"И вот мне приснилось" - читать интересную книгу автора (Тэнки)

решал, что с ним делать. Кроме того, к пятнадцати годам он был уже довольно
подкованным юношей. То, что он испытывал к Юте, не было дружеским чувством.
Не совсем приятная правда о себе на некоторое время повергла Рана в ступор.
Основная проблема, конечно, была в том, что он осознавал - когда-нибудь придется
извещать об этом семью. Но факт остается фактом, а факты - штука упрямая. Ему
нравятся парни. Ему с этим жить.
Проблема с Ютой была еще и в том, что тот не подавал никаких сигналов. Ну не в
любви же ему признаваться, в самом деле. За это можно и по морде получить.
Побоев Ран не боялся, а вот потерять хорошее отношение Юты - очень. Потому
решил - если Фукасава сделает первый шаг, он, Ран, ему ответит. Если же нет -
значит, не судьба.
Юта первый шаг не сделал.
Фукасава проучился у них год - первый год старшей школы, - и его снова куда-то
перевели. Позже Ран от кого-то узнал, что вроде бы его родители были какие-то
путешествующие то ли журналисты, то ли фотографы и постоянно переезжали.
Тогда же, в старшей школе, с Раном произошла неприятная история, которую он не
любил вспоминать, но которая оказала на него серьезное влияние. Случилось это во
время празднованиями маминого тридцатипятилетия - отец арендовал помещение для
банкета, пригласили кучу гостей - коллег, родственников, их детей. Было полно
народу, выпивки, еды, танцев, шумных разговоров, караоке: короче, веселье полным
ходом. У Рана уже не третий час празднования так разболелась голова, что он
поспешно скрылся в мужском туалете, уселся на край раковины и привалился к
холодной кафельной стене ноющим затылком.
Выпил он не то чтобы много, но ему, видимо, хватило, чтобы замедлить реакции
тела. Чем иначе можно объяснить, что он не удивился, когда в мужской туалет
ввалилась женщина? Это была какая-то мамина коллега, то ли Танака, то ли Накада:
а может, и не Танака и не Накада, Ран не запомнил ее имени. Она была уже совсем
пьяная, даже язык заплетался. Она что-то ему сказала, и он даже ей ответил, хотя
позже решительно не мог вспомнить ни ее вопроса, ни своего ответа. А потом она
оказалась вплотную к нему и начала его целовать.
Почему он ей позволил - он потом и сам не мог понять. Наверное, потому, что в
его полупьяной голове застряла мысль, что если оттолкнуть ее, то это будет
невежливо. Несколько секунд, а может, минут спустя он уже стоял, прислонившись к
стене, а она - перед ним на коленях, расстегивая его штаны.
Черт его знает, хорошо она делала минет или не особенно - Рану не с чем было
сравнивать, - но у него встал. Тогда она поднялась на ноги, прижалась к нему,
начала тереться, приговаривая какую-то чушь вроде <хороший мальчик: красивый
мальчик: трахни меня:> и прочую подобную ахинею.
Он и трахнул - усадив ее на край раковины и не особенно церемонясь. Каким чудом
никто не вошел - богам только известно. Она была красивая женщина, с
привлекательным подтянутым телом, ухоженная, от нее хорошо пахло - дорогими
духами, дорогой косметикой, дорогим алкоголем: и все же, когда он кончил - и она
вроде тоже, впрочем, Ран не был уверен, - и женщина ушла, он долго отмывал руки
с мылом и не мог отделаться от ощущения какой-то липкой мерзости.
Когда он все-таки вышел из туалета - с еще более гудящей головой, чем до того -
и к нему подскочила Айя, он от нее просто сбежал. Он не мог после такого не то
что дотронуться до сестры - даже посмотреть на нее.
Айя, конечно, обиделась, и он потом два дня ее задабривал, но это уже о другом.
С той поры у него не было ни женщин, ни мужчин - ровно до того момента, когда в
додзё, где Ран занимался кендо, ему не пришлось сойтись в показательном поединке