нетерпения.

— Дэн, Аймир, где же вы его достали? Он восхитителен, я никогда не видел подобного! Эран, если ты сейчас же что-нибудь на нем не сыграешь, я у тебя его просто выхвачу из рук и сыграю сам. Играй же! Послушаем тебя!

Играть, сейчас? Но все этого так ждали, что Эран и самой захотелось сыграть, хотя она не прикасалась к инструменту уже шесть месяцев.

— Я должна сначала разогреться, — пробормотала она.

Она мягко прошлась по капкам, тихонько сыграла «Колокольчики звенят» и «Рудольф», просто чтобы разогреть пальцы и придумать, что же ей сыграть по-настоящему? «Ловцов жемчуга»! Эран никогда не видела нужных нот, но слышала эту мелодию много раз в этом доме с того памятного вечера. Эран могла сыграть и со слуха, она знала, что сможет!

Сделав глубокий вздох, она поставила пальцы в нужные позиции и поднесла губы к холодному инструменту, думая о дельфинах, которые были так же счастливы, как был грустен ловец жемчуга или ее собственный отец, простой моряк, чью грусть она ощутила сегодня утром. Эран почувствовала внутреннюю уверенность, не осознавая, что ее глаза заблестели, как мокрые жемчужины. Поплыли первые ноты, затем следующие, уверенно и сильно уносясь за пределы комнаты, увлекая за собой аудиторию, набирая силу, доходя до окон, в которых было видно море. Дэн мягко начал подпевать, хотя и не знал слов; но их знал Люк Лейвери и как раз вовремя подключился к тенору, обогащая французскую лирику своим коркским акцентом.

Поднимаясь все выше, набирая силу, музыка качала их, словно океанская волна, достигнув своего крещендо, и вдруг будто разбилась, выплеснувшись на берег, угаснув, но обещая продолжение… Эран не поднимала глаз, пока не доиграла. Подняв взгляд, она встретилась глазами с Люком, и, словно один музыкант узнал в толпе другого, оба знали, что было бы здорово, если бы его гобой тоже оказался тут, чтобы достичь настоящей гармонии. Всем слушателям очень понравилось, и тут голос Ханнак прозвучал в абсолютной тишине:

— Я не упущу вас из виду, юная леди!

Все заулыбались и захлопали.

Как только Эран отложила инструмент, к ней вернулась прежняя робость. Она заставила себя улыбнуться, заметив, что пристальный взгляд Ханнак стал теперь более теплым. Эран впервые встретилась с матерью Аймир и почувствовала, что эта женщина словно ждала от нее чего-то особенного, будто устанавливала для нее какую-то планку.

Люк Лейвери не проронил ни слова, зная, что за него все сказал его взгляд. Спустя какое-то время он обратился к Дэну:

— А где же был наш баритон, когда он был нам так нужен? Вы скрываете свои таланты, мистер Рафтер!

Эран вдруг подумала, что Дэн был самым интересным из всех мужчин, которых она знала. Ей захотелось сыграть для всех еще одну пьесу, как все и просили, но ее уже ждала Молли.

— Простите, мне действительно надо идти. Простите меня, пожалуйста, — извинилась Эран.

Несмотря на протесты, она пошла к двери, крепко прижимая к себе гобой. Попрощавшись со всеми, Эран протянула Аймир конверт.

— Это небольшое стихотворение, Аймир. Просто чтобы ты знала, что я не падаю духом и не забыла о нашем разговоре на берегу, — сказала девушка.

Быстро обняв Аймир на прощание. Эран выбежала на улицу, прежде чем Аймир представилась возможность вскрыть конверт, и устремилась прямо в туман.

— Конечно, — мрачно сказала Молли, — с этим он и в сравнение не годится. Но думаю, тебе тоже понравится.

«Этим» был гобой, а что из себя представляло «он», Эран знала заранее: свитер, который мать вязала каждый год каждому члену семьи в качестве рождественского подарка. Каждый новый свитер был неотличимо похож на предыдущий. Но на это раз это было нечто новое. Пододвинув к себе коробку, из которой уже вытащили свои свитера Конор, Акил и Дерси, Молли извлекла оттуда нарядный ажурный свитер из лиловой ангоры, такой красивый, что Эран даже удивилась. Дело было не только в том, что ангора была намного дороже обычной шерсти, но и сам фасон был такой свободный, как будто Молли вязала его и думала о том, что отпускает свою дочь очень далеко, теряет ее, а потому старалась сделать хоть что-то, чего нельзя выразить словами. Эта вещь была лучшей из всех, что она когда-либо связала!

Конор моргнул:

— Красивый, детка, не правда ли? Примерь его.

Свитер был легким как пушинка, и Эран с удовольствием надела его. Шерсть ласково погладила ее по щеке, так нежно, как никогда не гладила родная мать, и мягко легла на плечи Эран.

— Мама, я никогда не думала, что ты можешь так здорово вязать. Мне так он нравится! — воскликнула девушка.

Редчайший проблеск улыбки тронул вечно сжатые губы Молли.

— Не стану врать, что это было легко, но на тебе он смотрится великолепно, — сдержанно сказала она.

В комнате не было зеркала, но Эран и так знала, что свитер ей к лицу.

— Он так не похож на все то, что ты вязала раньше! — повторила Эран.

— Да, и я надеюсь, мне больше не придется вязать такой сложной вещи, — отмахнулась Молли.

— Но ты должна! Теперь, когда у тебя получился этот, следующий связать будет намного проще. Люди будут раскупать их дюжинами! И платить намного больше не только за ангору, но и за саму работу. Такую вещь можно надеть в любое место, даже на вечеринку! — воскликнула Эран.

Нельзя сказать, что свитер был каким-то очень модным, просто есть вещи, которые, в принципе, никогда не выходят из моды. Спрос на такие вещи всегда только растет. Казалось, Молли впервые обратила внимание на мнение дочери.

— Ты серьезно так думаешь?

— Определенно, — твердо ответила Эран.

— Ну тогда я, возможно, попробую связать еще один такой, — кивнула мать.

— Это обязательно надо сделать, — кивнула в свою очередь дочь.

Эран уже подарила матери легкую цветочную туалетную воду на Рождество, но тут девушка увидела, что те несколько слов, которые она сейчас сказала матери, значили для Молли значительно больше. Если бы только Молли поверила ей, последовала бы совету дочери! Воспользовалась бы им, хотя, возможно, она никогда не будет душиться туалетной водой! Но даже пока Эран еще говорила. Молли уже повернулась и побежала к духовке с возгласом:

— У меня горит индейка!

— Аймир, я не могу, правда. Возьми это обратно, — попросила Эран.

— Нет, сделай, как я сказала, и положи их поглубже в сумку, так, чтобы не потерять, — настаивала Аймир.

Аймир говорила с Эран тем же безоговорочным тоном, что и обычно в классе. Такой тон не допускал непослушания. Плача. Эран положила в свою сумочку пачку фунтовых банкнот.

— Я тебе все верну, даже с процентами, — бормотала девушка.

— Мне будет важно знать, достаточно ли этого будет на все твои расходы. Если нет, сразу дай мне знать, — велела Аймир.

Эран чувствовала себя очень неловко. Сначала Аймир купила ей билет на самолет и предложила довезти ее до аэропорта в Корке; затем — договоренность с миссис Митчелл о встрече Эран в аэропорту в Лондоне, что превращало долгую пятнадцатичасовую дорогу всего лишь в двухчасовую. А теперь еще и это! Это уже чересчур!

Эран так стремилась в Лондон еще совсем недавно, а теперь поняла, что ей вовсе не хочется уезжать. Но Дэн уже укладывал ее чемодан в багажник машины, а рядом был гобой, который Эран не хотела ни на минуту выпускать из виду. Аймир повернулась к родителям Эран, открывая им дверцу машины. Они не увидели эти деньги, и Эран не могла заставить себя сказать им об этом. Конечно, с их стороны было плохо, что они не могли теперь предложить Эран никакой материальной поддержки. Но, увидев деньги Аймир, Конор просто сгорел бы от унижения.

Январское утро было солнечным, но что-то мрачное словно нависло над пятью пассажирами машины, когда они отъезжали. Акил и Дерси махали им рукой. Чувствуя, что Молли и Конор явно не в своей тарелке, Дэн включил радио, предоставив Аймир уверять всех, что Лондон относительно безопасен и что она предупредила Эран, чего надо опасаться. А разве не обещали Митчеллы позаботиться об их дочери, разве не замечательной они были парой, разве Холли Митчелл не была на самом деле Холли Клиффорд, родом из Клонакилти? Конечно, у Эран будет все в порядке, и она с ними поладит. Но голос Аймир все равно невольно выдавал ее беспокойство, она испытывала чувство неизвестности и глубокую внутреннюю боль. Если у кого-то и было право испытывать все эти чувства, так это только у Молли. Но Молли молча, как-то пассивно сидела на заднем сиденье, а Эран сидела между ней и Дэном.

— Здорово будет увидеть Валь, правда, папа? — спросила Эран.

— Да, — кратко ответил Конор.

Валь приезжала повидать сестру в аэропорт, и выражение лица Конора на мгновение изменилось, а потом опять стало хмурым. Наконец, стал виден Корк. Но тут Дэн повернул в сторону, ведя машину по указателям к аэропорту, и словно ушел в себя. В последнее время он очень привязался к Эран и теперь боялся заговорить и дать волю эмоциям. По приезде в аэропорт он снова занялся багажом, предоставляя возможность остальным пройти к терминалу, где их ждала Валь. Взяв в свои руки контроль над ситуацией. Валь дружелюбно щебетала с Молли и Конором и вела себя так, словно она была в аэропорту завсегдатаем. На самом деле она была здесь впервые и завидовала Эран, что та отправляется в Лондон. Эран же, похоже, совершенно не радовало путешествие. Она выглядела просто деревенщиной со своими широко открытыми глазами. Но ничего, город скоро наложит на нее свой отпечаток.

В аэропорт приехали незадолго до вылета, как того хотел Конор, но время тянулось мучительно. Чемодан проверили и сдали в багажный отсек. Дэн принес напитки, и все, кроме Аймир, с удовольствием их выпили. Аймир знала, что любой глоток питья полностью эмоционально выведет ее из себя. Валь пыталась перевести разговор на любую подворачивающуюся тему: вспоминала свои школьные годы с миссис Лоури, дом Рафтеров, их спаниеля, хоть чего-нибудь, что могло удержать остальных от слез. Наконец объявили вылет, и все поднялись на ноги.

— А что в этой коробке, Эран? — спросила Валь.

— Мой гобой, Валь. Дэн и Аймир подарили мне его, — ответила Эран.

— Правда? Я думала, ты забросила эти глупости, — сказала Валь.

— Да, я несколько месяцев совсем не играла, когда у меня не было инструмента, но этот надо видеть: настоящее произведение искусства! — воскликнула Эран.

— Разве тебе не везет? Я-то бываю рада, когда Финбарр покупает мне пачку сигарет в магазине, — проворчала Валь.

Валь могла себе позволить так пошутить. Все прекрасно знали, что Финбарр был у нее под каблуком. И плохо ему приходилось, если жена оставалась недовольна. Но с чего это вдруг Рафтерам было дарить Эран гобой? Это ни в какие рамки не лезло!

— Ну что ж, удачи тебе, сестренка. Хорошо проводи время и дай мне знать, нет ли там у этих Митчеллов свободной комнатки, — пошутила Валь.

Эран подумала, что никогда бы этого не сделала: она едет туда работать, а не погостить, как в отеле. Но все же она была благодарна Валь за то, что та отвлекла всех своими разговорами и никто не заплакал. Эран хотела быстрее попрощаться, чтобы не усугублять ситуацию. Она наскоро обняла Дэна и Аймир, затем Молли и Конора. У Молли было такое выражение лица, словно ее неожиданно осветили в темноте электрическим фонарем, а Конор сглотнул и уставился на свои ботинки.

— Я напишу вам, как только приеду, папа. И помнишь, что я обещала тебе? — спросила Эран.

Но Конор не хотел от своей дочери ни лодки, никаких мечтаний и фантазий. Все, чего он хотел, — это чтобы она была здорова и в безопасности и поскорее вернулась к нему. Конор хотел как-то отблагодарить Рафтеров за то, что они купили Эран билет на самолет, что позволило его милой дочери избежать долгого опасного переезда, но никак не мог этого сделать. Просто не мог вымолвить ни слова!

— Удачно тебе добраться, дочка. И не забывай нас, ладно? — пробормотал он.

Голос Конора был хриплым до боли, так что Эран могла только быстро кивнуть в ответ, в последний раз пожать руку Аймир и быстрым шагом направиться к выходу. К тому моменту, как она миновала охрану и офицеров таможни и оказалась на другой стороне барьера, по ее щекам катились крупные слезы, как у маленького ребенка.

Конор наконец смог как-то собраться, чтобы задать провожающим следующий вопрос:

— Мистер Рафтер, есть ли тут где-нибудь место, откуда мы сможем посмотреть, как улетает самолет?

Дэн повел их на площадку к взлетной полосе, и Молли благодарно последовала за ним. Только Аймир держалась позади, чувствуя себя не в силах смотреть на то, как улетает Эран. Но и не смотреть она тоже не могла, поэтому обессиленно поплелась за ними. Но когда они дошли до обзорной площадки, Аймир увидела, что она была далеко не единственная, расстроенная отъездом близкого человека. Сюда пришло много родителей, чтобы в последний раз взглянуть на своих детей перед отъездом. Аймир узнала родителей мальчика, который учился у нее в прошлом году. Должно быть, им было очень тяжело, ведь они провожали единственного сына. Но не легче было и Молли с Конором. Они фактически теряли вторую дочь. Шер уже улетела от них какое-то время тому назад, и они не видели ее с тех пор…

Но почему же уезжала Эран? У нее была работа, все было не так безнадежно, как у многих других. Ирландия продолжала терять свою молодежь, самых умных и одаренных… Казалось, для них здесь не было надежды, работы, альтернатив. Если бы они оставались, возможно, появилась бы и работа, и надежды, потому что населения бы было больше, а значит, требовалось бы больше услуг. Когда-нибудь надо разорвать этот порочный круг!

Аймир так захотелось однажды вернуться в этот аэропорт и не увидеть ни одного уезжающего эмигранта. Как хочется увидеть наконец улыбающихся родителей, счастливых детей, удовлетворенных и процветающих, уезжающих только на праздники, на которые они честно заработали и которые могут себе позволить!

«На сегодняшний день молодые люди образованны, многое могут, но здесь они не нужны. Мы отпускаем их, знаем, что не можем удержать, разбиваем свои сердца. Это несправедливо — учить своих детей, чтобы они работали на других! — подумала Аймир. — Эран не могла сказать мне уважительную причину своего отъезда, хотя должна была, как обязан назвать ее каждый, покидающий эту страну. Мы должны хотя бы знать, чего им больше всего не хватает, чтобы улучшить ситуацию здесь! Даже если наши собственные дети не доживут до лучших времен. Ирландия — красивый остров, богатый и плодородный, хотя и немного запущенный».

Каждый ирландский родитель отдал хотя бы одного своего ребенка Америке или Англии. И теперь Аймир знала не понаслышке, как это больно!

ГЛАВА 3

Только посмотрите на них! Холли Митчелл по привычке рассуждала про себя. Она уже шестнадцать лет, как уехала, а ирландцы ничуть не изменились. Громкий смех и красные возбужденные лица, которые, как они думают, скроют, что они ощущают себя не в своей тарелке. Опущенные робкие глаза девушек, их простенькая одежонка, их неуверенность. И это еще были счастливчики, которые нашли средства на самолет, которых ждала работа официантов или продавцов в отелях, или даже должности в офисах. По крайней мере, они не будут рыть канавы или шататься повсюду в поисках работы, безудержно пить или употреблять наркотики. Но все эти «новенькие» выглядели такими потерянными и виноватыми, как будто уже стали пропащими людьми. Почему они не могут высоко поднять голову и дать этой стране понять, что ей тоже есть чему поучиться у Ирландии? Раз они вынуждены сюда приезжать, почему никто не организует специальные курсы для них, не научит их правильным манерам?

А вот и новая няня. Хорошо хоть, что не перевязала свой чемодан веревкой! Но заметно, что она плакала, и наверняка будет плакать и сегодня ночью. Будет плакать всю неделю! Надо надеяться, что это не будет продолжаться вечно. Прошлая помощница вообще плакала без конца. Улыбалась бы хотя по воскресеньям…

— Эран Кэмпион? Добро пожаловать!

— Миссис Митчелл? Здравствуйте! — ответила та.

Девушка немного неуклюже поклонилась, улыбнувшись Холли. Эта, пожалуй, окажется лучше прежней. Но разве ей уже восемнадцать лет? Не может быть, она же совсем ребенок! Она просто накрасилась для той фотографии, но это ничего — хоть проявила инициативу. Видно, ей очень хотелось получить эту работу, значит, она будет за нее держаться.

— Ну вот ты и приехала, Эран. Добро пожаловать в Лондон, — сказала Холли.

— Спасибо, а где же ваш малыш? Где Олли? — спросила Эран.

— Дома. Я не таскаю его с собой повсюду, — ответила миссис Митчелл.

Эран вспомнила — мама брала их всех с собой, куда бы ни шла, пока они достаточно не подросли для того, чтобы оставаться дома. Но кто же тогда сейчас присматривает за Олли? Наверняка не его папа. Папы этого не умеют. Но каким бы ни оказался этот папа, мама выглядела просто очаровательно, имея уже двухлетнего ребенка и ожидая второго. Миссис Митчелл, в общем-то, не то чтобы очень красивая, но очень видная. И на ирландку она совсем не похожа, скорее уж на француженку или на итальянку, как и те женщины, что спрашивали у Эран дорогу в Ферлиг прошлым летом. Она похожа на женщин из журнала, который выписывает Аймир. А сама, должно быть, думает, что Эран выглядит, как Мэри Хик.

Да. Холли точно так и подумала, только увидев Эран. Но, рассмотрев ее поближе, когда они шли к машине, она заметила, что девушка от природы грациозна, и это даже заставляет забыть об ее убогой одежде. У нее свежий цвет лица, большие невинные глаза, золотистые кудри. У нее такая легкая поступь, она выглядит такой хрупкой, словно в ней есть что-то от сказочной нимфы, и это заставило Холли невольно захотеть оберегать девушку.

Дом Митчеллов располагался в Ислингтоне. Эран разговаривала всю дорогу до дома, скромно, но чистосердечно и с явной наивностью она восхитилась Ровером, городом, по которому они ехали. От ее ясных серых глаз не ускользала ни малейшая деталь. Ее живой интерес ко всему окружающему был очевиден, и Холли поняла, что Эран не могла не заметить ее хорошо скроенное пальто, уложенные волосы, отполированные ногти, новенькие туфли и шарфик. Таков был обычный гардероб работающей женщины, однако значительно более богатый, чем Эран наблюдала даже у Аймир.

— А вы уже долго живете в Лондоне, миссис Митчелл? — спросила Эран.

— Зови меня просто Холли. Эран, — сказала та.

— Холли, а когда вы уехали из Корка? Вам здесь нравится? — продолжала расспрашивать Эран.

— Да, нравится. Я приехала сюда работать медсестрой, когда мне было всего лишь девятнадцать лет, и в двадцать восемь уже открыла свое сестринское агентство. Через меня прошли тысячи ирландских женщин. Из них получаются отличные сестры.

— Правда? Почему? — с интересом спросила Эран.

— Потому что они очень заботятся о своих пациентах. Они делают это не для себя, а для них, вкладывая в работу всю душу. У них также удивительное чувство юмора, так что никто из больных никогда не чувствует себя одиноким и не впадает в депрессию. Некоторые из сестер тяжело привыкают к работе, потому что слишком близко принимают к сердцу чужую трагедию и боль. Но потом они полностью сосредоточиваются на работе, порой забывая даже про свою личную жизнь. Они никогда не теряют духовную связь со старым Бларни… — Холли вздохнула.

— Я никогда не целовала камень Бларни, Холли, а вы? — спросила Эран.

— Ты шутишь? Я не знаю никого из Корка, кому бы довелось это сделать. Хотя, возможно, тебе как раз и доводилось. Я почему-то так подумала, когда тебя увидела. Тебе ведь не восемнадцать, верно? — Холли прищурилась.

— Ну… почти. — Эран смутилась и отвела глаза.

— Ничего страшного. Главное, справляешься ты с работой или нет. Я даю тебе неделю на тоску по дому, а потом надо будет перестать ныть. Как я говорила, я основала свое агентство, в тридцать лет вышла замуж за Уолтера, в тридцать три родила Олли. Он настоящий маленький демон, но я его просто обожаю. Надеюсь, ты тоже полюбишь его. Если я могу отлучиться с работы, я сама сижу с ним дома. Это же мой ребенок, и я собираюсь дать ему прекрасное образование. Когда родится другой ребенок, у меня будет дел по горло, но я надеюсь, что ты тоже будешь хорошо справляться со своей работой.

— Да, Холли, я буду очень стараться. Аймир сказала, что не стоит ехать в Лондон, если не собираешься там остаться и воспринимать его всерьез, — кивнула Эран.

— Аймир? Это твоя учительница, с которой мы говорили по телефону? — уточнила Холли.

— Да, мы с ней большие друзья. Она хорошо знает Лондон. — И Эран улыбнулась, надеясь, что эта дружба с Аймир даст ей возможность выглядеть хоть немного старше. Холли очень мила, но она твердо знает, чего хочет, поэтому явно не потерпит всякой чепухи.

— Я рада, что Аймир дала тебе такой совет, но теперь послушай еще и мой, — сказала Холли.

— Да? — Эран сосредоточилась.

— Держись подальше от ирландских районов, от всяких сборищ эмигрантов. Сначала испытываешь большое искушение к ним примкнуть, потому что в большом городе ты одинок. Но если ты поддашься этому искушению, то дни свои закончишь в гетто. Такой путь ни к чему хорошему не ведет. Ты должна знакомиться с коренными британцами, общаться с ними, стараться изо всех сил. Это не означает потерю собственной культуры или национальной индивидуальности. Просто это поможет тебе продержаться, а не сразу захотеть побежать домой к родной мамочке. Буквально или иносказательно. Ясно? — Холли строго взглянула на Эран.

— Но я не собираюсь бежать домой к мамочке, — возразила Эран.

— Хорошо. — Холли кивнула.

— Но, Холли, вы же дали рекламу в ирландскую газету, чтобы найти ирландскую девушку. Почему вы не взяли англичанку? — спросила Эран.

— Ты торопишься с вопросами, Эран, но пусть лучше все сразу встанет на свои места. Мне нравится видеть родные лица и слышать родной акцент. Но это касается только моего дома! А еще одна причина, по которой я взяла ирландку, заключается в том, что ирландские девушки хорошо обходятся с детьми, и еще в том, что я хочу предоставить кому-то шанс в жизни, как когда-то его предоставили мне. Люди помогали мне, когда я приехала сюда, так что теперь я тоже пытаюсь помочь другим. Это огромная страна. Эран, и ты можешь неплохо здесь устроиться, если постараешься. Здесь очень много возможностей. — Холли улыбнулась.

— А нет ли тут вечерней школы, в которую я могла бы пойти? — спросила Эран.

— О, а ты не теряешь времени даром! Да, здесь их много. А что ты хочешь изучать? — спросила Холли.

— Бизнес. Как управлять делами, — твердо сказала Эран.

— Ясно. Думаю, я смогу тебе в этом помочь, да и Уолтер тоже. У него пять антикварных магазинов, — задумчиво произнесла Холли.

Эран подумала, что антикварные магазины должны приносить хорошие деньги… Они подъехали к дому с большой террасой. В доме родителей Эран тоже была терраса, но на этом сходство полностью заканчивалось. Это был настоящий особняк по сравнению с домом ее родителей. Дом был приятного кремового цвета, с двумя каменными львами, сидящими у парадной двери. Звонок был отполирован, а рядом с домом стояла еще одна машина. Здание весьма впечатляло, но что-то в нем — то ли приветливо дымящаяся труба, то ли ярко-зеленый газон — напоминало о детстве.

Выкрашенная алой краской дверь отворилась, и навстречу им вышел маленький мальчик со светлыми, подстриженными в форме каре волосами, с маленькими аккуратными очками на огромных голубых глазах. Он буквально горел от нетерпения поприветствовать их.

— Новая няня, новая няня! — закричал он.

Холли понравилось, как дружелюбно Эран наклонилась поприветствовать малыша, что она лишь слегка отклонилась, но не рассердилась, когда сынишка Холли взял в ручку прядь ее светлых волос, как бы желая посмотреть, насколько они мягкие.

Холли подумала, что эта новая няня не похожа на прежнюю. Она не будет так сильно скучать по дому, по своей маме и не станет рассказывать всем, сколько она привезла с собой ветчины и шоколадного пудинга. Холли еще не знала, почему Эран приехала сюда, но надеялась, что она останется. Тогда все сложится к лучшему.

У Эран ушел целый месяц, чтобы ко всему здесь привыкнуть и еще месяц, чтобы совсем расстроиться.

В первую ночь она очень долго плакала. Но, плача следующей ночью, она осознала, что ее слезы не должны быть заметны за порогом ее спальни. А на третью ночь Эран подумала о своем замечательном гобое. Тут же в памяти всплыли прощальные слова Конора, а затем и прекрасные ноты «Ловцов жемчуга».

В первую же неделю был установлен распорядок ее дел. Холли давала ей много работы по дому в свободное от занятий с ребенком время. С Оливером у Эран сразу установились хорошие отношения. Мальчик был очень живым и подвижным, но его энергия немного убывала к полудню, и тогда у Эран было два свободных часа во время его дневного сна. Однажды, уложив ребенка спать. Эран пошла в свою комнату и взяла гобой. Она закрыла все двери поплотнее и приложила инструмент к губам. Через несколько минут Эран услышала детский плач. От одной мысли, что она разбудила ребенка, девушка ужасно расстроилась и быстро побежала успокаивать малыша. Но оказалось, что было уже четыре часа. Эран и не заметила, как проиграла подряд два часа! Так с тех пор и проходили каждые два часа дневного сна малыша. Для Эран это было отдыхом и удовольствием. Она словно мысленно возвращалась домой и испытывала тайную глубокую радость.

Каждое утро они отправлялись с малышом на прогулку в его коляске. Эран позволяла ему рассматривать незнакомые цветы, она и сама с таким же рвением исследовала все вокруг. Ислингтон был маленькой деревушкой с длинными улицами. Холли никуда не отпускала Эран в течение нескольких выходных, пока Эран не освоилась.

Уолтер Митчелл был очень молчаливым человеком, так что Эран вначале думала, что она ему просто не нравится. Но потом она поняла, что он просто ее не замечает. Эмигрантки прибывали сюда не реже почтальона или молочника. Но на третий уик-энд, когда на улице был сильный дождь и Эран была вынуждена остаться с семьей Холли в свое свободное время, девушка услышала, что Уолтер заговорил о своем бизнесе. Это был серьезный человек, который говорил с ней на равных, как со взрослой, объясняя, как непросто вести такое дело. Надо было изучить намного больше, чем Эран раньше казалось.

На следующий же день Эран подала документы в колледж, находящийся всего в двух милях от дома Митчеллов, и, к ее огромной радости, девушку приняли на весенний семестр, который начался всего неделю назад. Холли же была этим немного удивлена.

— Я думала, что ты хочешь научиться играть профессионально на своем гобое, у тебя ведь так здорово получается! — сказала она.

Эран очень смеялась, когда Холли сказала, что подумала — у Эран в комнате спрятана живая курица, которую заставили выкурить пачку сигарет. Это Эран пробовала сыграть не просто мелодичную музыку, как обычно, а ту, что она слышала в ближайшем книжном магазине.

— Мне бы хотелось играть профессионально. Холли, если бы я знала, что у меня это получится. Но для моего уровня нужно что-то дополнительное, нечто, что, мне кажется порой, я нахожу, но это тут же от меня ускользает, — сказала Эран.

С занятиями по бизнесу дела обстояли совершенно иначе. В них не было никакой иллюзорности. Хотя изучаемый материал был весьма сложен, Эран словно бросала вызов судьбе и крепко держалась от одной сессии до другой. Удивленные ее юным возрастом и упорством, преподаватели и другие студенты были с ней дружелюбны. Эран нравились те четыре вечера в неделю, которые она проводила в колледже, занимаясь вместе с другими студентами, нравились кофе и разговоры после занятий. Музыка наполняла ее вдохновением и радостью от преодоленных трудностей, и в колледже Эран чувствовала твердую почву под ногами.

Книги и ноты были дорогими, но Эран тщательно блюла расходы, памятуя о том, что ей следует каждую неделю высылать домой по почте половину от своей зарплаты. Письма, приходящие из дома, не изобиловали признаниями в семейной любви к ней, но Эран чувствовала, что выполняла свой долг.

Но все же… Сколько еще ей придется так жить? Год, два, десять лет или всю жизнь? Она почувствовала себя виноватой, подумав о том, что рыболовство у нее на родине, возможно, никогда не будет приносить нормального дохода. Так что ее семья еще долго не обойдется без ее финансовой помощи. Эран было не то чтобы жалко денег для своей семьи, просто для молодой девушки слишком большое искушение представляло все то, что она видела в больших магазинах. В Ислингтоне ассортимент товаров был значительно богаче, чем в магазинах Данрасвея или Ферлига. Эран редко уступала своим искушениям и почему-то никогда не получала истинного удовольствия от своих покупок. Кроме того, много денег уходило на автобус: Холли не разрешала ей возвращаться вечером пешком одной. И хотя Эран совсем не обижало, что одноклассники подшучивали над ее ирландским акцентом, ее сильно задевало то, как они смотрят на ее одежду. Все же учеба была главным делом, и когда она выполняла домашние задания, гобой искусительно поблескивал в углу.

Холли очень скоро обнаружила абсолютную никчемность Эран в ведении хозяйства. Холли была в ужасе, обнаружив, каким образом Эран варит бульон из антрекота.

— Боже. Эран, это же не капуста! Посмотри, вот здесь кулинарные книги: неужели ты не знаешь, что можно не только варить, но и жарить, выпекать и готовить мясо в гриле? — спросила она.

Эран пришлось изучать эти книги. Холли и Уолтер были с ней удивительно терпеливы. Их отношения становились все более близкими с каждым днем. Даже если Эран немного грубовато шутила, Уолтер молчал. Что поделаешь, если у Эран не было такого чувства юмора, как у его жены! Эран обладала другими достоинствами: она была доброй и терпеливой, если не вспоминать тот день, когда она оставила коляску Олли на улице под дождем и та промокла насквозь. Никто другой бы до такой глупости не додумался! Но Уолтер простил ее в тот же вечер, когда Эран исполнила по его просьбе одно из музыкальных произведений на гобое: он был очень растроган.

Ее страстное желание писать Аймир каждый день было перебито множеством дел. К январю длинные подробные письма с бесконечной болтовней о всяких пустяках превратились в коротенькие открытки, посылаемые сначала два раза, а потом и раз в неделю. Но однажды Холли предложила ей способ получше.

— За твое упорство и трудолюбие, Эран, я позволю тебе раз в месяц пользоваться нашим телефоном. Можешь поговорить с Ирландией десять минут. Делай это по субботам или вечером, когда стоимость разговора дешевле, — сказала Холли.

На самом деле Холли была втайне благодарна Эран за то, что та не пыталась использовать хозяйский телефон на длинные звонки домой с постоянным нытьем чуть ли не каждый день, как это делала предыдущая няня. Обрадованная Эран указала в письме к Аймир время, когда ее можно застать дома, чтобы та могла пригласить любого члена семьи Эран поговорить с ней. Аймир, в свою очередь, тоже стала звонить Эран раз в две недели. Это немного смягчало острую тоску девушки по дому. Хотя с Митчеллами невозможно было быть одинокой или несчастной! Для тоски у Эран не оставалось времени: слишком много было работы и учебы. Жизнь сама установила для нее такой бешеный ритм, что Эран засыпала, едва коснувшись головою подушки, и ей не оставалось времени даже просто помечтать.

Пришел февраль, и Холли позвала к себе Эран, чтобы серьезно кое о чем поговорить.

— Ты знаешь, что у меня будет шестинедельный отпуск, Эран, так что я не выйду на работу раньше апреля. Ребенок, по прогнозам врачей, должен родиться в четверг, и когда я вернусь из больницы, я хочу проводить как можно больше времени с малюткой и с Олли, чтобы он не чувствовал себя покинутым. Поэтому у тебя появится больше свободного времени. Ты еще толком и не видела Лондон, но теперь, я думаю, ты освоилась и можешь сама все посмотреть.

— Конечно. Холли, я смогу, — кивнула Эран.

— Хорошо. Вот возьми эти карты и путеводители. Ты можешь пользоваться метро. Ты будешь нужна мне по утрам и вечерам, а днем у тебя теперь будет четыре-пять часов свободного времени, — сказала Холли.

Эран удивилась еще больше, когда в четверг, в точно назначенный срок, Холли родила девочку. В субботу они уже были дома, и после долгих обсуждений с бабушкой и дедушкой, приехавших из Уэльса, было решено назвать ее Мораг. С неделю Эран была занята не меньше, чем сами Холли и Уолтер, и всецело поглощена симпатичной малышкой, которую очень радостно встретили в семье. Как же крепко ребенок может держаться своими ручками, думала Эран, слушая веселое улюлюканье малышки, когда та повисала у нее на руках. Неожиданно для себя Эран осознала, что происходит какой-то странный процесс нового воссоединения членов семьи и что она здесь явно чужая. Она погрузилась в работу по дому, не зная, хотела бы Холли этого или нет. Мораг приносила огромную радость, да и Олли стал таким славненьким. Холли тактично дала Эран карты и отправила путешествовать по городу.

Стесняясь, что соврала про свой возраст, Эран не могла сказать Холли, что как раз сегодня был день ее семнадцатилетия. Ей не пришло из дома ни подарка, ни открытки. Аймир не знала точной даты, ее братья и сестры просто позабыли об этом, а Молли вовсе не считала нужным утруждать себя такими сантиментами. Конор бы написал ей, если бы ему напомнили, но, очевидно, этого никто не сделал. Эран даже не могла сказать об этом своим однокурсникам: это звучало бы слишком по-детски. Она взяла карты города, словно талисман, осознавая, что уже стала взрослой и теперь ей надо самой прокладывать себе дорогу в будущее. И ей совсем не хотелось думать, что в этом будущем она никогда не встретит человека, который верит в дни рождения. Нет, он обязательно будет помнить об этом, поздравит ее и отпразднует его вместе с ней! Теперь же Эран видела единственную положительную сторону в своем одиночестве — свободу, стараясь извлечь из этого максимальную пользу.

Но в этой свободе было и нечто, что ее не устраивало. Из относительной закрытости Ислингтона она вырвалась в намного более широкий мир. Словно приподнялся занавес над столицей Соединенного Королевства. Масштабы города поразили ее выразительностью ярких красок, историей, характером, палитрой контрастов: от процветания и благополучия до нищеты и убожества. На одной и той же улице соседствовали великолепные лепные фасады и гнездились фанерные домики, стоял нищий с протянутой рукой и шикарный «роллс-ройс». Здесь улица буквально кричала от нищеты, и тут же рядом витрина магазина блистала бриллиантами. Повсюду можно было встретить панков или рокеров в черной коже, с выкрашенными в безобразный яркорозовый цвет волосами и с огромными, устрашающего вида цепями и медальонами. Смесь самых разномастных людей, какофония языков! Эран раньше никогда не видела негров или даже просто цветных, и она заставляла себя прекратить глазеть на них, отводила взгляд от их странных костюмов, не зная, надели негры такое для пущего эффекта или просто так. Было ли принято носить такую одежду в стране, откуда эти люди приехали, или это была просто пустая бравада? Все это было так удивительно, что даже если бы она сотню лет подряд прожила в Лондоне, казалось, все равно бы никогда не привыкла к этим контрастам.

Эран бродила по городу в любую погоду, зная, что Митчеллы снова скоро загрузят ее работой. Она могла просто гулять по лондонскому метро, выходя на любых остановках, а в какие-то дни сама выбирала себе пункт назначения, проводя целый день в музее мадам Тюссо, в Риджент-парке или в Сити. В другие дни Эран изучала, какие покупки можно сделать на Оксфордской улице, затем ехала посмотреть на Гринвич, Кенсингтон или Пиккадилли. Ее переполняли самые разнообразные чувства от звуков, запахов, настроений определенных кварталов: повсюду бурлила жизнь, яркая и многообразная. Когда они говорили потом по телефону с Аймир о Лондоне, Эран даже не могла строить обычные фразы: все превращалось в сплошные восклицания.

Только учеба оставалась для Эран твердой почвой под ногами. Теперь она повсюду брала с собой книги: в Гайд-парк, где распускались первые тюльпаны, в кафе и на прогулки по площадям, даже на водный автобус и на пешие прогулки, которые она совершала. Уолтер помог ей оформить абонемент в библиотеку Ислингтона, все же остальное пока оставалось для Эран недоступным, дорогим и манящим. Она часто думала о том, что ей хотелось бы оставлять себе хоть чуточку больше из того, что она зарабатывала.

Но на это нельзя было рассчитывать. Молли постоянно писала дочери, что с рыбной ловлей дела обстоят все хуже, зимой вообще вряд ли удастся выходить в море, что Акил износил все ботинки и ему нужны новые, что ветер сорвал с крыши большую часть покрытия, а новое Бог знает сколько будет стоить. Дерси сломал зуб, и его надо было отвести к дантисту, на топливо подскочили цены, на шерсть тоже…

Эран сжала зубы, подумав, избавится ли она когда-нибудь от груза проблем своей матери. Голос Молли звенел в ее ушах, заставляя чувствовать свою вину и эгоизм, словно требуя от нее послать побольше денег, если она сможет сэкономить — на кофе со своими одноклассниками, не купит книги о Бизе и косметику, на которую она давно «положила глаз» в одном из магазинов. Но в апреле Холли наконец вернулась к работе, оставив маленьких Олли и Мораг на попечение Эран, поэтому девушке пришлось сосредоточиться на детях и на учебе — приближались майские экзамены.

Как-то вечером Эран стояла у плиты, помешивая спагетти, с книгой в другой руке, и вдруг незаметно вошла Холли.

— Здравствуйте, Холли. Как прошел день? — спросила Эран.

— Ничего, спасибо, Эран. А как мои малыши? — улыбнулась Холли.

Она побежала к детям, и только тут Эран ясно почувствовала явное противоречие в жизни Холли: женщина буквально разрывалась между работой и отчаянным желанием быть дома с детьми. Холли очень любила своих детей, на работе она постоянно думала о них, и такому положению вещей нельзя было позавидовать. Ведь в этой ситуации страдали в определенной степени как работа, так и дети. Эран подумала, что если у нее самой когда-нибудь будут дети, то это случится уж никак не раньше тридцати шести лет, как у Ханнак Лоури. Но ведь и Холли было уже тридцать шесть, и вот она оказалась в такой ситуации, даже с хорошо налаженным бизнесом. Почему мужчины не испытывают такой же острой привязанности к своим детям? Уолтер уходил утром из дома, даже не взглянув на малышек, он не звонил по пять раз на дню, не читал Олли сказку на ночь, не готовил малышке Мораг ночное питание. Эран привязалась к Холли. Девушка испытывала к ней глубокое уважение и хотела во многом походить на нее.

— Я делаю спагетти, Холли, это годится? — спросила Эран.

— Да, я так устала сегодня, что даже собиралась заказать готовую еду по телефону. Ты не должна готовить для нас, если это не касается детишек, — сказала Холли.

— Ой, меня это совсем не затруднит! Сегодня вечером у меня нет занятий. Вот, я наливаю немного кьянти в соус. А вы не хотите стаканчик? — предложила Эран.

— О Эран, ты просто золото! Дай-ка я наконец сниму пальто и присяду хоть на минутку, — вздохнула Холли.

Холли уселась на стул, держа на руках Мораг, и приняла у Эран бокал вина, прислушиваясь к болтовне Олли и с интересом разглядывая Эран. Девушка замечательно выглядела сегодня, и Холли решилась задать ей один вопрос, который давно ее интересовал.

— Мне нравится твой свитер, Эран. Где ты его купила? — спросила Холли.

— Мама связала его мне на прошлое Рождество, — ответила Эран.

— Правда? Она у тебя просто талантлива! А не свяжет ли она и для меня свитер? Я заплачу ей столько, сколько она сочтет нужным, — сказала Холли.

— Конечно, Холли, я думаю, она согласится! А какой цвет ты хочешь? И тебе, наверное, надо вязать немножко подлиннее? — спросила Эран.

— Да, верно. И конечно, другого цвета, зачем же нам с тобой носить одинаковые? Я сама выберу шерсть и отправлю ей.

Отужинав, Эран сгорала от нетерпения написать письмо Молли. Передав похвалы Холли своей матери, Эран поняла, что тон письма все же оказался сухим и жестким. Но возможность для Молли показать себя с лучшей стороны оставалась, и ее необходимо было использовать.

Два месяца спустя, одним июньским утром, таким солнечным, что, казалось, ничто не может нарушить его безмятежности, Аймир встретила Молли в лавке мясника.

— Здравствуйте, миссис Кэмпион, как у вас дела? — спросила Аймир, внимательно посмотрев на женщину в черном пальто, заметив ее новый шарфик и отметив, что мясник завернул ей изрядную порцию мяса. Знала об этом Эран или нет, но дела семьи заметно поправились в этом году за счет ее доходов. Акил и Дерси приходили в школу в теплой одежде, наконец у каждого из них появился полный комплект учебников, и они больше не бегали по другим классам, чтобы поменяться книгами.

— Я очень занята, миссис Рафтер. Эта моя проклятая дочь все соки из меня выжала! — буркнула Молли.

— Эран? Вы имеете в виду вязание? Но разве это не чудесно, что она нашла вам способ заработать? — удивилась Аймир.

— Да, первые несколько свитеров было нетрудно сделать, те, что предназначались для миссис Митчелл и ее друзей. Но я так больше не могу! — воскликнула Молли.

— Но, миссис Кэмпион, вы должны! Я только вчера говорила с Эран, она уже заказала для вас торговое место на рынке, все готово. Кроме того, вас же пятнадцать человек, вы можете поделить заказы между собой, — заметила Аймир.

— Тридцать свитеров к концу месяца? Вы, очевидно, и одного рядка за свою жизнь не связали! — парировала Молли.

Аймир посмотрела на огромный нож мясника, подумав, подаст ли мясник на нее в суд, если она сейчас воткнет этот нож в живот Молли. Возможно, и не подаст! Ну и женщина!

— Но Эран говорит, что сможет продать изделия по очень хорошей цене, так подумайте, как много это значит для ваших семей. Я знаю, это тяжелая работа, но она не может сравниться с рыбной ловлей — зимой, в ледяном океане! А если дело пойдет хорошо, подумайте, что ваши дети смогут до конца доучиться в школе, даже Акил, — воскликнула Аймир.

— А что с того толку? — нахмурилась Молли.

— Им не придется делать то, чем сейчас занимается Эран! Она видит свой шанс в малейшей возможности, даже если это всего лишь рыночный прилавок. А у других и того нет! Пусть за ней это место числится только по выходным, но это же начало собственного дела! — Аймир уже всерьез рассердилась.

— Что ж, посмотрим и подождем, что из этого выйдет. Нам надо отправить товар на грузовике с рыбой, как сказала Эран. Вы когда-нибудь слышали подобную чушь? — Молли скривилась.

— Прекрасная идея! У Чарли Дорана много свободного места, и он, возможно, даже не попросит за это денег. Разве что ему понадобится немного бензина, чтобы доехать до Ислингтона, — сказала Аймир.

— Еще и этот Чарли! Я вас не задерживаю, миссис Рафтер. Уверена, вы заняты не меньше, чем я, — сухо заявила Молли.

Эта серая нудная крыса знает, что начались каникулы, которые Аймир оплачивают, и не может не съязвить!

— Я не говорила вам, что мы с Дэном поедем в Лондон в августе? — спросила Аймир.

— Ну, некоторым это идет на пользу, — буркнула Молли.

— Мы бы с радостью передали какой-нибудь сувенирчик от вас для Эран, — предложила Аймир.

— Она ничего не хочет, кроме моей работы! Все цвета и размеры, которые мы отправляли в Корк за смешную плату! Можно подумать, она мой начальник и не знает, что мне еще и хозяйство надо вести! — Молли так и вскипела.

— Ну, я вас больше не задерживаю, — быстро сказала учительница.

Аймир и мясник переглянулись и рассмеялись, когда Молли вышла из лавки. Надо же быть такой стервой, чтобы просто не признать, что ты довольна и что твои дела пошли в гору! Не каждый день жителям Данрасвея предоставлялась возможность подзаработать, и тем более — для Кэмпионов! Молли было уже сорок шесть, для нее здесь вряд ли нашлась бы работа.

— Ягненок, — заметил мясник, заворачивая заказ Аймир, — упакованный, как взрослый баран.

Аймир поняла намек и улыбнулась.

Камден был всего лишь немного ниже по дороге, и, хотя в Петтикоут-Лейн бывало больше американцев, Эран считала Лиденхолл лучшим супермаркетом выходного дня. Торговое место там стоило намного дороже, чем она предполагала. Но если ее предпринимательский ход будет удачным, ей не надо будет больше посылать домой львиную долю своего заработка. И нет ничего предосудительного в том, что ей хочется иметь вещи, которые есть у каждого тинейджера. Это был ее первый шаг на пути к свободе, и в то же время к чему-то такому, что могло однажды вылиться в нечто значительно большее. Так что ей не придется всю жизнь быть нянькой у Олли и Мораг!

Она так любила забавную болтовню Олли и беззубую улыбку Мораг. Но Эран не собиралась всю жизнь нянчить чужих детей.

Когда-нибудь будет здорово родить такую малышку, как Мораг, и такого болтуна, как Олли. Но ей пока что всего семнадцать лет. Она не заведет детей, пока все не встанет на свои места, и тогда она сможет позволить себе заботиться о них. В семье Митчеллов всем вечно не хватало времени, в собственной семье Эран патологически не хватало денег. Эран, пожалуй, хотела бы жить, как Аймир Рафтер, хотела выйти замуж за такого человека, как Дэн. Аймир рано вышла замуж, но сначала она закончила университет, нашла работу, немного пожила самостоятельно, оценила свою независимость. Дэн был таким человеком, который мог предоставить ей все, что она пожелает, но Аймир никогда его ни о чем не просила. Потому что была независимой! Если дела пойдут хорошо на рынке, Молли тоже не будет так жестко зависеть от удачной рыбалки Конора.

Следующие несколько недель прошли удачно. Эран блестяще сдала экзамены, но воплотить в жизнь коммерческую задумку оказалось не так-то и просто. Тот факт, что придется зазывать покупателей, чтобы они брали ее товар, приводил Эран в ужас, но вот качество ее товара говорило само за себя. Не было у Эран причины стесняться и чувствовать, что она каким-то образом надувает покупателей. Она должна была убедить прежде всего саму себя в том, что лучшего качества быть просто не может, чтобы клиенты не смели даже усомниться в этом. Женщины в Данрасвее почти все прекрасно вязали, и даже они признавали, что качество этих новых свитеров Молли было намного лучше предыдущих. Вот почему после покупки Холли первого «заказного» свитера все ее друзья захотели приобрести такие же, и дело завертелось.

«Нам всем придется изрядно поработать этим летом и многому научиться, — думала Эран. — Я буду уже намного опытнее, когда осенью вернусь в колледж. Этот мой проект включает и маркетинг, и бухгалтерский учет, и продумывание объема работы заранее, и дивиденды… Я вычту из суммы дохода стоимость аренды места, но не буду считаться со своим собственным временем, ведь я столькому учусь! Я тоже буду придумывать и рисовать модели свитеров, так что люди смогут увидеть, как это выглядит на живом человеке, и им не придется мерить изделие самим. Это будет здорово! Я вольюсь в жизнь города, увижу много новых людей. Ведь сейчас у меня нет ничего такого, что можно было бы назвать личной жизнью. Надо только, чтобы женщины и Молли побыстрее вязали и прилавок не пустовал бы до конца месяца. Хорошо, что Уолтер смог мне его помочь арендовать! Кто бы мог подумать, что Уолтер знает столько тонкостей об аренде прилавков. Я никогда не была на Бермондсей и Калтер-стрит, где он начинал свое дело. Но Уолтер действительно очень помог мне, ведь владелец пяти антикварных магазинов должен знать, о чем говорит! Он был прав, что посоветовал взять крытый прилавок. Вязание могло бы испортиться на улице под дождем, хотя это лето очень жаркое».

Единственное, по чему Эран скучала, — по пляжу, морю и дельфинам…

Эран была уверена, что Уолтер прав и насчет освещения. Ей бы даже в голову не пришло, что нужно особое освещение, что от этого товар так выиграет! И еще надо купить специальный поясок для денег, чтобы никто не залез в ее сумочку, пока она занята с клиентами. Удивительно, как сейчас ей могло помочь то, что она изучала в колледже!

Эран совсем недавно не могла и мечтать о том, что ее и на следующий год возьмут в колледж, что она может хотя бы частично отдать деньги, взятые ею у Аймир, уже в августе. Аймир была очень добра к Эран, как и Митчеллы. Они оплатили Эран шесть уроков музыки, когда узнали, что проворонили ее день рождения. Конечно, шесть занятий — это не так уж много, но все же Эран играла теперь гораздо лучше. Но в том-то и была теперь проблема! Ее новый учитель доказал Эран, что девушка очень способна к игре на гобое, да и она сама это понимала. Надо было бы отдаться этому целиком, но Эран не могла. Учитель сказал, что у всех великих исполнителей была страсть. Вот в чем была причина того, что Эран казалось, что она достигает чего-то, но это неуловимое тут же исчезало. Если бы только Эран могла позволить себе продолжить заниматься музыкой, она бы обязательно достигла многого. Но как она могла продолжить — с детьми, за которыми надо смотреть, с работой по дому, с учебой в колледже, да теперь еще и с этим бизнесом со свитерами? Эран знала, что в ней была некая страсть, на зов которой она неизменно откликалась, но, может, если она недостижима в музыке, то надо найти ее в чем-то другом? Может быть, в любви к мужчине, как у Аймир? Аймир говорит, что половина мужчин на свете — дурные, однако ей-то очень повезло с Дэном, да и в работе Аймир находит радость.

«Любовь… Я люблю Аймир, люблю своего отца, малышей Олли и Мораг, свой гобой. Но если я когда-нибудь полюблю мужчину и буду иметь от него детей, надеюсь, мои дети смогут заниматься тем, что им действительно нравится! Для этого мне надо развернуть свой бизнес, заработать деньги на себя и на свою семью, но все же мои дети будут заниматься любимым делом, а не тем, что их заставит делать нужда», — часто думала Эран.

Когда из Данрасвея приехал водитель рыбного грузовика. Эран сразу смекнула, что с парнем нужно установить деловые отношения. Она пригласила его в паб в Ислингтоне. Если с ним хорошо обходиться, то он ответит ей тем же, будет даже подвозить товар к двери дома. Водитель выпил три пинты и согласился, за что Эран одарила его ослепительной улыбкой. Они условились, что следующую партию товара он привезет в Лондон через две недели. Как только он уехал. Эран с нетерпением набросилась на привезенные им коробки.

Боже, как от них пахло рыбой! Никто даже не подумал завернуть свитера в полиэтиленовый пакет! Эран внимательно проверила все свитера, нет ли на них дефектов и зацепок. Все в порядке, зацепок не было. Молли и другие женщины в Данрасвее вязали давно и были настоящими виртуозами. Но у них не хватало воображения хоть чуть-чуть отступить от инструкций, которые они получали, применить хоть чуточку фантазии. Возможно, им было слишком трудно отказаться от традиционного цвета или немного ослабить слишком частый стежок. Но результат все же был неплохим — свитера выглядели более модно. И еще — эти вещи были весьма своеобразны, такие нельзя будет найти в других магазинах и бутиках за эту низкую цену. Эран еще немного походила по магазинам и порассуждала, решив в итоге, что эти вещи ручной работы станут для Лондона раритетом.

— Что ты об этом думаешь. Холли? — спросила Эран, показывая ей товары.

— Думаю, ты продашь все до единого. И если пришло время для хозяев подобных магазинов, то это твой бизнес! — отозвалась Холли.

Но, в отличие от Уолтера, Эран не хотела открывать собственный магазин. Однако, хотела Эран этого или нет, пока что она двигалась определенно в этом направлении. Но на сегодня ей было уже и этого более чем достаточно.

— Лучше я поставлю вещи на воздух, чтобы ужасный рыбный запах улетучился хотя бы немного к субботе, — сказала Эран.

На рассвете в субботу Уолтер отвез Эран на рынок Камден, где в теплом опалесцирующем свете витрин продавцы начинали свой рабочий день с чашечки чая и с обмена дружескими приветствиями. Было теплое летнее утро, солнце приятно грело щеки Эран. И тут вдруг она поняла, что сейчас — самый неподходящий сезон для продажи свитеров! Двадцать восемь градусов уже сейчас, в семь часов утра! Но она должна была одеть один из свитеров на себя и постараться при этом выглядеть мило и обаятельно.

— Боже, да ты настоящая мазохистка! — усмехнулась ей девушка за соседним прилавком.

Эран только улыбнулась в ответ:

— Привет, меня зовут Эран Кэмпион.

— А меня Бронвен Ривз, — отозвалась девушка.

Бронвен была ненамного старше Эран. Ей было максимум двадцать, она была маленькой и худенькой, в простоватой одежде. Ярко-зеленая юбка с кремовым обрамлением, ярко-рыжие волосы, завязанные в тугой узел на затылке. На ее прилавке стояли различные напитки, в том числе и вина. Здесь же были и рюмочки для дегустации. Сегодня жарко, и чего люди действительно захотят, так это немного выпить. Значит, у Бронвен очень ходовой товар.

— Да ты не сомневайся ни в чем, Эран. Люди покупают здесь все, независимо от сезона, а твои свитера таких чудных расцветок, прямо как мороженое! Так что если ты продашь не все, то уж половину — точно!

Дай Бог, чтобы Бронвен оказалась права. Надо хотя бы отработать место и не расстроить маму, которая рассчитывает на нее. Надо стараться думать о лучшем.

Эран удивилась, когда небольшая пластиковая чашка чая неожиданно оказалась у ее локтя.

— Привет. Это тебе, — сказал парень.

— Привет, спасибо. Кто ты? — спросила Эран.

— Я Тхан. Дит Тхан, — ответил он.

— Рада познакомится с тобой, Дит. Меня зовут Эран Кэмпион. Спасибо за чай, — кивнула девушка.

— Да нет. Мое имя — Тхан. Во Вьетнаме сначала говорят фамилию, а потом имя, — пояснил Тхан.

Вьетнам! Вот что Эран нравилось в Лондоне! В Данрасвее можно было целую вечность прождать, пока встретишь кого-нибудь из Вьетнама или другой экзотической страны. Он совсем не похож на европейцев, но, кажется, даже моложе самой Эран.

Эран очень удивилась, узнав, что Тхану уже двадцать четыре года; он один из восьми детей в семье военных беженцев, которые пытались начать жизнь в новой стране.

— А тебе здесь нравится? — спросила Эран.

— Да. А ты откуда? — улыбнулся Тхан.

— Из Ирландии, Данрасвей, район Корка, — ответила девушка.

— Из Ирландии? Здорово! — отозвался он.

Люди всегда так отвечали, когда не знали, о каком месте идет речь. И их совершенно не волновало, была ли там война или нет, или это вообще где-то на другой планете. Но ведь и Эран не видела разницы между северным и южным Вьетнамом. И если Тхан теперь ушел от разговора, так, скорее всего, потому, что не хотел говорить о политике своей страны, так же как и Эран. Девушке не хотелось портить себе настроение еще и такими сложными вопросами.

— А что у тебя за товар? — спросила Эран.

— Коробочки с табаком. Папа делает, а я продаю, — ответил Тхан.

— Забавно! Я тоже продаю то, что производит моя мама и ее подруги, — улыбнулась Эран.

Вдруг Эран подумала, что никакие это не мамины подруги. Молли считала женщин из своего кружка по вязанию лишь знакомыми. Но если Бронвен и Тхан были дружелюбны с Эран, так почему же и ей не отнестись к ним с ответной теплотой? Прилавок Бронвен был заставлен хаотично, но привлекал внимание, в то время как на прилавке Тхана все было разложено очень аккуратно. Эран почерпнула лучшее из их опыта и попыталась найти собственный стиль.

К восьми часам на рынке стало оживленно, ранние покупатели уже присматривали себе товар. Они пили колу и грызли фисташки. Здесь нравы были проще, чем дома у Эран, где завтрак принято было спокойно есть за столом. К несчастью, ее прилавок был в самом отдаленном конце рынка, и придется подождать, пока сюда придут первые покупатели.

— Да не волнуйся так, они придут, — сказал вьетнамец.

Тхан улыбнулся ей и сверкнул узкими зеленоватыми глазами. Но он был уже опытным продавцом и не боялся зазывать покупателей попробовать товар, быстро находил способы убедить их купить табак. Да и у Бронвен язык был хорошо подвешен, так что по обеим сторонам прилавка Эран образовалась небольшое сборище покупателей. Однако сама она молчала, и к ней никто не подходил.

Теперь было уже явно больше тридцати градусов жары, становилось слишком душно. Так она ничего не продаст! Надо было захватить с собой гобой и хотя бы попрактиковаться, чтобы не терять времени даром.

— Это вы сами вяжете? — вдруг спросила какая-то женщина.

Американки! Две женщины средних лет, в футболках и шортах, разглядывали ее свитера, правда с небольшим интересом.

— Моя мама, — ответила Эран.

— Да, а откуда изделия? — спросила вторая женщина.

— Из Ирландии. — Эран покраснела.

— Ясно.

И женщины пошли дальше. Надо было ей не молчать, а поговорить с ними, постараться сделать так, чтобы товар им понравился! Эран сделала над собой усилие, решив, что попробует убедить покупателей в следующий раз. Но до следующего раза оказалось ждать долго, и только к полудню она наконец продала первый свитер.

— Ну вот, молодец!

Бронвен и Тхан смеялись, когда Эран прятала деньги в свой кожаный поясок. Хорошо, что Уолтер предупредил ее заранее захватить сдачу в мелких монетах, приобрести красивую оберточную бумагу, а Холли сделала поправку на то, что покупатели будут торговаться и посоветовала зафиксировать конечную цену на двенадцати фунтах. Да, это была непростая работенка! А какая жара! Как вообще кому-то еще хочется в такую жару покупать теплые свитера? И эти дурацкие вопросы! Эран чувствовала, что просто завизжит, если ей еще раз придется объяснять покупателю, где находится Данрасвей. Какое имело значение, в конце концов, откуда взялись эти чертовы свитера!

Но она очень скоро поняла, что на самом деле значение имело все. И Эран начала делать краткие записи о том, какие ей задавали вопросы. К завтрашнему дню она, конечно, не успеет, но на следующей неделе обязательно сделает табличку со всей необходимой информацией, чтобы каждый мог подойти и прочитать. Теперь же она отплатит по-дружески Тхану и Бронвен за их доброту.

— Тхан. Бронвен, хотите чаю? — спросила Эран.

— Нет, лучше чего-нибудь холодненького.

Бронвен присмотрела за ее товаром, пока Эран ходила за напитками, да еще и продала один свитер. Это был уже восьмой за сегодня. Немного, конечно, но лучше, чем совсем ничего.

— Спасибо. Бронвен, — сказала Эран.

— Да не за что. Почему бы тебе не пойти со мной и Тханом после закрытия? Мы прихватим пива и гамбургеров и прогуляемся по набережной, — предложила Бронвен.

Здорово! Не будет ли Уолтер против, когда приедет за ней? Заберет ли оставшиеся двадцать два свитера домой в своей машине? Эран так хотелось опустить ноги в холодную воду, ведь она простояла за прилавком весь день. Завтра она попросит у Холли одну из ее садовых скамеечек. Эран также подумала о том, что нужно найти какой-то способ добираться до рынка самой, чтобы не зависеть от Митчеллов. Они не смогут так носиться с ней каждый выходной.

Теперь надо будет так много сделать, многое надо обдумать. Ее радость была очевидна Уолтеру, приехавшему за ней после закрытия. Ему интересно было узнать, как у Эран прошел день.

— Я продала восемь свитеров!

— Отлично! Пойдем, я отвезу тебя домой, — сказал Уолтер.

— Уолтер, познакомься, это Бронвен, а это Тхан. Ничего, если я пойду перекушу с ними?

Уолтер улыбнулся, порадовавшись тому, как быстро Эран сходится с людьми. Они тоже улыбнулись ему, видно, их развеселило, что за Эран кто-то приехал, как за маленькой.

— Хорошо, но к десяти будь дома, — сказал Уолтер.

К десяти? У Эран было целых четыре часа, но вдруг она почувствовала тошноту от усталости и жары, и ей уже вовсе не казалось привлекательным, что она будет болтаться с такими же подростками и пить пиво. Она стянула с себя последний свитер, положив его в коробку. Уолтер забрал домой весь товар, а Эран последовала за своими новыми коллегами поближе к воде.

Дэн и Аймир прибыли в аэропорт Хитроу в середине августа. Они с трудом могли поверить тому, как переменилась Эран за какие-то восемь месяцев жизни в Лондоне. Перед ними была взрослая девушка, от прежнего ребенка и следа не осталось. Она загорела, ее кудри переливались как серебро, одежда была хаотично разноцветной, как носили по моде в этом сезоне. Эран подошла к Рафтерам, держа за руку Олли и везя коляску с Мораг. Они пошли к метро и заговорили все одновременно с большим воодушевлением.

— Значит, сто пятьдесят свитеров… А ты привезла платочки и бижутерию? — спросила Эран.

Аймир кивнула, удивившись, как переменились их роли. Слухи о предприятии Эран распространились уже далеко за пределы Данрасвея. Результатом этого было то, что рукодельницы окрестных деревень предложили Эран продавать их изделия. Женщина из Ферлига предлагала сувениры и бижутерию из прессованных цветов, кто-то из Скхалла предложил к продаже шелковые платки ручной покраски, а мужчина из Бантри был уверен, что в Лондоне всем понравятся его стеклянные цветы. Багаж Аймир был переполнен подобного рода образцами, у нее там даже имелись маленькие скульптурки из ракушек. Эран не сомневалась, что все это было наилучшего качества, но теперь она научилась ценить свое время и предупредила, что только для жителей Данрасвея ее услуги по продаже будут бесплатны.

Группа рукодельниц из Данрасвея пополнилась еще девятью женщинами, они хотели учредить юридическое лицо с Шелой Карней в роли коммерческого директора. Тогда у них появилась бы возможность закупать шерсть для вязания по банковскому кредиту. Потом они смогут делать свои образцы и производить обновление продукции по советам Эран, выпишут иллюстрированные журналы, чтобы узнать, какие цвета и текстура будут популярны зимой, разработают специальные модели для молодежи.

— Здорово! Я также должна поговорить с ними об этикетках, — сказала Эран.

— Этикетках? — переспросила Аймир.

— Да. Этикетки с подписью авторов вручную пошли так хорошо, что я хочу сделать еще шаг вперед — предложить тем, кто вяжет, пришивать на изделия этикетку со своим именем. Это позволит женщинам гордиться собственной работой, придаст изделиям личностно окрашенный, индивидуальный характер. В будущем каждый свитер будет иметь этикетку со следующим содержанием: «Ручная работа Молли Кэмпион, Корк, Ирландия».

— Ты думаешь, этикетки надо пришивать снаружи? — спросила Аймир.

— Конечно, это будут даже не этикетки, а логосы. Что-то, что показывает покупателю, что он приобретает не продукт серийного производства, а нечто действительно особенное, как будто сделанное специально для него человеком, имя которого они знают, — заявила Эран.

— Да, должна сказать, ты далеко пойдешь, — заметила Аймир.

Эран усмехнулась в ответ:

— Я люблю новые идеи, и покупатели тоже их ценят. Я попросила Клер Китинг разработать специальную этикетку с картинкой Данрасвея, со всей необходимой информацией о деревне, даже об овцах, от которых получают шерсть. Это заставляет людей заметить, заинтересоваться подробностями. Я слышала, что некоторые покупатели отмечали даже красоту местности и задумались, не поехать ли туда во время отпуска.

— Да, Данрасвей действительно очень красив, как и на картинках Клер Китинг, но этим летом там очень много безработных. Много людей прозябает в пивных, среди них даже один или два твоих одноклассника, — вздохнула Аймир.

— Лентяи! Почему они не соберутся вместе, не приведут все в порядок, не сделают это место привлекательным для туристов? Они могут посадить цветы, развесить их на окнах в корзинках, даже открыть кафе. Пусть найдут себе занятие, тогда появится потребность в их услугах, да и у других будет работа, — сказала Эран.

— Похоже, они ждут, что работу даст им правительство, просто возьмет и укажет им, что делать. А их родители будут с удовольствием забирать деньги, которые предоставит им правительство, — заметила Аймир.

— Я знаю, что лично я могу им предоставить, — отрезала Эран.

Аймир улыбнулась.

— Ты и так уже заняла делом многих, по крайней мере тех, кто вяжет. Но молодежь вязать не хочет, считает, что это занятие для пожилых.

Эран вздохнула:

— Надо сказать им, что имеется большой спрос на ремесленные изделия, если только у них есть новые идеи. Отель там, конечно, плохой, но можно построить гостевые домики, поместить информацию в экскурсионных путеводителях, найти причину, чтобы люди ехали туда.

— Хорошо, мадам, я им все передам, — кивнула Аймир.

Эран расхохоталась.

— Прости, Аймир, я не собиралась произносить столь официальную речь! Так здорово снова видеть тебя и Дэна! Как у вас дела? Как Сэмми?

— Да у нас-то все отлично, и Сэмми в порядке. Мы так хотели увидеть тебя и встретиться с Митчеллами. Так мило с их стороны предложить нам свободную комнату, — сказал Дэн.

— Они замечательные! Постоянно мне помогают. Как видите, их дети просто ангелы, — улыбнулась Эран.

Олли и Мораг безупречно вели себя всю долгую дорогу в метро. Аймир с удовольствием взяла их у Эран и усадила к себе на колени. Мораг смеялась, Олли забавно болтал в воздухе маленькими ножками, свесив их с сиденья. Когда поезд остановился на остановке, где надо было делать пересадку, миссис Рафтер взяла мальчугана за руку, помогая ему слезть. Аймир была тронута тем, как доверчиво малыш подал ей руку.

— Ну разве он не милашка? — засмеялась она.

— Это точно. Но он мне особого покоя не дает. Он и его сестренка, дела по хозяйству, учеба да еще и письма домой не оставляют мне ни минуты свободного времени, — вздохнула Эран.

— А как твой гобой и стихи? — спросила Аймир.

— Играю столько, сколько позволяет мой плотный график. Использую каждую свободную минуту. А для стихов времени совсем не остается, — ответила Эран.

— Ох, Эран, ты не должна это забрасывать, — сказала Аймир.

— Не заброшу. Я вернусь к ним когда-нибудь. Годам так к двадцати, когда появится свободное время, — засмеялась Эран.

— Ты как-нибудь развлекаешься, у тебя появились новые друзья? — спросила Аймир.

— Да, много. На рынке. Особенно я подружилась с девушкой из Уэльса по имени Бронвен и вьетнамцем Тханом. Я вас с ними познакомлю. Тхан часто помогает мне дотащить вещи до рынка. Он просто милашка, — улыбнулась Эран.

— Правда? — Аймир тщетно искала на лице Эран одну из тех ее особых улыбок, которая могла бы выдать, что девушка нашла своего первого бойфренда. Но Эран смотрела на коляску Мораг. Она была больше похожа на разозленную осу, чем на влюбленную девушку.

— Боже, я так и знала, что эти ужасные вещи проектируются глупым человеком! Дай-ка, Мораг, я помогу тебе выбраться, не плачь, — сказала Эран.

Несмотря на напряженное выражение лица Эран, Аймир отметила ее мягкий тон. Для девушки, которая не хотела иметь детей, Эран была с ними слишком обходительна и терпелива. Но только не с вещами, устройство которых раздражало ее.

— Боже, это уже не смешно, я не могу ее вытащить! — воскликнула Эран.

— Позволь, я тебе помогу, — предложила Аймир.

Дэн поставил свой багаж и придвинул к себе Мораг вместе с коляской с такой спокойной легкостью, что Эран улыбнулась ему, и вытащил застрявшую ручонку девочки, успокоив ее плач.

— Спасибо. Дэн, — сказала Эран.

— Да не за что. Зачем еще женщины берут мужчин с собой в Лондон, как не чинить всякие вещи или таскать тяжелый багаж? Я сыт по горло развлечением таскаться за Аймир целую неделю с шестью сумками для покупок в руках!

Дэн улыбнулся жене, и Эран увидела то же взаимопонимание между ними, как и тогда, в день рождения Аймир. Аймир теперь было почти тридцать, но они были влюблены друг в друга, как молодожены. Но исполнилось ли желание Аймир? Интересно, получила ли она то, о чем больше всего мечтала?

* * *

Неделя визита Аймир и Дэна хоть и была слишком загруженной для Эран, все же принесла девушке большое удовольствие. Днем Эран оставляла их одних из-за своей работы, зато вечером они выезжали в город с Митчеллами: в бистро, посещали маленькие гастролирующие театры, ходили на концерты, в магазины и галереи, которые работали допоздна.

— Как весело, Эран! Я и забыла, как весело можно развлекаться в Лондоне! — сказала как-то Аймир.

— Это правда. Я и сама еще половины всего не видела, — сказала Эран.

— Но ты счастлива? Прижилась здесь? — улыбнулась Аймир.

— Да, должна признать, я не очень скучаю по Данрасвею. Только по морю иногда, — призналась Эран.

— Приедешь домой на Рождество? — спросила Аймир.

— О нет! На рынке будет слишком много работы, — ответила Эран.

Эран не видела, какими глазами на нее посмотрела Аймир, но в ее словах девушка услышала горечь.

— Но когда же ты приедешь домой? Твой отец так скучает по тебе. Вся семья скучает, ты же знаешь.

— Знаю. Мне, конечно, хотелось бы увидеть их, но когда? Как? Я полезнее для них здесь, чем там, — вздохнула Эран.

— Разве ты не можешь пропустить хоть один выходной на рынке? — поинтересовалась Аймир.

— Пойдем со мной на рынок завтра, и ты увидишь, сколько труда и времени все это забирает, — предложила Эран.

Аймир пошла на рынок, взяв с собой и Дэна, и вынуждена была признать, что Эран права. Толпа была огромной, гул голосов — пугающим. Были даже моменты, когда толпа становилась неуправляемой и неслась мимо них сплошным потоком. Но какую огромную работу проделала Эран за своим прилавком!

Клер Китинг сделала потрясающую вывеску, избавляя Эран от необходимости объяснять по пятьдесят раз на дню, откуда это вязание. Каждый свитер был закреплен на прилавке прочной лентой, чтобы покупатель мог потрогать и оценить качество вязки, хотя Эран говорила, что сама наденет свитер, когда спадет жара. К тому времени каждое изделие будет снабжено личной этикеткой мастера. Также будут снабжены этикетками и изделия тех рукодельниц, работы которых Эран отберет для продажи. После тяжелого лета, когда весь доход пошел матери. Эран начнет наконец зарабатывать деньги и для себя. Но зимой спрос на свитера, конечно, повысится. Аймир подумала, что у Молли будет вполне приличный доход. Эран была с этим согласна.

— Будем на это надеяться. Честно говоря, Аймир, я уже устала отдавать ей почти все, что зарабатываю. Я знаю, это звучит ужасно, но ты понимаешь, что я имею в виду. Я вернусь в колледж, мне будут нужны новые книги и одежда. Мне нужно немного больше и из того, что платит мне миссис Митчелл. А как мама? Те деньги, которые я ей отсылаю, ей помогают? — спросила Эран.

— Конечно. Разве она не писала тебе? — спросила в свою очередь Аймир.

— Писала, но она не очень распространяется о позитивных изменениях, — ответила Эран.

— Поверь мне, у нее все хорошо, она довольна. Вся бригада тоже. Послушай, а почему бы мне не отпустить Дэна и не помочь тебе за прилавком? Помощь тебе явно понадобится, посмотри, какая толпа! — сказала Аймир.

— Хорошо. Ты можешь заворачивать товар, а я буду разговаривать с покупателями, — согласилась Эран.

Аймир удивилась, как тактично и в то же время убедительно Эран разговаривала с покупателями. Когда-то такая скромная девушка говорила теперь с незнакомцами без доли смущения. Она предлагала людям покупать вещи, но не навязывала свой товар, и мило улыбалась, даже если они ничего не брали. Здесь было много туристов, но и местные тоже, поэтому всегда существовала вероятность, что они придут снова. Когда свитер был продан, она передавала его Аймир — завернуть в красивую оберточную бумагу, а затем вкладывала небольшой пакетик с ароматизатором в упаковку.

— Покупатели думают, что это небольшой подарок, но это на всякий случай, чтобы отбить запах рыбы. Я все проветриваю в саду у Холли, и пересылают товар теперь в пластиковых пакетах, но подстраховаться все равно стоит. Я говорила тебе, что Чарли Доран теперь тоже в деле? — спросила Эран.

Аймир не знала этого водителя лично, но мысленно добавила его к списку людей, которые помогают Эран расти и набирать силу. Но они все были взрослыми, а ей всего семнадцать лет, это смешно… И несмотря на это, они зарабатывали, а Эран была довольна. Забавно было и то, что этот вьетнамец, Тхан, кажется, проявлял к ней интерес.

— Он тебя обожает, Эран! У него это на лице написано, — шепнула Аймир.

— Вряд ли. Он себе на уме, — сказала Эран.

— Говорю же тебе! Он весь день не перестает тебе улыбаться, — сказала Аймир.

— Тхан улыбается всем целыми днями, за это он мне и нравится. Но он никогда меня никуда не приглашал, да я и сама не пойду, если он предложит, — сказала Эран.

— А почему бы и нет? — улыбнулась Аймир.

— Я слишком занята. — Эран покачала головой.

— Да перестань! Разве это не здорово — завести роман, иметь бойфренда? — поддразнила ее Аймир.

— Да, Аймир, это будет здорово, когда у меня будет время. Лет так через десять, — усмехнулась Эран.

Эран говорила серьезным тоном, не подлежащим обжалованию. Аймир не настаивала на своем, но надеялась, что точка зрения Эран вскоре изменится. Одиночество не должно затянуться надолго, если девушка хочет иметь семью.

— Ты слишком усердствуешь в работе, — заметила Аймир.

— Да, Аймир, сейчас я еще учусь, но со следующего месяца уже буду зарабатывать. У меня теперь есть то, чего мне всегда хотелось, и я наслаждаюсь этим, — сказала Эран.

— Моя мама расстроится, что ты так редко играешь на гобое, да и стихи почти не пишешь, — вздохнула Аймир.

— Я играю по два часа в день! А к стихам, я уже говорила тебе, я потом вернусь, — заявила Эран.

— Я на это надеюсь… Я хочу, чтобы ты написала мне стихотворение на день рождения, и еще одно на Рождество, — попросила Аймир.

— Я постараюсь, но не жди от меня чего-то сверхъестественного, — согласилась Эран.

Но по выражению лица Эран Аймир поняла, что Эран не видела смысла в стихах, музыке, даже в молодых людях — во всем том, что так свойственно молодости. Родившись в бедной семье, Эран задумала наладить ее достаток и затем уйти из нее.

Да, еще очень нескоро Эран приедет домой. Аймир же уезжала завтра, но ей совсем этого не хотелось. Эран была счастлива, но Аймир не хотелось с ней расставаться. Митчеллы были добры к Эран, но как бы Аймир хотелось быть на месте Холли Митчелл, чтобы иметь возможность помочь Эран самой! Да, еще у Холли замечательные дети. Но у Аймир нет ни детей, ни права быть рядом с Эран. Появится ли у нее вообще когда-нибудь такая возможность?

ГЛАВА 4

Эран остро переживала отъезд Аймир и Дэна и пыталась не показать это Холли, чтобы ее не обидеть. В один из вечеров Эран сидела в саду, пробуя сочинить стихотворение, но рифма не шла, и Эран в отчаянии комкала и рвала страницы. Но ночью, когда Эран взяла свой гобой, спокойная музыка полилась словно сама собой, и Эран почувствовала, что в темноте она играет почему-то гораздо лучше. Музыка успокаивала ее.

Через неделю начались занятия в колледже, и Эран была рада обнаружить, сколь многому ее научила работа на рынке в это лето. Многим дисциплинам Эран пока что не видела применения в реальной жизни, но надеялась, что вскоре все станет ясно. Теперь, когда у нее был свой бизнес, Эран чувствовала, что уже меньше зависит от кого бы то ни было. Но ей хотелось, чтобы ее дело вылилось во что-то более постоянное. Магазин? Импорт изделий? Эран не очень хотелось продавать изделия других людей, ей хотелось создать что-то свое. Но что, например?

— Может быть, тебе надо подумать о Данрасвее, Эран? У тебя столько идей насчет этой деревни, что она могла бы превратиться в сказку твоими стараниями и с твоим воображением. Туризм может быть неплохим ответом… — предложила Холли.

— Да, это ответ для Данрасвея, Холли, но не для меня. Я уже выбрала для себя Лондон. Он мне нравится, и я здесь остаюсь. Моя жизнь — здесь, — твердо сказала Эран.

— Я надеюсь, что так и будет, ведь ты мне еще понадобишься на какое-то время, по крайней мере пока Мораг не пойдет в школу, — улыбнулась Холли.

Холли была очень довольна Эран и уже придумала несколько вариантов поощрений, чтобы удержать ее возле себя, одним из которых были ежемесячные телефонные звонки домой. Довольна была Холли и тем, что за все время, пока у них гостили Рафтеры. Эран ни разу не отлучилась от работы, даже не отвлекалась на болтовню со своими друзьями, а ответственно выполняла все свои обязанности. Девушка была честной, надежной и очень трудолюбивой. Ей, конечно, еще надо многому научиться, чтобы стать в лондонском обществе своей. Завести парня, походить на дискотеки, как ей предлагают Тхан и Бронвен. Эран так мало веселится, все больше сосредоточивается на чем-то, о чем-то думает. Ее словно гнетет что-то, будто она не может вырваться из замкнутого круга. Но все же Эран приобрела за это время городской лоск, стала похожа на других своих сверстников. Теперь она немного пользовалась косметикой, у нее появилась уверенность в себе.

Если даже она скучала по дому, то никогда этого не показывала. Речь Эран стала более выразительной. Жаль, что ее теперь не видела мать, она бы порадовалась приятным изменениям, увидев в дочери взрослую подругу. Но Эран редко говорила о своей матери, только если дело касалось вязания. А ее отец? Как жаль, что он так редко подходил к телефону, хотя Аймир предоставляла Кэмпионам эту возможность, а как сияло лицо Эран, когда ей удавалось поговорить с отцом! Но его звонки были так редки, а братья и сестры Эран вообще ей не звонили. Семья не старалась особенно держаться вместе. Бедная Эран держалась бодро, располагала к себе людей и была очень трудолюбива. Ей можно было доверить детей при любых обстоятельствах. Когда-нибудь из нее выйдет чудесная мать, которая будет больше заботиться о детях, чем о самой себе. Почему-то Эран говорит, что в ближайшие годы не хочет иметь семью и детей. Что ж, у нее это скоро пройдет. Надо было видеть ее с Олли и Мораг, каждое ее слово, каждый жест!

Эран была из тех людей, которые, однажды что-то задумав, до конца идут к своей цели. Она прекрасно играла на гобое, но решила посвятить себя бизнесу и открыть собственное дело. Она была прагматиком не от природы, а по необходимости.

Холли не знала точно, чего именно хотела Эран, но была уверена, что у девушки все получится. Но об Аймир этого сказать было нельзя. Холли никогда не встречала более милой женщины, но ее явно что-то очень сильно расстраивает.

Было ясное прохладное утро октября, и на рынке было спокойнее, чем обычно. Надев на себя зеленоватого цвета свитер и один из шарфиков из Ферлига, Эран оторвалась от кружки чая, размышляя и планируя. За десять месяцев в Лондоне она создала себе прочную основу под ногами. Она подумала, что теперь более ясно видит свое будущее.

Но вдруг все в одно мгновение поплыло у нее перед глазами. Сперва ее поразили руки: смуглая кожа, длинные пальцы, словно созданные для игры на музыкальном струнном инструменте или даже, скорее всего, на пианино. Эти руки подняли один из ее кардиганов, чтобы рассмотреть поближе, так что лицо покупателя было закрыто от нее.

— А как насчет вот этого? — спросил этот некто.

Голос был тоже очень музыкальный, чистый и отчетливый, с какой-то особой интонацией, особым полутоном.

— Нет, прежний мне нравится больше, — послышался ответ.

Эран увидела девушку-индуску в традиционном сари, очень стройную и симпатичную. Через секунду Эран увидела и лицо ее спутника. Это был юноша с такими же правильными чертами лица. Эран перевидала на рынке много разных людей, но никогда красота не представлялась ей так материально-отчетливо. Черты его лица смягчились, когда он обратился к своей спутнице; словно излучая тепло ушедшего лета, его большие глаза мерцали, как угольки.

— Могу ли посмотреть еще и вот этот?

И, не дожидаясь ответа, он протянул очередной кардиган девушке и оценивающе посмотрел на свою спутницу из-под черных ресниц. Когда он повернулся к Эран, она разглядела его точеный профиль, полные губы, красивые скулы. Когда он улыбнулся, Эран заметила, что один зуб у него немного кривоват, и увидела маленький шрам на щеке. Эти две детали придавали ему какое-то детское очарование, ощущение чего-то особо нежного. Он так участливо помог снять девушке свитер, что Эран почувствовала существующую между ними прочную связь, как между очень давно знакомыми людьми. Кардиган выглядел как-то невыигрышно поверх сари, но девушка довольно посмотрелась в зеркало, заметив этикетку на рукаве.

— Посмотри-ка, Бен, это ручная работа! Кто-то из Ирландии, из Корка… А где это — Корк? И кто такая Орла Келлер?

Бен… Значит, его зовут Бен. Имя словно стучало в голове у Эран.

— Это вы — Орла Келлер? Это вы вяжете? — спросил парень.

Обычно в ответ на все вопросы Эран указывала на стойку с информацией, но с ним она так поступить не могла.

— Нет, меня зовут Эран Кэмпион, — ответила она.

Молодой человек снова так ослепительно улыбнулся, что Эран захотелось зажмуриться, словно от вспышки.

— Что ж, Эран Кэмпион, а почему у вас такой тихий голос? Вы стесняетесь или просто простудились? — весело спросил он.

Эран откашлялась:

— Простите, я с утра немного охрипла.

Бен не ответил, поворачиваясь к своей девушке и глядя на нее с восхищением.

— Тебе он идет. Рани! Давай возьмем.

Пока девушка снимала свитер, Бен сунул руку в карман. Они, очевидно, пришли сюда с Кингз-роуд, подумала Эран, любят яркие краски и вообще все зрелищное. Парень был одет в вельветовый пиджак с большими пуговицами, узкие брюки, светлую муслиновую рубашку с длинным кашне почти до пояса. Эран почему-то невольно вспомнились сразу и Моцарт, и Китс, и Байрон, все творцы-романтики, упоминаемые Аймир и Дэном, даже пресловутый Бизе, чье изображение Эран никогда не видела. Бен быстро заплатил за свитер, который Эран так же быстро и завернула. Очевидно, это был подарок для его девушки.

— Очень мило, спасибо, — поблагодарил парень.

Ее сумбурно-восторженные ощущения повторились, когда Бен улыбнулся, обезоруживая Эран, ее словно загипнотизировали эти глаза, растапливая ее сердце. Когда Бен отвернулся и пошел прочь, Эран едва смогла сдержать себя от оклика, крепко вцепившись пальцами в прилавок. Тхан наблюдал за ней из-за соседнего прилавка и видел, как она сделала глубокий вдох. Эран догадывалась, что он над ней посмеивается.

— Эран, ты как заколдованная! Да, это слово, пожалуй, тебе больше всего подходит, — сказал Тхан.

Оставив свой прилавок, Эран подошла к Тхану.

— О, Тхан, ты когда-нибудь видел… — начала было она.

— Видел ли я этого человека? Да, я видел его раньше, — перебил Тхан.

— Что? Где? Где ты его видел? — воскликнула Эран.

— В индийском ресторане, в который я иногда хожу, на Норд-Энд-роуд. Он там работает, — улыбнулся Тхан.

— Он работает в ресторане. Тхан? Можем мы туда пойти сегодня вечером? Тебе нравится индийская еда? — спросила Эран.

Сама Эран никогда еще не пробовала индийскую еду, но, значит, вот и пришло время попробовать!

— Да, мне она нравится. Но сегодня я не могу. У меня встреча, — сказал Тхан.

— Черт, да врешь ты все! Просто хочешь меня отвадить, — рассердилась Эран.

— Нет, правда, у меня свидание! С очень симпатичной англичанкой, — сказал Тхан.

— Тогда завтра? — Эран не отставала.

— Завтра суббота, ресторан не работает. — Тхан покачал головой.

— О Боже! — воскликнула Эран.

Ее не волновало, что он видит ее возбуждение и находит это забавным.

— Ты же никогда раньше не смотрела на мужчин. Эран. Ты была такая равнодушная, а теперь… — Тхан покачал головой.

Да, теперь… Все ее мысли и планы были вмиг сметены, и Эран хотела только одного: вновь увидеть этого Бена.

Она могла попросить Бронвен пойти с ней. Но если Бронвен понравится Бену больше? Нет, все равно надо рискнуть, надо пойти в этот ресторан! Но Бронвен отрицательно покачала головой.

— Прости, Эран, но я тоже сегодня вечером занята. Кроме того, у этого парня уже есть девушка. А может быть, он настоящий сердцеед? Мужчины с его внешностью зачастую оказываются именно такими. Забудь его, — посоветовала Бронвен.

— Да, и не будь такой ранимой! — добавил Тхан.

Тхан и Бронвен уже просто покатывались со смеху. Неужели Эран и вправду заслужила такую репутацию: «ранимая»? Похоже, что так.

— Послушайте, я все равно собираюсь пойти в этот ресторан, хотите вы этого или нет. Так когда вы свободны? — настойчиво спросила Эран.

Наконец Тхан согласился на следующую пятницу. У Эран в этот день были занятия, но они условились пойти в ресторан после занятий, поесть и прогулять деньги, заработанные для ее матери за всю неделю, если понадобится. Так было нужно, и цена Эран не волновала. Все, о чем она могла думать, — это улыбка Бена, его глаза, его смуглая кожа.

* * *

Неделя тянулась мучительно долго, так что к Эран стали даже приходить мысли: не пойти ли в этот ресторан с детьми Холли на ленч? Но им могла не понравиться индийская еда, да и Эран не была уверена, сможет ли есть такое она сама, она ведь даже не знала, что заказывать. Кроме того, Бен может подумать, что это ее дети, что она чья-то жена! Конечно, и на Тхана можно будет подумать, что это ее парень или муж, но Эран сразу даст Бену понять, что это не так.

А что, если Бен по пятницам не работает? Вдруг у него будет выходной? Что, если он работает только днем? Что, если она вообще его больше никогда не увидит?

О Боже! Эран сгорала от нетерпения, удивляясь новой мелодии своего сердца, когда вновь и вновь проигрывала в памяти сценку на рынке. Бен был очень приятным, но не обратил на нее особого внимания, да, она не произвела на него никакого впечатления.

А как вообще производить впечатление?

Но к пятнице Эран, похоже, уже это знала. Она пошла вместе с детьми в один из магазинов на Кингз-роуд, где за двадцать минут потратила тридцать фунтов, не осознавая всей бессмыслицы происходящего. Олли не узнал ее, когда она вышла из примерочной в узкой ярко-оранжевой мини-юбке и черном кожаном пиджаке.

— Да не плачь, Олли! Это просто новая я, ты скоро привыкнешь, — сказала Эран.

Олли ныл всю дорогу, пока она вела его обратно по Кингз-роуд. Они вышли из автобуса, и Эран увидела свое отражение в окне парикмахерской.

Ясно, что Бен из тех людей, которые обращают внимание на внешность. Об этом говорила и его собственная одежда. Его внешность была несколько вызывающей.

Эран зашла в парикмахерскую и села в свободное кресло.

— Отрежьте, пожалуйста, — попросила она мастера.

— Как, совсем? — удивился тот.

— Совсем, — кивнула Эран.

Через полчаса ее очаровательные светлые локоны лежали на полу, и Эран не узнавала себя в зеркале. Даже сам парикмахер был вынужден признать, что получилось превосходно. Коротенькие оставшиеся кудряшки утончали ее лицо, подчеркивали изгиб шеи, делали глаза еще огромнее, подбородок более заостренным. Но все же внешность Эран в целом была еще довольно аморфной.

— Какие у вас есть краски для волос? — спросила девушка.

Парикмахер видел, что девушка начинает нравиться сама себе. На всякий случай предложив ей оттенки, которые можно было смыть, мастер показал ей целый ряд цветов, и Эран выбрала темный индиго.

— Его обычно никто никогда не выбирает, — заметил мастер.

— Ну и отлично, — кивнула Эран.

Во время покраски цвет ей не очень нравился, но, когда все было кончено, получилось просто захватывающе! Теперь никто не сможет равнодушно пройти мимо Эран! Счет был тоже впечатляющим, но Эран спокойно заплатила по нему, оставив впридачу щедрые чаевые. Теперь она стала настоящей лондонской «вампиршей»!

Холли, увидав ее, чуть не рухнула в обморок.

— Ты что, с бродячим цирком сбежать надумала? — пролепетала она.

Эран чувствовала, что сбежит куда угодно, если только Бен ей предложит. Но ответила Холли спокойным тоном, чтобы не вызывать подозрений, если дело не выгорит:

— У меня завтра событие. Мы идем ужинать с Тханом.

Тхана Холли видела на рынке, и он ей понравился. С ним у Эран не могло случиться ничего плохого.

— А куда вы идете? — немного успокоившись, спросила Холли.

— В индийский ресторанчик, — ответила Эран.

— Хорошо. Возвращайся домой к полуночи и постарайся не попадаться на глаза Уолтеру, иначе он не сможет нормально поужинать, увидев тебя, — сказала Холли.

Что бы это значило? Она выглядела так привлекательно или так ужасно? Ей самой нравилось, особенно после того, как она нанесла на лицо немного косметики. Имидж был теперь очень важен. Как и на рынке, первые неверные шаги могли решить многое. Когда за ней пришел Тхан, Эран поджидала его у двери, чтобы открыть раньше Митчеллов и выскользнуть на улицу незаметно.

Тхан буквально помирал от смеха всю дорогу до ресторана.

— Да прекрати, наконец! Я же сказала тебе, что хочу, чтобы на меня обратили внимание, — сердилась Эран.

— Не волнуйся, теперь уж точно обратят, — хихикал Тхан.

И Тхан был прав. Бен появился в ресторане как раз в тот момент, когда они входили, и в этот раз Эран ясно видела, какое впечатление она на него произвела. Он не узнал ее, но точно обратил на нее внимание.

— Столик на двоих? — спросил Бен.

— Да, пожалуйста, — ответила Эран.

Она без всякого стеснения взглянула на Бена, оценивая, к лицу ли ему белый фартук старшего официанта. Он провел их к столику. Его волосы были зачесаны назад, подчеркивая стройную шею, и Эран подумала, что более пластичную походку ей едва ли приходилось видеть. Бен отодвинул для нее стул, и Эран едва удержалась, чтобы не прикоснуться к его руке, когда Бен подавал меню, осторожно раскрывая его своими гибкими смуглыми пальцами.

— Теперь. Тхан, скорее скажи мне, что заказывать, — попросила Эран.

Хорошо знакомый с индийской кухней. Тхан выбрал очень острое блюдо, подходящее к новому имиджу Эран, и заказал пиво, чтобы загасить им остроту специй. Эран выглядела очень взвинченной.

— Да успокойся, детка! Не стоит воспринимать все так серьезно, — посоветовал Тхан.

— Я не могу. Я так боялась, что его здесь не будет или что-то пойдет не так, но пока все отлично. Огромное тебе спасибо, Тхан, что делаешь это для меня, — прошептала Эран.

— Нет проблем, мы ведь друзья, правда? — улыбнулся Тхан.

— Правда. И я хочу, чтобы Бен тоже это понял. Можешь, конечно, пофлиртовать со мной, но только самую малость, — сказала Эран.

— Ладно, Эран, но ты же знаешь, что у него есть девушка. А может, он женат? Так что особо не заносись, — сказал Тхан.

Но Бен не был женат. Эран уже смотрела на его правую руку на предмет кольца, но этого и не надо было делать. Что-то подсказывало Эран, что у Бена не было постоянной подруги. Кроме того, он был слишком молод, ему нет и двадцати. Девушки в таком возрасте проходящи: может, той, купившей свитер, уже и нет… хотя он был так обходителен с ней.

— Но он индус. Может, ему нравятся только женщины его нации? — спросил Тхан.

Это было нечто, чего Эран не предусмотрела. Но тогда она наденет сари, выкрасит волосы в черный цвет, поставит красную точку себе на лбу, сделает что угодно, лишь бы ему понравиться!

— Эран, да ты просто ненормальная. Расслабься и поешь спокойно, — посоветовал Тхан.

Эран никогда не была в нормальном ресторане, не считая, конечно, мест, куда ее водили Рафтеры и Митчеллы. Сегодня выбор был ее, она сама за все платила, она и постарается получить от этого удовольствие. Она постарается, чтобы и Тхану было приятно и чтобы Бен это надолго запомнил. Но блюда подал другой официант, и девушка посмотрела на еду с разочарованием.

— И вот это — то, что мы заказали? Не выглядит аппетитным, да и все холодное, — сказала Эран.

Тхан терпеливо объяснил ей, что закуски подали просто для аппетита, показал ей, как накалывать пищу на специальную вилку и класть на плоские кусочки хлеба. Это было очень вкусно, тут принесли и свечу, которую зажгли для них, специально для создания романтической обстановки. Но внимание Эран приковывал только Бен, который встречал в дверях новых посетителей и провожал их за столики, двигаясь со своей неподражаемой грацией. Некоторые посетители уже знали его, и Эран была поражена, как просто они разговаривали, будто старые знакомые. Но к их столику Бен больше не подходил, и она начала паниковать, что не будет вообще никакого продолжения.

— Еще кофе? — спросили у Эран.

Она в отчаянии посмотрела на официанта, подошедшего к ней с серебряным чайничком на подносе, и кивнула.

— Да, пожалуй… Мы ведь не торопимся. Тхан? — спросила Эран.

— Нет, мы останемся и на шоу, если хочешь, — ответил Тхан.

— На шоу? — переспросила Эран.

— Да. Поэтому тут так много народу по пятницам и субботам. Твой парень играет на пианино, а его девушка танцует, — пояснил Тхан.

Девушка работает здесь? С Беном? Эран была в таком ужасе, что прослушала замечание Тхана о том, что она была права насчет музыкальности этих смуглых рук. Бен действительно играл на пианино. Эран с трудом собралась с духом, лишь когда огни начали затухать и луч света осветил ту самую девушку, которой Бен покупал свитер на рынке. Теперь она выглядела еще более прекрасной — в коротеньком серебряном пиджаке, открывающем плоский живот, и в широких брюках, заканчивающихся выше лодыжек. Улыбаясь, девушка начала танцевать, но не под живую музыку, а под запись. Ее длинные ногти были покрашены в ярко-красный цвет, губы были того же цвета. Вдруг Эран охватило отчаяние, она поняла, что девушка выглядела несравненно лучше — не только из-за своей природной красоты, но и потому, что двигалась очень чувственно, танцевала очень гармонично.

Тхан же чудесно проводил время.

— А она очень миленькая, Эран. Тебе это так просто не дастся, — заметил он.

Танец становился все быстрее и сложнее, девушка подпрыгивала и извивалась, а Эран видела, как Бен на другом конце зала улыбался, восхищаясь ритмичной слаженностью ее движений.

— О Боже, да он ее обожает. Прямо-таки боготворит ее, словно к нему пришло чудное видение, — почти простонала Эран.

— Да, она ему очень нравится, но она нравится всем, — сказал Тхан.

Эран вынуждена была с этим согласиться. Она уже с трудом выдерживала явную популярность девушки и немое обожание Бена. Если бы не острое желание услышать, как он играет на пианино, Эран бы давно ушла. Но тут она увидела, что Бен уже снимает свой фартук и направляется к пианино.

Она знала, что он музыкален, с первого момента, как только увидела его, и сейчас перед ней был одаренный исполнитель. Это стало ясно уже по тому, как он поднимал крышку рояля, как приковал к себе внимание всего ресторана, едва коснувшись клавиш.

Звуки выстраивались в неизвестную ей классическую пьесу, наполняя комнату такой глубиной и звуча так ясно, что Эран забыла все свое разочарование, а просто слушала. Настроение пьесы было шире, чем настроение какого-то одного человека, оно полностью поглотило Эран, невидимо и волшебно. Разве имело значение то, что Бен не обращал на нее никакого внимания? Если он мог исполнять такую музыку, единственно важным было то, что Эран вообще обратила внимание на него.

А как бы заискрились ноты Бизе под его пальцами! У Бена, безусловно, была классическая подготовка, но было и еще нечто самое необходимое: страсть, которая всегда во время игры на гобое приходила и к ней. Раньше Эран часто слышала об этом по радио или при записи пластинок, но сейчас она впервые наблюдала это в жизни. Не важно, что здесь была толпа народу, которая пришла специально, чтобы послушать Бена. Он должен играть на большой сцене где-нибудь в концертном зале, а не в маленьком ресторанчике! Он опустил взгляд на клавиши, Эран не видела его глаз, но понимала, что он сейчас испытывал. Она испытывала то же, когда играла на своем гобое! Это было одновременно чувство изоляции и отречения, общения и создания чего-то замечательного, даже если при этом не было слушателей. Его слушали все, напряженно и внимательно.

Он играл еще десять или пятнадцать минут, в основном незнакомые Эран композиции. А когда он играл что-то знакомое, Эран хотелось, чтобы у нее в руках был гобой и она присоединилась бы к нему. Затем Бен поднял глаза, с надеждой и ожиданием. Люди со всего зала стали выкрикивать ему заказы, и он выбрал песню Пасти Клайн.

Как только Бен запел, Эран ощутила, как его голос словно растворяется и тонет в ее чувствах. Это было как бренди, которым ее угостил Тхан. Он был насыщенный и крепкий, и Эран хотелось еще и еще. Ее не волновало, какой это может возыметь эффект. Мягкий и мелодичный голос Бена лился и лился, складываясь в песню, обволакивая сознание, словно шелк. Этот парень сводил ее с ума! Эран никогда не слышала подобного голоса, не видела никого, кто мог бы так грациозно запрокинуть голову и просто позволить звуку литься и литься. Это самый чистый и чудесный тенор, который ей доводилось слышать!

Так какого же черта Бен делает здесь, в этом маленьком ресторанчике на задворках Лондона, как будто он любитель-новичок? Но надо же ему где-то петь! Надо видеть, какое удовольствие он испытывает, делая то, для чего рожден. Бен точно знает, как импровизировать, как довести зрителей до слез, но это всем нравится, и он наслаждается этим действом. Он великолепен!

Песня медленно подошла к концу, люди стали снова выкрикивать просьбы, и, хотя уже было время закрытия ресторана, все, кто остался здесь теперь, были, очевидно, его друзьями и поклонниками. Для женщины в белом платье Бен спел интерпретацию «Люби меня нежно», и Эран подумала, что это лучшее исполнение, которое она когда-либо слышала. Даже лучше, чем оригинал самого Пресли! Если бы Бен спел это для нее, она бы, наверное, просто умерла от восторга!

Но, к ее огорчению, слушатели захотели петь сами, и Бен поощрял их, чтобы они подходили к пианино и пели. Эран не видела в этом смысла: никто здесь и в подметки ему не годился. Эх, если бы только здесь был ее гобой! Но даже и без инструмента это была лучшая ночь в ее жизни.

— Кто-нибудь это знает? — вдруг спросил Бен.

Он наиграл несколько нот, и у Эран замерло сердце: она очень хорошо это знала! Это была песня «Когда я впервые увидела его», одна из ее любимых песен, исполняемая обычно Робертой Флек. Ей бы так хотелось спеть с Беном эту песню, но она, казалось, приросла к стулу.

— Да! — Тхан прочитал все по выражению ее лица и указал на нее.

— Ну, так ведите девушку сюда, — пригласил Бен.

Бен взглянул на Эран, и тут вышли танцовщицы — в ресторане было небольшое кабаре, что вдохновляло всех заказывать спиртные напитки, приводящие людей в хорошее расположение духа и заставляющие их желать большего. Но Эран не хотела петь перед всеми и яростно запротестовала.

— Давай же, Эран, это же твой шанс! Пойди туда, к нему, где ты и хочешь быть! — сказал Тхан.

Впервые в жизни Эран усомнилась в своем музыкальном таланте, когда встала со стула и пошла к подиуму. Она пела не так же хорошо, как играла, да, она не пела и наполовину так, как Бен! Все же она умела немного петь. И так она будет, как сказал Тхан, хоть немного ближе к Бену. Она ведь уже выступала перед зрителями на вечеринке в Рождество у Дэна и Аймир, так что какой-то опыт у нее был.

Бен улыбнулся, когда Эран подошла к пианино, и спросил ее о размере и темпе. Так он, должно быть, пытался приспособиться к посетителям, которые ни черта не смыслили в музыке, но уж Эран-то знала в этом толк.

Бен снова проиграл первые ноты, чтобы Эран вошла в ритм, и поправил микрофон, чтобы ей было удобно. Второй микрофон был настроен на пианино. Когда Эран начала петь, то так нервничала, что подумала — не издаст ни звука, но у нее все получилось! Бен немного послушал ее, а затем присоединился. У них действительно получился блестящий дуэт: Бен чувствовал инстинктивно, когда надо возвысить свой голос или понизить его, так что вышло очень эффектно. Конечно. Бен был намного опытнее, но он не подавлял Эран, позволив ей блистать, не навязывая своего стиля. Песня была длинной и уже подходила к середине, когда Эран отважилась взглянуть на Бена. Их глаза встретились, и его взгляд сказал то, что она испытывала сама: они идеально подходили друг другу, у них отлично получалось вместе!

Аплодисменты были такими громкими, что Бену не было необходимости переходить на шепот, и он спросил в полный голос, как ее зовут.

— Эран Кэмпион, — ответила Эран.

Бен нахмурился:

— Я это где-то уже слышал…

— На рынке. Вы покупали у меня свитер на прошлой неделе для своей девушки, — пояснила Эран.

— Моей девушки? — переспросил Бен.

— Да, для танцовщицы. Вы купили ей кардиган, — напомнила Эран.

— Ах, и вправду! У нее был день рождения. Но Рани вовсе не моя девушка. Это моя сестра, — улыбнулся Бен.

Его сестра! Эран вдруг захотелось спеть арию из «Травиаты» на таком высоком «си», чтобы побились все стаканы в ресторане!

Когда она пришла домой в четыре часа утра, в доме царили полная тишина и темнота. Эран испытала облегчение. Если бы Холли ее ждала, не избежать ей скандала! Но никто ее не ждал, и говорить тут было не о чем. Вот чем Лондон отличался от Ирландии. В Ирландии о тебе бы беспокоились всю ночь, думая, где ты можешь быть. Они бы злились, но дождались тебя. Аймир о ней беспокоилась. Эран захотелось взять трубку и позвонить Аймир прямо сейчас. Спать все равно не хотелось, к тому же через два часа надо уже будет вставать и идти на рынок, да и она была слишком перевозбуждена, чтобы спать. Разозлится ли Аймир, если разбудить ее в столь ранний час? О Боже, но Эран надо с ней срочно поговорить!

Нет, так нельзя. Она сделает себе кофе и постарается успокоиться. Но к тому времени, как Эран выпила чашку кофе, она стала еще возбужденнее, чем прежде, и больше не могла сдерживать себя. Она подняла трубку и набрала номер Рафтеров.

Она звонила несколько раз, пока заспанный голос не ответил ей. Эран почти потрясла безжизненность этого голоса.

— Алло? — тускло спросил мужчина.

О Боже, это же Дэн! Эран невольно хихикнула: он-то, наверное, подумал, что это звонит один из фермеров, откуда-то издалека, чтобы вызвать его принять выводок поросят у своей толстой свиньи. В итоге Дэн чуть не взвыл от злости, но Эран было все равно — эйфория охватила все ее существо.

— Дэн, это Эран. Извини, что я тебя разбудила, но мне надо поговорить с Аймир, — сказала девушка.

— Боже, Эран… Что случилось? — испугался Дэн.

— Да ничего особенного, Дэн, просто позови мне ее, пожалуйста, — попросила Эран.

Было слышно какое-то ворчание, прежде чем голос Аймир ответил, и звучал он очень встревоженно.

— Эран, что случилось? — спросила Аймир.

— О Аймир, это замечательно! Ты не поверишь, я звоню тебе, потому что только что пришла домой… — заторопилась Эран.

— Что? Но сейчас половина пятого утра! Где ты была? С кем? И что ты делала? — вопросы так и посыпались.

— Я была в ресторане, в кабаре… — сказала Эран.

— Ты была в кабаре? До такого времени? Боже, Эран, да ты с ума сошла! И как ты добралась домой? Ради всего святого, ты же в Лондоне, с тобой могло что угодно случиться! — воскликнула Аймир.

Эран подумала, что Аймир права. Это был не Данрасвей, где люди стреляли друг в друга лишь по нелепой ошибке. Могло случиться что угодно, и случилось!

— Аймир, я была в безопасности, со мной был Тхан, он проводил меня до дому, но там был другой парень, в этом ресторане… На прошлой неделе он был на рынке, покупал кардиган, я думала, для своей девушки, но она не… Она его сестра, но в любом случае он поет и играет на пианино… — Эран не понимала, что говорит.

— Эран, ты что, выпила? — испугалась Аймир.

— Нет! Только немного пива и глоточек бренди. О Аймир, ты должна видеть, нет, ты должна слышать его, это лучший голос, я пела с ним, целых пять песен… Казалось, это будет длиться вечно, а потом они с сестрой сели за столик к нам с Тханом, и мы долго разговаривали. Я бы и еще там осталась, если бы Тхан не напомнил, что нам завтра на рынок. Аймир, я влюбилась! — выпалила Эран.

Послышался смех Аймир.

— Влюбилась? Значит, твои планы меняются? — спросила та.

— Что? — переспросила Эран.

— В прошлый раз, когда мы говорили о молодых людях, Эран, ты очень строго заверяла меня, что ты — слишком занятая молодая женщина, у которой на молодых людей нет времени, и не будет еще ближайшие лет десять! — сказала Аймир.

— Да, Аймир, это так, но в том-то все и дело! Я сказала, что у меня не будет времени, пока я не определюсь со своей карьерой, но теперь я определилась. Я нашла свое призвание и свой голос! — сказала Эран.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Аймир.

— Я тебе внятно не могу сейчас все объяснить, но я знаю, что Бен Хейли — это мое будущее. Он — все, чего я хочу! Я не представляла точно, чего я хочу до настоящего момента, пока не встретила его, — сказала Эран.

Последовала длительная пауза.

— Эран, а кто он, этот человек? Ему можно доверять? И откуда ты знаешь, увидишь ли ты его снова? — спросила Аймир.

— Я обязательно увижу его. Мы договорились на воскресенье. Бен пригласил меня в квартиру своей сестры. Он хочет, чтобы я взяла с собой гобой, послушать мою игру, — ответила Эран.

— Сестра? Ну, слава Богу, хоть она за тобой присмотрит. А сколько ей лет, чем она занимается? — спросила Аймир.

— Ей восемнадцать лет, она танцовщица, — сказала Эран.

— Что? — воскликнула Аймир.

— Да, ее зовут Рани, и она очень красивая, хотя и не такая красивая, как Бен, — сказала Эран.

— Боже, Эран, я не хочу тебя ни от чего отговаривать, но я позвоню Холли Митчелл и скажу, что она не может отпускать тебя вот так по Лондону с… с танцовщицами! — заявила Аймир.

— Ну, Холли еще просто об этом не знает, но я могу познакомить ее с Беном и Рани, если она захочет, и дам ей их адрес, — сказала Эран.

— Да, обязательно сделай это, а потом я ей выскажу еще и свои соображения… Я не могу поверить, что она отпускает юную девушку вот так просто, это же подсудное дело! — волновалась Аймир.

— Да нет же, Аймир! Это замечательно! И еще у Бена есть мотоцикл, я еще никогда не каталась, а теперь не могу дождаться, — сказала Эран.

— Нет уж, подожди, пока я сама не поговорю с Холли, — строго сказала Аймир.

Эран мрачно повесила трубку, думая, правильно ли она сделала, что вообще позвонила. Аймир явно устраивала какую-то суету, подобно ее собственной матери, а Эран вряд ли этого хотелось.

И все же на самом деле ей хотелось именно этого! Подсознательно Эран немного нервничала, когда была приглашена в квартиру Рани. А может, они окажутся серийными убийцами? Да нет, это смешно! Человек, играющий такую прекрасную музыку, просто не может быть опасным. Но втайне Эран призналась себе, что сама хотела этого покровительственного вмешательства Аймир. Ведь Аймир просто предостерегала девушку. Эран была уже не ребенком, но еще и не совсем взрослой. Она не может справиться сама, если дела пойдут плохо.

Эран вовсе не хотела, чтобы все кончилось, как с Лорканом Миллером. Но на этот раз так не произойдет. Эран видела, что может доверять Бену Хейли, и была права во всем, что чувствовала к нему. И она увидит его уже через сорок восемь часов! Если быть точным уже через тридцать восемь с половиной…

До Эран наконец дошло, что уже почти утро и пора собираться на рынок. Она потратила целое состояние за последние двадцать четыре часа, и, если она собиралась и дальше жить на широкую ногу, надо было достаточно зарабатывать.

После того как Холли и Уолтер выслушали обеспокоенный монолог Аймир по телефону, они потребовали название индийского ресторана и заказали туда столик на тот же вечер. Ко времени их возвращения Эран уже крепко спала, но в воскресенье утром они проинформировали ее, что уже познакомились с Беном и Уолтер с ним долго разговаривал. Да. Эран может пойти в квартиру его сестры сегодня вечером, но ее повезет туда Уолтер, ни на каком мотоцикле ей кататься нельзя, и Уолтер заберет ее оттуда ровно в одиннадцать.

Эран для вида ворчала и протестовала, но на самом деле почувствовала большое облегчение. Аймир как-то смогла заранее защитить ее, хотя была далеко. Молли бы просто все ей запретила, но Аймир уладила дело так, как надо.

Жаль, конечно, что запретили покататься на мотоцикле, хотя… Но к концу воскресной торговли Эран так устала, что и забыла об этом, и с благодарностью залезла в машину Уолтера. Эран сгорала от нетерпения всю дорогу до Шепферд-Буш, где располагалась квартира Рани. Уолтер вышел из машины и уверенно пошел с Эран, не дожидаясь особого приглашения на чашечку чаю.

Чай! В квартире явно царила такая богема, что здесь уж скорее водились наркотики, чем заварочный чайник. Но Бен радушно встретил их, приглашая Уолтера садиться. Рани подала чай, но с такой хитрой улыбкой гейши, что Уолтер подумал — лучше бы этого чая вообще не было. Выпив чай, он немного посидел, встал и откланялся с обязательным напоминанием, что заедет за Эран ровно в одиннадцать.

Бен проводил его, и только тогда Эран решилась взглянуть на него, не опасаясь, что Уолтер заметит, как она смотрит на Бена. Но она не могла ничего с собой поделать, ведь она влюбилась в Бена Хейли в тот самый момент, когда увидела его возле своего прилавка…

Хорошо, что в комнате вместе с ними была Рани. На Бене была футболка с воротничком и обтягивающие джинсы, которые заставляли Эран хотеть совершить что-то ужасное, неизвестное и какое-то манящее…

— Спасибо, что пришла. Эран. Твои родители такое устроили, что я боялся, ты вообще не придешь, — сказал Бен.

— Это не мои родители, я у них работаю, — ответила Эран.

— Кем? — спросил Бен.

— Смотрю за их детьми, — пояснила Эран.

— Вот это да! То ты продавец за прилавком, то сиделка! То ты блондинка-ангелочек, то сирена с синими волосами! — улыбнулся Бен.

— Это не синий. Это индиго, — объяснила Эран.

— Не важно. Мне это больше нравится, чем то, что было… Новый стиль, очень здорово, но цвет какой-то сверхъестественный, — сказал Бен.

Сверхъестественный? Ему не понравилось?

— Это ты выглядел сверхъестественно, когда покупал женский кардиган, — нашлась Эран.

— Правда? Я рад, что встретил тебя в тот день, и рад, что ты пришла ко мне в ресторан. Это было не случайно? Как ты узнала, где я работаю?

Ей захотелось ответить, что это был просто счастливый случай, но Эран уже собиралась всю жизнь прожить с этим человеком и не хотела начинать со лжи.

— Тебя узнал Тхан и сказал мне, где ты работаешь, — ответила Эран.

— И ты пришла туда из-за меня? — спросил Бен.

— Я догадалась, что ты музыкант, и мне захотелось проверить, права ли я, — объяснила Эран.

— А как ты догадалась? — улыбнулся Бен.

— По твоим рукам, — сказала Эран.

Бен изумленно посмотрел на нее, а потом на свои руки.

— Неужели это так очевидно? — спросил Бен.

— Да, а потом я услышала, как ты играешь. Ты должен знать себе цену, — заявила Эран.

Его смех разлился по комнате звучно, как колокол.

— И какова же моя цена? Пять миллионов? Десять? — спросил Бен.

Рани поддержала брата, тоже начав хохотать, но что-то подсказывало ей, что разговор был серьезным.

— Десять миллионов — это за нас обоих. Не то чтобы я была незаменима в игре на гобое, а ты в игре на пианино, но… — Эран пожала плечами.

— Сыграешь для меня? — спросил Бен.

Эран поставила длинную коробку на пол перед собой.

— Да, но попозже. Пока я еще не знаю тебя достаточно хорошо, — сказала она.

— Тогда ты должна узнать меня получше, — улыбнулся Бен.

Рани встала:

— Я пойду в свою комнату, надо немного позаниматься, Бен. Я-то знаю историю твоей жизни, а Эран, возможно, она покажется интересной. Увидимся позже.

Эран понравилось, как она ушла: поклонившись и приложив слегка скрещенные руки ко лбу. Это было с ее стороны весьма дипломатично. Неудивительно, что Бен так обожал сестру.

Он улыбнулся, когда Рани ушла из комнаты.

— Рани изучает медицину. Родители хотели бы, чтобы я тоже ею занимался, — сказал он.

— Но ты не хочешь? — спросила Эран.

— Нет. Родители — врачи, однако не все же члены семьи должны быть врачами! Мой отец британец. Он работает экологом в Серри, а два раза в неделю практикует на Харли-стрит. А мама индуска. Она консультирует в больнице Уокен, а старшая сестра получила диплом кардиолога и работает в Шотландии, — рассказал Бен.

— Но тебя медицина не интересует? — уточнила Эран.

— Нет, только музыка! Первый урок музыки я получил в пять лет и уже тогда понял свое предназначение. Однако родители не поверили мне. Они все равно продолжали учить меня музыке, и в пятнадцать лет я заявил, что собираюсь стать оперным певцом. Это окончательно вывело их из себя.

— Ты хочешь петь в опере? — задумчиво спросила Эран.

— Да, очень! — Бен кивнул.

Эран ничего не знала о подготовке оперных певцов, но понимала, что он хочет сказать. Она сама стала играть по нотам в восемь лет, а прогресс в игре на гобое начался лет с тринадцати. Если бы тогда она стала брать уроки, то сейчас уже очень многого достигла бы!

— А почему именно опера. Бен? — спросила Эран.

— Потому что она необъятна и драматична! В ней столько вызова и полета! И столько красоты… Музыкальной и зрительной. Я просто не представляю себе, как кто-то может слушать эти крысиные «песни» панков, когда можно слушать оперу! — воскликнул Бен.

— Но ведь если ты так хочешь петь и не можешь, ты можешь… ну… сойти с ума от невыполнимого желания! — выпалила Эран.

— Да, это так. — Бен выглядел таким разозленным, что Эран испугалась бы, если бы не понимала его.

— Я чуть с ума от восторга не сошла, когда услышала тебя в пятницу вечером. У тебя великолепный голос, — сказала она.

— Да, но он не тренированный и никогда таким не будет! — Бен махнул рукой.

— Как же не правы твои родители! Раз уж они оба врачи, то могли бы оплатить твои занятия или найти хоть какой-то компромисс! — воскликнула Эран.

— Это все из-за моего отца, он почему-то терпеть не может оперу. Он бы мне никогда не позволил заниматься пением всерьез. Мама тоже думает, что это слишком вульгарная карьера для ее единственного сына. Они продолжали заставлять меня заниматься медициной. Мотоцикл был лишь одним из выражений моего протеста, пока мы с Рани не сбежали в Лондон. Они помогают ей, но не мне, — сказал Бен.

— А они знают, что ты работаешь в ресторане? — спросила Эран.

— Знают. А Рани танцует лишь для развлечения и лишних карманных денег. Но мне нужна настоящая работа! Если бы я работал не только по ночам, то мог бы позволить себе оплатить собственное жилье, общался бы с другими музыкантами, писал бы собственные песни. Из того, что я уже написал, пока еще не получилось ничего особенного. А Рани еще слишком молода, как и ты, она хочет, чтобы я этот год пожил у нее, пока она не заведет собственных друзей и не встанет на ноги. — Бен вздохнул.

Эран тронула его забота о сестре.

— Значит, ты так и болтаешься целыми днями с Рани или со своими друзьями и не пытаешься писать музыку или анализировать арии? — спросила Эран.

Бен засмеялся, и ей понравилось, как изменилось его лицо: словно с него стерли боль и тревогу.

— Я слушаю не только различные оперы, я изучаю все музыкальные стили и молюсь о том дне, когда люди прекратят наконец классифицировать музыку. Все, что для меня имеет значение, — это масштабность музыки, и я предпочитаю в ней размах и полет, — сказал он.

— Тогда надо трудиться. Никто не начинает сразу с вершины, Бен, — сказала Эран.

— А ты — та еще штучка! Ну-ка, теперь расскажи мне о себе! — потребовал Бен.

— Я из Корка, морского ирландского города. Мой отец — рыбак, его зовут Конор, у меня еще четверо братьев и сестер. Я выросла в маленьком коттедже в деревне. Данрасвей мог бы стать прекрасным местом, если бы люди по-другому к нему относились. Мои лучшие друзья — Дэн и Аймир, моя учительница. Они мне очень помогли, много рассказали о музыке, давали читать хорошие книги. Мне бы хотелось доучиться в школе, но надо было идти работать, у моей семьи очень мало денег. Вот почему у меня две работы: одна для себя, другая для родителей. — Эран вздохнула.

— Ты, должно быть, очень много работаешь, — заметил Бен.

— Да, но мне это нравится, и свои вечерние занятия я тоже люблю, — сказала Эран.

— Какие занятия? — спросил Бен.

— Школа бизнеса. Само по себе это не очень интересно, но зато полезно, в отличие от гобоя. Я бы и дальше училась играть на нем, но не могу себе этого позволить, для меня это роскошь, — сказала Эран.

— Но как же ты выдерживаешь без музыки? — удивился Бен.

— Ну, я играю немного каждый день. Нахожу хоть какое-то применение своим талантам, — улыбнулась Эран.

— Какая у тебя любимая пьеса? Что лучше всего на гобое получается? — с интересом спросил Бен.

— Дуэт рыбаков из «Ловцов жемчуга», — ответила Эран.

— «На дне святого купола…» — тихо сказал Бен по-французски.

— Да, и ты произносишь слова лучше, чем я или даже чем Люк Лейвери! Он мой учитель по музыке, но во французском языке не очень силен. Ты и перевод знаешь? — У Эран заблестели глаза.

— Да. — Бен кивнул.

— «Святой купол» — словно ты в церкви… — сказала Эран.

— Именно так я себя чувствую, когда играю на пианино. Даже если это происходит в ресторане, среди толпы — Сива со мной, она витает в воздухе, — пылко сказал Бен.

— Сива — это индийская богиня? — спросила Эран.

— Да. Но мы не соблюдаем этих традиций дома. А ты, наверное, католичка, раз уж ты ирландка? — улыбнулся Бен.

Да, конечно — по происхождению и крещению, но Эран никогда не учили ничему специфически религиозному. Она не имела четкого понятия, почему католики конфликтовали с протестантами в Северной Ирландии. Если бы Эран родилась в Саудовской Аравии, то точно так же была бы мусульманкой, просто по происхождению и традициям.

— Я — музыкант! Я служу и поклоняюсь музыке, как божеству, и хочу быть музыкантом! — твердо сказала Эран.

— Сыграй теперь на своем гобое, — попросил Бен.

Он сказал это так тихо, что Эран не была уверена — хочет ли он этого на самом деле.

— А ты споешь со мной? — спросила она.

— Да. — Бен кивнул.

Эран достала гобой, и Бен с восхищением взглянул на прекрасный инструмент, похожий на сложную флейту.

— Ты знаешь партитуру для тенора? — спросила Эран.

— Из дуэта. Да, — кивнул Бен.

Как только Эран начала играть, Бен запел, и Эран убедилась, как хорошо он понимал характер этого рыбака. А сама Эран знала и понимала кое-что еще. Бену Хейли пока что всего девятнадцать лет, но лет через десять его имя будет известно многим, он станет популярнейшим певцом в Англии, во многих странах. И еще — он будет ее любовником! Эран нашла свой голос и одновременно — свою любовь. И это было больше, чем просто музыка. Это был ее внутренний ритм, ее сердцебиение, ее душа.

ГЛАВА 5

Эран чувствовала, что ее совместная жизнь с Беном Хейли с этого момента как бы предрешена судьбой. Они встретились, познакомились, влюбились друг в друга, и, как только обстоятельства позволят, они будут вместе. Остается кое-что уладить. Но это оказалось не так-то просто.

Рабочие часы Эран не позволяли ей оставаться с Беном надолго, хотя ее согревала мысль, что он явно жаждет ее общества. Но чем чаще Эран его видела, тем меньше, казалось, она продвигалась вперед в своих планах. Каждый раз, когда ей открывалась какая-то новая грань характера Бена, он поворачивался иной стороной. Наконец, Эран осознала, что подружилась с невероятно сложным человеком, трудным для понимания, противоречивым и абсолютно непредсказуемым.

Бен был просто очарователен: умный, страстный, щедрый и веселый.

Он отдавал себя целиком своим друзьям, обезоруживая их своей преданностью и поддержкой, отдавая им всю свою душу и сердце. Но Эран видела, что вначале надо завоевать его доверие: полная самоотдача с его стороны начиналась не сразу. Эран обнаружила, что ее словно проверяют, как будто для нее отвели испытательный срок.

Бен не предъявлял к ней особых претензий. Казалось, он примирился с тем, что каждый день она работает на двух работах, с тем, что куда бы она ни отправлялась, дети Митчеллов обязательно должны быть с ней, что ей надо приглядывать за своим торговым киоском и посещать вечерние занятия. Но Эран чувствовала, что только тогда полностью завладеет вниманием Бена, когда ее собственное «я» будет полностью заполнено только им.

Когда же им удавалось урвать какое-то свободное время и провести его вместе, Эран не могла угадать заранее, в каком настроении он будет. Его сияющая при встрече улыбка могла померкнуть от какого-то случайного слова. Оживленная мимика его лица казалась немного странной, как будто два разных человека уживались в нем. В ресторане Бен был оживлен, с друзьями-музыкантами он вел себя громогласно и бесцеремонно. Но с Эран он как-то притихал, при этом она почти физически ощущала, как он улетает в своей сосредоточенности куда-то далеко-далеко, где для нее не остается места. Бен не осознавал этого, так что Эран даже не могла упрекнуть его или начать ссору, но она часто чувствовала, как словно бы невидимая вуаль повисала между ними. И внезапно Бен мог спросить, в чем дело, как будто это из-за Эран между ними возникала напряженность и становилось так сложно общаться. Каждый раз девушка с трудом находила какие-то нейтральные объяснения, чтобы не показаться Бену мелочной, но порой ей хотелось поддаться вспышке какого-то детского раздражения, хотя, как она понимала. Бен бы не одобрил этого.

Но Бен мог и сам устроить немыслимую сцену, если бы ему захотелось. Он часто делал это из-за музыки. Однажды Эран была просто потрясена. Бен взял ее с собой к своим друзьям. Три или четыре человека играли на гитарах и других инструментах, шлифуя какой-то сложный музыкальный фрагмент. Бен буквально набросился на них. Ожесточенно ругаясь, он обзывал их бездарями, потом схватил одну из гитар и запустил ее через всю комнату. На мгновение Эран показалось, что он набросится на кого-нибудь с кулаками или, наоборот, кто-нибудь из парней кинется на Бена, но все неожиданно закончилось мирным смехом. Репетиция возобновилась, и, к удовольствию Бена, они вполне успешно отработали пьесу. Затем все отправились в паб, и Бен угощал друзей. Не имело значения, был ли он на мели или при деньгах, — тратил их Бен, как Ротшильд. Эран стала подумывать, не было ли у него в роду какого-нибудь раджи — так естественно выглядели его расточительность и замашки повелителя. Но обаяние его было искренним и теплым. Бен представил Эран своим друзьям весьма торжественным образом, и она даже почувствовала себя кем-то особенным. Хотя они теперь редко оставались наедине, Эран нравилась энергия их компании, которая восприняла ее вполне доброжелательно.

Никто из его друзей не относился к музыке так фанатично, как Бен, но все они горели энтузиазмом, были преданы искусству и полностью отдавались этому служению. Ничто другое не трогало их всерьез, их не интересовало, что творится в мире, они не читали газет, но свое дело ребята знали досконально. Бен постоянно читал биографии великих дирижеров, композиторов, исполнителей. И даже из повседневных разговоров Эран узнавала самые невероятные факты.

Но его совершенно не интересовали ее занятия, он был далек от обычных житейских дел и материальных забот. Эран казалось это странным, но Бен только пожимал плечами в ответ. Когда у тебя есть деньги, ты тратишь, когда их нет, всегда найдется способ их заработать. Если понадобится, считал Бен, он будет судомойкой или мойщиком окон, но до этого не дойдет, ведь его ждет колоссальный музыкальный успех.

Его самонадеянность и заносчивость отпугивали некоторых людей, но, как он говорил, трусость и негативизм вообще делают общение невыносимо скучным. Но Эран не считала его уверенность в себе какой-то отталкивающей. Даже когда Бен чересчур хвастался или вел себя как деспот, его внутренняя сила казалась привлекательной и притягивала ее.

И наоборот, Бен мог быть очень нежным. Иногда они ходили гулять в парк или бродили по площадям с обоими детьми. Бен мог без устали играть в футбол с Олли, мог помогать мальчугану пускать кораблик в пруду или подбрасывать Мораг высоко в воздух, пока малышка не начинала визжать от восторга. Бен доводил их до смеха за какую-то секунду, щекоча или качая их на коленях, но он никогда не пытался заигрывать с детьми, втираться в доверие; его терпеливость могла обернуться прямой противоположностью, и Эран научилась предугадывать ее пределы. Бен никогда не ссорился с детьми, но, если он уставал или малыши плохо себя вели, он просто переставал их замечать, оставляя Эран самостоятельно разбираться с малышней.

Такие прогулки были радостью и в то же время своего рода испытанием: Эран чувствовала себя словно гостья на каком-то долгом, изматывающем семейном мероприятии. Это было лучше, чем ничего, думала она, но все же это было не то, чего бы ей хотелось. Если бы они остались наедине, взял бы Бен ее за руку? Обнял бы, полностью бы посвятил ей всего себя?

Нет. И Эран была почти уверена в этом. Она стала ему другом, но не любимой девушкой. Потребуется немало времени, чтобы по-настоящему узнать Бена, проникнуть в его душу, вступить в соревнование с музыкой, которая поглощала его целиком. Иногда Рани оставляла их наедине у себя в квартире, но единственные увертюры, которые Бен предпринимал, были музыкальные. Когда же, как Эран казалось, ему так же сильно хотелось поцеловать Эран, как ей — его, он просил ее сыграть на гобое, или на него накатывала волна гнева из-за того, что у него не было своего пианино.

Он был добрый и ласковый, он смешил ее, хотя иногда Эран хотелось плакать. Но музыка всегда успокаивала девушку, и, если даже она не понимала Бена, она оставалась под воздействием его чар.

Прошли хрустнувшие первым льдом осенние недели, запахло зимой. В Сочельник, сияя своей чарующей улыбкой, Бен произнес:

— У меня есть билеты на «Мессу» Гайдна. В соборе. Пойдешь?

Эран задрожала. Приглашение прозвучало немного поздно, она не лучше Бена представляла, как себя ведут в протестантской церкви. Но все это перестало иметь значение, когда они попали туда. Все было так необыкновенно, играл орган, и Эран чувствовала себя, как на небесах.

Сидя с ним рядом, Эран чувствовала в нем некое благоговение. Их лица почти касались, рука Бена была так близко, что ей мучительно хотелось дотронуться до нее. Когда хор запел «Аллилуйя». Бен взял Эран за руку, его глаза сияли, безмолвно вопрошая, испытывает ли она такое же наслаждение, как он. Ее улыбка была ответом, а его взгляд, наполненный каким-то золотым отсветом, поглотил ее полностью, заливая потоком нежности. Это был первый романтический жест с его стороны за все время их знакомства, первый луч надежды, и Эран подумала, что он чувствует зародившуюся в ней глубокую радость.

Потом они пошли выпить капуччино в маленьком итальянском бистро. Когда Бен изящно поднес чашку к губам, Эран заметила, какие хрупкие у него пальцы. Жгучее желание физической близости с ним охватило ее с головы до ног.

Бен пристально посмотрел на нее:

— Ты знаешь, что Гендель в старости ослеп, Эран?

Боже, еще один! Бизе, Моцарт. Шуберт и Джордж Гершвин умерли в возрасте тридцати лет. Дженис Джоплин, Джими Хендрикс и Джим Моррисон довели себя до могилы наркотиками, Бетховен оглох, а теперь выясняется, что Гендель ослеп! Похоже, вся оркестровая яма заполнена трагедиями, а сцена устлана трупами! Кажется, Бена Хейли также ждет преждевременная кончина, потому что она сама готова была его убить. Если он способен слышать и любить в музыке содержание, почему он не может разглядеть и полюбить ее? Почему он никогда не чувствует сигналов, не настраивается на них? О да, Эран понравилась «Месса», но боготворила-то она Бена.

Охваченная отчаянием, она яростно размешивала кофе.

— Ну, многие люди не видят и не слышат того, что не хотят замечать, Бен, — заметила Эран.

— Да, но Генделю пришлось нанимать секретаря, а Бетховен почти сошел с ума, — сказал Бен.

— Что ты говоришь? — удивилась Эран.

Его глаза расширились и потемнели от удивления, так неожиданно прозвучал голос этой добродушной девушки, обычно исполненной очаровательной ирландской жизнерадостности.

— Мне казалось, тебе понравился концерт, Эран. Я что-то не то сказал и расстроил тебя? — спросил Бен.

— Да ничего ты не сказал, — буркнула Эран.

— Ты уверена? — Бен нахмурился.

— Абсолютно. — Эран кивнула.

— Ну… а ты бы не хотела зайти ко мне? — вдруг спросил он.

Ей хотелось этого больше, чем чего бы то ни было другого! Но там будет Рани, а в Ислингтоне ее будут ждать Митчеллы. Осмелилась бы она… а Рани?..

— Сегодня Сочельник. Мы могли бы послушать рождественские песни, — сказал Бен.

Рождественские песни! Все, что он хочет от нее, это послушать рождественские песни, чтобы она помогла ему решить, на месте ли половинка восьмой ноты!

— Нет, спасибо, Бен. Холли не позволит мне задерживаться, пока мне не исполнится восемнадцать лет. Боюсь, что раз она хозяйка, то ей и решать, — сказала Эран.

— Жаль, знаешь, мы какое-то время не увидимся. Я завтра уезжаю в Сёрри, проведу неделю с родителями, — сказал Бен.

Эран уже так расстроилась, что эта новость даже не произвела на нее впечатления.

— Желаю приятно провести время. Мы будем все вместе — Митчеллы и я, Олли и Мораг, и мы прекрасно повеселимся! Нет ничего лучше, чем встретить Рождество вместе с детьми.

Они закончили пить кофе и разошлись.

* * *

В отчаянии Эран обращалась к Тхану и Бронвен.

— Это безнадежно. Уже прошло целых три месяца! Мы хорошо ладим, но ничего не меняется в наших отношениях. Наверное, у Бена есть девушка, с которой он видится, пока я на работе.

Бронвен согласилась, что неясностей в ситуации больше, чем радужных надежд. Но Тхан не терял оптимизма.

— В Азии дела делаются медленно, и в Индии тоже. Не спеши, Эран.

— Но, Тхан, я так хотела провести с Беном Рождество и Новый год! Он знает, что я так одинока, у меня уже никого нет, кроме Митчеллов, мои родные далеко…

— И его близкие тоже, а для индуса семья важнее, чем наши христианские праздники. Почему бы тебе не перестать расстраиваться и не пойти с нами на Трафальгарскую площадь завтра вечером? Биг-Бен пробьет полночь, и мы славно встретим Новый год.

Эран мрачно потащилась с Тханом и Бронвен, чувствуя себя живым трупом. Весь год она работала на износ, а Молли даже не поблагодарила ее, Конор ей не позвонил, Бен не любит ее, никто, кроме Олли и Мораг, не обнял ее, но и они — не ее дети! Эран была как дома в Лондоне, но это не был ее дом. С ее учебой все было в порядке, но предстояло еще со многим разобраться.

Эран должна была наконец определиться, понять, что ей нужно и как этого добиться. Ей всего семнадцать, но Бизе и Моцарт в этом возрасте уже прожили больше половины своей творческой — и человеческой — жизни. Бизе умер от непонимания и неприятия, Моцарт от истощения, одинокий и в такой нищете, что его похоронили в общей могиле для бедняков. От этой мысли у Эран пробегал холодок по всему телу в эту одинокую зимнюю ночь.

Возможно, это было ошибкой — сразу знакомить Эран со всеми друзьями. Но она казалась такой счастливой в кругу его приятелей, сливаясь с ними, понимая, что именно с ними Бен выступает в ресторане. Он предпочитал видеть Эран хотя бы при таких обстоятельствах, чем вообще не видеть ее. Почему же Эран продолжала встречаться с ним и как она в принципе его воспринимала?

Если Эран, скажем, боялась его или не интересовалась его особой, то зачем она покрасила волосы, так забавно вырядилась, разыскала Бена в первый же вечер? Она искала только дружбы, потому что тоже оказалась на чужбине и была одинока? Но когда Бен пригласил ее в гости в Сочельник, она решительно отказалась, прикрывшись Митчеллами и их детьми. «Месса» Генделя понравилась Эран, но она никак не проявила эмоций, — а ведь в ее собственной музыке было столько чувств, та же сила, которой была пронизана и музыка Бена, то самое чувство, которое могло бы породить многое, если бы Эран решилась когда-нибудь помочь Бену взрастить это в себе.

Именно в этом был источник проблем. Бен мог бы использовать Эран Кэмпион, но эгоистическая суть самой этой мысли была ему отвратительна. Использовать женщину как музу уже было достаточно нехорошо, но в данном случае все было еще хуже: Бен не был уверен, что вообще достоин внимания Эран, потому что его собственные привязанности были, как правило, весьма непродолжительными. Бен ничего не мог поделать с тем, что его воображение быстро переключалось — на другую песню, на другую девушку, «забегало» в следующий день. За два года у него сменилось шесть или семь подружек, но это не имело особого значения, потому что те девицы тоже, в общем-то, относились к их связи как к эксперименту. Но Эран была другой. Она очень серьезно воспринимала все, что касалось интимной жизни, вступая в какие-то отношения, она отдавалась им без остатка. Если бы Бен привлек ее внимание и затронул ее чувства. Эран вынудила бы его подписать брачный контракт. Бен полагал, что, несмотря на хрупкий внешний вид, у нее был крепкий ум, и именно такой ум мог бы организовать его жизнь, придать ей необходимую форму и направление. Но если Бен позволит Эран сделать это, то она даст даже больше… она наполнит его своей любовью, которую он чувствовал в ней, и — он не хотел этого. Ну, допустим, неделя или месяц, не больше — в мире так много девушек, что нет смысла навсегда прилепляться к одной! Эран была милая девушка, в ней была какая-то готовность к самопожертвованию, нечто, что могло привязать Бена. Она ему очень нравилась, но ее целеустремленность, цельность ее натуры отпугивала Бена. Когда они расстались бы — а это бы случилось, — она испытывала бы страшные муки, о которых Бену уже сейчас было нестерпимо думать.

Но Бен и так уже очень сильно огорчил родителей, а если бы он еще и ввел в семью ирландскую иммигрантку, то только бы усугубил ситуацию. Няня, которая играет на гобое! Гаю бы это понравилось, как раз то, что надо для его влюбленного в оперу сына. А вот Дива… Дива когда-то сама была иммигранткой. И в этом-то было все дело! Став членом уважаемой британской семьи, двадцать два года спустя она стала и преуспевающим доктором, и почтенной матроной в Серри, планируя и для своих потомков такие же удачные браки. Дочь ирландского рыбака просто не вписалась бы в эту идиллическую картину. Дива давно полностью слилась с британским окружением, прониклась его обычаями и культурой. Она сохранила свою исконную веру, но ни с кем ее не обсуждала, никогда не вспоминала долгое путешествие домой в Лакнау, которое она предприняла, чтобы ее единственный сын родился в Индии. Эта юная девушка напоминала бы Диве о ее собственном происхождении, и пришлось бы начинать борьбу сначала… Дива, точно, была бы недовольна.

Но Бен чувствовал потребность посоветоваться с матерью, хотя был уверен, что все равно не воспользуется ее советом. Это было забавно — вся история с межнациональными браками в семье: пра-пра-прабабушка Гая была индуской, шестнадцатилетней девушкой она стала невестой британского солдата, посланного в Бенгалию подавлять восстание сипаев в 1857 году. Ей тоже пришлось адаптироваться в новой стране, пришлось отказаться от воспоминаний, подавить тоску по дому. Она прижилась на новом месте и, когда овдовела, предпочла остаться в Англии, а не возвращаться и доживать долгие дни на родине. Она стала миссис Хейли, британской подданной, жительницей метрополии.

Как Бену казалось, Эран тоже хотелось стать «миссис Хейли». Хотелось вписаться в новую для себя страну, потихоньку завоевать ее, преодолеть ностальгию. В отличие от своих соотечественников. Эран была равнодушна к «ирландским призракам», не плакала над кружкой пива, не поносила «оптом» все, что отличалось от того, что осталось дома. Эран была яркая и мужественная, Бен искренне восхищался ею и страстно ее желал. Он чувствовал — между ними есть некое духовное родство, которое могло развиваться. Если бы он позволил это, то страсть, отпущенная на свободу, расцвела бы пышным цветом. Но породит ли любовная страсть в жизни такую же страстность в музыке? Или она направится в другое русло и, исчерпав себя, просто иссякнет? Разве духовное родство в жизни имеет такое же значение, как в музыке?

Люди живут не больше ста, но великие классические музыкальные произведения живут веками, уходят в вечность! Бен собирался создать одно из таких произведений, и он всегда будет отдавать предпочтение музыке, не давая домашнему быту вмешиваться или ограничивать его творческую жизнь. Эран так же серьезно относилась к своей музыке, во многом даже превосходя Бена. Но она была из тех прирожденных матерей, на которых есть словно невидимое тавро — «жена».

Эран окружит себя детишками, такими, как Олли и Мораг. Когда у нее появятся собственные малыши, она будет ставить их превыше всего остального. А Бен уже выбрал свои приоритеты в жизни, и от них он не может отказаться. Это было бы неразумно и чертовски эгоистично, но в этом-то и было все дело. Он сделал бы Эран несчастной!

Возможно. Эран обо всем уже догадалась и поэтому проявила сдержанность. Ее не устраивало — быть на вторых ролях, а подойдет ли это ее детям?

Бена бы такое не устроило: как в музыке, так и в жизни он предпочитал быть солистом, занимать центр сцены. Сам факт, что Эран еще предстояло правильно оценить его, сводил Бена с ума. Если она действительно нужна ему, то предстоит работать больше, играть лучше!

А Эран и правда нужна ему, он правда хочет ее? Да, он хочет ее — физически, эмоционально, духовно. Но он также хочет еще много чего другого, а чего-то не хочет совсем — того, что будет мешать, как вечно мешали ему эти дети!

Черт, во всем этом была такая путаница! Наверное. Бену лучше вернуться домой, спросить маму и услышать, что ни музыка, ни ирландская гувернантка не сделают его счастливым. Выслушать голос разума, а не сумятицу раздирающих диссонансов.

Бен повернул к дому, сделал несколько шагов и замер. Что с ним творится? Что общего имеет рассудок с инстинктом, с инстинктом, который говорил ему, что он должен рискнуть в случае с Эран Кэмпион? Бен хотел ее, и он добьется ее, он будет честен с ней и постарается сделать ее счастливой. Если из этого ничего не выйдет, то он хоть попробует! Жизнь коротка, и нет ничего хуже, чем сдаться, даже не попробовав что-то сделать.

Стояла твикенхэмская погода: как известно. Вольтер делил времена года по значительным британским спортивным событиям — погода Эйнтри, погода Эйскот, погода Хэнли, погода Уимблдона. Твикенхэмская погода означала короткие, пронизывающие ветреные дни. Эран плотнее запахнула воротник и придерживала его одной рукой, а в другой сжимала книги, идя по темным улицам из колледжа. Сегодняшнее занятие было очень интересным, почти на два часа она даже отключилась от мыслей о Бене Хейли. Но сейчас ей захотелось немного движения, и она решила пойти пешком. По ночам Лондон было не столько опасен, сколько полон тайн и приключений.

Эран не прошла и пятидесяти ярдов, как изменила свое мнение насчет опасностей. Приближающийся сзади грохочущий мотоцикл устремлялся прямо к ней. Эран инстинктивно почувствовала это. Одеревенев, вцепившись в сумку, она нашла в себе силы обернуться.

— Эран, Эран, подожди! — крикнул кто-то.

Бен! Волна облегчения нахлынула на Эран, и он медленно подъехал к ней — руки в кожаных перчатках с крагами, черная кожаная куртка делала его высоким и внушительным. Если бы она не была с ним знакома, убежала бы изо всех сил!

— Залезай и держись крепче, — сказал Бен.

Он показал жестом себе за спину, нетерпеливо нажал на газ, готовый умчаться с места, как только девушка усядется. Куда же он спешил? Бен сорвался с места с такой скоростью и так неожиданно, что у Эран перехватило дыхание.

Они мчались по темному Лондону с такой скоростью, что единственное, что Эран могла, это держаться за Бена изо всех сил. Они летели на юг, через реку, и попытки Эран что-то сказать заглушали шум и ветер. К тому времени, когда они достигли парка, выходящего на Гринвич, Эран чувствовала себя так, как будто ею выстрелили из катапульты. Она соскользнула с мотоцикла и стояла на дрожащих ногах, трясясь от холода и от какого-то неожиданного страха.

— Эран, мы должны с этим разобраться, — Бен крепко схватил ее за руку и повел к небольшому возвышению, где они уселись на траве и посмотрели друг другу прямо в глаза.

Его прямота была значительным облегчением для девушки, и она встретила ее с поднятой головой.

— Давай. Если ты имеешь в виду наши отношения, я бы хотела понять, что с нами происходит, Бен, — сказала Эран.

— Эран, почему ты постоянно избегаешь меня? — спросил Бен.

— Избегаю тебя? Да ведь это ты сам так поступаешь! — воскликнула Эран.

— Ладно, давай признаемся, что мы оба так себя ведем. Почему? — нахмурился Бен.

— Я не избегаю тебя. Все препятствия возникают словно сами собой. Я приехала в эту страну ни с чем. Я иммигрантка, и мне приходится много работать. У меня нет выбора. Это ты заполняешь каждую минуту своей жизни друзьями, вечеринками, пабами, репетициями, как будто они… как будто они могут укрыть тебя от меня? Почему? — Эран пристально смотрела на него.

Бен смущенно взглянул себе под ноги.

— Потому что я тебя боюсь, если хочешь знать правду, ужасно боюсь, — пробормотал он.

— Боишься меня? Да ты никого не боишься! Я никогда не встречала более уверенного в себе человека, — сказала Эран.

За его спиной Эран различала огни города и удивлялась, почему Бен привез ее именно в это место. Днем оно напоминало картину Малкольма Лоури, наполненную маленькими фигурками. Силуэты спешащих людей на заднем фоне, а на переднем плане — огромное пустое пространство, величественная возвышенность, царящая над всей перспективой.

— Я очень уверенно себя чувствую в большой толпе. Но я не могу оставаться наедине с кем-то. Это пугает и бесит меня! — воскликнул Бен.

Неожиданно в голове у Эран прояснилось, мысли выстроились в логическую цепочку.

— Ты имеешь в виду, что тебе нужна публика? — спросила она.

— Да, причем я должен владеть ею! Ты первый человек, с кем я захотел быть без посторонних, и, кажется, первый, кто… контролирует меня. Кто подчинил меня себе. Возможно, это и хорошо, но это-то может и сдерживать меня. Для меня женщины, как игрушки… — признался Бен.

Эран чувствовала его отчаяние, но у нее в душе почему-то ничего подобного не было. Что-то отлегло от сердца, и она нежно и успокаивающе взяла Бена за руку.

— Продолжай. Расскажи мне о себе все до конца.

— Я… я боюсь, что стану использовать тебя, Эран. В тебе есть нечто такое, что может помочь мне. Я могу опустошить тебя, а потом… — Бен умолк.

— Что же потом? — тихо спросила Эран.

— Потом пресытиться и охладеть, — ответил Бен, пряча глаза.

Это было так больно слышать! Эран смотрела под ноги, стараясь оценить его прямоту и скрыть свои уязвленные чувства.

— Знаешь, Бен, это забавно… ты выглядишь человеком, который всегда действует импульсивно. Но то, что ты сейчас сказал, похоже, было глубоко и тщательно тобой продумано, — произнесла Эран.

Он улыбнулся:

— Да. Возможно. В первый и последний раз. Обычно это ты размышляешь. Ты ходишь по земле, ты земная, я так никогда не смогу… Ты бы хотела иметь постоянные отношения, да? — спросил Бен.

— Да, скорее всего. Но не сейчас. Я еще слишком молода, надо столько всего еще сделать. Я плохо разбираюсь в себе самой, не говоря уже о тебе… Я не хочу выходить сейчас замуж. И довольно долго еще не хочу иметь детей, — сказала Эран.

Удивленный, Бен немного отстранился от нее:

— Правда? Но ты так ревностно и самоотверженно относишься к своим подопечным детишкам…

— Это другое. Я просто за них отвечаю, — сказала Эран.

— А когда ты закончишь учебу, ты займешься чем-то еще? — спросил он.

— Да, я пока еще не знаю чем, но преподаватели говорят, что у меня есть амбиции, — кивнула Эран.

На самом деле Эран очень удивилась, услышав от учителей такое мнение. У нее самой было такое чувство, что она скорее дрейфует назад, чем продвигается куда-то вперед. Эран пока даже не представляла себя преуспевающей, она просто знала, что не хочет быть бедной. Это было бы здорово — где-нибудь путешествовать, впрочем, она не возражала бы и против того, чтобы осесть на одном месте, только где и с кем? Она страстно желала Бена, но не похоже, что она желанна для него. Вернее, Бен хотел ее не так, как она сама хотела его.

— Что ты будешь делать? — спросил Бен.

Эран растерялась. Осмелится ли она произнести это вслух, признаться ему? Да он сбежит за тысячу миль! Но если она не осмелится, то может упустить момент. И Эран собралась с духом.

— Я сделаю все, чтобы твой голос зазвучал во всех странах мира. Если ты позволишь, мое будущее станет неотделимо от твоего, — тихо сказала она.

Эран удивило, как уверенно и даже храбро прозвучал ее голос. Судя по выражению глаз Бена, он был потрясен не меньше. Она захватила его врасплох! Но даже если Бен и не хотел этого услышать, он услышал. Он нужен ей!

Эран очень нуждалась в Бене. Когда они лежали рядом в молчании, их пальцы переплелись, его теплое дыхание щекотало ее щеку, и Эран понимала, что они нужны друг другу, пусть по-разному, но это чувство было в них обоих.

Казалось, прошли часы, прежде чем Бен заговорил.

— Что ты имеешь в виду, Эран? — спросил он.

— Я хочу быть твоим менеджером, Бен: направлять, приглядывать за тобой, сформировать тебя… — сказала Эран.

— Профессионально? — уточнил Бен.

— Да. И в личном плане тоже. Это все слито… от твоего голоса я готова рыдать, когда ты поешь, я такое чувствую… это просто колдовство какое-то, я зачарована, я становлюсь частью тебя! — воскликнула Эран.

Бен взглянул на Эран. В его глазах была забота и тревога, и он нежно погладил ее руку.

— Откровенно говоря, с профессиональной точки зрения, у меня есть шанс. Я люблю петь, я люблю то, как публика реагирует, я оживаю всегда и везде, где есть музыка. Я хочу добиться успеха и готов работать, как раб, чтобы добиться своего. Мне, скорее всего, в меньшей степени нужен наставник для музыкального развития, скорее просто человек, который будет задавать мне направление, дисциплинировать меня, поддерживать во всех отношениях — тот, кто будет понимать, к чему я стремлюсь, как, я надеюсь, меня понимаешь ты, — сказал Бен.

Эран кивнула.

— Но как мужчина — приятель, любовник, назови как хочешь — я уже более сомнительный вариант. Я не умею концентрироваться, у меня нет постоянной силы… После выступления я бываю полностью опустошен, мне нечего отдавать. Я получаю удовольствие от секса, но я еще никогда не был влюблен. Я никогда бы не обидел тебя специально, но я должен тебя предупредить, что со мной будет нелегко, — продолжал Бен.

— Да, я знаю это, — сказала Эран.

— Правда? Ты в самом деле готова ко всему, что такая жизнь предложит тебе: концерты, туры, затяжные вечера, расставания, бесконечное ожидание моего возвращения, и ты сама всегда будешь в тени, без стабильности, без признания… это будет нелегко, — сказал Бен.

— Ты очень честен, — заметила Эран.

— Я хочу, чтобы ты понимала, на что ты идешь. Я обычно недолго рассуждаю, когда дело касается девушек. Но это что-то другое, нам обоим надо хорошенько подумать. Мы можем ведь еще немного подумать? — спросил Бен.

— Да. Я знаю, я сама тоже не стопроцентный вариант. Я только учусь, у меня нет опыта менеджера, у меня никогда не было парня, я вовсе не роскошная и не изысканная… — Эран вздохнула.

— Нет, но ты — само воплощение массы других качеств! Совершенно необыкновенных, потрясающих… В тебе столько достоинств, есть и некая собранность… это редко бывает в музыкальном мире, да и в любой другой сфере. Глядя на тебя, я чувствую, что могу заслужить успех, если поднимусь до твоего уровня, смогу соответствовать твоим ожиданиям, — сказал Бен.

— О Бен, по твоим словам, я какая-то невероятно добродетельная особа! Но я так же люблю повеселиться, как и ты. Жизнь вокруг тебя всегда бурлит и кипит, она наполнена радостью, — сказала Эран.

Бен улыбнулся:

— Я буду продолжать бурлить, если ты, в свою очередь, будешь создавать спокойствие. Мы будем дополнять друг друга!

— Да, я попробую, если ты этого желаешь, — кивнула Эран.

Когда губы Бена наконец коснулись губ Эран, они были очень нежные. Но только в самом начале…

Ничего. Эран знала меньше, чем ничего, о музыкальном бизнесе. Она сказала Бену об этом, когда они прогуливались с детьми Митчеллов по Кенсингтон-Хай-стрит.

— И я не знаю. Я порядочно знаю о музыке, но не имею представления о том, с чего начинать карьеру, как сделать, чтобы меня слушали, чтобы обо мне узнали, — сказал Бен.

— Понятно. План такой: через пять месяцев я сдаю выпускные экзамены, и я буду работать как проклятая, чтобы получить диплом. Тебе тоже придется попотеть, — заявила Эран.

— Над чем? — спросил Бен.

— Напишешь пять песен, по одной в месяц. Тебе придется пока забыть об опере и написать пяток хороших, запоминающихся песенок, — подумав, сказала Эран.

— Забыть про оперу? Эран… я… — У Бена просто не было слов.

— Пять, — твердо повторила Эран.

— Но ты же знаешь, я… — Бен пытался спорить.

— Тебе девятнадцать лет. Ты начнешь с самого простого и будешь учиться прежде всего этому. Тебе придется делать то, что говорю я, и не спорить со мной, это не подлежит обсуждению, — заявила Эран.

Бен остановился и расхохотался так громко, что на него оглянулись прохожие, — он выглядел весьма странно в своей оригинальной одежде и с детской коляской.

— Ладно, но о чем будут песни? Поэт-то из меня никакой! — воскликнул он.

Эран подумала о собственных стихах.

— Слова напишу я. Ты сочинишь на них музыку и исполнишь, — сказала она.

— Ну ты хоть приблизительно скажи, о чем будет первая тема? — спросил Бен.

«Наша тема, — подумала она, — ты и я. Но кому какое дело до нас двоих? Люди думают только о том, что касается их самих. Все люди, которым, как и мне, и Бену, пришлось приехать в Лондон в поисках работы, развлечений или скрываясь от чего-то. Люди, которые добились успеха, и те, кто спит на улицах…» — подумала Эран.

— Это должна быть песня о… о невписавшихся, — сказала она.

— Во что не вписавшихся? — не понял Бен.

— Оглянись! Ты наполовину индус, я — наполовину ирландка. Посмотри на жонглера с тарелкой, на тех китаянок. И много ли ты видишь вокруг чистопородных британцев голубых кровей? Сколько языков ты слышишь? — спросила Эран.

Бен понял.

— Но если это будет песня о маргиналах, то она сама не впишется, останется невостребованной, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Эран.

— Ты посмотри, что сейчас в чартах… «Абба», Гарри Глиттер, Бэй Сити Ролерс, Панк и диско. Я ничего подобного не мог бы написать. Это должно быть что-то более значительное, — сказал Бен.

— Да, это должно быть нечто большое, как Лондон. И очень многогранное, разное, как все эти люди. Такие же пришельцы, чужие на этой земле, — кивнула Эран.

Бен понял. Эран пришла в такое возбуждение, что с трудом сдерживалась.

— Вот именно! Новые, другие люди, отличные от местных, это и есть иммигранты. Давай начнем прямо сейчас, Бен! — воскликнула она.

Эран видела, что идея увлекала Бена так же сильно, как и ее. Она только не могла понять, почему он засомневался.

— Ну, давай же! — настаивала Эран.

— Мы… Эран, это классная мысль. Она мне нравится, и я бы мог… Но дело в том… — Бен запнулся.

— В чем же? — насторожилась Эран.

— Она может не понравиться моим родителям. Моя мама довольно давно здесь живет, и она больше не воспринимает себя как иммигрантку. Я бы не хотел, чтобы она подумала, что я говорю о ней, — сказал Бен.

— Но, Бен! Это же я буду писать слова! Я и несу за это ответственность. И потом, если песня действительно получается хорошая, каждый чувствует, что песня про него. Каждый воспринимает ее глубоко лично, — сказала Эран.

— Ты права, давай напишем, — кивнул Бен.

— К четырнадцатому февраля? Дню Валентина? — улыбнулась Эран.

Бен обнял Эран и поцеловал ее в щеку.

— Ладно, надсмотрщица над рабами, договорились. Если я найду пианино, — засмеялся он.

— Воспользуйся тем, что стоит в ресторане. Днем оно свободно. Я уверена, тебе они разрешат, — посоветовала Эран.

— Возможно. Я скажу, что работаю над новым репертуаром, — кивнул Бен.

Прошло два дня. Эран не могла поверить, как сильно изменились их отношения, как удобно им стало друг с другом: они словно были настроены на одну волну.

Они бродили по Гайд-парку, время от времени отвлекаясь на малышей, пока не дошли до универмага «Хэрродс». Бен так и вцепился в руку Эран.

— Ты видела их продуктовый зал? — спросил он.

Эран не видела зала и была удивлена тем, что Бен проявил к этому интерес. Обычно он оставался абсолютно индифферентным к еде. Она была лишь «горючим», потребляемым на скорую руку.

— Это праздник для глаз! Пойдем, — сказал он.

Они спустились в цокольный этаж, где от изобилия на прилавках разбегались глаза: товары были так прекрасно разложены, все на своем месте, продукты казались нарисованными. Дети с радостным вожделением разглядывали всевозможные пирожные и конфеты, но внимание Эран привлек прилавок с сыром. Его заполняла ароматная продукция со всего мира: огромные круги голландского эдама, массивные блоки швейцарского эмменталя, штабеля греческой феты и горшочки с сыром местного производства из различных городов и деревень Англии… но из Ирландии не было ничего.

— Бен, ты не присмотришь за ребятишками? — вдруг спросила Эран.

— Без вопросов. Хочешь что-нибудь купить? — улыбнулся Бен.

— Нет, кое-что продать, — бросила она.

Предоставив Бену теряться в догадках. Эран наклонилась над прилавком и попросила продавца пригласить менеджера продуктового отдела. Продавец, опасаясь, что клиент собирается предъявить претензии в этой империи высочайших стандартов и безупречного обслуживания, поспешил за боссом. Спустя мгновение появился представительный господин в полосатом костюме.

— Чем могу служить, мадам? — вежливо спросил он.

В первый раз при обращении Эран назвали «мадам», и это ей весьма понравилось.

— Мне нужен некий особый сорт сыра, но, похоже, у вас его нет, — издалека начала Эран.

— Какой именно? — спросил менеджер.

— Его делают в Ирландии, он называется «макгованский», — ответила Эран.

— «Макгованский»? Вы могли бы поподробнее его описать? Он твердый или мягкий? — с интересом спросил менеджер.

К своему ужасу, Эран обнаружила, что она не знает, из чего и как Энни Мак-Гован делает сыр! Она просто помнила до сих пор вкус сэндвича с этим сыром. Сэндвич ей дала на пляже Аймир.

— Вы хотите сказать, что не знаете, что это за сыр? Он очень известен в Ирландии, — вывернулась Эран.

— В самом деле? — удивился менеджер.

— Да, и в Лондоне тоже… Много ирландцев, и я в том числе, ищут этот сорт. Я весьма удивлена его отсутствием, он пользуется постоянным спросом!

Голос Эран зазвучал увереннее. Мужчина моргнул.

— Но если дела действительно так обстоят, мы обязательно проработаем ситуацию. Вы случайно не знаете, через какие магазины он распространяется в Англии? Мы могли бы связаться с поставщиками, — сказал менеджер.

Эран покачала головой:

— Боюсь, я не смогу вам помочь, мы покупаем продукты только в вашем магазине.

Эран понимала, что, судя по ее внешнему виду, она меньше всего напоминает покупательницу «Хэрродса». Но это было одно из основных отличий этого великолепного магазина — со всеми клиентами обращались одинаково внимательно и почтительно.

— Так уж получилось, что я сама родом из деревни, где его делают. Я дам вам координаты людей, которые смогут вам помочь, — сказала Эран.

— Это было бы превосходно… это так любезно с вашей стороны… — пробормотал менеджер.

Эран достала блокнот и карандаш из сумки и записала телефон Аймир.

— Вот. Моя подруга, миссис Аймир, направит вас в… фирму, которая производит сыр. Надеюсь, вам удастся с ними связаться. — И Эран протянула мужчине записку.

Менеджер опустил листочек бумаги в карман и заверил, что сделает все от него зависящее. Он горячо поблагодарил девушку за то, что она обратила внимание на упущение в их ассортименте и подсказала, как его исправить.

— Так, Бен, теперь быстро! У тебя мелочь есть? — спросила Эран, чуть ли не бегом вернувшись к нему.

— Да, а сколько тебе надо? А зачем это тебе? — посыпались вопросы.

— Надо срочно позвонить Аймир, предупредить ее и Энни Мак-Гован, до того как им позвонят! Это такой супермагазин, что они могут прямо сразу и позвонить, — пропыхтела Эран.

Через несколько минут все было проверено и улажено: Энни действительно поставляла свою продукцию в магазин деликатесов в Корке и несказанно обрадовалась перспективе наладить поставки в Лондон. Эран не могла гарантировать поступление заказа, но она сделала все возможное, чтобы он поступил. Бен не верил ни своим глазам, ни ушам.

— Эран, ты же потрясающий предприниматель! Ты провела переговоры как настоящий профи! — воскликнул он.

— Этому-то нас и учат в бизнес-школе. Как не упустить возможности и использовать их на полную катушку, — улыбнулась Эран.

— Но ты ничего с этого не будешь иметь, — заметил Бен.

— Нет, буду! Все, что приносит выгоду моей деревне, выгодно мне и моей семье. Никогда не знаешь, что получится из той или иной ситуации… Если Энни получит заказ, потом другие женщины, потом ее дело может расшириться, она может нанять новых работников, предложить работу моим братьям, и для них это будет выход, если дела с рыбной ловлей не улучшатся. Никогда наверняка не знаешь, — уверенно сказала Эран.

Бен не имел понятия, кто такая эта Энни Мак-Гован, какие у нее сыры, завоюют ли они когда-нибудь Лондон. Но он видел, что Эран точно этого добьется. Эта женщина сможет продать глыбу льда эскимосу!

Создание первой песни было и райским наслаждением, и адскими муками. Это был настолько мощный процесс духовного взаимопроникновения, что Эран стало казаться, что она понимает, как себя чувствуют родители, когда создают своего первенца: благословение зачатия, предчувствие беременности, испытание и страх рождения…

Им удалось найти время, чтобы полностью посвятить себя творчеству. Но за первую неделю они не написали ни ноты, не прикоснулись карандашом к бумаге. По мнению Эран, сначала надо было провести исследование. Бен смотрел на нее, как будто они говорили на разных языках.

— Какое исследование? Это песня или научная работа? — ворчал он.

— Бен, если мы хотим выразить чувства людей-маргиналов, прежде всего неплохо бы узнать что-то про них. Нашего личного мнения недостаточно. Надо идти туда, где они живут, говорить с ними, настроиться на их вибрации. Начнем с Брикстона, — сказала Эран.

В Брикстоне их очень быстро послали куда подальше. Никто не понимал, с какой стати надо рассказывать двум незнакомцам о своих личных переживаниях. Потом Эран пришла в голову идея — притвориться репортером из газеты, и ее очень обрадовало, что эта идея пришлась Бену по душе. Он взял у приятеля фотоаппарат и играл роль фоторепортера. Эран вооружилась блокнотом и перевоплотилась в образ, который стал ей очень близок благодаря ее работе на рынке. Как только их собеседники почувствовали себя выразителями некоего общественного мнения, их прорвало. Гнев, усталость, раздражение, разочарование, апатия, бессилие: чертово правительство и чертовы домовладельцы, проклятые налоги и проклятые пособия. Реки гнева вливались в океаны злобы.

Эран отчетливо ощущала, как ей повезло по сравнению со многими иммигрантами. Ее блокнот быстро заполнился. Даже Рани заинтересовалась: она призналась, что на первом курсе в колледже часто чувствовала себя одинокой, ее не замечали, она не знала, как стать своей в этом новом обществе.

Бен провел в ресторане целый день, результатом которого стали две страницы, исчерканные до такой степени, что Эран с трудом могла разобрать записи. Многие ноты были исправлены, зачеркнуты, перенесены в другое место, отмечены какими-то значками, в общем, прошел почти час, прежде чем она разобралась. На ее лице отразилась неуверенность.

— Это какой-то хаос, сумбур, Бен! — сказала она.

— Я так воспринимаю этих людей, — ответил он.

— Да, но… — Эран запнулась.

— О Боже! Это ведь не детская колыбельная! — рассердился Бен.

Это было не первое проявление его дурного нрава, но впервые взрыв был направлен на Эран. Она припомнила слова Аймир о том, что нет смысла злиться на мужчин и ссориться с ними, если ты не злишься на саму себя по-настоящему. Лучшего результата можно добиться обходными путями. Если ты дашь им возможность почувствовать себя кем-то замечательным, то скорее появится шанс, что они такими и станут. Это был первый опыт Бена-композитора… со временем все получится. Кроме того, он был прав. Этим людям не нужны были хвалебные песни.

— Хорошо, давай я сыграю еще раз, а завтра начну подбирать слова, — предложила Эран.

— Идет. Короткие сердитые слова. В таком духе, — сказал Бен.

Эран рассмеялась:

— Это превратится в рок-панк в конечном итоге.

Бен бросил на нее сердитый взгляд:

— Черта с два! Это будет, это будет… как картина Пикассо!

Эран видела репродукции Пикассо в доме у Аймир и некоторые его картины в лондонских галереях. Неожиданно она поняла, что Бен имеет в виду. Чтобы подобрать к музыке правильные слова, ей придется думать, как Эмили Дикинсон, а не как Китсу или Шейли. Это будет острая песня, а не лирический романс. Как Бен прав насчет пианино! Если бы у него был собственный инструмент, он бы сам наиграл ноты. Если бы у Эран было свободное время, она могла бы зайти к нему в ресторан. Пока все было не так, все шло наперекосяк.

— Не дергайся. Бен. Когда сделаешь больше и будут слова, все встанет на свое место.

— Да, но именно мелодия должна диктовать слова, а не наоборот! — заявил Бен.

Конечно, это ставило Эран на задний план. Но она не спорила. Люди нечасто помнят все слова у какой-либо песни, но всегда могут напеть мелодию. Если она собирается создать с Беном много песен, ей придется смириться с его ведущей ролью.

Что ж, ей будет принадлежать главная роль в другом. Когда они определятся с репертуаром, опробуют его на публике в ресторане и все пройдет хорошо. Эран начнет думать, кому это предложить, как сделать демо-запись или пригласить кого-нибудь из звукозаписывающей фирмы на ужин в индийский ресторан… ее неожиданно поразила мысль, как многому еще ей надо учиться! Что это за люди и как с ними познакомиться, как поддерживать отношения?

Эран слушала Радио-4, но сейчас поняла, что это ошибка; ей надо слушать все радиостанции — их первые песни больше подойдут для Радио-1 или для местных станций. Но этот недостаток было легко исправить, и в любом случае до публичных выступлений было еще очень далеко. Все, что ей нужно сейчас, это написать слова для Бена.

Бен сидел на краю дивана, что-то черкал и снова писал, напевал короткие фразы и ругался про себя. Эран улыбнулась.

— Сыграть еще раз для тебя? — спросила она.

— Да.

Он ответил сухо, но слушал внимательно, несколько раз останавливал, чтобы вернуться к предыдущей музыкальной фразе, пока, сбитая с толку, Эран не ошиблась нотой.

— Господи, да ошпаренный кот «звучит» и то лучше! — закричал Бен.

— Извини, — сказала Эран.

Эран непроизвольно съежилась, когда, отбросив в сторону листок с нотами, Бен шагнул к ней, весь кипя от негодования. Но, приблизившись к ней, Бен обнял ее за талию, и выражение его лица смягчилось.

— Прости, я ужасно разозлился. Не знаю почему, — сказал он.

— Злись сколько угодно, если тебе это помогает. В конце концов, люди, о которых будет эта песня, тоже не самые благостные и добродушные, — сказала Эран.

— Это точно. Может быть, поэтому я и злюсь. В любом случае, не принимай это на свой счет, — попросил Бен.

— Не буду, — кивнула Эран.

Привлекая Эран к себе. Бен поцеловал девушку в губы; она почувствовала мощные удара его сердца, физическое проявление его чувств. Он часто целовал ее в последнее время так, что казалось, за этим последует и продолжение, но этого не случалось. Может быть, дело в ней, она не так отвечает на его ласки? Эран крепче обняла Бена, прильнула к нему всем телом, почувствовала, как он немедленно откликнулся… Но вот он отстранился.

— Черт побери, в чем дело. Бен? Что такое? Что я делаю не так? — чуть не закричала Эран.

Опустив ее на пол и усевшись на подушки. Бен потянул Эран за руку.

— Ты все делаешь правильно. Я… я не хочу тебя, — сказал он.

— Что? — У Эран чуть сердце не остановилось.

— Ты слишком юная. Тебе всего семнадцать, — сказал Бен.

— Я не слишком юная, в апреле мне будет уже восемнадцать! В любом случае, дело не в этом! Я слышала, что музыканты спят с пятнадцатилетними девчонками. Ты же певец, ты должен быть секс-маньяком! — закричала Эран.

Бен расхохотался.

— Эран, я тебя уверяю, я такой же поклонник секса, как и любой парень в моем возрасте. Но я не хочу заниматься сексом с тобой — пока ситуация не изменится, пока не появятся более подходящие условия и это станет чем-то совершенно особенным. Если бы все дело было в том, чтобы заняться сексом, мы бы устроили это прямо здесь и сейчас. Но я хочу, чтобы с тобой было по-другому. Я хочу, чтобы появилась любовь, — серьезно закончил он.

— Но я, ты… ты не?.. — Эран не находила слов.

— Нет, пока нет. Не совсем. Нет, пока ты… пока у тебя не появится больше времени для меня. Когда ты закончишь учиться, летом… наши песни будут написаны, и мы узнаем, сработаемся ли мы, — сказал Бен.

— Летом? Но, Бен… о Боже! Что же мне, по-твоему, делать до тех пор? — спросила Эран каким-то не своим голосом.

— Делай, как я. Спи с кем-нибудь. — Бен пожал плечами.

Эран почувствовала, как внутри у нее все словно разлетелось на множество осколков. Она была потрясена. Так же, как и Бен: он не хотел грубить, он просто не представлял себе, как обыденно это прозвучит. На лице Эран появилось такое выражение, как будто Бен ударил ее. Он потянулся к ней, но Эран отстранилась.

— О Эран, прости! Я не имел это в виду. Я хотел сказать, что, может быть, тебе нужно набраться немного опыта, прежде чем ты решишь, что я тот единственный парень во всем мире, кто тебе нужен, — быстро сказал Бен.

Еле слышным шепотом Эран спросила его:

— И с кем же ты спишь?

— Да с разными. Девчонки, которые крутятся вокруг после вечеринок, в пабе… ни с кем дважды, — ответил Бен.

Эран встречала некоторых их них: высокие, шумные, захлебывающиеся смехом девицы, в броских нарядах, вешающиеся на каждого встречного мужчину. Длинные ноги, короткие юбки, красные губы. Фанатки…

Она встала.

— Я лучше пойду.

Но Бен потянул ее назад.

— Нет, не убегай. Эран. Это не ответ!

Не ответ, он прав. Она убежала из Ирландии, но не будет прятаться ни от чего, что ей уготовил Лондон.

— Где же ты с ними спишь? — спросила Эран.

— У них дома. — Бен опустил глаза.

— И когда это было в последний раз? — Эран не узнавала своего голоса.

— Около месяца тому назад. Как раз перед Рождеством, — сказал Бен.

— Надеюсь, ты получил с ней удовольствие, потому что она была последняя. Если ты хочешь видеть меня снова, ты не будешь встречаться с другими женщинами. Это ясно? — Голос Эран звенел как стекло. Бену понадобилось какое-то время, прежде чем он ответил:

— Да. Понятно.

— Хорошо, — сухо сказала Эран.

Схватив свои вещи, она выскочила из квартиры, изо всей силы хлопнув дверью.

Она попала домой уже в полночь, но заставила себя усесться за письменный стол и дрожащей от гнева рукой одним махом написала все куплеты к песне.

На следующий вечер жаркие объятия Бена и глубокий, долгий поцелуй, казалось, умоляли о прощении яснее всяких слов.

— Ты как? Я беспокоился, — признался он.

— Все в порядке, я написала стихи, — ответила Эран.

Она передала Бену листок, но он отложил бумагу в сторону, даже не взглянув.

— Прости меня, Эран. Я вел себя вчера по-свински, и ты была права, что рассердилась. Не позволяй мне так себя вести. Но тот эпизод случился еще до нашей с тобой поездки в Гринвич. Я больше никогда так не буду делать, — сказал он.

Бен говорил с такой детской интонацией, что Эран невольно улыбнулась:

— Олли говорит так каждый день: «Я больше не буду».

— Я серьезно. Я так обожаю тебя… все остальные ничего не значат! Я только имел в виду, что ты можешь экспериментировать, а не то, что я хочу, чтобы ты это делала. — Бен путался в своих объяснениях. — В любом случае, я сегодня здорово поработал, носа никуда не высовывал.

— Много сочинил? — сдержанно спросила Эран.

— Да, порядочно, я думаю, тебе это понравится, — сказал Бен.

Эран была очень довольна, когда Бен отдал ей листок бумаги и пошел ставить чайник. Вчерашние наработки были приведены в порядок, и многое добавилось; с первого взгляда было заметно, что Бен хорошо потрудился. Музыка пока еще была хаотичной, но в ней чувствовалась определенная направленность. Внезапно Эран очень захотелось исполнить эту музыку и услышать, как он поет, услышать пульсирующие, ритмичные слова песни.

Когда Бен вернулся с чаем. Эран уже попробовала сыграть на гобое и не обратила внимание на угощение.

— Давай репетировать, — велела она.

Бен послушно взял листок со словами, дважды прочитал их, а затем пропел их, следуя мелодии гобоя, прикладывая руку к уху.

— Стоп, стоп, это такт не звучит, выпадает! — сказала Эран.

— Да нет же. — Бен отнял руку от уха.

— В нем всего три такта — пересчитай еще раз, — велела Эран.

Это продолжалось часами. Часы и часы споров, бесконечных препирательств. Эран наконец поняла корень его перфекционизма: Бен просто не соглашался ни на какой компромисс. В слова внесли много перемен, но музыка почти не изменилась. А ведь это была простая песня в сопровождении фортепиано! Можно себе представить, на что это будет похоже, если когда-нибудь дело дойдет до аранжировки: да любой музыкант, если не все сразу, просто излупит Бена кулаками! Адреналин подпитывал его, но Эран была полностью измотана, как будто пробежала марафонскую дистанцию.

Вот поэтому и их отношения так медленно развивались. Бен работал без устали, оттачивая произведение столько времени, сколько было нужно, признавая все свои недостатки, критикуя их, пока не доводил вещь до совершенства.

И все, что у них пока получилось, было наброском, из которого, как надеялась Эран, что-нибудь выйдет.

— Ты доволен? — спросила она.

— В этом контексте — да. Но я понял, насколько у нас мало опыта. Нам предстоит еще столькому научиться, — вздохнул Бен.

— Да, но нам надо рассчитывать силы. Не то мы просто умрем, — заметила Эран.

— Я могу заниматься так всю ночь, — сказал Бен.

— Тебе не надо вставать на работу в семь утра. А завтра вечером у меня занятия. Давай продолжим на следующий вечер, — сказала Эран.

Бен вдруг обратил внимание на то, что Эран выглядит очень усталой, бледной, чуть не падающей с ног от изнеможения.

— Ты сделала свою работу. Слова классные! Остальное я могу сам закончить… Спасибо, что вытерпела мои заморочки. Давай я отвезу тебя домой, — сказал он.

На этот раз Эран была даже рада уехать, и, усаживаясь на мотоцикл, неожиданно поняла, что мало кому удастся вынести все его выходки и претензии. Если они когда-то и будут жить вместе, ей потребуется колоссальный запас жизненных сил!..

Впервые песня, названная «Неприкаянность», была исполнена в день Святого Валентина перед собравшейся в ресторане публикой, сплошь состоящей из влюбленных парочек. То, как песню приняли, стало для Бена и Эран настоящим уроком. Очень быстро слушатели дали исполнителям понять, что в такой романтический вечер, посвященный любви, они не собираются слушать песни протеста: они предпочли бы что-нибудь более чувственное и нежное.

Эран с ужасом наблюдала, что слушатели как-то быстро утратили внимание к песне и стали переговариваться между собой: впервые Бен потерял контакт с публикой.

Это был ужасный момент для Эран, она была потрясена, просто не могла смотреть, как Бен допевает песню, оскорбленный и игнорируемый публикой. Зная его характер, Эран ожидала, что он сейчас вскочит на ноги, захлопнет крышку пианино и выйдет прочь с презрением — или, что еще хуже, скажет что-нибудь грубое в адрес публики и потеряет работу.

Неожиданно Бен прекратил играть. Под его пристальным взглядом собравшиеся притихли, почувствовалось какое-то напряжение в зале. И затем, к ее бесконечному удивлению и облегчению, Бен снисходительно улыбнулся и произнес:

— Ну что, вам не нравится?

Некоторые из постоянных слушателей виновато промямлили, что нравится, но Бен покачал головой и искренне рассмеялся:

— Ладно, будем плыть по течению. А как вам вот это понравится?

Он подмигнул и заиграл в медленном темпе импровизацию на тему «Странник в ночи». И сразу же ситуация изменилась, романтическая атмосфера была восстановлена, снова все были на его стороне. Только Эран одиноко сидела за своим столиком и еще целый час ждала, когда он сможет к ней присоединиться.

— О Бен, это катастрофа, — сказала она, когда он подошел.

— Ты расстроена? — спросил Бен.

— Конечно. А ты? — Эран взглянула на него.

— Подожди минутку. — Бен встал, подошел к бару и вернулся с бутылкой вина в одной руке и с розой в другой.

— Ну, давай улыбнись, — сказал он.

Эран с усилием раздвинула губы в улыбке.

— А теперь поцелуй меня, — велел Бен.

Это было нетрудно. Неожиданно Эран стало легче.

— Мне хотелось умереть. А тебе? — спросила она.

— Сначала — да. Пока я не понял, в чем дело, что идет не так. Дело не в песне. Дело в ситуации! Я завтра снова ее спою… в общем, это был интересный момент. Меня это научило, как справляться с такой ситуацией, — сказал Бен.

— Ты отлично справился, — неожиданно Эран рассмеялась и подняла бокал. — За тебя, Бен. Молодец!

По тому, как резко Бен поднял свой бокал и выпил залпом вино, Эран почувствовала, как он напряжен.

— Все, баста, я уж думал, мне конец, — сказал он.

По его словам можно было судить, что он впервые обескуражен, потрясен напряжением этого концерта.

— Когда все уйдут, споешь еще раз? Только для меня? — спросила Эран.

— Да ты не захочешь слушать, — сказал Бен.

— Нет, я хочу ее послушать, я хочу послушать тебя, — настаивала Эран.

Когда зал опустел и вино было допито, Бен вновь сел за фортепиано и сыграл с такой эмоциональной силой, что Эран была потрясена. Рани и все гости давно ушли, но официанты, которые убирали столы, замерли и слушали, застыв на месте. Когда он закончил, раздались такие аплодисменты, что Эран поняла: Бен был абсолютно прав — единственная проблема с дебютом песни была в том, что они неправильно выбрали время. Ее снова услышат и непременно оценят!

В апреле Бен устроил невероятную суету вокруг дня рождения Эран — ей исполнялось восемнадцать. Он договорился с другом, чтобы тот присмотрел за прилавком на рынке в этот день, а сам Бен смог отправиться с Эран в деревушку в Катсволде. Девушке никогда прежде не приходилось бывать в английской провинции. Она попросила Бена ехать помедленнее, чтобы насладиться окружающими пейзажами. В глаза бросались заметные отличия от пейзажей Ирландии: безукоризненное состояние аккуратных домов, благоустроенные дороги со всеми необходимыми указателями. Несколько раз они останавливались, чтобы восхититься тюдоровских времен коттеджами, великолепными садами и прямоугольниками церквушек. Они казались Эран необыкновенно привлекательными, а внутри все было надраено до такой степени, что девушка видела свое отражение в медных табличках, всем существом ощущая спокойное достоинство тщательно поддерживаемых традиций.

Но и следов достоинства не было в тех восторженных воплях, которые вырвались у Эран, когда они подъехали к таверне, куда Бен пригласил ее на ленч: их столик на террасе был украшен дюжиной надувных желтых шариков. Так вот почему он спрашивал, какой у нее любимый цвет! Даже тюльпаны в вазе были желтые — милый сюрприз, который привел ее в состояние истинного восторга.

— О Бен! — только и повторяла она.

— С днем рождения, любимая, — нежно сказал он.

Любимая? В самом деле? Эран показалось, что это действительно так, пока они сидели за столом, медленно ели и долго обсуждали две последние песни и свои планы на лето, которое должно было принести много перемен.

— Я не могу работать на двух работах после того, как стала заниматься твоей карьерой. Бен, и ты тоже больше не можешь работать официантом. Мы свалимся от истощения. Я хочу записать эти две песни и пустить их по нужным людям, по радиостанциям и студиям звукозаписи… а тебе надо сосредоточиться на написании песен и репетициях… И нужна аппаратура: микрофоны, усилители, соответствующая акустика… — говорила Эран.

— У моих друзей полно аппаратуры, я могу взять ее напрокат. Я могу поискать работу получше, в каком-нибудь более приличном месте — в ночном клубе или в ресторане при гостинице, — сказал Бен.

— Хорошая мысль. Никогда не известно заранее, кто из публики там может оказаться. Но я не могу решить, что делать… — Эран запнулась.

— Почему бы тебе не бросить дневную работу? Если у меня будет более оплачиваемый вариант, я заработаю достаточно для нас обоих. Ты всегда можешь подзаработать, торгуя на рынке, но у тебя будет гораздо больше времени. К тому моменту у тебя уже будет диплом, — предложил Бен.

— Да… дело лишь в том… — Эран замолчала.

— В чем? — спросил Бен.

— Я не хочу подводить Холли. И я буду скучать по ребятишкам, — призналась Эран.

— В самом деле? — Бен улыбнулся.

— Да, ты же знаешь, я очень к ним привязалась, ко всей семье. — Эран вздохнула.

— Но у тебя буду я. Мы будем жить вместе, — сказал Бен.

Жить вместе! Бен готов к этому, он хочет иметь с ней общий дом?!

— Ты уверен. Бен? Это то, что ты хочешь? — спросила Эран.

— Да. Я не имею в виду женитьбу или семейный дом, дети, общую собственность и все такое. Я говорю о том, чтобы попробовать жить вместе, снять жилье. К твоему сведению, я потерял желание ко всем женщинам, если ты сама не заметила, — сказал Бен.

Эран это заметила, так же как и то, что сами женщины отнюдь не утратили интерес к Бену. Каждый раз, когда он появлялся на рынке, чтобы помочь ей, начинался наплыв покупательниц. Само его появление привлекало вереницы роскошных девиц, которым срочно понадобилось приобрести новый свитерок. Бен шутил и флиртовал с ними, как всегда поступал с попадавшимися ему на глаза девушками, но Эран знала, что Бен не нарушает свое обещание и терпит воздержание с января. Испытывает себя, подумала она.

— И тебе хватит меня одной? — улыбнулась Эран.

— Эран, я влюбился в тебя. Мы дружим уже несколько месяцев и, конечно, станем любовниками. Я могу петь в любом месте земного шара, мы будем путешествовать, поедем в Индию, у нас все будет прекрасно! Давай перестанем говорить об этом и просто будем жить и делать все это, — сказал Бен.

Любовь, путешествия, веселье, роман. Эран только что исполнилось восемнадцать, и волна радости окатила ее с головы до ног, в голове у нее все плыло.

— Давай! — сказала она.

Одним прыжком Бен преодолел разделяющий их стол, схватил Эран в объятия и крепко поцеловал.

— Сдавай свои экзамены, увольняйся с работы и подыщи нам жилье. Что-нибудь попросторнее, чтобы поместилось пианино. Пятнадцатого июля мне исполнится двадцать лет, мы переедем в этот самый день и займемся любовью прямо на пианино! — предложил Бен.

Эран хихикнула:

— Уж лучше пусть это будет рояль в таком случае!

— Точно, как говорите вы, ирландцы, все должно быть «супер»! У нас будет супервремя, — улыбнулся Бен.

Эран подумала о маленьком офисе Филиппа Миллера в Ферлиге, и у нее закружилась голова от восторга. Как может стремительно меняться жизнь: не было ни гроша, и вдруг все сразу!

— Я люблю тебя, Бен, — сказала она.

— Я тоже люблю тебя, Эран. Я плохой человек и не достоин тебя, но я постараюсь стать другим, — сказал Бен.

Солнечным июньским днем Эран сидела на скамейке в Риджентс-парке, погрузившись в созерцание своего диплома. Логотип небольшого колледжа, где она только что его получила, был не самый впечатляющий, и вряд ли кто-то примет ее за одну из выпускниц Оксбриджа, но документ подтверждал, что она достаточно узнала о бизнесе, чтобы ее воспринимали всерьез. Возможно, по внешнему виду Эран трудно сказать, что она разбирается в венчурном капитале, в маркетинговых стратегиях, развертывании ресурсов или коммерческом праве, но в документе все это было зафиксировано.

Олли потянулся было к плотной бумаге, чувствуя, что из этого листочка может выйти один из тех замечательных самолетиков, которые он обожал сворачивать и запускать, но бумагу ловко вытащили из его цепких ручонок и, плотно свернув, спрятали в картонную трубу-футляр. Малыш открыл рот и выразил свой протест ясно и громко.

— Извини, Олли. Я сделаю тебе самолетик, когда мы вернемся домой, — пообещала Эран.

Но Мораг тоже расхныкалась, и Эран подхватила обоих ребятишек на колени и подбрасывала их до тех пор, пока на их мордашках вместо слез не появились довольные улыбки, их круглые физиономии засветились удовольствием, когда девушка утерла мелкие слезинки на их пухленьких щечках.

— Ну, а кто будет обнимать Эран? — спросила она.

Дети прижались к ней изо всех сил, пока она раскачивала их взад и вперед, охваченная каким-то непередаваемым восторгом от этого детского запаха их шелковой кожи, ощущением крепеньких, упругих телец, доверчивой невинности и небесной голубизны их глаз.

Сегодня ей придется сказать Холли, что она уходит, и попытаться объяснить это Олли, который в свои четыре года был уже достаточно взрослым, чтобы расстроиться и переживать по-настоящему. Они были славные ребятишки, а младшая была само очарование; каждый раз ее личико светилось от удовольствия, когда Эран играла с ней или просто разговаривала. Расставание с ними, подумала девушка, будет настоящей мукой. Перспектива была такой мрачной, что внутри у Эран все сжалось от предчувствия боли.

Ну, со временем у нее будут собственные дети! Теперь Эран была в этом уверена. Если признаться честно, она предпочла бы не откладывать этого надолго. Хотя по сути она сама еще была ребенком, да и Бен требовал много внимания, иначе его жизнь превратилась бы в хаос. Сейчас он был ее ребенком, ее протеже, которому нужна нянька. Эран подумала о ямочке на его подбородке, появляющейся, как только он начинал улыбаться, и сразу же представила, что он теребит и пихает ее точно так же, как это делал сейчас Олли.

Бен очень хорошо обращался с детишками, но сейчас в его жизни для них не было места, и долго еще не будет. Музыкальная карьера предрасполагает к ночной жизни. Эран могла вспомнить не так уж много музыкантов, которым удалось бы совмещать профессиональную и семейную жизнь. Даже те, кто пытался, обычно заканчивали громкими скандалами, попадавшими на первые страницы бульварных газет, и бурными бракоразводными процессами в суде — об алиментах и правах по опеке детей. Лучше уж вообще не иметь детей, чем устраивать им такую жизнь!

Когда у нее будут дети, лет через десять — пятнадцать, у нее будет прочный брак, дом с садом и большой кухней, и тогда работа и капризы людей, окружающих певцов, не будут осложнять ее жизнь. Боже, сколько же вертится всякого народа вокруг артистов! Когда Нил Даймонд недавно приезжал в Лондон, он явился со всей своей свитой: это были толпы консультантов, менеджеров, продюсеров, техников, да еще миллион фанатов, толкающихся, визжащих, рвущихся к нему в таком состоянии слепой исступленной эйфории, что на это было просто страшно смотреть.

С Беном будет так же? С одной стороны, Эран надеялась, что так и будет, но с другой — совсем этого не хотела. Подобная истерия была признаком успеха у публики, но она же была дорогой к большим проблемам в личной жизни, потому что обычно никому не удавалось справиться с этим, уделить достаточно времени другому и найти место в своей жизни для собственной семьи. Аймир уже предупреждала Эран об этом в своем длинном письме: ей придется потратить силы на то, чтобы отстоять свое собственное место рядом с Беном, быть готовой к многочисленным поклонницам, жаждущим его внимания, выносить вмешательство посторонних в их жизнь. Естественно, если только Бен преуспеет и станет действительно популярным, а это уж ее забота, чтобы все так и получилось.

Со смешанными чувствами Эран повернулась к Олли и Мораг.

— Жизнь — сплошной риск, не так ли, ангелочки? А вам известно, что мой отец рискует каждый день, каждый раз, когда отправляется на рыбалку? Он выходит в море на своей лодке и делает то, что должен. И я буду поступать так же.

Как всегда, Олли не пропустил мимо ушей слово «рыбалка», желая в тысячный раз услышать о лодке, сетях, скумбрии. Для него это были экзотические истории. Эран пристегнула Мораг специальным ремешком, взяла мальчика за руку и встала.

— Я тебе когда-нибудь рассказывала о том, как Конора вышвырнуло за борт во время шторма?

— Нет, — ответил Олли, его глаза стали совсем круглыми. — Он тонул?

— Нет, но лодку пришлось перевернуть, другие рыбаки бросили ему веревку, втащили на борт, и ты не можешь представить, как Конор продрог и какой он был мокрый… — сказала Эран.

Пока она пересказывала эту историю. Олли кивал головой. Они направились к автобусу, чтобы поехать в центр, где в это время Бен проходил прослушивание на новом месте работы. Эран хотела поехать с ним, но понимала, что девушка с двумя малышами на руках не поможет увеличить его шансы.

Прослушивание проходило в большом модном ресторане. Когда они туда добрались. Эран почувствовала себя не в своей тарелке. Как и договорились, она не стала заходить внутрь, а подождала на улице. Как только Бен появился. Эран сразу же поняла, что его приняли. Он был похож на известного французского актера в своем черном джемпере, заправленном в брюки, с новой стрижкой, которая очень ему шла. Бен вообще легко менял внешность, приспосабливаясь к ожиданиям окружающих.

— Пятьдесят фунтов в неделю, за четыре вечера. Мы можем позволить себе квартиру и собственное пианино!!!

Мы можем позволить собственное пианино. Эран очень понравилось, как он это сказал, как схватил ее в объятия, заглянул в глаза, ожидая одобрения, складывая губы преуморительным образом.

— Ну, целуй же меня! — потребовал Бен.

Последовал долгий поцелуй.

— Я так горжусь тобой. Что ты играл? С акустикой все было в порядке? — спросила Эран.

— Я играл одну или две вещи из тех, которые мы выбрали, но не целиком. «Экзаменаторы» сказали, что хотели бы что-нибудь из нового, и я исполнил «Одиссея» и еще одну… Они очень обрадовались, когда узнали, что я сам сочиняю, сказали, чтобы я так и продолжал, что у меня есть класс… Я не совсем понял, как с акустикой, потому что в зале было пусто — ясно, что все звучит по-другому, когда в нем сидит сто пятьдесят человек. Но музыкальная система отличная, и я могу приходить днем, использовать любое оборудование, когда захочу. Послушай, ты забрала свой диплом? — спохватился Бен.

— Да, я не стала доверять почте. Смотри! — Эран вынула бумагу.

Она показала Бену документ. Тот на миг замешкался, пока искал что-то в кармане, и наконец достал маленький сверток в папиросной бумаге.

— Я нашел это для тебя, когда шел на прослушивание, — сказал Бен.

Эран открыла коробочку, и у нее в ладони оказалась тонкая серебряная цепочка с медальоном в форме музыкального ключа.

— О, это моя первая драгоценность! Я буду всегда носить его, — сказала Эран.

С улыбкой Бен застегнул цепочку на шее Эран, прикоснулся губами к ее затылку, взъерошил ей волосы рукой.

— Да ты поносишь его неделю, и он тебе надоест, или потеряешь, — улыбнулся Бен.

Эран взглянула на Бена:

— О нет! Сегодня началось наше будущее. Я буду носить его каждый день как напоминание о том, как все начиналось, какой ты добрый, какой счастливой ты меня сделал.

— Надеюсь, так будет всегда. Давай не будем далеко загадывать. Пусть все идет свои ходом, — сказал Бен.

Перебирая цепочку пальцами, Эран кивнула, обняла Бена за талию и пошла рядом, стараясь идти с ним в ногу.

— Эран! Твоя мама звонит!

В голосе Холли чувствовалось нетерпение, и Эран спустилась весьма поспешно, чувствуя за собой некую вину: известие о том, что она уходит от них, не проработав и восемнадцати месяцев, Митчелы восприняли с явным неудовольствием.

— Привет, мама. Как ты? — спросила Эран.

По звуку опускаемых монеток она догадалась, что Молли звонит не из дома Рафтеров, а из деревенской телефонной будки.

— Я полна отвращения и негодования, вот я как, — напыщенно заявила Молли.

— В чем дело? — удивилась Эран.

— А ты как думаешь? Дело в твоем письме! Твое поведение, твой индус-певец, и ты собираешься жить с ним в грехе! Да вся деревня будет об этом говорить! Ты не можешь так поступить со мной, Эран! Я запрещаю тебе! — заявила Молли.

— Но, мама… — начала было Эран.

— Проходимец какой-то, он, наверное, и пьет, и наркотики употребляет, и живет на пособие, как все они, — затараторила Молли.

— Да нет же, на самом деле… — Эран хотела успокоить мать.

— Наркотики и дискотеки! Это отвратительно! Вот увидишь, он никогда на тебе не женится, он тебя бросит, свяжешься с каким-нибудь другим идиотом, а потом заявишься домой с выводком ублюдков и без гроша за душой. Тогда уж не жди от меня…

Послышался звон еще одной порции опускаемых монет, и злоба устремилась по проводам, как управляемая ракета.

— Мама, у него постоянная работа, он не употребляет наркотики, но тогда тебе надо радоваться, что он не женится на мне, если уж считать таким преступлением быть цветным, — заявила Эран.

— Ты просто дуреха! — закричала Молли.

Дуреха? Эран подумала, сколько она делала для Молли, и готова была согласиться с этим заявлением.

— Мама, мне жаль, что ты так это восприняла. Я надеялась, ты захочешь узнать, как он ко мне относится, счастливы ли мы, скажешь, что хотела бы с ним познакомиться. Мы могли бы приехать на день-два, когда у нас все устроится. Он зарабатывает пятьдесят фунтов в неделю, — устало сказала Эран.

Возникла напряженная тишина.

— Пятьдесят? — переспросила Молли.

— Да, он очень хороший певец. В следующем году ты можешь услышать его по радио… — Эран вздохнула.

Долгое молчание, затем раздался презрительный смех.

— Да я ни слушать его не буду ни по какому радио, ни встречаться с ним, потому что ноги его не будет поблизости от Данрасвея. Под моей крышей цветных не будет никогда! — Молли сказала это очень твердым тоном.

Неожиданно Эран почувствовала острую боль в горле, внутри все задрожало, комок подкатил к горлу.

— Ты стыдишься его? Меня? — спросила Эран.

— А разве ты не слышала, что я сказала? И стыд, и отвращение — вот что я чувствую. Немедленно прекращай с ним все шашни, позвонишь мне сразу же. Потом и поговорим о твоем приезде домой, — заявила Молли.

— Прости, мама, но если я не могу привезти с собой Бена, то я… — Эран запнулась.

— Нет, я запрещаю! И не вздумай еще хоть когда-нибудь заговорить об этом!

Линия умолкла.

Квартира на первом этаже в Голландском парке была светлая, просторная и абсолютно пустая. В ней были спальня, ванная, кухня, гостиная, высокие потолки с лепниной и еще — большой черный кот, с благодушным видом сидящий на задних ступеньках, ведущих в сад. Никто не знал, кто его хозяин.

Эран и Бен уставились на нишу возле окна и хором воскликнули:

— Пианино! Сюда поставим пианино!

Поскольку с этим важным вопросом разобрались, остальное Бена уже не интересовало. Эран могла выбирать обстановку по собственному вкусу. Она смущенно посмотрела на то место в спальне, где предполагалось поставить кровать, и кровь бросилась ей в лицо. Предстоящая жизнь блудницы выглядела весьма захватывающе!

Озадаченный Бен копался в ворохе бумаг, которые передал им маклер.

— Ты что-то в этом понимаешь? — спросил он у Эран.

Девушка решительно взяла документы и прочитала их от и до, обращая внимание на все параграфы, подразделы и пр.

— Нам надо оставить депозит, платить каждую последнюю пятницу месяца, все счета мы оплачиваем сами, ремонтируем все поломки, не сдаем в субаренду… договор о найме действителен на два года, — заключила Эран.

Два года! Эран затаила дыхание, но выражение лица Бена не изменилось.

— Хорошо, давай подпишем эти чертовы бумаги и пойдем выбирать пианино, — сказал Бен.

Они так и сделали. Ночной Лондон, казалось, был просто переполнен пианино — большими, черными, блестящими, с впечатляющими ценниками. Они пробовали, как звучит каждый попадающийся им инструмент.

Наконец, они нашли подходящий «Стейнвей».

— Вот этот, — указал на инструмент Бен.

— Да, но сейчас это нам не по карману, — вздохнула Эран.

— Что? Но, Эран, мы должны его взять! Мы можем взять в рассрочку, тот парень, говорил, что можно платить помесячно… — Бен злился.

— Бен, так не надо покупать, это неправильно. В конечном итоге это получается гораздо дороже, — попыталась объяснить Эран.

— Да какое это имеет значение? Мне нужен этот инструмент, я должен его иметь! — заявил Бен.

Эран задумалась.

— Ладно. Но мы заплатим сразу всю сумму, — наконец сказала она.

— Каким образом? — усмехнулся Бен.

— Дай мне на это неделю, ладно? — попросила Эран.

— Ну, ладно, я думаю, мы все равно не переедем до конца июля. Но где мы возьмем шестьсот фунтов? — Бен поднял брови.

— Доверься мне, — сказала Эран.

Когда она вернулась в Ислингтон, то села за стол и написала письмо Дэну и Аймир. Она понимает, что это огромная сумма денег, и поймет, если для них это слишком много, но она ведь уже вернула им все, что брала в долг на учебу, до последнего пенни. Если бы они видели это пианино и глаза Бена, когда он играл! Если бы они помогли с деньгами, Эран отдала бы им самую первую его пластинку, и у них всегда были бы самые лучшие места на каждом его выступлении. Она очень просит помочь, но возможно ли это?

В ответ она получила от Аймир письмо и чек на восемьсот фунтов.

В письме говорилось:

«Дорогая Эран,

Спасибо тебе, что предоставила нам возможность помочь Бену в самом начале его карьеры, мы уверены, что его ждет большое будущее. Мы надеемся приехать в Лондон и послушать, как он играет, когда вы устроитесь на новом месте и приобретете пианино. Ты так много рассказывала о Бене, что нам кажется — мы хорошо его знаем. Мы очень рады, что ты нашла человека, которому можешь доверять. Можешь ли ты прислать кассету, чтобы мы послушали, как он поет?

Наверное, ты и счастлива, и полна тревоги — все сразу. Мы желаем вам большой удачи, всего самого хорошего, что сделает вашу жизнь полной и счастливой. Как я уже раньше писала, у тебя очень ответственная роль в этом союзе, но я уверена, ты с ней справишься. С нетерпением жду встречи, чтобы узнать все подробности. Как жаль, что тебе пришлось проститься с Мораг и Олли, но конечно же в ближайшие годы тебе придется все силы посвятить Бену. Если потребуется какая-то помощь с нашей стороны, только дай нам знать. Берегите друг друга. Оставшиеся деньги пригодятся вам на обзаведение хозяйством. Вам понадобится немало, но мы надеемся, что этих денег хватит.

С любовью, Аймир и Дэн».

Эран поцеловала письмо, подумала о своей матери и расплакалась.

ГЛАВА 6

Оливер Митчелл лежал на полу лицом вниз, изо всех сил колотя ногами по полу, и заходился в истерике, крепко вцепившись в щиколотки Эран.

— Нет! Не уходи! Н-не уходи! — плакал он.

Это была душераздирающая сцена, и сердце Эран разрывалось, когда она пыталась освободить плечо, в которое вцепилась Мораг. Ее горячие слезы заливали шею Эран.

— Ну, пожалуйста, не плачьте вы так, я буду вас навещать, я обещаю… — бормотала Эран.

Холли решительно оторвала от нее обоих детей и отнесла их в холл, где и заперла под их непрекращающиеся завывания. Это был единственный выход.

— Лучше тебе побыстрее уйти, Эран, пока они не выломали дверь, — сказала Холли.

Утерев слезы, девушка молча обняла ее и, подхватив вещи, поспешно вышла на улицу, где в автомобиле с заведенным мотором ее ждал Уолтер. Когда Эран садилась в машину, она заметила две прилипшие к стеклу мордашки: сжатые кулачки молотили по стеклу изо всех сил, и тут она почувствовала всю боль, которую только может испытать раскаявшийся мучитель детей. Оставить этих детишек было хуже, чем оставить собственных родителей, это была самая большая боль, которую Эран кому-то причиняла в своей жизни. Как она могла так поступить?

Уолтер стоически развернул машину и выехал на дорогу.

— Они переживут, Эран. У детишек короткая память, — заметил он.

Эран и сама это понимала, и от этого становилось еще хуже. Так же растрогал ее и прощальный подарок Митчеллов — комплект белья и домашней утвари, они настояли, чтобы Эран взяла это с собой, а также дали ей коробку с продуктами и назвали координаты врача, который мог выписать ей рецепт для противозачаточных таблеток.

— Я полагаю, тебе понадобятся какие-то контрацептивы, — сказала Холли.

— Да, Холли, естественно, — сказала Эран.

Ее не надо было убеждать. Эран ни за что на свете не закончит так, как Дейдо Девлин, о второй беременности которой гудел весь Данрасвей. К тому же в Лондоне контрацепция была обыденным делом, ты просто шла к неизвестному доктору за рецептом, а потом в огромную безликую аптеку. В Данрасвее пришлось бы выкручиваться перед доктором Конвэем, выслушивать длинную лекцию и потом — если он вообще дал бы ей рецепт — тишком проскользнуть в аптеку и мямлить что-то мистеру Бенису, как будто девушка занялась контрабандой кокаина. В соседней деревне аптекаря, которой держал презервативы прямо на прилавке, посетили две женщины из группы, борющейся за право на жизнь; пока одна из них отвлекала аптекаря, другая проколола каждый пакет с презервативами булавкой. Все находили эту историю просто потрясающей, за исключением разве что тех, кто, возможно, забеременел, не заподозрив подвоха. Эран было интересно — эти борцы за права потом взяли на себя ответственность за нежеланных детей, взяли их на воспитание, отрывали от себя последний грош, чтобы скопить денег на их обучение в колледже? Вряд ли!

На очередном повороте Уолтер свернул в Голландский парк, помог Эран занести багаж, чмокнул ее в щеку и уехал. Вещи Бена уже были в квартире, но сам Бен в этот день был занят со своим другом Клемом — они заканчивали последнюю из пяти песен. Клем играл на гитаре, но его свободное время было очень ограничено, поэтому им пришлось репетировать именно сегодня.

Эран улыбнулась своим мыслям. Когда она впервые встретила Клема, то ей показалось, что он — гей, судя по его жеманным манерам и нескрываемой неприязни к женщинам. Бен некоторое время размышлял, прежде чем сказать:

— Да нет, это вряд ли. Я думаю, он будет хорошим компаньоном, когда дел станет невпроворот.

Это была одна из тех его ремарок, которые делали жизнь с Беном такой забавной. Его непочтительное отношение ко многим вопросам резко отличало Бена и от манеры Молли воспринимать все буквально и прямолинейно, и от провинциального снобизма Валь, и от позирования в духе мачо, свойственного Акилу. Когда Молли прислала очередное траурное письмо, Бен просто забрал его из рук Эран и сделал из него мишень для дартса.

— Сбрендившая старая карга. Это из-за таких мамаш мужчины изобретают аэропланы!

В другой раз, когда они обсуждали способы контрацепции и Эран выразила удивление, как Молли удалось ограничиться сравнительно немногочисленным потомством, Бен снова выдал:

— Бог его знает. Если бы я был ее мужем, я бы особенно и не домогался ее!

Бен всегда ее смешил, и Эран очень хотелось, чтобы он был сейчас с ней. Переезд на эту квартиру был для Бена чем-то заурядным, в отличие от нее. Сидя на ящиках, уставленных на полу, посыпанном песком, Эран разглядывала кота, усевшегося на подоконнике, и потом поманила его. Неожиданно она почувствовала себя очень одинокой. Но это происходило с ней не в первый раз, по мере того как развивалась ее совместная жизнь с Беном. А между тем впервые в жизни она была под собственной крышей, в своем собственном доме, сама себе хозяйка, никому не подотчетная! Встряхнувшись, Эран встала, обошла квартиру, распаковала все вещи, испытывая щекочущее приятное чувство, когда ее взгляд натыкался на вещи Бена, так интимно расположившиеся рядом с ее собственными. Но все это хозяйство было негде раскладывать, поэтому Эран с нетерпением ожидала, когда доставят рояль, вместе с которым на деньги Аймир и Дэна они купили и кровать, и шкаф. Бен настоял на том, чтобы узнать источник происхождения столь значительной суммы и расхохотался, когда услышал подробности.

— Да они, наверное, так же без ума от тебя, как и я! — сказал он.

А потом он написал Рафтерам письмо с благодарностью и заверениями относительно обязательной компенсации их расходов. Эран удивили его хорошие манеры и внимательность; ей еще предстояло познакомиться с его родителями, но ясно было, что они готовили Бена к тому, чтобы он играл хорошую роль в обществе. Если им казалось, что они зря потратили время, они явно ошибались.

Прибыли грузчики: одни — нагруженные мебелью, другие — с роялем. Было много кряхтения и чертыхания, пока втаскивали инструмент, после чего невысокий парень в комбинезоне стал настраивать его. Он не принимал участия в перетаскивании рояля, но фирма прислала его, по его словам, чтобы проконтролировать весь процесс и настроить инструмент, подвергшийся тяготам транспортировки и установки на новом месте. Пока он работал, его коллеги намекнули, что неплохо бы выпить чаю.

Эран приготовила чай и подала им, удивляясь, почему они оглядываются по сторонам с таким странным любопытством.

— Где бы нам присесть, дорогуша? — спросили парни.

Озадаченная в не меньшей степени, чем они, Эран оглянулась. Ни стола, ни стульев! Извинения она произносила, давясь от смеха.

— Да, это классно. Роскошный рояль, но нет даже кухонного стола. Из тебя получится просто суперхозяйка! — засмеялись грузчики.

Эран смеялась вместе с ними, понимая, что ее принимают за одну из чудаковатых жительниц Лондона. Она дала им щедрые чаевые, как всегда делала Холли, поблагодарила их, и ее лицо озарилось улыбкой. О, как прекрасно выглядел этот рояль! Бен будет в восторге, когда придет домой! Домой!

Дрожа от предвкушения, Эран дождалась, когда раздался звук поворачиваемого в замке ключа — и затем голоса. Господи, в их первый же день в новом доме он привел друзей? Но ей пришлось улыбаться, когда в комнату вошел Бен вместе с Рани и Клемом. Но это было еще ничего, не будут же они вечно предохранять Бена от того, чтобы он остался с ней наедине. К тому же он принес фрезии и с энтузиазмом заключил Эран в свои объятия.

— Он уже здесь! Ты посмотри! — воскликнул Бен.

Не обращая внимания на все остальное, Бен направился прямо к инструменту, прикоснулся к его поверхности, обвел рукой его контуры. Это был относительно небольшой рояль, а вот улыбался Бен до ушей.

— Что бы мне сыграть? — спросил Бен.

Рани и Клем в один голос заявили, что он не будет ничего играть, пока их не накормят. Они умирали от голода, а Бен обещал, что Эран даст им поесть. Бен улыбнулся:

— Может быть, сделаешь сэндвичи, солнышко?

Эран и раньше сталкивалась с этим его качеством, видела, как ловко Бен убеждает людей сделать то, с чем он и сам прекрасно бы справился. Но она послушно приготовила сэндвичи с ветчиной и подогрела две тарелки с супом.

Усевшись на полу в кружок, они принялись за свой импровизированный ленч.

— Нам понадобятся стол и стулья, комод и… — начала Эран.

— Что мне сыграть? — перебил Бен.

— Да, Шопена, я думаю. — Клем предложил было сперва сыграть одну из композиций Бена, но нет, это было бы слишком самонадеянно; Шопен звучал более вдохновляюще, задавал планку, к которой надо было стремиться.

Проглотив последний сэндвич, Бен вернулся к окну и уселся на табурет, который магазин прислал бесплатно.

Эран затаила дыхание, как она делала всегда, когда Бен начинал играть, предвкушая и опасаясь, даже сегодня, дома, среди друзей. Играл ли он для себя или на публике, у него была своеобразная манера сконцентрироваться перед выступлением: прикрывая глаза, он собирался, готовился, подобно атлету на старте, увлечь слушателей за собой, как спортсмен увлекает зрителей своим действом.

Эран никогда прежде не слышала, как Бен играет Шопена, но слышала, как он однажды заметил, что польский композитор был не просто романтиком-исполнителем, каким его видит большинство; его хроматические гаммы для правой руки требовали такого мастерства, что левой руке приходилось очень сильно работать, чтобы поддерживать гармонию звучания. Мягко-мягко Бен попробовал несколько нот и затем заиграл ноктюрн, отдаваясь всем телом его течению, склоняясь и раскачиваясь над клавишами, не поднимая глаз, вкладывая в исполнение, подумала Эран, всю душу, все, что композитор только мог желать. Взглянув на лица Рани и Клема, Эран сразу же получила подтверждение тому, что она лично знала с самого начала: призвание Бена — классика, и когда-нибудь он будет признан именно как исполнитель классической музыки. Было ужасно жалко строить его популярность на основе легко запоминающихся песенок, предназначенных для раскрутки, — но это была тренировка терпения и смирения, что никак не могло повредить ему. К тому времени, когда Бен станет писать мюзиклы, музыку для фильмов и даже оперы, у него уже будет очень глубокое представление о том, к чему тянутся слушатели, вне зависимости от жанра.

Эран не хотелось, чтобы Бен переоценивал себя или обманулся бы в своих ожиданиях, но сейчас, в кругу близких, она была потрясена, с какой легкостью он развился и достиг более сложного уровня. Но исполнять музыку Шопена — это одно, а писать свою такого же уровня — совсем другое!

Ноктюрн стремился к завершению, и их аплодисменты прозвучали восторженной овацией. Когда Бен поднял глаза и взглянул на них, Эран увидела, как они нужны ему, как важно для него зажечь любых слушателей, даже эту троицу ровесников.

Клем сидел, разинув рот: час назад он репетировал с Беном поп-композицию, считая ее в общем-то вершиной их достижений, но его ввели в заблуждение: Бен просто использует поп-культуру как трамплин!

— Эй, да ты издеваешься, что ли? — спросил Клем.

— Вовсе нет. Неужели ты не чувствуешь дуновение Рахманинова в «Путях полета»? Не того Рахманинова, который всем известен и обожаем… но тот его короткий пассаж, связанный с «Рапсодией» Паганини. Я не вижу причин, почему старые мастера не могут быть источником вдохновения для новых, особенно если учесть, что мне всего девятнадцать и я учусь у великих, — сказал Бен.

— Для меня великим был Хендрикс! — заявил Клем.

— Хендрикс, Шопен, Рахманинов — какая разница, твоя музыка или выдерживает испытание временем, или нет, — сказал Бен.

Клем, чьи идолы насчитывали в истории не более одного десятилетия, обнаружил, что он не готов к этому спору и ему нечего отвечать. Видя его насупленную физиономию, Эран присоединилась к разговору:

— Бен просто хотел соединить разное. Как бы раздвинуть рамки ограничений. Почему бы нет? Возможно, наступит такое время, что люди будут открыты разнообразию. Сегодня вечером пойдут на рок-концерт, на следующий день — в оперу. Зачем насаждать преграды и ограничения? Обращение к будущему возможно и через прошлое.

Клем уставился на девушку:

— А ты что, ирландская гадалка?

— Да, Клем, посмотри же, люди носят сегодня джинсы, а завтра надевают вечернее платье, — улыбнулась Эран.

— А при чем здесь это? — нахмурился Клем.

— Ну, если они могут так по-разному одеваться, почему бы им не слушать разную музыку? Я имею в виду, тебе бы быстро надоело каждый день носить одежду одного и того же цвета или питаться только гамбургерами? Да и кто сказал, что картошка и шампанское в принципе не сочетаются? — засмеялась Эран.

— Странная ты, Эран, — буркнул Клем.

— Правда? А тебе понравился Шопен? — спросила девушка.

— Ну да, в общем, но «Неприкаянность» мне нравится намного больше. Ну и другая новая песня Бена, — сказал Клем.

Интересно, а Бен сказал ему, что слова написала она? На всякий случай Эран решила этого пока не говорить. Вот бы Клем удивился, если бы узнал, что одна подборка основана на поэме «Легенда Ханаду»… Они с Беном отлично провели время, всячески переставляя слова и переиначивая их без зазрения совести, покатываясь при этом от смеха. Эран еще хотелось вытащить пыльные фолианты и позаимствовать кое-что у Китса, пока она не нащупает свой собственный ритм. Они были всего лишь детьми, которые забавляются: они могут себе позволить все, что захочется, пока коммерческие реалии не заявили о себе в полный голос. Но и тогда Бен не будет ее слушать, будет признавать что-либо только на словах.

Рани захотелось побольше узнать о Шопене.

— Он тоже из тех твоих гениев с трагической судьбой, Бен? — спросила она.

— Естественно, он умер в тридцать девять лет, — хмыкнул Бен.

— А что с ним случилось? — спросила Рани.

— Чахотка, — кратко ответил Бен.

Ну, сейчас от этого не умирают. Но все равно Эран должна проследить, чтобы в квартире было тепло… а еще… ведь у них пока даже нет штор! Но стоял жаркий летний день, и неожиданно Эран захотелось, чтобы Рани с Клемом скорее ушли и оставили ее наедине с Беном.

Бен играл еще целый час, все подряд — от Листа до Леонарда Коэна, но наконец гости поднялись и Рани нежно поцеловала брата на прощание.

— С завтрашним днем рождения тебя! — сказала Рани.

Завтра Бену исполнится двадцать. А сегодня… они станут любовниками! В животе у Эран все замерло от приближения того, чего ей так хотелось. Нервными, суетливыми движениями она закрыла дверь за удалившейся парой. После этого она взглянула на Бена и с каким-то отчаянием обвела взглядом квартиру.

— Ну вот — наконец мы предоставлены сами себе! — сказала она.

На лице Бена тоже проступило некоторое замешательство, но потом его выражение смягчилось, глаза стали задумчивыми.

— Да, наконец… — пробормотал Бен.

Он привлек Эран к себе, и она расслабилась, почувствовав его тепло, его тело сказало ей, как он хочет быть с ней. Его поцелуй был долгим и нежным, и Эран посмотрела в его глаза с неожиданной робостью.

— Дрейфишь? — спросила Эран шепотом.

— Я боюсь. Но ты не бойся. Я люблю тебя и буду с тобой и сделаю все, чтобы ты была счастлива, — сказал Бен.

Эран улыбнулась, судорожно подыскивая какие-нибудь простые, обыденные слова.

— Ну, тогда помой посуду, — заявила она.

— Да брось ты эту посуду! Лучше достань свой гобой, и мы порепетируем, — попросил Бен.

Забавно! Аймир как раз об этом и говорила. Понадобится какое-то время, прежде чем два человека подстроятся друг под друга, и не надо воспринимать несколько первых дней или ночей слишком серьезно. Эран была очень взволнована. Может, и в самом деле гобой для начала — это то, что сейчас нужно.

Так и получилось. Когда Бен уселся за рояль, Эран встала с ним рядом и, по общему выбору, заиграла «Ловцов жемчуга». Все ее тело расслабилось и отдалось потоку звуков, и их души словно слились воедино и вознеслись ввысь, переплетаясь в одном порыве. Закончив пьесу, они оба заулыбались и вдруг рухнули на пол.

— Это должно произойти, Бен, правда? — спросила Эран.

Бен вытянулся рядом с ней и взял ее лицо в свои ладони.

— Да, я так долго этого хотел. Но я должен был удостовериться, что ты можешь доверять мне, что я могу сам себе доверять, — сказал он.

— А сейчас ты уверен? — спросила Эран.

Бен оторвался от ее губ и заглянул ей в глаза.

— Да, — сказал он.

Его голос согрел ее сердце, и Эран почувствовала себя гораздо увереннее, когда он прижал ее к себе, его гибкие пальцы ласкали ее спину, поцелуи покрывали всю ее целиком, пока она не расслабилась совсем и не стала гибкой и податливой. Просунув руки под его свитер, Эран чувствовала упругую гладкость его кожи, всем телом ощущала жар его объятий.

— Эран? — прошептал Бен.

— М-м-м? — отозвалась она.

— А кровать… привезли? — Бен прижал ее к себе.

Эран расхохоталась:

— Да, она в другой комнате.

— Тогда пойдем туда… Начнем тихонько, медленно, и нам будет хорошо вдвоем, — шепнул Бен.

Ее сердце готово было разорваться, когда Бен поднял ее на руки, перенес в спальню и осторожно опустил на кровать. Но раздевал он ее совсем другими движениями — в них уже было меньше осторожности, и сбрасывал с себя одежду с еще более поспешной непринужденностью. Эран восхитила красота его нагого тела.

— Ты такая красивая… как я только сдерживался? Но больше я и минуты не выдержу, я хочу с тобой спать и просыпаться с тобой… — бормотал Бен.

Его голос, низкий, нежный, его рот, изогнувшийся от удовольствия, когда Эран провела ладонью по его груди, животу, бедрам, ощущая длину его ног, напряженность мускулов, все изгибы, впадины и бугорки, — все приносило ей наслаждение.

Они устроились под покрывалом. Их тела сплелись воедино, Эран прильнула к Бену, отдаваясь ему душой и сердцем.

— О Бен, это прекрасно! Ты чувствуешь, как это прекрасно! — воскликнула она.

Бен никогда еще не ощущал себя так чудесно, как сейчас, когда видел свет радости в ее глазах, чувствовал ее язык у себя во рту — Эран целовала его страстно, как он и предчувствовал, каждая эмоция стократно увеличенной жила в ней.

Обхватив ее ноги, словно впечатав ее тело в свое, Бен сознавал, что на этот раз он пойдет гораздо дальше, чем когда бы то ни было.

Но это было досягаемо, и он не боялся. Это было так напряженно и возвышенно, открыто и бесконечно, светло и невесомо, как губы, которые ласкали каждую клеточку его тела.

Бен хотел обладать этой девушкой, и он хотел, чтобы обладали им. Скорее!

Проснувшись утром, Эран смотрела, как утренний свет лился в комнату через незашторенное окно, а Бен любовался ею и безотрывно смотрел на нее своими темными миндальными глазами.

— М-м-м… — Эран поудобнее устроилась у него на груди и приложила ладонь к его щеке. — Если это была репетиция, Бен, я не могу дождаться концерта в Альберт-Холле!

— Я тоже. Вы прекрасно играете на гобое, мисс Кэмпион, — сказал Бен.

Эран хихикнула:

— Ну, ты мастер-класс! О Бен, неужели мы в нашей квартире, одни? Я чувствую себя так странно, так… по-другому!

— Ты и сама другая. И ты сделаешь другой всю мою жизнь и все, что я делаю, — шепнул Бен.

Да, Эран это знала. Но не сегодня! Сегодня ей хотелось быть просто молодой, живой, быть с Беном. Взъерошив его волосы, она прикоснулась губами к его лбу и уселась, взбрыкнув ногами и сбросив простыни.

— Давай сделаем что-нибудь смешное и нелепое. Искупаемся в фонтане, сделаем татуировку с тиграми на щиколотках, позавтракаем в «Кларидже»! — засмеялась Эран.

Его глаза широко открылись.

— А ты была такой рассудительной. Я тебя переоценил! — улыбнулся он.

— Оцени меня снова! — хихикнула Эран.

Бен схватил ее в объятия и исполнил приказ с огромным удовольствием, чувствуя огромное облегчение: Эран не собирается вставать, готовить завтрак, наводить порядок в квартире, изображать из себя домохозяйку. Не побежит со всех ног проведывать митчелловских детишек, звонить своей маме или выполнять свои бесконечные обязанности, которые, как он боялся, убьют спонтанность их отношений. Бен переоценил буржуазную жилку в ней.

И недооценил чувственную. Жутко недооценил, мелькнуло у него в голове: ее шелковая кожа так и загоралась от его прикосновений, ее рот и пальцы сливались с его собственными, исполненные страстного желания первооткрывателей, исследующих его тело… Казалось, всего за одну ночь Эран научилась очень многому и сейчас со смехом применяла свой опыт на практике.

— Это здорово, — хотелось кричать Бену, пока она продолжала, — это так здорово! Если ты сейчас не прекратишь, Эран, тебе придется отправить меня в больницу! Но, как ребенок, вырывающийся на волю в игровом космическом центре, Эран продолжала нажимать на все «кнопочки» подряд, пока не наступил полный хаос, и тогда она страшно удивилась опустошительному результату, который сама и устроила. Впрочем, так же, как и Бен. Он гордился своими марафонскими способностями, но сейчас, похоже, он входил в какой-то спринт, буквально взрывающий артерии. Позднее, предположил он, Эран научится соразмерять их силы, но пока это казалось маловероятным, и Бен сказал ей об этом, как только к нему вернулась способность говорить.

И спустя часы, пока они еще валялись, сохраняя в себе это сладкое ощущение, этот вкус друг друга, Бен почувствовал потребность испытать что-то еще.

— Давай возьмем мотоцикл и умчимся куда-нибудь? Маргейт, Малдон, Марлоу? — предложил он.

— Мексика, Манчестер, Миссури! Куда угодно! — отозвалась Эран.

Они сорвались с постели, оделись и побежали к мотоциклу. Запрыгнув сзади, крепко обхватив Бена, Эран взмыла вместе с ним. Но Бен не чувствовал ее хватки, не ощущал ее дыхания, пока они неслись по дороге, с шумом свернув в переулок, где они проносились, обгоняя всех, кто попадался им на пути. Возбужденный, радостный, он ощущал только свободу, слышал только мощный рев мотора.

Письмо от Конора пришло в Ислингтон, но Эран попросила Холли переслать его в Голландский парк. Оставив детей, Эран не смогла бы вынести встречи, пока малыши не привыкнут к новой няне: тогда они не будут снова цепляться за нее и рыдать при расставании так, что ее сердце просто разрывалось от жалости. Но Эран почувствовала не меньшую боль в сердце при виде конверта со знакомым почерком, увидев круглые неуклюжие буквы человека, для которого письменное общение было не таким уж простым делом. Внутри была страница с тремя строчками:

«Дорогая Эран,

Твоя мать рассказала мне, что она тебе говорила, но ты не бери в голову. Мы очень рады, что у тебя есть парень и что он о тебе заботится. Приезжай домой навестить нас как можно скорее и привози его.

С любовью, папа».

Домой… Эран представила коттедж, комнату, в которой Конор наверняка провел несколько часов, сочиняя это коротенькое письмо. Она вспомнила холмы и бухту, соленый воздух и длинный белый пляж, Аймир, и Дэна, и дельфинов, и лодки, направляющиеся на закате к дому. На своих щеках Эран почти ощущала дыхание бриза, всегда дующего с юго-запада, ей послышались крики чаек и шум волн, она мысленно представила себя отца, уговаривающего мать не осуждать дочь.

Уговаривающего, но безуспешно. Молли не приложила руку к письму. Девушка спокойно свернула письмо и засунула его между кухонными принадлежностями, где Бен никогда не найдет его.

Такая простая вещь — магнитофон! Но Эран понадобились недели, чтобы сэкономить деньги, недели, в течение которых она была поражена тем, сколько же приходится тратить на содержание дома. Тот, кто сказал, что два человека могут прожить на ту же сумму, что и один, никогда не жил вместе с Беном Хейли, никогда не предвидел, что Бен оставляет непогашенным свет, дважды в день принимает горячий душ, часами болтает по телефону, теряет и засовывает куда-то свои вещи, которые приходится покупать заново. Но когда пришли первые счета, они просто свалились от смеха.

— Ты только посмотри! Эти электрослужбы! Они думают, мы настоящие хозяева! — хохотал Бен.

Это все было абсолютно нереальным, и вначале было так странно думать, что они взрослые, которые могут жить своей собственной жизнью — голосовать, жениться, оплачивать счета и быть ответственными людьми. Они чувствовали себя самозванцами, все было понарошку, и эта игра в дом была прекрасным развлечением. Еда была случайной, секс — безумным, смех — постоянным. Приглашали друзей, пили вино, а музыка была громкой и непрерывной. Однажды раздался грубый стук в дверь, и когда Эран открыла, она увидела мужчину, который жил над ними — какого-то биолога, чье существование обычно было малозаметным.

— Кто здесь играет на рояле? — Он бесцеремонно потребовал ответа.

Эран поспешно извинилась.

— Это мой парень. Простите, что очень громко. Я попрошу его поумерить пыл, — сказала она.

— Нет! Это замечательно! Я пришел сказать, что он классно играет! — заявил биолог.

После этих слов он удалился, а Эран застыла на месте с желанием включить магнитофон и попросить соседа повторить эти слова еще раз — для записи. Но вряд ли это расколет лед, подумала она: сотрудники записывающей компании подумают, что она просто заплатила своему другу за похвалу. Но тем не менее со дня на день они получат кассеты с записью исполнения Бена и узнают, как первоклассно он играет! Несмотря на беспорядок, ее жизнь начала приобретать некие контуры, подобно тому как из клубка пряжи появляется свитер, связанный разными узорами. Это был ее мужчина, ее работа и их общее будущее. Даже когда они ссорились, а поначалу это случалось частенько, Эран была полна бодрости.

Не было смысла соглашаться с Беном ради покоя в доме, потому что покой был тем, в чем он меньше всего нуждался.

— Не ублажай меня, не потакай мне! — кричал он. — Мне не нужен «совершенный» партнер! Мне нужно твое настоящее мнение — давай нападай, не стесняйся!

Вот они и кричали и ссорились из-за всякой ерунды, и Эран поняла, насколько Бен уверен в себе. Но если он был не прав, он всегда это признавал, никогда не дулся, а через минуту уже забывал о своих поражениях. Иногда воздух так и трещал от грозовых разрядов, но атмосфера быстро прочищалась, освежая их и заряжая энергией. Эран нравилось, с какой уверенностью Бен рисовал грандиозную перспективу их будущего, эти захватывающие дух фантазии о концертах с аншлагами и международных гастролях. Но он никогда не говорил о материальных наградах, о том, что он купит или подарит ей — только о местах, куда они поедут, что увидят и что будут делать.

— Индия, само собой разумеется, Япония — тебе не кажется, что Япония должна быть просто потрясающей, Эран? Так много людей, звуков и цветов и такая утонченность, стремление к совершенству. Подумай только об их еде, искусстве, промышленности… мы проведем там потрясающее время. Ну, Италия, Франция, Бразилия — мы везде побываем, — говорил Бен.

Его лицо вспыхивало, глаза сверкали, когда он говорил об этом. А еще были короткие спокойные интерлюдии, интимные моменты, когда он становился притихшим и отстраненным, периоды, которые вначале раздражали Эран, пока она не поняла, как они ценны для него, и научилась не вмешиваться.

Но Бен бывал и заботливым, и всегда очень признательным, когда она готовила или стирала, чего он даже не предполагал в ней. Не то чтобы он делал это сам — просто вещи остались бы непостиранными, или они бы просто сидели и голодали. Но Эран нравилось заниматься домом, она получала удовольствие от домашних хлопот, которые были ей в охотку. Бен был большой выдумщик и мастер на всякие развлечения, ради которых она готова была забросить все дела. Однажды вечером они отправились в клуб «Шатер» послушать какую-то группу, играющую «тяжелый металл», вместе с Тханом, Бронвен, Клемом и Рани, а потом завалились в какой-то китайский ресторанчик в Сохо и напились там до чертиков. На следующее утро желудок Эран был весь как перепаханное поле, в голове все пенилось и булькало как во время химического эксперимента, а ноги были слабенькими, как будто наполненные гелием.

Господи, думала она, мы вчера пропили и протанцевали все свои мозги. Мы потратили кучу денег. Мы шумели, кричали и изощрялись как могли. Но как же было здорово вчера! Я вхожу во вкус к таким делам. Но мы еще месяц ничего подобного не устроим! Это классно, если это лишь редкое развлечение и его держат под контролем. Бен бы устраивал такое каждый вечер, если бы ему не надо было работать, но ему, к счастью, надо, и это мое дело — присматривать за тем, работает ли он.

Однажды в августе Бен вернулся из магазина, куда его отправили за молоком, темнее тучи, и невозможно было представить, что сегодня вечером он сможет кого-нибудь развлечь в ресторане.

— Что случилось? — спросила Эран.

— Элвис умер, — горько ответил Бен.

Бен подал Эран газету, и она взяла ее в руки с некоторым облегчением: это все? Ей нравился голос Элвиса, и было очень жалко узнать, что он умер, но в конце концов…

— Он был моим самым ранним вдохновителем. Моим кумиром. Как он мог умереть? — говорил Бен.

Эран просмотрела газету и сразу поняла, что хотела найти. Тридцать пять, тридцать шесть лет? Сколько было Элвису?

Сорок два. Приблизительно в два раза старше Бена. Внимательно, вдумчиво Эран прочитала статью. Снова наркотики, на этот раз разрешенные — транквилизаторы и стимуляторы, но вместе со всеми остальными неизбежными спутниками — стрессом, разводом, бесконечными переездами, неправильным питанием, советниками и охранниками, дерущимися за каждый кусочек души и тела певца, так что уже ни его ум, ни его тело не принадлежали Элвису. Смертельный исход, приближение которого заметил бы любой идиот. Но никто не замечал, не пытался вмешаться или спасти артиста, а если пытался, то не очень успешно.

Бен был очень расстроен, но, даже когда Эран утешала его, она чувствовала, как что-то словно затвердевает в ее груди.

В тот вечер Эран пошла с Беном — публика хотела слушать только музыку Элвиса. Это был печальный, траурный вечер, но он заставил Эран мыслить очень четко. На следующий день она настояла, чтобы Бен проводил ее на долгой прогулке до Грин-парка и обратно.

Бену обязательно нужны физические упражнения, не только сегодня, но и каждый день, после вечера, проведенного в роскошном ресторане среди клубов сигаретного дыма. Сам Бен пока что не курил, и Эран решила сделать все, чтобы он и не начал. Регулярное питание — в будущем, салаты и полезные продукты. Свежий воздух, сон, подходящая диета и строгое ограничение алкоголя. Никакой наркоты, даже «безобидной» травки, ничего из того барахла, которым балуются в их кругу и которое может довести до тяжелых наркотиков и смерти.

Но Эран ничего не сказала Бену, давая возможность выговориться ему и слушая бесконечные монологи об Элвисе.

— Конечно, он был груб и вульгарен, но какой он был шоумен! Он начал с нуля, почти без образования и знания музыки, но сам всему научился… не сочинил сам ни одной порядочной песни, но какой голос! Какой голос, какой исполнитель! — восклицал Бен.

— У тебя тоже будет великая карьера, Бен. Только она будет длиться дольше, — вставила Эран.

— Надеюсь, но пока что я не очень далеко продвинулся, — ответил Бен.

— Ты продвинешься. Нам надо только спланировать твою карьеру. Я думаю, надо разделить ее на две половины. Пока тебе двадцать, сосредоточься на рок-музыке — новые песни с отзвуком классической музыки плюс твоя блестящая исполнительская техника. Физически это будет самая тяжелая часть. Но это то, что сделает тебя популярным. Изучай опыт других солистов, благо их много: Элвис, Клифф, Нил Даймонд, Род Стюарт, Боб Дилан, Леонард Коэн, Дэвид Боуи, Элтон Джон… всех, — говорила Эран.

— Но я не хочу быть таким, как они. Я хочу быть самим собой! — сказал Бен.

— Естественно, ты просто пойми, как они этого добились. Да и женщины — Карли Саймон, Арета Фрэнклин, Мария Малдэр, Лайза Минелли, Барбара Стрейзанд… — сказала Эран.

— Ты имеешь в виду, надо найти, что в них есть общего? Неподражаемая творческая манера? — спросил Бен.

— Да. У тебя она уже отличная. Ты смотришься очень естественно. Единственное, что осталось сделать, так это дать людям знать, что ты существуешь. Огромному количеству людей, — заявила Эран.

— Ну я же не буду гастролировать по клубам и колледжам следующие десять лет. Не хватит у меня на такое терпения, — признался Бен.

— Нет, я говорю о другом. Одно лишь выступление на радио анонсирует тебя всему Лондону. А если сделать запись на национальной станции, то ты станешь звездой за один вечер. Одно выступление живьем по телевидению, один видеоклип, и… — Эран улыбнулась.

— Эран, во имя Христа, да как же я попаду на телевидение или на радио? — изумился Бен.

— Я тебе уже говорила: запишем тебя на кассету, которую я сама распространю. Рынок! С видео придется пока подождать, но это мы тоже сделаем. В любом случае, надо начать с кассеты, — сказала Эран.

— Так, а потом? — спросил Бен.

— А потом ты дашь живой концерт, съездишь на гастроли, запишешь альбом, и все песни напишешь сам, чтобы в каждой из них была частица твоего сердца. Я знаю, с поэзией у тебя не очень хорошо, но я помогу тебе разобраться. Вот наш план на десять лет, — сказала Эран.

— Десять лет? — переспросил Бен.

— Потом ты уйдешь со сцены, и у тебя впереди еще будет много времени. Ты займешься мюзиклами, мелодиями к фильмам, всем, чем тебе захочется. А потом ты напишешь оперу, — твердо сказала Эран.

— Мне будет уже тридцать лет! Сорок! — воскликнул Бен.

— Вот именно. Ты будешь зрелым и опытным. Ты станешь композитором, причем профессиональным. Тебе не придется беспокоиться, считают ли тебя диско-рэйверы все еще сексуальным. Нет ничего более фальшивого, чем сорока-пятидесятилетний мужик, пыхтящий на сцене, пытающийся вертеться волчком, словно ребенок, которым он когда-то был. Посмотри на Бинга Кросби, все еще что-то квакающего, хотя его голос давно пропал. Ты не поступишь таким образом! Ты будешь петь лет десять — двенадцать, а потом десять — двенадцать лет сочинять. Что-нибудь стоящее. Может быть, в девяностые годы опера вновь станет модной. В любом случае, ты уже сможешь себе позволить делать то, что хочешь. Заработай большие деньги вначале, и дальше все будет хорошо, — сказала Эран.

— Я собираюсь заниматься музыкой не из-за денег! — заявил Бен.

— Нет, но ты же не собираешься умирать в нищете, как Моцарт, с кредиторами на пороге? Ты хочешь путешествовать, купить превосходный рояль, устраивать вечеринки, иметь полную коллекцию Харлея Дэвидсона? Красивую одежду, картины, большой дом для твоих… для твоих друзей, которые будут приезжать к тебе в гости? — спросила Эран.

— Ну да… Я знаю, что у меня большие запросы. Я действительно хочу, чтобы у меня все было с большим размахом, — признался Бен.

— Так и будет, вот увидишь. Надо только придерживаться дисциплины, держать себя в узде, и ты заработаешь на свой первый отпуск. Давай для начала запишем демо-кассету, — заявила Эран.

— Ты имеешь в виду, что надо просто прийти в студию и попросить дать мне их аппаратуру и музыкантов? — спросил Бен.

— Нет. Естественно, мы не можем сейчас позволить сделать это на профессиональном уровне. Я просто найду подходящий аппарат и запишу тебя сама, в ресторане, — сказала Эран.

— И кто же будет слушать такие любительские записи? — спросил Бен.

— Все, кого я забаррикадирую в их офисах и заставлю слушать, — отрезала Эран.

Бен расхохотался:

— Ну ты и сумасшедшая!

— Вовсе нет. Я изучала маркетинг. Я смогу это сделать, — сказала его замечательная подруга.

Тронутый верой Эран в себя саму и в него, Бен обнял девушку.

— Ты знаешь, Эран, я боялся, что через полгода я устану от тебя, что ты заставишь меня делать книжные полки и подстригать лужайку перед домом. Сейчас я не могу себе представить, как я выживал без тебя и как я вообще смогу без тебя жить! — сказал Бен.

— Ты и не сможешь, Бен Хейли. Ты же просто развалишься на части! — улыбнулась Эран.

Они оба засмеялись, но тут же неожиданно осознали, что так и есть…

Дэн и Аймир медленно брели по пляжу, присматривая за своим спаниелем Сэмми, гоняющимся за кроликами. Разговор их прерывался паузами, долгим молчанием.

— Прости, Дэн. Я просто не знаю, что еще я могу сделать, — сказала Аймир.

— Аймир, ты когда-нибудь перестанешь себя корить? Во всем этом твоей вины не больше, чем моей. Врачи так и сказали. Это природа. Судьба. Но все-таки еще есть надежда, — ответил Дэн.

— После десяти лет? Дэн, нам надо перестать себя обманывать. Надежды нет. — Аймир говорила слишком спокойно.

— Тебе всего тридцать два года. Мы должны перестать беспокоиться об этом, или это превратится в настоящее наваждение и никогда вообще не произойдет! — сказал Дэн.

— Я не верю, что это когда-нибудь случится, — прошептала Аймир.

— Ну хорошо, давай скажем вслух, что это никогда не произойдет. У тебя же есть дети в школе? У тебя есть я, а у меня — ты, — сказал Дэн.

Порыв ветра растрепал волосы Аймир, разрумянил ее щеки.

— Да, мы есть друг у друга. У нас есть так много! Я не хочу выглядеть неблагодарной. Я больше не буду заводить подобный разговор, — сказала Аймир.

— Давай больше не будем, правда. Дай-ка мне лучше руку и расскажи, что нового в школе, — попросил Дэн.

— В школе все хорошо. Акил Кэмпион решил остаться до тех пор, пока ему не исполнится восемнадцать, он сам так сказал — и еще несколько парней тоже. Похоже, они меньше «горят» рыболовством, все больше разговаривают о туризме, о ресторанах, отелях и о том, что у кого есть. По мне, пусть будет все, что угодно, лишь бы мальчики оставались дома, — сказала Аймир.

— Ты до сих пор жалеешь, что Эран уехала в Англию? — спросил Дэн.

— Да. Хотя она счастлива там, пишет, что хорошо устроилась. Она как-то умудряется находить время для работы на рынке и по-прежнему продает свитера. За выходные оборачивает по триста фунтов. Естественно, ей остается на руки около тридцати фунтов, но это тоже неплохо за два дня работы, да и вязальщицы очень довольны, что Эран не бросает торговлю. Бен тоже оказался надежным парнем. Гораздо более уравновешенным, чем я предполагала, — сказала Аймир.

— Я надеюсь. Восемьсот фунтов за пианино! Как ты только меня на это уговорила? — Дэн махнул рукой.

Аймир улыбнулась. Дэн редко поддается уговорам.

— Должен признаться, я не так уж горю желанием получить по почте эту кассету с музыкой Бена. В Лондоне полно рокеров, и, наверное, Бен — просто еще один такой парень, он может набросать пару аккордов, от которых у девчонок блестят глаза. Готов поспорить, что это его яркая внешность вскружила Эран голову, — сказал Дэн.

— Дэн, Эран сама музыкант, она в этом разбирается, — заметила Аймир.

— Ну да, но, в общем, мы можем не ждать возврата наших восьми сотен, — сказал Дэн.

— Мне все равно, даже если мы больше никогда не увидим эти деньги. Тем не менее я очень хочу увидеть Эран, — вздохнула Аймир.

— Аймир, Эран — уже взрослая молодая женщина, у нее собственная жизнь в другой стране. Пора ее отпустить, — заметил Дэн.

Логически рассуждая, Аймир и сама понимала, что Дэн прав. Она тоже должна двигаться дальше. Но Аймир не могла…

— Помнишь, когда мы были студентами, мы ездили подрабатывать на фабрику консервирования зеленого горошка, каждое лето? — спросила Аймир.

— Да уж! Горошек, клубника, кукуруза, сливы. Я лично предпочту попробовать разбивать кирпичи чайной ложкой, чем когда-нибудь еще этим заниматься, — проворчал Дэн.

— И все же нам было весело! Но всегда очень хотелось домой. Мы всегда возвращались домой, хотя могли заработать гораздо больше, когда ты получил специальность и мог бы остаться работать ветеринаром в Сассексе или Херворде… Как ты думаешь, Эран когда-нибудь вернется? — вдруг спросила Аймир.

— Нет, Аймир. Я так не думаю. У нее есть друзья, молодой человек, доход, своя квартира. Зачем бы она вернулась? К кому? С какой целью? — Дэн отвернулся.

— К… к своим корням. К семье, — неуверенно сказала Аймир.

— Аймир, спустись на землю! Молли Кэмпион разорвет Бена Хейли в клочья, попадись он ей на глаза. Он ведь индус, да? Рокер верхом на мотоцикле, который необвенчанным спит с ее дочкой-дурехой? — сердито спросил Дэн.

— Дэн! — воскликнула Аймир.

— Прости, но это так и выглядит. И потом, в Ирландии нет музыкальной индустрии, нет подходящих заведений, где бы Эран и Бен могли работать, — заметил Дэн.

— Ты знаешь, я слышала о новой ирландской группе на днях. По радио. Кажется, они называются «Ю-Ty», это всего лишь подростки, играющие в школе на танцах, но какая-то женщина позвонила в шоу Гая Бирна специально, чтобы сказать, что их ждет огромное будущее, — задумчиво произнесла Аймир.

— Одна из их мамаш, наверное! Все важное происходит только в Лондоне. Всегда так было и всегда так будет. Ирландия предназначена для другого. Танцевальные залы нужны для романсов, — сказал Дэн.

— Возможно, ты и прав. В любом случае, надо подбросить молодежи, которая заканчивает в этом году школу, эту идею. Ночной клуб стал бы отличной приманкой для туристов, особенно с живой музыкой, — оживилась Аймир.

— Да они прекрасно сходят в ночные клубы у себя в Бирмингеме или в Барселоне. Туристы приезжают сюда за балладами или народными песнями, — сказал Дэн.

— Ты весьма негативно настроен, Дэн, — заметила Аймир.

— Я стараюсь быть реалистом, — возразил он.

— Но тогда ничто никогда не изменится, — сказала Аймир.

— Почему же? Это всего лишь вопрос перехода нового в старое, и наоборот. Но этого не случится при жизни Бена или Эран, — вздохнул Дэн.

Аймир с явной неохотой была вынуждена признать, что, скорее всего, ее муж прав. Ее золотая девочка уехала навсегда.

— Аймир, посмотри туда, они приближаются. Ш-ш-ш — не вспугни их! — вдруг прошептал Дэн.

Окинув взглядом по-осеннему темные воды океана, они увидели, как из воды взметнулась пенистая струя.

— Дельфины! — воскликнула Аймир.

— Да, но смотри, только один из них подпрыгивает, — сказал Дэн.

— Ты хочешь сказать, что со вторым что-то не так? Он просто ленится или ранен, — сказала Аймир.

— Может быть, или он попался в сети, какой-нибудь умник-рыбак мог их здесь оставить. Давай подождем, посмотрим, подойдут ли они ближе, — предложил Дэн.

Они молча ждали, пока черные силуэты ни приняли более четкие очертания, мелькая на расстоянии не более пятнадцати-двадцати ярдов. Забравшись на уступ скалы, Дэн растянулся на камнях, и скоро дельфины проплыли как раз под ним.

— С ними все в порядке. Они не ранены, — сказал Дэн.

— Так что же случилось с этим тихоней? Это Фред или Барни? Ты ясно их видишь? — спросила Аймир.

— Я вижу Фреда, и мне кажется… нет, это не Фред! Это самка, и она беременна! — закричал Дэн.

Сэмми примчался из-за дюн, заливисто лая по мере приближения к месту, где явно происходило что-то интересное. Аймир устремилась за собакой, чтобы он не напугал дельфинов.

Дельфины могли рожать. Шлюшка Дейдр Девлин родила уже второго. Все вокруг могут рожать, кроме нее, кроме Аймир!

И все же дельфины — это символы радости и удачи, они приносят надежду и счастье всем, кто живет рядом с ними и верит в их доброту и силу. Аймир спокойно стояла и ждала, пока Дэн спустится со скалы. Она думала, какая она все же счастливая: у нее такой терпеливый муж, который так ее любит, он придает ей силы, когда она уже места себе не находит. Когда Дэн присоединился к Аймир, она взяла его за руку, и они пошли рядом, и их тени слились воедино. Так они и шли, провожая глазами темные силуэты дельфинов, возвращающихся домой на глубину.

Наконец-то Эран раздобыла магнитофон, сложную машину, и с хмурым видом ученого-испытателя она вертела и крутила аппарат, экспериментируя со всеми его функциями, пока не уверилась, что получится именно тот результат, который нужен. Затем в порыве какого-то безрассудства Эран пошла и купила короткое черное платье-коктейль в фирменном магазине.

Бен застыл в изумлении. Шла репетиция нового репертуара. На его лице появилось такое выражение, словно на крышку рояля сел космический корабль.

— Эран, это что такое? — возопил он.

— Это мое «маленькое черное платье», мои черные туфельки, все мои маленькие черные секреты с боевой раскраской, — засмеялась Эран.

Обычно Эран носила что-то повседневное, что можно найти на любой распродаже. Сегодня же, со светлыми отросшими локонами, заколотыми двумя серебряными гребешками, Эран выглядела как одна из тех красоток, которых изредка можно увидеть в казино среди нелегальных торговцев оружием в полночный час.

— Ты выглядишь, как путана! — простонал Бен.

— Умолкни, это же ресторан для богатеньких толстосумов. Я не хочу тебя подвести, — хихикнула Эран.

— Но ты же собираешься просто сидеть за боковым столиком и делать запись. — Бен не унимался.

— Но я все равно хочу выглядеть роскошно! Пустить им всем пыль в глаза! — Эран засмеялась.

Они уже опаздывали в ресторан, но на Бена накатило отличное настроение, когда они наконец приехали. Как всегда, было полно народу, и Эран придерживала Бена за плечо, пока они пробирались к роялю.

— Играй сегодня без сбоев, лучше чем когда бы то ни было! — приказала Эран.

Заряженный ее энергией, Бен поцеловал Эран и под приветственный шум аплодисментов, под одобрительные возгласы и свист поднялся на помост. В других подобных заведениях музыка была просто фоном, но с тех пор, как Бен стал здесь выступать, эта закономерность была нарушена. Посетители приходили сюда из-за Бена.

Как только Бен занял свое место, Эран кожей почувствовала, как по залу словно разлилась волна адреналина: Бен мгновенно вошел в состояние слияния с каждым гостем, в состояние абсолютной близости и взаимосвязи, как корабль с берегом. Настроив аппаратуру, Эран кивнула Бену, и он заиграл.

«Неприкаянность» исполнялась уже много раз со дня своего сочинения, она была многократно отшлифована, и сегодня вечером мелодия сверкала, как острие меча. Минуя все вступления, Бен буквально швырнул музыку в публику, затаившую дыхание перед этим напором. Наблюдая за реакцией слушателей, Эран поняла, что уже не важно, в каком настроении публика — сверкающая, как бриллиант, рок-песня могла изменять любое настроение и диктовать собственное. Когда микрофон резонировал от аплодисментов, Эран заметила, что стрелка индикатора взметнулась до максимума. Поймав взгляд Бена, она подмигнула ему, и он ответил ей тем же; казалось, все его тело впитало это дивное мгновение, насытилось энергией зала и отразило ее обратно.

Бен был в превосходной форме. Когда его голос словно нырнул, как ласточка, вниз в следующей песне, в животе у Эран все замерло; это было похоже на полет на самолете в грозу: попадая в вихревой поток, падая, пытаться ухватиться за саму силу тяготения и неожиданно приходить в равновесие, успокаиваться, подниматься и снова опускаться… Уводя всех за собой, как флаги, трепещущие на ветру в День независимости, унося души присутствующих в зале, Бен повел всех к крещендо, которое взорвалось, как гейзер в ночи. Его голос, подумала Эран, мог бы, как кегли, сбивать звезды с неба! Техническая изощренность, физическая притягательность, эмоциональная неукротимость — все это запечатлевалось на медленно вращающейся пленке, оставляя у Эран ощущение, что ее поразил удар грома.

Если бы сейчас в зале был кто-то из музыкальных кругов, кто-то важный, хоть какая-то «спица в колесе»! Но Бена окружили галдящие молодые дамы в блестящих платьях, подсовывающие салфетки для автографа, толпящиеся и отпихивающие Эран, и они скрыли от нее Бена. Эран понадобилось все ее самообладание, чтобы не вклиниться в толпу, не раскидать их, не рвануться защитить его и предъявить права собственности на Бена. Но такие ситуации будут повторяться и в будущем, и Эран надо было посмотреть, как он сам из этого выберется.

Бену это нравилось. Его лицо блестело от пота, губы расплылись в широкой улыбке, глаза светились благодарностью, когда он принимал восхваления, каждый его нерв буквально трепетал под смуглой кожей. Встав, Эран подняла руки высоко над головой и присоединилась к гремящей в зале овации. Сердце ее замерло, когда красивая девушка с волосами длиной до талии с чувством поцеловала Бена в щеку. Бен не ответил девушке поцелуем, но Эран заметила, что этот момент запечатлелся в его сознании, и приняла решение поговорить с руководством клуба насчет охраны певца: только голос Бена был всеобщим достоянием, но вовсе не его тело!

Выходные дни Эран, как всегда, провела на рынке, несколько раз пересказывая события того вечера Тхану, который никак не мог наслушаться, и Бронвен, чье безразличие неожиданно оказалось весьма неприятным для Эран.

— Извини, Брон. Я заболталась, тебе, наверное, это наскучило, — сказала Эран.

— Да нет же, в самом деле, нет, — ответила Бронвен, но это прозвучало неискренне.

Впервые Эран соприкоснулась с тем, с чем ей еще не раз наверняка придется столкнуться в ближайшие годы: это была зависть, смешанная с обидой. Вначале казалось, что Бронвен может оказать ей поддержку, но сегодня на ее лице было ясно написано, что их дружбе конец. Вначале на фоне стола Эран ее собственный прилавок выглядел более привлекательным; а сейчас изделия Эран привлекали гораздо больше покупателей и вот даже завлекли в объятия Эран красивого, талантливого парня. Эран не могла понять, какое вообще Брон дело до Бена или каким образом покупатели могут повредить чьему-то бизнесу, но она ясно видела, что у Бронвен на душе были необъяснимая горечь и раздражение. Эран было очень жаль сделать такое открытие: в этом большом городе найти и сохранить друга было трудно, но и от правды не спрячешься. Только дружба Тхана осталась надежной, самоотверженной и поддерживающей ее веру в себя.

Но Тхан был мужчиной, и у него была собственная девушка. «Очень симпатичную англичанку» звали Бет, она часто приходила помочь Тхану продавать бамбуковые изделия, но она была очень тихая, и Эран пока что плохо знала ее. Познакомиться с англичанами, подумала Эран, было непросто, особенно в Лондоне, где царил дух холодного космополитизма. Англичане не выглядели душевно щедрыми людьми, в них не чувствовалось следов кельтского или латинского темперамента. Но возможно, если узнать их получше, то и их дружба вынесет испытание временем, как выдержали их традиции и прекрасная архитектура?

И все же налаживание связей и знакомств с англичанами было для Эран второстепенной задачей. Сначала надо было распространить кассеты. Решив отправить их двумя порциями, Эран послала по нужным адресам первые шесть и потом караулила у почтового ящика всю неделю.

Еще неделя прошла. Ничего! На третью неделю Эран получила один ответ:

«Уважаемая госпожа, мы с сожалением сообщаем, что не имеем возможности принять предоставленную… и т. д., и т. п.». У них даже не хватило вежливости отослать кассету назад, но что-то подсказало Эран, что они вообще ее не слушали. Но она ничего не сказала Бену, который согласился ни о чем не спрашивать, пока сама Эран ему не расскажет.

Вскоре пришло еще два ответа. «Уважаемая госпожа» вскрыла их, чтобы узнать, что у одной из фирм все было заранее расписано и занято, а представители другой фирмы посоветовали использовать услуги профессионального агента. Эран не видела смысла нанимать агента, чтобы он просто делал то, с чем она может и сама справиться. Но про себя решила приберечь этот ход на будущее для одной из оставшихся копий. «Мы сначала посмотрим, что они скажут, когда я привезу им запись лично», — сказала себе Эран.

Был уже поздний ноябрь. У Эран было еще три недели до того времени, когда деловая жизнь Лондона начнет затухать перед рождественскими праздниками, а сейчас стало особенно много работы на рынке. Спрятав пять оставшихся кассет в сумку, Эран отправилась в «логово» к корпоративным львам, где ей пришлось повстречаться с секретаршами-волкодавами, по сравнению с которыми Мойра из конторы Миллера выглядела невинным щенком.

Первая из секретарш, не глядя на Эран, ответила, что мистера Спайсера сегодня нет в офисе. При этом Эран ясно видела через стеклянную панель на двери с его именем сидящий за столом силуэт. Если мисс Кэмпион не возражает, она может назначить встречу, скажем, на… март? На 29 марта 1978 года. Эран с дерзостью согласилась на это предложение, отлично понимая, что 29 марта встреча будет «с сожалением» отменена.

Следующая остановка на ее пути — местная радиостанция. Приветливая девушка предложила Эран сесть, поставила перед ней чашку кофе и оставила одну. Через два часа Эран признала свое поражение и сдалась — отправилась на Би-би-си. Терри Воган был очень популярен на Радио-2, к тому же он был ирландцем. Он просто возьмет кассету и поставит ее для всей страны завтра утром. Ха-ха!

Самое большое, что удалось Эран, — дойти до охранника. Нет, не может быть и речи о том, чтобы лично увидеть мистера Вогана, но, если молодая леди желает, она может оставить пакет, и охранник передаст его по назначению. Естественно, всей охране сначала придется просмотреть на рентгеновском аппарате, что в нем, потому что, сами понимаете, со всей этой ирландской ситуацией сейчас никогда не знаешь, что может быть в таком невинном маленьком свертке. Проклиная про себя пресловутую «ирландскую ситуацию», Эран оставила пакет, надеясь в глубине души на лучшее — вопреки всему.

На следующий день на другой радиостанции Эран попала «прямо в цель». Ей был нужен Эван Харди, и, когда она вошла, он как раз шел навстречу. Эран не имела представления, как именно он выглядит, но Эвана как раз окликнула секретарша в приемной: ему срочно звонили, он ответит на звонок до совещания? Эван стал говорить по телефону, и Эран приросла к месту, ожидая, когда он закончит, а потом бросилась прямо к нему.

— Здравствуйте, мистер Харди, вы тот человек, который мне нужен! Меня зовут Эран Кэмпион. У меня есть кассета, вы должны ее послушать — это певец и пианист Бен Хейли, вот запись его выступления в клубе, и вы услышите, какие там были аплодисменты! — на одном дыхании выпалила Эран.

Эван взял сверток, как будто в нем была живая кобра, сухо поблагодарил девушку и передал пакет секретарю. На обратном пути он его заберет и послушает, пообещал Эван Харди.

В самом деле? Да. Обещает? Обещает, клянется всеми святыми. Вот так…

Это был максимум того, что Эран могла сделать. В подавленном настроении она поплелась домой, сбросила с усталых ног туфли, поставила чайник. Бен был на репетиции. В холле с укоряющим видом стоял доставленный из Данрасвея ящик со свитерами: это сосед-биолог любезно принял груз вместо нее. За оставшееся до Рождества время предстояло продать все эти джемпера, шарфы, ажурные кофточки и многое другое, что еще ей привезут. Гора грязной посуды скопилась в раковине, в наволочке лежало грязное белье, которое давно пора было отдать в стирку, а в палисаднике кот добивал бедную малиновку. Эран выбежала спасти птичку, но та была уже мертва.

Рождественский Лондон был великолепен! Держа Бена за руку, Эран пробиралась через толпу на Бонд-стрит, потом на Риджент-стрит. Она вытягивала шею, жадно разглядывая тысячи блестящих фонариков, вращающихся и отражающихся в витринах, пока они не добрались до Трафальгарской площади. Там стояла гигантская норвежская сосна, украшенная тысячью фонариков. Ее вид очень нравился Бену, а Эран было интересно, действительно ли звезда на верхушке что-то значила для индуса, к тому же еще неверующего.

— Это предзнаменование. Твои титанические усилия сделают меня звездой, — сказал Бен.

Сжав ее руку, Бен поцеловал милое лицо, покрасневшее от холода, и заглянул в серые глаза Эран. Такие большие глаза на этом личике! Но Эран сказала спокойно и даже сдержанно:

— Я старалась. Мы оба старались. Это не наша вина, что мы так мало продвинулись.

— О Эран, ты только посмотри, как все изменилось с прошлого Рождества! Мы тогда пошли слушать Генделя, а потом ты дала мне от ворот поворот, — напомнил Бен.

— Это была вовсе не я, это ты тогда уехал и оставил меня одну, — возразила Эран.

Бен помолчал какое-то мгновение.

— В этом году мне тоже придется туда поехать. Мой отец — христианин, и мама соблюдает все обычаи и традиции этой страны. У нас тоже будет праздничный стол с гусем, как у всех, мы обмениваемся подарками, смотрим выступление королевы — мои родители, во всяком случае, так у нас заведено, — сказал он.

Теперь замолчала Эран. Она взглянула на яркую елочную звезду, поняв, что в этом году она останется в одиночестве. На этот раз — в полном одиночестве, даже без Митчеллов, которые приютили бы ее! Если бы она была женой Бена, он бы взял ее с собой, но это было не так. Он даже не предложил Эран познакомить ее со своими родителями!

В сумерках ее голос упал до шепота, как иголка сосны падает на землю — мягко и неслышно.

— Все в порядке, я все понимаю. Во всем мире все семьи хотят быть вместе 25 декабря, — сказала Эран.

— Да. Это может быть суровым испытанием для тебя. Но ты же поедешь со мной, правда? Возможно, сначала они покажутся тебе странными, но они тебя не съедят, обещаю, — сказал Бен.

— Что? — Эран ушам своим не поверила.

— Мои родители… Ты с ними познакомишься. Они заставят тебя спать в комнате для гостей, устроят допросы-расспросы, как в гестапо, но это всего на несколько дней, и я тебя поддержу. Рани тоже там будет, для поддержки! — сказал Бен.

— Ты… ты хочешь взять меня с собой в Сёрри? — переспросила Эран.

— Да, конечно. А ты думала, я собираюсь оставить тебя в Голландском парке одну или запереть тебя под лестницей — дожидаться моего возвращения? — засмеялся Бен.

— О Бен, я даже не знаю, что именно я думала, — призналась Эран.

— Ну, ты и вправду глупая гусыня, и тебя надо зажарить на Рождество! — воскликнул Бен.

Бен крепко обнял Эран, с удивлением разглядывая ее лицо. Она так верила в него как в артиста, а почему же так мало — как в человека? Ну он, конечно, пока не готов к браку, но лучше ему начинать об этом думать… хотя бы время от времени.

Обнимая Эран за плечи, Бен шел, ощущая, как она дрожит то ли от перспективы знакомства с его семьей, то ли от холодного ветра.

Дом семьи Хейли был огромный, и Дива Хейли приветствовала Эран поистине королевским объятием.

— Как я рада с тобой познакомиться, дорогая. Проходи и устраивайся.

Эран робко присела.

— Я полагаю, ты уже знакома с Рани, а это наша старшая дочь Чанда.

Чанда, как рассказывал Бен, была кардиологом. Она привезла с собой своего жениха. Торговец вином в дорогом синем костюме. Весь вид этого человека говорил о больших деньгах. Он взглянул на Чанду, а та на Эран.

— Вы приехали с Беном, на его мотоцикле? — спросила Чанда.

По ее тону Эран поняла, что та имела в виду. Вряд ли бы Чанда пришла пешком из Лондона или бы надела костюм, отправляясь в дорогу на мотоцикле, даже если бы он у Чанды был.

На Диве и Рани были сари, и от этого Эран чувствовала себя как-то более уверенно, да и Бен стоял рядом, как бы защищая ее.

— Естественно, мы приехали на мотоцикле, Чанда. Хочешь прокатиться после обеда? — спросил Бен.

