"30 контейнеров для господина Зет" - читать интересную книгу автора (Гуданец Николай Леонардович)

Глава 8 НЕХОРОШО БЫТЬ ШИРАКЕШЕМ

Вернувшись в рубку, Улье занялся спящим Тодом. В аптечке нашелся баллон с жидким сернокислым кальцием. Разведчик густо забрызгал им рукав комбинезона Тода, и вскоре покалеченная рука колониста покоилась в импровизированном лубке. До госпиталя сойдет, а там уже ему срастят кости в лучшем виде.

Улье понимал, что любой теоретик в области гуманизма осудил бы его за причиненное Тоду излишнее увечье. Но иного способа отстранить колонистов от управления кораблем Улье второпях не придумал. Он затеял крупную игру, и пока что она удалась блестяще. К голосу же воображаемых ригористов, а точнее, к голосу совести он старался не особенно прислушиваться. Главное, считал он, — выйти на нужную планету.

Вон она, планета, застилает весь экран. Впрочем, над материком висит сплошная облачность, ничего не видать.

Настроив корабельную рацию на аварийную частоту, Улье услышал настырный писк. Ти-та-та-ти. Ти-та-та-ти. Ага, неподалеку проходит контрольный буй, в просторечии — пискун. С этого писка, предупреждающего корабли о карантине, всегда начинается работа разведчика.

Улье запросил буй о нарушениях карантина за последнее время. Оказалось, что ни один корабль к планете не приближался, с тех пор как восьмая бригада разведслужбы обследовала К-103 в порядке превентивного надзора. Ордер на обследование зафиксирован, выдан Галактической Лигoй. Все как полагается.

Негусто. Посмотреть бы отчет «восьмерки». После его постоянное наблюдение, значит, сочли нецелесобразным, планету внесли в список бесперспективных, оставили ее на попечении пискунов до лучших времен. Интересно, кто проводил рейд и составил отчет? Да ну, если своих подозревать… Но кто тогда? Кто меет дело с карантином, кроме разведки? С другой cтороны, шестьсот гад назад ни Хиска, ни Тода вообще нa свете не было. Разве что… Релятивистский парадoкс? Чушь какая-то.

Тут интуиция подсказала Ульсу запросить с буя нализ текущего момента. Хотя это считалось среди разведчиков таким же бессмысленным занятием, как расспрашивать дверную ручку о ее самочувствии.

Терпеливо слушал Улье и данные о работе бортовых систем, и метеосводку по карантинной планете, и много всего прочего в том же духе. Наконец пискун исчерпал свои возможности и прекратил доклад.

Одна-единственная фраза, мелькнувшая среди нестерпимо скучной чепухи, подтвердила догадку Ульса.

«Нарушений карантина нет», — браво доложил пискун.

«А корабль на орбите?» — переспросил Улье.

«Корабля нет. Нарушений карантина нет», — отрапортовал пискун, нимало не смущенный нелогичностью такого заявления.

Все стало ясно. Буй просто-напросто не засекает грузач. Он слеп. Можно ручаться, что пискуны на всех орбитах вокруг К-103 тоже искусно подпорчены. Ну и расклад. Эти ребята подготовились нешу-точно.

— Эй, Хиск, — позвал Улье через плечо, — а чего это вокруг твоей планеты неисправные буи крутятся? Разве ж это порядок?

— Пошел ты… — вяло буркнул колонист.

— Ну-ну, детка, без грубостей, — Улье крутанулся в кресле, чтобы видеть допрашиваемого. — Пораскинь-ка мозгами. Ты спалился? Спалился начисто. Горючку привез? Гада легавого ты привез вместо горючки Я хоть сейчас могу твою планету сдать под пропол. За неделю все раскопаем, будь уверен.

— Ну и раскапывай. А я тебе не подельник.

— Думай, думай хорошенько. Если твой дорогой Зет уцелеет, что он с тобой тогда сделает? Поди объясни ему, что ты молчал. Лучше не молчи, дай зацепку. Определю я твоего Зета в стойло, и ты целее будешь.

— Зета в стойло?! Руки у тебя коротки. Попробуйте к нему сунуться. Хоть всей вашей легавкой. Он вас мигом накрутит на винт.

Что такое «накрутит на винт», Улье не знал. Но похоже, Хиск искренне убежден, что Зет при желании накрутит на винт не то что Ульса, но и всю разведку. Интересная персона. Как бы с ним ловчее познакомиться?

