"Попкорн" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)

Глава двадцать пятая

Едва Брюс успел осознать катастрофический провал отважного плана Брук по разделению врага, как начался новый, еще более ужасный кошмар.

На пороге стояла не только его жена Фарра, но и любимая красавица-дочь Велвет. Брюс в ней души не чаял. И хотя она не очень представляла, насколько дорога ему (Брюс редко выражал свои чувства), это было именно так. Брюс действительно любил Велвет. А в глубине души и на свой особый манер все еще любил и ее мать.

Какой они были парой!

Пятнадцать лет назад Брюс в один день получил свое первое режиссерское задание и свою первую (и до сих пор единственную) жену. Задание представляло собой рекламный ролик подержанных автомобилей – типичный образчик жалких дешевых роликов, которые крутят исключительно на местных каналах и в которых играют сами клиенты – заказчики рекламы.

«Вам нужны низкие цены? У меня низкие цены! Безумно низкие цены!»

В этот момент в сценарии был резкий переход к следующему кадру: на экране появлялся клиент в дешевых пластиковых очках, с фальшивыми усами и в ярко-зеленом котелке с пропеллером, как у вертолета.

«Да, да, вы просто безумны, если упускаете такую возможность! А я безумен, потому что даю вам ее, ха-ха!»

Затем картинка замирала: в кадре оставалась дурацкая улыбка и появлялся адрес магазина подержанных автомобилей. При этом хохот за кадром не смолкал, а нарастал: ха-ха-ха-хи-хи-хи-хи-хи!

Единственным положительным моментом съемок для Брюса было то, что на протяжении всего ролика клиента окружала группа обворожительных красавиц в бикини. В первой версии сценария клиент по ходу действия менял костюмы, красотки также должны были облачаться в сумасшедшие шляпы и маски, но в связи с ограниченным бюджетом от этой идеи пришлось отказаться.

Фарра была одной из красоток, и Брюс никогда не забудет момент, когда он впервые увидел ее. Она приехала на съемку на собственном «Харлее», который с хриплым рычанием ворвался на площадку. Все невольно обернулись. А она слезла с мотоцикла с таким видом, будто только что его трахнула. Глаза у Брюса едва не выскочили из орбит, как у персонажа голливудских мультфильмов: Фарра прибыла на съемку уже в костюме, готовая приступить к работе в любую минуту. Помимо черной кожаной куртки с металлическими заклепками на ней были только бикини и грубые ботинки.

Потрясенный Брюс запал на нее с первого взгляда, и в ту же ночь была зачата Велвет.

Брак Брюса и Фарры оказался удачным и, по голливудским стандартам, довольно долгим. Они поддерживали друг друга на пути к вершинам карьеры, пока однажды их желания и намерения серьезно не разошлись. Возраст Фарры не позволял ей больше играть в кино грудастых телок, и она начала напускать на себя умный вид, посещать курсы по театральному мастерству и пробоваться на «настоящие» роли, что приводило Брюса в полное смущение. В то же время Брюс становился идолом поп-культуры, которому было якобы наплевать на мнение общества (до того дошло, что он однажды даже надумал сделать татуировку), и Фарру, знающую интеллигентскую сущность Брюса, просто выворачивало от этой показухи. В общем, брак их развалился оттого, что улица прикидывалась бульваром, а бульвар маскировался под улицу – и им обоим друг от друга стало тошно.

И все же, сколько раз и как страстно Брюс ни хотел бы избавиться от Фарры в последние годы, ничто не шло в сравнение с его желанием не видеть ее сегодня. В это ужасное утро, когда они оказались запертыми в комфортабельном аду, во власти жуткого маньяка.

Пока же Фарра и Велвет пребывали в неведении относительно грозящей им опасности. Уэйн спрятал автомат, а Скаут быстро завернула свое оружие в складки платья и прикрыла сверху все той же диванной подушкой. Смогут ли эти двое уйти целыми и невредимыми, исполнив роли в драматическом спектакле в постановке Уэйна? Надежда была весьма призрачной.

Даже без оружия, сцена, представшая перед глазами Фарры и Велвет, привела обеих в замешательство.

На полулежала красивая женщина в измазанном кровью вечернем платье. Губа у нее была разбита и сильно кровоточила. С тела женщины, очевидно, только что слезло странное диковатое существо, теперь усевшееся на диван. Но ужаснее всех был нависший над ними мужчина, высокомерный и презрительный, с омерзительными злобными татуировками на мускулистых руках и пятнами на джинсах и майке, подозрительно напоминавшими пятна крови.

– Брюс, твоя старушка, – объявил мужчина.

