"Черные алмазы" - читать интересную книгу автора (Йокаи Мор)

Где алмазы бессильны

О чем беседовал его превосходительство с прекрасной дамой на назначенной ею встрече, доподлинно сообщить не можем, ибо стенографист там не присутствовал.

Наверное, он хвалил ее артистический талант, обещал свое высокое покровительство, а поскольку ничего на свете не делается даром и поскольку князь назвал его превосходительство великим греховодником – в определенном смысле, – то, по всей вероятности, он намекал на аванс, причитающийся за покровительство.

В свою очередь, Эвелина, как женщина умная, прежде хотела получить определенные гарантии и закрепить их «черным по белому»: она извлекла из шкатулки уже известную нам бумагу.

Его превосходительство, видимо, думал, что это ходатайство об ангажементе в оперу, и с беспечной улыбкой сказал: можно считать, что бумага уже подписана.

И более чем вероятно, что его высокий лоб тотчас покрылся официальными морщинами, когда он развернул сложенную вдвое бумагу, поскольку речь там шла не о театральных делах, а о разрешении на строительство железной дороги в долине Бонда.

Тут его превосходительство немедля поднялся с кресла и, утратив всякую охоту любезничать с прекрасной дамой, стал распространяться о непреодолимых препонах, о могущественной оппозиции в имперском совете, о еще более сильной оппозиции в верхней палате, где князь Зондерсгайн перевернет все вверх дном, лишь бы воспрепятствовать строительству железной дороги в долине Бонда, о политической ситуации, о трудностях на денежном рынке, о государственных тяготах, сложных перспективах, территориальных препятствиях и тому подобном, из-за чего невозможно или, во всяком случае, в данный момент не представляется возможным выдать государственные субсидии на строительство железной дороги в долине Бонда.

А что его превосходительство очень скоро взял свою шляпу и покинул прекрасную даму – это установленный факт.

И что, спускаясь по лестнице, он с кислой миной ворчал про себя нечто вроде: «Если б я знал, что встречу не актрису, а жену банкира, разве бы я явился сюда!» – это уже вполне правомерный психологический вывод.

И наконец, как утверждает молва, садясь в наемную карету, его превосходительство так хлопнул дверцей, что разбилось стекло.

В это время во дворце князя Тибальда заседал совет правления. Обсуждались сроки третьего взноса. Самая рискованная хирургическая операция на кошельке публики.

Очень пригодилась бы в такой ситуации железная дорога в долине Бонда.

Каульман был уверен, что в течение недели нужное решение будет получено. Депутаты из долины Бонда произвели подлинную сенсацию.

Помимо того, у консорциума есть еще один влиятельный покровитель, который может получить у нужных людей решительно все, даже железную дорогу.

Тонкое, аристократическое лицо председателя ни единым движением не выдало, что ему известен этот таинственный покровитель.

Каульман и представить себе не мог, что Эвелина с предательской наивностью рассказывает князю, во дворце которого живет, обо всех, кого она принимает с тайного хода этого дворца.

Если подобная откровенность и встречается в жизни, то она уникальна. И надо же было именно Каульману столкнуться с нею.

Во время заседания Каульману принесли письмо.

Феликс узнал почерк Эвелины.

Он поспешно вскрыл конверт.

И с кислой миной бросил на стол.

Выражение лица у него стало такое, словно он хлебнул уксусу и пытается скрыть это.

– Что это? – спросил князь Тибальд и, не спрашивая разрешения, взял бумагу.

Это был неподписанный документ. Каульман с досадой ткнул пером в бумагу.

– Наша железная дорога опять полетела ко всем чертям!

Князь подумал про себя: «А женщина опять спаслась». Затем, наклонившись к Каульману и положив ему руку на плечо, он шепнул:

– На такие дела не идут ради прекрасных глаз, друг мой!

Шпитцхазе был секретарем заседания.

После разыгравшейся сцены он черкнул что-то на клочке бумаги и протянул Каульману.

Каульман прочел, разорвал и пожал плечами.

– Это я знаю и без дурацких советов.

Заседание правления закончилось в удручающей атмосфере.

Комедия с делегацией из долины Бонда обошлась в две тысячи форинтов и не дала результата.

Оставалось прибегнуть к крайнему средству.

Господин Чанта был твердо намерен – будь что будет – третий взнос не платить. Он выбросит на рынок все свои акции, сколько бы за них ни дали.

Однако в день платежа он получил письмо от Шпитцхазе следующего содержания:

«Сударь!

Завтра к вам приедет господин Каульман и предложит скупить все ваши акции с приплатой в сорок пять процентов. Будьте осторожны. Доподлинно известно, что правительство уже подписало разрешение на железную дорогу в долине Бонда, и, когда все о нем узнают, акции сразу подскочат еще на двадцать процентов».

Господин Чанта теперь уверовал в Шпитцхазе, как в оракула.

Столько раз он следовал его советам и ни разу не обманывался.

После объявления третьего взноса, когда акции немного упали, к Чанте явился дорогой племянничек Каульман и предложил за акции сорок пять процентов приплаты.

Чанта не отдал ему, устоял.

Он предпочел выкатить из подвала последний бочонок серебра и отвезти его в Вену, только бы не расставаться ни с одной акцией.

И судьба наградила его за это.

На третий день после платежа он прочел в газетах, сколь успешно прошло голосование за железную дорогу в долине Бонда в имперском совете и верхней палате.

Его превосходительство лично защищал дело в нижней и в верхней палате и доказал – ясно, как божий день, – что государственное субсидирование железной дороги в долине Бонда диктуется помимо всего и политическими мотивами, и теперешней благоприятной конъюнктурой на денежном рынке, а также национальными и экономическими интересами народа, государственными соображениями, территориальными преимуществами – и в обеих палатах голосование прошло почти без противодействия. Князь Вальдемар пытался было поднять оппозицию, но его никто не поддержал.

Комиссия, проверяющая отчетность бондаварского консорциума, при очередной ревизии наткнулась на такую статью:

«Организационные расходы – сорок тысяч форинтов».

– Что это? – воскликнули все в один голос.

Каульман что-то шепнул председателю. Тот шепнул соседу. После чего все втянули головы в плечи и единогласно одобрили.

Разрешение на строительство железной дороги подняло бондаварские акции на семьдесят процентов выше пари. Господин Чанта на радостях выпил пуншу.

Несколько позже в фойе театра Треймана Эвелина встретилась с его превосходительством.

Его превосходительство решил, что сейчас самое время напомнить просительнице об оказанной ей протекции.

– Ну, дорогая, я выиграл железную дорогу в долине Бонда, не правда ли?

Эвелина сделала низкий реверанс. Она была в костюме герцогини Герольштейнской.

– Я ваш вечный должник, ваше превосходительство. Незамедлительно пришлю вам сорок тысяч поцелуев.

Ну, казалось бы, что тут плохого? А его превосходительство почувствовал себя уязвленным упоминанием сорока тысяч и больше не оказывал внимания герцогине Герольштейнской. Но и Эвелина могла быть уверена, что отныне, как она ни пой, ей не получить ангажемента в оперу.