"Магия чувств" - читать интересную книгу автора (Маккарти Сюзанна)

Глава 1

— О нет, это уж слишком! Питер ден Ауден швырнул ручку и, нетерпеливо вздохнув, встал из-за стола, за которым уже не один час корпел над спецификациями на прецизионные винтовые механизмы — крупный заказ для французской аэрокосмической компании. Снизу, с лодки-дома, доносились громовые раскаты музыки; даже двойные стекла окон не могли их приглушить.

Небось и разрешения на швартовку у них нет, раздраженно думал он, опершись руками на раму и глядя на плавучую развалину. Все лодки, причалившие здесь раньше, пока на месте, а стало быть, швартовка новых не предполагалась. Это же корыто откуда ни возьмись появилось здесь несколько дней назад, и толпа молодых обитателей его гудит каждую ночь напропалую.

Повернув руку, он взглянул на часы: почти полночь. Неужели никто так и не вызвал полицию? А впрочем, ведь в этой части Херенграхт в основном банки и фирмы, жилые же дома можно по пальцам пересчитать; правда, кое-кто из деловых людей, как и он, предпочли обзавестись квартирами над своими офисами — удобство, надо сказать, немаловажное.

Уже почти полночь, а он все еще за работой. Ухмыльнувшись, Питер провел рукой по густым светлым волосам. Не иначе как он превращается в трудоголика. Не зря Жанина на днях пожаловалась, что чаще общается с его секретаршей, чем с ним самим.

А может, она права, честно признал он. Есть у него склонность частную жизнь, как и деловую, размечать по часам, включая ее в свой строгий рабочий график: Жанина — по понедельникам и субботам, Ингрид — по средам и через неделю по пятницам.

Но ему нравилось работать до упаду. Десять лет назад ему досталась по наследству небольшая конструкторская фирма «Ден Ауден»; его усилиями это не Бог весть какое предприятие внутреннего значения превратилось в мощную международную компанию. Как ни странно, он обнаружил в себе хватку бизнесмена, и то, что поначалу представлялось тягостной обязанностью, от которой он не знал, куда деться, постепенно стало для него едва ли не удовольствием.

Едва ли не…

Смех и музыка внизу не прекращались. Ребятня украсила свою посудину такими яркими разводами, что рябило в глазах. И это напомнило ему собственную юность. К тому же кто-то из ее обитателей, похоже, мечтал о карьере садовника — цветочные горшки с геранью и бегонией торчали из всех дыр и рядком выстроились на планшире в нескольких дюймах от мутных вод канала.

Он уже хотел было отвернуться, когда вновь увидел ту девушку. Она не покидала лодку со дня приезда, а значит, была одной из тех, кто на ней жил. Он поймал себя на том, что наблюдает за ней с каким-то необъяснимым восхищением. Она босиком танцевала на крыше лодки. Ее спутанная белокурая шевелюра, украшенная разноцветными ленточками, развевалась вокруг плеч; а одежда была, верно, приобретена на блошином рынке. Увидь ее на улице, Жанина сморщила бы свой точеный французский носик и перешла бы на другую сторону. Мысль эта слегка его позабавила.

Гром синтезатора неистовствовал в тишине летней ночи. Питер нетерпеливо тряхнул головой. Нет, он этого так не оставит; им, похоже, совершенно наплевать на других. Втиснув широкие плечи в пиджак серого делового костюма — вряд ли была в том необходимость в столь теплую летнюю ночь, — он выскочил из квартиры и без помощи лифта стремительно спустился по крутой узкой лестнице на улицу.

— Ух! Порезался!

— Ну что ж ты так неосторожен, Дункан? — засмеялась Чарли. — Кто собирает разбитое стекло голыми руками? Где-то есть совок с веником. Погоди, не вертись, сейчас приложу лекарство.

Пока она обрабатывала ранку на пальце, симпатичное лицо паренька морщилось от боли.

— Прости, Чарли, это была твоя любимая ваза. Завтра же куплю тебе новую.

— О, чепуха! — Ее фиалковые глаза улыбались. — Вот так, растяпа. Кровотечение остановлено, и думаю, швы накладывать не придется.

Свободной рукой он обнял ее за плечи и чмокнул в кончик очаровательного носика.

— Спасибо. Ты просто ангел. Пошли потанцуем.