Фарра вопросительно приподняла бровь и сунула в рот жвачку. Ее не слишком трогала презрительная фамильярность неотесанного грубияна: для того, чтобы произвести на Фарру впечатление, пары татуировок и задранного носа было мало.

– Что тут у вас происходит? – спросила она, входя в гостиную. – Какая-нибудь отвратительная оргия?

Велвет удивилась, но не очень.

– Пап, это та-а-ак гадко! Ты совсем с ума сошел. Ты что – наркотики принимаешь?

Для четырнадцатилетней девочки Велвет была пугающе самоуверенна. Впрочем, нужно отдать ей должное: не более самоуверенна, чем другие юные питомцы частных школ в Беверли-Хиллз.

Брюс едва мог говорить. Он пытался свыкнуться с присутствием дочери на этой кошмарной вечеринке.

– У нас здесь…ээ… репетиция, дорогая.

Лицо девочки выразило сомнение. Точнее, не просто сомнение, а абсолютное, безграничное презрение к такому абсурдному объяснению происходящего.

– Ага, – сказала она. – И что вы репетируете – римейк ужастика «Я плюю на твою могилу»?[7]

Брук с трудом соскребла себя с пола, прикрывая ладонью разбитый рот и кашляя проглоченной кровью.

Фарра смерила ее враждебным взглядом.

– Послушай, милочка, если это какие-то садомазохистские штучки и он тебя побил, то в качестве компенсации требуй часть его имущества, а на мое губы не раскатывай, договорились?

Брук не ответила. Сказать ей было нечего.

Вдруг, совершенно не думая о том, что делает, Брюс схватил в охапку Велвет и попытался вытолкать ее за дверь.

– Уходи, Велвет! Сейчас же уходи!

Ему было плевать на то, что это выглядело подозрительно. Он просто хотел, чтобы она ушла.

– Пожалуйста, папа, не нужно мне приказывать. Это неприлично. Я взрослая женщина. Я даже записала собственный видеокурс аэробики.

Это была правда. «Аэробика для подростков с Велвет Деламитри» пользовалась популярностью отчасти потому, что в равной степени вызывала интерес у девочек-подростков и у стареющих холостяков.

Получив отпор от Велвет, Брюс принялся за Фарру.

– Ты зачем ее привела? Пускай сейчас же уходит. Сейчас же! Ей тут нечего делать.

– Нечего? – презрительно ухмыльнулась Фарра. – Что ж, спасибо, Брюс, ты только что доказал, что я все правильно сделала. Я привела сюда нашу дочь для того, чтобы напомнить тебе, что нас двое, а ты один. И это должно быть отражено в бумагах о разделе имущества.

Брюс едва сдержался. Она говорит о деньгах! Им всем угрожает смерть, а она говорит о деньгах! Конечно, она не знает, что происходит, и все-таки, черт подери, с этой женщиной просто невозможно иметь дело!

В который раз после того, как начался весь этот кошмар, Брюс тщетно уговаривал себя успокоиться.

– Послушай, Фарра, мы все разделим по справедливости, я обещаю. Забирай, что хочешь, только, пожалуйста, возьми ребенка и уходи…

Хррр, хлюп. Уэйн сплюнул. Смачно сплюнул. Громко прочистил горло и демонстративно сплюнул в вазу, тем самым напоминая о своем присутствии и о том, что он здесь главный.

Брюс понял намек. Уэйну не нравилось поведение Брюса. Он должен был вести себя нормально, а предложение «забирай, что хочешь» в рамки нормального не вписывалось. Вести себя нормально – вот единственный способ сохранить жизнь Велвет. Но как это сделать? Брюс уже забыл, что считалось нормальным.

А вот Велвет помнила, и то, что происходило у нее перед глазами, не выглядело нормальным. К тому же ей все это не нравилось.

– Пап, кто эти люди? Твои друзья? Они могут уйти?

Уэйн прошелся по комнате, оценивающе разглядывая Велвет. Как и большинство ее ровесников, она носила более откровенный вариант консервативной взрослой одежды. Сегодня на ней был розовый шерстяной костюм (крохотная мини-юбка и обтягивающая кофточка), белые колготки, туфли на каблуках и много косметики. Этакая юная модель в одежде пастельных тонов. Хорошенькая, чистенькая и сияющая, как спелая вишенка. Уэйн с удовольствием присвистнул.

– Мм… ммм… Уверен, ты гордишься этой штучкой, Брюс.

Велвет предостерегающе выдвинула челюсть в ответ на хищный взгляд Уэйна. Чувствовала она себя отнюдь не так уверенно, как старалась показать.

