"В поисках похищенной марки" - читать интересную книгу автора (Левшин Владимир Артурович)
|
— Двухтысячный, — машинально продолжал Нулик.
— Нет, нет! Только не двухтысячный. Этот год остаётся високосным.
— Но почему же? — озадаченно спросил Нулик.
— Лилио высчитал, что за 400 лет накапливается только три дня разности. Поэтому все годы, номера которых делятся без остатка на 400, можно сохранить високосными…
— Если так, расхождение и вправду сильно уменьшилось.
— Набегает всего-навсего один денёк за три с лишним тысячи лет.
— Ну, это не в счёт! Только вот что… Отчего это в шестнадцатом веке расхождение было на 10 дней, а в восемнадцатом — только на 11? Ведь должно было вроде стать на 12?
— Так я же это только что объяснил! В шестнадцатом веке прибавили 10 дней. Потом наступил последний год этого века, 1600-й, а число 1600 делится на 400. Стало быть, этот год и по юлианскому и по григорианскому календарям високосный. И там и тут к нему прибавляется по одному дню, и, значит, в семнадцатом столетии дальнейшего расхождения между двумя календарными стилями не произошло. То же самое будет и в двухтысячном году. Выходит, не видать и XXI веку четырнадцатого дня как своих ушей.
— Или как нам кино, если мы не поторопимся, — ввернул президент. — Так что перейдём к падению Магистра с верхушки баобаба.
— Стремительно он приземлился! — сказал Сева. — Только, конечно, Кулон тут ни при чём. Мы ведь уже знаем, что закон всемирного тяготения, по которому падал Магистр на землю, открыт вовсе не Кулоном, а Ньютоном. Это самые обычные Магистровы штучки…
— Ну, эту штучку я бы ему, пожалуй, простил, — сказал Олег. — Тут и в самом деле можно кое-что спутать, особенно человеку рассеянному.
— И я бы простил, — сейчас же согласился Нулик. — Больно уж похожи имена этих учёных! Кулон — Ньютон… Прямо рифма!
— Не в том дело, — возразил Олег. — Схожи не только имена учёных, но и открытые ими законы.
Нулик тихонько свистнул.
— Вот оно что! А кто из них открыл свой закон раньше?
— Конечно, Ньютон. Ведь он жил в семнадцатом веке, а Кулон — в восемнадцатом во Франции.
Нулик густо покраснел.
— Неужели?.. Нет, не может быть! Неужели Кулон у Ньютона… это самое.
— Нет, нет! — поспешно сказал я. — Просто закон Ньютона и закон Кулона выражаются одной и той же формулой, хоть речь в них идёт о явлениях разных. По закону всемирного тяготения, открытому Ньютоном, все, абсолютно все тела во Вселенной друг к другу притягиваются. И сила их взаимного притяжения тем больше, чем массивнее сами тела. Естественно, что чем дальше тела друг от друга, тем сила притяжения меньше. Увеличим расстояние между телами вдвое — сила притяжения уменьшится в четыре раза; увеличим расстояние втрое — притяжение станет меньше в девять раз; увеличим вчетверо — меньше в шестнадцать раз…
— В общем, в квадрат раз, — подсказал президент.
— Вот именно, в квадрат раз. Что же до Кулона, то его закон имеет отношение не только к притяжению, но и к отталкиванию.
— Дело житейское, — философски изрёк Нулик. — Явления прямо противоположные, а формула одна…
— Отлично сказано, дорогой. Кулон, как известно, изучал свойства электрических зарядов. А электрические заряды бывают положительные и отрицательные, то есть со знаком плюс и со знаком минус. Заряды с одинаковыми знаками отталкиваются, а с разными — притягиваются. Так вот, Кулон установил, что и силу притяжения, и силу отталкивания двух электрических зарядов можно вычислить все по той же ньютоновой формуле закона всемирного тяготения…
Нулик встал, подошёл ко мне и торжественно потряс мою руку:
— Спасибо! Огромное вам спасибо.
