"Убийства единорога" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 2 КРАСНЫЙ АВТОМОБИЛЬ

Вероятно, это было совпадение, но оно заставило меня вздрогнуть и окинуть взглядом рю Руаяль с новым интересом. Я не собирался ничего рассказывать Эвелин, пока не буду уверен полностью.

— Всего лишь сплетни, — произнес я небрежным тоном. — Полагаю, ему хотят пришить все, включая убийство… Но что за история с убийством в Марселе?

Было странно задавать такой вопрос Эвелин Чейн — новичку в департаменте Г. М. Она достала записную книжку, в которой лежала вырезка из газеты.

— Я вырезала статью из сегодняшней «Пари-Миди». На первый взгляд она не связана с Фламандом, но тут есть кое-что, имеющее отношение к нашей работе. Это выглядит скверно, Кен. Не хочу верить, что мы окунулись в мир ужасов и сказочных чудовищ. Прочти.

«Ужасная и таинственная трагедия произошла прошлой ночью в Марселе, в парке возле Променад дю Прадо. Полицейский, патрулировавший аллеи после наступления темноты, увидел человека, который сидел прислонившись к подножию фонаря у фонтана Оша. Полицейский подошел к нему, думая, что мужчина пьян, но обнаружил, что тот едва жив в результате страшной раны между глазами.

Одежда жертвы была разорвана, тело покрыто ссадинами, а правая рука сломана. Рану сначала приняли за пулевую, так как в черепе было отверстие, форма и размер которого наводили на мысль о выстреле из крупнокалиберного револьвера.

Раненого повезли в больницу Святой Девы, но он умер в машине «скорой помощи». Дважды он пытался заговорить, но смог произнести лишь одно слово по-английски. Доктор К.С. Мелисс, владеющий этим языком, сообщил нам, что то было слово «единорог».

За этим последовало удивительное открытие: рана в голове несчастной жертвы не является огнестрельной. Никакой пули найдено не было. Оружие проникло в мозг на глубину четырех дюймов.

Поблизости не нашли подобного оружия. Доктор Мелисс утверждает, что вонзить острие в голову на такую глубину и вытащить его снова не в человеческих силах. Он также заявил, что не знает огнестрельного оружия, способного нанести подобную рану, и добавит как бы в шутку, что ее мог причинить только длинный и острый рог животного».

Я посмотрел на Эвелин, которая ответила мне серьезным взглядом испуганного ребенка. В сумерках ее лицо казалось белым пятном позади красного кончика сигареты. Уличные фонари уже горели среди деревьев, и весь Париж казался освещенным луной. Вдалеке слышались раскаты грома — приближалась гроза.

«Насколько мы понимаем, эти заявления подтвердил, хотя и с некоторой осторожностью, доктор Эдуар Эбер — полицейский врач департамента Буш-дю-Рон. Нам также сообщили, что находки доктора Эбера столь удивительны, что он собирается отправиться в Париж для консультации с медицинским отделом Сюрте.

В соответствии с его паспортом мертвец был опознан как месье Гилберт Драммонд, лондонский адвокат. Брата мистера Драммонда, также проживающего в Лондоне, уведомили о печальном событии. Месье Драммонд остановился на три дня в Гранд-отеле, прибыв в Марсель из Парижа.

Нам сообщили, что полиция располагает важной уликой».

— Единорог… — промолвил я, чувствуя, как у меня холодеет внутри. — Единорог — сказочное животное, Эвелин, но этот, похоже, не вполне сказочный. Гилберт Драммонд был как-то связан с нашей работой?

— Насколько я знаю, нет.

— А при чем тут Фламанд?

— Вчера вечером он отправил записку в «Ле Журналь», которая была опубликована сегодня утром. Все газеты ее перепечатали, а сегодня вечером пришла записка от Гаске. Письмо Фламанда было отправлено из Марселя в пять часов вечера. Могу пересказать его слово в слово: «Меня интересуют странные животные. Завтра, дорогие друзья, я буду среди пассажиров самолета Марсель-Париж, прежде чем он достигнет места назначения. Фламанд».

— А как насчет детектива?

Она улыбнулась:

— Гаске тоже не чужд театральности. Его записка напоминала комментарий, нацарапанный на доске объявлений: «Я тоже там буду, дорогие друзья».

Я усмехнулся, и мы оба почувствовали себя лучше.

— Ее тоже отправили из Марселя?

— Не знаю. Об этом не сообщалось — журнал старается подыгрывать Гаске. Но, несомненно, это так. Он ведь мог телеграфировать, только услышав новости о первой записке. Странное дело, не так ли? И эта ужасная история с Драммондом…

— Давай будем благоразумны. Ты же не можешь всерьез полагать, будто сэр Джордж Рэмсден таскает за собой единорога, который сбежал и прикончил этого беднягу в парке?

— Нет, но… Говорю тебе, за этим убийством стоит Фламанд! Не спрашивай, почему я так думаю и какие у меня доказательства. Я просто знаю, что это его рук дело! — Она стиснула кулаки. — Конечно, больше никто не обратил внимания на статью в «Пари-Миди» и не стал связывать ее с Фламандом.

— Вероятно, по веской причине. Ты сама говоришь, что он никогда не был известен как убийца.

Эвелин приподняла бровь. Сигарета вспыхнула и погасла.

— Логика на твоей стороне. Я не собираюсь ссылаться на инстинкт или женскую интуицию. Конечно, у меня есть свои предположения, иначе я бы не работала в секретной службе. Но на сей раз от них мало толку. Я лишь знаю, что это какой-то кошмар… А если говорить о логике, то зачем Фламанду нужен единорог?

Я напомнил, что Фламанд об этом не упоминал, а только сообщил, что будет в том самолете. В любом случае было приятно убедиться, что мое приключение с полицейским и потерянным паспортом всего лишь совпадение. Если Фламанд намеревался лететь вместе с сэром Джорджем Рэмсденом, он бы не расхаживал по Парижу в полицейской форме, что вообще выглядело чепухой, как, впрочем, и все дело… Эвелин вернула меня к действительности:

— Сейчас половина девятого, а в одиннадцать мы должны быть в этой гостинице. До Орлеана семьдесят пять миль, так что нам лучше выехать сразу. Мой автомобиль снаружи с полным баком и картой. Ты упаковал чемодан? Мы ведь можем и не вернуться этой ночью.

Я поспешно объяснил, что остановился в «Крийоне» за углом и могу собраться в одну секунду. Но это ставило крест на поисках чертова паспорта. Под предлогом расчета я отвел официанта в сторону и объяснил мои затруднения. Он знал номер полицейского, хотя не знал его имени, и сказал, что легко может вернуть паспорт. Я дал ему стофранковую купюру, пообещав еще одну, когда паспорт доставят в мой отель. Знает ли он полицейского в лицо? Не вполне, но…

Теперь я окончательно ввязался в авантюру. Это стало ясно, когда я сел в двухместную машину Эвелин с мощным мотором и мы начали пробираться через сигналящий транспорт по плас де ла Конкорд. Что, если сказать ей правду? Очевидно, с ее инструкциями было что-то не так. Где агент, с которым она должна была встретиться на террасе «Лемуана»? Там находилось несколько человек, но я мог бы поклясться, что никто из них не был британцем. Итак, я шагнул в брешь, но крепость выглядела мрачной и таинственной…

Она стала выглядеть еще мрачнее, когда я просматривал досье Фламанда, упаковывая в отеле чемодан. Эвелин перечислила все факты, невольно вызвав мое восхищение. Хотя до сих пор за Фламандом не числилось ни одного убийства, дважды он едва не избил жертву до смерти. Несмотря на склонность к театральности, Фламанд знал свое дело. У него были железные нервы, ироническое чувство юмора и ум, чей блеск давал себя знать в неожиданной простоте наносимых им ударов. Ни один сейф не являлся для него препятствием, но даже ребенок мог бы применить его методы взломщика, если бы додумался до них. Фламанд наносил два визита сейфу, который намеревался обчистить. Первой ночью он всего лишь удалял диск на комбинационном замке и возвращал его на место, поместив под него кружок тонкой белой бумаги размером меньше диска. Днем сейф должны были открыть минимум однажды или дважды. Следующей ночью Фламанд возвращался туда, удалял бумагу и изучал вмятины, оставленные действием механизма, открывающего сейф. Это сообщало ему комбинацию, и он мог спокойно открыть сейф, не оставляя следов и ставя в тупик Сюрте. Таким образом Фламанд похитил двести тысяч франков из сейфа банка «Лиль Кредит Лионне», комбинацию которого знал только управляющий. Он проник в офисы крупнейшей парижской фирмы, производящей сейфы и хвастающей тем, что они недоступны для воров, и открыл все сейфы в демонстрационном зале, прежде чем обчистить президентский сейф, где хранился миллион в облигациях.

Именно Фламанд впервые использовал для открытия сейфа термит — химический препарат из алюминиевого порошка, окиси железа и порошка магнезии, который можно было пронести в спичечном коробке, но который, будучи помещенным на крышку сейфа, создавал температуру две тысячи градусов, расплавляя любой металл под ним. Именно Фламанд первым применил микрофон для прослушивания реверсивного механизма. Именно Фламанд украл изумруды де Рейтера в Антверпене и смог вывезти их из страны, несмотря на полицейский кордон по всей границе, спрятав их под шерстью черного ньюфаундленда в свите короля Бельгии.

Я мог лишь мельком просмотреть записки Эвелин, но благодаря им перед мысленным взором возникала фигура, комбинирующая две латинские крайности: любовь к дерзким театрализованным выходкам и сатанинскую жестокость. Один полицейский комиссар негодовал на тупость своих коллег, до сих пор не поймавших Фламанда. Покуда он негодовал, в участок вошел «рабочий» забрать мебель для ремонта и удалился с любимым креслом комиссара на глазах дюжины полицейских. Таким же образом Фламанд украл из зала суда часы, когда вышеупомянутый комиссар давал показания на процессе. Но тот же Фламанд едва не убил сторожа в Монте-Карло, заставшего его во время очередного рейда.

Чем больше я читал, тем сильнее убеждался, что у меня были основания подозревать Фламанда в краже моего паспорта. Конечно, это с таким же успехом мог быть и Гаске, но я бы хотел увидеть дуэль между Фламандом и сэром Генри Мерривейлом. Фламандом нельзя было не восхищаться. В то же время я, по личным причинам, отдал бы правую руку за то, чтобы одержать над ним верх.

Когда я спустился, гроза уже бушевала над белым лесом фонарей на плас де ла Конкорд. Париж лишился вечернего мерцания под потоками ливня, сопровождаемого сверканием молний. Это не походило на обычную весеннюю грозу, а нам предстояла семидесятипятимильная поездка. У меня были международные права, поэтому я сел за руль. Мы проехали по мосту Инвалидов и выбрались из Парижа через Версальские ворота. Пробираться сквозь гудящий транспорт было нелегко, и мы оба молчали, прислушиваясь к мерному шарканью «дворников» на фоне шума дождя.

— Ты все прочитал? — заговорила наконец Эвелин, сняв шляпу и надев плащ.

— Да.

— Ну и что ты об этом думаешь?

— Фламанд — опасный тип. Меня беспокоит, является ли этот Гаске адекватным его противником.

Засмеявшись, Эвелин плотнее задернула боковую занавеску и откинулась назад так, что свет щитка отразился в ее глазах. Казалось, она удобно расположилась в кресле у камина.

— Думаю, что да. Ты сомневаешься потому, что прочитал только об одном участнике поединка. Если бы ты слышал о Гаске, то без колебаний сделал бы ставку на него. Сейчас у меня нет времени вдаваться в подробности — нам слишком многое нужно обсудить, — но его называют «усмехающимся Гаске». Он арестовывает убийцу с эпиграммой на устах и вежливо кланяется перед выстрелом. Гаске любит театральные эффекты не меньше, чем Фламанд, так что это будет битва гигантов. Знаешь, Кен…

— Ну?

— Если бы у меня не было ощущения, что все это куда опаснее, чем мы думаем, я бы этим наслаждалась. Мы едем по темной дороге, никто не знает, куда, почему и когда мы вернемся. Но почему все так таинственно? Ни ты, ни я понятия не имеем, что нам предстоит делать, и я даже не уверена, что это знает Г. М. Почему сэр Джордж Рэмсден должен приехать в Париж и сразу же мчаться в захудалую гостиницу под Орлеаном?.. Насколько я смогла выяснить, он важная шишка в министерстве иностранных дел. Ты его знаешь?

Я хорошо знал Рэмсдена. Он был известен как баронет-спортсмен, но немногие знали, как близко он связан с министерством иностранных дел. Рэмсден был одним из тех подковерных дипломатов, которые работали как бы без официальной санкции и приносили империи куда больше пользы, чем все пышные мероприятия в посольствах за рубежом. Внешне он являлся полной противоположностью чопорному субъекту, служившему идеалом дипломата, который пыжится изо всех сил, стараясь впечатлить другие нации и вызывая лишь неприязнь к Британии. Рэмсден был маленьким, толстым и вспыльчивым, с манерами карикатурного полковника. Он любил женщин, виски, баккара и все виды спорта, но при этом мог быть британцем с британцами, мусульманином с мусульманами и, насколько я знаю, зулусом с зулусами, потому что знал свое дело. Если сэру Джорджу доверили привезти единорога в Лондон, значит, этот единорог был чертовски важен.

— В таком случае, — добавил я, — мне кажется, мы пренебрегаем очевидной нитью к тому, что замышляет Уайтхолл. Вчера Рэмсден прибыл в Марсель. Откуда? Где он был до того?

— В Афинах.

— В Афинах? Там какие-то неприятности?

Эвелин задумалась.

— Много неприятностей, но никаких, которые касались бы нас или, насколько мне удалось выяснить, Рэмсдена. Всем известно, что в Афинах он был на каникулах.

Мы снова умолкли. Мне приходилось следить за мощеной дорогой, проходящей через деревни вдоль реки справа. Гроза не только не уменьшалась, а, напротив, усиливалась.

— С такой скоростью мы никогда не доберемся, — сказала Эвелин. — Не мог бы ты подстегнуть машину?

Я попытался. У Версальского дворца мы свернули налево и выехали на асфальтированную дорогу, которую тоже буквально заливал дождь. Молнии освещали два бесконечных ряда тополей, черневших на фоне неба. На дороге не было никого, кроме красного «вуазена», который обогнал нас около Рамбуйе с невероятной скоростью, вызвав подозрения Эвелин. Но в лесу мы его потеряли из виду, или же он свернул. Мы поехали по шоссе в направлении Шартра, что казалось мне кружным путем.

Эвелин сказала, что не может найти на карте эту дорогу, но она выглядела прямой и благоустроенной, несмотря на узость. Выехав из леса, мы увеличили скорость и помчались вниз по склону холма. Справа находился овраг.

— Осторожно! — крикнула Эвелин.

Из-за поворота вылетел красный «вуазен» и остановился поперек дороги тридцатью футами впереди нас. Кто-то размахивал фонарем. Я нажал на тормоз, но машину занесло на скользкой дороге сначала влево, потом вправо, пока она не остановилась, упершись задними колесами в насыпь перед оврагом. Я посмотрел на Эвелин — она смертельно побледнела. Мотор заглох, и тишину нарушали только шум дождя и наше тяжелое дыхание.

— Одну минуту, пожалуйста, — произнес кто-то голосом вежливого секретаря.

Чья-то рука скользнула под боковую занавеску и повернула ручку дверцы.