Она окинула его строгим взглядом.

— Кажется, ты собирался пойти с Сарой, — с упреком произнесла она. Вот и танцевал бы с ней.

— О, Сара становится чересчур серьезной, — с досадой проворчал он. Ей все время слышатся свадебные колокольчики, а я пока к этому не готов. Мне хочется погулять. Ты для меня как раз то, что надо. — И заискивающе добавил:

— Никто не умеет так, как ты, по-настоящему, наслаждаться жизнью.

— Допустим, — признала она, решительно отстраняя его. — Но что значит наслаждаться жизнью? Боюсь, у нас разные представления на этот счет.

Он рассмеялся.

— А твой благочестивый предок не рассказывал тебе сказку о птичках и пчелках? Ведь ты красивый цветок, и неудивительно, что вокруг тебя жужжат пчелы, жаждая вкусить твоего нектара…

— Неужели? — сухо парировала она. — Только если пчелки подлетят поближе, они туг же учуют, что этот прекрасный цветок — венерина мухоловка. И вообще, музыка слишком громкая. Пора ее приглушить — уже за полночь.

— О, не переживай, — успокоил ее Дункан. — Вокруг только старые мрачные банки и ни одной живой души; о том, что мы здесь, никто понятия не имеет.

— Все равно. Ты же знаешь, что здесь нельзя было даже швартоваться. Тебе хорошо рассуждать. Случись что, расхлебывать придется мне, ведь в договоре об аренде стоит моя фамилия.

— Ну ладно, — нехотя согласился он, — коль ты настаиваешь. Твоя воля закон.

Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой. Он всегда говорил «Твоя воля — закон», когда она на чем-то настаивала, правда, случалось это не так уж часто. Порой она даже спрашивала себя, не слишком ли часто люди пользуются ее покладистым характером. Поначалу, когда она, не завершив курс обучения в художественном колледже, объявила, что отправляется с друзьями в Амстердам, эта затея ей представлялась очень увлекательной. Но за шесть прошедших месяцев никто из всей компашки и пальцем не пошевелил, чтобы заработать деньги или навести на лодке чистоту и порадок, так что эта «развлекуха» ей уже слегка поднадоела.

Ах, да ладно. Какое это имеет значение? Надо вот поскорее вымести осколки, пока не порезался кто-нибудь еще. Разыскав веник с совком, она сгребла остатки вазы, отнесла их на палубу и выкинула за борт. На минуту остановилась, озираясь вокруг.

Чудесный теплый вечер. Небо будто темно-синий бархатный ковер и все усыпано звездами. В такой вечер грех быть чем-то недовольным.

И все же какая-то часть ее существа слегка пресытилась необустроенным, богемным бытом. Все бы хорошо — чем не жизнь на воде, среди бесконечных вечеринок?.. Но почему-то хочется иногда ощутить хоть какую-то почву под ногами.

Встряхнув головой, она рассмеялась. Вот был бы рад отец услышать такие рассуждения! Надежность и респектабельность — его жизненное кредо. Он не слишком докучал вниманием своей единственной дочери, на это ему всегда не хватало времени. Занимая высокий пост в комиссии Европейского Сообщества, он не уставал повторять ей, что чрезвычайно занят делами.

Она уже хотела было идти к себе в каюту, когда вдруг увидела, что кто-то опрокинул горшок с ее любимой бегонией. Маленькая морщинка прорезала ее гладкий лоб. Типичный случай! Конечно, сбили нечаянно, но могли бы по крайней мере ей об этом сказать. Она наклонилась, подняла цветок и принялась сгребать в горшок землю, как вдруг совсем рядом с собой обнаружила пару черных, очень дорогих, изготовленных на заказ, мужских ботинок.

— Вы владелец этой лодки?

Резкий голос принадлежал мужчине, привыкшему командовать; и она осторожно поднялась на ноги. Взгляд ее медленно скользил вверх по серому, безупречного покроя, деловому костюму, по синему шелковому галстуку символу консервативности — и наконец добрался до тяжелого подбородка.

— Я спросил, вы владелец яхты? — сквозь зубы повторил он.

— Ну да. В некотором роде, — подтвердила она неуверенным голосом.

— Тогда, будьте так любезны, приглушите музыку, и чем быстрее, тем лучше. Интересно, вы, молодежь, хоть иногда думаете об окружающих?

