"Летний прилив" - читать интересную книгу автора (Шеффилд Чарльз)8. 26 ДНЕЙ ДО ЛЕТНЕГО ПРИЛИВА«Момент смерти. Вся жизнь проходит перед вашими глазами». Дари Лэнг ощутила боковой удар ветра, когда колеса аэрокара коснулись земли во второй раз. Она увидела, как сломалось оземь правое крыло, почувствовала, что машина оторвалась от полосы, и поняла: они переворачиваются. Раздался треск обшивки. Внезапно черная земля пронеслась в каком-то футе у нее над головой. По лицу текла какая-то грязь, мешавшая дышать. Свет исчез, оставив ее в полной темноте. Когда ремни безопасности врезались в грудь, боль прояснила сознание. Она почувствовала себя обманутой. Неужели Словно жука… Мысль о жуках принесла с собой легкое чувство вины. Почему? И тогда она, вися на ремнях вниз головой, вспомнила. Думать было трудно, но необходимо. Она жива. Жидкость, стекавшая по ее носу и заливавшая глаза, жгла неимоверно, но она была слишком холодной для крови. А как обстоит дело с остальными двумя пассажирами, с Атвар Х'сиал и Ж'мерлией? «Они не жуки, – подумала она. – Даже, пожалуй, она больше похожа на насекомое, чем они. РАЗУМНЫЕ СУЩЕСТВА. Стыдись, Дари Лэнг! Неужели ты убила их своими паршивым пилотированием?» Дари изогнула шею, чтобы поглядеть назад. С шеей было что-то неладное. Сильный удар обжег ей горло и левое плечо, еще до того, как она повернулась. Она ничего не видела. – Ж'мерлия! – Звать Атвар Х'сиал было бесполезно. Даже если кекропийка и смогла бы ее услышать, ответить ей бы не удалось. – Ж'мерлия! Никакого ответа. Но какие-то человеческие голоса доносились снаружи. Они звали ее? Нет, их крики обращены друг к другу… Разобрать слова из-за свиста ветра было невозможно. – Отсюда этого не сделать, – донесся мужской голос. – Крыша раскололась совсем. Если не выдержит эта стойка, их просто раздавит весом машины. – Они и так погибли. – Это женский голос. – Посмотрите, как они ударились. Их же расплющило. Хочешь ждать подъемник? – Нет. Я кого-то услышал. Подержи свет. Полезу внутрь. Свет! Дари охватила паника. Темнота вокруг нее была абсолютной, чернее любой полночи, черной, как пирамида в центре Стражника. В это время года на Опале круглые сутки был свет от Мэндела и его соседа Амаранта. Почему же ничего не видно? Она старалась проморгаться, но у нее ничего не выходило. С трудом протянула правую руку, чтобы протереть глаза. Левая рука куда-то исчезла. Она ее совсем не чувствовала, никакого даже легкого отклика, только боль в плече, когда пыталась ею пошевелить. Протертые глаза сильно жгло, и все равно ничего не было видно. – Господи, ну и каша. – Это был снова голос мужчины. Перед ней как будто что-то замерцало, вроде света фонарика перед закрытыми глазами. – Элли, их здесь трое… по-моему. Два чужака, они обнялись друг с другом. И тут всюду эта жидкость из насекомых. Не знаю, что тут у них чье. Боюсь их трогать. Пошли сигнал бедствия, попытайся найти в аэропорту или по соседству кого-нибудь, разбирающегося в анатомии чужаков. Последовал слабый ответ, разобрать который она не смогла. – … Проклятье, не знаю. – Голос приблизился. – Ничего не движется, может, они все мертвы. Не могу ждать. Все покрыты черным маслом. Одна искра, и они превратятся в головешки. Далекие голоса, не разобрать толком, но не одного человека. – … ничего не значит. – Голос прозвучал рядом с ней. – Их надо вытащить. Кто-нибудь, заберитесь сюда помочь. Руки, схватившие Дари, старались не причинять боль, но когда они коснулись плеча и шеи, боль миллионами галактик закрутилась в черноте ее невидящих глаз. Она издала отчаянный вопль, который должен был всех оглушить, но получился похожим на кошачье мяуканье. – Замечательно! – Хватка переместилась с плеча и стала еще сильней. – Этот жив. Приходит в себя. Лови. Дари протащили по грязной путанице корней и обломанных кустов. Комок слизистого, мерзко пахнущего мха забился в ее открытый рот. Ее начало мучительно тошнить. Когда торчащий корень впился в сломанную ключицу, ей вдруг пришло в голову, что она вовсе не обязана все это терпеть в сознании. Наступило забытье. Наступило время прекратить борьбу. Время отдохнуть, найти