Скаут тоже посмотрела на Велвет, но никакого удовольствия от зрелища не получила.

«Странно, – подумала она, – эти богатенькие девочки всегда имеют такой чистенький и свеженький вид и кажутся такими нетронутыми…» Скаут знала, что Уэйн с удовольствием тронул бы девочку, испоганил бы ее чистенькую жизнь. Но он этого, конечно, не сделает: понимает, что Скаут его тогда убьет. И все же ей не нравилось, как Уэйн глазеет на Велвет, и ей не нравилась Велвет.

– Ты попала в самую точку, крошка, – Уэйн все еще изучал взглядом Велвет. – Мы друзья твоего папаши. Я Уэйн, это Скаут, а сучка с распухшей губой – Брук Дэниелс.

– Брук Дэниелс? – Теперь Велвет уже не сомневалась, что застукала отца в разгаре отвратительной оргии. От этой мысли ей одновременно стало и легче, и страшнее: легче, потому что ситуация больше не казалась угрожающей, а страшнее, потому что все это было ужасно гадко. Некоторым детям достаточно подслушать как родители занимаются сексом, чтобы получить моральную травму. Присутствие же на одной из родительских оргий было непросто даже для такой закаленной голливудской девчонки, как Велвет.

Она скорчила противную рожицу.

– Плейбойские зайчики, папа? Бо-о-оже мой! Это же дешево и несовременно…

– Я зайчиком не была. Я была на центральном развороте. Кроме того, я актриса, – тихо сказала Брук.

Брюс решил еще раз попробовать выдворить Фарру, как бы ни реагировал на это Уэйн. Иначе Велвет скоро перемоет косточки всем присутствующим.

Карл был убит за свои неуважительные речи, а по части неуважительных речей даже бойкий нью-йоркский агент не может тягаться с маленькой голливудской принцессой.

– Фарра, – рявкнул Брюс, указывая на нее пальцем, – я занят! Убирайтесь! Немедленно!

Фарра не двинулась с места. Она прекрасно видела, как Брюс взволнован, и ей это было на руку. На такую удачу она и рассчитывать не могла: обычно он был спокоен и уверен в себе. Ситуация обещала финансовую выгоду, и Велвет тут оказалась весьма кстати.

– Брюс, ты говоришь о своей дочери и предлагаешь ей убраться из дома, который был ее домом. Это просто отвратительно. Ты что же – теперь предпочитаешь компанию шлюх и грязного отребья твоим…

– Простите, – перебила ее Скаут.

Брюс замер, ожидая града мстительных пуль, нацеленных в его несчастное семейство. Но Скаут пропустила оскорбление мимо ушей. Ее разбирало любопытство.

– Миссис Деламитри? Можно кое-что у вас спросить?

– Нет, нельзя, – ответила Фарра так презрительно, что это охладило бы раскаленную сковородку, но на Скаут никакого впечатления не произвело.

– Правда, что вы однажды так напились, что потеряли ребенка? Что вас так сильно тошнило, что случился выкидыш?

На секунду даже Фарра лишилась дара речи. Ее борьба с алкоголизмом была продолжительной и публичной. Она знала, что о ней ходили всевозможные слухи, но так ее еще никто не оскорблял.

– Что ты сказала?

– Об этом писали в «Нэшнл инквайрер»,[8] – ответила Скаут.

– Ха, я получше историю слышал, – встрял в разговор Уэйн. – Как-то раз пьяную миссис Деламитри притормозили на дороге копы и обвинили в том, что она не в форме. «Как не в форме?» – возмутилась она и так их ублажила, что они отпустили ее, даже не оштрафовав. Было такое, миссис Деламитри? – Уэйн рассказывал эту историю и раньше, но она его по-прежнему забавляла.

– Насчет ублажения копов не знаю, – важно сказала Скаут. – Но о том, что она напилась и ребенка потеряла, я точно читала.

– Да, а Велвет эту операцию впервые проделала, когда ей было семь лет, – добавил Уэйн.

– Какую операцию? Они писали про пластическую операцию! И все это вранье! – Велвет также доводилось о себе читать.

Фарра в ярости повернулась к Брюсу.

– Что здесь происходит, Брюс? Это что – какой-то дешевый прием? Пытаешься меня напугать? И не надейся – не сработает!

– Не сработает, пап, – сказала Велвет, присоединяясь к матери в борьбе за финансовое обеспечение. – Нам с мамой нужен этот дом и квартира в Нью-Йорке.

– Иначе в ход пойдут ток-шоу. Возьму, например, и расскажу у Опры, как ты использовал кремы для достижения эрекции…

– Мама, какая гадость!

Уэйн хохотнул и налил себе еще бурбона. Все было куда смешнее, чем он мог надеяться.

Брюс в отчаянии совсем потерял осторожность.

– Бери, что хочешь, Фарра, все, до последнего цента. Я сегодня же подпишу бумаги. Только уведи отсюда Велвет.

Наконец-то Фарра поняла: что-то здесь не так. Особой чувствительностью она не отличалась. Фарра была частью Голливуда, и проблемы других людей ее не касались. Она родилась толстокожей, а голливудские мастера пластической хирургии натянули ее кожу так плотно, что дурные предчувствия и сомнения отскакивали от нее, как горошины от барабана. Но в тот момент, когда Брюс предложил отдать ей все, что у него было, она почувствовала неладное. И это как-то было связано с людьми, заполонившими дом Брюса и не производившими такого уж хорошего впечатления. Фарра решила отложить беседу о деньгах.

– Мой адвокат тебе позвонит. Пойдем, Велвет. Мы уходим.

Но было слишком поздно. Уэйн загородил им выход.

– Да разве мы не разберемся без этих юридических паразитов, миссис Деламитри? Чертовы адвокаты когда-нибудь высосут всю кровь из нашей нации. К дьяволу адвокатов, говорю вам. Теперь я буду представлять интересы мистера Деламитри, не возражаете?

– Пойдем, Велвет. Мы побеседуем с твоим отцом в другой раз. – Фарра взяла Велвет за руку и попыталась протиснуться в дверь, но Уэйн не сдвинулся с места.

– Видите ли, миссис Деламитри, Брюс хотел бы, чтобы вы умерли. – Уэйн сделал эффектную паузу, а затем продолжил:

– Он сам мне об этом сказал, и я подумал: Брюс доставил мне столько удовольствия, что я, пожалуй, мог бы исполнить его желание.

Тут он достал свой автомат и широко улыбнулся.

– Господи, Уэйн, отпусти их. Ты же обещал.

Уэйн прицелился в Фарру.

Велвет взвизгнула и, растеряв за три секунды всю свою напускную взрослость, превратилась в четырнадцатилетнюю девочку.

– Папа, сделай что-нибудь!

– Уэйн, пожалуйста! – заорал Брюс.

Уэйн смотрел поверх ствола в лицо Фарры.

– Ты же говорил, что хочешь ее смерти, Брюс?! Говорил ведь. Разве нет, Скаут?

– Я слышала.

– Ты же не бросаешься словами, Брюс? – Уэйн по-прежнему не сводил глаз с Фарры.

– Это была метафора, – умолял его Брюс хриплым от ужаса голосом. – Клянусь тебе, это была метафора!

– Брюс, Брюс, успокойся, приятель. Ничего страшного. Каждые несколько секунд кого-нибудь в этом мире убивают. Обитатели лос-анджелесских трущоб считают себя счастливчиками, дожив до обеда. А доживешь до времени, когда у тебя вставать перестанет, – так просто герой, старик. Плюнь ты на все, давай замочим суку. Я на себя возьму ответственность, а ты сохранишь свое добро.

Брюс судорожно соображал. Нужно было что-то придумать, что-то сказать.

– Ну же, Брюс, – продолжал Уэйн, – это лучшая ночь в твоей жизни. Меня разыскивает полиция, я перебил человек сто. Одним больше, одним меньше – для меня значения не имеет, а вот для тебя… Ты только подумай: тебе уже не придется слушать голос этой сучки, видеть ее костлявую физиономию. Ты сам сказал, что хочешь избавиться от нее, знаешь ведь, что сказал.

Все это время Уэйн испепелял Фарру взглядом. Он смотрел в ее лицо поверх ствола, пока произносил свою убийственную речь.

– Послушай, Уэйн, – Брюс медленно выговаривал слова, и каждый его слог был мужественной победой разума над страхом. – Метафора и реальность совсем не одно и то же. Ну, ты же говорил когда-нибудь: «Я мог бы съесть слона»? Или что-нибудь в этом духе? Но в действительности не смог бы съесть слона? Ты…

– Брюс! – Уэйн наконец отвел свой взгляд от автомата.

– Да?

– Ты учить меня вздумал?