— Дубина, — сказал Улье. — Выгоды своей не понимаешь. Коли так, давай наводку на Зета. Страви меня с ним. Или я его, или он меня. Иначе ты свою шкуру не убережешь.

— Нет, мне так и так хана, — пробормотал Хиск, безучастно глядя в потолок. — Хана кромешная. И тебе хана. Всем хана. Зет спуску не дает. Говорил тебе, не мочи рога свои легавые. Ты его не сыщешь. А сыщешь, тебе же хуже. Дергай лучше отсюда, пока цел.

— Отсюда? Вот ты и прокололся. Значит, Зет внизу, на этой планете?

— Я тебе ничего не говорил, — лениво возразил Хиск. — И вообще, сипни. Дай припухнуть.

Он демонстративно закрыл глаза. Похоже, наркотическое возбуждение сменилось у него глубокой апатией. Да, придется отложить дальнейший допрос.

Но главное — Зет находится на планете К-103. Да и род ведь проговорился, что они могут не добраться туда — то есть к Зету.

Надо идти в рейд. Надо застать противника врасплох, пока он ожидает прибытия контейнеров. И скорее всего Зет на своей планете — весьма заметная личность. Вот только вряд ли он известен под этой кличкой. Что ж, поживем — увидим.

Для высадки сгодится за неимением лучшего разъeздная капитанская шлюпка. Можно сходить в веселенький рейд. Без начальства, без бригады, без ордера, сам себе хозяин. А что, так даже веселее. Пусть меня выперли из разведки, я еще кое-чего стою. А хуже, чем есть, уже не будет. И даже если после этого меня спишут вчистую, будет что вспомнить. А может, еще и не спишут… В любом случае спрашивать позволения сейчас не у кого.

Разведчик повернулся к пульту, настроил обзор. На экране голубел прозрачный серпик. Корабль проходил над ночным материком. Там внизу, во тьме, раскинулось поселение, единственное на всю планету. Крошечная прививка человеческой расы, сделанная звездолетом на выпуклом планетном боку. Автоматика посадила ссыльный корабль в гуще сельвы, у излучины реки. Выше по течению начинались неприступные горные хребты. С другой стороны подковой раскинулись обширные болота. И лишь крошечный клочок земли, огражденный природой со всех сторон, приютил колонистов.

Они до сих пор жили на пятачке, выжженном корабельными дюзами при посадке. Радиоактивную пыль развеяло ветром или смыло дождем, но долго еще ни одной травинки не могло взойти на спекшейся почве. Со временем люди осмелились выйти из корабля. Любопытство возобладало над страхом неизвестности. Следующее поколение уже перестало бояться голубой бездны вверху и отсутствия металлических переборок вокруг. На пепелище вырастали землянки, шалаши, кривобокие лачуги из нетесаных камней, обмазанных глиной. Позже во всеми покинутую громаду звездолета забредали только дети либо те, кому понадобился кусок металла для изготовления ножа. Разъедаемый хозяйственными нуждами поселенцев, корабль мало-помалу превращался в обгрызенный остов, и его лишенные обшивки ребра наконец обрушивались, не выдержав собственного веса. Груда металлолома исчезала под наслоениями отбросов, и к тому времени, как правило, память о корабле изглаживалась окончательно.

Во всяком случае, такой была судьба звездолетов на большинстве планет, которые довелось повидать Ульсу.

Его размышления прервал сдавленный стон.

Разведчик оглянулся на спящего Тода. Лжемеханик тихо посапывал, сжав здоровой рукой инъектор; подле валялись три пустые ампулы.

Стонал Хиск.

— Эй, что с тобой? — окликнул его Улье. Колонист разлепил веки и уставил в потолок выпученные, безумные глаза.

— Ширвы… — пробормотал он. — Тележку… М-м-м-м…

— А, отходняк начался? — соболезнующе поинтересовался разведчик. — Ничего, потерпишь.

— Д-дай. Дай ширву. Скорее. Жжет.

— Не дам, и не проси. Я тебя ублажать не намерен.

— Х-хах! — выдохнул Хиск, ворочаясь. — Ну дай. Д-дай. Не будь гнидой. А-а, милосер-рдный дьявол! Все нутро печет. Ну дай. Ну хоть полбаша..

У него начинался приступ абстинентной горячки. Ее симптомы стремительно нарастали.

Тело ширакеша дугой выгнулось над полом. Рубку потряс нечеловеческий вопль.

— Ши-ирву! — орал Хиск. — Дай! Дай! Дай ширнуться! Да-а-а-ай!!! Сучара! Гнус! Легавра! О, как жжет… А-а-а! Дай! Тележку! Хоть каплю! Каплю! Ши-ирвы! Я подыхаю! Я подыхаю! Я подыха-а-а-ю!

В нестерпимых муках ширакеш корчился на полу. С его посиневших губ летели клочья пены.

— Дай! Дай! Дай-дай-дай! Гнус! О-о, кишки выну через горло! Дай тележку! У-у-у, милосердный д-дья-вол! Я же подыхаю, ты что, не видишь, падла?! Дай!!!

— Не меня проси. Попроси у капитана. Он бы дал. А я другой закваски. Можешь хоть загнуться или сойти на клин — я и глазом не моргну. Капитан тебя пожалел бы. Но ты его прирезал, подонок. И сжалиться над тобой теперь некому. Понял?

Хиск зарычал от ненависти и боли. Он силился разнять сцепленные за спиной рукава, но форменная ткань и пряжки не поддавались.

— Я тебя заделаю-у-у-у! — выл он; — Бородатая гнида, а-а! Заделаю! О-о, я сойду на клин! Я завернусь! О, как жжет! Это огонь! Воткни хоть полтележки! Человек ты или нет?!

Улье вынул инъектор из руки спящего Тода. Хиск затих и умоляющими больными глазами уставился на вожделенную «тележку». То был многозарядный аппарат, предназначенный для массовых прививок. Им оснащались биологические лаборатории и спасательные медицинские бригады.

— Где ж ты раздобыл такую справную тележку? — поинтересовался разведчик, убедившись, что в магазине инъектора имеются еще дюжины две ампул.

— В грузе…

— И ширву там же?

— Д-да. Воткни. Воткни скорее. Хоть каплю. Будь же ты человеком.

— Человека ты прирезал. А я всего-навсего разведчик. Я дам тебе ширву. Но сначала ты мне все скажешь. Все! Без утайки.

Колонист забился в припадке. Уж на что Улье видал виды, но от этого звериного воя и судорог ему стало не по себе. Нагнувшись, он приложил сопло инъекtopa к шее Хиска и ввел минимальную дозу. Дрожащий наркоман замер, прислушиваясь, как снадобье растекается по его жилам.

— Еще… Дай еще, — прошептал он. — Это на пять минут. Дай полную втычку.

— Сначала скажи, кто такой Зет, зачем вам горючка, кто с вами работает. Живо!

Хиск не сводил глаз с руки Ульса, державшей инъектор.

— Нет…

— Ну, как знаешь, — разведчик выпрямился и сунул инъектор в карман.

— Помоги… Спаси… — зашептал Хиск, и по его щеке поползла медленная слеза. — Сейчас начнется по новой. Я не вытерплю. Я на клин сойду…

— Отвечай, — попытался вразумить его Улье. — Хуже, чем есть, тебе уже не будет.

— Нет.

— Боишься Зета?

— Да.

— Но ты понимаешь хоть, что сейчас загнешься? Или у тебя перегорят мозги — разница невелика. Так и так не будет больше тебя на свете. — Улье вытащил из кармана инъектор и повертел его перед мокрым от слез лицом ширакеша. — Вот оно, спасение. Я тебя запру в каюте, дам тележку, ширяйся хоть неделю. Только сначала дай мне брезец на остальную твою компанию. Ну?

Черты Хиска страшно исказились. Похоже, боль нарастала с новой силой.

— Ты… ничем не лучше… — прохрипел он, корчась.

— Что-что? — не разобрал Улье.

— Такой же, как мы, — превозмогая муку, проговорил ширакеш, потом перекатился на живот, скрючился, как зародыш, и умолк.

— Через пять минут будет поздно! — крикнул Улье. — Говори! Говори — и я тебя откачаю!

Хиск захрипел. Вдруг хрип его оборвался, и мышцы напряглись до предела. Начиналась каталептичеcкая фаза, после которой могла следовать лишь агония.

Ульс нагнулся, прижал сопло инъектора к сонной артерии умирающего и дал полную дозу. Чуть погодя тело колониста обмякло, он испустил долгий вздох и блаженно растянулся на полу.

Разведчик освободил его скрученные руки, расстегнув пряжки манжет, перевернул Хиска на спину и вложил ему в ладонь инъектор. Ширакеш стиснул пальцы на рукояти мертвой хваткой.

— На, — сказал Улье. — Заширяйся, хоть лопни.

Он сел в кресло и, не обращая внимания на простертого у его ног колониста, уткнулся лицом в кулаки. Его била дрожь.

Не каждому дано быть палачом.