"Странные истории" - читать интересную книгу автора (Ледбитер Ч. У.)
Несколько случаев, прокомментированных Ч. У. Ледбитером
Из предисловия
Я не ясновидец, поэтому сразу хочу предотвратить любое возможное неверное истолкование того, что я собираюсь положить перед моими читателями. Я не в состоянии произвольно переходить к астральному или какому-либо другому видению, наподобие включения или выключения электрического света. Это умение свойственно только адептам. Для нормального и уверенного развития теософического движения важно, чтобы во всех сообщениях о психических явлениях преобладала абсолютная честность, и чтобы никто не допускал создания вокруг себя преувеличенного мнения относительно его оккультных способностей. Такая неправильная оценка, если бы она широко распространилась в наших рядах, в конечном счёте, уничтожила бы все нормальные стандарты суждения, фальсифицировала доктрину и превратила в хаос то, что должно доказываться свидетельскими показаниями и описаниями.
МЕДИТАТИВНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
К ним я отношу два. Первое уже публиковалось в этом журнале несколько лет назад, и оно повторяется здесь, как вполне уместное для этих заметок.
ОБРАЗ БРАТСТВА (6). Несколько лет назад в медитации я провёл для себя ряд экспериментов, и некоторые из них привели к результатам, которые я нашёл довольно интересными. Когда я медитировал на отдельной идее, такой как чистота, любовь или единство, передо мной часто возникало внезапное и яркое видение, отображающее ту идею в символической форме, сопровождаемое спонтанно возникающим сонетом, содержание которого всегда было поэтическим комментарием видения.
Например, однажды, когда я медитировал о братстве, перед моим внутренним зрением внезапно возник великолепный храм, видимо, в египетском или греческом стиле. У него не было никаких внешних стен, но имелось большое количество колонн, поддерживающих изящную крышу и окружающих маленький, обнесённый стеной алтарь, который я не мог видеть. Я не могу выразить живость, с которой чувствовал, что здание было преисполнено значения – действительно насыщено интеллектуальным магнетизмом, который делал его не просто видимым объектом, но наглядным наставлением, содержащим самое высокое учение. Одновременно развернулся объяснительный сонет, описывающий в своих немногих кратких и компактных стихах каким образом оно символизировало истинное братство – как все эти колонны, стоящие в различных местах, некоторые залитые ярким солнечным светом, другие всегда в полутени, некоторые толще, другие тоньше, некоторые изящно украшенные, другие такие же прочные, но совсем без украшений, некоторые всегда часто посещаемые приверженцами, которые имеют обыкновение сидеть около них, другие всегда безлюдные – но все они тихо, безропотно, стойко и одновременно держат общую крышу, защищая внутренний зал и алтарь в нём – все такие разные и всё же настолько равные по отношению к главному. И сонет заканчивался: "В этом – братство".
Я не могу воспроизвести его теперь, но богатство и полнота смысла, глубокая мудрость, так ясно выраженная в тех немногих словах, заставили меня увидеть, как будто в свете прожектора, что действительно означает истинное братство – распределение служения, значение каждого участника, независимое от всего остального, кроме работы, которую нужно выполнить.
Без некоторого предостережения всё же не обойтись. Были случаи, когда великолепные стихи, записанные в состоянии медитации или экстаза, впоследствии оказывались ни чем иным, как чрезвычайно дурными стишками. Я никогда не выражал свои впечатления, записывая их стихами.
ЛЮБОВЬ УЧИТЕЛЯ К ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ (7). В другой раз во время медитации передо мной появился образ Учителя К. Х. с ребёнком на руках. Фигура походила на изображение римско-католического святого, напоминая чем-то Богородицу с младенцем Христом. Её высота составляла приблизительно два или три фута – хотя я не могу понять причину, побудившую меня определять размеры фигуры, что не имело никакого смысла. Однако впечатление от размера было таким. Мои глаза были закрыты, и фигура перемещалась во внутреннем видении, не исчезая, насколько я мог запомнить. Любопытно было то, что я в это время нисколько не думал об Учителе, и появление Его образа на самом деле было вторжением извне в поток моего сознания.
Наиболее важной стороной явления было то, что я #знал#, что ребёнок был человечеством, и что я #чувствовал# огромную и неописуемую любовь Учителя к нему. Именно эта любовь была центральной точкой переживания. Я никогда прежде не испытывал чувства, подобного этому. Оно было неодолимым по своей силе и энергии, и в то же самое время мягким и нежным. Оно было могущественным и святым, переполненным жизнью и реальной силой. Оно было в чём-то сверхчеловеческим: могущественным без насилия, нежным без слабости, уникальным, и всё же таким естественным. Конечно, я не могу описать его; конечно, я не могу вспомнить – или точнее, восстановить его. Я помню то, #что# оно было, но не то, как оно было; точно так же, как через несколько лет каждый помнит, #что# некоторая мучительная боль была когда-то перенесена, но сама боль не появляется снова из прошлого. Всё, что я знаю теперь, – что с того времени я могу смеяться над любым обычным разговором о любви, даже в высочайшем и самом святом смысле. Вся любовь, о которой я раньше слышал, или читал о ней, или видел её проявления, или был в состоянии почувствовать её сам, – только бледная тень великой Любви, исходящей от того образа. Это – как камень по отношению к хлебу или пустая скорлупа по отношению к живому плоду являются наваждением, обманом, ловушкой – то есть, ничем.
Когда я снова говорю здесь о 'видении', нужно понимать, что в этом, как и в прочих случаях, я делаю это только из-за отсутствия других слов. У меня было визуальное впечатление и ничего более. О его природе я не имею ни малейшего представления.
(Ч.У.Л. пишет: “Видение братства и другое, которое иллюстрирует любовь Учителя к человечеству, являются наиболее серьёзными и прекрасными примерами одной и той же способности. Замечательное видение храма – самый лучший пример мысли в причинном теле, и наш автор также описывает нам, как с ней приходит поэтическое выражение её значения – сонет, который, однако, он не смог восстановить на физическом плане. Мысль эго прекрасна; она сама по себе – одновременно и картина, и описание, но чтобы передать на физическом плане даже самое несовершенное выражение её поразительной насыщенности, необходимо использовать два наших способа отражения – живопись и поэзию. Но для эго картина и поэтическое описание – одно и то же, что для него не более затруднительно, чем для нас проблеск обычной мысли в мозге. Слово предостережения, которое является комментарием нашего автора к его впечатлениям, о том, что в состоянии экстаза стихи, представляющиеся великолепными, оказываются после записи весьма дурными стишками – не является, строго говоря, полностью соответствующим действительности, хотя сведения относительно другого и весьма отличающегося по типу опыта таковы: частичное восстановление при пробуждении воспоминаний в физическом мозге не всегда удачно – его довольно тупое сознание склонно расценивать, скажем, гусей, как особенно благородных лебедей, и весьма способно к выискиванию в дурных стишках неописуемого блеска. Но здесь – случай сознания эго, и, следовательно, стихотворение на его собственном плане, видимо, было прекрасным и показалось бы нам самым прекрасным; хотя верно, что совершенно невозможно перевести такую вещь в обычные человеческие слова, и что попытки сделать это так часто заканчиваются пошлостью. Но не следует сомневаться в том, что на его собственном уровне поэтическое выражение было столь же замечательным, как и картина, хотя последняя и менее поддаётся трансляции. Такая мысль как эта, включающая все её различные значения и проявляющаяся многими способами, #является# мыслью эго о "братстве".
НАБЛЮДАЕМЫЕ ИДЕИ
Здесь мы приступаем к другой группе явлений. Они представляются однотипными из-за той особенности, что я переживал их только в нормальном бодрствующем сознании. Я думаю, что у меня есть способность иногда наблюдать идеи или концепции в визуальной форме. Видение приходит неожиданно. О его природе я мог бы распространяться более пространно, но задача представляется слишком деликатной для меня…
В НЁМ МЫ ЖИВЁМ И ДВИЖЕМСЯ, И СУЩЕСТВУЕМ (12). Последний пример, который я отношу к этой группе, является самым впечатляющим и красивым переживанием из всех, которые у меня были. Это произошло со мной много лет назад, когда я ещё жил в Амстердаме. Вечером я шёл один вдоль дороги за городом. В том месте город оканчивался не сразу, и по одной стороне тянулись большие группы старинных зданий в виде сплошного конгломерата, тогда как на другой простиралось нетронутое пространство зелёных лугов, продолжающихся до горизонта; мирный пейзаж, наполненный покоем и свежестью. Дорога была пустынной, и я спокойно шёл, размышляя о разных вещах. Внезапно 'небеса раскрылись'. Я использую эту библейскую фразу, потому что не знаю более подходящей. Внезапно я увидел внутреннюю сторону и громадную ширь и простор небосвода; и в то же самое время я с полной уверенностью понял, что весь этот купол надо мною был только внутренней частью некоего гигантского черепа. Атмосфера и пространство вокруг и выше меня были заполнены не только воздухом и эфиром, но и простирающимся намного дальше и выше живым пульсирующим сознанием. И от каждой точки в пространстве: выше и ниже меня, впереди и позади, справа и слева – тянулись мириады невидимых нитей, соединяющих все эти точки с любой другой точкой пространства, служа невидимыми проводами, чтобы передавать беспроводные сообщения от каждой точки до всех других точек одновременно. У меня было ощущение экстраординарной широты, объёмности, вместительности. Я #ощущал# пространство как таковое лучше, чем когда-либо прежде, и пространство обладало сознанием. Я знал, что нахожусь в сознании того неизмеримого черепа, как находилось в нём и всё остальное. И всё соотносилось и сообщалось со всем остальным, существующим в том могущественном мозге. И хотя миллионы и мириады соединений были вне подсчёта или перечисления, вся эта сеть была упорядоченным единством, для которого целостность была органична. Я чувствовал, будто коснулся небольшой части отдельного аспекта некоего окутывающего весь мир сознания, охватывающего не только мир в целом, но и каждый отдельный, даже мельчайший предмет в нём с полным знанием элементов так же, как всей целостности, и, кроме того, всех внутренних и взаимных отношений. Моё сознание на мгновение получило великую способность проникновения в суть, и я ощутил в тот момент, что сам смог бы понять целый мир.
Я ещё раз должен повторить, что описал бедно и неадекватно; реальность этих вещей даёт ощущение; зрительные формы – только периферия переживания.
Спустя несколько лет, я испытал нечто очень похожее. Это было в Адьяре, когда, идя через небольшой участок лесистой местности, я осознал единство жизни и жизненной силы в этом мире более ярко, чем когда-либо прежде.
Заканчивая рассказ об этом классе событий, должен предупредить, что мои описания – просто намёки, а не реальные, полные, законченные описания…
(Ч.У.Л. пишет: “Двенадцатый случай – один из лучших среди зарегистрированных; но даже он представляет собой лишь часть постоянного переживания того, кто открыл высшее сознание. Здесь, даже более чем обычно, наш автор настаивает, что его описание неадекватно, и любой читатель вполне понимает, что это так, однако в то же время искренне поздравляя его: оказывается, человеческие слова могут описать то, что является определённо сверхчеловеческим – не в смысле, что это вне досягаемости человека, но что так превосходит его обычные переживания. Однако, даже из того, что написано, мы получаем убедительное и яркое впечатление от факта, что всё вокруг нас пульсирует жизнью и интеллектом, и что этот интеллект – определённо #единый#”.)
НЕПРИЯТНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
Большинство видений, описанных выше, имеет приятную и вдохновляющую природу. Я также испытал некоторые неприятные переживания, которые, однако, не следует исключать из этого списка.
НЕПРОШЕННЫЙ ГОСТЬ (30). Однажды в Амстердаме вечером, когда я подошёл к своей кровати, я увидел своего рода элементальное существо самого нежелательного вида, сидящее на моей подушке. Оно состояло из мягкого круглого тела, от которого в том месте, какое можно было бы назвать талией, отходило приблизительно десять длинных шей, каждая наподобие шеи лебедя. Эти шеи выгибались и извивались, пытаясь поранить друг друга, как делают змеи. Неприятные глаза в головах смотрели на меня злобно и презрительно. Цвет существа был зелёным – этот специфический слизистый и грязный зелёный цвет связан со старыми камнями, долго лежавшими в сточной канаве или с животом некоторых лягушек. Существо производило впечатление мягкости и распада, как медуза или каракатица. Кроме того, оно распространяло ужасное и непотребное зловоние. Его рост был немногим более фута. Это случилось, когда я невероятно устал в тот вечер, и в голове была только одна мысль – об отдыхе. Я чувствовал, что существо не может #сделать# мне ничего, и у меня не было никакого настроения ждать или пытаться применить какую-то сложную магию. Таким образом, я запрыгнул в свою кровать и лёг головой на подушку, в то же время думая, что для нас обоих здесь нет места: или оно уйдёт или я. И в тот момент, когда я ложился, существо лопнуло и исчезло. С тех пор я никогда не видел ни его, ни его собратьев. Можно предположить, что это существо имело какую-то связь с происхождением истории о голове Медузы.
ОТВРАТИТЕЛЬНОЕ СТАДО (31). Было ещё несколько случаев, когда я видел существ, по-видимому, того же самого класса. Особенно запомнилось стадо созданий, похожих на рогатый скот, что-то вроде помеси коров и слонов. У них были туловища слонов, морды свиней и нечто телячье в телосложении и размере. Они были белого цвета со следами проказы на этой белизне, демонстрирующими признаки разложения. Как красные цветы на белом поле, по всей поверхности их тел гноились вызывающие отвращение круглые раны. Я вспомнил мысли м-ра Ледбитера, описавшего толпы элементалов, проходивших мимо него при событиях на речном острове в Адьяре (“Дух Египта – Проверка храбрости”). В том случае злобный блеск в глазах существ был их главной особенностью. Твари влекли за собой зло.
(Ч.У.Л. пишет: “Неприятные существа, описанные в п.п. 30 и 31, представляют собой образцы низких и нежелательных форм, которых привлекают исключительно эманации, производимые специфическим типом эмоций. Их появление, боюсь, должно указывать на присутствие где-нибудь в окрестностях человека с привычкой уступать зову неумеренной чувственности. По крайней мере, она почти наверняка является причиной происхождения особо нежелательного существа, описанного в п. 30, и композиция рассказа убеждает, что его послал кто-то преднамеренно. Создания, упомянутые в п. 31, возможно, имели ту же самую природу, но могли также привлечься ненормальными проявлениями крайней зависти и ревности. Автора можно поздравить в отношении его храбрости, позволившей ему проигнорировать жутких тварей, которых он описывает. Конечно, большинство из нас потратило бы некоторое время на то, чтобы отогнать или рассеять их, вместо того, чтобы спокойно лечь спать в полной убеждённости, что они не могут причинить вреда”.)
“Теософист”, 1913.
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |