"Рождение «Шерхана»" - читать интересную книгу автора (Рябинин Борис Борисович)

Глава 5

Экипаж «Ан-26» медленно шел по раскаленному от жары бетону аэродрома к своей машине.

В тени фюзеляжа они еще издали увидели две сидящие на каком-то ящике человеческие фигуры. При ближайшем рассмотрении в одной из них они узнали снявшего рубашку подполковника-интенданта, а в другой – своего бортинженера, в таком же виде. При их приближении бортинженер встал, надел рубашку и фуражку, сделал один маленький шаг навстречу вышедшему чуть вперед командиру, приложил руку к козырьку и, не выходя из тени, доложил о готовности машины к полету.

Пожав руку бортинженеру и подошедшему ближе подполковнику-интенданту, командир обратился к ним с вопросом:

– Ну что, летим?

– Давно пора, командир, – возопил обалдевший от жары бортинженер, – в машине хоть кондиционер есть.

– Да, кстати о полетах, – вступил в разговор штурман, – командир, ты карту полетную в штабе взял?

– А, черт, я на тебя понадеялся.

– Ну, нате здрасте! Мы же договаривались, командир! – Штурман в отчаянии всплеснул руками.

– Да я с этим просерансом все позабыл к чертовой матери, – командир досадливо почесал затылок, сдвинув на лоб фуражку, – что делать-то будем?

– Что, что, – с досадой проворчал штурман, – опять по пачке «Беломора» придется курс прокладывать. Думаешь, легко?

Командир и штурман много лет летали вместе, и это была их старая шутка. Скорее уже и не шутка, а некий ритуал, примета. Если удавалось ловко провести какого-нибудь лопуха-пассажира, то полет должен был сложиться очень удачно. Остальные члены экипажа подыгрывали им по мере сил.

В данном случае успех был полный.

Усевшийся было опять на ящик подполковник-интендант подскочил как ужаленный, испуганно вытаращил глаза и энергично запротестовал:

– Ребята, какой «Беломор»? Да вы в своем уме? Время еще есть, мой помощник только через час-полтора подскочит, чего бы вам пока за картой не сбегать?

– Да куда они побегут? – вступил в разговор рассудительный второй пилот. – Сегодня пятница, короткий день, секретчик, поди, уже домой ушел. Теперь до понедельника его не дождешься. Зря только будут бегать по такой жаре.

Ничего, небось мимо Грузии не проскочим.

– Да там ведь Турция рядом, – вспомнил географию побледневший от таких успокоений интендант, – и вообще война кругом! У нас ведь и самолет военный! Собьют и фамилию не спросят!

– Кто? Турки? – презрительно протянул разомлевший от жары и от погрузки бортинженер, – да они стрелять-то толком не умеют. Позапрошлый год, помнишь, командир, мы вместо Азербайджана, тоже по «Беломору», аж чуть не до Анкары проскочили. Так три раза в нас стреляли, раз когда туда летели, а два – когда обратно. И хоть бы одна маленькая дырочка.

– Ты, Самоделкин, кончай баки заливать старшим по званию, – сердито оборвал бортинженера командир. – И как это люди все переврать норовят?

Командир доверительно взял интенданта под локоть.

– Никто в нас, пока мы туда летели, и не стрелял вовсе. Зачем зря говорить?

Командир укоризненно посмотрел на смущенного бортинженера.

В смятенной душе интенданта проснулась робкая надежда.

– Если бы стреляли, я бы сразу догадался, что не туда заехали, а так проперли из-за него, – командир ткнул пальцем в сторону штурмана, – аж до самого Средиземного моря. Смотрю, батюшки светы, никак Дарданеллы под нами! Ну, точно, Дарданеллы. Разворачиваюсь и назад! Вот тут-то они и очухались и давай палить ракетами.

И не три, а штук пять выпустили, пока мы до границы добрались. Но дырки, это точно, ни одной. Только две вмятины, вот и вот.

Командир ткнул пальцем в две вмятины – пятилетней давности следы неудачного маневрирования пьяного водителя аэродромного автопогрузчика где-то в Средней Азии.

– Начальству-то мы, конечно, ни гугу, а то шуму было бы! Смотри и ты не проболтайся, мы ведь тебе как другу.

– Да вы что, мужики, могила, – пробормотал подполковник охрипшим голосом и побледнел еще больше, осознав, насколько близка его клятва к реальности.

