"Policiya" - читать интересную книгу автора (Jo Nesbo)

Глава 3

—#160;Дежавю,#160;— сказал Столе Эуне, глядя на снежную вьюгу, разразившуюся над улицей Спурьвейсгата, где мгла декабрьского утра собиралась уступить место короткому дню. Он повернулся к человеку, сидевшему на стуле у письменного стола.#160;— Дежавю — это ощущение, будто ты видишь то, что уже когда-то видел. Мы не знаем, что это такое.

Под «мы» он подразумевал всех психологов, а не только психотерапевтов.

—#160;Некоторые считают, что, когда мы устаем, начинаются задержки с передачей информации в часть мозга, отвечающую за сознание, так что эта информация добирается до сознания, какое-то время пробыв в подсознании. И мы воспринимаем этот факт как узнавание. Связь с усталостью может объяснить, почему чаще всего дежавю случается в конце рабочей недели. Но это, пожалуй, все, что известно науке. Что пятница — это день дежавю.

Возможно, Столе Эуне ожидал увидеть улыбку. Не потому, что улыбка что-то значила для его профессиональных усилий помочь людям починить себя, а потому, что она была нужна в этой комнате.

—#160;Я говорю не о таком дежавю,#160;— сказал пациент.

Заказчик. Клиент. Человек, который приблизительно через двадцать минут оплатит в приемной свой визит и тем самым поможет покрыть общие расходы пяти психологов, занимающих каждый свой кабинет в четырехэтажном безликом и вместе с тем несовременном здании на улице Спурьвейсгата в не самой модной части западного Осло. Столе Эуне тайком бросил взгляд на часы, висящие на стене за спиной мужчины. Восемнадцать минут.

—#160;Это как сон, который я вижу снова и снова.

—#160;Как сон?

Взгляд Столе Эуне вновь скользнул по газете, лежащей в открытом ящике письменного стола так, чтобы пациент ее не видел. Большинство терапевтов в наше время сидят на стуле прямо напротив клиента, поэтому, когда в кабинет Столе втиснули огромный письменный стол, ухмыляющиеся коллеги сообщили ему, что современная теория психотерапии советует устанавливать как можно меньше физических преград между терапевтом и пациентом. Столе ответил кратко: «Возможно, так лучше для пациента».

—#160;Это сон. Я вижу это во сне.

—#160;Повторяющиеся сны — обычное явление,#160;— сказал Эуне и провел рукой по лицу, скрывая зевок.

Он с тоской подумал о старом добром диване, который вынесли из его кабинета в общую приемную, где он вместе со штангой на опорных стойках являл собой некую психотерапевтическую шутку. Когда пациент сидел на диване, Эуне было значительно легче читать газеты.

—#160;Но я больше не хочу видеть этот сон.

Слабая самоуверенная улыбка. Редкие, хорошо подстриженные волосы.

«Добро пожаловать к изгоняющему сны»,#160;— подумал Эуне и попытался так же слабо улыбнуться в ответ. На пациенте были костюм в тонкую полоску, галстук в серых и розовых тонах, начищенные черные ботинки. Сам Эуне был одет в твидовый пиджак, под двойным подбородком у него была повязана веселенькая бабочка, а его ботинки уже давно не встречались с обувной щеткой.

—#160;Может быть, вы расскажете, о чем этот сон?

—#160;Я только что рассказал.

—#160;Да, но не могли бы вы привести больше подробностей?

—#160;Как я уже говорил, он начинается с того места, на котором заканчивается «Dark Side of the Moon». [3]Дэвид Гилмор допевает песню «Eclipse»… [4]— Мужчина напряг губы, после чего перешел на такой манерный английский, что Эуне буквально видел, как к этим поджатым губам приближается чашка с чаем: — «And everything under the sun is in tune but the sun is eclipsed by the moon». [5]

—#160;И об этом ваш сон?