В другой раз она, пожалуй, извинилась бы, объяснила, что именно это она и собиралась сделать, но командный тон ее уязвил, и она стрельнула в него уничтожающим взглядом.

— С какой это стати? — возмутилась она. — Жалоб никаких не было. Вокруг никто не живет, одни офисы.

— Я тут живу, — сухо возразил он, — вон там, наверху. — И он указал на окна своей квартиры на четвертом этаже старинного аристократического здания, в котором размещался офис «Ден Ауден Энтерпрайзис».

— Ну уж извините, — парировала она, в ее тоне раскаянием и не пахло. Откуда мне было знать?

— Вот я вам сообщаю. И надеюсь, вы приглушите музыку до разумного уровня.

Не поднимая ресниц, Чарли осторожно его изучала. А он моложе, чем ей показалось вначале, но все же лет тридцать пять есть. Очень хорош собой: русые волосы, несколько длиннее, чем она могла бы предположить, высокий интеллигентный лоб, холодные серые глаза.

А вот рот вызвал у нее откровенное восхищение. Такой красивый, чувственный рот — и в таком подчинении у рассудка! Что же он держит под контролем? Она ощутила в себе прилив сладостного тепла. Случись его железной силе воли отпустить удила, и результат будет умопомрачителен.

Казалось, его забавляло это изучение.

— Ну и как? — спросил он. В ней проснулся бесенок, и ей захотелось слегка подзавести незнакомца.

— Что ж, поскольку вы один недовольны музыкой, — начала она дерзко и насмешливо и, соблазнительно покачивая бедрами, двинулась к нему, — почему бы вам не остаться здесь и не присоединиться к нам?

Приблизившись, она вынуждена была задрать голову вверх — в нем шесть футов роста, а она босиком. Она игриво дернула его за дорогой шелковый галстук:

— Ну, не будьте же старомодным занудой.

— Старомодным занудой? — Вид у него был крайне удивленный, и она едва скрыла победную улыбку. Но уже в следующую минуту, обхватив руками за талию, он крепко прижал ее к себе. — Что ж, прекрасно. Я остаюсь. При условии, что танцевать со мной будете вы. — Это был вызов.

Тут Чарли запаниковала. Предполагалось, что игру будет вести она — так было всегда. Но этот высокий незнакомец неожиданно перетасовал карты, и она растерялась. Непосредственная близость крупного мускулистого тела и легкий теплый запах его кожи привели ее в некоторое замешательство.

Она было дернулась назад, но безуспешно.

— Но уж вы-то наверняка не старомодная зануда и не откажетесь потанцевать с незнакомым мужчиной? — съехидничал он.

— Нет, я… — Это что же происходит? Неужели она позволит какому-то нудному, старому бизнесмену в костюме выбить ее из седла? — Естественно, я потанцую с вами, — отрезала она с вызовом, не только ему, но и себе самой. — Вы уверены, что сможете танцевать под эту музыку?

— О, я могу танцевать под любую, — заверил он ее. Плутовской огонек в его глазах предполагал некий скрытый смысл. — Хотя признаюсь, предпочел бы нечто более… романтическое. — Он наклонил голову, и она ощутила над ухом тепло его дыхания, что отозвалось в ее теле мелкой дрожью.

Усилием воли она сконцентрировала внимание на галстуке, лишь бы побороть в себе предательское возбуждение и не сомлеть в его объятиях. Галстук, черт возьми! Она знала только одного человека, носившего галстук, — своего отца. Уцепившись за этот образ, она вновь вскинула глаза на его лицо.

— Почему бы вам не снять это? — предложила она, потянув его за ненавистный аксессуар. — Или без него голова отвалится?

Он снова улыбнулся — улыбкой, от которой у нее замерло сердце.

— Вам не нравится мой галстук? — поддразнивая, осведомился он.

Она пожала своим худощавым плечиком, демонстрируя полное равнодушие.

— Не именно этот. А галстуки вообще, — ответила она с бесцеремонностью, какую обычно позволяла себе в разговорах с отцом. Галстуки носят только те, кому за сорок.

— Да неужто? — Казалось, ее шпильки его нисколько не трогают. — Ну, раз так, я непременно должен его снять.

Он потянул вниз узел, она попыталась отпрянуть, но он не отпустил. Во рту у нее вдруг пересохло. Процесс освобождения от галстука невольно вызвал в ее воображении картину полного стриптиза.

