"Дедушка" - читать интересную книгу автора (Набоков Владимир)
ДедушкаДрама в одном действииДействие происходит в 1816 году{1}, во Франции, в доме зажиточной крестьянской семьи. Просторная комната, окнами в сад. Косой дождь. Входят хозяева и незнакомец. ЖЕНА: …Пожалуйста. Тут наша гостиная… МУЖ: Сейчас мы вам вина дадим. (К дочке.) Джульетта, сбегай в погреб, — живо! ПРОХОЖИЙ:(озирается) Ах, как у вас приятно… МУЖ: Вы садитесь, — сюда… ПРОХОЖИЙ: Свет… Чистота… Резной баул в углу, часы стенные с васильками на циферблате… ЖЕНА: Вы не вымокли? ПРОХОЖИЙ: Нисколько! Успел под крышу заскочить… Вот ливень так ливень! Вас я не стесняю? Можно здесь переждать? Как только перестанет… МУЖ: Мы рады, рады… ЖЕНА: Вы из наших мест? ПРОХОЖИЙ: Нет — странник я… Недавно лишь вернулся на родину. Живу у брата, в замке де Мэриваль… Недалеко отсюда… МУЖ: А, знаем, знаем… (К дочке, вошедшей с вином.) Ставь сюда, Джульетта. Так. Пейте, сударь. Солнце, — не вино! ПРОХОЖИЙ:(чокается) За ваше… Эх, душистое какое! И дочь у вас — хорошая… Джульетта, душа, где твой Ромео? ЖЕНА:(смеется) Что такое — "Ромео"? ПРОХОЖИЙ: Так… Она сама узнает когда-нибудь… ДЖУЛЬЕТТА: Вы дедушку видали? ПРОХОЖИЙ: Нет, не видал. ДЖУЛЬЕТТА: Он — добрый… МУЖ:(к жене) Где он, кстати? ЖЕНА: Спит у себя — и чмокает во сне, как малое дитя… ПРОХОЖИЙ: Он очень стар — ваш дедушка? МУЖ: Лет семьдесят, пожалуй… Не знаем мы… ЖЕНА: Ведь он нам не родня: мы дедушкой его прозвали сами. ДЖУЛЬЕТТА: Он — ласковый… ПРОХОЖИЙ: Но кто же он? МУЖ: Да то-то оно и есть, что мы не знаем… Как-то, минувшею весною, появился в деревне старец, — видно, издалека. Он имени не помнил своего, на все вопросы робко улыбался… Его сюда Джульетта привела. Мы накормили, напоили старца: он ворковал, облизывался, жмурясь, мне руку мял с блаженною ужимкой, — а толку никакого: видно, разум в нем облысел… Его мы у себя оставили, — Джульетта упросила… И то сказать: он неженка, сластена… Недешево обходится он нам. ЖЕНА: Не надо, муж, — он — старенький… МУЖ: Да что же, — я ничего… так, — к слову… Пейте, сударь! ПРОХОЖИЙ: Спасибо, пью; спасибо… Впрочем, скоро домой пора… Вот дождь… Земля-то ваша задышит! МУЖ: Слава Богу! Только это одна игра — не дождь. Глядите, солнце уж сквозь него проблескивает… эх!.. ПРОХОЖИЙ: Дым золотой… Как славно! МУЖ: Вот вы, сударь, любуетесь — а нам-то каково? Ведь мы — земля. Все думы наши — думы самой земли… Мы чувствуем, не глядя, как набухает семя в борозде, как тяжелеет плод… Когда от зноя земля горит и трескается, — так же у нас ладони трескаются, сударь! А дождь пойдет — мы слушаем тревожно — и молим про себя: "шум, свежий шум, не перейди в постукиванье града!.." И если этот прыгающий стук об наши подоконники раздастся, — тогда, тогда мы затыкаем уши, лицо в подушки прячем, — словно трусы при перестрелке дальней! Да — немало у нас тревог… Недавно вот — на груше червь завелся — большущий, в бородавках, зеленый черт! А то — холодной сыпью тля облепит молоденькую ветвь… Вот и крутись! ПРОХОЖИЙ: Зато какая гордость для вас, какая радость, — получать румяное, душистое спасибо деревьев ваших! ЖЕНА: Дедушка — вот тоже — прилежно ждет каких-то откровений, прикладывая ухо то к коре, то к лепестку… Мне кажется, — он верит, что души мертвых в лилиях, в черешнях потом живут. ПРОХОЖИЙ: Не прочь я был бы с ним потолковать… люблю я этих нежных юродивых… ЖЕНА: Как погляжу на вас — мне ваших лет не высчитать. Как будто не молоды, а вместе с тем… не знаю… ПРОХОЖИЙ: А ну прикиньте, угадайте. МУЖ: Мирно вы прожили, должно быть. Ни морщинки на вашем лбу… ПРОХОЖИЙ: Какое — мирно! (Смеется.) Если б все записать… Подчас я сам не верю в свое былое! От него пьянею, как вот — от вашего вина. Я пил из чаши жизни залпами такими, такими… Ну и смерть порой толкала под локоть… Вот, — хотите вы послушать рассказ о том, как летом, в девяносто втором году, в Лионе, господин де Мэриваль, — аристократ, изменник, и прочее, и прочее — спасен был у самой гильотины? ЖЕНА: Расскажите, мы слушаем… ПРОХОЖИЙ: Мне было двадцать лет в тот буйный год. Громами Трибунала я к смерти был приговорен, — за то ли, что пудрил волосы{2}, иль за приставку пред именем моим, — не знаю: мало ль, за что тогда казнили… В тот же вечер на эшафот я должен был явиться, — при факелах… Палач был, кстати, ловкий, старательный: художник, — не палач. Он своему парижскому кузену все подражал, — великому Самсону{3}: такую же тележку он завел и головы отхваченные — так же раскачивал, за волосы подняв… Вот он меня повез. Уже стемнело, вдоль черных улиц зажигались окна и фонари. Спиною к ветру сидя в тележке тряской и держась за грядки застывшими руками — думал я, — о чем? — да все о пустяках каких-то, — о том, что вот — платка не взял с собою, о том, что спутник мой — палач — похож на лекаря почтенного… Недолго мы ехали. Последний поворот — и распахнулась площадь, посредине зловеще озаренная… И вот, когда палач, с какой-то виноватой учтивостью, помог мне слезть с тележки — и понял я, что кончен, кончен путь, тогда-то страх схватил меня под горло… И сумрачное уханье толпы, — глумящейся, быть может, (я не слышал), — движенье конских крупов, копья, ветер, чад факелов пылающих — все это как сон пошло, и я одно лишь видел, одно: там, там, высоко в черном небе, стальным крылом косой тяжелый нож меж двух столбов висел, упасть готовый, и лезвие, летучий блеск ловя, уже как будто вспыхивало кровью! И на помост, под гул толпы далекой, я стал всходить — и каждая ступень по-разному скрипела. Молча сняли с меня камзол и ворот до лопаток разрезали… Доска была, — что мост взведенный: к ней — я знал — меня привяжут, опустят мост, со стуком вниз качнусь, между столбов ошейник деревянный меня захлопнет, — и тогда, тогда-то смерть, с грохотом мгновенным, ухнет сверху! И вот не мог я проглотить слюну, предчувствием ломило мне затылок, в висках гремело, разрывалась грудь от трепета и топота тугого, — но, кажется, я с виду был спокоен… ЖЕНА: О, я кричала бы, рвалась бы, — криком пощады я добилась бы… Но как же, но как же вы спаслись? ПРОХОЖИЙ: Случилось чудо… Стоял я, значит, на помосте, рук еще мне не закручивали. Ветер мне плечи леденил. Палач веревку какую-то распутывал. Вдруг — крик: "пожар!" — и в тот же миг всплеснуло пламя из-за перил, и в тот же миг шатались мы с палачом, боролись на краю площадки… Треск, — в лицо пахнуло жаром, рука, меня хватавшая, разжалась, — куда-то падал я, кого-то сшиб, нырнул, скользнул в потоки дыма, в бурю дыбящихся коней, людей бегущих, — "Пожар! пожар!" — все тот же бился крик, захлебывающийся и блаженный! А я уже был далеко! Лишь раз я оглянулся на бегу и видел — как в черный свод клубился дым багровый, как запылали самые столбы и рухнул нож, огнем освобожденный! ЖЕНА: Вот ужасы!.. МУЖ: Да! Тот, кто смерть увидел, уж не забудет… Помню, как-то воры в сад забрались. Ночь, темень, жутко… Снял я ружье с крюка… ПРОХОЖИЙ:(задумчиво перебивает) Так спасся, — и сразу как бы прозрел: я прежде был рассеян, и угловат, и равнодушен… Жизни, цветных пылинок жизни нашей милой я не ценил — но увидав так близко те два столба, те узкие ворота в небытие, те отблески, тот сумрак… И Францию под свист морского ветра покинул я, и Франции чуждался, пока над ней холодный Робеспьер зеленоватым призраком маячил, — пока в огонь шли пыльные полки за серый взгляд и челку корсиканца{4}… Но нелегко жилось мне на чужбине: я в Лондоне угрюмом и сыром преподавал науку поединка. В России жил, играл на скрипке в доме у варвара роскошного… Затем по Турции, по Греции скитался. В Италии прекрасной голодал. Видов видал немало. Был матросом, был поваром, цирюльником, портным — и попросту — бродягой. Все же, ныне, благодарю я Бога ежечасно за трудности, изведанные мной, — за шорохи колосьев придорожных, за шорохи и теплое дыханье всех душ людских, прошедших близ меня. МУЖ: Всех, сударь, всех? Но вы забыли душу того лихого мастера, с которым вы встретились, тогда — на эшафоте. ПРОХОЖИЙ: Нет, не забыл. Через него-то мир открылся мне. Он был ключом, — невольно… МУЖ: Нет, — не пойму… (Встает.) До ужина работу мне кончить надо… Ужин наш — нехитрый… Но может быть… ПРОХОЖИЙ: Что ж — я не прочь… МУЖ: Вот ладно! Уходит. ПРОХОЖИЙ: Простите болтуна… Боюсь — докучен был мой рассказ… ЖЕНА: Да что вы, сударь, что вы… ПРОХОЖИЙ: Никак, вы детский чепчик шьете?.. ЖЕНА:(смеется) Да. Он к рождеству, пожалуй, пригодится… ПРОХОЖИЙ: Как хорошо… ЖЕНА: А вот другой младенец… вон там, в саду… ПРОХОЖИЙ:(смотрит в окно) А, — дедушка… Прекрасный старик… Весь серебрится он на солнце. Прекрасный… И мечтательное что-то в его движеньях есть. Он пропускает сквозь пальцы стебель лилии — нагнувшись над цветником, — лишь гладит, не срывает, и нежною застенчивой улыбкой весь озарен… ЖЕНА: Да, лилии он любит, — ласкает их и с ними говорит. Для них он даже имена придумал, — каких-то все маркизов, герцогинь… ПРОХОЖИЙ: Как хорошо… Вот он, верно, мирно свой прожил век, — да, где-нибудь в деревне, вдали от бурь гражданских и иных… ЖЕНА: Он врачевать умеет… Знает травы целебные. Однажды дочку нашу… Врывается Джульетта с громким хохотом. ДЖУЛЬЕТТА: Ах, мама, вот умора!.. ЖЕНА: Что такое? ДЖУЛЬЕТТА: Там… дедушка… корзинка… Ах!.. (Смеется.) ЖЕНА: Да толком ты расскажи… ДЖУЛЬЕТТА: Умора!.. Понимаешь, я, мама, шла, — вот только что — шла садом за вишнями, — а дедушка увидел, весь съежился — и хвать мою корзинку — ту, новую, обитую клеенкой и уж запачканную соком — хвать! — и как швырнет ее — да прямо в речку — Ее теперь теченьем унесло. ПРОХОЖИЙ: Вот странно-то… Бог весть мосты какие в его мозгу