Игорь с Ириной уже минут пятнадцать загорали на золотистом, свеженасыпанном из стоявшей неподалеку баржи песке, ожидая Крылова и его яхту в условленном месте.

– Может быть, мы его ждем не там, где надо? Ты уверен, Игорь, что правильно его понял? – спросила Ира, оглядывая водную гладь из-под приставленной ко лбу ладони.

– Уверен на сто процентов. Ориентир был назван безошибочный. Ждать напротив гастронома. Гастроном здесь только один, и он у нас за спиной. И время вполне определенное, три часа – время открытия гастронома после обеда, а он уже открыт. Все точно.

Отвечая, Игорь тоже был поглощен наблюдением. Только объект его внимания был несколько другой – покрытая ровным золотистым загаром фигурка стоявшей на коленях девушки, облаченная в купальник, при расчете сметной стоимости которого расходы на приобретение материи можно было бы смело округлить до нуля ввиду их крайней малости.

То, что он видел, ему очень нравилось. Впрочем, удивляться тут было нечему – фигура была прекрасная. Но, как ни хороша была фигура, Игорь забывал о ней и обо всем другом, впрочем, тоже, стоило Ирине посмотреть на него своими большими голубыми глазами.

Она взглянула на него, резко повернув голову, так, что взметнулась волна ее белокурых густых волос, и спросила:

– А какое у его яхты вооружение?

Игорь только чисто машинально сумел выдавить из себя заученную с утра фразу:

– Бермудский шлюп.

– Это-то я понимаю, – Ира снисходительно улыбнулась, – у нас в городе, по-моему, других и нет. Я имею в виду, топовое или нет?

– Чего не знаю, того не знаю, – упавшим голосом ответил Игорь, – а откуда ты знаешь про такие тонкости?

– У меня первый разряд по парусному спорту. Я была чемпионкой города в классе «470», и на парусной доске я выступала на соревнованиях, хотя и не очень успешно. И на крейсерских яхтах ходила. А ты что, не знал?

– Откуда же мне знать, если ты мне ничего про это не рассказывала?

В голосе Игоря звучала обида. Хотя, если бы его спросили, что именно ему не понравилось, он и сам не смог бы толком объяснить.

– Наверное, случая не было. Ну, вот теперь рассказываю. Смотри, наверное, это он вывернул из-за Зеленого острова и сейчас идет прямо к нам.

Действительно, через несколько минут небольшая красная яхта, подгоняемая легким, но ровным ветерком, уткнулась носом в крутой берег.

На бортах крупными белыми буквами было выведено ее название – «Елена».

Еленой звали вторую жену Крылова, и после развода он не счел нужным переименовывать яхту, руководствуясь тем соображением, что до первого развода яхта носила имя первой жены, «Ольга», и переименование никому не принесло счастья.

Третья жена одобрила это решение.

Ее собственное имя по паспорту было Аграфена; она была красавицей из старообрядческой семьи. При знакомстве Аграфена представлялась как Алла, а муж звал ее просто – кержачка.

Чувство юмора у Аграфены отсутствовало совершенно. В кино она смеялась только тогда, когда кто-нибудь падал, поскользнувшись на банановой кожуре, либо получал тортом по физиономии. Поэтому комедий она не любила.

Яхту она не любила тоже.

Собственно, она только один раз поднималась на ее борт. Да и то неудачно. Один из многочисленных приятелей Крылова, остряк-самоучка, осведомленный, как и прочие, о всех перипетиях его семейной жизни (справедливости ради надо отметить, что он не знал о присутствии жены капитана на борту судна), проплывая на ялике мимо стоявшей на швартовах яхты, прокричал в мегафон на всю многолюдную бухту:

– Эй! На «Аграфене»! Закурить не найдется?!

Шутка удалась; смеху было много.

Больше всех веселился сам Крылов, и это было понятно, потому что пикантность ситуации заключалась еще и в том, что в момент окрика он, запершись в каюте, занимался любовью с женой. Впоследствии она не переставала удивляться поразительной осведомленности парусной братии о мельчайших деталях интимного, казалось бы, поведения друг друга.

Растравив паруса, капитан и владелец судна с ловкостью и даже грациозностью, неожиданной для такого крупного мужчины, перепрыгнул через носовое ограждение прямо на песок и громогласно заявил:

– А вот и я!