"Черные алмазы" - читать интересную книгу автора (Йокаи Мор)Бедный добрый князьВы писали, что хотите поговорить со мной? – спросил князь Тибальд, явившись к прекрасной даме в тот же день, когда Эвелина встретилась со своим мужем. – Я хочу уехать из Вены. – Ах, это и в самом деле неожиданно. И куда же? – Куда глаза глядят… Мой муж переезжает в Париж, и я, вероятно, отправлюсь с ним. Князь пристально посмотрел ей в глаза. – Вам наскучило быть со мной? – Я напрасно пыталась бы отрицать это. Здесь я невольница. Я живу в разукрашенной клетке и даже не знаю, что такое жизнь. – Вы жалеете о данном мне слове? Я освобождаю вас от него. Оставайтесь здесь. – Я слишком горда, чтобы быть неблагодарной по отношению к тому, чьими благодеяниями я пользуюсь. Мне достаточно сознания, что вы – хозяин в этом дворне, и уже одно это делает меня вашей невольницей. Я не хочу больше принимать благодеяния от кого бы то ни было. – Вы хотите стать актрисой? – И актрисой – тоже. Эвелина намеренно подчеркнула последнее слово. – Из честолюбия? – О нет! Тогда я была бы прилежнее в учении. Я хочу вкусить вольной жизни. Хочу быть свободной от уз. – Это скользкий путь для красивой женщины. – Не так уж часто оступаются на нем, чтобы после не подняться. – Откуда вам это известно? – Из наблюдений. – Стало быть, только от меня вы хотите освободиться? – Да, да, да! – в нетерпении воскликнула Эвелина. – В таком случае, чем скорее я избавлю вас от столь неприятного общества, тем будет лучше, – сказал князь, беря шляпу, и с едва уловимой иронией добавил: – Простите, сударыня, за то, что я порой вас утомлял. Эвелина дерзко повернулась спиной к уходившему князю, нетерпеливо постукивая ножкой. В прихожей князь обнаружил, что забыл свою трость в комнате Эвелины. Это была его любимая трость. Ее как-то подарила ему Эвелина на новый год. Теперь ему не хотелось бросать ее тут. Он вернулся за тростью. Дойдя до дверей комнаты, где он оставил Эвелину, князь в изумлении замер. Эвелина стояла спиной к двери. Держа в руках ту самую трость, за которой вернулся князь, она несколько раз порывисто прижала ее к губам и зарыдала. Князь удалился, как и вошел, незамеченным. Он все понял. Эвелина разыграла ссору, чтобы облегчить ему расставание с нею, и выказала низменные чувства, чтобы помочь князю забыть ее. Но почему она так поступила? На следующий день князь узнал и это. Дворецкий принес ключи от покоев Эвелины. Мадам уехала первым утренним поездом. Князь поспешил в покои Эвелины и тотчас понял, отчего она его покинула. Она оставила все дары, что когда-либо получила от князя: драгоценности, серебро, кружева. Она ничего не взяла с собой. Даже трость он нашел на столе и только позже заметил, что там, где набалдашник слоновой кости смыкается с золотым ободком, намотан тонкий волос, один из длинных шелковистых волос, достававших от головы до пят. Какая сила таится в одном тонком волоске! Эвелина приехала в Париж раньше, чем Каульман. Они условились, что, пока Каульман не обставит квартиру Эвелины, она будет жить в гостинице. Через несколько недель господин Феликс приехал к мадам в гостиницу и сказал ей: – Ваша квартира готова, если угодно, я могу отвезти вас туда. Эвелина села в карету, и Феликс проводил ее в новые апартаменты. Квартира находилась в одном из самых фешенебельных районов города, на Севастопольском бульваре, в бельэтаже. Когда Эвелина вошла туда, у нее вдруг сильно забилось сердце. Та же самая гостиная с коврами вишневого цвета, за ней – комната, обитая серым шелком, с черным мраморным камином и, наконец, такой же точно кабинет, украшенный резьбой в стиле рококо, с овальными картинами на фарфоре, и одно окно так же выходит в зимний сад, как и в Вене. Те же картины, то же серебро, тот же гардероб, те же шкатулки с драгоценностями, все то же, вплоть до перчаток, забытых ею на столе в венском доме. «Бедный добрый князь!» – вздохнула мадам, прижав руки к груди, и глаза ее затуманились слезами. А у господина Феликса достало бестактности поинтересоваться в этот момент: – Довольны ли вы тем, как я обставил ваше гнездышко? … Бедный добрый князь! И эти слова потом много раз со вздохом повторяла Эвелина. Ибо, начиная с контракта, который с ней тотчас же подписал лучший оперный театр Парижа, и до первых упавших к ее ногам цветов, все-все было сделано руками старого Тибальда, который так и не отступился от слов, вырвавшихся у него когда-то: «Дочь моя». |
||
|