Его голос звучал шутливо, но Чанда не улыбнулась. Как и ее жених, она была одета официально и стояла очень прямо — слегка коренастая, отчужденная. Любой сразу сказал бы, что Рани — сестра Бена, и заметил бы, что эти дети унаследовали свою красоту от матери, но Чанда казалась другой. Осколок другого прошлого? Но пока нигде не было видно Гая Хейли. С приветливой улыбкой Дива повернулась к Эран:

— Я приготовила для тебя розовую спальню. Бен отнесет туда твои вещи. Надеюсь, тебе там будет удобно.

Дива улыбнулась гораздо более радушной улыбкой, чем ожидала Эран. По дороге сюда Бен предупреждал, что с его матерью может быть трудновато, она может быть очень холодной, но он ошибался. По крайней мере, Дива уделила Эран больше внимания, чем жениху своей старшей дочери, и от этого девушка почувствовала себя желанной гостьей.

— Бен рассказывал, что ты из Ирландии? — спросила Дива.

— Да, я из Корка, — ответила Эран.

— Корк? А где это? Расскажи-ка нам поподробнее, — попросила Дива.

Эран рассказывала, слегка смущаясь, но чувствуя себя все более уверенно, расслабляясь по мере того, как Дива улыбалась и кивала головой в паузах.

— Я все еще тоскую по Индии… порой. Я полагаю, ваш мистер де Валера был большим другом нашего мистера Ганди? — спросила Дива.

Эран тоже слышала об этом, но, прежде чем миссис Хейли успела ей что-нибудь сказать, в комнату вошел отец Бена. Сразу же атмосфера изменилась.

— Чанда! Чарли! Как дела? — воскликнул Гай Хейли.

Он направился прямо к ним, смуглый статный человек в полосатом костюме, элегантный, хорошо смотревшийся. Ощущая атмосферу уважительности вокруг него, видя, как твердо он пожал руку Чарльза, не замечая ее, Эран неожиданно ощутила себя циновкой на полу. Но тут вмешалась Дива.

— Дорогой, Бен тоже приехал с этой очаровательной молодой девушкой, Эран, это мой муж, Гай Хейли, — сказала она.

Гай Хейли взглянул на Эран и поздоровался:

— Как вы поживаете?

К тому моменту, когда Эран собралась с духом сказать, что хорошо, он уже сухо поздоровался с Беном и стал разливать напитки из графинчиков и бутылок, стоящих на буфете.

— Что желаете выпить, мисс Кэмпион? — спросил Гай.

Эран попыталась сообразить, что подойдет к такому случаю.

— А что будет Бен? Пожалуйста, мне пиво, — попросила Эран.

— Пиво. Конечно. Вы ирландка, я так понимаю? — спросил Гай.

В этих словах прозвучало все сразу: ирландцы, пиво, пьяная братия. Но его жена была индуской, в нем самом текла часть индийской крови, и его собственный сын пил пиво! Когда Гай подал Эран стакан, она сделала маленький глоток и отставила стакан. Через час, когда горничная пригласила всех на ужин в гостиную, Эран осилила половину бокала.

Когда Рани показывала ей дорогу в ванную комнату, где Эран могла освежиться перед ленчем, они пошли туда по богатому, обставленному солидной мебелью дому.

— Гай — старый вояка, не обращай на него внимания, — сказала Рани.

С благодарностью Эран улыбнулась в ответ. Рани с самого начала была очень доброжелательна к ней, да и Дива сейчас была на ее стороне. Но отец и вторая сестра Бена явно не были расположены к ней и вели себя так же, как Молли и Валь обращались бы с Беном. И кому нужна вся эта чепуха?

Бен сидел за столом рядом с Эран и подбадривающе гладил ее по руке. Наконец Гай обратился к ней с вопросом:

— И что же привело вас в Великобританию, мисс Кэмпион? Чем вы занимаетесь?

— У меня есть небольшой магазин на рынке. Моя мать и ее соседки вяжут свитера, а я их продаю, — сдержанно ответила Эран.

Гай замер, Чарльз тоже застыл, Чанда окаменела. Даже Дива выразила удивление.

— Бен упоминал про ваши занятия в бизнес-школе? — спросила она.

— Я получила диплом прошлым летом, — сказала Эран.

Облегчение выразилось у всех на лицах. Но Гай смотрел на Эран неодобрительно.

— Прошлым летом? Вы имеете в виду, что вы до сих пор не нашли нормальной работы? — спросил он.

— М-м, я буду менеджером Бена. Я имею в виду его музыкальную карьеру, — ответила Эран.

— Музыкальную карьеру? Мне все понятно, — бросил Гай.

Гай улыбнулся настолько саркастически, что Эран нисколько не удивило, что Бен замер, напрягшись и собираясь с духом, чтобы заступиться за себя. Но Бен стал защищать не себя.

— Отец, Эран отлично сдала экзамены. Она очень способный, трудолюбивый и яркий человек. Я собираюсь стать певцом, я тебе уже говорил, и она будет моим менеджером. Если тебя это не устраивает, давай просто перестанем об этом говорить, — сказал Бен.

На какое-то мгновение Эран показалось, что отец Бена сейчас встанет, подойдет к сыну и ударит его. Но Гай по-прежнему неподвижно сидел на стуле.

— Естественно, это абсолютно бессодержательный разговор, — бросил он.

Казалось, время застыло, ужин длился бесконечно, но он все-таки закончился, и все потянулись смотреть приветствие королевы по телевизору. В Ирландии все бы смотрели трансляцию рождественской службы из Рима, слушали речь Папы. Но здесь важнее была речь Ее Величества, и, несмотря на возражения Бена, Эран было интересно посмотреть. Это было ошибкой.

Королева выглядела очень впечатляюще, но, как только она начала говорить, на Эран напал жуткий приступ смеха. Такой писклявый голос, как у Микки Мауса. Отчаянно она пыталась сдерживаться, но это было бесполезно. Прикрывая лицо рукой, Эран удалилась в ванную комнату. Нет, ну надо было королеве хотя бы смазать это дребезжание, хоть медом, прежде чем она заскрипела!

Когда Эран вернулась, Бен сиял как медный грош, но лицо его отца застыло. В течение следующих двадцати часов Гай ни разу не обратился к ней. Эран устроили семейное испытание, и она его не прошла.

Но позже, следующим утром, Дива сердечно обняла ее, и неожиданно Эран поняла — почему. Дива когда-то сама была иммигранткой и хорошо себе представляла, каково это быть в вечном одиночестве, никому не нужной, гонимой, всем чужой.

Но Дива сделала карьеру, вышла замуж за Гая и стала «своей». Она пробилась, она попала за другую сторону стеклянной стены. Эран порывисто обняла ее в ответ, понимая, что нашла в ней друга.

Ни от кого, кому Эран оставляла кассету, не было ответа. Холодными опустошенными январскими днями она писала или звонила в офисы, натыкалась на рявкающих и ворчащих секретарш-волкодавов, или томные ассистенты просили ее подождать у телефона и сразу же забывали о ней. Эван Харди, как вежливо сообщили ей, уехал отдыхать на Барбадос. День за днем Эран слушала по радио Терри Вогана, и день за днем таяла надежда.

Вместе с Беном они переплавляли свои чувства в музыку и написали короткую злую песню о музыкальной индустрии с грубым названием «Глухие». Вечер за вечером ресторан ломился от публики, но почтовый ящик оставался пустым. Ради Бена Эран старалась не выглядеть унылой: он ужасно злился из-за потраченных напрасно усилий.

— Хрен с ними! На фиг всех! Однажды они пожалеют! — говорил Бен.

Осталась одна кассета. Эран собиралась отдать ее агенту — если ей удастся найти кого-нибудь, кто захочет ее послушать. По словам Клема, агенты получают в месяц сотни кассет, девяносто девять из них выбрасывают в корзину после пяти минут прослушивания и дерут за «услугу» кучу денег.

Но люди все же слушали кассету: Эран брала по выходным ее с собой на рынок, решив, что хоть кто-то должен ее слышать! Покупатели часто спрашивали, как зовут певца и можно ли купить кассету в магазинах — и как же ее бесило, что приходилось говорить — «нет». Если ей придется сказать это еще раз, она просто разорвется от злости!

— Нет!

Мужчина, который покупал свитер, уставился на Эран с недоверием.

— Нет? В самом деле? — спросил он.

— Вот именно. Должна быть, но нет, — сказала Эран.

Мужчина отложил свитер и просто стоял, наблюдая, как крутится кассета, словно под гипнозом. Только когда музыка закончилась, он очнулся.

— А кто артистэ? — спросил он.

«Артистэ?» Он француз? Но говорил он как англичанин.

— Мой парень. Его зовут Бен Хейли, — сказала Эран.

— Бен Хейли, Бен Хейли, — повторил покупатель, как мантру.

— Да, если вы хотите послушать его самого, то он поет со среды по субботу в «Шот Снейк», — сказала Эран.

— Правда? Простите, а как вас зовут? — спросил мужчина.

— Меня? Эран Кэмпион, — ответила девушка.

— А я Гевин Сеймур, — сказал он.

Гевин?! Господь привел Гевина Сеймура в поисках свитера на рынок Камден? Гевина Сеймура, чье ночное шоу было форумом молодых талантов с последующим для них культом восхваления? Эран схватила кассету.

— Мистер Гевин, то есть мистер Сеймур, то есть Сеймур, Гевин… возьмите, пожалуйста. Возьмете? — Она заглянула Сеймуру в глаза.

Гевин принял кассету с готовностью, улыбаясь миниатюрной блондинке.

— Я как раз собирался спросить, можно ли. Если не возражаете, я запущу это в понедельник, — сказал он.

Эран знала, как это происходит. Он ставил десять композиций абсолютно неизвестных авторов, а слушатели звонили и голосовали за понравившуюся композицию. И вот Гевин стоит здесь, засовывает кассету в карман! Неожиданно для самой себя Эран стала отчаянно предлагать ему свитер.

— Возьмите себе этот свитер или любой другой, какой понравится. Возьмите хоть все! — сказала она.

Гевин рассмеялся, вытащил из другого кармана портмоне, ручку и листочек бумаги.

— Спасибо большое, но я принадлежу к тому редкому типу людей, который не принимает подарки. Позвольте мне расплатиться за свитер, а потом я запишу ваше имя, адрес и телефон, — сказал он.

Эран не могла даже сразу заговорить, такой сильный был шок. Но, наконец, все было улажено и записано. Она не сводила взгляда с полной фигуры, пока Гевин не скрылся в толпе, не осознавая еще долгое время, что отдала последнюю кассету. Если Гевин ее потеряет или забудет о ней, Эран пропала!

Но Тхан был уверен, что этого не произойдет. Он стоял рядом и, конечно, все видел.

— Ему очень понравится. Он точно поставит. Я буду звонить в программу, — сказал Тхан.

— Ты такой хороший друг, Тхан. Ты правда позвонишь? — спросила Эран.

— Конечно. Ты тоже со всеми друзьями поговори, чтобы они проголосовали. Иногда люди побеждают благодаря одному-двум голосам, пусть это даже кто-то знакомый, — сказал Тхан.

Позже, когда Бен пришел помогать Эран продать оставшиеся вещи, она вылила на него новости так сумбурно, что он долго ничего не мог толком понять.

— Ты уверена? Гевин Сеймур? Точно уверена, Эран? — переспрашивал Бен.

— Да! Да! — повторяла Эран.

Они связались со всеми своими знакомыми: с Рани, Клемом, Дивой, Холли и Уолтером Митчеллом, с коллегами Бена, даже с теми, с кем Эран училась, но давно уже не виделась. Они все обещали слушать всю ночь, даже если запись Бена проиграют уже под утро, и проголосовать за нее. Это было здорово задумано, но не понадобилось: песня Бена и так победила с преимуществом в двести голосов.

ГЛАВА 7

«Прекрасный», — подумала Эран. Вот единственное подходящее для Бена слово. Был жаркий августовский день, студия напоминала раскаленную печь, но жаркая погода очень хорошо «подходила» Бену, заряжала его особым электричеством. Его глаза прикрыты, одна рука приставлена к уху, в другой он грациозно держит микрофон. Его голос неудержимой лавой вливается в душу, но по какой-то причине это не голос, а его запястье притягивает взгляд Эран — смуглое и изящно изогнутое, оно кажется невероятно сексуальным.

Запястье! Нет, ей уже пора лечиться, если даже движение запястья производит на нее такой эффект. Тело Бена двигалось, извивалось, как чарующая черная змея. Его глаза цвета эбенового дерева искали Эран в перерывах между куплетами. Бен был довольно далеко от нее, внизу, на сцене, а Эран сидела в будке звукорежиссера, улыбалась и кивала головой, выражая свое одобрение. Бен записывал свой первый «сингл», и пока все шло гладко. Все, пока он неожиданно не сорвал наушники, не отбросил прочь микрофон и не завизжал от злости:

— Ублюдки! Ублюдки! Ублюдки!

Что случилось? Несмотря на трагическое выражение его лица, яростную силу и громкость его голоса, Эран не могла не рассмеяться: это выглядело как в театре. Но лучше ей спуститься вниз и разобраться.

Когда Эран подошла, Бен размахивал партитурой и ударял по ней ладонью, орал на продюсера во всю глотку, а тот орал в ответ. Вокруг них стоически сидели музыканты, ожидая разрешения конфликта, в котором чаще всего правда оказывалась на стороне известнейшего Майлса Ирвинга. Но Майлс в отчаянии повернулся к Эран.

— Разберитесь с ним сами! Дайте ему валиум или что-нибудь успокоительное!

Майлс стремительно удалился, а Эран положила руку Бену на плечо.

— Да что случилось? — спросила Эран.

Бен кипел от злости.

— Это просто невозможно! Ты пишешь песню — простой мотивчик — ля-ля-ля, — а они уродуют ее! Убыстряют темп, всовывают оркестровку не туда, куда нужно! Я не могу это петь! — вопил он.

— Бен, успокойся, — сказала Эран.

— Я не могу успокоиться! Это моя песня! И я буду ее петь по-своему! — кричал он.

— Но у них тоже есть опыт, они эксперты. Они знают, что делать, — сказала Эран.

Но она понимала, о чем идет речь. Бену предложили два контракта, после того как Гевин Сеймур открыл его широкой публике всего за одну ночь. Бен выбрал тот, который давал больше свободы, хотя и меньше денег. Но запись первого диска стала для него сплошным откровением.

Эран чуть не падала из-за сложности всего происходящего, из-за этого чудовища, которое она сама создала за одну ночь… Запись песни была крошечной частью огромного процесса, включающего работу продюсеров, техников, художественных руководителей, юристов, дистрибьютеров, промоутеров, все мелочи — от фасона рукава до страховки. Чтение контракта напоминало чтение «Улисса», как будто специально созданного, чтобы предусмотреть все. Охваченная паникой, Эран подумала о том, чтобы в конце концов обратиться к агенту, но Бен только разочарованно посмотрел на нее.

— А ты сама что же? У тебя же диплом, я уверен, ты это сможешь. И я доверяю тебе. И вообще, я бы хотел, чтобы все было в одних руках, в таких, которым я доверяю, — сказал Бен.

И ей пришлось медленно расшифровывать все пункты контракта, как будто это были египетские иероглифы, обнаруживая такое хитроумие, о существовании которого она и не подозревала. Но уверенность Бена поддерживала Эран и, наконец, она одолела документ и с чистым сердцем рекомендовала подписать его. Если бы она пропустила что-нибудь или неправильно поняла его, последствия были бы ужасными.

Но было похоже, что «Седар Рекордс» настолько же заинтересована в успехе Бена, как и сама Эран. Уже вовсю работали промоутеры, рассказывая на всех радиостанциях, что работа в студии заканчивается и скоро выйдет потрясающая пластинка. Они признались, что не могут гарантировать большой общественный резонанс, но, по крайней мере, интерес публики заранее обеспечен. За работу взялись биограф и фотографы, и вплоть до этого момента с ритмикой Бен был абсолютно счастлив.

Эран думала, что люди, занимающиеся рекламой, хорошо разбираются в своем деле, и так же думал Майлс Ирвинг, грузный мужчина с гривой седых волос, в помятых джинсах. Его профессионализм бросился в глаза с первой секунды, как только он вошел в студию, и он еще был известен как продюсер, который особенно хорошо работает с молодыми талантами. С 1964 года у него была крупная студия, в которой записывались многие исполнители, добившиеся впоследствии успеха, которые начинали так же, как и Бен, — томясь в жаркой студии, страдая от отсутствия привычной публики, путаясь в технологии и с огромным сопротивлением принимая его указания, даже когда Майлс тактично объяснял их смысл. Бен был перфекционистом, но таким же был и Майлс, к тому же у него был опыт. Более того, «Седар Рекордс» было одним из подразделений большой студии, у которой имелось и классическое отделение. Если бы их сотрудничество стало выгодным, Бен мог бы долгое время работать с очень уважаемой фирмой.

Эран сочувственно улыбнулась Бену, но решила начать с того, что, как ей казалось, было сутью проблемы.

— Скорость, да? Это твоя основная проблема? — спросила Эран.

Его глаза все еще сверкали от ярости.

— Да! Это как нападение чертовой «Легкой бригады»! Нет времени перевести дыхание. Это не тот темп, в котором я сочинил песню, и ты это знаешь, — сказал Бен.

Эран видела, что на Бене сказывается страшная усталость. С февраля он написал десять песен, работая над ними день и ночь, лихорадочно подбирая репертуар для зимних гастролей, которые должны были последовать за выходом пластинки. Большинство новых исполнителей шли к этому рубежу год или больше, но Бен оказался в этой ситуации практически мгновенно, у него не было времени на раздумья или на оценку того, что на него свалилось.

Среди прочего, чем Бену пришлось пожертвовать, была работа в клубе. Он очень ею дорожил. Эран знала, что Бен скучает по своей публике, ему не хватает той особой связи со слушателями, которая у него сложилась с теми, кто приходил в клуб специально для того, того чтобы послушать его. Не хватало того особого шума и атмосферы, которая исходила от них. Майлс был терпелив, внимателен, но работа в студии стоила больших денег, и он не собирался весь день развлекать Бена.

Эран старалась говорить ненавязчиво:

— Послушай, спой песню до конца так, как он предлагает, мы послушаем запись и, если тебе не понравится, поговорим с ним. Нет смысла останавливаться на полдороге.

Некоторое время Бен размышлял: зная, что Эран понимает толк в музыке и будет бороться за то, что считает правильным, до конца; в конце концов, он же сам согласился с этим темпом, это только небольшие фрагменты, слишком быстрые в нескольких местах.

— Ладно, если только Майлс велит им играть помедленнее здесь и здесь, то… остальное пойдет, — буркнул Бен.

С облегчением Эран направилась к Майлсу. Тот стоял в своей мятой рубашке, покрытой пятнами пота, в очках; глядя поверх стекол, он возбужденно что-то обсуждал с музыкантами. Влиятельный человек сорокалетнего возраста, Майлс ясно дал понять, что не нуждается в советах о темпе ударных от исполнителя вдвое младше себя. После некоторых консультаций со студийными музыкантами Майлс подошел и дал знак продолжать запись.

Эран понимала, что случится катастрофа, если Бен не последует полностью ее совету. Но Бен последовал без сомнений. Он набросился на песню со всей своей силой, подавив в этот раз желание спорить о трудных нотах. Со своего места Эран не могла решить, что больше радовало ее взор: высокая смуглая фигура Бена, раскачивающаяся в такт музыке, или багровая физиономия Майлса, расплывшаяся в довольной улыбке.

— Лучше. Гораздо лучше, — сказал Майлс.

Но работа в студии длилась еще часы после этого, до тех пор, пока даже Эран стала думать, что она больше никогда не захочет услышать эту жуткую песню снова. К тому времени, когда объявили перерыв, у всех осталось только одно желание: выбраться в паб и проглотить по пинте ледяного пива. Собирая всю группу вместе, Майлс повел их в заведение напротив, проклиная по дороге специфику своей работы, из-за которой он торчит в душной студии в летний день вместо того, чтобы веселиться на пляже. Но когда все уселись за стол, Майлс стал веселым и общительным, превратился в кладезь информации об изматывающем бизнесе.

Но какое же это классное дело, несмотря ни на что! В январе Эран была близка к отчаянию; сейчас же, всего восемь месяцев спустя, в ней все трепетало от радости от того, как все изменилось: волна энтузиазма, которая несла Бена, скорость, с которой все происходило. Выход пластинки под названием «Белая паутина», над стихами к которой они работали вместе, давал импульс к разговорам и ожиданиям в музыкальном мире, который всегда пристально следил за всем, чем занимался Майлс Ирвинг.

— Но тебе лучше не светиться, — советовал Майлс Эран теперь, так же как в свое время говорил это Гевин Сеймур. — Публике не хочется видеть жену или подружку, они хотят думать, что Бен принадлежит им всем. Стихи не стихи, менеджер не менеджер, лучше держись понезаметнее, если не хочешь портить его имидж.

Эран знала, что Майлс не воспринимает ее всерьез, несмотря на то что Бен считал обязательным советоваться с ней. В свои девятнадцать лет Эран не очень-то была похожа на настоящего менеджера. Но она быстро училась, наблюдая за каждым аспектом всего процесса с истинным восхищением, закаляя себя перед будущими трудностями, перед тем путем, о сложностях которого все ее предупреждали. Бену тоже пришлось приспосабливаться кое к чему: посещать места и мероприятия, которые рекомендовали рекламисты, встречаться с некоторыми важными персонами, носить те вещи, есть и пить то, что было отобрано для создания определенного имиджа. Бен не воспринимал это как что-то существенное, но, поскольку была конкуренция, Эран убедила его выполнять все рекомендации. По крайней мере, пока.

Бен подписал контракт на пять лет. Гевин Сеймур очень им помог с некоторыми проблемами, которые надо было держать под контролем, и предостерег от многих ошибок: могут попасться второразрядные музыканты в студии, звуковая аппаратура окажется худшего качества, назначат неподходящее или неудобное для репетиций время, дал предупреждение о напряжении и неудовлетворенности, которые приводят некоторых разочаровавшихся молодых музыкантов к алкоголю и наркотикам. Гевин знал, что, если это случается, карьера пропала. Дело было не в том, что «Седар» была нечестной фирмой, скорее наоборот, но быть предусмотрительными еще никому не помешало. Эран была очень благодарна Гевину, понимая, что она не имеет представления и о половине тех ловушек, которые есть в музыкальном бизнесе. И если бы не Гевин, Бен не сидел бы сейчас здесь.

— Майлс, у тебя терпение святого, — сказал Бен.

— Да, и, к счастью, у тебя голос ангела, иначе я бы вбил тебе твои зубы в глотку, — сказал Майлс.

Бен рассмеялся, испытывая легкое головокружение после напряжения в студии. От чека, который он получил после подписания контракта с Майлсом, у Эран в голове тоже все поплыло, но для Бена истинное удовольствие приносил сам процесс пения. Частью этих денег они собирались расплатиться с Рафтерами, потом — записаться в спортивный клуб, где они могли бы плавать в бассейне и играть в теннис, купить новую одежду, обстановку в квартиру. Но единственная вещь, которая по-настоящему волновала Бена, было приобретение нового мотоцикла. Это, ну и конечно же новые возможности для развлечений.

Для Эран развлечением был необыкновенный ужин в китайском, итальянском или индийском ресторанах, для Бена — ночь веселья в переполненном клубе, откуда он привозил домой дюжину знакомых для продолжения гулянки. Сейчас Бен стал более разборчив. Деньги открывали новые возможности перед ними: билеты на концерт или в оперу раньше были им не по карману.

— Опера? — захохотала Джессика Хантер, студийный менеджер по рекламе. — Ты рок-певец, тебя не должны видеть в опере!

Бен настаивал, что он может и будет там появляться. Разве в контракте что-то написано на этот счет?

— «Волшебная флейта» идет в Ковент-Гарден, — сказал Бен.

И Бен умчался, оставив Джессику в состоянии, близком к апоплексическому удару, но «Волшебная флейта» и правда закружила Бена и Эран каруселью красок и эмоций. Когда альбом будет записан, немного опасалась Эран, вся их жизнь будет такой каруселью.

Майлс обсуждал выход пластинки.

— 20 сентября. Естественно, мы не ожидаем, что пластинка попадет на вершину чарта, но быть где-то среди первых пятидесяти тоже неплохо. Нужно как можно больше светиться перед гастролями, так что твое имя будет постоянно на слуху. Так, Эран, сейчас о стихах: один человек не может написать их все. Мы думаем о том, чтобы пригласить профессионала, чтобы он постоянно работал с тобой и Беном. Это всех устраивает?

Бен посмотрел на Эран, она задумалась, прежде чем ответить.

— Мы попробуем, Майлс. Но мы оставляем за собой право на окончательное решение и право вето. Кого ты имеешь в виду? — спросила Эран.

— Кельвин Хагс. Уэльский парень, классно работает со словом, очень опытный. Я уверен, вы с ним хорошо поладите, — сказал Майлс.

— Мы постараемся. Но мы все равно будем писать большую часть текстов сами, — сказала Эран.

— Конечно. Только нам надо сделать пятнадцать песен к октябрю. Я знаю, у вас уже есть десяток, но гастрольный тур — это такой прожорливый зверь, он сжирает материал со страшной скоростью. Бен может включить песни других исполнителей для начала, но не более десяти процентов от всего репертуара. А в следующем году я хочу, чтобы он исполнял только песни, написанные специально для него, — сказал Майлс.

Эран пришлось согласиться, что этот Кельвин им понадобится. Если она будет метаться между ведением дома, другими делами и написанием стихов, все кончится тем, что она не сможет делать нормально ни одно из этих дел. Настолько же сильно Эран хотелось заниматься подбором слов для голоса Бена и играть на гобое, встречаться с детишками Митчеллов, делать все те простые вещи, из которых складывается повседневная жизнь. Но это будет не жизнь, а мясорубка!

Протянув Эран руку, Бен встал и стал прощаться с новыми коллегами, поблагодарив их за помощь в такой памятный день. На улице он обернулся к Эран и поцеловал ее.

— Спасибо тебе. Эран! Это было совсем по-другому, ты была там со мной, улаживала конфликты, утрясала все дела… Господи, я люблю тебя до последней своей кровинки! — воскликнул Бен.

Сияя от счастья, они направились домой, где Бен немедленно стал думать о том, в какой бы ночной клуб теперь отправиться.

— Давай повеселимся немножко! — сказал он вдруг, отбросив идею с ночным клубом.

Они пошли в спальню и провели всю ночь в постели, поражая друг друга растущей силой своей любви, той глубокой близостью, когда они лежали рядом, наполненные нежностью и неослабевающим желанием друг друга, совсем обессиленные и слившиеся в объятии. Закрывшись от всего мира, нашептывая друг другу ласковые слова и прочие нежности, они открыли в эту ночь новое измерение, такую глубину своей любви и привязанности, которая сделала их счастливыми, как никогда раньше.

— Ты хочешь скорее отправиться на гастроли, Эран? — спросила Рани.

— Да, Рани! Это такой большой перерыв для Бена… только я немного беспокоюсь, каково это — жить в гостинице, зимой, постоянно переезжая? Последнее время нам было так хорошо дома, мы стали так близки, а сейчас постоянно будут вокруг люди, организаторы, спешка. Эта суета уже немного утомляет, — сказала Эран.

Рани и Эран сидели в маленьком оживленном бистро на Оксфорд-стрит. Они славно провели утро в походах по бутикам и универмагам, покупая косметику и всякие приятные мелочи, смеясь, как две беззаботные девчонки, какими они и были на самом деле. Это был желанный перерыв, отдых от медицины и музыки, и Эран было очень приятно пригласить сестру Бена на ленч. Рани всегда поддерживала их и стала их надежным другом.

— Посмотри на это с другой стороны, Эран. Ты ведь не очень много видела в Англии, да? А за эту поездку ты увидишь всю страну — от Корнуэлла до Шотландии, — сказала Рани.

И правда! К весне она увидит больше в Англии, чем видела в Ирландии за всю свою жизнь.

Но это значит, что придется покончить с магазинчиком свитеров на рынке.

— Ну ты же не собиралась заниматься этим всю свою жизнь? — спросила Рани.

— Нет, но мне это очень нравилось, это та часть моей жизни, которая принадлежит только мне. И потом, моей матери по-прежнему нужен заработок, и всей деревне нужен, — ответила Эран.

— Ну, так продавай вещи сразу в магазины или передай это дело кому-нибудь, — предложила Рани.

Это была хорошая мысль. Если бы Эран нашла надежного человека заниматься магазинчиком, другого — вести бухгалтерию и заниматься продажами… кого-нибудь из Ирландии, кому нужно что-то для начала. Такие люди всегда были, по мнению Холли Митчелл, и, судя по тому, что писали Эран из дома, тысячи квалифицированных специалистов приезжали в Англию на заработки.

— Спасибо, Рани, за эту идею. Я настолько в этом закопалась, что не вижу простого решения, но это как раз то, что я сделаю! Передам дело кому-нибудь.

Девушки заказали для начала грибы, фаршированные чесноком, за которыми последовал воздушный омлет и белое вино. Задумчиво Рани наблюдала, как Эран расправляется с грибами.

— Ты хорошо выглядишь, Эран, — вдруг сказала Рани.

Эран, польщенная, вспыхнула от удовольствия.

— В самом деле? — спросила она.

— Да. Я так рада, что Бен сделал тебя счастливой и что он добился успеха. Я немного беспокоилась за тебя вначале, — сказала Рани.

Эран вопросительно посмотрела на нее.

— Потому… потому что у Бена было столько других девушек? — спросила Эран.

— Да, казалось, это какая-то нескончаемая вереница. У Бена, казалось, вообще не было постоянного увлечения, — сказала Рани.

— Ну, тогда он был моложе, сейчас ему уже двадцать один год, — заметила Эран.

— Это еще мало, — улыбнулась Рани.

— Да, я тоже так думаю. Но у него появилось умение концентрироваться. Например, он знает, что рок — это только первая ступень к чему-то более существенному, но пока что он отдает року всего себя. Я сначала сомневалась, хватит ли ему терпения выдерживать темп, но, похоже, он понял, что для создания действительно великой музыки нужно гораздо больше опыта, чем у него сейчас есть. Это только преддверие, а цель — позднее, потом. К тому времени, когда появится новый выводок певцов, наступающих Бену на пятки, он будет двигаться дальше, а не топтаться в тупике, — сказала Эран.

— Ты все так уже выстроила, спланировала? — спросила Рани и улыбнулась, но Эран на какое-то мгновение заколебалась.

— Да, то, что я смогла. Что касается профессиональных дел, все пока что складывается отлично. Взять этот счастливый случай с Гевином Сеймуром! Мы стали лучше работать, все классно, и мы чувствуем большое удовлетворение. Это фантастика! — сказала Эран.

— Но? — Рани подняла бровь.

— Да нет, ничего! Я просто неблагодарная зануда, которая хочет всего и сразу: солнце, луну и звезды, — отмахнулась Эран.

Рани сидела, размышляя, перебирая свою длинную косу, откинувшись на стуле в ожидании следующего блюда.

— Ты хочешь замуж, Эран? — спросила Рани.

— O-о… ты знаешь, Рани, я раньше говорила, что совсем этого не хочу. До тех пор, пока все не определится. Но сейчас — хочу. Следующее музыкальное произведение, которое я хотела бы услышать, — это свадебный марш. Я так люблю Бена, вот и начинаю мечтать о всяких глупостях вроде свадебного платья и фаты, — сказала Эран.

Рани отбросила косу за спину и уставилась на Эран.

— Эран, ты сошла с ума? Ты хочешь выйти замуж в девятнадцать лет? Господи, может, ты еще хочешь отправиться в Индию и предложить кому-то себя в качестве девочки-невесты? Да тебе надо на коленях благодарить Бога, что мы живем в 1978 году, когда у женщин нет необходимости выходить замуж, а есть право работать, строить свою собственную карьеру, зарабатывать нормальные деньги и делать все, что захочется! Тебя куда-то не туда занесло. У тебя всегда были амбиции — что же с тобой случилось? Разве недостаточно просто жить вместе с Беном, писать песни, руководить его делами? А как же насчет диплома, для которого ты столько работала и который достался тебе с таким трудом? — Рани огорчилась.

— О, я страшно рада, что получила его, и я по-прежнему хочу заниматься его профессиональными делами, но я хочу и замуж за Бена, — сказала Эран.

— Почему? — спросила Рани.

Почему? Потому… потому что… сейчас, когда это желание надо было обосновать рационально, Эран обнаружила, что это очень непросто. Это было нечто такое, что было трудно выразить словами или объяснить логически… это была просто потребность, которая тайно начала расти, инстинкт, который приводил в столкновение ее рассудок и сердце. У Эран не было ни корней, ни семьи в этой стране, а она неожиданно почувствовала нужду и в том и в другом. Потребность в собственном доме, статусе, уверенности. Привязанность, семейная домашняя жизнь, все, что уравновесит хаос кочевой жизни музыканта, определит и установит что-то постоянное и надежное в его жизни.

— Дом, Рани. Вот и все. Разве это так уж много? — спросила Эран.

— С фартуком, бигуди и фикусом в углу? Эран, это слишком мало. После стольких лет учебы и просиживания штанов — ты хоть понимаешь, что еще до недавнего времени меня, например, могли насильно выдать замуж, не спросив моего согласия, сделать домохозяйкой, заставить нарожать шестерых сыновей? К счастью, моя мать не позволила бы это сделать, потому что она образованная современная женщина, которая знает цену своей работе и своему интеллекту! — сказала Рани.

— Но она же замужем. Жена и мать, и еще доктор, — заметила Эран.

— Да брось ты! Неужели ты не видишь, как сложно все это сочетать? Когда я была маленькой, я помню, что как-то проплакала всю ночь, потому что моя мама была на работе и некому было приласкать меня, почитать мне книжку на ночь… Я не могла понять, почему она должна ходить на работу, как может быть что-то более важное, чем я? Бен тоже очень тосковал. Мама чувствовала свою вину, разрывалась так же, как и твоя Холли Митчелл рвется душой. Эран, у тебя есть лучшее из возможного! Пусть все так и остается, будь счастлива! — сказала Рани.

Эран пришлось признаться, что ее преследует некая боязнь, которая омрачает ее жизнь с Беном.

— Потому что… я боюсь, что я ему надоем. Что Бен бросит меня ради кого-нибудь еще. Вокруг столько девушек, столько ловушек и соблазнов — нет, ты пойми меня правильно, Рани! Он самый нежный, внимательный, ласковый парень в мире. Добрый и романтичный, о таком я могла бы только мечтать. Но… Просто… — Эран умолкла.

— Ты не уверена? Но он же верен тебе, он не давал тебе повода для сомнений? — спросила Рани.

— Нет, ни разу, — призналась Эран.

— Тогда все это только в твоем слишком развитом воображении. Если это и случится, то я сомневаюсь, что даже обручальное кольцо удержит Бена. В любом случае, тебе-то нужен будет такой брак, если он тебя разлюбит? — спросила Рани.

— О Рани, не говори так! — попросила Эран.

— Эран, ты — параноик. Ты меня поражаешь! Я знаю, Бен был ужасный донжуан, но он живет с тобой уже два года. Почему ты не можешь предоставить ему удовольствие сомневаться в тебе и при этом доверять ему? — спросила Рани.

— Не знаю, может быть, это временное помрачение сознания? — спросила Эран.

— Да… забрось-ка подальше женские журналы и мыльные оперы. У тебя классный парень, и «душ из конфетти» вряд ли что-то изменит. Если через десять лет тебе еще будет хотеться выйти замуж за Бена, давай вернемся к этой теме и еще раз все обсудим. Меня на это не поймаешь. Брак — это старомодно, это все осталось в пятидесятых годах, для квочек. — Рани сморщила носик.

Эран невольно рассмеялась.

— Ты хочешь сказать, что у меня куриные мозги? — спросила она.

— Да, я была о тебе лучшего мнения, — сказала Рани.

Эран улыбнулась и подумала, что, в сущности, Рани права, если посмотреть на вещи логически. Еще недавно и Эран рассуждала подобным образом, приводила те же аргументы… и с какой стати у нее в голове завелись эти мысли о мужьях, домах, залитых солнцем садах и больших теплых кухнях, о каминах и вкусных запахах из кастрюль? Почему она не может не разглядывать образцы тканей и дизайна, хочет заглядывать в витрины агентств по недвижимости, мебельных и булочных, где продаются свадебные торты?

Бен умер бы со смеху! Если бы у него и появились подобные фантазии, что, конечно, вряд ли, он бы выбрал совсем другой образ жизни. Гастроли, концерты, поклонники, гостиницы, самолеты, поезда. Переезды — ничего более постоянного, чем радуга, более длительного, чем сигарета. Новая песня и новый город каждый день, меняющийся калейдоскоп красок — целая тележка мороженщика со всеми возможными вкусами и запахами.

И зачем останавливаться на чем-то одном? Зачем зацикливаться на одном концерте, одной пластинке, одной женщине?

Эран не могла придумать ни одной полноценной причины — почему бы нет. Но в последнее время Эран не думала ни о чем, кроме свадебного звона свадебного марша, свадебных криков.

Рани прищелкнула пальцами:

— Эран, проснись! Ты заснула?

— Прости, Рани. Давай наслаждаться жизнью, — улыбнулась Эран.

Был прекрасный осенний день, наполненный солнцем, когда автобус направился к Оксфорду, городу, о котором Эран много слышала как об одном из самых красивых в Англии.

Первые несколько миль счастливый и довольный Бен сидел рядом с Эран, наслаждаясь сознанием того, что завтра он будет выступать перед тысячным залом — самой большой аудиторией, перед которой ему доводилось петь. Если он и нервничал, то по нему этого не было видно, он широко улыбался всем вокруг.

— Эран, агентам платят за то, чтобы они обо всем заранее побеспокоились. Давай будем просто наслаждаться, — сказал Бен.

С ними были певцы из бэк-вокальной группы, звуко- и светотехники, костюмеры и гримеры, журналист, вся группа, подобранная студией «Седар». Эран знала, что на студии ее по-прежнему не воспринимают всерьез. Но она должна была признать, что там очень серьезно относились к Бену, вкладывая огромные деньги и ресурсы в раскрутку его имени, очень тщательно спланировали гастроли. Оксфорд был выбран для первого концерта, потому что его студенческое население было открыто к новой музыке и должно было оценить необычный классический компонент в стилистике Бена. Кроме того, это было недалеко от Лондона, Бен бы не устал за дорогу, и весь день можно было бы отдать на подготовку к концерту. Администратор группы Кевин Росс всем сразу понравился: им очень импонировала его спокойная уверенная манера, то, как ободряюще смотрели его голубые глаза сквозь стекла маленьких круглых очков. Ему было около тридцати пяти лет, и за его плечами был большой опыт работы с начинающими артистами.

Пока автобус пробирался по лондонским улицам сквозь пробки, Кевин сидел отдельно, предоставив Бена и Эран самим себе. Потом он подошел к ним и предложил, чтобы Бен познакомился со всей командой и обсудил кое-какие детали того, что для него намечено. Общительный Бен с готовностью поднялся, оставив Эран любоваться мелькающими за окном пейзажами: ее присутствие не было обязательным, и Эран решила не настаивать.

Местность за окном постепенно сменялась на сельскую, переходя в огромные золотистые поля с полосами деревьев по краям. Пестрели яркие краски нового урожая — спелой пшеницы и каштанов под розово-лиловым небом, прерываемые пунктиром симпатичных деревень и огромными красными кирпичными домами, которые веками хранили свое достоинство… Но постепенно мысли Эран свернули на другое, и в памяти опять всплыл недавний разговор с Рани.

Рани была современная женщина, и она восприняла желание Эран выйти замуж как нечто ужасно старомодное. Казалось, все сейчас считали брак чем-то старомодным. Журналы и газеты тоже были против брака, всячески превознося образец современной женщины, которая считает реализацию своих способностей на работе гораздо более предпочтительной, нежели жизнь дома с мужем, в семье. Каждая женщина, выбирающая семейную жизнь, как бы приговаривала себя тем самым к социальному угасанию, отупению и невыразимым мукам. «Новая женщина» была творением корпорации, она совершенно справедливо не доверяла всем мужчинам и меняла их так же часто, как машины, покидала их, не оглядывалась назад. Ее сердце никогда не было разбито, потому что она не позволяла никому завладеть им.

Теоретически, думала Эран, это так. В современной Англии свидетельство о браке было таким же «одноразовым», как бумажные носовые платки или бритвы «BIC». Ни одна нормальная женщина не относилась к мужчинам всерьез. Если бы женщины по глупости влюблялись в кого-нибудь всерьез, как сама Эран влюбилась в Бена, то им приходилось тратить все время, оправдываясь в этом ужасном преступлении и всячески доказывая, что у них в голове и мысли нет о том, чтобы стать домохозяйкой. Это не было единственной мечтой только Эран. Профессиональный успех Бена очень много значил для нее: это было больше, чем вопрос его популярности или больших заработков, это было связано с чувствами и эмоциями, с той верой, которую Эран вложила в Бена как в личность, было теми представлениями, которое она лелеяла об их совместной жизни. Когда Эран позволяла своей вере даже слегка пошатнуться, это очень сильно отражалось на ее логичности и рассудительности. Как сказала Рани, Бен не давал ей оснований для переживаний, никаких доказательств того, что его любовь не прочна. Когда-нибудь они поженятся, у них будет свой дом и семья, и не важно, что говорят феминистки, — неужели это так смешно, ужасно старомодно в самом деле?

Сначала Эран не знала, что это именно то, чего она хочет. Но теперь она хотела именно этого! Уверенность постепенно окрепла в ней после того, как она переехала от Митчеллов, и ей пришлось как-то приспосабливаться к тому, что Бен работал допоздна, к тому вниманию, которое он привлекал своей персоной, к ночной жизни, от которой у нее голова шла кругом. Это могло быть весело какое-то время, но чем-то это должно было закончиться?

Нет, Молли была не права, когда говорила, что Бен никогда не женится на ней. Рани тоже была не права, когда смеялась над идеей замужества.

Возможно, если бы Рани и Молли не были такими пессимистками в этом вопросе, Эран не стала бы так долго размышлять над этим. Но их пессимизм пустил прочные корни, и она решила доказать всем, что они ошибаются. Может быть, уже к концу турне Бен сам захочет спокойной жизни, будет проклинать свою неугомонность и будет готов сделать хотя бы одну вещь в своей бурной жизни постоянной?

Эран взглянула на Бена, пока он смеялся и шутил с кем-то впереди автобуса. Он стоял, опершись на ручку чьего-то сиденья, его лицо было такое оживленное, и в его ямочке на подбородке было столько веселья. В его теле нет ни одного изъяна, подумала Эран, когда он поймал ее взгляд и махнул ей рукой, приглашая присоединиться к нему; нет, он никогда не сделает ей больно, никогда не изменит своего отношения к ней.

Ей лучше пойти и присоединится к его новым коллегам, чтобы они не подумали, что Эран — гордячка или скромница. Поднявшись. Эран улыбалась всем, пробираясь через раскачивающийся автобус, и когда добралась до Бена, их пальцы переплелись. Вдали показался приближающийся Оксфорд. И вот Эран видела возносящиеся ввысь шпили, и ее настроение стало подниматься: это был мир, который она давно хотела увидеть, и никто не стал бы отрицать, что он прекрасен!

Эран никогда раньше не останавливалась в гостинце и не могла понять, почему Кевин извиняется за обстановку, в которой им предстояло жить. Кевин объяснил, что отели неохотно бронируют места для музыкальных групп, опасаясь, что певцы могут устроить скандал с постояльцами или прожечь окурками мебель.

— Но, Кевин, Бен никогда такого не сделает. Я знаю, он бывает вспыльчив, но он нисколько не агрессивен, — сказала Эран.

— Да, я знаю, он твой ручной ягненок. Но многие рокеры — рычащие головорезы, или так, по крайней мере, все хотят думать. Посмотри на «Sex Pistols», которые сами говорят, что они хулиганы, и гордятся этим, — сказал Кевин.

Солист Джонни Роттен заявил это, желая привлечь внимание на телевидении. Но Эран только смеялась, когда подумала о его показном презрении и ненависти ко всему. По сравнению с ним Бен был ребенком. Единственной его страстью были страсть к музыке и к занятиям любовью.

Их проводили в номер, который оказался весьма удобным, хотя и недостаточно большим, чтобы вместить весь восторг Бена. Выступление было назначено только на следующий вечер, но репетиция планировалась после полудня, и Бену не терпелось приступить к ней.

Заключая Эран в объятия, Бен весь светился от радости.

— Кевин сказал, что почти все билеты проданы — главным образом потому, что мой сингл вошел в тридцатку в чарте, и «Седар» удалось организовать приличную рекламу. Но больше всего ждут моего «живого» выступления. Петь для реальных людей, заставить их петь вместе со мной, сделать так, чтобы им было действительно здорово, — вот это классно! — воскликнул Бен.

Бен поцеловал Эран с таким чувством, что его энтузиазм захватил и ее; ей тоже страстно захотелось увидеть всех тех людей, которые придут получать удовольствие вместе с Беном. Вечер за вечером ему придется петь одни и те же песни, сохранять их свежими для новых слушателей, но Эран знала, что Бен это сможет. Он был рожден для этого.

За ленчем все собрались вместе, как временная семья с общей целью, обсуждая, как им завоевать Оксфорд. Стоит ли начать с одной из пяти старых известных песен, которые Бен собирался исполнять, или с «Белой паутины», или еще с чего-то? Это удивило Эран — разве такие решения принимаются в последний момент, но казалось, все к этому привыкли, у них просто стальные нервы! Стоит ли Бену что-то говорить между песнями или сразу переходить к следующей? Бен сказал, что ему хотелось бы что-то сказать в перерывах между песнями, отвести шесть-семь минут из двухчасового концерта под спонтанные реплики, комментарии, все, что угодно, что может развлечь слушателей. Таким образом и распределили время. Потом говорили о костюмах, реквизите, свете, усилителях… К тому времени, когда они вышли из отеля и направились на репетицию, Эран переполняли нехорошие предчувствия, но она держала их при себе, улыбалась, пока ее губы не онемели.

Два дня спустя Эран, сидя на кровати, открыла первую из газет, которые им подсовывали рано утром под дверь в номер, и быстро пробежала глазами ее содержание, пока не наткнулась на рецензию. Бен лежал рядом, уткнувшись лицом в подушки, он даже натянул пуховое одеяло до ушей в ожидании худшего. Концерт прошел превосходно, за исключением того, что его ударило током от одного из кабелей, и еще он забыл слова одной песни, и ему пришлось начать сначала. Эран полагала, что большинство публики с пониманием отнеслись к тому, что произошло, но Бен не был в этом уверен.

Эран начала читать вслух:

«Бен Хейли — самая последняя звезда в студии «Седар», и вчера вечером Оксфорд стал первым городом, которому было суждено проверить, такой ли блестящий исполнитель Хейли в живом концерте, какой он на виниле.

Хейли не светил, он блистал! С момента появления на сцене его владение публикой стало очевидным, его улыбка, казалось, приветствовала каждого человека в зале, от первого до последнего ряда. Одетый в смелое черное трико акробата, он выгодно отличался от большинства рок-исполнителей в банальных джинсах. Хейли ухватил микрофон и сразу начал с одной из пятнадцати песен, написанных специально для того, чтобы дать всем возможность познакомиться с новым голосом десятилетия. Сказать, что Хейли может петь, это то же самое, что сказать о Бьорне Берге, что он умеет играть в теннис, — но если игра Берга вызывает у зрителей слабые эмоции, то исполнение Хейли доводит их до исступления.

Впервые за долгие годы рок явил яркую персону. Бену Хейли, судя по всему, нравится то, что он делает, делает со стилем, чутьем, с природной хваткой по отношению к тому, чем является музыкой. Возносясь над сценой, Хейли порождал некую энергетику. Даже когда в результате технической неисправности он забыл слова предпоследней песни, он быстро вернул себе расположение публики. Совершенно органичный, харизматический исполнитель, одаренный потрясающим голосом, телом атлета и приятной внешностью, он к тому же и великолепный пианист. Студия «Седар» утверждает, что он сам сочинил всю музыку, но ваш покорный слуга позволит себе заметить, что он выступает в загадочном сообществе с великими композиторами, начиная от Вольфганга Амадея Моцарта до Джимми Хендрикса. Во всем его репертуаре нет шаблонных банальностей, и если Оксфорд пришел вчера увидеть что-то оригинальное, эта возможность осуществилась. Будь вам семнадцать или семьдесят, вас поразит комета по имени Хейли, которая пронесется над Великобританией в течение нескольких ближайших месяцев».

Газета выпала у Эран из рук, а Бен застыл, не веря своим ушам.

— Ты это на ходу сочинила! — закричал он.

Улыбаясь до ушей, Эран покачала головой.

— Ничего подобного, почитай сам. Ты сенсация вечера, и я так горжусь тобой, что я даже не могу… О Бен! Ты еще подожди, что скажут твои родители, когда это увидят, — они сразу же изменят свое мнение о твоих занятиях! Подожди, вот увидят Дэн и Аймир, Рани и Тхан, и все остальные — вот увидишь, что они скажут!

Были еще две статьи в двух национальных газетах, которые сочли необходимым послать своих представителей на концерт в Оксфорд. Обе рецензии были блестящие, и лицо Эран сияло, когда она читала их. Одна из них даже упоминала слова из «Неприкаянности»: «…Написанная человеком, оказавшимся между двух культур, идущим вперед, но при этом оглядывающимся назад… песня может стать гимном всех иммигрантов…»

Они медленно повторили слово «гимн», посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Гимн? Гимн, как тот, который футболисты поют перед матчем? Да этот критик, наверное, сошел с ума! Кто это — Джеф Барбер? — спросил Бен.

Они никогда раньше о нем ничего не слышали. Но они еще услышат о нем и убедятся в том, что он не сошел с ума.

Турне было изматывающим. Не каждый город принимал их так, как Оксфорд. В Бирмингеме публика была довольна, но на следующий день в местной газете приписали «волшебство голоса» Бена каким-то мошенническим уловкам, его внешность обозвали дешевой приманкой, а его новаторские композиции — шизоидными. В Ливерпуле отметили, что Бен не идет ни в какое сравнение с «Битлз», а в Манчестере группа пьяных панков устроила дебош и бросала на сцену пивные банки. Напуганная Эран представила, какие могли бы быть телесные повреждения, если бы это были бутылки. И хотя Бен смеялся, Эран поняла, насколько он уязвим.

К тому времени, когда они прибыли в Шотландию, где был запланирован пятидневный отдых, Эран была готова отправить Бена отдыхать в Лондон на самолете. Но он не поехал бы.

— Давай возьмем мотоцикл и смотаемся в Глазго, — сказал Бен.

Кевин Росс немедленно это запретил: ему не нравилась идея, из-за которой его «звезда» могла попасть в больницу или оказаться на костылях. К общему удивлению, Бен послушно кивнул и отказался от затеи. В результате они с Эран остались в отеле, а остальные члены группы занялись своими делами.

— Отлично, в Эдинбурге тоже многое стоит увидеть. Эран, присмотри за тем, чтобы Бен вел себя нормально, — сказал Кевин.

Эран обещала, а как только Кевин улетел в Лондон, Бен вышел из гостиницы и вернулся через час с огромным мотоциклом, взятым напрокат. Чем больше Эран его бранила, тем больше он смеялся.

— Да брось ты, давай тряхнем стариной. Ты едешь со мной или нет? — спросил Бен.

С огромным внутренним сопротивлением Эран согласилась, но чем дальше они уносились навстречу Глазго, тем больше она проникалась настроением Бена. «Седар» не владел телом и душой Бена, фирма не могла диктовать ему все до мелочей.

Глазго оказался поистине хулиганским городом с собственной атмосферой. Эран подумала, что если бы она была одна, то чувствовала бы себя неуютно. Но рядом с Беном город очень ей понравился: они катались на роликах, ходили в кино, плавали в бассейне, где группа визжащих тинейджеров узнала Бена, и одна девица разочарованно протянула:

— Да у него есть подружка!

Бен обнял Эран за талию и, озорно улыбаясь, заявил:

— Это не подружка, это моя жена.

Это была просто шутка, но Эран пришла от нее в восторг. Даже когда вернулся Кевин и в бешенстве ужасно изругал их, а потом отправил в прессу официальное отрицание слухов о том, что Бен женат, и потом еще целый час читал им лекцию.

— Ты же должна быть его менеджером, Эран! Боже мой, вот что получается, когда мужчина уезжает в командировку и дает поручение женщине! — кричал Кевин.

— Я не могла засунуть Бену в рот кляп, он ведь только пошутил, — сказала Эран.

— Ага, но посмотри, сколько вреда принесла эта шутка его имиджу! — возмущался Кевин.

Эран пришлось согласиться, что моральные потери были значительные. Но для Эран-то это было огромной моральной подпиткой!

Когда они вернулись в Лондон в конце января, их ждала гора почты, среди которой был и чек со студии для Эран, как для менеджера Бена. Это была огромная сумма денег. Эран смотрела на чек в задумчивости.

— Ты знаешь, Бен, в апреле заканчивается срок аренды квартиры, и мы могли бы купить дом, — сказала она.

— Дом? Да брось ты, я же говорил, что не хочу сейчас связываться ни с какими займами на недвижимость, — ответил Бен.

— Да нам бы и не пришлось бы брать ссуду, вот с этим-то! — Эран потрясла чеком в воздухе.

Бен подошел к роялю и стал легонько что-то наигрывать.

— Ты можешь делать что угодно с деньгами, которые мы зарабатываем. Я не возражаю, покупай что хочешь. Но я же говорил тебе в самом начале, что не хочу ввязываться ни во что, что могло бы стеснять нашу свободу. Почему бы нам просто не продлить аренду или не снять что-нибудь еще? — сказал Бен.

Он смотрел на Эран мягко, вопросительно, но она чувствовала в нем некое внутреннее сопротивление.

— Потому что… ну мы же не хотим всю жизнь прожить как цыгане, переезжая с место на место? — спросила Эран.

— А что плохого в том, чтобы время от времени перебираться на новое место? — возразил Бен. — Послушай, если эта квартира недостаточно большая или удобная, на твой взгляд, давай снимем другую. На более долгий срок. Мы могли бы купить хорошую мебель и повеселиться, как в старые добрые времена. Как насчет этого?

Эран видела, что им так и придется сделать. На следующей неделе начиналась запись нового сингла, после чего надо было начинать снимать видео для третьего, а потом работать с Кельвином Хагсом над новыми песнями, перед тем как отправиться в турне по Европе. Это было не самое подходящее время устраивать дополнительный стресс Бену или вызывать какие-то трения. Проглотив обиду, Эран продолжала разбирать почту, а Бен тихо играл, как будто лаская после долгой разлуки рояль, как старого друга. Заметив письмо из Ирландии, Эран повеселела.

— Дэн и Аймир сожалеют, что до сих пор не познакомились с тобой, и приглашают нас в гости на Пасху, — сказала она.

Бен посмотрел на ее взволнованное лицо и улыбнулся.

— Нет проблем, если ты организуешь для меня несколько свободных дней. Я так полагаю, что мне предстоит познакомиться и с твоими родителями? — спросил он.

Эран уже думала об этом.

— Да, пора, Бен. Кроме того, я хочу сделать отцу подарок. Но там, в доме родителей, нам не хватит места, нам придется остановиться у Дэна, — сказала девушка.

— Хорошо. Давай им тоже привезем подарок — в благодарность за мой прекрасный рояль, — предложил Бен.

— Сейчас ты можешь купить даже что-то лучше этого, — заметила Эран.

— Нет. Я привязался к нему. Я собираюсь беречь его, пока он не испортится, — ответил Бен.

Бен погладил рояль таким жестом, что у Эран перехватило дыхание. Значит, все-таки есть что-то постоянное в его жизни! Вещи, которые он любит и хочет, чтобы они были его частью. Отложив письма, Эран подошла к Бену и обняла его, прижавшись своей щекой к его, а он продолжал в это время играть.

— Я люблю тебя, Бен, — сказала Эран.

Он улыбнулся и повернулся, чтобы поцеловать ее. Но его пальцы не оторвались от клавиатуры, пока он не доиграл до конца. Потом Бен взял Эран за руку.

— Ты была такая замечательная в этом турне, Эран. Такая надежная, твердая… всегда там и тогда, когда больше всего была нужна мне, никогда ни на что не жалующаяся. Ты, наверное, умоталась? — спросил Бен.

Действительно, она ужасно устала. Эран подумала, что долгая теплая ванна — это то, что ей сейчас больше всего нужно, а потом — лечь пораньше спать в их собственной постели.

Но Бен стоял, о чем-то задумавшись.

— У нас же шаром покати — нечего есть, давай-ка я тебя приглашу куда-нибудь поужинать. В какое-нибудь классное место. И мы позовем Тхана, Рани, Гевина, нарядимся и отпразднуем этот чек! Пойдем в «Слона на реке», — предложил он.

Бен так старался порадовать ее, что Эран не могла сопротивляться.

«Чудной он… показной, кричащий… весь зарежиссированный и перехваленный…» — подумала Эран.

Майлс Ирвинг читал вслух отзыв на новый сингл в музыкальном журнале. Бен, Эран, Кевин Росс и Кельвин Хагс слушали в молчании. Майлс взглянул на всех поверх очков.

— Мне продолжать? — спросил он строго.

Онемевшие, все просто кивнули в ответ.

— «Прекрасный голос для свадеб, похорон и базарных зазывал. Хотя слабоват для стадионов», — прочитал Майлс.

Все посмотрели на Бена, но он сидел неподвижно, закрыв глаза, лицо и руки его застыли без движения. Майлс взял еще один журнал.

— «Проталкиваемый, подпрыгивающий на сцене и невероятно противный». Так, — буркнул Майлс.

Эран подумала, что хуже не придумаешь! Но оказалось, что может быть и хуже: «Жуткий коктейль из Стравинского и дешевого рока, сотворенного автором, который не может решить, кто он такой — балерина или каменщик».

Эран тронула Бена за рукав, чувствуя, как на ее глаза набегают слезы. Майлс открыл другую газету:

— И наконец, «надутый, напыщенный, невыносимый. Уж «Седар»-студия должна разбираться! Этот парень звучит так, как будто ему сверлят зубы без анестезии». Ну-ну. — Майлс замолк.

Кевин попробовал слабо пошутить:

— Бен Хейли, ноль баллов. Возможно, мои стихи не очень тебе подходят. Так что, я понимаю, Бен, тебе снова пора учиться.

Бен облокотился о стол Майлса и закрыл руками лицо. В какой-то момент Эран подумала, что он рыдает. При всем том, что он водил мощный мотоцикл, носил «крутую» кожаную куртку, имел чувство юмора, Бен был очень чувствительным человеком, уничтоженным таким суровым приговором. Эран потянулась, дотронулась до его плеча.

— Это всего лишь твой второй сингл, а отклики по турне — по живым концертам — ведь были блестящие, — сказала она.

Бен выпрямился, с усилием собираясь с духом.

— Прости, Майлс. Я так понимаю, что мне надо еще многому учиться, — сдавленно сказал он.

Майлс, в свою очередь, взял себя в руки.

— Ясное дело. Ты еще очень молод. Если кого и винить, то меня, хм? В моем-то возрасте я должен был это предвидеть! — воскликнул он.

Бен откинул волосы с лица и вздохнул:

— Я все пойму, если ты решишь прервать контракт.

Эран так и ахнула. К счастью, не Майлс решал такие вопросы, но Бен никогда не должен делать такие предложения, поддавшись эмоциям. Надо его отсюда вытащить, немедленно!

— Ну ладно, давайте пойдем перекусим и подумаем, почему критикам не понравилось. К отрицательным рецензиям надо относиться так же серьезно, как к положительным, — сказала Эран, надеясь, что Майлс и Кевин не пойдут с ними, но те с готовностью поднялись.

— Да, пойдем в паб и выпьем чего-нибудь, — сказал Майлс.

Так вот как это все начинается! Вот почему актеры, музыканты, художники так страшно пьют. В отличие от обычных людей, которые работают в банках, офисах и школах, они находятся под постоянным прицелом критики, от них постоянно требуется быть в превосходной форме — каждый день в году; удовлетворять вкусы публики, которые меняются непонятно отчего, доставлять удовольствие людям, которых они даже не знают. Награды огромные, но и риск соизмеримый. Взяв Бена за руку, Эран повела его к двери. Но он неожиданно повернулся, уставился на кучу газет на столе и взял их в руки.

— У кого-нибудь есть спички? — спросил Бен.

Прежде чем Эран успела вмешаться, Кевин вытащил спичку и поднес ее к бумаге. Все торжественно замолчали, встали в круг и смотрели, как горят страницы, пока все не догорело, и тогда Бен отправил пепел в корзину. Он вцепился в руку Эран и истерически расхохотался. Через секунду напряжение испарилось, и она тоже залились каким-то бессмысленным смехом.

Гораздо в более позднее время тем же вечером, после шести или восьми порций виски. Бен исполнил очень пьяную версию «Тюремного рока» на рояле, а Эран сидела рядом на полу и горько рыдала. Кельвин лежал рядом с ней и громко храпел во сне, Майлс сидел на кухне, а Кевина жутко рвало — уже второй раз — в ванной.

Для них было необъяснимой загадкой, когда через две недели они обнаружили одну песню Бена на девятнадцатом месте в чарте, и еще большей загадкой было то, что на следующей неделе песня поднялась уже до двенадцатого места. Майлс, так же как и все остальные, не мог этого объяснить, но он решил «поставить» на это, подбодренный большим мешком писем от фанатов, на которые пришлось отвечать специально выделенному для этого секретарю. Бену пора было делать альбом.

Дива была в восхищении.

— Нам надо было как следует работать над твоим голосом! Я это признаю и очень сожалею, — сказала она.

Бен улыбнулся матери:

— Если бы это произошло, я бы, наверное, до сих пор пытался стать оперным певцом.

— Да, я знаю, это то, чего ты хотел в действительности. Но я могу различить разные оперные аллюзии в некоторых твоих песнях — должна признаться, поначалу они казались мне набором шумов, но сейчас мое ухо привыкло, и я могу различать. По крайней мере, мне кажется, что я могу — мне померещилось или в последней песне действительно есть фразы из «Мадам Баттерфляй»? Я действительно правильно расслышала? — спросила Дива.

— Да, в самом деле. — Бен кивнул.

Дива откинулась в кресле: она выглядела очень уютно, как и подобает почтенной даме, в розовой блузке и юбке из твида, в которых она ходила в тот день на работу. Розовый, сказала она Эран, это цвет, который успокаивает маленьких детей, но, конечно, мужчины-педиатры вряд ли смогут его носить.

— Я помню сюжет этой оперы… эта девушка… она ведь так и не вышла замуж за американского офицера, когда у нее родился ребенок? — спросила Дива.

— Да, героиня считала брак обязательным, а герой нет, — ответил Бен.

Дива вздохнула:

— Такая прекрасная ария «В один прекрасный день»! Она меня всегда доводит до слез.

Эран взглянула на Бена и поняла, что он борется с искушением спросить, почему, если Дива считает эту музыку такой трогательной, она не позволила сыну сделать карьеру певца? Бен очень любил свою мать и никогда ни в чем ее не упрекал. Боже, если бы его фанаты знали о его тайной страсти к оперной музыке! Да, аллюзии были, очень слабые, но почти в каждой его песне. Или же поклонники не замечали их, или же им нравилось так, как есть.

Поднявшись, Дива подвинула чайный столик к Эран, предложила ей еще чашку чаю и сырное печенье. Потом она повернулась к Бену:

— Ну и когда же, мой дорогой, ты собираешься жениться на Эран?

Эран была в настоящем шоке. Бен откинул голову и рассмеялся:

— Как только промоутеры решат, что уже пора!

Дива нахмурилась:

— Бен, будь серьезным. Эран — твоя надежная помощница, вы уже долго живете вместе. Мне бы хотелось, чтобы все стало — ну, по-нормальному.

— Зачем? Что сейчас тебе не нравится? Что не так? — спросил Бен.

— О Бен! Весь этот богемный образ жизни уже начинает раздражать. Ты взрослый молодой человек, Эран — достойная молодая женщина. Я думаю, ее родители не одобряют твоего отношения к этому — правда, дорогая? — спросила Дива.

— Я… ну думаю, что мой отец с вами бы согласился, миссис Хейли, — сказала Эран.

Дива внимательно посмотрела на нее:

— А мать?

— Моя мать… она не… вряд ли… — Эран смутилась.

Эран не знала, что и сказать. У мамы сложное отношение к черным, коричневым и желтым нациям? Она жутко боится встретиться с вашим цветным сыном на виду у всей деревни, это опозорит ее? Если бы не ваши огромные деньги, она бы на порог его не пустила?

В этот момент подъехал Ровер, и Эран не пришлось отвечать, так как в этот момент Гай Хейли вышел из машины, вошел в холл и появился в комнате, где они сидели.

— А, Бен, как дела? Добрый вечер, мисс… мисс…

Гай положил свой портфель и направился к буфету, но рука Дивы удержала его.

— Гай, дорогой, я думаю, пора уже запомнить имя будущей невестки раз и навсегда. Это Эран Кэмпион, а ты можешь звать ее просто Эран.

Лицо Гая побагровело:

— Невестка? Что? Когда это случилось?

— Пока нет, но я надеюсь, что скоро случится, — спокойно ответила Дива.

Она мило улыбалась, поглядывая то на Гая, то на Бена, то на Эран.

— Наверное, это очень приятно — заработать так много денег в молодости. Эран. Когда я была в твоем возрасте, у меня не было ни гроша, я была просто бедной студенткой. Я думаю, Бен понимает, что все это — только благодаря тебе. Он такой неорганизованный, он никогда бы без тебя не выжил — и все бы деньги потратил на вечеринки или Бог знает на что… — сказала Дива.

Ее глаза, как рентгеновские лучи, просвечивали мужа и сына насквозь. Ни один из них ничего не ответил, но Эран поймала ее взгляд и поразилась, когда Дива подмигнула ей — открыто и с явным участием.

Пасха пришлась на вторую неделю апреля, как раз накануне европейского турне, про которое Майлс говорил, что это своего рода разведка. Несмотря на то что турне по Англии прошло успешно, на этот раз выступления будут проходить в залах не больше чем на две тысячи мест. Эран считала, что это огромные помещения, но Майлс заверил ее, что вовсе нет. Кевин Росс предложил вариант, что Бен будет участвовать в гастролях с кем-нибудь, как «разогревающий» исполнитель, выступающий перед основным артистом, чтобы привыкнуть к большим аудиториям. После долгих споров от этой идеи отказались: Бен был очень своеобразным певцом, который вряд ли годился для этой роли.

— У него другой темперамент, Эран. Он гораздо лучше выступает в небольших залах в своем собственном качестве, чем в большом зале в качестве «разогрева». Но в этот раз нам нужна действительно лучшая музыкальная группа для аккомпанемента. Я поговорю с Кевином, — сказал Майлс.

Кевин согласился и особо подчеркнул, что для этого турне будет очень важен визуальный ряд. Бен выглядел на сцене очень артистично, поэтому, несмотря на расходы, Кевин настаивал на создании отдельного гардероба для выступлений. Гардероб был весьма экстравагантным, делался в страшной спешке, но в конце концов обо всем договорились.

Пришлось договориться также об охране, после того как однажды морозным днем Эран и Бен возвращались от Митчеллов. Вдруг словно ниоткуда возникла группа из пяти-шести парней, окруживших Бена и с угрозами допытывающихся у него, чего это он взялся поганить рок-музыку? Они подталкивали и задевали его, пока он не разозлился и не готов был полезть в драку. Проходящий мимо полицейский вмешался, но Эран была сильно встревожена тем, что Бена начали узнавать на улицах и могли вот так запросто подойти к нему. Когда Кевин услышал об этой истории, он принял решение незамедлительно.

— Мы приставим к Бену особого человека, — заявил он.

Кевин очень удивился, когда услышал, что Эран знает кое-кого.

— Ты знаешь тяжеловеса? Бандита? Извини за мой смех, не мог себе представить, что ты вращаешься в этих кругах, — сказал Кевин.

Бен тоже смеялся, но Эран настаивала. Его зовут Тхан Дит — или Дит Тхан, как он сам говорит. Он вовсе не «амбал», но у него черный пояс по карате.

Кевин согласился встретиться с Тханом, и после демонстрации своих умений в боевом искусстве карате Тхан получил немедленное предложение. Даже не посоветовавшись со своей Бет, он согласился.

— Это здорово, Эран! Я передам свое дело на рынке кому-нибудь еще, как сделала ты, и мы все вместе отправимся в Европу! Я никого не подпущу к Бену, со мной он в безопасности.

Бен считал всю эту затею глупой возней, но Эран была очень довольна. Она была довольна и Шинед Кенни, которая теперь замещала ее на рынке. В деревне некоторые были недовольны тем, что им придется иметь дело с новым человеком, но Шинед быстренько все уладила и, как подумала Эран, очень спокойно воспринимала подозрительное отношение со стороны Молли. В любом случае, когда Эран приедет домой на Пасху, она окончательно утрясет все эти проблемы. Кроме этого, надо было решить вопрос с новым жильем: продлить аренду той квартиры, в которой они сейчас жили, было невозможно. Поэтому Эран погрузилась в поиск нового жилья. Как она обнаружила, цены на аренду в Лондоне росли очень быстро.

Экономический «финт», как объяснил ей агент по недвижимости, ничего удивительного, ведь скоро выборы. Тори лучше сплотиться.

Эран не очень хорошо разбиралась в особенностях политической борьбы, но если большинство членов партии тори были похожи на отца Бена, то она уж скорее будет голосовать за лейбористов!

Гай, стойкий член партии тори, предсказал, что последняя «зима неразберихи и упадка» положит конец карьере «этого ничтожества» — премьера Джеймса Каллагэна.

Эран удивило то, что в политике карьера очень отличалась от карьеры в музыке: один раз поскользнулся — и все кончено. Любой человек, имеющий хоть немного мозгов, скажет — не надо гнаться за славой, деньгами, влиянием, связанными с политикой.

Майлс Ирвинг и еще два человека посоветовали Эран найти хорошего эксперта по инвестициям, чтоб пристроить деньги, которые они с Беном заработали, но после встречи с одним агентом у Эран появилась масса подозрений. Агент посоветовал ей вложить средства в некие акционерные общества, чьи акции были сейчас в цене. Когда же Эран проверила информацию, оказалось, что две фирмы из трех принадлежат тому же самому банку. Поскольку Бен был против того, чтобы покупать дом, а Эран считала покупку дома лучшей инвестицией, Эран наконец сделала настолько простую вещь, что ей даже стало смешно: она решила воспользоваться схемой сбережений почтовой компании. Почтовая схема! Если бы поклонники Бена узнали об этом, они бы просто обалдели. Скорее всего, они думают, что Бен живет в мире спортивных машин и сексапильных красоток! Но в настоящий момент Бен был занят с утра до вечера, он не вылезал из студии. Если Бен хочет хорошо провести время в Европе, Эран придется предусмотреть это в бюджете.

Осмотрев несколько домов, Эран выбрала один, в районе, который ей очень понравился. Хэмстед был весь холмистый, наполненный воздухом, с веселой, приподнятой атмосферой, которая, как казалось Эран, понравится и Бену. При этом в нем было и что-то деревенское: район был маленький, так что даже была вероятность познакомиться с соседями. И еще он был весьма дорогой: от мысли, что они могут себе это позволить, у Эран слегка кружилась голова.

Дом был чудесный — и Бен согласился, что они могут арендовать его и ничего не покупать. Это был двухэтажный кремово-желтый особняк с террасой, построенный в 1830 году, с голубой дверью, один из домов в ряду себе подобных, таких же приятных пастельных тонов. Внутри были две большие гостиные, две огромные спальни, спальня поменьше и самое главное — яркая кухня, выходящая во двор, в котором цвели розовые тюльпаны и росли две яблони. Для шумного города это было очень спокойное место, и агент заверил Эран, что никто не будет возражать против игры на рояле — это был такой район, жильцы которого сами почти все играли на рояле.

Но это было очень важное решение, и Эран решила отложить его до утра. Эран попрощалась с агентом и пошла прогуляться по окрестностям. Через пару минут она обнаружила книжный магазин, очень ей понравившийся, кафе, где она посидела над чашечкой кофе, впитывая в себя дружелюбную атмосферу заведения, а затем — дом, где жил поэт Китон, причем не только жил, но и написал свою известную «Оду к соловью». А дальше стояли дома, в которых когда-то жили Джон Голсуорси и художник Констэбль, а дальше был Хэмстед-Хит с прекрасными пейзажами, и многие лондонцы выгуливали там своих собак. Вспомнив о деньгах, которые они потратили в прошлом году на спортивный клуб, который ни Эран, ни сам Бен не имели практически времени посещать, Эран рассматривала Хит с этой точки зрения как очень удачный вариант: они бы могли гулять и заниматься спортом, как только у них выдались бы лишние полчаса. А после гастролей в Европе они могли бы даже завести собаку.

В тот же вечер Эран рассказала Бену о доме.

— Хэмпстед, но это же Бог знает где, — возразил Бен.

— Но, Бен, как там красиво! Это как Челси или Кенсингтон, только нет снующего повсюду транспорта… правда, поезжай и посмотри сам, пожалуйста, — сказала Эран.

— А место для рояля там есть? — спросил Бен.

— Да! Это первое, о чем я подумала, — кивнула Эран.

Бен улыбнулся. День в студии прошел удачно. Работа с видео ему нравилась больше, чем в студии звукозаписи, он чувствовал себя немного актером. А скорее даже режиссером.

— Ну хорошо, давай снимем этот дом, — согласился он.

В этом был весь Бен. Достаточно ему было убедиться в основном, и он уже не интересовался мелкими деталями. Эран подумала, что он прекрасно бы жил и в хижине, и в шалаше, и на грузовой барже или в пент-хаусе, если бы там было достаточно места для рояля и для гостей.

— И все же мне жаль покидать Голландский парк… мы были так счастливы здесь, — вздохнула Эран.

— О Господи, разве не ты говорила, что хочешь жить в доме, а не в квартире? Я не понимаю, почему женщины так привязываются к тем местам, где они живут, — сказал Бен.

Эран не стала задумываться над этим, позволив своим мыслям обратиться к новому дому. Она стала представлять, как он будет выглядеть, когда она наполнит его цветами, мягкой мебелью, милыми безделушками, может быть, даже несколькими старинными картинами. Конечно, его вид вызовет у Бена интерес к этому. Но сначала надо заказать машину для перевозки, отправить в Хэмстед самое необходимое до их отъезда сперва в Ирландию, а потом на гастроли в Европу. Настоящее удовольствие от обустройства дома придется отложить до конца лета, когда они вернутся.

Осядут они на этот раз уже на пять лет. С таким же нетерпением, как и поездки в Европу, Эран будет ждать возвращения, и даже немного сильнее.

ГЛАВА 8

Эран следовало это знать! Полосы густого тумана лежали над Ирландией, когда самолет пошел на посадку в Корке. Огромные влажные клубы тумана стремительно проносились за окнами, и поэтому ей не удалось показать Бену ничего из красот береговой линии. Но все равно Эран чувствовала огромное возбуждение от возвращения домой — впервые за три года! Возвращения с Беном, чей экзотический вид и одежда вызвали явное замешательство, когда они появились в зале прибытия, обегая глазами встречающих в поисках Аймир и Дэна.

Но Аймир сама поспешила к ним.

— Вот и вы! О Эран!.. — воскликнула она.

Она привлекла девушку к себе, обняла ее и стояла, застыв, качая ее, как маленькую. Бен ошеломленно наблюдал за ними.

— Аймир, это Бен… Бен, познакомься с Аймир Рафтер, — сказала Эран.

К обоюдному удивлению, Бен заключил Аймир в объятия и пылко расцеловал.

— Покровительница рояля! Прекрасная женщина, которую я никогда не смогу отблагодарить до конца! — воскликнул Бен.

Вспыхнув, Аймир позволила Бену пылко целовать себя, пытаясь при этом извиняться за отсутствие Дэна.

— Дэна срочно вызвали в Балтимор — там какое-то происшествие. Я не могу поверить, Эран, что ты дома наконец-то! Я пригласила всю твою семью сегодня к нам на ужин. Поскольку вы остановитесь у нас, я подумала, что так будет лучше всего, — сказала Аймир.

Эран с ней согласилась. Среди восьми человек робость Конора не так бы бросалась в глаза, да и Молли пришлось бы сдерживать свою грубость. Какой бы сильной ни была ее предубежденность против Бена, вряд ли бы Молли стала проявлять это при всех. А кто бы, подумала Эран, мог долго сопротивляться его обаянию? С гордостью Эран смотрела, как ловко Бен позаботился о багаже, укладывая чемоданы в багажник, не позволив женщинам и пальцем пошевелить, любезно предложил повести машину, если Аймир устала по дороге в аэропорт. Аймир отказалась, но с его стороны это был любезный жест.

Часовая дорога до Данрасвея пролетела незаметно в болтовне о последних новостях. Хотя Бен понятия не имел, о чем идет речь, он ни разу не прервал их разговор. Лицо Эран просто излучало жизненную энергию.

— А что там с сырами, Аймир? Как дела у Энни Мак-Гован? — спросила Эран.

— Энни сейчас делает поставки в четыре магазина в Великобритании — благодаря тебе. Она очень хотела, чтобы ты ее навестила, — ответила Аймир.

— Конечно, я повидаюсь со всеми, хочу всех показать Бену. Начиная с маленьких дельфинят! — воскликнула Эран.

Губы Аймир слегка поджались.

— Бедные животные! Ты знаешь, люди говорят о них так, как будто это просто какие-то цирковые звери, что они будут отличной приманкой для туристов летом, — вздохнула она.

— Ну, в общем, почему бы и нет, если люди будут на лодках наблюдать за ними, они же не сделают им ничего плохого, ведь правда? — спросила Эран.

— Думаю, что нет. Но мне противно даже думать, что из дельфинов могут сделать каких-то марионеток, принуждать и насильно заставлять их что-то вытворять. А сейчас открылся магазин изделий народных ремесел, и все словно помешались на идее туризма, это прямо золотая жила — в том числе твой брат Акил клянется, что разбогатеет на этом, — сказала Аймир.

— Акил? — переспросила Эран.

— Да. Банк отказал ему с кредитом для пансионата, так теперь у него новый план. Собирается открыть городок аттракционов, — сказала Аймир.

— Что? — Эран удивилась.

— Городок аттракционов. Автодром с электрическими машинами, тир, американские горки… Акил обратился в другой банк, и они согласились предоставить заем. А еще он связался с какой-то электронной фирмой и доказал, что сможет убедить владельца каждого паба поставить у себя проигрыватель-автомат и большой видеоэкран, — заметила Аймир.

— О нет, Аймир, нет! — Эран замотала головой.

Бен рассмеялся:

— Отлично! Позаботься, чтобы в каждом из них был мой новый видеоклип. И мои записи тоже.

Он сидел сзади, и Эран стремительно повернулась к нему.

— Ни за что! Я не хочу, чтобы пабы в Данрасвее стали такие же, как в Лондоне! Суть деревни — тишина и покой. Это место не для рокеров, мотоциклов и шума, — пылко сказала Эран.

— То есть мне лучше отправляться домой? — пошутил Бен.

— Прости, я не это имела в виду. Ты понимаешь, о чем я говорила, Аймир, правда? — спросила Эран.

— Да. Меня заинтриговала ваша музыка, Бен, и некоторые вещи мне очень нравятся. Но я не хочу, чтобы она «сваливалась» на меня в общественных местах — не только ваша, а вообще любая. Я представляю себе паб как спокойное место с камином, куда люди приходят поговорить и пообщаться, а не разрывать себе барабанные перепонки круглосуточным роком. Если на такие развлечения есть спрос, Акил может открыть ночной клуб или дискотеку. И предпочтительно, чтобы это было где-нибудь подальше от деревни, — сказала Аймир.

— Вот именно! Паб лучше подходит для обычной живой музыки: губная гармошка, банджо, традиционные инструменты. Бен, скажи об этом Акилу при встрече, — попросила Эран.

— Но он ждет от меня поддержки, скорее всего, — заметил Бен.

— Дай ему ясно понять, что ты не поддерживаешь его. Хорошо? — сказала Эран.

Бен вздохнул.

— Ну ладно. Но я не хотел бы начать спорить с твоим братом, как только я увижу его. Похоже, он весьма предприимчивый парень, — заметил Бен.

Эран пришлось с этим согласиться… Но — музыкальные автоматы, автодромы в Данрасвее? Ужас!

— Смотри, Бен! — воскликнула Эран.

Бен взглянул и увидел небольшую деревню, угнездившуюся между двумя длинными белыми пляжами и округлыми зелеными холмами. Маленькие дома теснились вокруг церковного шпиля, в заливе было полно рыбачьих лодок, покачивающихся на серой воде, и вся перспектива, уходящая вдаль, была подернута дымкой тумана.

Бену пришлось признать, что на Лас-Вегас или Блэкпул это не очень походило… Ну впрочем, Эран сама говорила, что местные жители не могут жить одним рыболовством. Но он был чужаком, он не может об этом судить или выдавать комментарии на эту тему.

Когда машина свернула в проезд к коттеджу на холме, Эран и Аймир продолжали болтать, горячо обсуждая собственные концепции развития туризма, включая художественные галереи, хорошие рестораны, рыбную ловлю, подводное плавание, яхты и верховую езду, уроки рисования и занятия теннисом. Если Акил погонится за короткими деньгами, он испортит это место.

Вот она, Ирландия! Всего час провел здесь — и уже попал в семейные распри. Бен решил, что он не будет ни возражать, ни поддерживать Акила. Акил… Какое диковинное имя.

Эран смотрела на Аймир и, пока Бен разгружал багаж и заносил его в дом, отметила про себя с радостью, что дом почти не изменился.

— А куда… куда Бену нести чемоданы? — спохватилась Эран.

Аймир озорно улыбнулась и решила не дразнить их.

— В вашу комнату — это в конце коридора, справа, — сказала она.

Бен отправился туда, улыбаясь с некоторым облегчением. Он слышал, что ирландцы могут странно себя вести в подобных вопросах. Для неженатых — отдельные комнаты. Его мама отказалась от такой практики… но что-то ему подсказывало, что и Аймир вовсе не ханжа.

Эран обняла спаниеля Сэмми, который бросился ее встречать, громко лая и облизывая, при этом он так энергично размахивал своим хвостом, словно это был приветственный флаг.

— А вот и мой мальчик! Ты помнишь меня, Сэмми? — радовалась Эран.

Аймир улыбнулась, глядя на пса.

— Похоже, помнит, но я не понимаю, как это возможно. Ты очень изменилась. Эран.

— Правда? — Эран смутилась.

У нее теперь были короткие волнистые волосы, длинные серьги подчеркивали тонкий овал лица и касались края розового бархатного платья, поверх которого на Эран была надета вышитая жилетка. На ее пальцах и запястьях не было украшений, но шею украшал медальон с маленьким скрипичным ключом, а веки покрывали нежные аметистовые тени.

— Ну, сейчас я не уверена, взял бы Франсуа Муарье тебя на работу? «Воображуля» — любимое словечко нашей Молли, которое она употребляет, когда говорит о Франсуа. Он разводит устриц, и еще на его совести такие сомнительные вещи, как баклажаны и перец, как будто картошки и капусты в деревне недостаточно. А сейчас их можно спокойно приобрести в деревне, и необходимость в двухчасовой поездке в Корк отпала, — улыбнулась Аймир.

— А что ты думаешь о Бене? — спросила Эран.

— Я думаю, что он выглядит потрясающе привлекательно, у него хорошие манеры и очень красивый голос. Но мне нужно некоторое время, чтобы получше узнать его, и тогда уж я смогу сказать что-то еще. А он всегда так экстравагантно одевается — нечто среднее между лордом Байроном и Громадиной из народной сказки? — пошутила Аймир.

— О да. Впрочем, я почти не замечаю этого, — призналась Эран.

Улыбка Эран была не просто сияющей, это была улыбка молодой любящей женщины. Очень сильно влюбленной. И улыбка Бена, который подошел и положил руки Эран на плечи, говорила о том же. Вместе они выглядели так, как будто были созданы друг для друга: когда они обменялись легким поцелуем, вокруг них словно распространилась аура нежности.

— Не возражаете против бокала вина до возвращения Дэна? — спросила Аймир.

Оба согласно кивнули, и Бен поспешил забрать у Аймир из рук штопор.

— Пожалуйста, позвольте мне, — попросил он.

— О, такая старомодная любезность! Я думала, что рокеры хлещут вино из горла! — улыбнулась Аймир.

Улыбаясь в свою очередь, Бен вытащил пробку.

— По ночам, миссис Рафтер, у меня вырастают клыки, и я превращаюсь в вампира. Правда, Эран? — спросил Бен.

Эран рассмеялась, и неожиданно Аймир поняла, что так сильно изменилось в Эран: не только внешность, не только манера говорить — слегка укороченные гласные изменили не только ее акцент, но и ее настроение. Эран Кэмпион явно была счастлива.

— Бен, называй меня просто Аймир. И расскажи все о видеоклипах, которые ты делаешь. Я говорила тебе, как нам с Дэном понравилась твоя кассета. С таким голосом тебя действительно ждет большое будущее, — сказала Аймир.

— Ну, спасибо. Я бы никогда так далеко не продвинулся, если бы не Эран. Она заставила людей на радио прослушать мои записи, она вникала во все «закорючки», все подробности контракта с «Седар Рекордс», она нашла нам новый дом, когда срок аренды квартиры истек. Она даже телохранителя мне нашла, — сказал Бен.

Аймир чуть очки не уронила:

— Что?

Большие серые глаза Эран наполнились озабоченностью.

— Я понимаю, что это может показаться странным, Аймир, но Бену правда нужен охранник. Люди могут неожиданно подойти к нему на улице, это уже случалось, и некоторые были весьма агрессивны. Не всем нравится его музыка или, может быть, то, что он индус. Но у меня есть друг на рынке — Тхан, помнишь? У него черный пояс по карате, и он поедет с нами на гастроли в Европу, — сказала Эран.

— О Господи! Черный пояс! Надеюсь, ему не придется демонстрировать, за что именно он его получил? — всполошилась Аймир.

— Мы тоже надеемся. Но это предосторожность, которую, необходимо предпринять. В любом случае, Тхан очень компанейский парень, он будет развлекать меня, пока Бен репетирует. Часть выступлений будет записана для альбома: его продюсер считает, что именно живые концерты — конек Бена, — объяснила Эран.

Неожиданно Эран вспомнила, что у Рафтеров нет пианино. Господи! Да Бен с ума сойдет без него за пять дней. Разве что… тот старый рыдван в пабе О’Брайена, если он еще сохранился, это все же лучше, чем ничего.

Наконец появился Дэн, и сразу же лицо его осветилось радостью при виде Эран.

— Эран, да как же отлично ты выглядишь! Как здорово снова тебя видеть в родных краях, малышка! — воскликнул он.

Дэн крепко обнял Эран, улыбаясь и восхищаясь ею, и, повернувшись, подмигнул Бену:

— Я так полагаю, вы — Бен Хейли?

— Да, сэр. Здравствуйте, — сказал Бен.

Они чинно пожали друг другу руки, а Эран и Аймир обменялись красноречивыми взглядами, едва сдерживая смех. Густая черная шевелюра Бена, его синий бархатный пиджак и темно-бордовые брюки резко контрастировали с заметно редеющими волосами Дэна, с его изрядно поношенным свитером и простыми серыми вельветовыми джинсами. Но ведь Дэн несколько дней провел вне дома, и у него не было возможности освежиться и привести себя в порядок. И, кроме того, ему было уже тридцать восемь лет, а Бену — только двадцать два года.

По выражению лица Дэна Эран поняла, что его озадачило церемонное приветствие и торжественный тон Бена, та непринужденность, с которой Бен вошел в новую социальную ситуацию. Возможно, Дэн ожидал, что Бен хлопнет его по плечу и будет называть «приятелем», как некий головорез, который, поигрывая ножом, приканчивает за вечер пол-ящика пива. Люди часто относились к Бену подозрительно до контакта с ним, а потом, когда лично знакомились, приходили в тупик.

Аймир принялась снимать с крючков кастрюли и сковородки:

— Я собираюсь приниматься за ужин! Хороший традиционный ростбиф, Эран, для твоих родителей и братьев, — сказала она.

Молли, Конор, Акил, Дерси. Остались ли они такими же, как были, или тоже изменились? Конечно, мальчики выросли за это время, Акилу теперь восемнадцать, а Дерси — пятнадцать. Но ничто, подумала Эран, не переделает Конора, он просто сольется с окружающей обстановкой и предоставит другим заниматься разговорами. Неожиданная вспышка понимания озарила ее, Эран догадалась, почему Конор настоял на том, чтобы дать детям такие странные имена: это был единственный шанс для него выразить свою любовь к семье и к морю, к двум вещам, которые крепко сплелись в его сознании. Единственный шанс как-то проявить себя, сделать что-то такое, на что люди обратили бы внимание.

А Молли? Эран надеялась, что теперь ее мать лучше выглядит и чувствует себя: все-таки этот маленький коттеджный бизнес неплохо развивался, давая доход и придавая жизни какой-то смысл. В сумочке Эран лежал чек для матери, сумма, достаточная для покупки небольшой машины или для короткого отпуска. Достаточной ли, чтобы заставить Молли улыбнуться?

В течение часа Дэн ставил для Бена самые любимые свои пластинки и болтал с Аймир на кухне. В этот момент Эран увидела четверку своих близких, поднимающихся в наступающих сумерках по склону холма по направлению к дому. Какие мальчики высокие! Но вот Конор выглядел еще более сморщенным, чем всегда. Молли плотно запахнулась в то же самое черное пальто, в котором она ходила годами, — неужели она и сейчас его носит?

Да, это так. По спине Эран побежали мурашки от мысли, как они встретятся — примутся ли обниматься и радостно галдеть, перебивая друг друга, или же наступит неловкая пауза? Но в доме Рафтеров никому не могло стать неловко. Дэн радушно провожал всех в комнату, Аймир подбросила дров в камин, предоставив Эран встречать родню, и взяла Бена под руку — на случай, если он «ломанется» напролом.

Первым на Эран набросился Конор, он со слезами на глазах обнимал ее.

— Деточка, моя деточка! — восклицал он.

Эран с трудом сдерживала слезы, обнимая его, чувствуя запах простого мыла, которым он старательно смывал запах рыбы. Некоторое время никто ничего не говорил. Потом на пороге появились Акил и Дерси, старательно вытирающие ноги о коврик, затем их легонько подтолкнула Молли. Их лучшие туфли сияли, начищенные, как для визита в церковь. Гулкие голоса парней наполнили холл и прервали тишину.

— Эй, Эран! Ну, ты и изменилась! — заявили братья.

Эран улыбнулась и расцеловала их круглые физиономии, обветренные и потемневшие. И наконец, Молли: ее сухая морщинистая щека была как бы из шуршащей папиросной бумаги. Придерживая сумку перед собой. Молли пристально оглядела дочь с головы до ног.

— Да наша малышка — настоящая лондонская леди! — сказала она.

С некоторым сомнением Эран решила воспринять это как комплимент.

— Иди же сюда, мама, давайте сюда ваши пальто, Дэн проводит вас к камину, там очень хорошо, тепло, — сказала Эран.

Конор был без пальто, у него его и не было никогда, сколько Эран помнила, может быть, потому, что постоянное пребывание на свежем воздухе приучило его к этому. А ребята сбросили свои куртки, пока Молли решительным жестом снимала с себя шарф. Как королева в Сандригаме, она его носила постоянно. Но когда она снимет пальто, на ней же будет надето что-нибудь новое и красивое?

Нет. Неизменное черное платье из саржи! И черный кардиган, застегнутый до самого горла. Не было и намека на желание сделать хозяйке дома, которая когда-то подарила Молли шелковую блузку, что-то приятное, надев ее ради такого торжественного случая.

Дэн проводил их в гостиную, где Бен ожидал всех с таким выражением лица, которое у него всегда бывало, когда ему предстояла встреча с новой публикой, — смесь решительности и опасения, которое сразу превратилось в широчайшую улыбку.

— Мама, папа, мальчики, — это Бен. Бен — это мои мама и папа, мои братья Акил и Дерси, — сказала Эран.

Бен, исполненный энергичного обаяния, устремился к ним, широко разводя руки и заключая их всех в объятия.

— Здравствуйте, здравствуйте, как поживаете, миссис Кэмпион! Можно, я буду называть вас Молли? — спросил Бен.

Прежде чем та соизволила выразить разрешение, Бен обхватил ее за плечи и расцеловал. Открыв рот, Эран наблюдала за мамой, которая приложила руки к лицу, словно стараясь удостовериться, что оно осталось на месте.

— Итак, это Бен, — заключила Молли.

Аймир мгновенно всунула Молли в руку стакан с шерри.

— Да, как мило с его стороны, что Бен выбрал время навестить нас — при его-то плотном творческом расписании, даже его бедной матери приходится заранее договариваться с ним о встрече, — заметила Эран.

Конор откровенно разглядывал гостя, а ребята изо всех сил старались не показать удивления. Для них Бен словно сошел с экрана.

Это продолжалось до тех пор, пока не начался ужин и первые, самые мучительные формальности не были соблюдены, после чего атмосфера стала понемногу разряжаться. Осознавая, что ему выпал невероятный шанс, Акил широко улыбался Бену, сидящему напротив него.

— Данрасвей — старое скучное место, но я собираюсь его оживить. Музыкальные автоматы и видеоэкраны будут во всех пабах. Как в Англии. Что ты об этом думаешь? — спросил Акил.

Мальчик отправил в рот порцию картошки и прожевывал ее, пока Бен размышлял, что бы сказать, ощущая на себе выразительный взгляд Эран.

— Неплохо задумано. А сколько здесь пабов? — спросил Бен.

— Пять, — ответил Акил.

— Так почему бы не попробовать сначала в одном? В том, куда ты сам ходишь с друзьями, — предложил Бен.

— Хм? Так зачем же останавливаться на одном? Они же все без признаков жизни, просто загибаются. Ведь пять пабов — в пять раз больше денег! Я буду как бы агентом компании, которая производит оборудование, — заявил Акил.

— Но Эран говорила мне, что в Ирландии люди не так любят современную музыку, как в Англии. Она говорила, что здесь проходят классные живые концерты, — сказал Бен.

— Ну да, но это в основном старики, играющие на свистках и ложках. Древняя история, правда, миссис Рафтер? — И Акил вызывающе улыбнулся своей бывшей учительнице истории и литературы. Но Аймир было трудно сбить с толку.

— Мы можем многому научиться у истории, Акил, и ты будешь за это благодарен, когда станешь постарше. Люди нашего возраста реже ходят в бар, чем твои ровесники, но я боюсь, что мы тоже станем посещать их еще реже, если там появятся музыкальные автоматы или видеоэкраны. Извини, но двух клиентов ты уже потерял, — сказала Аймир.

Акил покраснел. «Скорее от злости, чем от смущения», — подумала Эран.

— А как насчет молодежи? Им-то как развлекаться? Ясное дело, половина из них уже уехала в Лондон — моя сестра в том числе, — буркнул парень.

Эран пыталась понять брата, в то время как Конор не поднимал глаз от тарелки, Дерси залпом допил молоко, а Молли повернула нож к свету, проверяя, не серебро ли это.

— Ну, в Лондоне этого полно. Но там большой город, а здесь — маленькая деревня. Люди сюда приезжают или остаются здесь из-за чего-то другого. Многие из тех, кто уехал в Лондон и приедет сюда хотя бы на праздники или в отпуск, будут рады увидеть, что здесь по-прежнему их дом. То же место, те же люди, те же привычки, которые они знают и любят, — сказала Эран.

— А как же все мы, которые не смылись отсюда, а остались тут? Что же, так нам здесь и мариноваться в вечных фланелевых рубашках, как будто время в Данрасвее застыло? Здесь тот же 1979 год, что и везде. И мы хотим так же двигаться вперед и жить, как все, — сказал Акил.

— Ну да, понятно. Почему бы тебе не послушать некоторые песни Бена? Он стремится сочетать все самое лучшее из музыки прошлого и современного. Я думаю, в Данрасвее это тоже возможно, — сказала Эран.

— Да нас уже тошнит от старины, — буркнул Акил.

— Но, видимо, у того, что выдержало испытание временем, имеется достаточно силы! Старые дома, старые песни, старые сказки. Ведь далеко не все, что новое, на самом деле чудесно, взять, к примеру, машины — некоторые из них через пять — шесть лет рассыпаются на кусочки, — возразила Эран.

— Ну вот! Я тут пытаюсь наладить свое дело, чтобы как-то заработать на жизнь, а вы все против меня. Может, мне тоже поехать в Лондон и попытаться устроиться там? — дерзко спросил Акил.

Аймир выглядела встревоженной, как Конор и Молли. Но Эран осталась невозмутимой.

— Если хочешь, приезжай, останавливайся у нас, мы поможем тебе всем, чем сможем. Но в Лондоне большая конкуренция, Акил, там полно иммигрантов. Тротуары не выложены золотом — на самом деле на них люди ночью спят, на голом асфальте! Я думаю, ты добьешься большего здесь, если как следует все спланируешь. Туристы ведь тоже разных возрастов. Тебе надо предложить что-то для каждой возрастной группы, — сказала Эран.

Акил некоторое время озадаченно молчал.

— Ну, может быть, ты в чем-то и права. Я начну с музыкальных автоматов и городка аттракционов — я тебе уже говорил об этом? А потом я подумаю, что предложить пожилым людям, — сказал парень.

— Но, Акил, пожилые люди не поедут сюда, если здесь будет шум и гам. Почему бы не предложить и для молодежи тоже что-нибудь поинтереснее — теннисные курсы, гребля, туризм, подводное плавание? — спросила Эран.

— Ну, Эран… ты меня потрясаешь! Я думал, тебе понравится эта идея с музыкальными автоматами, проигрывающими песни твоего приятеля. Подумай о процентах! — сказал Акил.

Бен взглянул на Эран.

— Я тебе вот что скажу, Акил. Почему бы нам завтра не пропустить пивка в пабе вечером? Если там есть пианино, я исполню несколько песен, посмотрим, как люди относятся к живой музыке. Если им не понравится, Эран больше и слова не скажет против музыкального автомата. Но если им понравится, может быть, и ты передумаешь продавать их. По крайней мере, в этой деревне, — сказал Бен.

— Это что, пари? То есть ты соберешь на весь вечер полный паб, безо всяких усилителей и тому подобных штучек? — удивился Акил.

— Да. Ставлю сотню фунтов, — сказал Бен.

— Идет. — Акил кивнул.

Аймир улыбалась, когда подавала десерт. Ясно, что Акил просто никогда не слышал, как поет Бен. Но он был прав насчет процентов для Бена… а вот Бен готов их потерять, если он может помочь и угодить Эран? Аймир внимательно посмотрела на Бена и осталась довольна тем, что увидела.

И только Молли Кэмпион продолжала оставаться безучастной ко всему, продолжала поглощать еду в молчании, не сказав за все время ни слова молодому человеку в этой странной одежде.

На следующее утро Эран повела Бена на прогулку по всей деревне, останавливаясь через несколько шагов, вскрикивая каждый раз, когда ей что-то вспоминалось, или подмечая маленькие изменения в окружающем. Казалось, на каждом углу и в каждом магазине толпились тетушки из группы вязальщиц, которым не терпелось поговорить о Камденовском рынке и о Шинед Кенни — этой потрясающей девушке. Пытаясь понять, что значит для них «потрясающая», стараясь привыкнуть и различать слова сквозь их невообразимый акцент, Бен уже начал думать, что этот «тур» никогда не кончится. Хотя сегодня на нем были надеты обычные джинсы и обычный свитер, он чувствовал на себе пристальные взгляды, и понимал, что является бесконечной темой для пересудов. Но наконец они оказались в гавани, где Эран очень оживилась.

— Я хочу найти Джима Флаерти. Это быстро, Бен, честно, — сказала она.

На это ушла куча времени, но, наконец, они нашли Джима — он красил лодку. Из разговора стало понятно, что Эран хочет купить отцу судно — для охоты на акул. Джим снял свою вязаную шапку и почесал затылок.

— Для охоты на акул? Десять — двадцать пассажиров? С оборудованием? Ну… Я не знаю… — мямлил он.

Но оказалось, что он все знает. Знает человека по имени Салливан, а тот знает Коркорана, который, может быть, знает и судно, которое, возможно, продается — в общем, было предостаточно «может быть», «вероятно» и т. п., но Джим обещал прикинуть, что он может сделать. Но никаких обещаний не дал.

Бену это казалось странным. В Лондоне вам продали бы очень быстро, лишь взглянув на вас. Здесь же пришлось провести целый час, убеждая одного человека поговорить с другим, уламывать его, чтобы услышать в конце — «может быть»! Но Эран улыбалась так, как будто у нее уже была эта лодка.

— Так, а сейчас пойдем к маме, у нас будет ленч… Мне так и не удалось передать ей вчера свой подарок, — сказала Эран.

Прошлым вечером от Молли веяло таким холодом, что Бен подумал о том, что скорее предпочел бы пообедать вместе с аятоллой Хомейни, который, судя по сообщениям газет, полностью подчинил своему влиянию весь Иран.

Молли приоткрыла дверь.

— А, это вы. Ну, заходите, — сказала она.

Они протиснулись в крошечный дом, насквозь пропахший рыбой. Но Эран воскликнула:

— Вы тут покрасили, и занавески новые! Стало гораздо веселее!

Если это было веселее, прикинул, поеживаясь, Бен, то что же было раньше? Но это был дом Эран, и не ему было заниматься критикой. Порывшись в сумке, девушка достала чек.

— Мама, это тебе от нас с Беном, — сказала она.

Молли осторожно развернула бумагу и вытащила чек, как будто это была настоящая ручная граната.

— Ну, как мило, — кисло сказала она.

Лицо Эран было очень напряжено.

— Мы подумали, что, может быть, вы купите себе небольшую машину или поедете в отпуск ненадолго. Ты и папа, — сказала Эран.

— Машину? Да куда мы на ней поедем? — удивилась Молли.

— Я не знаю — в Корк, например, проведать Валь. Или погреетесь на солнышке в Испании или Португалии этим летом, — сказала Эран.

Молли предположила, что она могла бы повидаться со своей сестрой, живущей в Майо, погостить у нее пару дней. Но за это время Акил и Дерси превратят дом в свинарник. Свинарник, который ей придется разгребать несколько дней, когда она вернется.

Бен не ожидал никаких благодарностей, но удрученное выражение лица Молли было просто невозможно выносить. Он демонстративно взял ее под руку и заявил:

— Молли, у вас потрясающая дочь!

Бен был решительно настроен называть ее Молли, хотя опасался, что ей не понравится.

«Обращайтесь ко мне «миссис Кэмпион», молодой человек», — ожидал он услышать в любой момент.

Слава Всевышнему, они остановились не у нее!

Молли пристально посмотрела на Эран.

— Да, но у меня три дочери, как вы знаете. Но две другие живут в законном браке, это само собой разумеется, — сказала она.

Так все дело было в этом? Что они не женаты? Да ведь они же счастливы, и только слепой этого бы не заметил!

Неожиданно Бену расхотелось здесь обедать. Ему захотелось выпить двойного виски в ближайшем пабе. Он никогда не пил виски. Но сейчас он понял, почему люди его пьют.

В пабе у О’Брайена было оживленно, но на Бена Хейли внимание не обращали. Никто о нем слыхом не слыхивал на ирландских радиостанциях, а английские здесь никто не слушал. Все конечно же знали, что Эран Кэмпион заявилась из Лондона со своим приятелем, странно выглядящим парнем, остановилась у Рафтеров, а не в своей семье, но Эран всегда была немного чудная, не такая, как все. Когда Бен уселся за пианино, разговоры не стихли.

Пианино было расстроенное, старое, его клавиши пожелтели от возраста и табачного дыма. Эран подумала, что представить Бена играющим на нем было бы то же самое, что и попросить Мартину Навратилову сыграть партию в настольный теннис или проплыть туда-обратно Марка Спица в каком-нибудь захудалом бассейне. Но когда Бен коснулся клавиш, у Эран возникло такое чувство, будто по ее голой спине провели перышком, каждый ее нерв откликнулся на эти звуки. Очень тихо Бен заиграл «Сюзанну», песню Леонарда Коэна.

Несколько человек поблизости оглянулись и слегка приглушили свои разговоры. Во время первого куплета большинство продолжали разговаривать, кое-кто даже стал говорить громче. Но постепенно шум затих, чистый голос Бена становился все отчетливее и различимее по мере того, как разговоры умолкали, пока вся комната не затихла. Люди тянули головы, стараясь разглядеть, откуда раздается песня. Не обращая ни на что внимания, не поднимая глаз от клавиатуры и не пытаясь привлечь к себе интерес, Бен продолжал играть — как будто для самого себя. Без света его было трудно различить в полутемной задымленной комнате, а без микрофона он полностью зависел от силы своего природного голоса.

За угловым столиком вместе с Конором и Дерси сидела Эран, наблюдая за Акилом и компанией его друзей, расположившихся в баре. Они продолжали разговаривать и смеяться, но песня была длинная, и под конец на парней стали коситься и просить не мешать слушать другим. Когда песня закончилась, аплодисментов не было, возникла некая озадаченная тишина.

Откуда взялся этот тип, что это он там играл? Не всем нравился Коэн и далеко не все его знали, но пытаться не замечать возникшее в зале настроение было бы все равно, что не замечать привидение, материализовавшееся в середине толпы. Все это было так неожиданно, что никто не знал, что сказать или что делать.

Бен взглянул на соседей и извинился:

— Простите, я не хотел вас прерывать.

— Да нет, все нормально! Это было здорово! А еще что ты знаешь? — спросили его.

Бен подождал, пока по крайней мере еще человек шесть не попросили его исполнить что-нибудь еще. По совету Эран он запел «Hey, Jude», которую знали все. Эран понять не могла, как ему удается извлекать из старого инструмента эту непростую мелодию, но у него получалось! Он кивал головой, когда слушатели стали присоединяться к нему, сначала вполголоса, затем более уверенно, улыбаясь Бену. К середине песни пели уже все, забыв про свои кружки пива, устремляясь за его голосом, который легко и плавно возносился ввысь, выводя мотив.

На этот раз последовал гром аплодисментов. Кто-то передал Бену кружку пива, кто-то спрашивал, знает ли он «Strawberry Fields Forever», кто-то пытался узнать, как его зовут и как он здесь очутился. Даже Конор выглядел оживленным, а Дерси смеялся вовсю:

— Похоже, Акил проиграет свою сотню!

Судя по выражению его лица, Акил это тоже понимал, но лицо его было скорее задумчивым, чем обиженным, когда он поднял свою кружку и оценивающе взглянул на Бена.

Публика требовала следующую песню так, как никогда не требуют еще раз поставить пластинку. Бен возражал, говорил, что он не собирался прерывать вечер и просто хотел попробовать, как звучит старое пианино.

— Давай Элвиса! — крикнул кто-то.

Это кричал один из приятелей Акила, девятнадцатилетний рыбак, он был навеселе и слегка воинственно настроен. Смерив его взглядом, Бен разразился «Jailhouse Rock», зажигая публику совершенно другим настроением. Даже стекло зазвенело на столах от невероятной энергии звучания его голоса, от оглушительных звуков, покатившихся лавиной, от ощущения от всего его тела, заряженного какой-то особенной энергией.

Весь паб ревел, охваченный одним порывом.

— Боже, да откуда они его взяли? Он здесь будет теперь каждый вечер? Почему О’Брайен не купит ему нормальный инструмент? Он же будет профессионалом, — слышались восторженные вопли.

Эран улыбнулась, когда Бен неожиданно захлопнул крышку инструмента. Его жест был предельно ясен, Бен залпом осушил кружку под гул протестов. Он не собирался играть всю ночь, он был уверен, что найдутся и другие желающие спеть или сыграть. Бен пробрался к столику Эран и уселся, поджидая, когда Акил присоединится к ним.

Тот не спешил, но все же присел к ним.

— Ну, все, прощай, моя сотня! У меня с собой сейчас столько нету, Бен, но ты ее получишь до конца вечера, — сказал Акил.

Бен взъерошил волосы:

— Если ты забыл про музыкальные автоматы, я забыл про эту сотню, — сказал он.

Надо признать, Акил долго не упирался.

— Ты прав. У живой музыки потенциал больше. Если мы найдем пару таких же музыкантов, как ты, народ потянется к нам издалека, — сказал Акил.

Эран была уверена, что равных Бену просто нет, но все равно было бы интересно это проверить.

— Почему бы тебе этим не заняться? Если бы тебе удалось найти кого-нибудь, кто привлекал бы посетителей, Брайен мог бы платить тебе комиссионные. А что? А если бы какой-нибудь паб продавали, ты бы мог обратиться в банк за ссудой и открыть собственное дело, с живой музыкой, устраивать конкурсы талантов… это мысль! — сказала Эран.

Акил опустил глаза в кружку, а потом обвел возбужденную толпу горящим взглядом. Да, это мысль!

Бен не мог понять, почему Эран словно старается избавиться от него, выпроводить его куда-нибудь, но она не дала ему времени для раздумий: ему пришлось отправиться прогуляться по окрестностям с Дэном, а ее оставить наедине с Аймир. Неохотно Бен согласился.

Как только они удалились, Эран заварила кофе и уселась рядом с Аймир за кухонным столом.

— Аймир, что мне делать с мамой? Почему она так себя ведет? — спросила девушка.

— Ты имеешь в виду, что она не горит желанием видеть тебя или поближе познакомиться с Беном? — уточнила Аймир.

— Да. Я понимаю, почему она не в восторге от него, но почему она даже не делает попытки узнать его получше? Бен тебе нравится, ведь правда? — спросила Эран.

Аймир улыбнулась:

— Да. Мы с Дэном считаем, что он очаровательный и очень одаренный человек. Ты от него без ума, да?

Серые глаза Эран широко распахнулись.

— Да. Ты можешь думать, что это просто щенячья привязанность, но это не так. Да, мы молоды, но мы взрослеем вместе, мы уравновешиваем друг друга… Я для него сделаю все, а он, я думаю, — для меня.

— Ты так думаешь? — спросила Аймир.

— Да, Аймир, разве это смешно — в наши дни и в нашем возрасте хотеть завести семью? Работа Бена требует много поездок, встреч с разными людьми… По каким-то причинам я ощущаю, что нам нужна некая определенность, что-то постоянное. Но его сестра сказала, что он не тот тип мужчины, который тянется к браку, что мне стоит больше интересоваться его карьерой, чем семейной жизнью вместе с ним. Мне очень нравится изучать дело и заниматься музыкальным менеджментом, я рада, что у меня есть диплом, но я чувствую, что это не предел моих мечтаний, — сказала Эран.

— Ну, я люблю преподавать, как ты знаешь, но Дэна я люблю еще больше. Мой брак очень важен для меня. Но это уже вопрос темперамента. Одни люди больше для этого годятся, другие — меньше. Если ты чувствуешь, что у вас с Беном разные мнения по поводу брака, ты можешь оказаться в сложном положении. Может быть, вам пока пожить отдельно? Когда людям двадцать лет, они сильно меняются, — заметила Аймир.

— Я знаю. Все об этом говорят: «Займись сначала карьерой, а потом — семьей». Но я бы хотела поскорее иметь семью. — Эран вздохнула.

— Правда? Почему? — спросила Аймир.

— Я… это трудно объяснить, и я знаю, что это не логично. Это своего рода инстинкт, биологическая потребность… Я никогда этого не чувствовала, пока не стала присматривать за Оливером Митчеллом. Он был такой прелестный, а когда появилась его сестренка, она была еще лучше. Я даже сейчас бегаю к ним повидаться, — сказала Эран.

— Но люди не просто так заводят детей. Дети очень быстро вырастают, превращаются в подростков, потом во взрослых. Малыши очень милые, но их же нельзя заморозить в этом возрасте. Сегодня они теплые комочки, а на другой день — сложные подростки. Огромная ответственность! Ты действительно думаешь, что уже достаточно взрослая и готова к этому? — спросила Аймир.

— Да, я чувствую, что у меня есть силы для этого. Холли Митчелл всегда была такая усталая, а я — никогда. И Бен так хорошо ладит с малышней. Я думаю, он будет еще лучше обращаться со своими собственными детьми, — сказала Эран.

Аймир размешивала свой кофе, размышляя о Бене.

— Эран, Бен тоже еще очень молод. Его музыка — это то, что важнее всего для него — сейчас. Я думаю, тебе не надо давить на него в этом вопросе, — сказала она.

— Да нет, я еще ему этого не говорила. Но он… Аймир, ты правда думаешь, что музыканты по природе своей переменчивы, ненадежны? Вокруг столько девушек, столько соблазнов… — Эран вздохнула.

— Эран, ты не уверена в себе, и если ты с этим не справишься, ты всегда будешь переживать, потому что все эти девушки, все эти соблазны будут всегда! Тебе надо научиться доверять Бену, и раз ты уж спросила мое мнение, это значит — не выходить за него замуж и не заводить детей в ближайшие несколько лет. Ты сама еще ребенок — и довольно-таки растерянный в настоящий момент. Мне кажется, и Лондон, и Бен — это слишком много, и все это сразу свалилось на тебя, — сказала Аймир.

— Но я люблю Лондон, и я люблю Бена, — возразила Эран.

— Ну так расслабься и наслаждайся ими! — улыбнулась Аймир.

Эран замолчала, машинально поглаживая свою серьгу, думая, что все-таки никто ее до конца не понимает.

— А как же быть с моей матерью? — спросила она.

— Молли всю жизнь много работала за такие гроши… Это повлияло на то, как она относится ко всему. У ее трех дочерей есть столько всего, чего у нее никогда не было, и она даже может немного ревновать. Или быть напуганной, — сказала Аймир.

— Но она всегда была такой мрачной. Такой негативной. — Эран опять вздохнула.

— Она росла в сложное время. У нее не было ни образования, ни свободы, которая расширила бы ее сознание. Она понимает, что Валь, Шер или ты пошли по жизни гораздо дальше нее, и она не может вас больше контролировать. Она всегда была только матерью, а сейчас ее роль практически сыграна, — сказала Аймир.

— Но мы стараемся помочь ей, покупаем ей красивые вещи… — Эран пожала плечами.

— Да. То, что она никогда не могла дать вам! От этого она чувствует себя зависимой, как будто все стало наоборот, — пояснила Аймир.

Эран задумалась:

— Я вчера дала ей чек на небольшую сумму, и она сама зарабатывает вязанием достаточно, чтобы купить себе что-нибудь симпатичное, если бы она захотела. Но, похоже, она просто не хочет.

— Эран, у нее никогда не было стабильного дохода. И до сих пор это так. Молли не знает, как долго продлится спрос на вязаные изделия и что может случиться с Конором, какой будет улов. Она, наверное, все экономит, вместо того чтобы тратить, — сказала Аймир.

— М-м, может быть. Она слегка обновила дом, по крайней мере, — заметила Эран.

— Если это все, что она хочет, то и оставь ее в покое. Возможно, у нее к тому же климакс. Легкая депрессия, — сказала Аймир.

Эран не приходило в голову, что ее матери уже далеко за сорок… а это так! У нее сейчас — как это называют в журналах? Синдром опустевшего гнезда. Но когда Эран вчера была в этом «гнезде», она ясно ощутила свою ненужность. Никогда это не был теплый, счастливый дом, солнечный и веселый, как дом Аймир. Вот у Аймир был такой дом, какой Эран всегда хотела сама иметь — не просто здание, а настоящий дом. Единственное, чего там не хватало, это детей… все-таки дети очень важны, что бы там карьеристки-феминистки ни говорили. Аймир обязательно надо завести детей, она была бы гораздо более жизнерадостной мамой, чем Молли.

— Как твоя мама, Аймир? — спросила Эран.

— Хорошо, спасибо. Она часто о тебе спрашивает, — ответила Аймир.

— Правда? Ты ей рассказала о Бене? — Эран улыбнулась.

— Да, она хотела познакомиться с ним, но уже уехала на Майорку, со своим бридж-клубом, на Пасху.

Ну вот, а почему Молли не могла так себя вести? Играть в бридж или поехать на Майорку? У нее ведь нет причин жаловаться или ожидать чьего-то сочувствия? Неожиданно Эран представила себе Молли в Испании, танцующую фламенко с жиголо, и рассмеялась. Нет, Молли никогда не допустит ни одного луча радости в свою жизнь!

Но вот Конор… Ему бы легче жилось, если бы в деревне появились туристы, торговля в лавке с сувенирами пошла бы бойчее, а дело Энни Мак-Гован с сырами развернулось, да и музыка в пабах привлекала бы больше посетителей; а еще если бы Акил позаботился о спортивных сооружениях и увеличился бы поток желающих охотиться на акул и отправляться в короткие морские путешествия. Нашел ли Джим Флаерти катер? Эран решила пойти и проверить.

— Аймир, ты не прогуляешься со мной до гавани? Джим Флаерти обещал переговорить кое с кем насчет катера для папы, — попросила Эран.

Воздух был свежий и резкий, гораздо свежее, чем в Лондоне. Если бы эта деревня хоть немного встряхнулась, подумала Эран, это было бы такое классное место для жизни! Сейчас оно напоминало чем-то… да — Молли, враждебно настроенную, зависящую от превратностей судьбы и преисполненную жалости к самой себе. Укрывшаяся в излучине залива, деревня отнюдь не светилась дружелюбием… но уже приближаются восьмидесятые, наполненные экономическим оптимизмом. Во всяком случае, такие настроения были в Лондоне, и если бы они могли «просочиться» в Данрасвей! Как бы солидный винный бар или хороший ресторан оживили эту местность! Пять пабов в одной деревне вряд ли служили подтверждением чьего-то богатого воображения. Пять похожих друг на друга заведений, где представление о ленче ограничивалось супом из пакета и поджаренными тостами!

По дороге они встретили несколько знакомых, и, пока они болтали, Эран обратила внимание, насколько ожили женщины по сравнению с мужчинами. Шела Карней, которая вела финансовые дела вязальщиц, Блатин Мирча, которая была новой помощницей Энни Мак-Гован, Эиф Бейли, которая не переставала восхищаться красотой голоса Бена. Когда же Бен и Аймир повстречались с Педди Клафферти, он просто кратко поприветствовал их и пошел себе дальше, так же как и надменный Джой Дэвлин. Хотя заведение на Камден-маркет принесло немного достатка в их деревню, Эран чувствовала по взглядам селян, что для них она по-прежнему просто пигалица, если они вообще всерьез думали о ней. Но тем не менее Джим Флаерти отнесся к ней всерьез и кое-что разузнал.

— Сорок футов, может быть, немного великовата, но весьма хороша. Нужен, конечно, ремонт. Хозяин хочет двенадцать сотен, но, возможно, скинет до одиннадцати, — сказал Джим.

— Мы могли бы поехать сегодня вечером в Шаль, когда папа вернется из рейса, — предложила Эран.

— Ну… возможно. Есть у вас машина?

Эран стремительно повернулась к Аймир.

— Аймир, ты нам не дашь свою напрокат? У Бена есть права.

— Да, а тебе тоже пора завести права, к тому же у Бена нет страховки. Я сама вас отвезу, — сказала Аймир.

Эран почувствовала, что она никогда не сможет отблагодарить Аймир, и вспыхнула, вспомнив, какой подарок они приготовили для Рафтеров: Уолтер Митчелл нашел прекрасную античную китайскую вазу с подписью художника, и она выглядела очень изящно.

Эран еле дождалась вечера, когда трейлер Конора появился в гавани, медленно переваливаясь на волнах. Конор был на палубе, грудью встречая ветер, он вертел ручку лебедки, разгружал корзины. Эта работа становилась все более тяжелой для пятидесятилетнего мужчины, грозя сделать его инвалидом в шестьдесят. Эран придумала этот вариант с лодкой как раз вовремя, и лицо Конора просияло, когда Эран рассказывала все отцу. Оставив Бена принимать горячую ванну после целого дня на ферме, Эран затолкала отца в машину, усадила Джима Флаерти, и они отправились в Шаль, живописное местечко, находящееся в получасе езды от деревни. За всю дорогу Конор не проронил ни слова, но Эран чувствовала его оживление, когда Джим описывал судно. По его мнению, не так уж много было охотников отправиться на лов акул, но, если каким-то чудом они бы нашлись, это было самое подходящее судно.

Оно покачивалось на волнах в бухточке, на носу белой краской было выведено название — «Леди Грэнни», с голубой полосой по краям. Никогда еще Эран не видела отца таким стремительным. Он выскочил из машины и стоял в благоговейном молчании на пристани, пока не появился хозяин лодки. Неразговорчивый мужчина в темно-зеленом свитере и брюках, покрытых масляными пятнами, казалось, не спешил расстаться со своей посудиной.

Его звали Кэтал Эрскин. Он был моряк-любитель и держал свою «Леди Грэнни» из чистого развлечения. Сейчас, когда его сыновья выросли, корабль оказался слишком велик, чтобы ходить на нем в одиночку. Хотя, может быть, когда внуки подрастут…

— Латунные фитинги, — произнес Конор завороженно, не сводя с них глаз.

Но ему понадобилось много времени, чтобы вместе с Джимом осмотреть палубу, рубку, мотор, румпель — вещи гораздо более важные для нормального хода судна.

Кэтал достал книгу записей, в которой была отражена вся история судна. Он сказал, что знает человека, который может поставить специальное оборудование и приспособления для охоты на акул. Только сейчас до Эран дошло, что ремонт и переоборудование потребуют немало работы и значительной суммы денег. Но, глядя на счастливое лицо отца, она решила сделать это для Конора.

После продолжительного обсуждения и переговоров, которые, казалось, затронули все, включая прогноз погоды и цены на яйца, они договорились: Кэтал согласился на одиннадцать сотен, вместе с приспособлениями и такелажем. Джим прикинул, что нормальная оснастка потребует еще около шестисот фунтов.

Конор так и рухнул на швартовую тумбу в полном отчаянии.

— Это слишком много, детка. Я не могу это принять от тебя, — пробормотал он.

Чувствуя себя Санта Клаусом, Эран достала из сумочки чековую книжку:

— Можно в стерлингах, мистер Эрскин?

Тот согласился. Десять минут спустя они сидели за столом в пабе, скрепляя сделку тостом, как было принято… Конор, со слезами на глазах, прижимал к груди бумаги.

— Я переименую корабль в «Леди Эран», — вдруг выдал он. Все открыли рты от удивления: это плохая примета — переименовывать корабль.

Но с редким упорством Конор настаивал на своем.

— Эран принесла мне удачу. Я хочу, чтобы все знали, какая у меня чудесная дочка. За благополучие леди Эран! — воскликнул он.

Конор поднял стакан и выпил за Эран с такой любовью и гордостью, что она не могла ничего сказать, горло ее сжалось от пронзительного ощущения счастья, которое появилось — благодаря ей — на задубевшем, морщинистом лице отца. Всю обратную дорогу Конор крепко прижимал к груди бумаги, подтверждающие его права собственника.

Последний день выдался хлопотливым. Приехала Валь, которая вплыла в дом Рафтеров, словно огромный океанский лайнер: на шестом месяце своей первой беременности она стала совсем толстой. Целый час она посвящала их во все подробности своего самочувствия: от своего давления до описания мистера Паттерсона, своего гинеколога, самого замечательного человека в Корке и «такого очаровашки».

А не привезет ли милая Эран пару вещиц из лондонского магазина для будущих мам? А может, она, как порядочная девушка, выйдет замуж и устроит им выходной день? Валь говорила так, как будто Бена здесь не было или он не имел ничего общего с обсуждаемой свадьбой, говорила, даже не заметив, когда он вышел из комнаты, предоставив женщинам сплетничать без стеснения. Бен предпочел поиграть с Сэмми в мяч. Эран понимала, что Бен сыт по горло «семейным» общением, что он соскучился по Лондону, друзьям, по своему роялю.

Потом заглянула Энни Мак-Гован с корзиной своих сыров, так красиво упакованных и уложенных, что Эран сразу поняла — у этой женщины весьма наметанный глаз и природная сметка. Энни сейчас поставляла сыры в десять магазинов, в том числе в четыре английских, и не знала, как ей отблагодарить Эран.

— Да это для меня просто удовольствие. Дайте мне знать, если что-то понадобится, — сказала Эран.

— Да ни за что! Ты так мне помогла в начале, теперь уж это мои заботы. И без того хватает людей, которые желают без конца пользоваться чьей-то помощью. Естественно, правительство такое поощряет…

Правительство поощряет все, кроме предпринимательства. И Энни со всеми подробностями изложила, сколько же бумаг надо заполнить, чтобы удовлетворить правительство. Инструкции и распоряжения, налоги, проверяющие структуры, бесконечные часы, которые ей пришлось провести на телефоне, чтобы получить хоть какую-то информацию… Проводишь целый день, заполняя разнообразные бланки, а по ночам делаешь то, что и есть самое важное и что должно быть сделано в первую очередь.

Энни взорвалась. Да этого министра надо пристрелить, а бюрократов — повесить, а весь кабинет министров — хлестать кнутом каждый день! Эран еще не встречала таких разъяренных людей, как Энни. Конечно, и в Великобритании люди критиковали политиков, но они не предлагали, как Энни, подвергнуть их всех стерилизации сразу после выборов, чтобы их зловредное семя больше не распространялось по свету.

— Ничтожные людишки с ничтожными мозгами, — продолжала Энни, — они не имеют ничего общего с ответственными должностями и большими солидными машинами, на которых их возят!

Валь, подставив под свои отекающие щиколотки табуретку, тоже включилась в разговор, рассказав, что с этим сталкивается и ее муж. После чего Аймир поведала о проблемах Дэна, сталкивающегося с теми же трудностями. Но у предпринимателей хотя бы не изымали значительную долю доходов в виде налогов. Смеясь, Эран запоминала все это, понимая, что после гастролей ей предстоит много подобной же возни с бумагами. Уже много британских певцов покинули страну, потерпев поражение от преследований алчных чиновников, старающихся не упустить ни пенни из их заработков. Бена пока проблемы поиска уклонения от уплаты налогов не касались, но было просто стыдно смотреть на то, сколько талантливых музыкантов покидало родную страну.

Это была ее родная страна. В эту секунду Эран наслаждалась, болтая и смеясь с Энни и своей сестрой на уютной кухне у Аймир, наблюдая, как ветер вздымает волны вдалеке в заливе, а легкая белая дымка тончайшего песка врезается в зеленые холмы. После долгого отсутствия Эран стала более осознанно относится к вещам, на которые раньше не обращала внимания, — на природную красоту побережья, на ритмичный людской говор, юмор и непринужденность свободного общения людей, хорошо знающих друг друга. Иногда она чувствовала себя чужой в Великобритании, посторонней… а здесь она была своей. Йетс ошибался, когда писал, что «Ирландия — страна не для стариков». Это страна не для молодых женщин!

Во всяком случае, страна не была такой, когда Эран покидала ее три года назад. Сейчас, как почувствовала Эран, возможно, ситуация меняется… или это менялась она сама? Или это просто короткий приступ ностальгии, который испытывают все иммигранты, когда возвращаются домой?

Домой. Возможно, в отдаленном будущем Ирландия снова станет домом, когда-нибудь молодые люди предпочтут оставаться здесь, потому что это будет динамично развивающийся край. Налоги будут низкие, безработица сократится, люди захотят и смогут здесь остаться. Если со временем здесь разовьется музыкальная индустрия и удастся убедить Бена провести здесь все лето — долгие летние дни на катере Конора, вместе с детьми, которые у них к тому времени появятся, — вот было бы здорово!

Но пока дом Эран был в Хэмстеде, и, хотя прощаться с семьей и друзьями ей было тяжело, она с нетерпением ждала возвращения. Возвращения с Беном, из-за которого все чувствуется по-другому.

— Желтые и голубые или голубые и желтые? — Бен разглядывал узор, который Эран держала перед ним, и просто кипел от нетерпения. — Да какая разница! Мы уезжаем на гастроли на следующей неделе, нас три месяца не будет, какая разница! — воскликнул он.

Они окончательно поссорились. За одну неделю Эран попыталась решить все вопросы по обустройству дома, стараясь запустить работы по ремонту до их отъезда, чтобы было приятно вернуться. Она изучала образцы обоев и обивки мебели, договаривалась насчет самой мебели и советовалась со всеми подряд, от маляров до поставщиков ковров. В эпицентре всего этого хаоса за роялем сидел Бен, пытаясь сочинить новую песню и мысленно настраиваясь на гастроли. Он не мог так просто ехать, ему надо было войти в определенное состояние.

«Правильное» состояние оказывалось очень нервным сочетанием безумной радости и напряжения, из-за которого с Беном стало невероятно трудно общаться. В другое время он бы просто сам посмеялся над неразберихой, которая творилась в доме. Скорее всего, он не обратил бы внимания на беспорядок, на нераспакованные вещи, но сейчас он просто бесился, если не мог найти бумаги, ругался страшными словами, когда телефон не доставили в назначенный день, набросился на несчастного электрика, которому пришлось что-то сверлить в комнате, где Бен пытался работать. Эран понимала, что Бен на взводе, что ему приходится накручивать себя, но все-таки он мог бы проявить чуть больше интереса к ее усилиям. Ну разве это так трудно — сказать, какие цвета лучше?

— Бен, я знаю, что мы уезжаем на гастроли, поэтому я и стараюсь все успеть до отъезда, — сказала Эран.

— Почему это не может подождать до нашего возвращения? — возмущался Бен.

Эран не могла бы рационально объяснить — почему. Все, что она знала, — ей хотелось все обустроить до отъезда, все разложить по местам, устроить уютное место, где можно спать, и есть, и еще работать: развесить картины по стенам, расставить сервизы из фарфора и хрусталя по буфетам, приготовить свежее белье для постели, занавеси для окон, разложить столовые приборы по ящикам. Эран не хотела возвращаться в июле к пустым полкам, ей хотелось вернуться домой. Вот это она и пыталась сделать — обустроить уютный дом для них обоих. Почему же Бен так мало помогал ей и все время спорил? Неожиданно слезы появились у нее на глазах.

— Отлично. Я сама разберусь с расцветкой. Я все сама сделаю, только потом не жалуйся, если тебе не понравится, — заявила Эран.

Бен увидел, как искривились от обиды ее губы, вздохнул и протянул к ней руки. Он не хотел ее обидеть.

— Прости. Я грублю, и ты имеешь полное право отправить меня спать без ужина, если хочешь… только не плачь. Это же всего лишь банка краски, — сказал Бен.

— Это не просто банка краски. Это наш дом, до которого тебе нет никакого дела, — буркнула Эран.

Эран была абсолютно права. Бена это совершенно не интересовало. Но он не мог видеть, как хмурится ее личико, как отчужденно она смотрит на него, слышать боль в ее голосе.

— Желтый. Желтый с голубыми полосками, голубыми геранями и такими же голубыми… спаниелями! Идет? — спросил Бен.

Ее подбородок предательски задрожал.

— Ты смеешься надо мной! — всхлипнула Эран.

— О Господи, да что ты хочешь от меня? Броситься на пол и рыдать? Кельвин придет через час, а мне надо закончить этот кусок, — сказал Бен.

Рассердившись, Эран вырвалась из его объятий.

— Отлично, иди заканчивай. Иди целуйся со своим пианино и со своим Кельвином всю ночь! — закричала она.

Выскочив из комнаты, Эран бросилась наверх, в спальню, и захлопнула дверь. Ну какой же он противный!

Лежа на постели, она громко рыдала, ожидая, что Бен поднимется к ней — просить прощания. Он всегда так делал, когда они изредка ссорились, он так театрально извинялся, что Эран не могла не смеяться и сама извинялась. Бен был неотразим, когда дурачился, подносил к ее носу цветок или прикладывал руки к сердцу, сам смеясь над своими «приколами».

Но на этот раз Эран ждала напрасно. До нее доносились только звуки рояля, а потом послышался голос Кельвина. Схватив свой гобой, она тоже громко заиграла, и полнозвучные мелодии заполнили все вокруг. Она тоже музыкант, такой же, как и Бен!

Но рояль звучал громче, и он затопил все вокруг своей мощью.

ГЛАВА 9

Маленькая Бельгия. Так ее называли во время войны. Маленькая осажденная Бельгия. Опершись о поручни. Эран глядела вперед, но все, что она могла разглядеть, — была лишь серая громада на горизонте. Такая же серая, как и весь окружающий мир, — в этот несчастный день ее двадцатилетия. Бен не мог забыть об этом, он никогда не забывает о чужих днях рождения, значит, он просто игнорирует ее.

Ее тронули за плечо, а когда Эран повернулась, то увидела Кевина Росса. Он опять был их менеджером-распорядителем на гастролях. На этот раз он извинялся из-за парома. Когда у Бена будет громкое имя, они будут летать самолетами, отдельно от группы и реквизита. Но так, по крайней мере, Эран увидит Европу из автобуса, и это очень комфортабельный автобус. Когда-нибудь она будет вспоминать эти гастроли как прекрасное приключение, так что надо постараться насладиться ими.

Эран хотела бы этого. Но как она могла наслаждаться, если Бен все еще не разговаривает с ней? Она мрачно улыбнулась, и Кевин улыбнулся ей в ответ.

— Все переживаешь? — спросил Кевин.

— Кевин, сегодня мой день рождения, а Бен — самый настоящий ублюдок, — выпалила Эран.

Кевин облокотился о поручень рядом с Эран, вид у него был озабоченный и болезненный — из него бы вышел совсем никудышний моряк.

— Послушай, Эран. Это будет долгий тур. И меньше всего мне нужны проблемы в первый же день. У нас нет другого выхода, кроме как собраться с духом и иметь со всеми хорошие отношения. Ты — менеджер Бена и должна понимать, что ему нужна твоя поддержка. Нравится тебе это или нет, но я хочу, чтобы вы ладили между собой, — сказал он.

— Что я могу поделать, если он не разговаривает со мной? — спросила Эран.

— Эран, на нем сейчас многое висит. Завтра вечером ему предстоит выступать перед двухтысячным залом, перед абсолютно незнакомыми людьми, нужно понравиться им, удержать их симпатии. Бен даже не говорит на их языке, он не сможет переброситься с ними репликами, как он делает дома во время выступления, и он не знает, чего ему ожидать. Тебе не придет такое в голову, но он дрейфит! Выступать вживую — это как входить в клетку ко львам: тебя просто размажут по стенке, если почувствуют твой страх, если ты только как-то выдашь себя. Бену завтра надо быть позитивно настроенным, иначе негативная вибрация распространится… по всей Европе, где ему предстоит выступать, когда появятся первые рецензии. Гастроли тогда будут провалены, и, откровенно говоря, причиной этого будешь ты.

— Но, Кевин, он же внизу со всей группой! Ты же не думаешь, что я пойду мириться и целоваться с Беном на виду у тридцати человек! — воскликнула Эран.

— Если я пришлю его сюда, ты постараешься помириться с ним? — спросил Кевин.

— Постараюсь, если он тоже постарается, — буркнула Эран.

Довольный Кевин направился вниз, хватаясь за поручни, хотя море было спокойное. Годы гастрольных поездок не закалили его, а еще больше обострили его чувствительность. Так что через десять минут плавания от Дувра все подшучивали над ним, когда он начал сосать леденцы. Но Кевин был порядочный парень, очень терпеливый и очень популярный среди певцов.

Через несколько минут появился Бен, его руки были засунуты глубоко в карманы шелковой ветровки, кожа его матово отсвечивала в свете луны.

— Эран. Кевин сказал, что тебя тошнит. Ты как? — спросил Бен.

У нее не было никакой морской болезни, но она догадалась об уловке Кевина. Она позволит себе помириться с Беном, не потеряв «лица», как говорят в Китае.

— Да вроде бы я в порядке. Но мне надо побыть на свежем воздухе. Мы почти уже на месте — смотри, это Остенд, — сказала Эран.

Бен равнодушно посмотрел на приближающийся город.

— Остенд, потом Гент, Брюссель, Лилль Дуэ… сорок городов за шестьдесят дней, — сказал он.

Эран засунула руку ему в карман и придвинулась ближе.

— Не волнуйся, Бен, ты их покоришь, — сказала она.

Бен наконец улыбнулся.

— Я думаю, да, если ты мне поможешь. Прости меня, я был таким капризным, — сказал он.

Эран прижалась к его плечу.

— Я тоже. Я хочу, чтобы это было грандиозное лето, Бен, и чтобы мы здорово провели время. Давай больше не будем ссориться, — сказала она.

Хэмстед казался таким далеким отсюда, и ее дом тоже. Остенд был гораздо ближе. А потом Гент, как сказал Бен, Лилль, Дуэ и другие города, о которых Эран даже не слышала… нет, в самом деле, это все было так романтично, как медовый месяц! Правда, в сопровождении тридцати человек, но в начале июля они останутся в каком-нибудь солнечном месте, вдвоем, без посторонних — после окончания тура. Все, кто хотел, могли потом вернуться на автобусе в Англию, но Эран слышала, что несколько человек говорили об отпуске в Испании, Греции или Италии. Тхан уже выбрал Рим, и Бет должна была присоединиться к нему. Но Эран хотелось поехать куда-нибудь подальше, где они были бы только вдвоем с Беном.

— Эран… — сказал Бен.

— Да? — отозвалась она.

— С днем рождения! — шепнул Бен.

Он обнял ее, поцеловал, и словно все его обиды ушли с этим поцелуем — Бен прижался всем телом к ней. В молчании оба застыли на несколько мгновений, наслаждаясь покоем, наблюдая, как их мечты словно материализуются на горизонте.

В Брюсселе на пресс-конференции журналисты говорили на отличном английском языке.

— Что вы хотите сказать вашей музыкой? — спросил один журналист.

— Вы во многом опираетесь на музыкальные идеи прошлого — значит ли это, что вы отвергаете настоящее? — подхватил другой.

— Что ваши современники думают о вас? — Это уже третий.

— А эти костюмы действительно необходимы? Зачем вы надеваете маску, исполняя один из номеров? — настаивал на ответе четвертый.

— У вас есть специальная гимнастическая или танцевальная подготовка? — любопытствовал пятый.

— Вы женаты, у вас есть семья? — Это опять первый журналист…

Джессика Хантер приготовила пресс-релиз на нескольких языках, но журналисты восприняли это равнодушно. Им хотелось пообщаться с живым Беном, оценить, насколько его экстравагантный сценический образ соответствует его реальному характеру. Бельгия не привыкла к исполнителям, которые сочетают в себе виртуозное мастерство пианиста, брутальность Мика Джеггера, невинность Джуди Гарланд и при этом раскрашивают лицо, как египетский фараон, и осыпают публику лепестками роз, и все это в сочетании с выразительной ритмикой тела. У каждого журналиста была своя теория насчет Бена, его считали новым Брелем, Пиаф, даже Бахом, но на самом деле никто не знал, что же он из себя представляет.

В черной футболке, в черных брюках и красных подтяжках, Бен давал свою первую пресс-конференцию и ясно ощущал, что идет она с трудом.

— У меня нет специальной подготовки. Я просто не могу стоять спокойно на месте, когда пою, — отвечал он.

— У вас есть хореограф? — спросил кто-то.

— Нет, — ответил Бен.

— Как вы думаете, Моцарт одобрил бы, что вы используете его мелодии?

— К сожалению, я не могу спросить его об этом, — пошутил Бен.

— Такое впечатление, что вы большой поклонник Марии Каллас? — Еще один «знаток»!

— Да. Я хотел бы с ней познакомиться, — сказал Бен.

— Кто разрабатывает ваш грим?

— Мой менеджер, — ответил Бен.

Он ответил, не задумываясь, и все повернулись к Эран. Раскрасить его лицо, как положено египетскому фараону, было ее идеей. Она пришла Эран в голову накануне вечером под впечатлением богато украшенной витрины в косметическом магазине. Маска в Бруже была идеей Тхана, на которую они наткнулись в поисках интересных открыток. Но Бену понравились обе идеи, и публике тоже…

— Вы очень молодой менеджер, мисс… э-э… Кэмпион, — заметил кто-то.

— Да, но у меня есть диплом о бизнес-образовании, и я сама музыкант, — ответила Эран.

— Она бы предпочла остаться в тени, — сказал Бен.

— Где вы познакомились? — спросил кто-то.

— На уличном рынке в Лондоне, — ответила Эран.

— Ваши отношения сугубо профессиональные?

«Что они лезут не в свое дело?»

Пожилой журналист задал тот самый вопрос, который хотели бы задать большинство присутствующих.

— Очень профессиональные, и я надеюсь — вся группа весьма профессиональна, — сказала Эран.

Острый момент миновал, но Эран поняла, что в будущем ей надо быть настороже. Ее личная жизнь касается только ее и Бена!

— Вы также написали некоторые песни для мистера Хейли? — спросил еще один интервьер.

— Да, а также Кельвин Хагс, — сказала Эран.

Поднялась со своего места Джессика Хантер.

— Дамы и господа, благодарю вас за проявленный к нам интерес. Это было очень приятно. Я боюсь, нам надо отправляться в Лилль, так что если вы не возражаете… — сказала она.

Когда все разошлись, Джессика пригласила официанта, и Эран с волнением услышала, как Бен заказал водку. Было всего одиннадцать утра… Но, в общем-то, пришлось ему нелегко, все-таки это очень большое напряжение. Джессика не ожидала такого интереса, она договаривалась о личных интервью, а не о громадной конференции.

В любом случае, какой позитив, какой успех! И Бен выглядел более счастливым, смеялся и шутил, подзывал Эран к себе, чтобы расцеловать ее, и дразнил ее «чисто профессиональным интересом».

Он был очень возбужден, эмоции переполняли его — Кевин сообщил им, что пластинка «Белая паутина» очень хорошо раскупается во Франции и все билеты на концерт в Лилле проданы. Эран почувствовала, как энтузиазм Бена распространяется на всех, когда он запел «Марсельезу», изображая французский акцент так, что все просто катались от смеха.

— А вот, медам и мусье, мой менеджер, ее звать Эран, она чистый профессионал, я ни капельки не люблю ее… — шутил Бен.

Джессика повернулась к ней, когда он схватил Эран в объятия и стал покрывать ее лицо поцелуями. Джессика славилась отсутствием чувства юмора и настороженно отнеслась к Эран.

— То, что ты сказала, — отлично, я имею в виду насчет только профессиональных отношений. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь думал о Бене как о простом смертном, что у него есть обычная жена, — сказала Джессика.

Оба — и Бен, и Эран — с испугом посмотрели на нее, встревоженные, но совершенно по разным причинам.

В Париже Бен появился в костюме апаша. Кроме боевого раскраса и перьев, на нем больше ничего такого особенного и не было. Внизу, напротив сцены, Тхан и другой охранник с трудом сдерживали девчонок-подростков, с визгом пытающихся пробраться к Бену на сцену. Для Кевина Росса, из-за кулис наблюдающего за происходящим, их вопли звучали сладкой музыкой.

Экстравагантные парики не только усиливали зрительный эффект, они позволяли добавлять очень выразительные акценты в смешение исторических пластов, каждый вечер словно добавляя какое-то особое творческое измерение. Собирание акссесуаров и реквизита стало для всей группы особым развлечением, все принялись приносить различные диковинки: шляпы, кружева, перья, бижутерию — всякий раз, когда отправлялись за покупками. За годы работы Кевин наблюдал, как во время долгих гастролей исполнитель, музыканты и вся группа в целом уставали, репетиции становились все более монотонными, пока наконец скука не становилась очевидной и не начинало сказываться ее разрушительное воздействие. Но он не мог представить себе, что Бен выйдет на сцену в той же одежде, что и его фанаты, что он будет выглядеть так, как будто собирается подстригать газон или чинить кран в кухне. Его голос был самодостаточен сам по себе, чтобы Бен мог себе такое позволить. Но для Бена это казалось невозможным — он не выносил ординарности.

Бену требовалось, чтобы публика была вовлечена в действо на каждом уровне, он хотел, чтобы они не просто развлекались, а чтобы они были заинтригованны, озадаченны и раскованны. Набор различных трико, разработанных в Лондоне, был только основой для полета фантазии. При хорошем воображении их можно было трансформировать во что угодно, а воображение Бена не знало границ. Сейчас у каждого его шоу был свой стиль, свой цвет, собственная тема. Каждый новый город чувствовал, что его ждет что-то особенное. После семи шоу Бен уже использовал двадцать четыре пары летардов и двадцать пар своих любимых танцевальных балетных туфель, и, хотя сегодня он танцевал босиком, Кевин сделал пометку о том, что нужно будет сделать дополнительные поставки реквизита. Стоимость тура, похоже, превысит запланированную, но это было хорошей инвестицией.

Последним по очереди, но не по значению, было то, что зрители «раскрывали» для себя Бена. В костюмах он мог прятать свою истинную сущность, держать ее в недосягаемости, при этом проявляя ту или иную особенность своей натуры в зависимости от настроения. Эран занималась гримом и получала огромное удовольствие от этого, и Кевин не мог не улыбаться, когда наблюдал за тем, как Эран смотрит на Бена.

Они не подозревали, что этот период своей жизни они запомнят навсегда. Чем выше будет подниматься Бен по лестнице славы, тем больше вещей будет отвлекать и опутывать их, сплетая жизни Эран и Бена в паутину управленческих и финансовых вопросов, инвестиций и технологий, всего, что связано с большим бизнесом. Бен сам по себе станет большим предприятием, а Эран придется управлять им, и это может быть для нее большой обузой. Но это все им только предстоит. А сейчас они были молодыми влюбленными, они были в Париже, где все казалось чистым и прозрачным, свободным от любых сложностей.

Выдержат ли их взаимоотношения испытания или изменятся? Или они перерастут во что-то большее, Эран и Бен справятся со стрессами, с постоянными разъездами, с деньгами, которые разрушили уже столько же любовных пар, скольким они же и помогли? Собственный брак Кевина пошел ко дну много лет назад, разбившись о рифы кочевой жизни, жизни ночной и постоянных требований бизнеса. Половина группы была в разводе или жили по отдельности, два или три музыканта находились в паутине склочных бракоразводных процессов.

Эран была очень сильной как профессионал. У нее хорошие мозги, и она быстро училась. Но Кевин не был уверен, была ли она настолько же сильной и в личной жизни. И если многие современные женщины требовали независимости, признавали это самой главной частью своей жизни, то Эран была другой: ей в первую очередь была нужна любовь и защита. Бен-исполнитель был очень важен для нее, но Бен-мужчина был для нее опасен… Рано или поздно Эран захочется надеть на палец обручальное кольцо, завести семью, детей, а для Бена это будет время, когда вокруг него будут ходить хороводы роскошных девиц-фанаток, готовых провести с ним хоть одну ночь.

Бен был сильно влюблен в Эран. Это проявлялось во всех мелочах, во взглядах и прикосновениях, в объятиях и улыбках, в том, что трудно передать словами, но что говорит само за себя лучше всяких слов. Само присутствие Эран придавало Бену силы выражать такую гамму эмоций в своей музыке — от нежности до страсти, от целомудрия до оскорбительной брутальности. С точки зрения техники исполнения он был перфекционистом, но Бен никогда не «насиловал» мелодию. Он знал цену пространству и спонтанности — и ирония была в том, что однажды это могло оказать на Эран обратное воздействие. Понимает ли она, какую тяжкую ношу на себя взяла? В ее-то двадцать лет — вряд ли! Сегодня вечером ее воздушный змей летит высоко в небе и, возможно, она полагает, что так будет всегда. Но с воздушными змеями так не бывает: они взмывают и падают, воспаряют вновь и опять стремительно падают. Для того чтобы управлять ими, необходимы навыки, терпение, опыт.

Сказать ли ей об этом? Следует ли ему предупредить Эран? Кевин подумал, что да, он просто обязан… Но не сегодня. Не сейчас, когда ее лицо сияет радостью и любовью. Каждому нужен этот период в жизни, период абсолютного счастья. Даже если он был очень короткий, сами воспоминания о нем позволяли просто выживать впоследствии, когда пламя затухало и любовные огни угасали…

Бен лежал на спине, и на его лице было отстраненное выражение, которое говорило, что шоу уже закончено и занавес опущен. Рядом с ним, опираясь на подушки, сидела Эран и делала записи в дневнике, который она вела с недавнего времени. Она думала, что запомнит каждую деталь этих гастролей, этого волшебного тура, а все говорили — нет, забудет. Через год-два, когда она будет читать свои записи, просматривать фотографии, она сама будет удивляться.

Эран решила сохранить все, радуясь новому фотоаппарату, который ей подарил Бен. Но фотографии запечатляли только отдельные сцены, моменты; а на этих страницах она зафиксирует мысли, свои чувства. Эран сосредоточенно писала, когда Бен повернулся и положил свою ногу поверх ее ноги.

Что-то, связанное в воспоминаниях с его запястьем, бросилось Эран в глаза, когда Бен отбросил смятую простыню. Его кожа выглядела подчеркнуто смуглой на фоне белой простыни, но это было что-то другое — изгиб запястья, его линия, которые всегда восхищали ее. Очень изящное, очень чувственное.

— Вчерашний вечер был просто потрясающим! — сказал Бен.

Эран не поняла, что он имел в виду — шоу, банкет или тот восхитительный секс, которым они занялись потом. Но ведь вообще все было невероятным вчера!

— Невероятно, да. Я пытаюсь найти слова, чтобы описать все это, но не могу их подыскать, — отозвалась Эран.

— Я чувствую… я чувствую, что я вошел в форму, все словно собралось воедино, — энергично сказал Бен.

— Я согласна. Я как раз думаю, как костюмы и грим расширяют творческие границы. У тебя в шоу есть все элементы оперы, — сказала Эран.

— Это точно. Я начинаю осознавать, что рок-музыка может быть всем, чем ты только пожелаешь! Тебе необязательно быть грубым и неотесанным, грязным, и ненавидеть весь мир, чтобы произвести впечатление. Есть огромное пространство для гораздо большего! Я опасался, что для меня этого будет недостаточно, но сейчас меня это вполне удовлетворяет, — сказал Бен.

— Ну, многие музыканты тоже используют костюмы, как и ты. Элвис, например, делал это. Но я не могу вспомнить никого, кто так же бы лез из шкуры, как ты вчера. Не так уж много есть певцов, которые при этом были бы пианистами такого же уровня, атлетами и танцорами, — отозвалась Эран.

— Я был на высоте? — спросил Бен.

— Полностью. И Кевин тоже. И публика. Но и ноты, и слова были очень естественны… у каждой песни была своя сущность, — сказала Эран.

— Ты не возражаешь, что теперь не только ты пишешь тексты песен, Эран? У тебя нет такого чувства, что о тебе должны больше говорить и больше тебе поручать? — спросил Бен.

— Нет. Не сейчас. У меня много других дел. Сейчас мне хватает дневника, и еще я пишу стихи для тебя. Мне нравится, когда ты поешь мои песни. Я тогда чувствую… Это похоже на то, когда мы занимаемся с тобой любовью. Это просто переполняет меня, — сказала Эран.

— Это все не слишком тяжело для тебя? — спросил Беи.

— Нет! Я не представляю, что на меня такое нашло, когда мы уезжали из Хэмпстеда. Многим ли девушкам удается посмотреть мир так, как мне? — улыбнулась Эран.

Его губы приоткрылись в улыбке, от которой Эран чувствовала себя уверенно и защищенно. Джессика Хантер уже много раз говорила о том, что неровные зубы Бена надо исправить, но Эран думала, что это у нее просто такой пунктик.

— У нас есть целое утро, вернее, то, что от него осталось. Когда мы уезжаем? И куда? В Орлеан? — спросил Бен.

— В три. У нас еще пять часов, — ответила Эран.

Бен сел на подушках и привлек ее к себе.

— Это не так много, ну, давай прикинем, что мы еще можем успеть сделать в Париже? Что ты выберешь — долгий роскошный завтрак или просто перекусить сэндвичем и отправиться гулять по окрестностям? — спросил Бен.

— Сэндвич и окрестности, — сказала Эран.

— Точно, так что давай-ка пошевеливайся! — засмеялся Бен.

«Вот в этом, — подумала Эран с грустью, — и заключается проблема: все время надо пошевеливаться, перемещаться почти каждый день в следующий город, прежде чем толком осмотреться в том, где они уже были. Но в конце концов, это работа, а не отпуск, причем — чудесная работа!»

Франция была фантастической. Испания — чувственной. Германия — немного странной. Берлин принял Бена безоговорочно, но в Мюнхене в публике ощущалось какое-то напряжение, какое-то подозрительное отношение. На следующий день в половине рецензий писали о том, что Бен уродует классику, а в другой половине — что рок прекрасен.

Слишком преисполненный гордостью, внушенной двадцатью предыдущими своими триумфами, Бен прореагировал на одно поражение бравурной песнью:

— На фиг! На фиг всех, высоких и низких, длинных и…

Все рассмеялись и дружно присоединились к нему, кроме Кевина, прирожденного паникера. Он не хотел, чтобы Бен стал сильно задаваться и много из себя воображать. В Швейцарии он забеспокоился еще больше, когда некая дама-критик бросила в лицо Бену:

— Вы нарушаете все правила, мистер Хейли!

— Мадам, они существуют для того, чтобы их нарушать, — парировал Бен, в то время как Тхан был не на шутку встревожен, не собирается ли эта мадам наброситься на музыканта с кулаками. Тхан был очень взволнован, но критикесса в ярости удалилась.

Может быть, это просто действовала погода? Стоял конец мая, с каждым днем становилось все жарче. Из всех городов, где они побывали, Эран больше всего понравилась Барселона. Бен же никак не мог «понять» Зальцбург. Во многих домах были настежь распахнуты окна, за которыми виднелась одна и та же картина: толстые тетки гладили бесконечные груды белья.

— Что это — Австрия — всемирный прачечный центр? — спрашивал он.

Но Зальцбург был родиной Моцарта, и Бен не мог покинуть его, не побывав на каком-нибудь концерте, где исполнялись любимые им произведения. Единственный концерт в тот вечер, который оказался в их распоряжении, проходил в парке. Попурри из популярных мелодий других двух австрийских гигантов, Иоганна Штрауса-старшего и Иоганна Штрауса-младшего, завершалось расхожей мелодией «Голубого Дуная».

— Туристическая мешанина! — бросил Беи.

— Так ты сейчас и есть турист! — заметила Эран.

Бен ворчливо заявил, что Моцарт в «Ковент-Гардене» звучит гораздо лучше. Так он думал, пока не попал в венскую оперу, которая заставила его изменить свое мнение.

— Вот это театр! Вот это дирижер! — восклицал Бен.

Кевин задумался, что ему делать с Беном в Италии, на родине оперы. Когда они туда доберутся, Бену может взбрести в голову выступить в «Ла Скала» в Милане. Он посмотрит на свои залы и будет разочарован.

Но когда они прибыли в Италию, к удивлению Кевина и Эран, Бен спасовал.

— О нет! Я еще десять лет не буду к такому готов! — сказал Бен.

Эран понимала, что он имеет в виду себя как композитора, и вряд ли Бен попадет в «Ла Скала» в качестве исполнителя. Кевин не знал этого, но подумал, что кто-то должен объяснить парню, что скромность — одна из главных добродетелей. В личном общении Бен по-прежнему был очень приятным человеком, но на публике он уже начинал выходить из-под контроля. По мере того как гастроли набирали обороты, их везде сопровождали приемы, банкеты, шампанское лилось рекой, приглашения сыпались отовсюду. По совету Джессики Бен принимал все приглашения и бывал везде, его биография словно резко поднималась вверх, как на воздушном шаре, так что вскоре, подумал Кевин, Эран будет не так-то просто вернуть Бена на землю и заставить остепениться.

Сидя в Венеции за столиком в кафе, подставив спину солнцу, Эран восхищалась Беном, разговаривающим с Тханом и Кевином. Остальные лениво предавались неге на солнышке, но Бен сидел прямо, с напряженным выражением лица, весь собранный, как будто готовясь к прыжку. Впереди — Флоренция, Рим, Неаполь, гастроли стремились к концу, и, похоже, физические силы Бена были уже на исходе. Никто, даже такой молодой и тренированный человек, как Бен, не мог долго выносить нагрузки и противостоять напряжению и стрессу, особенно в такую жару.

После семи недель неотрывного внимания и оценивания критиками Бен буквально не мог расслабиться, и тело, и мозг его были на грани изнеможения.

Он так много отдает, а зрители так много поглощают! Не только фанаты, но и сама труппа, критики, пресса, промоутеры, сотни людей, которые были вовлечены в процесс организации гастролей. Бен был как изучаемое насекомое в лаборатории. Ему был просто необходим перерыв, отдых от всего, чтобы восстановиться физически, ему нужна и духовная подпитка.

Для самой Эран гастроли были сплошным празднеством. Сколько она проживет, она никогда не забудет этих картин: полная луна, восходящая над каналами и лагуной, и крошечный лунный серп над серебристыми водами Женевского озера; магазинчик серебряных изделий в Амстердаме, винный погребок в Гранаде, Лимонная роща под Эзе, вкус вишневого пива в Бруже и запах лавандовых духов в Граасе… Воспоминания мелькали у нее в голове, как бабочки, разноцветные, порхающие, изысканные. В каждом городке Эран выбирала какой-нибудь крошечный сувенир: стеклянный браслет из Милана, который Бен подарил ей; роза со стола в ресторане в Ницце; пенал для ручек из Инсбрука; меню, изрисованное забавными рожицами в один из веселейших «ресторанных» вечеров в Севилье. Здесь, в Италии, Эран хотела бы найти подходящий сундучок для хранения своих драгоценностей, которые напоминали бы ей об этом сияющем лете. Ей хотелось найти один из тех кожаных или деревянных сундучков, о которых рассказывала Джессика: их можно приобрести на Соломенном рынке во Флоренции. Бен смеялся над этой страстью Эран собирать эти забавные безделушки, начиная от ониксового яйца до прозрачного шарфика, но ничто не могло бы разлучить Эран с ее талисманами и сувенирами. Спустя долгие годы, когда газетные вырезки пожелтеют и фотографии выцветут от времени, она сможет прикоснуться к этим мелочам, подержать их в руках, вызвать в себе ощущение этих дней.

Но Бен… или у него будет сейчас отпуск, или проблемы со здоровьем. С апреля он похудел на половину своего веса, он проливал сто потов то на одной, то на другой сцене, а на последнем выступлении, на которое он надел венецианский карнавальный костюм, он чуть не потерял сознание. Он выглядел роскошно, но многочисленные складки фиолетовой ткани были невероятно тяжелыми, они покрывали все его тело, увеличивали тяжесть тюрбана с драпировками; его талия была туго охвачена серебристым ремнем, а лицо скрывала черная маска из папье-машье. Под жаркими лучами прожекторов он с трудом передвигался, пытался отдышаться в перерывах и пропотел насквозь.

Тхан заговорил о своем приближающемся отпуске в Риме. Это был счастливый шанс.

— Мы думали о том, чтобы поехать в Грецию, — сказала Эран.

Греция, так же как и Ирландия, Скандинавия и славянские страны, не входила в гастрольный маршрут. Кевин считал, что не имело смысла валить все в одну кучу для первого турне, не стоило связываться со странами, где были какие-то проблемы — будь то политические обстоятельства или просто небольшое количество населения. В Греции, например, значительная часть жителей была рассеяна по островам, овеваемым морским воздухом, который прописывают все доктора. Бен не испытывал от Греции особого восторга, но, на взгляд Эран, это был идеальный вариант. Просто идиллия!

Тхан заметил выражение ее лица и взгляд, просящий о поддержке.

— Греция — солнце, пляжи, таверны! Акрополь и бузуки! Это будет классный отдых! — воскликнул вьетнамец.

Эран улыбнулась ему и Бену.

— Может, мне поехать и забронировать тур? Мы могли бы улететь из Рима прямо в Афины… ну, пожалуйста, Бен, скажи «да», — попросила она.

Бену было трудно ей отказать, особенно когда она выглядела, как в это утро: глаза Эран сияли, как опалы, волосы блестели на солнце.

— Ну… я не знаю… но это будет немного странно, только мы вдвоем, после такой тусовки! А что, если мы останемся с Тханом и Бет? — спросил Бен.

Он привык быть частью группы, привык к «общему» адреналину. Но Тхан видел, что Эран очень хочется остаться с Беном наедине.

— Нет, у меня отпуск с моей милейшей англичанкой в Риме, а ты поезжай сразу после окончания гастролей с Эран в Грецию, — сказал Тхан.

Бен откинулся на спинку стула, слишком уставший, чтобы спорить.

— Ну хорошо. Поедем в Грецию. Но только не на какой-нибудь заброшенный остров, где никогда ничего не происходит, — сказал он.

Эран как раз подумала, что это было бы то, что надо, — Киа, Сифнос или Эбея, каждый из которых она тщательно изучила по путеводителю. Очевидно, они не смогут поехать на материковую часть в июле — все говорят, что там настоящее пекло.

Значит, компромисс. Большой остров. Со множеством укромных уголков…

— Как насчет Крита? Все говорят, что он очень красивый и там полно развлечений — купание, яхта, все, что угодно, — сказала Эран.

Казалось, тело Бена неожиданно стало совсем бескостным, когда он допил свое пиво и расслабленно обвис на стуле.

— Хорошо. Если мы можем улететь прямо отсюда, а то мне кажется, что я больше не выдержу переездов. Ты это организуешь, пышечка? — спросил Бен.

Эран нравилось это прозвище, которым Бен иногда ее называл. Ей нравилось устраивать для него что-то хорошее, она чувствовала себя нужной, полезной, взрослой. Когда они приедут на Крит, Бен будет ей благодарен, что она выбрала такое подходящее место для отдыха.

— Хорошо. А ты знаешь, что «трубы Пана» родом из Греции? Это были самые первые гобои. Это очень музыкальная страна, — сказала Эран.

— Правда? — спросил Бен.

Эран сама только вчера узнала об этом, но подумала, что это может развлечь его. Естественно, Бен не споет больше ни одной ноты этим летом, если она как-то может повлиять на него. Певцы, которые перенапрягают свой голос, мучаются потом от утолщения связок, которые бывают не только очень болезненными, но и периодически воспаляются. Напрягать его голос — все равно что поставить ящик кирпичей на хрупкую китайскую вазу.

Подавшись вперед, Кевин подхватил:

— Тебе нужен полный покой и хороший отдых. Я хочу, чтобы у тебя был абсолютный перерыв в делах и чтобы ты делал все, что скажет Эран.

Ко всеобщему удивлению, Бен свирепо посмотрел на него:

— Кевин, Эран не моя мать, и я не ее ребенок.

Очень быстро, как бы случайно, Эран перевела взгляд на купол собора Святого Марка, на проплывающие мимо гондолы.

— Я собираюсь просто купаться и загорать, а Бен может делать все, что захочет, — сказала она.

Вот так и надо управлять мужчинами, говорила ей Аймир. Ты даешь им иллюзию свободы, ощущение того, что они все решают сами, даже когда это не так. Большинство из них и пяти минут не могут пробыть в этом состоянии, но им важно просто сознавать, что правила диктуют они. Это была маленькая игра, в которую играют люди, — глупая игра, которую феминистки игнорируют, но у них и нет таких парней, как Бен!

Естественно, что вскоре Бен опять уже всем улыбался.

— Да, я хочу взять напрокат мотоцикл и научиться кататься на водных лыжах. Там, на Крите, это все есть, наверное? — спросил он.

Не имевшая об этом ни малейшего понятия, Эран уверенно закивала головой:

— Да, мотоциклы, магазины, ночные клубы, все, что пожелаешь. Всего три концерта — и ты будешь свободен, как птица! Ты уже придумал темы для Флоренции и для Рима? — спросила она.

— Да. Возрождение для Флоренции и гладиаторы — для Рима. Пора нам искать нужный реквизит, — сказал Бен.

Эран знала, когда он говорит «нам», он имеет в виду ее. Бен будет очень занят с репетициями, он не может все делать сам. Настолько же, насколько ему нравилась аура независимости, настолько же он на деле зависел от окружающей его команды. Как цирковые акробаты, они должны были работать все вместе, чтобы удержать Бена на вершине. Он преодолел миллионы миль от улицы в Северном районе Лондона с тех дней, когда во всем мире был только он — и пианино.

* * *

Это было просто сверхъестественно, думала Эран четыре дня спустя в Неаполе. Как будто прочитав ее мысли, Бен распрощался со всем, что стало частью его тщательно разработанного действа. Одетый в обычные черные брюки к в белую рубашку без воротника, застегнутую до верхней пуговицы, он просто вышел на сцену, сел за инструмент, освещаемый одиноким лучом прожектора, и заиграл. Озадаченная Публика замерла в недоумении. Многие из них купили билеты, узнав, что их ожидает зрелищное представление, а сцена была темна, музыканты — неразличимы. Потребовалось значительное время, чтобы до всех дошло, что сегодня главной будет музыка, и не все это одинаково восприняли. Даже когда Бен, удерживая микрофон обеими руками, пел самым задушевным, самым доверительным за весь тур голосом, Эран чувствовала общее недоумение. Почему Неаполь лишили того, что было представлено в каждом городе? Было ли это специально подстроено? Бен ничего не объяснил, он вообще ничего не сказал потом по поводу того, что некоторые зрители были в восторге, а те, кто пришел развлечься, — ушли сбитые с толку и рассерженные. На следующий день рецензии были весьма двусмысленными, они намекали, что если «Бен Хейли — исполнитель классики, рядящийся под рокера, играющий и дразнящий тех, кто пришел его послушать, забавляющийся фактически со всеми жанрами, от которых зависит его карьера, и если он лелеет амбиции о выступлениях в камерных салонах и в Альберт-Холле, то пусть уезжает обратно в свою Англию и занимается этим там».

Кевин, который умолял Бена этого не делать, был просто в ярости. Джессика сразу после концерта улетела в Лондон, а Тхан посоветовал Бену немедленно уезжать из Италии, пока не пришлось защищать певца от разозленных поклонников, заполнивших гостиницы на следующее утро. Эран понимала, почему Бен это сделал, но не знала — то ли ей сердиться на него, то ли восхищаться им. Это был очень провокационный жест, но он был неподражаем! Улыбаясь, Бен попрощался с труппой, сел в такси и поехал в аэропорт. Четыре часа спустя его самолет приземлился на Крите, где о нем никто никогда не слышал.

С первого взгляда, с первой минуты Эран ощутила родство с Критом, что-то в ней потянулось к этой земле спящих гигантов… В центре острова вздымались горы из разогретого солнцем марева — лиловые, розоватые, охряные, опоясанные уступами террас с древними системами ирригации, с теснившимися на них белыми кубиками деревень. От подножия гор веером простирались бесконечные банановые и оливковые плантации, сверкающие под солнцем вдоль всей дороги, вплоть до топазовых пляжей, омываемых самым синим в мире морем, какое только видела Эран.

Горячий сухой воздух, насыщенный запахом меда и олеандров, словно застыл в вечном молчании. Все голубые ставни окон были захлопнуты от жары, каждый подоконник был украшен пылающей алой геранью, на жаре лениво растянулись кошки. В промежутке с позднего утра и до раннего вечера ничто вокруг не шевелилось, не дрожал ни один лист. Первый день Эран так и просидела на солнце, передвигаясь только вслед за слабой тенью: термометр показывал сорок градусов по Цельсию.

Это словно было разновидностью паралича, и Эран обнаружила, что, не сопротивляясь, поддалась ему. Какие бы красоты природы ни предлагал Крит, было немыслимо выйти на улицу в такую жару — от самой мысли отправиться в ближайший магазин или таверну кружилась голова. Через три дня, очнувшись от этой комы, Эран обнаружила, что Бен чем-то удручен и расстроен.

Его не мучила жара, но список других его проблем был весьма значительный. Его замучили москиты. Его угнетал вид женщин в длинной черной одежде. Его бесил соленый душ. Он нигде не мог найти пианино. Он ни слова не понимал по-гречески. Он никак не мог понять, зачем Эран затащила его сюда?

— Милый, это же курорт, — сказала Эран.

— Мне скучно, — сказал он в ответ.

Эран нахмурилась в тревоге. Будучи слишком молодой, она не представляла себе, что в тот же самый момент по всей Европе многие мужчины говорят примерно то же самое. В то время как миллионы женщины, подобно ей, наслаждались, растянувшись на пляжах от Брайтона до Биарицца, гордые своими любовными романами, миллионы мужчин ныли и слонялись вокруг, обвиняя своих партнерш, которые затащили их в эти «чертовы дыры». Причем это всегда была вина женщин!

— Возьми напрокат мотоцикл и развейся, — предложила Эран.

Бен так и сделал, но по дороге он попал в аварию и вернулся весь исцарапанный, покрытый дорожной пылью. С сочувствием Эран осмотрела повреждения.

— Бедный ты мой! Может, вода тебя охладит? — сказала она.

Эран имела в виду бассейн, но Бен бросился в море и выскочил обратно с воплем: от морской соли ссадины горели просто страшно.

— Я ненавижу это место! Ненавижу! — закричал он.

Но Эран решила настоять на своем. Еще пара дней солнечной неги успокоят Бена, умиротворят, как это произошло с ней самой. Завороженная, сонная, погруженная в состояние глубокой релаксации, Эран находила Крит невероятно успокаивающим. И почему это Бену надо вечно суетиться и дергаться?

Против своего желания однажды вечером Эран поплелась вместе с Беном на деревенскую площадь, которая была на расстоянии более километра от их отеля. По мере приближения они услышали звон колоколов и обнаружили, что там происходит празднование свадьбы.

— Ой, посмотри, интересно, это здесь происходит как-то по-другому? — сказала Эран.

На самом деле это было весьма похоже на католическую церемонию, за исключением того, что на священнике был высокий головной убор и у него была длинная борода, а гости осыпали платье невесты монетками, когда она появилась на ступенях церкви, сияя улыбкой, как и все другие невесты всего мира.

— Посмотри, ее мама плачет… А эти девчушки с цветами, это просто прелесть! — восклицала Эран.

Она могла бы смотреть часами, но Бен утащил ее прочь.

— Крит — европейская страна, Эран. Я уверен, их традиции очень похожи на наши, мы же не в Свазиленде, — сказал он.

— О Бен! Я чувствую, что Крит — это что-то особенное! Я люблю его.

Это был такой прекрасный, ленивый остров, все люди здесь такие приветливые, аромат тимьяна и гибискуса, как опиум, пропитал воздух и доводил Эран почти до состояния транса. Вид маленьких шлюпок и лодок напоминал ей Ирландию, но в Ирландии солнце не прожаривало тебя до костей, никто по вечерам не ужинал на улице в легкомысленных летних платьях, не купался в море, теплом даже при лунном свете. К концу недели Эран была полностью очарована, чувства ее были притуплены от бесконечной жары, от насыщенных цветочных ароматов, от местного вика, от которого она становилась такой сонной, что едва шевелила языком.

Надо было признать, что Бен был прав, когда говорил, что здесь совсем нечего делать. Событием дня становилась покупка дынь у старика, которые он привозил в плетеных корзинах, переброшенных через спину ослика. По вечерам они часто ужинали в прибрежной таверне, где море ласкало их ноги, они выбирали среди свежепойманных осьминогов какого-нибудь себе на ужин; иногда их сопровождал местный музыкант, играющий на скрипке.

— Правда, романтично, Бен? — мурлыкала Эран.

Он мрачно посмотрел на нее, не отвечая.

— Ну, перестань дуться… ты просто упрямишься, — сказала Эран.

Протянув руку с рюмкой метаксы через стол, за которым они сидели, Эран дотронулась до его руки.

— Улыбнись мне, — попросила она.

Через силу Бен как-то криво улыбнулся.

— А еще шире? Вот так-то лучше… послушай, а давай завтра покатаемся на лодке? Тут возят на разные острова. Я слышала, Дна — прелестный остров, настоящие тропики, там даже пальмы растут! — сказала Эран.

На следующее утро в бирюзовой рассветной дымке они отправились на деревянной шхуне по сверкающей сапфировой воде. Бен, смуглый, с темными, словно лакричными, глазами, в одних шортах и сандалях, выглядел просто прекрасно.

Несмотря на сопротивление Бена, отдых все же очень хорошо влиял на него.

Праздность восстанавливала его силы, соленый жаркий воздух насыщал тело здоровьем. На Эран же он производил странный эффект. По мере того как лодка удалялась от берега в сторону Диа, ее мысли, сознание словно растаяли.

Остров Диа оказался настоящей печкой, песок так и горел под ногами. Они расстелили полотенца и улеглись на них. Кроме как плавать, здесь больше абсолютно нечего было делать.

— Да это настоящий рай! — пробормотала Эран.

Мрачно Бен согласился, раз уж столько людей так думают. Правда, здесь было не так уж много народу, чтобы это подтвердить; буквально весь остров был в их распоряжении. Повернувшись на бок, Эран поцеловала Бена, глубоко вздохнула и задремала. Никогда в жизни она столько не спала, как за последние дни. Не только спала, но и забывала и теряла свои вещи, бродила, как зомби. Турне оказалось более изматывающим, чем она ожидала. Когда оно закончилось, Эран уже с трудом могла произнести несколько связных слов и едва помнила свое имя. Впрочем, для этого и нужен отпуск — чтобы все пришло в норму.

Когда Эран проснулась через два часа. Бен по-прежнему сидел рядом, злобно уставившись на море.

— Бен? Ты просидел так все это время? Я думала, ты пойдешь плавать или побродить по окрестностям, — сказала Эран.

— Нет, — отрезал Бен.

— А что ты делаешь? Читаешь? — сонно спросила она.

Но книжка, которую Бен принес в пляжной сумке, осталась нетронутой.

— Ничего, я просто думаю, — сказал он.

— Два часа подряд? О чем же? — улыбнулась Эран.

— О тебе, — сказал он.

Бен внимательно посмотрел на нее, и Эран стало очень приятно. Иногда было невозможно удержать его внимание даже на две минуты, а тут он провел два часа кряду возле нее, безучастный ко всему остальному? Точно, этот остров был правильной идеей! Иногда, на пляже. Эран казалось, что Бена интересуют и другие женщины. Роскошные скандинавки и француженки, которые ярко красили губы и надевали украшения, даже когда шли плавать в море или играть в воллейбол, тренируя свои гибкие тела.

У самой Эран были прелестные купальники, и по вечерам она наряжалась — делала прическу, накладывала макияж, но Крит был такой обыденный, это не то место, где вы выставляетесь напоказ и красуетесь перед всеми. Эран казалось, что иностранки выглядят надуто и неестественно, вышагивая на высоких каблуках по песчаным дорожкам и каменистым тропинкам, источая запах духов, когда воздух и так был напоен природными ароматами.

Эран устроилась поуютнее рядом с Беном.

— Давай перекусим, — предложила она.

Лодочник принес им корзину с провизией: помидоры, оливки, кусочки белой феты, бутылочку узо, смешанного с водой. Огромные спелые апельсины, каравай свежего дрожжевого хлеба. Есть все это, сидя на песке, было непростой задачкой, но Эран не возражала, на морском воздухе ей постоянно хотелось есть. Почистив апельсин, она долькой подразнила Бена.

— Осторожно, сок капает! — смеялась она.

Эран наклонилась, чтобы игриво слизнуть струйку сока, стекающего по его подбородку, но Бен оттолкнул ее и вытер подбородок рукой.

— Это так противно! Ешь сама. Я пошел купаться, — буркнул он.

Бен бросился в воду и поплыл, сначала загребая медленно, потом все быстрее, пока не скрылся из виду.

Это был их последний вечер на Крите. В этот день Бену исполнилось двадцать два года. Эран предложила отметить его поездкой в Ираклион на весь день, походить по магазинам, посмотреть на древние развалины. Местные жители говорили, что Чаниа и Ретимнон гораздо интереснее, но до них надо было добираться на два часа дольше.

Когда они добрались до Иераклиона, Бен сморщил нос и зажмурил глаза.

— Ух! — простонал он.

С унынием Эран была вынуждена с ним согласиться. Город был промышленный, грязный, наполненный шумом транспорта. Но почему бы не постараться найти и здесь что-то привлекательное? И зачем Бену постоянно придираться и сокрушаться из-за того, что все не так? То он жаловался на то, что Сталис, где они жили, был слишком тихий, теперь на то, что Ираклион слишком шумный. Казалось, Эран никак не может сделать хоть что-нибудь нормально… Ну должны же здесь быть тихие улочки, какие-то парки и кафе!

— О Бен, смени выражение лица, пожалуйста, — попросила Эран.

— Извини, — бросил Бен.

Но это же выражение опять появилось на его лице, когда они пробирались сквозь сутолку и толпу, потея так, что пыль прилипала к их лицам, а пот заливал глаза, пока они не стали похожи на двух измученных медведей-панд. Вскоре они попали в торговый район, где Эран в отчаянии устремилась в чистую прохладу салона ювелирного магазина.

— Давай купим что-нибудь для Рани? — предложила она.

Бен рассеянно кивнул, когда Эран выбрала прелестный квадратный золотой кулончик для Рани. Потом другой — для Аймир. Потом брошку для Молли, серьги для Валь, булавку для шарфа в подарок Диве. Все, что угодно, лишь бы подольше оставаться в прохладе этого магазинчика, подальше от ревущих грузовиков, проносящихся мимо по пыльной дороге, все, что могло вызвать интерес Бена. Но, хотя обычно он с большим увлечением выбирал подарки для дорогих ему людей, на этот раз Бен продолжал оставаться равнодушным.

— Что же подарить тебе на день рождение, милый? Что тебе нравится? — спросила Эран.

Бен придавал большое значение дням рождения, всегда отмечал их. Но не в этот раз.

— Пожалуйста, не надо ничего. Я правда ничего не хочу, — сказал он.

Несмотря на его сопротивление, Эран выбрала пару запонок, современных по дизайну, и попросила ювелира выгравировать на них его инициалы. В молчании они ожидали, пока мастер закончит работу.

— Они будут очень хорошо смотреться с простой белой или черной рубашкой — ты будешь носить их чаще, чем думаешь, — сказала Эран.

Потом ювелир долго заворачивал подарок отдельно в белую с голубым бумагу, улыбался, пытаясь что-то лопотать по-английски. Затем пришло время расплачиваться, проделать сложные вычисления с учетом курса.

— О, заплати ему наконец, Эран, — бросил Бен.

Он говорил таким отрывисто-резким тоном, что Эран даже не стала ждать сдачу. Она как будто ходила по магазинам с незнакомцем, ее ранила его нетерпеливость, когда она всего лишь пыталась сделать ему приятный подарок. Что на Бена нашло за последние две недели?

Они упорно плелись на Носсос, где музей и развалины были заполнены толпами американских, немецких, японских туристов, издающих крики радости и фотографирующихся на каждом шагу.

— Нам обязательно это делать? — спросил Бен.

— Нет, если ты не хочешь, только я думала… — Эран смутилась.

— Поедем обратно, в Сталис, — отрезал Бен.

Всю обратную дорогу в такси Эран сидела рядом с Беном, абсолютно несчастная, размышляя о том, насколько один из них наслаждается отпуском, в то время как другой совсем не получает удовольствия. Нет, они не ссорились, но и прежней гармонии не было. Даже в постели по ночам он был каким-то отсутствующим, для него это был просто секс, не любовь. Все, что так восхищало Эран — крошечные белые церквушки и деревеньки, размеренная, спокойная жизнь, — его раздражало. Хотя он ничего не говорил, она знала, что Бен ждет не дождется возвращения в Лондон.

Что же было такого ужасного в средиземноморском отдыхе? Что было плохого в солнце, которое так подходило для его индийской крови? Что было не так в ней самой? В конце концов, Эран не привязывалась ни к какому маршруту, не настаивала на осмотре достопримечательностей, не заставляла Бена делать ничего, что он сам не хотел. Напротив, она сама никогда не была такой послушной, лениво согласной на все его предложения; даже когда он отправился кататься на водных лыжах один, Эран не возражала. Даже когда Бен не сводил глаз с английских и датских девушек в откровенных купальниках, она не устраивала сцен ревности.

Все лето прошло так замечательно. Бен стал маленькой знаменитостью, заработал кучу денег, познакомился с массой новых людей, видел и сделал так много — чего он еще желал? Эран не сердилась на него, но ее все это беспокоило и огорчало.

Ее удручало, что Бен не сделал ей никакого подарка с тех пор, как подарил стеклянный браслетик в Милане. Раньше он повсюду находил какие-то безделушки для Эран, талисманчики, сувенирчики, разные милые мелочи — как знак благодарности за ее труды. Судя по всему, в конце этого замечательного лета они оба вернутся домой в том же пасмурном настроении, в каком его покидали.

Но скоро выходит его новый сингл и клип, и надо начинать работу над альбомом. Возможно, это его развеселит. Очевидно, Бен гораздо более счастлив, когда работает.

В Сталисе Эран принялась собирать вещи, а Бен уселся с книжкой у бассейна. Ей не нужна была помощь, она не возражала делать это сама, все равно Бен больше бы путался под ногами, но было неприятно, что он не предложил свою помощь, сидел так безучастно. В других городах были бы цветы, объятия, улыбки.

Сумеет ли она заставить его хоть улыбнуться до отъезда? Их самолет улетает только в три утра. Они собирались до отъезда поужинать в деревне Элунда. Говорили, что это роскошная местность, разместившаяся у подножия скалы, с рыбным ресторанчиком прямо над морем. Под открытым небом, усеянным звездами, это будет потрясающее наслаждение.

Эран любила Бена. Любила его талант, его душевную теплоту, остроумие, его щедрость. Она никогда прежде не видела его таким выбитым из обычного состояния. Может быть, он заболел, подцепил какую-то инфекцию? Когда они приедут домой, она заставит Бена показаться врачу. А здесь она попробует еще раз развеселить его. Эран не торопясь приняла душ, сделала маникюр, уложила волосы, выбрала для вечера любимое платье — шелковое, цвета черного кофе, украшенное по кромке блестками. Бен всегда говорил, как женственно и сексапильно она в нем выглядит. Они поедут на такси, и Эран надела изящные босоножки.

Когда Бен подошел к ней, он и правда улыбнулся, но как-то задумчиво.

— Ты прекрасно выглядишь, Эран. Платье оттеняет твой загар. Мужчины сегодня вечером просто попадают к твоим ногам, — сказал он.

— Пусть падают. Ты единственный мужчина, которого я хочу, — ответила она.

Он легонько обнял ее, скользнул губами по щеке, улыбнулся, увидев маленькую греческую скрипку, которую Эран приготовила для будущего ребенка Валь.

— Ты всегда обо всем и обо всех думаешь, правда же? — спросил он.

— Ну, малыш еще не скоро станет на ней играть. Но это помогает оставаться близкими людьми… семьи распадаются, если их не пытаются скреплять, как сказала Холли Митчелл. Я и для ее ребятишек кое-что купила, — сказала Эран.

Она не могла понять, почему эта ремарка заставила Бена умолкнуть. Не сказав больше ни слова, он переоделся в одежду, которую Эран выбрала для него, и они отправились светлым вечером в Элунду.

— Господи, Бен, ты хоть когда-нибудь в своей жизни видел такую красоту? — воскликнула Эран.

Как и Эран, Бен не мог отвести глаз от вида, раскинувшегося перед ними на вершине скалы, которую им пришлось преодолеть, чтобы попасть в Элунду. Змеящаяся, изгибающаяся поворотами дорога спустилась к сверкающему огнями серпу бухты. Когда янтарный диск солнца опустился в лиловое море, множество огоньков зажглось в деревушке, и это было совершенно сказочное зрелище. В свете сумерек по усыпанной огоньками светлячков воде к берегу ткнулись последние суденышки. И на смену сумеркам мгновенно пришла темнота. Вверху, высоко в небе, появилась одинокая звезда, серебряный знак ночи.

Несколько минут после того, как они уселись за столом на свои места, Эран ничего не говорила, любуясь резными виноградными листьями, разглядывая в воде рыб, которые подплывали так близко, что их можно было бы потрогать рукой.

— Так вот какое будущее ожидает Данрасвей, — пробормотала она.

Бен взглянул на Эран поверх меню, которое им принес приветливый официант.

— В каком смысле — ожидает? — спросил он.

— По сравнению с настоящим. Там такие же захватывающие дух виды, закаты, прекрасные пляжи, бухточки, горы. Конечно, с погодой там сложнее. Здесь намного теплее, цены ниже, продавцы в магазинах и официанты в ресторанах говорят на нескольких языках, на пляжах ничего не крадут… У Греции много преимуществ. С точки зрения бизнеса, — пояснила Эран.

Бен улыбнулся, несмотря на свое мрачное настроение.

— Твои мозги вообще не отдыхают? — спросил он.

— Да нет же, как раз отдыхают. Ты посмотри, сколько звезд высыпало, Бен! Есть ирландская легенда, по которой каждая звезда — это душа. Душа умершего и попавшего в рай, — сказала Эран.

— Как попадет туда Маргарет Тэтчер? — съязвил Бен.

Эран рассмеялась. По сообщениям из Великобритании, госпожа премьер-министр и в самом деле была довольна собой, дав ощутимый толчок развитию страны.

К досаде Эран, она пропустила выборы, которые состоялись в мае, когда они были в Испании. Ирландцы тоже могли голосовать, но, к ее сожалению, она не смогла воспользоваться своим голосом и помешать планам Гая Хейли.

Как им бы это ни казалось безумным, Эран полагала, что одного ее голоса будет достаточно, чтобы помешать тори на их пути.

Сейчас, когда тори опять обрели власть, Эран живо представляла себе Гая — с самодовольной ухмылкой на лице, грозящего вымести всех бездомных с улиц, отправить всех Патриков и Патриций обратно в Ирландию, где им и место. Для врача у Гая Хейли была поразительно черствая душа. Если она когда-нибудь забеременеет, подумала Эран, отец Бена будет последним гинекологом в мире, к которому она обратится. Естественно, его собственная жена приехала в Англию не в отчаянных поисках работы, а изучать медицину, они поженились в год окончания ее учебы. Гаю никогда не приходило в голову, что большинство иммигрантов из стран, которые он называл колониями, приехали, потому что их там учили, даже заставляли их верить, что Англия — их научная база.

Веками Британия правила Ирландией, Индией, Канадой, Австралией, Южной Африкой, даже такими бесплодными местами, как Цейлон и Гайана. И нельзя было так просто однажды обвинить этих людей, возложить на них ответственность, заставить их жить самостоятельно, когда им веками навязывали язык, религию, английские социальные нормы. У людей уже не только вошло в привычку смотреть, как что-то делают в Лондоне, они просто не представляли себе жизни без этого образца. Если только вы умели разговаривать по-английски, а в вашей собственной стране не было перспектив, и вопросов не возникало о том, чтобы не поискать работу в Англии. Эран очень мало знала о Маргарет Тэтчер, но, когда она думала о дочери бакалейщика, поднявшейся до такого государственного поста, она не могла не думать, что страну ждут великие перемены.

— Я думаю, восьмидесятые годы будут совсем другими, Бен, — сказала Эран.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Ну… это просто ощущение. Всегда кажется, что новое десятилетие будет более активным, чем предыдущее, никто же не думает о периодах безвременья! Я имею в виду то, что двадцатые, сороковые и шестидесятые все вспоминают как сильные, энергичные, яркие годы, в то время как тридцатые, пятидесятые и семидесятые ничем особенным не запомнились… — Эран умолкла.

Но Бен был не уверен, правильно ли они друг друга поняли.

— Ты думаешь, что восьмидесятые годы тоже буду яркими? — уточнил он.

— Да, такими, как эта Маргарет Тэтчер! Уверенная в себе, умная, организованная. И вполне материальная, земная, как все тори… — сказала Эран.

— А как ты думаешь, все это повлияет на музыку? — спросил Бен.

— Думаю, люди будут тратить больше денег на покупку музыкальных записей. У людей будет море разных записей, это будет свидетельствовать об их благополучии, — сказала Эран.

Бен выглядел несчастным.

— Тогда мне придется сделать выбор: писать ли для коммерческих целей или работать для души, даже если я плохо кончу, — заметил он.

— Думаю, надо работать для коммерческих целей так долго, как ты сможешь. А потом, когда жизнь предоставит такую возможность, будешь работать и для души. Я тебе это и раньше говорила, Бен, — напомнила Эран.

— Знаю. Я бы даже и не пытался, если бы это было не так важно для тебя. Ты можешь все отлично предвидеть и просчитать. Я же совсем другой, — сказал Бен.

— Поэтому я — твой менеджер. Я тебе уже говорила, что выросла в очень сложных условиях и не хочу вновь оказаться в таком же положении. Мой отец говорил, что деньги дают свободу и силу, и он оказался прав. Когда у тебя есть деньги, это значительно расширяет твои возможности, — заметила Эран.

— Это так. Но я не собираюсь продавать себя ни за какие деньги, — заявил Бен.

— Да не принимай ты все так всерьез! Писать рок, ведь это здорово! Тебе двадцать два года, ты отлично проводишь время. Мы оба развлекаемся. Когда тебе будет тридцать лет, ты найдешь утешение в чем-то другом, — улыбнулась Эран.

Бен пристально посмотрел на нее:

— А ты действительно подарок для меня, Эран. Ты даешь мне почву под ногами и одновременно заставляешь меня смотреть в будущее. Мне бы так хотелось, чтобы…

Чего? Чего же ему бы так хотелось? Чтобы он лучше отдохнул на этом острове, настроился с ней на одну волну? Эран взяла его за руку. Было еще не слишком поздно… Эта последняя их ночь здесь могла бы быть просто потрясающей!

— О чем ты думаешь, Бен? Что тебя беспокоит? Если это наши последние несколько недель, то забудь об этом. Давай прекрасно проведем хоть эту ночь. Пусть она нам запомнится, а все плохое сотрется из нашей памяти. Мы просто очень устали, — сказала она.

Бен не ответил, подождав, пока официант не поставил на стол принесенных кальмаров, хлеб, лимоны и золотистое вино. Едва попробовав еду, Эран поняла, что их только что выловили из океана, а лимоны были такими свежими, что еще ощущалось благоухание их листьев. Несмотря на простоту, Эран считала критскую еду отличной, и ей хотелось бы, чтобы и Бену она понравилась. Но у него, похоже, совсем не было аппетита.

— Бен, это очень вкусно! Ну, попробуй, пожалуйста… Я не получаю удовольствия, если тебе это не нравится, — сказала Эран.

Когда она положила вилку, Бен так сильно сжал ее руку, что ей стало больно. Как в этой романтичной обстановке Бен мог так свирепо выглядеть, так плохо себя чувствовать?

— Ты себе и не представляешь, Эран, как мне плохо! Я себя ненавижу, чувствую виноватым, но… — Бен запнулся.

Он не стал продолжать и просто поднял на Эран глаза, переполненные болью и горечью.

— Бен, но это всего лишь отпуск! Жаль, что тебе не понравилось, но ты ведь и не пытался отдыхать, — сказала Эран.

— Я пытался, Эран. Я знаю, ты так не считаешь, но это правда. — Бен говорил сердитым тоном.

— Но если так, плохо, конечно, но это еще не конец света, — заметила Эран.

Бен сделал глубокий вдох, помедлил и заговорил тихим, скорбным голосом, как будто они были на похоронах очень дорогого человека.

— Эран, это конец, — выговорил он.

— Это… что? — Эран не поняла.

— Конец, Эран. Может, и не всего, надеюсь… Но для нас — это конец пути. — Бен опустил глаза.

Эран сидела неподвижно. Как будто ледяной жезл спустился свыше и поразил ее — нельзя было чувствовать себя более потерянной в этом мире!

— Для нас? — еле выговорила она.

— Для тебя и для меня. Нашей совместной жизни, нашей… О Боже! Как я могу говорить все это? — Бен опять умолк.

— Это? Что — это? — У Эран сел голос.

Эран знала, что ее слова прозвучали бессмысленно, но так же звучали и его слова.

— Эран, мы провели два чудесных года вместе. Ты доставляла мне огромную радость, будучи моей девушкой, а уж в роли менеджера ты была просто незаменима. Но в качестве твоего любовника, твоего спутника жизни, Эран, я… Я так больше не могу. Мы больше не можем! — Бен не мог найти слова.

Эран казалось, что Бен издает невнятные звуки, но слова были неразличимы. Ее рука лежала на его руке, как маленький мертвый зверек.

Долгое время Бен смотрел на океан, затем снова взглянул на Эран темными глазами убийцы.

— Тут… тут везде знамения, Эран! Все это — знамения!

Знамения? Это что, какая-то игра, ориентирование по карте или охота, и, если следовать знакам, ты будешь в безопасности и выиграешь? Не будешь больше чувствовать безумного животного страха?

— Да какие знамения? О чем ты говоришь? — Эран еле могла говорить сама.

Бен все еще держал ее руку, массировал ее, словно Эран была больна.

— Да разве ты сама ничего не видишь? Не замечаешь, что с тобой происходит? — спросил он.

— Нет, Бен. Скажи же мне, что происходит со мной, — тупо попросила Эран.

Ее голос был хрупким и ломким, как стекло.

— Эран, ты… Ты гнездишься! Ты вьешь гнездышко! — воскликнул Бен.

— Гнездишься… — Это слово упало на стол, словно камешек.

— Да… Гнездишься, одомашниваешься, да назови это как хочешь… Это когда женщина хочет вести оседлый образ жизни с мужчиной, иметь собственный дом, выйти замуж, нарожать детей. Я могу это понять, но… Я не могу тебе дать этого! — закричал Бен.

Легкий морской бриз освежил лицо Эран и вернул рассудительность.

— Объясни мне, Бен, какие же знамения ты видел? — спросила она.

— Дом. Мебель. Покупки! Оформление интерьера! Дети Митчеллов! Подарки им и членам моей семьи! Подарок еще не родившемуся ребенку твоей сестры! Свадьба, на которую тебе так хотелось посмотреть! Намеки моей матери… То, что ты перестала все организовывать, стала… сиреной! Этот твой мечтательный взгляд! Беспокойство, когда я употребляю алкоголь или смотрю на других женщин! То, как к тебе относятся Джессика и Кевин! Все это знамения, Эран! — горячо говорил Бен.

Ее лицо вытянулось.

— Бен, ты свободен, абсолютно свободен…

— Мне бы хотелось так думать, но ведь это продолжалось неделями! Началось с нового дома, продолжилось во время турне и усилилось, когда мы приехали сюда! Я испытывал это и видел это каждый день, у меня никогда не было такого безумного страха, такой клаустрофобии, как на этом острове! Эран, я тебя обожаю, но я… я в замешательстве. — Бен умолк.

Эран не находила слов, чтобы ответить ему. В эту прекрасную лунную ночь между ними повисла каменная тишина.

— О Эран… Пожалуйста, не надо… Я так тебя люблю, я не вынесу, что причинил тебе боль, — пробормотал Бен.

Но он не причинил ей боль. Он просто ее убил!

— Это из-за Ирландии, Бен? Из-за поездки к моим родителям? — с трудом спросила Эран.

— Да, и все остальное тоже. Галстуки, обеды, приемы, семьи! Если ты скажешь мне, что я не прав, я с радостью поверю тебе. Но думаю, ты не можешь мне этого сказать, — заключил Бен.

Эран открыла рот, пытаясь ответить, но слова не находились.

— Видишь? Ты даже не понимаешь, что ты делаешь! Но это так. В двадцать лет, по непонятной даже для тебя самой причине, ты хочешь от меня обещаний прочности отношений. Я и вправду люблю тебя, Эран, но не могу ничего обещать. А если пообещаю, то нарушу слово. — Бен махнул рукой.

— Если любишь меня, то не нарушишь, — вырвалось у Эран.

— Но тогда надо признать, что я люблю тебя… недостаточно. Если бы это случилось спустя десять лет, мы бы поженились и завели детей. Но не сейчас. Я сейчас просто не могу! — выкрикнул Бен.

Эран чувствовала боль, но он был честен с ней. Ее мысли и слова уже проглотила обида, реплики автоматически, без обдумывания, срывались с ее губ.

— Ну, тогда тебе нужен новый менеджер, — бросила она.

Бен закусил губы, борясь с собой.

— Не думаешь ли ты, что есть какой-то способ… Ты могла бы… — начал Бен.

— Нет. Я не могла бы, — отрезала Эран.

Их еда осталась нетронутой, а сами они застыли как статуи.

— Мы… Я… Эран, могу ли я что-нибудь сделать? — Бен не понимал, что говорит.

Эран встала.

— Нет, Бен. Как ты говоришь, тут уже ничего сделать нельзя.

Из Элунды в Гераклионский аэропорт, из Гераклиона в Хитроу, из Хитроу в Хэмстед… За все это время Эран не проронила ни слова. Как будто он ехал рядом с изваянием! Бен отчаянно пытался вдохнуть в нее жизнь.

— Ты можешь взять все, что захочешь. Все. Оставь себе дом, поделим все наши деньги, я буду тебе звонить и приходить к тебе в гости. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится… Эран, да скажи хоть что-нибудь! — умолял Бен.

Но Эран так ничего и не сказала, только крепче прижимала к себе кожаный мешочек, купленный во Флоренции и наполненный ее маленькими безделушками: газовый шарфик, яйцо из оникса, засохшая роза — все лежало там.

В бледном свете раннего лондонского утра их дом был притихшим и хмурым. Эран поставила чемодан на ступеньки, достала свой ключ и повернулась к Бену.

— Уходи, Бен. Иди к Рани. Не входи. Не приходи сюда больше. Никогда мне не звони. — Слова Эран казались кристаллами льда.

Бен потянулся было к ней, его глаза были полны слез. Но глаза Эран были сухими и безжизненными. Пустыми, как мраморные глаза греческой статуи…

ГЛАВА 10

День выдался превосходным, сырым, но теплым, думала Аймир, сидя в саду и умиротворенно очищая клубнику. Рано утром прошел дождь, а сейчас облака рассеивались, обнажая лоскутки голубого неба. Как это часто бывает в Ирландии, к вечеру снова засветит солнце, по которому все уже успели соскучиться. Некоторых садовые работы сводили с ума, но Аймир лишь улыбалась, бросая листья в стеклянную чашу, а ягоды — в другую. Она накинула на плечи кардиган, и чувствовала себя превосходно.

Как прекрасен был сад в этом году! В самом центре, вокруг ровной покатой лужайки, росли флоксы, гелиотропы, циннии и капуцины — под тисами, много лет назад посаженными Дэном как защита от ветра. Ближе к дому цвели белые и желтые розы, маленький купидон выглядел притворно застенчиво в цветочном будуаре из голубых лобелий. Время от времени Аймир его купала, очищая от лишая, и в шутку представляла себе, как он смеется, когда она щекочет его мягкой щеткой по пухленькому животику.

Дорогая Эран! Должно быть, она уже дома, загорелая и счастливая после всех дней, проведенных на Крите, на ярком солнце; уже проверяет работу маляров, сделанную в ее отсутствие. Прямо настоящая маленькая помещица! Аймир тоже была в Лондоне, когда ей было двадцать лет, но остановилась она в отеле, с очередями в душах, невкусными продуктами в буфете и скрипящими железными кроватями. Но влюбленным все равно, где жить, а Аймир так же сильно любила Дэна, как Эран сейчас любила Бена. Естественно, что их безумная страсть с годами немного утихла, но даже сейчас, слыша вечером шаги Дэна, Аймир замирала от счастья. В отличие от других мужей, после работы Дэн сразу шел домой, не забредая по дороге в местный паб.

Будет ли таким же Бен? Превратится ли он в мужа, которого заслуживала и так хотела Эран? Аймир никак не могла стряхнуть с себя волнение о надежности их отношений, не могла представить себе музыканта, завязшего в рутине. Однако Бен был неплохим парнем, и агентом его была Эран. Бен, вероятно, понимал, как ему повезло. Если бы только они оба были немного постарше! Дэн посеял небывалый урожай дикого овса, прежде чем заняться ветеринарией. К двадцати шести годам, когда они поженились, он уже знал, что делает, и был готов связать себя серьезными обязательствами. Он был простым милым парнем, в то время как Бен, да поможет ему Бог, был живой мечтой любой женщины. Одним лишь взглядом своих темных глаз он мог бы очаровать любую женщину Лондона.

Даже если эти женщины не были нужны Бену, ему пришлось бы от них отделываться. Если бы Эран была старше, она умела бы с этим справляться, у нее было бы больше опыта, который помог бы ей сладить с таким ярким мужчиной, да и с этими женщинами тоже. Но тогда бы Эран не была тем невинным созданием, которое так привлекает Бена. Интересно, сможет ли Эран сохранить свою душевную невинность? Даже в апреле прошлого года, когда Эран приехала из Лондона, было заметно, что городская жизнь не изменила ее характера. А за всем ее внешним лоском скрывалась все та же робкая натура.

Слишком уж Эран молода. Слишком молода, чтобы вступать в такие серьезные отношения. Слишком молода, чтобы заводить семью. И откуда у нее взялась эта идея? Перед поездкой в Лондон Эран была решительно против брака, поскольку чувствовала, что еще не готова к этому. Видимо, таково было решение сил самой природы, заставляющих молоденьких девушек становиться матерями, когда они совершенно не хотят принимать на себя такую ответственность. Хотя Эран никогда не позволяла природе решать за нее. А может, во всем есть и вина Бена? Возможно, Эран думает, что ребенок навсегда укрепит их отношения, свяжет их обязательствами? Если это так, то она горько ошибается. Многие молодые люди просто бегут от этого. К примеру, в этой деревне когда-то жил парень, который был отцом двух сыновей Дейдры Девлин — а может быть, и два парня, — потому что Дейдра отказалась установить отцовство. Она осталась одна с ребенком на руках, а парень просто исчез.

Аймир была уверена, что Бен так не поступит, родись у них ребенок, но она не думала, что моральный «пистолет», приставленный к виску, порадует Бена. Это не укрепит его любви к Эран. Если бы он хотел завести семью, он бы просто попросил Эран выйти за него замуж.

«Биологическая потребность», — сказала тогда Эран. Ее тоже можно понять. Чувство продолжения рода всегда было силой. Она и сама испытывала это чувство, и давившее на нее, и притягивающее ее, как сильный ветер тянет за собой кустарник, поддавшийся его мощи. Иногда Аймир чувствовала себя такой подавленной, потому что не могла иметь ребенка. Но Эран была еще так молода, и не замужем, она жила в таком большом городе, где смеются над молодыми матерями. Там, в Лондоне, женщины научились контролировать себя — не в том ли, что Эран так хотела иметь?

Иногда в жизни женщин случаются такие моменты. Несмотря на то что они сами говорят обратное, они часто мечтают о ребенке, представляют себе этот маленький розовый комочек, такой хрупкий и нежный в своих руках. Такова природа, инстинкты, что-то первобытное в нас самих. Однако потом все встает на свои места. То же самое будет и с Эран. У нее прекрасный дом в Лондоне, новая интересная работа, счастливая любовь и много денег. Все произошло так быстро…

Возможно, Эран слишком быстро так многого достигла? Думала ли она, что будущий ребенок поможет ей обрести стабильность в ее новой жизни? Если он у нее появится, не будет больше танцев, выпивки, пабов и клубов — может, таким образом Эран и хочет от всего этого отделаться?

Бедная девочка! Она запуталась, заблудилась, пытаясь навести порядок в окружающем ее хаосе. Уклад в Данрасвее вряд ли подготовил Эран к жизни в Лондоне; а семейная жизнь с Молли и Конором была так не похожа на жизнь с Беном. Бен, возможно, тоже запутался. Не многим молодым людям в его возрасте предлагали такие соблазнительные контракты, прочили будущее шоу-звезды и предлагали турне по Европе. Это как выигрыш в лотерею. Не многим удавалось сразу адаптироваться в таких обстоятельствах без чьего-либо разумного совета. Единственное, что нужно сейчас Эран и Бену, — не торопиться и принимать все как есть.

Аймир показалось, что в бухте кто-то ей машет рукой. Щуря глаза от солнца. Аймир встала на цыпочки и стала всматриваться в просвет между тисами. Да, это был Конор, в своей новой лодке, а с ним — еще четверо человек. Одним из них, должно быть, был Дерси, которому так нравилось ловить акул. Трое других, похоже, американцы, приехавшие сегодня утром справиться о лодке, которую, как они слышали, можно здесь одолжить.

Так как была пятница, все лодки уже отвезли вчерашний улов рыбы на рынок и теперь стояли никому не нужные. У Конора выдалось несколько свободных часов, и он наслаждался ими. Аймир помахала ему в ответ, пока он разворачивал свою «Леди Эран» и направлял ее вниз по волнам, гордо стоя на палубе. Никогда раньше Аймир не видела Конора таким гордым, но сейчас, когда у него была своя лодка, он стал совершенно другим человеком. Вместо обычного старого свитера на нем была новенькая синяя тельняшка, которая очень подходила к недавно купленной им бейсболке. Американцам это нравится, специально предупредил его Дэн, они хотят, чтобы ты был частью своей лодки. Теперь Конор и стал ею. Вступи он в яхт-клуб в Шулле, он носил бы яркие спортивные куртки и шарфы, с улыбкой подумала Аймир. Каждый вечер с конца мая у Конора были свои клиенты, и некоторым даже удавалось поймать больших акул. И сейчас Конор был так доволен и горд! Эран сотворила с ним чудо.

Клубника была очищена. Может, испечь пирог или подать охлажденной? С листками мяты… Лениво Аймир сорвала несколько свежих листьев и пошла на кухню, чтобы нарезать их и положить в клубнику. Вот черт, как назло ее руки все в соку, а тут звонит телефон! Облизав пальцы, Аймир сняла трубку.

— Алло? — сказала она.

На другом конце провода послышалось чье-то глубокое дыхание. «Неужели это снова Билл Дэвлин», — подумала Аймир. Этот болван снова ей звонит, как будто никто в деревне не знает, что звонит именно он.

— Билли, тебе пора пить чай. Мама наверняка уже все приготовила. Не шали с телефоном, — сказала Аймир.

Повесив трубку, Аймир подумала, что неплохо бы купить свисток, и в следующий раз у юного хулигана барабанные перепонки лопнут. О Господи, неужели это снова звонит он? Что ж, пусть себе звонит, больше она не подойдет к телефону!.. Телефон стоял рядом, и его настойчивый звон начал раздражать Аймир. Возмущенная, она схватила трубку.

— Послушай, Билли, — начала было она.

— А-а-аймир, нет. Это я, это Э-э-эран! — донеслось из трубки.

— Эран?!

Девушка явно была в истерике, Аймир испугалась.

— О Аймир! Не вешай трубку, это я! — прокричала Эран.

До Аймир вдруг дошло, что это действительно звонит Эран и что та в ужасном состоянии.

— Эран, это ты? Где ты? Что случилось?

Из трубки снова послышались рыдания и вздохи. В одно мгновение Аймир словно превратилась в воспитателя, строгого и спокойного.

— Слушай, Эран, что бы ни случилось, все не так уж плохо. Возьми себя в руки и расскажи, что произошло, — сказала она.

— Б-б-бен! — прорыдала Эран.

— Что сделал Бен? Вы что, поссорились?

— Нет, это… я не могу… приезжай ко мне! Пожалуйста, приезжай! — воскликнула Эран.

И далее последовало такое море слез, что Аймир пришла в ужас. Что бы ни сделал Бен, у Аймир не находилось нужных слов. Не ранена ли Эран, не избил ли ее Бен? Она никогда бы не подумала, что он на это способен!

Эран говорила как сумасшедшая, словно у нее начиналась агония. Аймир быстро взглянула на часы. Четверть пятого. В шесть часов из Корка в Лондон отправляется регулярный рейс.

— Это действительно так серьезно, Эран? Ты хочешь, чтобы я приехала? — переспросила Аймир.

— Да, серьезно, да, я хочу, ты должна, ты мне нужна, о-о-о! — рыдала Эран.

Аймир постаралась не поддаваться панике.

— Хорошо. Эран. Держись. Я уже еду. Ты в Хэмстеде или где? — спросила Аймир.

— В Хэмстеде, — прорыдала девушка.

— Хорошо. Если успею на самолет — я буду у тебя к восьми, в худшем случае к девяти часам, — пообещала Аймир.

Повесив трубку, она ринулась укладывать чемодан, оставила Дэну записку: Эран заболела, но не стоит волноваться, она позвонит ему, как только доберется до места.

Слава Богу, было лето. Школа была закрыта, поэтому Аймир могла спокойно уехать. Она села в машину и умчалась, забыв рассказать обо всем Молли.

С первого взгляда на девушку Аймир показалось, что Бен избил Эран. Ее опухшие глаза были ужасны, лицо пылало, а подбородок дрожал. Не говоря ни слова, Аймир притянула девушку к себе.

— Мое сокровище! Моя бедная девочка, что с тобой произошло? Ну, перестань плакать, я же здесь. Все хорошо, я рядом, — говорила Аймир успокаивающим тоном.

Слезы у Эран потекли градом, и Аймир почувствовала, как намокла ее блузка, когда Эран прижалась к ней лицом так сильно, что Аймир сама с трудом могла дышать. Она в отчаянии подумала, где бы найти доктора? Он тут был явно нужен!

— Пойдем, пойдем со мной, вот так, садись… — приговаривала Аймир.

Словно инвалида, Аймир дотащила Эран до гостиной и усадила ее на диван, встав перед ней на колени и нежно отстранив руки Эран от ее мертвенно-белого лица, скрытого под белокурыми кудрями.

— Теперь сделай глубокий вдох. Медленный и глубокий, вот так… и еще раз… — говорила Аймир.

Постепенно рыдания прекратились, дыхание Эран стало более ровным. Однако голова ее оставалась поникшей, как у тряпичной куклы, как будто у Эран не было сил поднять ее.

— Эран, посмотри на меня! — велела ей Аймир.

Эран посмотрела на Аймир так, как смотрят жертвы несчастных случаев в больницах, когда врачи у них проверяют рефлексы — послушно, но абсолютно инертно.

Поднявшись, Аймир сняла пиджак, потом нежно взяла в свои руки лицо Эран и поцеловала ее в лоб.

— Теперь я пойду приготовлю нам чаю. Где у вас кухня? — спросила она.

В ответ последовали тихие рыдания… Аймир все же нашла кухню, вскипятила чайник и заварила чай. Положив в чашку две ложки сахара, она протянула кружку Эран, вспомнив, что сахар помогает при шоках. Как робот, Эран послушно поднесла чашку ко рту, сделала глоток и поставила чашку на место.

— Нет. Пей больше. Выпей все! — приказала Аймир.

Если у нее ничего не получится, подумала Аймир, ей придется пойти к соседям, чтобы спросить, как зовут местного врача. Эран медленно опустилась на диван, глаза ее приняли осмысленное выражение, к щекам снова прилила кровь.

— Уже лучше. А теперь, дорогая, ты должна попытаться говорить. Расскажи мне, что же все-таки случилось — во всех подробностях. Ты же знаешь, что мне можно доверять, — сказала Аймир.

Вся дрожа, со слезами на глазах. Эран уставилась в стену и тихо-тихо сказала:

— Бен меня бросил. И я беременна.

Прошло еще целых двадцать четыре часа, прежде чем Аймир, наконец, поняла, что же произошло. Прежде всего выяснилось, что Эран не была полностью уверена, что она беременна. Она без конца повторяла, что чувствует это, однако тест она пока не делала. Просто она пару раз забыла принять свои таблетки на Крите — из-за жары, которая заставила ее забыть об осторожности. Тест можно будет сделать лишь спустя несколько недель, пока же в этом еще не было смысла.

— Эран, ты просто в шоке и расстроена из-за Бена. Ты постоянно об этом думаешь, — заметила Аймир.

— Нет, Аймир. Я чувствую и знаю, что беременна, — возразила Эран.

— Откуда ты можешь это знать? — спросила Аймир.

— Я чувствую, что с моим телом что-то происходит. Я все время хочу спать, хочу есть, чувствую напряженность и вялость одновременно. Я чувствую себя так странно, как будто я — это уже другой человек. Я не могу это описать, но говорю же — я теперь какой-то другой человек, — упрямо сказала Эран.

— Посмотрим. Хотя я в этом сомневаюсь. Однако, если ты окажешься права, надо будет найти Бена и все ему рассказать, — заметила Аймир.

— Аймир… я… я не могу, — простонала Эран.

— Конечно, можешь. Звукозаписывающая компания знает, где он. И Тхан тоже, — возразила Аймир.

— Да, я знаю, где он — он в квартире у Рэни. Я просто не могу ему этого сказать! — воскликнула Эран.

— Почему? — Аймир нахмурилась.

— Потому что с самого начала я дала ему понять, что не буду на него давить. Бен сказал мне, что не хочет детей, я и сама в то время не хотела. Вот из-за этого он и ушел от меня. Он сказал, что еще никогда в жизни ему не было так страшно, — объяснила Эран.

— Да, но он же не мог знать… — начала было Аймир.

— Не мог, но он чувствовал, что что-то происходит, — буркнула Эран.

— А ты сама не знала? Не знала, что он чувствует? — спросила Аймир.

— Нет, я думала и знала, что на Крите Бен не был счастлив. Я думала, что ему просто не терпится вернуться в Лондон. Между нами не было ссор, у него просто очень часто менялось настроение. Как-то раз, давным-давно, мы действительно серьезно поругались, убираясь в доме, но я думала, это все уже в прошлом, — вздохнула Эран.

Аймир тоже вздохнула. Эран была слишком молода, чтобы понять, как деградировал этот мужчина, или просто отказывалась это понимать.

— Значит, все случилось ни с того ни с сего? — уточнила Аймир.

— Да. Бен просто сказал, что ему еще рано «оседать», что он любит меня и ему очень жаль, но все это пока не для него. Аймир, я люблю его, я не могу без него жить! В нем вся моя жизнь, я ушла от Митчеллов, чтобы быть с ним, жизнь Бена стала и моей жизнью. Что мне теперь делать? — Эран трясло.

— Сначала надо выяснить, оставил ли он тебе деньги, хоть какие-то средства к существованию, — сказала Аймир.

Печально! Аймир оглядела этот чудесный новый дом, в который Эран, должно быть, вложила столько усилий. В доме было чисто и уютно. А теперь его нужно будет продавать…

— Бен сказал, что оставит этот дом и даст мне все, что мне только будет нужно, — всхлипнула Эран.

— Это же милостыня! Не забудь, именно ты помогла ему заработать все эти деньги! У тебя есть право на половину всех его денег, — возмутилась Аймир.

— Аймир, я хочу остаться в этом доме, но не хочу спорить по поводу денег. Думаю, будет честно, если Бен будет платить за дом, а все остальное мы поделим поровну. Хотя денег не так уж и много, Аймир. Мы же так много тратили! — Эран махнула рукой.

— Но что-то все-таки осталось? — настаивала Аймир.

— Да. Мне кажется, всех денег хватит примерно до конца следующего года, — сказала Эран.

— Хорошо. А если ты беременна, то когда должен появиться ребенок? В марте или в апреле? — спросила Аймир.

Эран стала считать на пальцах.

— Я думаю, в конце марта, — сказала она.

— У тебя будет достаточно времени, чтобы найти новую работу, сказала Аймир.

— Я не хочу новую работу. Мне нужен Бен! — Эран опять заплакала.

Аймир налила себе очередную чашку чаю, который помогал ей сохранять спокойствие.

— Может, он передумает и вернется? — осторожно спросила она.

Эран безразлично смотрела на ковер.

— Я сказала, чтобы он никогда больше не приходил, — ответила она.

— Что? Зачем ты так сказала?! — Аймир чуть не выронила чашку.

— Потому что… потому что я сама не знала, что говорю! Я думала, что, если он больше не хочет быть со мной, я не позволю ему знать, как сильно я… Ну почему кто-то вообще что-то должен говорить? Почему люди говорят такие глупости при ссоре? — Эран зарыдала.

— Не знаю, Эран. Но я уверена в одном: если Бен является отцом ребенка — он должен знать об этом, — твердо сказала Аймир.

— Я уже сказала — он не хочет иметь детей, и я пообещала, что у нас их пока не будет! Я забеременела ненамеренно — мое тело сделало это за меня! Как будто какая-то неведомая сила подхватила меня и толкнула в эту пропасть, — сказала Эран, плача.

Аймир задумалась:

— Ты ведь говорила, что хочешь иметь семью. Эран?

— Да, говорила, я и хотела! Но это было подсознательно. Я хотела этого сердцем, но не разумом — Господи, у меня все в голове перепуталось!

Вцепившись в подушку, Эран смотрела на Аймир глазами, полными душевной муки и замешательства. В простом летнем платьице, с опухшим от бессонных ночей лицом. Эран была похожа на пятнадцатилетнюю… Она слишком рано потеряла свою любовь, и теперь у нее не было сил бороться. «А у кого эти силы есть?» — размышляла Аймир. Ее собственная мать. Ханнак, преисполненная достоинства женщина, как-то призналась ей, что, овдовев, горевала целых два года, и если бы не ее новорожденная дочь, то просто лишилась бы рассудка.

Дочь. Возможно, и у Эран скоро будет дочь. Или сын. На миг Аймир почувствовала укол зависти. Какими бы ни были обстоятельства, ребенок есть ребенок. Врач, возможно, скажет, что Эран не беременна, но как в свое время Аймир мечтала, чтобы он сказал ей самой обратное. Прошлой ночью, разговаривая по телефону с Дэном, она чуть было не сказала ему о подозрениях Эран. Дэн, конечно, отнесся бы к этому с привычным прагматизмом, приказал бы им не волноваться, но он тоже был бы взволнован. Эран привезла бы ребенка в Данрасвей, а может, и осталась бы там навсегда…

— Эран?

— Да. Аймир?

— А что ты скажешь своей матери? — спросила Аймир.

— О Господи! — Эран схватилась за голову.

— Ну, нужно ведь, чтобы она знала… — Аймир умолкла.

— Нет, Аймир, нет! Не сейчас! Пока я сама не пойму, что со мной дальше будет. Если Молли узнает, что Бен меня бросил, она скажет, что так мне и надо, скатертью ему дорога. А если я беременна, она вообще от меня откажется! Она скажет, что я шлюха, опозорившаяся, как Дейдра Девлин. Отец расстроится и захочет, чтобы я вернулась домой. Но мой дом здесь, — сказала Эран.

— Здесь? — переспросила Аймир.

— Да! Это наш дом, мой и Бена, и все, что в нем находится, тоже, даже пианино. Я не смогу уехать. Кроме того. Данрасвей уже слишком мал для меня, я не смогу там жить, — объяснила Эран.

Аймир пришлось признать, что Эран права. Ее жизнь с Беном уже не сравнится с жизнью в маленькой деревне. Она будет угнетать Эран и сделает ее очень несчастной.

А что же будет с ней здесь? Мать-одиночка, без работы или с работой, но тогда придется отдать ребенка в ясли, где его будут опекать чужие люди. Аймир поняла, что не желает Эран такой жизни.

Надо перестать об этом думать. Ребенка не будет. Как часто ей самой приходилось говорить эти слова Дэну!

Опустившись в кресло, Аймир несколько минут молчала, пытаясь разобраться в себе и скрыть одолевающее ее чувство вины. Эран сидела на диване, не выпуская из рук подушку. На столике, разделявшем их, стояла фотография Бена, беззаботно улыбающегося.

— А как насчет его родителей? — спросила Аймир.

— Дива будет разочарована. А его отец только облегченно вздохнет, — сказала Эран.

— А если им придется стать дедушкой и бабушкой? — усмехнулась Аймир весьма нервно.

— Они не узнают. Никто не узнает, потому что они могут рассказать Бену, и тогда он почувствует себя связанным по рукам и ногам. Я даже с Рани и Тханом не могу больше встречаться, — сказала Эран.

— Но тогда ты останешься одна как раз в тот момент, когда тебе больше всего нужны друзья! — воскликнула Аймир.

— Ну и что! Мне, конечно, не все равно, но шантажировать Бена я не стану. Кроме того, у меня есть ты. Ведь ты не собираешься прямо сейчас уехать, Аймир? — взмолилась Эран.

Аймир и правда не могла уехать до того, как будет сделан тест. Это означает — надо остаться здесь еще на две-три недели. Заметив, как Эран в страхе замерла, Аймир ободрительно ей улыбнулась:

— Конечно нет. Я останусь с тобой до тех пор, пока ты не пойдешь к врачу, пока не отдохнешь и пока не пройдет твой шок. Бедная моя девочка! Я знаю, как много Бен значил для тебя, но он был всего лишь твоим первым парнем, будут и другие — вот увидишь.

Неожиданно Эран повысила голос и решительно произнесла:

— Никогда! Никогда никого у меня не будет, кроме Бена Хейли!

— Тебе только двадцать. Ты встретишь еще много хороших достойных парней. Я знаю, что тебе нужно время, чтобы забыть Бена, но однажды ты проснешься и поймешь, что он уже в прошлом, — заявила Аймир.

— Никогда! Мне никто больше не нужен! Мне нужен Бен!

Как перепуганный ребенок, Эран зарылась лицом в подушку, всхлипывая и повторяя имя Бена снова и снова…

Два дня спустя к Эран пришли Рани и Тхан. Они очень сочувствовали девушке.

— Бен тоже расстроен, Эран. Он говорит, что для него это уже слишком и что все случилось слишком быстро. Почему бы тебе не позволить ему навестить тебя? — спросила Рани.

— Остаться с ним друзьями, ты хочешь сказать? Вести вежливые беседы и притворяться, что все нормально? Рани, но ведь у меня не все нормально! Я подавлена, я не могу ни есть ни пить. Если я хоть на минуту его увижу, я… я… разве вы не понимаете? Мне нужно или все, или ничего. Я никогда бы не смогла быть ему просто другом или просто менеджером, я… — Эран умолкла.

Ее горло вдруг обожгло, словно огнем, и Эран так и не закончила предложение. Не смогла выразить свою боль, свое унижение, свои чувства.

Рани, сестра Бена, была убежденной феминисткой. Она будет переживать за осложнения в карьере брата, но подобная боль и горе останутся для нее загадкой. Неужели Бен — единственный мужчина на всей планете и его нельзя никем заменить? Неужели люди еще не поняли, что он молод и непостоянен? Рани знала, что такое может произойти. И Тхан, с которым сейчас работал Бен, знал — его верность не была вечной. Им нет смысла здесь больше оставаться.

Измотанная до предела, Эран встала.

— Передай Бену, что я напишу ему о наших совместных делах, как только приду в себя. Хорошо, что вы пришли. Со мной сейчас Аймир, и у меня все в порядке, — сказала она.

Молодые люди немного замешкались, пытаясь преодолеть внезапно возникший между ними барьер непонимания. Однако другого выхода, как встать и просто уйти, у них не было. Из коридора Эран слышала, как те говорят Аймир, что девушка сейчас немного не в себе, что ее поведение не поддается логике.

Логика! При чем здесь логика, когда вся жизнь перепуталась, когда мужчина, которого ты любила и кому доверяла, разбил тебе сердце? Думал ли бы Бен о логике, если бы Эран разбила его драгоценный рояль? На какое-то мгновение Эран вдруг захотелось сделать это.

Но у нее не хватило сил. Эран была слишком опустошена, чтобы что-то предпринимать. Звук голосов утих, и вместе с ними утихло все вокруг, пока она не обнаружила себя лежащей на диване, прижимающей к груди подушку. Веки ее отяжелели, и наступило блаженное забвение.

Доктор Крофтон был доволен, как и эти две леди. Та, что постарше, подумал он, должно быть, мать. Во время консультации лицо ее светилось от счастья. Она и сама была еще молода и очень обеспокоена состоянием дочери, которая выглядела настолько бледной, что ее улыбка казалась отрешенной. Подобно многим молодым матерям на ранних стадиях беременности, девушка была немного подавлена.

— Вас с утра подташнивало? Хотите, я выпишу вам больничный лист? — спросил доктор.

— О нет, спасибо. Я временно не работаю, — ответила девушка.

Доктор Крофтон подумал, что это несколько необычно. В наши дни немногие беременные женщины могли позволить себе отдых и заботы о самих себе; напротив, они работали все больше и больше, чтобы доказать главенствующее значение карьеры в их жизни.

— Тогда я бы порекомендовал вам утренние прогулки и полуденный сон, — сказал Крофтон.

Эран казалось, что она могла бы проспать целое столетие.

— По возможности избегайте перенапряжения, необходимо полностью исключить курение и алкоголь, и, если возникнут вопросы, звоните в любое время. И мы договоримся о нашей следующей встрече, — сказал доктор.

Он проводил женщин до регистратуры. В отличие от некоторых матерей-одиночек, эта девочка, очевидно, не была впутана ни в какие дрязги со своим семейством. О ней хорошо позаботятся. И врач простился с ними.

На улице Аймир крепко прижала Эран к себе, в ее глазах блестели слезы радости.

— О Эран, это замечательно! Ты довольна? Несмотря ни на что?

— Да. Я довольна, — вяло ответила Эран.

— Давай найдем уютное кафе, где мы сможем посидеть и обо всем поговорить, — предложила Аймир.

Аймир привела Эран в ближайшее кафе — с розовыми занавесками и светлой плетеной мебелью — и с довольной улыбкой на лице заказала чай и пирожные.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — ласково спросила Аймир.

Как она себя чувствовала? Эран была довольна, даже горда собой, но очень утомлена.

— Я так рада, что ты здесь, со мной, Аймир. Я так взволнована и смущена, не знаю, то ли мне смеяться, то ли плакать. Я — мать! Я собираюсь стать чьей-то матерью… разве не странно это звучит? — Эран удивленно подняла брови.

Мать! Потрясенная в свою очередь. Аймир сидела, размышляя об этом, обдумывая каждое слово.

По расчетам, 29 марта, объявил доктор, у Эран появится сын или дочь.

— Посмотрим, что скажет Дэн, когда все узнает. Да, кстати, о Бене. Теперь тебе надо все ему рассказать. Ты должна это сделать, Эран, — заявила Аймир.

— Нет, — отрезала Эран.

— Но, Эран, он… — Аймир умолкла.

— Нет. Я уже говорила тебе прежде, я не буду шантажировать Бена, — сказала Эран.

— Перестань так говорить! Он все равно узнает. Предположим, что он приедет тебя навестить, скажем на Рождество. Тогда это будет уже заметно, — сказала Аймир.

— Если он приедет по собственной воле, то пусть сам и принимает решение, — отрезала Эран.

Аймир вздохнула. Это походило на попытку переубедить упрямого мула. Если они не прекратят говорить об этом, у Эран снова потекут слезы. Она решила вернуться к этой теме позже.

— А как быть с родителями Бена и с твоими? — спросила она.

— Его родителей я не увижу, а мои живут в Ирландии, — сухо ответила Эран.

— Но ты должна будешь сообщить им! Своим родителям, по крайней мере. Ты не можешь скрывать от них ребенка, — заметила Аймир.

— Нет… но нет никакой необходимости сообщать им прямо сейчас. Папа начнет волноваться, а мать просто сойдет с ума. Она ненавидит Бена, Аймир, и ты это знаешь. Когда Молли услышит, что он оставил меня и что я жду от него ребенка, это будет последней каплей. Я просто не могу пока с ними встречаться, — сказала Эран.

— А что ты собираешься делать? Кто будет заботиться о тебе? Мне очень жаль, но я-то не смогу: я должна ехать домой, в школе скоро начинаются занятия, а тебя нельзя оставить здесь одну! — воскликнула Аймир.

— Аймир, я же не больна. Я могу сама позаботиться о себе, — устало возразила Эран.

— Нет, ты не сможешь! Что, если ты окажешься в безвыходном положении? — настаивала Аймир.

— Тогда я вызову доктора Крофтона, так же как это делают все остальные. Кроме того, Холли Митчелл сейчас в Айлингтоне. Мы хорошие подруги, и она — медсестра, — сказала Эран.

Аймир решила позвонить Холли как можно скорее. Естественно, что Холли не обязана присматривать за девушкой, но, если бы Эран решила остаться в Лондоне, на Холли можно было бы положиться.

— Тебе не кажется, что будет лучше, если мы вместе вернемся домой? Дэн и я будем рады, если ты поживешь у нас. Тебе там будет лучше, чем с родителями, — предложила Аймир.

— О Аймир, ты так добра! Но мой дом — здесь. Я не вернусь в Данрасвей, чтобы не быть обузой и объектом сплетен и чтобы отец Кэрролл не читал мне нотаций о совершенных мною ошибках.

— Ты так говоришь, как будто Данрасвей — самое ужасное место в мире! — удивилась Аймир.

— Разве? Я не имела это в виду. Но я пробую быть последовательной, как ты и хотела! Я знаю, что часть моего сердца навсегда останется в Ирландии. Давай начистоту, Аймир. Эти чувства присущи всем иммигрантам… Я выбрала Лондон, мой дом — здесь, здесь я и останусь. Как однажды сказала Холли: «Не бегать же тебе к мамочке по каждому поводу!»

— И что ты собираешься делать? — спросила Аймир.

Эран как-то неопределенно улыбнулась:

— Буду наслаждаться беременностью. Побуду немного просто лентяйкой.

— А чем занимаются лентяйки? — улыбнулась Аймир.

— Они читают, гуляют, они играют на гобое и размышляют о будущем, — ответила Эран.

— Тебя хоть как-то можно в чем-то убедить? — вздохнула Аймир.

— Мне очень жаль, Аймир. Я знаю, что ты беспокоишься за меня. Ты так добра и снисходительна, а я — так упряма и глупа.

Эран выглядела настолько обескураженной, что Аймир улыбнулась:

— Потому что ты — это ты, Эран.

Дэн был просто изумлен.

— Да, Дэн, Эран все еще боготворит Бена! Возможно, именно поэтому она хочет остаться в Лондоне. Ведь Бен — там. Я пыталась ее уговорить, но Эран приняла решение. Она и так волнуется, и я не хотела расстраивать ее, — сказала Аймир мужу.

— Ты должна была настоять. Заставить ее вернуться с тобой! — сказал Дэниэл.

— Дэн, повторяю, я старалась. Ну не могу же я ее похитить! — Аймир развела руками.

— Гм… Ты узнала адрес Бена? Я собираюсь написать ему и все прояснить, — сказал Дэн.

Аймир одарила его благодарной улыбкой. На Дэна всегда можно было положиться.

— Нет, не узнала. Эран все равно бы не дала его адрес. А сейчас мне надо срочно позвонить Холли, — сказала она.

Холли была потрясена и немедленно стала действовать. Конечно, она будет навещать Эран, хотя бы раз в неделю. И Уолтер тоже будет к ней заглядывать.

— Спасибо, Холли. Я приеду на Хэллоуин и на Рождество, а также весной, и на день рождения малыша, конечно. Ребенок должен появиться на Пасху, — сказала Аймир.

— Но, Аймир, как это все произошло? Почему Эран так поступила? — спросила Холли.

— Она говорит, что это было случайностью. Хотя я подозреваю, что Эран и не предохранялась, она просто захотела завести семью с Беном, или это произошло по воле Бога, — вздохнула Аймир. — Эран и не подозревала, что Бен воспользуется этим, чтобы расстаться с ней. Она очень расстроена, но весть о ребенке обрадовала ее. Я уверена, что Бен поддержал бы ее, если бы все узнал. Но Эран не хочет ничего ему говорить. Гордость!

— О Господи! А что думают ее родители? — спросила Холли.

— Она не хочет, чтобы они узнали. Эран очень упряма, но, с другой стороны, я ее понимаю — мы же знаем нашу Молли Кэмпион! Думаю, Эран не очень хочется выслушивать ее ворчания все девять месяцев подряд. — Внезапно Аймир засмеялась.

— Что тут смешного? — спросила Холли.

— О, я просто себе представила Молли с изумленно-негодующим лицом, словно пораженную раскатом грома! Она сойдет с ума, когда узнает, — ответила Аймир.

— Ты думаешь, она не должна знать? — спросила Холли.

— Естественно, потом она все узнает. Но ее трудно представить себе бегающей по Лондону с охапкой роз вне себя от радости, — фыркнула Аймир.

— Да, но в такой момент девочке просто необходима мать, — заметила Холли.

Аймир смутилась. Она была так всем этим увлечена, так обеспокоена за Эран и так любила ее, что чувствовала себя… ее матерью. И это чувство появилось у Аймир уже давно.

Аймир и Эран созванивались каждый день. Холли Митчелл также регулярно навещала девушку. Дэн тоже был весьма полезен. Тхан также старался, хотя он и не знал о ребенке — и не должен был узнать.

— Спасибо, Тхан, все хорошо, правда. Не стоит так обо мне беспокоиться, — неизменно говорила Эран.

Спустя несколько недель Тхан стал захаживать реже, и Эран осознала, что обидела его. Так же она поступила и с Дивой; сознание того, что она теряла друзей, очень тяготило. А дружба была такой редкостью в ее жизни! Но она должна была прекратить думать о Бене, и понемногу она стала забывать его.

Когда это уже случилось, Эран вдруг стало грустно. Но она почувствовала и облегчение. Каждое упоминание о Бене было пыткой, настолько болезненной, что она решила похоронить саму память о нем. В порыве ярости Эран убрала всю его одежду подальше, сожгла все фотографии и разорвала цепочку медальона.

Немного подумав, Эран поместила все эти вещи в кожаный чехол и упрятала поглубже в платяной шкаф. Позже, когда придут рабочие, у нее еще будет повод снова все достать.

Но рабочие не приходили. Каждую ночь Эран подолгу смотрела на фортепиано, как на последнюю нить, связывавшую ее с Беном, но и за ним никто не приезжал. Она сказала об этом Майлсу Ирвингу, когда тот приехал ее навестить.

— Разве Бен не хочет его забрать? — спросила Эран.

— Он купил новое, — ответил Майлс.

«Больше и лучше, чем первое», — подумала Эран. Когда-то он нуждался в нем… но когда-то Бен и в ней нуждался!

— Как твои съемки? — нервно спросила Эран.

— Великолепно. Разве ты не смотришь телевизор? — удивился Майлс.

Нет, Эран не смотрела телевизор. Она и радио не слушала, с тех пор как уехала Аймир. Ей было тошно от всего происходящего в мире, она ненавидела ужасные новости про убийства, и погромы, и про голодающих детей в Камбодже. Это все передавалось ее ребенку!

— Нет… Я была далека от всего этого в последнее время, — ответила Эран.

— Жаль. Вот почему я здесь, Эран. Можно ли все уладить? — спросил Майлс.

— Не знаю, — вздохнула Эран.

Майлс тоже вздохнул и посмотрел на нее по-отечески.

— Вы с Беном неплохо подходили друг другу, и он так нуждался в тебе.

— Возможно. Но больше я ему не нужна, Майлс, — сказала Эран.

— Думаю, он сам теперь не знает, чего хочет. А чего хочешь ты, Эран? — спросил Майлс.

— Я хочу остаться одна… — Эран умолкла.

— Прекрати! Ты слишком молода, чтобы играть в Грету Гарбо, — рассердился Майлс.

— Я… беременна. Может быть, позже я приму какое-нибудь решение, но пока все, что мне надо, — это покой. Я отказалась от работы, чтобы быть рядом с Беном, но теперь у меня нет и этого. К счастью, я сэкономила немного денег, — сказала Эран.

— Я могу устроить тебя на работу, хоть завтра! — предложил Майлс.

— О Майлс! Спасибо! Но я не думаю, что смогу работать, я ведь слишком люблю руководить! — слабо улыбнулась Эран.

— Гм. А вот я так не думаю. Ты добиваешься цели очень спокойно и тактично. Ты — хороший организатор, вот и все, — заметил Майлс.

Да, она не была из тех, кто мог повышать голос на друзей. Она была просто очень ответственной. Так или иначе, Эран не собиралась работать в музыкальном бизнесе, где новости относительно ее беременности повлекут за собой много разговоров.

— Знаешь, чем я сейчас занимаюсь? — вымолвила Эран.

— Чем? — заинтересовался Майлс.

— Играю на гобое, пишу стихи, — улыбнулась девушка.

— И все это можно положить на музыку, — сказал Майлс.

— Нет, я не воспринимаю это всерьез. — Эран покачала головой.

— А лирикой не хочешь заняться? — спросил Майлс.

Неужели он имеет в виду Бена?

— Нет, Майлс, я не смогу сконцентрироваться, — отказалась Эран.

Майлс задумчиво посмотрел на нее.

— Ты и вправду любила Бена? — спросил он сочувственно.

— Да. — Эран кивнула.

— Он дурак! Как и многие мужчины. И я надеюсь, он скоро повзрослеет, — бросил Майлс.

Хорошо, что Майлс приехал ее навестить, но, если они не перестанут говорить о Бене, она снова разрыдается. Неужели все беременные женщины чувствуют эту поистине свинцовую усталость?

— Я надеюсь, что он найдет нового менеджера. Ему нужна дисциплина в работе, да и в жизни тоже, — сказала Эран.

— Бен надеялся, что ты передумаешь. И я тоже пытался тебя убедить, но все напрасно, ведь так? — спросил Майлс.

— Да. — Эран вздохнула.

— Я так и думал. Я просто хотел услышать твою точку зрения. Мне жаль, Эран, очень жаль. — Майлс явно был очень огорчен.

— Я не могу, Майлс, я не могу управлять Беном, как если бы он был просто незнакомцем или какой-то вещью. Возможно, это неправильно, но я так чувствую, — сказала Эран.

Наконец Майлс поднялся.

— Хорошо, я не буду больше говорить об этом, но, если ты передумаешь, ты знаешь, где меня найти, — сказал он.

— Да, спасибо… — Эран отвернулась.

Майлс нежно обнял ее.

— Береги себя, — попросил он.

Внезапно Эран захотелось положить голову Майлсу на грудь и расплакаться, объяснить, почему она поступает именно так, почему она не хочет никого видеть, даже тех, кто был так добр к ней.

— Майлс… — шепнула она.

— Да? — спросил он тихо.

— Передай привет Тхану и Кевину, — попросила Эран.

— Почему бы тебе не сделать это самой? Ты же не собираешься совсем оставить нас? — спросил Майлс.

— Я хочу немного отдохнуть, — ответила Эран.

— Когда-нибудь Бен осознает, что он потерял, — заметил Майлс и ушел.

Стоял тихий сентябрь, светило солнце. Шла десятая неделя беременности Эран. В тот день от Бена пришло письмо. Эран сразу узнала его почерк и, вся дрожа, опустилась на стул.

Бен тосковал по ней. Он беспокоился о ней. Он понимал, почему Эран не хотела видеть его, но не мог понять, почему она была настроена против Рани и Тхана. Они были ее друзьями и не совершили никакого преступления. О, если бы они могли встретиться вновь, как только ей станет лучше! Бен надеялся на ее сострадание и, возможно, ее прощение.

Правда ли она так занята? И почему она не приняла предложение Майлса относительно работы?..

Письмо было полно нежности. Эран казалось, что она слышит голос Бена. Ну почему в ее чувствах к нему нет злобы или ожесточенности, почему она никак не может забыть его! И даже после короткой вспышки гнева Эран чувствовала печаль, страдание, боль потери и беспокойство Бена, что только ухудшило положение вещей. Она ощущала запах его тела, представляла его прекрасную изящную руку, его задумчивое лицо. Сколько времени ему понадобилось, чтобы это написать? Наверняка это было для него так же сложно, как и ей — читать.

И все же ей стоит попробовать, хотя Аймир просила ее не делать этого. Другого выхода не было — Эран носила его ребенка. В течение часа она перечитывала письмо вновь и вновь, пытаясь разобраться в настроении Бена, ища намеки на то, что он сожалеет о своем решении, что хочет вернуться к ней… Но Эран их так и не нашла.

Его ребенок. Впервые Эран задумалась об этом — крошечное лицо, которое уже начало формироваться, глазки, которые она увидит весной. Ее ребенок и — ребенок Бена! Почему она хотела забыть обо всем? Медленно, слов в трансе, Эран прошла наверх, положила письмо в кожаный чехол, достала цепочку и снова надела ее. Тогда — впервые — она стала разговаривать вслух со своим ребенком:

— Малыш, тебе нравится музыка? Хочешь, я поиграю тебе?

Ее гобой лежал на фортепиано, она взяла его и поднесла к губам. «Ловцы жемчуга»? Да. Ребенку это понравится.

Девочка будет или мальчик? Ее мысли об этом уносились вместе с музыкой. Эран пыталась представить себе своего ребенка, сливаясь в глубокой мечтательной гармонии с его душой. Это будет красивый ребенок, счастливый ребенок… его легкие уже наполнились воздухом, так же, как и ее. Интересно, улыбается ли он сейчас, слушая музыку?

В течение часа Эран играла и думала. Какой он там — в свои десять недель? Крохотный, конечно, хрупкий, как цветок; но у него уже есть губы, уши, пальцы. Мнение, душа, чувства, которые могли отличать один звук от другого? Почему она так мало об этом знает? Возможно, потому, что это все еще кажется ей таким нереальным. Но сегодня все стало реальностью. Этот яркий солнечный день они с ребенком делили на двоих.

— Малыш, пойдем погуляем, — сказала Эран, гладя живот.

Недалеко от дома был небольшой книжный магазин. На улице было так тепло, что ей не пришлось надевать пальто. И Эран отправилась на прогулку, все еще упиваясь мыслями о своей беременности.

Не назовут ли ее лентяйкой, если она не сможет найти работу? Или слишком беззаботной? Вот что волновало сейчас Эран. Остров Крит, должно быть, сделал ее немного странной. Она все еще ощущала ту неторопливую жизнь и мягкую ауру. Все, чего хотела Эран, — так это просто гулять по залитым солнцем улицам. Так она и сделала. По какой-то неизвестной причине она начинала чувствовать себя просто великолепно.

Она дошла до магазина, вошла, улыбнувшись пожилому человеку в очках и зеленом жилете, надетом поверх белой рубашки.

— У вас есть книги о новорожденных? — спросила она.

Мужчина улыбнулся в ответ. Всегда приятно видеть нового человека, к тому же такого счастливого.

— Да, есть. На средней полке слева, — сказал он.

Оглянувшись вокруг, Эран поняла, что это еврейский магазин, поскольку многие названия были написаны на иврите. Сколько всего изумительного можно обнаружить в Лондоне! Однако все, что ей нужно, — это простой справочник на английском языке с большим количеством иллюстраций.

Иллюстрации! Была ли она теперь тем человеком, который помог Бену Хейли заключить контракт? Это она, Эран, сумела получить диплом администратора, и она способна точно рассчитать плату за аренду за каждый квадратный метр? Наконец она нашла то, что хотела, — руководство по материнству от А до Я, со множеством цветных картинок. Эран сама во многом походила на ребенка — хихикая, она подошла к продавцу и расплатилась. Вот на что была похожа жизнь, когда ты не работаешь… Можно остановиться и поболтать с людьми, заглядывать в окна, любоваться зданиями, садами и первой осенней листвой. Это было настоящим счастьем! И Эран собиралась вовсю наслаждаться им, показать ребенку, где жили Китс, Голсуорси и Кенвуд, дом которого находился поблизости, дом, полный картин и с маленьким озером неподалеку. Кевин Росс когда-то говорил ей, что иногда там устраивают концерты. А в каретном сарае можно выпить кофе…

Мм… кофе… Эран стало противно от самой мысли. Но она могла выпить и молока, если бы пошла туда. Да, а почему бы и нет? Это хорошее безмятежное место, где можно почитать книгу, чтобы разобраться, что происходит с ее организмом. Жаль, что внешне она не похожа на беременную! Но скоро она будет этим хвастаться и делать особые покупки, как она делала их для Валь прошлым апрелем. Ребенок Валь был того же возраста, как и его будущий кузен, но Эран была далеко, когда он родился, и она знает лишь, что его зовут Поджем или Падрейгом. Звучит не очень.

Эран отправила Валь небольшой подарок, который купила на Крите, но получила только небрежное письмо благодарности. Ей не позвонили и не пригласили стать крестной матерью. Сосчитав всех детей Шер, Эран обнаружила, что у нее теперь есть одна племянница и три племянника, но никого из них она не видела и сама-то отнюдь не была похожа на тетю. Не следует брать это в голову. Она сама скоро собирается стать матерью.

Проходя мимо дома Кенвуда, Эран увидела небольшой ресторан. Заказав себе молоко и печенье, она принялась за чтение. Да! Она была права: некоторые женщины знали, что они были беременны, задолго до того, как это показывал тест. Некоторые испытывали отвращения к какой-то одной пище, но пристрастились к другой. Ее взгляд вдруг упал на фотографию ребенка в возрасте десяти недель. У него уже были сформированы некоторые части тела. Это было удивительно! Почему люди могли обвинять ее в том, что ей интересно? Впрочем, она была заинтересована, независимо от того, что бы ни говорили, Эран была заинтригована и очарована, и — и она трепетала. Из всего того, что сделал для нее Бен, ребенок был самым важным!

Разве Бен не думал бы так? Разве этот ребенок не значил бы больше, чем какая-нибудь песня или завоеванные сердца поклонников? Если бы Бен знал, если бы он мог видеть этот мерцающий огонек жизни, говорил бы он тогда, что его музыка и свобода значат для него больше? Хотел бы он любить других девочек больше, чем любить свою собственную дочь? Предпочел бы он играть с другими детьми или с собственным сыном?

О Господи! Возможно, Аймир была права, и Эран надо все рассказать Бену, предоставить ему право все решить самому.

Но если Бен откажется слушать, если он уйдет от нее и от их ребенка, она не сможет перенести этого! Сейчас в Эран не было ненависти, но потом она наверняка ожесточится.

Бен всегда вел себя благородно. Он был честен и справедлив. Это было именно то, за что Эран все еще любила его. Но если бы Бен пренебрег ребенком, она не могла бы продолжать его любить! Каждая сладкая прошедшая минута стала бы горькой, каждый момент жизни, который они прожили вместе, превратился бы в пепел.

Нет! Это слишком большой риск. Будет лучше, если Бен не узнает. Пока у Эран есть иллюзии, она может вынашивать ребенка и быть счастливой. Не такой счастливой, как если бы она была с Беном, но хотя бы — спокойной…

Так поступила Аймир. Она хотела чего-то, желая этого всем сердцем, но так и не получила. По сей день в ее глазах была тоска, которую она старалась скрыть. Как будто Аймир что-то потеряла или что-то так и не нашла? Не любовника, потому что она обожала Дэна, не карьеру, а…

Детей! Эран замерла, уставившись на книгу. Она вдруг поняла то, что так долго пыталась узнать.

У Аймир не могло быть ребенка!

ГЛАВА 11

«Матери, — раздраженно размышлял Бен. — Они так много значили в индийской культуре. Но чтобы так страдать всю жизнь, можно и не быть индусом».

— А как Эран? Ты общался с ней? Что она делает? Как обстоят дела со стихами, которые она писала? Она была так талантлива и так мне нравилась. О Бен, я хотела бы… — Дива вздохнула.

Дива еще долго укоряла его в безответственности, и Бен уже проклинал тот день, когда позволил Эран познакомиться с его матерью. С Рани было по-другому; она была молода, современна, она знала, что люди не должны связывать себя обязательствами после каждого легкого флирта. Дива, наоборот, считала, что, если мужчина поцеловал девушку, он должен непременно жениться на ней. А Бен зашел еще дальше, чем просто поцеловал Эран Кэмион.

— Два года, Бен, даже больше чем два. Я не понимаю этого, — сказала Дива.

— А остальные понимают. Мой собственный отец мог бы найти тысячу причин, — ответил Бен.

Дива вздохнула. Мужчины всегда уклонялись от своих обязательств, выпутываясь из созданных им же ловушек, они никогда не знали, чего хотят, пока этого не получали. А потом они вдруг понимали, что это им уже не нужно! Гай был тупицей, и теперь Бен становился очень похожим на него.

— Мама, Эран — умная и способная девочка. Она знала с самого начала, что именно я чувствовал, она и сама чувствовала то же самое, — сказал Бен.

— Бен, она любила тебя. И я думала, что и ты любил ее, — заметила Дива.

— Я ее любил! Но она изменилась. Если бы все продолжилось, все бы закончилось взаимной ненавистью! Ты можешь представить меня — делающим покупки каждую субботу, копающимся в саду, возвращающимся домой ровно в пять вечера? Представь, как Эран выносила бы меня, если бы я не выполнял этого, — буркнул Бен.

— Она выносила бы гораздо больше, и еще… если тебе это интересно, она была слишком хороша для тебя, — сухо сказала Дива.

Бену было вовсе не интересно, и Дива не сдержалась. Она считала, что ее сын уже многого достиг, но явно терпел неудачу в другом. И теперь Эран была в полном одиночестве в Лондоне, не желая общаться с Беном и Хейли. Эран боролась с судьбой одна!

— К счастью, она не будет одна долгое время. И скоро найдет того, кто оценит ее! — воскликнула Дива.

Дива хмуро поглядела на Бена — она была рада, что сказала ему все. Бен тоже нахмурился. Как и большинство мужчин, он был собственником и не хотел, чтобы другие пользовались тем, чем он когда-то владел. Разве не удивительно, что в мире царил хаос! Все, что Эран оставалось делать, так это щеголять с новым парнем, заставить его ревновать; но она ведь не была такой. Она была из тех, кто будет долго бороться за свою первую любовь.

Но, возможно, Диве лучше не говорить на эту тему, иначе Бен прекратит приезжать к ним. И Дива сменила тему.

— Ты написал новые песни? — спросила она.

Бен снова нахмурился. Не написал. Но его песня была в чартах, и на видео тоже. Он не мог ехать никуда без Тхана, который мог бы защитить его от поклонников, преследовавших Бена повсюду. Этого было не достаточно? Его родная мать тоже собиралась ворчать, как ворчали в «Седар», подвергая сомнению его продукцию?

Бен раздраженно улыбнулся.

— У меня будет парочка новых песен к Рождеству. И пара новых девочек! Прекрати суетиться, мама.

Новые песни, подумала Дива, будут точно такими же, как и новые девочки. Дурак! Бен и понятия не имел, как он нуждается в Эран!

Аймир могла возвратиться в Лондон на Хэллоуин, убедиться, что Эран хорошо выглядит. Ее окружала безмятежная аура беременности. Столь безмятежная, что Эран, казалось, жила в своем собственном мирке.

— Так ты уже думала о будущем? Что ты собираешься делать после того, как ребенок родится? — спросила Аймир.

— Еще нет. Я просто живу сегодняшним днем. Много гуляю, хожу на концерты, в художественные галереи, навещаю Холли и детей, — ответила Эран.

Она мило улыбнулась, оставляя Аймир в полной растерянности. О чем вообще можно разговаривать с человеком, который ничего не слышит?

— Как Бен? Ты получила известие от него? — спросила Аймир.

— Ничего, кроме письма! — сказала Эран.

Внезапно она вздрогнула, положив руку на живот. Аймир так и подскочила к ней.

— Что случилось? — испугалась она.

— Ничего, кажется, ребенок толкается, вот… чувствуешь? — Эран подвела руку Аймир к животу, и они постояли в тишине, ожидая новых толчков.

— О да! Вот! О Эран! Я тоже это чувствую! — воскликнула Аймир.

Эран прижалась к ней и положила голову на плечо.

— По сути, Аймир, ты — единственная, кто знает, кроме Дэна и Митчеллов. Я никогда не справилась бы без тебя. Ты останешься со мной до рождения ребенка, не так ли? В больнице? — спросила Эран.

— Я ни за что не пропущу это, я буду с тобой до тех пор, пока твоя мама не приедет и не возьмет на себя эту обязанность, — ответила Аймир.

— Нет, это ведь ребенок Бена, а Молли ненавидит Бена, и я не хочу, чтобы она говорила ненавистные вещи о нем: этот ребенок всегда будет стоять между нами, и ты пока ей ничего не скажешь. Обещаешь? — одним духом выпалила Эран.

— Эран, я не могу тебе этого обещать. Молли и Конор — твои родители. Ты должна… — Аймир занервничала.

— Аймир, я прошу! Я хочу быть с тобой и Дэном, — в отчаянии умоляла Эран.

— Я не могу, ты должна сообщить им об этом! — сказала Аймир.

Неохотно Эран написала письмо. Она могла себе представить, каков будет ответ. Он прибыл неделей позже. Инстинктивно Эран была уверена, что было бы лучше не говорить ничего, если только Молли не собиралась приехать ради ребенка. Ее внук, который мог бы смягчить ее отношение к жизни, только разрушит ее нравственные ценности.

Шансы на понимание со стороны Молли были невелики. В конце концов, письмо было адресовано обоим родителям; Конор наверняка тоже черкнул от себя пару строк. Это не убило бы его — подойти к телефонной будке в деревне и вызвать Эран, сказать ей что-то нежное и ободрительное. Но, возможно, Конору требовалось время, чтобы все обдумать.

С опасением она открыла конверт.

«Дорогая Эран.

Твой отец и я сообщаем, что мы потрясены твоими ужасными новостями. Конечно, это должно было когда-нибудь случиться, но ситуация только ухудшилась. Почему ты не слушала меня, когда я говорила, что Бен никогда не женится на тебе? Ну вот, теперь он ушел и сыграл с тобой злую шутку, и я надеюсь, что это будет уроком для тебя. Тем временем мы должны решить, что должно быть сделано.

Поскольку ты находишься в Лондоне, есть хороший шанс, что все пройдет спокойно и никто не узнает об этом. Твой отец думает, что ты должна приехать домой и рожать ребенка здесь, но я объяснила ему, что это вне обсуждения. Достаточно одной Дейдры Дэвлин. Если бы ты слышала местные разговоры! И твой отец согласен, что так будет лучше.

Я говорила с отцом Кэрроллом, и он мне сообщил, что близ Лондона есть превосходный дом для беременных женщин, управляемый ирландскими монахинями. Я пришлю тебе их адрес, чтобы ты связалась с ними, и они примут меры — и для рождения, и для усыновления. Я уверена, что это единственный разумный выход из положения. Будет найден хороший дом с двумя католическими родителями, которые смогут воспитать ребенка должным образом.

Я надеюсь, что после этого ты начнешь новую жизнь, ты ведь всегда была хорошей дочерью, и мы не думали, что ты нас сможешь когда-то так опозорить. Но никто не узнает об этом, кроме отца Кэрролла, а он будет молиться о тебе, и мы тоже. Мы не сказали мальчикам, и конечно же не сообщай ничего Рафтерам. Я уверена, они будут в шоке.

Мы рады слышать, что ты ни в чем не нуждаешься, и, может быть, мы скоро приедем. Сообщи нам, когда тебе будет удобнее. Отец Кэрролл говорит, ты почувствуешь себя намного лучше, когда исповедуешься, а монахини помогут тебе найти работу.

Мама и папа».

Это было самое длинное письмо, которое Молли когда-либо написала. Ошеломленная, Эран перечитала его несколько раз — в поисках того, чего в письме не было.

Любовь! Оно даже не было подписано: «С любовью», только подпись Молли… Коннор не подписал письмо вообще. Не добавил от себя ни одного слова, не спросил, как она себя чувствует…

Ни слова!

И внезапно Эран поняла — почему. Молли лгала! Молли не сказала Конору! Чтоб он не нервничал и не требовал, чтобы Эран приехала в Ирландию и рожала дома!

Конор хотел бы того, чего не хотела Молли. Теперь в родном доме не было места ни для их «неправедной» дочери, ни для ее ребенка. Ребенок, о котором ей придется заботиться, если ей вообще удастся найти работу.

Эран решила, что она не должна волноваться. Она не собиралась быть бременем для своей матери, как не будут им внук или внучка. Перечитав письмо Молли в очередной раз, Эран порвала его и выбросила в мусорное ведро.

Мать Аймир была непреклонна. Они все уедут в Лондон на Рождество: Аймир, Дэн и она сама. Ханнак даже не собиралась думать о чем-то другом, для нее все было просто.

Когда люди говорят, что они должны провести Рождество в своих собственных домах, это и означает, что им хочется провести его у себя дома. «И сообщи Эран, что ты будешь там и что я еду с вами», — заявила Ханнак.

Аймир была очень благодарна своей матери за то, что она упростила все, что могло бы стать проблемой ее и Дэна. Они все уехали в Лондон, и на этот раз никто не смог бы прервать их рождественский обед. Кроме того, Эран была на шестом месяце беременности, и теперь пора вбить ей в голову некоторые вещи, которые остались недосказанными по телефону.

— Например? — спросила Ханнак.

— Например, надо бы сообщить Бену, что у Эран будет ребенок, которого надо содержать, — сказала Аймир.

— Я уверена. Бен так бы и поступил, если бы все знал, но я надеюсь, что ты не собираешься убеждать Эран сообщить ему, Дэн, — сказала Ханнак. — Аймир было всего два года, когда ее отец умер. Она заболела корью, когда ей было четыре. Я спала в ее комнате, лежа на матраце на полу, в течение недели, прислушиваясь к ее дыханию, чтобы удостовериться, что моя дочь все еще жива. Я не знаю, как сохранила свою работу, я уделяла дочери много внимания и опаздывала на службу каждое утро. Но, конечно, я не могла позволить себе потерять работу или заболеть — кто бы заботился об Аймир тогда? — Ханнак вздохнула.

Эран отодвинула от себя тарелку с едой, и Ханнак посмотрела на нее с любопытством.

— Эран, ты водишь машину? — спросила она.

— Еще нет. Я думала научиться прошлым летом, но я ведь уезжала в Европу, а когда я возвратилась, я была… немного расстроена, — сказала Эран.

— Тебе надо научиться как можно скорее, в ближайшие пятнадцать лет тебе придется возить ребенка повсюду — в детский сад, в школу, на уроки музыки, на пикники, — сказала Ханнак.

Аймир улыбнулась:

— Мама, Эран вообще обо всем на свете забыла, она не встречалась с друзьями в течение нескольких месяцев.

— Жаль, потому что матери-одиночки должны положиться на друзей — для ухода за ребенком, для выхода из внезапного критического положения, для всего! Конечно, если друзья тоже имеют детей, тогда и ты можешь быть полезна им. Я помню нескольких ребятишек, бегающих возле моего дома, прыгающих и вопящих как индейцы. Ты знаешь многих матерей, Эран? — спросила Ханнак.

Со страхом Эран поняла, что не знает ни одной, кроме Холли Митчелл.

— Гм. Я советую тебе познакомиться с некоторыми, и они смогут помочь тебе воспитать ребенка. Но, по крайней мере, ты обеспечена материально? — спросила Ханнак.

— Да, пока, — пробормотала Эран.

— Пока? — Ханна подняла брови. — Что ты имеешь в виду? Надолго ли это?

— На год, — ответила Эран.

— На год?! О Боже, дорогая моя! Что ты собираешься делать? — ужаснулась Ханнак.

— Я пока не решила. — Эран смутилась.

— Но ты должны решить! Все, что касается медицинских расходов, плата за школьное обучение, продукты питания, одежда, страховка? Чем взрослее ребенок будет становиться, тем больше это будет стоить. Ты не хотела бы продать этот дом и купить поменьше? — спросила Ханнак.

— Я не владею этим домом, я просто снимаю его… — ответила Эран.

Мрачный голос Эран затих. По словам Ханнак, картина становилась очень неприглядной. Но, бесспорно, она знала, о чем говорила.

— Снимаешь? Так ты даже не имеешь никаких акций? Хорошо, меня это не касается. Мне больше не наливать, Дэн, я и так говорю слишком много! — заявила Ханнак.

Лицо Эран выражало беспокойство.

— Пожалуйста, продолжайте, госпожа Лоури. Я хочу знать, чего мне ожидать.

— Возможно, будет лучше, если я промолчу, — сказала Ханнак.

— Пожалуйста. Я должна знать! — попросила Эран.

Ханнак взглянула на Дэна и Аймир.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы Аймир думала, что она ничем не радовала меня. Но она была и большой ответственностью… В идеале ребенок должен иметь двух родителей, они должны разделять работу по уходу за ним, потому что это — двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю! На Рождество, на днях рождения Аймир, на школьных вечеринках и спортивных соревнованиях, первый танец, первое свидание… мне было настолько грустно иногда смотреть на нее, будучи совершенно одной. Мне всегда хотелось, чтоб ее отец мог все это видеть. — Ханнак вздохнула.

Эран пристально взглянула на Аймир, не замечая, как Ханнак переглянулась с Дэном.

— Я не думала обо всем этом, — призналась Эран.

— Не думала? Скажи, Эран, сколько тебе лет? — спросила Ханнак.

— Двадцать. — Эран смутилась.

— Двадцать! Мне было в два раза больше, когда я родила Аймир. И даже тогда мне было очень трудно справиться без ее отца. Я не хочу казаться занудной, Эран, но я должна тебя предупредить, что воспитание ребенка требует много внимания — неумелость может плохо сказаться как на ребенке, так и на матери. Следуй моему совету и запомни одну вещь, — начала Ханнак.

— Да, госпожа Лоури, что это? — спросила Эран.

— Интересы ребенка. Ты всегда должна учитывать интересы ребенка. Всегда! — Ханнак строго смотрела на девушку.

Эран кивнула, покусывая губу, совершенно растерявшись:

— Я буду помнить это…

— Тхан, сделай мне одолжение, — попросил Бен.

— Конечно, Бен. Что ты хочешь? — спросил Тхан.

— Я хочу, чтобы ты пригласил Эран. Пригласи ее на эту вечеринку, на Новый год, — сказал Бен.

— Ладно… Но почему бы тебе не пригласить ее самому? — спросил вьетнамец.

— Думаю, тебе будет легче ее убедить, — ответил Бен.

Тхан улыбнулся и одновременно вздохнул. Усилия Бена восстановить дружбу с Эран были часты и искренни, но они не приводили к успеху. Дело было не в том, что Эран была сердита или как-то ожесточена, просто она не могла все это принять. Ничего не было хуже простой дружбы для женщины, все еще так сильно влюбленной. Поэтому Эран и предпочла окончательный разрыв.

Без большой надежды Тхан позвонил ей, и был ошеломлен, когда ему ответил некий голос. Мужчина, судя по акценту, был ирландцем.

— Минуточку, я позову Эран, — сказал он.

Как только Эран взяла трубку, у Тхана пропало желание разговаривать с ней.

— Бен собирается устроить вечеринку в своей новой квартире и хочет, чтобы ты пришла. Там будет много интересных личностей, — сказал Тхан.

— Спасибо, Тхан, но я проведу эту ночь с друзьями. Мы уже все обговорили, — ответила Эран.

— Возьми друзей с собой, — предложил Тхан.

— Нет, мы уже заказали столик в ресторане. Так или иначе — спасибо, — сказала Эран.

Она отказалась так твердо, что Тхан даже не пытался спорить. Но он подумал, что Бен захочет, чтобы ему рассказали как можно больше.

— Кто эти твои друзья? — спросил Тхан.

— Они из Ирландии. Ты их не знаешь, — сказала Эран.

— Жаль, что мы не познакомимся, — заметил Тхан.

— Мне тоже, но так будет лучше. Пожелай Рани счастливого Нового года, — сказала Эран.

— Что передать Бену? — осторожно спросил Тхан.

— Передай, что его пианино пропадет, — ответила Эран.

Тхан подавленно повесил трубку и направился к Бену.

— Плохие новости. Эран не приедет, она встречается с друзьями, — сказал он.

— Какие еще друзья? Кто они? — удивился Бен.

— Она не сказала, но милый ирландский голос ответил на мой телефонный звонок, — буркнул Тхан.

— Ирландский? — переспросил Бен. — Кто бы это мог быть?

— Эран мне ничего не объяснила, — мрачно сказал Тхан.

У Бена была потрясающая вечеринка, как Эран и ожидала: об этом сообщалось в новостях. Но она ждала, пока Аймир, Дэн и Ханнак приедут из Ирландии, чтобы поделиться новостями.

«Более чем двести человек собралось в новом доме рок-звезды Бена Хейли… среди них — продюсер Майлс Ирвинг, менеджер Кевин Росс, лирик Кельвин Хагс, публицист Джессика Хантер и ди-джей Гевин Сеймур…»

Были помещены их фотографии, а также снимки, сделанные в самый пик кутежа, когда люди размахивали бутылками и целовались. Создавалось такое впечатление, что у Кевина и Джессики был страстный роман. Но, конечно, они были только хорошие друзья — так звучал заголовок под фотографиями.

«Только хорошие друзья: Бен Хейли и актриса Саша Харвуд вместе на его вечеринке», — прочитала Эран.

Эран никогда не слышала об актрисе по имени Саша Харвуд, но знала, как они себя называли — лондонские девочки, которые делали карьеру, посещая вечеринки. Несомненно, путь Саши был ярко освещен широкой улыбкой, мини-платьем, длинными ногами и блеском черных волос. Эран где-то уже видела ее…

Внезапно Эран вспомнила! Девочка, которая проделала путь через толпу, чтобы поцеловать Бена, в ночь, когда они делали пробную запись!

Бен не ответил ей тогда. Но он отвечал теперь, его глаза, уставившиеся на нее, его руки, которые обнимали Сашу, сказали все. Если Саша была только хорошей подругой, то она, Эран, — глухим Бетховеном!

Так вот почему он пригласил ее не лично, а через Тхана! Чтобы похвастаться Сашей и показать, что он наслаждается свободой, не сожалеет о своем решении и не собирается его менять? Слезы наполнили глаза Эран, когда она смотрела на фотографию, и ей все стало окончательно ясно.

Как много, задавалась она вопросом, потребуется времени, чтобы согреть ее дом? Чье душевное тепло это сделает?

В течение двадцати минут или больше Эран сидела с газетой на коленях, плача и задаваясь вопросом, сколько еще фотографий она увидит в последующие годы. Будет ли на них эта Саша или она — только новая модель на 1980-й?

Вероятно… Саша, Анабел, Фиона — даже их имена говорили за себя, эти «актрисы», бродившие по Лондону ночью, преследуя свою добычу. А Бен был настолько доступен! Фотогеничный сексуальный «красавчик»! Вероятно, Джессика информировала бы газеты о каждой новой девочке Бена. И однажды их с Беном ребенок будет достаточно взрослым, чтобы это прочитать. Что Эран делала бы тогда? Как она защитила бы ребенка? Даже если бы она никогда не назвала имя отца, никогда не сказала бы ребенку или кому-либо еще, кто-то выяснил бы все! Эран Кэмпион беременна, и, если у вас, уважаемые читатели, нет проблем с математикой, вы можете посчитать, что тот ребенок был зачат на острове Крит в июле 1979 года, когда она была с Беном Хейли — вот как бы написали в газетах!

Эран никогда не паниковала, но теперь она столкнулась с последствиями того, что сделала. Что за необходимость была для зачатия этого ребенка? Гордость не позволила бы ей сообщить Бену, но он бы мог все выяснить — возможно, от газетного репортера. Что тогда? Алименты — и ребенок, растущий в неведении? Или внезапная свадьба, устроенная Дивой, о которой позже все будут сожалеть? Взлет любви, на десять лет — с этого момента? Или нервный подросток, претендующий на внимание отца?

В самом лучшем случае — ребенок, рожденный и воспитанный втайне, без отца, наличие которого Ханнак считала столь важным. Но какое право имела Эран делать это? И как она собиралась жить дальше?

В течение шести месяцев Эран сумела скрывать беременность, избегая людей из мира музыки и им подобных. С таким же успехом она могла бы продержаться еще три месяца, родить в тихой скромной больнице и вернуться домой. Но однажды она бы вышла с детской коляской и столкнулась бы с Рани; или она гуляла бы у школьных ворот и случайно столкнулась бы с Кевином, Майлсом или с Беном!

О Господи, что же она сделала? И что делать дальше? Она должна пробудиться, она должна что-то планировать, организовать, что-то прояснить. Ханнак сказала, она должна всегда учитывать интересы ребенка!

Утро первого февраля началось с дождя. Эран ответила на звонок телефона осторожно и даже напуганно, поскольку она отныне все время боялась.

Это была Молли.

— Эран? Ты получала мое письмо? — спросила Молли.

— Да, мама. Я получила его, — ответила Эран.

— Тогда почему ты не ответила? — ворчливо поинтересовалась Молли.

— У меня не было возможности подумать над тем, что ты написала, — сказала Эран.

— Так ты теперь подумала? — настаивала Молли.

— Да. Ты не должна волноваться, мама. Не будет никакого скандала, никто ни о чем не узнает, — сказала Эран.

— Ты же разумная девочка, Эран, и ты можешь себе представить, как мне будет плохо, если кто-то узнает! Это же ужасно, если твоя дочь живет с мужчиной, а потом он убегает и оставляет ее беременной! Конечно, твой отец также встревожен, он даже говорить об этом не желает, — заявила Молли.

— Теперь я понимаю, почему он не хотел со мной общаться, — сказала Эран.

— Я больше никому не рассказывала: ни Валь, ни Шер, ни твоим братьям, я думаю, так будет лучше, — буркнула Молли.

— Да мама, так будет лучше, — согласилась Эран.

Наступила пауза.

— Ты решила что-нибудь? — опять завела свое Молли.

— Да. Все решено, — ответила Эран.

— И ты хочешь, чтобы я приехала? Ты же знаешь, я тебя не оставлю, — вздохнула Молли.

— Нет, мама. Холли Митчелл — медсестра, она знает людей, которые позаботятся обо всем. Со мной будут друзья, и я буду в порядке, — сказала Эран.

— Понятно. Что ж, если ты так уверена… — Молли замялась.

— Я уверена, — твердо сказала Эран.

— Хорошо, давай закроем эту тему. Так будет лучше, поймешь все, когда повзрослеешь, — проворчала Молли.

— Я уже все понимаю, — сказала Эран.

— И потом… ты устроишься на работу? — спросила Молли.

— Да, здесь, в Лондоне, работы много, — сказала Эран.

Молли вздохнула с облегчением.

— Эран, ты очень трудолюбива, и, кроме того, ты — хорошая дочь. Я молюсь за тебя, надеюсь, что все будет в порядке и что Бог простит тебя. Думаю, ты больше так поступать не будешь, — сказала она.

— Нет, мама. Никогда, — тихо ответила Эран.

— Это будет тебе уроком. Мне только жаль, что ты не слушала меня раньше, — вздохнула Молли.

Эран хотелось закричать.

— Хорошо, сообщи мне, когда все будет улажено. Пока, — буркнула Молли.

— Ладно. Передай привет папе и скажи, что я его люблю, — сказала Эран.

— Хорошо, он сейчас в море, сообщу, когда он вернется. — Молли вздохнула вновь.

Эран резко повесила трубку.

В течение первых шести месяцев беременности Эран не читала газеты, не слушала радио и не смотрела телевизор — она делала все, чтобы забыть лицо Бена. Но в последние три месяца она то и дело натыкалась на сведения о нем — в поисках доказательств, что эта Саша Харвуд уже утомила его и Бен был готов переоценить свое решение. Даже теперь еще не было слишком поздно. Если бы только Бен возвратился к ней, смог бы увидеть ее беременность, остаться с ней… О, Эран бы отдала все на свете, чтобы было именно так! Каждую ночь она ложилась спать, думая о нем, и скучала по Бену даже больше, чем в первые дни разлуки.

Каждый день Эран смотрела на фортепьяно, проводила рукой по клавишам, задаваясь вопросом — почему Бен не забирал его? Как он любил его вначале! Он действительно мог полюбить новое пианино так же сильно?..

Через десять лет… Через десять лет было бы совсем не так. Они поженились бы и имели детей. Они были бы семьей! Для чего ему эта Саша или кто-то другой? Вдруг Эран вспомнила, как она вместе с Аймир смеялась над тем, что мужчины взрослеют не так быстро, как женщины. Этот день казался теперь настолько далеким! Но теперь она знала, что это утверждение было истиной, и это было источником ее бесконечной печали.

О Бен! Возвратись, приди домой! Пожалуйста, вернись к себе домой!

Каждой клеточкой своего тела Эран желала Бена. Держа в руке подаренную им цепочку, глядя на фотографию, которая стояла на столе, блуждая по пустому дому. Красивый дом, который никогда не станет домом без Бена!

Но спустя неделю после звонка Молли первый нарцисс зацвел в саду, несколькими днями позже — тюльпан, бледно-розовый среди желтых колокольчиков; Эран стало легче: она ежедневно вдыхала запах весны, играла на гобое своему ребенку — ребенку, который, как и Аймир, никогда не узнает своего отца.

Однажды, ложась спать, Эран задумалась о Бене. Кое-что пришло ей в голову, и она побежала вниз, босиком, в поисках одной вещи. Где же эта вещь, что она сделала с ней? Неужели она выбросила ее?

В конце концов Эран нашла: лента, которую она сделала в прошлом году, — путешествие по Европе с Беном, запись, которая была так бесценна. Все его лучшие песни были на этой пленке, все аплодисменты и атмосфера тех незабываемых ночей. Эран улыбалась, перематывая пленку и регулируя звук.

— Ты слушаешь, пончик? Хочешь послушать папу? У него красивый голос… а это он играет на пианино. Будешь играть так же, когда вырастешь? Будешь петь, как ангелочек, — шептала Эран.

Это безумие — говорить с будущим младенцем, который ничего не понимал, но голос Бена звучал все громче и громче, и Эран ощущала присутствие Бена, гармонию воссоединения семейства. В первый и последний раз они были все вместе, так близко, как только судьба могла бы когда-либо разрешить им быть — разделяя музыку.

Каждый день Эран включала кассету для ребенка, находя комфорт и вдохновение в каждом звуке, улыбаясь, называя вслух имена, задаваясь вопросом, какое имя подойдет малышу. Коннор назвал ее саму в честь острова, возможно, поэтому Эран была так одинока.

Утром двадцать первого марта она почувствовала приступ боли. Только маленький приступ боли в пояснице, но доктор Крофтон велел ей ничего не делать. Немедленно Эран позвонила ему и затем — Холли Митчелл. Холли сказала, что она приедет через двадцать минут, чтобы забрать ее в больницу, где доктор Крофтон встретит их, и Эран так и засияла, когда снова подняла трубку, чтоб позвонить Аймир.

— Аймир, ребенок дал о себе знать — да, только что, сегодня! Я знаю, что это рано, но ты… — Эран щебетала как птичка.

Прервав ее, Аймир сказала, что она и Дэн уже собирались выехать. Есть рейс на десять часов, они будут в Лондоне к ленчу, и ни при каких обстоятельствах Эран — не рожать, пока они не прибудут!

Эран засмеялась.

Митчеллы прибыли через четыре часа. Эран сидела в кровати больницы, говоря с Холли и оглядываясь с опасением, хотя и ликовала.

— О, я так рада, что вы здесь! Но вам не следовало так спешить, доктор Крофтон говорит, что не придется ждать долго. Сегодня вечером рожу, — сказала Эран.

Взволнованный и очень возбужденный, Дэн побежал искать Крофтона и был просто потрясен, когда ему сказали, что тот ушел завтракать.

— Завтракает! Как может он завтракать, его обязанность быть здесь с этой молодой девочкой, как можно есть в такой момент?! — закричал Дэн.

Ничто не убедило бы Дэна, что все под контролем; впервые его обычное спокойствие полностью пропало, он побежал покупать цветы, возвратился, чтобы поговорить с доктором Крофтоном, вышел снова за шампанским и возвратился с огромным игрушечным мишкой вместо него. Аймир и Холли смеялись, видя, как он носился туда-сюда, но Эран была глубоко тронута его беспокойством. В итоге Дэна отправили в ближайший паб вместе с Уолтером.

Но вернулись они задолго до того, как Эран забрали в палату. Она сжимала руку Аймир, испуганно глядя на медицинские халаты. Аймир также была встревожена, но старалась говорить тихо и спокойно.

Аймир про себя молилась, чтоб доктор Крофтон оказался прав и все прошло бы гладко и без осложнений. Эран глубоко дышала, вся дрожа, ее волосы были влажными, взгляд испуганным, но она пробовала делать то, что медсестры говорили ей, и помнить о технике дыхания.

— Вот так, постарайся расслабиться… — говорили сестры.

Но она была напряжена и в первый час, и во второй, и затем в третий — Господи, когда же все закончится?!

Эран боролась, она делала все, что нужно ребенку. После четырех часов мучений Эран была истощена, после пяти — уже и бригада врачей была истощена. И затем все вдруг случилось — сразу.

Аймир знала, что никогда не забудет выражения лица Эран: ее ребенок вошел в мир и закричал. Это был маленький темнокожий ребенок с совершенными чертами лица, и он завопил снова, когда Эран взяла его на руки. Нежно она провела рукой по его личику, ее глаза смотрели на ребенка с удивлением и восхищением.

— Это оперный певец! — прошептала она.

Аймир засмеялась:

— Это девочка, Эран. У нас маленькая девочка!

Эран не могла найти слов, чтоб описать, что она почувствовала по отношению к дочери Бена. В течение долгих часов она гладила своего ребенка, касаясь крошечных пальчиков, целуя мягкую ароматную кожу с любовью и гордостью.

— Разве она не прекрасна? — восклицала Эран.

Дэн и Аймир подумали, что они оба были очень красивы — и мать, и ребенок. Они отдыхали рядом после мук рождения. Эран порозовела, боль ее прекратилась. Завернутая в белое одеяло, ее маленькая девочка спала, ее розовый ротик слегка открылся, изогнутый, как будто в улыбке. Люлька стояла возле кровати Эран, но мать не оставляла дочь ни на секунду.

— Посмотри, Аймир, такие длинные ресницы! И у нее ямочки, о, посмотри как она открывает глаза! — шепнула Эран.

Ребенок зашевелился, но потом вновь уснул. Да, у девочки были карие глаза, черные ресницы и ямочки; она была красива — она была дочерью Бена. Все это осознавали, но никто не решался сказать об этом вслух. Дэн осторожно дотронулся до ребенка.

— Мой Бог, она так совершенна, так великолепна! Как ты ее назовешь? — спросил он.

Эран сияла:

— Рианна!

— Рианна? Это по-ирландски, по-уэльски или по-шотландски? — спросил Дэн.

— Это кельтское имя. Это означает «маленькая дева», — сказала Эран.

Дэн пристально поглядел на младенца.

— Хорошо, Рианна, ты поздороваешься со мной? — спросил он.

Улыбнувшись, Дэн нежно взял ребенка на руки.

— Она такая легкая! Как пушинка! — удивился он.

— Она весит шесть фунтов и пять унций. Но это стоило трудов… о Дэн, многие люди не знают, что они упустили в жизни! Рождение ребенка — просто невероятный опыт, я просто не могу передать вам, как я счастлива! — сказала Эран со счастливой улыбкой.

Но об этом не стоило и говорить: Эран сияла от счастья, это был самый важный момент ее жизни. В течение нескольких моментов Дэн не говорил ничего, пока он не почувствовал почти физически ощутимую душевную боль Аймир, и тогда он вручил ребенка ей. Рианна прижалась к плечу Аймир, и глаза Аймир засветились, а руки задрожали.

— О Рианна! Мы так долго ждали тебя! — воскликнула она.

Аймир говорила шепотом, уткнувшись лицом в прекрасные темные волосы, поглаживая и прижимая к себе ребенка, в то время как Эран наблюдала за ней. Ее дочь была в ласковых руках, в самых безопасных, любящих руках.

События последних дней обсуждались в деталях; но Дэн и Аймир хотели обсуждать все вновь и вновь, чтобы убедиться, что Эран спокойна. Сидя в кресле с ребенком, Эран утверждала, что она уверена в том, что все будет хорошо.

— Я не думала ни о чем другом начиная с Рождества. Я одна, я безработная, я оказываюсь перед необходимостью искать работу. Вы счастливо женаты, вас двое, вы зрелые, и вы можете заботиться о малышке намного лучше, чем я. Вы сможете дать ей надлежащее воспитание в маленькой безопасной деревне у моря, в стране, где не бывает массовых убийств. — Эран перевела дыхание. — Ханнак похожа на бабушку, у девочки будет собака, пони, много друзей ее возраста. И теперь, когда ты оставляешь работу, Аймир, Рианна будет иметь то, в чем она нуждается больше всего, — мать, которая не будет уставать играть с нею, читать ей, все объяснять ей, учить ее. Я знаю, что ты будешь замечательной матерью и будешь любить ее каждой клеточкой своего тела, как я ее люблю… — Эран говорила спокойно, очень спокойно, и Аймир знала, что это сражение будет ею выиграно.

— Что, если ты передумаешь, Эран? Что, если ты захочешь ее вернуть, поняв, что эта жертва слишком велика? — спросила Аймир.

— Аймир, я хочу быть с ней каждый день! Но я никогда не заберу ее. Все, о чем я прошу, чтобы ты и Дэн посвятили себя ей, дали Рианне безопасное счастливое детство и позволили мне видеть ее так часто, как я могу, — сказала Эран.

— Не говоря ей, кто ты? — спросила Аймир.

— Не говоря ей ничего, пока она сама не спросит. Возможно, к тому времени она будет достаточно взрослой, чтобы понять… но она вырастет Рианной Рафтер, и вы будете ее родителями, — твердо сказала Эран.

Родители! Дэн и Аймир сидели вместе, держась за руки, неспособные поверить, что это случилось с ними. Но так случилось, и надо было сделать все, что в их руках, оказаться достойными всего этого. Отказ от работы был бы ужасен, Аймир знала, обучение детей было ничем по сравнению с воспитанием своего ребенка. Аймир хотела проводить каждый час с Рианной, она собиралась передать свою работу некому молодому дипломированному специалисту, который нуждался в работе больше, чем она. Доход Дэна был вполне надежен; если люди подумают, что Аймир сумасшедшая, ставя ребенка на первый план вместо карьеры, пусть так и думают. Этот ребенок был ее единственной надеждой на материнство — она ведь так отчаянно хотела быть матерью!

Но Дэн все еще волновался.

— Что, если Бен… — начал он.

Выражение лица Эран резко изменилось — так случалось всегда, когда в разговоре упоминали Бена.

— Бен в турне по Америке вместе с новой подругой. Он понятия не имеет, что у него родилась дочь. Если бы он знал, ему стало бы страшно, — сказала Эран.

— О Эран, как ты можешь знать это? — спросил Дэн.

— Я знаю. Только одна вещь имеет значение для Бена, и это — его музыка. Он брал бы на себя финансовую ответственность, но он никогда не вернется сюда, чтобы поселиться с нами, чтобы быть отцом. Он… он не созрел, Дэн. Он — замечательный человек во многих смыслах, но он — прежде всего музыкант. Беспокойный, непостоянный — и я уверена, что Рианна не удержала бы его внимания, — сказала Эран.

Они расслышали напряженность в ее голосе, надо было поставить точку.

— К чему это все приведет? — спросил Дэн.

Эран думала об этом.

— Хорошо, мы можем все оформить, если хочешь. Я предполагаю, что это не займет много времени. Но я предпочла бы думать об этом как о частном удочерении — без адвокатов или документов, потому что наше доверие и дружба являются самым важным. Вы будете постоянными опекунами Рианны, с моим полным согласием, и я хотела бы этого, если вы позволите, чтоб она была Рафтер, — сказала Эран.

Дэн вздохнул и решил обсудить все детали позже, но в этот момент Рианна начала плакать. Этот плач изменил настроение Дэна, и он заметил — то же самое произошло и с Аймир.

— Хорошо, Эран. Давай просто считать, что это — частное удочерение, взаимно согласованное с каждым, — согласился Дэн.

Эран кивнула в знак согласия, но ничего не ответила, она начала успокаивать ребенка. Ребенок плакал редко, но громко и беспричинно.

С тревогой Аймир взглянула на малышку.

— Может, она голодна? — предположила Аймир.

— Нет! Она только тренирует свои легкие. Ты что, херувимчик? Ты хочешь, чтобы мы прекратили говорить и обратили все внимание на тебя? — спросила Эран у малышки.

Это было именно то, чего требовала Рианна. Дэн это видел, и его сердце сжималось, когда он смотрел на девочку. И это было то, чего он хотел: маленькая девочка… все же она была так не похожа на Эран!

Манера плакать говорила о том, что Рианна Рафтер собиралась быть послушной. И Дэн не мог дождаться, когда он вновь сможет взять ее на руки.

— Но мы должны будем оформить кое-что в письменной форме, прежде чем ее можно будет крестить, Эран, — сказал Дэн.

— Я предполагаю, что придется… почему бы вам не встретиться с Томасом Алленом? Я уверена, что он может составить любой необходимый документ, и я подпишу его. Но, Дэн, я заинтересована не только в документах. Это все ты и Аймир… Я не хочу, чтобы вы брали ребенка только из жалости или симпатии. Я должна знать, что вы действительно хотели ее. Нуждались в ней. То, что вы будете любить ее, даже когда она будет плакать, даже когда она будет сводить вас с ума, — сказала Эран. — Ты не будешь сводить их с ума, пышечка? Ты — ангел, но иногда ты будешь и маленьким дьяволом!

Дэн понимал уже сейчас, что малышка будет именно такой.

— Она, конечно, знает, как командовать аудиторией! — сказал Дэн.

Как будто поняв, что все внимание было обращено на нее, Рианна вздохнула и затихла.

— Да, Дэн. Я думаю, что ей надо будет уделять много внимания. Вы дадите это все ей, не так ли? — спросила Эран.

— Да, Эран, — кивнул Дэн.

— Я уверена в этом, Дэн. Если бы я была в Ирландии, если бы мои сестры были рядом, если бы моя мать могла быть рядом… но я здесь, в Лондоне, Бен ушел, и у меня нет выбора! Рианна должна иметь реальный дом и семью, и она будет иметь это — с вами, — сказала Эран.

Да. Дэн понимал, что Эран все решила. Для их общей пользы и для пользы своей жены он брал этого ребенка.

— Но как ты справишься, когда… когда мы уедем? Что ты будешь делать? — спросил Дэн.

Эран посмотрела на него с тоской, ее глаза, темные как графит, казались очень взрослыми.

— Я тоже буду расти и взрослеть, Дэн. Я найду работу, забуду Бена Хейли и верну свою жизнь под контроль разума, — тихо сказала Эран.

Эран говорила настойчиво, и в этот момент кое-что изменилось: исчезла застенчивая девочка, которую Дэн так любил. Теперь единственным ребенком в комнате была Рианна, чей отец забрал последнюю каплю девичества Эран — все ее иллюзии и всю любовь. Ту любовь, которая не повторится никогда.

Но Бен был очень молод. Слишком молод, чтобы знать всему цену. И никто не мог бы обвинить Бена. Дэн посмотрел на Рианну.

— Есть что-нибудь, что ты хотела бы дать ей, Эран? Любой маленький сувенир, чтобы взять с собой в Ирландию? — спросил он.

Эран покачала головой. Единственная вещь, которую она хотела бы дать своему ребенку, — безопасность. Дом, настоящую семью. Но у Эран этого не было.

Сняв с шеи серебряную цепочку, Эран протянула ее Дэну.

— Вы дадите ей это? Когда она подрастет? — спросила она.

— Конечно, — кивнул Дэн.

— И возможно, ей нужны будут уроки музыки, — добавила Эран.

— Мы дадим ей все, что сможем, — пообещал Дэн.

Наступила тишина. И было слышно, как бьются их сердца.

Эран знала, что ее дочь будет иметь все. Но что она сама будет иметь? Без Рианны, без Бена, что было оставлено Эран?

Ничего — только печаль и исчезающая память о потерянной любви. Всем сердцем Эран хотела этого ребенка, хотела дать ему жизнь. Но это оказалось слишком тяжелым для нее. Она не могла бы вырастить ребенка. Она медленно поднялась.

— Нет, Эран. Она принадлежит тебе! — воскликнула вдруг Аймир.

Но Эран твердо посмотрела на своего ребенка и на Аймир.

— Она всегда принадлежала вам, Аймир. Задолго до того, как она была рождена, она принадлежала тебе и Дэну. Я носила ее для вас, — сказала она.

До отъезда Дэна и Аймир Эран проводила каждый момент с Рианной, играя с ней, собирая для нее одежду и всякие мелочи. Фотографировалась с ней в саду, записала целую пленку криков своей дочери и ее лепета. Наконец, ночью Эран отрезала несколько ее волосков и положила их в кожаный чехол, который содержал все памятные вещи Бена. Среди них был деревянный карандаш из Зальцбурга, и Эран улыбнулась: в день, когда Рианна пойдет в школу, она подарит карандаш дочке.

Вот и наступил день их отъезда, день, который Аймир считала самым счастливым в своей жизни. Она не могла сдержать слезы, поскольку она, целуя Эран на прощание, потом взяла на руки Рианну и села в такси. Но глаза Эран были сухими, когда она простилась с ребенком, поцеловав дочку на прощание, вдыхая аромат ее шелковистой кожи.

Не говоря ни слова, Аймир села в автомобиль, повернувшись, чтобы обнять Дэна, крепко и доверчиво.

— Берегите ее, Дэн. Увезите ее в тот дом, которому она принадлежит, — тихо сказала Эран.

Это было в третий день апреля, в безоблачное синее утро, с ароматами свежей травы, и Дэн подумал, что он унесет эти ароматы с собой. И еще он нес ответственность за Рианну, о которой говорила Эран.

Рианна спала все время, пока они находились в аэропорту, и к моменту, когда они садились в самолет, слезы Аймир сменились радостью. Пальцы Дэна сжимали серебряное украшение в кармане, в сердце его появилась боль, он думал о маленькой девочке и о девочке большой, которую они потеряли. Возможно, они увидят Эран когда-нибудь, но Дэн не думал, что это случится.

ГЛАВА 12

Америка была очарована Беном Хейли, и Бен был очарован Америкой. На первый взгляд все не выглядело так уж радикально другим: язык был тот же самый, еда была знакомая, здания экзотические или овеянные легендами столетий. Но тур набирал ход, и Бен начал находить, что его отношение к поездке было противоположным тому, что он испытал в Европе.

Даже в больших городах, в Бостоне, Нью-Йорке, Атланте и Новом Орлеане, Бен ощущал некоторую осторожность в зрителях. Они не были враждебны — напротив, они были чрезвычайно вежливы, но с того момента, как он начал выступления, он чувствовал пропасть между собой и зрителями, пропасть между его культурой и их. Его музыка была очень популярна, особенно «Дислокация», которую чернокожие и испанцы приняли как свою собственную, но его видеоклип не был выпущен и по эту сторону Атлантики, и внешность Бена была шокирующей. Даже в Нью-Йорке не знали, как реагировать, в то время как в Хьюстоне критики были открыто насмешливы. Часто Бена приглашали на телевизионные ток-шоу, но многие из них были конфронтационными, а два шоу закончились недоумением с обеих сторон.

— Господи, Кевин, это ужасно!.. Что, черт возьми, мы собираемся делать? — спрашивал Бен.

Продажи билетов шли успешно, и Кевин был жизнерадостно настроен.

— Не думай об этом, Бен. Ты, вероятно, будешь иметь успех в Сан-Франциско и в Лос-Анджелесе, но я думаю, что ты должен исключить костюмы — везде. Косметику также. Зрители будут чувствовать себя более свободными, если на тебе будут просто джинсы и рубашка.

Неохотно Бен умеренно пользовался косметикой. Но и тогда, хотя зрители вели себя более непринужденно, он начал чувствовать себя как-то не так. В обычной одежде, с короткой стрижкой, все его волшебство будто испарилось!

— Я ненавижу это, Кевин! Я не похож на себя! — кричал Бен.

Если бы только Бен мог поговорить со зрителями, но они не понимали его акцент, не понимали его остроумия и его юмора вообще. Они просто хотели, чтобы Бен пел, продолжил шоу, или то, что напоминало им шоу. Это упрощало ситуацию, но оставляло Бена беспокойным и неудовлетворенным.

— Я не понимаю, зачем вообще они приходят смотреть, Кевин, — говорил Бен.

— В этом суть, Бен. Они и вправду не приходят, чтобы посмотреть на тебя, они приходят, чтобы послушать. Только слушать. Они любят ясность твоего голоса, и я думаю, что лирика Кельвина их также удовлетворяет, — сказал Кевин.

Лирика Кельвина их удовлетворяла, но Бен не был уверен, удовлетворяла ли она его самого. Бесспорно, лирика эта была гладкой, даже возвышенной, но все же слова не проникали глубоко в сознание Бена, он не пел их с тем же самым убеждением, особенно после разлуки с Эран.

— Я уж не знаю, Бен! Обзоры, рейтинги положительны, я не пойму, что еще тебе надо? — спрашивал Кевин.

— Я не могу ясно сформулировать это, Кевин. Кое-что просто отсутствует, — отвечал Бен.

Кевин думал — более вероятно, что кто-то отсутствовал. Саша Харвуд! Американские фотографы не отпускали ее, но она не затрагивала Бена так, как Эран. Каждый мог чувствовать пылающую страсть между ней и Беном, и все же никто не думал, что их отношения продолжатся. Они были слишком разные с Эран. Тем не менее он не мог отвести взгляд от Саши.

Когда наступил пятидневный период отдыха в конце апреля, Саша настояла, чтобы Бен отвез ее в Лас-Вегас. Кевин не возражал, а Тхан испытывал какие-то сомнения.

— Там не отдыхают, Бен, — заметил он.

— Ну и что, а мне надоела эта сцена! Поехали! — скомандовал Бен.

Они остановились в роскошной гостинице — это был выбор Саши. Бен и знать не знал о всяких там рулетках и в первую же ночь он потерял две тысячи фунтов. Но обаяние Саши все компенсировало, и на следующий день Бен бездельничал у бассейна, поедая экзотические блюда.

— Почему ты так много ешь? Тебе нечем заняться? — спросила Саша.

Бен ответил, что ему есть чем заняться, взял напрокат мотоцикл и укатил в пустыню. А Саша осталась в Лас-Вегасе, полируя ногти. Тхан, охваченный смутным страхом, пристально глядел на гору одежды, туфель, сумочек и драгоценностей, которые накопились у девушки поистине с головокружительной скоростью; очевидно, Бен сделал ошибку, предоставив Саше собственную кредитную карточку.

— Саше нужны только твои деньги, Бен, — заметил Тхан, когда Бен вернулся.

— А мне нужно ее тело, Тхан, — ответил Бен.

— На прошлой неделе у Эран был день рождения. Бен. Ей исполнился двадцать один год, — осторожно сказал Тхан.

— Да. Я знаю, — кратко ответил Бен.

— Я подумал, что ты забыл, — вздохнул Тхан.

— Нет. Я не забыл. Я послал ей цветы. — Бен отвернулся.

Цветы? По крайней мере, это было жестом со стороны Бена. Тхан вспомнил те экстравагантные подарки, которые Бен делал Саше, и осознал, что Бен Хейли был доступен только для таких «хищных» девушек.

Эмери Чим, один из американцев, думал, что Бен — человек интригующий и чрезвычайно оригинальный. Именно то, что Эмери искал! Если бы решение зависело исключительно от Чима, он вошел бы в контакт с молодым Хейли немедленно после концерта в Нью-Йорке, но сначала надо было убедить огромное количество администраторов. Но в итоге Эмери сделал по-своему. Подняв трубку телефона, он проинструктировал своего секретаря разыскать певца — теперь, немедленно, прежде чем Бен мог уехать в Лондон. Бен находился где-то в Сиэтле, не потребовалось и пяти минут, чтобы связаться с ним.

Эмери услышал голос, говорящий на английском языке, — и все же не совсем на английском. Бен находился в каком-то шумном месте. Конечно, эти певцы никогда не оставались без окружения.

— Господин Хейли? Я Эмери Чим, — представился он.

— Эмери Чим? — переспросил Бен.

Создавалось впечатление, что Бен и не знал, кто это. Именно это и было нужно Эмери.

— Да. Яхты! Лодки! Остров Родос… Но я звоню из Нью-Йорка. Хотел спросить, не могли бы вы встретится со мной на обратном пути в Британию? У меня к вам деловой разговор, — сказал Эмери.

— Деловой? Со мной? Хорошо, но я лучше дам вам адрес моей компании в Лондоне, — сказал Бен.

— Нет, я хочу поговорить с вами лично, — настаивал Эмери.

— Но… — Бен не знал, что сказать.

— О музыке, господин Хейли. О моих лодках и о вашей музыке, — уточнил Чим.

Бен был изумлен.

— Не могли бы вы еще раз все объяснить? — попросил он.

Оживленно Эмери проинформировал его. Пять минут спустя обе стороны повесили трубки, и каждая из них была заинтересована во встрече.

Даже судя по своим широким взглядам, Бен должен был признать, что нью-йоркский особняк Эмери Чима в восточной части Манхэттена казался, по сравнению с новой квартирой Бена в Кенсингтоне, огромным общежитием для Армии спасения. Облицовка была из дуба, паркет был от лучших мастеров, картины, казалось, были написаны самим Рембрандтом… все здесь пахло большими деньгами. Не только деньгами, отметил Бен, но и стилем, характером. Среди картин было несколько написанных современными художниками, а на полках стояли многочисленные романы, написанные известными людьми, и везде — роскошные музыкальные системы.

— Шампанское? Виски? Что я могу предложить вам, молодой человек? — спросил Эмери.

Бен выбрал водку, и ему принесли «Столичную» со льдом. Конечно, он должен был взять с собой Росса, Джессику Хантер и вообще любого, кто мог бы ему помочь сориентироваться на этой встрече, но все же Бен был доволен, что прибыл один. Он немного устал от того, что его опекали, как ребенка, говорили, как поступать, и принимали все важные решения за него.

Эмери был высокий, приветливый человек с синими глазами, седоватый, классически строго одетый. Бен улыбнулся, глотнув водки и откинувшись на спинку огромного кожаного дивана.

— Итак, господин Чим, вот и я. Я думаю, что знаю, в чем ваш интерес.

Эмери взял со стола папку и дал ее Бену.

— Что вы думаете об этом? — спросил он.

Открыв папку, Бен забрал дюжину фотографий, восемь на десять, в полном цвете. Каждая с изображением яхт в веселых брызгах воды, пришвартованных в гаванях.

— Я не могу комментировать технически, потому что я не знаю ничего о яхтах, но они просто произведения искусства! — сказал Бен.

— Вот именно. Произведения искусства. Каждая лодка, которую мы строим, — произведение искусства, Бен. Вас можно звать просто Бен? — Эмери прищурился.

— Конечно. — Бен кивнул.

— Всегда так было и всегда так будет. Традиция! Лодки моей компании — лучшие лодки, мой мальчик, — сказал Эмери.

— Лучшие, вы говорите? Каждый судостроитель так говорит, — сказал Бен.

— Даже наши конкуренты. Если у вас будет время, приезжайте летом, я покажу вам одну из своих яхт.

— Я найду время, — кивнул Бен.

— Хорошо. Теперь, как я уже сказал, мы не занимаемся излишней рекламой. Фактически мы никогда не давали объявлений по телевидению. Но в 1981 году мы празднуем столетие со дня основания, так что мы собираемся сделать три вещи: спонсировать гонку, снять документальный фильм для посетителей нашего морского центра в Род-Айленде и устроить очень высококачественную рекламную кампанию. Конечно, идея будет «обработана» одним из наших агентств на Мэдисон-авеню, но я бы хотел узнать кое-что о молодых людях, которые обвешивают себя цепями, как там они себя зовут? — спросил Эмери.

— Яппи, — ответил Бен. — Не хиппи, яппи!

— Вот именно. В любом случае, у них свои взгляды на свой внешний вид, а у меня свои — на музыку. Я большой любитель музыки и не делю ее на новую и старую, тем не менее позвольте заметить, ваша музыка очень хороша, — сказал Эмери.

— Спасибо, — улыбнулся Бен.

— Так вот, то, в чем мы нуждаемся, — ударная тема! Для телевизионных коммерческих радиопередач, для гонок и документальных фильмов. И нам нужно музыкальное сопровождение. Такое же мощное, красивое, уникальное — подобно нашим лодкам. И в этот момент я представляю себе вас, — сказал Эмери.

— Да? — переспросил Бен.

— Да. Как только я услышал вас, я понял — вы сможете сделать это! Написать музыку! Я прав? — Эмери опять прищурился.

— Да, сэр, — кивнул Бен.

— Гм. Хорошо, это — ваш шанс сделать что-то большое! Вы молоды, но вы уважаете все старое, вы умеете быть популярным и современным, не отказываясь от старых традиций… Я знаком со всей вашей музыкой, я изучал все очень тщательно. — Внезапно Эмери засмеялся, и Бен понял, что он действительно читал все, включая те газеты, что Бен когда-то поджег в офисе Майлса Ирвинга.

— Вы думаете, я могу рискнуть? — спросил Бен.

— Да. Всегда сам любил рисковать! Я дам вам два месяца. Бен. Два месяца, чтобы придумать что-нибудь. Никакой лирики. Только настоящая, сильная музыка! — воскликнул Эмери.

Никакой лирики. Бен почувствовал в этом глубокий смысл. Только чистая, простая музыка!

— Что вы об этом думаете? — спросил Эмери.

— Я думаю, меня услышал Бог! Я всегда хотел делать что-нибудь подобное, уже много лет. Но мне потребуется студия, чтобы записать пробную версию, — сказал Бен.

— Конечно. Вы пишете музыку, выбираете ваших музыкантов, а остальное — уже мое дело, — кивнул Эмери.

— Но я не могу. Моя компания захочет знать, что я делаю, — возразил Бен.

— Вы сообщаете им, что пишете музыку для меня и что они должны позвонить мне. Мои люди обговорят с вашими людьми все условия договора, — сказал Эмери.

Бен вообще не хотел говорить на тему договоров, он вообще не умел обсуждать такие темы.

— Я не могу поверить, что вы хотите осуществить свой замысел с рок-музыкантом, — заметил Бен.

— Мне просто нравится твой голос, лицо, твой стиль, — ответил Эмери, перейдя на «ты».

Он вызвал слугу, чтобы тот мог наполнить их бокалы, выпил за успех предприятия и затем пригласил Бена в другую комнату, где стоял рояль.

— Хочешь попробовать? — спросил Эмери.

Крышка рояля была уже поднята, показывая, что это было обдуманным испытанием. Без колебания Бен сел за него, на миг закрыл глаза и сыграл две вещи: и свое, и выдержку из работы аргентинского композитора Маурисио Кагела. Прикрыв глаза, Эмери почтительно слушал.

— Как это называется? — спросил он, когда музыка смолкла.

Бен улыбнулся и глубоко вздохнул:

— «Вариации». Кагел…

— Ах да, произведение этого молодого автора из Южной Америки? — уточнил Эмери.

— Да, но он не так уж и молод, я полагаю, ему где-то пятьдесят, — сказал Бен.

Эмери засмеялся:

— Моложе меня, но вдвое старше тебя, а сколько тебе, Бен?

— Будет двадцать три в июле, — ответил Бен.

— Слишком молодой. — Эмери легко вздохнул.

Слишком молодой? Чтобы писать музыку, подобно Кагелу, подразумевал Эмери? Бен посмотрел на него.

— Я уверен, что я могу сделать это, сэр, — твердо заявил он.

— Я уверен, что сможешь, я не то имел в виду, я просто хотел сказать, что ты многого добился, — сказал Эмери.

— Добился? Я? — спросил Бен.

— Да, ты чувствуешь музыку, не озлоблен на весь мир, подобно многим молодым людям твоего возраста. Ты… ты сердишься на самого себя, — неожиданно сказал Эмери.

Рассерженный на себя? Что заставило этого джентльмена думать так?

Откуда ему знать?..

Бен был очень возбужден по дороге обратно домой, распевая в самолете, флиртуя со стюардессами, смеясь над кинофильмом — трогательной трагедией о монахине, влюбленной в священника. Но он не собирался сообщать никому о том, что ему было предложено, до следующего тура по Америке; очевидно, это страна, которой Бен понравился. Кевин сказал, что это — превосходный опыт, идеальная подготовка к следующему главному появлению Бена в Англии на открытом летнем концерте в Лондоне, где он разделит доходы с несколькими другими музыкантами. Доходы пошли бы на благотворительность, и до двадцати тысяч человек, как ожидалось, будут ждать концерта.

По дороге в Лондон Саша сообщила Бену, что она собирается ехать к нему. В конце концов, они были вместе в течение шести месяцев, и наступило время подумать о совместном проживании.

Бен объяснил, что он не хотел бы вообще думать на эту тему, и прекратил отношения с Сашей.

Тремя днями позже Майлс Ирвинг назначил встречу в своем офисе. Майлс сообщил, что «Седар» был куплен компанией «Шваб».

Официальное уведомление гласило, что теперь они стали собственностью этой немецкой компании.

У Бена слово «собственность» вызвало отвращение. Песни могли быть куплены, авторское право тоже, и контракты могли быть куплены, но как живые люди могли быть куплены?

«Шваб» была огромной известной компанией, но настроение у всех резко испортилось.

Было некоторым утешением услышать, что сам Майлс также был «куплен» и продолжит работу, но вот Кевин Росс был уволен. Поймав его взгляд, Бен спросил:

— Плохие новости, да?

Кевин снял очки:

— Да. «Шваб» очень увлечен аппаратными средствами, электроникой, но у них нет выступлений вживую. Они думают, что это слишком дорого.

— Но живое выступление главнее всего! Зрители, атмосфера, когда все поют! Такого никогда не будет в студии! — воскликнул Бен.

— Они не заинтересованы настроением зрителей. Они заинтересованы технологией и экономией средств, — усмехнулся Росс.

Внезапно Бену стало жаль, что он не лирик, а то он мог бы написать уничтожающую сатиру на все это! Слава Богу, некий инстинкт предупредил его не сообщать фирме о предложении Эмери Чима. Бен похлопал Кевина по плечу.

— Не волнуйся, Кевин. Я уверен, что ты будешь управлять моими турами в течение долгого времени! — сказал он.

— Возможно. Но если хочешь совет, Бен, — прими участие в этом благотворительном концерте, я думаю, таких больше не будет, — заметил Кевин.

Огромный букет желтых роз давно завял, но Эран все еще хранила открытку, вложенную в него: «С любовью от Бена». Что это означало? Любовь — в смысле, что все люди подписывались так без особого значения слова? Любовь — как простая привязанность? Или любовь, которую они с Беном когда-то испытывали друг к другу?

Но Бен явно не думал об этом! Если бы он думал, он был бы здесь, он жил бы с нею! Он не нуждался бы в той свободе, которую потребовал. Бен не нуждался бы в этой Саше! Вероятно, это Тхан предложил ему прислать розы. Но, спустя год после разлуки, Эран была довольна, что они все же были посланы. Она была рада каждому напоминанию о Бене. Что заставило Эран так поступить? Боль, боль и гордость. Прошлым летом Эран думала, что она не позволит себе вновь увидеть Бена, теперь же она готова была отдать все, чтобы увидеть его. И если бы когда-нибудь произошла эта встреча, Эран не смогла бы удержаться от страстных объятий.

Холли и Уолтер Митчелл призывали Эран завести новых друзей и выйти из этого проклятого дома. Но как Эран любила этот дом, даже если Бена не было в нем! Холли и Уолтер не выросли в доме рыбака, они не понимали, что означал сад для того, кто, будучи ребенком, не мог играть на траве — в страхе повредить какие-нибудь «драгоценные» овощи. Даже теперь Эран не могла привыкнуть к большому сосновому платяному шкафу, который содержал только ее собственную одежду, к большой кухне, в которой она могла готовить то, что сама любила, без братьев, вечно бьющих горшки, и без матери, указывающей, что она сделала что-то не так. Этот дом не пах рыбой, его окна не грохотали, его ванная не была полем битвы каждое утро!

Но Эран пробовала и выходить из него. Она брала уроки по вождению, посещала концерты в Доме Кенвуда. Однако все это было ей неинтересно.

Бен — вот все, что ей было нужно. Бен и ребенок, без них не было смысла ни в чем!

Молли прислала письмо, рассказывая Эран о последних новостях.

Это было очень далеко. Это было на расстоянии в шестьсот миль. Шестьсот миль между Эран и ее ребенком…

Каждую неделю Аймир тоже писала письма, прилагая новости и фотографии Рианны, сообщая о каждом крошечном моменте ее развития, о каждой ее улыбке. Эран плакала, хранила письма, «болела» ими, страстно хотела обнять свою дочь. Все же она знала — именно этого она и не должна пытаться делать, она не могла бы дать дочери все то, что давали ей Аймир и Дэн.

Как это прекрасно — иметь ребенка! Холли Митчелл справилась, миллионы женщин справились с этим, но Эран просто не была еще такой женщиной.

Дэн и Аймир думали, что Эран могла бы навестить их на Рождество, что семья Рафтер уже окончательно обоснуется к тому времени. Конечно, это было бы весьма болезненно, но Эран надо было утвердиться в собственных глазах. Томас Аллен завершил бы к тому времени формальности с удочерением, можно было бы даже сообщить Молли… но Эран не хотела ей говорить. Молли советовала ей отдать ребенка, Эран так и поступила. Молли была совершенно равнодушна к рождению внучки и не собиралась обсуждать сходство Рианны с ее отцом, а тем более расстраиваться по этому поводу. Если бы она видела девочку Рафтеров и узнала бы в ней свою внучку, это сделало бы честь ее проницательности, и Молли пришлось бы дальше жить с этим. Но Молли редко встречала их, и, даже если бы она предположила, что это ее внучка, вряд ли она захотела бы навестить Рианну. Напротив.

В Ирландии редко стояла такая погода — тихая, солнечная, после суровой, продолжительной зимы. Аймир наслаждалась тем, как росла Рианна, и чувствовала себя половинкой этого крохотного создания. В свои тридцать четыре года она ощущала себя на десять лет моложе, купаясь в радости, которую приносила ей дочь.

— Ну как, малышка, пойдем к бабушке?

Ханнак, наслаждаясь каждым мгновением, проведенным с Рианной, очень любила, когда ее так называли!

Несмотря на жару, Аймир укутала Рианну в одеяло и взяла еще одно на случай прохладного ветерка. Дом Ханнак находился недалеко, но дорога проходила через деревню, и на пути Аймир могла встретить знакомых и соседей.

Как только Аймир добралась до ворот, женский голос окликнул ее. Оглянувшись, она увидела Энни Мак-Гован.

— Аймир… постой, я хотела с тобой поговорить! — Энни склонилась над коляской и засияла при виде Рианны.

— Какая же красавица! Аймир, у тебя есть минутка?

— Да, Энни, конечно. Мы просто вышли на прогулку.

— Я всего лишь хотела спросить, нет ли у тебя номера телефона Эран в Лондоне? Мне хотелось посоветоваться… — сказала Энни.

— Посоветоваться? С Эран? По поводу чего? — спросила Аймир.

— Ну, я почти уверена, что ей это будет неинтересно… Слушай, а как поживает тот парень? Кстати, ты видела Бена Хейли по телевидению на прошлой неделе? Мне кое-кто звонил из Манчестера…

Аймир засмеялась. У Энни всегда был длинный язык.

— Энни, успокойся! — сказала она.

— Некто в Манчестере владеет сетью магазинов в Лидсе, Йорке, Ливерпуле, я не помню и половины названий… этот человек как-то видел сыр, который я изготовляю, и теперь он хочет распространять его через свои магазины… ведь на севере Англии живет так много ирландцев… — зачастила Энни.

— Но Эран в Лондоне, Энни. Я не понимаю…

— Аймир, мне нужен поставщик! Человек, который может проследить за продажей сыра, заняться поставками и, возможно, маркетингом. Я просто подумала, что Эран могла бы справиться с этой работой, но так как она занята заботами о своем молодом человеке… так, может быть, хоть порекомендует кого-то? — Энни умолкла.

Аймир призадумалась:

— Это не мое дело, но Эран больше не встречается с Беном, они недавно расстались.

— Как так?! Как же это произошло?! Они же безумно любили друг друга! — воскликнула Энни.

— Долго рассказывать… — сказала Аймир.

— Да? Я думаю, Эран справится, я бы хотела поговорить с ней… — Внезапно Энни замолчала, потом спросила: — Но если Эран не с Беном, чем же она тогда занимается?

— Ищет работу, — ответила Аймир.

Они улыбнулись одновременно.

— Как ты думаешь, мое предложение заинтересует ее? — спросила Энни.

— Я думаю, что да, Бен был очень щедрым человеком, но, к сожалению, все закончилось. — Аймир вздохнула.

— Гм… а Эран водит машину, Аймир? Ей же придется много путешествовать, — заметила Энни.

— Она учится водить, у нее нет прав, но я думаю, она уже подала документы на вождение, — сказала Аймир.

— Хорошо, тогда я ей пожелаю удачи, Аймир, а ты, будь добра, найди мне ее номер телефона! — попросила Энни.

Эран была заинтересована. Заинтересована и благодарна. Работа на Энни не походила бы на обычную работу на босса. Это больше напоминало сотрудничество с другом, который будет редко появляться и не будет излишне вмешиваться в бизнес. Эран могла работать в любое время, носить ту одежду, которую она пожелает, следовать своим принципам. Пока торговля сыром шла своим чередом, и он хорошо распродавался в Англии, клиенты были счастливы, и Энни была бы тоже вполне счастлива. Зная качество продукта, Эран подумала, что она найдет дополнительные источники распространения, и была довольна шансом проявить инициативу. Она могла бы открыть филиалы в Ирландии. У Энни уже было пять служащих, работающих с ней в недавно отремонтированном сарае, в задней части ее дома — чем больше работы, тем больше служащих. Эран подумала, улыбнувшись, что можно было бы открыть филиалы и во Франции.

Естественно, ей бы понадобилась машина. Но это было легко. Взяв свои сбережения из почтового отделения, Эран последовала бы совету Уолтера Митчелла и купила бы летний фургон с большим количеством места в задней части, да еще набор коробок, в которых можно хранить сыры, чтобы не испортились.

Товар бы поставлялся из Ирландии в рефрижераторе. Энни оплачивала бы бензин и другие расходы… сколько мест Эран посетила бы таким образом, но не с Беном, не с толпой поклонников, а сама! Правда, в случае, если работа оказалась бы удачной, то Эран не пришлось бы провести Рождество с Рианной. Думая о Рианне, Эран задавала себе вопрос, что бы она делала с ребенком в этой ситуации. И как только другие матери справлялись с этим, проводя на работе целыми днями?

Кто бы мог дать ответ на этот вопрос?

Для летнего концерта Бен решил нарядиться в сшитый из листьев костюм, идеально подходящий для жаркой погоды в этой местности. Как только он выскочил на сцену, публика стала смеяться, и это его здорово завело. В отличие от американцев, здешние зрители знали, что он шутил, находили его забавным и были польщены тем, что он так старался для них.

Работа принесла огромный успех, но письмо от компании «Шваб», сообщающее, что он переборщил, несколько смутило его. Пробовал ли он совратить молодых? Он и понятия не имел о своей ответственности перед публикой. Идол для подростков? Бен решил в следующий раз обговаривать свое выступление с ними, если вдруг он решит сделать что-то непристойное. Они напомнили ему, что от его имиджа зависело отношение к их компании и что на обложке своего нового альбома Бен будет в той одежде, которую ему подберут костюмеры. Они даже не поблагодарили Бена за выступление, не похвалили и не сказали ни слова о деньгах, собранных на благотворительность за счет его концерта.

Чтобы как-то забыть этот инцидент, Бен сел за рояль и начал играть мелодию, сочиненную для Эмери Чима. Это был серьезный вызов, Бен был горд и в то же время напуган из-за всего того, чего он уже достиг. Независимо от того, какие чувства испытывала его компания по этому поводу, Бен осознавал, что этот проект был его детищем, со всеми его мечтами и убеждениями.

На дворе стоял август… Эран недавно сдала экзамен по вождению, со страхом села в свой новый автомобиль и с восторгом направилась на север. После первых двух часов поездки она оценила качество дорог в Англии по сравнению с Ирландией. Здесь вы получаете хорошее качество за полцены, плюс бензин и страхование, а если вы покупаете подержанный автомобиль, то он не бывает без повреждений. Эран показалось, что когда эмигранты с ностальгией вспоминают об Ирландии, то, конечно, они не тоскуют по дорогам своей страны.

Эран пролила много слез с рождения Рианны, но после пяти месяцев разлуки с дочерью ее состояние возвращалось к норме. Даже если ее новая жизнь не похожа на жизнь с Беном, главное в том, что она сейчас независима. Ее ребенок находился в безопасности, а она работала.

Энни Мак-Гован тоже много работала, поддерживая своего безработного мужа и четверых сыновей, которые учились в колледже в Корке и защищали дипломы. Это была для них прямая дорога в Америку или Австралию. Все же Энни никогда не жаловалась — как же могла Эран Кэмпион жаловаться в двадцать один год? Даже если она не была с Беном и Рианной, она, прежде всего, была здорова, имела крышу над головой, и перед ней открывались новые горизонты. Ведь она была честолюбива.

Кто сумел бы еще так поступить? Даже не питая такой страсти к сыру, как к музыке, не любя Энни так, как Бена, важно было притвориться, что так и есть на самом деле, и убедить себя в этом. Ведь покупатели должны верить, что все так оно и есть: это вопрос отношений.

Конечно, Рианна получит хорошее образование. Дэн и Аймир дадут ей все в этой жизни, а когда она вырастет, возможно, она не захочет покидать свою страну. А чего она захочет? Какими талантами она будет обладать? Каковы будут ее вкусы и пристрастия? Какие…

Эран остановилась. Все-таки желательно размышлять об этом по ночам, а не в дороге, где требуется сосредоточенность. Хотя бы до Манчестера она должна сдерживаться. Думая о Бене, она вспоминала Сашу и всех остальных его девиц…

— Господи, надо прекратить думать о Бене и о Рианне, иначе моя голова лопнет от такого наплыва мыслей! — сказала себе Эран.

Не было никакой потребности ходить по магазинам, заглядывая в каждый ларек, в надежде увидеть Аймир Рафтер снова. Когда они в конце концов бы встретились, случайно Молли заметила бы, что нос ребенка совершенно другой формы, чем у Дэна, что кожа значительно нежнее, а глаза то ли зеленые, то ли голубые. Эран отдала ребенка Аймир, и весь город будет судачить о том, почему она отдала ребенка своей бывшей учительнице, нежели родной матери, думала Молли.

Даже когда Конор возвращался с моря в шторм, Молли спала очень чутко. Но теперь она вообще не могла уснуть всю ночь — в ужасе от приближающихся новостей… Она же велела Эран отдать ребенка! Но в то же время Молли ясно дала Эран понять, что сама не желает принимать в этом участие. Она не хотела пережить все это заново. Эран и не просила Молли об этом, а если бы вдруг попросила, ответом был бы отказ!

Рафтеры! Разве не было других семей, которые могли удочерить ребенка — семей в Лондоне, Дублине?..

Неужели Рафтеры в отчаянии уговорили Эран сделать это? И что, если Конор обо всем узнает? О Господи, что, если он узнает? Молли должна сама все выяснить, прежде чем Конор обо всем узнает.

На улице была прекрасная погода, и Молли решила пройти по той дороге, по которой Аймир обычно ходила к своей матери. В четверть первого нервы Молли уже были на пределе. В половине первого она готова была мчаться к дому Рафтеров и требовать, чтобы ей немедленно открыли истину. Но тут она услышала шаги и голос Аймир, говорящей с ребенком. Молли незаметно и внешне беспечно подошла к ним. В одно мгновение она обомлела. Это была улыбка Бена Хейли, которого она впервые встретила у Аймир! Не было никаких сомнений. Это было ребенок Эран и Бена Хейли — ее внук!

Улыбаясь, Молли склонилась над коляской.

— Это тот ребенок, которого вы усыновили… мальчик или девочка, госпожа Рафтер? — спросила она.

— Девочка, — сказала Аймир.

— Девочка? И сколько ей? — Молли еле сдерживалась.

— Почти шесть месяцев, — улыбнулась Аймир.

— Шесть месяцев? — спросила Молли.

— Ее зовут Рианна… Рианна Рафтер, — ответила Аймир.

Сохраняя спокойствие, Аймир заставила себя улыбнуться, и Молли тоже криво улыбнулась в ответ.

— Рианна… Хорошее имя… Ирландское. Но она совсем не похожа на ирландку! — заметила Молли.

Аймир взглянула на нее:

— Разве, госпожа Кэмпион?

— Я просто говорю то, что думаю. Вы, должно быть, проводили много времени с ней в саду: у нее такой красивый цвет кожи, — кисло сказала Молли.

— Да, вы правы. — Аймир кивнула.

— У вас были проблемы с удочерением? — спросила Молли.

— Нет, наши с Дэном кандидатуры сразу подошли. — Аймир невольно занервничала.

— Еще бы, преподаватель и ветеринар, обеспеченная семья, куда уж лучше! — Молли покраснела.

Они смотрели друг на друга.

— Я рада, что вы так думаете. На самом деле я бросила работу, чтобы проводить больше времени с Рианной, она очень желанный ребенок в нашей семье, — сказала Аймир.

Следующая фраза Молли поразила ее окончательно.

— Милая моя, но это же так ужасно: ей будет скучно без братьев и сестер! — заявила Молли.

— Я так не думаю, госпожа Кэмпион, не всем же так повезло, как вам, — ответила Аймир.

Взглянув на Рианну, Аймир пожелала Молли удачного дня. Молли искренне пожелала Аймир того же самого, и они разошлись.

— Возмездие Всевышнего, — бормотала Молли. — Вот оно каково! Бог наказывает меня за то, что я посоветовала отдать свою внучку какой-то незнакомке. Он позволил Эран сделать это, а та прислала Рианну сюда, в Ирландию, где она будет у всех на глазах!

О Боже, а если люди поймут, что это ребенок Эран и ее дружка с таким смуглым запоминающимся лицом? Возможно, не сразу, но и Конор догадается об этом! И что тогда?!

Даже узнав ребенка, Молли все еще не хотела его. Она воспитала пятерых, работала не разгибая спины, чтобы прокормить и одеть их, жила в страхе, что все это никогда не закончится. Она считала, что имела полное право говорить что хочет и не слушать никого. Несмотря на то что Эран уехала из дома, чтобы работать, и много помогала семье, Молли была против, чтобы та возвращалась, да еще и с ребенком от какого-то рок-певца!

Даже если это было жестокое решение, Молли все равно не сожалела о нем. В конце концов, для Рианны будет лучше жить в этой семье, где ей дадут все: и любовь, и образование, и достаток. Таким образом, совесть Молли, как ей казалось, была чиста. Но что, если… Конор обо всем узнает? Это волновало Молли больше всего, поскольку он мог бы помчаться в Лондон и привезти Эран с собой, пообещав дочери, что они смогут как-то распутать этот узел. Но он был далеко в море, уже неделю. Да и вряд ли Конор бы стал присматривать за ребенком, пока Эран была бы на работе; нянчить его, пока Эран будет разгуливать по ночным клубам, подобно своему дружку! Конор не смог бы жить в маленьком доме с вечно кричащим младенцем.

Итак, Молли ничего не сказала мужу. И теперь его внучка жила у Конора под носом, в его родной деревне! Но даже если бы Конор не узнал ни о чем, соседи бы, так или иначе, разнесли слухи по всей деревне.

О, это был бы просто кошмар! Кошмар, который бы продолжался на протяжении нескольких лет! Вечно! И все бы осуждали Молли за то, что та позволила Рафтерам удочерить внучку, за то, что по ее вине Эран не могла жить с дочерью под одной крышей! И для Конора это был бы позор!

В отчаянии Молли металась по кухне.

Вроде бы и у Аймир смуглая кожа и карие глаза… может, никто и не заметит? А если заметят? И все бы это обсуждалось здесь, в церквях, в пабах — за спиной Молли… Ей стало противно от мысли, как все это смаковалось бы людьми, полностью лишенными христианского сострадания. Именно так и она сама когда-то обсуждала этих людей…

* * *

— Мама, ты бы видела это! Я не могу описать тебе… — Аймир была переполнена негодования.

— Что такое, Аймир? — спросила Ханнак.

— Молли так смотрела на Рианну, с таким отвращением! — воскликнула Аймир.

— Прекрати, Аймир! Не преувеличивай! — сказала Ханнак.

— Мама, я не преувеличиваю! Она даже не дотронулась до нее! Как может женщина смотреть на ребенка, не дотронувшись до его ручек, не спросив о его здоровье, о весе… Она даже не спросила, как ее зовут! Молли никогда не спрашивала Эран, как та назвала свою дочь! — Аймир была вне себя.

— Но Молли только так могла залечить свою душевную травму — притворившись, что ничего не происходит. Возможно, она была в шоке, — сказала Ханнак.

Аймир слегка улыбнулась:

— Естественно, так и было. Она удрала, подобно духу из ада, — о мама, что же мне делать?

Ханнак спокойно потягивала вино.

— Любимая, тебе надо успокоиться. Ты знала, что это произойдет, и сейчас не о чем беспокоиться, Молли изначально не хотела брать Рианну, впрочем, как и теперь, как я поняла по твоему рассказу. Кроме того, господин Аллен поработал со всеми документами. Ты и Дэн — ее законные опекуны, все в порядке, — сказала миссис Лоури.

Аймир с облегчением вздохнула.

— Да, ты права. Так странно, дедушка и бабушка Рианны находятся так близко, и с таким отношением… Я думаю, Конору понравилась бы Рианна, если бы не Молли, — сказала она.

— Ему было сложно воспитать своих детей, и, возможно, Эран не захотела расстраивать его, решила освободить от ответственности, — сказала Ханнак.

— Я бы хотела, чтобы дедушка навещал Рианну каждое Рождество, без подарков, просто навещал, — сказала Аймир.

Ханнак сказала:

— Послушай, Аймир, Эран не хотела втягивать Конора во все это, и я думаю, что ты должна уважать ее желания. Но если ты волнуешься, пригласи Молли на чашку чаю и обсуди с ней это, тогда все успокоятся.

— Я думаю, это хорошая идея, мама. Я поговорю с Молли, — кивнула Аймир.

Бен провел неделю в Америке вместе с Эмери, а вернувшись из поездки, он немедленно засел за свое пианино с целью написать хорошую музыку. За неделю до крайнего срока он пришел в студию для записи. Прослушав запись, Бен с гордостью осознал, что написал потрясающую вещь, завернул диск с демо-записью в упаковку и отправил его в Америку. Неделей позже раздался телефонный звонок. Эмери Чим был взволнован и даже потрясен, поскольку работники компании также прослушали ее: это была вполне подходящая композиция для художественного или документального фильма, для телевизионных объявлений, для церемоний награждения в гонках — абсолютно для всех видов мероприятий! В мелодии отражались и старые, и новые мотивы, и она выражала традиции и историю компании.

Бен готов был кричать от радости, взобравшись на самую высокую башню в Лондоне. Если раньше он писал музыку для забавы и развлечения, то эта композиция была создана для истории! «Создание гения», как называл ее Эмери, она будет жить всегда! Собравшись с мыслями, Бен набрал номер Шарлотты Лукас, чтобы сообщить ей эти потрясающие новости.

Но никто не ответил на его звонок, странно, ведь Шарлотта говорила, что будет работать дома. Бен взглянул в записную книжку. По чистой случайности она была открыта не на букву «Л», а на «К» — Кэмпион. Волнуясь, Бен набрал номер Эран.

Молли прибыла на чай, готовая к переговорам. Раз Эран так ужасно поступила с ней, она решила принять новости достойно. Поставить на всем этом точку!

Аймир собиралась дать Молли понять, что она не собирается обсуждать Рианну со всеми подряд в деревне.

Молли откашлялась. Конечно, госпожа Рафтер была права, при условии, что… лучше всего, если Конор ни о чем не узнает. Не хотелось бы его расстраивать. Иначе он разозлится на Молли и начнет приходить к Рафтерам, с целью увидеть Рианну. Естественно, Аймир поймет ее?

Аймир вдруг осознала, что сама Молли — это единственное, о чем она думает. Сплетни, слухи, публичное посрамление. Ну и женщина!

— Пожалуйста, не беспокойтесь, госпожа Кэмпион. Я не выдам вашу тайну. Неужели вы не хотите просто взглянуть на внучку, пока вы здесь. Она сейчас спит, но я могла бы… — Аймир замялась.

Молли отскочила как ошпаренная.

— Только не это! Я имею в виду… нет, спасибо. Я уверена, она милашка, но… в общем, лучше быть с вами совершенно откровенной, госпожа Рафтер. Я думаю, что будет лучше не завязывать никаких отношений. Я не буду больше приходить сюда, и если вдруг мы случайно встретимся на улице, мы просто будем приветливы друг с другом и на этом расстанемся. Если вас это устраивает, — заявила Молли.

— Да, конечно. Я прошу прощения, я просто подумала, могли ли бы вы… — Аймир не знала, что и сказать.

— Нет, госпожа Рафтер. У меня было пятеро детей, и первый из них появился на свет, когда мне было всего девятнадцать лет. До последнего времени не было ни дня в моей жизни, когда бы у меня не было ребенка, цепляющегося за мою юбку, громко кричащего, чего-то требующего… Мне искренне жаль, но правда в том, что я всем этим сыта. Сыта по горло! — Молли замолчала.

Аймир подумала, что все понятно. Женщина уже нахлебалась в этой жизни, и, как сама сказала, с нее хватит. И для Ханнак было облегчением знать, что можно без каких-либо опасений изображать «бабушку» Рианны. Для всех это был идеальный вариант. Исключая бедного Конора, который не имел ни малейшего понятия, что именно он упустил. Впрочем, Бен тоже этого пока не знал.

Считая дни, Эран с нетерпением ждала Рождества. Четыре месяца, три, два, один — и она увидит свою ненаглядную малышку! Конечно, Дэн шутил, что она совсем даже не ненаглядная, Рианна была маленьким демоном, она вечно разбрасывала игрушки, чтобы помучить Сэмми, вытаскивала все подряд из шкафов. А еще она так здорово умела визжать! Было удивительно, что полиция не спрашивала, почему Рафтеры доводили своего ребенка до такого состояния. Но Эран снисходительно списывала все на то, что ребенок просто растет. Уже даже вылез один зубик! Да, она была очаровательна!

Пока Эран ехала из Лидса в Брэндфорд, из Брэндфорда в Халл, она составляла список подарков, которые привезет дочке, предвкушая, как удивится ребенок рождественским утром.

Все же владельцы магазинов в этих городах больше интересовались сырами, которые они продавали. Лондонские владельцы магазинов и бухгалтера были более отчужденными, а эти люди, казалось, наслаждались своей работой, получали удовольствие от нее, у них всегда находилось время поболтать и посмеяться. Они были довольны тем, что делали, и принимали любые предложения Энни. А может быть, ей объединиться с виноторговцами, чтобы организовывать «сырно-винные» вечера, на которых можно было бы продвигать свою продукцию? Эран должна будет задуматься над этим, но это уже в новом году.

Нужно встретиться с Шинед Кенни. Шинед будет поражена, услышав, что произошло в Манчестере в тот день, когда к Эран подошла клиентка, в то время как она разговаривала с владельцем магазина. Вежливо извиняясь, женщина поинтересовалась, где Эран купила этот замечательный пуловер. Потом взгляд дамы упал на рукав, где красовалась надпись: «Ручная работа. Орла Келлер, Данрасвей».

— Какая жалость! — сказала женщина с огорчением. — Если бы можно было приобрести эти пуловеры в Англии, я бы взяла партию для своих магазинов.

Но Эран заявила, что если женщина и вправду заинтересовалась, то она и Шинед могли бы организовать поставку или просто предоставить несколько образцов, чтобы посмотреть, как они будут продаваться.

Женщина снова взглянула на пуловер, внимательно изучая ручную работу, и сказала, что взяла бы для начала пятнадцать штук.

— Возможно, вы хотите получить их до Рождества? — спросила Эран.

— Да, конечно, — кивнула дама.

Эран лично собиралась привезти пуловеры на следующей неделе. Они обменялись номерами телефонов, и все, что Эран было нужно, — это получить свитера от Шинед. Пятнадцать для женщины, пять для себя. Отношения с Молли были напряженными, но это не причина бросать дело! Рианна тоже жила в Данрасвее, и Эран хотелось, чтобы родная деревня процветала больше чем когда-либо. Но, несмотря на новые знакомства и приветливые лица, это все же была скучная работа. Эран приходилось одной ездить темными зимними вечерами, останавливаться в гостиницах, в которых она до этого бывала, и презентовать менеджеру образцы сыров Мак-Гован. Еще никто не проявлял особой заинтересованности, но попытка не пытка, и Эран жила надеждой. Воображала, как однажды «Трастхаус Форт» сделает заказ, или «Парк Отель», или «Ромада Иннс»! Боже, Энни умерла бы от радости!

Конечно, несколько гостиниц в Лондоне сделали заказ для своих ресторанов, что, в общем-то, приносило кое-какой доход. Но это были всего лишь неуверенные шаги по длинной дороге, ведущей в бесконечность. На этот раз бесконечность простиралась до Престона. Эран вела машину и слушала радио. Голос Бена звучал по нему довольно часто, и она слушала его с удовольствием, ей нравилось слышать любое упоминание о нем.

Передавали новости: «…После того как певец получил несколько ранений, он был доставлен в рузвельтскую больницу, но не смог перенести операцию. Сегодня утром представитель британской музыкальной индустрии сказал, что мы потеряли одного из лучших и талантливых исполнителей…»

Теряя управление над автомобилем, Эран включила аварийную сигнализацию и съехала на обочину.

— Какой певец был убит?! О нет, этого не может быть! Боже, не допусти этого! — воскликнула она.

«Убийца, который будет сегодня осужден за преступление первой степени, как полагают, приобрел пистолет 38 калибра в Гонолулу перед отъездом и несколько дней преследовал звезду в Нью-Йорке».

Эран читала в музыкальном журнале, что Бен сейчас был в Нью-Йорке. Не в силах пошевелиться, Эран чувствовала, как от страха у нее по всему телу пробежала сильная дрожь.

«…Его вдова Йоко Оно, его сыновья Шин и Джулиан…»

— Джон Леннон! Это Джон Леннон! Был убит Джон Леннон! — Эран несколько раз повторила вслух знаменитое имя, с одной стороны, с облегчением, но с другой — с чувством ужаса и сострадания к его семье. Младшему сыну Леннона было всего лишь пять лет!

Репортаж продолжался, из него Эран поняла, что какой-то фанат, которому Джон дал свой автограф днем, вернулся вечером и застрелил его прямо перед глазами Йоко на ступенях собственного дома! Боже мой, что же должно было произойти с женщиной, которая явилась свидетелем убийства собственного мужа! И как все объяснить маленькому ребенку?

Эран было всего четыре года, когда убили Джона Кеннеди, но она хорошо запомнила тот день: все в Данрасвее в слезах смотрели по телевизору похороны, видели лицо его вдовы, которая держала за руку дочку, пока младший сын сопровождал траурный кортеж. Все искренне думали, что это было ужасно, и ни о чем другом больше не говорили еще в течение нескольких дней. Вряд ли кто-то относился к Джону Леннону с меньшей симпатией, он тоже был мужем и отцом; хотя многие женщины, которые оплакивали Кеннеди, сказали бы, что Джон Леннон был лишь рок-исполнителем. Конечно, Молли Кэмпион, которая боготворила Джона Кеннеди и все еще отказывалась верить в историю с «самоубийством» Мэрилин Монро, особо бы не переживала за Джона Леннона. Разве что сказала бы, что он неплохо пожил и что на одного янки-наркомана в мире стало меньше. В глазах Молли рок-звезда не может быть просто человеком, родителем, пацифистом, талантом, чья музыка не приносила людям ничего другого, кроме радости. А теперь он погиб, в сорок лет!

За последнее время Эран старалась пореже думать о бесконечных музыкальных трагедиях: о голодной смерти Моцарта или об Элвисе Пресли, о Шуберте, который мечтал о собственном фортепьяно и умер, едва приобрел его. Но сейчас Эран думала об этих трагедиях — и еще о Бене. Конечно. Тхан был предан ему и никогда бы не подпустил к нему сумасшедшего фэна с пистолетом. Но все же кто-то добрался до Кеннеди, несмотря на отряд телохранителей! Маньяки добрались до Авраама Линкольна, до Мартина Лютера Кинга, до принцессы Анны, телохранитель которой был серьезно ранен, когда защищал ее. До людей любого рода деятельности!

Занимая высокое положение в обществе, люди рисковали своими жизнями. Так и Бен рисковал каждый раз, выступая на сцене перед живой публикой. У Эран просто все холодело внутри, когда она думала об этом и о «справедливом» презрении Молли к нему, к Бену и к их ребенку.

ГЛАВА 13

Аймир ждала в аэропорту с Рианной на руках, и Эран стремительно пробиралась сквозь толпу, чтобы добраться до них. О Рианна! Взяв дочку на руки, она крепко обняла ее, борясь со слезами, видя, как малышка выросла за девять месяцев. Переполненная разными страхами, Аймир смотрела, испугается ли ребенок, но Рианна весело взглянула на свою мать и одарила ее счастливой улыбкой.

— Боже, да она прелесть! — воскликнула Эран.

Эран смотрела на Аймир с огромной благодарностью: явное здоровье ребенка, ее довольная улыбка, чистое личико, аккуратно причесанные волосы и теплый розовый комбинезон, крошечные рукавицы и шарф и еще игрушечный кролик, которого девочка крепко прижимала к себе, — все это свидетельствовало о большой любви по отношению к ней.

— Она замечательно выглядит, Аймир! Впрочем, как и ты! — сказала Эран.

Можно сказать, Аймир еще никогда не выглядела лучше. На ней было красное пальто, которое подчеркивало ее карие глаза и отличную фигуру. Но где же Дэн?

— Сидит в машине, ждет нас. Сегодня настолько хлопотливый день, что он не смог сразу найти место для парковки, — сказала Аймир.

Эран отказалась отдать Рианну, оставляя на Аймир свой багаж. Осторожно Эран подняла руку ребенка, в которой был игрушечный кролик.

— Это твой маленький друг? Как его зовут? — спросила она.

— Агу, — промолвила Рианна, прижав игрушку к плечу.

— Ты дашь его мне? — улыбнулась Эран.

— М-м, — пробормотала малышка.

— О, она просто красавица!

Справляясь со своими эмоциями, Эран ничего не сказала — она знала, что первые минуты будут пыткой для нее. Дэн и Аймир заслуживали большего.

Черный «рено» Дэна появился, и их взгляды встретились. Дэн тоже выглядел потрясающе! Несмотря на повзрослевшую Рианну и бессонные ночи, связанные с ней, он казался помолодевшим, свежим и полным энергии. Обнимая Дэна, Эран почувствовала в нем силу и теплоту. И как всегда, она чувствовала его привязанность к Аймир и их любовь, которая росла с каждым годом.

Усаживаясь на заднее сиденье автомобиля с Рианной на коленях, Эран шептала ребенку веселую историю, которая всех насмешила.

— Да ладно! Неужели мне нельзя подурачиться несколько минут? — засмеялась Эран.

Улыбаясь, Рафтеры ответили, что Эран может дурачиться, сколько ее душе угодно. Потом последовали рассказы про Рианну и Ханнак, Рианну и Сэмми, Рианну и ее маленьких друзей, про ее забавные манеры и ежедневное развитие. Про Рианну, которая так изменила их жизнь! Слушая все это. Эран испытала сильнее чем когда либо чувство семьи, чувство сплоченности, которое ей было хорошо знакомо. И хотя она сказала своей семье, что останется у них, зная, что Конор обиделся бы, если бы она не осталась, судьба распорядилась иначе. Шер приехала домой из Америки с мужем и тремя детьми, так что их дом был полон. Даже Дерси пришлось снять комнату у соседей, а Молли была отвлечена беспорядком, который окружал ее. Три «сумасшедших» ребенка носились, сметая все на своем пути. Ничего другого не оставалось, как поселить Эран к Рафтерам.

Пока они ехали в Данрасвей, Эран заметила новое бетонное здание без крыши, лишь наполовину законченное.

— Что это? — спросила она.

Дэн и Аймир улыбались:

— Это бистро. Будет закончено следующим летом. Не ресторан, а бистро — можешь себе представить!

Эран была довольна. Если бы кто-то сказал слово «бистро» пять или даже три года назад, многие подумали бы, что этот человек — просто сноб. Но и сейчас это маленькое незаконченное здание уже выглядело очаровательным.

Аймир повернулась к ней:

— Все когда-то меняется, Эран. Старое здание школы перестраивают в маленькую гостиницу, теперь — вот это бистро, новый магазин; трикотаж, сыр, овощи — сейчас все можно купить! Есть паб, в котором Акил собирается установить музыку, есть пекарня, в которой теперь пекут французские багеты… мы хотим привлечь сюда как можно больше туристов.

Эран была восхищена, хотя некоторые улицы все еще выглядели немного заброшенными, а некоторые дома сильно нуждались в покраске.

— Да, было сделано предложение, чтобы безработная молодежь приводила все в порядок, помогала бы старикам, которые уже не в состоянии следить за своими садами, но, в конце концов, было решено, что этому не бывать, — сказала Аймир.

— Почему?

— Дети подумали, что они потеряют свои пособия, и совет сказал, что рабочие места будут под угрозой, — вздохнула Аймир.

— Но у совета нет денег и на их содержание, — заметила Эран.

— Да, но они предупредили, что, если этим будут заниматься дети, их служащие останутся без работы, — сказала Аймир.

Местный совет Данрасвея был известен как совет, который не ухаживает за открытыми пространствами, не ремонтирует дороги… Что они вообще делали — было загадкой. Каждый день пабы были заполнены здоровыми молодыми людьми, играющими в дартс или в карты. Четверть работоспособных ирландцев были безработными, тем не менее денег на спиртные напитки всегда хватало. Большинству из них.

Ладно, может быть, когда Рианна станет подростком, в 1993 году, все будет по-другому? И деревня постепенно развивалась — свежий морской воздух, превосходные школы и довольно низкий уровень преступности. Да, здесь бывали мелкие хулиганства, например нельзя было оставить машину открытой, но можно было быть уверенным в своей личной безопасности. Рианна могла бы спокойно ходить в школу, в отличие от многих британских девочек, чьи мертвые тела постоянно находили где-нибудь в болотах или на пустырях. Естественно, люди ожидали возвращения эмигрантов, которые бы воспевали Ирландию и Данрасвей, но все, что эмигранты могли сказать, — это то, что у каждой страны есть свои преимущества и недостатки.

Эран выбрала Британию, но была бы счастлива остаться здесь… если бы Рианна этого захотела. Даже если цены и налоги были высокими. Повернув дочь к себе лицом, Эран улыбнулась ей.

— А кем ты собираешься стать, когда вырастешь, малышка? А? Ты собираешься всех поразить? — спросила Эран.

Рианна весело пропищала что-то, напоминая Эран Мораг Митчелл. Эран не хотела ребенка, пока однажды не поняла, как прекрасно держать его на руках, чувствовать его тепло. Если бы она только могла оставить себе своего ребенка, оставить навсегда… материально это было невозможно сделать, к тому же Аймир бы очень сильно расстроилась. Эран должна помнить об этом и пытаться не вмешиваться. Во всех отношениях матерью Рианны была Аймир, а отцом — Дэн. Отец, которого у девочки бы не было, если бы она осталась с Эран в Лондоне.

Наконец они доехали до бунгало, в окне которого сияла елка, как и несколько лет назад, когда Молли подарила Эран мохеровый свитер в день, когда Эран ходила посмотреть на дельфинов…

— Как поживают дельфины, Аймир? — спросила Эран.

— Я боюсь, они стали достопримечательностью для туристов. Конечно, если бы им это не нравилось, они бы давно уплыли, но ведь так много людей приезжали этим летом, чтобы посмотреть на них, — они, должно быть, устали. Лодочники делают большие деньги благодаря им, тем не менее позволяют бросать туристам банки из-под кока-колы и прочий мусор в воду.

Эран пришла в негодование, подумав о том, что дельфины могут напороться на жестяную банку. Почему лодочники так поступают? Если дельфины умрут или уплывут, это будет большой потерей для многих. Неужели это должно случиться — и только потом люди все осознают?

Все опасения Молли рассеялись, когда Эран вошла в дом вечером. Она не видела Шер примерно восемь лет.

— Малышка Эран, ты все еще не замужем! Что же нам с тобой делать? — спросила сестра.

Шер гордо представила своего мужа, дочь и двух сыновей. Семья прошла через глубокий финансовый кризис, Эран знала это, но сейчас их дела обстояли лучше, и, к великому ужасу Молли, Шер собирались навещать родителей чаще в будущем.

Освоившись в доме, дети Шер кричали, играя с ребенком Валь, как с футбольным мячом. Ее муж тоже был здесь, и Акил. Двенадцатый ребенок… но только Молли знала, что была и тринадцатая, там, в бунгало у Рафтеров. Эран поймала взгляд Молли на детей — они единственные, чье существование Молли не отрицала.

— Даррен, вытащи палец из уха Подж! Шелли, ты разобьешь вазу, Лэнс, убери ее от Подж. Акил, подай мне те стаканы из шкафа — да, да, конечно, я имею в виду эти! — распоряжалась Молли.

Даррен, Шелли и Лэнс. Мужа Шер звали Норбер. Они казались счастливой, здоровой семьей, с безграничным запасом энергии и уверенно звучащими голосами. Лэнс выглядел потешно, когда, как взрослый, обращался к своей бабушке:

— Эй, Молл, когда ужин? Мы умираем от голода!

Молл! Эран так и залилась смехом, и Молли посмотрела на ребенка. Вечерний прием пищи назывался просто чаепитием, поскольку обед был несколькими часами раньше. Конечно, Молли не намеревалась готовить ужин дважды. Они ели бисквиты, фрукты, пили соки. Это напоминало пикник.

Подошел Конор и, обняв Эран, спросил:

— У тебя все в порядке, детка?

Эран посмотрела на отца и улыбнулась.

— Да, папа. Все отлично, и я очень рада тебя видеть.

Он откашлялся:

— Мне очень жаль, но у нас нет свободной комнаты, чтобы ты могла остаться здесь. Мне бы очень этого хотелось. Ну да ладно, я думаю, ты все понимаешь. Не подумай, что я не рад видеть Шер — конечно, я рад… — Его голубые глаза казались взволнованными, и Эран погладила отца по руке.

— Все в порядке, папа. Я все понимаю. Я завтра снова к вам приду, чтобы вместе поужинать, — сказала она.

К счастью, рождественский ужин ждал Эран в доме Кэмпионов, что означало, что ей придется общаться в течение четырех часов с Рианной. Деном, Аймир и Ханнак.

— Ты поедешь с нами на мессу утром? — спросил Конор.

Лицо Эран засияло:

— Да, папа. Я с вами встречусь у церкви в пять минут одиннадцатого, — сказала она.

Конор довольно закивал. Но Эран знала, что он никогда не спросит, посещала ли она мессу в Англии. В отличие от Молли, Конор считал религию частным вопросом. Все, чего он хотел, — это побыть вместе с любимой дочерью, хотя бы один раз в год. Как была рада Эран, когда купила отцу катер, когда могла себе это позволить. Теперь он работал только на Педди Клафферти восемь месяцев в году, остальные же четыре месяца были в его распоряжении. Если бы Конор смог улучшить улов акул, он мог бы вовсе не работать больше на Пэдди.

После шумной беседы с сестрами Эран встала, чтобы попрощаться.

— Привет всем! Увидимся завтра, — сказала она.

Ночь была холодная и звездная, но Эран пошла прогуляться вокруг гавани, и холод, который она чувствовала, был в ее сердце. В отличие от Шер, Эран никогда бы не вошла в свою семью снова; все же, несмотря на большую доброту Рафтеров, она не была им родственницей, не была их дочерью или даже — матерью Рианны. На полпути между двумя домами Эран подумала, что не знает — кто же она такая?

Если дом там, где было ее сердце, то ее место было рядом с Беном… но это не так!

Почему же нет? Почему, почему? Где же был Бен в это Рождество и с кем? Со своими родителями и Шарлоттой Лукас? Позволит ли Дива привести эту Шарлотту в свой дом? Каким грустным может оказаться это Рождество! Так или иначе, праздник, казалось, только обострял горе тому, у кого оно и так было. Здесь семьи воссоединились, некоторые встретились с детьми, которые были в отъезде дольше семьи Шер, но на следующей неделе все будет по-прежнему… Эран стояла перед ночным, черным Атлантическим океаном, под белой луной, висящей низко над горизонтом. Но вдруг она вспомнила, что Аймир еще собиралась купать Рианну и укладывать девочку спать.

— О Боже, спасибо Тебе за Рианну! Спасибо, Господи, за нее, — подумала Эран.

Лежа на животе на полу, Дэн и Эран смеялись, вспоминая, как они помогали Рианне разворачивать ее рождественские подарки под елкой, а Аймир тихо улыбалась сама себе, наблюдая за этой картиной из кухни, где вся готовка была под ее контролем. Все утро чувствовалось приближение Рождества: в воздухе витал запах окорока, жареного с чесноком и медом, чувствовался свежий аромат сосновых иголок и орехового хереса, аромат приправ, лука и миндаля… Это было самое счастливое Рождество в ее жизни.

Весело повизгивая, Рианна с розовыми от удовольствия щеками, в платьице цвета вишни, обшитом зеленой каймой, бросала в протянутые руки Дэна ленты и оберточную бумагу. Дэн, как, впрочем, и всегда в рождественское утро, был одет в изящный клетчатый чуть приталенный костюм, но его волосы были взъерошены, а лицо сияло от удовольствия, как и лицо Эран, стоящей позади него. Эран, которая подарила им этот бесценный подарок… Эран, с солнцем, играющим в ее кудрях, даже не подозревала, как восхитительно она сегодня выглядела.

Садясь в кресло. Эран стряхнула сосновые иголки со своего белого свитера и посмотрела на пылающие в камине дрова.

— Смотри, Рианна, там маленькие феи танцуют в пламени! — сказала она.

Широко раскрыв от удивления глаза, Рианна повернулась посмотреть, так ли это на самом деле.

— Ты видишь их? Маленькая фея-балерина с золотыми крылышками в пурпурных башмачках! — смеялась Эран.

Аймир так хорошо помнила эти игры детства, когда она сидела на коленях своей мамы и та указывала на очертания различных фигурок, танцующих в огне, пылающем в камине.

Рианна еще слишком мала, чтобы запомнить этот день, но она вспомнит это потом, в далеком будущем, когда все ее любимые игрушки будут уже забыты. А больше всего малышка любила своего зайчика, которого она брала с собой всюду, уши его были всегда влажными от того, что Рианна постоянно их мусолила.

При первом удобном случае Эран встала, смотря полными сожаления глазами на свою дочку.

— Прости, пышечка, я должна идти на мессу. Я скоро вернусь, обещаю. Но бабушка, Люк Лейвери и Энни Мак-Гован придут навестить тебя. Ты ведь будешь хорошей девочкой? — спросила Эран.

— А-а, — согласилась Рианна.

Выходя из комнаты, Эран помахала рукой Дэну. Аймир попросила его не спорить с Люком по поводу новшеств в деревне. Дэн полагал, что они идут деревне на пользу, а Люк сказал, что все эти кафешки и бистро смотрятся здесь абсурдно. Так выглядит женщина, делающая макияж перед тем, как сразу же умыть лицо.

Послав всем воздушный поцелуй, Эран оставила Дэна с Рианной, заметив, что Аймир не бросилась сразу к ребенку. Аймир вдруг стало не по себе оттого, что она постепенно превращалась в одну из тех «одержимых» матерей, которые присваивают себе каждую улыбку своего чада, монополизируют его любовь и абсолютно исключают отца из воспитательного процесса. Это было бы так несправедливо по отношению к Дэну, и, возможно, впоследствии это станет причиной трений в их счастливом браке?

А Дэн продолжал беззаботно играть с ребенком, в то время как Эран отправилась на мессу. Выйдя на улицу, она подумала, что весь мир вокруг спит сладким сном, нормальная жизнь с шумными улицами приостановилась на мгновение, но тут вдруг зазвонил церковный колокол, и Эран поспешила вниз по улице. На сердце сразу же потеплело оттого, что у дверей церкви она увидела Конора, который широко ей улыбался.

Месса тоже принесла радость, церковь, освещенная светом сотен свечей, сияла, как только что начищенная бронза.

После мессы вся семья Кэмпион, исключая Валь, которая приехала на машине с мужем и сыном, отправилась домой.

Ленч был превосходен, все тринадцать членов этой большой семьи сидели дружно вокруг стола, самые маленькие — рядом с родителями, стараясь достать своими ручонками до тарелок, которые стояли на праздничном столе.

Когда Валь закончила свою трапезу, она посмотрела на свою сестру.

— Я слышала. Рафтеры усыновили ребенка? — спросила Валь.

Молли стояла у печи, повернувшись к ним спиной, но Эран и так почувствовала, что та вздрогнула.

— Маленькая девочка. Ее зовут Рианна, ей девять месяцев, — кратко ответила Эран.

Валь лениво отрезала кусочек индейки.

— А Аймир больше не преподает?

— Нет, — ответила Эран.

— Это глупо, — заметила Валь.

Эран покраснела:

— Почему ты так говоришь?

— Ну, представь себе, что ты целый день торчишь дома с ребенком. Аймир же умрет со скуки! — сказала Валь.

— Но, Валь, ей совсем не скучно! Она любит эту девочку. Вообще-то, она преподавала одно и то же каждый день в течение целых двенадцати лет. Тебе разве никогда не хотелось оставить всю эту работу и передохнуть? — спросила Эран.

Все знали, что именно этого Валь и хотела, ведь она часто говорила это окружающим.

Считая каждый пенни, чтобы купить сладости для своих детей, Валь совсем не наслаждалась жизнью.

— Один денек, может быть, я и смогла бы отдохнуть, но тогда откуда у нас будут деньги, чтобы каждое лето ездить на отдых в Банд-Оран? Я посоветовала бы Рафтерам потуже затянуть пояса, — сказала Валь.

Эран кивнула.

— Да, действительно. Но Аймир говорит, что лучше играть с Рианной у камина, чем выходить рано из дома в темное, холодное утро и целый день преподавать детям незнакомых людей, которым абсолютно нет дела до того, как она себя чувствует. И кстати, включая все страховки и налоги, она не так уж много получала… — сказала Эран.

Валь выглядела обиженной:

— А разве у нее не было десяти недель отпуска на период летних каникул, на Рождество и Пасху? Я считаю, что ее работа была плевым делом!

Эран ухмыльнулась:

— Если ты так говоришь, тогда тебе надо освоить профессию учителя, чтобы увидеть, какой это адский труд.

Валь нахмурилась, но тут вмешалась Шер:

— Я вам честно скажу, что я встаю в шесть утра и готовлю завтрак для всех: для мужа, а также для троих детей, везу Лэнса и Даррена в школу, а Шелли — в детский сад, а после этого целый день занимаюсь готовкой и стиркой… Потом надо ехать в гостиницу, чтобы регистрировать уставших от долгого перелета клиентов, потом долго сражаться с компьютером, который давно уже пора менять… Затем я снова спешу, чтобы забрать детей домой. Далее, я еду по магазинам, везу Даррена на баскетбол, а Лэнса на футбол, купаю Шелли и проверяю, все ли приготовлено для моих малышей на следующий день. Потом мой вспыльчивый начальник, которого постоянно одолевают различные стрессы, заставляет меня ехать ночью на работу, чтобы поменять всю компьютерную систему в соответствии с планом «Б». У меня и так уже открылась язва, и был нервный срыв… — Она вздохнула. — Да, выясняется, что медицинская страховка действительно очень полезная вещь, чтобы покрывать расходы на лекарства. Я вот что вам скажу: как только Норбер получит повышение, я сразу уйду с работы. Норберт любит компьютеры и свой офис, но я лучше подумаю, как решить сотню других проблем в нашем доме!

Эран кивнула, это было как раз то, о чем она сама думала. Ей повезло, что она работала с Энни, она даже не могла представить себе, что всю свою жизнь будет экономить. И потом, она была вполне свободной, ей не надо было жить по распорядку, носить строгие костюмы и утихомиривать начальника. У нее было время для того, чтобы устраивать небольшие пикники в лесу с друзьями или гулять целый день там, где ей хочется.

Но все же Эран предпочла бы оставаться дома с Рианной.

Рианна! В этот самый миг Эран больше всего на свете захотелось оказаться рядом со своей дочкой. И ей все равно, что там ее сестра говорит — если бы Валь только знала, что у нее есть племянница… Но Валь никогда не согласилась бы удочерить ее. А вот Шер могла бы, но она живет в далекой Америке.

Вдруг на Эран просто навалилась тоска. Она взглянула на отца — он конечно же согласился бы помочь! Бедный папа, у него всегда были только добрые намерения.

После того как Эран помогла Конору вымыть гору грязной посуды, она поцеловала его на прощание, поблагодарила всех за подарки и поспешила вернуться как можно быстрее в бунгало к Рафтерам.

Люк и Энни уже ушли, но в гостях еще была Ханнак. Она качала малютку, абсолютно не тревожась по поводу пятен на плече своего синего вельветового костюма… Эран была тронута этой картиной до глубины души.

— Добрый день, мисс Лоури, счастливого Рождества! — сказала Эран.

Лицо Ханнак сияло от удовольствия.

— Самое счастливое Рождество в моей жизни!

В ее голосе Эран почувствовала какие-то скрытые нотки, и, когда она посмотрела на Дэна и Аймир, она увидела, что они тоже были очень довольны.

— Что случилось? — спросила Эран.

Лицо Дэна просияло.

— Аймир, лучше ты расскажи Эран об этом.

Аймир села на софу и указала Эран рукой на место рядом с собой.

— Я думаю, это Рождество самое счастливое для всех. Эран, я беременна! После двенадцати лет брака! У меня будет ребенок!

— Беременна? О Аймир, это чудесно! — растерянно сказала Эран.

— Да, и все это благодаря тебе. Я не знаю как, но, после того как у нас появилась Рианна, я стала намного счастливее, я больше не грустила по поводу того, что у нас до сих пор нет детей. А теперь будут!

Эран была просто поражена этой новостью! Теперь у Рианны будет братик или сестричка! И как заметила Аймир, Рианна тоже помогла им — каким-то невидимым способом.

— О, я даже не знаю, что и сказать. Когда ожидается прибавление? — спросила Эран.

— В июне, — ответила Аймир.

Ребенок — летом, в самый расцвет жизни Аймир! Ее лицо сияло, и Эран чувствовала, что весь их дом был пронизан теплом и счастьем.

Хороший дом. Дружная семья, в которой теперь жила Рианна. Подойдя к Ханнак, Эран взяла ребенка на руки.

— Ты хотя бы понимаешь, какая ты счастливая девочка? — спросила Эран.

— А-а, — ответила Рианна, смотря на Эран своими большими карими глазами и ликующе улыбаясь.

Новый 1981 год начался для Бена удачно, но к марту он уже начал сомневаться в своем успехе. Сначала ему неожиданно позвонила Чанда, его сестра, и рассказала, что винный бизнес Чарльза попал в полосу неудач. Она попросила Бена одолжить им довольно-таки большую сумму денег, чтобы они с мужем смогли выбраться из этого кризиса. Бен согласился дать своей сестре взаймы, но он был раздражен ее просьбой. Муж Чанды терпеть не мог Бена, он и Чанда находили предосудительным то, какую карьеру избрал Бен. Чанда даже начала использовать имя своего мужа, чтобы не показать, что она сестра Бена Хейли, так как в ее семье считалось, что он пользуется дурной славой. Итак. Бен выписал чек на имя Чанды Хейли и злорадно улыбнулся, так как включил в него кредитную карточку…

Потом были пять напряженных недель в студии. Бену пришлось снова спорить с Майлсом Ирвингом, чтобы записать новый альбом в весьма жестких условиях, заявленных «Шваб». Бен хотел, чтобы альбом был полон энергии, но безобиден. Некоторые из лирических песен, написанных Кельвином, были настолько изменены, что в конце концов стали просто бессмысленными, и новые слова звучали ужасно, когда Бен их произносил. Вообще-то компания «Шваб» хотела записать альбом хорошей, качественной музыки, а Бену с Кельвином не давал покоя неприлично маленький бюджет для этого альбома. При проведении рекламной акции в поддержку альбома Бену так же необходимо было следовать ряду строгих инструкций: носить то, говорить это, но все это должно было выглядеть правдоподобно, чтобы поклонники поверили в искренность Бена. Худшим же было то, что компания не называла их творение «альбомом», они называли это просто «продукцией». И когда же наконец-то состоялся релиз «продукции», возникли серьезные проблемы с продажей. Некоторые музыкальные магазины поставили альбом в огромных количествах, а некоторые вообще не закупили его.

Ожидая с каким-то неприятным чувством тура в поддержку альбома, который планировалось начать в конце мая, Бен выслушивал список ограничений, предписанных компанией. Бен решил навестить в Нью-Йорке Эмери Чима. Тот обещал записать музыку для нового альбома Бена в декабре, а представить его публике планировалось на гала-концерте в июне.

Компания Эмери совсем не оптимистично ожидала реакции «Шваб» на творение Бена, и только превосходное настроение Эмери поддерживало его.

— Ты не записал альбом в сроки, указанные компанией, ты не использовал студию или музыкантов. Ты присвоил себе эту демо-запись, и ничто тебе помочь уже не может, — говорил Эмери.

В хорошем расположении духа Эмери пригласил Бена отпраздновать их встречу. Но, несмотря на великолепно приготовленного лобстера, на бренди хорошей выдержки, которым они наслаждались, Бен не мог полностью расслабиться. Когда «Шваб» услышит об этом рискованном мероприятии, начнется то, что Эран называла «препирательство».

— Ну, — размышлял Эмери, покуривая длинную сигару и рассматривая напряженное лицо Бена своими голубыми глазами, — если и начнутся какие-либо неприятности, тебе не надо будет справляться с ними в одиночку. У меня отличный штат адвокатов.

Бен был благодарен ему, но в то же время он был очень озабочен своим будущим: он совсем не хотел битвы с компанией. Почему Эран не подумала о некоторых оговорках в контракте, который он подписал?

А потому, что ей тогда было всего лишь девятнадцать лет. Потому что она не думала, что Бен действительно соберется записать свой альбом. Потому что никто не мог предвидеть, что «Седар» будет перекуплен компанией «Шваб». Она тогда сделала все, что было в ее силах, и обвинять Эран было бы совсем нечестно. В конце концов, если она все еще остается его менеджером, она должна принять участие в решении этой проблемы — даже сейчас, когда у этой проклятой компании появилось слишком много клиентов, когда у них недостаточно времени, чтобы уделять внимание проблемам отдельных людей. Дело не стоит того, чтобы задействовать для этого такое большое количество адвокатов, — даже учитывая тот факт, что музыка Бена Хейли уже относилась к классике, этот судебный процесс не принесет ему в случае победы много денег. Бену было не важно, сколько денег он потратит на адвокатов, ведь смысл всего этого был в том, что его музыка была его чадом, его детищем. И он не хотел пассивно наблюдать за тем, как Германия держит ее в «заточении».

После просмотра документального фильма, который развеселил Эмери и Бена, обсудив каждую мелочь, Бен поблагодарил Эмери и улетел назад в Лондон.

На столе в прихожей Тхан оставил кучу корреспонденции. Печать фирмы «Шваб» стояла на втором конверте.

Интересно, от кого оно? От музыкантов, от аранжировщика или от директора студии? Хотя это уже не имеет значения, они все равно скоро узнают.

В письме Бена обвиняли в том, что он сам им все не рассказал, и это было самое худшее. Такая двойная игра, такая секретность не являлись традициями, которых придерживалась немецкая компания звукозаписи. Мистер Хейли обязан встретиться с исполняющим обязанности президента, приготовившись объяснить все происходящее, и пригласить своего адвоката.

С тяжелым сердцем Бен сразу же связался со своим адвокатом и со своим менеджером. Они пообещали сделать все, что в их силах, все возможное, но ситуация не предвещала ничего хорошего.

На деньги из вновь урезанного бюджета Кевин Росс пытался сделать все возможное, что он только мог сделать. В первый же вечер тура в поддержку альбома начались неполадки с осветительной техникой — освещение было явно не на высоте, а моральный дух музыкантов совсем упал. Кевин был в ужасе от мысли, что может так сразу потерять свою работу. Впервые в жизни Бен почувствовал, что не хочет выходить на сцену, не может выступать на том высоком уровне, которого ждала от него публика и которого она заслуживала.

Но затем Бен надел свой сценический костюм защитного цвета, полагая, что поклонники поймут скрытый смысл, подпоясался ремнем и появился перед публикой в свете софитов. Аплодисменты были настолько громкими и продолжительными, что Бен не мог сказать ни слова в течение целых четырех минут. Как же все так вышло?

И вдруг он понял: как только зазвучали первые аккорды песни, написанной им и исковерканной компанией, ему захотелось вести свое шоу так, как он считал нужным, и бороться за ту музыку, в которой он смог выразить все свои самые интимные чувства и переживания, которую хотела отвоевать у него компания! Вдруг Бен осознал, что этими аплодисментами люди дают ему понять, что они поддерживают его, что они на его стороне. Весь концертный зал «Хаммерсмит-Одеон» был буквально пронизан добротой, симпатией и любовью к нему!

Тронутый до глубины души такой поддержкой, Бен просто стоял на сцене в ожидании, когда аплодисменты утихнут, затем поднял букет цветов, который кто-то бросил на сцену, поблагодарил всех на индийский манер, сомкнув ладони у своего лица, и начал петь.

И зрители пели с ним всю ночь, показывая, что уже запомнили слова его новых песен; тысячи огоньков колыхались в темноте зала. Бен жить без этого не мог, а фирма «Шваб» считала это просто полным несоответствием технике пожарной безопасности! С тех пор как Бен запел перед своей первой аудиторией в 50 или 60 человек, он часто ощущал какое-то дружеское чувство по отношению к своей публике, но сегодня это чувство было намного сильнее, глубже — это было чувство, как будто они все — одна большая, дружная семья. И после концерта Бен остался со своими поклонниками разных возрастов, желающими пообщаться с ним и получить заветный автограф — он не позволил Тхану увести его в безопасное место за кулисы. Бен разговаривал с ними часами, позволяя подойти всем к нему так близко, как они только хотели. После недавнего убийства Джона Леннона Кевин и Тхан были доведены этим поступком Бэна до бешенства, но Бен даже не сдвинулся с места. Ему было наплевать на все эти проблемы с компанией, главным для него были эти люди, которые действительно о нем беспокоились.

«Как восхитительна Англия ранним летом!» — думала Эран, сидя за рулем своей машины и наслаждаясь музыкой Шумана. Роберт Александр Шуман не мог сам играть на фортепиано из-за поврежденного пальца. Поэтому он закончил свою блистательную карьеру пианиста, но стал великим композитором. Однако из-за невозможности играть его часто одолевала депрессия, и в итоге он умер в сумасшедшем доме в возрасте сорока шести лет.

Но его музыка была так же прекрасна, как и это летнее голубое безоблачное небо, как этот солнечный свет, изливающийся на километры желтых полей кукурузы и пшеницы. Через ограду фруктового сада можно было видеть ветки деревьев, склоняющихся под тяжестью молодых яблок, и сливовые деревья в полном расцвете; то там, то тут гуси, идущие к реке, гордо выступали по зеленым улицам деревушки; вдалеке, на поле, лежали коровы, уставшие от полуденного зноя. Не отрывая взгляда от берега реки, присмотрев замечательное местечко для завтрака, Эран подъехала к мосту и остановила машину.

Бедный Шуман! Он конечно же не хотел, чтобы его жизнь закончилась столь бесславно. Думая о судьбе великого композитора, Эран уютно устроилась на зеленом берегу реки.

Эран знала, что не далеко уехала от деревни, и она улыбнулась тому, какие длинные названия англичане дали этим маленьким деревушкам: Стоу-он-Ворлд, Миддл-Вэллоп, Аппер-Слотер, Смол-Доул. И все они были горячо любимы их жителями. Каждый раз, как Эран останавливалась позавтракать, она словно слышала элегию Грея, чувствовала спокойствие земли… Несмотря на то что в городах Англии был слышен только рев моторов, во многих частях страны царила восхитительная тишина, и каждый месяц природа меняла цвета: для апреля был характерен желтый, благодаря первоцвету и нарциссам, а в мае все деревья цвели розовым; июнь — это лиловый цвет, а июль был алым от маков. Затем последует опустошающая белая жара августа, серовато-коричневые поля сентября, яркая охра октября… Сейчас Эран словно целиком видела весь цикл природы и чувствовала себя частичкой гармонии окружающего ее мира.

Рианне было уже примерно пятнадцать месяцев, она лепетала вовсю и бегала по саду за Сэмми, пытаясь оседлать бедную собаку. И сын Аймир, Эммет, праздновал свой первый юбилей — неделю со дня рождения. Бедный Эммет — Рианна думала, что он очередная игрушка, которую ей подарили, поэтому она упрямо хотела ставить его на ночь со всеми своими куклами на полку. Дэн полагал, что, когда Эммет подрастет, ему предстоит побороться со своей старшей сестрой — и это навело его на очень деликатный вопрос: когда же Эран собирается рассказать Рианне, что она ее настоящая мама? Или она думает, что девочке вообще не следует что-либо говорить? Этот вопрос обсуждался часто, но пока что они так и не находили решения для выхода из этой ситуации.

Когда Эран закончила есть грушу, она начала отламывать маленькие кусочки от пирожка со свининой, который являлся одним из тех деликатесов английской кухни, что дошли до нас с давних времен, еще из средневековья. Если бы Эран думала только о том, что сама хочет, она бы давно ответила Дэну, что Рианна должна все понять сама, как только подрастет. Но дочь так же должна быть достаточно взрослой, чтобы понять, почему ее настоящая мама так с ней поступила. Это означало, что надо будет подождать до ее совершеннолетия — но после этого… Господи, что же после этого ей сказать? Просто то, что она ее дочь, дочь Эран, которая приходит навещать ее каждый день, и певца Бена Хейли, который даже не знает об ее существовании?

При крещении ей дали имя Рианна Рафтер. А в ее свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит: неизвестен, чтобы кто-нибудь не донес прессе, что это ребенок Бена. Пока что Дэн, Аймир и Молли были единственными людьми, которые знали правду.

Как же будет чувствовать себя Рианна, когда узнает о том, что ее настоящая тетя живет всего лишь в миле от дома ее родителей? Как, наверное, будет больно Рианне, когда она узнает, что ее настоящей бабушке и дела нет до нее, что Молли даже не хочет принимать участия в ее судьбе? Каково будет Ханнак, которая столько сделала для своей «внучки»? И, Боже мой, что же скажет Бен, когда вдруг, из ниоткуда, у него появится дочка?

Это было непростое решение, но Эран должна была найти такой выход из ситуации, чтобы он причинил наименьшие страдания всем. Сколько должно пройти времени, прежде чем Рианна увидит свое свидетельство о рождении и написанную там фамилию Кэмпион? Должно пройти, наверное, минимум пятнадцать лет, ведь в шестнадцать Рианне надо будет сдавать выпускные экзамены, получать права на вождение, паспорт…

Дэн и Аймир могут подготовить девочку к этому в пятнадцать, а в шестнадцать лет рассказать все более подробно. Есть еще достаточно времени, чтобы Эран могла продумать, что она скажет Рианне, как она объяснит, почему в двадцать лет Эран Кэмпион не смогла оставить свою дочку себе, скрыла ее рождение от отца и подыскала ей семью, в которой она будет жить.

Но Бен? Есть ли надобность вообще упоминать имя Бена?

Нет. Будет только шок у них обоих, или разгорится скандал в прессе, если Бен будет все так же популярен, как сейчас. Если Рианна будет плохо воспитана, то вдруг она захочет воспользоваться огромным состоянием отца? А если у Бена еще будут дети, то Рианна будет чувствовать себя обделенной или будет сильно ревновать…

О, если бы люди могли предвидеть будущее, знать, где и с кем они будут вместе! Эран даже не могла допустить такую возможность, что она будет кого-нибудь так же сильно любить, как Бена, что у нее будут от кого-либо дети, кроме как от него. Аймир говорит, что Эран просто придется научиться любить других.

Но, несмотря на то, будет так или нет, Рианна не должна быть плохо воспитана. Она будет расти втайне от всех, окруженная любовью Аймир и Дэна, которые подготовят ее к настоящей жизни. Вот почему Рианна должна оставаться с ними, потому что оба они были очень опытные и мудрые, а главное — готовы к воспитанию ребенка.

Они помогут Рианне понять, почему ее настоящая мама поступила так, как поступила, что для девочки это было лучшее на тот момент. Может быть, Рианна будет сбита с толку или просто будет зла на Эран, но в результате всем троим — Рианне, Эран и Аймир — придется научиться понимать друг друга, как трем взрослым женщинам. Тогда все будет улажено, и все вновь будут счастливы.

«Но об этом необходимо подумать уже сейчас, — думала Эран, — мне надо много и усердно работать, и, когда Рианна все узнает, она уже будет любить меня и доверять мне. Мне надо сделать все возможное, добиться ее дружбы и расположения за эти шестнадцать лет. Мне нечего ей дать, кроме тех вещей, которых я ждала от моей собственной мамы, — кроме общих интересов, идей, чувства независимости. Я могу веселить ее и помогать ей в учебе. Я могу быть ее другом!

Да, я буду ее другом, если Рианна мне это позволит. Но что произойдет, когда она узнает, что Конор ее дедушка? Рианна подумает, что Конор не хотел, чтобы у него появилась внучка, а он будет от этого так страдать, будет сбит с толку! Он почувствует себя обманутым, разочаруется во мне. О, если бы я только могла открыть ему эту тайну! Тогда бы я сделала это сразу, прямо завтра, но эта тайна уже принадлежит Молли…»

Безуспешно ища ответы на все эти трудные вопросы, Эран присела на берегу реки, чувствуя нежное прикосновение солнца на своих волосах. В такой день хочется верить, что все получится, как она того хочет. «Время все сделает за нас» — так любит говорить Дэн. Сейчас ее дочка здорова и счастлива.

Эран очень сильно скучала по Рианне, ей хотелось оказаться рядом с Дэном и Аймир в их доме, который был для Эран родным — лучше ее собственного.

По сравнению с другими молодыми матерями, которые были вынуждены отдать своих детей на усыновление чужим людям, Эран очень повезло. Она будет видеться с Рианной два раза в год: на Рождество и летом, а может быть, и еще чаще, если Аймир приедет в Лондон погостить у Эран.

Конечно, в 1984 году ей придется переехать из дома в районе Хэмстеда, когда права аренды и материальная помощь Бена закончатся. Надо будет найти что-нибудь поменьше и не такое дорогое… Такое впечатление, будто сейчас ее жизнь движется назад, нежели вперед. Но чем большее количество сыров продавала Эран, тем больше у нее становилось шансов найти квартиру поприличнее. Возможно, даже в этом же районе, потому что она не хотела покидать друзей. В течение недели Эран колесила по всей Англии, а по пятницам возвращалась в Лондон, принимала душ и отправлялась на занятия музыкой с группой. Это была любительская группа, без иллюзий или амбиций, но ее участники были приятны в общении. После двухчасовых занятий Эран обычно приглашала кое-кого из музыкантов к себе на ужин: она любила и умела готовить, а им очень нравился ее жареный цыпленок с орехами и абрикосами с капустой и чесноком. Эта новая жизнь ей очень нравилась, и Эран дорожила каждым ее мгновением. По субботам она ходила в книжный магазин Рудинштейна, по воскресеньям гуляла, а зимой ходила на концерты в церковь, в художественные галереи или на рынки.

Шинед все еще занималась продажей свитеров в Камдене, но эта работа была только до лета. А теперь, когда восемь магазинов в региональных городах были открыты, можно уже подумать и о том, чтобы устроиться менеджером по маркетингу. Как-то за вечерним ужином в пиццерии Эран и Шинед долго обсуждали новую стратегию своего предприятия. Стоит ли превращаться в крупные торговые центры, такие, как «Джон Льюис», «Марк и Спенсер», или сохранить сеть маленьких магазинчиков?.. Наконец они решили, что изделия из трикотажа слишком индивидуальны, поэтому могут распространяться небольшими партиями и только в таких магазинах, как у них.

Никогда Бен не был так счастлив и горд, как в тот уикэнд на Род-Айленде. До последнего он с ужасом ожидал, что «Шваб» предъявит судебный иск и наложит запрет на деятельность Чима. Но борьба продолжалась, и жарким июньским днем около пятисот гостей прибыли на презентацию нового проекта и грандиозного шоу с участием великолепных яхт. Этот проект настолько отличался от всего того, что Бен делал прежде; это была настоящая серьезная музыка, не допускавшая никакого легкомыслия и шуточек. Сегодня Бен почувствовал пристальное внимание к собственной персоне и в глазах многих читал один и тот же вопрос: «Почему Эмери выбрал именно его?»

В полдень они собрались под легким навесом, и после краткой речи Эмери приказал открыть гигантский экран, находящийся позади него, с эмблемой компании.

Затем зазвучала музыка. Бен едва мог слышать первые нотки мелодии, они были настолько мягки, словно легкие всплески воды в тишине. Но затем звук окреп, словно наполняясь ветром… Когда Бен услышал голос гобоя, он задумался об Эран: она могла бы быть частью всего этого! Но она не была профессионалом, она бы отказалась… Бен придумывал для себя всякие оправдания.

Музыка собрала толпу. Картина была настолько удивительна, настолько реалистична, что казалось, будто Бен находится на яхте, обдуваемый свежим ветерком. Бен был дилетантом в парусном спорте, а ощущения и впечатления были очень важны для Эмери, потому что у Бена был свежий, без всяких стереотипов, взгляд на его дело. Искушенные люди выискивали недостатки в произведении Бена, но их не было!

До рези в глазах Бен всматривался в удаляющиеся яхты, пока они не пересекли финишную полосу и не вышли из гавани. И вдруг за какие-то несколько минут под звуки крещендо тронулась самая великолепная, украшенная флагами флотилия. Это был самый пик представления, когда в предвкушении победы объединенная духом товарищества команда вела свою быстроходную яхту. А музыка отразила в своем языке каждый нюанс этого действия. Мелодия была острой, подобно корпусу яхты, разрезающему волны, стремительной и быстрой, подобно свистящему в парусах ветру, и необыкновенно чистой и прекрасной, подобно сверкающему бриллианту.

Эмери первый вскочил, захлопав, и шлепнул Тхана по плечу, когда вокруг раздались бурные аплодисменты. Бен знал, что это было не только признанием его музыки, но и победы всей команды: фотографов, редакторов, музыкантов, дирижеров — всех, кто работал над проектом.

— Я теперь понял, почему Эран возила меня на Крит после европейского турне! Мы жили там в простой гостинице, делали самые обыденные вещи — и все для того, чтобы я не отрывался от реальности жизни, чтоб чувствовал твердую почву под ногами! Тогда я не понимал и ненавидел все это! О Господи, как я ошибался! — воскликнул Бен.

Двумя неделями позже компания «Шваб» объявила войну. Они присвоили себе права на продукцию Чима и собирались подавать в суд.

— Прекрасно, — ответил Эмери по телефону, перенимая громоподобный тон Уинстона Черчилля. — Мы будем сопротивляться! Независимо от того, во сколько нам это обойдется. Все может быть, мы будем бороться на воде, на суше, мы будем бороться в полях и на улицах, мы будем бороться на холмах, мы никогда не сдадимся!

— Нет! — воскликнул Бен. — Мы не сдадимся!

* * *

Но ситуация была идиотской, поскольку никто в действительности не знал, кто приобрел права на продукцию Чима, а все усилия, чтобы выяснить это, были напрасны. Неужели проект принадлежал Чиму? А возможно, Бену, так как он является автором музыки? Но ведь музыка была написана исключительно в рекламных целях. Если обладателем прав являлся Чим, то он с удовольствием дал Бену полную свободу творчества. Если Бен являлся законным хозяином проекта, то Эмери в первую очередь попросил бы его ни в коем случае не продавать права какой-либо другой компании. Если же «Шваб» объявила бы проект своей собственностью, то Бену пришлось бы признать, что они купили его с потрохами.

Конечно, необходимо было сначала составить все деловые документы, заключить контракты, получить патент, т. е. заняться бумажной ерундой. Но это же было полюбовное соглашение, жест дружбы и доверия! И теперь эта дружба была нерушима, словно скала.

— Я возьму всю вину на себя, мой мальчик. Я скажу, что сам втянул тебя в это, и мои деньги — это единственные деньги, которые были связаны с необходимыми расходами! И это действительно так, — сказал Чим.

Больших денег это не стоило. Это был эксперимент, и Бен не ожидал такого фурора. Ему было горько и досадно, что с ним поступили по-свински.

— Ублюдки! — завопил он. — Ублюдки, ублюдки, трусы! — Схватив какую-то японскую вазочку, Бен швырнул ее в стенку, и она разбилась вдребезги.

ГЛАВА 14

— Естественно, это не только деньги. Это — неповиновение, — произнес Дэн.

Аймир кивнула в знак согласия. Большие компании, словно тираны, эксплуатируют своих служащих. В периоды спада служащие крепко держались за свои рабочие места. А Бен Хейли бросил вызов компании грамзаписи, осуществлявшей полный контроль над своей рабочей силой.

— Сколько лет сейчас Бену, Эран? — спросила Аймир.

— Двадцать пять исполнится в июле, — ответила та.

Уже совсем взрослый. Ему было только двадцать два, когда он вошел в мир шоу-бизнеса. Бену потребовался год, чтобы осуществить свои замыслы, и еще год, чтоб начать работу с компанией «Шваб».

Эран сейчас было двадцать три года, но внешне она все еще напоминала хрупкую, маленькую девочку, особенно в те минуты, когда, отдыхая, она валялась на траве — ее глаза были такие мечтательные и беспечные! На ее лице не было и следа косметики, рот был слегка приоткрыт, волосы развевались на ветру.

Эран глубоко вздохнула. Конечно, после трех лет жизни с новым другом и успешной карьеры, Бен уже не устраивал ее. Эран даже говорила о том, чтобы привезти Тьерри в Ирландию на Пасху, он был очаровательный француз — во всех отношениях. Но, увы, у Тьерри был магазин в Булони, и он не мог его оставить даже на день. Аймир и Дэн надеялись встретить Тьерри летом, при условии, что потом могли бы позволить себе поездку с детьми во Францию. Кража машины Дэна, пока он гостил у родителей в Дублине, поставила всякую возможность уехать куда-нибудь на каникулы под вопрос.

Эммет был похож на Дэна — такой же светловолосый, с зелеными глазами и веснушками. Никто не верил, что они с Рианной родные брат с сестрой. Аймир казалось, что Люк Лейвери уже догадался о Рианне, впрочем, как и Энни Мак-Гован, но эти двое никогда не задавали бестактных вопросов. В этой деревушке судачили все, кроме Люка и Энни.

Рианна визжала от радости, требуя, чтобы Люк подбросил ее повыше. Эран с улыбкой наблюдала за своей двухлетней дочкой, потом, повернувшись к Дэну, она попросила у него газету.

— Возьми, там есть фотография. Бен выглядит очень сексуальным.

Эран улыбнулась, покраснев. Дэн умел дразнить людей.

Да… там была фотография, и Бен действительно был сексуален. Сексуальный и неповинующийся. Входя в зал суда, он держал подбородок высоко, на его устах притаилась незаметная улыбка; он был одет в жакет и рубашку, без галстука. Тхан стоял рядом, за его грубой внешностью крылась яркая, сильная индивидуальность. Дорогой «старик» Тхан, Эран пришлось пожертвовать их дружбой; сегодня она сожалела об этом и очень тосковала без вьетнамца.

Но Бен не чувствовал себя столь же уверенным, как выглядел внешне. Двенадцать дней слушания стоило целого состояния, но ни к чему не приводило. Если бы Бен победил, он бы только вернул то, что принадлежало ему, — так или иначе. Если бы он проиграл, то ему бы пришлось работать с компанией «Шваб» еще целый год до истечения контракта! Какие же они дураки! Как же Бен мог сочинять песни для них, как он мог исполнять их в таких условиях? Он мог бы возненавидеть и обидеться на них; но Эран знала, что важнее всего для Бена были фанаты. Для них он и продолжал писать и сочинять. «Шваб» это было очень выгодно, они знали, что поклонники не бросят Бена в такой момент.

Ниже была помещена другая фотография — его матери Дивы, его сестры Рани, продюсера Майлса Ирвинга и менеджера тура Кевина Росса, и казалось, они все находились на похоронах. Эран иногда казалось, они проклинали ее за то, что она убедила Бена подписать контракт с «Седар», согласиться на их условия. Но тогда все было по-другому, и условия были благоразумнее…

Какая она была — эта музыка? Очевидно, Бен очень дорожил ею, но была ли она действительно столь же хороша, как о ней говорили? О ней судачили по всей Америке, на кабельном телевидении, в компании Чима, но запись невозможно было купить. Фактически адвокаты Бена повели себя хитро, но в то же время рискованно, сообщив в суде, что Бен намеревался обеспечить авторское право на исполнение музыки в Лондоне, чтобы использовать доходы от любых общественных продаж в целях благотворительности. Это звучало хорошо, и, зная Бена, Эран не сомневалась относительно его великодушия, но ведь это могло быть рассмотрено и как своего рода взятка?

О, какой хаос! И все же Бен не втянул ее в это, ни разу не упомянул имя Эран в связи с контрактом. Наоборот — он помнил ее день рождения. В очередной раз прибыл большой букет желтых роз, и Эран просила передать Бену слова благодарности.

Но пришло время прекратить мечтать. Время, чтобы дать шанс Тьерри. Эран вновь удивило, что она все же встретила нового человека и он понравился ей. Понравился тем, что так легко согласился принимать участие в продаже того сыра, которым торговала Энни. Другие менеджеры были сухи, некоторые даже ироничны, но Тьерри очень отличался от них. Человек среднего роста, с густыми рыжеватыми волосами и блестящими глазами, он снял белое пальто, демонстрируя свое привлекательное телосложение, и предложил Эран вместе позавтракать. Она все еще помнит устрицы, веселую суматоху в этом маленьком кафе, легкое дуновение бриза, глаза Тьерри, ясные и зеленые, как вода… Эран наслаждалась тем первым свиданием… Он был очаровательный добрый человек, который незаметно рассеял ее застенчивость. В начале Тьерри всего лишь флиртовал, но теперь его внимание становилось все трогательнее. Эран не позволяла себе думать слишком много о нем в течение первых нескольких недель, но теперь она ждала каждого момента встречи, любила, когда он дарил ей розы, когда звонил…

Когда все это прекратится? Эран не имела понятия. Все, что она знала, — теперь она чувствовала себя счастливее, активнее, моложе. Аймир была довольна, Холли была довольна, ну и, конечно, сама Эран. Это не был какой-то потрясающий «книжный» роман, но он согревал ее душу.

Мечтая, Эран отдыхала на газоне. Эммет сиял от счастья, деловито пачкаясь остатками от шоколадного йогурта. Да… Дэн был прав, говоря, что больше йогурта попадало детям на одежду, нежели в организм. Наклонившись, Эран взяла Эммета на руки, вытерла его мордашку полотенцем и поцеловала его пальчики.

Но вдруг Рианна завопила, вырвала баночку с йогуртом у Эммета и, обхватив Эран руками, заявила:

— Меня тоже! Я тоже, Эран! Сначала меня! Обнимай меня!

Компания «Шваб» приобрела авторское право на продукцию Чима. Таково было решение суда, и Бен чувствовал, что его душа словно раскалывалась надвое, когда обнародовали это заявление. Ничего не говоря, он анализировал суммы штрафов, наложенных на него за нарушение контракта; штраф Эмери из-за их сговора; запрещение, наложенное на Эмери за использование музыки вновь, если он не был готов выкупить права по полной стоимости. Музыка эта стала причиной для обсуждения во всем мире. Если бы только для славы Бена — это теперь стоило целое состояние!

Вот так и чувствовали себя люди, преследуемые папарацци? Как будто украдена какая-то бесценная частичка души? Незаменимая частичка!

Фанаты и репортеры не оставляли Бена в покое, толпа «съедала» Рани и Диву. Незаметно Тхан проводил Бена до машины и увез домой.

Вскоре приехал Эмери. Он был бледен из-за постоянного волнения, но поведение его было резким.

— Воры, пираты, гангстеры! — Он бушевал, попивая виски, он был полон гнева. — Они ограбили тебя, Бен, просто ограбили!

Бен налил себе водки и слегка улыбнулся:

— Да. Но взгляните на это с другой стороны. Теперь все знают об Эмери Чиме. Рекламы оказалось намного больше, чем вы ожидали.

Эмери наполнил бокал виски:

— О да. Мы успешно вышли из этого дела. Штраф ничего не стоил для нашей компании. Но дело не в деньгах, Бен!

— Что вы собираетесь делать теперь? — спросил Бен.

— Что я могу сделать? Если я начну оспаривать приговор, в глазах публики я буду выглядеть занудой и, возможно, потеряю большие деньги. Общественная симпатия постепенно растает. Так что лучший выход — принять все это достойно! — Эмери приподнял бровь и взглянул на Бена глубокомысленно: — Я бы «подавал» тебя как борца, Бен.

— Я боролся бы, если бы не чувствовал, что моя музыка растерзана на клочки… Это ведь самое приличное, что я когда-либо написал! — воскликнул Бен.

— Это — намного больше, чем просто приличное! Это превосходно, и нельзя позволить, чтобы они отобрали ее у тебя, — сказал Эмери.

— Она вообще не принадлежала мне, так и сказали. — Бен выпил водки и сморщился так, будто это была кислота.

— Она еще будет принадлежать тебе когда-нибудь. В девяностых, надеюсь. Ты напишешь новые произведения, теперь ты уже знаешь, как это делать, — сказал Эмери.

— Да, умею и напишу, как только истечет этот мерзкий контракт! — заявил Бен.

Эмери нахмурился.

— Когда ты начал заниматься всем этим? — спросил он.

Бен задумчиво посмотрел на Эмери: он теперь стал очень хорошим другом и имел право знать.

— Я начал заниматься «всем этим», будучи еще очень молодым, и «Седар» была тогда очень уважаемой компанией. Я тогда не мог позволить себе иметь адвоката, и мы даже не слышали о компании «Шваб», — сказал Бен.

— Мы? — переспросил Эмери.

— Да, я и молодая девушка, мой менеджер в то время, — сказал Бен.

— Девушка? Я надеюсь, ты имеешь в виду женщину с опытом делового общения? — спросил Эмери.

— Нет… ну, в общем, да. Я просто хочу сказать, что у нее была деловая хватка, хотя и не было опыта. Ей было всего лишь девятнадцать лет, — сказал Бен.

— Девятнадцать? Господи! — Эмери вытаращил глаза.

Он был настолько изумлен, что не мог произнести ни слова.

— Дорогой мой, не путай деловые отношения с личными! — воскликнул Эмери.

— Хорошо, но все мы делаем ошибки, — заметил Бен.

Эмери улыбнулся, потягивая виски, чувствуя, что гнев постепенно стихает.

— Я согласен. Требуется зрелость, чтобы признать ошибку. Стоила ли игра свеч?

Некоторое время Бен хранил молчание, задумчиво крутя прядь волос.

— Она не совершала ошибки. Я совершал… — сказал он.

— Да? — Эмери был вдовец, без детей. Но кое-что в тоне Бена пробудило в нем отеческое беспокойство.

— Она во всем старалась только для меня, а я позволил ей уйти. Вот в чем моя ошибка, — вымолвил Бен.

— Почему? — спросил Эмери.

— Почему я сделал это? Потому что она была готова создать семью, а я нет, — вздохнул Бен.

— Тогда ты прав. Жениться в таких обстоятельствах было бы еще большей ошибкой, — сказал Эмери.

— Да. Я тоже так думал. Я чувствовал себя неуверенно и мог причинить ей много боли. Фактически я это знал. Поэтому я и прекратил отношения. — Бен отвернулся.

— А теперь? — спросил Эмери.

— А теперь я не могу обвинять ее ни в чем, ни за фирму «Шваб», ни за что-то еще. Рисковал я, и виновен только я, — ответил Бен.

Пристально глядя в бокал, Эмери думал над последними словами Бена.

— Ты знаешь, о чем я сейчас думаю? — спросил он.

Бен улыбнулся:

— Нет, сэр, не знаю.

— Я думаю, что ты однажды напишешь чертовски хорошую музыку, — сказал Эмери.

Бен старался понять, что заставило Эмери так сказать. Он иногда вел себя достаточно загадочно, говоря вещи, которые вначале казались несущественными. Но этот человек был его гостем в течение почти трех недель.

— Спасибо за веру в меня, — сказал Бен.

К его удивлению, Эмери встал, пересек комнату и подсел к нему возле камина. Затем он похлопал Бена по плечу.

— Я верю в тебя, мой мальчик… очень верю. И я должен тебе кое в чем признаться, — сказал Эмери.

— Признаться? В чем? — спросил Бен.

— Ту музыку, что ты писал, ту, что у тебя отобрали… ты чувствуешь себя ужасно, не так ли? — Эмери начал издалека.

Это было еще мягко сказано! Бен чувствовал себя, как Чарльз Линдберг, когда его ребенок был похищен, как должен чувствовать себя любой родитель в такой ситуации. Опустив глаза, он молчал.

— Я знал, что это могло случиться, Бен, — сказал Эмери.

— Знали? — переспросил Бен.

— Да. Но я также знал, что могло случиться, если бы мы запустили целый проект и связали бы тебя юридически и коммерчески. Ты не чувствовал бы свободы и не писал бы так хорошо. Тебе необходимо всегда чувствовать, что это твое детище, а не мое, не компании. Ты должен быть свободным, словно человек, который устанавливает парус на одной из яхт в бесконечном океане, — сказал Эмери.

Бен кивал, покусывая губу.

— Так что я позволил тебе сделать это. Это был расчетливый риск с моей стороны, и дело стоило того. Теперь я знаю, что ты способен сделать большее. — Эмери вздохнул.

— Но… — Бен не знал, как реагировать.

— Не отчаивайся. Ты сделал это! И ты будешь делать это снова. Когда истечет срок твоего контракта, позволь мне помочь тебе заключить новый. Не с фирмой «Шваб», конечно, а с компанией, подходящей для тебя, с той, которая имеет душу и сердце, а не расчетливый ум. Если мы не сможем найти такую, я сам создам ее для тебя, — заявил Эмери.

— Что вы сделаете? — Бен не поверил своим ушам.

— Создам ее для тебя! Я приглашу туда моих лучших адвокатов, которые прекрасно разбираются в законах, касающихся контрактов. Мы наймем кого хочешь, этот Ирвинг… как ты говоришь, он неплохой человек, Росс… — Эмери сделал паузу и улыбнулся.

— Но, Эмери, почему я, почему вы выбрали именно меня? Вам почти шестьдесят, а я молодой — рок-певец! — Бен был потрясен.

Эмери встал и начал бродить по комнате, держа в руках бокал.

— Ты знаешь историю, Бен? — спросил он.

— Да, историю музыки, — кивнул Бен.

— Тогда ты должен знать, что у них у всех были они. — Эмери иногда говорил загадками.

— Кто у кого был? — терпеливо спросил Бен.

— У музыкантов были продюсеры. Люди, которые верили в них и помогали им. Это — то, что я хотел бы делать для тебя, если ты мне позволишь. У тебя огромный потенциал, и я хочу видеть, как он развивается. Я хочу, чтобы ты продолжал делать то, что делаешь сейчас. Ты любишь публику, а она любит тебя, — заявил Эмери. — Но я также хочу, чтоб ты мог экспериментировать и с другим материалом. К тому времени, когда ты окончательно оставишь рок-музыку и придешь в себя, ты перейдешь в другую стадию — серьезную стадию. Твоя следующая запись покажет, на что ты способен… и, если ты мне доверяешь, позволь мне помочь тебе.

Изумленный, но глубоко тронутый словами Эмери. Бен не знал, что и сказать.

— У меня нет детей. Это самая большая ошибка моей жизни, и я об этом очень сожалею. Скажи, что твои родители думают о твоей музыке? — спросил Эмери.

— Ничего. По крайней мере, отец ненавидит ее. — Бен вздохнул.

— Он никогда не слышал тебя? — удивился Эмери.

— Нет. Гай имел более важные дела. Дива и Рани нашли свободное время, чтоб приехать, а отец… Это было неудивительно, но больно, — сказал Бен.

Пока он размышлял над этим, жена Тхана, Бет, вошла в комнату и сказала, что обед подан — будучи американцем, Эмери любил есть рано.

— Эмери, я должен сказать, что я немного ошеломлен всем этим. Мы могли бы обсудить это за обедом? — спросил Бен.

Бет, содержавшая квартиру, проследовала вперед к длинному столу из красного дерева, за которым часто собирались друзья. Бен любил развлекаться, но он не хотел принимать кого-либо сегодня вечером. Кроме Майлса, Кевина и Гевина Сеймура, все остальные друзья казались ему несколько поверхностными по сравнению с Эмери.

За обедом Эмери толково рассуждал о музыке и музыкантах, и не только о классиках (Бен знал, что он восхищался ими), но и об Арте Гарфункеле, Бесси Смит, Бобе Марлее. Эмери считал неверным навешивать ярлыки на людей, но чаще всего так оно и случалось. Работа же с Чимом пошла бы в правильном направлении. Бен слушал в тишине, признавая, что его собственная слабость была силой Эмери: у Бена были грандиозные замыслы, а у Эмери — перспектива их осуществления.

Когда принесли второе, Эмери позволил говорить Бену. Эта беседа была свободной и затрагивала многие вопросы. В последний раз он говорил так только с Эран. Вот почему отношения с Сашей, Шарлоттой или с Ким не имели будущего и оказались непродолжительными. У них не было ничего общего.

— Расскажи мне об этой девочке, которая заключила с тобой контракт, Бен. Если это не слишком болезненно, — попросил Эмери.

Бен двусмысленно улыбнулся:

— Контракт оказался недолговечным! Эран была прекрасная девочка… невинная, честная, очень трудолюбивая. Возможно, она хотела сделать больше, чем могла. Но в девятнадцать лет человек не знает своих пределов, не так ли?

— Она была честолюбива по отношению к тебе? — спросил Эмери.

— Да, подобно вам, она имела большую веру в меня и была ко мне очень благосклонна. Я думаю, что она пыталась что-то доказать. Она не была очень образованна, но намеревалась добиться большего. И добилась! Затем, как мне кажется, она оказалась под небольшим давлением, я имею в виду ее вынужденную помощь родителям, в то время как она спешила сделать карьеру. Она была хорошим организатором. Но я всегда чувствовал, что именно музыка была ее настоящей любовью. Музыка, поэзия и… я. Она хотела выйти замуж и иметь детей, — сказал Бен.

— Но ты не был готов? — спросил Эмери.

— Да. Я никогда не лгал ей об этом. Но она была просто убита, когда мы расстались. Я делал все, что мог, чтобы успокоить ее, но она так и не помирилась со мной. — Бен вздохнул.

— Не сказала тебе ни слова? — спросил Эмери.

— Ни слова. Она даже прекратила отношения с нашими общими друзьями, с моими родителями, с моей сестрой. Майлс Ирвинг предложил ей работу по моей просьбе, но она отклонила предложение, — сказал Бен.

— Понимаю. — Эмери смотрел так, как будто хотел продолжить тему, но он не сказал ничего.

— Просто был неподходящий момент. Я бы женился, но помимо этого у меня было много других дел, которые необходимо было сделать, — сказал Бен.

— Надо было сделать или хотел сделать? — уточнил Эмери.

— Надо было, — повторил Бен.

Взяв чашку кофе у Бет, Эмери закурил сигару.

— У меня тоже было много дел, когда я был в твоем возрасте. Когда же я захотел быть со своей женой, ее к тому времени, к сожалению, уже со мной не было, — сказал он.

— Мне очень жаль. Я могу узнать, что произошло? — спросил Бен.

— Позже. — Эмери встал, взял чашку с кофе, и ушел в другую комнату. Не зная, что сказать, Бен последовал за ним.

Посреди комнаты стоял рояль фирмы «Бештейн». В отличие от тех роялей, которые были скорее красивые, чем функциональные, этот был закрыт, на нем не было никаких украшений и фотографий. Бен подошел к нему.

— Мне сыграть что-нибудь? — спросил он.

Эмери сел в кресло.

— Да, пожалуйста. Все, что захочешь, — сказал он.

Бен сел и начал играть «Рапсодию» Джорджа Гершвина. Эмери прекрасно знал эту вещь. Она была написана в 1924 году, за год до его рождения. Ему была знакома история этого произведения, написанного исключительно для фортепиано. И только значительно позже некий зануда Грофе добавил партию кларнета, а затем и целого оркестра. Но Бен играл первоначальную версию. Это был ответ Бена на вопрос, который так и не решился задать Эмери. В этой игре было все: и любовь, и потери, и сладостные воспоминания.

Как повзрослел Бен за эти прошедшие два года! Пусть он утратил нечто, но гнев его укрощен, и теперь наступило столь долгожданное примирение Бена с самим собой. Он проходил такой же тернистой дорогой жизни, как и Эмери, и всю боль, раздиравшую его душу и сердце, он выражал в музыке. В этом и была сила его характера.

Дэн и Аймир решили, что сейчас они не могут себе позволить такую роскошь, как отдых во Франции, поэтому и собрались ехать к Эран. Она была несказанно рада их приезду. Но после двухнедельного пребывания гостей Эран пришлось признаться самой себе, что радость ее была преждевременной — Рианна оказалась совершенно неуправляемым ребенком.

— Любимая, пожалуйста, не делай этого, — умоляюще обращалась Эран к двухлетней девочке. Но Рианна продолжала шалить.

— Рианна, я просила же не делать так! — повторяла Эран.

Эран понимала, что все увещевания бесполезны, и пыталась в своем властном тоне выразить недовольство. Но девочку невозможно было остановить. Эран тут же пожалела, что Аймир и Дэн ушли на прогулку. Эммет был спокойным ребенком, с ним не было никаких проблем, но его сестра была сущим чертенком.

— Я хочу их! — заявила Рианна, указывая на цветы.

— Да, но они для всех, — ответила Эран.

Девочка неистово схватила цветы, закричав во весь голос:

— Они только мои!!! Они только мои!!! Мои!!!

— Малышка, а давай их нарисуем? — пытаясь успокоить ребенка, предложила Эран.

Но Рианна резко вырвала свою руку из ее руки и убежала в угол с криком:

— Уходи! Оставь меня в покое! Я хочу своего кролика!

Но кролика не было рядом, и слезы градом закапали из ее глаз. В ту же секунду неожиданно вернулись Аймир и Дэн и тревожно бросились к девочке. Эран решила, что они подозревают ее в том, что она поколотила девочку.

— Ты плохо себя ведешь, Рианна?

Будто по волшебству, мгновенно высохли слезы, а лицо озарила ангельская улыбка.

— Нет, мама и папа, я хорошая.

— Пора спать, моя девочка, надевай пижаму, — сказал Дэн.

Малышка послушно покинула комнату, но в дверях кухни остановилась и незаметно для всех показала Эран язык. Такое случилось впервые, и, несмотря на то что Рианна была ее дочерью и она ее очень любила, Эран чувствовала себя совершенно разбитой.

В течение всей следующей недели Рианна рисовала на обоях, потом пролила клей на голову Эммета, разрезала шарф Аймир, чтобы сделать перевязку кролику. Энергия била в ней через край, и справиться с этим не мог никто.

И все же улыбка девочки была восхитительна, что делало ее безгранично обаятельной. Поэтому Эран все же тянуло к ней, а иногда казалось, что Рианне тоже нравилось находиться рядом. Когда же наступило время отъезда, девчушка прижалась к Эран и промолвила:

— Нет. Я не еду, я остаюсь с тобой!

О, если только Эран могла бы пойти на это! Но когда Эран заглянула ей в глаза, она поняла, что двухлетний ребенок затеял жестокую и злую игру, желая рассорить двух взрослых женщин. Тут Аймир, поманив девочку шоколадкой, оторвала ее от Эран, равнодушно поцеловала свою бывшую ученицу и покинула дом.

Как тихо стало в доме после их отъезда! В течение нескольких ночей Эран не могла уснуть, сдерживая душившие ее слезы — детское лицо с милыми ямочками не давало ей покоя, вновь и вновь появлялось перед ней как видение. Однажды когда Тьерри позвонил ей поздно ночью, он понял, что Эран плакала.

— Что случилось? — спросил Тьерри.

— О, ничего. Мне просто вдруг стало жаль себя, — пробормотала Эран.

Успокоившись, Тьерри сказал, что наверняка все дело в его отсутствии. Может, ему приехать, если в этом есть большая нужда?

Да, он был ей нужен. Пусть это не Бен Хейли, но он хороший и добрый человек. Тьерри обладал отменным чувством юмора, он ходил с Эран на концерты, хотя в музыке ничего не понимал. Однажды, увидев по-настоящему его лучистые карие глаза, Эран почувствовала невероятную теплоту, исходящую от них.

В течение осени Тьерри несколько раз приезжал в Лондон, и Эран два раза летала во Францию. Чтобы как-то порадовать ее, Тьерри выставлял в своем супермаркете огромное количество сыров. Эран знала, что они не приносили никакого дохода, но она знала и то, что все это делается ради нее.

Холли Митчелл встретила Тьерри на празднике Хэллоуина и была поражена его внешностью.

— Конечно, мне не нравятся мужчины с усами! Но он действительно хорош, Эран! Привлекательный, внимательный и… холостой! Я бы не оставляла его одного. Сколько ему лет? — спросила Холли.

— Двадцать восемь, — ответила Эран.

— Он говорит по-английски… и мог бы получить здесь работу, — заметила Холли.

— Он тоже так думает, — кивнула Эран.

В отличие от большинства французов. Тьерри Марран не считал Францию единственной цивилизованной страной на планете. Он хотел бы переехать в Англию, если бы его отношения с Эран стали серьезными. Он надеялся, что так оно и будет, и готов был жениться на ней по первому зову. Тьерри мечтал иметь жену и детей.

Дети… Эран думала то о детях, то о Тьерри. Перед ней возникали то озорные глаза Рианны, то добрые глаза Тьерри. Слышался как наяву глубокий голос Тьерри и лепетание Рианны.

В ноябре Конор неожиданно позвонил Эран, чтобы поблагодарить ее за отпуск, который они с Молли наконец провели на острове Мэн. Затем приехал Дерси, ее младший братик, которому было теперь девятнадцать, он был самый красивый из всех ее братьев.

В начале декабря Тьерри снова позвонил. В его голосе слышалось приятное нетерпение, когда он спрашивал, может ли он приехать на Рождество. Ответ Эран был положительный. Но он приедет не на само Рождество, которое она проведет с семьей в Ирландии, а на Новый год.

А три недели спустя Эран улетела в Ирландию, где Аймир встретила ее, как обычно, с распростертыми объятиями.

— О Эран, все эти подарки для детей! Ты так разоришься… Мы опять ждем ребенка, — засмеялась она.

Ее лицо светилось счастьем, и в этот момент Эран приняла окончательное решение. Ей тоже хотелось частичку этого счастья. Ей хотелось быть любимой, как была любима Аймир, ей хотелось собственного ребенка. Тьерри мог дать ей все это, как Аймир это давал Дэн.

Вернувшись в Хэмстед после болезненного расставания с Рианной, Эран встретилась с Тьерри, чтобы поговорить обо всем серьезно. Сперва она сказала ему то, что Тьерри имел право знать. То, что у нее в Ирландии была дочь.

Взяв Эран за руку, Тьерри кивнул. Он так и думал, что у нее были в прошлом какие-то серьезные отношения. Не у многих молоденьких женщин в ее возрасте был собственный роскошный дом, где Эран жила в одиночестве. Не многие тратили такие деньги на международные звонки. Но он был рад бы включить и ребенка в их совместную жизнь и надеялся, что у них еще будут дети. Эран могла работать или нет, как она захочет. Но она уже продала тонны сыра, так что ей еще надо? Если ей хочется, она может целиком посвятить себя новой семье, наслаждаться материнством, играть на гобое, писать стихи. Тьерри готов был материально обеспечить семью и позаботиться о ней. Он любил Эран, и его поцелуй сказал ей об этом.

В первый день 1983 года состоялась их помолвка. Впервые за несколько последних лет Эран была по-настоящему счастлива.

— Рани!

Покупая фрукты и овощи на рынке Бервик-стрит, Эран буквально натолкнулась на сестру Бена и была очень смущена. Они были такими хорошими друзьями, но Эран сама прекратила их отношения самым резким образом. Конечно, она вынуждена была это сделать, но Рани об этом не знала. Ее улыбка была осторожной.

— Эран… Как дела? — спросила она.

Рани улыбнулась Эран из-за охапки фруктов и весенних цветов.

— Очень хорошо. У меня недавно была помолвка. Посмотри! — сказала Эран.

Рани посмотрела на бриллиантовое кольцо на ее пальце и расхохоталась вопреки собственному желанию.

— Это как раз то, что ты всегда хотела, не так ли? Ну, тогда я рада слышать эту новость. У тебя были плохие времена с Беном, — сказала Рани.

— Да, Рани… Жаль, что мы не виделись с тех пор. Я по тебе очень скучала, но была одна проблема. Послушай, а почему бы нам не выпить кофе? Так хочется с тобой поговорить, — сказала Эран.

Рани поставила на землю тяжелые покупки со свойственной ей грацией. Она была в так идущем ей сари. На кофе она согласилась.

— А почему бы и нет? Бену будет интересно узнать, кто же этот счастливчик.

Бен… Эран словно видела его отражение в лице Рани, как и в лице маленькой Рианны. Пробравшись через толпу, девушки нашли маленькое кафе и заказали — но не кофе, а чай. Опуская в свой чай кусочек лимона, Рани критично рассматривала Эран.

— Лучше, гораздо лучше, чем в последний раз, когда я видела тебя всю в слезах. Жаль, что мой брат причинил тебе столько несчастья. Я рада, что ты с этим справилась, Эран. Расскажи о своем суженом, — попросила Рани.

— Он француз, его зовут Тьерри Марран, ему двадцать восемь лет. На настоящий момент он ищет работу в Лондоне. Мы будем жить здесь. Свадьба в августе, — сказала Эран.

— Хорошо. Ты знаешь, как я отношусь к свадьбам, но ты заслужила свое счастье после всего, через что тебе пришлось пройти. Но почему ты бойкотировала нас, Эран? Меня и маму. Мы же были на твоей стороне, — заметила Рани.

— Знаю, Рани. Я не могу тебе этого сказать, но поверь, была веская причина. Примешь ли ты мои извинения и передашь маме, как я сожалею? И Тхану тоже. Как они? — спросила Эран.

— Хорошо. Мама все еще работает. Тхан женился на Бет. Они оба работают у Бена. Ты можешь переносить упоминание его имени или лучше о нем не говорить? — спросила Рани.

— Да нет. Я уже прошла эту стадию. По правде говоря, я очень сочувствовала ему, когда он потерял права на музыку, которую написал. Как он с этим справился? — спросила Эран.

— Нормально. Никому не бросил вызова. Внутренне он расстроился сильнее, чем показал это. Кажется, это его сильно изменило. На сцене он все еще неистов, но в личной жизни это совсем не так, — сказала Рани.

— А где он? Чем занимается? — спросила Эран.

— Сейчас он в Скандинавии. Там его записи мгновенно раскупили. Его песни — хиты во всех чартах, — сказала Рани.

— Ты знаешь, Бен все еще посылает мне цветы каждый год на день рождения. Передай ему, что я это очень ценю. Но теперь с этим пора кончать. Тьерри это не понравится. Кроме того, мы ищем новый дом. Срок аренды истекает следующей весной, — заметила Эран.

— Я скажу ему, думаю, он будет рад за тебя… Бен чувствует себя очень виноватым. Я так и не поняла, почему он так поступил, — осторожно сказала Рани.

Эран вдохнула:

— Темперамент, Рани. Ты же сама предупреждала меня, что он переменчив, не готов к оседлости. А как ты? Нет ли где-нибудь поблизости влюбленного молодого доктора? — пошутила Эран.

— Ни в коем случае. Я иногда встречаюсь с мужчинами, но мне не очень это нравится, — призналась Рани.

— О Боже! Что ты имеешь в виду? — спросила Эран.

— Ну, ты смотрела «Криминальную линию»? Нет? Обязательно посмотри. Тогда поймешь, что я имею в виду. Девяносто процентов людей, совершающих преступления, это мужчины, из них девяносто процентов преступлений — против женщин. Столько полицейских сил уходит, чтобы контролировать сильную половину человечества! Мужскую половину. Когда же речь идет о несчастных десяти процентах женских преступлений, то это чаще всего мелкие правонарушения, а если и бывают крупные, то это мужчины делают женщин своими соучастницами. Они промывают женщинам мозги! — заявила Рани.

Эран было нечего возразить. Ей так надоело видеть избитых, ограбленных, изнасилованных, обиженных мужчинами женщин, брошенных детей, расхищенное имущество. И все это сделала, как говорила Рани, сильная половина человечества.

— Но существуют и хорошие люди среди сильной половины, Рани, такие, например, как Бен и Тьерри.

— Полагаю, что да. Но мне придется еще поискать того, кого я смогу уважать. Меня никакими коврижками под венец не заманишь. Я серьезно отношусь к своей учебе и профессии, — отрезала Рани.

— Ты, должно быть, уже заканчиваешь учебу? — улыбнулась Эран.

— Да, в будущем году. А потом буду несколько лет работать в Индии. Мама определила меня в больницу Аттар Прадеш, у нее там есть связи. Она сама родилась в Лакнау, и Бен тоже, насколько ты знаешь, — сказала Рани.

— Да, он часто говорил, что хочет поехать посмотреть Индию. И Японию тоже. Он туда так и не съездил? — спросила Эран.

— Нет еще, но я уверена, Бен съездит, ведь он так много путешествует. А ты? Тебе ведь тоже так хотелось посмотреть мир, — сказала Рани.

— Да. Но после нашего разрыва жизнь переменилась. Я была во Франции. Думаю, на медовый месяц мы поедем в Сант-Тропез, — ответила Эран.

— Отлично. А потом? — Рани оживилась.

— Я хочу иметь настоящую семью. Сейчас я работаю для фирмы по производству ирландских сыров, я представляю здесь их интересы. Но когда у меня появятся дети, я оставлю работу, — заявила Эран.

— Ты тогда пожалеешь. Никогда не покидай работу! — воскликнула Рани.

— Но дети, они… Да ничего! Мы никогда не сойдемся в этом вопросе. Послушай. Рани, мне сейчас надо идти, но мне бы как-нибудь хотелось с тобой пообедать. Я так ужасно себя чувствую из-за того, что так долго тебя не видела. Я хочу снова встретиться с вами. Когда тебе удобно? Может, в следующую субботу? Тогда мы снова поболтаем, — предложила Эран.

Эран не надеялась, что Рани согласится на это после нескольких лет обидного молчания со стороны самой Эран. Но девушка кивнула:

— Хорошо. Я свободна в следующую субботу. Было бы здорово!

Они дружески расстались, и Эран пошла домой с чувством долгожданной радости и облегчения. Со стороны Рани было так мило забыть плохое поведение Эран, даже несмотря на их абсолютно разный взгляд на многие вещи, и будет приятно продолжить старую дружбу. Только нельзя будет рассказывать о Рианне. Будет не только несправедливо потребовать держать это в секрете — Рани просто шокирует даже само существование девочки. Рани любила детей, но это была слишком поверхностная и безответственная любовь.

Всего четыре концерта: стадион Фалкнер в Копенгагене, Ледовый стадион в Стокгольме, Скандинавиум в Копенгагене и Драмменшаллен в Осло. По два дня на каждый, значит, всего восемь дней. В таком коротком турне нельзя было допустить ни единой ошибки, ни одного промаха, иначе результаты были бы разрушительны. Бен все сделал верно, и триумф был фантастическим. Интервью тоже были прекрасными, для радио, телевидения и печатных средств массовой информации было дано девятнадцать релизов — за восемь-то дней! Фирма «Шваб» сделала большие деньги. Но организация концертов тоже стоила немало, а человеческая сторона дела компанию просто не волновала. Турне были для них не больше чем средством для успешных продаж записей за рубежом. Так что, если Бену Хейли нравилось ездить в турне, пусть себе выступает.

Когда контракт закончится, Бена меньше всего интересовало, что думают представители компании «Шваб», но его радовало теплое отношение своих фанатов. Он думал именно о них, когда писал музыку, сидя один в своей кенсингтонской квартире. Именно они помогали ему пройти через разногласия с Кельвином, через изматывающие репетиции, проверки звука, интервью, перелеты из одного города в другой. Фанаты, которые приходили посмотреть на него, экономили деньги, чтобы попасть на его концерт, ехали Бог знает откуда, стояли в очередях за билетами, голодали, мокли под дождем, писали ему письма, бросали ему цветы, дорожили его автографами. Большинство его фанатов были обыкновенными людьми с маленькими зарплатами в скучных офисах, на фабриках, в больницах. Бен знал, что это было его делом — нести свет в их жизни, как только он мог, и он должен был стараться изо всех сил. Им всегда было хорошо вместе.

Но это было не всегда просто. Кто мог винить его, если он в конце концов попадал в руки прекрасных красоток, любил выпить и покутить? Теперь водка была его большим пристрастием, чем секс, — после того, как СПИД стал болезнью века, а безопасный секс не радовал Бена вовсе. Однако с некоторыми его девушками можно было просто поболтать и не чувствовать себя так одиноко в чужих городах, которые у него не было даже возможности как следует посмотреть. Они отвлекали Бена от проблем с фирмой «Шваб», а водка давала гарантию того, что он сможет забыться и заснуть. Как и всегда, Кевин Росс старался по мере сил оградить Бена от этого, но он сам был не меньшим ипохондриком.

Кевин вел затворнический образ жизни: ни секса, ни тусовок, ни табака, ни солнца. Как он пытался расслабляться, было тайной, но у него это явно не получалось. Здоровье Кевина было из рук вон плохо, он пребывал в постоянном напряжении. Бен веселился хотя бы как-то, в то время как Кэвин не расслаблялся вообще. Даже если Бен рано начал пить, он мог сказать, что хоть немного пожил. А на самом деле — много и ярко!

Эран тоже была против водки, хотя и не так сильно, как Кевин. Что бы она сказала, если бы увидела Бена сейчас, в этом чертовом отеле в Готенбурге, пьющего водку в одиночестве в три часа утра? Наверное, ничего! Рани сказала, что Эран помолвлена с каким-то французом. Французом, подарившим ей бриллиантовое кольцо и собирающимся жениться на ней в августе. Он будет главой семьи, которую Эран так хотела иметь. Глядя в опустевший стакан, Бен понял, как ему горько об этом думать.

Теперь Бен понимал, почему люди хотели жить семьями. У него не было семьи, да он и сам ее не хотел, но понимал, чем это привлекало других. Семья накладывала определенные рамки и границы, и каким же эгоистичным становился человек, если ему было не о ком заботиться, кроме себя самого, и как тошно было снова вернуться в пустую квартиру. Большую и роскошную, но пустую. Даже если привести домой девушку, она вряд ли захочет слушать о его многочисленных разочарованиях, заботиться о нем, если он будет усталым, обеспокоенным или в депрессии.

Был ли Бен в депрессии? Глядя на свою водку, он подумал, что это так. На него это было совсем не похоже. После успешных гастролей он обычно бывал в приподнятом настроении, кутил и праздновал с друзьями. Может, он слишком устал, ему просто надо отдохнуть?

Перерыв? Это невозможно, столько еще надо работать, пока не закончится его контракт с фирмой «Шваб». Но Эмери Чим говорил о том, чтобы Бен взял перерыв на лето, и Бен улыбнулся, подумав о человеке, который стал ему таким замечательным другом. Эмери, скорее всего, станет его менеджером после того, как уйдет на пенсию из «Чим Марин» в свои шестьдесят лет на будущий год. Это были немного странные отношения, но он доверял Эмери, уважал его деловую хватку и глубокую любовь к музыке. Как и Эран Кэмпион, он предвидел будущее, обсуждал его, у него было много отличных идей, умных планов… и он понимал Бена, как его никогда не понимал собственный отец. Бен стал его протеже, между ними было доверие и взаимопонимание.

Этим летом Эмери отправлялся в море. Не на своей яхте, потому что это будет не скоростная гонка, и, конечно, не в круиз на корабле, а просто чтобы расслабиться и отдохнуть. Но Чим инвестировал в деятельность Бена огромные деньги, и теперь так просто уехать в отпуск было нелегко. Его жена умерла, а друзья были слишком заняты своими семьями. Эмери всегда путешествовал один, всегда был в одиночестве. Подумав о нем, Бен и сам почувствовал леденящее душу одиночество. Он решил, что им с Эмери необходимо поговорить. Надо ему позвонить, сейчас!

Сколько времени сейчас в Нью-Йорке? Бен взглянул на часы. Всего девять или десять. Он набрал номер.

— Эмери? Привет, это Бен. Надеюсь, я тебя не отвлек? — спросил он.

— Нисколько, дружище. Я тут как раз думал о тебе, — отозвался Эмери.

— Правда? Приятно сознавать, что кто-то о тебе думает, — сказал Бен.

— Да. Ты звонишь из Швеции, Бен? Там уже очень поздно? — спроси Эмери.

— Три тридцать, — ответил Бен.

— Сколько же ты выпил? — поинтересовался Чим.

— Боже, Эмери, я не… Немного, — неохотно сказал Бен.

— Думаю, что больше не стоит пить. Почему бы тебе не принять горячий душ и не лечь спать?

— Ха! Ты говоришь, как Эран! Эран Кэмпион. Я рассказывал тебе о ней. Моя сестра звонила и сказала, что Эран выходит замуж, — заявил Бен.

Эмери помолчал, потом осторожно заметил:

— Ну, так отпусти ее, Бен. Думаю, ты можешь быть счастлив и без нее.

— Могу. Она заслуживает лучшего человека, чем я, — горько сказал Бен.

— Если сейчас ты жалеешь себя, я думаю, именно водка тому виной, — сказал Эмери.

— Хм, и это твоя благодарность за мою услугу? — спросил Бен.

— Какую услугу? Ты звонишь мне как раз, когда я собирался закончить чтение романа и выпить горячего шоколаду, — отозвался Эмери.

— Да нет. Я имею в виду отпуск. Я нашел отличную вещь для тебя, — сказал Бен.

— Да? И что же это за «вещь»? — спросил Эмери.

— Охота на акул! Отец Эран живет в Ирландии. У него есть шхуна, он возит летом туристов. Группы туристов, поохотиться на акул, — объяснил Бен.

— Отлично, мой мальчик. Думаю, ты не выпил еще так много, как я предположил. Твоя идея интересна, — сказал Эмери.

— Правда? Ты там познакомишься со многими интересными людьми, будешь варить уху по вечерам, полюбуешься прекрасными видами Атлантики. Думаю, это тебя развлечет, — соблазнял Бен.

— Хорошо, я обязательно об этом подумаю, если ты пообещаешь немного поспать, — проворчал Чим.

— Отлично, обещаю. Ну пока, Эмери.

Хорошо, что они поговорили. Бен почувствовал себя получше. Голос Эмери успокаивал — за тысячу миль в его голосе прозвучала забота. Допив остаток водки, Бен лег и кое-как забылся сном, обняв подушку.

Забавно, как Эран нравилось до деталей планировать свою свадьбу. Тьерри тоже помогал ей, когда приезжал, умиляясь, насколько Эран щепетильна с мелочами. И его радовало, что ей это так нравится. Тьерри видел, что Эран счастлива; он чувствовал, что ее привязанность к нему становилась все сильнее, а их отношения все глубже.

Помогла делу и Холли Митчелл. Она заказала ресторан и праздничный торт, помогла Эран выбрать платье и разослать приглашения. Церемония будет происходить в Хэмстедском дворце бракосочетания. С каждой стороны ожидалось около сорока человек гостей. Среди приглашенных была и Рани, но она была против того, чтобы приглашали Диву. Дива вряд ли пойдет без Гая на такую официальную церемонию, а Гай наверняка откажется. Кроме того, нельзя забывать, что Дива видела Эран в качестве невесты своего сына. Боже, список гостей был невероятно сложен, и, конечно, не было никакого смысла советоваться с Молли. Молли такой странный человек, она никакого интереса и никакой инициативы не проявит. Надо радоваться, если она догадается хоть в черное платье не вырядиться! Молли и без того критикует Лондон, где расписывают во дворцах бракосочетания. Что же касается Конора… Тщетно Эран старалась представить себе отца, развлекающего гостей. Максимум, что можно от него ожидать, — что он просто приедет и сядет в уголке. Но это не имеет значения. Он будет здесь и по-своему порадуется за нее, а Дэн возьмет на себя обязанности посаженного отца невесты. Да и Тьерри за всем приглядит.

Милый Тьерри, он такой солидный и надежный, такой любимый и любящий. У него нет и капельки харизмы Бена, обожающих взглядов, но зато у него много других отличных качеств. Как сказала Холли — «идеальный материал для мужа». Он уже успел найти работу в Лондоне и привез сюда своих родителей познакомить с Эран. Они плохо говорили по-английски, но были очень приветливы, довольны Лондоном и также довольны выбором сына. Как-то в мае, сидя на кухне у Холли, Эран призналась, что ей очень понравилась семья своего жениха.

— Миссис Марран или мадам Марран, что тебе больше нравится, Холли? — спросила Эран.

— А чем тебе не нравится миссис Кэмпион? — спросила, в свою очередь, Холли.

— Ну, ты говоришь, как Рани! Ты же знаешь, что я старомодна на этот счет. Тьерри отличный человек, и я хочу, чтобы все знали, что я его жена. Ты же взяла фамилию Уолтера, правда? — заметила Эран.

— Верно. Хочешь стать миссис Марран, так вперед! Но скажи, Эран, а что ты будешь делать с Рианной? Приедет ли она к тебе на свадьбу или это вызовет осложнения? — обеспокоилась Холли.

— Мне очень хотелось бы видеть ее на свадьбе, Холли. Она будет нести цветы, идя за невестой. Осложнений не будет. И позволь своей Мораг тоже нести цветы, — попросила Эран.

Мораг было уже семь лет, и она была любимицей Эран. Спокойная и собранная, она была полной противоположностью Рианне.

— Конечно, думаю, ей это очень понравится. Спасибо, что подумала о ней, Эран, — сказала Холли.

— Ну, ведь это именно она втянула меня во все это! Вот кто истинный виновник! Когда я только увидела ее, то поняла, что сама хочу иметь детей. А потом и Рианна принесла столько радости Дэну и Аймир. Ты знаешь, у них на днях родится еще малыш! — отозвалась Холли.

— Женщина, которая боялась, что у нее никогда не будет детей, наверстывает упущенное! — отозвалась Холли.

— Да, и ей это нравится. Конечно, нового малыша она на свадьбу не привезет, но она возьмет с собой Эммета, а ты приведешь Олли поиграть с ним, правда? — сказала Эран.

— Олли для него, конечно, уже большой, но он присмотрит за Эмметом, — улыбнулась Холли.

Олли было десять лет, он стал поспокойнее и по-прежнему был очаровательным ангелочком, который задавал бесконечные и неожиданные вопросы.

— Валь и Шер тоже привезут своих детей, так что свадьба рискует превратиться в грандиозную семейную «разборку». Надо мне было покупать пластиковый чехол вместо платья! — засмеялась Эран.

Они выбрали восхитительное кремовое платье в маленьком бутике в Ислингтоне. Именно такое и хотела Эран. Длинное, шелковое, с кружевными рукавами и декоративными розочками. Холли смеялась, приговаривая, что Эран похожа на продавщицу цветов из Дрездена. Но Эран считала все это очень романтичным, она знала, что и Тьерри это понравится. Рани, конечно, станет ее дразнить, но это не Рани выходит замуж!

Замуж… Эран нахмурилась, вдруг все это показалось ей очень серьезным. Холли взглянула на нее:

— Эран, ты ведь не сомневаешься, не так ли? Насчет Тьерри и свадьбы? Нельзя делать этого, если ты все еще думаешь о Бене Хейли, это будет несправедливо, вы оба будете несчастны!

— Да, Холли, я знаю. Я очень много думала об этом, чертовски много. Но мне уже двадцать четыре, я знаю, что в Бена можно влюбиться, но для семейной жизни он не приспособлен. Бен — это летящая по небосводу звезда, магическая, сгорающая до тла и испепеляющая все вокруг. Я никогда не пожалею, что была знакома с ним, что родила Рианну, но Тьерри… Тьерри реален. Он настоящий. Он меня любит, с ним я чувствую себя защищенной. Сейчас я вижу, какая огромная разница между женой и подругой. И я хочу быть женой и матерью, — твердо сказала Эран.

— Разве ты не будешь скучать по работе, когда заведешь детей? — спросила Холли.

— Да, я буду скучать по Энни Мак-Гован и по своим покупателям. Но это не та карьера, которую я себе представляла. Это не имеет ничего общего с поэзией и музыкой, — сказала Эран.

— И все же работа давала тебе независимость. Если тебе не надо будет надолго отлучаться из дома, советую тебе сохранить эту работу, — заметила Холли.

— Нет, я не буду работать. Тьерри и так придется самому работать, и, когда он будет приходить домой по вечерам, я хочу делать все для него — он не должен приходить в пустой дом. У каждого человека должен быть настоящий семейный очаг, — сказала Эран.

Как это верно, подумала Холли. Новая гувернантка ее детей тоже была хорошей, но все же насколько лучше было, когда дома ее ждал Уолтер. Когда он приходил домой первым, готовил для Холли еду. Он был никудышным поваром, просто его забота была приятна Холли. Чувство, что кто-то о тебе думает, кто-то тебя ждет…

— Значит, будешь домохозяйкой на полную ставку? — спросила она.

— Да. Буду немного работать для Энни, но только в Лондоне, до того, как родится первый ребенок. Надеюсь, это скоро случится.

— Конечно, почему бы и нет. Ты только не бросай музыку, Эран, и поэзию тоже. Тебе это пригодится, когда дети пойдут в школу, заведут собственных друзей, у них будет своя жизнь. И это случится раньше, чем ты думаешь, — заметила Холли.

— Надеюсь. Но я уже так давно не писала стихи, Холли. Я надеюсь, что буду сама растить детей до десяти — двенадцати лет, потому что хочу получать от этого удовольствие. Как Аймир получает удовольствие от Рианны, — вздохнула Эран.

Да, это было правдой, хотя сама Холли вела совсем другой образ жизни. Она не ожидала такого от Эран, но теперь понимала, что девушка права. В жизни женщин, делающих карьеру, много недостатков. Даже если бы Эран осталась с Беном, не ушла из музыкального бизнеса… Да нет, все равно это было невозможно. Эран выбрала Тьерри, честного, преданного и любящего. Его глаза светились юмором, французский акцент его был романтичен, коротко постриженные волосы казались мальчишескими, но в нем все равно чувствовался внутренний стержень и упорство. Из него выйдет отличный муж. Большинство женщин такого бы не отпустили. Большинство…

— Эран, — сказала Холли.

— Да? — отозвалась девушка.

— Ты же любишь Тьерри, верно? Это не просто замена Бену? — прямо спросила Холли.

— Замена Бену? Бог с тобой, Холли! Прошло четыре года. Я выросла. Я люблю Тьерри, но совсем иначе. Несколько лет назад он бы мне совершенно не подошел, а теперь — как раз то, что надо, — сказала Эран.

Да, подумала Холли, это было так. Какое странное стечение обстоятельств! В нужное время, в нужном месте… И теперь они будут вместе, а настоящую любовь ведь так трудно найти. Эран сумела распознать и добиться ее. Холли улыбнулась.

— Я думаю, принаряжусь-ка и я на твою свадьбу, Эран. Куплю себе огромную шляпу.

— Обязательно! Ты всегда была самой элегантной женщиной из тех, кого я знала. Я рассчитываю, что и ты, и Аймир будете очень грациозны и нарядны, в отличие от моей матери, которая наверняка будет мрачнее самой смерти и проведет следующие полгода, рассказывая в Данрасвее, какое же Лондон гиблое и опасное место, — сказала Эран.

— Но Молли должна быть рада за тебя? — спросила Холли.

— Она рада, что я встретила уважаемого человека, чтобы сделать из себя честную женщину. Стыдно, конечно, что он француз. Но это, очевидно, лучше, чем индус… Но, — она очень похоже изобразила Молли, — он католик, и не полукровка, Эран, не так ли?

— И что ты ей ответила? — спросила Холли.

— Сказала, что Тьерри католик. Сказала ей правду. Что он, конечно, полукровка: родился от мужчины и от женщины. А других видов полукровок я не признаю, — резко ответила Эран.

К концу своей беременности Аймир почти потеряла терпение.

— Дэн, забери же эту штуковину у Рианны, или я сойду с ума! — воскликнула она.

Люк Лейвери, человек со специфическим чувством юмора, подарил Рианне игрушечный барабан на день рождения в четыре года. Девочка маршировала по кухне, упорно выстукивая по нему с пяти часов. А было уже без двадцати семь! Рианна завизжала, когда Дэн отобрал игрушку и запер барабан в буфете. Она запрокинула голову и орала, пока не заплакал и маленький Эммет, к которому присоединился и Оскар, их новый щенок.

— О Боже, как же вас всех много! Марш в постель! Рианна, прикрати это безобразие! — запричитала Аймир.

Дэн сел за стол, буквально сотрясаясь от смеха:

— Моя жена этого так хотела, она это и получила. Дети, семья. Экое веселье! Посмотрите, на кого я стану похож, когда родится еще один!

Аймир закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться:

— Это будет дурдом!

Да, именно Рианна всегда начинала шуметь. Она была самой шумной маленькой девочкой из всех, кого Аймир доводилось видеть на своем веку. Иногда она умудрялась одной рукой стучать по барабану, а другой — вилкой по столу, одновременно напевая собственную интерпретацию «Братца Жака» так усердно, что это заставляло ее глаза слезиться. Странно, что на этот день рождения Люк не подарил барабан и самой Аймир! Или погремушку для нового малыша, чтобы довершить создание оркестра.

Ультразвук определил, что родится девочка, и ее решили назвать Сорка. Помогая жене купать детей, Дэн успокаивал Аймир:

— Подумай о Лондоне, дорогая. Всю неделю без барабана.

— Да уж… Но, Дэн, Эран пригласила на свадьбу сестру Бена, — сказала Аймир.

— Правда? — удивился Дэн.

— Да, она не могла ее не пригласить, ведь они снова друзья. Но я надеюсь… — Аймир пожала плечами.

— О Аймир! Сестра Бена не станет выделять нас из всех прочих, да и Рианна для нее ничего не значит, — сказал Дэн.

— Да, но Рианна очень похожа на Бена, — заметила Аймир.

— Да успокойся, Аймир. Никто не знал, что Эран была беременна, — сказал Дэн.

— Почему же Эран не рассказала ему все тогда, когда мы этого так хотели? Теперь бы все было на своих местах! — воскликнула Аймир.

— Может, и так. А возможно, у нас бы тогда теперь не было Рианны, — возразил Дэн.

— Ты думаешь, мы правильно поступаем? Я могу попросить маму… — Аймир замялась.

— Аймир, твоя мама будет и так занята с новым малышом, что очень мило с ее стороны. Но ей уже семьдесят шесть лет. Мы же не можем оставить на нее еще и Рианну с Эмметом, — заметил Ден.

— Можно попросить Энни, — упорствовала Аймир.

Уложив Эммета в кровать, Дэн вернулся к Аймир.

— Аймир, Рианна наша дочь, и кончено. Мы не можем позволить себе всю жизнь страдать паранойей. Что сделано, то сделано, — заявил он.

— Да, но… Ох! — вдруг воскликнула Аймир.

— Что? — испугался Дэн.

— Дэн, дорогой, ты не позовешь Энни сюда прямо сейчас посидеть с детьми, а меня отвези в больницу, — сквозь зубы сказала Аймир.

Эммет сел на постели с широко открытыми глазами:

— В больницу! Маму везут в больницу!

— И меня тоже! — раздался голос Рианны из соседней комнаты. — Я тоже еду! Возьму только Банни и барабан!

Июнь был цветущим и прохладным, и в конце месяца Эмери приехал в Лондон погостить у Бена. После нескольких недель переговоров по телефону они решили заключить контракт с маленькой британской компанией на Чок-Фарм и хотели знать, что Бен об этом думает. Несколько дней они все обсуждали, взвешивая все преимущества и недостатки подписания контракта с компанией, у которой было изобилие новых идей и энергии, но было очень мало денег.

— Это оборотная сторона медали твоих взаимоотношений с фирмой «Шваб», но я думаю, у них есть потенциал, Бен. Они хотят взять на работу Майлса и Кевина, хотят ставить шоу «вживую». С ними не работают другие знаменитости, а это значит, что они сосредоточатся на одном тебе. Надо поехать посмотреть их студию и переговорить с ними лично, — заявил Эмери.

Компания называлась «Флиндерз» в честь горы в Австралии в том районе, из которого приехал ее основатель. Энергичный приятный человек лет сорока, Джейк Роуэн очень хотел заключить контракт с Беном Хейли. Компания существовала всего пять лет, она разрослась из маленьких офисов в Сиднее и Сиэтле. Джейк знал все работы Бена практически наизусть, на переговоры он пригласил двух своих компетентных представителей. Это были очень длительные переговоры, растянувшиеся на несколько дней: обсудили каждый аспект прошлого, настоящего и будущего Бена. Очевидно, что следовало подключить и адвокатов, но вначале все просто хотели послушать друг друга, познакомиться лично.

Большая часть переговоров проходила в офисе Джейка, но обе стороны выходили также и в местные рестораны и пабы. Бен рассуждал над тем, чего бы он действительно хотел или не хотел, пока Эмери пытался прояснить некоторые пункты, в которых была неясность. Но в ответах Джейка были видны искренность и соучастие — хотя он жестко вел переговоры, но и в музыке разбирался, и его привели в ужас ограничения, которые накладывала на Бена компания «Шваб».

Неделю спустя решили, что они друг другу подходят. Но Бен нервничал:

— Я не могу позволить себе еще раз ошибиться, Эмери.

— Да, мой мальчик. Не можешь. Подумай хорошенько, — согласился Чим.

К переговорам подключились Кевин и Майлс и немедленно удивили всех требованиями больших гонораров. Джейк не скупердяйничал, но у него просто не было таких огромных сумм денег, которыми они привыкли распоряжаться, как профессионалы. Он пригласил их к компьютеру и ознакомил с реальным балансом. Если Бен присоединится к компании и его дела пойдут хорошо, появятся и деньги. Пока же они предлагали Бену лишь свободу творчества.

Прошла вторая неделя переговоров, стоял разгар июля. Все устали, но дело понемногу двигалось. Даже Джейку хотелось так думать, хотя он никогда не встречал такого до мозга костей дельца, как Эмери Чим. Когда дело касалось защиты интересов Бена Хейли, этот человек был прочен как гранит. Хотя пока Эмери не являлся формально менеджером Бена и документы подписаны не были. Однажды Джейк спросил об этом Майлса, но тот лишь неопределенно пожал плечами.

— Я тоже немногое знаю об Эмери, Джейк. То, что я знаю, это что Бен с ним работал и доверяет ему абсолютно, — сказал Майлс.

Они уже были готовы подписывать контракт, когда возникла проблема. Джейк сказал, что «Флиндерз» не может позволить платить Тхану. Не то чтобы его зарплата была огромной, просто оплаты за поездки превышали лимит. Лицо Эмери стало непроницаемым.

— У Бена должен быть телохранитель. Тхан был незаменим. Без него не обойтись, — твердо сказал он.

Джейк покрутил свои рыжие волосы, затянутые в конский хвост, и закрыл глаза, обдумывая.

— Мы сможем обеспечить охрану, когда в этом возникнет необходимость, — предложил он.

— Нет, Бена надо охранять круглые сутки, все время. Жить с ним в одной квартире. Не только быть с ним в турне и на концертах, но и в студии, в общественных местах, дома, везде. Тхан остается, — настаивал Чим.

— Но мы не можем себе того позволить. Извините, мистер Чим, но это действительно так, — сказал Джейк.

Эмери вздохнул:

— Хорошо. Вы платите ему зарплату, а я несу все остальные расходы.

Удивленный Бен повернулся к Эмери. Он чуть было сам не предложил платить Тхану из собственного кармана: ведь его личная безопасность не была прямым делом Эмери. Бен был тронут благородством друга.

— Нет, Эмери, это не имеет отношения к музыке, я сам позабочусь о своем телохранителе, — сказал он.

Взглянув на него из-под седых бровей, Эмери поднял руку:

— Предоставь это мне, Бен.

Как будто Бена здесь не было! Эмери продолжил переговоры с Джейком, но пока окончательной договоренности не было достигнуто: «Флиндерз» будет платить Тхану, а Эмери за транспорт, размещение, понесет все дополнительные расходы, которые потребуются Тхану при исполнении его обязанностей.

После возвращения в Кенсингтон Бен решил прояснить ситуацию.

— Эмери, ты мой друг, а не спонсор! Я ни в коем случае не могу позволить тебе оплачивать счета Тхана, — сказал он.

Эмери лениво взглянул на часы:

— Какое сегодня число? Пятое? Ну, осталось совсем немного.

— Немного до чего? О чем ты говоришь? — не понял Бен.

— До твоего дня рождения. Пятнадцатого июля, правильно? Считай это моим подарком на твой день рождения.

— Эмери… — Бен растерялся.

— Пожалуйста, Бен. Я хочу сделать это. Твоя безопасность мне не безразлична, — сказал Эмери.

Эмери сказал это очень осторожно и мягко, но Бен понял, что он имел в виду, и был очень тронут. Протянув Эмери стакан гленливета, который Бен держал специально для Чима, Бен сел и посмотрел на друга:

— Почему, Эмери? Почему ты делаешь все это для меня?

Эмери оценивающе понюхал напиток, прежде чем поднести стакан ко рту.

— Я уже говорил тебе раньше, Бен. Ты затрагиваешь мои душевные струны. Самые глубинные — своей музыкой. Ты не представляешь, как мне приятна твоя музыка и твое общество, — сказал Эмери.

— О Эмери, я только хочу, чтобы ты не утратил свою веру в меня, чтобы я был тебе хорошим другом. Я чувствую себя так… как будто ты меня усыновил! — воскликнул Бен.

— Ну, у тебя есть, конечно, и свои родители, но можешь посмотреть на это и с такой точки зрения, если хочешь, — кивнул Эмери.

Бен тепло улыбнулся ему:

— Хочу. Как только мы все уладим с «Флиндерз», я напишу песню для тебя.

— Ну и отлично. Ты доволен «Флиндерз» и Джейком Роуэном? Ты доверяешь ему? — спросил Эмери.

— Да, думаю, мы нашли нужных людей. А ты как думаешь? — Бен вопросительно взглянул на Чима.

— Думаю, для Джейка наступил счастливый день, — хмыкнул тот.

Они обсуждали дела весь оставшийся вечер, на следующий день встретились с Кевином и Майлсом, позвали адвокатов. Нелегко было прервать контракты Майлса и Кевина с компанией «Шваб», но Эмери мог позволить себе оплатить неустойку. И к всеобщей радости, все решили за следующие сутки.

Почувствовав невероятное облегчение, все искали слова благодарности для Эмери. Глаза Эмери тоже сверкали радостью. Он не мог сказать как, но у него наконец это получилось! В ту ночь Бен повел его на ужин в «Савой».

— Ну а теперь, мой мальчик, наступила пора моего отпуска. Я забронировал номер на неделю в том месте, которое ты предлагал. Как ты говорил? — спросил Эмери.

— Данрасвей, — ответил Бен.

— Именно. Мы улетаем в Ирландию послезавтра. Сможешь ли ты поехать со мной? — Эмери прищурился.

— Хотелось бы. Но у меня концерт в этот уик-энд. Да и отец Эран наверняка не захочет меня видеть. Думаю, мы потом увидимся в Штатах, наверное в августе. Сходим на концерт Паваротти, — сказал Бен.

— Отлично. Завтра мы все закончим с Джейком, договоримся о твоем месячном отпуске по истечении контракта с фирмой «Шваб» и до начала работы в «Флиндерз». Знаю, это небольшая компания, но думаю, работа с ней принесет тебе больше радости, — сказал Эмери.

— Да, и я никогда не смогу тебя сполна отблагодарить за помощь мне. Эмери, но хочу, чтобы ты знал, как много она для меня значит, — сказал Бен.

Джентльмен старой выучки. Эмери просто кивнул, но они оба знали, они чувствовали, какая прочная связь установилась между ними.

Лежа на полу гостиной в Хэмстеде, Эран и Тьерри играли в игру под названием «Скраббл». Эран улыбалась, ожидая, когда Тьерри сделает ход. Так как английский был неродным его языком, ему давалось дополнительное время.

— Осталось всего три недели, Тьерри. Ты… волнуешься? — спросила Эран.

Жених взглянул на нее:

— Нисколечко. Ты невеста, вот тебе и положено волноваться.

— А я и не волнуюсь. У нас будет отличная свадьба. Ты уверен, что тебе нравится музыка, которую мы выбрали? — спросила Эран.

— Ты имеешь в виду музыку, которую ты выбрала? Да! Мне нравится музыка, ресторан, цветы, еда… все. И Лондон, и моя новая работа. Потому что я люблю тебя, — сказал Тьерри.

Он потянулся к ней и погладил Эран по руке.

— Прости, Тьерри, за прошлый уик-энд. Я знаю, мама не в восторге от мысли, что я выхожу замуж, — сказала Эран.

— Да ничего. Все остальные это одобрили. Особенно твой младший брат. Он мне очень понравился, — улыбнулся Тьерри.

— Да, у Дерси все хорошо. И я рада, что отец тоже в лучшей форме. Ему так нравится, что летом он работает на своей шхуне. Но теперь там тоже конкуренция. Раньше все показывали туристам дельфинов, теперь же переключились на охоту на акул. Жаль, дельфины такие красивые. — Эран вздохнула.

— Да, но я видел множество других вещей, которые тебя порадовали. Друзья-музыканты твоего старшего брата в пабе, новый малыш твоей подруги, твоя маленькая дочка, — заметил Тьерри.

— Разве она не чудо? Я знала, что она тебе понравится, и ты тоже понравился ей, — обрадовалась Эран.

— Я думаю, она вырастет замечательной девочкой, и у нас тоже будут дети. Может, не такие шумные, но не менее красивые, — сказал Тьерри.

— Конечно. Как только я увидела Сорку, подумала, не заказать ли нам у аиста такое же чудо? — засмеялась Эран.

— Закажем! И Рианна будет часто приезжать поиграть с ней. Ты уже решила насчет дома, который мы смотрели в Чисвике? — спросил Тьерри.

— Не совсем… Мне он, конечно, понравился, но хотелось бы еще комнату для пианино, — сказала Эран.

— Но почему? Ты же на нем все равно не играешь, и оно только напоминает мне о моем предшественнике. Он же теперь не придет за инструментом? — осторожно спросил Тьерри.

— Нет, но я думала, что Рианна когда-нибудь будет учиться играть, — ответила Эран.

— Но, Эран, ведь Рианна живет в Ирландии. Было бы лучше купить ей пианино там, если это действительно нужно, — заметил Тьерри.

— Думаю, ты прав. Это — воспоминание, и оно несправедливо по отношению к тебе. Я его как-нибудь пристрою.

— Думаю, так будет лучше, хотя я не настаиваю. Я знаю, что отец Рианны был… значим для тебя, — сказал Тьерри.

— Да. Тьерри, я надеюсь, ты понимаешь, что все, что я тебе рассказала, должно остаться между нами. Все… о Рианне и Бене? — Эран пристально посмотрела на него.

— Конечно, это же твой секрет: ребенок — результат любви с известным музыкантом. Я никому не скажу об этом! Можешь мне доверять. Но думаю, ты правильно сделала, что рассказала мне все. Ты правильно поступила и с дочкой, — кивнул Тьерри.

Эран с благодарностью посмотрела на него:

— Правда, Тьерри?

Тьерри поднялся, подошел к Эран, лег на пол рядом и обнял ее.

— Да, там она в безопасности, она счастлива и любима. Если бы мы встретились раньше, возможно, ты бы смогла оставить ее… Но тогда ты была одна и не могла заранее знать.

— Такова судьба, Тьерри. Предназначение Рианны всегда быть с Аймир и Дэном, — сказала Эран.

Тьерри поцеловал ее в щеку.

— Так же, как твое предназначение — быть со мной. Достаточно ли тебе меня после такого изматывающего романа? — спросил Тьерри.

Светлые волосы Эран коснулись его веснушчатого лица. Хотя он был французом, он был светленьким, как северяне: даже Молли сказала, что Тьерри вполне бы сошел за ирландца.

— Да, мне тебя достаточно, Тьерри. Я буду тебе хорошей женой и матерью твоих детей, — сказала Эран.

— Я знаю, милая. Я тоже буду хорошим отцом и мужем. Может, ты не испытываешь ко мне такую страсть, как питала к Бену Хейли, но ведь ты меня любишь? Ты же понимаешь, что любовь принимает разные формы и крепнет со временем? — спросил Тьерри.

— Да, Тьерри. Я это знаю и люблю тебя, — ответила Эран.

Они забыли об игре, просто лежали рядом на полу и думали о своем будущем, о предстоящей им совместной жизни.

ГЛАВА 15

Можно было давно это бросить, подумала Аймир раздраженно. Вначале был чудный день для занятия живописью, теперь же творилось нечто невообразимое. Ветер гнал пыль и листья, и они липли на непросохшую краску. И почему метеорологи не предупреждают о таких простых вещах, вместо того чтобы пудрить мозги какими-то изотермами и изобарами? И надо же было саду только зацвести, как вдруг такое ненастье! Одна надежда — Дэн догадался захватить с собой детские куртки.

На крыльце коляска Сорки затряслась словно от дьявольской силы, норовившей выбросить из нее ребенка. Быстро убрав кисти. Аймир поспешно завезла ребенка в дом, отвечая на удивленный взгляд девочки:

— Хорошо еще, что ты не на пляже и песок не засыпет тебе глаза. Давай-ка сделаем чаю.

Она поставила девочку в «прыгунок» на кухне и пошла за чайником, озадаченно поглядывая в окно. На пляже, который местами было видно из-за ивовых деревьев, не было никаких признаков Дэна и старших детей. Но Дэн, конечно, был вполне разумен, чтобы перестать собирать ракушки и быстро идти домой. Небо превратилось из невинно-голубого во враждебно-серое, ветер гонял буруны по океану. Дэн довольно долго прожил на побережье, чтобы угадывать признаки шторма. Иногда они с Аймир удивлялись, почему живут здесь: на любом другом европейском побережье люди в это время года потягивают коктейли и нежатся на солнышке. Даже короткий июль никогда как следует не согревал Данрасвей. В субботу траулеры, к счастью, не в море, но было видно, как несколько прогулочных лодок спешили вернуться в безопасную гавань. Туристы, конечно, будут разочарованы, но они согреются горячим виски в пабе, который Акил Кэмпион сделал таким привлекательным. Даже днем люди приходили туда послушать музыку.

Допив чай, Аймир услышала, как открывается входная дверь. Дэн с Рианной и Эмметом вошли, дверь за ними с силой захлопнулась порывом ветра. Эммет был сильно напуган столь резкой переменой погоды.

— Ужасный ветер, мама! — сказал он.

— Да, детка. Думаю, весь день нам придется смотреть мультики. Или достанем краски и нарисуем поздравительные открытки ко дню рождения бабушки, — сказала Аймир.

Радостно подойдя к шкафу, Эммет извлек оттуда коробочку красок. Аймир увидела, что Рианна нетерпеливо ищет свой барабан.

— О нет, дорогая, Сорка спит! Почему бы тебе тоже не порисовать? — быстро спросила Аймир.

— Хорошо. Барабан потом, — согласилась девочка.

Да, подумала Аймир, я его дам тебе потом, лет так в двадцать шесть. Садясь с ними за стол, она решила в полной мере насладиться возможностью провести весь день дома, слушая, как Рианна начинает напевать. Малышка всегда напевала, когда что-то делала. Но сейчас и еще несколько песен добавились к ее репертуару. Раньше просто невозможно было слушать «Братца Жака» по шесть раз подряд. Дэн тихонечко ускользнул посмотреть скачки по телевизору.

Около четырех часов что-то огромное и белое пролетело мимо их окна. Аймир сперва испугалась, но потом поняла, что это одна из рубашек Пата Мак-Гована. И она, и Энни частенько бегали по чужим огородам, собирая свое белье в ветреную погоду. Сегодня же рубашки Пата придется снимать со шпиля приходской церкви, потому что Энни уехала за покупками в Корк… И угораздило же такой денек выбрать! Со смешанным чувством восторга и ужаса Аймир смотрела в окно на бурю. Набирая скорость, ветер буквально прижимал деревья к земле, переворачивал вазоны в саду, бился в стены, как обезумевший пьяница.

Облака так сгустились, что казалось, поглотили весь дневной свет. Огромная багряная полоса протянулась через все небо, местами отсвечивая зеленью. Словно небо воспрошало у грешников об их деяниях, суля возмездие. Но это вряд ли был местный шторм, и вскоре Дэн вошел в комнату и подтвердил ее подозрения. Скачки в Дублине были прерваны такими мощными порывами ветра, что лошади не смогли соревноваться. Для июля это было необычно, но вряд ли неслыханно. В детстве Аймир сама была свидетелем небезызвестного шторма, погубившего весь урожай, сорвавшего крышу с церкви и перевернувшего все палатки отдыхающих в кэмпингах. Много людей тогда пострадало. Аймир хотела задернуть шторы, чтобы не смотреть на весь этот ужас. Но было еще рано, и ее взгляд невольно возвращался к ужасной картине.

В пять часов грохнул ужасный гром. Дети испугались, а Сорка проснулась и заплакала. Начался жуткий ливень. Через стену дождя невозможно было ничего разглядеть: что упало, что поломалось… Но потом Аймир поняла.

— Посмотри, Дэн, это разбился маленький сатир, вазу с которым Эран подарила нам в какое-то Рождество… Как жаль.

Осколки сатира валялись на траве, он не подлежал реставрации. Ивы почти лежали плашмя от сильного ветра, так что хорошо было видно разбушевавшееся море. Вздрогнув. Аймир подумала о лодках, с утра вышедших в море. В такие дни судьбу лучше не испытывать. Даже со включенным светом и отоплением дом, казалось, затерялся в центре бури, ветер неистовствовал, море бешено ревело. Даже привыкшая к плохой погоде Аймир чувствовала, что в воздухе словно парил гений зла.

— Хорошо, что ты сообразил побыстрее вернуться домой, Дэн, да и рыбацкие лодки тоже, — сказала она.

— Да, мы видели, как они все вернулись в гавань, правда, детки? — спросил Дэн.

Рианна и Эммет ответили утвердительно. Как и все местные дети, они уже хорошо в этом разбирались. В четыре года Рианна уже легко отличала одну лодку от другой, знала большинство их названий. Но вдруг девочка неуверенно взглянула на Дэна:

— Я не видела «Леди Эран».

— Что? — переспросил Дэн.

— «Леди Эран» не вернулась, — повторила девочка.

Аймир похолодела. Сегодня ясным солнечным утром, стоя на лужайке, они с Рианной и Эмметом помахали руками Конору Кэмпиону, который отправлялся на ловлю акулы с группой американцев. Он тоже помахал им, как обычно.

— Дэн, звони в Береговой патруль! — закричала Аймир.

Не колеблясь ни минуты, Дэн быстро пошел к телефону. Он тоже не видел возвращения «Леди Эран». Конечно, они могли и не заметить ее… но он уже разговаривал с береговым офицером в Каслтаун-Бере. Когда Дэн повесил трубку, его лицо было белым как смерть, на фоне черного неба в окне.

— Они знают. Уже отправили спасателей и снарядили вертолет в Шенноне. Он вылетит, как только позволят условия, — хрипло сказал он.

Чувствуя, как между взрослыми возникло напряжение, дети умолкли. Видя, как лицо Рианны вдруг стало испуганным при мысли о дедушке, Аймир попыталась успокоить ее.

— Давай, детка, спой нам песенку.

— Нет, мама. Я не могу петь. Не сейчас, — отказалась девочка.

Шторм все не затихал, и к десяти часам Аймир была уже не в силах ждать.

— Ты останься, Дэн, а я схожу в гавань, — сказала она.

Дэн отговаривал ее. Если бы были какие-то новости, они бы уже узнали. Уже половина деревни собралась в гавани: были видны огни фонарей, так что присутствие Аймир Рафтер ничего бы не изменило. В такие моменты была вероятность возникновения массовой паники. Так уже раньше бывало.

— Я буду осторожна, но мне надо пойти. Молли Кэмпион… Там же не только ее муж, Дэн. Дерси тоже поплыл на этой лодке, — сказала Аймир.

— Знаю. И еще там был этот американец, который замешан в этом судебном разбирательстве Бена Хейли, — отозвался Дэн.

Эмери Чим! Аймир помнила это имя, даже несмотря на то, что оно никогда не упоминалось в деревне; никто не проявил к Чиму особого интереса, когда он забронировал номер в отеле. Одевшись потеплее, Аймир села в машину и направилась к гавани.

В гавани Молли безжизненно стояла у стены. Акил тоже был рядом, слушая пересуды соседей. Аймир достала привезенную с собой флягу и предложила Молли:

— Бренди, миссис Кэмпион. Согрейтесь немного.

Но Молли покачала головой, и Акил тоже, к удивлению Аймир.

— Спасибо, миссис Рафтер, но есть кое-что другое, чем вы могли бы помочь, — сказал он.

— Конечно, Акил. Что мне сделать? — спросила Аймир.

— Позвоните, пожалуйста, в Лондон и попросите Эран приехать к нам. И позвоните Шер во Флориду, я дам вам номер. Валь уже все знает, но погода такая плохая, что она пока не может выехать из Корка, — сказал парень.

— Конечно, Акил, я им позвоню, но давай не будем паниковать раньше времени. Может, спасательная лодка… Да и вертолет вылетает… — Аймир умолкла.

Акил кивнул и, отведя Аймир в сторону, где их не слышала Молли, сказал:

— Нет, миссис Рафтер, уже слишком поздно. Даже летом нереально продержаться в Атлантике шесть-семь часов.

— Но, Акил, может, они на борту, ты же не знаешь, как… — Аймир растерялась.

— По радио не было контакта с пяти часов. Мама знает, что они погибли, мы все знаем это. Мой отец, брат и четверо американцев. Они все погибли, — сказал Акил.

Аймир знала, что это было правдой. Но ее мысли настойчиво цеплялись за мельчайшие вероятности. Спасательные жилеты… Чудом люди иногда спасались с их помощью, а потом их находили…

— У них были спасательные жилеты, Акил? — спросила она.

— Да, но папа не умеет плавать, да и Дерси тоже. Папа всегда говорил, что рыбаку нет смысла учиться плавать, это только продлит его муки. Они не утонули, миссис Рафтер. Просто замерзли до смерти, — печально сказал Акил.

Он сказал, что прошло пять часов? Конечно, за пять часов они уже замерзли. Если человека тут же не спасут, в этих водах именно это и случалось. Рискуя собственной жизнью, спасатели искали в воде мертвые тела. Если бы вертолет мог прибыть немедленно… но это было невозможно. Аймир тихо кивнула и положила руку Акилу на плечо:

— Хорошо. Я пойду позвоню твоим сестрам.

— Спасибо, — ответил он.

Но Аймир все не уходила, вглядываясь сквозь ветер, словно молча вопрошая людей, руководящих поисками спасателей. Возможно ли это… Может, это всего лишь радио?..

Нет. Их глаза сказали ей, что чудес не бывает. Аймир вернулась к Молли, неуклюже обняв ее, а затем пошла к машине. Когда она ехала домой, по щекам ее струились слезы.

Дэн уже знал. Она поняла, что он знал и до этого. Маленькая шхуна, попавшая в такой шторм, никогда не вернется домой невредимой. Волны были такой высоты и силы, что разбили «Леди Эран» в щепки. Но почему же Конор не развернулся и не поплыл к дому, когда увидел, что надвигается шторм? Вышел ли из строя двигатель? Может, одного из пассажиров сбросило за борт? Почему же он не вернулся с остальными?

— Возможно, мы никогда этого не узнаем, Аймир. Но надо позвонить Эран и Шер. Хочешь, я сам это сделаю? — спросил Дэн.

— Позвони Шер, а я позвоню Эран, — ответила Аймир.

В таких погодных условиях казалось нереальным быстро дозвониться до Лондона. Но Аймир дозвонилась.

— Алло? — ответила Эран.

Аймир глубоко вдохнула:

— Эран, это я, Аймир. Прости, что звоню так поздно, но…

— Рианна! Что случилось, Аймир? Говори, что с ней?

— Нет, дорогая, с Рианной все в порядке. Речь идет о твоем… Твоем отце и брате, — выговорила Аймир.

— Папа? Акил, Дерси?

— Конор и Дерси. Они… они потерялись. В море. Был сильный шторм, — сказала Аймир.

— Потерялись? — воскликнула Эран тем же бесцветным голосом, которым говорил и Акил. Будучи дочерью рыбака, она тотчас же догадалась.

— Потерялись? Ты имеешь в виду, они умерли, Аймир? Папа и Дерси погибли?

— Я… Я… Да, Эран. Акил думает, что это так, — ответила Аймир.

Последовало продолжительное молчание, затем тяжелый всхлип:

— Нет!

Аймир всей душой хотелось, чтобы между ними было не шестьсот миль, ей хотелось крепко обнять свою милую Эран.

— Эран, я… Мы… Послушай, возьми Тьерри, попроси его довести тебя до Хитроу, а здесь я тебя встречу первым же рейсом, — сказала Аймир, чуть не плача.

— Это была «Леди Эран», Аймир? Папа был на подаренной мной лодке? — закричала Эран.

— Да, с Дерси и четырьмя американцами. Одним из них был человек, для которого Бен Хейли написал свою музыку, из-за которой было судебное разбирательство, — ответила Аймир.

— Эмери Чим?! — Эран ушам своим не поверила.

— Да.

Не сказав больше ни слова, Эран повесила трубку.

Бен сидел во главе обеденного стола, участвуя в поздней встрече, на которой также присутствовали Майлс, Кевин, Джейк, Кельвин Хагс и еще несколько представителей. Это была чисто деловая встреча, поэтому она проходила без жен и подружек, но вино лилось рекой, и они веселились. Беззаботно веселились, и не стоило так хмуриться Тхану, который явно был чем-то встревожен.

— Да что с тобой, Тхан? Поймал очередного моего фаната, карабкающегося по водосточной трубе? — спросил его Бен.

Тхан что-то шепнул ему на ухо, и Бен мгновенно вскочил:

— Эран звонит? Что такое?

Удивленный и обескураженный, он подошел к телефону, чувствуя холодок в желудке. После четырех лет молчания, должно быть, случилось что-то сверхсрочное, что заставило ее позвонить.

— Эран? Боже, ты в порядке? — спросил Бен.

Ему потребовалось несколько минут, чтобы поверить в реальность ее голоса, осознать то, что Эран ему говорила. Когда наконец до него все дошло, он объяснил Тхану, бросил все и пошел к машине. Они с Тханом поехали в Хэмстед. В гостиной разговор продолжался еще около получаса, пока гости наконец не осознали, что хозяин сегодня уже не вернется.

После какой-то нереальной ночи, большую часть которой они провели в тупом сидении вокруг кухонного стола, Бен, Эран и Тьерри отправились в аэропорт Хитроу, чтобы успеть на первый рейс. Плохая погода собрала толпу пассажиров, ожидающих вылета в Ирландию, и, когда они сели наконец в самолет, все уже были в курсе о присутствии Бена Хейли на борту. Люди вытягивали шею, недоуменно глядя на выражение его обычно приветливого лица. Эран была даже рада, когда ветер начал мотать самолет из стороны в сторону, это хоть как-то отвлекло внимание пассажиров от Бена, который вжался в сиденье как можно глубже и смотрел в окно.

И хотя Бен не смотрел на Эран, между ними чувствовалось электрическое напряжение. Напряжение между людьми, которые когда-то безумно любили друг друга, потом не виделись четыре года, а теперь были совсем рядом и ощущали дыхание друг друга. Они плотно сидели на трех соседних сиденьях, касаясь друг друга. Бен не мог не сознавать присутствие Тьерри, да и Тьерри от этого было не по себе, хотя титаническими усилиями он сохранял самообладание. Тьерри держал Эран за руку, был предупредителен в каждой мелочи, подчеркивая свой статус жениха каждым своим движением. Он не рассчитывал когда-нибудь встретить Бена Хейли, поэтому атмосфера была предельно накалена.

Сидя между ними. Эран пыталась отвлечь от этого свои мысли, сосредоточиться на том, что сейчас происходило в Данрасвее. Но она не могла думать о трагедии больше, чем думала о Рианне. Если Бен увидит ее, будет все равно, как если бы он посмотрелся в зеркало.

Но она была вынуждена сказать Бену об Эмери, у нее не было выбора… Бен бы все равно это от кого-нибудь услышал и приехал бы в Ирландию. А что скажут Дэн и Аймир, когда его увидят? Как им выйти из этой ситуации, что же им делать?

Положение было таким ужасным, что Эран едва могла выносить саму мысль обо всем этом. И ко всему примешивалось чувство вины, вины за то, что эти мысли перебивали скорбь о гибели Конора и Дерси! Ее отец и брат погибли, а она продолжала думать о Рианне, которая могла выбежать из дома и лицом к лицу столкнуться со своим настоящим отцом, который…

О, Господи Исусе! Наконец они прилетели в аэропорт в Корк, и Эран не могла говорить от ужаса, когда они стояли в паспортном контроле. Аймир была там, и когда она увидела Бена, то прикрыла глаза, чуть не падая в обморок. Вдруг осознав сложившееся положение, Тьерри предложил, что он будет вести машину, и Аймир молча отдала ему ключи. Ее лицо стало почти белым от волнения.

Никто не проронил ни слова всю дорогу. Все, что смогла сделать Эран, это сжать руку Аймир как бы в подтверждение того, что все будет хорошо. Но Аймир не ответила, и напряжение сгущалось с каждой проеханной милей. Эран чувствовала, что они как будто заморожены в леднике. Ужасно!

Прибыв в Данрасвей, они поехали прямо в гавань. Выпрыгнув из машины еще до того, как она остановилась, Эран пробилась через толпу собравшихся, ища мать и брата.

Первый раз в жизни Молли обняла дочь, заключила ее в свои объятия. Закутанная в черный шарф, защищавший ее от все еще дующего ветра, она выглядела потерянной, лишенной всякой надежды. Спасательная лодка вернулась, но только чтобы сменить экипаж, новостей не было. Взяв Акила за руку, Эран стояла между ними, потом к ним присоединился и Тьерри. Смущенный приездом Бена, Акил смотрел на него, и спустя несколько секунд Бен решился заговорить.

— Эмери. Эмери Чим был моим другом.

Акил кивнул, подумав, как это знаменитый рок-певец мог когда-то играть на пианино в захудалом пабе? Его одежда все еще казалась странной, волосы длиной по плечи шокировали, но глаза были почти как у мертвеца. Такой же был и тон, когда он снова заговорил:

— Ваш отец. Ваш брат. Я очень сочувствую вам. И вам, миссис Кэмпион.

Бен дотронулся до плеча Молли, но та уже не осознавала происходящего. Она простояла в гавани всю ночь и все утро, уже почти сутки, на одном и том же месте. Приехала Валь, умоляя ее подождать в хижине для рыбаков или хотя бы на спасательной станции, но Молли продолжала стоять как статуя. Очевидно было, что она вот-вот потеряет сознание, и Валь пошла принести ей немного чая. Поговорив с мужчинами на пристани, Тьерри взял ситуацию под контроль.

— Спасатели говорят, здесь ждать не имеет смысла, и они правы. Тут очень холодно. Мы пойдем в отель, миссис Кэмпион, и вы должны поесть горячего, — твердо сказал Тьерри.

Молли запротестовала, но она была явно не в себе. Ее убедили тем, что в отеле есть большое окно, через которое им все будет видно. Они все направились туда с несколькими сочувствующими соседями, но есть никто не смог. Сидя у окна, они смотрели на далекую точку на горизонте, то поднимающуюся, то опускающуюся: после столь значительного промедления вертолет наконец прилетел. Но его пилот пока не сообщал ничего по радио.

Днем из Америки прилетела Шер с мужем, бледная и молчаливая, как и ее сестры. Как и они, Шер знала, что это лишь вопрос времени — будут ли найдены тела до того, как отзовут спасательные службы. Бывали случаи, когда тела рыбаков выносило на берег через несколько дней или даже недель. А иногда их и вовсе не находили. Едва бросив взгляд на мать, Шер заговорила жестко, решительно:

— Мама, ты должна пойти домой. Это займет часы, может, всю ночь… Валь, отведи ее домой.

Странно, но Молли наконец встала и позволила себя увести. Но Эран отказалась идти. Она сидела между Беном и Тьерри, держа обоих за руки, словно черпая успокоение у одного и пытаясь передать его другому. Душевное расстройство Бена, как она чувствовала, было таким же сильным, как у нее самой. И в то же время Эран чувствовала силу его рукопожатия, его немое сочувствие.

Как странно, что Бен приехал сюда совсем один! Эран вообще очень редко видела его одного. Но он отказался, чтобы Тхан сопровождал его, и даже не позвонил Рани и кому-либо из своих друзей. Как догадалась Эран, он думал только об Эмери и был очень молчалив.

Четыре года… Неужели прошло столько времени с тех пор, когда они были вместе? Но между ними не чувствовалось отчуждения или неловкости. Объединенные общим горем, они просто ожидали вместе. Ждали и ждали — бесконечно. Она видела сидящих в углу Дэна и Аймир, Тьерри, который принес кофе и помогал во всем. Но она ощущала некоторую отстраненность от происходящего…

В шесть часов к ним подошел хозяин отеля: поступил звонок. Спасатели нашли обломки.

Через час вернулась лодка спасателей, и все поспешили встречать их на причал. Эран видела, как туда же подъехали полиция и «скорая помощь». Полицейский подошел к Акилу, тот посмотрел на тела:

— Один из американцев. Они нашли одного американца.

Бен инстинктивно рванулся вперед, но это был не Эмери. Это был Перри Флеминг. Сотни людей столпились вокруг, подались вперед, когда тело открыли. Эран видела, как заплаканная женщина склонилась над телом. Это была вдова погибшего. В течение этого дня из Америки прибывали родственники погибших. Эран дотронулась до руки Бена:

— А у Эмери были родственники, Бен?

— Нет, у него не было родственников. Никого, — ответил Бен.

Никого… Только теперь Эран поняла, что Бен пробудет здесь столько времени, сколько потребуется, пока не опознает тело Эмери. Но кто-то среди огромной толпы, должно быть, был из «Чим Марин», возможно помощники Эмери или друзья, но они не предпринимали никаких действий, чтобы Чима нашли. Ясно, что Бен испытывал огромное чувство ответственности. И глубокое горе — его карие глаза были полны слез.

— Он правда был очень близок тебе, Бен? — спросила Эран.

— Я любил его, — ответил Бен.

В тишине они молча стояли рядом, глядя на темную соленую воду.

К вечеру нашли второго американца, но с темнотой спасателей отозвали. Сказали, что с утра продолжат, и отправили всех по домам. Подумав о своей матери, Эран решила, что должна быть рядом, но куда же тогда пойдет Бен? При таких обстоятельствах его могли бы пригласить к себе в дом Рафтеры, но выражение лиц Дэна и Аймир были отстраненными. В отчаянии Эран обратилась к Тьерри:

— Тьерри, я буду ночевать у матери, но в доме больше нет места. Ты не возражаешь пойти в отель, к тому же Бену тоже нужна будет комната?

Тьерри все понял.

— Конечно, я закажу комнаты нам обоим, — кивнул он.

Эран почувствовала огромное облегчение, когда Тьерри направился на регистрацию. Но через минуту он вернулся, сказав нечто такое, что заставило замереть ее сердце.

— Отель переполнен. Семьи американцев, люди с телевидения… Ни одной свободной койки.

Эран стала отчаянно искать выход. Другого отеля не было в радиусе пятнадцати миль. Чувствуя, что есть какая-то причина для волнения, но вовсе не интересуясь ею, Бен взглянул на Эран, а затем на Рафтеров.

— Может быть, Дэн и Аймир… — начал он.

— Нет! Прости, Бен, но у них нет места… — перебила Эран.

Слегка удивившись, Бен поднял бровь.

— Но у них было полно места в прошлый раз, когда я здесь был, — заметил он.

— Да, но теперь у них нет места. У них трое детей, — сказала Эран.

Ее слова были едва слышны, все ее тело сотрясала дрожь. Эран должна была любой ценой оградить Бена от общения с Рафтерами, но напряжение уже превышало все границы ее выдержки.

Она подумала, что никогда не сможет сполна отблагодарить Тьерри за его следующее предложение.

— А как насчет той женщины, для которой ты продаешь сыры? — спросил Марран.

Энни! Ее сын был в колледже, у нее теперь была свободная комната. Отчаянно Эран искала ее взглядом в толпе. Но Бен нахмурился:

— Интересно, когда это Рафтеры успели завести троих детей? У них ведь никаких детей не было, раньше ты говорила мне, что они не…

Увидев наконец Энни, Эран встала и ринулась к ней, практически приперев женщину к стенке.

— Энни, пожалуйста, у меня проблема! Ты не могла бы предоставить Бену и Тьерри места для ночлега на одну ночь? — попросила Эран.

Энни все знала. Она знала об отце Рианны! Эран почувствовала неловкость, когда Энни кивнула, взглянув на Бена.

— Конечно. Да у меня полно места, Эран, не стесняйся.

Эран чуть не зарыдала от благодарности:

— Огромное тебе спасибо!

Эран и Энни обменялись многозначительными взглядами. Дом Энни был всего в двухстах ярдах от дома Дэна и Аймир. Часто Рианна перебегала полянку, разделяющую их дома, и приходила в гости к Энни. Но теперь Рианна спала, а завтра надо будет сказать Рафтерам, чтобы ее не выпускали на улицу.

Завтра? А может, еще и послезавтра… Сколько же пройдет времени, пока не найдут тело Эмери? Сколько здесь пробудет Бен? Сколько еще выдержит Эран?

Энни твердо подошла к Бену и Тьерри, представилась и сообщила, что сегодня они остановятся у нее. После непродолжительных препирательств Бен обнаружил, что Тьерри и Энни буквально насильно ведут его из гавани. Когда они ушли, Аймир стремительно бросилась к Эран:

— Эран, это сплошной кошмар… Я знаю, что ты вынуждена была ему сказать об Эмери, знаю, как ты сама расстроена, но что мы будем делать, если Бен увидит Рианну? Что мы тогда будем делать?

— Боже, Аймир я не знаю, я просто не знаю! — простонала Эран.

Всю ночь Эран была рядом с Молли, ненавидя себя за то, что не могла уделить должного внимания собственной семье. Может, безопаснее было бы отправить Бена в дом Ханнак Лоури на Феннерский холм? Да, но она была тогда в такой панике, что эта мысль не пришла ей в голову. Кроме того, Ханнак была вдовой, в то время как у Энни был муж, так что мужчины, возможно, не захотели бы стеснять Ханнак. Теперь мысли Эран разбегались, она изобретала всевозможные выходы.

Но она нужна матери и всем остальным, надо сосредоточиться. Эран как-то пережила этот бесконечный вечер, пока Шер не отвела мать наверх, и Эран почувствовала ужасную усталость. Но теперь ей надо было ночевать в своей старой комнате с сестрами, с невысказанным страхом того, о чем все могли догадаться в любую секунду. Где-то в водах черного океана были тела Дерси и Конора… Никто не говорил этого вслух, но никто и не мог спать.

В пять утра Эран рывком села на постели. Если она сейчас не уйдет из этой комнаты, то просто завизжит! Одевшись в черное, она вышла из дому и спустилась на берег. Зимой в это время небо было бы еще черным, но сейчас стоял июль, близился рассвет. Эран шла, плача, наклонив голову. Какая страшная была у них смерть… Она даже боялась себе представить.

И вдруг в это самое мгновение их лица словно материализовались на краю воды. Конор и Дерси! Эран видела их фигуры, слышала их голоса. Она открыла рот, чтобы закричать, а их фигуры побежали к ней, призрачные, пугающие…

Это были Бен и Тьерри. Эран зарыдала, увидев их лица, и они быстро подошли к ней.

— Эран… Это мы… Мы не могли заснуть…

Обняв Эран, Тьерри прижал ее к себе, позволяя выплакаться на своей груди. Он был удивительно чутким, и она прижалась к нему, чувствуя на себе взгляд Бена… но тот ничего не сказал.

Они тихо дошли до отеля, где люди уже начали подниматься. Тьерри настаивал, что Эран должна поесть, и, хотя она понимала, что есть не сможет, она позволила ему проводить себя внутрь. Сидя перед окном с чашками кофе, все понимали, как не скоро еще все вернется в свою колею. Снова Тьерри взял ее руку, а она — руку Бена, и так они сидели молча, встречая рассвет.

Пришел новый день, серебристый и тихий. После сорока часов шторма небо было чистым и безоблачным.

Через какое-то время пришел Акил, как ожидала Эран — с новостью о Молли. Переволновавшись, мать приняла таблетку, которую привезла Шер, и забылась недолгим тяжелым сном.

— Как она, Акил? — спросила Эран.

— Эран, я пришел сказать не о маме. Это… один из рыбаков видел… — Все взглянули на него, и Акил яростно закусил губу: — На берегу… Там, у пещеры… Это Дерси.

Дерси! Не спрашивая, Эран все поняла. Она не могла говорить. Тело ее брата было выброшено морем на песчаный берег!

Эран плохо помнила, что было после. Ее обнимал Тьерри, он не хотел, чтобы она туда шла, чтобы видела… Но она все равно пошла на берег и смотрела на Дерси, который полтора дня пробыл в воде. Кто-то обнимал ее, кто-то куда-то вел. Эран не знала, кто это был…

А потом множество лодок вышло в море искать троих оставшихся: Конора, Эмери и еще одного американца. Спасатели подобрали пластмассовую коробочку с табаком с затонувшего корабля. А днем нашли Конора… Но Эран знала, что Тьерри не пустит ее посмотреть на отца. Акил едва удержал мать, царапающуюся, как разъяренная кошка.

А Бен увидел Эмери. Седая голова его друга покачивалась на волнах так гротескно-успокаивающе! Когда тело его уже подплывало к берегу. Бен кинулся в воду и обнял тело друга, стоя по пояс в воде, тело человека, который был ему как отец.

Спасатели пытались увести Бена, но он сам вытащил Эмери и положил руку на его ледяное лицо. Его прикосновение было очень осторожным, но Эран видела ужасную боль в этом движении, такую же боль, которая навеки останется и с ней.

В тот вечер пять гробов стояли в церкви — погибших отпевали. Для жены человека, которого не нашли, это было ужасно, но она стоически перенесла все, приняв мысль, что тело ее мужа уже не найдут. Семья Эран сидела в первом ряду, когда отец Кэрролл подошел к алтарю, совершая обряд, но сама Эран стояла на кафедре для органа вместе с Люком Лейвери и Беном. Тьерри не хотел, чтобы Эран это делала, но она чувствовала то же, что и Бен, — необходимость попрощаться единственно доступным им способом. Внизу сидели Молли. Акил. Шер и Валь со своими мужьями, Ханнак Лоури и Энни Мак-Гован. Детей решили не приводить, чтобы не травмировать их, поэтому, как и другие родители, Дэн и Аймир пришли одни.

Эран не взяла из Лондона гобой, но Люк одолжил ей свой, и теперь все ждали, когда закончится отпевание. И хотя двое американцев были лютеране, а насчет Эмери никто и не знал, никто теперь не придавал этому значения.

Служба была недолгой. На следующее утро состоятся похороны Конора и Дерси на приходском кладбище, а американцев повезут хоронить домой, в Чикаго. Бен повезет тело Эмери в Нью-Йорк на кремацию, он получил официальное разрешение от «Чим Марин». Эта вечерняя служба была лишь своего рода дань усопшим. Люк многие годы присутствовал на таких церемониях, ему было не привыкать. Он ждал у своего органа, когда закончит отец Кэрролл. Эран поднесла к губам гобой, а Бен держал в руках листок с текстом католического гимна — слов он не знал наизусть. Эран сосредоточилась, чтобы не расплакаться, — невозможно играть, не контролируя дыхание. Они исполняли традиционный погребальный гимн, но по какой-то причине он ассоциировался у них с гибелью именно на море. Пассажиры «Титаника» пели его, когда корабль шел ко дну. Бен присоединился к Эран.

Тысячи раз Бен выступал перед огромными залами, но сегодня его голос надламывался.

«Нет, Бен. Сделай это. Если я могу, то и ты должен» — так думала Эран.

И какое-то мгновение спустя голос вернулся к нему. Бен закрыл глаза, сделал над собой усилие и спел первые строки. Чистый, словно нитью сквозя в золотистом сиянии свечей, его голос поднимался все выше, наполняя окружающих болью безвременной утраты. Люк Лейвери тоже закрыл глаза, боясь взглянуть на Бена лишний раз, но голос больше не подвел Бена, гобой Эран играл ровно и звучно. Музыка звучала, словно разрывая их на кусочки, унося и объединяя их души. Их переполненные сердца чувствовали каждую ноту. Все слушали в полной тишине. Никогда раньше люди в этой церкви не слышали и не испытывали ничего подобного. Острый как нож голос Бена кромсал нервы на куски, мягкий гобой Эран возносил музыку к небесам. Люк Лейвери изо всех сил пытался не сбиться с одной с ними тональности, но Бен и Эран поддерживали друг в друге силу духа, поддерживали свой пропитанный горечью утраты дуэт. Когда они закончили, Эран знала, что отец гордился бы ею, а по лицу Бена поняла, что он то же подумал об Эмери. Последние слова пели вместе все присутствующие, словно снимая тяжелую ношу боли с них одних.

Только тогда Эран взглянула на Бена, почувствовав боль и за него. Был его двадцать шестой день рождения. Но затем поднялся Люк, и Эран снова приложила гобой к губам. Бен что-то хрипло прошептал ей, и она кивнула. Первые ноты поднялись ввысь, а затем Люк и Бен начали петь вместе: баритон и тенор. «Ловцы жемчуга»!

До конца их дней для них останется загадкой, что они оказались единственными в церкви, кто не рыдал. Несколько раз голос Люка срывался, но Бен вновь «вытаскивал» его, гоня тоску прочь. Играя, как никогда прежде. Эран слышала — Бен поет так, как ей еще не доводилось слышать.

* * *

Безжалостно их осветили вспышки фотоаппаратов прессы, когда они вышли из церкви. Бен Хейли был знаменитостью, так же как и Эмери Чим. Эран инстинктивно попыталась защититься, но вспышки начали слепить и ее: один из фотографов узнал в ней бывшую подружку Бена. Тьерри был разъярен и попытался увести ее прочь. Но ее не пустил Бен. Взяв ее за руку, он посмотрел на нее с мольбой:

— Эран, пожалуйста, я завтра уезжаю, после похорон твоего отца, нам надо поговорить.

В отчаянии, желая поскорее выбраться из этого хаоса, Эран сказала первое, что пришло ей в голову:

— Через час… Встретимся у Энни через час.

Кто-то скрыл Бена от Эран в толпе, Тьерри посадил ее в чью-то машину и отвез домой. Дом Молли был полон народу, и у Эран ушло почти два часа, чтобы убедить Тьерри не ходить с ней.

— Я не хочу оставлять тебя с Беном наедине, Эран, — возражал Тьерри.

— Тьерри, пожалуйста, мы будем не одни, там Энни со своим мужем. Ты останься с моей семьей, а я приду, как только смогу, — пообещала Эран.

Тьерри отпустил ее очень неохотно. Эран бежала к Энни с замирающим сердцем. Бен в одном доме, Рианна — в соседнем, все трое они — семья! А что он скажет, если узнает правду?

Бен ждал ее в саду Энни. Прежде чем Эран успела что-либо сказать, он предложил:

— Давай уйдем отсюда.

Они пошли вниз по темной улице, мимо школы, и вышли на песчаную полоску пляжа. Дошли до огромного памятного Эран камня и сели. В какое-то мгновение она была уверена, что Бен обнимет ее, но вместо этого он крепко схватил ее за плечи и заглянул ей в глаза.

— Ты его любишь? — резко спросил он.

Пытаясь быть тверже, она взглянула на него:

— Да.

Его руки сжали ее плечи сильнее, до боли:

— Ты уверена?

Она вовсе не была ни в чем уверена! Конор погиб. Дерси тоже, и все, что она знала, — это то, что Тьерри помогал со всем этим справиться, сделать жизнь более или менее сносной. Тьерри был послан ей самой судьбой.

— Бен, мы помолвлены. Я выхожу замуж!

Его руки немного ослабли, но не отпустили Эран совсем.

— Не делай этого, Эран. Не делай ничего, в чем ты не уверена, — прошептал Бен.

Ее губы задрожали.

— Бен, он меня любит. Он уверен насчет меня так, как ты никогда не был!

Пытаясь быть жестче, она прокрутила в памяти всех его девиц: Сашу, Ким, Шарлотту — всех этих девушек с фотографий в газетах. А скольких еще она не видела?

Тьерри бы никогда так с ней не поступил. Никогда! Он хотел, чтобы она была его женой, хотел иметь с ней детей. Тьерри не уйдет, не утонет, не испарится… Вдруг Эран поняла, что она очень запуталась. Бен тоже запутался, его глаза были чужими, лицо пылало горечью. Они очень запутались, оба, расстроенные тем, что только что случилось.

Бен взглянул на заходящее солнце.

— Ты все еще злишься, Эран? Злишься из-за того, что я был не уверен? — спросил он.

Ее глаза наполнились слезами, в горле все горело.

— Бен, пожалуйста. Я слишком устала, слишком много боли… Не сейчас, — попросила Эран.

Половина ее души хотела оттолкнуть его, другая — наоборот, обнять, погрузиться, как в зыбучий песок, исчезнуть. Бен отклонился от Эран и понизил голос:

— А Рафтеры? Ведь причина в тебе — что они со мной не разговаривают?

— Что? — переспросила Эран.

— Дэн и Аймир, которые подарили мне пианино! Я хочу поговорить с ними, но они избегают меня с момента моего приезда сюда. Они что, злятся, что я на тебе не женился? — спросил Бен.

Ее голова поникла при мысли о Рианне.

— Нет, они на тебя не злятся, — ответила Эран.

— Так в чем тогда дело? Они ведут себя так, словно я совершил что-то преступное! Если ты мне не скажешь, я сам пойду к ним и узнаю. Спрошу их и об этом человеке, об этой свадьбе! — воскликнул Бен.

— Нет! И близко не смей к ним подходить! — запротестовала Эран.

Эран поняла из выражения его лица, что ведет себя как истеричка. Вдруг Бен стал очень обеспокоенным.

— Эран, что с тобой? Что не так? — спросил он.

Она вырвалась из его рук.

— Оставь меня, Бен! Оставь нас всех в покое!

Бледная как смерть, Эран рванулась прочь и побежала через дюны. Она бежала до боли в ногах, пока не увидела свой дом и Тьерри, выбежавшего ей навстречу. Тогда она упала в его объятия и потеряла сознание.

Еще целую неделю Эран оставалась в Данрасвее, и ее уносили в нереальность навязчивые грезы.

Это не были грезы о море, шторме и акулах. Такие вещи ты принимаешь спокойно, когда вырос на берегу океана, когда океан кормит твою семью. Атлантика была опасной и непредсказуемой, она могла погубить, и губила людей много раз. Если ты выбираешь такой образ жизни, то приемлешь все законы, настроения, силу этой жизни. Горожан такая трагедия потрясает, но Эран знала, что для их семьи это было предначертано, неизбежно и избрано добровольно.

Ее грезы о невинных вещах превращались в кошмары. Она видела маргаритки на солнечном лугу, у которых вдруг вырастали зубы и вцеплялись ей в лодыжку; они преследовали и хватали ее, когда она убегала. То вдруг щенок Рафтеров Оскар превращался в тигра, и Эран защищалась от него в смертельной схватке. Ноты превращались в вампиров, деревья нависали над ней, как гигантские башни, пытаясь проглотить, хлеща ветвями. Тьерри пытался связать ее, а она съеживалась в углу, упираясь и визжа.

В реальности же вряд ли можно было найти более внимательного и чуткого человека, чем Тьерри. Он отпросился на работе, чтобы быть рядом с Эран, поддерживал ее, когда она плакала, пытался собрать вместе всю разрозненную семью Кэмпионов, как будто она была его собственной семьей.

Помогая организовать все после похорон, Тьерри заказывал продукты для поминок, делал телефонные звонки, даже готовил. Даже Молли не могла не оценить его заботу. Но их свадьба, несомненно, должна была быть отменена. Тьерри принял это, понимая, что надо будет соблюдать траур какое-то время.

— Ты имеешь в виду — отложена. Эран? Мы назначим позже новую дату, когда ты поправишься, — сказал он.

Эран автоматически кивнула, продолжая выполнять то, что требовалось от нее сейчас: быть с матерью, Акилом и сестрами, выражать благодарность всем, кто проявил к ним сочувствие, приехал на похороны, прислал цветы. Было много дел и разговоров, и Эран редко оставалась одна. Но вечером она гуляла босиком по пляжу, думая о Дерси, чья жизнь была так нелепо прервана, о Коноре, который за полвека так мало успел! Думала о том, что они могли бы сделать, но не сделали.

Потом Эран сидела с Рианной на коленях в саду у Дэна и Аймир, наполнялась неукротимой энергией девочки, бегающей по траве, качающейся на качелях. До ребенка не дошло всеобщее горе. Девочка понимала, что этих людей с ней больше нет, и только. Как и все дети, она чему-то радовалась и смеялась.

Эран думала о Бене, глядя на свою дочь. Она не знала, что и думать. Он уехал так внезапно — сопровождать тело Эмери в Нью-Йорк. Уехал… Выразив свое огорчение при виде Тьерри, он все равно уехал.

Через пять дней Тхан забеспокоился и решил позвонить Рани, спросить, не слышно ли чего от Бена. Она сказала, что Бен звонил из Ирландии, объяснил, что случилось и куда он направляется. Тхан подтвердил, что Бен тоже звонил ему по этому поводу, но что еще случилось с тех пор?

Рани не знала. С растущим чувством беспокойства Тхан обзвонил подряд Майлса, Кевина, Джейка, даже позвонил Диве, хотя и не хотел ее волновать. Они все знали, что Бен был в Нью-Йорке, но с тех пор, как он туда уехал, не поступало никаких новых сообщений. Оставив Бет на квартире в Кенсингтоне дежурить на телефоне, Тхан отправился в аэропорт и следующим же рейсом вылетел в Нью-Йорк.

Даже в больших количествах алкоголь, имеющийся в квартире у Эмери, не подействовал на Бена. Вернее, не подействовал желаемым образом. И хотя семейная пара, присматривающая за квартирой, знала Бена достаточно хорошо, чтобы предложить ему остаться, он чувствовал, что за ним наблюдают. Наблюдают и не одобряют его действий. Захватив с собой только кредитки, он вышел, нашел банк и снял со счета большую сумму наличных.

Так было проще. Спустившись по Аппер-Ист-Сайд до Гринвич-Вилледж, Бен вышел на Вашингтонскую площадь и вскоре нашел что искал.

В черной куртке, бейсболке и темных очках — в таком виде Бена никто не узнал, никто не видел, как он сунул пачку денег в руку парню, взяв взамен небольшой пакет. Через полчаса он зашел в комнату незнакомого отеля и вскоре сидел прямо на полу, пробуя первую порцию кокаина и удивляясь, как и почему он так долго сопротивлялся этому раньше.

ГЛАВА 16

— Французский или итальянский?

— Что? — переспросила Эран.

Тьерри жестами показал, как едят и пьют.

— Ужин, Эран. Я пригласил тебя, помнишь? Я знаю, что ты предпочитаешь французскую и итальянскую кухни, а сегодня — какую именно?

— Итальянскую, — ответила Эран.

Тьерри снял трубку телефона и заказал столик в «Понтевиччо» в Графском замке. Это было дорогое заведение, но в эти дни все делалось им только для Эран. За прошедший месяц, что они вернулись из Ирландии, Тьерри делал все, чтобы как-то утешить Эран, отвлечь ее.

— Почему бы тебе не принарядиться? — предложил он.

Эран посмотрела на себя в зеркало: полосатая футболка и короткая хлопчатобумажная юбка не очень-то соответствовали «Понтевиччо», а Тьерри очень нравилось, когда она надевала длинные развевающиеся платья нежных пастельных оттенков.

— Хорошо, — кивнула Эран.

Наверху, перебирая вешалки в гардеробе, она наткнулась на унизанное бисером оранжевое бюстье, до которого она никак не могла добраться, чтобы наконец выбросить. Сняв бюстье с вешалки, Эран подошла к зеркалу и приложила его к себе.

— Неужели я когда-то это надевала? И красила волосы? Я выглядела как шлюшка! Тьерри обежал бы меня за километр. Я бы пропала без него, если бы он однажды исчез… Но он не сбежит от той, какая я сейчас, — сказала себе Эран.

Выбрав платье цвета слоновой кости, которое застегивалось у выреза, она причесалась, наложила макияж и, когда она спустилась по лестнице, была вознаграждена улыбкой Тьерри.

В бежевом пиджаке, галстуке в клетку, кремовых хлопчатобумажных брюках он тоже очень хорошо выглядел, и Эран сознавала, что вместе они смотрятся как очень привлекательная пара.

Ресторан, весь в зеркалах и картинах, выглядел очень элегантно. Несколько пар сидели в зале, начиная свой приятный уик-энд. Проработав целый день в Кембридже, не проглотив ни крошки за все это время, Эран поняла, что очень голодна.

— Давай возьмем fettucine linguine, — предложил Тьерри. — А как насчет бутылочки «Пино Грижо»? Или ты предпочитаешь «Треббьяно»?

Они выбрали «Пино Грижо», и после первого же бокала вино ударило Эран в голову. Захмелев, она сидела и улыбалась Тьерри.

— Ты меня избалуешь!

Тьерри отложил вилку и взял ее руку в свою:

— Конечно, избалую. Я же люблю тебя.

— Я знаю. Прости, я просто хандрю, у меня мрачное настроение последнее время.

— Это естественно, ты через такое прошла, — кивнул Тьерри.

— Постараюсь как-то собраться, — слабо улыбнулась Эран.

— Да. Я думаю, тебе нужно наметить какую-то цель, чтобы было к чему стремиться. Давай подумаем о нашей свадьбе, — предложил Тьерри.

Вино проникало в ее кровь, оно расслабляло Эран, так она давно себя не чувствовала. Она чувствовала рядом его силу, его теплую заботу.

— Я надеюсь, это будет летом… Я не могу надеть это платье зимой. Может быть, будущей весной? В апреле? Всего через восемь месяцев.

— О Эран! Купи другое платье, и мы поженимся на Рождество, — сказал Тьерри.

— Но тогда моя мама не приедет. Должно пройти по крайней мере шесть месяцев прежде… между… — Эран умолкла.

— Да, я понял. Прости. Все в порядке. Ладно, давай выберем дату прямо сейчас, — сказал Тьерри.

К ее удивлению, он вытащил из кармана ежедневник и начал просматривать записи.

— Четвертое апреля, суббота. Годится?

Эран согласно кивнула, отметив про себя жест, которым он пригладил усы, как радостно он улыбнулся официанту, когда прибыло следующее блюдо. Ему нравилась эта экзотическая еда.

— Да, четвертое апреля. Мне жаль, что все так откладывается… — Эран не договорила.

— Я согласен. Сейчас, когда я знаю, в чем причина, я могу подождать, — кивнул он.

— Но, естественно, это и есть причина. Какая еще может быть? — Эран пожала плечами.

— Никакой другой, я надеюсь. Я только… Послушай, почему бы нам не взять красного вина к мясу? — Тьерри решил сменить тему.

Эран с удивлением обнаружила, что они уже допили белое. Одной бутылки было бы достаточно. Но если он хочет заказать вторую, ей все равно. Был теплый августовский вечер, она немного расслабилась. Они подождали, пока официант принесет бутылку «Веллетри», Тьерри попробовал его, как делают французы — закатив глаза, и одобрительно кивнул.

— Да! Так о чем я говорил? Да, задержка. Вдовство твоей матери. — Тьерри напряженно выпрямился. — Дело только в твоей матери, правда? Не в этом проклятом парне?

Эран рассмеялась и проговорила:

— Какой еще «чертов парень»?

— Да этот Хейли, будь он проклят! Отец Рианы, который так мучил тебя, пока не умотал в свою «золотую» Америку, — выпалил Тьерри.

Бен! Бен, который исчез бесследно, ни разу не дав о себе знать ни через Рани, ни через Тхана, ни разу не поинтересовался, как она…

— Нет, Тьерри, честное слово, между нами больше ничего не было с тех пор. Я глупо поступила, встретившись с ним тогда, — сказала Эран.

— Я тебе так и говорил, — заметил Тьерри.

Она не хотела больше говорить о Бене. Не хотела слышать его голос, поющий в церкви, не хотела больше думать ни о смерти, ни о похоронах. Бена больше не было, как не было Конора и Дерси. Эран решительно переключилась на прекрасную закуску и прикончила ее.

Потом они еще посидели, наслаждаясь вином. В ресторан вошла цветочница. Тьерри немедленно купил букет алых роз.

— О! Как мило с твоей стороны! — воскликнула Эран.

Она наклонилась поцеловать Тьерри и кивнула, когда он стал внимательно изучать десертное меню.

— Давай, заказывай что хочешь, — сказала Эран.

Тьерри заказал tiramisu, кофе и два самбукаса.

— О нет, я больше не могу пить, — отказалась Эран.

Но вино уже разрушило остатки ее способности к сопротивлению, и она цедила напиток, когда его подали, чувствуя внутреннее тепло и расслабленность во всем теле.

Лицо Тьерри покраснело, голос его стал приглушенным. Когда он подвинул свой стул ближе, Эран почувствовала запах его свежей рубашки, его мыла и шампуня, смешанный с запахом алкоголя. Тьерри был очень мужественным и привлекательным. Эран подалась к нему.

— Ты сегодня останешься? — спросила она.

У Тьерри была своя квартира недалеко от ее дома, но, глядя на завитки волос вокруг лица Эран, на ее губы, поблескивающие в отблеске свечей, он подумал, что сейчас как раз очень подходящий случай остаться у нее на всю ночь. Его очень порадовало, что она сама это предложила. Как два заговорщика, они смотрели друг на друга и улыбались, и Тьерри снова взял Эран за руку.

— М-м. Я останусь. И мы снимем трубку телефона.

— Да? Хорошо. Только уже поздно, все равно никто не позвонит, — улыбнулась Эран.

— Он может! Он упорный. Я бы избил его, если бы он мне попался, — процедил Тьерри.

Бокал треснул, Эран почувствовала, как вино течет у нее по запястью. Ее голос тоже звучал, как надтреснутое стекло.

— Он… он звонил? Бен?

Лицо Тьерри сморщилось, то сожаление, то злость попеременно отражались на нем.

— О черт! Это все вино, прости, Эран…

Эран вытянулась в струнку, ее тело горело, покрывшись испариной, и она вдруг услышала свой холодный и спокойный голос:

— Расскажи мне!

Тьерри чуть не плакал:

— Ну, он сказал, что ничего серьезного… Эран, меня тошнит от этого всего! Тошнит от этого привидения, которое болтается между нами! Он бросил тебя! Это я, кто…

— Тьерри, расскажи мне, — холодно повторила Эран.

Ее взгляд прожигал жениха как раскаленное железо.

— Это было несколько недель назад, ты уехала в Лейкастер, а я полол сорняки в твоем саду — он только спросил, дома ли ты, я сказал, что нет, вот и все… Он даже не представился, но я узнал его голос.

— Но ты сказал, что он был настойчив!

— Ну, это уже был не он сам. Звонил пару раз кто-то еще, у него был какой-то китайский акцент, сказал, что он телохранитель. Во второй раз я сказал ему, что по будним дням ты работаешь, но что я передам тебе… — Тьерри умолк.

— Ну ты и гад! — выпалила вдруг Эран.

Его лицо вспыхнуло от обиды:

— Я не гад! Я твой жених, и любой парень на моем месте сделал бы то же самое!

Эран так резко встала, что стул опрокинулся. Она схватила сумочку и выбежала на улицу — ловить такси.

Ночной охранник хорошо знал свое дело. Кто бы ни пришел и ни спрашивал Бена Хейли, всем следовало говорить, что они не туда попали — особенно задыхающимся от нетерпения молодым девушкам. Это была неправда, но это был единственный способ справиться с ситуацией.

— Извините, мадам, но вы ошиблись. Мистер Хейли здесь не живет.

На какое-то мгновение Эран показалось — возможно, это и так. Но Рани описала именно этот мраморный холл с охранником. И она решительно продолжала:

— Он живет здесь, и он знает меня. Если вы не пропускаете меня, позвоните, пожалуйста, мистеру Диту Тхану и скажите, что я здесь. Мистер Дит его охранник, и он тоже проживает здесь.

О, значит, она кое-что знает о внутренних делах. Знает, что у охранника сначала говорится фамилия. Большинство поклонниц прокалывается именно на этом. Все еще сомневаясь, охранник снял трубку телефона:

— Мистер Дит? Извинтите, пожалуйста, что беспокою вас в такое время, но здесь стоит посетительница, мисс…

— Кэмпион, — сказала Эран.

— Мисс Кэмпион, очень настойчивая… A-а, ну, тогда… хорошо.

Все еще скептически настроенный, охранник проводил Эран к лифту, из которого она вылетела спустя три минуты — и попала прямо в объятия Тхана, который встретил ее, приложив палец к губам.

— Ш-ш, соседи, Эран. Они не любят шума.

Послушно она пошла за Тханом на цыпочках по коридору, но, как только они оказались в квартире, принялась обнимать, тормошить его, засыпая вопросами:

— Тхан! Тхан! Я не знаю — где Бен, как он сейчас?

Тхан поджал губы.

— Он не здесь. Умотал на «харлее». Может быть, в клуб, может быть, в паб, может быть, пьет. Очень опасно!

— А ты почему же не с ним? — спросила Эран.

Тхан вздохнул и проводил ее в большую комнату, беспорядочно уставленную дорогой мебелью, над которой доминировал рояль.

— Садись. Эран. Выпьешь чего-нибудь?

— Нет. Разве что воды, — сказала она.

Тхан принес ей стакан воды. В его глазах Эран увидела осуждение.

— Тхан, прости. Я понимаю, ты, наверное, не поверишь, но я так скучала по тебе, так скучала, но… была одна причина, я не могу тебе все рассказать сейчас, — сказала Эран, задыхаясь.

Его лицо смягчилось, зеленые глаза потеплели, Тхан опустил свое гибкое тело в кресло рядом со стеклянным кофейным столиком.

— Мне тоже очень жаль… я слышал про твоего отца и брата. Почему ты мне не перезвонила, когда я звонил тебе? — спросил он.

— Я не знала о звонках до сегодняшнего вечера, — ответила Эран.

— Ну и вечерок ты выбрала для визита! С Беном очень трудно. Он не в порядке. — Тхан замялся.

— Ты имеешь в виду, что он заболел? Но ты же сказал, что он просто развлекается в городе… — Эран растерялась.

Тхан снова вздохнул, некоторое время разглядывал Эран, потом наклонился к ней:

— Эран, я тебе доверяю, да? Я скажу тебе кое-что, что останется между нами, хорошо? — спросил он.

— Конечно, я никому не скажу, — кивнула Эран.

Какое-то время он изучал рисунок обоев у нее за головой.

— Эран, Бен рассыпается на части, — наконец сказал он.

— «Рассыпается»? Что ты имеешь в виду? — не поняла Эран.

— Наркотики. Кокаин. — И Тхан умолк.

— О Господи! — У Эран побелели щеки.

— Кокаин, водка, все вместе… в прошлом месяце он чуть не умер в Нью-Йорке. Пропал на целую неделю. Мне пришлось искать его с помощью полиции. Нашли в какой-то жуткой гостинице, чуть не при смерти. Большая проблема, — сказал Тхан внешне бесстрастно.

Кокаин! Полиция! Эран вполне могла себе представить, что это за беда. И через что пришлось пройти Тхану, чтобы выдернуть Бена оттуда, притащить его домой.

— Но полиция… неужели Бена не напугало все это? — спросила она.

— Да, напугало — на несколько дней. Он обещал никогда больше не употреблять. Но сейчас употребляет. Отправляется в город, не разрешает мне идти с ним, домой приходит вообще никакой. Эран, он погубит себя!

— Господь милосердный! Что же я могу сделать? Он звонил мне, наверное, из Нью-Йорка, но меня не было, я не… а ты говорил с ним? А Рани?

— Конечно. Мы все ему говорим. Не слушает. — Тхан покачал головой.

Прикусив губу, Эран на минуту задумалась.

— А раньше он употреблял наркотики?

— Нет. Начал, когда Эмери умер. Он ужасно переживал. Эмери устроил Бену новый контракт. Но Бен его профукал. Я говорил ему, что Эмери был бы очень сердит, — Тхан развел руками.

Неожиданно Эран разозлилась. Она тоже потеряла отца, но она же не стала употреблять кокаин!

— Тхан, я могу здесь остаться? Подождать тут с тобой, пока Бен вернется домой? — спросила она.

— Да, пожалуйста, я буду очень рад, если ты его подождешь. Сама все увидишь. Но он придет не раньше трех-четырех утра, — ответил Тхан.

— Не важно, я подожду.

Покачивая головой, Тхан пошел варить кофе, оставив Эран осматриваться в помещении. Такая громадная квартира! Оглядываясь по сторонам, она явственно ощутила, как много денег зарабатывает теперь Бен, тот уровень, на котором он живет. Весь домик ее матери поместится в одной из его ванных комнат!

Он просто дурак! Какая-то смутная злость закипала в ее груди.

Когда Тхан вернулся, он изложил Эран во всех подробностях, что произошло с тех пор, как они с Беном расстались, о его друзьях, о музыке, о его страшной ссоре с «Шваб», его близкой связи с Эмери Чимом, который стал его менеджером. Эмери оставил все свои деньги благотворительным организациям и музыкальным фондам, а Бен унаследовал его квартиру в Нью-Йорке.

— Нехорошо это, Эран. Нью-Йорк — плохое место для Бена, совсем неподходящее.

Но для наркомана любой город был неподходящим местом! Наркотики могли затащить его даже в Корк — его, наркомана. Слово это захлестнуло ее, как петля, наброшенная палачом.

К тому времени, когда часа через четыре внизу на улице послышался треск мотоцикла, Эран была в таком состоянии, словно ее бросали попеременно то в огонь, то в ледяную воду. С пониманием Тхан посмотрел на нее.

— Он может быть с девушкой, Эран. Но ты не беспокойся. Девушки — моя забота, я с ними быстро управляюсь, — сказал он.

Эран растерянно улыбнулась. Как это Тхан с ними управляется? Отправляет их в мусоропровод? Для Эран любой метод устранения казался приемлемым, но лицо Тхана было напряженным, нервным, и она задумалась, как долго ему еще предстоит все это выносить?

Бен во всю глотку распевал какую-то арию из оперы, пока Тхан не подхватил его под мышки, утихомирил и повел в квартиру. Не слышалось ни женского голоса, ни стука каблуков, но Эран слышала, что Бен настроен грубо, агрессивно, что он страшно пьян. До него ничего не доходило из того, что Тхан пытался сказать о ее присутствии!

Ну что ж, дойдет! Сердце ее гулко колотилось, она повернулась лицом к двери. Когда Тхан довел Бена до порога, придерживая за рукав кожаной куртки. Бен остановился как вкопанный, сверкая карими, как каштаны, глазами.

— Вот это да! Да это же Булочка! Ах ты, Тхан, дерьмо такое, ничего мне… — закричал Бен.

Но Тхан уже вышел в другую дверь.

Пошатываясь, Бен смотрел на нее, его лицо горело, руки протянулись вперед.

Схватив кофейник с холодным кофе, Эран окатила его с головы до ног.

Отстранившись, с трудом переводя дыхание, Бен отклонился, кашляя и размахивая руками. На какой-то момент ей показалось, что он сейчас швырнет чем-нибудь в нее, но он вдруг принялся безумно смеяться. Дребезжащий безумный смех сразу объяснил ей все, что этот красивый талантливый парень делает с самим собой.

— Эран! Эй, Эран…

Быстро подойдя к Бену, Эран размахнулась и со всей силы ударила его по лицу.

— Ох! Эй, перестань…

Она ударила его снова. Подняв обе руки, Бен защищался, стараясь перехватить ее руку, но у него было плохо с координацией, ему не удавалось остановить ее, и пощечины сыпались одна за другой, оставляя на лице красные пятна. А затем пришел черед глухого удара кулаком в грудь.

— Ух! O-о! Господи…

Эран удивилась собственной силе, с которой она нанесла еще один удар, и Бен свалился на пол. Когда он попытался подняться, она схватила его за волосы одной рукой, а другой со всей силы врезала ему кулаком в лицо. Задыхаясь, охваченная приступом ярости, Эран вдруг вспомнила Лоркана Миллера. Она тогда сломала Лоркану ребра.

Она и сейчас что-то сломала. Кровь хлестала из носа и изо рта Бена. Но Эран не испытывала к нему жалости или сострадания.

Что-то неразборчиво мыча, Бен поднял руку, уставился на кровь и, шатаясь, отправился на кухню, сгорбившись на случай, если она снова набросится на него. Через несколько секунд Эран услышала звук текущей воды.

Тхан слышал все, дошло до нее, весь этот шум. Но он не вмешался, он это позволил. Он это одобрил. Свалившись без сил на диван, Эран ждала.

Его лицо было цвета льда, когда он снова появился в комнате, прижимая мокрое полотенце ко рту, украдкой поглядывая на нее прищуренными глазами. Под одним глазом у него расцвел внушительный «фонарь».

— Ты разбила мне губу. И сломала зуб! — Его голос звучал так, как будто он весь пропитался гудроном, черным и вязким.

— Что ты сказал? У тебя что-то с дикцией, не очень-то она ясная, — резко сказала Эран.

— Я сказал, что ты уделала мой чертов рот!

— Жаль. Девицам ты не очень понравишься с опухшими губами, — съязвила Эран.

Полотенце все пропиталось кровью и стало ярко-красным. Бен направился на кухню, она пошла следом.

Открыв холодный кран на полную мощность, Эран пригнула его шею и засунула голову Бена под ледяную воду и держала так, пока он не начал захлебываться и кашлять. Он был мокрый до пояса. Когда она позволила ему высвободиться, он отряхнулся, как собака, разбрызгивая по сторонам на стены воду, кровь и кофе.

— Ну, ты сука, просто настоящая сука! — прошипел Бен.

— А ты болван, самый настоящий придурок! — не осталась она в долгу.

Бен был высокий, сильный, он мог, подумалось Эран, ударить ее сейчас, если бы ему пришло такое в голову. Но Тхан был поблизости, ей достаточно было заорать, и, в любом случае, она не чувствовала страха. Нисколько! При всей своей внешней брутальности, при этой «коже», мощном мотоцикле, в Бене Хейли не было жестокости. Похоже было на то, что это она, в своем платье с изысканным вырезом, дала выход своей жестокости. Неожиданно ее одолел легкомысленный смешок… Если бы фанаты сейчас увидели Бена, он бы умер от унижения и стыда!

Но кровотечение у него было порядочное, глаз совсем заплыл. Эран пришла в себя.

— Позвать доктора? — спросила она.

— Нет, я не хочу доктора, но он мне чертовски нужен, да? — Бен таращил уцелевший глаз.

Голос у него был совсем невнятный, губы кровоточили. Оставив Бена, она вышла через те же двери, через которые удалился Тхан и позвала его. Когда Тхан увидел Бена, то его рука самопроизвольно метнулась ко рту.

— О Господи, Эран, ну ты его же чуть не убила!

Бен через силу ответил:

— Ну и охранник! Просто какой-то хреновый охранник.

Не медля ни минуты, Тхан позвонил в срочную медицинскую помощь, прикладывая полотенце к лицу Бена, пока тот ворчал и ругался. Эран заметила ледяным тоном:

— Если ты будешь говорить такие слова, я пройдусь молотком по твоему роялю!

Бен перестал ругаться.

Приехал доктор, осмотрел повреждения и спросил, пил ли Бен. Недовольно Бен кивнул.

— Хм-м, тогда, к сожалению, я не могу дать вам обезболивающее, а оно нужно — у вас сломан нос и надо наложить три шва на губу. Завтра надо показаться дантисту и сделать рентген носа, — сказал врач.

На следующее утро Эран проснулась поздно, голова гудела, но даже это не уменьшило в ней чувство мрачного удовлетворения от сделанного. Она спустилась в вестибюль и обнаружила, что Тхан повез Бена на медицинский осмотр. Его жена Бет с опаской поздоровалась с ней, прежде чем приступить к уборке бедлама. Неужели это она все натворила? Потом Бет показала на записку, написанную почерком Бена. Там было следующее:

«Я так понимаю, что нет смысла спрашивать, что я такого сделал?»

Эран схватила лежащий рядом карандаш и аккуратно написала:

«Ты употребляешь наркотики».

И поскольку она все еще не знала, почему он ей звонил, дописала: «Позвони мне, когда очухаешься».

Она приняла душ, выпила сока и собралась уходить, но заколебалась, когда проходила мимо спальни Бена. Ей бы не следовало… но она должна была, только бросит быстрый взгляд.

Комната была большая и светлая, оформленная в модном стиле. С любопытством оглядываясь по сторонам. Эран рассматривала книги, кассеты, сувениры, привезенные из зарубежных поездок, — и потом увидела фотографию. Маленькую, в полированной рамке.

Это было ее собственное фото.

Эран разглядывала его секунд десять — пятнадцать, и сердце ее колотилось. А потом она пошла домой, где ей предстояла встреча с Тьерри.

Тьерри был в своей квартире, весьма раздраженный.

— Ты ездила к нему, да? Ты оставалась у него на всю ночь? — спросил он.

— Да, в свободной комнате. Мы подрались, и я сломала ему нос, — ответила Эран.

— Ты что?! С ума сошла?! — воскликнул Тьерри.

— А еще я разорвала ему губу. Пришлось вызвать доктора, он зашил ее, — невозмутимо добавила Эран.

Тьерри не мог поверить своим ушам. Но его облегчение было очевидно.

— Прости меня за то, что я сделал. Эран. Но я… — начал он.

— Да ладно. Я бы сделала то же самое. Забудь об этом, — ответила Эран.

Они поцеловались и помирились, и, как будто по-прежнему чувствуя какую-то опасность, Тьерри повел Эран на прогулку, все время разговаривая о свадьбе, о медовом месяце, о доме, который предстояло купить и обставить. Разве это не захватывает, не привлекает?

Эран улыбалась ему, улыбалась другим парам, прогуливающимся по парку. Но в мыслях ее была ее фотография, и Рианна, и кокаин, до которого Бен Хейли больше никогда не дотронется. Если когда-нибудь их дочери предстоит искать своего отца, ей не придется искать его в тюрьме, или в клинике, или на кладбище!

Прошло почти четыре недели, прежде чем Бен снова позвонил Эран обычной сентябрьской субботой. Его голос был очень мягким.

— Мне нужно увидеть тебя… ты можешь прийти?

— Когда? — спросила Эран.

— Сейчас, — попросил Бен.

Эран оказалась у него в доме еще до полудня, полная тревог и сомнений, ее голова шла кругом от того, что она должна ему сказать, что не должна говорить, но, может быть, скажет. Когда он открыл дверь, она стояла на пороге, глядя на него.

— Ты ждешь, что я тебя перенесу через него? — спросил Бен.

Они оба рассмеялись, и когда Эран вошла, то сразу же заметила, что не было ни Тхана, ни Бет. Бен был босиком, в темно-синих джинсах и таком же свитере, от одежды шел запах свежевыстиранных вещей; его волосы были недавно подстрижены до уровня подбородка. Нос и зуб были уже в порядке, но на губе были еще видны шрамы. Прислонившись к двери, он наблюдал за Эран, не произнося ни слова, засунув руки в карманы.

— Итак, ты хочешь поговорить со мной? — Эран услышала собственный голос, слабый, невнятный.

— Нет, я не хочу поговорить с тобой, — ответил Бен.

Его улыбка была слабой, вопросительной, когда он протянул к ней одну руку. Но сам он не шевельнулся, и Эран поняла смысл этого жеста: это должно быть ее собственное решение.

Она сделала ему навстречу один шаг, шаг, который, она знала, изменит всю ее жизнь. И немедленно лицо Бена ожило, он протянул другую руку.

Утонув в его объятиях, чувствуя на шее его поцелуи, Эран рухнула рядом с ним на пол, ее разум и тело взбунтовались, не подчинялись контролю. То же самое происходило и с Беном; он сорвал с Эран одежду, причиняя ей боль. Ее ногти оцарапали его спину, когда она сдирала с него свитер. Ее ослепил ворох одежды, слезы боли, руки Бена сжимали ее со сверхъественной, смертельной силой. Это было подобно смерти — что-то запредельное! Что-то убивающее и одновременно возрождающее. Его голос словно растворился, она громко закричала, когда он вошел в нее, уничтожил ее, уничтожил человека, каким она была, каким бы стала…

Их тела горели, их мускулы пульсировали, губы кровоточили, и агония была невыносимой. Это длилось мгновение, год, столетие, это было утонченно, это было… демонически! Его пальцы тискали ее до костей, следы его зубов остались на ее плече, кожа горела, пока наконец Эран не зарыдала, не в силах больше выносить этот сладостный кошмар.

Они оба плакали, понимая, что такие моменты похищают у богов…

Они лежали неподвижно, не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Очень долго голова Бена лежала у нее на груди, он вздрагивал, как мокрый от пота скакун, и у нее не было сил обнять его, ее руки были как ватные, глаза ничего не видели. Остаток их жизни казался чем-то лишним, ненужным.

Потом на Эран напала дрожь, она потянулась к Бену, слезная соль щипала ее глаза, все тело саднило. Медленно его губы нашли ее рот, бархат ласкал ее кожу. Без слов они взялись за руки, Бен встал на колени, поднялся, помог встать ей.

Эран не поняла, как они оказались в спальне, но кровать показалась просто блаженством, когда они упали на нее, теплую и мягкую, ласкающую их обнаженные тела. Одной рукой Бен крепко обнимал Эран, другой нежно ласкал вдоль позвоночника. Его дыхание обжигало ее щеку, как пылающий, рассыпающийся пепел.

— Я люблю тебя, — прошептала Эран.

Она гладила Бена по волосам, под тяжестью его головы ее рука опустилась на подушку, бриллиантовый перстень глубоко вонзился в палец. Им обоим стало больно.

Потянувшись к ее руке, Бен вопросительно заглянул ей в глаза, прежде чем снять кольцо. Затем с улыбкой, осветившей все лицо, он повернулся и бросил его на пол.

* * *

День перешел в ночь. Снова и снова они занимались любовью, в кровати, в душе и снова в постели. У Эран было такое чувство, что она попала в аварию, что больше не сможет говорить, передвигаться. Но сейчас все было гораздо мягче. Оба были преисполнены какой-то особой нежности.

После полуночи Бен встал и пошел приготовить что-нибудь поесть. Она проводила взглядом его прекрасную фигуру — спину, стройные ноги, прекрасное тело, породившее Рианну.

Он вернулся с подносом сэндвичей и молоком. Эран принюхалась к содержимому стакана.

— Белая водка?

Сворачиваясь калачиком рядом с ней на кушетке, Бен смущенно посмотрел куда-то вниз.

— Нет. Никаких наркотиков больше. Теперь ты — мой наркотик, — сказал он.

— Зачем ты это делал? Почему, Бен?

Он растерялся.

— Я был несчастен.

— Из-за Эмери? — догадалась Эран.

— Да, и из-за Эмери, и… о Эран, нам обязательно говорить об этом? — спросил Бен.

— Думаю, да. Но, может быть, не сейчас, — задумчиво сказала Эран.

— Пожалуйста, не сейчас. Этот день был совершенен. Давай просто… — Совершенно неожиданно он расхохотался, глядя на нее с интересом: — Я так понимаю, сейчас очередь Кермита меня отдубасить… завтра?

— Что? — не поняла Эран.

— Кермит. Твой лягушонок.

Эран ткнула Бена кулаком в бок.

— Не называй его так! Он хороший человек, и он будет ужасно переживать… о Бен, как же я ему расскажу?

Бен придвинулся ближе:

— Я не знаю, но, в общем-то, у тебя не было раньше проблем с тем, чтобы донести свою мысль до кого-нибудь. Ты можешь дать ему в челюсть… как мне, и отправить обратно во Францию.

— Бен, прекрати! Я люблю его, — сказала Эран.

Бен выпрямился:

— Что?! Ты не можешь, Эран, это невозможно!

Но она кивнула:

— Могу. Я люблю его. Просто не влюблена…

— Почему ты вообще согласилась выйти за него замуж? — спросил Бен.

— Потому что я этого хотела… Я думала, что хочу… — Эран умолкла.

— Брак? Надежность? Дети? — Бен склонил голову к плечу.

— Да! — с вызовом ответила Эран.

— Ты все еще этого хочешь? — спросил Бен.

— Да, когда-нибудь! Но я не хочу этого прямо сейчас, так быстро. Я не нуждаюсь в этом. Ты знаешь, когда умер мой отец, я вдруг подумала о всех тех вещах, которые он никогда не пробовал, не видел, не испытал. Он был женат, но сомневаюсь, что отец был счастлив… А Дерси даже не попробовал узнать, от чего он может быть счастлив, понять, кто он такой и чего ему хочется. Я поняла, что позволила дать утащить себя в болото, я погрязла в проблемах, дала опутать себя… это произошло слишком быстро, а мне всего двадцать четыре года. Жизнь не дала Дерси расправить крылья, но мне-то совсем не обязательно подрезать их!

Бен отнес поднос, вернулся и повернулся к ней:

— Я рад, что услышал это от тебя. Но, по сути, смерть Эмери произвела на меня обратное впечатление. Я увидел, как он одинок, понял, что значит не иметь семьи. Он имел успех, у него было много денег, но его никто не любил — на его кремации не было ни одного родственника. Я не хочу закончить свою жизнь так же.

— Уж не имеешь ли ты в виду, что ты захотел того, что я вдруг перестала хотеть? — Эран прищурилась.

— Нет, не сейчас. Я все еще хочу пожить как следует, как и ты. Но если ты побудешь поблизости еще лет пять — десять, я однажды упаду перед тобой на колени и попрошу тебя выйти за меня замуж, — серьезно сказал Бен.

Бен говорил беззаботным тоном, но брови Эран поднялись, и она заметила:

— Это полностью зависит от того, сколько еще Ким, или Саш, или Шарлотт ты собираешься таскать за собой в трофейном мешке до этого знаменательного события.

— О Эран! После сегодняшнего? Какой смысл? — воскликнул Бен.

