"Попкорн" - читать интересную книгу автора (Элтон Бен)Глава девятая– Брюс Деламитри! Вот он, наш герой! – почти закричала неправдоподобно хорошенькая блондинка, ныне актриса, а в прошлом модель, постаравшаяся произвести наибольшее впечатление за выделенные ей несколько секунд в эфире. В целом, люди, представляющие со сцены лауреатов, делятся на две группы: звезд первой и второй величины. Приглашенные звезды первой величины обычно и сами номинируются на «Оскар» и заодно вручают награду кому-нибудь еще, тем самым несколько оживляя церемонию. Они, конечно, рады были бы отказаться: эффект от их появления на сцене в качестве лауреата портится оттого, что зрители уже их поприветствовали во время вручения статуэтки за какой-нибудь «лучший зарубежный саундтрек». Но они соглашаются, потому что не могут отделаться от чувства, что отказ может как-то повлиять на их собственную судьбу. Звезды первой величины, не номинирующиеся на «Оскар», обычно отказываются участвовать во вручении наград. Они, конечно, заявятся на церемонию и будут сидеть в одном из первых рядов с выражением спартанского спокойствия на лице, но в роли крестных отцов и матерей своих же соперников выступать не будут ни за что. Поэтому организаторы и вынуждены обращаться к звездам второй величины – восходящим или гаснущим. Первые еще недостаточно знамениты для того, чтобы произвести фурор на церемонии, а у вторых осталась только одна возможность произвести фурор – умереть. Они-то и заполняют промежутки между звездами первой величины. Брюсу досталась восходящая звезда. Конечно, это было не в порядке вещей. Номинация «лучший режиссер» – одна из самых престижных на церемонии, и при обычных обстоятельствах Брюс получил бы свою награду из рук какой-нибудь суперзвезды. Но обитатели Голливуда очень благоразумны: никто не любит политических скандалов, а «Матери против смерти», размахивающие своими лозунгами, означали скандал. Присутствие Брюса в списке номинантов отпугнуло всех крупных знаменитостей, к которым изначально обратились с просьбой представлять «лучшего режиссера». – Брюс Деламитри! Вот он, наш герой! Брюс соскочил со своего места, как довольный щенок, услышавший зов хозяина. Конечно, он планировал удивленно приподнять брови и медленно, почти неохотно проследовать на сцену. Вместо этого он выпрыгнул из кресла, словно у него в спине сработала пружина. Постепенно приходя в себя, но все еще по-идиотски улыбаясь, он зашагал к сцене. Его место в зале тут же занял «дублер» в смокинге. В конце концов, церемония вручения «Оскара» – это телешоу, и в зале не должно быть пустых мест, портящих идеальную картинку. Восходящая звезда одарила Брюса ослепительной улыбкой. К своему абсурдно идеальному телу она прижимала желанную золотую статуэтку. Если бы у Брюса так не пересохло во рту, то у него наверное, потекли бы слюни. Это же просто фантастика! В течение всей мучительно долгой церемонии Брюс обдумывал свою речь. Он собирался выступить против цензуры, осудить истерическое отношение общественности к проблемам, нуждающимся в разумном разрешении, и подчеркнуть всю важность свободы слова и художественного самовыражения в демократическом обществе. Короче, Брюс собирался вести себя как настоящий герой. На глазах у миллиарда человек. Так ему сказали: их смотрит миллиард человек. Брюс стоял на сцене, в полном одиночестве, залитый светом прожекторов и со статуэткой «Оскара» в руке. Это был его шанс. Шанс сказать всю правду и подняться над обычной для оскаровской церемонии просчитанной манипуляцией чувствами. Шанс не уподобляться «лучшему актеру», который сыграл персонажа с черепно-мозговой травмой и поэтому вытащил с собой на сцену девочку с такой же травмой и вручил ей свою статуэтку. Или «лучшей актрисе», которая основательно подняла свой рейтинг, появившись перед публикой в платье с лозунгом борьбы со СПИДом. Или «лучшему актеру второго плана», отметившему, что высокий долг Голливуда – вдохновлять весь мир. Или «лучшей актрисе второго плана», призывавшей со сцены к пониманию всего на свете. Шанс положить конец беспрерывному потоку благодарностей маме и папе, «моей команде», «тем многим и многим людям, благодаря которым я смог добиться таких высот», Всевышнему и Америке. Настала очередь Брюса. Он скажет им правду. – Я стою здесь на пылающих ногах. Это вырвалось у него само собой. Чудовищный размах происходящего возобладал над благородным намерением сказать о том, что он действительно чувствовал. Образ зеркала, в котором отражается миллиард глазеющих лиц, возобладал над его волей. Он перестал быть самим собой и превратился в автомат, безвольный рупор, транслирующий кошмарную сентиментальную бессмыслицу. – Я хочу поблагодарить вас. Поблагодарить всех и каждого, кто присутствует в этом зале. Всех и каждого, кто трудится в киноиндустрии. Вы дали мне силы и открыли дорогу к звездным высотам… А что еще ему оставалось? Не мог же Брюс просто испортить всем праздник! Брюзга никому не улучшит настроения, тем более брюзга, сжимающий в своей твердой мужественной ладони предмет мечтаний всех собравшихся в зале. Взять хотя бы Марлона Брандо. Он отнюдь не единственный, кому небезразлична судьба индейцев, или коренных американцев, или как там их теперь положено называть. Все за них переживают, но это не значит, что надо тащить их с собой на церемонию. На это способен только сноб и невежда. И потом – все эти люди там, на улице, которые потеряли близких им людей… Брюс к этому, конечно, не имеет отношения, и все же было бы нехорошо, добившись такого блистательного успеха, плевать на головы обездоленным с олимпийских высот оскаровского подиума. – Вы ветер, дающий опору моим крыльям, и свой полет я посвящаю вам. Да благословит вас Бог. Да благословит Бог Америку. Да благословит Он заодно и весь мир. Спасибо. Зал взорвался аплодисментами. Все почувствовали облегчение: Брюс Деламитри повел себя как взрослый мальчик. Когда было объявлено его имя, многие напряглись в ожидании, не воспользуется ли Брюс случаем наговорить каких-нибудь ужасных вещей. В конце концов, он представлял собой молодое, ершистое, циничное голливудское поколение, которому на все и на всех наплевать. Несложно было предположить, что он попытается привлечь к себе еще большее внимание эпатажным поведением. Некоторые робкие души даже боялись, что он упомянет этих ужасных пикетчиц у входа в кинотеатр, собравшихся там для того, чтобы всем испортить настроение. А тут такой приятный сюрприз. Речь Брюса оказалась образцом изящества и благовоспитанности в лучших традициях Голливуда: искренняя, скромная, патриотичная и очень-очень трогательная. Голливуд принял Брюса в свои ряды. Сойдя со сцены, Брюс погрузился в дружеские объятия кинематографической элиты. В придорожном мотеле убирали кровавые останки мексиканской горничной и официанта, двоих несчастных, лицом к лицу столкнувшихся с отсутствием духовности и дорого заплативших за эту встречу. Патрульные и следователи качали головами. – Еще сегодня утром Джерри поджаривал мне бифштекс, – сказал один из патрульных, провожая взглядом каталку, на которой повезли к стоянке труп официанта. Спереди убитый Джерри был похож на Джерри живого: современное огнестрельное оружие оставляет очень аккуратные входные отверстия. Совсем иначе выглядят раны с обратной стороны. Проходя сквозь человеческое тело, пуля выбивает из него конус плоти и на выходе производит устрашающие разрушения. Спереди у Джерри было всего лишь несколько дырочек, зато сзади он представлял собой кучу мясного фарша. Горничная была задушена. – Зачем они это сделали? – спросил патрульный. – Какого черта им нужно было убивать? Мотива-то никакого. Это ведь даже не ограбление! Так зачем же? Вопреки распространенному мифу, американские полицейские не соскребают целыми днями человеческие останки с полов и стен. Может, это и привычное занятие для сотрудников вашингтонского убойного отдела, но никак не для обыкновенных колов. Им иногда случается сталкиваться с насильственной смертью, но происходит это не так часто, чтобы патрульные могли остаться равнодушными к случившемуся в мотеле. – Да просто так, – ответил следователь. – Они так развлекаются. Может, были под кайфом, может, на них подействовал какой-нибудь сатанинский хэви-металл, а может, кино насмотрелись. На месте происшествия все еще было несколько репортеров. – То есть вы, офицер, склоняетесь к мысли, что это очередное подражательное убийство? – загорелись глаза у одного из репортеров. – Здесь поработали Магазинные Убийцы? – Ну, вообще-то это не магазин. С другой стороны, какая разница психам, где убивать? Не знаю… Может, это и они, а может, у них появились подражатели. – Подражатели подражателей? – спросил репортер, неистово царапая в своем блокноте. – Не знаю. Может, подражатели подражателей подражателей. Все что мне известно: погибли двое невинных людей, обыкновенных американцев. – В этом-то суть дела и есть, да? – Репортер мертвой хваткой вцепился в последние слова следователя. – Это всего лишь обыкновенная история, еще один обыкновенный эпизод из «Обыкновенных американцев»? – Не знаю, что вы называете обыкновенным, – ответил полицейский. – Я тридцать лет обедаю в этой забегаловке, но до сегодняшнего дня здесь никого не убивали. Но все, что требовалось, репортер уже записал. |
||
|