– Нет, я просто…

– По-твоему, я не вижу разницы между выражением вроде «Я мог бы съесть слона» и правдой, даже если она исходит от такого бесхребетного слизняка, как ты, который боится признаться в том, чего он на самом деле хочет? Ты ненавидишь эту суку. Если бы она скончалась в автокатастрофе на пути сюда, ты бы здесь выплясывал джигу, сам ведь знаешь. Если бы эта забальзамированная костлявая кукла Барби вдруг исчезла из твоей жизни, ты был бы рад и счастлив. Ну, так вот твой шанс. Сучке встретился маньяк-убийца. И ты тут ни при чем, так что не дергайся. Смотри, как я ее прикончу, и радуйся.

Уэйн снова прицелился. Фарра вскрикнула и закрыла рукой глаза.

Брюс встал между Фаррой и дулом автомата.

– Я не хочу, чтобы она умирала, ты понял? Не знаю, что я там раньше говорил, но я ей смерти не желаю и ненависти к ней не испытываю. И если мое мнение что-то значит для тебя (а ты утверждаешь, что значит), умоляю, не стреляй. Оставь ее в покое. Пожалуйста!

Уэйн опустил автомат.

– Ну что ж, я просто хотел тебе помочь. Нет так нет, и нечего впадать в истерику.

В этот момент, ко всеобщему изумлению, Брук, которая, казалось, совершенно выдохлась, прыгнула на Скаут и прижала пистолет к ее виску.

В то время, как все были заняты обсуждением судьбы Фарры, Брук готовила контрнаступление. Она пробралась рукой в свою сумочку, по-прежнему валявшуюся на полу рядом с колготками, так грациозно снятыми в той, другой, счастливой жизни. В сумочке лежал пистолет, которым Брук мастерски напугала Брюса и с помощью которого добилась приглашения на пробы в его новый фильм.

Атака была такой стремительной и внезапной, что Скаут не успела вынуть свое оружие из-под подушки и оказалась во власти Брук. Равновесие сил неожиданно изменилось.

– Брось автомат, Уэйн, подонок чертов, – закричала Брук, – иначе тебе придется соскребать мозги этой маленькой шавки вон стой стены!

Брук выглядела пугающе: вокруг ее красивого рта засохла кровь, некогда шикарное платье было рваным и грязным, а тело дрожало от напряжения. Мужества у Брук всегда хватало (в чем Брюс имел возможность убедиться), но за последние часы она пережила так много, что, казалось, теперь была способна на все.

Похоже, в этом Уэйн не сомневался.

– А ну, быстро убери пушку от моей девушки. – Он медленно отвел пистолет от Фарры и Брюса и нацелил его на Брук. В ответ Брук только крепче прижала пистолет к виску своей жертвы. Скаут вздрогнула.

– Брук, крошка, – Уэйн был абсолютно спокоен, – ты ведь знаешь, что если убьешь Скаут, ни тебе, ни Брюсу, ни этим двоим уже не жить.

– Возможно, Уэйн, но ты любишь Скаут, а мне плевать на всех этих придурков. Ну, перестреляешь ты нас, все равно это не вернет тебе твою девчонку – я успею продырявить ее птичьи мозги, если, конечно, найду их.

Безвыходное положение. Классика жанра. Любой приличный кинорежиссер потратил бы добрых две минуты, демонстрируя мельчайшие детали сцены – побелевшие костяшки пальцев на пистолете, сузившиеся глаза, тяжело вздымающуюся грудь Брук.

Уэйн улыбнулся.

– Знаешь, когда такое показывают в кино – двое людей тычут друг в друга пистолетами, потеют и все такое, – я все никак не соображу, в чем там у них проблема. Чего они болтают языками вместо того, чтобы стрелять?

И Уэйн спустил курок.

Брук, как тряпичную куклу, отбросило к мини-бару – с той лишь разницей, что из тряпичных кукол редко хлещет кровь.

– Ну, разве это не кажется разумным выходом из положения?

Героическая атака закончилась так же внезапно, как началась. От вспыхнувшей было надежды на спасение не осталось и следа. Пистолет Брук потеряла, стукнувшись всем телом о мини-бар, и похоже, больше уже не сможет поднять. Складывалось даже впечатление, что и саму себя она вряд ли поднимет.

Брюсу казалось, что он сходит с ума. В его гостиной в течение часа были застрелены два человека.

– Когда это кончится, Уэйн? – спросил Брюс.

На секунду его отчаяние пересилило страх. Прекрасная женщина, с которой он только что познакомился, умирала. Она так отважно сражалась, куда отважнее, чем он, а теперь ей суждено было погибнуть раньше, чем ему, хотя единственной ее ошибкой было то, что она ушла с вечеринки не с тем парнем.

– Скоро, Брюс. Увидишь, у меня есть план.

Уэйн подошел к окну и выглянул в роскошный двор особняка.

– А вот и они.