— Но за что же? — удивился я.
Президент замялся.
— Как вам сказать… Ну, мне очень не хотелось, чтобы Кулон что-то там стянул у Ньютона. И я страсть как обрадовался, когда оказалось, что он человек честный.
— Рад, что доставил тебе удовольствие. А теперь не пора ли нам двинуться дальше?
— С вашего позволения, дальше идёт «десятое небо», — сказал Сева. — По словам Магистра, выражение это часто употребляют современные учёные.
— Десятое небо… Наверное, это что-то про астрономию? — предположил Нулик.
— Если и про астрономию, то, во всяком случае, не научную и не современную, — заверил Сева.
— Объясняй! — вздохнул президент, украдкой покосившись на часы.
— В древности, — начал Сева, — известны были такие планеты: Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн. Солнце и Луна тоже причислялись тогда к планетам. Всего, стало быть, по тем временам планет было семь. А устройство мироздания тогда представляли себе так. В центре Вселенной помещается неподвижная твердь — Земля. Вокруг Земли обращаются планеты. Каждая планета укреплена на своей собственной сфере (или на своём небе) и обращается вокруг Земли вместе с ним. Первое небо — небо Луны, за ним идёт небо Меркурия. Следующее, третье небо принадлежит Венере. За ним следуют небеса Солнца, Марса, Юпитера и Сатурна. Небо Сатурна было седьмым и последним планетным небом.
Нулик критически хмыкнул.
— А куда звезды девались? Ведь их небось малость побольше семи!
— Не беспокойся. Нашлось место и для них. Между прочим, в отличие от планет, все другие небесные тела назывались неподвижными звёздами. Так вот, по мнению древних астрономов, все неподвижные звезды были прикреплены к одному, восьмому небу и тоже обращались с ним вместе вокруг Земли.
Президент беспокойно заёрзал на стуле.
— Так. Больше вроде прикреплять нечего. Выходит, восьмое небо самое последнее…
— Это он намекает на то, что нас интересует не восьмое небо, а десятое, — разъяснила Таня.
— Погодите, будет вам и десятое, — сказал Сева, — только не вдруг. Сперва заедем по дороге на девятое.
— Так бы сразу и говорил! — успокоился Нулик. — Было, значит, и девятое и десятое! Только что же на них помещалось?
— На девятом небе находились механизмы, которые приводили в движение восемь других небесных сфер.
— А на десятом?
— А ты подумай. Если на девятом — механизмы, так на десятом…
— …механики! — радостно засмеялся Нулик. — Небесные механики!
— Или попросту боги, — закончил Сева. — Блаженные, как их ещё называли. И вот почему пребывать на десятом небе значит достигнуть высшего блаженства.
— Все это так, — сказала Таня, — но чаще всё-таки говорят «на седьмом небе», а не на десятом. «Он на седьмом небе от счастья»…
— В каком-то смысле седьмое небо тоже наивысшее, — возразил Сева. — Ведь это последнее планетное небо!
— Седьмое, десятое — какая разница! — примиряюще сказал президент. — Сейчас-то все равно по-другому.
— Это ты дело говоришь! — похвалила Таня. — В наши дни пришлось бы этих блаженных переселять с десятого этажа на тринадцатый. Ведь, помимо прежних планет, сейчас известны ещё три: Уран, Нептун, Плутон…
— Да и вообще, с точки зрения современной астрономии, Вселенная устроена совсем иначе, — заключил Сева. — А посему спускаемся с небес на землю и переходим к паролю, который придумал хитрец Джерамини.
— На всякого хитреца довольно простоты, — съязвила Таня. — Пароль придумал, а проверить, так ли уж трудно его расшифровать, не догадался.
— Откуда ему было знать, что хозяин кафе подслушает его разговор с девочкой и все расскажет Магистру? — возразил Сева.
— А что он такого рассказал? — в свою очередь, спросил президент. — Ведь Джерамини так и не сообщил, какие именно числа были на каждой половинке ассигнации.