раскидывает мысль… Быть может… Нет… (Смеется.) Я сам порою склонен к сопоставленьям странным… Так — корзинка, обитая клеенкой, покрасневшей от ягод — мне напоминает… Тьфу! Какие бредни жуткие! Позвольте не досказать… ЖЕНА:(не слушая) Да что он, право… Папа рассердится. Ведь двадцать су — корзина. Уходит с дочкой. ПРОХОЖИЙ:(смотрит в окно) Ведут, ведут… Как дуется старик забавно. Впрямь — обиженный ребенок… Возвращаются с дедушкой. ЖЕНА: Тут, дедушка, есть гость у нас… Смотри какой… ДЕДУШКА: Я не хочу корзинки той. Не надо таких корзинок… ЖЕНА: Полно, полно, милый… Ее ведь нет. Она ушла. Совсем. Ну успокойся… Сударь, вы его поразвлеките… Нужно нам идти готовить ужин… ДЕДУШКА: Это кто такой? Я не хочу… ЖЕНА:(в дверях) Да это гость наш. Добрый. Садись, садись. А он какие сказки нам рассказал, — о палаче в Лионе, о казни, о пожаре!.. Ай, занятно. Вы, сударь, — повторите. Уходит с дочкой. ДЕДУШКА: Что такое? Что, что она сказала? Это странно… Палач, пожар… ПРОХОЖИЙ:(в сторону) Ну вот, перепугался… Эх, глупая, зачем сказала, право… (Громко.) Я, дедушка, шутил… Ответь мне лучше — о чем беседуешь в саду, — с цветами, с деревьями? Да что же ты так смотришь? ДЕДУШКА:(пристально) Откуда ты? ПРОХОЖИЙ: Я — так, — гулял… ДЕДУШКА: Постой, постой, останься тут, сейчас вернусь я. Уходит. ПРОХОЖИЙ:(ходит по комнате) Какой чудак! Не то он всполошился, не то он что-то вспомнил… Неприятно и смутно стало мне, — не понимаю… Вино тут, видно, крепкое… (Напевает.) Тра-ра… Тра-ра… Да что со мною? Словно — какое-то томленье… Фу, как глупо… ДЕДУШКА:(входит) А вот и я… Вернулся. ПРОХОЖИЙ: Здравствуй, здравствуй… (В сторону.) Э, — он совсем веселенький теперь! ДЕДУШКА:(переступает с ноги на ногу, заложив руки за спину) Я здесь живу. Вот в этом доме. Здесь мне нравится. Вот — например — смотри-ка, — какой тут шкаф… ПРОХОЖИЙ: Хороший… ДЕДУШКА: Это, знаешь, — волшебный шкаф. Что делается в нем, что делается!.. В скважинку, в замочек, взгляни-ка… а? ПРОХОЖИЙ: Волшебный? Верю, верю… Ай, шкаф какой!.. Но ты мне не сказал про лилии: о чем толкуешь с ними? ДЕДУШКА: Ты — в скважинку… ПРОХОЖИЙ: Я вижу и отсюда… ДЕДУШКА: Нет, — погляди вплотную… ПРОХОЖИЙ: Да нельзя же, — стол — перед шкафом, стол… ДЕДУШКА: Ты… ляг на стол, ляг… животом… ПРОХОЖИЙ: Ну право же, — не стоит. ДЕДУШКА: Не хочешь ты? ПРОХОЖИЙ: …Смотри, — какое солнце! И весь твой сад блестит, блестит… ДЕДУШКА: Не хочешь? Жаль… Очень жаль. Там было бы, пожалуй, удобнее… ПРОХОЖИЙ: Удобней? Для чего же? ДЕДУШКА: Как — для чего? (Взмахивает топором, который держал за спиною.) ПРОХОЖИЙ: Брось! Тише! (Борются.) ДЕДУШКА: Нет… Стой… Не надо мешать мне… Так приказано… Я должен… ПРОХОЖИЙ:(сшибает его) Довольно!.. Вот оно — безумье!.. Ох… Не ожидал я… Мямлил да мурлыкал — и вдруг… Но что я? Словно — это раз уж было… или же приснилось? Так же, вот так же я боролся… Встань! Довольно! Встань… Отвечай… Как смотрит он, как смотрит! А эти пальцы, — голые, тупые… — Ведь я уже их… видел! Ты ответишь, добьюсь я! Ах, как смотрит… (Наклоняется над лежащим.) Нет… — не скажет… ДЖУЛЬЕТТА:(в дверях) Что сделали вы с дедушкой… ПРОХОЖИЙ: Джульетта… ты… уходи… ДЖУЛЬЕТТА: Что сделали вы… Занавес Июнь. 1923
|
