"Господин штабс-капитан" - читать интересную книгу автора (Василий Коледин)

- Так Вы не знаете, что там произошло? – переспросил я дежурного офицера.
- Нет, мне ничего неизвестно, - пожал плечами Хитров.
- А Минского Вы сегодня или вчера видели?
- Нет. Вчера я провел весь день в доме, правда, ходил в собор. Это было… приблизительно в шесть часов. Минского я не встречал. Сегодня заступил на дежурство, сменил Вас. После того, как вы ушли, никто из офицеров в роту не приходил, ни Сенцов, ни Тимофеев, ни Минский.
- Я понял. Ладно, - обреченно вздохнул я, - отправляюсь к Вознесенскому. Потом зайду.
По дороге в КРО я усиленно пытался догадаться, что произошло и в чем причина происшествия. Однако вскоре я понял всю бесполезность своих стараний.
У дома, в котором расположился контрразведывательный отдел, стояла толпа из местных жителей, мужиков и баб, нескольких полицейских и жандармов. Заметив меня, все расступились и пропустили меня внутрь.
В комнате на стуле возле стола ротмистра понурив голову, сидел Минский. На нем не было портупеи, и ворот его гимнастерки был расстегнут на три пуговицы. При моем появлении он поднял голову и с надеждой посмотрел на меня. Бывший жандармский офицер сидел по другую сторону стола и что-то записывал. Он тоже оторвался от своего занятия и встал, приветствуя меня.
- А! Господин штабс-капитан! Проходите, проходите. Присаживайтесь, - Вознесенский указал на стул рядом с Минским, - Спасибо, что пришли. Я знаю, что Вы после дежурства, но извините – обстоятельства!
- Могу ли я узнать, что произошло? – спросил я, опускаясь на стул, предложенный мне ротмистром.
- Гхы-гхы, – откашлялся контрразведчик, - да, знаете ли, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло…
Он посмотрел на подпоручика, потом на меня. Я подождал несколько минут, Вознесенский не произнес больше ни слова.
- Простите, но я не понимаю…
- Вот, ваш офицер помог контрразведке задержать одного из австрийских диверсантов. Правда, он сначала с одним из них играл в карты и выпивал, а потом, поссорившись, пристрелил. А вот второго помог нам задержать. Так что поклон ему, - слова ротмистра по смыслу вроде бы хвалили Минского, но его саркастическая интонация настораживала. Было совершенно непонятно, говорит ли он серьезно или же в характерной ему манере издевается над нами.
Я молчал, не понимая, как относиться к услышанному. Минский тоже молчал, повесив голову, и, словно провинившийся гимназист, чуть-чуть всхлипывал носом.
- А можно все-таки узнать что произошло? – попросил я.
- А, конечно! Господин подпоручик, будьте любезны, расскажите своему командиру о своих похождениях. Ему очень интересно. И я еще раз послушаю Вас, может что-то упустил из вашего рассказа. Смелее! Мы слушаем Вас!
- Но я все Вам рассказал…
- Так я и слышал. А, вот, Станислав Максимович, увы, нет!
Минский поднял на меня свой взор, и, нерешительно и тихонько, начал свой рассказ:
- Сменился я вчера. Вы, Станислав Максимович, меня и меняли. Стало быть, сменился и отправился отсыпаться. Проснулся после трех часов. Пообедал. Часов в пять ко мне зашел прапорщик Николаев. Он взводный в роте Петровского. Мы с ним приятели.
- По карточной игре, - уточнил ротмистр.
- Да, вместе играем в коммерческие игры…
- Подпоручик!
- Правда, в этот раз играли в азартные…
- В какие? – продолжал допрос ротмистр.
- В фараон… Предложил Николаев, ему нужны были деньги.
- Итак…
- Игры у нас происходят у поручика Влынского. Он слывет азартным игроком и чертовски удачливым. Практически каждый вечер, когда он не на передовой, у него собираются игроки. Я бываю у него, но не часто. Вы же знаете, Станислав Максимович, я не игрок. Так, от скуки могу раскинуть карты. Кроме того, я больше люблю преферанс. А вчера согласился играть только от того, что все играли в фараона и преферанс никто не хотел раскладывать. Собралось человек двадцать. Играли на трех столах.
- Выпивали? – уточняюще спросил ротмистр.
- Конечно, без выпивки не играют. Я тоже выпивал, но сказать, что сильно опьянел, не скажу. Игра не шла. Часам к двенадцати я проиграл тридцать рублей, - все, что у меня было, и решил прекратить. Я не люблю играть в долг, тем более, на фронте. За моим столом играло четыре офицера и я.
- Кто играл?
- Прапорщик Николаев, поручик Борисов, подпоручик Морозов, штабс-капитан Рихтер и я. Игра сложилась только у Николаева и Морозова. Когда проиграл последние деньги, от скуки, я вышел из игры и сел возле нашего стола. В комнате стоял сизый туман от бесчисленного количества выкуренных папирос. Голова шумела больше от дыма, чем от выпитой водки. Окна, хоть и отворены были настежь, не могли выветрить папиросный туман. Домой уходить не хотелось, и я вяло следил за игрой моего стола. В какой-то момент мне невольно бросилось в глаза странное движение подпоручика Морозова. Сначала я подумал, что мне просто показалось из-за выпитой водки и густого дыма. Я стал приглядываться, и во мне укрепилась уверенность, что Морозов шельмует! Когда он достал откуда-то из-под себя другую карту, я не вытерпел. Встав со своего места, я подошел к нему и взял его за руку. «Так вот, как вы зарабатываете на игре, подпоручик!» - вскричал я громко на всю комнату. Шум и гам, царивший в доме, как по команде замолк. Все игроки перестали метать и обернулись в нашу сторону. Морозов не ожидал такого оборота и пока молчал, видимо, осмысливая свои дальнейшие действия. «Потрудитесь объяснить причину ваших слов!» - строго сказал штабс-капитан Рихтер. – «Как понимать их?» Я потянул Морозова вверх с его стула, ожидая, что там все увидят скрытые карты. Но их там не оказалось! Можете представить мое изумление? Я ведь был уверен, что четко видел подмену карт подпоручиком! Тогда Морозов уже более уверенный в своей безнаказанности, встал и бросил мне в лицо: «Вы пытаетесь меня оскорбить! Вы считаете, что таким способом можете вернуть свои жалкие тридцать рублей, проигранных мне и выигранных мной честно! Вы негодный человек! И ответите за свои оскорбления!» Я оказался в неприглядном положении. Но, тем не менее, я оставался при своем мнении – Морозов жульничал. «Я готов ответить за свои слова!» Мы схватились за оружие, но нас разняли. «Господа, господа! – закричал штабс-капитан Рихтер. – Так нельзя! Век дуэлей давно ушел, а стрелять друг в друга просто так нельзя! Во-первых, мы на фронте, а во-вторых, тот, кто останется в живых станет обычным преступником. Уж коли вы считаете себя оскорбленными, то сыграйте лучше в «кукушку»! Это в некоторой мере сгладит последствия, которые неминуемо наступят, и удовлетворит ваше обоюдное желание ответить на нанесенное противником оскорбление». Все присутствующие поддержали Рихтера. Кто-то из присутствующих предложил пойти в разбомбленный месяц назад дом. Хозяева там давно не живут и дом пустует. Действительно, лучшего места для «кукушки» и придумать нельзя. Все общество согласилось. Все офицеры оставили игру и направились к разбомбленному дому. Мы с Морозовым шли порознь друг от друга, но каждого из нас сопровождало по нескольку офицеров, так что сбежать случая не представилось. Впрочем, я и не пытался сбежать и в мыслях такого не имел. Когда все достигли цели своего ночного путешествия, штабс-капитан Рихтер взял у кого-то лампу и полез в дом. Я видел, как свет от лампы стал блуждать по комнатам дома. Через пять минут Рихтер вышел наружу и сказал: «Прекрасное место! Сейчас, господа, бросайте жребий. Тот, кому он выпадет, станет «кукушкой». А другой соответственно – «охотником». Цель охотника попасть в «кукушку», но и «кукушка» имеет право отвечать «охотнику». «Кукушка» обязана периодически куковать! Вы согласны?» Мы согласились. Быть «кукушкой» выпал жребий мне. Рихтер и еще несколько офицеров взяли у нас с Морозовым револьверы и проверили количество патронов. Потом нам выдали еще по семь патронов. «Теперь, Вы Морозов, войдете в дом с главного входа. А вы, Минский с «черного» входа. Мы все, господа, будем находиться вокруг дома на расстоянии тридцати шагов. Думаю, это и безопасно и в то же время позволит нам контролировать честность «игры». Заходите в дом одновременно. А Вы, Минский, каждые две-три минуты обязаны кричать «ку-ку»! Кричите громко, так, чтобы и мы слышали снаружи!» Я согласился, Морозов тоже кивнул. Нас развели по разные стороны дома, и по команде штабс-капитана, я вошел в дом. Войдя, я честно крикнул «ку-ку» и бросился вправо по коридору, стараясь не сильно шуметь. Я услышал, как в мою сторону стал пробираться и Морозов. Он тоже старался не шуметь, но половицы в доме скрипели, повсюду валялись обломки мебели и разбитая черепица с провалившейся крыши.
- Кто первым выстрелил? – спросил Вознесенский, так же, как и я внимательно и с интересом слушавший рассказ Минского.
- Каждые две минуты, может три, точно не считал их и на часы не смотрел, я куковал и прятался за углами и останками мебели. После, наверное, трех моих «ку-ку», мы с Морозовым, видимо, оказались в одной зале. Как только я крикнул, раздался выстрел, и пуля просвистела рядом со мной. Мне показалось, что совсем рядом. Я быстро бросился за угол и едва успел увернуться от второй пули. Недолго думая, я произвел два выстрела в сторону, где мне померещилась вспышка. Я не услышал ни криков, ни стонов, следовательно, я не попал. Мое положение казалось превосходным, и я смело прокуковал. В ответ раздался один, потом второй выстрел. Я считал каждый. У Морозова оставалось три патрона в барабане и семь в кармане. У меня на два патрона больше. Я пока не стал ему отвечать и притаился, прислушиваясь к любому шороху. Через минуту я услышал шум справа от себя и, направив ствол по направлению шума, выстрелил один раз. Может мне показалось, может, нет, но Морозов тихонько выругался. Возможно, я его задел или же пуля пролетела максимально близко от него. Я опять прокуковал и бросился стремглав в другую комнату. Вслед моему шуму, который я производил специально, отвлекая Морозова от моего истинного направления движения, я кинул ножку стула в противоположенную от своего истинного движения сторону, и туда полетела еще одна, пятая по счету пуля. Она вонзилась в косяк и по тому, как она вошла, я предположил, где мог находиться Морозов. Влетев в комнату, которая тускло освещалась лишь узкой полоской лунного света, я спрятался за массивным кожаным диваном напротив двери и стал ждать своего «охотника».
- Вы считаете, что условия вашей «игры» были равноправными? И Вы не хладнокровно убили человека? – строго спросил ротмистр, вернее в его интонации я не услышал вопроса. Он констатировал факт.
- Конечно, я понимаю, что в данной обстановке я находился в более выгодном положении нежели Морозов. Но такую ситуацию я сам и создал. Моя роль «кукушки» была менее безопасной, чем его, так как я своими криками наводил «охотника» на свое местоположение. Поэтому, извините меня, господин ротмистр, но утверждать, что я простой убийца нельзя. Моя совесть чиста! Ни я первый выстрелил! Итак, я затаился за диваном и стал ждать Морозова. Прошло минуты две. Он не появлялся. Я согласно своей роли прокуковал и превратился в слух, так как в той темноте что-либо увидеть не представлялась возможным. И вот я почувствовал его приближение. Что-то скрипнуло. Мне показалось, что я услышал его дыхание. Прошло мгновение, которое мне показалось вечностью. Я едва различил его силуэт в проеме двери. Не раздумывая, я выстрелил два раза и услышал, как его тело рухнуло на пол. «Все кончено!» - крикнул я офицерам, находящимся вокруг дома. Через минуту в доме появились штабс-капитан и другие. Они осветили комнату своими лампами. Только тогда я смог рассмотреть картину случившегося. Морозова я свалил двумя пулями. Одна попала в грудь, вторая в живот. Он умер сразу, без мучений. «Господа!» - довольно громко сказал Рихтер, заставив всех замолчать. – «В наших же интересах не распространяться о случившемся! Я прошу каждого думать, прежде чем отвечать на вопросы жандармов и полиции». «Что Вы предлагаете, штабс-капитан? Как мы объясним смерть подпоручика?» - стали его спрашивать все. «Ну, во-первых, тех, кто принимал пассивное участие в этом деле, я попрошу вообще молчать и не признаваться в том, что они что-либо видели! А это практически все! Вас же, подпоручик я могу только попросить, как можно меньше ссылаться на присутствующих и по возможности не называть имена и фамилии. Конечно, мое имя скрыть не удастся, поэтому смело меня называйте. Я все подтвержу! Скрыть произошедшее не суждено. Полиция работает хорошо, и установить ей, кто стрелял в подпоручика Морозова, не представит особого труда. А посему только правда оправдает Вас, подпоручик»! Буквально через минут пять, пока мы все обсуждали случившееся, послышались полицейские свистки и появились стражники. Их фонари добавили света в доме. Правда я заметил, что при их появлении толпа поредела. Ну а еще через минут двадцать появился господин ротмистр и отвел меня сюда… Вот и все, что я могу поведать.
- Прекрасно, подпоручик. Я вижу, что Вы нас не обманываете. Штабс-капитан Рихтер подтвердил ваши показания. Он утверждает, что согласие на участие в так называемой «игре» вы выразили обоюдное.
Ротмистр позвал дежурившего у дверей стражника – унтер-офицера в зеленой форме и с характерными погончиками чёрного сукна с оранжевым кантом, поверх которых свисали плечевые шнуры из оранжевого шнура с двумя посеребренными гомбочками.
- Проводите, пожалуйста, господина подпоручика к коменданту и передайте ему этот пакет, - Вознесенский отдал в руки полицейского стражника опечатанный бумажный пакет, на котором твердым почерком было что-то написано.
Минский встал и, скрестив руки за спиной, последовал за полицейским унтером. Когда мы остались в комнате одни, я спросил ротмистра:
- А теперь, если это не является тайной, скажите мне, как так получилось, что с помощью моего офицера вы раскрыли шпионскую сеть?
- Простите, Станислав Максимович, но всего я рассказать не могу! Скажу только, что у нас имелись некоторые подозрения относительно подпоручика Морозова, но оснований его проверить не находилось. Благодаря его смерти мы получили возможность обыскать его квартиру и внимательно осмотреть вещи, принадлежащие ему. Уже этого было достаточно! Морозов собирал сведения о наших войсках, о планируемых наступлениях, перебросках частей, новых поступлениях вооружения и подкреплений. Все сведения документировались и передавались австрийскому командованию через связных. Одного из них нам удалось сегодня утром задержать. Он признался в своей шпионской деятельности и дал свидетельства на некоторых других шпионов, действующих в наших частях.
- Тогда выходит, что подпоручик Минский помог контрразведке?
- Выходит, что помог…
- В таком случае разве заслуживает он наказания?
- Хм… я понимаю, куда Вы клоните! И в какой-то мере согласен с Вами…, но в данный момент отпустить подпоручика я не могу… по нескольким причинам… - Вознесенский потер свой затылок и перешел на шею – явный признак того, что он напряженно думает.
Я терпеливо ждал его решения. Наконец он спросил меня, когда нас отправляют на передовую.
- Не знаю точно. Думаю дня через два…
- Хорошо, я уточню это, - он все еще не решился на что-то, но вот-вот был готов принять решение. – Ладно! За день до выступления я отпущу Минского. Поймите меня, штабс-капитан, не могу я сейчас же его отпустить! Во-первых, не поймут остальные офицеры, и это может спровоцировать дальнейший нигилизм. Во-вторых, нами еще не арестованы другие участники шпионской сети, а освобождение Минского наведет их на мысль о том, что мы их деятельность накрыли. Они попытаются скрыться. Так что, пока Вам придется обойтись без вашего офицера. Справитесь?