Таня загадочно уставилась в потолок.
— Джерамини не сообщил, а Единичка их всё-таки отгадала…
— Хочешь сказать, что ты тоже? — подмигнул Нулик,
— Представь себе, тоже.
— Что ж молчишь-то?! Давай выкладывай!
— А я и не молчу вовсе. Задумаем какое-нибудь четырехзначное число. Ну хоть 1625. Допустим, что это номер серии той ассигнации, которую Джерамини разрезал пополам. Когда он её разрезал, на одной половинке осталось число 16, на другой — 25. Предположим, что половинку с числом 16 Джерамини отдал…
— …одноглазому Аргусу, — подсказал Нулик.
— Аргус — и вдруг одноглазый! — прыснула Таня. — Ерунда какая-то. Одноглазыми в греческой мифологии были великаны цикло#769;пы. Один из них, Полифе#769;м, чуть не погубил Одиссе#769;я. А у Аргуса было много глаз — не только на лице, но, кажется, даже на затылке. Потому-то и считался он незаменимым сторожем. Ну, это я к слову… Так вот, половинка с числом 16 находится у одноглазого, а число 25 осталось на той половинке, что Джерамини отдал девочке.
— Вот что, — неожиданно решил Нулик, — хватит нам плутать вокруг да около. Проделаем с числом 1625 все, что велел Джерамини. Сперва вычтем из него 25, получим 1600. Из 1600 вычтем 16. Это 1584. Остаётся разделить 1584 на 99. А это будет… это будет 16. Вот так штука! Да ведь это то самое число, которое осталось на половинке ассигнации у одноглазого! Уж не нарочно ли ты подгадала номер колумба?
— Ничего я нарочно не подгадывала. Так будет всегда и с любым числом.
— Эх, — сокрушался президент, — если бы не кино, непременно потребовал бы доказательства!
— Кино подождёт, а доказательство я тебе представлю. Таня взяла бумагу и написала четырехзначное число в общем виде:
1000
— Здесь, — объяснила она, —
10
Вычтем оба эти двузначные числа из нашего четырехзначного:
1000
После преобразований из всего этого получается вот что:
990
Совершенно ясно, что это число непременно разделится на 99 и в ответе получится 10
— Тебе ещё бы две косички — не отличить от Единички! — экспро#769;мтом выпалил Сева и тут же спросил: — А что, твой результат справедлив только для четырехзначных чисел?
— Это уж ты сам выясняй, — отвечала Таня. — А теперь нам и вправду пора в кино.
— В кино, в кино! — захлопал в ладоши Нулик. — Тамошний брегет, наверное, вот-вот зазвонит…
— Ба! — встрепенулся Сева. — А про брегет-то мы и забыли. Тут наш Магистр опять малость оплошал. А может, и не он, а хозяин кафе. Где это он нашёл у Пушкина «желудок — верный наш брегет»?
— Как — где? — удивился я. — В «Евгении Онегине», конечно.
— Что-то не помню! — пробурчал Сева. — Есть там «пока недремлющий брегет, не позвони#769;т ему обед»… Есть «но зов брегета им доносит, что новый начался балет».
— Правильно, — кивнул я, — только это строчки из первой главы. А «желудок — верный наш брегет» — из пятой. Так что на сей раз Магистр ничего не напутал.
— Вот мы говорим «брегет, брегет», — сказал Нулик, надевая пальто, — а что это такое?
— Всего лишь старинные часы со звоном. И называются они так по имени их изобретателя, парижского часовых дел мастера Брегета.
— Товарищи! — закричал президент. — Прошу! Умоляю! Поторопитесь! Зов брегета нам доносит, что новый начался сеанс.
Ну и память у этого малыша! Только раз слышал, а уже запомнил, да ещё перекроил на свой лад! Поистине волшебное дитя!
А в кино в тот день мы всё-таки опоздали и хроники не видели. Нулик по этому поводу выдал на-гора историческую фразу: «Заниматься наукой надо в свободное от кино время!»
© 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |