"Злые сумерки невозможного мира" - читать интересную книгу автора (Колосов Александр)

16

Приближался полдень, солнце шпарило в полную силу, ветерок наползал с ленивой вкрадчивостью круглого отличника. Артём бросил прощальный, жадно запоминающий взгляд окрест и вошел под каменные своды часовни. Впереди, загромождая коридор, шагала кабанья туша Большого, позади слышались неровные шаги Евдокимова, угрюмый, сторожкий топот подручных Эдуарда. Настроение было не из лучших, а точнее говоря, просто паршивое.

Дверь открылась плавно, без скрипа, запах затхлости смешался с запахом сухого песка. А песок был сух просто на удивление. Впрочем, учитывая то, чем на самом деле являлось это место, удивляться особенно не приходилось. Большой, утвердившись посреди зала спиной к дверям, достал из-за пазухи нечто похожее на длинный деревянный портсигар и вынул оттуда четыре тонких черных свечи.

— Прошу садиться, — пригласил он соратников с радушием прирожденного палача. — Лицом к стенке. Вот так, чудненько. Эй, служивые, будьте любезны — заровняйте следы.

Сержант аккуратно прошелся по песочку граблями, предусмотрительно прислоненными к внутренней стене зала. Эдуард прикрыл дверь снаружи. Свечи, воткнутые прямо в песок, окружали сидящих довольно правильным квадратом.

— Зажигай! — распорядился Большой и первым потянулся к ближней, чиркая фирменной зажигалкой. Артём последовал его примеру. Неровный багровый свет воцарился в подземном зальчике старого монастыря. Темный дым от фитилей поплыл слоями, окутывая пространство. Дышать было можно, хотя удовольствия никакого.

— Приступаем к фазе прыжка, — предупредил Большой. — С Богом, салаги!

Артём закрыл глаза и заученно принялся представлять себе безжизненную пустыню, озаряемую всполохами багровых тонов. Это было не так-то просто. Одно дело, когда представляешь переход с абстрактной позиции, и совсем другое, когда знаешь, к чему это может привести… Подсознание ожесточенно сопротивлялось самоубийственному намерению своего обладателя. Прошло несколько минут, а может, часов, прежде чем Артём насмелился приоткрыть свинцово непослушные веки…

Да, пустыня была. И в точности, какой представлялась в самых зловещих кошмарах. Во все стороны, до самого горизонта тянулись нескончаемые пески, испещренные мигающей мозаикой кровавых отблесков неба. Неба, которого не было. Где-то над головой сумрак сгущался в сплошную черную завесь, то там, то сям испускавшую вдруг багровые вспышки, сливавшиеся на линии горизонта в угрожающую красную полосу, схожую с заревом ночного пожара.

— Поздравляю с прибытием в Ад, братцы! — раздался раскатистый басище Большого. — Любить и жаловать не обязательно! Подъем!

Артём встал и встряхнулся, поправляя рюкзак.

— Куда двинемся? — спросил с наигранной бодростью.

Большой раскурил сигару, зажигалку бережно спрятал в карман.

— А куда бы тебе хотелось? — раздался безмятежный ответ.

Вот собака!

— Ты атаман, — подал голос на удивление невозмутимый Андрей, — тебе и вести.

— Тогда вперед, — скомандовал Большой и подал подчиненным личный пример. — Андрюха, держись в середке. Воображение у тебя богатое, и с краю тебе нельзя.

Песок лежал плотно, однако под ногой подавался, осыпался в следы с тихим, но внятным шорохом. Казалось…

«Стоп! — одернул себя Артём. — Это просто шорох песка. Обычный, ничего не напоминающий звук сыплющегося песка. И ничто иное!»

И тут позади послышалось отчетливое шипение. «Спокойно! Спокойно!» Они обернулись и увидели пятиметровую кобру, поднявшуюся над поверхностью в самой угрожающей позе. В ее круглых смоляных шариках глаз притаилась смерть. С морды стекали капельки отвратительно желтого яда. Пальцы встревожившихся «салаг» автоматически легли на рукоятки ножей.

— Во! — с чувством глубочайшего удовлетворения промолвил Большой. — Добро пожаловать, госпожа иллюзия! Обратите внимание, товарищи экскурсанты, какое удивительное сходство демонстрирует это явление с исходным образом. Жаль, что не настоящая, экземпляр просто превосходный.

С этими словами он сделал шаг вперед, нагнулся и прямо сквозь костяные чешуйки хвоста загреб полную горсть песка.

— Ах ты, моя призрачная миражулька, — ласково гудел он, посыпая голову гигантской змеи песочной струйкой из кулака. — Побудь с нами, не растворяйся, не исчезай.