— Ты мне сам скажи! Какой был смысл до этого? — возразила Эран.

— Я не знаю. Смысл в том, что мне сейчас двадцать шесть лет. Мои потребности, мои приоритеты изменились. Эран, пожалуйста, дай мне еще один шанс!

Это получилось так неожиданно, что застало ее врасплох. После сегодняшнего вся ее жизнь была вновь связана с ним. Эран могла существовать без Бена, но жить без него она не могла.

Дерси не жил, Конор тоже не жил… Она хотела жить! Не выйти за Бена замуж, в конце концов, но жить с ним!

Тьерри просто потерял рассудок. Он говорил громко, неистовствовал, то начинал кричать, то ненадолго затихал. Его лицо было искажено, голос стал хриплым от внутренней боли.

— Я знал! Я знал, что ты так со мной поступишь! — кричал он.

Эран сидела на диване, положив руки на колени, и ее отчаяние не давало ей поднять глаз.

— Тьерри, я же не специально. Я не могу этому сопротивляться. Это… это жизнь, природа, «химия»…

— «Химия»?! И как долго это будет продолжаться? И будет ли действовать эта «химия», когда тебе будет девяносто лет? — вопил Тьерри.

Эран вдруг подумала, что он чем-то напоминает Молли!

— Я не знаю. Есть только один способ проверить. Придется узнать, придется рискнуть. Прости, — выговорила она.

Бриллиантовое кольцо лежало между ними на столе, поблескивая, как глаза Тьерри, влажные от слез. Эран понимала, что рана была глубокой, понимала, каково это, когда ты любишь кого-то, а он вдруг уходит от тебя. Ее слова звучали как эхо ее собственных чувств.

— Я все еще люблю тебя… мне не все равно, я хочу видеть тебя — мы можем остаться друзьями, правда? — спросила она.

— Друзьями?! Я не хочу, чтобы ты была моим другом, я хочу, чтобы ты была моей женой, Эран, ты же согласилась выйти за меня замуж! — воскликнул он.

— Я знаю. Я действительно собиралась выйти за тебя… если бы не погибли мои брат и отец, если бы не умер Эмери, если бы не приехал Бен… О Тьерри, ты был такой замечательный! Я никогда не забуду, какой ты хороший. Но я не могу отменить того, что случилось. — Эран устала… так устала, что еле могла говорить.

— Ты позволила этому случиться! — выкрикнул Тьерри.

Да, она позволила. Из-за любви к одному человеку она разрушила чувства другого. Люди переживают подобные ситуации, но что-то в них надламывается. Сгорает какая-то часть души, которая потом не восстанавливается. Иногда душа сгорает целиком…

— Тьерри, что я могу сказать, что я могу сделать для тебя? Если что-то возможно, ты только скажи, и я сделаю это, — промолвила Эран.

Его лицо вспыхнуло, глаза потемнели от боли, от презрения, которое она вряд ли заслуживала.

— Ты можешь сделать только то, что собиралась, — оставить меня! Просто оставь меня, здесь, в этой стране, в которую я приехал из-за тебя — ты об этом, естественно, не подумала, я полагаю? Не подумала о работе, которую я оставил, о моих друзьях, семье, жизни, которая у меня была?

Представленная в новом свете, эта эгоистичность поразила Эран. Больше никогда в жизни она такого не сделает, достаточно ей для того, чтобы безмолвно горевать, сделав такое всего лишь раз в жизни. И так поступить с Тьерри, который заботился о ней, был искренним, заслуживал гораздо большего…

Но вот так-то люди и поступают друг с другом — они ранят друг друга, калечат и разрушают. Когда-то ей придется предостеречь Рианну — не поступать, как она поступила сама. Когда ты молод, ты не ощущаешь, как это больно, пока с тобой не поступают точно так же.

Но с Эран такое случалось раньше. Она знала и все-таки сама пошла на это. Если когда-нибудь у них с Беном все разладится, ей лучше оставаться одной. Тьерри доказал ей, какой разрушительной силой она обладает! Он доверился ей, а она разбила его доверие, развеяла его в пыль. Но она не могла бороться с Беном. Это было бы то же самое, что бороться с самой собой.

— Я не оскорблю тебя больше просьбой о прощении, Тьерри. Но я постараюсь заслужить его и тогда вновь попрошу простить меня, — сказала Эран.

У Тьерри лицо было, как у ребенка или маленького зверька, который не понимает, за что его ударили, предали, за что с ним так жестоко обошлись… Все, что он сделал, это любил Эран, уважал, заботился, старался дать ей то, чего Бен Хейли никогда ей не давал и, может быть, никогда не даст.

Эран не видела Бена несколько дней. Она просила его не появляться, пока она не придет в себя. Эран действовала импульсивно, а сейчас мысли о последствиях начинали мучить ее. Надо было разобраться с этим.

Эран настолько сильно любила Бена, что у нее перехватывало дыхание, она даже стала думать, не помешалась ли она слегка рассудком? Ей достаточно было представить себе его глаза, голос, его прикосновение, как ее ум и тело охватывало страстное желание, по венам пробегал огонь. Поэты были правы, это было подобие неизлечимой болезни — и, может быть, болезни смертельной. Любовь превращала разумных людей в придурков, неспособных связно говорить. Эран подумала, что в машине она становится опасной для людей: она слышала свист и крики, по гудкам водителей понимала, что они ругаются, когда она забывала включать сигналы поворота, сворачивала не туда, не по правилам перестраивалась в потоке движения. Ее рассудок словно витал где-то между Лондоном и потусторонним миром.

Еще было не поздно. Тьерри бы понял, если бы Эран вернулась, простил бы и забыл. У нее еще могла бы быть нормальная, счастливая жизнь без осложнений. Именно это ей все бы и посоветовали. Это то, что сделал бы любой человек с капелькой здравого смысла на ее месте.

Наконец Эран уселась дома с листом бумаги и написала два списка, как советуют психологи, — что делать, если вам трудно принять решение. Итак, положительные и отрицательные стороны Бена и Тьерри.

Тьерри обошел соперника на милю.

За него были любовь, привязанность, стабильность. Тьерри всегда будет там и тогда, где он нужен Эран, он сильный и ответственный, он не пьет и не употребляет наркотики. Он никогда не сделает ее несчастной.

Бен был ненормальным, неуправляемым, он уже однажды сорвался и может сорваться вновь. Он пьет, он бабник, он кокаинист. Да, он не принимает наркотики последнее время и даже обещает бросить их навсегда, но он не настолько дисциплинирован, чтобы сохранять долгое воздержание. Он шикарный, красивый, талантливый, но он противоречивый, ненадежный, переменчивый. Он многое дает, но и требует от тебя многого. Он богат, но может потерять все в одночасье. Жизнь с ним будет бурной и изматывающей. Эран никогда не будет знать с Беном покоя.

И потом, надо подумать о Рианне. Тьерри уже принял ее ребенка, он готов включить девочку в свою жизнь, даже любить ее, хотя она и дочь Бена. В то время как быть с Беном означало либо утаивать сам факт ее существования, чтобы он не отказался от нее, или признаться в том, что сделала Эран. И что потом? Даже если представить себе чудо: Бен будет радоваться, когда узнает, что у него есть дочь, он вполне может захотеть забрать ее у Рафтеров. Будет баловать ее подарками и сластями, превратит ее в одно из взбалмошных чад «попсовых» родителей. Но скорее он устроит истерику.

Вот в этом и была проблема с Беном. Просто нельзя было себе представить, что он выкинет. Он был замечательный, но совершенно непредсказуемый.

Эран снова и снова перечитывала список. И потом выбросила его в корзину. Она запуталась. Она сошла с ума! Она принадлежит Бену, пока не разверзнутся небеса и солнце не упадет на землю.

Эран устроила переговоры. Она положила перед Беном свод неких правил, надеясь, что он не будет смеяться. Бен мог бы высмеять ее блеф, он же видел, что она зачарована и не покинет его никогда.

Но Бен не стал смеяться. Очень торжественно он согласился со всеми условиями Эран. Они будут жить в Хэмстеде, купят дом, если его выставят на продажу, постараются укорениться.

— Хорошо, — только и сказал он.

Больше не будет никаких женщин, никаких наркотиков, никакого спирта. Если он хочет повеселиться — только вино или пиво. Но он не будет этим злоупотреблять.

— Идет, — кивнул Бен.

Тхан будет сопровождать его везде, и он будет делать все, что говорит ему Тхан. Со временем, когда им будет под тридцать, они заведут детей.

— Заведем, — согласился он и с этим.

Они будут откладывать столько же денег, сколько и тратить.

— И сейчас ты посвятишь все свое внимание новому контракту с «Флиндерз», сделав все возможное, чего ждал бы от тебя Эмери Чим.

— Ладно, — сказал Бен.

Удовлетворенная, Эран кивнула, перехватив его взгляд, и они оба расхохотались.

— Бен, я серьезно! Я действительно имею в виду все буквально, и, если ты не будешь вести себя, как следует, тебе не поздоровится, — сказала Эран.

— Я знаю, в следующий раз мне уже понадобятся костыли. Или услуги похоронного бюро, — сказал Бен.

— Ты все себе правильно представляешь, — кивнула Эран.

Господи, это было то же самое, что говорить с ребенком! Его послушное выражение лица уже стало озорным, очарование его было неотразимым, когда он подставил щеку и показал пальцем на родинку:

— Ну, поцелуй же сюда!

Они поцеловались и обнялись, и Эран была бы абсолютно счастлива, если бы могла не думать о Тьерри и Рианне.

Через несколько месяцев Бен переехал в хэмстедский дом. Его восторгу не было предела, когда он увидел пианино «Стейнвэй».

— Ты хранила его все это время! — воскликнул он.

— Я думала, что ты захочешь возвратиться за ним, но ты не приходил. А почему ты этого не сделал? — спросила Эран.

— Я не знаю… честно говоря, я думал, что это своего рода ниточка к тебе. Но что мы теперь будем делать? Здесь нет места для моего нового «Бештайна», — сказал Бен.

— Мы можем одно из них отдать в музыкальную школу. Ты сам выберешь какое.

Бен решил расстаться с «Бештайном», и вскоре они подобрали для пианино хороший дом. Эран почувствовала острую боль, когда произнесла эти слова — «хороший дом». Вот почему она сама отправила Рианну в «хороший дом». Она увидит ее только в Ирландии. Она не может рисковать, позволить Бену увидеть ее.

При своей загруженности Бен окончательно переехал только к ноябрю, а Тхан и Бет сняли соседний дом. В один из вечеров Эран готовила ужин, тихонько наслаждаясь домашним покоем. Они обсуждали, что будут делать в наступающем году. Судя по всему, в приближающемся восемьдесят четвертом году предсказания Эран насчет общего процветания должны были осуществиться, упадок экономики заканчивался.

Бен оценивающе посмотрел на нее:

— Мне нужен новый менеджер. Срочно.

Эран подумала и отрицательно покачала головой:

— Нет. Бизнес никогда не был главной моей страстью. Тебе нужен человек гораздо более жесткий и безжалостный, чем я.

Бен улыбнулся:

— По моему опыту, ты можешь быть очень жесткой.

— Может быть, но это не доставляет мне удовольствия. То, чем бы я хотела снова заняться, так это писать стихи, слова для твоих песен, — сказала Эран.

— Правда? Здорово, если удастся убедить в этом Кевина… может быть, Джейк сможет найти ему еще кого-нибудь. Он очень хороший, я не хотел бы его обижать, — заметил Бен.

— Он никогда для тебя не написал реального хита, — возразила Эран.

— Нет, но ведь хитами песни становятся из-за музыки, не из-за слов. Ну, я думаю, что все это взаимосвязано. Мне надо поговорить с Джейком. А ты пока могла бы помочь нам с фэн-клубом. Там полно работы.

— Что? Ты хочешь, чтобы я отвечала на любовные письма охваченных страстью подростков? — изумилась Эран.

— Там не только тинейджеры. Ты сама удивишься. Каждый день приходят мешки писем, от самых разных людей — ты можешь заниматься этим по утрам, а после обеда писать стихи, сама установишь для себя график, — сказал Бен.

Эран пришло в голову, что она может не ограничиваться перехватом надушенных писем на розовой бумаге и фотографий влюбленных отправительниц. Это будет своего рода способ держать под контролем всю ситуацию, отслеживать его популярность.

Она улыбнулась в знак согласия:

— Хорошо, я приступлю, как только новая девушка с января начнет выполнять мою работу для Энни Мак-Гован с сырами.

Без каких-то особых причин Эран вспомнился маленький Оливер Митчелл, бегущий ей навстречу в первый ее день в Англии с криками «еще одна», «другая няня». А сейчас приезжает Сиара Кин из Бентри, будет заниматься сырами Энни, еще одна эмигрантка, но, по крайней мере, с работой. Нет, Эран точно пора открывать свое агентство, как Холли! Но писать стихи доставило бы ей гораздо больше удовольствия. О чем ей написать в первую очередь?

— Бен, — позвала она.

— М-м? — отозвался он.

— Ты помнишь, что ты чувствовал, когда умер Эмери? — спросила Эран.

— Помню ли я? Конечно! Как я могу не помнить? Я этого никогда не забуду, и я никогда не забуду его самого. Он так помогал мне, так поддерживал — больше, чем отец! Ты не представляешь, как я скучаю по нему, — прости, конечно. Представляешь, я чувствую по отношению к нему такую же вину, как ты — к Конору. Это же я предложил ему поехать в Ирландию. Я понимаю, это не вина твоего отца, это просто случайность, но это не дает мне покоя, — сказал Бен.

— И меня это тоже преследует. Это я подарила отцу катер. И я — я чувствую, что его смерть сделала больше, чем его жизнь, — она свела нас опять. Если бы ты написал музыку, выражающую, что мы оба чувствуем, я бы написала к ней слова, — сказала Эран.

— Я мог бы. Я очень бы хотел, я ведь обещал Эмери, что напишу песню, посвящу ее ему. Но Джейка хватит удар, если он узнает, что я пишу реквием, — сказал Бен.

— А что в этом плохого? Разве есть люди, которые не теряли близких, не знают, что такое смерть? Мы могли бы написать песню, которая выражает общие человеческие чувства. В конце концов, очень многие песни о любви тоже грустные. Я не говорю, что мы должны написать что-то заунывное или траурное, но что-то, передающее силу Эмери или простоту Конора, — заявила Эран.

Он откинулся на спинку стула и задумался.

— Это мысль! Давай попробуем. Только давай исходить из того, что Джейку это не понравится, — никому ведь не понравится, что все окажется в ящике стола. Это будет только для нас, а не для выступлений.

— Давай. Нам нечего терять, и, по крайней мере, нам будет после этого легче, — согласилась Эран.

Может быть, потом она напишет песню и о Дерси. Об украденной, несостоявшейся жизни… Но не все сразу. Сначала эту, для Эмери и Конора, для успокоения чувств.

Они спокойно восприняли вето Джейка Роуэна и работали над песней в свободное время, гордые от мысли, что она будет просто исполняться дома, что ее в любом случае услышат друзья и знакомые. Эран подумала даже, что может послать кассету Молли, которая медленно приходила в себя после неожиданной смерти мужа. Ее отношения с Молли по-прежнему были напряженные, и всегда будут такие из-за Рианны, но Эран думала о Молли с сочувствием. О Молли, которая никогда не радовалась своей семье, а сейчас осталась совсем одна, не считая Акила.

Что она думает и чувствует сейчас? Жалеет, что не сделала большего для своих детей, когда они были еще маленькие? Жалеет, что не поцеловала Конора в тот день, пятнадцать или двадцать лет назад, когда он вернулся живым после шторма? Эран писала ей понемногу, но регулярно, звонила ей — сейчас у Молли наконец установили телефон. Молли как-то заявила, что хочет перестать заниматься вязанием. Она очень устала, а страховка Конора дает ей больший доход, чем он обеспечивал ее при жизни. Кооператив вязальщиц и без нее справится.

— А что ты будешь делать? — спросила Эран.

— Я думаю, поеду к Валь, а потом, может быть, к Шер, в Америку, — сказала Молли.

Семейные узы, подумала Эран. После всех этих лет семья опять стала важной для Молли. Но Америка, Флорида? Почему-то Эран не могла себе представить свою мать, нежащуюся на солнце, плавающую, развлекающуюся с шумными внуками. Да легче было представить себе монаха в казино, священника в борделе, раввина за тарелкой свинины! Эран ни капельки не завидовала Шер.

Бен хотел провести Рождество в квартире Эмери в Нью-Йорке.

— Там будет тихо, мы можем поработать над песней в более спокойной обстановке, — сказал он.

Эран не могла отказать Бену, не могла сказать, как она хочет увидеть Рианну. Но в январе Бен не будет вылезать из студии, работая над записью нового альбома. Она тогда сможет ускользнуть на пару дней.

Тхан и Бет летели в Нью-Йорк вместе с ними. Как сказал Тхан, это такой город, где за Беном нужно смотреть. Двадцать третьего декабря Эран позвонила Тьерри перед отъездом.

— Я просто хочу пожелать тебе счастливого Рождества, — сказала она.

— Не стоит. Какое может быть счастливое Рождество без тебя? — отозвался Тьерри.

Вина… Если бы можно было как-то помириться с ним. Холли нещадно обвиняла Эран в том, что она сделала с Тьерри, Аймир и Дэн были в шоке оттого, что она вернулась к Бену, — не только потому, что он ненадежный человек, но и потому, что он был отцом Рианны. Все, что она могла сделать, это уверить их, что никогда не привезет его в Данрасвей, и надеяться на лучшее. Она заверяла их в этом как могла.

Эран взяла с собой гобой в Нью-Йорк: в композиции, над которой они работали, была небольшая партия и для нее.

Квартира была потрясающая, город восхитительный, и неожиданно для себя Эран обнаружила, что поездка оказалась весьма интересной и насыщенной.

— А что ты собираешься делать с этой квартирой? Ты же не можешь превратить ее в усыпальницу, — заметила она.

— Наши друзья могут ею пользоваться. Эмери был очень радушный человек, он хотел бы, чтобы в квартире бывали люди, — отвечал Бен.

Вот это да! Вот Валь обрадуется, узнав, что у нее будет такая крыша над головой каждый раз, когда ей вздумается посетить Нью-Йорк. Да и для Рафтеров это было бы здорово, и Эран подумала, какая ирония в том, что и Рианна будет бегать здесь! Рани и Дива тоже могут приехать. Дива была в восторге от того, что ее сын опять был с Эран Кэмпион, и она настолько же откровенно радовалась этому, насколько Гай не скрывал своего неудовольствия.

— Не обращай на него абсолютно никакого внимания, дорогая. Мой супруг не имеет ни малейшего представления о том, что ты — спасение для нашего сына. Надеюсь, в этот раз он позаботится о твоем счастье, а если нет, ну и дурак же он будет! Но я думаю, в этот раз он понимает, насколько нуждается в тебе, и оценит, что ты оставила ради него гораздо более добропорядочного человека, — сказала Дива.

Она произнесла это все прямо перед Беном, который корчил комические гримасы и отпускал шуточки по поводу «Кермита». Но Тьерри все еще был в Лондоне, и Бена беспокоил этот факт. Он не догадывался, что воспоминания Эран о Тьерри были как бланманже — мягкие, приятные, расплывчатые. Ласкающие, если говорить по правде, но это была правда, в которой Эран никогда Бену не призналась бы.

На Новый год Бен напился, но это было шампанское, и Эран не стала ничего ему говорить. Через пару дней он потратил огромные деньги на музыкальную систему, но она тоже не сопротивлялась, радуясь, что для него есть что-то значительное, на что он может потратить свои деньги. Однако, когда они вернулись в Лондон, она посоветовалась с Рани, которая собиралась работать в больнице в Лакнау. Оттуда Эран сообщили фамилии детишек, которым была нужна медицинская помощь, и Эран устроила все, чтобы они ее получили. Каждый раз, когда Бен будет тратить деньги на предметы роскоши, она будет находить такого нуждающегося ребенка. В Индии все было очень дешево. За стоимость мотоцикла здесь можно было спасти чью-то жизнь. Чью-то такую же молодую жизнь, какая была у Дерси.

Вот это ей повезло, писали Шер и Валь, зацепила такого богатенького парня! Тон письма Шер был бодрый, радостный, у Валь — завистливый. Всего несколько лет назад Валь высмеивала рок-певца, считала ниже своего достоинства общаться с Беном, стеснялась показаться в его обществе. Она видела только деньги, но не представляла себе всего риска, который брала на себя ее сестра, — его сумасшедший характер, езду на мотоцикле на безумной скорости, водку, которую он мог пить литрами.

Для Бена было непросто избавиться от своих вредных привычек, но он старался, и Эран гордилась им. Однажды они лежали ночью, предаваясь нежным ласкам, исследуя все укромные местечки друг у друга так, что она сгорала от вожделения.

— Рояль! Мой рояль! — вдруг воскликнул он.

Полностью обнаженный, Бен помчался к инструменту, и когда Эран прибежала вниз, то чуть не умерла со смеху. Он лихорадочно наигрывал какие-то фрагменты, что-то записывал на нотной бумаге, что-то снова проигрывал и выглядел при этом абсолютно нелепо в костюме Адама. Эран поспешно задернула шторы, чтобы какой-нибудь случайный прохожий не застал его в столь славный момент, предававшегося плотской любви с музыкой, а не с женщиной.

В эту ночь Бен закончил песню, посвященную Эмери, и она получилась очень чувственной.

Джейк отказался записывать ее, Майлс не хотел об этом и слышать. Это была очень изысканная песня, но в ней все было о похоронах. Это будут похороны Бена, если она попадет к слушателям!

— Но в моем контракте сказано, что я могу экспериментировать! — горячился Бен.

— Не с самоубийством! — кричали они.

— К чертовой матери вас обоих! — злился Бен.

Он злился настолько же сильно, насколько хорошо Эран сохраняла философское настроение. Они же это предвидели, не так ли? Джейк сказал «нет» с самого начала.

— Да, но я был уверен, что нам удастся изменить его мнение! Твои стихи так отличаются от того, что пишет Кельвин, в них есть смысл! — злился Бен.

— В таком случае, на них есть и отпечаток смерти. Ладно, давай перестанем сердиться. Ты же не останешься рок-певцом на всю свою жизнь, — сказала Эран.

Бен бурчал и ругался еще несколько дней, но реквием действительно лег в ящик письменного стола. Решительно забыв о нем, но чувствуя себя гораздо лучше после того, как они написали эту песню, Эран на несколько дней вырвалась к Рианне. Бен остался в Лондоне, под круглосуточным присмотром Тхана, загруженный работой в студии по самое горло.

Это было непростое посещение, и во многом из-за Люка Лейвери, который подарил Рианне и Эммету бубны на Рождество. Эран не могла поверить, во что может превратиться ухоженный дом Рафтеров, в какой шумный балаган, и что она может услышать от визжащей, как старая карга, с выпученными глазами и растрепанными волосами, Аймир такие вопли:

— Да идите же в сад — забирайте бубны, барабаны, собаку — хоть кто-нибудь слышит, что я говорю?

— Пресвятые небеса, успокойся, Аймир! Я тебе помогу, — сказала Эран.

Аймир накинулась на нее:

— Это все Люк. Он знает, что Рианна очень музыкальный ребенок, он меня просто с ума сведет! Люк сказал, что следующим подарком будет пианино! Эран, ты можешь забирать девочку. Забирай ее в Лондон, забирай малышку, забирай все!

Глаза у Аймир были совершенно безумные, а Дэн смеялся, словом, это был настоящий хаос. В черных сапожках, в красных колготках, Рианна выглядела настоящим дьяволенком, этаким панк-ангелочком, вопящим и визжащим. Она действительно была очень музыкальна и одарена каким-то невообразимо высоким пронзительным голосом.

— Я вполне могу представить себе, что она выиграет один из конкурсов Акила в пабе, — сказала Эран.

— Ага! Мы тоже! В пять лет — в пабе, в шесть — в тюрьме! Или она, или мы. Дэн, да открой же вино, пока у меня мозги не взорвались! — застонала Аймир.

Эран задумалась.

— Ты знаешь, Аймир, если потом Рианна захочет заниматься музыкой, я имею в виду — по-настоящему, ты мне обязательно скажи. Я пришлю деньги на это.

— А что ты скажешь Бену, как ему объяснишь, для чего деньги? — спросила Аймир.

— Я придумаю, да он вообще не обращает на это внимание. Сорит деньгами! Но если бы он знал, он бы посчитал это хорошей инвестицией, — улыбнулась Эран.

— О Эран, я не могу себе представить, как ты только сдерживаешься, как выносишь это напряжение, до сих пор ничего ему не сказала? — спросила Аймир.

— Сказать, что я оставила его дочь вам? Аймир, у меня просто мозги стынут от такой мысли, — призналась Эран.

— Но он может согласиться с твоим решением. Даже подумает, что ты правильно поступила, — заметила Аймир.

— Послушай, Бена не было рядом, когда я приняла решение. Это моя ответственность, я знаю, что Рианне здесь лучше. Вы же любите ее, правда? Даже если она балуется? — заволновалась Эран.

— Да мы просто обожаем ее, она наше солнышко, ты представить себе не можешь! — воскликнула Аймир.

Но Эран хорошо все себе представляла и не могла даже мысли такой допустить, чтобы чем-то повредить этому семейству. Хотя она вздрагивала в глубине души всякий раз, когда Рианна называла Аймир «мамочка». Как бы Эран хотела быть заботливой матерью своей маленькой девочке! Но достаточно и того, что она может видеться с Рианной, играть с ней, участвовать в обсуждении важных вопросов — Аймир всегда с ней советовалась, а девочка была очень счастлива.

Но у Эран были и другие обязательные дела в деревне. Во-первых, она зашла к соседке Энни, а потом отправилась к домику на побережье. После долгой подозрительной паузы, пока Молли решала, Эран ли это постучала, дверь чуть-чуть приоткрылась.

— А, Эран. Я уж подумала, что ты так занята Рафтерами, что ко мне и не заглянешь, — буркнула Молли.

Ну вот, опять надо обороняться. Не прошло и пяти секунд в родном доме. Эран прикусила язык, пока Молли осматривала ее с ног до головы.

— Хорошо выглядишь, но красный — не твой цвет. Тебе не надо носить красное. Я так полагаю, эту прическу ты сделала в Лондоне? — кисло спросила Молли.

Нет, хотелось закричать Эран, в чертовой Ботсване! Но почему Молли обязательно надо так себя вести? Говорить таким тоном, будто Эран никогда ничего не может сделать правильно? Неужели так будет всегда — этот колючий, придирчивый тон, упреки и претензии по пустякам? Молли захотелось откровенности?

— Ну, мама, черный — это твой цвет. Что ж ты даже не купила новое пальто на похороны отца и Дерси? — спросила Эран.

Молли мрачно посмотрела на нее. Потом наступило перемирие, но было ясно, что после такого начала ничего хорошего из встречи не выйдет. Эран заметила, что нет никаких следов присутствия Акила.

— Где он, на работе? — спросила она.

— Да-а, утром, днем, вечером он пропадает в баре. С музыкантами и этой новой барменшей-грязнулей — маленькой Киган, она настоящая неряха, — буркнула Молли.

Прекрасно! Еще немного, и Акил переедет к своей «неряхе», и его вечно недовольная бурчащая мамаша будет удивляться, чего это он от нее убрался подальше? Как в свои юношеские годы, Эран стала нащупывать нейтральные темы для бесседы. О Бене было лучше не упоминать, потому что Молли терпеть его не могла, о Рианне нельзя было говорить, потому что Молли делала вид — внучка просто не существует в природе. Вспомнить Конора и Дерси означало вызвать волну жалости.

— Как ты провела время у Валь? — наконец спросила Эран.

— Хм-м. Да в няньках! Она стала меня слишком часто просить помочь, ну я собрала сумки да и уехала домой, — ответила Молли.

«Интересно, очень часто — это сколько? — подумала Эран. — Дважды?»

— Когда ты собираешься к Шер? — продолжала Эран.

— В апреле, — буркнула Молли.

— Я куплю тебе билет и дам деньги на покупки, — предложила Эран.

— Эхе-хе. Это мило. Представляешь меня в моем возрасте на самолете? Я слышала, в них очень жарко и душно, и ноги отекают. — Молли вздохнула.

«Вот губы у тебя точно отекут, когда я воткну в них вилку». — Но Эран дружелюбно улыбнулась.

— Мне пора идти, мама. Я завтра еще заскочу. Может быть, мы сходим на ленч в паб, — сказала она.

Джин поможет. Молли примет шесть стаканчиков, и ей будет все равно. Вырвавшись на свободу, Эран обогнула бухту и направилась к Феннерскому холму, обратив внимание, каким притихшим стал городок. Трагедия с катером, а потом еще дельфины исчезли, — все это сказалось, да, это будет плохой год для туристического бизнеса.

Когда Эран добралась до дома Ханнак Лоури, она увидела перед ним лужайку с крокусами и примулами. Ханнак спешила встретить ее на дорожке. Она была на двадцать лет старше, чем Молли, но до сих пор пользовалась губной помадой и духами. Обнимая Эран, Ханнак проводила ее в дом, засыпая по дороге вопросами.

Эран еще играет на гобое, стихи — слова к песням — пишет? Как интересно, как интересно! Эран должна рассказать об этом, и как зовут парикмахера, который сделал эту невероятную прическу — и не важно, что Ханнак почти восемьдесят, ей нравятся хорошие стрижки, стильные. А что Эран думает о последней песне Боя Джорджа — да он просто пискля какая-то! Еще один певец, как Бен. А Бен в порядке? Его пластинки переведут на эти новые диски? Ханнак интересовали все лондонские новости, уверяла она, разливая шерри, как всегда элегантная, в твидовом костюме цвета бургундского вина.

— Как я рада, что отдала свою дочь твоей дочери. Я не рада тому, что мне пришлось так поступить. Но я рада тому, что я это все же сделала! — сказала Эран.

ГЛАВА 17

На двадцать пятый день рождения Эран Бен превзошел сам себя. Огромная корзина фрезий, непристойная открытка и смущенный взгляд.

— Ну что, давай купим? — неуверенно сказал он.

— О да! — отозвалась Эран.

Эран ничего не говорила Бену об этом, но срок аренды дома подходил к концу. Единственная проблема была в том, что они не знали, продаст ли хозяин дом и сколько это будет стоить.

Они позвонили агенту, и через час он связался с ними. Хозяин готов продать. За триста тысяч фунтов.

— Т-триста тысяч? — У Эран дыхание перехватило.

Бен и глазом не моргнул:

— Посмотри, можем ли мы немного поторговаться и сбить цену. Если не получится, придется поработать, чтобы в этом году у меня был новый хит.

После дальнейших переговоров им удалось снизить планку до двухсот восьмидесяти пяти тысяч фунтов.

— О Господи, Бен, это все равно очень много. Ты говорил, что не хочешь брать ссуду… — заметила Эран.

— Не хочу. Скажи, что я готов заплатить двести семьдесят пять тысяч наличными, — заявил Бен.

К обеду договоренность была достигнута. Как только они подпишут бумаги, дом переходил к ним. В голове у Эран все плыло, как на карусели.

— О Бен, я обожаю тебя! — воскликнула она.

Поэтому Бен и купил этот дом для нее, нисколько не думая о себе. Эран любила бы его, даже если бы у него не было и пенни. Она и так бы любила его, если бы он до сих пор был официантом, наигрывающим простые мелодии в ресторане на улице в Северном районе Лондона. Бен привлек ее к себе.

— Это для вечеринок. Сумасшедших оргий. В восемь начинаем, — заявил он.

— Что? — переспросила Эран.

— Вечеринка-сюрприз по поводу твоего дня рождения. Тебя надо было заранее предупредить, чтобы ты успела приготовиться, навести красоту. — Бен шутил, глаза его блестели.

— О! — Эран растрогалась.

Она хотела, чтобы Бен пошел с ней по магазинам, но он отказался, опасаясь толпы в «Харви Никколс» и преследования со стороны какого-нибудь поклонника.

— Но я никогда ничего не покупаю у «Харви»! — запротестовала Эран.

Бен выудил из кармана кредитную карточку, перевязанную серебрянной ленточкой:

— Приступай.

Эран вспыхнула. Она вспомнила, как Тхан рассказывал о Саше и ее фантастических способностях заставлять деньги исчезать в никуда. Бен уверен, что Эран так не поступит?

— Эран, дорогая, даже если ты будешь покупать все на свете без остановки, ты за год не потратишь столько, сколько Саша тратила за час. Иди и развлекайся, — сказал Бен.

И Эран отправилась в путь, но дошла не дальше «Мисс Селфридж». За один день весь «Харви Никколс» не обойти, подумала Эран. Она купила платье, туфли, парчовый пояс и почувствовала себя мотовкой, когда увидела на чеке сумму в восемьдесят фунтов. Как только она пришла домой, Бен затащил ее наверх.

— В ванну! Прическа! Лицо! Это займет все твое время, чтобы приготовиться, — заявил он.

Принимая ванну, Эран пыталась понять, что такое прячут внизу. Было много шума, глухих ударов, шороха, и у нее было такое чувство, что где-то скрываются еще люди. О, Бен отлично устраивал дни рождения! Она до сих пор не могла до конца поверить, что они опять вместе.

Но когда она, принаряженная, спустилась вниз, Бен исчез. В доме стояла мертвая тишина. А где же он? Где Тхан? Слегка встревоженная, Эран распахнула двери в гостиную. Там была полная темнота.

— Бен? — позвала она.

Вспыхнул свет, и появился Бен — за роялем, вокруг стояли Тхан, Бет, Рани, Дива, Майлс и Кевин. Шинед Кенни и Гевин Сеймур, и все улыбались Эран.

— «С днем рождения, дорогая Эран, с днем рождения тебя…»

Смеясь и взвизгивая, они бросились обнимать и целовать ее. Двойные двери распахнулись: в дальнем конце комнаты был накрыт огромный стол, украшенный цветами, с роскошным именинным белым тортом в форме музыкального ключа. Комнату украшали белые и желтые воздушные шарики, кругом раздавались звуки открываемого шампанского, песни. Эран почувствовала себя ребенком, попавшим в Диснейленд.

— Ой, я сейчас заплачу! — вымолвила она.

Но нет, довольно было слез в прошлом году! Вместо этого она рассмеялась, слушая, как они спели всю песню до конца, и потом встал Бен и сказал тост в ее честь, а Тхан подал ей бокал шампанского. Это должен был быть прекрасный, счастливый вечер.

Это было замечательно! Пришли Холли и Уолтер, друзья Эран из музыкальной группы, мистер Рудельштайн из книжного магазина. Джейк Роуэн. И Дэн с Аймир. Не веря своим глазам, Эран подбежала к ним:

— Как вы здесь оказались?

— Приплыли, — коротко ответил Дэн и крепко поцеловал ее. А потом подарок, нет — множество подарков! Эран приперла Аймир в углу и выудила из нее, как все получилось, как их напугал своим звонком Бен.

— Мы чуть не умерли от страха, когда он позвонил… мы подумали, что он узнал о Рианне. Но он позвонил, чтобы пригласить нас, даже купил билеты. Он, наверное, под градусом, но он чудесный, — сказала Аймир.

«Под градусом». Господи, — да весь стол был уставлен бутылками! Эран даже показалось, что с той стороны, где сидел Клем, потягивает травкой. Но тут появился Бен и обнял ее:

— Шампанское, только шампанское! Весь вечер. Я обещаю.

— Ты мой хороший, я тебя обожаю, — прошептала Эран.

Он остановился на этом и больше не пил, весь вечер играл, пел — все их старые любимые песни. Все танцевали так, что сотрясался потолок. Рани отплясывала рок-н-ролл с мистером Рудельштайном, который в свои семьдесят лет никак не мог дождаться, когда она исполнит для него обещанный танец живота. Дива, без Гая, который отговорился срочной работой, оживленно разговаривала с Кевином Россом, размахивая тарелкой с креветками так, что одна креветка вылетела оттуда. В десять часов Бен уступил место за роялем Майлсу, а сам пригласил на танец Эран.

— Хорошая вечеринка, да? — спросил Бен.

— Чудесная! — воскликнула Эран.

Эран кружилась под звуки песенки «Good Golly Miss Molly», чуть не сгибаясь пополам от смеха, объясняя Бену, почему ее мама не могла приехать: ее тиара была в химчистке; и тут ей показалось, что зазвонил телефон. Через минуту к ней подошел Бен:

— Тебя к телефону.

Молли! Молли позвонила, чтобы поздравить ее с днем рождения, и Эран сразу же стало стыдно из-за своих шуточек. Она прикрыла дверь, чтобы не мешал шум. Но это был Тьерри.

— Я просто хотел поздравить тебя, пожелать счастья. Я звонил раньше, но тебя не было, — сдержанно сказал он.

Тхан и Бет не говорили ей. Значит, отвечал Бен, но он не передал ей, что звонил Тьерри. Он поступил с ним таким же образом, как когда-то Тьерри с ним. У Тьерри был грустный голос, и Эран стало жаль его.

— Почему бы тебе не прийти? У нас чудесная вечеринка! — сказала она.

— О нет. Бен распсихуется, — сказал Тьерри.

— Да нет же, я обещаю — здесь столько людей, он даже не заметит, — сказала Эран.

— Я бы хотел тебя увидеть, — сказал Тьерри.

— Ну так приходи. — Эран вздохнула.

— Хорошо. Я приду, если ты уверена… — Тьерри замялся.

Эран была ни капельки не уверена, но она поговорит с Беном, сегодня он не сможет ей ни в чем отказать! И наконец, после жутких ругательств. Бен согласился с условием, что она не будет с Кермитом ни танцевать, ни кокетничать. Тогда пусть приходит.

Тьерри пришел с бутылкой вина и подарком, выглядел он очень мрачно.

— Я собирался отправить это по почте. Это всего лишь книга, — сказал он.

Сонеты Шекспира! Эран была очень тронута. Скользнув губами по его щеке, она проводила Тьерри в комнату и познакомила с некоторыми гостями, передала ему бокал вина. Тьерри немного приободрился.

Бен опять был за роялем: грозный, как ястреб, он исполнял какую-то песню с двумя другими рок-звездами. Эран оставила Тьерри и отправилась танцевать с Тханом.

Как это было здорово — оказаться снова со всеми, беситься вместе со всеми! Бедный Тьерри тоже бы устроил для нее вечеринку, но Эран надеялась, что он не вообразит, что она будет сравнивать, кто из них более щедрый — Тьерри или Бен. Тьерри по-своему был классный парень. Но он смешался с толпой так, что Эран вообще его не видела.

Это было очень напряженное лето. Когда Бен закончил записывать свой первый альбом для «Флиндерз», он отправился на гастроли в Испанию и Италию. Эран вдыхала благословенный средиземноморский воздух, упиваясь запахами сосны, лаванды, яркими цветами. Алый, лимонный, охристый, бирюзовый и ярко-синий, все особенно яркие на фоне ослепительно-белого… и приглушенные, запыленные коричневые и розоватые тона Тосканы, колдовство средневековой Флоренции… Все думали о нем как о городе-мечте, но это было какое-то неистовство. Таких фанатов не было нигде! И такой шум! После тишины Венеции шум транспорта казался невыносимым. Днем они спасались в садах Боболи, в галерее Уффици, в прекрасном Баптистерии с выложенными золотом стенами. Эран не думала, что ей повезет когда-нибудь еще раз оказаться в этой прекрасной стране, и она старалась прикоснуться ко всему, ухватить все впечатления, какие только возможно.

Однажды они отправились с Кевином Россом в Сиену, где был какой-то внушительный собор, выложенный полосами белого и черного мрамора. Бен не очень-то разбирался в соборах, но в отличие от многих рок-музыкантов он был открыт культуре, классическим произведениям живописи и скульптуры, понимая, что художники и скульпторы значили столько же, сколько Моцарт и Бетховен. Когда они наконец присели отдохнуть на скамейке на площади, Бен выглядел немного уставшим, но Эран подумала, что это от физического утомления. Гастроли всегда изматывали.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да конечно, все нормально, — ответил Бен.

Но в этот момент его заметили две школьницы, подбежали попросить автограф, и вскоре собралась толпа; даже в этом древнем городе для Бена не было покоя. Тхан и Кевин пытались навести порядок, но Бен подписывал каждый протянутый клочок бумаги, широко улыбаясь, принимая проявления обожания, удовлетворяя свою внутреннюю страсть к всеобщему признанию. Они отправились обратно во Флоренцию, даже не выпив кофе.

Бен больше не пил водку, не принимал транквилизаторы или стимуляторы. Вино за обедом, пиво с группой — это все. Он очень старался и знал, что Эран следит за ним.

— Ну и как я держусь? — Его улыбка была заразительна.

— Отлично, но нам понадобится грузовик, чтобы привезти домой всех твоих девчонок-фанаток, — улыбнулась Эран.

«Тхан мог охранять Бена от всего внешнего, но я могу охранять его от него самого, — подумала Эран про себя. — Бен будет в порядке до тех пор, пока я буду с ним повсюду, буду держать его под наблюдением».

Когда они вернулись в июле в Лондон, позвонил Дэн: у Рианны была свинка, и чувство огромной вины захлестнуло Эран. Естественно, Дэн и Аймир позаботятся о малышке, но как бы она сама хотела поехать к ребенку, поделиться тревогой с Беном! Он был ее отцом, они семья по крови, а не волею обстоятельств… но, если отвлечься от всего, как бы они справлялись с Рианной, если бы она была с ними? Ты заберешь четырехлетнего ребенка из ее привычной жизни, из садика, куда она ходит, привезешь ее в шум и жару большого города, предоставишь ее сообществу грубых бесшабашных музыкантов? Или ты останешься с малышкой дома, отпустив папочку бузить за границу в сообществе соплячек-поклонниц?

В тысячный раз Эран напоминала себе, что она поступила правильно, не имея ни малейшего представления о том, как сложится ее жизнь в будущем. Две недели она не спала, пока не позвонил Дэн и не сказал, что малышка потребовала свой барабан, значит, кризис миновал. Но в своих снах Эран продолжала видеть пылающее личико, слышала слабый больной голосок, зовущий мамочку.

— Я здесь, я здесь!

Эран сидела на кровати, вся в испарине. Вынырнув из глубокого сна, Бен потянулся к ней:

— Что такое? Кошмар приснился?

— Да нет, так просто, сон. Это был просто сон, — слабо улыбнулась Эран.

Бен обнял ее:

— Ладно, ладно, я здесь.

* * *

Рани предстоял отъезд в Лакнау, она стала полностью квалифицированным врачом. Бен хотел пригласить ее на ужин перед отъездом.

— Только мы втроем. Дома в Сёрри будет большой прием в честь окончания ею учебы, но я хотел бы провести вечер только с ней, — сказал он.

Снова семейные связи! Бен всегда очень любил сестру. Они выбрали теплый июльский вечер, Эран приготовила особенный ужин, но когда пришла Рани, она казалась грустной, подавленной. Озабоченный Бен обнял ее:

— Что случилось, малышка?

Рани слабо улыбнулась, в сари она выглядела крошечной, как будто усохшей. В свои двадцать пять она была красивой, уверенной в себе женщиной, но сегодня ее явно что-то беспокоило.

— Да мне только что сделали прививки, вот и все. Я немножко хандрю, — объяснила она.

— Бедняжка. — Бен вздохнул.

Они испробовали все, чтобы немного приободрить Рани. На некоторое время это помогло. Но потом ее настроение снова упало. Эран подумала, что, может быть, музыка как-то умиротворит ее, и Бен сел к роялю и заиграл небольшой фрагмент из Штрауса.

Рани вдруг разрыдалась.

— О Бен, перестань, ты ее только расстраиваешь. — Эран повернулась к Рани, утешая, дотронулась до ее руки. — Это из-за того, что ты уезжаешь из дома? Это тебя беспокоит — то, что ты оставляешь семью и друзей?

Девушка кивнула, ее макияж расплылся по всему лицу. Она, казалось, не могла говорить от слез.

— Но это же всего на два года. Мы тебе будем писать, ты скоро освоишься. Ты только подумай о жарком солнце, о новых впечатлениях, новых людях, которых ты встретишь, — утешала ее Эран.

Рани закрыла лицо руками, уткнулась в стол и зарыдала в голос.

— Вот именно! — пролепетала она.

Они смотрели на нее, ничего не понимая. Рани уткнулась Бену в грудь, вцепившись в него, как ребенок, она с надеждой смотрела на большого старшего брата, который может все исправить, всегда может помочь. Но когда Рани собралась с силами и заговорила, в ее голосе оставалось какое-то сомнение.

— Я уже встретила нового человека… в Лондоне, здесь.

У Эран просто рот открылся от удивления. Она имеет в виду мужчину? Рани Хейли рыдала из-за мужчины?!

— В этом все и дело? Рани, не глупи! Ты сама миллион раз мне говорила, что они не стоят и слезинки! Успокойся, выпей чаю. Ты современная женщина, феминистка, ты понимаешь, что твоя работа важнее всего, — сказала Эран.

— Нет, не сейчас. То есть да, но он… он тоже важен. Я люблю его! — Рани путалась в словах.

Бен рассмеялся:

— Моя сестренка-мужененавистница влюбилась? Ну и кто же твой герой?

Эран нахмурилась:

— Прекрати, Бен, оставь ее в покое. Она просто переутомилась, потому что Индия все-таки далеко, с этим связано столько впечатлений. Но тебе там понравится, когда ты там окажешься, Рани. Ведь ты даже говоришь на хинди?

— Да, но я не хочу уезжать! Нет, я хочу, я поеду, но я не хочу без него. — Рани опять заплакала.

— Без кого? Кто же он? — спросила Эран.

Рани всхлипнула, вид у нее был очень эмоциональный и возбужденный.

— Тьерри. Тьерри Марран.

Эран была потрясена. Бен выглядел так, словно готов был взорваться.

— Бывший жених Эран? Кермит? Лягушонок?!

— Д-да, мы познакомились на дне рождения Эран, но я ничего не хотела рассказывать, я боялась, что Эран… о Эран, я ужасно себя чувствую, я так запуталась! — Рани умолкла.

Минуту Эран и Бен сидели в молчании, переваривая услышанное. Потом Эран несколько нервно рассмеялась:

— Рани, я тебе не верю: когда я последний раз видела Тьерри, его жизнь была разбита, и, когда я последний раз разговаривала с тобой, ты была завзятой феминисткой!

Рани слегка приободрилась:

— Я и сейчас феминистка. Я по-прежнему верю в значение карьеры, равных прав, и возможностей, и гражданских прав, и…

— В волнистых попугайчиков, — расхохоталась Эран.

— Ну, хорошо, я признаю: я хочу выйти за него замуж! Но я не могу, я уезжаю в Ин… Индию. — И Рани снова разрыдалась, а Бен откровенно закатывался от смеха.

— Да забирай ты его с собой. Забирай его к чертовой матери отсюда, из моей жизни! Или я проклят кем-то — видеть его на каждом углу до конца своих дней? Не слишком ли круто для вашего возлюбленного умирающего лебедя, чью жизнь, я, как предполагалось, безжалостно разрушил? Не прошло и девяти месяцев, как он соблазнил мою сестру! — вопил Бен.

— Он меня не соблазнял, я — я его просто пожалела, он был такой растерянный на вечеринке. Я подошла к нему, мы разговорились, и что же мне теперь делать? — всхлипывала Рани.

— А он чего хочет-то? — хихикнул Бен.

— Ну, он говорит, что он не может сейчас ехать в Индию, ведь всего год прошел, как он нашел здесь работу, он же приехал сюда из-за Эран, только начал осваиваться, он не может сейчас срываться. Я думаю, он подозревает, что я могу поступить, как Эран. Но я так не поступлю. Он такой чудесный, он так обо мне заботится… — Рани смутилась.

— Заботится о тебе? С каких это пор тебе понадобилось, чтобы о тебе заботились? — «подколол» ее Бен.

— Ну, я не знаю, может, мне и не надо этого, а может, всем надо, но я нужна ему, и он нужен мне. И в Индии я нужна, эти бедные дети… — Рани совсем сбилась.

Бен пытался сдержать смех, а Эран продолжала пребывать в недоумении, ее охватило даже некое раздражение, обида. Конечно, трудно было ожидать, что бедный Тьерри покинет Англию, после того как он уже покинул Францию. Но «бедный Тьерри» не так уж и долго убивался по ней, как она опасалась!

— Рани, он менеджер в супермаркете. Он вообще будет ни к чему, он будет только отвлекать тебя — учти! Это первые два года твоей карьеры! Они очень важны! — сказала Эран.

Еще один беспомощный всхлип:

— Легко тебе говорить, ты его не любила так, как я!

Эран взглянула на Бена.

— Это Тьерри так сказал? — нахмурилась она.

— Ну да, мы однажды весь вечер это обсуждали. Тьерри сказал, что только сейчас понял, что ты чувствуешь к Бену и почему бы ты никогда не смогла жить без него. Но если я поеду в Индию, я не смогу там жить без Тьерри. Моя жизнь будет разрушена! — сказала Рани.

Бен улыбался до ушей:

— Рани, дорогая моя, если это такое серьезное чувство, я уверен, он тебя дождется. Что такое два года для мужчины, который встретил свою суженную, свою возлюбленную? — хихикнул он.

— Да, ты смеешься! Да ты просто сам загибался, когда рядом не было Эран, — заметила Рани.

— Но Эран сейчас рядом со мной. Спустя четыре года разлуки мы снова вместе, и это блестящий пример для вас обоих, — сказал Бен.

Рани взглянула на брата чуть бодрее:

— Ты думаешь, что Тьерри подождет меня? То есть я хочу сказать, уже поздно отказываться от Индии…

Эран подумала, что она ослышалась.

— Отказаться? От работы? Рани Хейли, это твой приоритет, ты просто несерьезно говоришь!

— Да у меня теперь целых два приоритета — и оба главные: мы хотим пожениться и иметь детей. Что в этом ужасного? — спросила Рани.

Это было бы ужасно, подумала Эран, если бы я когда-нибудь послушала тебя, дорогая Рани. Если ты когда-нибудь выйдешь замуж за Тьерри, моего бывшего жениха — ни больше ни меньше, — я подарю тебе волнистого попугайчика на свадьбу! Чтоб вас! А через годик и малыш появится. «Розовое белье или голубое, с мишками или с зайчиками? Папочка отвезет принцессу?»

Вспомнив про Гая, Эран содрогнулась. Породистый британский зять разорился, а сын-рокер — преуспевает! Чанда развелась, а Бен счастлив. У Гая уже есть внучка, наполовину ирландка, а сейчас ему светили внуки — наполовину французы. Боги не очень-то жаловали Гая!

Рани провела оставшиеся дни дома в плохом настроении, будучи не в состоянии решить, правильно ли она поступает. До самого дня отъезда ее раздирали сомнения, она к каждому обращалась за поддержкой. Ее родители уверяли, что ей надо ехать, что все будет хорошо, но Эран не была в этом уверена.

А что, если Тьерри ее не дождется?

Для Рани потерять свой талант и навыки было бы трагедией. Но ей понадобилось столько же времени, чтобы найти любимого, сколько она потратила на учебу! Что, если ценой ее карьеры станет единственная в ее жизни любовь? Была ли в книгах «правил для феминисток» глава, которая подсказывала, как правильно поступать в таких ситуациях?

Бен с иронией отнесся к безумной помолвке сестры, но Эран знала, что он тоже переживает за Рани. После того как прошел первый шок, Эран и Бен испытали чувство жалости к этим беднягам и обнаружили самих себя в нелепом положении, которое обязывало их «присматривать» за Тьерри в отсутствие Рани. Рани уехала в Лакнау вся в слезах.

Но Эран еще никогда не была так счастлива! Писать стихи всегда было для нее наслаждением, а писать для Бена — значило что-то совсем особенное, была в этом какая-то особая цель. Пару раз она пыталась писать вместе с Кельвином, но эксперимент не удался. У Кельвина была своя система, и он видел в Эран некую угрозу. После нескольких попыток они перестали пробовать. Но со студией сотрудничали и другие звезды, так что на стихи Кельвина всегда был спрос. Как и Тьерри, Кельвин недолго оставался не у дел.

Осенью Бен решил изменить свой имидж. Джейк беспокоился, он не понимал, зачем изменять то, что уже принесло успех. Но Бен был непреклонен: если ты не согласен, ты пролетаешь. Бен коротко подстригся, в его облике стало больше элементов грубой мужской силы, в сценическом костюме на смену балетным туфлям пришли сапоги, кожа вместо лайкры. Эран была потрясена.

— Зачем это? — спросила она.

— Затем, что, если я выгляжу грубее, я гораздо выигрышнее смотрюсь с более мягким репертуаром — по контрасту. Доставай свой гобой, Эран. Нам придется еще поработать над реквиемом.

Неделями они играли и пели, и вдвоем, и с музыкантами. Эран нравилось быть со всеми вместе, нравилось, как Бен интерпретирует ее слова, но она не понимала, к чему все это.

— Мы исполним эту песню вживую, на концерте в Элли-Пэлли, — заявил Бен.

— «Мы»? Что? — переспросила Эран.

— Мой концерт в Александр-Палас состоится в ноябре. Мы не скажем заранее Джейку или кому-нибудь еще, кроме Кевина и музыкантов, с которых возьмем клятву молчать. Ты тоже будешь с ними играть — сама, свое соло! — заявил Бен.

Сама эта мысль ошеломила Эран. Но она и возбуждала, подумать только — их реквием наконец прозвучит для публики! А что касается выступления на сцене — что ж, Ханнак Лоури, пожалуй, сказала бы, что самое время! Эран настроилась на круглосуточную работу, поддерживаемая верой Бена в ее силы.

Но Элли-Пэлли! Джейка Роуэна хватит удар, когда он увидит, как Эран поднимается на сцену, Майлс разнесет ее в пух и прах за малейший промах. А публика — о, милостивый Боже!

— Эран, эта песня для Эмери, для Конора и Дерси. Ты только представь, что они сидят в зале. Ты будешь играть только для них, и забудь обо всем остальном, — сказал Бен.

За неделю до концерта Эран не могла ни спать ни есть, была вся на нервах, не воспринимала попытки Бена как-то ободрить и поддержать ее. Все же она попросила Шинед прийти и снять концерт на пленку: если вдруг случится чудо и все получится хорошо, она пошлет пленку Дэну и Аймир, чтобы они послушали.

В этот вечер зал был полон. В первой части концерта Эран сидела за сценой, наблюдая за тем, как все идет по плану. Несколько приободрившись, она услышала, как тепло принимают Бена, с каким энтузиазмом. Публике понравился его новый имидж, она было настроена очень доброжелательно. И вот в середине второго отделения Эран предстояло проскользнуть на сцену и занять место рядом с музыкантами, чувствуя себя на виду у всех, в скромном сером платье.

Поднеся микрофон к губам, Бен обратился к ней.

— А сейчас прозвучит новая песня, написанная Эран Кэмпион, которая сегодня впервые выступит перед публикой, исполняя партию на гобое.

Краем уха Эран слышала аплодисменты и свист, другим ухом отчетливо различила, как ругается за кулисами Джейк. Им пришлось подговорить кого-то из музыкантов, чтобы Джейка отвлекли в тот момент, когда Эран занимала свое место на сцене. Бен продолжал непринужденно говорить:

— Это очень особенная песня для трех особенных людей. Нам важно ваше мнение, так что слушайте внимательно, хорошо?

В ответ публика проревела, что они согласны, и Бен сел за рояль. Когда Эран поднесла гобой к губам, она взглянула в зал, где, казалось, собрался миллион слушателей, но для нее были важны только трое.

Раздались первые нежные звуки песни, и они заставили Эран улыбнуться, когда она посмотрела на Бена — он был в красной кожаной куртке с бахромой и таких же брюках. Но потом начинался сложный фрагмент, и Эран забыла обо всем, кроме музыки, и еще она явственно услышала воцарившуюся тишину. Такую, что было бы слышно, если бы упала иголка.

Песня длилась пять минут — слишком долго, это было основное (среди прочих) возражение Джейка для записи. И когда они исполнили уже половину, Эран начала расслабляться, обнаружив, что получает огромное удовольствие. Даже если публике не понравится и песню больше никогда не исполнят, Эран сможет всем сказать, что сыграла ее! Для Конора, для Эмери и Дерси — она вложила в песню все свои чувства, все эмоции, которые сохранились в ее памяти. Эран чувствовала поддержку других музыкантов, чувствовала одобрение Бена. Он смотрел на клавиши, но Эран знала, что сейчас Бен всем своим существом вместе с ней, и она испытывала то же чувство.

Его голос звучал сильнее, вместе с набиравшей силу музыкой, каждое слово звучало отчетливо и громко. Каждое слово, которое написала Эран, — о простоте и силе трех мужчин, любивших море. Эран была так горда за Бена, и, хотя она ни разу не видела Эмери, она была уверена — он бы тоже гордился Беном.

От них потребовалось изрядное мужество, чтобы исполнить песню, которая явно отличалась от остальных, они рисковали нарваться на бешенство Джейка, на недовольство публики. Бену сегодня вечером как следует всыплют! И когда реквием закончился, несколько мгновений царила ошеломленная тишина, прежде чем публика начала как-то реагировать.

Было множество аплодисментов, но были и свист, и улюлюканье. Некоторые слушатели чувствовали себя обманутыми, они ничего не понимали. Бен встал и с микрофоном подошел к краю сцены:

— Ну и что вы думаете об этом? Стоит ли записать эту песню?

Озадаченная публика глядела на него в недоумении. Не так уж часто ее кумиры советовались с нею! Бен широко улыбнулся.

— Ну, давайте голосуйте! Кто хочет еще и еще раз услышать эту песню, поднимите руки. Сколько же вас?

С любопытством Эран обвела взглядом зал. Бен не говорил ей, что собирается устроить что-то подобное. Но тут она увидела, как поднимаются руки, сначала нерешительно, затем все смелее, пока не стало ясно, что большинство — за! Они хотели, чтобы появилась такая запись! Его, а следовательно, и ее?

Бен ликовал.

— Вы уверены? — громко спрашивал он.

— Да! — кричал зал.

— Точно уверены? — Бен повысил голос.

— Да! — Ответ был еще громче.

— Абсолютно уверены? — Бен уже кричал.

— Да! Да! — Зрители уже смеялись, но одобрительно. Около трех четвертей зрителей подняли руки в знак одобрения, а некоторые даже поднимали руки своих нерешительных соседей.

— Ну ладно, давайте так и сделаем! Пусть этот реквием станет хитом номер один. Потому что меня просто уволят, выгонят, если этого не произойдет. И все из-за вас! Я буду говорить, что это зрители в Элли-Пэлли заставили меня! — шутливо заявил Бен.

Эран смеялась, восхищаясь тому, как естественно и непринужденно, на равных. Бен общается с залом, восхищаясь его безграничным талантом завоевывать людей. Ей пора было удалиться со сцены. Поднявшись, она направилась к кулисам, и как раз в этот момент Бен повернулся к ней, и, к ужасу Эран, она оказалась в луче прожектора.

— Разве эта леди не заслуживает особых аплодисментов? Эта замечательная леди, которая написала слова песни и играла на гобое? — крикнул Бен.

Зрители ответили, что да, заслуживает, и Эран не могла этому поверить — тысячи зрителей аплодировали ей в Элли-Пэлли! Она скромно поклонилась, заметив, что другие музыканты тоже ей хлопают. Что за вечер! Но она сбежала со сцены так быстро, как только смогла, предоставив Бену принимать дальнейшие овации.

Джейк Роуэн стоял за кулисами такой красный, что только что пар у него не шел из ушей!

— Ах он отродье! Бен Хейли за это ответит головой! — бесновался Джейк.

— О Джейк! Им понравилось, у нас получилось! — воскликнула Эран.

— Да, а что, если бы не получилось? Если бы не понравилось? — вопил Джейк.

— Ну, тогда бы Бен поплатился головой, — улыбнулась Эран.

Джейк посмотрел на нее, как голодный лис на кролика.

— Это Бен тебя подговорил или ты его? — подозрительно спросил он.

— Мы… мы оба соучастники. Но. Джейк, ты ведь согласишься теперь записать наш реквием? — спросила Эран.

— А у меня есть выбор? Ну, он и пройдоха, доложу я вам! Я был уверен, что они не примут песню. Пять минут, Господи, да к тому же реквием! — Джейк даже зажмурился.

— Да, но фанаты Бена знают, что он с заскоком, они всегда позволяют ему экспериментировать. Им нравится быть частью процесса, быть внутри него. Вот почему они такие преданные, всегда учат слова его песен и поют вместе с ним… Я уверена, они купят пластинку, чтобы показать, что они правы, — заметила Эран.

— Хм-м. Я так полагаю, что следующая будет какая-нибудь шотландская погребальная песня, или мазурка, или еще что-нибудь, у нас будут песнопения тибетских монахов в чартах! — проворчал Джейк.

— Ну, а почему бы и нет? Помнишь, в шестидесятые была бельгийская монахиня Соер? Места для всего хватит. Чарты принадлежат не только горлопанам, — сказала Эран.

— А что такое, по-твоему, сам мистер Хейли? — возразил Джейк.

Но он уже начал неохотно улыбаться, и Эран поняла, что они победили. Когда она направилась в уборную Бена. Джейк окликнул ее:

— Эй, Эран!

— Да. Джейк?

— Ты там в середине играешь на гобое. Ты же и будешь исполнять партию, когда будем записывать эту хреновину, да? — спросил он.

О да! И Дэн и Аймир это услышат! И Люк, и Ханнак, и ее мать!

Но матери было не до того. К удивлению Эран. Молли второй раз за год отправилась во Флориду и объявила о своем решении остаться там до Рождества. Через неделю пришло письмо от Шер, очень нервное:

«Ну почему опять ко мне? Второй раз за год мама выбирает меня! Она доводит детей, Норбер взялся за гольф, я вся изворачиваюсь — она ненавидит солнце, жару, транспорт, ей не нравится еда, программы по телевизору, а она все возвращается. Я не знаю, чем я это заслужила!»

Когда Эран читала это письмо вслух, Бен смеялся без остановки. Они оба находились в состоянии легкого шока после концерта в Александр-Палас, они были ошеломлены своим успехом. Эран понимала, что среди прочего они обязаны во многом потрясающей способности Бена очаровывать зрителей, а он настаивал, что все дело в ее гобое и стихах.

— Тебе теперь не отвертеться! Будешь больше играть и писать больше слов для моих песен, — сказал Бен.

Так Эран теперь и делала, вдохновленная воспоминанием о том волшебном вечере и предчувствием работы в студии над записью песни, которая им предстояла в марте. Первый альбом 1985 года! Джейк сказал, что не исключено, что выйдет и сингл, смотря какие будут отзывы. Не исключено! Но и это было хорошо для Бена, который сражался и победил, отстоял жизнеспособность песни. Джейк настаивал, что никто не удержит внимания дольше пяти минут. А Бен резко возражал, что такое пренебрежительное отношение к поклонникам выставляет их идиотами, и отказался от какого-то скудного музыкального отрывка, который вряд ли имел какой-то смысл. Что, увертюра Россини к «Вильгельму Теллю» не длится двенадцать минут, «Болеро» Равеля — все четырнадцать?

— Да, но это классические произведения, — возражал Джейк.

— Это классика сейчас, а когда их написали, это еще не было классикой, — сказал Бен.

В результате Джейк сдался, и Бен торжествовал победу.

— В этом вся разница между студиями «Флиндерз» и «Шваб»! Вот почему Эмери выбрал для меня Джейка. Даже если он проигрывает, он не принимает это как личное оскорбление и не таит зла. Он по-прежнему убежден, что у песни не будет коммерческого успеха, но он будет изо всех сил ее раскручивать.

Победа эта была отличным стартом для нового года, и, хотя Эран слышала несколько негативных откликов, большинство не жалело хвалебных слов. Даже Тьерри сказал, что купит пластинку, хотя ему и неприятно поддерживать мужчину, который увел его невесту… Зная, что он просто дразнится, и думая о Рани, Эран начала встречаться с ним. Иногда они вместе ходили на ленч или пили кофе. Бен спокойно к этому относился, но предположил, что ему пора поближе познакомиться с будущим родственником.

— Пока он ведет себя нормально. Но если он начнет к тебе клеиться или огорчит Рани, я убью его, — заявил он.

Два года оказались настоящей проверкой, и пока было похоже на то, что Тьерри пройдет испытание успешно, что весьма огорчало Гая. Тот предпочел бы для дочери более солидную партию, не какого-то торгаша. Но каждое письмо Рани по-прежнему было полно мыслей о Тьерри — пространные сентиментальные послания, которые бесконечно развлекали их. Надо же, как быстро пала твердыня!

В феврале Эран опять собралась к Рафтерам. Бен вопросительно посмотрел на нее:

— Снова? И что тебя так тянет туда?

— Конечно, мать, — немного резко ответила Эран, но чувствовала она себя ужасно. Если бы она могла все рассказать Бену, взять его с собой!

Рианна росла очень быстро, не по дням, а по часам. Она стала относиться к Эран как к кому-то особенному. Она неслась по проулку навстречу Эран, с воплями и визгами, и с размаху бросалась ей на шею.

— Эран, у меня есть пони! Пойдем посмотрим! — звала малышка.

Рианна тянула Эран за руку и вела на поле, отделяющее дом Рафтеров от фермы Мак-Гованов. И точно, там пасся маленький шотландский пони, он мирно щипал траву. Рианне обещали пони на день рождения, когда ей исполнится пять лет, но потом умолили Дэна подарить его раньше.

— Боже пресвятой, она вымотала нам всю душу с этим пони, — сказала Аймир.

Дэн поднял девчушку и поддерживал ее, пока она взбиралась на спину лошадки, придерживаясь за гриву, не сводя глаз с матери:

— Видишь меня, Эран?

— Да, булочка. Я смотрю только на тебя, — отозвалась Эран.

Как всегда, Эран делала фотографии, чтобы положить их в коробку на чердаке. Бен туда не заглядывал, но Эран жила в страхе, что он коробку обнаружит. С каждым днем, с каждой неделей ее секрет становился все глубже, вина — значительнее. Но всегда улыбки Рианны были ей поддержкой. У их девочки было замечательное, счастливое детство, гораздо более здоровое и безопасное, чем то, что они могли бы предложить ей в Лондоне. А еще здесь были Эммет и Сорка, единоутробные брат и сестра, друзья Рианны по играм. Помогали воспитывать ее, избежать излишнего баловства. А малышка любила быть в центре внимания.

— Хочешь, я спою для тебя? Хочешь, прямо сейчас? — спросила Рианна.

Эран согласилась, и девочка велела Дэну снять ее с лошадки и сразу же затянула «Пикник Тедди», прямо посреди поля.

— «Если ты пойдешь сегодня в лес, тебя ждет большой сюрприз»… Ну, давай же, Эран! Пой со мной! — командовала она.

Так они и стояли втроем — Эран, Дэн и девочка, распевая песни, как пьяные в полуночный час. Эран смотрела на свою крошку в синих джинсах и розовом свитерке, с большими карими глазами, кудряшками, розовым бутончиком ротика, и не знала, то ли ей смеяться, то ли плакать. Дэн видел, как искривились ее губы.

— Ты в порядке, солнышко? — спросил он.

— Да, Дэн, я… это просто… она такая прелесть, правда? — Эран засмеялась.

— Да. Особенно когда спит, — улыбнулся Дэн.

— О Дэн!

Но через пару дней Эран поняла. Рианна была очень энергичным ребенком. Заниматься таким существом было равносильно полному восьмичасовому рабочему дню.

— К счастью, в сентябре у нее начнется школа, — сказал Дэн.

Эран посмотрела на Аймир, удивляясь про себя, как некоторые женщины умудряются иметь троих детей и при этом работать. Они, наверное, сами при этом падают от усталости и, скорее всего, особо не церемонятся с детьми. По этой части никто не мог сравниться с Молли.

При встрече Молли усадила Эран и огорошила ее новостью:

— Я собираюсь продать дом.

— Правда? Ну, дом побольше лучше подошел бы тебе и Акилу, — сказала Эран.

— Акил здесь ни при чем, — отрезала Молли.

— Но он… — Эран не знала, что сказать.

— У него может быть своя квартира, как у других парней. Есть свободная над магазином Свини. Пусть там развлекает свою молодуху, пусть узнает, что такое самому оплачивать все счета! — Молли кипела возмущением.

— Мать! Ты же не собираешься жить одна? В твоем возрасте? — спросила Эран.

— В моем возрасте? Мне всего пятьдесят шесть! — заявила Молли.

Эран прищурилась. Молли всегда устраивала целую историю из своего возраста — одевалась и вела себя как пожилая женщина, пока все не поверили, что она и есть старуха.

— И куда ты собираешься переезжать? — спросила Эран.

— В Америку, — сказала Молли.

— В Америку? Я думала, ты собираешься куда-то поблизости перебраться, — растерялась Эран.

— Я не имела в виду «поблизости». Я имею в виду Флориду. Там… там погода лучше, — сказала Молли.

Погода? Но Шер говорила, что мать постоянно жалуется на погоду, буквально каждый час, и на насекомых, на еду, на этих цветных, пока Шер не предупредила ее, что если Молли не перестанет обзывать негров, то может попасть под суд за расизм.

— Ты… ты собираешься жить с Шер? — спросила Эран.

— И с этими ее детками? Нет, не собираюсь. Я подумала о своем собственном домике. Может быть, ты мне поможешь, раз уж твой певец так процветает? — спросила Молли.

Ну, Эран ей поможет, естественно. Она даже ничего своему певцу не скажет, просто воспользуется отчислениями от продаж «Реквиема». Эран рассказывала Молли об этом, но ее быстро одернули. Рок-музыка не могла иметь ничего общего с реквиемом, это было святотатство, и Молли не хотела и слушать об этом. Так что Эран даже не стала объяснять, что реквием посвящен Конору и Дерси.

Но тут был более серьезный вопрос. Эран не сказала бы, что смертельно расстроилась из-за отъезда Молли в Америку. Но Эран беспокоилась за нее. Несмотря на свой цинизм, Молли была потрясающе наивна, она могла быть даже в чем-то опасна для себя самой за границей — с таким ограниченным сознанием, будучи человеком неискушенным, абсолютно лишенным чувства юмора. Шер не могла бы приглядывать за Молли целыми днями.

— Я помогу, если ты действительно хочешь переехать, но я думаю, что тебе надо еще раз все хорошо взвесить, — сказала Эран.

— Зачем? Ну правда, что меня здесь удерживает? Ко мне даже никто не заходит в гости. Уж лучше я буду греться на солнышке, — буркнула Молли.

В этом было зерно правды. Кроме обязательных визитов ее детей, мало кто навещал Молли. За все годы работы в вязальной группе она так и не подружилась ни с кем. И хотя шестеро из десяти ее братьев и сестер по-прежнему жили в Ирландии, никто из них к Молли не приезжал. Несмотря ни на что, Эран была очень удивлена таким радикальным решением своей матери — покинуть деревню, где все было такое знакомое и надежное. Единственное, что, по ее словам, нравилось Молли в Америке, это были молитвенные собрания, которые проходили в местной церкви.

Так поэтому у нее такой уверенный тон, руки решительно скрещены на груди, вся поза выражает исключение дальнейших обсуждений? Вспомнив о высоком уровне преступности во Флориде, Эран с тревогой смотрела на мать.

— Ну, если ты так уверена… и все же, я считаю, что тебе надо как следует все взвесить, — сказала Эран.

— Я во всем уверена. Я продам дом, и оставь меня в покое! Я могу прожить на страховку и, может быть, даже найду себе работенку, — заворчала Молли.

Эран знала, что у матери были и другие деньги: крупную сумму вдове отвалил Пэдди Клафферти, хотя трагедия случилась не на его судне.

— Какую работу? — спросила Эран.

— Откуда я знаю? На месте разберусь. — И Молли махнула рукой.

Так и получилось. Молли продала дом и через три месяца эмигрировала в Америку. Тем же летом Бен записал свой хит номер один. «Атлантик реквием» оказался в чарте на пятом месте, а на следующей неделе вышел на первое место, где оставался до середины июля. Они пышно отметили день рождения Бена — ему исполнилось двадцать восемь. Эран даже не ожидала, какое удовольствие ей доставит работать с ним вместе в студии.

— Я хочу это повторить. Ты можешь написать еще композиции с партией для гобоя? — спросила она.

Бен посмотрел на нее серьезно.

— Да, только при условии, если ты готова выступать со мной на сцене, — ответил он.

O-о! Чем больше Эран думала об этом, тем больше убеждалась, что рок-концерты — не для нее. Один — нормально, так, для развлечения. Но на постоянной основе — нет! Она гораздо более счастлива была дома со своими стихами или помогая Бену разбираться с костюмами и гримом.

Кроме того, был еще фэн-клуб, где Эран два раза в неделю работала по утрам, и общественная группа, к которой она присоединилась, чтобы помогать искать работу бездомным. Многие из тех, кто спали на улицах, очень хотели оттуда убраться, и среди них было немало ирландцев. Холли Митчелл тоже этим занималась. У Холли очень хорошо получалось разыскивать новые рабочие места, убеждать хозяев, писать поручительские письма. Тринадцатилетнему Оливеру порой приходилось уступать свою кровать приезжим и перебираться к себе в палатку в саду, пока мама разбиралась со своими «перелетными утками». Олли был страстный поклонник Бена, ему легко доставались автографы, которые он продавал своим завидующим друзьям.

— Скоро им предстоит собирать разные предметы, — заметил как-то Бен, подписывая очередную пачку автографов.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Олли.

— Через два года мне будет уже тридцать. Поскольку у меня уже есть хит, ставший номером один, я могу расслабиться и начать подумывать о том, чтобы заканчивать карьеру рок-музыканта, — сказал Бен.

— Но Джейк думает, что твоя следующая песня тоже может попасть на вершину чарта! А как же твоя публика, которую ты любишь? — спросил Олли.

Бен послал воздушный поцелуй в никуда.

— Прощайте, мои любимые! Если только вы не готовы перейти в волшебный мир классической музыки.

Значит, он не забыл слова Эран, сказанные несколько лет назад. Но неужели в самом деле — опера? После потери Эмери Бен эмоционально повзрослел, но Эран не была уверена, готов ли он к этому шагу.

— Ну, не сразу. Но если я займусь музыкой для кинофильмов, для мюзиклов, то в девяностые я смогу подступиться и к опере. Возможно, сначала к рок-опере, а потом к настоящей, — сказал Бен.

— А ты не будешь тосковать по своим фанатам? — спросила Эран.

— Да. Мне их будет не хватать. Но вряд ли они захотят видеть, как я, прихрамывая, буду в свои восемьдесят шесть взбираться на сцену… пора подумать, как уйти, изящно поклонившись, — ответил Бен.

И он посмотрел на Эран, слегка задумавшись. Эран положила руку ему на плечо.

— Ну что ж, давай позаботимся, чтобы ты в полной мере насладился оставшимися тебе разгульными годами. И получим еще несколько золотых дисков, которые украсят эту стену.

Похоже было, что «Атлантик Реквием» станет платиновым диском. Его успех поразил всех. Эран даже слышала, что он может получить награду Ивара Новелло за свою оригинальность.

— Хорошо. Если ты будешь мириться со всем этим еще несколько лет, мы повеселимся как следует. — Бен потер руки.

Эран понимала, что он имеет в виду, когда говорит «все это». Люди, толпившиеся у них дома днем и ночью, ночные клубы, которые Бен по-прежнему посещал, гастроли, на которых его осаждали толпы девиц, его раздражительность, накатывающая иногда на него от полного изнеможения, стресс от необходимости постоянно быть на пике своей формы. Раз или два он снова тянулся к бутылке, но Эран пресекала эти попытки, были и жуткие ссоры. Но при всем при том они были очень счастливы.

— Бен, я очень счастлива, когда пишу слова к песням. Я чувствую, что наконец полностью расправила крылья. И я хочу еще писать. Но когда мне будет тридцать, может быть, мы могли бы подумать… — Эран умолкла.

Бен улыбнулся:

— О том, чтобы нам пожениться?

— Я хотела сказать, о детях, — сказала Эран осторожно.

Даже когда она это уже произнесла вслух, она задумалась, заслуживает ли она детей? Она забросила их первого ребенка. Но биологические часы начинают тикать все громче.

Бен ненадолго задумался:

— Да. Хорошо. Когда закончатся гастроли и я буду больше времени проводить дома. Если я буду отцом, я буду вполне хорошим отцом.

Эран сразу вспомнила личико Рианны. Рианна уже ходила в школу, гордо показывая всем пенал из Зальцбурга. Малышка Рианна, которая уже была ростом со своего пони.

«Атлантик Реквием» действительно стал платиновым диском. Эран с Беном были как в угаре. А к следующему лету Бен Хейли и Эран Кэмпион получили еще одно золото — за нахальную песенку. Она появилась под влиянием одного невероятно скучного вечера, на который их однажды пригласили. Хозяин дома, друг Чанды, пригласил их для своего гостя — друга сына. Парню был двадцать один год, и он был без ума от Бена. Чанда не делала секрета из того, что ей было очень важно снискать расположение этого семейства.

— Правда, приходите. Это будет супервечеринка, — уверяла Чанда.

За исключением самого сына, Эран и Бена окружали очень напыщенные особы, но ради сохранения хороших отношений они мужественно терпели. Размазывая по тарелке приторный десерт, Эран с ужасом поймала себя на мысли, что это и была та жизнь, которую ей когда-то хотелось иметь: добропорядочные разговоры о мебели Смоллбоуна, о ценах на недвижимость, о рецептах Джейн Григсон. Когда она оказалась дома, у нее было ощущение, что она вырвалась из тюремного заключения, а Бен нестерпимо ругался из-за напрасно потраченного свободного времени, которого у него было так мало. Но они уже порядочно выпили и не теряли шутливого настроения.

— Это было так вежливо, так невероятно изысканно! Давай сделаем песню — пародию на это! — предложил Бен.

Они просидели всю ночь, подбирая слова и мелодию, и к концу недели отшлифовали ее до конца. Они назвали ее «Angel Whip» («Ангельский крем»), и в ее начале Бен очень похоже изображал Джулию Эндрюс. Никто не думал, что к песне отнесутся всерьез. Поэтому они совершенно обалдели, когда Майлс и Джейк стали петь немыслимые дифирамбы песне, расхваливать ее на все лады, вспомнив один из похожих ужинов, на котором им пришлось проторчать. Удивление продолжилось, когда песню записали на студии, после чего ее запустили для публики, и оказалось, что полстраны пережило что-то подобное на жутко скучных званых мероприятиях. Бен стал голосом скучающей Великобритании, он доводил публику до агонии, когда семенил в фартучке по сцене, натирая серебряную ложку и распевая свою песенку.

А события продолжали раскручиваться по нарастающей. С Беном связался итальянский продюсер, который собирался ставить комедию, и поинтересовался, не хотел бы Бен написать для нее музыку? Бен согласился, при условии, что слова напишет Эран Кэмпион. Да, согласился продюсер, он именно это имел в виду, чтобы участвовали они оба, команда, которая сотворила «Angel Whip».

— Команда? Ты это слышишь, булочка? — воскликнул Бен.

Эран слышала, и все это ей очень нравилось. Ей не нужен был свет рампы, она никогда не могла так общаться с публикой, как Бен, но она чувствовала, что расцвели они именно вместе. И со всеми силами взялись за проект. В это время пришло письмо от Шер. Молли — Эран глазам не поверила, — Молли вступила в секту! Какой-то культ с харизматическим лидером в Майами. Какой-то мужчина, по сравнению с которым Муссолини — просто мать Тереза. Группа явно фашистская, и, более того, Шер беспокоилась, что там могут быть финансовые осложнения, потому что, ясное дело, главное для них — вытащить у членов секты побольше денег. Мать очень легковерна, и ее оберут как липку. Встревоженная, Эран написала матери, но ответа не получила.

А потом подошло время возвращения Рани домой. Эран не могла поверить, что уже пролетели эти два года. Она знала, что для Рани они были очень долгие и трудные, но и очень насыщенные. Она приобрела полезный профессиональный опыт, очень многое сделала для Индии, стойко перенесла разлуку с Тьерри. Преданный, как пес, он терпеливо ждал, и в день ее прибытия он помчался вместе с Эран в Хитроу с цветами в одной руке и обручальным кольцом в другой. Эран подозрительно покосилась на нарядную коробочку.

— Мой бриллиант, я так предполагаю? — спросила она.

— Нет! Ну, я попросил ювелира заменить бриллиант на рубин, — признался Тьерри.

Бен отдал в распоряжение Тьерри «мерседес», Эран положила туда бутылку шампанского. И когда они вернулись из аэропорта, Тьерри и Рани уже были обручены. Но шампанское осталось нетронутым, потому что пребывание Рани в Индии превратило ее в последовательную индуистку. Бен с нетерпением ждал рассказов сестры. Он наконец выпустил сестру из своих объятий, и она могла говорить.

— И что, теперь исполнительницы танца живота больше не пьют? — спросил Бен.

— Нет, и я очень довольна, что Эран и тебя отучила. Это для тебя было плохо. А для женщин еще хуже! — заявила Рани.

Свадьба Рани была намечена на осень 1986 года. Эран сидела перед зеркалом, размышляя, что надеть.

Зная Гая Хейли, можно было быть уверенным, что там будет парад нарядов. Может быть, самое время посетить «Харви Никколс» с кредитной карточкой?

Лежа на кровати, Бен оценивающе смотрел на Эран, пока она размышляла, сидя в вышитом цветами лифчике.

— Ты знаешь, мне захотелось подарить тебе какое-нибудь настоящее украшение, чтобы отметить все твои замечательные слова, которые ты написала к песням. Ты хотела бы получить какую-нибудь драгоценность? — спросил Бен.

Автоматически рука Эран потянулась к шее.

— О нет, я еще недостаточно стара для этого. Я буду глупо выглядеть…

Их глаза встретились в зеркале, и оба поняли, о чем подумали одновременно. Бен нахмурился:

— Единственная вещица, которую я подарил тебе, это серебряный кулончик, годы назад. Ты помнишь — ключик? Где он? Как так вышло, что ты его не носишь?

— O-о, я потеряла его, Бен, — ответила Эран.

Бен немного помолчал.

— А говорила, что никогда не потеряешь. Говорила, что будешь носить его всегда.

— Ну, когда мы расстались, я сняла его, а потом не смогла найти. — Взволнованная, Эран с трудом дышала. Его глаза, казалось, буравили ее насквозь.

— Очень жаль. Я думал, что он имеет для тебя значение, — вымолвил Бен.

— О, он был очень мне дорог. Я ужасно расстроилась, — сказала Эран.

— Возможно, мы подыщем ему замену, найдем другой? — спросил Бен.

— О нет, не надо, — ответила Эран.

Как раз в этом году Дэн и Аймир подарили ключик Рианне! Они полагали, что в свои шесть лет девочка уже достаточно взрослая, чтобы надевать его по торжественным случаям. Эран быстро повернулась к Бену:

— Я думаю, что не надо. Тот, первый, был неповторим. Я не хочу копию.

— Ну ладно. Если ты теряешь все, что тебе дарят, нет смысла делать тебе подарки, — сказал Бен.

Эран понимала, что он обиделся, и лихорадочно перебирала в голове, что бы могло его утешить.

— Ну, если я такая растяпа и теряю драгоценные предметы, то, может быть, стоит потратить эти деньги на что-нибудь, что я не смогу потерять? — спросила она.

— Например? — Бен поднял брови.

— Как насчет того, чтобы поехать в Индию? Рани говорила, что это бесподобно, и ты всегда этого хотел, — сказала Эран.

Это предложение оказалось весьма кстати, оно сразу переключило Бена на другие мысли.

— Хорошо… если ты предпочитаешь так, давай поедем, — кивнул он.

— Это будет чудесно, и мы оба получим больше удовольствие. Ценные украшения подождут, пока мне исполнится сорок.

Бен улыбнулся, и Эран улыбнулась ему в ответ. Но она подумала о серебряном ключе, который украшал хрупкую шейку Рианны. Девочка думала, что это мама и папа подарили его ей, мама и папа, которые обожали ее.

* * *

Свадьба Рани действительно была очень пышная, регистрация прошла в мэрии, а дома сто пятьдесят человек гостей праздновали это событие. В красном с золотом сари Рани выглядела ослепительно, маленькая красная метка на лбу обозначала ее принадлежность к касте, к какой именно — Эран не поняла. Но она очень хорошо поняла всю сдержанность родителей Тьерри, и пожалела, что Гай Хейли тоже так неприступно холоден. Да оттает ли он вообще когда-нибудь?

Эран огорчило, что Тьерри по-прежнему не воспринимал ее, у него не нашлось теплого слова для Бена, даже когда тот исполнил музыку, специально написанную к этому событию. Но Дива была очень приветлива, и Чанда тоже весьма благожелательно настроена — она выражала уважение к успеху брата, по крайней мере к его финансовой стороне. Празднование было испытанием, и в конце его счастливая пара отправилась в свадебное путешествие в Гоа. Помахав им рукой, Эран задумалась.

— Ностальгия проснулась? Думаешь, что могла бы оказаться на месте Рани? — спросил Бен.

— Нет, Бен. Я просто думаю, что Рани собирается делать, когда вернется? Начнет работать или займется семьей?

— Ей всего двадцать семь лет. Вряд ли она захочет отбросить все то, что приобрела за столько лет учебы, — заметил Бен.

— Нет… но Тьерри обожает детей, — сказала Эран.

Эран долго смотрела им вслед, она была очень рада за Тьерри. То состояние глубокого несчастья, причиной которого была Эран, тяжелым камнем лежало на ее совести. Но как странно, что именно Рани выпало утешить Тьерри. Рани так сильно изменилась, ее пребывание в Индии и любовь смирили ее нрав. Она казалась слегка округлившейся, более женственной, какой-то углубленной в себя.

В ответ на его объятие Эран с нежностью погладила руку Бена.

— А когда мы поедем в Индию? — спросила она.

— Не скоро. Мне предстоят гастроли в Канаде, весной, а летом будет слишком жарко. Придется ждать почти год, — сказал он.

Но Эран знала, что время пронесется незаметно: ей предстояло закончить работу для итальянского проекта, посещать Рианну, помогать бездомным, а еще надо было заниматься клубом и как следует взяться за нового менеджера Бена. Эран не собиралась вмешиваться в его стиль руководства, но были такие вопросы, которые Бену просто никогда не придут в голову. Те вопросы, о существовании которых Бен никогда не задумывался: страховка, пенсионные отчисления, инвестиции. Если она сама не удостоверится в том, что Ларри Беккер разобрался со всеми счетами, никто этого не сделает. Бена гораздо больше интересовали гастроли в Канаде, где ему предстояло проехать от Ванкувера до Монреаля и завершить все грандиозной вечеринкой в честь своего тридцатилетия. Эран улыбнулась своим мыслям: даже сейчас, когда она была автором его песен, помогла Бену попасть на вершину музыкальных чартов, она по-прежнему сохраняла первоначальную чувственность в своем отношении к нему.

В декабре, когда музыка к фильму была записана, Эран сказала Бену, что поедет на пару дней в Данрасвей.

— Но теперь там нет твоей матери, — заметил Бен.

— Я хочу повидать Акила и Рафтеров, — сказала Эран.

— Хорошо. Я поеду с тобой, — заявил он.

Она так и подпрыгнула на месте:

— Нет!

— Нет? — переспросил Бен.

— То есть я думаю, тебе будет скучно там, тебе же надо делать клип, ты вряд ли сможешь поехать, — сказала Эран.

— Да я могу найти время. Эран, в чем дело? Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой? — Бен нахмурился.

— Хочу, просто там негде переночевать. У Дэна и Аймир всего одна раскладная кровать для гостей… — Эран замялась.

— Там есть новая гостиница. — Бен пристально смотрел на нее.

— Бен, смотри сам, тебе же надо заниматься своими делами. Я поеду всего на три дня, — сказала Эран.

Всю дорогу у нее не выходило из головы выражение его лица. Что там было? Раздражение? Подозрение? Недовольство? О Господи! Это превращалось в кошмар. Ей придется все рассказать ему. И Бен будет безумно рад узнать, что у него есть ребенок? Вряд ли!

Он будет в ярости?

Он будет по-прежнему любить ее?

Он бросит ее?

В лице Эран не было ни кровинки, когда она добралась до места. Глядя в счастливые лица Рафтеров, она подумала, как они отреагировали бы, если бы Бен решил забрать у них Рианну. Она должна сказать ему!

А потом ее дочурка снова была у Эран на руках, обнимая ее ангельским объятием, такая милая, такая сладкая.

— Эран, я буду Девой Марией на Рождество!

Эран невольно улыбнулась. Меньше всего Рианна была похожа на Деву Марию.

— В самом деле, булочка? — спросила она.

— Да, а Сорка будет младенцем Иисусом! — воскликнула Рианна.

И это тоже показалось Эран забавным. В свои три с половиной Сорка была слишком упитанным крепышом для младенца. Но сердце Эран сжалось: как бы ей хотелось оказаться на Рождество здесь, увидеть рождественский спектакль, все те школьные события Рианны, которые она пропускает. Эти младенческие, детские невинные дни, которые никогда не вернутся.

— А Эммет? — спросила Эран.

— Будет пастушьей овчаркой. Мама даст для него новое чайное полотенце, — сказала Рианна.

— Чайное полотенце? — переспросила Эран.

— Да. — Рианна слегка шлепнула ее рукой. — Для его головы — оно понадобится для его головы, глупышка Эран!

Эммет посмотрел на девочку искоса. Если бы Эран могла все это видеть! Были бы фотографии. Если бы она прислала видеокамеру, осталась бы пленка. Но воспоминаний у нее не будет. Грустно… Эран провела пальцем вокруг шейки Рианны.

— А ты наденешь на представление свой кулончик? — спросила она.

— Эран, Дева Мария не носит кулончиков! — сказала дочка.

Со вздохом Эран признала — действительно, не носит. Но эти короткие встречи были слишком дороги для нее, чтобы тратить время на переживания. Она должна использовать каждую минуту. Но как же это было больно! Может быть, Молли была права и надо было отдать Рианну чужим людям? Нет, ничего не могло быть хуже, чем никогда больше не увидеть ее! Неожиданно Эран в голову пришла мысль: Молли ненавидела Рианну, ненавидела доказательство существования Бена, доказательство греха, напоминание о ее собственном бездушии, нежелании помочь. Может быть, она поэтому и уехала в Америку?

Через три часа, проведенные с троими детьми и Оскаром, Эран сказала Аймир, что быстренько слетает в деревню проведать Акила. Он снимал квартиру с окнами на залив, жил там вместе со своей подружкой — еще одна причина для отъезда Молли? В ее религиозных книгах парочки не жили вместе, пока не оказывались навсегда привязаны друг к другу.

— Отлично, милочка. Когда вернешься, обед будет уже готов. Почему бы тебе не прихватить его с собой и малышку Киган тоже? — сказала Аймир.

— Спасибо. Если они свободны, прихвачу. Я позвоню тебе, — сказала Эран.

Квартира Акила находилась на боковой улочке, недалеко от паба. Это была пара темноватых, но удобных комнат, заставленных компьютерной техникой, которую он обожал, видео- и аудиоаппаратурой, кипами дисков с компьютерными играми. Очень довольный встречей, брат пригласил ее в комнату и познакомил со своей девушкой. Ее звали Эйслинг. Акил помогал ей с тех пор, как она потеряла работу. Это была рыжеволосая девушка с пышными формами и сильным рукопожатием. Она показалась Эран очень симпатичной и приятной в общении. А что случилось с ее работой в пабе?

— Они сократили четырех человек с прошлого лета. Это был плохой сезон, а зимой еще глуше стало, — сказала Эйслинг.

Даже то, что Акил руководил пабом, который принадлежал его другу, не дало ему возможности помочь девушке сохранить свою работу. С большим сочувствием Эран выслушала всю историю и решила про себя послать им на Рождество чек на внушительную сумму. Дело было не в том, что Акил ожидал этого от нее: большой голубоглазый парень, с обветренным лицом, он был очень независим по характеру.

— Если бы я нашел еще какую-нибудь работу или хотя бы была работа на полставки для Эйслинг, все было бы в порядке. Просто сейчас с этим туго, — сказал он.

— А почему, Акил? — спросила Эран.

— Потому что дельфины ушли, ну и потом — эта трагедия. Пошли слухи… Как раз только мы открыли новую сувенирную лавку, бистро и все такое, туристы перестали ездить. Во всяком случае, их стало гораздо меньше. После всех усилий это, конечно, просто выбивает из колеи, — сказал Акил.

— Ну, я надеюсь, история с дельфинами была для всех уроком — вот к чему приводит алчность. Я слышала, они теперь появляются у другой деревни? — спросила Эран.

— Да, в Керри. Мы думаем, это те же самые, — кивнул Акил.

— Вот поэтому вам нужна какая-то новая приманка. Как насчет музыкальных вечеров в пабе? — спросила Эран.

— Ну да, они до сих пор неплохо проходят, но трудно найти действительно хороших музыкантов, большинство из них стремится выступать за границей, — сказал Акил.

— Значит, нужно что-то такое, что привлечет новых! Что, если устроить серию конкурсов следующим летом — лучший певец, лучший музыкант в разных категориях? Рок, джаз, блюз, фолк, классика? — Эран загорелась этой идеей.

— А где мы возьмем призы? У нас был денежный приз, но сейчас плохо с деньгами, — возразил Акил.

— Привлеките спонсоров. Производителей вина и пива! У них есть средства, чтобы устраивать и продвигать конкурсы, привлеките средства и из других областей. По сути, любой производитель или продавец того, чем торгуют в пабе, мог бы помочь — чипсы или орешки, поставщики кофе, прохладительных напитков, да все, что угодно! И может быть, кто-то из раскрученных музыкантов тоже заинтересуется. Из Дублина можно было бы пригласить гостей на симпатичный уик-энд, гостиница бы предоставила номера, а они могли бы представлять призы. Представь только, сколько туристов понаедет, если тут появятся Боно или Кристи Мур! — воскликнула Эран.

— Если! — хмыкнул Акил.

— Если ты постараешься, то кого-нибудь заполучишь, — уверенно сказала Эран.

Акил оживился:

— А если бы приехал Бен? Если мы устроим вечер рок-н-ролла, он будет представлять призы? Боже, да тут такое бы началось! — сказал он.

— О нет! — Эран замотала головой.

Что же она наделала? Это было совершенно нормальное предложение, но абсолютно недопустимое! Сколько еще ей придется так жить, разделяя любимых людей, выкручиваясь и придумывая отговорки? Как долго еще она продержится, чтобы не проговориться? Сколько еще будет тайн, обмана, напряжения?

— О Акил… Как бы я хотела, чтобы Бен смог, но у него график забит до предела. Хотя… знаешь, что? Он может основать приз: премия для победителя — поездка в его студию звукозаписи в Лондон, что-то в этом духе. Видео и альбомы с автографами для участников. Он может подписать майки для каждого участника и привлечь кого-нибудь из своих друзей рок-музыкантов тоже поставить свои автографы, — придумала Эран.

— Боже, правда? Это было бы классно! — воскликнул Акил.

— Ну да, ты бы получил паблисити, привлек бы других знаменитостей, или они поучаствовали бы в такой форме по крайней мере, — сказала Эран.

Судя по выражению его лица, у Акила мозги работали сейчас с утроенной силой.

— Ну, ты соображаешь, Эран! Если бы у нас у всех была такая голова, как у тебя! — заметил он.

— Да ладно тебе, давай обсудим это все за обедом. Если у вас нет планов, может, зайдете со мной к Рафтерам? — спросила Эран.

Они были свободны и с удовольствием приняли приглашение. Когда проходили мимо своего бывшего дома, Эран и Акил остановились бросить на него взгляд. Было трудно поверить, что сейчас здесь живет другая семья. Из семи Кэмпионов только Акил оставался в деревне. Крошечный домик не сохранил следов их предыдущей жизни в нем, ничего, что напоминало бы, как отчаянно Конор старался поддержать его… как много и тяжело он работал, да и Молли тоже. Эран почти различала запахи своего детства — рыбы и шерсти, мокрого дождевика, сырости, услышала пищащих цыплят на заднем дворе. В этом не было налета идиллии, она не хотела бы больше жить снова в таких условиях… и все же Эран ощущала некий привкус вины в своей теперешней свободе, острую тоску по отцу, по младшему брату, которого она почти не знала. Эран взглянула на Акила, но его лицо ничего не выражало. Молли тоже была сурова с ним. Но когда разгорались ссоры, он просто уходил в паб, он никогда не принимал все эти вещи так близко к сердцу, как Эран. Акил вряд ли догадывался, насколько Молли была настроена против Бена, не знал, что поблизости растет девочка, чье существование Молли не хотела признавать. Мужчины, подумала Эран, менее чувствительны к подводным течениям в семейной жизни, они почти не различают тонкостей и противоречий в родственных отношениях. Между матерью и сыновьями не было такого напряжения, как в случае с Эран, поэтому Акил и не испытывал противоречивых чувств и вряд ли бы понял ее состояние.

— Ты скучаешь по ним, Акил? — спросила Эран.

Акил выглядел удивленным. Он не был совсем бесчувственным, но никогда не обсуждал своих переживаний.

— Да-а, бедный отец, каково ему в жизни пришлось! Я так думаю, мать вечно нудила, но ей тоже нелегко бывало, — сказал он.

— Ты пишешь ей? Ты ходишь на могилу отца и Дерси? — спрашивала Эран.

Нет. Его молчание сказало ей, что нет. Да понадобилось бы десять пинт как минимум, промелькнуло у нее в голове, чтобы расшевелить мысли и чувства ее брата! Но он все равно был ее братом, единственным корнем, оставшимся в этой песчаной, бесплодной почве. В будущем Эран окажется здесь только приезжей, только туристкой. Она не хотела этого, и особенно — для Рианны. Акил может однажды жениться на Эйслинг, у них могут быть дети. Племянники и племянницы, двоюродные родственники Рианны… и как Эран тогда будет выходить из ситуации, как познакомит их? Уставившись на маленький домик, она подумала, что вещи, которые раньше казались ей неважными, вдруг стали обретать значение. И у Рани тоже могут быть дети! Дива страдает без внучки, которую она бы любила… она любила бы маленькую дочку Бена! Решение одной проблемы, похоже, стало превращаться во что-то совсем другое. Господи, а что, если они все однажды узнают правду, возненавидят ли они Эран за то, что она сделала тогда? Бен, Рианна, Дива, Рани, Акил — все они?

Эран поняла, что Акил и Эйслинг ждут ее. Подходя к ним, она постаралась говорить беззаботно:

— Как обстоят дела с рыбалкой, Акил?

— Да как всегда. Эти проклятые испанские траулеры выметают все подчистую, — буркнул брат.

Даже когда они приближались к бухте, громада одного из траулеров продолжала маячить в вечерней дымке.

— Береговая охрана должна их задерживать, корабль не должен заходить так близко к берегу. Некоторые вещи не меняются, — сказал Акил.

Нет, подумала Эран, оглядывая улицы, которые выглядели уныло, делали бухту убогой и непривлекательной. Вещи никогда не меняются, пока ты их не заставишь измениться и не будешь продолжать и после этого бороться. «Пожалуйста, Акил, борись! Я знаю, я не живу здесь, но я хочу, чтобы у тебя и у Эйслинг была возможность остаться здесь. Вам здесь нравится, вы принадлежите этому месту, вы не должны сдаваться или опускать руки, как наши родители. Я хочу, чтобы мой ребенок и ваши дети росли в… Я хочу моего ребенка!» — вдруг подумала Эран.

ГЛАВА 18

— Ты должен это сделать, Бен! Должен! — сказала Эран.

— Нет! Это только принесет проблемы, будет скандал! — возразил он.

— Ну и что? Это лучше, чем игнорировать ситуацию, притворяться, что она не существует? — спросила Эран.

— И с каких это пор это стало моим делом вмешиваться в местные дела? — Бен поднял брови.

— Это не значит вмешиваться, это просто признание сторонников отделения, знак, что ты неравнодушен к их проблемам, — сказала Эран.

— Но мне все равно, и я равнодушен! То есть не к ним как к людям, но к этим агитаторам. Я не понимаю проблемы Квебека, так же как я не разбираюсь в проблемах Шри-Ланки или Аргентины, я просто певец! Я не могу влезать в распри каждого города, где я выступаю, — заметил Бен.

— Да это просто жест, это ничего не значит. Один куплет, ты выучишь его за полчаса, — уговаривала Эран.

— Я не знаю французского, — отбивался Бен.

— Я тоже, но я же потрудилась написать куплет по-французски, тебе осталось только спеть его. Это мне пришлось лазить по словарю и переводить, и потом, в этих словах нет ничего провокационного, их можно интерпретировать по-разному. Ну пожалуйста, Бен. Для них это будет так много значить, — сказала Эран.

Разъяренный Бен стремительно ходил взад и вперед по гостиничному номеру, размахивая руками, в его черных глазах светилось упрямство. Большинство людей в Монреале говорили по-французски, и все, что от него требовалось, — это выучить шесть строчек на этом языке, и он бы покорил их. Эран знала, что Бен аполитичен, но, если он не будет позволять себе такие маленькие выходки, он будет казаться эмоционально холодным и далеким в странах, где кипели конфликты… Бен отразил это в своей музыке, так почему бы не запечатлеть это и в словах тоже? Эран не поленилась написать их, ну не подавится же он, если пропоет их?

Он взглянул на Эран, сидящую на постели: только что из душа, с мокрыми волосами, без всякой косметики на лице, она выглядела очень юной и соблазнительно-привлекательной.

— Ладно, давай сюда эту хреновину! — проворчал Бен.

Она протянула руку, просвечивающую сквозь пеньюар, Бен выхватил страницу и в бешенстве уставился на нее.

— И что это значит? Да как я это выговорю?! — закричал он.

— Il etait une fois une voix, — начала Эран.

— Eel ayatyt oon-eun… Да это хуже голландского! Я это никогда не запомню! — рассердился Бен.

Эран расхохоталась. Он был как маленький злющий ребенок, упирающийся и недовольный.

— Запомнишь. Читай снова, — сказала она.

— Eel aytayt eehoon — к черту все! Мне проще душить кота прямо на сцене, будет очень похоже! — фыркнул Бен.

— Ты отсюда никуда не уйдешь, пока все не выучишь. Если ты можешь произнести «Au Fond du Temple Saint», то и это сможешь, — заявила Эран.

Бен внимательно посмотрел на нее, и через двадцать минут сплошных мучений он действительно был в состоянии это произнести. Не на «отлично», но и не так уж плохо.

— Хорошо. Сейчас идем на репетицию, проверим аппаратуру, и можешь до завтра расслабиться.

Естественно, Бен был не в состоянии расслабиться — только не перед этим первым концертом в Монреале в огромном зале Форума, с Кевином Россом, шипящим и суетившимся так, как будто город горел. Он так много отдает публике, подумала Эран, любуясь его мощными мускулами, когда он стащил через голову футболку и отправился в душ. Это было потрясающее турне, но здесь будут новые критики, они высмеют его, если он ошибется, и подвергнут сомнению его роль, если все будет правильно… Они — людоеды, они буквально питаются Беном, разбирают его на части, и если он не понравится им, всегда найдется кто-нибудь еще. Бен поет без перерыва почти шесть недель, бегая по сцене как ошпаренный, перелетая с одного края Канады на другой, и при этом ему надо постоянно быть свежим, блестящим, в прекрасной форме. Непонятно, как ему это удается?

«Но Бену это нравится, он это любит, а я люблю его», — подумала Эран.

Форум был забит до отказа тысячью тел, уже пропотевших от собственного жара. Но неожиданно наступила наэлектризованная тишина, когда на сцене застыло пятно света. Какое-то время ничего не происходило, и вдруг, словно ниоткуда, посередине оказался Бен. У него отлично получались такие драматические появления на сцене.

Сидя в первом ряду, Эран дрожала и цеплялась за руку Ларри Беккера. Не важно, сколько раз наступал этот вечер, — первое выступление в новом зале, она всегда нервничала. Даже сегодня, хотя не исполняли «Реквием» и она сама не выступала. Взглянув вверх, она увидела, как Бен схватил микрофон, резко поднял его к лицу и обвел зал взглядом, свойственным только ему, выдерживая паузу в две-три секунды.

— Бонсуар, Монреаль! — крикнул он.

— Бонсуар! — грохнул зал.

Они взорвались немедленно, и Эран была очень довольна, что смогла убедить Бена произнести первое слово по-французски. Спорная песня должна была прозвучать в конце, это был своего рода прощальный подарок, но впечатление Бен уже произвел. Эран видела улыбку на его лице, зарождающуюся в нем энергию, когда он откинул голову назад и выбросил левую руку таким образом, словно приглашая всех до единого на стадионе присоединиться к нему, насладиться этим вечером так, как он сам собирался это сделать сегодня. И через минуту она уже наслаждалась сама, раскачиваясь в такт пульсации света. Его блики окрашивали костюм из латекса то в желтый, то в оранжевый, то в красный цвет, а кожаная куртка Бена отсвечивала черным, коричневым, синим… Это был очень изысканный костюм, который делал Бена одновременно отстраненным, далеким, как Бог, и очень уязвимым, одиноким. В оркестровой яме музыканты были невидимы, но Эран знала, что он постоянно общается с ними на внутреннем уровне, зависит от их ритма, от того, чтобы все совпадало. Все это выглядело очень просто со стороны, но на деле требовало колоссальных усилий. Она слышала крики, вопли, визги. Это был огромный зал.

В любой момент могло что-нибудь случится. Зрители могли бросить розу, а могли бросить дымовую шашку, нож, проявить враждебность или использовать возможность выставить себя, прославиться в газетах.

Как и у толпы на футбольном матче, малейшее недовольство публики могло стать фатальным; но их удовольствие было таким трогательным, что Эран чуть не плакала, ощущая, как они раскачиваются в такт с Беном, как спелая пшеница на летнем солнце. Они никогда не встречали Бена раньше и никогда больше не встретят, но они любили его! Бен никогда их не боялся. Чем больше было зрителей, тем лучше он пел. За все эти годы, мелькнуло у Эран в голове, его голос стал даже лучше, приобрел зрелую силу и достиг уровня, которого, как сказал критик Джефф Барбер, «другим не суждено достичь». Джефф стал их хорошим другом с тех пор, как написал первую рецензию на концерт Бена в Оксфорде. Он часто ездил с ними в заграничные турне, писал отзывы, которые могли быть нелицеприятными, но всегда справедливыми. Эран знала, что сегодня вечером Джефф тоже был где-то в зале, замечая мельчайшие нюансы, записывая и фиксируя сразу же все детали.

Но это был сказочный вечер! Мельчайшие фрагменты были синхронны, вся группа работала в унисон, ни одной фальшивой ноты! Наслаждаясь, Эран трепетала от пронзительной чистоты его голоса. Ее мозг тоже фиксировал мельчайшие детали, чтобы сохранить навсегда этот вечер, когда их любовь и талант поднялись на вершину совершенства. После двухчасового концерта Бен оставался свежим, а публика неистовствовала и вопила от восторга, заряженная его энергией и харизмой. Мир был у его ног, подумала Эран. Бен имел все, чего когда-либо желал.

Оставив песню с французским куплетом для финала, он сел за рояль и сказал с улыбкой:

— А эта песня посвящается Квебеку, посвящается вам.

Зрители буквально зарычали от восторга, как только заиграла музыка, но Эран автоматически напряглась, пытаясь понять, все ли в порядке и не получится ли из слов каши. О Господи, это было так важно — и вдруг Эран услышала звук, который так и резанул ее, это не были ни музыка, ни аплодисменты. Это было нечто, заставившее ее обернуться к ослепительному свету прожекторов.

В центральном проходе, довольно близко к ней, что-то происходило. Было какое-то замешательство, но она не могла понять — то ли крик, то ли пятно какое-то… мужчина, бегущий вниз, очень быстро, среди криков, которые уже переходили в визг. В долю секунды в голове у Эран пронеслось: покалечили кого-то. Она вцепилась в Ларри.

— Что это?.. Кто?

Ларри толкнул Эран назад на сиденье, сам вскочил, сзади поднялся Кевин, и вот прямо по ногам зрителей они помчались к проходу, но мужчина передвигался быстрее, он промчался мимо них и оказался прямо напротив сцены, всего в трех-четырех футах от нее. В его руке был пистолет, и он наставил его на Бена! Бен не видел его, но почувствовал какое-то замешательство.

Крик замер в горле Эран:

— Нет… Бен… нет!!!

Мужчина поднял вторую руку, он держал пистолет как раз так, как делают полицейские, когда прицеливаются. А Бен по-прежнему не видел, что происходит!

Никто не понял, что случилось: раздался выстрел, и мужчина упал, споткнувшись о какую-то тень, метнувшуюся ему под ноги. Эран одним махом преодолела расстояние до оркестровой ямы, она старалась взобраться на сцену, карабкаясь, ее пальцы скользили, она плакала в голос. Бена застрелили, его убили, и она не могла попасть к нему! Среди всеобщего столпотворения вдруг наступила жуткая тишина, все происходило стремительно и в то же время как бы на другой планете.

Музыканты бросились врассыпную, публика повскакивала со своих мест, но все, что могла видеть Эран, — это была неприступная скала сцены, которая заслоняла собой все, кроме осветительной установки под крышей. Потом какой-то мужчина наклонился к Эран, поднял ее на ноги, не обращая внимания на ее сопротивление.

— Нет! Пустите меня — он умер, он убил его… — кричала Эран.

Но мужчина отнес ее назад к проходу и грубо опустил на пол, не обращая внимания на ее рыдания, а остальные охранники в это время окружили две борющиеся фигуры. Одна из них — мужчина, который стрелял в Бена, другая — Тхан! Оба старались дотянуться до пистолета, который отлетел в сторону, потом охранник схватил пистолет, и Тхан поволок нападавшего со сцены, до предела заломив его руки за спину.

После этого наступило общее замешательство. Эран держал в объятиях Кевин Росс, в ушах ее раздавался чей-то голос, служба безопасности поднимала упавших зрителей и уводила их, ярко светили прожектора, на сцене стоял шум.

— О’кей, давайте успокоимся. Пожалуйста, возвращайтесь на места, — вдруг послышался спокойный и даже беззаботный голос Бена. Тело Эран сразу обмякло, ослабело, слезы заливали ее лицо, и Кевин повел ее за кулисы, откуда она наконец смогла его увидеть. Бен был очень напряжен, он держался прямо, глядя на волнующееся море тел. Напуганные и неуверенные, зрители все же вернулись на места.

— Садитесь. Успокойтесь. Никто не пострадал, — говорил Бен.

Бен не мог знать, были ли пострадавшие среди публики, но зрители поверили ему на слово, не сводя глаз с его правой руки, которой Бен прикрывал свое левое плечо. Рукав куртки был оторван, но только Эран и те, кто находился поблизости, видели, что на нем была кровь. Задумчиво Бен осмотрел куртку.

— Жалко. Это была моя любимая куртка!

Она услышала робкий смех… Эран понимала, что все сейчас так же растеряны, как и она сама. Но если Бен и был ранен, он выглядел вполне беззаботным. Или он не показывал вида, чтобы не усиливать панику. Вместо этого он сделал шаг вперед, кивнул головой в сторону музыкантов, подождал, пока они вернутся на свои места. Благодарные за появившуюся руководящую силу, потрясенные, но, видимо, воспрянувшие, они послушно взяли в руки инструменты.

Абсолютно потрясенная, Эран поняла, что задумал Бен. Шоу должно продолжаться! Они сюда пришли, купили билеты, и они получат то, ради чего здесь оказались. Оставив микрофон на стойке, чтобы его не надо было держать в руках. Бен отказался от соло на рояле и сделал знак музыкантам в оркестровой яме: номер двадцать, нежная баллада, которую выбирали из-за ее умиротворяющего настроения. Это была резервная песня, приберегаемая на тот случай, если ситуация на концерте накалялась. И невероятно — музыканты заиграли ее, и Бен запел!

Каждая нота звенела как стекло. Ни одной фальшивой ноты, ни одного перепутанного слова, даже, казалось, румянец вернулся на лицо Бена, по мере того как его собственный голос уверял всех в том, что с ним все в порядке. Зачарованная публика слушала затаив дыхание. Невозможно передать словами, что чувствовала Эран в тот момент, как любила его и гордилась им, просто до головокружения.

Кровь текла из его раны, и она видела, что зрители в первых рядах напряженно переглядывались. Когда песня кончилась, все поднялись как один и стоя аплодировали Бену до тех пор, пока он не заставил их умолкнуть.

— Вы простите меня, если я сегодня не буду петь «на бис»?

Бен всегда пел «на бис», потому что публика всегда этого требовала, но в этот раз всеобщему ошеломлению не было предела. Ничто не могло превзойти того, что Бен только что сделал! Улыбаясь на прощание и приветствуя зрителей, он покинул сцену среди оглушительных аплодисментов, а Эран высвободилась из рук Кевина и рванулась за кулисы.

Бен буквально упал на руки Эран.

— Прости, булочка. Боюсь, сегодня до французского куплета дело не дойдет. — И он потерял сознание.

Рана Бена была неглубокой, но шум в газетах поднялся страшный. На следующее утро Бен сидел на кровати в больнице, куда его поместили для наблюдения. Его было невозможно разглядеть за толпившимися вокруг посетителями с цветами, приветственными открытками, записками, подарками. Кевин и Ларри наперебой читали факсы от Джейка и Майлса из Лондона, просматривали сообщения из газет на разных языках. Но Эран сидела как статуя, не выпуская руки Бена из своей, не сводя глаз с лица Тхана.

— Мы никогда не сможем отблагодарить тебя, Тхан, никогда!

Это благодаря его молниеносной реакции удалось помешать убийце, это из-за его броска пуля по касательной задела руку, а не попала в сердце. Эран была преисполнена бесконечной благодарности Тхану, но больше всего ей хотелось, чтобы Бен больше никогда не выступал на концертах.

Бен смеялся над ней.

— Одного психа тебе мало? — спрашивала Эран.

По заверениям полиции, человек, покушавшийся на Бена, был душевнобольным. Действовал он в одиночку, у него не было никаких вразумительных объяснений. Сегодня ему предъявят обвинение в преднамеренном убийстве. Несмотря на бледность, вызванную потерей крови. Бен был настроен весьма беззаботно.

— Да это просто случайность. Таких полно в мире. Эй, Тхан, передай мне телефон. Я тут подумал, что надо сказать Джейку, чтобы он тебе подкинул деньжат, — сказал Бен.

Тхан скромно улыбнулся:

— Не надо. Это моя работа.

— Чушь. Парень мог меня пристрелить. Я позабочусь, чтобы тебя как следует отблагодарили, — заявил Бен.

Все рассмеялись, но это был нервный смех: после случившегося нервы у всех действительно были на пределе. Эран больше всего хотелось сделать две вещи — выплакаться Бену «в жилетку» и вытащить его из больницы, посадить его на самолет и отправиться домой в Лондон. Во всех газетах писали, что его поведение под выстрелами было просто невероятным, но Эран не могла себе представить более ужасного окончания его канадских гастролей. Его публичной карьеры, потому что карьера не стоила такого риска.

В обед доктор сказал, что Бен может покинуть больницу: клинику осаждали поклонники, и администрации не терпелось избавиться от певца. Понадобился целый час, чтобы вывести Бена через запасной выход и доставить в гостиницу, в которой уже было полно фанатов. Менеджер поспешил навстречу, с посеревшим от волнения лицом он дал указание расчистить проход. Когда Эран и Бен наконец попали к себе в номер, он был весь уставлен цветами и шампанским. И только когда Бен опустился на свою кровать, Эран увидела, какой ценой он держался. Поддерживая голову здоровой рукой, он склонился почти до пола, его колотила крупная дрожь.

— Господи, я думал, он меня прикончил. Правда, думал, что это конец! — пробормотал он.

Опустившись на колени рядом с Беном, Эран обняла его, нежно поцеловала в щеку, утешая изо всех сил:

— Я понимаю, но все обошлось. Все в порядке. Тебе надо лечь и попытаться заснуть.

Бен согласно кивнул, позволил Эран помочь ему раздеться и лег. Его рука была тугая и воспаленная, и Эран поняла, что он вне себя от усталости. Он смотрел на нее большими темными глазами, ища сочувствия.

— Иди ко мне. Мне нужны твои объятия!

Эран забралась к Бену под одеяло, вытянулась рядом с ним, обняла, прижалась всем телом, слыша в его голосе слезы, последствия запоздавшего шока.

— Как ты думаешь, почему этот парень хотел убить меня? — спросил Бен.

— Я не знаю, милый, просто не понимаю, — шепнула Эран.

Она обвилась вокруг Бена, привлекла его к себе еще плотнее, пока Бен не почувствовал себя в тепле и безопасности. Он еще что-то бормотал, уткнувшись ей в плечо, потом его ресницы опустились, дыхание замедлилось, и он заснул. Эран смотрела на него с нежностью и благодарила Бога за его жизнь.

За жизнь, которую спас Тхан, рискуя своей собственной. Разве все фанаты, все ликование, вся слава и деньги стоили человеческой жизни?

Дома, в Лондоне, Бен больше не вспоминал о случившемся, но необыкновенно притих, и Эран знала, что он часто думает об этом. Покушение на жизнь не может пройти бесследно, не может не заставить задуматься о смысле жизни, о ее сущности. Эран была особенно нежна и внимательна к нему, понимала, почему их интимная жизнь сейчас не такая бурная, как прежде. Казалось, все, что было нужно сейчас Бену, — это просто лежать рядом с Эран, нежно обнимать ее, смотреть на нее, размышлять.

Когда с рукой стало получше, Бен часто играл на рояле, больше времени проводил дома, и это очень нравилось Эран. В доме была совсем другая атмосфера, счастливая и оживленная. Бен был порядочный неряха, но такой веселый и жизнерадостный! Он, казалось, скучал без Эран всякий раз, когда она уходила. И всякий раз, куда бы Эран ни направлялась, особенно в фэн-клуб, она вспоминала тот ужасный вечер покушения.

«Я знала, это должно было случиться, — думала Эран. — Я всегда чувствовала, что в один день может случиться так, что кто-то из фанатов может причинить Бену боль». И сейчас, когда это случилось, Эран была почти удовлетворена: по крайней мере, попытка оказалась неудачной. Но ведь полно и других маньяков, и никакое количество охранников не спасет его! Единственное спасение — что Бену скоро будет тридцать лет, и он сможет выдвинуть требование прекратить гастроли. Он сможет сосредоточиться на музыке для кинофильмов, начать заниматься классической музыкой, чего он всегда и хотел. Это будет тяжелым ударом для Кевина, но Эран казалось, что Майлс и Джейк в глубине души были заинтересованы в некотором экспериментировании с Беном. Для Бена найдется новая ниша, довольно с него этой кочевой жизни!

Слава Богу, Тхан был с ним в тот вечер, такой стремительный, такой храбрый! И слава Всевышнему — Эмери настоял на том, чтобы Тхан был с Беном неотлучно, что Тхан незаменим, и оказался прав. Было похоже на то, что Эмери по-прежнему ограждает, бережет Бена. Он сохранил для него Тхана, он вновь устроил встречу Бена с Эран — своей смертью… Он, наверное, был потрясающий человек! Как жаль, что Эран не встречалась с ним, о, как бы она хотела познакомиться с ним! Может быть, им стоит пожить в его квартире в Нью-Йорке некоторое время? Бен был немногословен последнее время, но Эран ясно видела, в каком он напряжении.

Ненавязчиво Эран изложила ему эту мысль, но Бен отклонил предложение. Ему не хотелось сейчас ехать в Нью-Йорк, сказал он, и, кроме того, там сейчас жил композитор из Дархама, который пытался писать музыку для бродвейских мюзиклов. Квартира была вечно занята, в ней всегда кто-нибудь жил. Бен был очень щедр, и квартира стала неким подобием гостиницы и общежития художников. Ее всегда заполняли бродячие музыканты, писатели, певцы всех мастей. Но это было именно то, чего хотел бы Эмери, и хотя порой гостеприимством злоупотребляли, Бен никогда не отказывал в нем.

Дом в Хэмстеде тоже был вечно полон людей: Эран никогда не знала заранее, кого встретит на кухне за приготовлением чая или насвистывающим в ванне. Когда Ларри Беккер назначил совещание, чтобы обсудить «канадский эпизод», Эран не удивилась тому, что все собрались у них: Ларри. Джейк, Майлс, Кевин и Бен расселись вокруг в неком напряженном ожидании. Бен был слишком драгоценным сокровищем, чтобы вновь подвергать его ненужному риску. Эран собрала поднос с пивом и сэндвичами, принесла его в гостиную и присоединилась к собравшимся.

У каждого из них были собственные идеи на этот счет, каждый из них был незаурядной натурой, поэтому не обошлось без криков, особенно со стороны Майлса, чьи седые волосы встали дыбом от ярости. Не обошлось и без резких слов от Ларри, который, как менеджер Бена, ясно дал понять, что не намерен выслушивать всякую чушь от кого попало. Теперь на всех концертах будет охрана по всем стенам, все будет делаться по последнему слову техники, и произвольные обыски в том числе, чего бы это ни стоило. Ларри был невысокого роста, с кустистыми бровями и неизменной сигарой в коротких, мясистых пальцах, которыми он энергично тыкал собеседников в бока в пояснение своих слов.

Джейк и Кевин уже склонялись к тому, чтобы отказаться от концертов, размышляя над всевозможными «если» и «но». Бен позволил им перебрать все варианты, он сидел необычно молчаливый, скрестив ноги и не вмешиваясь в общий разговор, время от времени почесывая бровь. Эран предположила, что Бен обдумывает, как сказать им, что он решил отказаться от выступлений, что ему в июле исполняется тридцать и это означает для него совершенно новую полосу в жизни. Наконец, ощутив, что его внимание занято чем-то другим, все повернулись к нему.

— А ты что думаешь, Бен? Ты сам что хочешь делать?

— Прямо сейчас я хочу отдохнуть, четыре, а то и все шесть недель, — ответил Бен.

— Естественно, закончишь альбом, и ты свободен как птица. Ну а в перспективе?

Бен вздохнул, и Эран показалось, что он избегает ее взгляда.

— Ну, в общем, мы уже давно говорили об этом и думали на эту тему. Был такой план, что я буду заниматься рок-музыкой лет до тридцати, а потом перейду в другие области. Я уже написал музыку для одного фильма, как вы знаете, и я хотел бы и дальше продолжать в этом направлении. Я также хочу создать оперу.

Собравшиеся согласно кивали, поддерживая его. Это уже давно были всем известные увлечения Бена, некие запасные варианты, ничему не угрожающие.

— Ну да, понятно. А что с концертами?

Бен точно избегал взгляда Эран. Намеренно.

— Я их решительно сокращаю. В будущем останется только одно турне в год, зимой, не больше чем на три месяца. Вы можете предпринимать любые меры предосторожности, но пусть они лучше будут на уровне, потому что я собираюсь выступать на крупных площадках. Спрос там есть, и я собираюсь играть там. Стадион Уэмбли, Мэдисон-Сквер-Гарден, Рок в Рио, фестиваль… Я хочу выступить в Австралии, на фестивале песни в Сан-Ремо, на Неп-стадионе в Будапеште. Десяток крупнейших залов в следующие десять лет. Потом рок прекращается, я перебираюсь в «Ла-Скала».

Их глаза засверкали, как рождественская елка на Пятой авеню. У всех, кроме Эран. Она сидела безмолвно, у нее просто не было слов.

Ларри что-то быстро записывал в блокноте.

— Отлично, класс! Я поговорю с промоутерами. Такие вещи устраиваются не сразу.

Кевин недоверчиво смотрел на Бена, буравил колючим взглядом из-за стекол очков:

— И ты не боишься? После того, что случилось?

Бен откинулся на спинку кресла и смерил его пристальным взглядом.

— Нет. Но если я брошу выступать, все скажут, что я боюсь. Поэтому я и не бросаю. Какой-то придурок не будет диктовать мне или миллионам моих поклонников, которые тоже строили мою карьеру, что делать.

— Но могут быть другие придурки, — сказал Кевин.

Бен взмахнул рукой:

— Ну и что? Мы все рискуем — я, Джаггер, Клэптон, Клифф, Род, все мы. Да возьмите и женщин, эту малышку Кайли Миноуг, да люди уже совсем обалдели! Да будь я проклят, если Бен Хейли будет прятаться!

Эран сидела, не в силах вымолвить ни слова. Она знала, что Бен прекрасно отдает себе отчет в том, что они страшно поссорятся после этого собрания. Он даже ничего не сказал ей, не намекнул. Нет, она точно намылит ему шею! Так просто она этого не допустит!

Эран обвела собравшихся взглядом.

— Ну что ж, джентельмены, должна вам признаться, для меня это совершеннейшая новость. Бен и я не обсуждали еще этот вопрос. Так что пока лучше отложить принятие окончательного решения.

Ну вот. Все бросали друг на друга выразительные взгляды, предчувствуя начало ссоры. Эран догадывалась, о чем они сейчас думают: вечно эти женщины вмешиваются в мужские дела, вставляют им палки в колеса! Только Кевин смотрел на Эран с сочувствием, хотя в случае ее победы он потерял бы больше всех. Остальные полагали, что Бену порядком от Эран достанется и придется выслушать немало критики в свой адрес, но в конце концов Бен все уладит и утихомирит Эран.

Эран поднялась:

— Почему бы нам не отложить этот разговор? Мы с вами свяжемся, когда наше окончательное решение будет принято.

Она выделила голосом «наше». Неохотно все поднялись, бурча и переговариваясь между собой, пока она их провожала в холл, вручала им их пальто и решительно закрыла за ними дверь. Как только они удалились, Эран стремительно повернулась к Бену:

— Ну ты и ублюдок. Полный ублюдок!

Он покорно улыбался, но не выглядел раскаявшимся.

— Прости, булочка. Но…

— «Прости» — ты этим не обойдешься! Ты это все сделал специально! Ты это заранее спланировал, ты ни слова мне не говорил!

— Да, планировал. Я знал, что ты все раскритикуешь, если я только заикнусь. Но, Эран, я не могу уйти сейчас. Я не могу! — воскликнул Бен.

— Почему!? Ты хочешь удостовериться, что следующий придурок с пистолетом пробьет твой бараний лоб? Ты хочешь, чтобы тебя убили? — крикнула Эран.

— Я этого вовсе не хочу. Все предосторожности будут… — Бен замялся.

— Нет на белом свете защиты от дураков! Никакой! А как же насчет музыки к кинофильмам, к мюзиклам, о которых ты говоришь годами? Бен, да какого черта ты так решил? — Эран страшно разозлилась.

— Всего одно турне в год. Вот и все. Три месяца на гастролях, три месяца подготовки. Остальные шесть я буду заниматься всем остальным, другими, новыми вещами, — сказал Бен.

— Тебе не нужны эти выступления! Тебе ни одного турне больше не надо! — вскричала Эран.

Бен откинулся на спинку дивана, на его лице было смешанное выражение раздражения, вызова, откровенной враждебности.

— Мне это необходимо! Я люблю это. Я не могу просто сидеть дома и сочинять. Мне надо петь, мне нужна публика. Это мой — это мой нерв! Это все, ради чего существует музыка.

— А тебе не будет достаточно быть на публике в день премьеры твоего фильма или оперы? — спросила Эран.

— Нет, это тоже замечательно, но главный кайф — это самому быть на сцене! Петь, играть, быть там! Все зависит от тебя, ты можешь заставить людей плакать или смеяться, сделать их счастливыми, подарить им вечер, который они запомнят на всю жизнь, — сказал Бен.

Эран с размаху ударила ключом по роялю и в ярости повернулась к Бену:

— Понятно. Адреналин, правда? Аплодисменты и обожание, власть и…

— Да, если хочешь. Эти люди — это кровь моя, они хотят меня, и я хочу их, — ответил Бен.

— То есть ты — наркоман, получается так? — прищурилась Эран.

Бен кивнул:

— Да. Я признаю, что это и так можно назвать. Я на игле, я наркоман, я не могу жить без этого.

— Но тебе когда-то придется это бросить! Ты сам говорил, что ты не будешь ползать по сцене, когда тебе будет восемьдесят лет, да это и не надо будет никому, — заметила Эран.

— Я знаю. Но тридцать — это слишком рано, Эран. Ты слышала, я сказал Ларри, что в сорок лет закончу выступать. К тому времени все будет закончено, я обещаю. Finito, — сказал Бен.

Эран не знала, что сказать, с какой стороны подойти. Бен не очень часто выходил из ее подчинения, но что-то в его лице подсказало ей, что в этот раз он не уступит. Он будет сражаться до последнего.

— А как же я? И что, я тоже буду все это выносить, да еще и стихи для тебя писать? — спросила она.

— Конечно, ты ведь только начала, и ты очень талантлива. Я хочу, чтобы мы вместе записывали диски, если ты не хочешь выступать на концертах. Я завишу от тебя, — признал Бен.

— Лесть тебе не поможет, — холодно сказала Эран.

— Эран, перестань. Ну, пожалуйста. Мы же команда, — сказал Бен.

— Я тоже думала, что мы команда, и поэтому я не могу поверить, что ты сообщил коллегам обо всем, не посоветовавшись со мной, — сказала Эран.

— Ладно. Прости. Но не было смысла все это рассусоливать, — вздохнул Бен.

Эран подумала еще кое о чем.

— Ну хорошо, а когда мне будет тридцать лет? Мы же хотели завести детей?

— Ну, у нас и будут дети. Я буду гораздо больше времени проводить дома, — сказал Бен.

— Дети ходят в школу… — начала Эран.

— Но только после того, как им исполнится шесть лет. Так что у нас впереди еще восемь лет, прежде чем первый из них станет для этого достаточно взрослым, — улыбнулся Бен.

Посчитав про себя, она была вынуждена признать, что Бен прав. Если она забеременеет в тридцать, то ее «первенец» родится, когда ей будет тридцать один год, а к тому времени, когда он пойдет в школу, Бену будет уже тридцать девять. Черт!

— Твоя мама будет в ужасе. И Рани. Они очень о тебе беспокоятся, — сказала Эран.

— Как будто я этого не знаю! Они звонят каждый день после того случая в Монреале. Ну, так уж получается. Я не могу сидеть дома целыми днями из-за того, что любящие меня женщины сильно беспокоятся. Я благодарен им за заботу, но я не маленький мальчик. — Бен нахмурился.

И все же иногда он выглядел маленьким мальчиком, особенно когда очень сильно чего-то хотел, как сейчас, всеми силами стараясь заполучить свое.

— О черт возьми! — беспомощно воскликнула Эран.

Рассмеявшись, Бен посмотрел на нее с надеждой:

— Это значит — да?

Сколько бы она ни пыталась, она больше не могла сопротивляться. Он так отчаянно, так страстно этого хотел! Эран безнадежно вздохнула.

— Ты сошел с ума, да и я, наверное, тоже потеряла рассудок.

Прежде чем она успела еще что-то произнести. Бен схватил ее и обнял так сильно, что она едва могла вздохнуть.

— Булочка, ты чудо! Потрясающее чудо! Я люблю тебя просто всю, до последней твоей клеточки, до последнего кусочка! Я… пойдем в кровать… Нет! Да ну ее, эту постель. Мистер «Стейнвэй» вполне сгодится.

Еще очень-очень долго Эран припоминала ему этот эпизод, не давала забыть, что он ее должник. Она не на шутку переживала из-за его безопасности… она не могла забыть тот вечер в Монреале, даже не тот момент, когда в него стреляли, а то, как Бен стоял на сцене и пел своим удивительно чистым голосом. Кровь текла по его рубашке, а люди поднимались, приветствуя его, и Эран бесконечно гордилась им. Он принадлежал сцене, она верила в это — как рыба принадлежит воде. Бен был так счастлив в такие моменты, и Эран не могла отказать ему в этом… Для него публика была как храм, где он становился самим собой, выполнял свое предназначение, все, что Бог ожидал от него. Бог так одарил Бена, да кто такая Эран, чтобы помешать ему?

Кто она? Его возлюбленная, друг, его партнер. Самый важный человек в его жизни, может быть, порой даже его муза. Бен глубоко любил ее. Эран понимала, что ни к одной женщине он так не будет относиться. Ни к одной. Только музыка, которая была для него живым существом, — слишком сильная соперница, чтобы с ней бороться. Но Эран и сама любила музыку и не хотела с ней бороться. Это было равносильно тому, чтобы бороться с облаком на небе; ведь даже если оно темнело и приносило дождь, ты не мог без него. Это всегда так будет, и ты просто принимаешь это.

Какое-то время Эран была грустна и задумчива, все лето, как никогда много, она работала над стихами, над ритмами и гармонией. Когда стал приближаться день рождения Бена, у нее даже не было желания его праздновать, чтобы не нарушать состояния покоя. Но с помощью его семьи Эран наконец приободрилась и устроила очень запоминающийся вечер.

Тридцать лет! Но они оставались такими же, какими были в свои девятнадцать или двадцать, полные задора и энергии, по-прежнему их союз был как игра. Их жизнь была игрой, музыка делала их молодыми и помогала расплачиваться по счетам времени. Были взлеты и падения, были дни, когда не писались ноты, а гобой звучал так же отвратительно, как и рояль, а они оба просто рыдали от отчаяния. И все же они могли работать до ночи, до тех пор, пока не получалось, как надо. Бен любил ее стихи, которые позволяли ему выразить то, что он не смог сказать сам в повседневной жизни. Эран нравилось, как ее слова сплетались с его мелодией, которая порой отделялась и парила сама по себе, и голос Бена звучал безупречно, как классический Роллекс. Бен был звуком, а Эран была смыслом, и они чувствовали, что были созданы друг для друга. А были времена, когда они ссорились и набрасывались друг на друга как тигры. Были дни, когда они чувствовали себя по разные стороны Вселенной.

И были времена, когда Бен испытывал страх. Он никогда не говорил об этом, но Эран видела это. Он боялся не только того, что на него снова нападут. Он боялся ошибиться, написать или спеть не ту песню, потерять любовь своих поклонников. Бен думал, что такая ошибка будет означать конец их обожанию и чудо кончится. Его приступы страха были пугающими. Эран беспомощно смотрела, как он рвет ноты, бьется головой о рояль, кричит, что он словно падает с каната. Однажды он с такой силой сжал стакан, что стекло треснуло и осколки располосовали всю его ладонь. В другой раз Бен лежал на полу и колотил ногами в полном отчаянии. Эран запомнился случай, когда Гевин Сеймур пришел к ним, как обычно, и это каким-то образом помешало Бену, из-за чего он просто схватил гостя за шиворот и долго тряс его, пока Эран не удалось упросить его оставить человека в покое.

Бен орал, пинал рояль, стучал кулаками по стене. И каждый раз Эран приходилось успокаивать его, показывая на его золотые диски, играть что-нибудь умиротворяющее или просто вышучивать его, пока он не приходил в себя. И он так же помогал ей, когда нужные слова для стихотворения не находились. Внешне их жизнь казалась легкой и разноцветной, как мыльный пузырь, но под поверхностью было нечто более существенное. Даже если бы они потеряли все за одну ночь, не написали бы больше ни одной песни, они знали, что все равно будут вместе. В горе или в радости, навсегда.

У Рани появилась своя практика этим летом. Прислал письмо Акил. Он писал, что ему удалось найти спонсора, и все прошло очень здорово, это был настоящий успех, спасибо за призы, победитель приедет на студию в сентябре, может ли он остановиться у них? Эран была глубоко тронута, это было первое письмо, которое Акил написал ей. Потом пришло странное письмо от Молли. Она рассказывала, что стала неким министром или настоятелем их священной церкви. Бог избрал ее и возложил на нее эту священную обязанность.

«Избрал для дурдома», — сказал Бен так ехидно, что Эран чуть не согнулась пополам от смеха. Рядом с ним все сложности с матерью, так угнетавшие ее в молодости, казались совсем неважными. И казалось, что Молли действительно по-своему счастлива.

Но Рианна! Ночи напролет Эран думала о ней, видела ее лицо в каждом проносящемся облаке, слышала ее голос в каждой ноте голоса Бена. Эран очень скучала по дочери, пока та была маленькая, но сейчас стало еще хуже, еще больнее, когда Аймир присылала ее фото или писала об успеваемости и любых других новостях.

Эран пропустила ее седьмой день рождения — они с Беном были в Канаде в это время — и сейчас мучилась и не знала, как и когда снова увидит Рианну. Она больше не могла пропустить ни следующего Рождества, ни следующего дня рождения дочки, ни одного дня, ни часа! Как-то раз Эран невзначай сказала Бену, что, возможно, поедет повидаться с Акилом.

— С Акилом? — переспросил Бен.

— Да, он мой единственный брат. Я, может быть, загляну и к Валь, — сказала Эран.

— И к Рафтерам, — уточнил Бен.

— Д-да, естественно. — Эран немного замялась.

— Меня приглашают? — спросил Бен.

О Господи! Всегда, всегда эта ужасная проблема! Каждый раз, когда звонит телефон, Эран мчится скорее поднять трубку на случай, если это Дэн или Аймир — ведь если они как-то проговорятся, это разрушит их жизни. Ее и Бена, Рианны, Дэна и Аймир, всех! Тревога поселилась у нее в сердце, как кот, который становился все больше и чернее, готовый выскочить в любой момент ниоткуда и вцепиться в нее огромными когтями.

Совершенно спокойно она взглянула на Бена:

— Ну, Бен, ты же знаешь, тебе там не нравится, я всегда езжу сама.

Он внимательно смотрел на нее, лишая ее решимости.

— Да, я знаю. Я просто подумал, что, может быть, тебе иногда хочется поехать вместе со мной? Я уверен, я мог бы помочь Акилу с его проектом, и я с удовольствием бы повидался с Рафтерами.

Да, но они-то умерли бы от страха при виде его! Иногда Эран казалось, что они замирают и при виде ее самой, живут в страхе, что она все рассказала Бену и заберет у них ребенка. Это мимолетное выражение на их лицах появлялось, когда она сидела с Рианной на коленях, захлебывающейся от смеха, весело рассказывающей новости. Несмотря на редкие приезды Эран, Рианна считала ее своим настоящим другом. Но сейчас Эран уже не удастся ускользнуть, когда Бен буквально дышит ей в затылок, и все объяснения подошли к концу.

— Да, может, мы и поедем вместе, попозже, после возвращения из Индии, — сказала она.

Это был какой-то неудачный сентябрьский день, он не задался с самого начала. К тому времени, когда они прибыли в аэропорт, Бен находился в одном из своих «заведенных» состояний, его раздражали толпы и беспорядок во всем, как будто путаницу создали специально, чтобы досадить лично ему. Несколько человек узнали Бена и попросили автографы, задержав его, так что Эран одной пришлось разбираться с багажом, толпиться в очереди на регистрацию, потом искать холл, где бы им никто не докучал. Тхан и Бет путешествовали с ними и, как могли, старались ей помочь, но Эран чувствовала, что ответственность за все лежит на ней. У Бена была потрясающая способность изолировать себя от бытовых проблем. Он привык к тому, что в поездках его всегда сопровождают, проводят через отдельный вход в аэропорту и всячески ублажают в самолете. На гастролях все делалось как по мановению волшебной палочки, все, что от него требовалось, это просто прибыть на место.

Но это была частная поездка, и, хотя Эран очень любила Тхана и Бет, была благодарна за их помощь, ей по-своему хотелось, чтобы они не поехали и дали им с Беном остаться наедине. Эран чувствовала, что этого не произойдет до тех пор, пока Бен не прекратит выступать перед публикой. По крайней мере Тхан всегда будет с ними, наблюдательный, как дворцовый страж. Бет не столь была им нужна, но Бен сказал, что было бы несправедливо оставлять ее дома, раз ее муж отправляется в Индию, и конечно же был прав. Бен оплатил все их расходы — после того, что Тхан сделал для него, ему ничего было не жалко для друга. Тхан был в восторге: будучи буддистом, он не мог дождаться, когда увидит Индию.

Наконец долго задерживаемый рейс вылетел, и Эран начала расслабляться от обаятельной улыбки Бена.

— Прости, сам не знаю, что на меня накатило, — повинился он.

— И я не понимаю. Это же мне пришлось заниматься визой и билетами, паковать вещи, заказывать гостиницу, все организовывать, — заметила Эран.

— Да. Булочка, ты чудо, и я обещаю, что буду лучше себя вести, когда мы туда приедем. Меня никто не узнает, у нас не будет никаких проблем, — пообещал Бен.

Это не было главной причиной, почему они поехали в Индию, но существенной. Там не продавались пластинки Бена, он буквально был никому не известен, у них было бы немного покоя. Если только он не будет реагировать, как тогда на Крите… но, даже если и будет, это не смертельно. Их отношения стали гораздо прочнее сейчас, гораздо более неразрывными, чем тогда. Даже Гай Хейли признал их сложившейся парой. Эран бы очень хотелось, чтобы Валь перестала присылать свои несчастные письма, чем-то напоминающие по стилю письма Молли, без устали повторяя, что у Эран есть все обязанности и нет никаких прав жены. Валь считала, что Эран надо настоять на браке, и иногда Шинед Кенни говорила то же самое; даже Майлс как-то раз, подмигнув ей, сказал, что пора брать быка за рога.

Но зачем? Они были счастливы, у них будут дети, они едины по духу. Бен заставляет ее душу петь, а это уж побольше всего того, что сделал для Валь ее муж! И кроме того, Эран давно поняла, что заставлять Бена делать что-нибудь насильно — это вернейший способ добиться того, чтобы он вообще этого никогда не сделал. Ему нужно было чувствовать себя свободным, нужна была иллюзия, что он во главе, что он все решает, а не наоборот.

В глубине души Бен прекрасно понимал, как Эран нужна ему, как нужен ему всякий человек, кто поддерживает каждый его шаг, который публика видит на сцене. Но если бы он признался в этом, то, скорее всего, никогда бы больше не смог диктовать настроение и соответствовать ожиданиям людей, которые поклонялись ему, как Богу. Предполагается, что у кумиров нет охранников, матерей, нет обычной семьи, они не живут обычной жизнью, не попадают в трудные положения.

Дорога до Лакнау была очень долгой, с пересадкой в Дели. Всю вторую половину путешествия Эран восторгалась восхитительными пейзажами, над которыми они пролетали, а после, предоставив Бену смотреть фильм, она погрузилась в мысли о нем и об их дочери. Некоторое время назад в Данрасвее случился крупный скандал из-за того, стоит ли идти Рианне к причастию со всем классом. Дэн и Аймир не были религиозны и не нагружали девочку католическими премудростями, а сам ребенок особо не интересовался мероприятием, разве что их денежной стороной: по традиции после церемонии надо было посещать знакомых, и в результате собиралась некоторая сумма, которую можно было потратить на сладости. Рафтеры полагали, что это не самый духовный мотив, так же как и Эран, — и даже, напротив, считали, что мелкие подношения развивают в ребенке корысть и жадность, а белые платья, как у невест, тешат тщеславие. Но потом вмешалась Ханнак Лоури, по мнению которой не надо было выделять ребенка из остальных детей. Пусть примет причастие вместе со всем классом. Но тут уже сама Рианна закатила истерику, она топала ногами и вопила, что она не наденет платье с дурацкими рюшками и никуда не пойдет, а потом ворвалась мисс Кэрролл и заявила Рафтерам, что они растят маленькую язычницу.

Результатом всего этого было то, что Рианна пошла к причастию в своей обычной одежде, что потрясло всю деревню. Аймир послала все деньги, сбереженные на нарядное платье, церкви Св. Винсента и Павла, остаток поделили между Эмметом и Соркой, а Рианне достались шесть фунтов. В ответ на ее сердитый взгляд Дэн сказал, что она очень эгоистичная девочка. На что она пробурчала какую-то грубость, за что была отправлена спать раньше времени; в общем, в духовном плане важное событие потерпело фиаско.

Но что очень беспокоило Эран, так это то, что ее не было в тот момент рядом, не было возможности объяснить своей дочери, что такое причастие и для чего оно нужно, и что, достигнув «разумного возраста», Рианна должна уже думать не только о себе, но и о других. Естественно, Дэн и Аймир говорили с девочкой об этом, но не Эран. Она давно не видит свою дочь, и со временем это становилось уже физически больно. Боль не утихала, она становилась сильнее, казалась неизлечимой. Вдобавок ко всему Эран понимала, что девочка не скучала по ней — ни в день причастия, ни в любой другой день. Рианна смутно помнила ее, Эран была для нее только другом, приезжающим из далекого туманного Лондона, который может приехать, а может и не приехать.

Но вместо этого Эран отправилась в Индию, и эта поездка стала своего рода духовным паломничеством для Бена. Он был еще менее религиозным, чем Рафтеры, с любой формальной точки зрения, но ему было очень интересно все, связанное с его местом рождения, у него было некое чувство наследственной связи с ним. В отличие от Рани, Бен не говорил на хинди, не имел предрассудков, как Молли, но эта поездка очень многое значила для него, это было гораздо больше, чем просто отпускное путешествие.

Может быть, из-за этого он был так напряжен в аэропорту? Он мог стоять один на один перед огромной толпой, но в Индии ему предстояло увидеть часть самого себя, землю, где его бенгальская прапрабабушка встретила его британского прапрадедушку, и впервые смешались две крови, две культуры. Индия не интересовалась Беном, но, возможно, поэтому Бен заинтересовался ею, он хотел увидеть жизнь своих ровесников, жизнь, которой он мог бы жить, если бы Дива не поехала в Англию, вернувшись по следам предков мужа.

Какая бы ни была причина, Бен уже сидел в самолете и держал Эран за руку, когда самолет приземлялся.

— Я рад, что ты здесь, булочка. Я бы без тебя потерялся, — сказал он.

И потом он как миленький подхватил тележку, как обычный турист, нагрузил в нее свой багаж и свистнул, подзывая такси. Впервые в жизни вокруг не было фанатов, впереди не ждал лимузин, и нигде поблизости не было видно промоутера. Никого, кто бы сдувал с него пылинки в свете рампы. Эран было интересно, как долго удержится его смиренное настроение.

Оно удержалось. Казалось, Бен совсем не возражал, что Эран не забронировала для них самую дорогую гостиницу в Лакнау. Ее все предупреждали, что бедность в Индии заставляет западных путешественников чувствовать себя виноватыми: чем больше вы физически старались от этой бедности отстраниться, тем хуже вы чувствовали себя морально. Многие старались этого избежать, но Эран не хотелось чувствовать себя отрезанной от людей и ходить с опущенными в землю глазами. Индия была бедная страна, и они не собирались притворяться, что это не так.

Ее первое впечатление было, что кругом толпятся люди. Тысячи, миллионы, толпившиеся по всем направлениям, затапливающие тротуары, пахнущие жасмином, коровами и кориандром и множеством других вещей, о которых Эран решила не думать. Лакнау — промышленный город, не самый красивый в Индии, но ее очень поразило разнообразие выражений на человеческих лицах, даже в коммерческой части города: они были такие живые! Смеющиеся, разговаривающие, ссорящиеся — все в очень напевных интонациях, от которых она улыбалась. Индийская музыка сводила ее с ума, она находила ее монотонной и слегка истеричной, когда слышала ее в лондонских ресторанах, но здесь музыкой звучали сами человеческие голоса на улицах, прелестный звонкий женский смех, и все звучало немного вразнобой. Предложения заканчивались как будто вопросительным знаком, все выглядели очень оживленными, гораздо больше, чем в Англии. Эран слышала, что индусы великолепно скрывают свои чувства, но лица у них были очень подвижные, совсем не непроницаемые, глаза их светились, и они так общались, как никакой пассажир лондонской подземки не смог бы. А цвета! Никаких мрачных полосатых костюмов, все ходят в красном, желтом, ослепительно белом, одежда их выглядела потрясающе чистой и свежей в пыльном воздухе, но совсем не так, как в Австрии, где вся одежда была выглажена и накрахмалена.

Первые несколько дней Эран и Бен попросту бродили по городу, радуясь, что местный климат оказался относительно щадящим. Они испытали некоторое благоговение перед потрясающей мечетью, которая стояла на холме и на фоне которой люди выглядели как муравьи. Какая архитектура! Какая роскошь среди нищеты! Все с колоссальным размахом.

Архитектура была совершенно потрясающей, и Эран почувствовала, как Бен пропитывается настроением города, который был центром музыки Индостана и катакского танца. Бен был совсем не такой смуглый, как местные жители, но очень быстро смешался с ними, легко впитывающая солнце его кожа быстро приобрела табачный оттенок — тот натуральный оттенок, для которого было достаточно всего нескольких дней, чтобы он проступил. Его никто не принимал за иностранца, в то время как Эран везде привлекала взгляды. Бен постоянно смеялся, когда она покрывала себя слоями лосьона от загара. Снова Эран подумала, какое это наслаждение — носить легкие шелковые и хлопчатобумажные платья, особенно для того, кто вырос в стране, где приходится носить шерстяные джемпера даже летом. От этого ее настроение становилось легким и воздушным, она понимала, почему так добродушны эти люди, даже если у них нет ничего или почти ничего. В Лакнау были очень богатые районы, а были и такие места, от которых даже Бен мог умолкнуть, не закончив фразы.

На третий день они отправились в гости к его тетям и дядям, весь выводок которых жил поблизости — братья и сестры, которые остались здесь у Дивы. Торговцы средней руки и добропорядочные матроны, они до последней капельки были такими, как их описывала Рани. Они вцепились в Бена так, как будто вернулся блудный сын.

— А это кто? — спрашивали родственники.

— Это моя девушка, Эран, — отвечал Бен.

Он с гордостью представил Эран, и ее передали «по рукам» для осмотра, вручили пиалу с чаем, а в это время женщины с любопытством трогали ее волосы, не веря, что они натуральные.

— Точно, натуральные, — подтвердил Бен, — как и вообще все, что связано с Эран. Она вся натуральная!

Эран до сих пор удивляло, что она нравилась Бену внешне, хотя не была ни такой длинноногой, как Саша Харвуд, ни такой роскошной, как Шарлотта Лукас. Эран никогда не посещала салонов красоты, не делала масок или маникюра, не носила изысканных нарядов, как другие девушки, но она полагала, что это было правильно. Слегка потерявшаяся среди стрекочущих родственников, Эран старалась держаться поближе к Бену, пытаясь понять, о чем все говорят. Они мало говорили по-английски, но какие-то обрывки хинди начали всплывать у Бена в голове, чему-то его учила мама, но у него не было достаточной практики. Было очень забавно слушать, как он пытается объясниться на ломаном хинди.

— Что они говорят? — спрашивала Эран.

— Они говорят, что ты милая малышка и мы должны остаться на обед. Или мы соглашаемся, или Маргарет Тэтчер похитят — я не совсем понял, просто какая-то банда шимпанзе!

Приглашение на ужин распространялось и на Тхана с Бет; даже здесь они с Беном были под защитой. Родственники толпились, кругом царил сплошной хаос, но было очень весело. Очень вкусная еда и такие специи, которые Эран никогда не пробовала и даже не слышала о них. Еду готовили с большой помпой и подавали с большим триумфом. Как причудливо было оказаться для Бена на таком семейном пиршестве… ей казалось, что он думает о том же, глядя на них, как в зеркало, а они в свою очередь разглядывали его. Бен был диковинкой, но в то же время он не казался чем-то чужеродным, легко ассимилировал в себя интонации и жесты родни.

Родственники принесли подарки. После обеда достали их: для Бет — рулон прекрасного белого шелка, и такой же рулон, только насыщенного синего цвета, для Эран, резные шкатулки для сигар Бену и Тхану, мраморные шахматы и две куклы в национальных костюмах.

— Это все для нас? Что они сейчас говорят? — спросила Эран.

— Я думаю, они говорят, что это для наших дочек-первенцев, — улыбнулся Бен.

Он улыбнулся ей, и сердце Эран замерло.

Из Лакнау они поехали в Агру, где оба замерли без слов перед Тадж-Махалом. Увидеть его наяву было совсем не то, что видеть фотографии, — его просто невыносимую красоту, величие и пронзительное ощущение неизбывной печали. Удрученный смертью жены, шах Джахан приказал построить его триста лет назад, и Эран почувствовала в каждом камне живое горе. Здесь она впервые за все время пребывания в Индии почувствовала грусть, и она знала, что Бен чувствует то же самое, когда он вел ее за руку, задержавшись гораздо дольше, чем собирался. Его часто охватывало нетерпение, когда она разглядывала что-нибудь, но не здесь.

— Джахан буквально передал свою любовь к Мумтаз в камне, — сказала Эран.

— Да… только попробуй скончаться до меня, Эран, у меня никаких средств для такого не хватит! — пошутил Бен.

Что это значило? Или это Бен попытался так выразить, что чувствовала и Эран, — что он сойдет с ума, если с ней что-нибудь случится?

Эран мечтательно положила голову на его плечо:

— Не волнуйся, Бен. Я тебя не покину.

Неожиданно Бен поцеловал ее, более страстно, чем это полагается по мусульманскому обычаю. И они долго стояли, прижавшись друг к другу, глядя в зеркало прямоугольного озера, отражающего огромное белое здание и бесконечную синеву неба над ним. Вода была неподвижная, но вдруг какая-то вспышка высветила отца и брата Эран, их тела погружались в воду, а душа ее наполнилась страхом.

Бен почувствовал ее дрожь, обернулся к ней, и она сразу поняла: он вспомнил Эмери. Эмери, который потерял жену, а потом ушел из жизни и сам.

Что-то изменилось в Бене, Эран чувствовала это. Но его образ жизни остался прежним, и все так же там не было места для ребенка. Чем больше Эран думала о ребенке, о беспорядочных встречах, которые только путали Рианну, были так болезненны для всех, тем больше она ощущала накопившуюся за годы тяжесть. Видеть Рианну было самой большой радостью в ее жизни, но эта радость доставалась Эран за чужой счет.

ГЛАВА 19

По дороге к священному городу Варанаси Бен был подавлен и молчалив, и Эран сочувствовала ему. Она сама перенесла легкое расстройство желудка, но он страдал от последствий огненного карри, которое уложило его в постель на весь предыдущий день — под противомоскитную сетку. Тхан гнал арендованную машину на запредельной скорости, стремясь побыстрее попасть в буддисткую святыню Сарнат. Всех немножко подташнивало.

Но Варанаси стоил их мучений. Помимо Сарнат, по берегам Ганга было множество впечатляющих храмов. Об этой реке было столько легенд, что Эран даже не верилось, что она ее увидит. Она поглаживала Бена по руке, ей очень хотелось, чтобы он приободрился, ничего не пропустил из меняющихся вокруг пейзажей. А природа за окном выглядела совсем не так, как зеленые долины Катманду: плоские бурые равнины были засеяны хлопком, рисом, горчицей. Спустя некоторое время Бен стал поглядывать в окно, заинтересовался видом повозок, которые перевозили худые, одетые в лохмотья мужчины в тюрбанах.

— Это страшно, правда? Дива и Рани говорили об этом, но, пока сам не увидишь, это кажется нереальным. Эти люди выглядят так, словно они еле в состоянии себя прокормить, — сказал Бен.

Это было ужасно, и все чувствовали себя неловко; Эран даже несколько удивила его озабоченность.

— Ну, мы же помогаем им немного. Есть больница в Лакнау, — сказала она.

— Ты имеешь в виду ту, где работала Рани? — спросил Бен.

— Да, мы послали туда порядочную сумму денег за последние годы, — ответила Эран.

— Правда? — оживился Бен.

Эран улыбнулась. Бен предоставил право вести финансовые дела, связанные с бизнесом, Ларри, а домашние расходы лежали на ней. Каждый раз, когда кто-то заводил с Беном разговор на финансовые темы, на его лице появлялось выражение скуки. Иметь полные карманы денег было здорово, но деньги сами по себе, сама их концепция были для Бена настоящей тайной. Другие люди разбирались в этих вопросах, и он предоставил им заниматься этими проблемами.

— Да. Как только мы что-то зарабатываем, сразу же и больнице достается. Но мы могли бы сделать больше… и мы будем, даже если это и капля в океане, — сказала Эран.

— А что же ты мне не сказала про больницу? Мы могли бы зайти посмотреть ее, когда были в Лакнау, — заметил Бен.

— Я тебе говорила об этом несколько лет назад. Но не стала предлагать посетить ее… ну, я подумала, что это может произвести на тебя угнетающее впечатление, — ответила Эран.

— О Эран, ты думаешь, что я какой-то бездушный монстр? — нахмурился Бен.

— Нет, я знаю, что ты не бездушный, ты просто подвержен приступам тошноты, — улыбнулась Эран.

Бен с любопытством посмотрел на нее, как будто впервые открывая для себя многое, о чем раньше не задумывался. Эран устраивала его жизнь так безукоризненно, что он даже не замечал, как и что происходит. Он откинулся на спинку кресла и замолчал.

Вскоре они приехали в Варанаси, остановились в гостинице Паллави и стали приходить в себя после упражнений Тхана над их чувством равновесия. У Эран немного кружилась голова, и она все время чувствовала, что за ней наблюдают.

— Почему ты на меня так смотришь? — спросила она.

— Не знаю, просто смотрю. — Бен пожал плечами.

Нет, он не хандрил, он как бы ушел в себя, находился в состоянии созерцания. Лишенный привычного блеска звезды, Бен как бы остался наедине с собой, приспосабливаясь к тому, что он обычный человек, он впитывал детали повседневной жизни, которые обычно его не касались.

Тхан и Бет отправились в Сарнат, а они не стали напрягаться, отдыхали, сидя под пальмами со стаканами холодной ласси. Воздух был теплый и влажный, он не давал Эран сконцентрироваться на чтении путеводителя, но больше всего ей не давали покоя темные глаза Бена — периодически он пристально изучал выражение ее лица. Она не могла вспомнить, когда последний раз видела Бена таким сосредоточенным и молчаливым. После легкого ужина они рано отправились спать, постояв перед открытым окном, любуясь ночным небом, усеянным звездами. Бен был очень нежен с ней в постели.

На следующий день, отдохнувшие и энергичные, они отправились в дорогу, понимая, что у них осталось не больше десяти дней до сезона муссонов. Храм, который они хотели увидеть, был довольно далеко, и добираться до него надо было пешком. Он был маленький, но выложен невероятно красивыми мозаичными узорами. Прикрыв голову и плечи широким газовым шарфом, Эран предоставила Бену идти впереди и первому войти в храм. К своей радости, она обнаружила, что там происходила некая церемония.

Спереди, там, где предположительно находился алтарь, несколько монахов в рясах лежали на полу лицом вниз, произнося в унисон молитвы. На первый взгляд создавалось впечатление, что на полу расстелено серое покрывало, по краю которого стояло несколько пар сандалий. Эран не знала, то ли ей сесть, то ли стоять, то ли опуститься на колени. Бен придвинулся к ней, закрыл лицо руками и опустился на колени около нее.

Кроме них и монахов, в храме никого больше не было, и, хотя Эран ничего не понимала из того, что происходит, у нее возникло какое-то особенное чувство. Разве это важно — кому или как люди поклоняются, разве недостаточно, что у них есть уважение к тому, что поднимает их над собой? Храм был преисполнен покоя, и в этот момент Эран подумала о Молли, которая молилась совсем другому богу в другой стране. Молли не отказывалась от католической веры — ты не можешь, настаивала она, отказаться от того, в чем рожден, и она по-прежнему следовала наставлениям из Рима. Но все чаще в ее редких письмах чувствовалась неприязнь и неприятие других, некий фанатизм, появлялась тема избранности и предназначенности. Чувствуя смутное унижение, Эран ощущала резкий контраст и легкую тревогу. Иногда Молли употребляла слова «очищающий», «освежающий» так, что Эран вспоминались уроки истории, когда Аймир рассказывала о нацистах. Они тоже часто использовали эти слова.

Бен молился. Эран никогда прежде не видела, чтобы он это делал, никогда не знала, что на самом деле значит для него быть индусом, кроме того, что он был пацифистом, отрицал жестокость и конфликты всех мастей. Несмотря на свой горячий нрав, Бен никогда никого не обидел и не причинил никому боли.

О чем он молился, какому богу? Наверное, Шиве, как вчера Тхан молился Будде, а Молли — Иисусу. Вряд ли Эран поверила бы в это, если бы не увидела Бена на коленях поклоняющимся своему «фальшивому богу». Для Эран действия монахов были скорее культурным ритуалом, но она почувствовала себя вовлеченной в общее действо и в молчании преклонила колени, как и все, до окончания церемонии. Потом все поднялись, и Эран немного занервничала, когда они обернулись и увидели ее, иностранку, попавшую в их храм без приглашения. Ей надо уйти?

Но монахи улыбались, их глаза за стеклами круглых очков казались удивительно дружелюбными. И все же Эран обмерла, когда один из самых старших среди них сделал им знак рукой.

— Чего они хотят? Чтобы я вышла? — прошептала она.

— Нет, я думаю, они просто хотят поговорить с нами. Пойдем, — сказал Бен.

Эран последовала за ним к тому монаху, который поманил их, а остальные медленно просочились через дверь, приветливо кивая на прощание, сложив на груди руки в широких рукавах. Тот, который подозвал их, приветствовал путников по-английски, поинтересовался, откуда они. Не хотели бы они осмотреть храм?

О да, с удовольствием! Монах устроил им экскурсию, обращая внимание на всевозможные детали, на вещи, которые они бы сами и не заметили, объяснял их значение, рассказал старинную легенду. Монах был очень общительный, раньше он был крестьянином и много знал об особенностях местного земледелия.

Он рассказывал так интересно, что Эран даже пожалела, что у них не было с собой магнитофона, чтобы записать его слова. Она была уверена, что запомнит этот день навсегда, и если даже упустит какие-то подробности, никогда не сотрется в ее памяти это молодое и одновременно старое лицо человека, которому можно было дать от сорока до шестидесяти лет. Не важно, каков был его физический возраст, — его дух был молод и подвижен, его интеллект поражал, его отдельные философские умозаключения давали пищу для раздумий. И она, и Бен чувствовали огромную радость, что встретились с ним, что оказались в этом намоленном месте.

Затем монах, проведя целый час в их обществе, удалился, отметая благодарности и желая им приятно провести время в Варанаси. Они уселись на краю колонны и посмотрели друг на друга:

— Слушай, ну это просто потрясающе! — воскликнула Эран.

— Да… И это случилось в такой день, сегодня, в эту минуту, — вымолвил Бен.

— Почему? Что такого особенного в сегодняшнем дне? Это день какого-то святого? — удивилась Эран.

— Да… в некотором роде, — сказал Бен.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эран.

— Я… дело в том… есть нечто, о чем я хотел бы тебя попросить. Нечто, о чем я давно уже думаю, о чем мне давно надо было тебя спросить, — сказал Бен.

Он взял Эран за руки и так серьезно взглянул в глаза, что ей стало не по себе: его поведение не очень отличалось от того ужасного дня на Крите, когда он сказал, что больше не может быть вместе с ней.

А что он скажет сейчас? Или она ошибалась, чувствуя, что их отношения стали прочные, как никогда? Но не могла же она так ошибиться, никто бы не смог там безумно притворяться. Эран почувствовала легкую слабость.

— О чем ты хочешь спросить? — прошептала она.

— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил Бен.

— З-замуж? — Эран широко раскрыла глаза.

— Да. Здесь, сейчас, — повторил Бен.

Бен знал — ему не надо говорить, что он любит ее. Его глаза сказали ей это.

— Бен, ты серьезно? — переспросила она.

— Да, — кивнул он.

— О Бен, я — я согласна! Если ты действительно хочешь, я согласна. Но это огромное обязательство. Ты уверен? Ты точно уверен? — Эран ушам своим не верила.

— Абсолютно. После одиннадцати лет у меня не осталось сомнений, — сказал он.

Внезапно Эран поняла, что тоже уверена в этом. У нее не было обручального кольца, подвенечного платья, и не было никаких праздничных приготовлений. Бен не становился на колено и не произносил торжественных речей. И все же Эран знала, что она готова. Она бы вышла за него замуж прямо в чистом поле, в простой рубахе! Она жила бы с ним в грязной лачуге и любила бы его до конца своих дней.

Сияющая, она легко дотронулась до его лица:

— Что тебя привело к этому?

— Эмери. Потом тот парень, который пытался меня убить. Потом Индия… чем больше я думал, тем больше все так потихоньку и складывалось. Это правильное место, и правильное время для нас. Если… если ты не возражаешь, что нет всех свадебных причиндалов, платья, гостей… — улыбнулся Бен.

— Да наоборот — хотя это в первый раз, за все время, которое я тебя знаю, ты отказываешься от вечеринки! — сказала Эран.

— Ну, это мы можем и потом устроить, дома, — сказал Бен.

— М-м. А как здесь выходят замуж? Как люди женятся в Индии? Что мне надо делать? — спросила Эран.

— Ну, если ты не жаждешь устроить католическую церемонию, я предпочел бы, чтобы нас поженили по индуистскому обряду. Здесь, в Варанаси, в том же самом храме, если возможно, — ответил Бен.

— Здорово, я хочу… А они примут меня? Или мне надо сначала принять веру или как-то поклясться, что я буду верной женой для индуса? — спросила Эран.

— Нет! Они сделают все просто так. Я узнаю, где живут монахи, и поговорю с нашим приятелем. Но, Эран, ты не передумаешь? Я понимаю, мы в отпуске, но это не романтический жест. Это серьезно, это на всю жизнь, — тихо сказал Бен.

— На всю жизнь! На всю нашу жизнь — это наше будущее, все дни вместе! — Эран потянулась к Бену и поцеловала его; шарф соскользнул с ее головы, солнечные лучи ласкали ее щеки.

Три дня спустя Эран и Бен вступили в брак в храме на берегу священной реки Ганг. Бет и Тхан стояли рядом с ними, выступая официальными свидетелями на церемонии, украсив новобрачных гирляндами цветов после приветственных возгласов. А затем «просветленный» благословил их, обнял и пожелал им много здоровых детей. Когда они повернулись к выходу, монах в глубине храма заиграл на ситаре, и все были очень растроганы: узнав, что Бен певец, они не могли не сыграть для него. Эран подумала, что не променяла бы эту музыку на целый Лондонский симфонический оркестр, и понимала, что Бен не мог бы быть сейчас более счастлив, даже если бы здесь сейчас оказалась Мария Каллас, исполняющая знаменитые арии.

Когда они вышли из полутемного храма на яркий свет, Тхан приказал им остановиться и отступил несколько шагов назад, чтобы сделать снимки на память: если он не запасется доказательствами, дома никто не поверит, что все это произошло. Свадьбу было нетрудно устроить: все, что им понадобилось, это паспорта, и Бен нашел прекрасное золотое кольцо с резной оправой для камня. Новобрачные улыбались Тхану, а потом Эран расхохоталась, чувствуя себя одновременно и очень счастливо, и очень глупо в своем сари.

Она никогда раньше не носила сари и чуть не задушила сама себя, пытаясь утром надеть его, но Бен пришел в настоящий восторг, когда увидел складки бледно-желтого шелка, украшенные мелкими звездочками. Руки и голова Эран были задрапированы тончайшей вуалью.

— Ты выглядишь потрясающе. Ты теперь будешь всегда у меня так дома ходить! — воскликнул Бен.

Эран рассмеялась, представив, что подумает Рани, увидев ее в таком виде. И Дива тоже — теперь она свекровь, да, у нее появилась целая семья! А вот Гай пустит себе пулю в лоб, когда услышит, и Бену тоже!

Тхан сделал фотографии, все поблагодарили монахов и удалились в отличном настроении. Все получилось так просто! Через несколько минут они оказались у себя в гостинице, Тхан достал шампанское, и они распили бутылку вчетвером во дворе, осыпанные лепестками роз. Потом Бен и Эран переоделись и отправились гулять. Они шли вдвоем по берегу, любовались широкой рекой, пристанями, суденышками.

Его губы коснулись щеки Эран.

— Счастлива? — шепнул он.

Вместо ответа Эран села на траву, достала гобой и заиграла. «Аве, Мария» Гуно понеслась над рекой, чистая и прозрачная мелодия плыла над берегами, над водой, означавшей не смерть, но жизнь!

— Да не может быть! Только не это! — воскликнула Аймир.

— Да нет же. Так просто все и получилось! — сказала Эран.

В голосе Аймир было столько недоверия, словно было первое апреля — она была совершенно уверена, что ее разыгрывают.

— Но к свадьбе готовятся месяцами! Нужно договориться в церкви, заказать гостиницу, угощение и цветы, одежду, составить список приглашенных, потом — подарки, музыка, подружки, надо организовать свадебное путешествие, машины, торт… — Аймир умолкла.

— Да у нас и так получилось свадебное путешествие, гостей не было, а на мне было сари, — сказала Эран.

— Сари? — переспросила Аймир.

— Да, из желтого шелка. Я купила его на рынке накануне, — сказала Эран.

— На рынке? — Аймир была поражена.

— Ну, я сама там когда-то начинала. В рынках нет ничего плохого, правда? — засмеялась Эран.

— Да нет же — о Эран! Что ты наделала? Что скажет твоя мама? — Аймир просто слов не находила.

— «Поздравляю», я надеюсь, — фыркнула Эран.

Они обе расхохотались: Аймир у себя в Ирландии, Эран — в Лондоне.

— Ну, я тебе скажу, вы оба — темные лошадки! Я бы хотела, чтобы ты сказала нам, мы бы прислали телеграмму… о, как бы я хотела там быть, это, наверное, было очень красиво? — спросила Аймир.

— Так прекрасно, ты просто не можешь себе представить! Извини, что не предупредила, я и сама заранее не знала, и в любом случае, ты бы не смогла приехать.

— Нет, но — Рианна… — Аймир запнулась.

Эран почувствовала, что Аймир прикусила язык, и догадалась, о чем она подумала. Однажды они уже собирались поручить Рианне нести шлейф свадебного платья на несостоявшейся свадьбе Эран с Тьерри. Правильная свадьба с неправильным мужчиной — и по неправильным соображениям. Ух!

— Аймир, я хочу поговорить с тобой насчет Рианны, — сказала Эран.

— Господи, Эран, ты… ты… ты не… — Аймир умолкла.

— Прости, Аймир. Я не собиралась тебя встревожить. Послушай, мы не можем говорить об этом по телефону, но я приеду в Данрасвей в следующую субботу. Ты можешь быть дома с Дэном, и чтобы Энни присмотрела за детьми? Надо поговорить обо всем, спокойно, без эмоций. Я возьму машину напрокат, чтобы не оставаться там на ночь, — сказала Эран.

Последовала долгая пауза.

— Хорошо. Я сделаю, как ты сказала. Но… — Аймир не знала, что сказать.

— Пожалуйста, Аймир! Не паникуй, все будет в порядке, я обещаю. Мы все устроим, уже скоро, — сказала Эран.

— Ты когда-то сдержала свое обещание, Эран. Я надеюсь, сдержишь и на этот раз, — сказала Аймир.

— Конечно, сдержу. Увидимся в субботу. — И Эран повесила трубку.

В субботу Эран проснулась в шесть часов, и когда она оделась, то разбудила Бена.

Его глаза медленно открылись, и он потянулся, чтобы Эран перестала его тормошить.

— Что такое? Который час? — пробормотал он.

— Еще рано. Послушай, мне надо идти. Ты сегодня работаешь в студии? — спросила Эран.

— Да, а куда ты собираешься? — спросил Бен.

Ей было противно врать, она растерялась.

— За покупками. На Камден-Лок — там лучше всего с самого открытия. Ты сегодня обедаешь дома? — Эран суетилась, чтобы не встречаться с Беном глазами.

— Это зависит… Скорее всего, нет. Мы можем задержаться допоздна и тогда пойдем ужинать в ресторан. Я тебе позвоню, и ты сможешь к нам присоединиться, — предложил Бен.

— Хорошо. Тогда договариваемся на поздний ужин, там и встретимся. Поспи еще немного, — сказала Эран.

Вместо этого Бен сел и посмотрел на жену, откинув волосы с лица, взъерошенный и сбитый с толку.

— Там страшный ливень. Ты вся промокнешь до нитки, — сказал он.

— Не имеет значения. Я возьму зонт. Пока, милый, — бросила Эран.

И прежде чем Бен успел ответить, она чмокнула его в щеку и умчалась. Она быстро шла по Хэмстед-роуд, пока не увидела такси и не остановила его. Эран попросила отвезти ее в аэропорт Хитроу.

Дождь заливал окна машины. Эран была довольна, что водитель был неразговорчив в этот ранний час — она бы не могла вымолвить ни слова. О чем можно было бы говорить в этот жуткий день, день, который начался со слез, какой-то серый от предчувствия страшной печали?

Глубоко несчастная, Эран сидела, глядя прямо перед собой, проезжая по пустым улицам, страдая от бесконечной душевной муки, предощущая боль, которую ей предстояло причинить.

На этот раз самолет в Корк был наполовину пуст. Его немного поболтало над океаном при посадке. Над океаном, поглотившим Конора, Дерси, Эмери и другие свои жертвы. Мрачная и тоскливая, Эран была похожа на Корк: он был мрачный, безлюдный, занавески на всех окнах задернуты в еще не проснувшихся домах. На полдороге Эран остановилась в придорожном кафе, посидела над чашкой чая, не желая приехать слишком рано. Не желая приезжать вовсе!

Около десяти часов она свернула в проезд к Рафтерам, зная, что они услышат ее машину и выйдут ее встречать, как обычно — Дэн, Аймир, дети… но когда дверь открылась, то показался только Дэн, с лицом мрачным, как смерть.

Но он поцеловал ее и попытался улыбнуться.

— Эран, дорогая, проходи, — сказал Дэн.

В доме все было проще и в то же время — как-то хуже. Эран слышала три детских голоса на кухне, увидела мельком быстроглазую Сорку, чистенькую, в пушистом комбинезоне. На секунду Эран застыла. Она не могла сделать это. Не могла!

Дрожа всем телом, она взглянула на Дэна. Его тоже колотила мелкая дрожь.

— Я, я… о Дэн, прости, я не могу этого выносить… — Эран умолкла.

Опечаленный, Дэн даже в этом состоянии утешал ее, он дал ей прислониться к его крепкому плечу, погладил по голове, пока она боролась со слезами. Позже, они все выплачутся позже, но не сейчас!

Появилась Аймир — собранная, очень бледная, обняла Эран, стараясь не встречаться с ней взглядом. А потом прибежали дети, один за другим они бросались к Эран, целовали ее своими нежными губами, пахнущие сном и завтраком. Сорка, пятилетняя крошка. Эммет в пижаме и ковбойской шляпе и… Рианна. Рианна, ее дочь, их сестра, слишком большая, чтобы вешаться Эран на шею, она макушкой доставала ей до талии. Прекрасные карие глаза, вспыхнувшие радостью при виде ее:

— Эран! Эран! Ты вернулась!

Ноги у Эран подогнулись, когда она страстно привлекла ребенка к себе, покрывая поцелуями ее лицо, замечая малейшие изменения на личике, появившиеся за то время, пока она ее не видела. Мягкая смуглая кожа, и новый зубик появился, теперь все зубки у Рианны были плотные, ровные; розовые губы, удлинившиеся ноги, потерявшие детскую пухлость.

— О булочка. Ты моя булочка! — говорила Эран без устали.

Вокруг руки Эран сомкнулись ручки, уже не в ямочках, а гибкие и сильные. Рианна цеплялась за нее, как маленькая. Губы Эран не отрывались от свежего личика.

— Ты скучала по мне? Скучала? — спрашивала Эран.

— Да, Эран, а знаешь что? У Эммета была корь, у него были такие красные пятна, ему пришлось ходить в перчатках, чтобы не чесаться, он был такой смешной! А у Сорки новый трехколесный велик, а я могу ездить на велосипеде без дополнительных колесиков, ну без этих, которые раньше были для устойчивости, а бабушка водит нас в гимнастический зал — мамочка, как он называется, я опять забыла? — затараторила девочка.

— Гимнаул. — Это произнесла Аймир.

— В гимнаул, а еще пони, прыгающие в Корке на следующей неделе — продолжала болтать Рианна.

Сердце Эран словно раскололось на две половинки. Она не могла вынести взгляда, которым Рианна неожиданно посмотрела на нее.

— Почему ты так долго не приезжала? Мы были плохие? Ты нас разлюбила? — спросила девочка.

О Господи! Нет, только не это, не сейчас! Все трое смотрели на Эран пристально, неотрывно, с легким укором.

— Ну почему? — теребила ее Рианна.

— Потому что… потому что я живу в Лондоне. Это далеко, — еле вымолвила Эран.

Рианна оживилась, выпрямилась и с важностью сказала:

— Я знаю, где это. Тебе надо было лететь на самолете.

— Да. На самолете, — сказала Эран.

Ее сердце колотилось с такой силой, что она даже не слышала стука в дверь, не заметила, как вошла Энни Мак-Гован, пока женщина не появилась прямо перед ней. Выражение ее лица сказало Эран, что она тоже все знает, и сердце ее ноет.

— Энни, как приятно тебя видеть…

Слова Эран оборвались всхлипом. Когда-то она работала для Энни, и сейчас ей хотелось прислониться к ней, выплакаться на ее груди, умолить ее найти какой-нибудь другой выход из сегодняшнего жуткого дня. Но Энни только покачала головой и слегка обняла Эран, прежде чем повернуться к детям. Малейшее промедление, казалось, говорил весь ее вид, — и все пойдет насмарку.

— Отлично, ребятишки, одевайтесь побыстрее и отправляемся, будете мне сегодня помогать делать сыр, так что надевайте ваши старые одежки, — скомандовала Энни.

Эммет и Сорка выбежали, а Рианна осталась.

— Нам всем надо, Энни? Я хочу остаться с Эран, — сказала она.

С грустью девочка вложила свою руку в руку Эран. Ее теплая рука, такая крепкая и невинная! И потом — улыбка, полная надежды.

— Можно, я останусь? Пожалуйста?

Голос Аймир резанул слух:

— Нет, Рианна, иди и собирайся, быстро.

Покраснев, девочка умчалась, и Эран поплелась на кухню. Аймир разлила кофе, к которому никто не притронулся, ожидая, пока троица детей не отправится вместе с Энни.

Дети появились умытые и одетые, выстроились, как солдатики, и торжественно выставили ладошки для проверки. Едва взглянув, Аймир одобрительно кивнула, и они ушли. В двери Рианна остановилась, повернулась и послала Эран воздушный поцелуй:

— Пока, Эран. Увидимся!

Эран сорвалась с места, подбежала к девочке и обняла ее с необычной силой:

— До свиданья, милая! Обещай мне, что будешь хорошо себя вести?

Кудряшки послушно кивнули.

— И… и… — Эран чуть не плакала.

Девочка печально посмотрела на нее.

— Что? — спросила она.

— Я люблю тебя. Ты очень дорогой для меня человек. Особенная девочка! — пролепетала Эран.

— Я тоже люблю тебя, Эран, — сказала Рианна.

Обняв Эран в последний раз, она побежала за братом и сестрой.

Слезы текли ручьями по лицам троих взрослых, но постепенно они успокоились, стали говорить связно и договорились о дальнейшем распорядке. Когда Рианне исполнится шестнадцать лет, ей расскажут обо всем и предоставят ей возможность выбирать, где и с кем ей жить дальше. С сегодняшнего дня и до тех пор Эран не будет с ней общаться, никогда больше не приедет в Данрасвей, никогда не будет с ней разговаривать — даже по телефону.

Раз в год Аймир будет писать обо всем, кроме каких-то срочных ситуаций, и тогда уже все будут действовать по обстоятельствам. Иначе их дружеским отношениям пришел бы конец.

— Это ужасно, Аймир! Я ненавижу каждое свое слово, но это единственный путь. Я так скучаю по ней, я хочу быть с ней все сильнее! Я ее просто выкраду, если так будет продолжаться! Я уже столько раз хотела рассказать Бену, прямо еле сдерживаюсь! Но если он узнает, что у него есть дочь, что восемь лет ее жизни прошли мимо него, что она была здесь, с вами, — я уверена, что он заберет ее, разрушит ее жизнь, разрушит вашу семью. Я не могу так поступить ни с вами, ни с ней, — рыдала Эран.

Она как наяву слышала слова Ханнак Лоури:

— Интересы ребенка. Ты должна всегда ставить на первый план интересы ребенка. Всегда!

Аймир с усилием сделала глотательное движение:

— Рианна очень расстроится, Эран. Она все время спрашивает о тебе. И она уже достаточно взрослая, чтобы тосковать по тебе, чтобы понять, что ты никогда больше не приедешь.

— Я знаю. Надо будет отвлекать ее, пока она не забудет. Дети забывают. Уолтер Митчелл сказал это как-то раз, и это правда, — тихо произнесла Эран.

Это прозвучало очень жестко, но ей надо было быть жесткой, твердой. Или так, или она сломается и увезет Рианну прямо сегодня, испугает ребенка и разобьет жизнь семьи Рафтеров. В Лондоне Рианна будет рыдать неделями, месяцами, безутешная вдали от своих мамы и папы, брата и сестры, от пони, собаки, от своего дома. Она просто возненавидит и Эран, и Бена, никогда им не простит, никогда их не поймет!

Дэн посмотрел на них обеих.

— Мы могли бы позванивать, изредка… — начал он.

— Нет, Дэн. Каждый раз, когда ты звонишь, я трясусь от страха, что ты проговоришься или Бен спросит, как там дети и как-то все сложит по кусочкам. Каждый раз, когда я звоню вам, мне хочется поговорить с Рианной, услышать ее голос, я надрываю себе сердце! Я вас обоих очень люблю, я никогда не забуду ничего, что вы для меня сделали, и всегда буду вас любить. Но мы больше не можем общаться. До 1996 года, — сказала Эран.

— Эран, это же восемь лет! А что потом? — спросил Дэн.

— Потом Рианне понадобится ее свидетельство о рождении, она будет уже достаточно взрослая, чтобы, может быть, принять то, что я сделала. Вы можете потихоньку подготовить ее к этому или рассказать ей все сразу, что мне кажется лучшим вариантом, когда она подрастет. Но до тех пор — ни слова! — умоляюще простонала Эран.

Глядя в грустные глаза Дэна, всматриваясь во встревоженные глаза Аймир, Эран чувствовала себя одновременно и убийцей, и жертвой. В кухне еще чувствовался слабый «молочный» запах детей, она различала их голоса, не младенческий лепет, но звонкие и чистые звуки. Как звуки гобоя в гималайской деревне!

— Если Рианне когда-нибудь что-то понадобится, сразу дайте мне знать. Или если она заболеет — это единственные исключения! Но особенно если она захочет учиться музыке или брать уроки пения или понадобятся дополнительные занятия в школе, все в таком роде, — договорила Эран.

— Мы думали о том, чтобы купить ей пианино. Мама подарила ей игрушечное на Рождество, и Люк учит ее понемногу, ей нравится, — сказал Дэн.

Моментально Эран достала чековую книжку и выписала чек.

— Купите ей хорошее пианино, — попросила она.

— Хорошо, купим, — кивнул Дэн.

— Да. И когда ей будет шестнадцать лет… если она захочет увидеть меня или Бена… да, ей предстоит учиться еще два года. Я думаю, мы сможем убедить ее и как-то дать ей почувствовать, что у нее два дома, что в обоих ее любят, — сказала Эран.

— Конечно, она может проводить каникулы с тобой, а может быть, у нее… — Дэн не договорил.

— Что? — спросила Эран.

— У нее будут братишки и сестренки в Лондоне, — договорила за мужа Аймир.

— Я тоже надеюсь на это, Аймир, потому что единственный способ вынести разлуку с Рианной — это другой ребенок. Я буду ждать до тридцати лет, но в следующем апреле мне будет уже двадцать девять, и я уверена, Бен не будет возражать так сильно, если это случится чуть пораньше, тем более после того, как мы уже поженились, — сказала Эран.

— Да, ты права. Бен стал гораздо более постоянен, он теперь сильнее привязан к тебе. Если у тебя будет другой ребенок, это могло бы помочь — облегчить… — Аймир умолкла.

Облегчить потерю первого. Возможно ли это? В ту минуту Эран не думала, что хоть что-нибудь может ей помочь. Когда Рианна была младенцем и Бена не было рядом, Эран по крайней мере могла часто видеться с нею, что было большим утешением. Но с этого времени у нее не будет такой возможности. Она больше не могла продолжать жить в обмане, украдкой вырываться к девочке и потом рваться снова сюда, оставляя Рианну в недоумении. Эран больше не могла продлевать агонию, от которой, как она знала, Дэн и Аймир тоже страдают в глубине души. Она сама больше не могла оставаться на краю этого семейного гнезда, которому никогда не сможет принадлежать полностью! Если у нее будет другой малыш, ее друзья даже не узнают, не увидят его, и она никогда их больше не увидит. Эран не увидит ни Энни, ни Акила, если только они не приедут в Лондон, а она не думала, что Энни туда поедет. Ее сыры путешествовали в Лондон, но не сама Энни. Даже Валь. Шер и Молли были в Америке… Конор и Дерси мертвы, все было кончено. Эта часть ее жизни была завершена. Энни догадалась об этом сегодня утром, каким-то образом она поняла, что это была их последняя встреча.

Эта деревня останется для Эран воспоминанием — дорогие ее друзья, ее первый ребенок. Кроме Рианны, очень сильно страдала и Аймир. Это она с Дэном подарили ей гобой, Аймир привела ее к себе в дом, учила ее, дала книги, которые открыли перед Эран огромный мир! Поэтому Рианна должна остаться с ними. Они были замечательные, настоящие родители. Их дом был домом Рианны. Домом, которому она принадлежала.

Эран Кэмпион предстояла другая жизнь. У нее в некотором роде уже был другой ребенок — у нее был Бен. Всхлипывая, она встала.

— Я… я сейчас поеду. Не говорите ничего. Пожалуйста, больше ничего не говорите!

Рафтеры ничего не говорили, они просто поднялись вместе с ней, обняли ее крепко-крепко и на минутку застыли в молчании. Дэн старался держаться мужественно, Аймир, все еще внешне привлекательная, впервые выглядела на свои сорок лет. В лице Аймир Эран видела, как исчезает ее собственная молодость, чувствовала, как что-то растворяется между ними, исчезает. Они всегда будут любить друг друга, но Аймир больше не была матерью Эран. Она стала матерью Рианны.

Лондон показался Эран совершенно нереальным, какой-то декорацией на сцене. Эран поразило и то, как ей удалось за один день преодолеть такие расстояния.

Дома никого не было, только на автоответчике мигала лампочка, сигнализируя о посланиях Бена: обед в десять, у Лангана. Благодарная Богу за его отсутствие, она поднялась в спальню, ничком упала на кровать и почти час проплакала, опустошая свое сердце, чтобы оно не разорвалось, когда она увидит Бена. Потом Эран приняла ванну, переоделась и попыталась привести лицо в порядок, спрятать следы горя.

Это у Эран не получилось. Бен все заметил, как только она вошла в зал, приветливо улыбаясь Майлсу, Джейку и Тхану, их женам, всей группе, среди которой надеялась затеряться. Освобождая для Эран место рядом с собой. Бен искоса взглянул на нее.

— А что это за макияж?

— Ну, мы же в ресторане, на людях, — ответила Эран.

— У тебя все лицо опухло. Ты выглядишь утомленной, — сказал Бен.

— Да все в порядке. Как дела в студии? — спросила Эран.

Ей удалось каким-то образом продержаться, пока они не вернулись домой. Эран была рада, что Бен не притащил всех друзей с собой, как обычно. Вместо этого они сразу пошли спать. Эран впервые не смогла ответить на его ласки.

— Да что с тобой, булочка? — взволнованно спросил Бен.

— O-о… нам же необязательно каждый раз заниматься любовью, правда? — смутилась Эран.

— O-о, как это по-ирландски! Да нет, необязательно, но ты не просто устала. Что-то случилось… ну давай! Расскажи мне, — заявил Бен.

Эран хотела, она очень хотела бы рассказать ему. Ей хотелось укрыться в его заботливых руках, рассказать ему все до последнего, обо всех этих ужасных вещах, которые она наделала, и о сегодняшнем ужасном дне, о том, какая она страшная женщина. Но она не могла! Утопив все в своем сердце в прошлом, Эран забылась холодным, каким-то черным сном.

Этому было суждено случиться, думала Эран. Радость от замужества смешалась с болью потери Рианны, и она страшно переживала. Она сочиняла слова для какого-то веселого мюзикла, который написал Бен, а в следующую секунду ее рука безвольно замирала, и Эран видела перед собой расстроенное лицо Рианны — как она пришла домой тем вечером, ожидая застать Эран. Что Дэн и Аймир сказали ей, как объяснили отсутствие Эран, как Рианна это восприняла?

Эран просто потеряла бы рассудок, если бы продолжалась прежняя жизнь. Только работа ее спасала. Она судорожно писала, распоряжалась по дому, как будто это был армейский лагерь, вникала во все детали бизнеса с Ларри Беккером, отвечала на тысячи писем в фэн-клубе. Со дня покушения популярность Бена стала просто бешеной, письма сыпались со всего мира: из Европы, Америки, отовсюду — от Честера до Чили. Эран планировала следующие гастроли с Кевином, развлекала гостей, красила холл, копала грядки в саду и сажала тысячи луковиц цветов.

— Ты забросила свой гобой, — заметил как-то Бен.

— Бен, ты не видишь, что ли, как я занята! — отмахнулась Эран.

Затем, чувствуя себя виноватой, что накричала на него, Эран часами играла, до изнеможения, порой забывая о его присутствии, пока ее сознание не уплывало в немыслимые дали, до тех пор, пока музыка не приводила ее в чувство. Тогда она снова забрасывала инструмент, сердясь на саму себя. Озадаченный Бен смотрел на нее в недоумении, как будто они поменялись характерами: теперь миротворцем выступал он, а Эран бурлила и кипела.

— На тебе так много обязанностей. Почему бы тебе не предоставить Бет заниматься домом? — спрашивал он.

Эран не нуждалась в Бет. Вокруг нее и так было полно людей. Бет помогала раз в неделю со стиркой и тому подобными делами по хозяйству. Но Эран не хотела приглашать домработницу на целый день, ей нужно было уединение и спокойствие.

Бен настаивал:

— Да мы ведь можем себе это позволить.

Это вызвало у Эран легкую улыбку. На следующий день после возвращения из Индии произошел грандиозный обвал на рынке акций. Среди всеобщей паники Бен обратился к ней, явно озабоченный:

— А у нас деньги были вложены в акции?

— Нет, Ларри устроил самые разные инвестиции, но, похоже, я позаботилась, чтобы они были очень банальными и заурядными. И надежными. Наши личные сбережения все идут по ведомству почты, — ответила Эран.

— Почты? — переспросил Бен.

Эран не могла не рассмеяться:

— Да. На долговременных счетах с высокой степенью защиты.

С явным облегчением Бен заметил, что она странная девица, но точно спасительница. После этого Эран почувствовала себя лучше, после всего того хаоса, который получился из контракта со студией «Шваб». И не имело значения, сколько раз Бен говорил ей, что она не могла заранее знать, что «Шваб» проглотит «Седар», — Эран все равно чувствовала себя в ответе; а кроме того, это отучило ее от амбиций лезть в каждую дырку карьеры Бена. У нее был опыт работы в офисе Филипа Миллера, у нее был диплом ее колледжа, но Ларри Беккер изучал экономику в Оксфорде и менеджмент в Гарварде. Он был «тяжеловес». И все же Ларри терпеть не мог, когда Эран вмешивалась, а она в свою очередь терпеть не могла, когда Ларри называл ее забиякой и курицей — хотя она не диктовала ему, во что инвестировать, она просто запрещала делать то, что считала ненужным. Эран гордилась, что наложила запрет на инвестирование в акции.

В ту зиму Бен выступал с гастролями в Австралии. Концерты проходили в огромных залах в Мельбурне. Сиднее. Аделаиде, Перте. Сердце Эран не знало покоя, даже несмотря на уверения Тхана, что предприняты все возможные меры предосторожности.

— Эран, ты не сможешь так жить все десять лет. Учись расслабляться. Займись йогой, — советовал ей Тхан.

В отчаянии Эран действительно стала заниматься йогой и была просто потрясена эффектом. Это научило ее не только разумно относиться к риску, но и помогало справляться с повседневной суетой и стрессом, научило ее относиться ко всему более философски. Даже к Рианне: у Эран стала появляться робкая надежда среди этой кромешной безнадежности, моменты спокойствия, когда казалось, что она поступила правильно, что со временем она примирится с этим. Научится снова жить!

Она была довольна, когда отложилось на год празднование их свадьбы с Беном. Они решили перенести его и совместить с ее двадцать девятым днем рождения. К тому времени она опять уже могла контролировать свои смятенные чувства, могла честно сказать Бену, что чувствует себя гораздо лучше. Не понимая, что с ней происходит, Бен очень беспокоился, был очень нежен и заботлив. Ко всеобщему удивлению, он оказался очень преданным и внимательным мужем.

Для Эран было огромным облегчением, что ей больше не надо было лгать и изворачиваться, все время быть настороже. Разве что иногда. Однажды, в начале лета 1988 года, она сидела в саду и играла на гобое, когда Бен подошел к ней и нежно поцеловал в затылок.

— Ты что-то давно не была дома, — заметил он.

— Здесь мой дом, — ответила Эран.

— Я имею в виду Данрасвей, куда ты все время стремилась, — пояснил он.

— Я… я потеряла контакт с ним. Я больше не могу везде успевать. — Эран отвернулась.

— И Рафтеры давно не звонили. Очень давно, — сказал Бен.

— Нет… но у них, наверное, много дел, ведь трое детей. У нас сейчас разная жизнь, осталось так мало общего, — сказала Эран.

— А может, и нет. Но ты же знаешь — ты свободна и можешь ехать, куда пожелаешь. Прости, если я раньше тебе как-то мешал, — вздохнул Бен.

Она резко обернулась и заставила себя улыбнуться:

— Что такое? Ты пытаешься сплавить меня куда подальше? Уж не очередная ли Саша появилась на горизонте?

— Пожалуйста, Эран! Это не смешно. И несправедливо, — нахмурился Бен.

И в самом деле, это было несправедливо. Когда Бен принимал какое-то решение, он уже не сворачивал с выбранной дороги, а насчет Эран он все уже решил. Люди говорят, что у рок-музыкантов обычно получается какой-то бардак, а не брак, но это не всегда так. Пол Маккартни прожил с Линдой Истман уже двадцать лет. А Бену всегда нравилось превосходить рекорды соперников.

От Акила пришло письмо. Он собирался организовать рок-фестиваль в августе, на целую неделю, нельзя было бы помочь при случае? Эран отметила все, что он перечислил, с удовольствием собрала коробку вещей, которые Бену предстояло подписать, в том числе кожаную куртку с запекшейся на рукаве кровью, его невыпущенные диски, кучу всяких других предметов, чтобы его известные приятели тоже их подписали. Какой-нибудь завзятый фанат будет счастлив получить эту куртку, от которой она была только рада избавиться. Человек, который пытался застрелить Бена, сидел в тюрьме. Суда не было — он был не в состоянии давать показания. Но Бену очень сочувствовали, писали совершенно незнакомые ему люди… И только Молли осталась безучастной. Вопреки подозрениям Шер и опасениям Эран, Молли не принесла все свое имущество в жертву секте, напротив, она с гордостью писала, что выбрана вдохновлять других делать пожертвования и распоряжаться ими. Эран коробило все это, но она написала матери, рассказала о своей индусской свадьбе. После этого со стороны Молли последовало весьма выразительное молчание.

Эран понимала, что больше писем не будет, что она потеряла свою кровную мать, так же как утратила связь со своей приемной матерью. Последний родитель, последняя связь… но вскоре она сама станет матерью, у нее родится ребенок, все будет по-другому, и все будет хорошо. Ее собственная семья, ее собственный малыш!

Рани была беременна. Однажды осенним вечером она пришла вместе с Тьерри, буквально вся сияя от восторга. Эран и Бену достаточно было взглянуть на нее, чтобы догадаться.

— У тебя будет малыш! — воскликнул Бен.

— Ошибочка. Попробуй снова, — прищурилась Рани.

Бен улыбнулся:

— У тебя родится маленький врач или менеджер супермаркета в белом халате, с маленькой тележкой в руках!

— Нет. — Тьерри улыбался так широко и бессмысленно, что Эран подумала — не напился ли он на радостях?

— Ну так что ж еще? — Бен развел руками.

— Трое малышей! У нас будет тройня! — воскликнула Рани.

Трое! Но это же будет круглосуточный кошмар! Как Рани умудрится сохранить свою практику? Да она поспать толком не сможет, она станет просто опасна для своих пациентов!

— Ну, я об этом подумала. Может быть, придется взять няню или послать все в одно место… — смеялась Рани.

— Рани Марран, ничего подобного ты не сделаешь! Это то, в чем мужчины всегда обвиняют женщин, — что они бросают карьеру, когда беременеют, все бросают, когда заводят детей. И Тьерри придется непросто — содержать вас пятерых на одну зарплату, — сказала Эран.

— Ну, я могу работать на полставки. Но сколько женщин сразу рожают тройню? — гордо спросила Рани.

— Немного. Но погодки бывают часто. Женщины как-то борются, сохраняют работу — или потому, что вынуждены, или потому, что им нужен стимул, — заметила Эран.

— Какие еще нужны стимулы при троих детях? — спросила Рани.

У нее был такой важный вид, что Эран не могла не рассмеяться, но потом она сама задумалась. В какой главе феминистских талмудов пишется о тройнях? Рани, казалось, позабыла все слова из тех, что когда-то знала о феминизме. Но тут Тьерри выдал ответ:

— Дорогая, я не хотел загонять тебя в такую ситуацию. Ты столько училась, ты зарабатываешь больше меня. Я уйду с работы и буду заниматься малышами.

Он просто светился от радости, а вот Рани выглядела так, словно была готова снести ему голову рыбным ножом.

Следующим летом у Рианны появилась троица двоюродных родственников, а у дяди Бена появился племянник Гай, племянник Фредди и племянница Эми. Гай-старший был очень польщен, даже потеплел в отношениях к своему французскому зятю-торгашу.

— Ну ясно, он уже не занимается продажами. Хотя я не знаю, что хуже, мужчина в торговле или мужчина в фартуке, — ворчал Гай Хейли.

Но при этом он держал на руках Гая-младшего, окрещенного в Серри. Крещение было выполнено со святой водой Ганга. Это был причудливый компромисс — Рани была индуской. Тьерри — христианином, но они решили растить детей в обеих верах, чтобы те сами могли окончательно решить, когда вырастут, какую веру исповедовать. На Эран это произвело очень большое впечатление.

Гай Хейли с укором сказал ей:

— Я так понимаю, что ты не преминешь усадить моего сына дома, зарабатывая на пропитание?

Это прозвучало очень обидно. Эран не была беременна. Но она не задержалась с ответом:

— То есть вы хотите сказать, что лучше муж-домохозяйка, чем муж — рок-музыкант?

Гай Хейли строго нахмурился, готовясь смешать Эран с грязью, но Дива заметила, как у нее задрожали губы, и вмешалась:

— Когда Эран надумает, она будет прекрасной матерью, а ты лучше будь поласковее с ней, а то она не разрешит тебе видеться с внуками.

Это его урезонило, а Дива взяла Эран под руку и повела по саду:

— Прости его, милая. Ты же знаешь, какой он. Он очень чувствительно относится к… к некоторым вещам.

Эран подумала, что Гай Хейли — такой же чувствительный, как его любимая Железная Леди. Но вот Дива действительно была очень чуткая, искренняя. Эран доверяла Диве. Какая жалость, что гинекологом был как раз Гай, а Дива — педиатором… Ни один нормальный человек не доверит свое тело или своего младенца Гаю! Эран понять не могла, почему у него была такая успешная практика. Скорее всего, наработанная техника, но никак не человечность.

Но Дива в любом случае была врачом, она разбиралась в этом. И Эран решила довериться ей:

— Да, я хочу быть матерью. Сознательно. Но пока не получается.

Какое-то время Дива молчала, внимательно глядя в эти встревоженные серые глаза. Потом она погладила Эран по руке.

— Не беспокойся, Эран. Для этого нужно время.

Эран подумала о Рианне, для появления которой не понадобилось много времени.

— Ну в общем-то, я пытаюсь с тех пор, как мы поженились, — сказала она.

— Ну, это всего два года. Ты все еще молода, — ответила Дива.

— Мне уже тридцать, — вздохнула Эран.

— Ну разве это не здорово, что у тебя есть еще время просто наслаждаться своим состоянием жены? Бен очень счастлив, и я так рада за вас обоих, так что и ты радуйся! Не омрачай себе жизнь… Когда появятся дети, у тебя уже не будет столько времени для Бена, — заметила Дива.

Эран показалось, что она поняла. Некоторые браки давали трещины, мужья оказывались отвергнуты, на первом месте во всем оказывался малыш. Вот тогда и начинались неудовлетворенные ожидания, невысказанные претензии, противоречия… если только людям не удавалось, как Дэну и Аймир, всю жизнь сохранять свои чувства. Это было не просто. Но в браке очень важно было отношение каждого к этому вопросу.

— Я найду время. Если ты считаешь, что только фанаты обожают Бена, то ты еще меня не видела! — сказала Эран.

— Вот это хороший настрой! Перестань беспокоиться, предоставь вещам идти своим ходом, — сказала Дива.

— Ты полагаешь, что нет повода для беспокойства? — улыбнулась Эран.

— Нет. Может быть, позже, если ничего не изменится, я посоветую тебе обратиться к одному из моих коллег, или Бену надо будет провериться. Может быть, это его «водопровод» барахлит, а это меня бы и не удивило — с его-то образом жизни! Бог знает, что бы он сейчас вообще делал и где бы был, если бы не ты, — произнесла Дива.

— В клинике Бетти Форд лежал бы или собирал бы маргаритки на лугу в психушке! — фыркнула Эран.

Они обе рассмеялись этому искреннему ответу, и смех снял напряжение.

В день весеннего равноденствия, двадцать первого марта, Рианне исполнилось десять лет. Эран сидела за кухонным столом с письмом Аймир в руках. Это было нарочито короткое письмо, с тщательно подобранными словами, подтверждающими, что все хорошо. А фотография говорила о большем! Вся «пятерка» Рафтеров стояла рядом с домом, здоровая счастливая семья, волосы у всех развевались на ветру, они улыбались в камеру. Их, наверное, снимала Энни.

Рианна стояла рядом с Дэном, его руки обнимали ее плечи, ростом девочка была ему по грудь. Она была высока для своего возраста, с такими же стройными ногами, как у отца, и с такой же ямочкой на левой щеке, как у него. У нее теперь были более длинные волосы, они локонами лежали на плечах, и во всей ее позе была независимость — в том, как она стояла, широко расставив ноги в сандалиях и засунув руки в карманы шорт. У Рианны была уверенная и веселая улыбка. Было совершенно очевидно, что это счастливый ребенок, и Эран разрывали противоположные чувства: радость и горе. Она разрешала себе только один такой день в году — весь день носила с собой фотокарточку, а потом прятала ее в коробку на чердаке и ждала следующего года. Еще одного…

Бен отправился в студию звукозаписи в очень бодром расположении духа. Через несколько недель ему возвращали права на музыку к фильму, и сама эта мысль согревала его душу. Сейчас он собирался усиленно поработать над некоторыми новыми произведениями, сонетами и рапсодиями, пока не наберется достаточно материала для записи своего первого альбома классической музыки. Соло на рояле и инструментальные пьесы могут шокировать многих его поклонников, но Джейк и Майлс отнеслись к этой идее с большим энтузиазмом, окрыленные сложностью поставленной задачи. А Ларри Беккер был в истерике. Он был уверен, что их ждет финансовый крах.

Эран не надо было писать никаких слов, но она исполняла партии на гобое в нескольких произведениях, и они как раз обсуждали это все утро. Это и еще одну проблему, которая стала для Эран — Бен знал это — источником острого беспокойства. Он продолжал говорить беззаботным, шутливым голосом:

— Мы могли бы взять под опеку пару малышей в Индии.

— Что? — переспросила Эран.

— В Индии. Рани рассказывала, что в Индии есть такая организация, которая помогает найти спонсоров для детей. Ты посылаешь для конкретного ребенка, живущего в конкретной деревне, деньги, а оттуда присылают тебе отчеты, фотографии, отчеты об успеваемости в школе. Можно лично общаться, можно туда даже поехать, если ты захочешь. Подумай об этом, булочка. Это нам поможет, пока мы не заведем собственных — это точно поможет, — сказал Бен.

Пока у нас не появятся собственные… Бен не казался обеспокоенным, не переживал, и с анализами все было в порядке. Да и потом, ее подруге Аймир было далеко за тридцать, когда появился Эммет, так что и у Эран все будет в порядке. Она хотела бы перестать беспокоиться, ведь это было единственное, что омрачало их в остальном счастливый брак.

Бог наказывал ее! Указывал ее телу не рожать второго ребенка, когда первый оказался заброшен. Мысли о Рианне не давали Эран думать о Бене. Что-то внутри у нее сломалось, не давало ей нормально существовать. Все ее эмоции остались там, в прошлом. Иногда ей снились очень странные сны, слышались звуки фортепиано, детский голос, и Эран жила в страхе, что может произнести во сне имя своей дочери.

Эран пошла согреть себе чаю, прочитала письмо снова. Рианна действительно училась играть на фортепиано, писала Аймир. Люк Лейвери был уверен, что ее ждет музыкальная карьера. Это было неудивительно — с генами Бена! Рианна пела в хоре, у нее формировалось необычное сопрано. Если она займется классической музыкой, то будет второй Найджелл Кеннеди, скачущей по сцене в ботинках от «Док Мартенс», маленькая проказница с большим ртом.

Но Рианне было всего десять лет. Как Эран хотелось перестать метаться: то бредить, чтобы время вернулось назад, то все же желать подтолкнуть годы вперед…

ГЛАВА 20

Но годы проходили, и, как однажды предсказала Эран, девяностые значительно отличались от восьмидесятых годов. Люди стали гораздо более взыскательными, им стало не все равно, на что тратить деньги. Бену понадобились значительные усилия, чтобы пробиться в мир классической музыки. Был определенный скептицизм, рецензии о первом его диске с классическим репертуаром были самые противоречивые. Джефф Барбер написал, что теперь Бена Хейли уже нельзя считать рок-музыкантом. Это было очень больно, но Бен продолжал упорно работать, и многие его поклонники остались ему преданны. Некоторые даже писали ему, что перешли с рок-композиций на классику, учатся понимать и любить эту совершенно новую для них музыку.

У него выходили записи в обоих жанрах, но с концертами он выступал только как рок-музыкант. У него были гастроли в Южной Америке, в странах Восточной Европы, после того как пал железный занавес. Это было потрясающее турне! Новообращенные поклонники были непосредственны в проявлениях своей любви, казалось, что сам воздух был пропитан любовью. Эран заметила, что у людей на улицах Праги и Будапешта другие лица, кругом оживленное возбуждение, благодарность за ощущение свободы и новой жизни — ничего общего с пресыщенной апатией и равнодушием западной публики. Концерты поражали своей безудержностью, эйфория публики подпитывала Бена, он впитывал каждую улыбку, обожая их всех. Эран опасалась, что жизнь покажется Бену скучной и пресной, когда он вернется домой. Но ничего подобного не случилось. Сразу после возвращения он взялся писать рок-оперу и велел Ларри договориться о концерте в Москве.

Потом пришел черед Японии, в 1994 году. Его планам не было конца, там только не находилось места для Германии.

— Тебе не кажется, что это как-то по-детски? Я понимаю, в «Шваб» были настоящие мерзавцы, но зачем это переносить на всю немецкую публику? — спросила как-то Эран.

— Я ничего никуда не переношу. Я просто не хочу воспоминаний обо всех этих проблемах… Господи, как я был тогда несчастен, Эран! Я никогда не думал, что когда-нибудь снова пение будет приносить мне удовольствие. Но вот он я, тра-ля-ля! — И Бен запел.

Эран улыбнулась, подумав, как он все еще молодо выглядит, сколько в нем энергии! Бену теперь приходилось больше уделять внимания поддержанию своего здоровья, быть более требовательным к диете, и они купили рыжего сеттера для прогулок по парку Хит.

Они теперь реже бывали в ночных клубах, меньше колобродили там, с трудом переносили похмелье. Порой пары кружек пива хватало Бену на всю ночь, и это Эран особенно нравилось. А потом они еще раз поехали в Индию и встретились с детьми, которым они помогали материально в Бомбее. Это были чудесные ребята, и Эран привязалась к ним всем сердцем, хотя порой и испытывала противоречивые чувства.

К ним часто заходили Мораг и Олли Митчеллы. Олли стал уже первокурсником университета, а Мораг очень шла ее школьная форма. Рани была по горло в работе, но Тьерри иногда тоже заезжал к ним с ребятами. Эран теперь думала, что Гай, Фредди и Эми — единственные дети, чьи голоса будут звучать в ее саду. Она их постоянно баловала, смеялась, когда Бен распевал с ними гаммы, и чуть не плакала, любуясь, какой чудесный из него получился дядя. Эта роль была очень естественной для него. Но ведь это было просто развлечение, удовольствие, без каких-либо обязанностей.

Премьера рок-оперы состоялась весной 1993 года в театре на Друри-лейн. Это было совершенно сумасбродное либретто, написанное каким-то таксистом, которого «открыл» Бен. Бен был просто не в себе, он пререкался со всеми, от костюмера до дирижера. Естественно, он играл главную роль, предоставив своим друзьям-рокерам сражаться за другие ведущие роли, и был ужасно сердит, что Кейт Буш уехала на гастроли.

— Она бы классно подошла для роли ведьмы, которая насылала чары с помощью компьютера, — ворчал Бен.

— У нее все-таки есть рассудок, — заметила Эран.

В день премьеры Бен просто из кожи лез, он места себе не находил. Увидев в зале пробирающегося между рядами Джеффа Барбера, Эран даже съежилась. Бен не позволил ей увидеть ни одной репетиции, чтобы для нее все было полным сюрпризом. Так и получилось. Когда занавес поднялся, посредине сцены стоял Бен в космическом костюме, с невероятным гримом, придерживаемый невидимой веревкой, так что могло показаться, что он идет по воздуху. Зазвучала песня, из которой следовало, что он — Вояджер, при этом своими жестами он напоминал Пласидо Доминго. Раздавался иногда и смех по ходу действия, но написанная им музыка была, бесспорно, мощной. К удивлению Эран и Ларри, постановка оказалась очень популярной и хоть не принесла денег, но и убытков тоже.

— Я говорил вам! Говорил! Я могу это делать! — кричал Бен.

Эйфория продолжалась несколько недель, и Бен всем говорил, что в следующий раз напишет настоящую оперу. Паваротти будет умолять его о сольной партии, Хосе Каррерас будет на коленях ползать. Моцарт, с дороги!

А потом пришло письмо. Эран сидела за столом в офисе фэн-клуба, просматривая почту вместе с двумя другими девушками. Вдруг ее руки замерли, когда перед ней оказался розовый конверт с ирландской маркой. Данрасвей! На какую-то секунду Эран показалось, что случилось несчастье, что письмо от Аймир, но потом она обратила внимание на круглый подчерк и вспомнила, что письмо пришло на офис.

Внутри были две страницы линованной бумаги из школьной тетради.

«Уважаемые господа!

Мне тринадцать лет, и я большая поклонница Бена Хейли. На самом деле я очень люблю оперу и хочу быть оперной певицей, когда вырасту. Но я очень люблю и рок-музыку тоже, а Бен Хейли — мой любимый исполнитель. Скажите, пожалуйста, как можно получить его автограф? У некоторых жителей нашей деревни он уже есть, люди выиграли его на конкурсах на нашем ежегодном фестивале, но я не могла, потому что мои родители очень строгие и не разрешили мне участвовать в конкурсе, потому что он проходит в пабе. Мне разрешают только ходить в оперный театр в Корке — и никаких пабов. А еще они не разрешают держать дома пластинки Бена, и я могу их слушать только у моих друзей, и мы думаем, что он очень классный! Мы бы очень хотели, чтобы он как-нибудь приехал на наш фестиваль, он каждый год присылает призы.

К тому времени, когда я стану достаточно взрослой, чтобы участвовать в конкурсах, будет уже поздно. К тому времени я уже стану оперной певицей! У нас есть и конкурс классической музыки, но это другое, и призы там другие, и от Бена ничего нет для участников этого конкурса.

Я нашла адрес вашего клуба в журнале, и думаю, что вам всем очень повезло, вы работаете там, вы, наверное, часто его видите?

Если да, то поцелуйте его от меня покрепче и скажите, что я очень бы хотела получить его автограф! Я вам буду бесконечно благодарна, если вы мне в этом поможете.

Искренне ваша Рианна Рафтер».

Эран прочитала тысячи одинаковых писем от почти одинаковых девочек, отличающихся друг от друга только деталями, но похожих по тону — восторженному, умоляющему. Но никогда еще раньше не было письма от будущей оперной певицы, и никогда прежде Эран не видела почерк своей дочери!

Вся дрожа от возбуждения, она заперлась в туалете и прочитала письмо еще раз, потом еще — она прочитала его шесть раз! О Рианна! Слава Богу, ты не спросила у Акила их домашний адрес! Рианна была школьницей, а Акил — менеджером в пабе. Дэн и Аймир, очевидно, строго ее воспитывали, держали в узде, что называется, подальше от Бена. Держали ее подальше и от музыки Бена. Но было ясно, что Рианна, как любой подросток, втрескалась в него. В своего отца!

Прислонившись к холодной стене, Эран держала перед глазами письмо, чуть не падая на пол от охватившей ее слабости, буквально еле держалась на ногах. Как никогда, ей был необходим весь ее разум. Ей надо немедленно связаться с Аймир!

Проползли целых двадцать четыре часа, прежде чем она смогла это сделать. Она позвонила на следующий день, когда осталась дома одна и была уверена, что Рианна в школе. Голос Аймир сразу изменился, как только она услышала Эран.

— Что случилось? — спросила Аймир.

— Я получила письмо от Рианны, — сказала Эран, тяжело дыша.

— Что? — закричала Аймир.

— Оно было написано не лично мне, оно пришло в фэн-клуб, Рианна просила помочь с автографом Бена! — выпалила Эран.

— О Господи! — застонала Аймир.

— Аймир, она в него влюбилась! Я тебе пришлю копию, ты лучше сама прочитай, — сказала Эран.

— Но мы все сделали, мы даже запретили ей покупать его диски из ее карманных денег! — воскликнула Аймир.

— Она написала и об этом. Но она все равно слушает записи у друзей. Аймир, что же нам делать? — спросила Эран.

— Я… я не знаю. Мне надо поговорить с Дэном. Может быть, запрет сделает все только хуже. Дети всегда хотят того, что родители им запрещают, — вздохнула Аймир.

— Попробуй ее отвлечь, переориентируй на Майкла Джексона, на Принца, на кого угодно, — нервно засмеялась Эран.

— Да, все подростки одинаковы, это все гормоны… — сказала Аймир.

— А еще она интересуется оперой, и как раз Бен одну уже написал и собирается писать другую! Если мы не притушим огонь, пожар спалит все! — воскликнула Эран.

— Да, но как его погасить? — спросила Аймир.

— Я не знаю, но ты ее учитель, ты мать! Придумай что-нибудь! Мы не можем допустить, чтобы она сходила по нему с ума, мечтала о нем… — Эран даже всхлипнула.

— Не паникуй! Она у меня все время на глазах. Не беспокойся, Эран. Мы с Дэном справимся с этим, — сказала Аймир.

— Ладно. Смотри сама… Аймир? — Эран прикусила губу.

— Да? — спросила Аймир.

— Она… она когда-нибудь спрашивает обо мне? — Эран чуть не плакала.

— Я… она… она спрашивала, раньше. Но сейчас она забыла… пять лет — долгий срок для ребенка, — смущенно сказала Аймир.

Долгий срок для ребенка. И вечность — для матери!

Еще много месяцев спустя Эран представляла себе ужасный сценарий, ожидая, что Рианна пришлет еще письмо. Оно может попасть к кому-нибудь еще, Рианне пошлют автограф, как и каждому, кто обращался с такой просьбой… но пока что ничего не приходило, и тревога Эран стала затихать, ушла в глубину. Что бы Аймир ни предприняла, похоже было, что в этот раз сработало. Пока.

Но это был только вопрос времени. Еще три года, и Эран придется открыть всем правду — посмотреть в глаза своей девочке, посмотреть в глаза Бену. Неужели она потеряет их обоих, и мужа и дочь, единственную семью, которая у нее осталась? Это может случиться и раньше, чем через три года, если кто-то оступится. Лед был такой тонкий, что Эран боялась дышать, боялась жить.

И по-прежнему у них нет малыша, нет ребенка, существование которого сгладило бы шок, когда Бен все обнаружит, утешило бы и Эран с другой стороны. Она едва дождалась следующего письма Аймир, которая писала, что все под контролем. В письме была фотография высокой, гибкой и тоненькой девушки четырнадцати лет. Но как же она изменилась! В высоких ботинках, черных леггинсах и джинсовой куртке, Рианна стояла, положив руку на бедро, вопросительно склонив на одно плечо голову, в ее ухе торчала дюжина сережек. Ее очень короткая стрижка оставляла открытой стройную шею, большие удлиненные глаза, резко очерченные губы и скулы. Рианна не улыбалась. На шее ее висел медальон в виде скрипичного ключа. В постскриптуме Дэн сообщал, что дважды в неделю девушка ездит на автобусе в Корк на уроки пения. Их результат произвел на Ханнак Лоури сногсшибательное впечатление, растрогав ее до слез: на Рождество Рианна исполнила «Алые ленты». Это было настоящее выступление, потому что в свои восемьдесят Ханнак ни капельки не была сентиментальной. Дэн и сам был тронут до глубины души, когда Рианна пела «Алые ленты», даже ее младшая сестра была растрогана.

«Алые ленты», подумала Эран. Алые ленты для ее кос. Только кос больше нет. Ее детство прошло!

Писать настоящую оперу оказалось далеко не простым делом, как Бену казалось вначале. Это было достаточно трудно, и в первую очередь надо было придумать либретто: Бен хотел написать его сам, но у него никак не получался сюжет. Сюжет менялся каждую неделю, и хотя Бен раньше никогда не занимался словесным сочинительством, ему не хотелось прибегать к помощи Эран. Он был решительно настроен оттачивать свое мастерство. К тому же было много отвлекающих моментов: гастроли в Японии, благотворительный концерт с участием других звездных исполнителей, частные выступления по приглашениям разных «шишек», которые устраивали роскошные дни рождения для своих чад. Ларри хотел, чтобы Бен подумал насчет инвестиций в недвижимость, купил бы новый дом из соображений льготного налогообложения. Но Эран не хотелось переезжать ни в какую помпезную виллу в Серри. Зачем? Дом в Хэмстеде был более чем достаточен для них двоих, и Эран очень его любила, чувствовала, что этот дом не дает Бену оторваться от земли. Дом был очень мил, оформлен с большим вкусом и совсем не вычурный.

Сырым февральским утром 1995 года Эран стояла в холле, рассматривая картину, которую ей подарил Бен. Сценка из цирковой жизни запечатлела двух воздушных гимнастов, летящих навстречу друг другу с вытянутыми руками. Каждый из них зависел от партнера. Это было очень красиво, захватывающе и по-своему очень трогательно. А что, если один из них промахнется, не выдержит, тогда и второй рухнет на песок?

Эран смотрела на них, затаив дыхание и не в силах отвести взгляд, всем сердцем желая, чтобы им удалось подхватить друг друга. Неожиданно она почувствовала, как сзади подошел Бен и нежно обвил ее кольцом рук.

— Глубоко задумалась, да?

— Наверное, прости… Я тебе зачем-то понадобилась? — спросила Эран.

— Да, понадобилась. Мне кое-что нужно, — прищурился Бен.

— Ты выбрал подходящий момент. Я ничего не делаю, — улыбнулась Эран.

— Я как раз об этом, булочка. Я хочу спросить, почему ты ничего не делаешь? Ты не хочешь мне рассказать, что не так, что тебя печалит. Это из-за ребенка? — спросил Бен.

Эран вздрогнула.

— Наверное. Трудно писать, когда в сердце нет места песне. Детский плач стал бы самым желанным звуком для меня, но, похоже, я его не услышу, правда? — Она как-то жалко улыбнулась.

— Эран, может, это и так. Но у тебя есть я, у тебя есть почти все. Разве этого недостаточно? — спросил Бен.

Этого должно быть достаточно? Ей правда нужен ребенок, или она просто хочет его? Разве музыка не была для нее ребенком, или Бен? Это было несправедливо по отношению к Бену — у них есть и любовь, и успех, и друзья, и все, что только можно пожелать! Это было неправильно — омрачать их дни сожалением, ведь это могут быть их последние годы вместе! Эран не могла себе представить, как будет реагировать Бен, когда услышит о Рианне.

— Да, ты прав. Как бы я хотела саму себя исправить, — вздохнула она.

— Может быть, я помогу? Хочешь поговорить со мной? — спросил Бен.

— Разговоры ничего не изменят, — мрачно сказала Эран.

Бен больше ничего не сказал, но посмотрел на нее с таким же вопросительным выражением лица, как Рианна на фотографии, так же склонив голову набок. И вдруг он разжал руки и отпустил ее.

Эран ужасно чувствовала себя какое-то время после этого разговора. Она понимала, что Бен переживает, что это из-за нее их дом стал не таким счастливым, как раньше. У Бена ничего не получалось с оперой, он стал при каждом удобном случае задерживаться в студии с Майлсом и Джейком, как он объяснял. Эран доверяла ему, но на душе у нее было неспокойно, хотя она сама себя ненавидела за эти сомнения. Бен не стал бы слоняться где-то без причин, и не она ли сама стала такой причиной? Подтолкнула его к прошлому? Какое-то время Бен казался отдаленным, он был сам не похож на себя, и она не могла понять, в чем дело. Порой Бен смотрел на нее как-то странно, как будто видел кого-то другого.

И вдруг — совершенно неожиданно — последовал взрыв творческой активности! Одним махом опера выстроилась вся, словно все биоритмы Бена воспрянули — или на него просто снизошло вдохновение? А если так, то кто или что стало его источником? Эран боялась спросить, она чувствовала, что между ними разверзается пропасть, не давая им нормально общаться, а потом они уже могли говорить только об опере. Бен все больше и больше замыкался на своем произведении.

Их некогда кипящая интимная жизнь стала приглушенной, и Эран убедилась, что у него кто-то появился. «Я не могу его об этом спросить, я не могу говорить с ним, а теперь он не может говорить со мной! У него новая муза. Я сама все разрушила!» — плакала Эран.

В конце лета Бена все чаще не бывало дома, по его словам, он работал в студии, а потом и Тхан тоже стал вести себя как-то странно, уклончиво. Тхан знал!

Тхан был другом Бена. Он должен ей все рассказать!

— Кто она? Я знаю, ты был всегда предан Бену, но, пожалуйста, скажи мне! Скажи! — умоляла Эран.

Она почти видела себя со стороны — обезумевшую, раздраженную. Но Бен тоже был как одержимый, в преддверии появления своего «ребенка» — его оперы. Или… О Господи! Или его подружка беременна? Может, в этом все дело? Если это так, она потеряет рассудок, думала Эран. Мысль о том, что Бен может быть отцом ребенка еще какой-то женщины, сводила Эран с ума. Вцепившись в Тхана, она умоляла его рассказать все начистоту, она не стеснялась своих подозрений, не могла скрыть охватившей ее паранойи.

— Эран, ты сумасшедшая! Если ты так думаешь, ты разрушишь ваш брак! — сказал ей Тхан.

У Тхана к этому времени было уже двое детей, он был так спокоен и так счастлив со своей женой Бет, что порой Эран почти завидовала им. Эран ненавидела это чувство, всегда ощущая, когда люди завистливо смотрели на нее, на этот дом, на мужа, на музыку, на их благополучие и состояние. Но когда ты сам завидуешь другим, в твоей жизни ничего не меняется, а только все становится хуже. Эран заставляла себя остановиться, она представляла себе, что Конору было бы стыдно за нее.

В октябре Бен неожиданно отменил свои зимние гастроли в Южной Америке. Ларри просто бушевал от ярости, и Эран тоже охватил страх. Это должно быть чем-то необычайно важным, раз удерживало Бена в Лондоне.

— Я хочу сосредоточиться на моей опере, закончить ее к марту и подготовить для сцены, — сказал Бен.

Были найдены спонсоры, дирижер, площадка — маленькая церковь Св. Клемента, где часто шли небольшие оперы. Бен предпочел бы зал побольше, но Ларри не позволил бы ему рисковать, даже если бы какой-нибудь театр согласился. Но театры и не горели желанием играть «ва-банк» с труппой практически никому не известных, за исключением самого Бена, артистов. Работать в таких скромных условиях было совершенно непривычно для Бена, но он утешал себя тем, что ему удалось привлечь потрясающих певцов.

— Конечно, это не Паваротти и не Кабалье, но не исключено, что когда-нибудь они станут певцами такого же уровня! Представь только, что потом певцы будут говорить, что первый успех на сцене им принесла моя опера? — восклицал Бен.

Несмотря на свои плохие предчувствия, Эран тоже заразилась его возбуждением, радовалась за него. Почти через двадцать лет Бен был, как никогда, близок к тому, чтобы реализовать свои амбиции!

— Бен, я так горжусь тобой. Правда, очень горжусь, — поздравляла его Эран.

Бен слегка улыбнулся:

— Возможно, тебе лучше подождать, пока ты не увидишь все своими глазами.

Бен опять не пускал Эран на репетиции, говорил, что это плохая примета — обсуждать что-нибудь заранее. Но он сделал очень выразительный жест — премьера была назначена на девятнадцатое апреля, день рождения Эран, ей исполнялось тридцать семь лет. Уже не молоденькая, чтобы ясно чувствовать и понимать, что Бен по-прежнему любит ее, что они достойно прожили эти годы вместе…

Принимая это во внимание, Эран решила отложить до лета другое, настоящее драматическое событие. К лету Бен успокоится, у Рианны будут длинные каникулы, и все будет решено. Если этому суждено разбить их сердца, то по крайней мере останутся счастливые воспоминания.

Ежегодное письмо от Аймир пришло в марте, вскоре после дня рождения Рианны, оно было в еще большой степени, чем всегда, сдержанное и немногословное. Рианна, писала Аймир, наслаждается всеми прелестями своего возраста, ей понравилось проводить время на вечеринках и с молодыми людьми. Она стала вегетарианкой, хочет иметь мотоцикл, носит невообразимую одежду. Но в целом с ней все в порядке. Все хорошо, и все другие проблемы тоже утрясутся, пусть Эран не переживает.

Эран очень хотелось, чтобы Дэн и Аймир приехали на премьеру оперы. Большой вечер Бена, возможность поблагодарить их за их доброту. За поддержку, за тот замечательный рояль. Но если Эран пригласит их, все получится ужасно неловко — Рианна тоже может захотеть приехать, и что тогда? Девочка сейчас серьезно занималась оперной музыкой и очень много работала над вокалом. В этот раз в письме не было фотографии. Эран стала утешать себя мыслью, что увидит дочь летом, и эта мысль мучила ее, разрывала на части от предвкушаемой радости и жуткого страха.

До сих пор оставался слабый луч надежды, но скоро почти наверняка наступят ужас, боль и горечь и, может быть, даже ненависть. Годы ненависти к матери, которая ее бросила! И к отцу, к отцу, который может быть очень высокомерным, может уязвить Дэна, разрушить ее теплую дружную семью…

Или может отказаться от Эран, пренебречь ею? Бен был очень привязан к своим племянникам и к племяннице, очень нежен со всеми, но каждый раз в горле у Эран становилось сухо и внутри все сжималось при мысли о неведомом будущем.

В последние недели перед премьерой Бен был просто невыносим, сплошной комок нервов в предчувствии провала. Держа в голове предстоящие гораздо более трагические переживания, Эран всячески настраивала его и себя на то, что это лишь первая проба, первая из многих будущих опер. Она хотела помочь, успокоить, но даже название несло в себе напряжение: «Первая ночь».

— Первая и, может быть, последняя, — вздыхал Бен.

— Ну, не будь таким пессимистом! Ты же говорил, что на репетициях все шло хорошо! — говорила Эран.

— Да, все было чудесно, прости, но ты не можешь себе представить, что я сейчас чувствую. Я… я боюсь, — признался он.

— Бен Хейли боится? — поддела Эран.

— Да, я просто оцепенел от ужаса! Ты обещаешь, что попробуешь отнестись к опере положительно? То есть не будешь спешить с суждениями, не будешь плеваться, даже если тебе сначала не понравится? — Он говорил как ребенок.

— Да не буду я плеваться! Я эту музыку люблю безумно! — сказала Эран.

— Я люблю тебя! Слышишь? Я люблю тебя безумно! — сказал Бен.

Застеснявшись, она опустила глаза.

— Я знаю, милый. Я понимаю, что порой со мной бывает тяжело. Но я стараюсь как-то примириться с обстоятельствами. Даже если у нас не будет ребенка, мы есть друг у друга, и я так тебя люблю, — сказала Эран.

Обнявшись, они постояли какое-то время, ничего не говоря, позволив потоку чувств свободно переливаться между ними. Она подумала, что ошибалась, что нет у него никакой другой женщины, другой семьи. Сами эти два слова были уже невыносимы для Эран.

Девятнадцатого апреля Бен трясся от страха, а Эран была по-своему спокойна. Все было теперь в Божьих руках. Даже если ничего хорошего не получится, Бен все же попытался, и со временем он может попробовать еще раз. Никогда в своей жизни Бен не пасовал перед трудностями, никогда не сдавался под натиском преград. Он когда-то потерял музыкальную тему и человека, который вдохновлял его; было так, что он потерял и Эран, даже чуть не потерял себя самого, у него не было детей — то есть он не знал — но он… Ее вдруг поразило, как много он пережил, как многому научился! Он созрел для оперы, мог справиться со всей ее сложностью.

Целый день приходили приветственные открытки, раздавались звонки с пожеланиями успеха, а Бен смотрел на все это со скорбью в глазах.

— Может, мы не поедем? Может, мы… о Господи милостивый, что я наделал? — застонал он.

— Ты сделал все, что мог, — утешала его Эран.

Они уже одевались.

— Я бы тебя обязательно соблазнила, — заявила Эран.

На эту шутку Бен все-таки улыбнулся — совершенно неотразимый в черном костюме и жилете с золотой полоской. Было много суматохи с тем, что ему надеть по этому случаю.

Эран выбрала черное открытое платье, очень смелое, очень сексуальное. Там будут фотографы, и она хотела выглядеть хорошо, чтобы там кто-нибудь не думал, что она «просто всего лишь жена». Потом она вспомнила, что черный — любимый цвет ее матери, и оживила свой внешний вид золотистыми туфельками, вечерней сумочкой, шелковым жакетом в алую полоску, ярко накрасила губы. Но взгляд Бена оставался неуверенным.

— Я надеюсь, что это не очень траурно выглядит? — сомневался он.

Взяв мужа за плечи, Эран заглянула ему в глаза:

— Бен, это всего лишь опера, твоя первая попытка! Ты будешь ею наслаждаться, даже если она мне зверски не понравится!

И после этого в длинном черном лимузине они отправились на премьеру, и бессменный Тхан сидел за рулем, абсолютно непроницаемый.

* * *

Были такие толпы, такой шум и хаос, что, казалось, они добирались до своих мест несколько часов. Майлс, Джейк. Ларри и Кевин были во втором ряду, они сидели на местах, выделенных для них и бизнес-партнеров. Места в первом ряду были зарезервированы для Бена и Эран, там же сели Тхан и Бет, Рани и Тьерри, Дива и Гай. Гай был неотразим, он просто сиял, надутый, как петух.

— Я всегда знал, что из тебя выйдет толк, мой мальчик, — важно сказал он.

Эран подумала, что Бен сейчас стукнет отца кулаком, но вместо этого он поцеловал мать, и Рани, и даже Чанду, которая пришла с группой своих приятелей. Было много разговоров, все здание было наполнено шумом, ярким светом, предвкушением праздника. Когда Эран увидела программку на коленях у Дивы, она едва смогла сдержать себя:

— Ты прочитала? Ты знаешь, о чем опера?

— Да, мы все в курсе, но поклялись молчать… тебе понравится. Эран, я обещаю. Бен написал это специально для тебя! — сказала Дива.

Для нее? Но он ничего не говорил ей об этом, никак не дал понять, что опера имеет с ней что-то общее! Милый Бен, ну и дни рождения он ей устраивает! Эран повернулась, чтобы поцеловать мужа, и он взял ее за руку:

— С днем рождения, любимая!

И вот погасли огни, публика притихла, оркестр заиграл увертюру. Поднялся занавес, на сцене стояла молодая девушка.

Не очень молодая — это была уже взрослая женщина, которую грим делал гораздо моложе. Она стояла, опустив руки перед собой, в простом платье, одна. Она запела. Опера была написана по-английски, по крайней мере, будет все понятно.

— Плывут лодки, летят чайки, я полечу… — Женщина пела о горизонтах и расстояниях, о расставаниях… Эран подумала, что певица выглядит очень хрупкой и одинокой на большой сцене. Ей пришлось вести всю первую, очень важную, сцену одной.

Оформление сцены было не очень выигрышное — невыразительная вереница домиков на берегу моря, задник чем-то напоминал Данрасвей.

Данрасвей! Встревоженная, Эран подалась вперед, почти ничего не различая, чувствуя страшное волнение.

А меццо-сопрано продолжало звучать: девушка пела, что собирает вещи, уезжает, она прощалась со всеми, посылая залу воздушный поцелуй и убегая за кулисы. Она удалилась, на этом закончилось первое действие. Эран вцепилась в руку Бена, но не могла ничего сказать.

«О нет! О нет!» — стучало у нее в висках.

Новые декорации, разделенные на две части. На одной стороне — яркий дом, двое детишек, на другой — вид городского рынка. Героиня криками завлекает покупателей, она смеется и кокетничает с ними, пока рядом не останавливается и не заговаривает с ней высокий смуглый парень; его роль исполнял молодой тенор, о котором как-то рассказывал Бен. Они начинают свой дуэт, затем девушка умолкает, перебегает к детям, возвращается к парню в растерянности…

Затем следует их дуэт — такой страстный, надрывный! Эран была под таким же впечатлением, как будто слушала арию из «Ловцов жемчуга». Ее глаза наполнились слезами, когда она поняла, что сделал Бен! Сквозь застилающие глаза слезную пелену она видела, что герои поцеловались, покинули сцену, а затем побежали навстречу друг другу, чтобы поцеловаться еще раз, они прощались с трудом, не отпуская рук до последнего момента.

Должно быть, это продолжалось тридцать минут, а может быть, и тридцать секунд, прежде чем закончился первый акт. Опустился занавес — под бурные аплодисменты, которые были адресованы музыке и исполнению и не касались содержания. Но это было ее либретто, это об Эран они пели! Эран почувствовала, что вокруг нее все замолчали.

— Выпить бы, — брякнул вдруг Гай, и все резко вскочили и направились в буфет, оставив Эран одну. С Беном! После паузы он взял ее за руку, прикусив губу, и заглянул ей в лицо:

— Ты потрясена?

Эран безмолвно кивнула. Она не могла понять, зачем он это сделал, что произойдет дальше… Ее жизнь вовсе не была сюжетом для опер, и наверняка Бен не будет изображать, как этот тенор стал звездой? Как Эран помогала во всем, ее рабскую преданность? Она будет выглядеть полной дурой, а сам Бен самовлюбленным идиотом, когда публика поймет, что это все построено на основе их биографий. Они станут посмешищем для всего Лондона!

Он сжал ее руку.

— Пожалуйста, не паникуй! Все в порядке, все под контролем.

Но даже когда Бен говорил это, его глаза тревожно пробегали по лицам зрителей у нее за спиной, и Эран чувствовала, что вся ее жизнь сейчас раскрутится перед публикой, как кинолента. Ей надо было что-то сказать…

— M-музыка потрясающая! — пролепетала она.

Довольный, но встревоженный, Бен обнял ее за плечи, и они просидели так весь антракт, не обращая внимания на людской водоворот. Тхан и все остальные прошли мимо них на цыпочках, как испуганные кролики. Только Гай выглядел очень напыщенно и самодовольно, и Эран подумала, что знает почему: ему предстояло прославиться как стойкому приверженцу, ценителю и опоре молодого тенора. Эран мельком вспомнила, что когда-то давно ей говорил Бен — что он никогда не опорочит или не смутит своих родителей ни в одном своем музыкальном произведении.

Зрители расселись, и занавес снова поднялся. На сцене не было тенора, только меццо, но певица выглядела как-то по-другому, она изменилась. Стала старше? Началась очень красивая ария, в которой она поведала о своей большой любви к встретившемуся парню, о судьбе, которая разлучила их. Они поссорились, он покинул ее, она осталась одна. Эран ожидала, что сейчас луч прожектора оставит ее в тени и высветит фигуру молодого человека, который готовится выйти из-за кулис и появиться в центре всеобщего внимания.

Но тут героиня резко обернулась, сжимая руки в мольбе, и Эран увидела совсем другое — девушка была заметно беременна!

Эран показалось, что ее кресло исчезло, что она повисла в воздухе, без опоры под ногами!

— Что же будет, — пела девушка, — что же мне теперь делать? Он разлюбил меня, я одна. Я жду ребенка, я хочу его, и я рожу его, но кто же о нем позаботится? Я бедна, у меня никого нет в этой стране, я должна работать, а кто же присмотрит за младенцем? Кто будет воспитывать его, любить? — Это был дивный голос.

Декорации снова сменились, вновь появились домики над морем. В одном из них горел свет, в окнах были видны лица мужчины и женщины. Они пели о своем долгом бездетном браке, о страстном желании иметь детей.

Эран была ни жива ни мертва, словно ее тело рассыпалось на атомы.

В отчаянии героиня снова появилась на сцене, снова худенькая, с малышом на руках. Появилась и семейная пара. Девушка бросилась в объятия женщины: вы поможете мне? Мы были друзьями, когда я жила здесь: вы поможете мне? Вы возьмете моего младенца, будете любить и заботиться о нем так же, как заботились обо мне? Мучительно расставались они, давая друг другу обещания и клятвы.

Голос запел за кулисами. Голос тенора, отдаленный, но взлетающий до самых верхних нот, исполненный острой тоски и отчаяния. Я совершил ошибку, ужасную ошибку, я должен найти свою любимую. Где она, примет ли она меня, что я буду делать, если она не простит меня?

Медленно он появился на сцене, заметил девушку, радостно подбежал к ней. В это время пара с ребенком, которого он не увидел, удалилась, и вышел другой мужчина. С другой стороны сцены выступил баритон и направился к девушке.

Началась борьба. Сначала девушка разрывалась между двумя мужчинами, потом она склонилась к баритону, потом тенор направился к ним, в своем отчаянии он был очень агрессивен. Когда два героя боролись, героиня в отдельной арии поведала зрителям, что у нее растет прелестная дочурка, красивая, как ее отец. Когда героиня допела, баритон потерпел поражение, и тенор упал перед ней на колени, умоляя простить за то, что оставил ее.

Эран смотрела второй акт, как в тумане, едва замечая слезы в глазах Рани и на лице Дивы, не видя ни Гая, ни Тхана, никого вокруг себя. Когда зажегся свет, раздались поистине немыслимые аплодисменты, но Бен был молчалив и сдержан.

В этот раз никто из их группы не встал, только Тхан проскользнул к проходу, чтобы преградить путь зрителям. Где-то позади раздавались оживленные голоса Майлса и Джейка: либретто захватило публику, всем хотелось узнать, что произойдет дальше. Вернутся ли влюбленные друг к другу, останутся ли влюбленные вместе, когда откроется тайна о ребенке? Будет ли дочь героя искать своих кровных родителей, примет ли их или будет презирать?

Эран не могла смотреть на Бена, она только почувствовала руку Дивы на своем колене, казалось, говорящую, что Дива все понимает, прощает ее, любит ее, что бы она ни сделала. Но Эран не могла ни ответить ей, ни пошевелиться. Она словно умерла…

Действие продолжалось. Пара сидела за широким столом, они выглядели теперь старше, у них были обручальные кольца, и они пели очень гармонично, то вместе, то каждый отдельно. Дуэт разносился эхом, звук поднимался и опускался, приближался и отступал. Но они теперь не звучали в унисон, между ними была аура некой дисгармонии. На их лицах было выражение любви, и вокруг все было прекрасно, только комната была пуста.

Эран не знала, дышала ли она в тот момент, когда декорации поменялись, — опять появился дом на побережье, в нем раздавался хор детских голосов. Два взрослых голоса возвышались над ними, нестрого прикрикивали, смеялись. Вот голоса неожиданно понизились до шепота, выражающего бесконечную тревогу и беспокойство о старшем ребенке. Девочка выросла, и приемные родители не знали, как им быть — рассказать ли ей обо всем, рассказать сейчас или подождать? Она спросит, мы должны ей сказать, нет, мы должны подождать, она наша до последних дней. Наша любимая девочка, мы не вынесем разлуки с ней.

«Господи, Господи», — повторяла Эран, едва дыша.

Сцена потемнела. В полной темноте, набирая высоту, зазвучал трагический голос тенора. «Я не могу этого больше выносить, моя жена страдает, она так хочет ребенка, а мы бездетны. Она становится старше, скоро будет поздно, я должен что-то предпринять. Я должен поехать к нашей дочери, ведь я узнал о ней много лет назад. Она может возненавидеть меня, я ничтожество, я глупец, но я должен найти мою дочь. Нашу дочь!»

Публика на своих местах почти застонала, когда его ария перешла в молитву и растворилась в темноте. Зазвучало соло молодой служанки.

Рианна! Эран содрогнулась, она пыталась разглядеть сквозь слезы, кому доверили роль. Как Бен нашел ее? И кто это был? Кому выпало сыграть роль их девочки в этот премьерный вечер?

Девушка была высокая и стройная, так похожая на Рианну, что в какую-то долю секунды Эран показалось, что это она и есть! Но девушка была заметно старше, у нее был поставленный голос, отработанная пластика. Она была одета в джинсы, черную футболку, ботинки-мартенсы. Юная певица вынула руки из карманов джинсов и запела. Ее голос зазвучал серебром падающей воды, рассыпался колокольчиком, затрепетал.

«Мой отец приехал! Мой настоящий отец, он никогда не приезжал прежде, но он любит меня, и он здесь! Много лет он сдерживал себя, оставлял меня там, где я была счастлива и любима, но сейчас я нужна ему. Я нужна ему, нужна моим родителям, мои родным отцу и матери!

Ну а как же мои другие родители? Я люблю их, я не могу причинить им боль. Что мне делать, что я им скажу?»

Свет усилился, когда девушка приблизилась к краю сцены в нерешительности теребя кулончик. Отец сказал, что мать страдает, она больше не может скрывать тайну, которая ее мучает, но что же делать ей — дочери? Она молода, она потрясена тем, что он ей сказал, она боится сделать неверный шаг…

Впервые юная певица взглянула на зрителей, словно в поисках поддержки. Поймут ли ее приемные родители, простят ли ее, если она поедет к ее кровным отцу и маме?

И тут актриса посмотрела вниз, прямо туда, где сидели Бен и Эран. Запрокинув голову, протянув к ним руки, она пела, обращаясь прямо к ним! Она была такая живая и близкая, что Эран видела, как блестят слезы в ее глазах.

«Приди ко мне, будь моей, не бойся. Я не буду тебя ненавидеть. Я буду любить тебя, как я люблю моих приемных маму и папу. Мы будем говорить друг с другом, мы разделим все, мы будем расти вместе. Мы будем одной семьей. Только приди ко мне, приди. Приди сейчас!»

Ну и какое это имело значение, что она плачет, пронеслось у Эран в мыслях, когда она с трудом поднялась, совершенно потрясенная. Плакали все. Тхан кое-как сдерживался, Бен был рядом с Эран, Бен расскажет, почему он это сделал, когда они будут за кулисами, как он смог, как узнал?!

Эран ничего не видела, она не могла дышать от слез. Муж взял ее за руку, и она вцепилась в него изо всех сил, когда они пробирались сквозь толпу. Она почти задыхалась, не могла идти, натыкалась на людей и предметы. Потрясенное лицо Майлса проплыло рядом с ней, до нее доносились смущенные и взволнованные голоса Ларри и Джейка. И вот они, наконец, за кулисами. Неожиданно Бен остановился.

— Посмотри на меня, Эран, — потребовал он.

Эран взглянула на мужа, в горле ее стоял обжигающий ком.

— Скажи мне, что ты меня любишь! Что ты все еще меня любишь, что я поступил правильно, — прошептал Бен.

Не в состоянии вымолвить ни слова, она переплела его пальцы со своими, и на мгновение они так замерли. Затем тихо постучали в дверь уборной — одновременно.

Это была уборная актрисы-сопрано, предположила Эран. Но в комнате стояла прелестная смуглая девушка, и она безудержно плакала. Рыдая, как маленькая, она бросилась к матери, протянула руки к отцу…

Не актриса, а Рианна!

Обессиленные, все трое простояли так, казалось, целую вечность. Затем Рианна потащила их внутрь, и Бен захлопнул дверь, предоставив Тхану оградить их от чьих-то голосов, рук, чужих лиц. Прошло очень много времени, прежде чем эти три человека смогли заговорить.

Уткнувшись в волосы Эран, Рианна безудержно плакала, их слезы смешались, их слова были бессвязны. Бен тоже рыдал, обнимая жену и дочь. Они не могли расцепить рук, пока, наконец, Рианна не подняла голову:

— Эран, — прошептала она.

Это и правда была Рианна? Настоящая Рианна, в ее объятиях?!

Не в Ирландии, не на сцене? Без Дэна, без строгой руки Аймир?

— Моя маленькая, — рыдала Эран.

Не отпуская ее, Рианна улыбнулась сквозь пелену слез:

— Мне уже шестнадцать, я большая…

Конечно, ей было шестнадцать, но было что-то еще в ее тоне, чего Эран никак не могла ухватить, — что-то теплое и искреннее, без следа обвинения, никакой горечи и упреков. С кружащейся от всего происходящего головой, Эран опустилась в кресло, держа девушку за руку, нежно поворачивая ее из стороны в сторону.

— Дай же мне посмотреть на тебя! — прерывающимся голосом говорила Эран.

Рианна выпрямилась, вытирая расплывшуюся от слез косметику ладонью, пока Эран рассматривала ее крепкую фигурку, короткую стрижку, вспыхнувший румянцем овал лица, длинные ресницы… и медальон!

— Бен подарил мне… — прошептала Эран.

Она неуверенно замолчала. Что именно знает Рианна? Как это все получилось? Эран посмотрела на отца и дочь и по их взглядам поняла, что она одна оставалась в неведении. Она думала, что все знает только она, но на самом деле это она не имела никакого понятия о том, что происходит!

— Я… вы лучше сами мне расскажите обо всем по порядку, — пролепетала Эран.

Казалось, в комнате опять зазвучал тенор из оперы, повествующий, что Бен давно узнал… Как давно и что?

Бен прислонился к столу, зеркало отражало его лицо. На нем было написано так много: тревога, гордость, удовольствие, и над всеми этими эмоциями — неистовое желание все объяснить.

— Я узнал об этом в день похорон! — сказал он.

Похорон? В тот день, когда они пели в церкви, двенадцать лет назад? Двенадцать лет?! Ее глаза скользнули по лицу Рианны, но Бен немедленно ободрил Эран.

— Все в порядке. Рианна знает. Мы о многом поговорили с прошлого лета, — сказал он.

Эран вообще перестала что-либо понимать. У нее кружилась голова.

— Ты помнишь тот день, булочка? Мы шли по пляжу, и ты была такая напряженная, а я спросил, в чем дело, почему Рафтеры со мной не разговаривают? Ты сказала, чтобы я оставил тебя в покое, и убежала.

Эран это помнила. Очень ярко!

— Ну, я и решил спросить их. Просто пойти к Рафтерам домой и спросить, в чем дело, потому что что-то явно было не так, и я очень беспокоился о тебе. Когда я туда пришел, их машины не было на месте, нигде не было их следов, только в саду пожилая женщина присматривала за маленькой девочкой — она качалась на качелях.

На качелях! Качели Люка Лейвери, между тисовыми деревьями! Энни!

— Они меня не видели, и я стоял возле ворот, глядя на девчушку, пока не заметил маленького мальчика, светленького, с волнистыми волосами, какого-то совсем другого… чем больше я смотрел, тем более уверенным я становился! Кроме кудряшек, она ничем тебя не напоминала, но она… она была очень похожа на меня. Я понял, что она — моя дочь! Я тебе не могу передать, что я почувствовал. У меня просто нет слов! — сказал Бен.

— И ты… ты никогда не говорил мне… — У Эран перехватило горло.

— Нет. Первое, что тогда пришло мне в голову, — побежать за тобой, узнать, почему ты это сделала? Я думал всю ночь напролет, но к утру я, кажется, все понял. Ребенок родился после того, как мы расстались. Ты была одна, напугана, ты даже больше не работала со мной, у тебя не было денег. Поэтому ты поступила… ты поступила так, как поступила. И потом, я видел лицо этой девочки. Как счастливо она выглядела… я понял, что увидел ее именно там, где ей было действительно хорошо. У нее был настоящий дом, она была в надежном месте. Я не имел права вмешиваться. — Бен опустил голову.

— Но… но ты… — Эран не находила слов.

— Я был просто уничтожен. Когда я думал, через что тебе пришлось пройти, что я наделал и что потерял… что я был единственным, кто отвез Эмери домой на кремацию, вот тогда я сломался, в Нью-Йорке. Если бы не появился Тхан, я мог бы убить себя. Неосознанно, но… мог бы, — хрипло сказал Бен.

Дважды, дважды Тхан спас Бену жизнь!

— А потом был Тьерри, и мысль об этом, как и все остальное, — ну, ты знаешь, какой я тогда был. Ночь, когда ты пришла и избила меня, стала лучшей в моей жизни! Ты вытащила меня из таких глубин, дала мне причину возродиться, причину жить. Ты… — У Бена слезы сверкнули на глазах.

— Я же постоянно моталась в Ирландию, и ты знал почему? — спросила Эран.

— Да. Я никогда не давил на тебя, никогда не заставлял тебя давать какие-то разъяснения, если тебе не хотелось, я просто не хотел этого и думал, что так будет мудрее. Но я действительно всегда оставлял тебе возможность, если бы тебе понадобилось признаться.

Эран вспомнила: «И что тебя так туда влечет? Я бы хотел увидеть Рафтеров. Почему бы мне не поехать с тобой? Они давно не пишут…»

— Я была вынуждена. Бен. Мне пришлось оставить Рианну с ними, я не могла так поступить ни с ней, ни с ними! — Эран задыхалась.

Слезы опять градом покатились по ее щекам, но Бен не подошел к ней, потому что Рианна уже была с ней и, как мать, а не как дочь, гладила Эран по руке.

— Я все знал, мы оба знали, но по отдельности, Эран. Все в порядке! Я позволил, чтобы все так и оставалось, по тем же причинам, что и ты. Но тебе становилось все хуже — я видел, что становишься все более несчастной, тем более что проходили годы, а у нас так и не было больше детей! Тебя это жгло, съедало заживо. Мне надо было что-то делать! Я должен был что-то предпринять, прежде чем ты не сломалась, — сказал Бен.

— И ты поехал в Данрасвей! — воскликнула Эран.

— Да, прошлым летом я был там несколько раз. Я говорил, что остаюсь у Майлса и Джейка, и просил их, чтобы они меня прикрыли, если ты позвонишь, — признался Бен.

— И… и что случилось? — Эран судорожно вздохнула.

Она даже не могла себе представить весь тот ужас, когда он там появился!

— Прежде всего я написал письмо Дэну и Аймир. Длинное письмо, в котором все объяснял и попросил, чтобы они мне перезвонили на студию. После того как мы все пришли в себя и они поняли, что я вовсе не собираюсь причинять им горя, мы решили, что я должен встретиться с Рианной и все ей рассказать. Аймир сказала, что в любом случае ты так и собиралась сделать в этом году.

Чувствуя головокружение, Эран взглянула на дочь. «О Господи!»

Рианна кивнула головой:

— Вот-вот, я подумала то же самое. Весь мир просто рухнул! Я даже не ожидала такого… и потом, это же был Бен. Бен Хейли, чей голос я обожала, певец, в которого я однажды влюбилась. Наверное, неделю или две я приходила в себя, вспоминая, как ты приезжала раньше, когда я была маленькой. Дэн и Аймир очень мне помогли, они не вмешивались, дали мне выплакаться, ничуть не обижались, просто всегда были рядом… они здесь сегодня. Ты их увидишь попозже.

«Позже» означало — в следующем году, бесконечность? Эран никак не могла охватить рассудком, что происходило здесь и сейчас!

— Вот. Ну, а потом мне надо было встретиться с Рианной. Это было что-то, правда, Ри? — сказал Бен.

Ри? У него уже было прозвище для нее? И она согласно кивала ему, как старому другу?!

— Так мы и встретились. В первый раз это было совершенно невообразимо — одни слезы и слезы. Так они у нас обоих и текли, пока их совсем уже не осталось, а потом мы начали знакомиться и обнаружили, что нравимся друг другу. Нравимся друг другу все больше, с каждым разом, мы открыли друг в друге много общего, ведь сколько для нас обоих значит музыка! А потом мы стали ломать голову, как быть с тобой, как же тебе сказать, что делать? Мы постоянно говорили об этом, но нам ничего не приходило в голову. А потом Ри познакомила меня с Люком Лейвери, и он пригласил нас в оперу в Корке. Выступала одна из самых любимых певиц Рианны, и, когда она сказала мне, что хотела бы стать оперной певицей и петь для меня, я все понял. Опера! — воскликнул Бен.

Эран чуть дышала.

— Опера, громкая и ясная, тайна, объявленная во всеуслышание, чтобы не было никаких сплетен и пересудов в газетах! Я хотел рассказать всем, что Ри — моя дочь и что я хочу написать для нее роль. И когда-нибудь она сама исполнит ее! — продолжал Бен после паузы.

— Но кто… кто же пел сегодня? — спросила Эран.

— Шив Салливан, которую я впервые услышал в ту ночь в Корке. Она на десять лет старше, чем Рианна, но по-прежнему очень молода — как оперная певица. Мы подумали, что она прекрасно подойдет, а потом я вспомнил, как вы с Холли всегда старались изыскать все возможности в Лондоне для ирландских талантов… Я надеялся, что ты так же обрадуешься, как Шив, когда я ей предложил эту партию, — обратился Бен к дочери.

Рианна кивнула головой:

— Правда, она потрясающая? Мы не могли поверить, что она сделала с музыкой Бена, с нашими словами.

Эран взглянула удивленно: «Нашими словами»?

— Да, у Бена были трудности с текстом, и я ему помогала. Сначала я не знала, что и как делать, ну а потом как-то само пошло, и я уже лучше все это чувствовала. Ритм и рифмы получались как-то естественно, а потом я стала понимать и весь замысел. Я стала понимать, что ты сделала и почему, чувствовала, как тебе было трудно и Бену тоже. Иногда мы были так расстроены, что с трудом могли продолжать. Но мы стали ближе друг другу, и я… я надеялась, что либретто — это как бы подарок тебе. А потом начались репетиции, и Бен привез меня сюда, чтобы я присутствовала на них.

— Он привез… когда? — спросила Эран.

— Шесть недель назад. Родители отпросили меня из школы, они считают, что это важнее. Я жила у Холли и Уолтера Митчеллов.

Так вот почему не было фото — Рианны просто тогда не было дома! Аймир пришлось… ладно, она обо всем поговорит с Аймир позднее, когда будет в состоянии.

Муж и дочь смотрели на Эран как заговорщики, глаза Рианны поблескивали от слез.

— Ну, и вот мы здесь. Мы так быстро ушли со сцены, публика Бог весть что подумает… ну а ты что думаешь, Эран? Ты не… не сердишься на нас? — спросила она.

Сердиться? Эран чувствовала, что присутствует при каком-то невероятном волшебстве, участвует в нем! Она потянулась к Бену — и подумала об Эмери; обнимая Рианну — вспомнила Конора и Дерси. Всех вместе, всю семью!

Через пять часов, ближе к утру, их дом все еще гудел и был полон гостей. Их было так много, что Эран была полностью ошеломлена. Приехали не только Аймир и Дэн, среди зрителей в зале были и Энни, и Акил приехал вместе с Эйслинг — они все еще переваривали новость, им все сказали всего несколько дней назад. Родители Бена и сестры тоже пришли, они-то уже давно были в курсе. Бен рассказал им обо всем еще на Рождество. Гай Хейли все еще казался слегка озадаченным, но трудно было сказать, почему именно: то ли оттого, что у него вдруг обнаружилась взрослая внучка, то ли от успеха сына, который «кое-чего достиг». На полу валялись газеты, в которых было полно материалов обо всем случившемся — писали не только о том, что Бен нашел свою дочь, но и о том, что Рианна принимала участие в создании либретто, в написании слов и собиралась сама когда-нибудь исполнить эту роль.

— Настоящая музыка, — бурчал Гай, — истинная музыка…

Но его было неслышно из-за громкой мелодии, которую играл на рояле Бен, он пел «Flight Paths» вместе с дочерью. Эран страшно хотелось поговорить с Рианной, начать как-то выстраивать отношения, для чего, конечно, понадобятся недели и месяцы, но в лице дочери она уже замечала одну из самых любимых черточек ее отца — его всепрощающую природную теплоту и доброту.

Все присоединились к песне, подпевая, даже если не знали слов. Даже Майлс, Джейк и Кевин признали наконец, что Бен их перехитрил. До сегодняшнего вечера они понятия не имели о сюжетном содержании оперы! А сейчас все трое внимательно слушали Рианну, оценивающе поглядывали на нее, и Эран невольно улыбнулась: они своего шанса не упускали!

Тьерри кивал в такт, совершенно замученный своими тройняшками, а Ханнак Лоури чувствовала себя очень бодро. Выпрямившись, она сидела, элегантно опираясь на свою трость, поглядывая на Эран с нескрываемым удовлетворением. Ей было почти девяносто лет, но она настояла на том, чтобы тоже поехать в Лондон, и не только потому, чтобы увидеть оперу, но, прежде всего, чтобы увидеть Эран и убедиться, что в семье Рафтеров не будет никаких осложнений. Их и не было! Эран наконец успокоилась на этот счет, она обещала, что Рианна может действовать, как считает нужным, и что не будет разногласий между ней самой и Аймир. Слава Богу, Ри сможет довольно часто приезжать в Лондон. Но ей еще надо было закончить два класса в школе, так что пока ее визиты будут ограничены каникулами. Кроме того, как сказала сама Ри, сейчас в Ирландии все было в порядке с музыкальной индустрией, Данрасвей прославился своими фестивалями, которые привлекали таланты из разных стран: ей не было нужды переезжать в Лондон. Она, конечно, хотела приезжать к своим родителям и, возможно, перекинуться парой слов с Майлсом, но это было совсем другое дело.

И кое-что еще было решено, когда Ри все же улучила наконец минутку и перехватила свою родную мать, взяла ее за руку своими гибкими длинными пальцами.

— Эран, это ничего, если я буду так к тебе обращаться? Я просто — просто не хочу огорчать маму и папу.

«Да, конечно, называй меня так», — подумала Эран, глядя на Аймир и Дэна, оживленно беседующих с Дивой и Гаем. Сбоку от них стоял Люк Лейвери, который тоже так много сделал для ее дочери — он подбадривал Рианну, когда Эран не было рядом со своей девочкой. У Люка был прекрасный голос, но его настоящий дар был в том, как он пробуждал талант в других, ставил их голоса.

Шинед Кенни тоже была здесь, пристально разглядывая Кевина Росса. И Тхан с Бет тоже были здесь, и Шив Салливан, и Митчеллы со своими детьми. Мораг о чем-то спорила с Рани, а Чанда — с ними обеими. Олли на минутку привлек взгляд Эран. Тот самый Олли, который когда-то кричал: «Новая, другая няня». А потом Эран посмотрела на Бена и Рианну.

Ее дорогой Бен, с кем у нее, оказывается, может быть ребенок — наконец-то. Теперь, когда все невзгоды и недомолвки остались позади, Эран ощущала только спокойствие и радость… и у них уже был ребенок, которого им предстояло еще узнать.

«Я все еще хочу малыша, — подумала она. — Я все еще так его хочу. Но у Рианны уже есть брат и сестра, а у нас с Беном есть все, что нам надо!»

Звезда английской писательницы Лиз Райан взошла на литературном небосклоне в 1990-е годы, однако ее книги уже завоевали миллионы поклонников. С удивительной живостью, изящной простотой и горячей искренностью Лиз Райан создает из житейских мелочей портрет современной эпохи, и судьбы ее героев, живущих теми же проблемами, что и каждый из нас, оставляют в душе неизгладимое впечатление.

Что хорошего может предвещать страстная влюбленность скромной провинциальной девушки Эран Кэмпион в честолюбивого парня Бена Хейли? Она мечтает о семье и детях, а Он готов посвятить всю свою жизнь музыке и несмотря ни на что стать звездой, как его кумиры — Элвис Пресли и Джон Леннон. Они с Эран разные люди, и, может быть, им лучше расстаться.

А как же тогда любовь?..

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.