—#160;Нет! Да. В общем, в действительности альбом заканчивается так же. Оптимистично. После сорока пяти минут смерти и безумия. И ты думаешь, что все закончилось хорошо. Снова везде царит гармония. Но когда музыка затихает, на заднем плане можно расслышать голос, который что-то бормочет. Для того чтобы разобрать слова, надо врубить звук на полную катушку. И тогда они становятся очень хорошо слышны: «There is no dark side of the moon, really. Matter of fact, it’s all dark». [6]Она вся темная. Понимаете?

—#160;Нет,#160;— ответил Эуне.

По учебнику он должен был бы спросить: «Важно ли вам, чтобы я вас понял?» — или что-нибудь в том же духе. Но он не мог себя заставить.

—#160;Зло существует не потому, что все вокруг злые. В космосе царит мрак. Мы рождаемся злыми. Зло на самом деле естественно. А иногда кое-где появляется крошечный свет. Но только на время. Потом нам приходится возвращаться во мрак. Вот что происходит в моем сне.

—#160;Продолжайте,#160;— попросил Эуне, повернулся вместе со стулом к окну и задумчиво посмотрел на улицу.

Задумчивость была призвана скрыть тот факт, что ему захотелось увидеть что-нибудь, помимо лица собеседника, выражающего смесь жалости к себе и самодовольства. Мужчина, без сомнения, считал себя уникальным. В такой случай психолог мог бы вцепиться зубами. И этот мужчина, без сомнения, раньше обращался к психотерапевту. Эуне посмотрел на сторожа автостоянки, ходившего по улице вразвалочку, как шериф, и задумался о том, кем еще мог бы работать Столе Эуне. Он быстро сделал вывод. Никем другим. Кроме того, он любил психологию, любил маневрировать между областью изученного и неизученного, комбинировать свой тяжелый балласт фактических знаний с интуицией и любопытством. По крайней мере, в этом он убеждал себя каждое утро. Так почему же он сидит здесь и единственное, чего он хочет,#160;— это чтобы пациент заткнулся и навсегда исчез из его кабинета и его жизни? Что было причиной: пациент или работа терапевтом? Изменения начались после того, как Ингрид поставила ему плохо скрытый ультиматум. Ей хотелось, чтобы он меньше работал и больше времени проводил дома с ней и дочерью Авророй. Он перестал заниматься отнимающими много времени исследованиями, отказался от работы консультантом в отделе по расследованию убийств и от чтения лекций в Полицейской академии. Стал настоящим терапевтом с нормированным рабочим днем. Казалось, он правильно расставил приоритеты. Ведь о чем из того, от чего он отказался, стоило бы жалеть? Скучал ли он по составлению психологических портретов больных душ, совершавших такие страшные преступления, что он порой лишался сна, а если ему в конце концов удавалось уснуть, то его будил телефонный звонок от Харри Холе, требовавшего немедленных ответов на невозможные вопросы? Скучал ли он по тому, как Харри Холе превратил его в подобие себя самого, в изголодавшегося, невыспавшегося, параноидального охотника, который мог обругать любого, кто мешал его работе над тем единственным, что он сам считал важным, и который медленно, но верно отталкивал от себя коллег, родных и друзей?

Да, черт возьми, он скучал по всему этому. По важности работы, которую он делал.

Он скучал по ощущению, что спасает жизни. Раньше он спасал жизни нерационально мыслящим самоубийцам, в беседах с которыми у него иногда возникал вопрос: если жизнь причиняет ему столько боли и мы не можем это изменить, почему бы просто не позволить этому человеку умереть? Он скучал по активности, по возможности вмешаться и спасти невиновных от виновных, сделать то, чего не могли другие, потому что он, Столе Эуне, был лучшим. Вот как просто. Да, он скучал по Харри Холе. Он скучал по телефонным звонкам этого высокого, угрюмого, спившегося мужчины с большим сердцем, который просил или, точнее, приказывал Столе Эуне послужить всеобщему благу, требовал, чтобы он пожертвовал семейной жизнью и ночным сном ради поимки отбросов общества. Но в отделе по расследованию убийств больше не служил старший инспектор Харри Холе, а другие ему и так не звонили. Взгляд Столе снова скользнул по газете. Информация о пресс-конференции. С момента убийства полицейского в Маридалене прошло почти три месяца, а у полиции по-прежнему нет ни ниточки, ни подозреваемого. Именно по такому делу они раньше связались бы с ним. Это убийство произошло на том же месте и в тот же день, что другое, старое нераскрытое убийство. Жертвой стал полицейский, участвовавший в расследовании того, старого дела.

Но это было раньше. Теперь же он слушал рассказы о бессоннице перетрудившегося бизнесмена, который ему не нравился. Скоро Эуне начнет задавать вопросы для снижения посттравматического стресса, хотя мужчина, сидевший перед ним, не был измучен кошмарами, он просто хотел снова поднять до предела свою работоспособность. Потом Эуне даст ему копию статьи «Терапия тренировки воображения» Кракова и… других фамилий он уже не помнил. Попросит его записать свой кошмар на бумаге и принести на следующий сеанс. И тогда они вместе создадут альтернативный, счастливый конец кошмара, который потом, потренировавшись, внедрят в сознание, и его сон либо получит счастливый конец, либо исчезнет совсем.

Эуне слышал ровное, нагоняющее сон гудение голоса пациента и думал, что дело об убийстве в Маридалене с первого дня не продвинулось ни на шаг. Даже после того, как обнаружились бросающиеся в глаза совпадения с делом Сандры — дата, место и человек,#160;— ни Крипос, ни убойный отдел не сдвинулись с мертвой точки. А теперь они призывали людей хорошенько подумать, позвонить и дать им какие-нибудь зацепки, даже кажущиеся незначительными. Об этом говорилось на позавчерашней пресс-конференции. Эуне подозревал, что это все игра на публику, полиции было необходимо продемонстрировать, что она не бездействует и расследование не парализовано. Хотя, конечно, выглядело все именно так: беспомощные, критикуемые со всех сторон руководители следствия бессильно обращаются к публике со словами «посмотрим, можете ли вы предложить что-нибудь получше».

Он посмотрел на фотографию с пресс-конференции. Узнал Беату Лённ. Гуннара Хагена, начальника отдела по расследованию убийств, которому густые волосы, лавровым венком окружающие блестящую лысую макушку, придавали сходство с монахом. И даже Микаэль Бельман, новый начальник Полицейского управления, присутствовал на пресс-конференции, ведь речь все-таки шла об убийстве одного из его коллег. Лицо его казалось застывшим. Он похудел по сравнению с тем, каким его помнил Эуне. Любимые средствами массовой информации локоны Бельмана, достигавшие максимально приемлемой длины, должно быть, потерялись где-то между кабинетами начальника Крипоса и Оргкрима и офисом шерифа. Эуне подумал о том, что Бельман обладает почти женской красотой, которую подчеркивают длинные ресницы и смуглая кожа в характерных белых пигментных пятнах. Ничего из этого не было видно на фотографии. Нераскрытое убийство полицейского стало, конечно, худшим из того, что могло случиться с новоиспеченным начальником полиции, который сделал быструю карьеру благодаря своим успехам. Он разобрался с наркобандами Осло, но это могли быстро забыть. Пенсионер Эрленд Веннесла, строго говоря, не был убит при исполнении обязанностей, но почти все понимали, что это преступление как-то связано с делом Сандры. Поэтому Бельман мобилизовал всех своих, кто мог двигаться, и привлек внешние ресурсы. Но не его, Столе Эуне. Они вычеркнули его из списков. И это понятно, он ведь сам попросил об этом.

А теперь наступила зима, и вместе с ней пришло ощущение, что снег замел все следы. Холодные следы. Никаких следов. Именно это сказала на пресс-конференции Беата Лённ: удивительное отсутствие улик. Конечно, они проверили всех, кто так или иначе был связан с делом Сандры: подозреваемых, родственников, друзей и даже коллег Веннеслы, работавших над этим делом. Но и это не принесло результатов.

В кабинете стало тихо, и по лицу пациента Столе Эуне понял, что тот только что задал какой-то вопрос и ожидает ответа психолога.

—#160;Хм,#160;— сказал Эуне, оперся подбородком о кулак и посмотрел в глаза собеседнику.#160;— А что вы сами об этом думаете?

Во взгляде пациента появилось беспокойство, и на мгновение Эуне испугался, не попросил ли он стакан воды или что-нибудь в этом духе.

—#160;Что я думаю о том, что она улыбается? Или о ярком свете?

—#160;И о том и о другом.

—#160;Иногда мне кажется, что она улыбается, потому что я ей нравлюсь. А иногда я думаю, что улыбается потому, что хочет, чтобы я что-то сделал. Но когда она перестает улыбаться, в ее глазах гаснет тот яркий свет и ничего узнать уже невозможно: она не хочет больше говорить. Так что я думаю, все дело в усилителе. Или нет?

—#160;Э… в усилителе?

—#160;Да.#160;— Пауза.#160;— О котором я рассказывал. Тот, который папа выключал, входя ко мне в комнату со словами, что эту пластинку я слушаю уже долго и что у любого безумия есть границы. И я сказал, что видел, как маленький красный огонек рядом с кнопкой «выключить» слабел, а затем совсем исчезал. Как глаз. Или закат солнца. В такие моменты я думал, что скучаю по ней. Именно поэтому в конце сна она немеет. Она — это усилитель, затихающий, когда папа его выключает. И потом я не могу с ней разговаривать.

—#160;Вы слушали пластинки и думали о ней?

—#160;Да. Постоянно. До тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать. И не пластинки, а пластинку.

—#160;«Темная сторона Луны»?

—#160;Да.

—#160;Но ей вы были не нужны?

—#160;Не знаю. Судя по всему, нет. Во всяком случае, тогда.

—#160;Хм. Наше время истекло. Я дам вам кое-что прочитать к нашей следующей встрече. И еще я хочу, чтобы мы сочинили новое окончание истории, которая вам снится. Она заговорит. Она что-нибудь вам скажет. Что-нибудь, что вам хотелось бы от нее услышать. Что вы ей нравитесь, например. Можете поразмышлять немного над этим к следующему разу?

—#160;Хорошо.

Бизнесмен поднялся, взял с вешалки пальто и пошел к двери. Эуне сел за письменный стол и посмотрел на расписание приема пациентов на экране монитора компьютера. Оно было почти целиком заполнено, вот тоска-то! Эуне нашел этого пациента в расписании. Пауль Ставнес.

—#160;На следующей неделе в то же время вас устроит, Пауль?

—#160;Да, конечно.

Столе занес его в расписание. Когда он оторвал глаза от компьютера, Ставнеса уже не было в кабинете.

Столе встал, взял газету и подошел к окну. Куда, черт подери, подевалось обещанное глобальное потепление? Он опустил взгляд на газетную страницу, но внезапно не выдержал и отбросил ее в сторону. Газеты писали об этом неделями и месяцами. Уже достаточно. Забит до смерти. Сильные удары по голове. У Эрленда Веннеслы остались жена, дети и внуки. Друзья и коллеги в шоке. «Сердечный и дружелюбный человек». «Его невозможно не любить». «Добрый, порядочный и толерантный, у него не было врагов». Столе Эуне сделал глубокий вдох. «There is no dark side of the moon, not really. Matter of fact, it’s all dark».

Он посмотрел на телефон. У них есть его номер. Но телефон молчал. Совсем как та девушка из сна.