Так лучше? — продолжал посмеиваться он.

Она была ошарашена. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, приоткрыв островок русых кудрей на гладкой загорелой коже. Язык у нее прилип к гортани — первобытный, старый, как мир, инстинкт захватил ее в свою ловушку, и, как справиться с ним, она не имела понятия.

— Итак, не окажете ли любезность назвать свое имя? — Мягкий приглушенный голос усугублял действие его чар.

— Я… Чарли, — вымолвила она, не сумев подавить легкое дрожание голоса.

— Чарли, — сказал он так, что у нее по спине пробежали мурашки. — Это сокращенное от Шарлотты?

— Да.

— Прекрасное имя. Жаль, что приходится сокращать его до такого мужского варианта.

— Но иначе его не сократить, — заметила она, сдержанно усмехнувшись. Разве что Лотти.

Он засмеялся низким гортанным смехом, до неприличия сексуальным.

— Да уж, пожалуй, лучше пусть будет Чарли, — согласился он. — Итак, Чарли, лодка принадлежит вам?

Он начинал ей нравиться; воспротивиться этому можно было только волевым усилием, но из практики общения с отцом она вынесла единственное и, увы, не слишком надежное средство защиты — юношескую дерзость.

— Вы имеете в виду, есть ли у меня такая маленькая симпатичная бумажка со всякими печатями и подписями? — съязвила она так презрительно, как только могла. — Естественно, нет.

— Похитили чужую собственность? — Он явно забавлялся.

— Да. То есть нет. Я ее арендовала.

— А остальные, которые тут сшиваются? — продолжал он допрос.

Она снова пожала плечами.

— Это… друзья.

— И они живут на лодке?

— Некоторые из них. Плавучий народ, так сказать. Странники водной стихии. Он оценил ее юмор и улыбнулся.

— Ясно, — пробормотал он, его серые глаза поблескивали сарказмом. — И один из них ваш дружок, Чарли?

Щеки ее слегка зарделись. Хорошо, что в вечернем мраке этого не было видно.

— Не совсем так. — Она старалась придать тону непринужденность. — Мы не признаем моногамные отношения. — Когда ее отец услышал от нее такое заявление, его чуть не хватил удар. — Они сковывают творческую личность. Чтобы воспринимать новые впечатления, нужно быть свободным.

— О, несомненно, тут вы правы. Главное в жизни — быть свободным.

Не насмехается ли он над ней? Украдкой она разглядывала его лицо, но так и не смогла понять, что оно выражает. И вообще, что это на нее нашло? Танцует с каким-то типом в костюме. Видел бы ее сейчас отец! Наверняка это пришлось бы ему по вкусу. А поэтому не пора ли ей послать его к черту и возвращаться к друзьям? С ними у нее больше общего.

Но почему-то ее тело отказывалось повиноваться рассудку. Рука его медленно скользила по ее спине, прижимая к себе сильнее и сильнее, и она не противилась. Медленно покачиваясь, он вел ее в танце так, что даже ритмы тяжелого рока казались романтическими мелодиями Фрэнка Синатры. Машинально закрыв глаза, она погружалась в мир его чар.

Но вот его рука провела по ее волосам, она подняла голову и оказалась с ним лицом к лицу; сердце ее затрепетало, будто рвущаяся на волю птичка. Он медленно склонил голову, и, точно повинуясь безмолвному приказу, губы ее приоткрылись. Еще прежде, чем они слились в поцелуе, она знала: это будет что-то особенное.

И не обманулась в ожиданиях. Его чувственный язык не спеша обследовал нежные внутренние ткани ее губ, пробуждая в ней такое ответное желание, какого она прежде в себе и не подозревала. Кто бы мог подумать, а с виду такой чопорный и официальный, мельком подумала она. Однако вскоре все разумные мысли потонули в бурном потоке разливающейся в ней страсти.

Время и место уже перестали существовать. Только бы это никогда не кончалось. Они продолжали медленно покачиваться под музыку. Чарли беспомощно отвечала на его ласки, изгибаясь в его крепких объятиях. Она даже не заметила, что, танцуя, он провел ее вдоль узкого планшира в темный укромный уголок у носа лодки. Здесь не так слышались оглушающие звуки рок-музыки и голоса веселящейся молодежи; зато доносились ласковый плеск воды и тихий шепот выстроившихся вдоль канала вязов.

