"Проект Идеальный Мир" - читать интересную книгу автора (Косачев Александр Викторович)
После яркой речи, началось обсуждение методов достижения войны, составлялись планы создания условий по преобразованию уже целого мира, рассматривались фигуры, которых нужно исключить уже до начала агитационных действий. Казалось, все люди в этом помещении действуют подобно едино слаженному организму.
Только я подумал о том, чтобы подойти к Гимлеру, как он вновь взобрался на трибуну.
- Александр, - сказал он, после чего все замолчали, - сегодня ты находишься на тайном собрании, ты слышал речь, слышал, кто и что выдвигал, а теперь мы тебя просим высказать свое мнение по поводу нашего проекта.
Он замолчал, и мне нужно было что-то говорить этим людям, но слова будто встали комом в горле.
- Ты должен что-то сказать. Никто тебя здесь не осудит, - подбадривал Гимлер.
Я промолчал, мне нечего было сказать этим людям, к тому же страх перед публикой меня сопровождал еще с детства; спасибо школе за это и моим учителям, которые требовали высмеивая мою скованность, а, не поддерживали и не помогали мне.
Спешно выйдя из зала, я помчался по коридору на улицу. Теплая майская погода и легкий ветерок убедительно успокаивали расшатанные за эти дни нервы. В этот момент я решил, что больше никогда не вернусь обратно. Мне было слишком стыдно перед сотнями незнакомых людей. Я чувствовал себя униженным и оскорбленным.
Глава III
С тех пор прошло больше месяца. Я прогуливался по городу, в котором июньское солнце дарило золотые лучи, и отстранено осматривал витрины магазинов. Тогда я не знал, сколько еще нужно было пройти километров, чтобы успокоиться. Мало изменчивый антураж усугублял положение, постоянно уводя мысли в себя. Я еще помнил звонкую речь Гимлера, говорящую о созвучности людей и том, что мир может быть идеальным. Только что он подразумевал под идеалом, не было ясно. Так появился новый вопрос, и снова на него не было никакого достоверного ответа, лишь одни догадки.
По двору бродило лето, я был одиноким в беспощадной жаре, все думал и капался в случившемся, пытался себя утешить оправданиями, но постоянно скатывался к одной мысли, у меня нет цели. Гимлер предлагал новый взгляд, какие-то действия, решения, и потому я отправился домой, попытаться найти хоть какие-то ответы.
«Мужчина без идеи, все равно, что птица без крыльев. Существует, а не живет. Куда могут унести его крылья, если он привязан цепями к земле!? Это не более чем самообман не только себя, но и женщины, что будет рядом с ним. А это уже двойное убийство судеб с последующим множителем на количество детей. Что жизнь, если в жизни – нет жизни!»
В конце тетради была надпись зеленой пастой:
«Если тебя покинула любовь, приди ко мне, вместе мы создадим мир любви и закроем ответами все возможные вопросы».
Меня не столько заинтересовала любовь, сколько ответы на вопросы. Тогда его идея казалась реалистичной и заслуживающей внимания, но не настолько сильной, чтобы я вновь вернулся на обозрение тем людям. Вероятно, бремя общественного мнения еще лежало грузом на моих плечах. Нужно было еще немного подождать, чтобы его скинуть.
К вечеру, когда душа человека особенно чувствительна к боли, я вновь испытал жжение расставания. На самом деле это было странное чувство, болело то, чего не было материально. Сдавливало голову и грудь, казалось, что находился в запертой комнате. Терпеть не было сил, и вопреки своим решениям я отправился к Гимлеру. Мне было больше некуда идти, ведь у меня не было друзей. Всех кто были забрала жизнь, а с родителями об этом я не мог поговорить, не получилось бы просто понять друг друга. Да и сложно доверять советам людей, которые на твоих глазах совершали ошибки.
Когда я пришел к Гимлеру, он не начал меня наставлять на какие-то пути, порицать или ругать за случившееся, а просто пригласил войти в дом и напоил чаем. Антураж имел минималистские черты характера, в нем не было ничего лишнего, а только универсальность и сдержанность.
