"Тайны Палм-Бич" - читать интересную книгу автора (Пулитцер Роксана)

Глава 3

Мег увидела конверт еще до того, как вошла в комнату. Кто-то подсунул его под дверь. Она нагнулась и подняла его. Конверт из веленевой бумаги казался плотным и тяжелым. Неужели Хэнк Шоу столь оперативно прислал ей приглашение? Интересно, а Эштон Кенделл не заставила его отменить приглашение?

Мег вскрыла конверт. Внутри оказался клочок бумаги отнюдь не веленевой, а вполне ординарной. Нацарапанные черными чернилами слова запрыгали перед глазами Мег.

«Звонила графиня Монтеверди. Она хочет видеть вас немедленно».

Мег некоторое время продолжала разглядывать записку. Ну конечно, предполагается, что стоит только щелкнуть пальцами и простые смертные прыгнут в яму. Это было похоже на сцену из сказки, действие которой происходит в средневековом королевстве. Или в ночном кошмаре.

Однако здесь не средневековое королевство. Это Палм-Бич в последнем десятилетии двадцатого века – крохотная полоска суши, овеянная легендами. И она, Меган Макдермот, не беззащитная подданная. Она самостоятельная, независимая женщина, имеющая репутацию подающего большие надежды фотографа. Она вовсе не собирается пускаться в бега; отчасти потому, что разозлилась. А отчасти потому, что умна. Мег инстинктивно понимала: последнее дело позволить Эштон Кенделл почувствовать собственную силу и показать, как ее боятся.

Мег вышла на террасу и, освещенная косыми лучами предвечернего солнца, стала разглядывать красочную мозаику ухоженных аллей, стараясь дышать спокойно и ровно и не думать об Эштон Кенделл.

Раздался стук в дверь; Мег подпрыгнула от неожиданности. Упражнения с дыханием придется приостановить.

Она сказала себе, что это, должно быть, горничная, которая регулярно приходит в это время суток, чтобы справиться, не нужны ли Мег полотенце или салфетки, не требуется ли убрать постель или не нуждается ли она в каких-либо других услугах. Уж не начинается ли у нее паранойя, если она способна подумать, будто Эштон Кенделл собственной персоной пожалует к ней в номер?

– Открыто! – громко сказала Мег.

Дверь распахнулась, и Эштон Кенделл, графиня Монтеверди, уверенным шагом вошла в комнату, словно она была владелицей не только этой комнаты, но всего, что находилось в поле ее зрения. Она буквально источала высокомерие и надменность.

Несмотря на овладевший Мег страх, она наметанным взглядом фотографа оценила едва ли не каждую деталь фигуры, одежды, всего облика Эштон Кенделл. Графиня была высокого роста, а благодаря безупречно прямой осанке казалась еще выше. На ней был светлый полотняный костюм. Шанель или Ла Круа, подумала Мег. Длинные ноги графини эффектно подчеркивали короткая юбка и изящные итальянские туфли-лодочки. Над ничем не украшенным воротом возносилась красивая, поистине лебединая шея. Грива густых белокурых волос была зачесана назад на французский манер. И лишь узкое продолговатое лицо (некрасивое, но симпатичное – говорили друзья; лошадиное – шепотом злорадствовали недруги) разочаровывало. Даже темные очки не спасали. И загар не мог скрыть бледности. Графиня надменным взглядом окинула комнату и, увидев на туалетном столике фотокамеру, побледнела еще больше.

На миг Мег даже стало жаль ее. Но когда Эштон Кенделл открыла рот, сочувствие Мег тут же испарилось.

– Я просила вас зайти ко мне, мисс Макдермот. Я не привыкла, чтобы меня заставляли ждать.

– Я получила ваше послание минуту назад, графиня, – сказала Мег, отступая в глубину комнаты. – И пожалуйста, – переходя на непринужденно-простодушный тон, добавила она, – называйте меня Мег. – Она уловила удивленный взгляд Эштон и поняла, что ей удалось сохранить свое достоинство.

– Я просила вас прийти ко мне, мисс Макдермот, – упрямо повторила Эштон, – поскольку полагала, что там мы могли бы поговорить более откровенно и без помех. – Она обвела взглядом комнату, словно ожидала обнаружить горничную под кроватью или электронное подслушивающее устройство в люстре.

Все это Мег показалось неестественным и нелепым, но затем она поняла, что в этом есть элемент шантажа.

– Здесь совершенно безопасно, – сказала Мег. – Прошу вас, присядьте. – Жестом она указала на два стула перед окном, выходящим в сад, и с удивлением отметила, что ее рука даже не дрожит.

После некоторого колебания Эштон направилась к окну. Она двигалась с непринужденностью женщины, которая хорошо играет в теннис, плавает и занимается другими видами спорта. Она села, положив ногу на ногу и еле заметно покачивая носком туфли, настолько незаметно, что менее наблюдательный человек на это вообще мог не обратить внимания. Однако Мег заметила и поняла, что это может означать: Эштон Кенделл не вполне владеет ситуацией и собой.

Две женщины устроились на стульях. На какое-то время воцарилось напряженное молчание. Мег подумала, что графиня срочно пересматривает план действий. Она могла бы просто потребовать снимки, но это было бы равносильно признанию.

«Людям безразлично, что делают другие люди, – сказал сегодня во время завтрака Хэнк Шоу, – до тех пор, пока они не признают сами этот факт. Сплетня – это одно, признание своей ошибки ставит их в затруднительное положение».

Эштон может пойти окольным путем. Разыграет роль графини или по крайней мере леди.

Судя по тому, как дернулись уголки губ Эштон, что должно было означать улыбку, она решила избрать второй путь. Им обоим придется играть роли леди.

Мег ответила ей довольно нервной улыбкой. Но затем она вспомнила, как графиня извивалась в лодке под незнакомцем, и ее улыбка сделалась более уверенной, Эштон не удалось своей улыбкой обезоружить Мег.

Когда Эштон наконец заговорила, голос ее звучал непринужденно, словно они вели светскую беседу на приеме с коктейлями.

– Сожалею, что не смогла ответить на ваше письмо раньше, мисс… Мег. Вы говорите, будто оказались здесь по заданию журнала. Я уверена, что вы говорили мне, какого именно, но я забыла.

– «ХЖ», – сказала Мег.

– Ах да, верно. Это один из журналов Хэнка, не так ли?

Намек на то, что Хэнк Шоу – ее союзник.

– Журнал входит в ассоциацию издательств Шоу.

– И как движется работа? Надеюсь, мои друзья оказывали вам необходимую помощь? Палм-Бич имеет свою специфику в этом плане, если вы заметили. Если вы понравитесь людям, они все для вас сделают. Если же нет, – графиня пожала плечами, – тут уж ничего не поделаешь.

– Некоторые откликнулись, – сказала Мег. Она хотела было добавить, что Хэнк Шоу обещал побудить своих знакомых стать более отзывчивыми, но потом подумала, что уловка не сработает. Она называла его мистер Шоу. Эштон Кенделл – просто Хэнк. Разница говорила о многом.

– Конечно, вы должны посмотреть на все с нашей точки зрения. Помните слова Энди Уорхола о том, что всякий может стать знаменитым на пятнадцать минут?

Мег сказала, что помнит.

– Да, разумеется, все это знают. – Нотка презрения в голосе Эштон была настолько слабенькой, что, если бы Мег не пыталась ее уловить, она бы ее не заметила. – Да, оказаться знаменитым на пятнадцать минут, возможно, и соблазнительно, но жить всю жизнь в круглом аквариуме, пожалуй, слишком утомительно.

– Могу себе представить, – согласилась Мег.

– Поэтому, смею вас уверить, я понимаю тех людей нашего круга, которые сторонятся людей вроде вас. Нет, не вас персонально, – поспешила уточнить Эштон, – а людей вашей профессии. Позвольте рассказать вам одну историю, Мег. – Эштон приподняла вверх подбородок, как бы пытаясь что-то восстановить в памяти. – Я не задерживаю вас?

Мег сказала, что нет.

– Хорошо. Это история об одном англичанине, который приехал в Палм-Бич несколько сезонов назад. Во всяком случае, он называл себя англичанином, мелким дворянином, хотя акцент у него был чисто австралийский. Тем не менее держаться он умел, разбирался в винах, обыгрывал всех в поло, умел красиво проигрывать в карты. Люди приняли его. Пришельцы, то есть люди извне, да ещё с такими талантами, всегда пользуются спросом. Его многие приглашали, и он всюду был желанным гостем. Тем не менее как-то он совершил faux pas lt;«ложный шаг», опрометчивый поступок (фр.)gt;. Однажды его застали в постели с дочками-близнецами одного из наших ведущих спортсменок И застал его сам спортсмен. Проблема заключалась в том, что девочкам было всего по четырнадцать, самое большее – по пятнадцать лет. Что поделаешь, подобные вещи иногда случаются, и люди готовы были простить его и забыть о случившемся. Как я уже сказала, шарма ему было не занимать, к тому же он не сделал ничего такого, чего не совершила по крайней мере половина тех людей, которые о нем сплетничали. Но затем случилось нечто более серьезное. Никто не знал происхождения его денег, но так или иначе они у него иссякли. Он продолжал проигрывать в карты, хотя теперь и не столь красиво. Его картежные долги росли. Поползли новые слухи. Но этот человек проявил предприимчивость, даже слишком большую предприимчивость.

Мег заметила, что нога графини перестала двигаться. Означало ли это, что Эштон Кенделл обрела уверенность, или она просто сконцентрировалась на рассказе?

– Похоже, – продолжила графиня, – герой моей истории сделал снимки, компрометирующие девочек-близнецов. И он предложил их – естественно, за определенную сумму – одной газетке, которая специализируется на подобных вещах. Я думаю, вам хорошо известны такие издания, – добавила она с едва уловимой ноткой презрения. – Но затем произошло самое странное. Однажды ночью, как раз в то время, когда поползли слухи о компрометирующих фотографиях девочек, полиция остановила этого человека за превышение скорости. И как вы думаете, что они нашли в его машине? Наркотики. Огромное количество наркотиков. Удивительное совпадение, не правда ли? Остановили обыкновенного водителя за незначительное нарушение правил дорожного движения, а поймали крупного воротилу наркобизнеса. Вы можете себе это представить?

Разумеется, Мег могла это представить. Она могла представить себе и телефонный звонок спортсмена из Палм-Бич шефу полиции, и то, как пакеты и склянки перекочевали от офицера полиции в машину несчастного, и щедрое пожертвование безупречного отца близнецов полицейской ассоциации.

– С тех пор об этом человеке никто ничего не слышал, – возобновила рассказ графиня. – Что касается девочек, то малышки выросли и вполне счастливы. Как видите, Мег, в Палм-Бич никого не интересует, чем занимаются другие люди, если они занимаются этим тихо. Грех заключается в предании своей деятельности гласности. Этого мы никогда не прощаем. Никогда не прощаем и никогда не забываем.

Графиня встала и стала разглаживать льняную юбку, хотя Мег не заметила ни единой складки. Это как бы поднимало ее над простыми смертными, Юбка же Мег выглядела так, словно она спала в ней. Подобное сравнение рассердило Мег. А может, причиной раздражения стала рассказанная графиней история. Мег не нравилось, когда ей угрожают. Она встала и посмотрела Эштон в лицо:

– Весьма интересная история, графиня, но вы не учли одной детали: я не занимаюсь шантажом.

При слове «шантаж» лицо Эштон, несмотря на загар, снова стало мертвенно-бледным, однако когда она заговорила, голос ее звучал вкрадчиво и тихо, словно долетающий до террасы бриз.

– Вы? Я и не знала, что мы говорим о вас, Мег. Я просто поведала вам историю, ставшую своего рода фольклором Палм-Бич. Я полагала, это будет вам полезно, имея в виду ваше задание. Какое отношение к этому может иметь ваша просьба сфотографировать меня и мой дом, отразить в ваших репортажах настоящий Палм-Бич? Впрочем, я несколько разболталась и забыла сказать вам о причине моего визита. Я решила согласиться на вашу просьбу. Я попозирую для вас и позволю вам сфотографировать мой дом.

Мег ожидала угроз, оскорблений и каких-нибудь гадких трюков. Она ожидала всего, кроме подкупа, и предложение Эштон Кенделл настолько застигло ее врасплох, что Мег некоторое время не знала, как ответить. Пауза, как она позже сообразила, вновь и вновь возвращаясь к мысли об этом, сработала в ее пользу. Графиня решила, что Мег хочет большего.

– О, – встрепенулась Эштон, – есть еще одна вещь. Надеюсь, вы слышали о Фонде Кенделлов на благо планеты?

Разумеется, Мег слышала о нем. Это была гуманитарная организация, занимающаяся защитой окружающей среды. Более конформистская, чем Гринпис, более привилегированная, чем «Сьерра-клуб», эта благотворительная организация была своеобразной визитной карточкой Палм-Бич. Ее поддерживал Ал Гор, в фонд вносил деньги Роберт Редфорд… Мег где-то читала, что Хэнк Шоу внес в фонд пятнадцать миллионов долларов. Однако несмотря на поддержку столь знаменитых и влиятельных людей, Фонд Кенделлов оставался, как о том говорило и его название, большой семейной организацией. Дела в нем вел Меррит Кенделл, брат графини. Сама графиня председательствовала на заседаниях правления. Другие Кенделлы были в фонде директорами.

– В следующем году мы отметим пятнадцатую годовщину со дня основания фонда, – продолжала графиня. – Мой отец основал его, когда еще никто не слышал о движении в защиту экологии. Излишне говорить, что будет большой праздник. Нам понадобится официальный фотограф. Кто-то должен делать снимки на ежегодном балу и различного рода встречах и завтраках. Я думала, что вы как раз тот фотограф, который нам нужен. Если, конечно, вас это интересует.

На сей раз Мег была не просто удивлена, а ошеломлена. Однако она нашла в себе силы подать голос.

– Меня это интересует, – сказала она ровным тоном, хотя готова была запрыгать от радости и восторга.

– Хорошо, – проговорила графиня и направилась к дверям. Перед самым порогом она остановилась и обернулась, словно вдруг что-то вспомнив. – Да, вот еще что. Я хотела бы увидеть образцы ваших работ, чтобы показать их остальным членам правления.

– Конечно, – ответила Мег. – Я пришлю их вам. Графиня недовольно поджала губы.

– Разве у вас нет ничего с собой? Я сгораю от нетерпения увидеть их как можно скорее.

– Да, пожалуйста, – сказала Мег и подошла к письменному столу, где находились папки с ее работами для показа потенциальным редакторам и клиентам. Взяв одну из них, она протянула папку графине.

Эштон посмотрела на папку, затем подняла глаза на Мег. Она была в темных очках, но даже сквозь них Мег уловила стальной блеск ее глаз.

– Это все, конечно, мило и интересно, но я надеялась увидеть что-нибудь… ну, посвежее. Что-нибудь из ваших самых последних работ. Возможно, что-нибудь такое, что еще никто не видел.

Мег встретила взгляд Эштон. Обе женщины не произнесли ни слова, но мозг Мег лихорадочно работал. Она никогда не пустит в ход снимки того, что происходило в лодке. Они в общем-то даже были ей не нужны. Но это была ее работа, а работа для нее священна. Она может уничтожить пленку сама, но никому другому делать это не позволит.

Графиня будто бы невзначай бросила взгляд на лежащую на столе фотокамеру, хотя и до этого украдкой посматривала на нее с того самого мгновения, как вошла в комнату.

– Могу поклясться, что последние снимки – это как раз то, что я хотела бы увидеть.

Мег заколебалась. Она в самом деле хотела получить работу. Но не такой ценой.

– Снимки, которые я сегодня сделала, будут, вам не интересны, графиня. Это чисто художественные работы. Пейзажи и морские виды. Вы ведь знаете, – добавила она с самоуничижительной улыбкой, – фотограф постоянно хочет поймать необычную игру света.

– Но это как раз то, что я хотела увидеть! Нечто такое, что способно продемонстрировать вашу разносторонность! У меня есть идея. Почему бы вам не отдать мне пленку, а я позабочусь, чтобы ее проявили.

Мег пришла в ужас. Это все равно что отдать своего ребенка на воспитание кому-то чужому. Или даже убить его.

– На этой пленке нет ничего такого, что стоило бы вашего внимания, графиня.

– Но откуда вам знать? – упорствовала Эштон. – Ведь вы еще даже не проявили ее!

– Дело в том, – не уступающим по твердости голосом сказала Мег, – что я профессиональный фотограф. Мой глаз – это мой объектив. Мне даже не надо проявлять. Я знаю, каким получится кадр, уже тогда, когда щелкаю затвором. Пленка, которую я сняла сегодня, не относится к числу моих лучших работ. Одним словом, на ней нет ничего такого, что стоило бы показать.

– Однако… – начала Эштон.

– Поверьте мне на слово, графиня. В конце концов, я дорожу своей репутацией.