Но слабосистемность адской сущности уже проявила свою переменчивость: очертания ядовитого гада потеряли свою первоначальную резкость. Теперь даже впечатлительный совладелец трубного комбината смог убедиться в призрачности угрозы: очередная небесная вспышка просветила кобру насквозь и заиграла на поверхности песка тусклыми и бурыми «зайчиками».

— Фу на тебя, капризница! — произнес адский ходок и дунул в сторону призрака, совершенно развеяв его в окружающем мире.

Андрей вытер мокрое лицо рукавом, отдуваясь так, будто наперегонки бегал. Артём посмеивался, скрывая усмешкой нахлынувшее облегчение.

— Пошли, — сказал Большой, стряхивая песок с ладони. — На ходу поговорим. Уясните себе накрепко, парни, что в Аду, за исключением очень небольшого количества вполне реальных существ, ничего настоящего нет. Если под ногами у вас внезапно разверзается бездонная пропасть, это означает лишь то, что вы этого сами хотели. Воспримете пропасть всерьез — она овеществится, сумеете убедить себя в ее нереальности — пройдете без всякого ущерба, потому что никакой пропасти здесь нет и быть не может. Любые чудовища, которые нам встретятся на пути, фактически не более, чем плод воображения. Вашего или чужого — неважно. — Он передал окурок Артёму и продолжил лекцию по теоретически-прикладному адоведению. — Защита от всех здешних каверз проста и безотказна: не давайте себя запугать, смело топайте напролом, пожмите лапу упырю-вурдалаку, облобызайтесь с циклопом, и они растают, как дым!

Со стороны это, наверное, выглядело очень впечатляюще: черное небо в зарницах, бурый песок до горизонта и три героя в белых одеждах, идущие навстречу чудовищным испытаниям; но Артём себя героем не ощущал. Возможно, по причине придавливающей тяжести битком набитого рюкзака. А возможно, и потому, что роль героя в нынешних обстоятельствах играть было не перед кем: Большой видел его насквозь, а перед Евдокимовым, слава Богу, был пример и более достойный.

Шли долго, никуда не сворачивая. Во всяком случае, намеренно. Да и куда тут можно было свернуть? Зачем? По уверению предводителя экспедиции, в Аду все пути ведут в Ад. Куда ни пойди — придешь куда положено. Единственное, что отдается на твое собственное усмотрение: оставаться ли дольше или вернуться в свой собственный Мир.

— Данте, конечно, великий поэт, — говорил Большой, не сбавляя шагу, — но в Аду не бывал. Его пресловутые семь кругов — не более чем остроумная выдумка завсегдатая винных погребков. Все гораздо проще и в то же время гораздо сложнее, чем ему думалось. Хотя нельзя исключать, что в эпоху Средневековья структура здешнего Мира имела определенную схожесть с его построениями. Ад таков, каким его представляют, но об этом знают немногие.

— Ты хочешь сказать, что в результате распространения дантовских баек Ад перестроил свои порядки? — поинтересовался Артём.

— Частично, — поправил Большой. — Во-первых, Данте подстраивался под уже существовавшие представления. А во-вторых, Европа — еще не весь мир. Западная — тем более. Китайские, африканские и иранские представления о Преисподней влияли на нее ничуть не слабее, чем европейские.

Впереди угадывалось какое-то движение, какая-то неясная кутерьма.

— Приближаемся к Лете, она же — река Стикс, — предупредил Большой, — она же Дану, она же Смородина. Одним словом, условная граница для путешественников Потусторонья.

— Почему условная? — заинтересовался молчавший Андрей.

— Тут все условно, в том числе и граница. Люди сами придумали себе черту, за которой якобы начинается непосредственный Ад. Она и образовалась, согласно пожеланию клиентов. Подразумевается, что тот, кто вовремя одумался, может вернуться в свой Мир. Ну, а прочих ждут гибельные чудеса Нави. Все, как в наилучших фирмах по проведению сафари: предварительная демонстрация ожидающих вас трудностей, а там выбирайте — идти ли. Хотя, на самом деле, что там, что тут — разницы никакой. Мы уже в Аду, и все, что может случиться с нами за Летой, с таким же успехом произойдет и здесь.

Река разрезала пустыню по всей линии горизонта. Темная густая вода мчалась с бешеной скоростью справа налево, пузырясь и булькая на невидимых перекатах. Ширину определить оказалось весьма затруднительно — дальний берег едва виднелся в плотном тумане. Примерно в полукилометре правее какие-то призрачные силуэты грузились на столь же призрачную лодку; новые группы возникали незаметно откуда.

Большой уселся прямо на бережку, плюнув сквозь громадного краба, выбравшегося из воды с явно агрессивными намерениями, и посоветовав ему сгинуть, что тот и выполнил, не возражая.

— Попьем кофейку, — сказал Большой, — и полюбуемся отплытием Харона. По идее, давно бы пора ему раствориться в небытии, да пока держится за счет поэтического воображения записных рифмоплетов и фантазий специалистов по мистике. Тем и жив.

Они пили густую, обжигающе-сладкую жидкость и следили за призрачным ходом просвечивающей ладьи, сопровождаемой унылыми вздохами непонятного происхождения. Источника этих тревожащих звуков не наблюдалось, во всяком случае — поблизости.

— Не обращайте внимания! — махнул рукою Большой. — Положено стонать, вот и стонет. Кто? Да какая разница? Может, сама ладья, а может, привидения, которых везут. Или сама атмосфера. Такая же иллюзия, как все остальное.

— И река не настоящая? — уточнил Евдокимов.

— Откуда тут настоящей взяться-то! — сплюнул Большой. — Пустыня, она пустыня и есть. Полная пустота.

— А песок? — этот вопрос Артёма мучил давно, только все как-то недосуг было прояснить его: Большой был большой мастак заговаривать зубы.

— Что — песок? — переспросил атаман «экспедиционного корпуса».

— Песок здесь откуда?

— Знаешь что, мистер Шерлок Холмс, ты бы попридержал при себе свои дедукционные таланты! Лично мне по песочку как-то привычнее. А ты бы хотел по пустоте шлепать? Нет? И я не хочу. Потому и оставляю вопрос открытым. Ясно?

Ничего не скажешь, временами он был дьявольски убедителен! Артём допил кофе и, облокотившись на обманчивую реальность песка, с интересом следил за приближением какой-то летучей твари, стартовавшей с противоположного берега.

— Во, еще один реликт древнегреческого воображения! — хмыкнул Большой. — Сейчас она, конечно, уже не та, но в свое время смогла напугать даже такого храбреца, как Одиссей. Впрочем, не мудрено — человек был неподготовленный. Дерзок — да, дерзок, но, как и всякий в те века, религиозный ортодокс, — и выплеснул остатки кофе прямо в отвратительную рожу налетевшей Горгоны.

Призрак заверещал и испарился.

Путешественники сложили пожитки и тронулись в путь. Вокруг них струилась темная пелена реки, поднимавшаяся все выше, под ногами сухо похрустывал воображаемый песок. Становилось все интереснее.

— Не заблудимся? — состорожничал Андрей, окунувшись по самую макушку.

— При всем старании вряд ли удастся, — отозвался эксперт по проблемам Потусторонья. — Захочешь, да не получится. Топай давай.

— Ты там что-то насчет греков заикался, — напомнил Артём, старательно пялясь под ноги в поисках опоры.

Иллюзия воды была полной, даже рыбы скользили мимо. Громадный спрут, непонятно каким образом очутившийся в пресной, по задумке, воде, попытался сцапать путешественников толстущими, как бревна, щупальцами, но к тому времени, когда Артём уже совсем приготовился войти ему прямо в рот, от всей его мощи осталась лишь бледная тень. Большой его, кажется, и вовсе игнорировал напрочь.

— Я не очень большой знаток восточной традиции представлений об Аде, — гудел Большой. — Да и вам, если на то пошло, непонятно будет. Греция ближе, доходчивей. Они довольно быстро вычислили свои местные стационарные зоны Перехода. Их герои шастают в Ад немногим реже, чем в дом терпимости, и уж во всяком случае гораздо чаще, чем на Крит и в Египет. Все, кому не лень, лезут в гости к Аиду. Самыми наглыми оказалась парочка неразлучных корешей из Средней Греции — Тесей и Перифой. В здешние края они прибыли с абсолютно невыполнимой миссией — забрать в Реальность жену Аида. Не слабо, а?

— Круто, — согласился Андрей, плохо различимый в текучем сумраке Леты. — А что — была и такая?

— Почему — была? — поправил атаман. — Только захоти — и нынче будет. Но лучше не надо — она материализуется неотделимо от своего суженого, а он ведет себя соответственно — по-царски. Захочет — помилует, но скорее наоборот. Здесь так, парни: в кого поверишь, тот и слопает. Нет — лучше бы слопал! Будет жрать до скончания века, Ад все-таки!

Он остановился и чиркнул зажигалкой. Видеть курильщика в подводном царстве было забавно, правда, и видно почти ничего не было: так, тусклое мерцание огонька.

— Самое прикольное в этой затее, — продолжал Большой, — было то, что местный «самодержец», при всем желании, не смог бы исполнить их требования. Что толку тащить в Реальность иллюзию?! Кстати, из этого следует, что сумма знаний о принципах запредельных миров была еще крайне незначительна. Правда, существует и некоторая оговорка: нам, в свою очередь, трудно судить о тогдашней Реальности. Вторым любопытным моментом можно считать реакцию воплощенного Аида — он наказал их бессилием. Вдвоем они не боялись никого, даже Геракла, но здесь, после признания реальности иллюзии, никакие самые тренированные мышцы спасти не сумеют.

Огонек сигары плавно переместился в сторону Артёма. Сыщик с удовольствием затянулся щекочущим дымом. «Расскажи кому — в дурдом загремишь», — подумал, усмехнувшись.

— Да, ребятам воздалось на всю катушку, — рокотал басище Большого. — И главное, удар был прицельным на зависть, по самому больному. Представляю, как они бесились, не в силах оторвать свои задницы от каменных кресел дворца, как орали друг на дружку до тех пор, пока не превратились в смертельных врагов… О, Ад умеет найти слабое место, чтоб ужалить под самое сердце!

Он помолчал, думая о чем-то своем, Артём догадывался, о чем именно.

— Какое-то время спустя Геракл освободил Тесея, — заговорил Большой. — Перифой остался.

— Почему? — спросил Артём.

— Трудно сказать. Хрущ полагал, что Гераклу совсем не улыбалось получить заново прежний расклад сил. Кому охота скатиться из королей в валеты? Но Тимоха придерживается иной концепции: Перифой зациклился на Персефоне до такой степени, что энергетически врос в здешнюю ауру.

— Мы что? Встретимся с ним? — подал голос Андрей. — Чего молчишь?

— Это я плечами пожимаю, — откликнулся атаман. — Может, и встретимся, а может, и нет. В зависимости от того, на сколько здесь застрянем. На чем бишь я остановился? Ах, да!

Движущийся занавес Леты постепенно снижался, они шли уже более получаса — пора бы этой гадости и вовсе закончиться. Зарево впереди полыхало с пугающей интенсивностью. «Небо» нависало над самой головой.

— Что касается Геракла, то его можно смело признать настоящим асом сопредельных миров. Этот парень умел гораздо больше, чем под силу нашему брату.

— Например? — уточнил Артём.

— Например, признать реальность адской сущности, но поставить ее в зависимость от своей воли. Никто не может, он — мог.

— А Венояр? — снова встрял в монолог неуемный гений частного сыска.

— Он ставил перед собой другие задачи, рядом с которыми наши мытарства выглядят субботним пикничком под водочку и закуску. И выполнил их. Венояр ограждал сопредельные миры от проникновения в реальность, а Геракл пользовался возможностями этих миров. У него был какой-то секрет, до сих пор не открытый нами.

— Может быть, повлияли изменения, нанесенные Венояром? — предположил Артём.

Большой отрицательно помотал головой.

— Нет. Орфей и его последователи тоже прокололись на этом деле. А было это задолго до Странника. Более того, я осмелюсь утверждать, что тайным обществам до нас далеко. До меня и Тимохи — во всяком случае. Я бы Эвридику вывел в два счета, глазом не моргнув, а ихний хваленый «лабух» все завалил, шляпа! На кого положился! Только подумайте — отдаться во власть царя Преисподней! Обхохочешься! — он сердито наподдал ногой по песку так, что целый фонтан его брызнул сквозь полосу весьма впечатляющего чадного пламени, вспыхнувшего на «берегу» с появлением экспедиции.

Артём спокойно шагнул следом, подтолкнув дрогнувшего Андрея. «А где тут медные трубы? — подумалось с мелким ехидным смешком. — Воду, кажись, прошли. Ого… Ого, как расшалилась несчастная иллюзия!» — поправился поспешно, почуяв внезапное дыхание самого настоящего жара. Преисподняя, похоже, имела о юморе свое собственное, специфическое мнение. Шутить дозволялось немногим, для остальных расплата наступала незамедлительно. Ад ничуть не смущало то, что пришелец не боялся его фокусов. Вопрос решался в совершенно иной плоскости: веришь — не веришь. И если, хотя бы в шутку, поверил — все, пиши пропало!

— Слушай, атаман, — сказал вслух Артём, — у меня есть вполне приличная версия, объясняющая секрет Геракла.

— Валяй, — разрешил предводитель экспедиции, обозревая бескрайнюю каменную стену, исчезающую за близким горизонтом, ворота с надписью на латыни и двух огромных чертей самого отвратного вида, чинно застывших у входа с внушительными трезубцами в когтистых лапах. Видимо, оставшись удовлетворенным этим неприятным зрелищем, он сдвинулся с места и попер прямиком на стену. — Давай, рассказывай, а ты, Андрюха, слушай внимательно, не отвлекайся и помалкивай.

— Суть, как мне представляется, заключена в том, что Геракла считали сыном самого Зевса. Насколько я помню, он хаживал не только в здешние кущи, но и на Олимп. С гигантами он бился…

— Э-э! Вы куда это направляетесь?! — заорал один из привратников, потрясая трезубцем.

— …наравне с Олимпийцами, — продолжал Артём, накрепко зажав собственное сознание, — значит видался и с ними.

— Я кому говорю?! — Чертяка, как видно, окончательно выведенный из себя, бросил пост на напарника и ринулся к путешественникам, гулко топоча першероновскими копытами.

— При их тогдашнем восприятии мира, — вещал Артём, старательно игнорируя мерзопакостную иллюзию, набегавшую справа, — он и тутошние призраки считал существами, подначальными своему «батюшке». Структура царства Аида…

Нападающий пролетел сквозь недоверчивую троицу поисковиков, развернулся и принялся топтать их ногами, царапать лапами. Несмотря на свою очевидную слабосистемность, козлом от него разило со страшной силой.

— …накрепко связана с представлением иерархической подчиненности Кронионов Зевсу. Миры не разделялись, а выстраивались пирамидкой, — невозмутимо объяснял Артём. — Кстати, чем это здесь так воняет?

— Да кто ж его разберет, — Большой недоуменно пожал плечами, по его упитанной морде медленно расплывалась злорадная широчайшая ухмылка. — Может, консервы протухли, а может, свалка поблизости. Ты продолжай, продолжай, Тёма, не отвлекайся на всякую ерунду.

Страшилище в ярости плюнуло огнем и, обреченно махнув лапой, поплелось в сторону покинутого поста.

— Идиоты какие-то! — донеслось из-за косматой его спины.

Андрей, не выдержав, зашелся в приступе хохота.

— Ну, вы и комики, братцы! — простонал через силу.

Дьявольская иллюзия повернулась и погрозила им своей трехконечной острогой. Это было все, что ей оставалось.

Неприступная стена, сложенная из громадных валунов, так убедительно обомлевшая, что просто — ах! — пропустила воодушевленных юмористов без малейших помех. Даже впечатлительный Андрей не замешкался ни на минуту.

— Короче, твой Геракл настолько был убежден в том, что ни одна здешняя тварь не посмеет ему навредить, что им ничего и делать не оставалось, как подчиняться.

— Ясно, — подытожил Большой. — Иными словами — сыграл на противоборство концепций. Похоже на правду, похоже. Это, пожалуй, все объясняет. Проверить-то всяко-разно не можем. Придется принять за гипотезу.

За стеной действительно начинался настоящий Ад: там и сям горели вполне натуральные костры, кипели черные вонючие котлы, наполненные булькающей, пузырящейся смолой, шипели гигантские сковороды… Были и мучающиеся грешники — бесплотные, смутные тени, театрально орущие во всю глотку, искусно стенающие и проклинающие свою незадачливую судьбу. Повсюду шныряли всевозможные бесы, сошедшие, казалось, с полотен больного Гойи и Босха. Одни бегали между костров, деловито подбрасывая растопку, шуруя кочергами в багровых углях, другие реяли в воздухе, подтаскивая из «облаков» новые порции страждущих.

— Вот что может создать бредовая мысль человечества, — вздохнул атаман. — Заметьте: не человека — это бы еще куда ни шло, что за народ без урода, но перед нами плод стойкой невменяемости всего рода людского! Эй ты, призрак! — окликнул он одного из чертей. — Ну-ка, сделай вид, что ты настоящий!

— А я, по-твоему, какой? — зарычал призрак, оскорбленный до самой глубины несуществующей своей души. Его пасть, украшенная алым раздвоенным язычищем, растянулась вполовину роста и клацнула тремя рядами акульих зубищ. — И вообще — почему тут без дела шляетесь, мать вашу так! А ну, марш на сковородку!

— Этого еще не хватало, — холодно ответил Большой, — всякий бред выслушивать. Тебе надо, ты и действуй.

— Сталкеры, что ли? — проворчал бес после минутной бесплодной борьбы. — Так бы и сказали. Только рано торжествуете, проходимцы: будет время — рассчитаемся на всю катушку! Еще плакать станете, что вовремя на сковородку не сели!

— Да что так? — усмехнулся Артём.

Бес посмотрел на него с издевательским сожалением.

— Сталкерам конец предопределен, — объяснил он и облизнулся. — Их смерть здесь гуляет. Как ни брыкаются, а рано или поздно на нее набредут.

— Ты мне ребят не запугивай, — встрял Большой. — Что будет, то и будет. А скажи-ка нам лучше, виденье зловредное, где бы нам новенькую из настоящих найти?

— Ну, не знаю, — замялся призрак, — говорят, что вон там какая-то белобрысая цыпочка появилась, — и он ткнул влево черной от копоти лапой.

— Спаси тебя Бог, доброе привидение. — Большой шагнул прямо в костер, его подручные, не рассуждая, двинули следом.

— Эй, вы куда? — всполошился бес, забегая сбоку мелкой рысью. — Я же вон туда показывал.

— Отстань, а то развею, — предупредил адский «челнок». — Брысь, говорю!

От всей этой чехарды, что творилась вокруг, рябило в глазах. Прошло не больше двух часов после «форсирования» Леты, но Артём уже выдохся так, будто весь день чугун разгружал. Он уже шел, не глядя, куда ступает; окружающая обстановка слилась в сплошное мелькание неблагоцветного калейдоскопа.

— Давайте отдохнем, — донеслось сквозь разноголосое верещание и гул призрачного мира.

— Терпите, орлы! — откликнулся Большой. — Еще часок-полтора надо продержаться. Только не забывайте, во имя всего святого не забывайте, что мы в пустыне. Андрюха, здесь ничего нет! Только песок и дурной мираж. Реально существуем лишь мы с Артёмкой. Вперед, мои хорошие, вперед, родимые!

Как они вырвались на чистое пространство, Артём не помнил, хоть убей. Очнулся от противного хруста песка на зубах, тяжело перевалился на бок, точно червь, выполз из лямок вещмешка, долго отплевывался. Андрей лежал рядом, раскинувшись навзничь, не дышал, а стонал. Большой в мокром до подошв комбинезоне полз на четвереньках, за ним тянулась аккуратно изогнутая борозда.

— Ты это чего? — изумился Артём. Из пересохшего горла слова выдирались с каким-то истерическим скрипучим подвизгом. Он закашлялся и полез за фляжкой.

— Осторожность не помешает, — уклончиво отозвался Большой, замыкая неровную, но отчетливую окружность. Приподнялся, окинул критическим оком место соединения, старательно подправил осыпавшийся ровик, исключив малейший намек на возможную перемычку. Отдуваясь, плюхнулся на задницу. — Ну, кажись, усё. Сорок минут на роздых, и будем трогаться.

Через десять минут поспел кофе. Измученный миллиардер, обжигаясь и охая, выдул первую кружку с рекордной скоростью и тут же приладил на огонек вторую порцию.

— Теперь молчок! — предупредил соратников адский ходок, и в голосе его прозвучала такая тревога, что у Артёма что-то ёкнуло в бесстрашной груди. — Даже если здешнее небо нам на голову сверзится — ни звука!

Странная, непривычная для современного глаза арба выкатилась из адского миража, галдевшего в километре от российских «туристов», и с завидной резвостью начала приближаться. «Ой-ой! — подумал Артём, приглядевшись внимательнее. — Этого нам еще не хватало!»

Допотопное сооружение, изготовленное из драгоценного черного дерева, влеклось двумя черными же пантерами, величиной заметно превосходившими лучшие образцы полосатых кошек Бенгалии. На сиденье меж двух огромных колес восседала молодая красавица в черном полупрозрачном платье, скрепленном на плечах большими мерцающими брошками, в золотой диадеме, украшенной черными опалами и раух-топазами. Темное сияние исходило от ее широко распахнутых глаз с неправдоподобно длинными ресницами. Высокая грудь вздымалась волнующе часто. Соратники Большого затаили дыхание при виде подобной ошеломляющей красоты. Большой смотрел хмуро, набычась, толстые пальцы с небрежной ловкостью прирожденного уркагана поигрывали сталью клинка.

Чаровница остановила свою экзотическую колымагу возле самой черты, одним грациозным движением соскользнула на «землю». Под воздушной завесой ткани отчетливо виднелись восхитительные линии обнаженного тела, смоляные кольца кудрей ниспадали на спину пышной волной.

— Эй, вы где? — осведомилась красавица, с недоумением озираясь вокруг. — Куда подевались?

«Не видит… — удивился Артём. — Почему?» Услужливая память тут же напомнила ему о незавидной судьбе гоголевского Хомы, вызвав к жизни сосущую пустоту под «ложечкой». Похоже, что Андрей тоже врубился в ситуацию, судя по тому, что из очень бледного лицо его стало просто мраморным.

— А-у-у! — рассмеялось чудное видение. — Не прячтесь, глупые! Неужели я такая страшная? Неужели храбрые последователи Орфея испугались слабой женщины?

Гулкое молчание было ответом на провокационный вопрос.

— Ах, да! — спохватилось восхитительное создание. — Конечно, я совсем забыла про моих кошечек. Смотрите, я отсылаю их, — девушка хлопнула в ладошки, и колесница тут же откатилась шагов на полтораста. — Видите? Нам никто и ничто не помешает побеседовать с глазу на глаз.

Артём видел, Большой отрицательно мотает башкой на немой вопрос Андрея. И правильно мотает: западня видна невооруженным взглядом.

— Нет, что же это такое?! — возмутилась красавица. — Это уж вообще ни в какие рамки не лезет!

Большой стряхнул со лба гроздь крупных капель испарины, не отрывая взора от настойчивой леди; нож в толстых, как сосиски, пальцах вертелся все быстрей.

— Чего ты боишься, Большой? — взывала «секс-бомба», разгуливая по самой границе круга, так близко, что песок временами сыпался в борозду. — Покажись! Мне всегда хотелось повидаться с человеком, о котором гуляет такое множество слухов. Говорят, даже будто ты напрочь лишен чувства страха, столь унижающего род смертных. Покажись женщине, герой! Ну, дай мне на тебя посмотреть! Я выполню все твои тайные желания. Даже те, о которых ты не смел и мечтать! Меня не зря считают царицей Любви, ты знаешь об этом!

Морда Большого не выражала ничего, кроме самого напряженного внимания.

— Ну что ж! — построжала красавица. — Если тебя не прельщают услады любви, может, заинтересует судьба твоих собратьев-подельников? Я могла бы многое порассказать. Я поведала бы тебе, на чем подловили Прохора Аполлинарьевича, на чем споткнулся Лёша Ступарев… Ты помнишь Коленьку Лелюшенко? Дай знать, что ты здесь, и я расскажу тебе, что с ним сталося, сколько и как он мучался, прежде чем нежная смерть унесла его прочь на утешных крыльях покоя. Покажи, что ты слышишь меня, хорек!

Нет, ее черты были так же прекрасны, не исказилось лицо, не скрючились изящные пальчики, но такой жуткой лютостью пахнуло вдруг от ее медового облика, что даже вовсе не робкий Артём почуял, как заледенело все внутри. Сейчас его не выманили бы из круга ни ведьма, ни ангел небесный. Впрочем, обращались-то не к нему — к Большому, это Большого очень умело, с утонченной гнусью провоцировали на взрыв.

— Ты ведь считаешь себя суперменом, грязная жирная баба, — веселилась брюнетка, — так отважься, раскрой свою помойную дыру, выблюнь словечко. Чего ты боишься, хряк холощеный? Отзовись!

Большой молчал, утирая градом катящийся пот с лица. Носовой платок, которым он орудовал, по размерам приближающийся к детской простынке, уже сейчас явно нуждался в отжиме. Помощники оцепенели совершеннейше. Даже дышать через раз старались.

— Кого вы избрали себе в наставники, мальчики? Посмотрите на него! Вспомните, как он кичился своей неуязвимостью, как цену себе набивал! На что он нынче похож? Не надо, не говорите — я и сама знаю: на резиновый шарик, залитый рыбьим жиром и свинячьим дерьмом, — на самом деле она выразилась куда более откровенно. — Он же погубит вас здесь, как погубил своих прежних товарищей. Он и жив-то остался, потому что всегда сбегал задолго до серьезной стычки! При малейшей опасности он бросит вас здесь, чтобы по-прежнему иметь возможность жрать водку, тискать малолеток и направо-налево разглагольствовать о своих талантах. Кто из вас ищет беляночку, угодившую в наши края? Отзовись, и я помогу тебе вывести ее в Мир. Я готова обменять ее и ваши жизни на жизнь вашего никчемного вожака! Одно слово — и вы дома. Дома!

Артём, не издав ни звука, повернулся к Андрею, упер в его горло сверкающее жало ножа, чего тот, кажется, совсем не заметил.

— Вы что ж, играть со мной вздумали? — прошипела окончательно разгневанная чаровница, повернувшись к кругу спиной, чем лишний раз подтвердила надежность этого необычного убежища. — Ну хорошо ж! Только про девицу свою советую теперь же забыть: через час от нее и косточек не останется!

Большой предостерегающе выставил в сторону помощников огромную растопыренную ладонь.

— Считаю до трех, — предупредила красавица. — Раз. Два. Ну? Т-р-р-ри!

Повозка в мгновение ока нарисовалась рядом со своей госпожой. Она неспешно уселась на подушку, расшитую золотой нитью, заботливо расправила платье и, зычно гикнув, умчалась в направлении предполагаемого движения экспедиции.

Андрей, оттолкнув Артёма, завыл в полный голос.

— Не реви, Андрюха! — тяжело закашлявшись, вытолкнул из себя Большой. — Ничего она твоей Маринке не сделает. Знаешь, где она теперь?

— Где?

— В засаде нас поджидает. — Большой вынул сигару, вторую бросил Артёму и, прикурив, жадно затянулся дымом. — Надеется, что кинемся вперед очертя голову. Только игра все это! Огромная беспросветная ложь! Все — ложь от начала и до конца.

— Да?! — зарычал Евдокимов, приподнимаясь и хватаясь за нож. — А где гарантия, что ты нам не брешешь?! Где?! Ваше счастье, что я не из тех, кто своих сдает, а то никакие уговоры бы не помогли! Но я хочу знать, почему ты прятался от этой ведьмы! Я хочу быть уверен, что она не отыграется на Маринке! Говори, Большой, убеди меня в том, что со мной играют по-честному!

— Сто «лимонов» гарантии тебя устроят? — рявкнул Большой. — Я пришел сюда за твоей женой. Если б я был уверен в истинности намерений Гекаты, меня бы здесь уже триста секунд как не было! Здесь — Ад, понимаешь ты это, придурок? Ад! И хуже того, что сейчас творится с твоей суженой, ни одна самая зловредная тварь сделать не может! Здесь о смерти мечтают, как тонущий о соломинке. И этого удовольствия — умереть — Геката никому не доставит. — Он стряхнул на песок сизый столбик пепла. — Она даже нас с вами убьет лишь в самом безнадежном случае, да и то постарается, чтоб не крякнули в одночасье. Это во-первых.

— А во-вторых? — спросил Артём.

Большой, не отвечая, забрался в рюкзак и вынул килограммовую банку белградской ветчины, пачку сухарей и здоровенную плиту шоколада.

— Объявляю ужин с ночлегом, — сказал он. — Разрешаю добавочную кружку воды. Ты спрашивал, что во-вторых? Докладываю: будь она уверена, что мы еще здесь, вы бы и не такое услышали! Сегодня ее выступление было похоже на лай добросовестной цепной шавки, брешущей вслед исчезнувшему прохожему, чтобы успокоить хозяина и лишний раз показать свою хваленую бдительность. Ешьте, и будем укладываться.

— Кто она такая — эта Геката? — проворчал Андрей, немного успокоенный в отношении участи пропавшей жены. Впрочем, если б он мог только представить, какова она — ее нынешняя доля… — Почему мы отсиживались за этой дурацкой бороздой, вместо того, чтобы взять ее за глотку и заставить возвратить мне Маринку?

— Знаешь, Андрюха, — ответил Большой с глубоким вздохом, — если б я мог это сделать, я б назвался не Большим, а Великим. Вся беда в том, что до Срока Гекату не одолеет никто. Она бессмертна, и власть ее почти безгранична. Здесь — особенно.

Он отхватил от ветчины толстый пласт и, зажав между сухарями, с хрустом надкусил свой походный сэндвич.

— Полагаю, мой моральный облик был обрисован весьма живописно, — сказал он с набитым ртом. — Но, несмотря на все мои чудовищные пороки, одна светлая мечта у меня все-таки есть: очень хотелось бы дожить до того времени, когда наконец-то будет можно смять пальцами гекатину шейку.

— Погоди, атаман, — неожиданно вспомнил Артём. — Если не ошибаюсь, Геката — это какая-то древнегреческая богиня…

— Ну почему же греческая, — молвил Большой, облокачиваясь на рюкзак. — Разве боги обладают национальной принадлежностью?

— А Христос? — напомнил Андрей и осторожно коснулся ладонью ключиц.

— Есть такое понятие, как аватара. По-нашему, чтоб понятней было, воплощение. Это — да. Воплощаться приходится в человека, а человек к какому-нибудь народу да принадлежит. Ты что ж, думаешь, на одном и том же Олимпе восседают древнегреческий Зевс, древнегреческий Юпитер и славянский Перун? Не, ребята, громовержец один, как ни называй — один. Греки эту кошачью наездницу звали Гекатой, другие — Кибелой, третьи — Иштар.

— Но ведь какое-то имя у нее, наверное, есть?

— Разумеется, — пожал плечами Большой. — И если б я его знал, моя светлая мечта исполнилась бы задолго до Срока. Имя автономной сущности есть ключевое слово, отдающее во власть произносящему всю ее мощь. Дела эти древних времен, отсюда и обычай скрывать подлинное имя от постороннего. На всякий случай. А теперь — спать! Спать!