- Когда боль накатывает, - начал Гимлер, - нужно понять ее природу; невозможно вылечить голову, перемотав руку. Сейчас все твое внимание направлено вовнутрь себя и это естественно. Человек устроен так, что, прежде всего, думает о себе, хотя это неправильно. Твоя боль начинается от головы, там заперты твои мысли, которых становится довольно таки много, и они не уходят никуда, а только наращивают давление, от этого давит голову в моменты душевной боли. Так же находится комок в горле, с ним сложно говорить, а это уже защитный механизм самой природы, чтобы человек не злословил. Сдавливает грудь, поскольку именно сердцем мы привязываемся к другим людям, и если сравнивать с материальным миром, то это будет выглядеть так; нам оторвали руку, но мы можем на ее место пришить новую, она срастется, но это все равно будет требовать времени на заживление. Мы можем так же перетерпеть боль, но это принесет множество страданий. Можем начать что-то себе колоть, наркотик например, но это вызовет лишь привыкание, а боль будет все равно иногда о себе напоминать. Люди прирастают к любимым душой и после удивляются, почему больно после расставания. Ране нужно время чтобы затянуться, так же и боль нужно перетерпеть. Легче это дается, когда человек отвлекается на что-то другое. Однако страдает еще и желудок, человек перестает кушать, это и есть аскетизм, отход от чувственного, ключ к выходу из ситуаций, где существует душевная боль. Жизнь предусмотрела намек, а как мы воспользуемся им это нам решать.
Я был удивлен, Гимлер говорил такие вещи, о которых я, даже и подумать, не смел. Внутри стало немного легче, горло чуть отошло, и я понял, что теперь можно говорить.
- Мне стало лучше, - неуверенно произнес я.
- Это пройдет, - заметил Гимлер, после чего я начал испытывать подходящее чувство боли, - тебе нужно выразить свои эмоции в одном стихе, пусть он будет короткий и нескладный, и даже не о тебе, но ты должен его написать.
- Зачем?
- Просто сделай это.
Вы знаете, сегодня я обиделся на бога.
На это я имею тысячу причин,
Сегодня гаснет солнце понемногу,
Сегодня в этом мире я один.
Здесь все вранье,
И нет ни радости, ни счастья,
И только лишь мое молчанье яркий свет
Сегодня я обиделся на бога,
Сегодня я умру в 12 лет.
- Двенадцать лет? – Спросил Гимлер.
- Ну, у меня не было подходящего словосочетания, и я использовал это. А что такого?
- Стих двусмысленный, он из подсознания. Что с тобой случилось в 12 лет?
- Ну … я в детстве думал будто не способен найти себе кого-то, что никому не нужен и решил когда-то давно, сниму проститутку, а затем предложу ей выйти за меня, мы создадим семью, и никогда не будем говорить о прошлом. А то, что она проститутка, ну и что? Это ведь всего лишь тело, оно лишь обложка, а у книг с потертой обложкой, всегда есть чему поучиться. По крайней мере, нам будет, о чем молчать вместе. Не прошлое делает людей, а люди прошлое.
- Вообще, проститутки фригидны, но не суть, почему ты думал, что не сможешь себе кого-то найти?
- Детство состояло из унижений, самооценка естественно упала ниже некуда, правда я не страдал от этого особо, просто не думал, что буду кому-то нужен, вот и все.
- Почему?
- Не знаю, - опустив стыдливо глаза на ножку стола, произнес я.
Мы какое-то время помолчали. Видимо Гимлер не ожидал такого услышать и на тот момент решал, что делать дальше со мной. Затем он, молча, встал со стула и отправился на кухню. Через пару минут вернулся с наполненным стаканом из под виски и дал мне его со словами:
- Выпей, это поможет уснуть. Завтра большой день
Я молча послушался указаний, осушил стакан, поморщился и лег на указанное место. Мне снился сон и в этом сне я был счастлив; мне снилась светловолосая девушка, которая улыбалась, глядя на меня. Я ее раньше никогда не видел, но помню с тех пор всегда. Гимлер упоминал, что добрые сны это хороший знак, говорящий о внутреннем перерождении человека, но переродился ли я или только начал, это был сложный вопрос.
С тех пор я засыпал гораздо легче, простота наполняла мои мысли, отрешенное чувство свободы давало о себе знать. Но было легко еще и от того, что я был не один, со мной был еще один человек, который не был босом надо мной, он был лидером.
Глава IV
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |