"Галактики, как песчинки" - читать интересную книгу автора (Авраменко Олег)

3

Почти на самой окраине городского кладбища Паталипутры есть небольшая аллея, вдоль которой расположены в ряд сорок три скромных надгробия, похожих друг на друга, как близнецы. Имена на них были высечены разные, даты рождения — также, зато день смерти везде был указан один и тот же. Здесь нашли своё последнее пристанище учёные и инженеры Ранжпурского Института Физики, которые треть века назад предприняли отчаянную и безнадёжную попытку поднять на Махаварше всеобщее восстание против чужаков.

Собственно, мятежников было больше, чем сорок три, но некоторые из них, в том числе профессор Агаттияр, избежали участи своих товарищей, потому как следствию не удалось доказать их вину, а глава и идейный вдохновитель заговора, Раджив Шанкар, сумел бежать из тюрьмы в ночь накануне казни. Вернее сказать, его похитили из камеры смертников — вопреки его же собственному желанию. И только сейчас, спустя тридцать четыре года, он воссоединился в Вечности со своими друзьями и соратниками…

Под оружейный салют строя убелённых сединой ветеранов Сопротивления урну с пеплом Шанкара опустили в свежевырытую могилу, после чего присутствующие горсть за горстью засыпали её землёй. Затем рыхлый холмик тщательно утрамбовали, а поверх него установили такое же скромное надгробие. Как и на всех остальных, на нём было высечено только имя с днями рождения и смерти. Две эти даты разделяло без малого сто лет.

Первым цветы на могилу возложил император Махаварши, Падма XIV. Преклонив колено, он тихо промолвил:

— Я знаю, старик, при жизни ты так и не смог простить нас — всех тех, кто был причастен к твоему освобождению, кто не позволил тебе умереть вместе с остальными. Ты понимал, что это было необходимо; понимал, что ты был нужен нам живым; понимал, что мы могли спасти только одного из вас — и сделали этот трудный выбор в твою пользу. Всё это ты прекрасно понимал, однако простить нас было выше твоих сил. — Император сделал короткую паузу. — Говорят, что мёртвые прощают всё. Надеюсь, это так. Надеюсь, что теперь твоя мятущаяся душа обрела покой, а мы дождались от тебя прощения.

Следующей была дочь Падмы, двадцатисемилетняя принцесса Сатьявати. Положив свой букет, она с минуту молча стояла перед надгробием, а в её красивых чёрных глазах блестели слёзы. Раджив Шанкар был для неё не просто премьер-министром страны, которую она номинально возглавляла. В последние пять лет он фактически заменил ей отца, был её наставником и советником — но не в государственных делах (никакими властными полномочиями она не обладала), а просто как человек, как друг, как старший товарищ.

Предварительно предполагалось, что Сатьявати возглавит Королевство Индию на Земле, но когда махаваршцы получили в своё полное распоряжение систему Барнарда, она отправилась туда вместе с большинством своих соотечественников. Земная Индия, как и в довоенные времена, стала республикой, а в Мире Барнарда была провозглашена конституционная монархия — правопреемница Государства Махаварши. Однако Сатьявати наотрез отказалась принять королевский титул, ссылаясь на то, что её отец, глава императорского дома, ещё жив и обозримом будущем умирать не собирается. В итоге Сатьявати объявили регентом нового королевства — что, впрочем, сути дела не меняло. И так, и этак все её обязанности сводились к исполнению представительских функций, а реальная власть принадлежала всенародно избранному Национальному Собранию, которое по своему усмотрению формировало Кабинет Министров. В Мире Барнарда уже дважды проводились парламентские выборы, и оба раза на них уверенно побеждала Лига Свободы во главе с Радживом Шанкаром. Теперь же, с его смертью, правящая партия лишилась своего руководителя, государство — премьер-министра, а страна — харизматического лидера…

Вслед за Сатьявати последние почести Шанкару воздали прибывшие на «Заре Свободы» его соратники — в прошлом ведущие деятели подполья на Махаварше, а ныне высокопоставленные правительственные чиновники. Среди пассажиров моего корабля также было два не-махаваршца — дядя Рашели, адмирал Клод Бриссо, заместитель начальника Генерального Штаба ВКС Терры-Галлии, и доктор Поль Карно, председатель Совета Министров Земной Конфедерации. По своей должности они часто общались с главой правительства Мира Барнарда, и за эти семь лет у них с Шанкаром сложились тёплые, дружеские отношения.

Дальше настал наш черёд — членов команды крейсера, вместе с которыми Шанкар участвовал в боях за освобождение Солнечной системы; а затем мимо надгробия медленно поплыл людской поток, сплошь состоящий из стариков — последних жителей Махаварши. Здесь их собралось около двадцати тысяч — добрая половина населения планеты. Они шли по аллее не спеша, им некуда было торопиться, и каждый из них ненадолго задерживался у могилы, чтобы вслух или мысленно сказать пару слов величайшему представителю их поколения, который ещё при жизни стал легендой для многих миллионов соотечественников.

Мы не стали мешать старикам прощаться с Шанкаром и направились к выходу из кладбища, где располагалась стоянка легкового транспорта и вход на станцию метро. Я собирался было влезть в флайер, где уже разместились Рашель и Анн-Мари, но тут ко мне подошла принцесса Сатьявати.

— Отец просит, чтобы вы полетели вместе с ним, — сказала она. — А я составлю компанию вашим друзьям. Не возражаете, капитан?

Не дожидаясь моего ответа, Сатьявати проскользнула в кабину и устроилась в водительском кресле. В некотором недоумении я пожал плечами и кивнул:

— Никаких возражений, принцесса.

— Вот и хорошо. Тогда встретимся во дворце.

С этими словами она захлопнула дверцу и включила двигатель. Я помахал рукой, прощаясь с Анн-Мари, послал Рашели воздушный поцелуй (дочь, разумеется, ответила мне тем же) и направился к флайеру императора.

Падма уже ждал меня в своей машине и оказался настолько любезен, что предоставил водительское место в моё распоряжение. Видимо, он знал, что я очень не люблю летать в качестве пассажира; впрочем, этого не любят все без исключения пилоты.

Когда я поднял флайер в воздух, император сказал:

— Сначала сделайте пару кругов над кладбищем, а потом летим в дворец.

Я так и поступил. Внизу по аллее всё плыл людской поток, и на том месте, где был похоронен Раджив Шанкар, уже возвышался внушительный холм живых цветов, полностью скрывший под собой надгробие. Не были обделены вниманием и могилы его соратников, которые положили свои жизни на алтарь грядущей победы. На первый взгляд, их жертва казалась напрасной — ведь тогда они ничего не добились, и лишь через двадцать шесть лет Махаварша была освобождена войсками Терры-Галлии. Но именно память о тех событиях не позволила нам окончательно впасть в летаргию, смириться с неволей, на которую обрекли нас чужаки, и где-то в глубине души, на подсознательном уровне, мы были готовы к борьбе за свою свободу. И четверть века спустя, когда это понадобилось, на планете вспыхнуло всеобщее восстание, которое отвлекло на себя внимание оккупационных войск и позволило галлийскому флоту без существенных потерь захватить контроль над нашей дром-зоной. Это отчасти смягчало нам, выходцам с Махаварши, чувство стыда за то, что в своё время мы практически без боя капитулировали перед Иными, а потом более ста лет безропотно прожили под их властью, тогда как жители многих других планет сражались до конца и, даже потерпев поражение, всё равно продолжали сопротивляться захватчикам…

— Шанкар был великим человеком, — произнёс Падма, когда я начал набирать высоту, присоединяясь к другим флайерам, следовавшим к центру Паталипутры, где располагался императорский дворец. — Сказать по правде, я не верил ему, когда он обещал, что за пять лет Мир Барнарда станет вровень с Террой-Галлией и Землёй. Не верил, хотя для этого имелись все объективные предпосылки — и развитая экономика планеты, почти незатронутая войной, и четырехмиллиардный человеческий потенциал. Не верил, потому что знал наших соотечественников — трудолюбивых, самоотверженных, готовых сносить тяготы и лишения, но в большинстве своём безынициативных, привыкших во всём полагаться на помощь и покровительство государства. Однако Шанкар сумел с этим справиться, ему удалось переломить психологию махаваршцев, изменить традиционную систему ценностей общества и заставить его динамично развиваться… — Император немного помолчал. — Жаль, что он покинул нас так рано.

— Теперь ему нужна достойная замена, — после некоторых колебаний сказал я. Уже семь лет я был гражданином Земли и чувствовал себя стопроцентным землянином, но всё равно продолжал считать нынешних жителей Мира Барнарда своими соотечественниками, и мне было небезразлично их будущее. — Нужен человек, который по своему авторитету и влиянию на людей мог бы сравниться с господином Шанкаром. Лично я думаю, что такой человек есть.

Император кивнул:

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Однако и вы должны понимать, что это невозможно.

— Да, невозможно, — согласился я, переключая флайер на автопилот. — Но необходимо.

Он пристально посмотрел на меня:

— Точно так же ответила мне Сати. Вы с ней обсуждали этот вопрос?

Я покачал головой:

— Нет, сэр, не обсуждал. Просто это очевидно. Бывают ситуации, когда необходимость перевешивает невозможность.

— Гм-м, — протянул Падма. — Вы опять в точности повторили её слова. Для полноты совпадения вам следует ещё сказать, что мне вовсе не обязательно совмещать королевские обязанности с правительственной должностью. Мол, я вполне могу отречься от короны и уже в качестве рядового гражданина принять портфель премьер-министра.

— Я думал о таком варианте, — ответил я. — Он напрашивается сам собой.

— Да уж, напрашивается, — со вздохом согласился император. — А сорок тысяч стариков, остающихся на Махаварше никто в расчёт не берёт.

— О них могут позаботиться и другие. Вы же сами убедились, что человечество не бросило их на произвол судьбы. А вы сейчас нужны в системе Барнарда. Нужны четырём миллиардам людей, которые до сих пор считают себя вашими подданными. Нужны целой планете — и не какой-нибудь, а входящей в тройку ведущих человеческих миров. Это ваш долг, сэр. Долг, который превыше тех обязанностей, что вы взяли на себя семь лет назад.

С минуту мы летели молча. Наконец Падма произнёс:

— Не буду с вами спорить, мистер Матусевич. Мне хватает споров с дочерью и министрами. А вас я пригласил сопровождать меня не для разговоров о политике. Меня интересует, как вы поживаете. Должен сказать, я был здорово удивлён, когда увидел вас в прежнем звании и в прежней должности. Что-то вы застряли на служебной лестнице и выше не продвигаетесь.

Я пожал плечами:

— Почему это застрял? По-моему, всё нормально. Ведь своё нынешнее звание я получил вроде как авансом, а теперь вот отрабатываю его. Согласитесь, сэр: капитан гражданской авиации, хоть он и носит четыре золотых шеврона, всё-таки не ровня капитану военно-космического флота. Максимум чего я заслуживал, да и то с большой натяжкой, это второй ранг — то есть, по-нашему, звание командора. Просто так получилось, что Рашель заставила меня надеть отцовский мундир, а галлийское командование решило смириться с этим, понимая, что понижение в звании уязвит меня. Та же ситуация и с должностью: я одним махом пересел с суборбитального грузовоза в капитанское кресло высококлассного боевого крейсера. Во флоте есть много офицеров старше меня и по возрасту, и по выслуге лет, которые могут лишь мечтать о таком назначении.

Император скептически хмыкнул:

— Вы чересчур скромны, капитан, и явно недооцениваете своих способностей. Вы не принадлежите к числу тех «многих офицеров»; вы личность в высшей степени незаурядная, талантами вас природа не обделила. К тому же сейчас идёт война, а на войне продвижение по службе определяется не возрастом и не выслугой лет, но реальными боевыми заслугами. Я немного разбираюсь в наградах, — он выразительно посмотрел на орденские планки с левой стороны моего парадного мундира, — и вижу у вас не только побрякушки, которые раздают всему личному составу по случаю очередной победы. За эти семь лет вы ухитрились заполучить едва ли не все высшие ордена и медали планет Содружества. Рядом с вами Арчибальд Ортега, даром что носит адмиральские звёзды, выглядит сопливым новобранцем. И тем не менее он неуклонно движется вверх, а вы остаётесь на месте. На мой взгляд, это чудовищная несправедливость со стороны вашего начальства.

«Вот чёрт! — обеспокоенно подумал я. — Не хватало ещё, чтобы он выразил своё возмущение земному правительству. А с него станется…»

— Я не считаю это несправедливостью, — осторожно произнёс я. — И начальство тут, в общем, ни при чём. Дело в том, что я сам не стремлюсь к повышению — ни в должности, ни в чине.

— Вот как? — удивился Падма. — Почему? Разве вам не хочется командовать чем-то побольше, повнушительнее — тяжёлым крейсером, дредноутом или даже линкором? Или возглавлять бригаду кораблей?

— Представьте себе, сэр, не хочется. Я вполне доволен своей «Зарёй Свободы». На ней я и капитан, и первый пилот, и навигатор; я не только командую, но и собственноручно управляю своим кораблём. Это именно то, о чём я всегда мечтал. А командир крупного судна просто сидит себе на капитанском мостике, раздаёт ценные указания и контролирует действия подчинённых. Тоже ответственная работа, не спорю, но она не для меня.

Император ненадолго задумался.

— Да, я припоминаю из вашего досье, что в виртуальных реальностях вы отдавали предпочтение кораблям средних и малых габаритов. Вроде той же «Зари Свободы»… И всё же сейчас идёт война, — настойчиво повторил он. — А на войне у солдата не спрашивают, что ему нравится, а что — нет. Его направляют туда, где он принесёт больше пользы. Может, я ошибаюсь, но почему-то мне кажется, что в должности командира лёгкого крейсера вы не используете в полной мере свой огромный потенциал. Я вовсе не льщу вам, мистер Матусевич, я действительно так считаю. Неужели ваше начальство другого мнения?

Под его пристальным, проницательным взглядом я смутился.

— Нет, сэр, оно… пожалуй, оно разделяет ваше мнение. Но мне пока удаётся выкручиваться.

— И каким же образом?

— Ну, в самом начале, когда земной флот только формировался, меня оставили в прежней должности, так как в моём личном деле имелось свежее взыскание за то, что я не доложил своевременно командованию о присутствии на корабле двух пленников — Ахмада Рамана и альва Шелестова. Года четыре назад это взыскание было снято, и уже начали поговаривать о моём скором повышении — меня собирались назначить капитаном флагмана эскадры. Мне это совсем не нравилось, и я… короче, я заработал ещё одно взыскание. Проступок был несерьёзным, всего лишь нарушение субординации, но этого оказалось достаточно, чтобы меня вычеркнули из списков на повышение.

— На целых четыре года?

— Только на полтора. Потом мне ещё дважды приходилось прибегать к подобной уловке. В последний раз, после освобождения Цзяньсу, речь шла о производстве в коммодоры и передаче под моё командование бригады.

Падма недоуменно покачал головой:

— Странный вы человек, капитан.

— Просто я не создан для военной службы. Из меня получился плохой солдат.

— Не плохой, а всего лишь недостаточно честолюбивый, — уточнил он.

— Это одно и то же. Какой-то древний полководец, я позабыл его имя, говорил: плох тот солдат, который не хочет стать генералом. А я именно такой. Я не храню в своём шкафу новенький адмиральский мундир, мне ни к чему высшие командные должности, я просто хочу летать. В мирное время я, наверное, стал бы капитаном Свободного поиска или вольным торговцем. Но пока хоть одна человеческая планета находится во власти чужаков, я не могу оставаться в стороне.

— Да, понимаю, — сказал Падма. А потом, без всякого перехода, произнёс: — Дочь мне говорила, что вы развелись с женой.

Я помрачнел.

— Совершенно верно, сэр. Ещё два года назад.

— Почему? Не сошлись характерами?

Я ответил не сразу. Но всё же ответил:

— Да нет, вроде бы сошлись. Просто… — Я замялся. — Луиза так и не смогла забыть своего первого мужа. Она старалась, очень старалась — но не смогла. Будь я меньше похож на Жофрея, у нас бы всё получилось, мы идеально подходили друг к другу. А так… а так я постоянно напоминал ей о нём. Во мне она видела его, она любила меня не как Стефана Матусевича, а как Жофрея Леблана. Мы оба надеялись, что со временем это пройдёт, но ничего не менялось. Целых пять лет мы терпели ради Рашели, а когда она стала достаточно взрослой, чтобы понять нас, мы разошлись. Тихо и мирно, без ссор и скандалов, как подобает воспитанным людям.