убежище в успокоительной черноте. Дари потребовался день, чтобы убедиться: Жесткий внешний скелет кекропийцев не позволял видеть «выражение лица» в человеческом смысле. Однако язык жестов использовался обоими видами разумных существ. Им просто надо было понять систему знаков друг друга. Например, когда Атвар Х'сиал была уверена в ответе, который даст Дари на ее вопрос, то слегка отклонялась назад. Она также часто поднимала одну или две передние ноги. Когда не знала ответа и стремилась его узнать, нежный хоботок сокращался и складывался… чуть-чуть. А когда была очень взволнована или встревожена (разницу определить было трудно) каким-либо вопросом или замечанием, волоски и щетинки на ее длинных веерообразных антеннах выпрямлялись и становились как бы более прямыми и пушистыми. Что и произошло, когда на сцене появился Джулиус Грэйвз. Дари знала о существовании Совета, об этом знали все, но она была слишком поглощена своими интересами, чтобы обращать на него какое-то внимание. И, вообще, у нее до сих пор было довольно туманное представление о его функциях, хотя она знала, что в них входит рассмотрение этических вопросов. – Но, профессор Лэнг, так и предполагалось, что о его функциях никто не будет знать ничего определенного, – сказал Грэйвз. Он улыбнулся, и улыбка на его хирургически расширенной, похожей на обтянутый кожей череп, голове показалась ей просто угрожающей. Оставалось не совсем ясно, когда он прибыл в космопорт Звездной стороны, но время навестить ее выбрал очень неудачное. Они с Атвар Х'сиал закончили предварительное обсуждение и собрались поговорить конкретно: кто что будет делать, зачем и когда. – Обязанности членов Совета все понимают весьма неопределенно, – продолжал Грэйвз. – За исключением тех, чьи действия и делают необходимым существование Совета. Лицо Дари снова выдало ее, она в этом не сомневалась. То, что они с кекропийкой собирались сделать, к Совету не относилось: не было ничего неэтичного в том, чтобы обойти бюрократию в интересах науки, даже если об этих научных интересах никто на Опале не был полностью осведомлен. Что там еще делали члены Совета? Но Грэйвз уставился на нее своими туманными сумасшедшими глазами и, наверняка, прочитал в них, что она чувствует себя виноватой. А если не прочитал в глазах, то, несомненно, заметил это по Атвар Х'сиал. Ее антенны стояли и были распушены так, что походили на щетки, а Ж'мерлия буквально тараторил, торопясь все высказать. – Позднее, уважаемый Советник, мы будем счастливы встретиться с вами, позднее. Но в настоящее время у нас срочная, ранее назначенная встреча. – Атвар Х'сиал зашла так далеко, что взяла руку Дари Лэнг своей суставчатой ножкой. Когда кекропийка потащила ее к двери, наружу, где не переставая шел дождь. Дари в первый раз заметила, что нижняя часть ножки представляет собой подушечку, сплошь покрытую черными волосками, похожими на крючки. Дари не вытащила бы у нее свою руку, даже если бы захотела устроить сцену при Джулиусе Грэйвзе. Этот атавистический признак достался Атвар Х'сиал от далеких предков, которым, наверное, такие волоски-крючочки были нужны, чтобы цепляться за камни и деревья. «Что ж, никто из нас не выпрыгнул из головы богини, – подумала она, – все мы имеем какие-то остаточные органы или ткани, следы эволюции». Дари машинально посмотрела на свои собственные ногти. Они были грязными. Получается, что она тоже скатывается к мерзким привычкам Опала и Тектона. – Куда пойдем? – прошептала она, Джулиусу Грэйвзу потребуется феноменальный слух, чтобы разобрать ее слова на фоне дождя, но она была уверена, что он смотрит им вслед. Наверняка, он раздумывает о том, куда они идут в такую отвратительную погоду. Она гораздо лучше чувствовала себя, когда его рядом не было. – Через минуту поговорим. – Ж'мерлия, получив напрямую сообщение нервных феромонов Атвар Х'сиал, подпрыгивала вверх-вниз, как будто промокшее насквозь покрытие взлетной полосы было раскаленным. Голос лотфианина дрожал от нетерпения. – Давайте в аэрокар, Дари Лэнг, в аэрокар! Они вдвоем потянулись к ней, чтобы помочь подняться в него. Она оттолкнула их