Ее руки как-то оказались у него под пиджаком и обхватили за талию, а голова опустилась на его твердую широкую грудь. Она впитывала в себя тепло мужского тела, легкий запах которого сводил ее с ума. И было уже неважно, что он старше всех ее приятелей, что на нем костюм и шикарные туфли. Она лишь ощущала рядом с собой мужчину, который довел ее до состояния полной беззащитности. И больше всего на свете ей хотелось, чтобы этот танец длился вечно.

Звезды медленно кружились над ними, музыка вела их куда-то, а они все более жадно целовались, все крепче обнимались. В какой-то момент они наконец остановились, перестав притворяться, что танцуют, и, нащупав стенку каюты, прислонились, забыв обо всем на свете.

У Чарли была уйма приятелей мужского пола — так, ничего серьезного, обычные отношения между студентами; однако, возможно, из-за ее страсти к развлечениям многие поначалу считали ее легкой добычей. И очень скоро убеждались в своем заблуждении. Куда же подевался ее защитный инстинкт на этот раз? Похоже, он спал, и высокому незнакомцу удалось проскользнуть незамеченным…

Не скоро он поднял голову, губы его чуть тронула ироничная улыбка.

— Что ж, — проговорил он низким приглушенным голосом. — Я рад, что остался.

Чарли взглянула на него и вдруг встрепенулась, словно очнувшись от забытья. Он продолжал держать ее возмутительно близко; блеск его темных глаз ее насторожил: уж не воспринял ли он ее приглашение присоединиться как нечто большее, чем танец и поцелуи?

Она было дернулась назад, но тиски стальных мускулов слегка сжались и сдавили ее еще сильнее; губы его чуть усмехнулись.

— Куда же вы? — Он опять дразнил ее. — Вы же обещали танцевать со мной.

— Я…

— Уж не боитесь ли вы новых впечатлений? — Он снова повел ее в танце все так же медленно, чувственно, лаская ее щеку теплым дыханием. — Вы, которая позарез хочет быть свободной?

— Для меня это не новое впечатление, — дерзко бросила она. — Я перецеловалась с десятками парней…

— Ах, парней, — с глубоким пониманием кивнул он. — Сдается мне, что вы совершали ошибку, подменяя качество количеством. — Большим пальцем он нежно провел по ее дрожащим, пересохшим от волнения губам. — Не стоит растрачивать поцелуи исключительно на юнцов. Вы же женщина, и удовлетворить вас могут только поцелуи мужчины. Иначе и быть не может.

Его слова и голос оплетали ее, точно паутиной. Над темной водой светила луна, легкий ветерок развевал волосы Чарли. И почему ей раньше не приходило в голову, что Амстердам самый романтичный город в мире?

Склонив голову, он вновь припал к ее губам и неторопливо, но настойчиво стал языком протискиваться внутрь, нащупывая все отзывчивые точки с такой дьявольской сноровкой, что противиться было выше ее сил. Рука ее наткнулась на гору налитых мускулов — его грудь; сердце ее замерло, и вся она затрепетала.

Он тотчас это ощутил. Еще бы, столь опытный в амурных делах мужчина ничего не упустит. Он целовал ее все нежнее, все сладостней — ничего подобного она еще не испытывала в жизни. Послушно изогнувшись, она прильнула к нему, готовая дать все, что он пожелает, и даже больше. Ей и в голову не приходило, к чему это может привести. Все ее мысли потонули в бездонной страсти.

А его руки бесцеремонно блуждали по ее телу, знакомясь с каждой извилинкой. На ней была шелковая шаль с бахромой, купленная на уличной распродаже всего за несколько гульденов. Спереди она скреплялась блестящей брошью, но во время танца брошь как-то незаметно расстегнулась, и шаль соскользнула с плеч.

А носила она эту шаль потому, что тоненькая хлопчатобумажная блузочка с излишней откровенностью обнажала ее нежные груди — больше, чем она могла себе позволить. Пожирая их испепеляющим взглядом, он наслаждался зрелищем в свое удовольствие.

Чарли была худенькой девушкой, и ее формам не требовалось лифчика, поэтому в своем полупрозрачном облачении она смотрелась почти как в костюме Евы. И ощущала, как под его пристальным взглядом ее соски, словно бутоны, набухают под тонкой паутиной ткани. Он коснулся ее рукой, и у нее перехватило дыхание.

Не будь сзади опоры, она бы, пожалуй, не удержалась на ногах. Она беспомощно прислонилась к стенке каюты, а его язык оказался уже в нежной раковине ее ушка, и ладони ласково поглаживали ей груди, кружа вокруг нежных сосков и разжигая в ней всепоглощающий пожар.

Она откинула назад голову, из уст вырвался прерывистый вздох. До ее сознания дошел его смех, торжествующий смех победителя. Он вновь припал к ее губам, будто они принадлежали ему по праву. Ей оставалось только покориться. Она не могла устоять против наглого вторжения его языка, а ее маленькие груди предательски обнажали все оттенки ее ощущений.

— Продолжать дальше здесь не место, — тихо произнес он низким хрипловатым голосом. — Мой дом в двух шагах отсюда, там наверху есть огромная двуспальная кровать. На ней мы могли бы недурно устроиться.

Его слова донеслись до нее как бы из другого мира. Опомнившись, она перепуганно раскрыла глаза.

— Нет!

— Нет? — Он мгновенно нахмурился. Ее с виду капризная выходка его ошеломила. — Это что еще за игра? — в гневе набросился он на нее. — После всего, что было, мы решили пококетничать? Пообещать все и ничего не дать?

— Пожалуйста, простите. — Она читала темные намерения в его взгляде и в растерянности пыталась высвободиться из его рук. — Пожалуйста, отпустите меня.

— Выходит, мы еще слишком маленькие и самоуверенности хватает только на то, чтоб водить за нос юнцов, — разъяренно зарычал он. — Пожалуй, мне следует преподать вам урок насчет того, как опасно морочить голову взрослым.

— Нет, пожалуйста, простите меня. — Теперь она и впрямь его боялась. На самом-то деле он прекрасно владел собой, весь его гнев был наигранным и, как ни странно, именно поэтому особенно пугающ.

Запустив пальцы ей в волосы, он притянул к себе ее голову; она сопротивлялась что было сил.

— Вам следовало бы вести себя поразумней, — рычал он ей в лицо. Разве мама не говорила вам, что опасно играть с огнем? Слишком опасно, можно здорово обжечься.

Навалившись всем весом, он прижал ее к стенке; было совершенно невозможно избежать его губ, впившихся в нее поцелуем. Она билась в его объятиях и колотила руками по груди, но ее жалкое трепыхание в непосредственной близости к нему лишь подливало масла в огонь. А этот человек в своем безупречном костюме принадлежал к племени сильных, еще каких сильных. Справиться с ним у нее не было ни малейшей возможности.

Да она была бы и не прочь сдаться без боя. Ох, как она этого хотела, как хотела провести с ним ночь на огромной удобной кровати, ощутить живительное тепло его обнаженного тела. Она тонула в зыбучем песке желания.

Он отпустил ее, да так неожиданно, что она чуть не покатилась кубарем, больно задев плечом о косяк. Его серые глаза глядели на нее с холодным отвращением.

— Пораскинув умом, я решил не пачкаться тем, что уже перебывало в постели у половины Амстердама, — с издевкой бросил он. Его голос обжигал ее презрением. — Бегите скорей к своим желторотым юнцам, а то они вас заждались. Лично я предпочитаю быть разборчивее в этих делах.

Развернувшись, он одним махом вскочил на тротуар и скрылся в тени высоких, стройных, окаймлявших небережную вязов. Она проводила его взглядом. Слезы унижения сдавили ей горло. Ей некого было винить, кроме себя; она сама дала повод думать, что готова лечь в постель даже с незнакомцем.

Дверь в дом отворилась, на мгновение высветился его силуэт и вновь исчез из виду. Усилием воли Чарли взяла себя в руки и, подняв упавшую шаль, аккуратно сколола ее брошью.

И вообще, плевать она хотела на то, что он о ней думает. Мужчин такого сорта она всегда недолюбливала. Нудные молодые дельцы и подающие надежды политики — разве не достаточно перезнакомил ее с ними отец, умоляя остепениться и найти себе приличного жениха?

Но все это ей было не по нутру. Она терпеть не могла мужчин, которые носят костюм.