В своём коротком рассказе я, разумеется, сгладил некоторые острые углы. Все пять лет, проведённых с Луизой, были для меня сущей пыткой, а для неё — настоящим кошмаром. Наши мучения усугублялись ещё и тем, что в целом мы отлично ладили и были, как принято говорить, созданы друг для друга. Жофрей Леблан нашёл себе идеальную жену, которая так же идеально подходила и мне… Но увы, я оказался вторым и в глазах Луизы был лишь тенью её первого мужа. Бедняжка просто сходила с ума, когда у меня проскальзывал какой-нибудь типично «жофреевский» жест, или я, разговаривая по-французски, нечаянно употреблял один из характерных оборотов, перенятых у Рашели, которая в свою очередь переняла их у отца. Однажды Луиза призналась мне, что в такие моменты ей кажется, что она попала в загробный мир и встретилась с покойным Жофреем… Короче, при всей нашей совместимости, нормальной супружеской четы из нас не вышло. Получилась лишь жалкое подобие семьи, внешняя видимость, своего рода иллюзия, существовавшая исключительно для Рашели. А потом, когда дочка подросла и начала подозревать неладное, нам не оставалось ничего другого, как немедленно разойтись. Теперь, оглядываясь назад, я порой удивляюсь, что мы вообще сумели продержаться так долго. Да и то это оказалось возможным только потому, что в среднем семь или восемь месяцев в год я проводил вдали от дома, на разных заданиях…

Император достал сигарету, из вежливости спросил моего согласия и лишь затем закурил.

— Зато с Рашелью у вас всё в порядке, — заметил он. — Это сразу чувствуется. Вам удалось заменить ей отца. И даже более того: вы не просто заменили, вы стали ей отцом.

«Что правда, то правда», — мысленно согласился я, вспомнив, как во время одной из наших немногочисленных встреч после развода Луиза напрямую обвинила меня в том, что я украл у неё дочь. И, в сущности, так оно и было…

— Рашель была очень милой девочкой, — между тем продолжал Падма. — А теперь стала прелестной молодой девушкой. Хотя чересчур серьёзной для своего возраста. Наверное, вам трудно с ней.

— Трудно, — признал я и улыбнулся. — Но приятно.

Нашему дальнейшему разговору помешала заливистая трель комма. Император немедленно включил связь, и на экране возникло смуглое лицо мужчины моих лет — того самого диспетчера, который помогал мне при посадке корабля. Он был одним из волонтёров, которые вместе с Падмой добровольно остались на Махаварше, чтобы помогать живущим здесь старикам.

— Да, Шанти? В чём дело?

— Похоже, назревают проблемы, сэр, — взволнованно доложил диспетчер. — Серьёзные проблемы. Только что мы получили сообщение от чужаков. Пятидесятники срочно перебрасывают в наше локальное пространство Второй сторожевой флот Суоми, а дварки — свои дислоцированные в этой системе части.

В груди у меня похолодело. Неужели это из-за нас — вернее, из-за прибывших на «Заре Свободы» пассажиров? Каким-то образом чужаки проведали, что корабль доставил на Махаваршу принцессу-регента Мира Барнарда, заместителя начальника Генштаба Терры-Галлии, а также председателя правительства Земли с доброй дюжиной министров, и решили не упускать такую ценную добычу… Хотя нет, вряд ли. Весьма сомнительно, чтобы пятидесятники и дварки пошли на такую авантюру. Они знают, как устроено наше общество, и должны понимать, что потеря отдельных лидеров не нанесёт человечеству никакого ущерба, а скорее наоборот — лишь сплотит людей и подтолкнёт их к ещё более решительным действиям.

Судя по выражению лица императора, он думал о том же, что и я. И пришёл точно к таким же выводам.

— Чем чужаки объясняют свои действия? — спросил он.

— Угрозой вторжения габбаров. В сообщении говорится, что она вполне реальна, но почему — не уточняется. Авангард флота уже покинул дром-зону и на полной скорости движется к Махаварше. Его прибытия следует ожидать часов через двадцать.

— Это всё?

— Да, сэр. Радиограмма короткая, и я почти дословно пересказал её содержание. Если желаете, могу переслать текст оригинала.

— Нет, не надо. — Падма повернулся ко мне: — Меняйте курс, мистер Матусевич. Мы летим в космопорт. Сейчас я свяжусь с остальными и сообщу им о новых обстоятельствах. Пренеприятнейших обстоятельствах…