лапы. – Вы что, хотите, чтобы Грэйвз подумал, будто происходит какое-то незаконное дело? – зашипела она на Атвар Х'сиал. – Успокойтесь! Такая реакция позволила ей почувствовать собственное превосходство. Кекропийцы славились своим хладнокровием и ясностью мыслей. Многие, в том числе сами кекропийцы, говорили, что в смысле силы интеллекта и умения мыслить они превосходят людей. И вот Атвар Х'сиал трепещет от страха, как будто они замыслили тяжкое преступление. Двое чужаков втиснулись в аэрокар вслед за ней, подталкивая ее вперед. – Вы не понимаете. Дари Лэнг. – Пока Атвар Х'сиал закрывала дверь, Ж'мерлия заставлял ее сесть в кресло пилота. – Это ваше первое столкновение с членом Совета великого клайда. Им нельзя доверять. Считается, что они занимаются только этическими вопросами, но это не так: У них нет стыда. Они считают себя вправе вмешиваться во все, даже в то, что их мало касается. Мы не можем ничего обсуждать в присутствии Джулиуса Грэйвза! Он нюхом почувствует, в чем дело, вмешается и погубит все, что мы задумали. Нам надо улететь от него. Быстро. И пока Ж'мерлия говорил, Атвар Х'сиал отчаянно махала ножкой, чтобы Дари взлетела… прямо в штормовые тучи, которые угрожающе заполнили все небо. Дари указала было на них, но тут же осознала, что кекропийская эхолокация на таком расстоянии их не «увидит». Даже несмотря на необыкновенные уши, мир Атвар Х'сиал ограничивался сферой диаметром всего в сотню метров. – В той стороне, на востоке, плохая погода. – Тогда летим на запад, – торопил ее Ж'мерлия, – или на юг, или на север. Но только взлетайте. Лотфианин скорчился на полу аэрокара, в то время как Атвар Х'сиал прислонилась головой к боковому окну. Ее слепое лицо смотрело в никуда. Дари повела аэрокар вверх по крутой спирали, пробиваясь к более прозрачным облакам слева. Если она сумеет подняться над ними, аэрокар сможет летать много часов. Кстати, сколько? Ей не слишком хотелось выяснять это. Лучше продолжать подниматься, оставив шторм в стороне, и поискать спокойное место, где неподалеку от края Слинга она сможет сесть. Два часа спустя она вынуждена была оставить эту мысль. Свирепый ветер не утихал. Они долетели до края Слинга и покружили над морем за его пределами в поисках другого места для приземления, но ничего не нашли. Хуже того, темная масса грозовых облаков следовала за ними. Плотная серая стена заняла три четверти горизонта. По радио аэрокара сообщили о надвигающемся пятибалльном шторме, но не удосужились объяснить, что это означает. Мэндел сел за горизонт, и они летели, освещенные только мрачным светом Амаранта. Она повернулась к Атвар Х'сиал: – Не вечно же нам здесь оставаться, и мне не хочется откладывать все до последней минуты. Я собираюсь подняться повыше, чтобы пройти над штормом. Затем мы, оставаясь наверху, повернем назад к космопорту. Самое лучшее место для приземления то, откуда мы вылетели. Атвар Х'сиал согласно кивнула, когда Ж'мерлия перевел ей слова Дари. Кекропийка шторма не боялась, возможно, потому что не видела мчащихся черных туч, говорящих о его силе. Ее все еще беспокоил Джулиус Грэйвз. Пока они летели, Атвар Х'сиал через посредство Ж'мерлии полностью изложила свой план. Как только капитан Ребка вернется, они узнают официальную точку зрения по поводу их предполагаемого визита на Тектон. Если разрешения не будет дано, они сразу двинутся на Тектоновую сторону в аэрокаре, за аренду которого уже заплачено. Он спокойно ждал их на маленьком взлетном поле другого Слинга неподалеку от космопорта. Чтобы его достичь, им надо будет нанять местный аэрокар, чья дальность полета была настолько ограничена, что Ребке и Перри даже в голову не придет, куда они отправились. Атвар Х'сиал с Ж'мерлией в качестве переводчика могла все это без труда устроить. Чего она сделать не могла и для чего ей действительно была необходима Дари Лэнг, так это реквизировать капсулу на Пуповине. Она высказала все свои доводы, а Дари Лэнг, слушая ее вполуха, боролась со штормом. Ни один кекропийец ни разу не бывал на Опале. Появление же кекропийца на Тектоновой стороне и попытка его влезть в капсулу Пуповины немедленно вызовет массу вопросов. Посадки в капсулу не дадут без проверки разрешения на посещение Тектона, а это опять приведет к Ребке и Перри. – Но, – говорил Ж'мерлия, – вас воспримут совершенно спокойно. Мы уже подготовили вам вполне хорошие документы. Складчатый хоботок Атвар Х'сиал немного сжался. Она наклонилась к Дари, ее передние лапки были сложены как в молитве. – Вы же человек… и вы женщина. Как будто это поможет! Дари вздохнула. Полного взаимопонимания между ними явно не получалось. Она же, три раза повторила ей, что у людей женские особи не воспринимаются безоговорочно в качестве руководителей и авторитетов, но кекропийка не понимала этого. Дари попыталась еще набрать высоту. Этот шторм представлял собой – Мы знаем правильную последовательность команд управления восхождением по Пуповине, – продолжал Ж'мерлия. – Как только вы обеспечите нам посадку в капсулу, между нами и поверхностью Тектона преград не останется. Слова эти должны были успокоить и ободрить Дари. Как ни странно, они произвели обратное действие и заставили ее задуматься. Кекропийка прибыла на Опал после нее, как же тогда она смогла приготовить фальшивые документы на имя Дари Лэнг? И она все знала об управлении Пуповиной. Кто ей передал эти данные? – Скажи Атвар Х'сиал, что до принятия окончательного решения, я еще хорошенько подумаю. Подумать и побольше узнать самой до того, как она согласится совершить совместную поездку на Тектон с Атвар Х'сиал. Этой чужачке, казалось, известно все о Добеллии. За исключением, пожалуй, опасности штормов на Опале. Они спускались, и вихревые потоки воздуха усилились до пугающих размеров. Дари слышала и ощущала, как чудовищный ветер бьет и швыряет их аэрокар. Она молилась только об одном: чтобы его автоматическая система стабилизации и посадки справилась с управлением лучше нее. Сама она суперпилотом не была. Атвар Х'сиал и Ж'мерлия оставались совершенно невозмутимыми. Может быть, существа, чьи, пусть отдаленные, предки летали, спокойнее относились к воздушным путешествиям. Дари к этому, наверняка, не привыкнуть. У нее все внутренности завязались узлом. Они прошли сквозь облака и опускались. Бушевала гроза, самая яростная из всех виденных ею когда-либо на Вратах. Видимость была не больше ста метров, и никаких ориентиров. Ей приходилось рассчитывать только на радиомаяки космопорта. Если в этом потопе они вообще работают. Сквозь переднее стекло смотреть было бесполезно: ничего не видно кроме дождевых струй. Снижались они долго… слишком долго. Держась за рычаги, она вглядывалась в приборную доску. Высота – триста метров. Дальность маяка – два километра. До приземления им оставались какие-то секунды. Где же посадочная полоса? Дари подняла глаза от приборов и на мгновение увидела приближающиеся огни. Они были прямо по курсу. Сбросив мощность, она позволила аэрокару планировать вдоль светящейся линии. Колеса слегка коснулись земли. Но тут боковой ветер схватил машину, поднял ее и понес, понес в сторону… Все двигалось как в замедленной съемке. Машина клюнула носом. Она увидела, как одно крыло чиркнуло по скользкой от дождя поверхности… … пропахало борозду и согнулось… раздался треск, когда оно переломилось пополам… она почувствовала начало первого кувырка аэрокара… и поняла, что лучшая часть посадки закончилась… Дари Лэнг никогда раньше сознания не теряла. Она была так в этом уверена, что через какое-то время ее мозг придумал объяснение происходящему. Очень простое: каждый раз, когда она закрывала глаза, даже на мгновение, кто-то менял окружающую обстановку. Сначала агония и унижение, когда ее волоком тащили по мокрой неровной земле. Там никакого пейзажа не было, потому что ее глаза ничего не видели. (глаза закрываются) Она лежала лицом вверх, а кто-то, склонившись над ней, обмывал ей голову. «Подбородок, рот, нос, – проговорил голос. – Глаза». Вдруг жуткая боль. – Похоже на трансмиссионную жидкость. – Разговаривали не с ней. – Это ничего, она не ядовитая. Сумеете смыть ее с других? – Ладно, – ответил другой человек, – но у большого трещина в скорлупе. Из нее сочится что-то, а зашить мы не можем. Что делать? – Попробуйте заклеить липкой лентой. – Темная тень отодвинулась от нее. Холодные капли дождя брызнули ей в глаза, которые щипало. (глаза закрываются) Зеленые стены, бежевый потолок, шипенье и урчанье насосов. Компьютерная капельница на металлической стойке, от которой к ее руке тянутся трубки. Было тепло, уютно и просто чудесно. «Неоморфин», – отдаленно прозвучало в ее голове. Его вводят под контролем компьютера, когда телеметрия показывает, что вам это необходимо. Мощный. К нему быстро привыкаешь. На Вратах его использование ограничено. Применяется только в специальных больничных условиях и только в сочетании с эпинефриновыми триггерами. «Чушь, – сказало тело. – Чувствуешь себя изумительно. Да, в Круге Фемуса знают, как пользоваться наркотиками. Да здравствуют наркотики». (глаза закрываются). – Чувствуете себя лучше? Идиотский вопрос. Она чувствовала себя отвратно. У нее болели глаза, уши, зубы и большие пальцы ног. Голова гудела, и временами ее пронзала острая боль, начинавшаяся за левым ухом и доходившая до кончиков пальцев рук. Но этот голос она знала. Дари пошевелилась. Тут же, как в сказке, у постели возник мужчина. – Я вас знаю, – она вздохнула, – но не знаю вашего имени. Бедный вы человек. У вас нет даже имени. Так ведь? – Есть. Меня зовут Ханс. – Капитан Ханс Ребка. Тогда все в порядке, имя у вас есть. Вы очень привлекательны, если бы еще почаще улыбались. Но ведь вы, вроде бы, должны находиться на Тектоне. – Мы вернулись. – Я хочу на Тектон. "Проклятый наркотик, – подумала она. – Это действует наркотик, и теперь она знала, почему он считался запрещенным. Ей надо заткнуться, пока она не ляпнула чего-нибудь. – Можно мне туда поехать, милый Ханс Ребка? Видите ли, мне очень нужно туда. Я правда должна там побывать. Он улыбнулся и отрицательно покачал головой. – Вот видите, я так и знала, что вам идет улыбка. Так пустите меня на Тектон? Что скажете, Ханс Ребка? Она моргнула прежде, чем он успел ответить. Когда она снова открыла глаза, он исчез, а в комнате оказалось значительное добавление. Справа над ней нависало какое-то сооружение из черных металлических трубок, напоминавшее строительные леса. В центре этого кубического сооружения висела упряжь, прикрепленная канатами к его углам, а в ней, обмотанное белой липкой лентой, находилось похожее на палку тело Ж'мерлии; его голова и тонкие ноги свешивались по сторонам. Искривленное положение забинтованного тела, казалось, говорило о последней стадии агонии. Дари машинально огляделась в поисках Атвар Х'сиал, но кекропийки видно не было. Неужели симбиоз между ними был так силен, что лотфианин не мог пережить ее смерть? Неужели лотфиане гибнут, когда их разъединяют с кекропийцами? – Ж'мерлия! Она сказала это, не думая, так как все, что говорил Ж'мерлия, являлось всего лишь переводом феромонного языка Атвар Х'сиал. Глупо ожидать самостоятельного ответа от него самого. Один бледно-желтый глаз повернулся в ее сторону. Значит, по крайней мере, он жив и понял, что она здесь. – Вы слышите меня, Ж'мерлия? У вас такой вид, как будто вам очень больно. Почему вы в такой ужасной упряжи? Если вы понимаете меня и вам нужна помощь, скажите. Наступило долгое молчание. «Безнадежно», – подумала Дари. – Благодарю за ваше участие, – проговорил наконец знакомый сухой голос, – но мне не больно. Эта упряжь была сделана по моей просьбе и для моего удобства. Когда это делали, вы были без сознания. Неужели это действительно говорил Ж'мерлия? Дари машинально оглядела комнату. – Кто со мной сейчас говорит, вы или Атвар Х'сиал? Где Атвар Х'сиал? Она жива? – Жива. Но, к сожалению, ее раны гораздо тяжелее ваших. Ей требуется серьезная операция внешнего скелета. У вас сломана одна косточка и множество ушибов. Вы сможете свободно двигаться через три добеллианских дня. – А что с вами? – Я ничто. Мое состояние значения не имеет. Дари соглашалась с таким самоуничижительным поведением Ж'мерлии, когда считала его всего лишь бездумным передатчиком мыслей кекропийки, но здесь было разумное существо, со своими мыслями и чувствами. – Скажите мне, Ж'мерлия, я хочу знать. – Я потерял два сустава на задней ноге… ничего особенного: они быстро отрастают… и еще у меня вытекло немного лимфы. Этим можно пренебречь. У него были свои собственные чувства… а значит, и собственные права? – Ж'мерлия… – она замолчала. Не лезла ли она не в свое дело? Член Совета сейчас здесь, на этой планете. Собственно, именно то, что они убегали от него, и стало первопричиной их увечий. Если кто-нибудь должен заботиться о статусе лотфиан, так это Джулиус Грэйвз, а не Дари Лэнг. – Ж'мерлия… – Она все-таки не могла молчать. Интересно, через какое время наркотик выйдет из организма? – В присутствии Атвар Х'сиал вы никогда не выражаете своих собственных мыслей? Вы вообще ничего не говорите сами? – Это верно. – Почему же? – Мне нечего сказать. И это будет неуместно. Еще до того, как я достиг второй формы, когда я всего лишь вышел из личинки, Атвар Х'сиал была названа моей хозяйкой. В ее присутствии я служу лишь передатчиком ее мыслей другим. Своих мыслей у меня нет. – Это неправильно. Ведь у вас есть разум, знания. У вас должны быть свои права… – Дари замолчала. Лотфианин дергался в своей упряжи, стараясь повернуть оба глаза в сторону человека. – Профессор Дари Лэнг, с вашего разрешения. Вы и все люди гораздо выше меня и, вообще, нас, лотфиан. Я не осмелюсь не соглашаться с вами, но позвольте рассказать вам историю нашу и кекропийцев. Можно мне это сделать? Она кивнула. Однако, по-видимому, кивка было недостаточно. Он ждал, пока она не сказала: – Очень хорошо. Расскажите мне об этом. – Благодарю вас. Я начну с нас не потому, что мы важны, но только для сравнения. Наша родина – планета Лотфи. Она холодная, и небо над ней ясное. Как вы можете догадаться, глядя на меня, у нас отличное зрение. Каждую ночь мы видели звезды. На протяжении тысяч поколений мы пользовались этим только для того, чтобы определять время сбора той или иной пищи. И все. Когда бывало холоднее или жарче обычного, многие из нас погибали от голода. Мы могли разговаривать друг с другом, но не многим отличались от примитивных животных, ничего не знающих о будущем и о прошлом. Наверное, мы бы навсегда остались такими. А теперь подумайте об Атвар Х'сиал и ее народе. Они развивались на темной-темной, закрытой облаками планете… и они были слепыми. Так как они видят эхолокацией, зрение для них предполагает наличие воздуха, передающего сигнал. Поэтому их ощущения не могут принять информацию, не связанную с их атмосферой. Они пришли к выводу о присутствии собственного солнца только потому, что чувствовали исходящее от него тепло. Им пришлось разрабатывать технологические процессы, что привело их к мысли о И это было только начало. Им пришлось направить эти инструменты на небо, и они сделали вывод о существовании других миров, расположенных далеко за их родной планетой и дальше солнца. В конце концов, они признали существование звезд, измерили расстояния между ними и стали строить корабли, чтобы достичь других планет и использовать их. Они это сделали… все это… а мы, лотфиане, сидели на своей планете и спали. Мы более старая раса, но если бы они не нашли наш мир и не подняли нас, не пробудили в нас самосознание, понимание Вселенной, мы бы все так же сидели и спали, как животные. В сравнении с кекропийцами или людьми мы – ничто. В сравнении с Атвар Х'сиал я – ничто. Когда светит ее свет, мой не должен быть виден, когда она говорит… для меня – честь быть переводчиком, передающим ее мысли. Вы слышите меня, профессор Дари Лэнг? Это честь для меня. Дари Лэнг! Она слушала… и очень внимательно. Но у нее снова все начало болеть, а контролируемая компьютером система лекарственных вливаний этого допустить не могла. Капельница снова начала работать. Она заставляла свои глаза не закрываться. «Я ничто!» Какой комплекс расовой неполноценности. Но лотфианам нельзя позволять оставаться расой рабов… даже если они этого хотят. Она обязательно пойдет и доложит об этом, как только сможет пойти к нему. К нему. К кому? Туманные глаза с сумасшедшинкой, она никак не может вспомнить, как его зовут. Она боялась его? Конечно, нет. Ей следует сообщить об этом… (глаза закрываются) |
||
|