"Странные истории" - читать интересную книгу автора (Ледбитер Ч. У.)Ни малейшего звука не доносилось до ушей снаружи, но тяжёлые идолы уже поменялись местами: новые стоят на платформе, тогда как старые брошены в стороне на землю, а возле них лежит, умирая, безмолвный жрец. Зафиксировано, что он всегда умирает в течение нескольких минут после открытия дверей, и ещё ни разу ни одна жертва не смогла словом или знаком указать на природу испытаний, через которые она прошла.
Известно только, что плотнику, делающему идолы, полагается просверлить в каждой фигуре длинное цилиндрическое отверстие определённого диаметра, по положению примерно соответствующее позвоночному столбу человека, и предание шепчет, что одна из обязанностей обречённого жреца — вынуть нечто — нечто, что никто не может увидеть и остаться в живых — из этого странного вместилища в старых идолах и поместить на соответствующее место в новых. Что касается остального, то воля божества, как утверждают, сама передаёт в ум своего преданного слуги тот церемониал, который должен быть исполнен. Тем временем снаружи храма всё уже готово для великой процессии, и к двери притащена огромная деревянная колесница божества. Она довольно любопытной конструкции и её достаточно трудно будет описать без помощи рисунка или модели. Нижнюю её часть можно сравнить с огромным длинным сундуком, по сторонам, богато покрытым резьбой, изображающей фигуры богов. Каждый из них — в своём отдельном, сильно углублённом святилище, защищённом красиво вырезанными колоннами, а на ней, как на пьедестале, стоит колоссальная статуя яростного льва, несущего на спине нечто вроде паланкина с балдахином. Когда настаёт час, главный жрец, склонившись перед новым идолом, вешает ему на шею гирлянды, как это делается по индусскому обычаю, и надевает на него богато украшенный драгоценными камнями пояс. И вот, с помощью энергии, высосанной из своих жертв, этот демон удостаивает своих преданных почитателей удивительной демонстрации своей жуткой силы. Тонкий шёлковый шнур около шести метров длиной пропускают через пояс идола, а за его концы держатся жрецы, которые таким образом оказываются примерно в трёх метрах впереди идола, не прямо на его пути, а чуть по сторонам. Центральный проход храма расчищается, и два жреца тихонько тянут за шнур. Получив этот сигнал, тяжёлый деревянный идол #серией прыжков продвигается# по приготовленному для него пути, а жрецы отступают, пятясь перед ним, и, по-видимому, побуждают его к каждому прыжку тем же лёгким потягиванием. Совершенно невозможно, скажете вы? Или если это таки делается, то это опять трюк жрецов? Считайте так, если хотите, но #как# они это делают? Жрецы тянут шнур всего лишь движением большого и указательного пальцев; этого едва хватает, чтобы натянуть шнур, и совершенно ясно, что никакой другой механической силы не применяется. Но более значительное чудо ещё предстоит. Когда идол вышеописанным образом достигает дверей, у которых его поджидает колесница, двое жрецов взбираются на платформу, всё ещё держась за концы шнура. И когда они в следующий раз дёргают за шнур, идол вскакивает на платформу рядом с ними, а затем, не дожидаясь дальнейших указаний, совершает ещё один прыжок — в свой паланкин, и поворачивается под прямым углом, чтобы смотреть вперёд по направлению движения колесницы! Немыслимо, да? Но есть тысячи людей, которые могут это засвидетельствовать. И, в конце концов, #почему# немыслимо? Если у вас на Западе может прыгать тяжёлый стол, и ваши величайшие учёные сами видели это, то почему на Востоке то же самое не может делать тяжёлый идол? «На небесах и на земле есть множество вещей, вашей философии и не снившихся», и один факт стоит множества теорий. После этой поразительной демонстрации силы большая процессия отправляется в путь, и идол торжественно провозится по городу. Во время его движения на колесницу бросают приношения всех видов; маленькие колокольчики, развешанные по ней, радостно звенят, а толпа восхищённо вопит. Именно во время этой процессии поклоняющиеся иногда бросаются под колёса колесницы, почитая за честь добровольно отдать свою жизнь в жертву своему кровавому божеству. Ваше правительство думает, что положило всему этому конец, но преданность нельзя искоренить приказом, и, пожалуй, так или иначе, Джаганнатх получает столько же жизней, сколько и всегда. Договор, обязывающий его не убивать произвольно, не мешает ему принимать добровольно предложенные ему жизни, или даже побуждать слабоумных поклоняющихся приносить себя в жертву в его святилище, и, несомненно, он это делает всякий раз, когда предоставляется возможность. Странная и страшная история, не так ли? Но в отдалённых уголках Индии происходит много странных вещей, о которых совершенно не подозревают люди правящей расы — вещей, которые показались бы им столь же немыслимыми, как и этот педантично точный отчёт о празднике Джаганнатха. Перевод K.Z. КОМНАТА БАРОНА Елена Петровна Блаватская была гением многосторонним — самой замечательной личностью из тех, которые мне приходилось встречать. Её последователи, естественно, думают о ней как о великом оккультном учителе, которому мы все так обязаны, но для нас, кому посчастливилось знать её во плоти, она гораздо более чем это, и её образ, сложившийся в наших умах, состоит из многих разнообразных частей. Например, она блестяще играла на фортепиано — в тех редких случаях, когда она решала продемонстрировать этот талант. Хотя она ненавидела условности и часто безо всякой необходимости (по крайней мере, так думали мы в те дни) демонстративно их нарушала, я никогда не видел кого-либо, кто бы лучше её (когда она этого хотела) мог играть роль великой аристократки. Она была блестящей собеседницей и могла поддержать разговор на любую тему, но больше других ей давалась область оккультного. Все её рассказы были остроумны и драматичны, но лучше всего у неё получались истории о привидениях. Я никогда не забуду вечеров, проведённых с нею на палубе океанского парохода «Наварино», когда мы слушали её рассказы по пути из Египта в Индию в 1884 г. В компании пассажиров был очень силён миссионерский элемент, и некоторые из их представителей были грубыми агрессивными невеждами — тип, распространённый тогда, пожалуй, больше, чем сейчас. Стычки были частыми и очень нас забавляли, потому что Блаватская знала христианские писания и религию намного лучше, чем эти самозваные их толкователи. Но даже самым сердитым из них приходилось уступать её очарованию, когда по вечерам, после обеда, она начинала рассказывать на палубе истории о привидениях. Она держала аудиторию зачарованной и играла на слушателях, как на музыкальных инструментах, с удовольствием заставляя их волосы вставать дыбом, и я часто замечал, как после какой-нибудь из этих историй они старались держаться парами, чтобы ни на мгновение не оставаться в одиночестве! Так вот мы услышали «Пещеру Озерков», «Заколдованную жизнь» и другие легенды, которые все желающие могут прочесть в сборнике «Кошмарные рассказы». Я помню один поразительный рассказ, который не попал в это собрание. Если бы я мог надеяться рассказать его, как рассказывала она, мои читатели могли бы испытать некое подобие того чувства, с которым слушали его мы, но я знаю, что так не получится. Однажды я так, как мог, рассказал его своей подруге, известной писательнице. Она сделала всё, что могла, изменив подробности, чтобы сделать его более эффектным и драматичным, добавив образности, но даже это не воспроизвело того волшебного очарования, которым наделила его мадам Блаватская. Я же не могу надеяться пересказать его даже так, как писательница, но, тем не менее, попытаюсь, и насколько позволяет моя память, постараюсь как можно точнее следовать той первоначальной форме, в которой его передала Блаватская. * * * Как только дорога начала спускаться в селение, они обратили внимание на особенно живописный старинный дом, почти полностью увитый плющом и другими вьющимися растениями. Он стоял на некотором удалении от дороги, и сам дом, и его обширная территория производили впечатление некоего запустения. Было совершенно ясно, что дом необитаем и был таковым уже на протяжении многих лет. Друзей очень поразил его вид и красота расположения, и Анри, увлечённый коллекционер старинной мебели, сразу начал рассуждать о том, какие сокровища могли там скрываться. Поскольку дом был, очевидно, необитаемым, у них естественно возникла идея, что они могли бы убедить сторожа показать им дом, так что они направились к маленькой сторожке, которая хотя и носила общую печать запустения и почти заросла пышной растительностью, имела вид обитаемой. В ответ на их стук вышел древний старик. Они попросили разрешения посмотреть дом изнутри, но старик с вежливым сожалением ответил, что это не разрешается. Они завели разговор с этим старым попечителем, который, как видно, был одинок и радовался всякой возможности поговорить с людьми. Анри сразу же спросил о мебели, и когда он услышал, что она старая — очень старая, — и что всё остаётся нетронутым, точно таким же, как было много лет назад, когда в доме ещё жили, его охватило непреодолимое желание её увидеть, и он намекнул старику, так деликатно, как только было возможно, что он готов предложить за это существенное вознаграждение. Но старик лишь отвечал: — Нет, мсье, сожалею, но это невозможно. Я был бы рад воспользоваться вашей щедростью, поскольку я беден и время меня не пощадило. Но это совершенно невозможно. — Но, в конце концов, — спросил Анри, — почему? Очевидно, что здесь не живут многие годы, дорога пустынна, никто по ней не ходит, и никто даже не узнает. Почему же вы не можете оказать нам милость и позволить осмотреть комнаты, и в то же время заработать на этом? — Ах, мсье, я не решаюсь, — ответил старик. — Это не потому, что хозяин или агент против: как вы сказали, они и не узнают. Дело обстоит гораздо хуже и серьёзнее! На самом деле, я просто не могу на это отважиться. Унюхав, что тут какая-то тайна, друзья стали давить на старика и убеждать его, чтобы он открыл истинную причину, и, наконец, с большим трудом они вытянули из него признание, что у дома дурная репутация, и вот почему как минимум на протяжении двадцати лет никто в него даже не заходит — кроме агента, изредка устраивающего инспекционный осмотр. Как ни любил Анри старинную мебель, ещё больше он интересовался психическими явлениями. Сразу заподозрив интересную историю, он спросил: — Вы говорите, у дома плохая репутация. Вы имеете в виду, что его посещает привидение? — Увы, да, мсье! — ответил старик, — И это не просто слухи, это страшная правда. Конечно же, после этого друзья не могли успокоиться, пока не услышали всю историю, хотя им стоило многих трудов вытянуть её из старика, который с большой неохотой говорил об этом и не раз корил себя в процессе рассказа. История была довольно простой: последний владелец был злым человеком, у которого были какие-то тёмные делишки; говорили, что он проводил своё время в оргиях, будучи чудовищем похоти, жестокости и эгоизма. Подробностей старик не знал, но так или иначе грехи барона стали всем известны, его дела пришли к ужасному кризису, выход из которого он нашёл (или думал, что нашёл) в самоубийстве. Однажды вечером он совершенно неожиданно вернулся из Парижа, а на следующее утро его обнаружили сидящим в своём огромном кресле с перерезанным горлом. После этого, как сказал старик, стали происходить какие-то ужасные явления, и поползли всевозможные страшные истории. Ему было мало известно об их характере, так как это было много лет назад, и он так и не смог его понять. Как он считал, из-за судебных процессов состояние семьи истощилось, а дом перешёл в руки дальних родственников. Только через много лет после смерти барона тяжбы были завершены и новый собственник смог вступить в свои права. Но даже после этого дома не касались, пока его не осмотрит новый хозяин. Была лишь прислана армия садовников, которые привели в порядок территорию. Новый хозяин с женой и слугами въехал в дом, но после одной проведённой там ночи они вернулись в Париж, заявив, что ничто уже не заставит их войти туда опять. — Что же с ними случилось, — нетерпеливо спросил Анри, — что они там видели? — Этого я не знаю, мсье, — ответил старик. — Рассказывали много историй, но мне не известно, которая из них — правда. Тогда владельцы попытались сдавать дом. Два раза въезжали жильцы, но никто из них не задерживался дольше, чем на одну ночь. Второй случай кончился скандалом — госпожа была так напугана, что у неё начались припадки. Мне рассказывали, что, в конце концов, она сошла с ума и умерла. С тех пор уже не делалось никаких попыток сдать это поместье. Но четыре раза приезжали незнакомцы с записками от владельца, дающими разрешение переночевать в доме, и каждый раз происходило что-нибудь ужасное. Один перерезал себе горло, подобно мсье барону, другой умер от припадка, а двое остальных сошли с ума от ужаса. Так репутация этого места делалась всё хуже и хуже. — Друг мой, посмотрите сюда, — сказал Анри, — и уделите внимание тому, что я собираюсь сказать. Я сказал вам, что интересуюсь старинной мебелью и хотел дать вам один наполеон, чтобы вы дали мне посмотреть обстановку этого шато. Но в сто раз больше я интересуюсь домами с привидениями, и после того, что вы мне рассказали, я определённо должен провести ночь и в этом доме, и дам вам сто франков, если вы позволите это мне. — Это совершенно невозможно, правда, — отвечал старик. — Вы, несомненно, погибнете, а я стану вашим убийцей. Конечно, я бы мог, но бесполезно меня об этом просить. |
|
|